EricMackay4 читателя тэги
Автор: EricMackay
#история искать «история» по всему сайту с другими тэгами
* * *
Ю. М. Эскин
Местнические конфликты в эпохи войн и смут конца XV - XVII веков
Работа посвящена в основном местничеству на военной службе. Книга весьма интересная, но, к сожалению, текст видимо вообще не вычитывали и он имеет массу разнообразных дефектов.
скрытый текстВторая половина XV - первая половина XVI века
скрытый текст
Сообщений о местничестве в этот период относительно немного и они часто малодостоверны.
Местничество предполагают, например, в походе на Казань 1469 года, однако автор (со ссылкой на Ю. Г. Алексеева) эти предположения не считает убедительными.
Более похожа на местничество, по мнению автора, история со взятием шведами Ивангорода в августе 1496 года - стоявшие недалеко от крепости с войсками воеводы кн. И. Брюхо Пужбольский и кн. И. Гундоров по каким-то причинам не пришли на помощь ивангородскому воеводе кн. Ю. Бабичу (не желали идти в сход?).
Известен эпизод случившийся перед битвой на Ведроши в июле 1500 года - Юрий Захарьич, назначенный первым воеводой сторожевого полка, писал Ивану III, что не желает «стеречь» кн. Д. В. Щеню (бывшего фактическим главнокомандующим), однако боярина уговорили и в битве его полк сыграл важнейшую роль. В литературе нет единого мнения относительно этого конфликта - можно ли его считать именно местническим.
Разгрому русской армии в битве под Оршей<, в сентябре 1514 года, видимо способствовал конфликт воевод - первого воеводы большого полка И. А. Челяднина и первого воеводы полка правой руки кн. М. И. Булгакова-Голицы.
В походе на Казань весной 1530 года командовавшие войсками князья М. Л. Глинский и И. Ф. Бельский, по сообщению «Казанской истории» заместничали, споря кому первым въезжать в уже оставленный было врагом город и были разбиты пришедшими в себя татарами (за что были отправлены в тюрьму). Однако, как отмечает автор, в разрядах это местничество не отмечено, не придал ему значения и М. Г. Худяков.
В декабре 1544 года, при нападении крымского калги Эмир-Гирея на Белевский и Одоевский уезды, воеводы князя П. М. Щенятев, М. И. Воротынский и К. И. Курлятев, по сообщению «Царственной книги» (в разрядах местничества нет), «распрелись о местах» и калга ушел безнаказанным, взяв большой полон.
Местничества вероятно способствовали неудаче двух походов на Казань в 1547 году - в феврале первый воевода полка правой руки кн. И. В. Пенков бил челом на первого воеводу большого полка боярина кн. А. Б. Горбатого-Шуйского (и получил невместную грамоту), в декабре местничали уже несколько воевод.
Местничествами сопровождались и неудачные походы на Казань в 1549 - 1550 годах.
Любопытный случай имел место летом 1554 года - в плавной рати отправленной на Астрахань первым воеводой сторожевого полка был рязанский дворянин С. Г. Сидоров, а вторым кн. А. Г. Булгак Барятинский. Князь бил челом на первого воеводу, однако правительство фактически предпочло встать на сторону опытного ветерана и указало воеводам быть без мест.
Вторая половина XVI века
скрытый текст
Местничества второй половины XVI века автор делит на две большие группы - на «берегу» (против Крыма) и в Ливонской войне / войнах со шведами.
«Берег»
Посланные летом 1562 года преследовать отходившего от Мценска Девлет-Гирея князья А. И. и М. И. Воротынские хана не догнали. Примерно в то же время боярин кн. И. И. Турунтай-Пронский донес, что А. И. Воротынский заместничал с ним и сказавшись болен, саботировал царский наказ о преследовании хана. Возможно этот конфликт и помешал преследованию Девлет-Гирея. Оба брата Воротынских попали в опалу, А. И. Воротынский вскоре постригся.
В октябре 1565 года при набеге крымцев под Болховым заместничали земские воеводы - кн. И. А. Шуйский (первый в левой руке) бил челом на князей П. М. Щенятева и И. И. Турунтая Пронского (первые в передовом и сторожевом полках)*. Против крымцев пришлось отправлять опричное войско.
Весной 1569 году второй воевода плавной рати посылаемой против османов в Астрахань З. И. Сабуров дважды бил челом на первого воеводу - кн. П. С. Серебряного и добился невместной грамоты.
В том же году в Калуге сцепились опричные воеводы кн. А. П. Телятевский и Ф. А. Басманов, конфликт был прерван смертью Телятевского (по одной из версий - тайно устраненного Басмановым).
Весной 1571 года, еще до прихода Девлет-Гирея, в собравшейся у Коломны армии второй воевода передового полка кн. П. И. Татев бил челом на М. Я. Морозова (второй в большом) и получил невместную грамоту.
Весной (вероятно во время смотра армии в апреле у Коломны) 1572 года произошла целая серия местничеств - кн. Н. Р. Одоевский (первый в правой руке) бил челом на кн. М. И. Воротынского (первый в большом), кн. И. П. Шуйский (первый в сторожевом) на Одоевского, кн. А. В. Репнин (первый в левой руке) - на кн. А. П. Хованского (первый в передовом). Записано было только челобитье Шуйского, остальные оставлены без внимания. Возможно в какой-то форме было объявлено безместие, в любом случае, последствий эти столкновения не имели.
Позднее - в разрядах осени 1572 и 1573 и 1574 годов на «берегу» объявлялось безместие.
В апреле 1573 года, при составлении берегового разряда, на первого воеводу большого полка кн. М. И. Воротынского бил челом кн. В. Ю. Булгаков-Голицын (первый в сторожевом), через три месяца получивший невместную грамоту (с этого началась вторая опала победителя при Молодях, вскоре закончившаяся его смертью).
В 1576 году, в армии собравшейся в Коломне для большого похода против крымцев, произошло сразу девять местничеств - били друг на друга все основные воеводы (включая даже воевод у наряда). В результате было объявлено безместие, с обещанием дать счет после службы, однако из-за внешнеполитических изменений (избрания Батория королем Польши) поход был отменен.
В 1586 году, для отражения крупного набега ногаев Малой орды, на Мещеру было послано вспомогательное войско кн. Д. И. Хворостинина. При необходимости ему предписывалось идти в сход с основной армией. Второй воевода Хворостинина кн. А. И. Дашков бил челом на вторых воевод других разрядов - основной армии (кн. С. Г. Звенигородский) и тульского разряда (кн. Жировой-Засекин). Дашкову разъяснили что ему «нет дела» до других разрядов. Тогда же на кн. Д. И. Хворостинина бил челом кн. В. И. Бахтеяров-Ростовский (воевода Ряжска?) - челобитная записана.
Весной 1587 года при большом набеге татар было объявлено безместие, что не помешало воеводам разряда сцепиться друг с другом (7 местничеств), дав татарам успешно отойти.
В 1591 году, при приходе к Москве хана Казы-Гирея, было объявлено безместие, однако главнокомандующий (первый воевода большого полка) кн. Ф. М. Мстиславский в июле получил «грамоту с опалою» - за то что осмелился «выпустить» имя царского шурина (и своего второго воеводы) Б. Ф. Годунова в ответных грамотах царю (царские грамоты адресовались им обоим).
Весной 1592 года, при большом набеге татар на рязанские, тульские и пр. места воеводы опоздали выйти в поле, массово сцепившись друг с другом - между 2 и 29 апреля произошло 12 местничеств, местничали едва ли не все воеводы. Основные силы крымцев с набранным огромным полоном начали отходить 19 мая, а воеводы выступили в погоню лишь 1 июня и с крымцами «разошлися».
* У Зимина и пр. это конфликт ошибочно описан как местничество И. В. Шереметева Меньшого с кн. П. М. Щенятевым
Ливонская война и Швеция
На ход шведской войны 1554 - 1557 годов местничества никак не повлияли, хотя известны два эпизода - в декабре 1555-го З. И. Очин-Плещеев (первый в левой руке) бил челом на первых в правой руке и сторожевом полку - С. В. Шереметева и кн. Д. С. Кнута-Шестунова и списков не взял, однако подчинился под угрозой опалы. Позднее, оставленный в Кореле вторым воеводой кн. И. И. Буйносов-Ростовский бил челом на первого воеводу кн. И. И. Слизнева Елецкого, но был сразу же наказан - выдан ответчику головой.
В Ливонии первые неудачи связанные с местничеством отмечаются осенью 1559 года. Первый воевода сторожевого полка З. И. Очин-Плещеев заместничал со вторым воеводой большого З. И. Сабуровым в Изборске. Воеводы получили указ о безместии, возможно запоздавший - оба были разбиты немцами.
В августе 1559 года после взятия Феллина первым воеводой города был назначен полуопальный А. Ф. Адашев. На него бил челом назначенный вторым воеводой О. В. Полев, Адашева перевели вторым воеводой в Дерпт, где он вскоре умер при невыясненных обстоятельствах, а Полев получил место Адашева.
Весной 1561 года заместничало сразу несколько воевод армии собравшейся во Пскове, однако видимых последствий конфликт не имел.
В конце лета-осенью 1561 года заместничали воеводы посланные из Дерпта отбивать занятый литвой Тарваст, однако правительство ходу искам не дало. Покинутый литвой Тарваст был занят, однако удерживать и укреплять его воеводы не стали. Правительство, впрочем, посчитало видимо поход успешным - воеводам были посланы золотые, раздача которых вызвала новый конфликт, снова пресеченный правтельством.
В Полоцком походе зимой 1563-го бывший фактически пятым воеводой передового полка (после служилых царевичей Тохтамыша и Ибака, кн. М. В. Глинского и И. В. Большого Шереметева) боярин А. Д. Басманов видимо местничал с последним - после похода получил на Шереметева правую невместную грамоту. В том же походе его юный сын Федор (рында у третьего саадака) выиграл дело у другого рынды.
В начале 1564 года (Ула и пр.) местничеств не зафикировано. Весной 1564-го князьям И. Ф. Мстиславскому и И. Д. Бельскому (командующим армиями собиравшимися у Великих Лук и Вязьмы) был послан указ о безместии. Заместничавшему в июле того же года с кн. И. И. Турунтаем-Пронским кн. А. И. Воротынскому было отказано*.
В 1569 году, во время похода на Изборск, местничество опричных воевод, первого - З. И. Очина-Плещеева и второго - В. И. Умного-Колычева, было пресечено указом о безместии. Аналогичный указ был послан воеводам армии собиравшейся в Смоленске.
Затяжной местнический конфликт имел место при второй осаде Ревеля (ноябрь - декабрь 1576 года). Местичало сразу 6 воевод - кн. Ф. И. Лыков (второй в сторожевом) бил челом на второго в большом И. В. Меньшого Шереметева (по одной версии челобитье записано и обещан счет после похода, по другой - Лыков должность не принял и служил в строю, дело не вершено из-за гибели Шереметева в бою); кн. Г. А. Булгаков-Куракин (первый в сторожевом) бил челом «на своих племянников» князей И. Ю. и В. Ю. Голицыных (первые в правой руке и передовом), но получил отказ; кн. А. Д. Палецкий (второй в левой руке) бил челом сразу на трех воевод - кн. П. И. Хворостинина, кн. Ф. И. Лыкова и Ф. В. Шереметева (вторых в передовом, сторожевом и большом). Ссоры воевод видимо способствовали неудаче осады.
В большом ливонском походе 1577 года известны несколько местничеств. В июле третий воевода передового полка М. А. Безнин бил челом на вторых воевод передового и большого полков - О. М. Пушкина и кн. М. В. Троекурова и получил безместную грамоту. Посланные в августе брать Кукенос воеводы заместничали после взятия города - второй воевода Д. Б. Салтыков бил на первого - кн. П. И. Татева и получил невместную память.
Тяжелые последствия имело местничество при осаде Кеси (Вендена) летом 1578 года. В конфликт были втянуты едва ли не все воеводы. Сначала кн. М. В. Тюфякин (назначенным вторым в сторожевой) бил челом на своего первого воеводу - кн. Д. И. Хворостинина (победителя при Молодях). Хворостинин был отозван в Москву (что возможно сохранило ему жизнь, но лишило армию способного воеводы), а Тюфякина назначили третьим воеводой большого полка. Не успокоившийся Тюфякин снова бил челом - на вторых воевод передового и сторожевого полков кн. А. Д. Палецкого и кн. П. И. Хворостинина, однако на этот раз получил грамоту с опалою и приказ служить по росписи.
Следом за Тюфякиным заместничали и другие - кн. В. А. Сицкий (второй в большом) бил челом на первых воевод передового и сторожевого полков Ф. В. Шереметева и кн. П. И. Татева, Татев бил на Шереметева, а на Сицкого бил вышеуказанный Палецкий. Сицкому и Палецкому отказали, исход остальных дел неизвестен, однако в результате всего этого «воеводы замешкались и к Кеси не пошли».
Видимо в связи с этим в армию были отправлены царские эмиссары с чрезвычайными полномочиями - посольский дьяк Андрей Щелкалов и «из Слободы» дворянин Д. Б. Салтыков, которым было приказано «идти х Кеси и промышлять своим делом мимо воевод, а воеводам с ними».
21 октября русская армия была разгромлена под Кесью объединенным польско-шведским войском и бежала бросив осадный наряд. Князья В. А. Сицкий и М. В. Тюфякин были убиты, П. И. Татев и П. И. Хворостинин попали в плен.
В войске отправленном из Пскова на выручку осажденного Полоцка летом 1579 года кн. М. Ю. Лыков бил челом на Ф. В. Шереметева, однако оба воеводы попали под раздачу при взятии поляками Сокола - Лыков был убит, Шереметев - пленен и «суда у них не было». Ссоры между воеводами («люди были в розни») видимо способствовали успеху врага.
В новом войске, собранном в том же году во Пскове, воеводы снова местничали (в дело было втянуто 6 воевод), однако царь Иван реагировал, как пишет автор, «благодушно» - дачей невместных грамот и обещанием счета после службы.
Весной 1580 года, в Великих Луках, еще до осады их Баторием, третий воевода Ю. И. Аксаков бил челом на второго - кн. М. Ф. Кашина и четвертого - В. И. Бобрищева-Пушкина.
В войске кн. В. Д. Хилкова, действовавшего против поляков в том же году в районе Холма, также происходили местничества - первый воевода передового полка кн. М. В. Ноздроватый бил челом на самого Хилкова, а второй воевода передового кн. И. М. Барятинский - на Ноздроватого и В. В. Головина (первый в сторожевом). На этот раз правительство реагировало жестче - Ноздроватому ответили, что он «бредит» и грозили смертной казнью, если откажется служить, Барятинскому также приказали списки взять, грозя батогами.
В войске Симеона Бекбулатовича, стоявшем в Волоке Ламском, перессорились почти все воеводы (не менее 4 местничеств). Все эти конфликты видимо способствовали поражению кн. Хилкова под Луками в сентябре 1580 года и падению самого города.
В 1581 году, во Пскове, за несколько месяцев до начала осады, также имело место местническое столкновение - на Н. И. Очина-Плещеева (четвертого воеводу?) били челом Р. Д. Бутурлин и А. Е. Салтыков (пятый и шестой?), воеводы были «розведены» и обещан счет после службы. На обороне Пскова это видимо никак не отразилось.
В целом, как отмечает автор, «местническая составляющая неуспехов в этой войне была существенна, причем поразительно в целом благодушное отношение царя к этим тяжбам (с 1565 по 1579 гг. в по Ливонскому театру военных действий ни разу не объявлялось безместие в масштабе разряда)... Репрессивный в целом режим управления Ивана Грозного никак не отразился на местническом порядке, наказания за неподчинение не стали тяжелее, монарх охранял незыблемость самого института, на который не покушался и режим опричнины».
При царе Федоре число местничеств резко увеличилось - ввиду общего ослабления власти и сложного лавирования фактически управлявшего страной Годунова между аристократическими группировками. Только на шведском театре военных действий летом 1589 - летом 1592 года произошло 44 местничества.
Местничества не прекращались на протяжении всей русско-шведской войны 1590 - 1595 годов.
Воеводы массово заместничали уже летом - осенью 1589 года, при выдвижении войск к шведской границе, однако всем было указано быть по росписи, с обещанием счета после службы. После сосредоточения армии в Новгороде (январь 1590 года) местничества возобновились (8 тяжб), хотя не все они имели отношение к воеводским назначениям (ввиду личного присутствия государя местничали рынды).
Весной-летом 1591 года в Ивангороде местничали почти все воеводы (четверо из пяти), что никаких последствий, впрочем, не имело.
В том же 1591 году шведы разбили под Гдовом войско П. Н. Шереметьева и кн. В. Г. Долгорукого. Как отмечает автор, длительным скандалом сопровождалось уже назначение воевод этого отряда. Назначенный первым воеводой передового полка кн. В. Г. Барятинский бил челом на отца Шереметева и других воевод. За бесчестье Шереметевых князя указано было бить кнутом и выдать им головой, одако он продолжал упорствовать и был сначала посажен в тюрьму на три дня, а затем сослан в Сибирь.
Уже в ходе похода другой представитель этого рода, кн. Д. М. Барятинский (первый в сторожевом), бил челом на И. Г. Меньшого Волынского (второй в большом). Распри воевод видимо способствовали поражению - шведы разбили передовой полк кн. В. Г. Долгорукого (сам он попал в плен), стоявший вдалеке от сторожевого и большого - «Долгорукой от большово и сторожевова полку... отшел далече... и пособить было им некому и нельзя».
Зимняя кампания 1591 - 1592 годов также сопровождалась массовыми местничествами полковых и городовых воевод (снова отличились Барятинские - кн. Д. М. Барятинский, назначенный вторым в сторожевой, на службу не явился, однако судьбы родственника не разделил - об опале сведений нет), однако на ходе боевых действий это видимо никак не отразилось.
Отношение правительства к местникам по-прежнему оставалось весьма либеральным - при подготовке зимнего похода 1591 - 1592 года разряд трижды (в течении одного дня) переписывали в угоду спорящим и т. п.
* Выше тот же? эпизод отнесен автором к 1562 году и «берегу».
Смута
скрытый текст
Как отмечает автор, после Смуты Разрядный приказ, руководствуясь видимо неким негласным указом, отвергал все запросы местников относящиеся ко времени между низложением Федора Годунова и воцарением Михаила Романова (весна 1604 - лето 1613 годов) - «не сыскано», «разряды не писаны» и т. п., и практическое применение «случаев» эпохи Смуты позднее сделалось невозможным. Однако многочисленные свидетельства происходивших местничеств сохранились, хотя их достоверность нередко сомнительна.
На первом этапе Смуты (октябрь 1604 - май 1605-го), до падения Годуновых, в разрядах зафиксировано 12 местничеств в армии. Важнейшим из них было столкновение П. Ф. Басманова с кн. А. А. Телятевским [способствовавшее, как известно, переходу Басманова в стан врагов Годуновых. Однако в целом видимо исход местнических споров не определял позицию участников. Так, один из заговорщиков, П. Ф. Басманов, проиграл оба местнических спора (князьям А. А. Телятевскому и М. Ф. Кашину), а другой, М. Г. Салтыков, из четырех местнических столкновений проиграл одно, а три фактически выиграл].
Определенное значение имело также местничество случившееся еще до Смуты - известного в будущем деятеля романовского царствования кн. Б. М. Лыкова и будущего национального героя кн. Д. М. Пожарского. Помимо прочего кн. Б. М. Лыков обвинял кн. Пожарского и его мать в том, что они «доводили» на него царю Борису и царице Марии. Местническое дело не было «вершено», а надоедавшего ему жалобами кн. Б. М. Лыкова царь Борис выслал на воеводство в Белгород, который обиженный князь видимо сдал Самозванцу.
При Самозванце местничества продолжались. Первые столкновения видимо имели место уже на пути к Москве - кн. А. Г. Долгорукий бил челом на П. Ф. Басманова (оба были посланы в Орел, на встречу с делегацией Думы), а Н. М. Плещеев возможно бил на Г. Г. Пушкина (оба? посланы были бунтовать Москву против царя Федора).
Любопытно, что местничали и свергнутые Годуновы, разосланные «царем Дмитрием» по сибирским воеводствам. В январе 1606 года М. М. Годунов, назначенный воеводой в Тюмень, бил челом на однородца Н. В. Годунова, назначенного в Тобольск. Последнего перевели в Уфу, а на назначенного на его место в Тобольск кн. Р. Ф. Троекурова коллективно била челом уже вся годуновская родовая корпорация, добившись от Самозванца невместной грамоты.
При Василии Шуйском местничество резко активизировалось - в 1608 - 1610 годах известно 32 дела (18 в 1608-м, 10 в 1610-м и 4 в 1610-м). Активизации местников способствовали несколько факторов - общее восприятие аристократией нового царя как законного монарха (и, соответственно, арбитра), желание старинной знати, представителем которой был сам царь Василий, восстановить утерянные ранее позиции, слабость правительства, вынужденного мириться даже с явно неправомочными претензиями низкостатусных лиц.
Местничество (в немалой степени видимо отражавшее общую политическую «шатость» участвующих лиц) при царе Василии существенно влияло на ход боевых действий.
В июле 1606 года местничество М. М. Салтыкова и кн. Л. О. Щербатого (последний отказался видимо служить вторым воеводой сторожевого полка) способствовало вероятно поражению царской армии под Ельцом. В том же месяце конфликтовали орловский воевода кн. И. А. Хованский и ливенский М. Б. Шеин (будущий герой Смоленска), не желавшие идти в сход друг с другом - Шеин в результате был разбит под Ливнами.
В августе 1606 года запутанный конфликт в командовании другой царской армии (с участием князей Я. П. Барятинского, Б. М Лыкова, Г. П. Ромодановского и М. А. Нагого) привел к ее разгрому под Кромами.
В марте 1608 года кн. В. Ф. Литвинов-Мосальский (второй воевода сторожевого полка) бил челом на кн. Б. М. Лыкова (второй воевода большого) в армии под Болховым и был отозван. По мнению автора отсутствие этого опытного воеводы могло способствовать поражению царской армии под Болховым.
Возможно местничество повлияло и на ход битвы на Ходынском поле в июне 1608 года. Упомянутый выше кн. В. Ф. Литвинов-Мосальский (третий воевода большого полка) ранее бил челом на вторых воевод строжевого (окольничий Ф. В. Головин) и передового (кн. Г. П. Ромодановский). В ходе боя, по некоторым сообщениям передовой и сторожевой полки бежали, бросив большой на произвол судьбы. Последний был разбит и кн. В. Ф. Литвинов-Мосальский попал в плен к тушинцам (в августе 1608-го бежал из плена в Москву).
Падение Коломны летом 1608 года также было видимо связано с местничеством - воевода кн. А. Г. Долгорукий конфликтовал со вторым воеводой И. А. Момотом Колтовским и бежал, бросив в городе епископа Иосифа, известного противника воров.
В августе 1609 года очищавшая от воров Поволжье армия Ф. И. Шереметева соединилась у Владимира с подошедшим из Москвы отрядом В. И. Бутурлина. Воеводы соединенного войска немедленно разругались - на назначенного вторым воеводой Бутурлина бил челом второй воевода Шереметева - И. Д. Заец Плещеев, сам же Бутурлин ударил челом на Шереметева. Конфликт воевод привел к поражению войска под Суздалем.
В январе 1610 года сцепились посланные под тот же Суздаль князья Б. Лыков и Я. П. Барятинский - последний не пошел в сход к Лыкову и отбить Суздаль вновь не удалось.
Слабостью правительства, как уже отмечалось, пользовались относительно низкостатусные персонажи. Так, в июле 1607 года Ф. Ю. Булгаков-Денисьев (один из лидеров рязанской корпорации, в списках писался выше Г. Ф. Сунбулова и П. П. Ляпунова) перед сражением на р. Восме у Каширы местничал с кн. Б. М. Лыковым. В нормальной ситуации попытка местничать с куда более статусным вельможей дорого обошлась бы Булгакову, однако теперь правительство нуждалось в рязанцах (позднее исход сражения на Восме решила атака рязанцев под командованием того же Булгакова) и ему все сошло с рук (в челобитье ему не отказали - это считалось частичной победой).
В январе 1608 года, еще один рязанец, А. Н. Ржевский, бил челом на кн. М. Ф. Кашина, в компании которого руководил обороной Брянска от отрядов Вора - оставшись недоволен полученной наградой (утверждал что фактически обороной руководил именно он). Ржевскому отказали, но со ссылкой прежде всего на ранг оппонента («что он боярин»), а не на (несравнимо более высокую) «честность» рода.
В сентябре 1609 года письменный голова И. Г. Коробьин бил челом на кн. В. Ф. Литвинова-Мосальского и с князем, посланным встречать обоз с продовольствием на Коломенскую дорогу, «не пошел», что возможно способствовало разгрому отряда Литвинова-Мосальского. Коробьин не был наказан и даже видимо был «розведен» с князем (т. е. фактически выиграл).
Местничество воевод далеко не всегда вело к поражению. Так, летом 1608 года против взявшего Коломну Лисовского была выслана царская армия, почти все воеводы которой (Г. Г. Пушкин, В. И. Бутурлин, князья Б. М. Лыков, Г. К. и Ф. М. Волконские) немедленно заместничали. Сохранилось даже сообщение об отказе одного из них (В. И. Бутурлина) идти на помощь другим (передовому полку князей Б. М. Лыкова и Г. К. Волконского). Несмотря на все это Лисовский был наголову разбит у Медвежьего брода.
В октябре 1608 года к той же Коломне был выслан отряд кн. В. С. Прозоровского и В. Б. Сукина. Коломенские воеводы И. М. Сопля Бутурлин и С. Глебов должны были идти в сход к Прозоровскому. Бутурлин бил челом на последнего, однако получил из Москвы резкую отповедь и вынужден был подчиниться. Совместными усилиями воевод был разбит пришедший под Коломну отряд П. Хмелевского.
Местничеством сопровождалась и оборона Троице-Сергиева монастыря - изначально командовавший гарнизоном окольничий кн. Г. Б. Роща Долгорукий конфликтовал с пришедшим позднее и взявшим на себя руководство Д. В. Жеребовым (грамоты им посылались «порознь»). После снятия осады Долгорукий вроде бы даже бил челом на Жеребцова, но безответно.
Как отмечает автор, многие поражения войск Шуйского никак не были связаны с местническими конфликтами - Калуга (сентябрь 1606-го), Венев (февраль 1607-го), Пчельна (май 1607-го), Зарайск (апрель 1608-го), Рахманцево (сентярь 1608), Клушино (июнь 1610-го) и пр. и в целом не следует абсолютизировать этот фактор - возможно шляхетская и казацкая анархия создавали другой стороне не меньше проблем.
Безместие по военным поводам при Шуйском объявлялось дважды - во время осады болотниковцев в подмосковном Заборье (крупная победа царских войск) и в разряде обороны Москвы 1609 года. Помимо этого, без мест проходили и свадьба Шуйского (что, впрочем, не помешало ее участникам местничать - известно ок. 4 случаев, разряд свадьбы был по приказу царя сожжен) и его венчание на царство.
После свержения царя Василия местничества на какое-то время прекращаются - ввиду отсутствия государя или неясности его положения. Утвердившееся в литературе мнение о принятии Первым и Вторым ополчениями приговоров о безместии автор отвергает - соответстующих текстов не найдено.
С окончанием междуцарствия и появлением законного монарха институт местничества мгновенно возродился. Местничества происходили и при дворе и в армии и правительство, как и при царе Василии, часто вынуждено было идти на компромисс, отступая от сложившихся норм и закрывая глаза на своеволие различных лиц.
Местничества в армии возобновились еще до коронации царя Михаила (прибыл в столицу 2 мая, венчался на царство 11 июля 1613-го). Высланный в помощь Тихвину из Москвы И. Н. Сунбулов в июне (или июле) 1613-го заместничал со вторым воеводой Тихвина Л. А. Батраковым-Вельяминовым. Несмотря на заведомо более высокую «честность» Вельяминовых правительство уступило - Сунбулов был подчинен непосредственно первому воеводе кн. С. В. Прозоровскому. В другом отряде, направленном к Тихвину в начале июля 1613-го, второй воевода И. С. Погожий бил челом на первого - Ф. К. Смердова-Плещеева.
Ссорами воевод сопровождалась борьба с Заруцким - двигавшиеся из Мещовска и Мценска князья А. И. Хованский и И. А. Хворостинин действовали «порознь», шедший из Мценска кн. Т. Ю. Мещерский после подчинения рыльскому воеводе кн. Е. Ф. Елецкому бил на того челом (безответно).
Позднее вновь «отличились» посланные на помощь осажденному литвой Белеву [автор явно путает его с крепостью Белая] князья А. И. Хованский и И. А. Хворостинин - последний не пошел в сход к первому и писал в Москву, что Хованский от литвы бежал. Раздраженная Москва решила обоих воевод переменить, прислав новых.
В походе на Новгород кн. Д. Т. Трубецкого стряпчий Ф. И. Пушкин (посланный правительством собирать детей боярских во Владимир, дабы в дальнейшем вести их в Торжок к Трубецкому) бил челом на второго воеводу армии - кн. Д. И. Мезецкого (видимо не желая быть третьим или сходным воеводой) и был переподчинен одному Трубецкому.
Многими местничествами сопровождалась Смоленская кампания 1614 - 1617 годов.
В феврале 1614-го, в войске отправленном к Брянску и Кричеву, на второго воеводу П. И. Секирина бил челом голова О. Я. Пронищев (командовал казанскими татарами и новокрещенами). Правительство и здесь пошло на уступки - голова был подчинен одному первому воеводе - кн. А. М. Львову, несмотря на явно большую «честность» Секирина.
Посланный с подкреплениями в главную армию под Смоленском еще один представитель скандального рода - М. А. Пушкин, в феврале 1614-го бил челом на второго воеводу кн. И. Ф. Троекурова и также был подчинен одному первому воеводе - кн. Д. М. Черкасскому. Троекуров (двоюродный брат Михаила Федоровича) в ответ в марте бил челом «об оборони» и стал бойкотировать службу. Правительство не решилось четко встать на чью-либо сторону - Троекурову была послана выдержанная в примирительном тоне грамота с разъяснениями.
В дальнейшем, видимо во избежания похожих инцидентов, при посылке воевод к Смоленску их направляли к одному кн. Д. М. Черкасскому «с товарищи». Это однако не помогло - в ноябре 1614-го отправленный к Смоленску с припасами С. А. Ратман-Вельяминов бил челом на того же кн. И. Ф. Троекурова (однако ему приказали ехать, угрожая при отказе послать, сковав - Вельяминов подчинился).
В апреле-мае 1615 года тот же Ратман-Вельяминов (будучи уже воеводой у обоза) снова бил челом на Троекурова и вновь неудачно.
В июне 1615 года Черкасского и Троекурова под Смоленском сменили кн. И. А. Хованский и М. А. Вельяминов. Несмотря на смену командования иски на второго воеводу продолжали подаваться, самый скандальный случай имел место в январе 1616 года, после разгрома М. А. Вельяминовым польского отряда Томашевского. Отправленный к воеводам с золотыми и жалованным словом кн. С. Ф. Волконский бил челом на Вельяминова, прося чтобы ему велели поздравлять одного кн. Хованского, а Вельяминова «в наказе не велели писать». Вместо С. Ф. Волконского Москва решила послать его брата - кн. М. Ф. Волконского, однако тот подал аналогичный иск и правительство уступило - реального победителя поздравлять не стали (хотя и наградили позднее).
В октябре 1616 [у автора 1615-го] местничали уже сами воеводы смоленской армии [- к этому времени ей командовали М. М. Бутурлин и И. С. Погожий*]. Последний бил челом на первого воеводу, отправившего в Москву сеунч лишь от своего имени (делу не дали ход). [Конфликт между этими воеводами видимо ощутимо влиял на ход боевых действий**].
В украинном разряде, собранном весной 1615 года против Лисовского, также местничали воеводы - кн. С. В. Прозоровский (первый в передовом полку в Мценске) бил челом на первого воеводу большого полка в Туле кн. В. С. Куракина, а мценский воевода кн. Ю. И. Шаховской и Ф. И. Леонтьев (второй в сторожевом в Новосили) - на второго воеводу большого С. А. Ратмана-Вельяминова. Последний бил «об оборони». Всем местникам было указано быть по росписи и обещан счет после службы.
В этой же кампании пострадал очередной Барятинский - кн. М. П. Барятинский должен был идти из Волока Ламского в сход к кн. В. И. Туренину, шел он «мешкотно», возможно не желая помогать своему местнику Ф. И. Шереметеву, так или иначе, правительство заподозрило дурное - князь был отправлен в тюрьму.
Активно местничали воеводы и в «королевичев приход» 1617 - 1618 годов. Уже в июле 1617-го при назначении разряда против «прихода» Владислава вторые воеводы массово били челом на первых. Всем велели быть по росписи, однако в следующем большом разряде решено было писать в грамотах лишь первого воеводу большого полка «с товарищи» (своеобразная форма безместия) и эта практика позднее все более распространялась.
В июне? - августе 1617 года конфликтовали воеводы в Вязьме. На кн. Н. Н. Гагарина, второго воеводу посланного к Вязьме войска, били челом сначала третий воевода Я. Н. Дашков, затем воевода Вязьмы И. А. Колтовский - бояре приговорили и здесь писать грамоты первому воеводе (кн. П. И. Пронскому) «с товарищи». В октябре кн. П. И. Пронский и сменивший Колтовского кн. М. В. Белосельский опоздали на помощь Дорогобужу и (вместе с фактически бежавшим войском) отступили аж до Можайска (за что были отправлены в тюрьму).
В августе 1617 года посланный в Тулу для сбора служилых людей М. И. Лодыженский бил челом на второго воеводу Тулы Ю. В. Вердеревского, однако получив по морде (в буквальном смысле - думный дьяк Сыдавной Васильев бил его по щекам) поехал.
В октябре 1617-го, направленный из Мценска в сход к Калуге воевода передового полка Н. П. Лихачев, бил челом на второго воеводу большого полка - того же Ю. В. Вердеревского (обещан счет после службы).
В январе 1618 года посланные в Калугу И. П. Кологривов (с денежной казной) и Ю. В. Вердеревский (с тульскими дворянами) били челом на второго воеводу кн. А. Ф. Гагарина (обещан счет после службы).
В марте кн. Ф. А. Елецкий, посланный в Белую к кн. Ф. А. Хилкову с хлебными запасами, бил на последнего челом и вероятно был отставлен.
В мае, направленный вторым воеводой в Калугу И. А. Момот-Колтовский, бил челом на первого - кн. Д. М. Пожарского. Младший сын последнего, кн. Петр, бил челом за отца «об оборони» и Колтовского за бесчестье Пожарского отправили в тюрьму, а затем отослали в Калугу. Посланный к тому же Пожарскому с милостивым словом Ю. И. Татищев также бил челом, после отказа сбежал с церемонии отпуска, был найден, бит кнутом и отправлен в Калугу силой - для выдачи Пожарскому головой.
В июне, в войске направленном в помощь защищавшему Можайск кн. Б. М. Лыкову, третий воевода И. А. Момот-Колтовский бил челом на второго - кн. В. П. Ахамашукова-Черкасского, разряд был изменен и Колтовского назначили вторым воеводой к Лыкову. Здесь уже на Колтовского бил назначенный третим воеводой кн. Ф. И. Мерин-Волконский, в итоге обоих князей отставили.
После отступления русских войск к Москве 26 (или 27) июля 1618 года было объявлено безместие, в целом соблюдавшееся. За время обороны столицы известны лишь два случая местничества - посланный делать острог за Яузой боярин М. М. Годунов бил челом на другого боярина - кн. А. В. Лобанова-Ростовского назначенного надзирать за этой службой и был отправлен в тюрьму [второго случая автор не приводит].
Безместие видимо не распространялось на дипломатические, административные и церемониальные «посылки» - там местничать продолжали. Так, различные лица назначаемые / посылаемые к послам, ведущим мирные переговоры в Деулине (бояре Ф. И. Шереметев и кн. Д. И. Мезецкий, окольничий А. В. Измайлов) били челом на второго и третьего послов***.
* Погожие были свойственниками новой династии - Ульяна Семеновна Погожая, возможно сестра местника, была второй женой одного из братьев Романовых - умершего в 1601 году в ссылке Александра Никитича.
** [См. Смирнов Н.В. Очерки военной истории Смутного времени. Осада Смоленска 1613-1616 гг. [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. — 2015. — Специальный выпуск IV. Смоленские войны XV-XVII вв. — Ч. I.]
*** Как отмечает автор, выдвинувшийся в ходе Смуты рязанский дворянин А. В. Измайлов был постоянной целью местников - между 1602 и 1632 годами он местничал 18 раз, причем лишь 6 раз выступал истцом.
Смоленская война
скрытый текст
Подготовка к войне с Польшей началась задолго до ее официального начала. Уже в июне 1631 года были назначены главные воеводы - бояре кн. Д. М. Черкасский и кн. Б. М. Лыков. Назначение сразу же обернулось проблемами - кн.Б. М. Лыков о невместнсти челом не бил, но устроил публичный скандал шурину - патриарху Филарету, наговорив ему дерзостей прямо в соборной церкви. Приняв назначение, фактически князь видимо службу саботировал и в подготовке армии участия почти не принимал. Кн. Д. М. Черкасский пожаловался на коллегу лишь после объявления войны - в конце апреля 1632 года, причем жаловался именно на саботаж, а не на челобитье. Дело разбиралось около месяца - Лыков в итоге был оштрафован на огромную сумму - 1200 руб. Обоих воевод уже 23 апреля отставили, назначив вместо них бояр М. Б. Шеина и кн. Д. М. Пожарского.
Новые назначения дела не улучшили - М. Б. Шеин скандалил в Думе, кичась своими сомнительными подвигами, (неясно носили ли эти споры местнический характер), что позднее дорого ему обошлось. Пожарский на момент назначения был нездоров (неясно, на самом деле или не хотел служить с Шеиным, не ожидая от него ничего хорошего) и вскоре окончательно отказался от службы (отставлен 4 июня) и был заменен окольничим А. Б. Измайловым.
Еще при назначении Пожарского, 23 апреля, на него бил челом В. В. Волынский, поставленный на особо важный пост - «у немецких людей у раздачи жалованья» и «у немецкого суда». Его переподчинили первому воеводе Шеину. После назначения Измайлова Волынский бил и на него, его снова переподчинили Шеину, однако закусивший удила Волынский видимо не желал теперь служить и с ним, сначала прикидывался больным, затем просто не являлся на службу (и службы соответственно не нес), наконец, 15 августа его велено было сослать в Казань как колодника, ни на какие службы не назначать, а имения отписать на государя (после этой истории полностью сошел со сцены).
Местничали и менее значительные персонажи - назначенный 28 января 1632 года собирать корма пришедшим к Москве «немецким людям» (наемным частям) И. Ф. Нелюбов-Огарев бил челом на своего коллегу - Г. А. Загряжского, но получил отказ. Загряжский, в свою очередь, 9 августа бил на второго воеводу А. Б. Измайлова - ему отказали, грозя тюрьмой. Однако Загряжский «у кормов сидеть не почал» и по жалобе Измайлова был таки отправлен в тюрьму.
На отправленого к Шеину с полковыми пушками («100 пищалей коротких немецкого литья») московского дворянина И. Н. Арбузова 30 августа в Можайске били челом приданные ему головы трех стрелецких сотен (московский дворянин и двое выборных), требуя переподчинения Шеину и Измайлову - иск удовлетворили.
Местничали и городовые корпорации. Еще в декабре 1631 года при разборе в Туле каширяне из захудалого рода князей Мещерских не явились на разбор к окольничему Г. К. Волконскому, отказавшись быть в окладчиках и не взяв жалованья. Другие каширяне, Лихаревы, также отказались быть в окладчиках и били челом на Волконского. Первый случай не разбирался, дело Лихаревых замяли, не ответив.
В августе 1632 года в Ржеве Володимеровой городовые дворяне били челом на одного из разборщиков - И. Г. Кондырева, Разряд опять промолчал - правительство явно не желало ссориться с городовыми корпорациями.
3 ноября 1632 года правительство наконец решилось издать указ о безместии (позднее подтвержденный Земским собором), на другие разряды не распространявшийся (на «берегу» продолжали местничать).
Указ не вполне соблюдался - в декабре, после взятия Белой, назначенный вторым воеводой передового полка кн. М. В. Белосельский бил челом на А. В. Измайлова (челобитье оставили без внимания).
В июне 1633 года на высланного в Стародуб-Северский с подкреплением из московских чинов и мобилизованных дворцовых служителей Г. А. Алябьева (совсем худородного) били московские чины, отказавшись ему подчиняться - их переподчинили бывшему в Стародубе Ф. М. Бутурлину.
Осенью 1633 года, в связи с приходом под Смоленск короля Владислава, в Можайске начала собираться еще одна армия, во главе которой поставили бояр кн. Д. М. Черкасского и кн. Д. М. Пожарского. В Ржеву и Калугу для сбора войск были посланы кн. Н. И. Одоевский и кн. Ф. С. Куракин. Собрав войска они должны были идти в сход к кн. Черкасскому. В октябре оба били на кн. Черкасского челом (от службы не отказывались, но просили записать челобитье, на случай будущих проблем - намекали, что Черкасский выше их только как царский родственник), тот бил в ответ «об оборони». Несмотря на действовавший вроде бы указ о безместии дело разбиралось боярами месяц, 18 ноября оба истца были отправлены в тюрьму (обоих не доведя до тюрьмы простили).
В декабре уже второй воевода Одоевского, кн. И. Ф. Шаховской, бил челом на Пожарского, тот бил «об оборони». Вопрос снова рассматривался боярами - Шаховского послали в тюрьму на день.
В целом, как отмечает автор, местнические конфликты в ходе этой войны приводили к значительным потерям времени и тем самым способствовали провалу и так шедшей ни шатко, ни валко кампании. Нерешительность в части реализации указа о безместии, попытки замять конфликты и пр., как полагает автор, были связаны с ослаблением политической воли руководства, а возможно были результатом противодействия политическому курсу Филарета, главного инициатора войны.
«Берег» в XVII веке
скрытый текст
Под «берегом» здесь подразумеваются все службы по защите южной границы между 1622 и 1680 годами.
[После окончания Смуты службы по защите южной границы вновь стали регулярными. Назначалось теперь два полковых разряда - большой «украинный» Тульский (Тула, Мценск, Крапивна, Дедилов и пр.) и Рязанский (Рязань, Пронск, Михайлов)]. Рязанский был более молодым и менее почетным, что порождало конфликты между воеводами двух разрядов. Воеводы обоих разрядов регулярно местничали при назначении («у скаски»), в ходе самой службы конфликтов было относительно немного.
Нападения татар, после некоторой паузы, начиная с 1622 года возобновились, [однако до Смоленской войны носили характер частной инициативы отдельных крымцев, ногаев и азовских татар, масштаб их был относительно невелик]*.
В марте 1622 года кн. С. Г. Гагарин, назначенный в передовой полк в Дедилове, бил челом на кн. В. П. Щербатого (первый в большом), но получил жесткий отказ. В Рязанском разряде Д. П. Беклемишев (второй в большом) бил челом сначала на своего первого воеводу И. Н. Сабурова, а затем на первого в передовом В. П. Чевкина (отказано в обоих случаях). Позднее уже И. Н. Сабуров отказывался идти в сход с кн. В. П. Щербатым (Разряд пошел на компромисс, приказав послать в сход второго воеводу). Местничали и головы, пытаясь бить на того же Чевкина (приговорены к батогам и тюрьме). Набег ногаев и прочей сволочи в 1622 году оказался относительно успешным и воеводы «удостоились» специального выговора от государя [однако местничество никак видимо на результате не сказалось].
В марте 1623 года, при назначении разряда, первый воевода сторожевого полка Б. М. Нагой и второй воевода большого Б. И. Нащокин били челом на кн. В. Р. Барятинского (первый в передовом). Обоим отказали (из-за равенства постов) однако Нащокин упорствовал, не брал списков, был посажен в тюрьму на неделю и отправлен в Тулу силой, где продолжал саботировать службу (и попал в тюрьму еще на две недели). На делах Тульского разряда это видимо не отразилось.
В марте 1625 года при «сказке» заместничала большая группа воевод Рязанского разряда - вторые воеводы сторожевого и большого В. П. и У. С. Ляпуновы били челом на князей И. Ф. и Ф. Ф. Волконских (второй в большом и первый в сторожевом). [Так у автора. Судя по соответствующей разрядной книге В. П. Ляпунов был вторым воеводой тульского сторожевого, У. С. Ляпунов - вторым рязанского передового, И. Ф. Волконский вторым в рязанском большом, а Ф. Ф. Мерин-Волконский - первым в рязанском передовом, обоим Ляпуновым отказали]. И. Ф. Волконский после этого бил челом на первого воеводу рязанского разряда, кн. П. А. Репнина, [«по недружбе», как на родню Ляпуновых и был отставлен]. На ходе борьбы с татарами это не сказалось - Ф. Ф. Волконский и У. С. Ляпунов даже ходили вместе в успешный поход (после возвращения из которого Ульян Ляпунов, впрочем, в съезжую избу не пошел и свое имя в отписке писать не велел).
В марте 1626 года при «скаске» случилось сразу 9 конфликтов. Татарских набегов в этот год не было.
В марте 1627 года при «скаске» случилось 7 местничеств (с 12 участниками). Большинство споров было решено тут же, но некоторые продолжились после службы. Так, В. Н. Пушкин (первый в рязанском сторожевом) бил на А. О. Плещеева (первый в тульском сторожевом) - заявив, что в сход с последним ему идти невместно. Ему был обещан счет после службы (дан, дело не вершено). На службе у воевод конфликтов не было.
В январе 1631 года второй воевода Ельца И. Г. Скорняков-Писарев бил челом на назначенного первым И. Ф. Леонтьева (и был видимо отставлен). В апреле второй воевода рязанского большого полка В. П. Чевкин бил на второго в тульском большом И. И. Пушкина (отказано «с кручиною» - т. е. особым неудовольствием государя), упоминавшийся уже У. С. Ляпунов (второй воевода в полку в Михайлове) бил на В. Г. Ляпунова (второй в Рязани), своего двоюродного брата. На службе опять конфликтов не было.
В апреле 1632 года второй воевода тульского сторожевого И. П. Вердеревский бил челом на М. П. Крюкова и Б. Г. Пушкина (вторые в передовом и большом), подчинился под угрозой наказания, однако позднее опять скандалил - не брал списки в Крапивне и пр.
В марте 1633 года воеводы вновь массово местничали при «скаске» - 9 из 14 подали челобитья. На первого воеводу большого тульского полка кн. И. И. Ромодановского били челом его второй воевода С. С. Колтовский (видимо отставлен), первые воеводы рязанского большого С. И. Колтовский и тульского прибылого (Мценск) А. Г. Колтовский [так у автора, ниже первым воеводой рязанского большого назван кн. А. Г. Козловский] и т. д.
О конфликтах в ходе боевых действий сведений нет, но как считает автор «ситуация не могла сказаться на общем настрое и взаимоотношениях... воевод и вероятно косвенно повлияла на катастрофические результаты лета 1633 года».
После Смоленской войны отношения с Крымом вновь радикально ухудшились и правительство приступило к строительству новых городов на юге, а затем и к возведению Белгородской черты, постепенно сдвигая к югу линию обороны.
В апреле 1635 года массово местничали воеводы тульского и рязанского разрядов (в конфликте участвовало 6 воевод).
В марте 1636 года история повторилось, однако правительство быстро восстановило порядок, грозя местникам тюрьмой (второй воевода большого рязанского Н. И. Уваров был таки в нее посажен - за бесчестье И. А. Ржевского, второго в большом тульском) и большой татарский набег был успешно отбит.
В марте 1637 года воеводы тульского и рязанского разрядов снова местничали друг с другом, один из воевод тульского разряда, кн. А. И. Солнцев-Засекин, уже прибыв на службу (принудительно, под конвоем пристава) не взял списков и отправился в тюрьму (где сидел почти до самого конца службы).
В сентябре того же года заболевшего первого воеводу большого тульского полка кн. И. Н. Хованского заменили было И. Я. Вельяминовым. Однако московские чины (стряпчие, московские дворяне и жильцы) отказались подчиняться последнему, взбунтовав позднее и большую часть городовых дворян. К дворянам присоединились воеводы разряда - князья И. И. Лобанов-Ростовский (первый в сторожевом полку в Дедилове) и выбравшийся к этому времени из тюрьмы А. И. Солнцев-Засекин (первый в Крапивне). Деятельность разряда оказалась парализована и татары, прорвавшись у Яблонова, безнаказанно разгромили несколько уездов. Разряд фактически капитулировал перед бунтовщиками, прислав вместо Вельяминова кн. Ф. А. Телятевского.
Начиная с 1638 года в береговых разрядах ежегодно объявляется безместие [в другом месте автор пишет, что безместие на берегу объявлялось ежегодно с 1613 года]. Напор татар после 1637 года вновь ослабел, сведясь к отдельным нападениям по частной инициативе. До 1645 года случаев местничества почти не отмечено. Известны лишь мелкие конфликты городового дворянства со вторыми воеводами (в разряды не занесенные) летом 1642-го и весной 1645-го года.
Конфликты между воеводами возобновились в 1645 году. В сентябре первый воевода в Белгороде кн. Ф. А. Хилков просил оборонь на И. А. Милославского [место службы последнего автор не указывает] - тот не шел в сход с князем, игнорировал его приказы и пр., бесчестя, тем самым, истца.
В декабре 1645-го, при отражении большого татарского нападения, воеводы вновь конфликтовали - кн. Ф. А. Хилков по каким-то причинам не оказал помощи кн. С. Р. Пожарскому (местнической логики вроде бы не прослеживается), сам Хилков обвинял других воевод в нежелании помогать Пожарскому и т. д. Разряд в итоге наказал всех, кроме Хилкова (включая и отличившегося Пожарского) - воеводы были ненадолго отправлены в тюрьму.
Начиная с 1646 года полки выдвигаются уже на достраивавшуюся Белгородскую черту.
3 января 1646 года было объявлено безместие, однако при объявлении разряда 1 февраля А. Л. Плещеев (третий в большом) бил челом на князей Дмитрия и Семена Петровичей Львовых (вторые в большом и передовом). Несмотря на объявленое безместие воевод переставили - А. Л. Плещеев стал вторым в передовом, а С. П. Львов - третьим в большом. С. И. А. Ржевским (назначенным отвозить жалованье солдатским и драгунским полкам на черте и бившем на тех же Львовых) обошлись жестче - отправили в тюрьму на полгода.
Февральский разряд реализован не был и в июне 1646-го был назначен новый. Одновременно был издан очередной (уже третий в этом году) указ о безместии, однако конфликты (не записанные в разряды) продолжали происходить. В мае С. А. Измайлов из Корочи не пошел в сход к И. А. Милославскому (Яблонов) и последний был разбит татарами, от набега которых пострадало также несколько уездов.
В августе между назначенными в Оскол вторым воеводой Д. И. Плещеевым и В. Б. Шереметевым (первым воеводой) случилась «недружба» (Шереметев расценил ее как местничество и пожаловался в Разряд, Плещеев местничество отрицал) - Плещеева посадили в тюрьму на три дня, а затем заменили Г. Б. Нащокиным.
В сентябре кн. М. И. Щетинин (Карпов) бил челом на кн. Ф. И. Хилкова (сходный воевода к Белогороду), возможно отказав ему в подчинении - велено посадить в тюрьму.
В декабре 1646 года, в связи с большим нападением крымцев, был назначен новый разряд, вызвавший сразу несколько конфликтов - кн. Г. Д. Долгорукий (назначен в строжевой на Ельце) бил на кн. И. Ф. Лыкова (передовой в Курске), сам Лыков бил на кн. И. П. Пронского (большой полк) и т. д.
В Рязанском разряде в ноябре В. В. Бутурлин (должен был идти в сход к В. Б. Шереметеву, первому в передовом, на Елец) бил челом на последнего. Получив отказ Бутурлин поехал в полк, где возобновил челобитье, а к Шереметеву не пошел - ему вновь отказали, грозя «опалой и жестоким наказаньем».
В мае 1647 года, при назначении разряда, Ф. А. Лодыженский (осадный воевода в Ливнах) бил на А. В. Клепикова-Бутурлина (второй воевода там же?) - отправлен в тюрьму. Сам Клепиков-Бутурлин бил на второго воеводу в Ельце кн. Г. Д. Долгорукого - отправлен в тюрьму (за нарушение указа о безместии и бесчестье? князя). На Долгорукова бил также кн. Г. А. Козловский (сходный воевода в Переяславле-Рязанском) - отправлен в тюрьму. Позднее одоевский воевода кн. М. А. Кольцов-Мосальский бил на курского воеводу кн. И. Ф. Лыкова - челобитье проигнорировано.
В том же году имел место конфликт связанный со статусом целой служилой корпорации - назначенные в Ливны владимирцы (традиционно писавшиеся первыми во всех списках) в присланных грамотах были ошибочно записаны ниже украинных городов (первыми только среди замосковных). «Город» немедленно отреагировал и из Москвы пришлось спешно слать новые, исправленные, списки.
В 1648 году Т. Ф. Вороненок Бутурлин (должен был идти в сход с Белгорода к кн. А. И. Буйносову-Ростовскому) бил челом на последнего при объявлении разряда. В Москве его интересы представлял родственник, В. В. Бутурлин, которому удалось добиться рассмотрения дела, несмотря на объявленное безместие. По результатам рассмотрения сам В. В. Бутурлин был послан в тюрьму в Москве, а Т. Ф. Вороненок Бутурлин - в Ельце.
В мае 1649 года при назначении разряда было объявлено безместие, однако на первого воеводу кн. В. Б. Хилкова били челом А. Д. Плещеев (назначен в Венев) и А. О. Охотин-Плещеев [служба не указана] - обоих приказано выдать князю головой. На Хилкова бил и назначенный в Мценск кн. И. А. Жировой-Засекин [результат не указан].
В мае 1650 года на первого воеводу разряда кн. Б. А. Репнина бил челом второй, В. П. Головин - послан в тюрьму, затем снова просил отставки - выдан Репнину головой и послан служить.
После 1650 года, из-за отвлечения сил крымцев западнее, на юге долгое время было относительно спокойно и обстановка снова обострилась лишь к концу десятилетия.
В марте 1659 года В. Н. Лихарев (должен был идти из Козлова в сход к тамбовскому воеводе И. А. Полеву) бил челом на последнего. Разряд взялся было разбирать дело, но передумал и отправил Лихарева в тюрьму (на день).
В декабре 1661 года ссорились воеводы отправленные восстанавливать засеки Большой засечной черты - А. Д. Леонтьев, восстанавливавший Одоевскую, бил на кн. А. Ю. Звенигородского, посланного дозирать его работу (челобитье проигнорировано), а В. Я. Колтовский (Рязанская засека) - на посланного с той же целью Е. И. Сопленка Бутурлина. Последнее дело разбиралось и вызвало конфликт уже среди Бутурлиных - Сопленок, представлявший захудалую новгородскую ветвь рода, слался на «случаи» более знатной старшей ветви, что возмутило последнюю.
В июне 1664 года назначенный вторым воеводой в Белгород кн. С. И. Львов отказался сидеть в съезжей избе с первым воеводой кн. Б. Репниным до получения указа о безместии, последний пришел в сентябре и князь вернулся к службе.
В январе 1669 года снова (см. ниже) сцепились оставленные на черте после подавления мятежа Брюховецкого кн. П. И. Хованский и кн. А. И. Лобанов-Ростовский (первый и второй воевода Белгородского разряда?). Лобанов снова бил челом на Хованского - его отправили в тюрьму, однако князь упорствовал. Тем временем татары разорили несколько пограничных уездов, что видимо сказалось на суровости нового приговора - в июне 1669-го Лобанов-Ростовский был приговорен к смертной казни, тут же помилован «прошением царевичей» и сослан с женой в свои нижегородские поместья (прощен видимо не ранее января 1671 года). [Так в основном тексте. В приложении приводится разрядный документ из которого следует, что к смерти приговорили обоих князей, обоих же простили и разослали по их поместьям - Хованского в нижегородские, а Лобанова - в костромские].
Последнее местничество на «берегу» автор относит к лету-осени 1677 года. Стоявший в Мценске кн. П. И. Хованский в июле получил наказ идти в сход к командовавшему полком в Путивле кн. В. В. Голицыну и сноситься с Москвой через последнего. В сентябре? Голицын жаловался в Москву, что Хованский (успевший разбить татар у Нового Оскола) к нему о делах не пишет и тем бесчестит и просил записать челобитье в разряд. [Строго говоря, этот эпизод относится скорее к Чигиринским походам, но у автора он помещен в главе о «береге»].
В целом: «отношение правительства к конфликтам на «берегу» в XVII веке характеризуется... попытками жестко пресекать чреватые крупными неприятностями... местничества», а ввиду «важной роли служилых городов в обороне южных рубежей, видно стремление идти им навстречу в... столкновениях с присылаемыми из Москвы чинами Государева двора» и «строгом соблюдении их старшинства в официальных списках и при... дислокации на берегу».
* См. Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в XVII веке.
Тринадцатилетняя война
скрытый текст
В самом начале войны - 3 октября 1653 года был издан указ о безместии, собственноручно заверенный (уникальный случай) лично царем Алексеем Михайловичем. Местничеств воевод в начале войны было очень мало и правительство жестко на них реагировало.
В июле 1654 года третий воевода армии В. П. Шереметева думный дворянин и ясельничий Ж. В. Кондырев бил челом «об оборони» - некий Богдан Булгаков (сотенный стрелецкий голова той же армии) позволил себе похваляться что ему «со Жданом быть не велено, а... с одним боярином Василием Петровичем Шереметевым». Кондыреву пошли навстречу и Булгаков отправился в тюрьму на день (но за бесчестье, а не за нарушение безместия).
В ноябре 1654 года, после взятия Смоленска, Б. И. Плещеев бил челом на однородца И. М. Плещеева, посланного собирать хлебные запасы в Смоленский уезд (т. е. не на воеводскую должность) - просил признать того меньше, во избежание возможных будущих проблем (челобитная записана в Разряде).
В мае 1655 года городовая корпорация Можайска жаловалась боярину кн. Н. И. Одоевскому на конфликт внутри «города» - усилиями родни молодежь из хороших семей в списках писали выше заслуженных ветеранов (исправлено).
В июне 1655 года, в ходе государева похода на Вильно, назначенный к воеводе кн. Ю. Н. Барятинскому (посланному «для языков») голова (со свияжскими татарами) М. И. Наумов бил челом на князя - как позднее утверждал - «по недружбе». Наумову не поверили, били батогами и отправили к Барятинскому (которому специально приказали «не мстить»), однако тот вновь не поехал и был примерно наказан - лишен поместий и вотчин и сослан в казачью службу на реке Лена.
Позднее в том же походе, назначенный сотенным головой к воеводе кн. А. И. Лобанову-Ростовскому князь Н. Я. Львов, бил у руки челом о невместности (от посылки не отказывался, но просил не писать в разряд), перечил царю, раскручинил государя и тоже был строго наказан - бит кнутом и назначен головой у донских казаков (судьбы Наумова избежал срочно покаявшись за свое поведение).
Первое воеводское местничество случилось в начале 1656 года - перемирие с поляками и начало новой войны со Швецией видимо дало местникам основания считать, что безместие закончилось.
В феврале 1656-го, назначенный вторым воеводой в армию в Полоцке, окольничий кн. Д. С. Велико-Гагин бил челом на первого воеводу, боярина кн. И. П. Рыбина-Пронского (оправдываясь тем, что служба «местная»). Государь велел указать, что безместие продолжает действовать, а кн. Велико-Гагина на три дня посадить в тюрьму и затем выдать Пронскому головой. Как отмечает автор, при заявленном безместии истца фактически наказали по местническим правилам. Это заметил и сам кн. Велико-Гагин и продолжил протестовать, за что, уже после выдачи головой, был снова отправлен на день в тюрьму, а затем понижен - назначен уже не вторым, а осадным воеводой в Полоцк.
В феврале 1657 года [в тексте - 1558-й] второй воевода собиравшейся в Минске армии окольничий М. С. Волынский бил в Москве «у сказки» о невместности на первого воеводу - боярина кн. Ю. А. Долгорукого. Об указе о безместии не вспомнили, но дело разбирать не стали, отправив Волынского на неделю в тюрьму.
В октябре 1657-го кн. Ю. А. Долгорукий разбил под Верками обоих литовских гетманов, взяв в плен В. Гонсевского, однако другой гетман - П. Сапега, ушел. Сам князь винил в этом великих послов*, не давших ему охранявший посольство отряд. Глава посольства, кн. Н. И. Одоевский «говорил» своему товарищу, боярину В. П. Шереметеву, чтобы тот отдал соответствующий приказ, однако командовавшие посольским отрядом стольники кн. Ф. Н. Барятинский и Ф. И. и А. Д. Плещеевы заявили, что им в сход к Долгорукому идти невместно. По возвращении в Москву стольники были наказаны, но видимо лишь за бесчестье кн. Долгорукого.
Вероятно некий местнический конфликт имелся между кн. Г. С. Куракиным служившим полковым воеводой в Новгороде в феврале 1657 - сентябре 1658 года и тамошним осадным воеводой кн. А. М. Солнцевым-Засекиным - в сентябре 1658 года Алексей Михайлович в личной беседе предлагал Куракину «оборонь», однако тот отказался, заявив, что конфликт улажен.
В мае 1658 года приказной стрелецкий голова И. Д. Зубов бил челом на третьего воеводу Киева И. И. Чаадаева и был переподчинен первому воеводе - боярину В. Б. Шереметеву.
В августе 1658-го воевода Коротояка Т. У. Хрущов бил челом на второго воеводу Белгородского разряда Л. П. Ляпунова (которому был подчинен в отсутвии первого воеводы, кн. Г. Г. Ромодановского) и получил отказ из-за безместия. Примерно тогда же В. Н. Лихарев, оставленный «воеводой по вестям» в Козлове, бил уже на обоих воевод разряда - и Ляпунова и Ромодановского. В иске на Ляпунова ему отказали (безместие), а за челобитье на Ромодановского отправили на день в тюрьму (бесчестье).
В ноябре 1658 года сцепились воеводы армии собранной в Смоленске - кн. А. И. Лобанов-Ростовский и кн. Г. А. Козловский (инициатором конфликта был последний - не отдавал Лобанову знамя, хамил при встрече и пр.).. По жалобе Лобанова кн. Козловского указали на день отправить в тюрьму (4 декабря), однако последний также бил челом и сообщал о «недружбе» с первым воеводой. Дело разбирал уже сам государь в Тайном приказе и приговорил кн. Козловского к выдаче головой (15 декабря).
Ранее, в октябре того же года, посланный из Белой с рейтарами в Смоленск к тому же кн. Г. А. Козловскому, Л. В. Ляпунов [назначен третьим воеводой] бил на него челом (как на второго воеводу? просил переподчинения первому?). В ноябре уже на самого Ляпунова бил челом брат князя А. Аф. Козловский (об оборони?) и государь счел, что Ляпунову вместно быть с обоими воеводами [тут у автора неясно].
В декабре 1658-го Л. В. Ляпунов вновь бил на кн. Козловского, ему приказали быть по росписи, но обещали отставку после службы (14 января 1659-го). Этим оказался недоволен уже кн. Козловский, в марте 1659-го приславший в Разряд предыдущую, ноябрьскую грамоту.
Склоки между воеводами видимо не лучшим образом отражались на эффективности действий армии и в марте? 1659-го наиболее конфликтный** из воевод, кн. Козловский, был отозван вместе со своим полком и заменен соединением с другими воеводами (С. Д. Змеевым и кн. И. И. Касаткиным-Ростовским).
В октябре 1659 года [в тексте 1658-го], при осаде Старого Быхова, пятеро голов жилецких сотен и примкнувший к ним голова белян отказались идти в посылку со вторым воеводой С. Д. Змеевым и кн. Лобанов -Ростовский вынужден был переподчинить их однородцу - кн. Касаткину-Ростовскому.
В кампании против Выговского, в апреле 1659 года, боярин и главнокомандующий кн. А. Н. Трубецкой бил челом о бесчестье на кн. Ф. Ф. Куракина, пославшего (после взятия Сребного) в Москву сеунч в обход Трубецкого (через которого должен был сноситься со столицей). Близкому к государю князю пошли навстречу - Куракина было приказано отвести в тюрьму, не сажая.
В сражении у Конотопа (июнь-июль 1659-го) «явно выраженных местнических коллизий» автор не видит, однако действия Трубецкого находит странными, «похожими на нерасшифрованную интригу». Как отмечает автор неясно, «почему именно эти события позднее были представлены сторонниками отмены местничества как один из важнейших аргументов».
В июле 1660 года М. П. Щепин-Волынский, назначенный вторым воеводой в армию собиравшуюся в Смоленске (после разгрома Хованского при Полонке), сначала сказался больным, а затем у руки бил челом о невместности на первого воеводу, кн. Ю. А. Долгорукого. За бесчестье последнего его отправили в тюрьму на день, однако Волынский упорствовал, продолжая упирать на нездоровье и его отставили, но, дабы он не мог поставить это себе в находку, в разрядах велели писать, что на службе не был «за болезнью».
В сентябре? 1660-го с тем же кн. Ю. А. Долгоруким заместничал кн. К. О. Щербатый [у автора - «назначенный вторым воеводой», но непонятно куда - к Долгорукому или в Смоленск, ранее вторым воеводой у Долгорукого указан О. Сукин] - отправлен в тюрьму за бесчестье.
В октябре 1660 года за прибывшего с полком к Басе, на помощь кн. Долгорукому, М. Г. Ртищева бил в Москве челом его отец, постельничий Г. И. Ртищев (Ртищев-младший, как сходный воевода, оказывался ниже второго и третьего воевод Долгорукого и отец просил его уровнять, переподчинив первому воеводе) - челобитье удовлетворено.
В Чудновской катастрофе октября 1660 года местнические мотивы не прослеживаются, хотя и она позднее служила примером битв проигранных из-за местничества.
В Глуховской кампании 1664 года автор, напротив (вслед за А. Маркевичем), местнические мотивы обнаруживает - кн. Я. К. Черкасский из Брянска и кн. Г. С. Куракин из Путивля не шли в сход с кн. Г. Г. Ромодановским [что, как мы теперь знаем, не соответвует действительности - см. свежую работу И. Бабулина].
Ликвидация последствий мятежа Брюховецкого в 1668 году сопровождалась целым рядом местнических конфликтов.
В мае 1668-го кн. П. И. Хованский, назначенный вторым воеводой к кн. Г. С. Куракину в армию в Севске, сказался больным, а затем бил челом о невместности. Вместе с сыном в конфликте участвовал отец - кн. И. А. Хованский. Долгая свара в июне завершилась посадкой старшего Хованского в тюрьму и принудительной высылкой младшего на службу (с выдачей головой Куракину). В Севске кн. П. И. Хованский, впрочем, продолжил скандалить и на службу не ходил.
В начале июля 1668-го князь Б. Е. Мышецкий, ранее бывший третьим воеводой армии в Севске и смененный М. М. Дмитриевым, отказался служить на положении четвертого воеводы. Дмитриев через брата в Москве бил челом «об оборони». Мышецкого было приказано посадить на день в тюрьму (которой он избежал, уехав еще до прихода указа в Москву), Дмитриеву отказали, со ссылкой на указ о безместии.
Отправленный в Севск для разбора детей боярских кн. А. И. Лобанов-Ростовский (фактически в ранге второго воеводы) в июле? бил челом на второго воеводу армии Куракина - кн. П. И. Хованского и был отправлен в тюрьму на день за нарушение указа о безместии.
В августе [бывший в Севске осадным воеводой] кн. Я. П. Волконский бил челом на присланных Г. С. Куракиным в город с войсками князей Д. А. и А. Аф. Барятинских. Ему ответили отказом, однако разошедшийся князь отказал людям Барятинских в постое, подводах и проч. и 31 августа его было приказано арестовать, а сына воеводы - кн. Григория Волконского бить на Москве батогами и выслать к отцу. 2 сентября решение видимо поменяли - войска Барятинских передали под начало Я. П. Волконского, сына его били батогами в Севске, самого воеводу раздели, но не били (для прежних служб и старости), обоих отправили в тюрьму.
В конце лета, на упоминавшегося уже М. В. Дмитриева, били челом четверо? сотенных голов - Л. Н. Кобяков, Р. Е. и Е. Е. Яковлевы и Ф. Г. Засецкий. Кобякову приказали представить случаи (но суда не было), Засецкого послали в тюрьму, Е. Е. Яковлева (не просто бивший челом, но и отказавшийся подчиняться воеводе) также отправился в тюрьму.
[У автора эпизоды 1668 года, связанные с мятежом Брюховецкого разнесены почему-то по двум главам - ссора Хованских и Куракина в главе о Тринадцатилетней войне, остальное в главе о «Береге» XVII века, хотя это одна и та же кампания - см. другую свежую книгу И. Бабулина].
Помимо полковых местничали также и городовые воеводы на театре военных действий. Так, род Вельяминовых отметился целой серией челобитий на полоцких службах.
В 1659 году Н. А. Вельяминов с братом Иваном (вторым воеводой в Полоцке) били челом на кн. Ф. Н. Барятинского, второго в (видимо более «честном») Смоленске, им отказали.
В августе 1660-го Н. А. Вельминов, посланный вторым воеводой в Полоцк, бил на своего первого воеводу и родственника С. М. Вельяминова и был отставлен (т. е. фактически выиграл).
В мае 1661 года все тот же Н. А. Вельяминов с братьей снова били челом по поводу полоцкого воеводства - при первом воеводе кн. Д. С. Велико-Гагине, вторым и третьим посылались С. М. и И. А. Вельяминовы (что было им невместно). Третье полоцкое челобитье семьи вызвало видимо раздражение в верхах - Вельяминовым ответили, что они «бьют челом не познав свою меру», а Н. А. Вельяминов отправился в тюрьму.
В 1661 году первый воевода Переяслава кн. В. Б. Волконский просил оборонь от И. И. Чаадаева (второго воеводы) бесчестившего его самоуправством и т. д.
С начала 1670-х снова выпускаются указы о безместии (есть сведения за 1671 - 1673, 1674 годы). В 1673 году второго воеводу Переяслава А. В. Апухтина отправили в тюрьму за иск против первого воеводы кн. В. А. Волконского (безместие). В ноябре 1673 года воеводам (И. И. Вердеревскому и П. Д. Скуратову) заместничавшим при назначении Белгородского разряда отказали (безместие) и т. д.
В целом: «как видно из изложенного, несмотря на первоначальные строжайшие меры по внедрению безместия, государство не смогло справиться с традиционными формами конфликтов среди элиты даже в столь ответственных военных кампаниях... непоследовательность властей проявлялась в первоначально жестком, но постепенно смягчавшемся воплощении собственных указов... потворствовании тем или иным вельможам... стремлении Алексея Михайловича сглаживать противоречия».
* Армия Долгорукого сопровождала Великое посольство кн. Н. И. Одоевского, В. П. Шереметева и кн. Ф. Ф. Волконского, ведшее в Вильне переговоры с польско-литовскими комиссарами и вступила в бой после провала переговоров.
** Князь местничал и после официальной отмены института - в апреле 1691 года отказался быть на обеде у патриарха, скандалил, был доставлен силой и в наказание лишен «чести» и боярства и написан с городом по Серпейску, однако в конце июля того же года был прощен.
Чигиринские кампании
скрытый текст
В ходе Чигиринских походов открытых местнических столкновений почти не было и на ход боевых действий местничество видимо никак не влияло.
В кампании 1677 года имело место негласное противостояние двух основных военачальников - кн. Г. Г. Ромодановского и кн. В. В. Голицына. Последний, при поддержке влиятельных родни и друзей стремился обеспечить себе статус главнокомандующего (или по крайней мере не идти в сход к Ромодановскому). До прямых столкновений дело, впрочем, не дошло.
К этой же кампании относится стычка Голицына с кн. Хованским, помещенная автором в главу о «Береге» (см. выше). Стоявший в Мценске кн. П. И. Хованский в июле получил наказ идти в сход к командовавшему полком в Путивле кн. В. В. Голицыну и сноситься с Москвой через последнего. В сентябре? Голицын жаловался в Москву, что Хованский (успевший разбить татар у Нового Оскола) к нему о делах не пишет (но пишет в Москву напрямую) и тем бесчестит и просил записать челобитье в разряд.
Перед кампанией 1678 года был выпущен указ о безместии (5 ноября 1677? [в тексте 1678] года), по содержанию близкий к указу 1653-го. В число карательных мер за нарушение указа впервые было введено разжалование из чинов, отражавшее изменения в структуре армии.
Несмотря на это, местничества в армии происходили, хотя на ходе боевых действий вероятно не отразились. В июле кн. Ф. Л. Волконскому было указано быть без мест с В. М. Дмитриевым - оба были в товарищах в ранге второго воеводы [так у автора] у кн. И. А. Хованского. В июле - августе в полку кн. М. А. Черкасского местничали знаменщики - им дали счет прямо в сотне (в нарушение указа).
[В приложении обнаруживается еще одно местничество. В октябре 1678 года кн. К. О. Щербатый бил челом о бесчестье на стольника Л. Р. Неплюева. Последний по указу должен был идти из Севска в сход с князем, но не пошел (отписав князю, что ему с ним быть невместно). Дело слушалось царем и боярами - Неплюева выдали истцу головой].
Имел место также некий неофициальный конфликт кн. Г. Г. Ромодановского со стрелецкими полковниками. Последние были обижены князем - при приеме гетмана Самойловича Ромодановским их посадили не за главный стол, а за соседний (хотя и не ниже) и полковники затаили зло. Позднее, как считает автор, это способствовало гибели Ромодановского в ходе стрелецкого мятежа 1682 года.
Квазиместнические конфликты происходили и позднее, даже после формальной ликвидации института в январе 1682 года.
Роспись московских чинов в роты в ноябре 1681 года породила протест - князья Долгорукие и Щербатовы (поддержанные видимо Мосальскими и Дмитриевыми) явились на смотр в черном платье. Инициатор реформы кн. В. В. Голицын затребовал в Разряде указ о жестоком наказании протестующих, узнав о приходе которого последние каялись и смирились.
В 1687 году при подготовке первого Крымского похода кн. В. В. Голицын назначил более знатного родственника кн. М. А. Голицына ниже себя, что поссорило его с частью родни, и так уже политически расколотой.
Местничество как фактор поражения
скрытый текст
Во введении автор приводит составленную им диаграмму местничеств (всех типов) по годам. Между 1500 и 1540 годами достоверно известно лишь 14 случаев местничества. Позднее их число резко возрастает и колеблется в зависимости от внутренней обстановки. Наибольшее число дел приходится на периоды кризисов, нестабильности и ослабления центральной власти.
Безместие используется с 1549 года, однако мотивы его введения / невведения зачастую остаются неясными.
Относительно рассмотренных местничеств на военной службе автор делает вывод приводимый ниже. Приведенный список, заметим, весьма спорный (Полоцк, Верки, Глухов), но таково мнение автора.
«... Опираясь на собственные исследования и мнение современников, мы можем считать местнические конфликты одной из основных причин поражения или серьезной военной неудачи в целом ряде сражений:
1495 год (Ивангород), 1514 год (Орша), 1530, 1547, 1549 - 1550 годы (Казань), 1544 год (набег Эмир-Гирея), 1565 год (Болхов), 1559 год (близ Изборска), 1578 год (под Кесью), 1591 год (под Гдовом), некоторые сражения начала Смуты в 1606 - 1607 годах, 1637, 1645, 1646, 1669 годы (крымские набеги), 1657 (под Вильной [Верки]).
Местническая составляющая присутствовала в неудачах обороны от набегов 1571, 1587, 1590, 1623, 1633 годов, в поражениях конца Ливонской войны 1579, 1580 годов (Полоцк, Сокол, Великие Луки), в Смуту - в 1606 году (Елец, Ливны, Кромы), 1609, 1610 годах (Коломенская дорога, Суздаль, Троица), в 1613 - 1615, 1631 - 1633 годах (кампании против И. М .Заруцкого, А. Лисовского, Новгородская, Смоленская), 1659 года (у Березины [при осаде Старого Быхова]) и 1664 года (под Глуховым), при этом Конотопская, Чудновская катастрофы и Чигиринские походы, вопреки мнению современников, этой составляющей почти не имеют. То же можно сказать о кампаниях Тринадцатилетней войны...
Местническим конфликтам Российское государство обязано не менее чем 15-20 крупными военными неудачами, преимущественно в XVI - первой половине XVII веков и несколькими десятками - в качестве одной из их причин».
Местнические конфликты в эпохи войн и смут конца XV - XVII веков
Работа посвящена в основном местничеству на военной службе. Книга весьма интересная, но, к сожалению, текст видимо вообще не вычитывали и он имеет массу разнообразных дефектов.
скрытый текстВторая половина XV - первая половина XVI века
скрытый текст
Сообщений о местничестве в этот период относительно немного и они часто малодостоверны.
Местничество предполагают, например, в походе на Казань 1469 года, однако автор (со ссылкой на Ю. Г. Алексеева) эти предположения не считает убедительными.
Более похожа на местничество, по мнению автора, история со взятием шведами Ивангорода в августе 1496 года - стоявшие недалеко от крепости с войсками воеводы кн. И. Брюхо Пужбольский и кн. И. Гундоров по каким-то причинам не пришли на помощь ивангородскому воеводе кн. Ю. Бабичу (не желали идти в сход?).
Известен эпизод случившийся перед битвой на Ведроши в июле 1500 года - Юрий Захарьич, назначенный первым воеводой сторожевого полка, писал Ивану III, что не желает «стеречь» кн. Д. В. Щеню (бывшего фактическим главнокомандующим), однако боярина уговорили и в битве его полк сыграл важнейшую роль. В литературе нет единого мнения относительно этого конфликта - можно ли его считать именно местническим.
Разгрому русской армии в битве под Оршей<, в сентябре 1514 года, видимо способствовал конфликт воевод - первого воеводы большого полка И. А. Челяднина и первого воеводы полка правой руки кн. М. И. Булгакова-Голицы.
В походе на Казань весной 1530 года командовавшие войсками князья М. Л. Глинский и И. Ф. Бельский, по сообщению «Казанской истории» заместничали, споря кому первым въезжать в уже оставленный было врагом город и были разбиты пришедшими в себя татарами (за что были отправлены в тюрьму). Однако, как отмечает автор, в разрядах это местничество не отмечено, не придал ему значения и М. Г. Худяков.
В декабре 1544 года, при нападении крымского калги Эмир-Гирея на Белевский и Одоевский уезды, воеводы князя П. М. Щенятев, М. И. Воротынский и К. И. Курлятев, по сообщению «Царственной книги» (в разрядах местничества нет), «распрелись о местах» и калга ушел безнаказанным, взяв большой полон.
Местничества вероятно способствовали неудаче двух походов на Казань в 1547 году - в феврале первый воевода полка правой руки кн. И. В. Пенков бил челом на первого воеводу большого полка боярина кн. А. Б. Горбатого-Шуйского (и получил невместную грамоту), в декабре местничали уже несколько воевод.
Местничествами сопровождались и неудачные походы на Казань в 1549 - 1550 годах.
Любопытный случай имел место летом 1554 года - в плавной рати отправленной на Астрахань первым воеводой сторожевого полка был рязанский дворянин С. Г. Сидоров, а вторым кн. А. Г. Булгак Барятинский. Князь бил челом на первого воеводу, однако правительство фактически предпочло встать на сторону опытного ветерана и указало воеводам быть без мест.
Вторая половина XVI века
скрытый текст
Местничества второй половины XVI века автор делит на две большие группы - на «берегу» (против Крыма) и в Ливонской войне / войнах со шведами.
«Берег»
Посланные летом 1562 года преследовать отходившего от Мценска Девлет-Гирея князья А. И. и М. И. Воротынские хана не догнали. Примерно в то же время боярин кн. И. И. Турунтай-Пронский донес, что А. И. Воротынский заместничал с ним и сказавшись болен, саботировал царский наказ о преследовании хана. Возможно этот конфликт и помешал преследованию Девлет-Гирея. Оба брата Воротынских попали в опалу, А. И. Воротынский вскоре постригся.
В октябре 1565 года при набеге крымцев под Болховым заместничали земские воеводы - кн. И. А. Шуйский (первый в левой руке) бил челом на князей П. М. Щенятева и И. И. Турунтая Пронского (первые в передовом и сторожевом полках)*. Против крымцев пришлось отправлять опричное войско.
Весной 1569 году второй воевода плавной рати посылаемой против османов в Астрахань З. И. Сабуров дважды бил челом на первого воеводу - кн. П. С. Серебряного и добился невместной грамоты.
В том же году в Калуге сцепились опричные воеводы кн. А. П. Телятевский и Ф. А. Басманов, конфликт был прерван смертью Телятевского (по одной из версий - тайно устраненного Басмановым).
Весной 1571 года, еще до прихода Девлет-Гирея, в собравшейся у Коломны армии второй воевода передового полка кн. П. И. Татев бил челом на М. Я. Морозова (второй в большом) и получил невместную грамоту.
Весной (вероятно во время смотра армии в апреле у Коломны) 1572 года произошла целая серия местничеств - кн. Н. Р. Одоевский (первый в правой руке) бил челом на кн. М. И. Воротынского (первый в большом), кн. И. П. Шуйский (первый в сторожевом) на Одоевского, кн. А. В. Репнин (первый в левой руке) - на кн. А. П. Хованского (первый в передовом). Записано было только челобитье Шуйского, остальные оставлены без внимания. Возможно в какой-то форме было объявлено безместие, в любом случае, последствий эти столкновения не имели.
Позднее - в разрядах осени 1572 и 1573 и 1574 годов на «берегу» объявлялось безместие.
В апреле 1573 года, при составлении берегового разряда, на первого воеводу большого полка кн. М. И. Воротынского бил челом кн. В. Ю. Булгаков-Голицын (первый в сторожевом), через три месяца получивший невместную грамоту (с этого началась вторая опала победителя при Молодях, вскоре закончившаяся его смертью).
В 1576 году, в армии собравшейся в Коломне для большого похода против крымцев, произошло сразу девять местничеств - били друг на друга все основные воеводы (включая даже воевод у наряда). В результате было объявлено безместие, с обещанием дать счет после службы, однако из-за внешнеполитических изменений (избрания Батория королем Польши) поход был отменен.
В 1586 году, для отражения крупного набега ногаев Малой орды, на Мещеру было послано вспомогательное войско кн. Д. И. Хворостинина. При необходимости ему предписывалось идти в сход с основной армией. Второй воевода Хворостинина кн. А. И. Дашков бил челом на вторых воевод других разрядов - основной армии (кн. С. Г. Звенигородский) и тульского разряда (кн. Жировой-Засекин). Дашкову разъяснили что ему «нет дела» до других разрядов. Тогда же на кн. Д. И. Хворостинина бил челом кн. В. И. Бахтеяров-Ростовский (воевода Ряжска?) - челобитная записана.
Весной 1587 года при большом набеге татар было объявлено безместие, что не помешало воеводам разряда сцепиться друг с другом (7 местничеств), дав татарам успешно отойти.
В 1591 году, при приходе к Москве хана Казы-Гирея, было объявлено безместие, однако главнокомандующий (первый воевода большого полка) кн. Ф. М. Мстиславский в июле получил «грамоту с опалою» - за то что осмелился «выпустить» имя царского шурина (и своего второго воеводы) Б. Ф. Годунова в ответных грамотах царю (царские грамоты адресовались им обоим).
Весной 1592 года, при большом набеге татар на рязанские, тульские и пр. места воеводы опоздали выйти в поле, массово сцепившись друг с другом - между 2 и 29 апреля произошло 12 местничеств, местничали едва ли не все воеводы. Основные силы крымцев с набранным огромным полоном начали отходить 19 мая, а воеводы выступили в погоню лишь 1 июня и с крымцами «разошлися».
* У Зимина и пр. это конфликт ошибочно описан как местничество И. В. Шереметева Меньшого с кн. П. М. Щенятевым
Ливонская война и Швеция
На ход шведской войны 1554 - 1557 годов местничества никак не повлияли, хотя известны два эпизода - в декабре 1555-го З. И. Очин-Плещеев (первый в левой руке) бил челом на первых в правой руке и сторожевом полку - С. В. Шереметева и кн. Д. С. Кнута-Шестунова и списков не взял, однако подчинился под угрозой опалы. Позднее, оставленный в Кореле вторым воеводой кн. И. И. Буйносов-Ростовский бил челом на первого воеводу кн. И. И. Слизнева Елецкого, но был сразу же наказан - выдан ответчику головой.
В Ливонии первые неудачи связанные с местничеством отмечаются осенью 1559 года. Первый воевода сторожевого полка З. И. Очин-Плещеев заместничал со вторым воеводой большого З. И. Сабуровым в Изборске. Воеводы получили указ о безместии, возможно запоздавший - оба были разбиты немцами.
В августе 1559 года после взятия Феллина первым воеводой города был назначен полуопальный А. Ф. Адашев. На него бил челом назначенный вторым воеводой О. В. Полев, Адашева перевели вторым воеводой в Дерпт, где он вскоре умер при невыясненных обстоятельствах, а Полев получил место Адашева.
Весной 1561 года заместничало сразу несколько воевод армии собравшейся во Пскове, однако видимых последствий конфликт не имел.
В конце лета-осенью 1561 года заместничали воеводы посланные из Дерпта отбивать занятый литвой Тарваст, однако правительство ходу искам не дало. Покинутый литвой Тарваст был занят, однако удерживать и укреплять его воеводы не стали. Правительство, впрочем, посчитало видимо поход успешным - воеводам были посланы золотые, раздача которых вызвала новый конфликт, снова пресеченный правтельством.
В Полоцком походе зимой 1563-го бывший фактически пятым воеводой передового полка (после служилых царевичей Тохтамыша и Ибака, кн. М. В. Глинского и И. В. Большого Шереметева) боярин А. Д. Басманов видимо местничал с последним - после похода получил на Шереметева правую невместную грамоту. В том же походе его юный сын Федор (рында у третьего саадака) выиграл дело у другого рынды.
В начале 1564 года (Ула и пр.) местничеств не зафикировано. Весной 1564-го князьям И. Ф. Мстиславскому и И. Д. Бельскому (командующим армиями собиравшимися у Великих Лук и Вязьмы) был послан указ о безместии. Заместничавшему в июле того же года с кн. И. И. Турунтаем-Пронским кн. А. И. Воротынскому было отказано*.
В 1569 году, во время похода на Изборск, местничество опричных воевод, первого - З. И. Очина-Плещеева и второго - В. И. Умного-Колычева, было пресечено указом о безместии. Аналогичный указ был послан воеводам армии собиравшейся в Смоленске.
Затяжной местнический конфликт имел место при второй осаде Ревеля (ноябрь - декабрь 1576 года). Местичало сразу 6 воевод - кн. Ф. И. Лыков (второй в сторожевом) бил челом на второго в большом И. В. Меньшого Шереметева (по одной версии челобитье записано и обещан счет после похода, по другой - Лыков должность не принял и служил в строю, дело не вершено из-за гибели Шереметева в бою); кн. Г. А. Булгаков-Куракин (первый в сторожевом) бил челом «на своих племянников» князей И. Ю. и В. Ю. Голицыных (первые в правой руке и передовом), но получил отказ; кн. А. Д. Палецкий (второй в левой руке) бил челом сразу на трех воевод - кн. П. И. Хворостинина, кн. Ф. И. Лыкова и Ф. В. Шереметева (вторых в передовом, сторожевом и большом). Ссоры воевод видимо способствовали неудаче осады.
В большом ливонском походе 1577 года известны несколько местничеств. В июле третий воевода передового полка М. А. Безнин бил челом на вторых воевод передового и большого полков - О. М. Пушкина и кн. М. В. Троекурова и получил безместную грамоту. Посланные в августе брать Кукенос воеводы заместничали после взятия города - второй воевода Д. Б. Салтыков бил на первого - кн. П. И. Татева и получил невместную память.
Тяжелые последствия имело местничество при осаде Кеси (Вендена) летом 1578 года. В конфликт были втянуты едва ли не все воеводы. Сначала кн. М. В. Тюфякин (назначенным вторым в сторожевой) бил челом на своего первого воеводу - кн. Д. И. Хворостинина (победителя при Молодях). Хворостинин был отозван в Москву (что возможно сохранило ему жизнь, но лишило армию способного воеводы), а Тюфякина назначили третьим воеводой большого полка. Не успокоившийся Тюфякин снова бил челом - на вторых воевод передового и сторожевого полков кн. А. Д. Палецкого и кн. П. И. Хворостинина, однако на этот раз получил грамоту с опалою и приказ служить по росписи.
Следом за Тюфякиным заместничали и другие - кн. В. А. Сицкий (второй в большом) бил челом на первых воевод передового и сторожевого полков Ф. В. Шереметева и кн. П. И. Татева, Татев бил на Шереметева, а на Сицкого бил вышеуказанный Палецкий. Сицкому и Палецкому отказали, исход остальных дел неизвестен, однако в результате всего этого «воеводы замешкались и к Кеси не пошли».
Видимо в связи с этим в армию были отправлены царские эмиссары с чрезвычайными полномочиями - посольский дьяк Андрей Щелкалов и «из Слободы» дворянин Д. Б. Салтыков, которым было приказано «идти х Кеси и промышлять своим делом мимо воевод, а воеводам с ними».
21 октября русская армия была разгромлена под Кесью объединенным польско-шведским войском и бежала бросив осадный наряд. Князья В. А. Сицкий и М. В. Тюфякин были убиты, П. И. Татев и П. И. Хворостинин попали в плен.
В войске отправленном из Пскова на выручку осажденного Полоцка летом 1579 года кн. М. Ю. Лыков бил челом на Ф. В. Шереметева, однако оба воеводы попали под раздачу при взятии поляками Сокола - Лыков был убит, Шереметев - пленен и «суда у них не было». Ссоры между воеводами («люди были в розни») видимо способствовали успеху врага.
В новом войске, собранном в том же году во Пскове, воеводы снова местничали (в дело было втянуто 6 воевод), однако царь Иван реагировал, как пишет автор, «благодушно» - дачей невместных грамот и обещанием счета после службы.
Весной 1580 года, в Великих Луках, еще до осады их Баторием, третий воевода Ю. И. Аксаков бил челом на второго - кн. М. Ф. Кашина и четвертого - В. И. Бобрищева-Пушкина.
В войске кн. В. Д. Хилкова, действовавшего против поляков в том же году в районе Холма, также происходили местничества - первый воевода передового полка кн. М. В. Ноздроватый бил челом на самого Хилкова, а второй воевода передового кн. И. М. Барятинский - на Ноздроватого и В. В. Головина (первый в сторожевом). На этот раз правительство реагировало жестче - Ноздроватому ответили, что он «бредит» и грозили смертной казнью, если откажется служить, Барятинскому также приказали списки взять, грозя батогами.
В войске Симеона Бекбулатовича, стоявшем в Волоке Ламском, перессорились почти все воеводы (не менее 4 местничеств). Все эти конфликты видимо способствовали поражению кн. Хилкова под Луками в сентябре 1580 года и падению самого города.
В 1581 году, во Пскове, за несколько месяцев до начала осады, также имело место местническое столкновение - на Н. И. Очина-Плещеева (четвертого воеводу?) били челом Р. Д. Бутурлин и А. Е. Салтыков (пятый и шестой?), воеводы были «розведены» и обещан счет после службы. На обороне Пскова это видимо никак не отразилось.
В целом, как отмечает автор, «местническая составляющая неуспехов в этой войне была существенна, причем поразительно в целом благодушное отношение царя к этим тяжбам (с 1565 по 1579 гг. в по Ливонскому театру военных действий ни разу не объявлялось безместие в масштабе разряда)... Репрессивный в целом режим управления Ивана Грозного никак не отразился на местническом порядке, наказания за неподчинение не стали тяжелее, монарх охранял незыблемость самого института, на который не покушался и режим опричнины».
При царе Федоре число местничеств резко увеличилось - ввиду общего ослабления власти и сложного лавирования фактически управлявшего страной Годунова между аристократическими группировками. Только на шведском театре военных действий летом 1589 - летом 1592 года произошло 44 местничества.
Местничества не прекращались на протяжении всей русско-шведской войны 1590 - 1595 годов.
Воеводы массово заместничали уже летом - осенью 1589 года, при выдвижении войск к шведской границе, однако всем было указано быть по росписи, с обещанием счета после службы. После сосредоточения армии в Новгороде (январь 1590 года) местничества возобновились (8 тяжб), хотя не все они имели отношение к воеводским назначениям (ввиду личного присутствия государя местничали рынды).
Весной-летом 1591 года в Ивангороде местничали почти все воеводы (четверо из пяти), что никаких последствий, впрочем, не имело.
В том же 1591 году шведы разбили под Гдовом войско П. Н. Шереметьева и кн. В. Г. Долгорукого. Как отмечает автор, длительным скандалом сопровождалось уже назначение воевод этого отряда. Назначенный первым воеводой передового полка кн. В. Г. Барятинский бил челом на отца Шереметева и других воевод. За бесчестье Шереметевых князя указано было бить кнутом и выдать им головой, одако он продолжал упорствовать и был сначала посажен в тюрьму на три дня, а затем сослан в Сибирь.
Уже в ходе похода другой представитель этого рода, кн. Д. М. Барятинский (первый в сторожевом), бил челом на И. Г. Меньшого Волынского (второй в большом). Распри воевод видимо способствовали поражению - шведы разбили передовой полк кн. В. Г. Долгорукого (сам он попал в плен), стоявший вдалеке от сторожевого и большого - «Долгорукой от большово и сторожевова полку... отшел далече... и пособить было им некому и нельзя».
Зимняя кампания 1591 - 1592 годов также сопровождалась массовыми местничествами полковых и городовых воевод (снова отличились Барятинские - кн. Д. М. Барятинский, назначенный вторым в сторожевой, на службу не явился, однако судьбы родственника не разделил - об опале сведений нет), однако на ходе боевых действий это видимо никак не отразилось.
Отношение правительства к местникам по-прежнему оставалось весьма либеральным - при подготовке зимнего похода 1591 - 1592 года разряд трижды (в течении одного дня) переписывали в угоду спорящим и т. п.
* Выше тот же? эпизод отнесен автором к 1562 году и «берегу».
Смута
скрытый текст
Как отмечает автор, после Смуты Разрядный приказ, руководствуясь видимо неким негласным указом, отвергал все запросы местников относящиеся ко времени между низложением Федора Годунова и воцарением Михаила Романова (весна 1604 - лето 1613 годов) - «не сыскано», «разряды не писаны» и т. п., и практическое применение «случаев» эпохи Смуты позднее сделалось невозможным. Однако многочисленные свидетельства происходивших местничеств сохранились, хотя их достоверность нередко сомнительна.
На первом этапе Смуты (октябрь 1604 - май 1605-го), до падения Годуновых, в разрядах зафиксировано 12 местничеств в армии. Важнейшим из них было столкновение П. Ф. Басманова с кн. А. А. Телятевским [способствовавшее, как известно, переходу Басманова в стан врагов Годуновых. Однако в целом видимо исход местнических споров не определял позицию участников. Так, один из заговорщиков, П. Ф. Басманов, проиграл оба местнических спора (князьям А. А. Телятевскому и М. Ф. Кашину), а другой, М. Г. Салтыков, из четырех местнических столкновений проиграл одно, а три фактически выиграл].
Определенное значение имело также местничество случившееся еще до Смуты - известного в будущем деятеля романовского царствования кн. Б. М. Лыкова и будущего национального героя кн. Д. М. Пожарского. Помимо прочего кн. Б. М. Лыков обвинял кн. Пожарского и его мать в том, что они «доводили» на него царю Борису и царице Марии. Местническое дело не было «вершено», а надоедавшего ему жалобами кн. Б. М. Лыкова царь Борис выслал на воеводство в Белгород, который обиженный князь видимо сдал Самозванцу.
При Самозванце местничества продолжались. Первые столкновения видимо имели место уже на пути к Москве - кн. А. Г. Долгорукий бил челом на П. Ф. Басманова (оба были посланы в Орел, на встречу с делегацией Думы), а Н. М. Плещеев возможно бил на Г. Г. Пушкина (оба? посланы были бунтовать Москву против царя Федора).
Любопытно, что местничали и свергнутые Годуновы, разосланные «царем Дмитрием» по сибирским воеводствам. В январе 1606 года М. М. Годунов, назначенный воеводой в Тюмень, бил челом на однородца Н. В. Годунова, назначенного в Тобольск. Последнего перевели в Уфу, а на назначенного на его место в Тобольск кн. Р. Ф. Троекурова коллективно била челом уже вся годуновская родовая корпорация, добившись от Самозванца невместной грамоты.
При Василии Шуйском местничество резко активизировалось - в 1608 - 1610 годах известно 32 дела (18 в 1608-м, 10 в 1610-м и 4 в 1610-м). Активизации местников способствовали несколько факторов - общее восприятие аристократией нового царя как законного монарха (и, соответственно, арбитра), желание старинной знати, представителем которой был сам царь Василий, восстановить утерянные ранее позиции, слабость правительства, вынужденного мириться даже с явно неправомочными претензиями низкостатусных лиц.
Местничество (в немалой степени видимо отражавшее общую политическую «шатость» участвующих лиц) при царе Василии существенно влияло на ход боевых действий.
В июле 1606 года местничество М. М. Салтыкова и кн. Л. О. Щербатого (последний отказался видимо служить вторым воеводой сторожевого полка) способствовало вероятно поражению царской армии под Ельцом. В том же месяце конфликтовали орловский воевода кн. И. А. Хованский и ливенский М. Б. Шеин (будущий герой Смоленска), не желавшие идти в сход друг с другом - Шеин в результате был разбит под Ливнами.
В августе 1606 года запутанный конфликт в командовании другой царской армии (с участием князей Я. П. Барятинского, Б. М Лыкова, Г. П. Ромодановского и М. А. Нагого) привел к ее разгрому под Кромами.
В марте 1608 года кн. В. Ф. Литвинов-Мосальский (второй воевода сторожевого полка) бил челом на кн. Б. М. Лыкова (второй воевода большого) в армии под Болховым и был отозван. По мнению автора отсутствие этого опытного воеводы могло способствовать поражению царской армии под Болховым.
Возможно местничество повлияло и на ход битвы на Ходынском поле в июне 1608 года. Упомянутый выше кн. В. Ф. Литвинов-Мосальский (третий воевода большого полка) ранее бил челом на вторых воевод строжевого (окольничий Ф. В. Головин) и передового (кн. Г. П. Ромодановский). В ходе боя, по некоторым сообщениям передовой и сторожевой полки бежали, бросив большой на произвол судьбы. Последний был разбит и кн. В. Ф. Литвинов-Мосальский попал в плен к тушинцам (в августе 1608-го бежал из плена в Москву).
Падение Коломны летом 1608 года также было видимо связано с местничеством - воевода кн. А. Г. Долгорукий конфликтовал со вторым воеводой И. А. Момотом Колтовским и бежал, бросив в городе епископа Иосифа, известного противника воров.
В августе 1609 года очищавшая от воров Поволжье армия Ф. И. Шереметева соединилась у Владимира с подошедшим из Москвы отрядом В. И. Бутурлина. Воеводы соединенного войска немедленно разругались - на назначенного вторым воеводой Бутурлина бил челом второй воевода Шереметева - И. Д. Заец Плещеев, сам же Бутурлин ударил челом на Шереметева. Конфликт воевод привел к поражению войска под Суздалем.
В январе 1610 года сцепились посланные под тот же Суздаль князья Б. Лыков и Я. П. Барятинский - последний не пошел в сход к Лыкову и отбить Суздаль вновь не удалось.
Слабостью правительства, как уже отмечалось, пользовались относительно низкостатусные персонажи. Так, в июле 1607 года Ф. Ю. Булгаков-Денисьев (один из лидеров рязанской корпорации, в списках писался выше Г. Ф. Сунбулова и П. П. Ляпунова) перед сражением на р. Восме у Каширы местничал с кн. Б. М. Лыковым. В нормальной ситуации попытка местничать с куда более статусным вельможей дорого обошлась бы Булгакову, однако теперь правительство нуждалось в рязанцах (позднее исход сражения на Восме решила атака рязанцев под командованием того же Булгакова) и ему все сошло с рук (в челобитье ему не отказали - это считалось частичной победой).
В январе 1608 года, еще один рязанец, А. Н. Ржевский, бил челом на кн. М. Ф. Кашина, в компании которого руководил обороной Брянска от отрядов Вора - оставшись недоволен полученной наградой (утверждал что фактически обороной руководил именно он). Ржевскому отказали, но со ссылкой прежде всего на ранг оппонента («что он боярин»), а не на (несравнимо более высокую) «честность» рода.
В сентябре 1609 года письменный голова И. Г. Коробьин бил челом на кн. В. Ф. Литвинова-Мосальского и с князем, посланным встречать обоз с продовольствием на Коломенскую дорогу, «не пошел», что возможно способствовало разгрому отряда Литвинова-Мосальского. Коробьин не был наказан и даже видимо был «розведен» с князем (т. е. фактически выиграл).
Местничество воевод далеко не всегда вело к поражению. Так, летом 1608 года против взявшего Коломну Лисовского была выслана царская армия, почти все воеводы которой (Г. Г. Пушкин, В. И. Бутурлин, князья Б. М. Лыков, Г. К. и Ф. М. Волконские) немедленно заместничали. Сохранилось даже сообщение об отказе одного из них (В. И. Бутурлина) идти на помощь другим (передовому полку князей Б. М. Лыкова и Г. К. Волконского). Несмотря на все это Лисовский был наголову разбит у Медвежьего брода.
В октябре 1608 года к той же Коломне был выслан отряд кн. В. С. Прозоровского и В. Б. Сукина. Коломенские воеводы И. М. Сопля Бутурлин и С. Глебов должны были идти в сход к Прозоровскому. Бутурлин бил челом на последнего, однако получил из Москвы резкую отповедь и вынужден был подчиниться. Совместными усилиями воевод был разбит пришедший под Коломну отряд П. Хмелевского.
Местничеством сопровождалась и оборона Троице-Сергиева монастыря - изначально командовавший гарнизоном окольничий кн. Г. Б. Роща Долгорукий конфликтовал с пришедшим позднее и взявшим на себя руководство Д. В. Жеребовым (грамоты им посылались «порознь»). После снятия осады Долгорукий вроде бы даже бил челом на Жеребцова, но безответно.
Как отмечает автор, многие поражения войск Шуйского никак не были связаны с местническими конфликтами - Калуга (сентябрь 1606-го), Венев (февраль 1607-го), Пчельна (май 1607-го), Зарайск (апрель 1608-го), Рахманцево (сентярь 1608), Клушино (июнь 1610-го) и пр. и в целом не следует абсолютизировать этот фактор - возможно шляхетская и казацкая анархия создавали другой стороне не меньше проблем.
Безместие по военным поводам при Шуйском объявлялось дважды - во время осады болотниковцев в подмосковном Заборье (крупная победа царских войск) и в разряде обороны Москвы 1609 года. Помимо этого, без мест проходили и свадьба Шуйского (что, впрочем, не помешало ее участникам местничать - известно ок. 4 случаев, разряд свадьбы был по приказу царя сожжен) и его венчание на царство.
После свержения царя Василия местничества на какое-то время прекращаются - ввиду отсутствия государя или неясности его положения. Утвердившееся в литературе мнение о принятии Первым и Вторым ополчениями приговоров о безместии автор отвергает - соответстующих текстов не найдено.
С окончанием междуцарствия и появлением законного монарха институт местничества мгновенно возродился. Местничества происходили и при дворе и в армии и правительство, как и при царе Василии, часто вынуждено было идти на компромисс, отступая от сложившихся норм и закрывая глаза на своеволие различных лиц.
Местничества в армии возобновились еще до коронации царя Михаила (прибыл в столицу 2 мая, венчался на царство 11 июля 1613-го). Высланный в помощь Тихвину из Москвы И. Н. Сунбулов в июне (или июле) 1613-го заместничал со вторым воеводой Тихвина Л. А. Батраковым-Вельяминовым. Несмотря на заведомо более высокую «честность» Вельяминовых правительство уступило - Сунбулов был подчинен непосредственно первому воеводе кн. С. В. Прозоровскому. В другом отряде, направленном к Тихвину в начале июля 1613-го, второй воевода И. С. Погожий бил челом на первого - Ф. К. Смердова-Плещеева.
Ссорами воевод сопровождалась борьба с Заруцким - двигавшиеся из Мещовска и Мценска князья А. И. Хованский и И. А. Хворостинин действовали «порознь», шедший из Мценска кн. Т. Ю. Мещерский после подчинения рыльскому воеводе кн. Е. Ф. Елецкому бил на того челом (безответно).
Позднее вновь «отличились» посланные на помощь осажденному литвой Белеву [автор явно путает его с крепостью Белая] князья А. И. Хованский и И. А. Хворостинин - последний не пошел в сход к первому и писал в Москву, что Хованский от литвы бежал. Раздраженная Москва решила обоих воевод переменить, прислав новых.
В походе на Новгород кн. Д. Т. Трубецкого стряпчий Ф. И. Пушкин (посланный правительством собирать детей боярских во Владимир, дабы в дальнейшем вести их в Торжок к Трубецкому) бил челом на второго воеводу армии - кн. Д. И. Мезецкого (видимо не желая быть третьим или сходным воеводой) и был переподчинен одному Трубецкому.
Многими местничествами сопровождалась Смоленская кампания 1614 - 1617 годов.
В феврале 1614-го, в войске отправленном к Брянску и Кричеву, на второго воеводу П. И. Секирина бил челом голова О. Я. Пронищев (командовал казанскими татарами и новокрещенами). Правительство и здесь пошло на уступки - голова был подчинен одному первому воеводе - кн. А. М. Львову, несмотря на явно большую «честность» Секирина.
Посланный с подкреплениями в главную армию под Смоленском еще один представитель скандального рода - М. А. Пушкин, в феврале 1614-го бил челом на второго воеводу кн. И. Ф. Троекурова и также был подчинен одному первому воеводе - кн. Д. М. Черкасскому. Троекуров (двоюродный брат Михаила Федоровича) в ответ в марте бил челом «об оборони» и стал бойкотировать службу. Правительство не решилось четко встать на чью-либо сторону - Троекурову была послана выдержанная в примирительном тоне грамота с разъяснениями.
В дальнейшем, видимо во избежания похожих инцидентов, при посылке воевод к Смоленску их направляли к одному кн. Д. М. Черкасскому «с товарищи». Это однако не помогло - в ноябре 1614-го отправленный к Смоленску с припасами С. А. Ратман-Вельяминов бил челом на того же кн. И. Ф. Троекурова (однако ему приказали ехать, угрожая при отказе послать, сковав - Вельяминов подчинился).
В апреле-мае 1615 года тот же Ратман-Вельяминов (будучи уже воеводой у обоза) снова бил челом на Троекурова и вновь неудачно.
В июне 1615 года Черкасского и Троекурова под Смоленском сменили кн. И. А. Хованский и М. А. Вельяминов. Несмотря на смену командования иски на второго воеводу продолжали подаваться, самый скандальный случай имел место в январе 1616 года, после разгрома М. А. Вельяминовым польского отряда Томашевского. Отправленный к воеводам с золотыми и жалованным словом кн. С. Ф. Волконский бил челом на Вельяминова, прося чтобы ему велели поздравлять одного кн. Хованского, а Вельяминова «в наказе не велели писать». Вместо С. Ф. Волконского Москва решила послать его брата - кн. М. Ф. Волконского, однако тот подал аналогичный иск и правительство уступило - реального победителя поздравлять не стали (хотя и наградили позднее).
В октябре 1616 [у автора 1615-го] местничали уже сами воеводы смоленской армии [- к этому времени ей командовали М. М. Бутурлин и И. С. Погожий*]. Последний бил челом на первого воеводу, отправившего в Москву сеунч лишь от своего имени (делу не дали ход). [Конфликт между этими воеводами видимо ощутимо влиял на ход боевых действий**].
В украинном разряде, собранном весной 1615 года против Лисовского, также местничали воеводы - кн. С. В. Прозоровский (первый в передовом полку в Мценске) бил челом на первого воеводу большого полка в Туле кн. В. С. Куракина, а мценский воевода кн. Ю. И. Шаховской и Ф. И. Леонтьев (второй в сторожевом в Новосили) - на второго воеводу большого С. А. Ратмана-Вельяминова. Последний бил «об оборони». Всем местникам было указано быть по росписи и обещан счет после службы.
В этой же кампании пострадал очередной Барятинский - кн. М. П. Барятинский должен был идти из Волока Ламского в сход к кн. В. И. Туренину, шел он «мешкотно», возможно не желая помогать своему местнику Ф. И. Шереметеву, так или иначе, правительство заподозрило дурное - князь был отправлен в тюрьму.
Активно местничали воеводы и в «королевичев приход» 1617 - 1618 годов. Уже в июле 1617-го при назначении разряда против «прихода» Владислава вторые воеводы массово били челом на первых. Всем велели быть по росписи, однако в следующем большом разряде решено было писать в грамотах лишь первого воеводу большого полка «с товарищи» (своеобразная форма безместия) и эта практика позднее все более распространялась.
В июне? - августе 1617 года конфликтовали воеводы в Вязьме. На кн. Н. Н. Гагарина, второго воеводу посланного к Вязьме войска, били челом сначала третий воевода Я. Н. Дашков, затем воевода Вязьмы И. А. Колтовский - бояре приговорили и здесь писать грамоты первому воеводе (кн. П. И. Пронскому) «с товарищи». В октябре кн. П. И. Пронский и сменивший Колтовского кн. М. В. Белосельский опоздали на помощь Дорогобужу и (вместе с фактически бежавшим войском) отступили аж до Можайска (за что были отправлены в тюрьму).
В августе 1617 года посланный в Тулу для сбора служилых людей М. И. Лодыженский бил челом на второго воеводу Тулы Ю. В. Вердеревского, однако получив по морде (в буквальном смысле - думный дьяк Сыдавной Васильев бил его по щекам) поехал.
В октябре 1617-го, направленный из Мценска в сход к Калуге воевода передового полка Н. П. Лихачев, бил челом на второго воеводу большого полка - того же Ю. В. Вердеревского (обещан счет после службы).
В январе 1618 года посланные в Калугу И. П. Кологривов (с денежной казной) и Ю. В. Вердеревский (с тульскими дворянами) били челом на второго воеводу кн. А. Ф. Гагарина (обещан счет после службы).
В марте кн. Ф. А. Елецкий, посланный в Белую к кн. Ф. А. Хилкову с хлебными запасами, бил на последнего челом и вероятно был отставлен.
В мае, направленный вторым воеводой в Калугу И. А. Момот-Колтовский, бил челом на первого - кн. Д. М. Пожарского. Младший сын последнего, кн. Петр, бил челом за отца «об оборони» и Колтовского за бесчестье Пожарского отправили в тюрьму, а затем отослали в Калугу. Посланный к тому же Пожарскому с милостивым словом Ю. И. Татищев также бил челом, после отказа сбежал с церемонии отпуска, был найден, бит кнутом и отправлен в Калугу силой - для выдачи Пожарскому головой.
В июне, в войске направленном в помощь защищавшему Можайск кн. Б. М. Лыкову, третий воевода И. А. Момот-Колтовский бил челом на второго - кн. В. П. Ахамашукова-Черкасского, разряд был изменен и Колтовского назначили вторым воеводой к Лыкову. Здесь уже на Колтовского бил назначенный третим воеводой кн. Ф. И. Мерин-Волконский, в итоге обоих князей отставили.
После отступления русских войск к Москве 26 (или 27) июля 1618 года было объявлено безместие, в целом соблюдавшееся. За время обороны столицы известны лишь два случая местничества - посланный делать острог за Яузой боярин М. М. Годунов бил челом на другого боярина - кн. А. В. Лобанова-Ростовского назначенного надзирать за этой службой и был отправлен в тюрьму [второго случая автор не приводит].
Безместие видимо не распространялось на дипломатические, административные и церемониальные «посылки» - там местничать продолжали. Так, различные лица назначаемые / посылаемые к послам, ведущим мирные переговоры в Деулине (бояре Ф. И. Шереметев и кн. Д. И. Мезецкий, окольничий А. В. Измайлов) били челом на второго и третьего послов***.
* Погожие были свойственниками новой династии - Ульяна Семеновна Погожая, возможно сестра местника, была второй женой одного из братьев Романовых - умершего в 1601 году в ссылке Александра Никитича.
** [См. Смирнов Н.В. Очерки военной истории Смутного времени. Осада Смоленска 1613-1616 гг. [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. — 2015. — Специальный выпуск IV. Смоленские войны XV-XVII вв. — Ч. I.]
*** Как отмечает автор, выдвинувшийся в ходе Смуты рязанский дворянин А. В. Измайлов был постоянной целью местников - между 1602 и 1632 годами он местничал 18 раз, причем лишь 6 раз выступал истцом.
Смоленская война
скрытый текст
Подготовка к войне с Польшей началась задолго до ее официального начала. Уже в июне 1631 года были назначены главные воеводы - бояре кн. Д. М. Черкасский и кн. Б. М. Лыков. Назначение сразу же обернулось проблемами - кн.Б. М. Лыков о невместнсти челом не бил, но устроил публичный скандал шурину - патриарху Филарету, наговорив ему дерзостей прямо в соборной церкви. Приняв назначение, фактически князь видимо службу саботировал и в подготовке армии участия почти не принимал. Кн. Д. М. Черкасский пожаловался на коллегу лишь после объявления войны - в конце апреля 1632 года, причем жаловался именно на саботаж, а не на челобитье. Дело разбиралось около месяца - Лыков в итоге был оштрафован на огромную сумму - 1200 руб. Обоих воевод уже 23 апреля отставили, назначив вместо них бояр М. Б. Шеина и кн. Д. М. Пожарского.
Новые назначения дела не улучшили - М. Б. Шеин скандалил в Думе, кичась своими сомнительными подвигами, (неясно носили ли эти споры местнический характер), что позднее дорого ему обошлось. Пожарский на момент назначения был нездоров (неясно, на самом деле или не хотел служить с Шеиным, не ожидая от него ничего хорошего) и вскоре окончательно отказался от службы (отставлен 4 июня) и был заменен окольничим А. Б. Измайловым.
Еще при назначении Пожарского, 23 апреля, на него бил челом В. В. Волынский, поставленный на особо важный пост - «у немецких людей у раздачи жалованья» и «у немецкого суда». Его переподчинили первому воеводе Шеину. После назначения Измайлова Волынский бил и на него, его снова переподчинили Шеину, однако закусивший удила Волынский видимо не желал теперь служить и с ним, сначала прикидывался больным, затем просто не являлся на службу (и службы соответственно не нес), наконец, 15 августа его велено было сослать в Казань как колодника, ни на какие службы не назначать, а имения отписать на государя (после этой истории полностью сошел со сцены).
Местничали и менее значительные персонажи - назначенный 28 января 1632 года собирать корма пришедшим к Москве «немецким людям» (наемным частям) И. Ф. Нелюбов-Огарев бил челом на своего коллегу - Г. А. Загряжского, но получил отказ. Загряжский, в свою очередь, 9 августа бил на второго воеводу А. Б. Измайлова - ему отказали, грозя тюрьмой. Однако Загряжский «у кормов сидеть не почал» и по жалобе Измайлова был таки отправлен в тюрьму.
На отправленого к Шеину с полковыми пушками («100 пищалей коротких немецкого литья») московского дворянина И. Н. Арбузова 30 августа в Можайске били челом приданные ему головы трех стрелецких сотен (московский дворянин и двое выборных), требуя переподчинения Шеину и Измайлову - иск удовлетворили.
Местничали и городовые корпорации. Еще в декабре 1631 года при разборе в Туле каширяне из захудалого рода князей Мещерских не явились на разбор к окольничему Г. К. Волконскому, отказавшись быть в окладчиках и не взяв жалованья. Другие каширяне, Лихаревы, также отказались быть в окладчиках и били челом на Волконского. Первый случай не разбирался, дело Лихаревых замяли, не ответив.
В августе 1632 года в Ржеве Володимеровой городовые дворяне били челом на одного из разборщиков - И. Г. Кондырева, Разряд опять промолчал - правительство явно не желало ссориться с городовыми корпорациями.
3 ноября 1632 года правительство наконец решилось издать указ о безместии (позднее подтвержденный Земским собором), на другие разряды не распространявшийся (на «берегу» продолжали местничать).
Указ не вполне соблюдался - в декабре, после взятия Белой, назначенный вторым воеводой передового полка кн. М. В. Белосельский бил челом на А. В. Измайлова (челобитье оставили без внимания).
В июне 1633 года на высланного в Стародуб-Северский с подкреплением из московских чинов и мобилизованных дворцовых служителей Г. А. Алябьева (совсем худородного) били московские чины, отказавшись ему подчиняться - их переподчинили бывшему в Стародубе Ф. М. Бутурлину.
Осенью 1633 года, в связи с приходом под Смоленск короля Владислава, в Можайске начала собираться еще одна армия, во главе которой поставили бояр кн. Д. М. Черкасского и кн. Д. М. Пожарского. В Ржеву и Калугу для сбора войск были посланы кн. Н. И. Одоевский и кн. Ф. С. Куракин. Собрав войска они должны были идти в сход к кн. Черкасскому. В октябре оба били на кн. Черкасского челом (от службы не отказывались, но просили записать челобитье, на случай будущих проблем - намекали, что Черкасский выше их только как царский родственник), тот бил в ответ «об оборони». Несмотря на действовавший вроде бы указ о безместии дело разбиралось боярами месяц, 18 ноября оба истца были отправлены в тюрьму (обоих не доведя до тюрьмы простили).
В декабре уже второй воевода Одоевского, кн. И. Ф. Шаховской, бил челом на Пожарского, тот бил «об оборони». Вопрос снова рассматривался боярами - Шаховского послали в тюрьму на день.
В целом, как отмечает автор, местнические конфликты в ходе этой войны приводили к значительным потерям времени и тем самым способствовали провалу и так шедшей ни шатко, ни валко кампании. Нерешительность в части реализации указа о безместии, попытки замять конфликты и пр., как полагает автор, были связаны с ослаблением политической воли руководства, а возможно были результатом противодействия политическому курсу Филарета, главного инициатора войны.
«Берег» в XVII веке
скрытый текст
Под «берегом» здесь подразумеваются все службы по защите южной границы между 1622 и 1680 годами.
[После окончания Смуты службы по защите южной границы вновь стали регулярными. Назначалось теперь два полковых разряда - большой «украинный» Тульский (Тула, Мценск, Крапивна, Дедилов и пр.) и Рязанский (Рязань, Пронск, Михайлов)]. Рязанский был более молодым и менее почетным, что порождало конфликты между воеводами двух разрядов. Воеводы обоих разрядов регулярно местничали при назначении («у скаски»), в ходе самой службы конфликтов было относительно немного.
Нападения татар, после некоторой паузы, начиная с 1622 года возобновились, [однако до Смоленской войны носили характер частной инициативы отдельных крымцев, ногаев и азовских татар, масштаб их был относительно невелик]*.
В марте 1622 года кн. С. Г. Гагарин, назначенный в передовой полк в Дедилове, бил челом на кн. В. П. Щербатого (первый в большом), но получил жесткий отказ. В Рязанском разряде Д. П. Беклемишев (второй в большом) бил челом сначала на своего первого воеводу И. Н. Сабурова, а затем на первого в передовом В. П. Чевкина (отказано в обоих случаях). Позднее уже И. Н. Сабуров отказывался идти в сход с кн. В. П. Щербатым (Разряд пошел на компромисс, приказав послать в сход второго воеводу). Местничали и головы, пытаясь бить на того же Чевкина (приговорены к батогам и тюрьме). Набег ногаев и прочей сволочи в 1622 году оказался относительно успешным и воеводы «удостоились» специального выговора от государя [однако местничество никак видимо на результате не сказалось].
В марте 1623 года, при назначении разряда, первый воевода сторожевого полка Б. М. Нагой и второй воевода большого Б. И. Нащокин били челом на кн. В. Р. Барятинского (первый в передовом). Обоим отказали (из-за равенства постов) однако Нащокин упорствовал, не брал списков, был посажен в тюрьму на неделю и отправлен в Тулу силой, где продолжал саботировать службу (и попал в тюрьму еще на две недели). На делах Тульского разряда это видимо не отразилось.
В марте 1625 года при «сказке» заместничала большая группа воевод Рязанского разряда - вторые воеводы сторожевого и большого В. П. и У. С. Ляпуновы били челом на князей И. Ф. и Ф. Ф. Волконских (второй в большом и первый в сторожевом). [Так у автора. Судя по соответствующей разрядной книге В. П. Ляпунов был вторым воеводой тульского сторожевого, У. С. Ляпунов - вторым рязанского передового, И. Ф. Волконский вторым в рязанском большом, а Ф. Ф. Мерин-Волконский - первым в рязанском передовом, обоим Ляпуновым отказали]. И. Ф. Волконский после этого бил челом на первого воеводу рязанского разряда, кн. П. А. Репнина, [«по недружбе», как на родню Ляпуновых и был отставлен]. На ходе борьбы с татарами это не сказалось - Ф. Ф. Волконский и У. С. Ляпунов даже ходили вместе в успешный поход (после возвращения из которого Ульян Ляпунов, впрочем, в съезжую избу не пошел и свое имя в отписке писать не велел).
В марте 1626 года при «скаске» случилось сразу 9 конфликтов. Татарских набегов в этот год не было.
В марте 1627 года при «скаске» случилось 7 местничеств (с 12 участниками). Большинство споров было решено тут же, но некоторые продолжились после службы. Так, В. Н. Пушкин (первый в рязанском сторожевом) бил на А. О. Плещеева (первый в тульском сторожевом) - заявив, что в сход с последним ему идти невместно. Ему был обещан счет после службы (дан, дело не вершено). На службе у воевод конфликтов не было.
В январе 1631 года второй воевода Ельца И. Г. Скорняков-Писарев бил челом на назначенного первым И. Ф. Леонтьева (и был видимо отставлен). В апреле второй воевода рязанского большого полка В. П. Чевкин бил на второго в тульском большом И. И. Пушкина (отказано «с кручиною» - т. е. особым неудовольствием государя), упоминавшийся уже У. С. Ляпунов (второй воевода в полку в Михайлове) бил на В. Г. Ляпунова (второй в Рязани), своего двоюродного брата. На службе опять конфликтов не было.
В апреле 1632 года второй воевода тульского сторожевого И. П. Вердеревский бил челом на М. П. Крюкова и Б. Г. Пушкина (вторые в передовом и большом), подчинился под угрозой наказания, однако позднее опять скандалил - не брал списки в Крапивне и пр.
В марте 1633 года воеводы вновь массово местничали при «скаске» - 9 из 14 подали челобитья. На первого воеводу большого тульского полка кн. И. И. Ромодановского били челом его второй воевода С. С. Колтовский (видимо отставлен), первые воеводы рязанского большого С. И. Колтовский и тульского прибылого (Мценск) А. Г. Колтовский [так у автора, ниже первым воеводой рязанского большого назван кн. А. Г. Козловский] и т. д.
О конфликтах в ходе боевых действий сведений нет, но как считает автор «ситуация не могла сказаться на общем настрое и взаимоотношениях... воевод и вероятно косвенно повлияла на катастрофические результаты лета 1633 года».
После Смоленской войны отношения с Крымом вновь радикально ухудшились и правительство приступило к строительству новых городов на юге, а затем и к возведению Белгородской черты, постепенно сдвигая к югу линию обороны.
В апреле 1635 года массово местничали воеводы тульского и рязанского разрядов (в конфликте участвовало 6 воевод).
В марте 1636 года история повторилось, однако правительство быстро восстановило порядок, грозя местникам тюрьмой (второй воевода большого рязанского Н. И. Уваров был таки в нее посажен - за бесчестье И. А. Ржевского, второго в большом тульском) и большой татарский набег был успешно отбит.
В марте 1637 года воеводы тульского и рязанского разрядов снова местничали друг с другом, один из воевод тульского разряда, кн. А. И. Солнцев-Засекин, уже прибыв на службу (принудительно, под конвоем пристава) не взял списков и отправился в тюрьму (где сидел почти до самого конца службы).
В сентябре того же года заболевшего первого воеводу большого тульского полка кн. И. Н. Хованского заменили было И. Я. Вельяминовым. Однако московские чины (стряпчие, московские дворяне и жильцы) отказались подчиняться последнему, взбунтовав позднее и большую часть городовых дворян. К дворянам присоединились воеводы разряда - князья И. И. Лобанов-Ростовский (первый в сторожевом полку в Дедилове) и выбравшийся к этому времени из тюрьмы А. И. Солнцев-Засекин (первый в Крапивне). Деятельность разряда оказалась парализована и татары, прорвавшись у Яблонова, безнаказанно разгромили несколько уездов. Разряд фактически капитулировал перед бунтовщиками, прислав вместо Вельяминова кн. Ф. А. Телятевского.
Начиная с 1638 года в береговых разрядах ежегодно объявляется безместие [в другом месте автор пишет, что безместие на берегу объявлялось ежегодно с 1613 года]. Напор татар после 1637 года вновь ослабел, сведясь к отдельным нападениям по частной инициативе. До 1645 года случаев местничества почти не отмечено. Известны лишь мелкие конфликты городового дворянства со вторыми воеводами (в разряды не занесенные) летом 1642-го и весной 1645-го года.
Конфликты между воеводами возобновились в 1645 году. В сентябре первый воевода в Белгороде кн. Ф. А. Хилков просил оборонь на И. А. Милославского [место службы последнего автор не указывает] - тот не шел в сход с князем, игнорировал его приказы и пр., бесчестя, тем самым, истца.
В декабре 1645-го, при отражении большого татарского нападения, воеводы вновь конфликтовали - кн. Ф. А. Хилков по каким-то причинам не оказал помощи кн. С. Р. Пожарскому (местнической логики вроде бы не прослеживается), сам Хилков обвинял других воевод в нежелании помогать Пожарскому и т. д. Разряд в итоге наказал всех, кроме Хилкова (включая и отличившегося Пожарского) - воеводы были ненадолго отправлены в тюрьму.
Начиная с 1646 года полки выдвигаются уже на достраивавшуюся Белгородскую черту.
3 января 1646 года было объявлено безместие, однако при объявлении разряда 1 февраля А. Л. Плещеев (третий в большом) бил челом на князей Дмитрия и Семена Петровичей Львовых (вторые в большом и передовом). Несмотря на объявленое безместие воевод переставили - А. Л. Плещеев стал вторым в передовом, а С. П. Львов - третьим в большом. С. И. А. Ржевским (назначенным отвозить жалованье солдатским и драгунским полкам на черте и бившем на тех же Львовых) обошлись жестче - отправили в тюрьму на полгода.
Февральский разряд реализован не был и в июне 1646-го был назначен новый. Одновременно был издан очередной (уже третий в этом году) указ о безместии, однако конфликты (не записанные в разряды) продолжали происходить. В мае С. А. Измайлов из Корочи не пошел в сход к И. А. Милославскому (Яблонов) и последний был разбит татарами, от набега которых пострадало также несколько уездов.
В августе между назначенными в Оскол вторым воеводой Д. И. Плещеевым и В. Б. Шереметевым (первым воеводой) случилась «недружба» (Шереметев расценил ее как местничество и пожаловался в Разряд, Плещеев местничество отрицал) - Плещеева посадили в тюрьму на три дня, а затем заменили Г. Б. Нащокиным.
В сентябре кн. М. И. Щетинин (Карпов) бил челом на кн. Ф. И. Хилкова (сходный воевода к Белогороду), возможно отказав ему в подчинении - велено посадить в тюрьму.
В декабре 1646 года, в связи с большим нападением крымцев, был назначен новый разряд, вызвавший сразу несколько конфликтов - кн. Г. Д. Долгорукий (назначен в строжевой на Ельце) бил на кн. И. Ф. Лыкова (передовой в Курске), сам Лыков бил на кн. И. П. Пронского (большой полк) и т. д.
В Рязанском разряде в ноябре В. В. Бутурлин (должен был идти в сход к В. Б. Шереметеву, первому в передовом, на Елец) бил челом на последнего. Получив отказ Бутурлин поехал в полк, где возобновил челобитье, а к Шереметеву не пошел - ему вновь отказали, грозя «опалой и жестоким наказаньем».
В мае 1647 года, при назначении разряда, Ф. А. Лодыженский (осадный воевода в Ливнах) бил на А. В. Клепикова-Бутурлина (второй воевода там же?) - отправлен в тюрьму. Сам Клепиков-Бутурлин бил на второго воеводу в Ельце кн. Г. Д. Долгорукого - отправлен в тюрьму (за нарушение указа о безместии и бесчестье? князя). На Долгорукова бил также кн. Г. А. Козловский (сходный воевода в Переяславле-Рязанском) - отправлен в тюрьму. Позднее одоевский воевода кн. М. А. Кольцов-Мосальский бил на курского воеводу кн. И. Ф. Лыкова - челобитье проигнорировано.
В том же году имел место конфликт связанный со статусом целой служилой корпорации - назначенные в Ливны владимирцы (традиционно писавшиеся первыми во всех списках) в присланных грамотах были ошибочно записаны ниже украинных городов (первыми только среди замосковных). «Город» немедленно отреагировал и из Москвы пришлось спешно слать новые, исправленные, списки.
В 1648 году Т. Ф. Вороненок Бутурлин (должен был идти в сход с Белгорода к кн. А. И. Буйносову-Ростовскому) бил челом на последнего при объявлении разряда. В Москве его интересы представлял родственник, В. В. Бутурлин, которому удалось добиться рассмотрения дела, несмотря на объявленное безместие. По результатам рассмотрения сам В. В. Бутурлин был послан в тюрьму в Москве, а Т. Ф. Вороненок Бутурлин - в Ельце.
В мае 1649 года при назначении разряда было объявлено безместие, однако на первого воеводу кн. В. Б. Хилкова били челом А. Д. Плещеев (назначен в Венев) и А. О. Охотин-Плещеев [служба не указана] - обоих приказано выдать князю головой. На Хилкова бил и назначенный в Мценск кн. И. А. Жировой-Засекин [результат не указан].
В мае 1650 года на первого воеводу разряда кн. Б. А. Репнина бил челом второй, В. П. Головин - послан в тюрьму, затем снова просил отставки - выдан Репнину головой и послан служить.
После 1650 года, из-за отвлечения сил крымцев западнее, на юге долгое время было относительно спокойно и обстановка снова обострилась лишь к концу десятилетия.
В марте 1659 года В. Н. Лихарев (должен был идти из Козлова в сход к тамбовскому воеводе И. А. Полеву) бил челом на последнего. Разряд взялся было разбирать дело, но передумал и отправил Лихарева в тюрьму (на день).
В декабре 1661 года ссорились воеводы отправленные восстанавливать засеки Большой засечной черты - А. Д. Леонтьев, восстанавливавший Одоевскую, бил на кн. А. Ю. Звенигородского, посланного дозирать его работу (челобитье проигнорировано), а В. Я. Колтовский (Рязанская засека) - на посланного с той же целью Е. И. Сопленка Бутурлина. Последнее дело разбиралось и вызвало конфликт уже среди Бутурлиных - Сопленок, представлявший захудалую новгородскую ветвь рода, слался на «случаи» более знатной старшей ветви, что возмутило последнюю.
В июне 1664 года назначенный вторым воеводой в Белгород кн. С. И. Львов отказался сидеть в съезжей избе с первым воеводой кн. Б. Репниным до получения указа о безместии, последний пришел в сентябре и князь вернулся к службе.
В январе 1669 года снова (см. ниже) сцепились оставленные на черте после подавления мятежа Брюховецкого кн. П. И. Хованский и кн. А. И. Лобанов-Ростовский (первый и второй воевода Белгородского разряда?). Лобанов снова бил челом на Хованского - его отправили в тюрьму, однако князь упорствовал. Тем временем татары разорили несколько пограничных уездов, что видимо сказалось на суровости нового приговора - в июне 1669-го Лобанов-Ростовский был приговорен к смертной казни, тут же помилован «прошением царевичей» и сослан с женой в свои нижегородские поместья (прощен видимо не ранее января 1671 года). [Так в основном тексте. В приложении приводится разрядный документ из которого следует, что к смерти приговорили обоих князей, обоих же простили и разослали по их поместьям - Хованского в нижегородские, а Лобанова - в костромские].
Последнее местничество на «берегу» автор относит к лету-осени 1677 года. Стоявший в Мценске кн. П. И. Хованский в июле получил наказ идти в сход к командовавшему полком в Путивле кн. В. В. Голицыну и сноситься с Москвой через последнего. В сентябре? Голицын жаловался в Москву, что Хованский (успевший разбить татар у Нового Оскола) к нему о делах не пишет и тем бесчестит и просил записать челобитье в разряд. [Строго говоря, этот эпизод относится скорее к Чигиринским походам, но у автора он помещен в главе о «береге»].
В целом: «отношение правительства к конфликтам на «берегу» в XVII веке характеризуется... попытками жестко пресекать чреватые крупными неприятностями... местничества», а ввиду «важной роли служилых городов в обороне южных рубежей, видно стремление идти им навстречу в... столкновениях с присылаемыми из Москвы чинами Государева двора» и «строгом соблюдении их старшинства в официальных списках и при... дислокации на берегу».
* См. Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в XVII веке.
Тринадцатилетняя война
скрытый текст
В самом начале войны - 3 октября 1653 года был издан указ о безместии, собственноручно заверенный (уникальный случай) лично царем Алексеем Михайловичем. Местничеств воевод в начале войны было очень мало и правительство жестко на них реагировало.
В июле 1654 года третий воевода армии В. П. Шереметева думный дворянин и ясельничий Ж. В. Кондырев бил челом «об оборони» - некий Богдан Булгаков (сотенный стрелецкий голова той же армии) позволил себе похваляться что ему «со Жданом быть не велено, а... с одним боярином Василием Петровичем Шереметевым». Кондыреву пошли навстречу и Булгаков отправился в тюрьму на день (но за бесчестье, а не за нарушение безместия).
В ноябре 1654 года, после взятия Смоленска, Б. И. Плещеев бил челом на однородца И. М. Плещеева, посланного собирать хлебные запасы в Смоленский уезд (т. е. не на воеводскую должность) - просил признать того меньше, во избежание возможных будущих проблем (челобитная записана в Разряде).
В мае 1655 года городовая корпорация Можайска жаловалась боярину кн. Н. И. Одоевскому на конфликт внутри «города» - усилиями родни молодежь из хороших семей в списках писали выше заслуженных ветеранов (исправлено).
В июне 1655 года, в ходе государева похода на Вильно, назначенный к воеводе кн. Ю. Н. Барятинскому (посланному «для языков») голова (со свияжскими татарами) М. И. Наумов бил челом на князя - как позднее утверждал - «по недружбе». Наумову не поверили, били батогами и отправили к Барятинскому (которому специально приказали «не мстить»), однако тот вновь не поехал и был примерно наказан - лишен поместий и вотчин и сослан в казачью службу на реке Лена.
Позднее в том же походе, назначенный сотенным головой к воеводе кн. А. И. Лобанову-Ростовскому князь Н. Я. Львов, бил у руки челом о невместности (от посылки не отказывался, но просил не писать в разряд), перечил царю, раскручинил государя и тоже был строго наказан - бит кнутом и назначен головой у донских казаков (судьбы Наумова избежал срочно покаявшись за свое поведение).
Первое воеводское местничество случилось в начале 1656 года - перемирие с поляками и начало новой войны со Швецией видимо дало местникам основания считать, что безместие закончилось.
В феврале 1656-го, назначенный вторым воеводой в армию в Полоцке, окольничий кн. Д. С. Велико-Гагин бил челом на первого воеводу, боярина кн. И. П. Рыбина-Пронского (оправдываясь тем, что служба «местная»). Государь велел указать, что безместие продолжает действовать, а кн. Велико-Гагина на три дня посадить в тюрьму и затем выдать Пронскому головой. Как отмечает автор, при заявленном безместии истца фактически наказали по местническим правилам. Это заметил и сам кн. Велико-Гагин и продолжил протестовать, за что, уже после выдачи головой, был снова отправлен на день в тюрьму, а затем понижен - назначен уже не вторым, а осадным воеводой в Полоцк.
В феврале 1657 года [в тексте - 1558-й] второй воевода собиравшейся в Минске армии окольничий М. С. Волынский бил в Москве «у сказки» о невместности на первого воеводу - боярина кн. Ю. А. Долгорукого. Об указе о безместии не вспомнили, но дело разбирать не стали, отправив Волынского на неделю в тюрьму.
В октябре 1657-го кн. Ю. А. Долгорукий разбил под Верками обоих литовских гетманов, взяв в плен В. Гонсевского, однако другой гетман - П. Сапега, ушел. Сам князь винил в этом великих послов*, не давших ему охранявший посольство отряд. Глава посольства, кн. Н. И. Одоевский «говорил» своему товарищу, боярину В. П. Шереметеву, чтобы тот отдал соответствующий приказ, однако командовавшие посольским отрядом стольники кн. Ф. Н. Барятинский и Ф. И. и А. Д. Плещеевы заявили, что им в сход к Долгорукому идти невместно. По возвращении в Москву стольники были наказаны, но видимо лишь за бесчестье кн. Долгорукого.
Вероятно некий местнический конфликт имелся между кн. Г. С. Куракиным служившим полковым воеводой в Новгороде в феврале 1657 - сентябре 1658 года и тамошним осадным воеводой кн. А. М. Солнцевым-Засекиным - в сентябре 1658 года Алексей Михайлович в личной беседе предлагал Куракину «оборонь», однако тот отказался, заявив, что конфликт улажен.
В мае 1658 года приказной стрелецкий голова И. Д. Зубов бил челом на третьего воеводу Киева И. И. Чаадаева и был переподчинен первому воеводе - боярину В. Б. Шереметеву.
В августе 1658-го воевода Коротояка Т. У. Хрущов бил челом на второго воеводу Белгородского разряда Л. П. Ляпунова (которому был подчинен в отсутвии первого воеводы, кн. Г. Г. Ромодановского) и получил отказ из-за безместия. Примерно тогда же В. Н. Лихарев, оставленный «воеводой по вестям» в Козлове, бил уже на обоих воевод разряда - и Ляпунова и Ромодановского. В иске на Ляпунова ему отказали (безместие), а за челобитье на Ромодановского отправили на день в тюрьму (бесчестье).
В ноябре 1658 года сцепились воеводы армии собранной в Смоленске - кн. А. И. Лобанов-Ростовский и кн. Г. А. Козловский (инициатором конфликта был последний - не отдавал Лобанову знамя, хамил при встрече и пр.).. По жалобе Лобанова кн. Козловского указали на день отправить в тюрьму (4 декабря), однако последний также бил челом и сообщал о «недружбе» с первым воеводой. Дело разбирал уже сам государь в Тайном приказе и приговорил кн. Козловского к выдаче головой (15 декабря).
Ранее, в октябре того же года, посланный из Белой с рейтарами в Смоленск к тому же кн. Г. А. Козловскому, Л. В. Ляпунов [назначен третьим воеводой] бил на него челом (как на второго воеводу? просил переподчинения первому?). В ноябре уже на самого Ляпунова бил челом брат князя А. Аф. Козловский (об оборони?) и государь счел, что Ляпунову вместно быть с обоими воеводами [тут у автора неясно].
В декабре 1658-го Л. В. Ляпунов вновь бил на кн. Козловского, ему приказали быть по росписи, но обещали отставку после службы (14 января 1659-го). Этим оказался недоволен уже кн. Козловский, в марте 1659-го приславший в Разряд предыдущую, ноябрьскую грамоту.
Склоки между воеводами видимо не лучшим образом отражались на эффективности действий армии и в марте? 1659-го наиболее конфликтный** из воевод, кн. Козловский, был отозван вместе со своим полком и заменен соединением с другими воеводами (С. Д. Змеевым и кн. И. И. Касаткиным-Ростовским).
В октябре 1659 года [в тексте 1658-го], при осаде Старого Быхова, пятеро голов жилецких сотен и примкнувший к ним голова белян отказались идти в посылку со вторым воеводой С. Д. Змеевым и кн. Лобанов -Ростовский вынужден был переподчинить их однородцу - кн. Касаткину-Ростовскому.
В кампании против Выговского, в апреле 1659 года, боярин и главнокомандующий кн. А. Н. Трубецкой бил челом о бесчестье на кн. Ф. Ф. Куракина, пославшего (после взятия Сребного) в Москву сеунч в обход Трубецкого (через которого должен был сноситься со столицей). Близкому к государю князю пошли навстречу - Куракина было приказано отвести в тюрьму, не сажая.
В сражении у Конотопа (июнь-июль 1659-го) «явно выраженных местнических коллизий» автор не видит, однако действия Трубецкого находит странными, «похожими на нерасшифрованную интригу». Как отмечает автор неясно, «почему именно эти события позднее были представлены сторонниками отмены местничества как один из важнейших аргументов».
В июле 1660 года М. П. Щепин-Волынский, назначенный вторым воеводой в армию собиравшуюся в Смоленске (после разгрома Хованского при Полонке), сначала сказался больным, а затем у руки бил челом о невместности на первого воеводу, кн. Ю. А. Долгорукого. За бесчестье последнего его отправили в тюрьму на день, однако Волынский упорствовал, продолжая упирать на нездоровье и его отставили, но, дабы он не мог поставить это себе в находку, в разрядах велели писать, что на службе не был «за болезнью».
В сентябре? 1660-го с тем же кн. Ю. А. Долгоруким заместничал кн. К. О. Щербатый [у автора - «назначенный вторым воеводой», но непонятно куда - к Долгорукому или в Смоленск, ранее вторым воеводой у Долгорукого указан О. Сукин] - отправлен в тюрьму за бесчестье.
В октябре 1660 года за прибывшего с полком к Басе, на помощь кн. Долгорукому, М. Г. Ртищева бил в Москве челом его отец, постельничий Г. И. Ртищев (Ртищев-младший, как сходный воевода, оказывался ниже второго и третьего воевод Долгорукого и отец просил его уровнять, переподчинив первому воеводе) - челобитье удовлетворено.
В Чудновской катастрофе октября 1660 года местнические мотивы не прослеживаются, хотя и она позднее служила примером битв проигранных из-за местничества.
В Глуховской кампании 1664 года автор, напротив (вслед за А. Маркевичем), местнические мотивы обнаруживает - кн. Я. К. Черкасский из Брянска и кн. Г. С. Куракин из Путивля не шли в сход с кн. Г. Г. Ромодановским [что, как мы теперь знаем, не соответвует действительности - см. свежую работу И. Бабулина].
Ликвидация последствий мятежа Брюховецкого в 1668 году сопровождалась целым рядом местнических конфликтов.
В мае 1668-го кн. П. И. Хованский, назначенный вторым воеводой к кн. Г. С. Куракину в армию в Севске, сказался больным, а затем бил челом о невместности. Вместе с сыном в конфликте участвовал отец - кн. И. А. Хованский. Долгая свара в июне завершилась посадкой старшего Хованского в тюрьму и принудительной высылкой младшего на службу (с выдачей головой Куракину). В Севске кн. П. И. Хованский, впрочем, продолжил скандалить и на службу не ходил.
В начале июля 1668-го князь Б. Е. Мышецкий, ранее бывший третьим воеводой армии в Севске и смененный М. М. Дмитриевым, отказался служить на положении четвертого воеводы. Дмитриев через брата в Москве бил челом «об оборони». Мышецкого было приказано посадить на день в тюрьму (которой он избежал, уехав еще до прихода указа в Москву), Дмитриеву отказали, со ссылкой на указ о безместии.
Отправленный в Севск для разбора детей боярских кн. А. И. Лобанов-Ростовский (фактически в ранге второго воеводы) в июле? бил челом на второго воеводу армии Куракина - кн. П. И. Хованского и был отправлен в тюрьму на день за нарушение указа о безместии.
В августе [бывший в Севске осадным воеводой] кн. Я. П. Волконский бил челом на присланных Г. С. Куракиным в город с войсками князей Д. А. и А. Аф. Барятинских. Ему ответили отказом, однако разошедшийся князь отказал людям Барятинских в постое, подводах и проч. и 31 августа его было приказано арестовать, а сына воеводы - кн. Григория Волконского бить на Москве батогами и выслать к отцу. 2 сентября решение видимо поменяли - войска Барятинских передали под начало Я. П. Волконского, сына его били батогами в Севске, самого воеводу раздели, но не били (для прежних служб и старости), обоих отправили в тюрьму.
В конце лета, на упоминавшегося уже М. В. Дмитриева, били челом четверо? сотенных голов - Л. Н. Кобяков, Р. Е. и Е. Е. Яковлевы и Ф. Г. Засецкий. Кобякову приказали представить случаи (но суда не было), Засецкого послали в тюрьму, Е. Е. Яковлева (не просто бивший челом, но и отказавшийся подчиняться воеводе) также отправился в тюрьму.
[У автора эпизоды 1668 года, связанные с мятежом Брюховецкого разнесены почему-то по двум главам - ссора Хованских и Куракина в главе о Тринадцатилетней войне, остальное в главе о «Береге» XVII века, хотя это одна и та же кампания - см. другую свежую книгу И. Бабулина].
Помимо полковых местничали также и городовые воеводы на театре военных действий. Так, род Вельяминовых отметился целой серией челобитий на полоцких службах.
В 1659 году Н. А. Вельяминов с братом Иваном (вторым воеводой в Полоцке) били челом на кн. Ф. Н. Барятинского, второго в (видимо более «честном») Смоленске, им отказали.
В августе 1660-го Н. А. Вельминов, посланный вторым воеводой в Полоцк, бил на своего первого воеводу и родственника С. М. Вельяминова и был отставлен (т. е. фактически выиграл).
В мае 1661 года все тот же Н. А. Вельяминов с братьей снова били челом по поводу полоцкого воеводства - при первом воеводе кн. Д. С. Велико-Гагине, вторым и третьим посылались С. М. и И. А. Вельяминовы (что было им невместно). Третье полоцкое челобитье семьи вызвало видимо раздражение в верхах - Вельяминовым ответили, что они «бьют челом не познав свою меру», а Н. А. Вельяминов отправился в тюрьму.
В 1661 году первый воевода Переяслава кн. В. Б. Волконский просил оборонь от И. И. Чаадаева (второго воеводы) бесчестившего его самоуправством и т. д.
С начала 1670-х снова выпускаются указы о безместии (есть сведения за 1671 - 1673, 1674 годы). В 1673 году второго воеводу Переяслава А. В. Апухтина отправили в тюрьму за иск против первого воеводы кн. В. А. Волконского (безместие). В ноябре 1673 года воеводам (И. И. Вердеревскому и П. Д. Скуратову) заместничавшим при назначении Белгородского разряда отказали (безместие) и т. д.
В целом: «как видно из изложенного, несмотря на первоначальные строжайшие меры по внедрению безместия, государство не смогло справиться с традиционными формами конфликтов среди элиты даже в столь ответственных военных кампаниях... непоследовательность властей проявлялась в первоначально жестком, но постепенно смягчавшемся воплощении собственных указов... потворствовании тем или иным вельможам... стремлении Алексея Михайловича сглаживать противоречия».
* Армия Долгорукого сопровождала Великое посольство кн. Н. И. Одоевского, В. П. Шереметева и кн. Ф. Ф. Волконского, ведшее в Вильне переговоры с польско-литовскими комиссарами и вступила в бой после провала переговоров.
** Князь местничал и после официальной отмены института - в апреле 1691 года отказался быть на обеде у патриарха, скандалил, был доставлен силой и в наказание лишен «чести» и боярства и написан с городом по Серпейску, однако в конце июля того же года был прощен.
Чигиринские кампании
скрытый текст
В ходе Чигиринских походов открытых местнических столкновений почти не было и на ход боевых действий местничество видимо никак не влияло.
В кампании 1677 года имело место негласное противостояние двух основных военачальников - кн. Г. Г. Ромодановского и кн. В. В. Голицына. Последний, при поддержке влиятельных родни и друзей стремился обеспечить себе статус главнокомандующего (или по крайней мере не идти в сход к Ромодановскому). До прямых столкновений дело, впрочем, не дошло.
К этой же кампании относится стычка Голицына с кн. Хованским, помещенная автором в главу о «Береге» (см. выше). Стоявший в Мценске кн. П. И. Хованский в июле получил наказ идти в сход к командовавшему полком в Путивле кн. В. В. Голицыну и сноситься с Москвой через последнего. В сентябре? Голицын жаловался в Москву, что Хованский (успевший разбить татар у Нового Оскола) к нему о делах не пишет (но пишет в Москву напрямую) и тем бесчестит и просил записать челобитье в разряд.
Перед кампанией 1678 года был выпущен указ о безместии (5 ноября 1677? [в тексте 1678] года), по содержанию близкий к указу 1653-го. В число карательных мер за нарушение указа впервые было введено разжалование из чинов, отражавшее изменения в структуре армии.
Несмотря на это, местничества в армии происходили, хотя на ходе боевых действий вероятно не отразились. В июле кн. Ф. Л. Волконскому было указано быть без мест с В. М. Дмитриевым - оба были в товарищах в ранге второго воеводы [так у автора] у кн. И. А. Хованского. В июле - августе в полку кн. М. А. Черкасского местничали знаменщики - им дали счет прямо в сотне (в нарушение указа).
[В приложении обнаруживается еще одно местничество. В октябре 1678 года кн. К. О. Щербатый бил челом о бесчестье на стольника Л. Р. Неплюева. Последний по указу должен был идти из Севска в сход с князем, но не пошел (отписав князю, что ему с ним быть невместно). Дело слушалось царем и боярами - Неплюева выдали истцу головой].
Имел место также некий неофициальный конфликт кн. Г. Г. Ромодановского со стрелецкими полковниками. Последние были обижены князем - при приеме гетмана Самойловича Ромодановским их посадили не за главный стол, а за соседний (хотя и не ниже) и полковники затаили зло. Позднее, как считает автор, это способствовало гибели Ромодановского в ходе стрелецкого мятежа 1682 года.
Квазиместнические конфликты происходили и позднее, даже после формальной ликвидации института в январе 1682 года.
Роспись московских чинов в роты в ноябре 1681 года породила протест - князья Долгорукие и Щербатовы (поддержанные видимо Мосальскими и Дмитриевыми) явились на смотр в черном платье. Инициатор реформы кн. В. В. Голицын затребовал в Разряде указ о жестоком наказании протестующих, узнав о приходе которого последние каялись и смирились.
В 1687 году при подготовке первого Крымского похода кн. В. В. Голицын назначил более знатного родственника кн. М. А. Голицына ниже себя, что поссорило его с частью родни, и так уже политически расколотой.
Местничество как фактор поражения
скрытый текст
Во введении автор приводит составленную им диаграмму местничеств (всех типов) по годам. Между 1500 и 1540 годами достоверно известно лишь 14 случаев местничества. Позднее их число резко возрастает и колеблется в зависимости от внутренней обстановки. Наибольшее число дел приходится на периоды кризисов, нестабильности и ослабления центральной власти.
Безместие используется с 1549 года, однако мотивы его введения / невведения зачастую остаются неясными.
Относительно рассмотренных местничеств на военной службе автор делает вывод приводимый ниже. Приведенный список, заметим, весьма спорный (Полоцк, Верки, Глухов), но таково мнение автора.
«... Опираясь на собственные исследования и мнение современников, мы можем считать местнические конфликты одной из основных причин поражения или серьезной военной неудачи в целом ряде сражений:
1495 год (Ивангород), 1514 год (Орша), 1530, 1547, 1549 - 1550 годы (Казань), 1544 год (набег Эмир-Гирея), 1565 год (Болхов), 1559 год (близ Изборска), 1578 год (под Кесью), 1591 год (под Гдовом), некоторые сражения начала Смуты в 1606 - 1607 годах, 1637, 1645, 1646, 1669 годы (крымские набеги), 1657 (под Вильной [Верки]).
Местническая составляющая присутствовала в неудачах обороны от набегов 1571, 1587, 1590, 1623, 1633 годов, в поражениях конца Ливонской войны 1579, 1580 годов (Полоцк, Сокол, Великие Луки), в Смуту - в 1606 году (Елец, Ливны, Кромы), 1609, 1610 годах (Коломенская дорога, Суздаль, Троица), в 1613 - 1615, 1631 - 1633 годах (кампании против И. М .Заруцкого, А. Лисовского, Новгородская, Смоленская), 1659 года (у Березины [при осаде Старого Быхова]) и 1664 года (под Глуховым), при этом Конотопская, Чудновская катастрофы и Чигиринские походы, вопреки мнению современников, этой составляющей почти не имеют. То же можно сказать о кампаниях Тринадцатилетней войны...
Местническим конфликтам Российское государство обязано не менее чем 15-20 крупными военными неудачами, преимущественно в XVI - первой половине XVII веков и несколькими десятками - в качестве одной из их причин».
* * *
После прихода Шуйских к власти [князь А. Г. Долгорукий] был взят к Москве, участвовал в боях с Болотниковым и прославился тем, что «испужался» (чрезвычайно редкая для разрядных записей характеристика воеводы) и бежал из Коломны от тушинцев.
Ю. М. Эскин «Местнические конфликты в эпохи войн и смут конца XV - XVII веков»
* * *
Любопытные диссеры - 2022
Н. В. Черникова
Государственный совет в политической системе Российской империи второй половины XIX века
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100067200
Издана в РОССПЕНе книжкой.
Н. В. Башнин
Вологодский архиерейский дом Св. Софии в конце XIV – начале XVIII в.: власть и собственность
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100065631
М. Ю. Илюшина
Политическая история Султаната мамлюков Бурджи (1382-1517): борьба за власть в условиях нединастийной системы престолонаследия
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100066966
скрытый текстА. Ю. Шипилов
Повстанческие движения в западноафриканских гражданских войнах 1989–2011 гг.: становление региональной зоны нестабильности
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100068066
С. В. Богданов
Двор императора Николая II. Правящая элита, государственная служба и общество в конце XIX-начале ХХ века
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100063528
К. Д. Котельников
Русский Берлин 1919 – 1933 гг.: проблемы и механизмы адаптации русской эмиграции в Германии
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100063526
Д. Б. Зарудный
История формирования спецслужб Китайской народной республики (20-е годы ХХ века - 2017 год)
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100068678
О. А. Баландина
Совинформбюро в годы Великой Отечественной войны: организация, кадры, направления деятельности
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100065128
Н. В. Черникова
Государственный совет в политической системе Российской империи второй половины XIX века
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100067200
Издана в РОССПЕНе книжкой.
Н. В. Башнин
Вологодский архиерейский дом Св. Софии в конце XIV – начале XVIII в.: власть и собственность
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100065631
М. Ю. Илюшина
Политическая история Султаната мамлюков Бурджи (1382-1517): борьба за власть в условиях нединастийной системы престолонаследия
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100066966
скрытый текстА. Ю. Шипилов
Повстанческие движения в западноафриканских гражданских войнах 1989–2011 гг.: становление региональной зоны нестабильности
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100068066
С. В. Богданов
Двор императора Николая II. Правящая элита, государственная служба и общество в конце XIX-начале ХХ века
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100063528
К. Д. Котельников
Русский Берлин 1919 – 1933 гг.: проблемы и механизмы адаптации русской эмиграции в Германии
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100063526
Д. Б. Зарудный
История формирования спецслужб Китайской народной республики (20-е годы ХХ века - 2017 год)
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100068678
О. А. Баландина
Совинформбюро в годы Великой Отечественной войны: организация, кадры, направления деятельности
https://vak.minobrnauki.gov.ru/advert/100065128
* * *
Нами установлено, что ни одно обращение местников к разрядам с момента низложения Федора Годунова и до избрания Михаила Романова (весна 1604 - лето 1613 годов) никогда... не подтверждается в Разрядном приказе... Разрядные дьяки, видимо, выполняли какой-то негласный указ, возбранявший разбирательство в политически сомнительных обстоятельствах службы... попытки же «утягивания» противника службой у какого-нибудь казачьего атамана пресекались формулой «то было в безгосударное время». Таким образом, практическое применение «случаев» эпохи Смуты было невозможно.
Ю. М. Эскин «Местнические конфликты в эпохи войн и смут конца XV - XVII веков»
* * *
Следует признать, что местнические счеты не имели массового применения в качестве инструмента политической борьбы, как ни заманчиво наложение на последнюю подобных схем. Во-первых, личный состав политических группировок не соответствовал иерархии геналогических соотношений (родовые корпорации иногда политически раскалывались - напр. Колычевы, князья Долгорукие, Хованские, Голицыны).
Во-вторых, принцип сохранения корпоративной родовой «чести» путем отказа от должности вступал в противоречие с политическими интересами группировки - продвижение «нужного человека» могло бы не состояться ввиду «невместности» для его семьи службы с другими «нужными людьми» (известны протесты рода в связи с назначением одного из его членом на приемлемое для него, но нежелательное для корпорации место).
В третьих, принадлежавшие к разным группировкам могли иметь приемлемый и выгодный для обоих кланов уровень «чести», тогда мог возникнуть конфликт политических интересов с системой, не позволявшей нарушать внутрикорпоративные и межкорпоративные отношения.
Ю. М. Эскин «Местнические конфликты в эпохи войн и смут конца XV - XVII веков»
* * *
Угасанию местнической системы способствовали два основных фактора: демографический - пресечение старинных родов, и социальный - появление новых сфер служебной деятельности основанных на... системах поощрения и карьерного роста не связанных с наследственным земельным держанием.
Пространство местнических взаимоотношений в военной и административной сужается - новым возвышающимся лицам физически невозможно «считаться местами» с потомками фамилий занимавших в прошлом высокое положение. Административные кадры активно пополнялись новыми людьми не имевшими предков, служивших совместно с предками их нынешних родословных сослуживцев и «счет» между ними был невозможен.
«Новой» аристократии власть могла пожаловать все - чины, титулы, земельные владения, но была бессильна в одном - не могла пожаловать дедушкой, служившим в чине превышающем чин дедушки соперника.
Ю. М. Эскин «Местнические конфликты в эпохи войн и смут конца XV - XVII веков»
* * *
Интересно, что никто не отметил, что в лице Карла Третьего в эти дни на британский престол взошла та же самая династия (фамилия), что правила Российской Империей в 1762-1917 гг., а именно Ольденбургский дом.
По прямой мужской линии наши "Романовы" и "Виндзоры" происходят от Фредерика I, короля Дании (1471-1533), от разных его сыновей. Чарльза от Фредерика отделяют 14 рождений, а нашего цесаревича Алексея Николаевича - 13. То есть, Алексей и Филипп были кузенами в соответствующей степени родства и, по обычным понятиям, должны были бы носить одну и ту же фамилию. У покойной же королевы были совершенно другие патрилинейные предки - курфюрсты Саксонии, династия Веттинов...
https://alex-vergin.livejournal.com/433035.html
скрытый текст
- Да. И вот что любопытно: ни в России, ни в Британии занятие трона Ольденбургским домом не было признано как смена правящей династии. В России Петра III и его потомков признали Романовыми, в Британии Елизавета II в год воцарения объявила, что ее потомки будут считаться Виндзорами.
А вот Виктория так не делала - она согласилась признать, что на ней Ганноверская династия заканчивается, и ее сын-наследник принадлежит уже к другой.
- так же как дети Стефана Лотарингского стали Габсбургами, по матери
- И в Нидерландах после Вильгельмины, Юлианы и Беатрикс все равно считается, что королевская семья принадлежит к Оранской династии.
И в Португалии четыре последних короля, потомки Марии II, причисляли себя к дому Браганса, а патрилинейно были теми же Кобургами (Веттинами).
Получается, что случай Виктории и Эдуарда VII - скорее исключение по меркам последних трех веков.
По прямой мужской линии наши "Романовы" и "Виндзоры" происходят от Фредерика I, короля Дании (1471-1533), от разных его сыновей. Чарльза от Фредерика отделяют 14 рождений, а нашего цесаревича Алексея Николаевича - 13. То есть, Алексей и Филипп были кузенами в соответствующей степени родства и, по обычным понятиям, должны были бы носить одну и ту же фамилию. У покойной же королевы были совершенно другие патрилинейные предки - курфюрсты Саксонии, династия Веттинов...
https://alex-vergin.livejournal.com/433035.html
скрытый текст
- Да. И вот что любопытно: ни в России, ни в Британии занятие трона Ольденбургским домом не было признано как смена правящей династии. В России Петра III и его потомков признали Романовыми, в Британии Елизавета II в год воцарения объявила, что ее потомки будут считаться Виндзорами.
А вот Виктория так не делала - она согласилась признать, что на ней Ганноверская династия заканчивается, и ее сын-наследник принадлежит уже к другой.
- так же как дети Стефана Лотарингского стали Габсбургами, по матери
- И в Нидерландах после Вильгельмины, Юлианы и Беатрикс все равно считается, что королевская семья принадлежит к Оранской династии.
И в Португалии четыре последних короля, потомки Марии II, причисляли себя к дому Браганса, а патрилинейно были теми же Кобургами (Веттинами).
Получается, что случай Виктории и Эдуарда VII - скорее исключение по меркам последних трех веков.
* * *
Оказывается Отрепьевы, однородцы Самозванца, в 1671 году подали коллективную челобитную Алексею Михайловичу, прося разрешения сменить фамилию на Нелидовы, оттого, что они «от всех людей принимают понос и укоризну больши 60 лет внапрасне... для воровства разстриги Гришки Отрепьева». Разрешение было им дано, но некоторые Отрепьевы продолжали пользоваться старой фамилией до 1795 года.
В XVII веке Нелидовы выше стольников не поднимались, но с конца XVIII века достаточно заметны - 2 сенатора, губернатор, посол, жена министра двора и пр. Две Нелидовы были фаворитками императоров - Павла и Николая I.
* * *
А. В. Беляков
Симеон Бекбулатович. Пример адаптации выходцев с Востока в России XVI века
Книга интересная, помимо биографии самого Симеона автор освещает еще массу побочных сюжетов. Правда, поскольку о самом Симеоне известно очень мало (и за последние полторы сотни лет знания почти не прибавилось), процентов девяносто текста составляют эти самые побочные сюжеты (сами по себе весьма интересные, повторюсь). Вычитка и редактура сделали бы книгу еще лучше.
скрытый текстПроисхождение
скрытый текст
О месте и времени рождения Саин-Булата / Симеона мы ничего не знаем*.
Отцом его был астраханский царевич Бекбулат, происхождение и биография которого весьма туманны. Его дед? Бахтияр был то ли сыном, то ли братом большеордынского царя Ахмада. Родной брат Бекбулата, царевич Тохтамыш, до 1556 года жил в Крыму, откуда по неясным причинам бежал к ногаям, выехав затем в Москву. Сам Бекбулат обитал видимо в Ногаях и на Северном Кавказе. К началу 1558 года он жил у бия Ногайской орды Исмаила - в январе 1558-го бию из Москвы писали грамоты, приглашая «Бекбулата салтана» выехать на государево имя. Этим приглашением Бекбулат не воспользовался из-за болезни и выехал в Москву позднее - уже из Кабарды.
Царевич был женат трижды - на матери Саин-Булата / Симеона, дочери кабардинского князя Темрюка Айдарова Алтын-сач, на безымянной сестре Гази б. Урака (основателя «Казыева улуса» - Малой Ногайской орды) и на некой ногайской «княгине Дюнчеман» (Гюль-джемал?).
Сестра Алтын-сач Гошаней позднее стала русской царицей Марией Темрюковной, а другая сестра, Малхруб, была выдана замуж за Дин-Ахмеда, сына ногайского бия Исмаила, позднее также ставшего бием Ногайской орды. Дочь Малхруб и Дин-Ахмеда была замужем за сибирским царевичем / царем Али б. Кучумом, а их сын, касимовский царь Арслан б. Али был по матери родней одновременно Симеону и царю Михаилу Федоровичу.
Безымянная родная сестра Бекбулата была замужем за ногайским мурзой** Хасанаком (Асанаком) б. Хаджи-Мухаммедом, кековатом*** Большой Ногайской орды.
Об обстоятельствах заключения всех этих браков мы ничего не знаем. Как отмечает автор, почти ничего не известно и об образе жизни людей подобных Бекбулату. Вероятно такие [бродячие] Чингисиды могли свободно перемещаться по просторам Евразии, в то время как их жены оставались при своих отцах или братьях и навещались мужем периодически. Брак, таким образом, мог быть «гостевым» и возможно скреплял некие «договоры о намерениях» между Чингисидом и его тестем или шуринами.
Как бы то ни было, к 1561 году Бекбулат был уже в Кабарде, с женой и сыном. В июне 1561-го в Москву из Пятигорских Черкес прибыла дочь кабардинского князя Темрюка Айдарова княжна Кученей (Гошаней) - будущая царица Мария Темрюковна, сопровождаемая братом - Доманук-мурзой, сестрой - «Алтынчач-царицей», мужем сестры - царевичем Бекбулатом и их общим сыном - Саин-Булатом.
Как отмечает автор, дочь Темрюка Айдарова, положение которого было весьма шатким, вероятно не была для Москвы первым выбором - изначально породниться рассчитывали с западными чересами - жанеевским князем Сибоком. Однако по каким-то причинам этого не произошло и в Москву отправилась княжна Гошаней.
После выезда в Москву Бекбулат, как родственник царицы и Чингисид, занял видимо весьма высокое положение. Как и прочие Чингисиды он неоднократно назначался на полковые воеводские должности, играя, впрочем, роль свадебного генерала - полками фактически командовали русские воеводы.
В марте 1562 года Бекбулат был назначен первым воеводой сторожевого полка в Смоленске [вторым и третьим воеводами были Иван и Никита Ивановичи Очины, приставом при Бекбулате - кн. Юрий Федорович Барятинский, см. соотв. разрядную книгу], брат Бекбулата Тохтамыш был первым воеводой передового полка. Первым воеводой большого полка трехполковой? рати числился еще один астраханский царевич - Ибак.
В Полоцком походе 1563 года Бекбулат числился вторым воеводой передового полка (первым воеводой был его брат Тохтамыш), [русскими воеводами значились кн. Василий Михайлович Глинский, Иван Большой Васильевич Шереметев и Алексей Данилович Басманов, пристав при Бекбулате - Василий Михайлов сын Старого].
Судя по полковой иерархии Полоцкого похода Тохтамыш с Бекбулатом по своему статусному положению шли сразу за татарскими «царями» (Шах-Али, Александр Сафакиреевич, Симеон Касаевич), опережая других астраханских царевичей - детей царя Ак-Кобека (Ибак, Кайбула)****.
Более в разрядах Бекбулат не упоминается, умер он («голову положив» на царской службе) не позднее декабря 1565 года - 31 декабря 1565-го его вдову, вышеупомянутую «княгиню Дюнчеман», велено было отпустить из России (в Ногаи?).
Помимо разрядных записей о жизни Бекбулата в России никаких сведений не имеется. Воможно он, как и прочие Чингисиды получил во владение один из русских городов, хотя никакой информации на этот счет нет. Как отмечает автор, из числа традиционно жалуемых Чингисидам мест на это время свободны были Кашира, Серпухов и дворцовая волость Хотунь (на Лопасне, в Коломенском / Московском уезде).
Мать Саин-Булата Алтын-сач умерла вероятно между 1568 и 1573 годами и была похоронена сыном в Касимове. О каких-либо сестрах / братьях Саин-Булата ничего не известно.
Тетка Саин-Булата, царица Мария Темрюковна, умерла 6 сентября 1569 года в Александровой слободе и была похоронена в кремлевском Вознесенском соборе. Причины ее ранней смерти (биологический возраст около 20 лет) неизвестны - следов насильственной смерти при обследовании останков не обнаружено, повышенное содержание мышьяка может свидетельствовать об отравлении (но доказательством отравления отнюдь не является). Единственный сын царицы, Василий, умер во младенчестве в 1563 году.
***
Далее у автора обширное отступление посвященное черкесским и ногайским «выходцам».
Первые черкесские князья вероятно появились в Москве еще вконце XV века - вместе со свергнутым крымским ханом Нур-Даулетом (вероятно женатым на черкеске). В битве под Оршей среди русских пленных отмечен князь Мадыхов, вероятно шурин Нур-Даулета.
После взятия Астрахани связь Москвы с Северным Кавказом становится теснее. Поначалу более тесные связи устанавливаются с западными черкесами*****, однако позднее последние сближаются с Крымом и в сфере влияния Москвы остается только Кабарда.
С середины XVI века отмечается массовый выезд в Россию разнообразных князей Черкасских. Статус их на новой родине был весьма различен - от служилых князей до простых дворян, а генеалогия часто неясна.
Наиболее видное положение в описываемое время занимал Михаил (Салтанкул) Темрюкович Черкасский, брат царицы Марии Темрюковны и дядя Саин-Булата. В Москву он выехал еще в 1558 году. После крещения его женили на дочери боярина Василия Михайловича Юрьева (двоюродного брата царицы Анастасии) и Анастасии Дмитриевны Бельской. Князю пожаловали доходы с Гороховецкого уезда, там же видимо располагались и его поместья. С осени 1567 года князь не раз назначался первым воеводой большого полка, летом 1571 года командовал опричным войском во время прихода Девлет-Гирея. Отношения князя с Иваном Грозным видимо были весьма неровными. В мае 1571 году он был казнен, однако по душе его царь Иван дал большие вклады и по официальной версии князь «погиб безвестно». Дети его умерли во младенчестве.
В Москву выехали также два двоюродных барта царицы Марии - Гаврила (Хокоч) и Борис (Хорошай) Камбулатовичи Черкасские, сыновья младшего брата Темрюка Айдарова Камбулата. Гаврила участвовал в Полоцком походе 1563 года, командуя отрядом детей боярских прибранных в есаулы (200 чел.) и в том же году, вместе с другими черкасскими князьями (см. ниже) бежал в Литву.
Борис выехал в Москву в 1578 году, с 1582 года упоминается в разрядах (впервые - как воевода большого полка). Бориса женили на Марфе Никитичне Романовой, родной сестре Федора Никитича и тетке будущего царя Михаила Федоровича. [Позднее он сделался боярином, был репрессирован вместе с Романовыми и умер в ссылке. Его сын Иван Борисович был одним из виднейших деятелей царствования Михаила Федоровича, своего двоюродного брата].
Помимо этого известны Семен Ардасович и Федор Жилеготович Черкасские . Традиционно они считаются внуками Жилегота, другого младшего брата Темрюка Айдарова, однако автор считает их сыновьями Жилегота и, соответственно, двоюродными братьями царицы Марии. Федор (Иланд) в разрядах упоминается один раз - в новгородском походе Ивана Грозного осенью 1567 года вместе с братом возглавлял список дворян «у государя в стану». Его брат, Семен (Ардас), напротив, был одним из самых заметных черкасских князей. В [августе?] 1573 года он был назначен первым воеводой большого полка [в Ливонии] и с этого времени постоянно упоминается как полковой воевода вплоть до 1583 года. В Московском уезде ему принадлежали обширные поместья (2081 четь).
Известен также троюродный брат? Марии Темрюковны Иван (Тутарык) Ельбузлаевич Черкасский. В разрядах он упомянут один раз - весной 1577 года отмечен среди дворян сопровождавших Ивана Грозного в походе на Новгород. В Москву он выехал с сыновьями - Иваном, Владимиром, Борисом и Никитой. Иван, Владимир и Борис в 1565 - 1570 годах упоминаются на воеводских должностях, первый в т. ч. и как опричный воевода.
Ряд выехавших в Москву черкесских князей позднее предпочел перейти на другую службу. В 1563 году в Литву бежали вышеупомянутый Гаврила Камбулатович, некий Касим Кабулатович и Александр Васильевич (Сибокович, сын жанеевского князя Сибока).
В 1550 - 1560 годах в Москву активно выезжали противники бия Большой Ногайской орды Исмаила б. Мусы - дети убитого им прежнего бия Юсуфа б. Мусы и их сторонники. Выезжие ногаи компактно испомещались в Романовском уезде (на 1572 год им принадлежало здесь 30 000 четей). Однако после бегства части мурз в Литву и Крым в 1570 году часть из них расселили по другим уездам, а часть крестили.
В 1558 году в Москву выехал сын покойного бия Юсуфа Юнус б. Юсуф, занявший весьма высокое положение, но уже в 1561 году скончавшийся. В России остались его дети Ак-Мухаммед (позднее возможно выехал в Малую Ногайскую орду), Бий-Мухаммед и Тиналей.
В 1560 - 1561 годах в Москву выехали Тимур, Тохтар, Бибаджан и Пулад б. Ураз-Али, поддерживавшие Юсуфовичей внуки другого ногайского бия - Шейх-Мухаммеда.
В 1564 году выехали другие сыновья Юсуфа - Ибрагим и Эль (Иль) б. Юсуф, а также Айдар и Али б. Кутум - еще одни внуки бия Шейх-Мухаммеда. Юсуповы и Кутумовы помимо поместий в Романовском уезде получали фиксированные выплаты из романовских доходов.
В 1570 году после ссоры с опричником Романом Пивовым в Литву, а оттуда в Крым бежали Ибрагим б. Юсуф с сыном, Тиналей б. Юнус и двое других мурз. [От оставшегося в России Эля б. Юсуфа пошли князья Юсуповы, а от Али б. Кутума (его брат Айдар умер бездетным) - князья Кутумовы].
Наиболее крупным и знатным ногайским родом в России были князья Шейдяковы, потомки ногайского бия Саид-Ахмеда б. Мусы******. В XVI веке самыми заметными из них были князья Петр (Аман-газы?) Тутаевич и Афанасий (Дос-Магмет?) Шейдяковы, видимо внуки Саид-Ахмеда и двоюродные братья. В России они фиксируются источниками с января 1568 года, после 1570 года вероятно крестившись. Петр в разрядах упоминается в 1571 - 1580 годах - на полковой службе (воевода передового и пторожевого полков и полка правой руки) и в качестве псковского наместника. Афанасий упоминается в разрядах в 1573 - 1598 годах - как наместник и воевода Юрьева-Ливонского и полковой воевода (сторожевого и большого полков).
Известен также князь Иван Келмамаевич Келмамаев, по предположению автора, тоже Шейдяков - правнук Саид-Ахмеда. Он был крещен около 1571 года, женился на одной из дочерей Малюты Скуратова и умер вероятно в 1573 году.
Помимо этого в России жил ряд представителей большеордынских и крымских Мансуров. Наиболее заметными и них были князья Канбаровы. Канбар б. Момолай, внук золотоордынского и крымского бека Дин-Суфи б. Мансура и племянник большеордынского и крымского бека Хаджике б. Дин-Суфи, выехал в Москву между мартом 1502 и октябрем 1505 года. Внук Канбара Ураз-Али б. Ак-Мухаммед между 1556 и 1558 годами крестился и стал князем Иваном Махметевичем (Ахметевичем) Канбаровым. В 1560-х годах князь нес полковую службу (первый воевода сторожевого и второй большого полка и полка правой руки) и назначался вторым воеводой во Псков. В 1570 году отправлен послом в Польшу, но по дороге умер. Правнук Канбара по другой линии крестился не позднее 1558 года, сделавшись князем Иваном Тевкелевым (служив в головах, в 1572 - 1574 годах - воевода в Орешке).
* Если предположить, что ко времени поставления касимовским царем Саин-Булат / Симеон был, как минимум, совершеннолетним, то родиться он должен был не позднее 1555 года.
** Автор предочитает писать «мирза».
*** Третья по значимости должность в Ногайской орде после бия и нурадина, управлял левым крылом (восточной частью) орды.
**** [Однако в росписи 1562 года Ибак стоял выше].
***** [В 1557 году в Москву выехали жанеевские и бесленейские князья возглавляемые Сибоком и Машуком. Последние в Москве крестились - Сибок стал Василием (Василием Кансауковым), Машук - Иваном. В 1560 году Сибок и Машук были отпущены на родину вместе с кн. Дмитрием Вишневецким, в 1562 - 1563 годах Сибок перешел на сторону Крыма и сблизился с Литвой, см. Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (вторая половина XVI - 30-е годы XVIII века)].
****** [В XVII веке существовала еще одна линия Шейдяковых, происходившая из Малых Ногаев - см. Беляков А. В. Князья и мирзы Шейдяковы в России XVI-XIX вв. // Золотоордынское обозрение. 2020. Т. 8, № 3.]
Касимовский царь
скрытый текст
О жизни Саин-Булата после выезда с родителями в Россию не известно ничего. Второй раз в русских источниках он появляется только девять лет спустя, в 1570 году, уже в качестве касимовского царя. Когда именно он бы поставлен царем неизвестно. Предыдущий касимовский царь, двоюродный дядя Саин-Булата и бывший казанский хан, пресловутый Шах-Али (Шигалей), умер в апреле 1567 года. По мнению автора, Саин-Булат вероятно был поставлен касимовским царем не ранее 1568 года, а возможно и позднее - уже после смерти тетки, Марии Темрюковны (сентябрь 1569-го).
Причины поставления Саин-Булата также неизвестны - возможно царь Иван выполнял некие обязательства перед покойной супругой. Как отмечается, до Саин-Булата касимовскими царями (а не царевичами) ставились только лица уже имевшие царский титул (Шах-Али и пр.). Саин-Булат такого титула не имел, однако был племянником государя (к тому же имевшиеся носители царских титулов к этому времени уже поумирали - Шах-Али, Симеон Касаевич, Александр Сафакиреевич).
Всего в Касимове в XV - XVII веках зафиксировано 12 «правителей» Чингисидов (не считая Василия Араслановича и его мать Фатиму, которых автор к правителям не относит по формальным признакам).
При наличии касимовских царей и царевичей самого Касимовского царства не существовало - оно не имело ни определенной территории, ни структур управления и вообще никогда не упоминается в русских документах. Касимовский правитель ведал лишь собственным двором, посадом Касимова и крестьянами в данных ему поместьях. Прочее русское население Касимовского уезда оставалось в ведении русского воеводы Касимова (впервые упоминаются в 1541/42 годах, до 1573 года, как правило, имели чин окольничего), в обязанности которого входило и наблюдение за поведением татарского царя / царевича и его двора. Царь не мог распоряжаться и дворами предыдущих царей и царевичей, сохранявших свою автономию.
Касимовский уезд ведался приказом Казанского дворца.
Сам Касимов (Городок Мещерский, Новый Низовой городок) за время своего существования трижды менял расположение и на нынешнем месте существует с 1530 - 1550-х годов. Ко второй половине XVI века он видимо состоял из русской деревянной крепости, русского посада и Татарской слободы, отделявшейся от крепости глубоким оврагом. В слободе располагался огороженный двор касимовских правителей, с построенными Шах-Али каменными мечетью, мавзолеем и небольшим (23 на 6 метров) двухэтажным дворцом.
Среди касимовских татар наибольшим влиянием пользовались семьи сеидов (потомков халифа Али и дочери Мухаммеда Фатимы) Шакуловых и мурз / князей Тонкачевых.
Шакуловы прибыли в Касимов вероятно вместе с беглым крымским царем Нур-Даулетом в конце XV века и занимали здесь высокое положение - на дочерях сеитов были женаты цари Шах-Али и Арслан б. Али, Кашкей-сеид в середине - второй половине XVI века (умер до 1587 года) возглавлял касимовских татар не входивших в состав дворов местных царей (Сеитов полк).
Род Тонкачевых принадлежал к клану Кыпчак и известен с конца XV века, [в Касимове они возможно были чем-то вроде карачи-беков своего клана].
Доходы касимовских царей складывались из оброка с касимовского посада, поступлений с поместий (после 1552 года), доходов от касимовских таможни, кабаков, мельниц, перевозов, рыбных ловель и сенных покосов. В 1552 - 1572 годах царям шел доход и с темниковского кабака, однако Саина-Булата его по каким-то причинам лишили.
На 1613/14 год все перечисленное (помимо темниковского кабака) давало 479 рублей дохода. После окончания Смуты доходы увеличились - позднее одни таможенные сборы и перевозы приносили по 400 - 600 рублей в год, три посадских кабака - по 400 - 500 рублей.
Царю также полагалась часть судебных пошлин. Изначально видимо царь мог сам судить татар своего двора и русских людей «которые ему даны»; иски против «царевых» людей рассматривал воевода (в случае нежелания «царева человека» отвечать перед воеводой - приказ Казанского дворца); прочих служилых татар судил воевода (однако пошлина с этих дел шли касимовскому царю и на суде должен был присутствовать его человек); дела между жителями иных уездов и касимовцами (включая служилых татар) судил воевода (и пошлины с них шли государю, а не касимовскому царю). Позднее (видимо уже после правления Саин-Булата), из-за длительных перерывов в назначении касимовских царей (в ходе которых все судные дела вершил воевода), большую часть судебных полномочий явочным порядком присвоили себе воеводы, а права касимовских царей свелись к получению судебных пошлин.
О жизни и деятельности Саин-Булата в Касимове мы ничего не знаем. Известны лишь его разрядные службы.
В январе 1572 года Саин-Булат был первым воеводой большого полка в походе на Выборг. В зимнем походе 1572 - 1573 года Саин-Булат был сначала при царе Иване, после взятия Пайды (1 января), Иван Грозный вернулся в Новгород, а касимовский царь был послан под Коловер (Лоде) - во главе большого полка [второй и третий воеводы бояре кн. Иван Федорович Мстисловской и Михаил Яковлевич Морозов], потерпев там неудачу.
На службах Саин-Булат вероятно сблизился со свои дальним родственником (четвероюродным братом), крещеным астраханским царевичем Михаилом (Муртазой-Али) Кайбулиным, сыном Абдуллы б. Ак-Кубека - известен его щедрый вклад (100 рублей в 1587/88 году) по душам покойных Михаила (умер в 1575 году) и его малолетних сыновей.
Великий князь всея Руси
скрытый текст
В касимовских царях Саин-Булат пробыл недолго - в 1573 году, где-то между апрелем и июлем (впервые упоминается с христианским именем 15 июля) он крестился, лишившись титула касимовского царя и именуясь теперь просто царем Симеоном Бекбулатовичем.
Прежнее его место осталось вакантным, новый касимовский царь появился уже после смерти Ивана Грозного - в 1584 году им стал Мустафа-Али б. Абдулла б. Ак-Кобек, еще один четвероюродный брат Симеона.
Вскоре после крещения Симеона женили - на княжне Анастасии Ивановне [в тексте Федоровне] Мстиславской, дочери кн. Ивана Федоровича Мстиславского. Княжна Анастасия была правнучкой крещеного казанского царевича Петра (Худайкула) Ибрагимовича и дочери Ивана III Евдокии. Через жену Симеон сделался свойственником множества знатных фамилий - Воротынских, Горбатых-Шуйских, Холмских, Темкиных -Ростовских и пр.
О деятельности Симеона мы по-прежнему знаем только по разрядам. 15 июля 1573 года он участвовал в приеме имперского гонца Павла Магнуса, прибывшего с сообщениями о событиях Варфоломеевской ночи и избрании Генриха Французского королем Польши (как считает автор - для демонстрации посланцу цесаря многонациональной веротерпимости).
В июле 1575 года Симеон вновь был отправлен в Ливонию. В успешном походе на Пернов он командовал большим полком (второй воевода боярин Никита Романович Юрьев, третий - кн. Михаил Васильевич Тюфякин). Первыми воеводами всех полков в этом походе числились крещеные иноверцы - передовым «командовал» вышеупоминавшийся кн. Афанасий Шейдяков, сторожевым - кн. Роман Агишевич Тюменский (выходец из кавказской Тюмени), левой руки - вышеупоминавшийся кн. Семен Адрасович Черкасский, правой руки - царевич Михаил Кайбулин.
В октябре 1575 года Иван Грозный внезапно провозгласил Симеона главой государства («Великим князем всея Русии»), а сам удалился в удел. Предположений о причине произошедшего существует великое множество, однако истинные причины всего этого маскарада остаются неведомыми.
О деятельности Симеона на новом посту мы традиционно почти ничего не знаем - сохранилось лишь некоторое число жалованных грамот выданных от его имени. Фактическим главой государства оставался царь Иван.
Великим князем всея Русии Симеон был с октября 1575-го по август (не позднее 2 сентября) 1576 года, после чего был переведен на новую работу - великого князя Тверского.
Великий князь Тверской
скрытый текст
Выбор нового титула для Симеона вероятно не был случайным. Как полагает автор, он получил наивысший титул которым царь мог пожертвовать без значительных имиджевых потерь и внешнеполитических осложнений - в титулатуре русских государей Тверь шла за коренными государевыми землями (Владимиром и Москвой), а также Казанским и Астраханским царствами, Новгородом, Псковом и Смоленском, оспариваемыми ближайшими соседями.
При этом, как отмечает автор, во время княжения Симеона Тверь сохранялась и в титулатуре Ивана Грозного и Федора Ивановича и в России таким образом одновременно было два великих князя Тверских.
Тверское княжество сравнительно поздно утратило свою самостоятельность - после изгнания тверских князей здесь правили сыновья Ивана III - Иван Молодой и Василий, сохранялись отдельные тверской двор и дума и т. д. и рудименты прежнего положения сохранялись до третьей четверти XVI века (что видимо также способствовало выбору Твери в качестве удела для Симеона).
О тверском периоде жизни Симеона известно несколько больше чем об остальных.
Великий князь был крупным землевладельцем - ему принадлежало 13 500 десятин пахотной земли, часть из которой, впрочем, досталась Симеону в качестве приданого от тестя (Кушалинская волость). В Тверском уезде, по писцовой книге 1580 года, Симеону принадлежало 21 село, 494 деревни, 7 погостов, 29 починков, 531 пустошь, селище, пожня и луг, с 2 060 крестьянами [видимо крестьянскими дворами] и 331 пустыми дворами (включая 754 жилых и 81 пустой двор на землях полученых в приданое).
Значительная часть земель (от половины до двух третей) пребывала в запустении - следствие эпидемии чумы и разгрома Твери Иваном Грозным в 1569 году.
Земли давали доход в виде посопного хлеба, денежных оброков, мелкого дохода в натуральной или денежной форме и пр. Мелкого дохода в переводе на деньги собирали не менее 683 руб., объем посопного хлеба доходил до 1604 четей ржи и 2300 четей овса.
Помимо этого Симеону шли доходы с посадов Твери и Торжка, а также вероятно с местных кабаков. На него же видимо собирались таможенные и судебные пошлины, а также ямские деньги.
Довольно много известно и о тверском дворе Симеона (о предыдущих его дворах, и мусульманском, и русском, мы ничего не знаем).
В разрядах 1577 года двор Симеона представлен в двух вариантах. Согласно первому он состоял из 182 человек: 2 боярина, дворецкий, 1 человек «у постели и у казны», 1 дьяк, 10 стольников, 3 стряпчих с платьем, 4 человека «с чеботы», 12 жильцов, 1 ясельничий (всего 37 чел.) + 35 тверских дворовых детей боярских, 65 тверских городовых детей боярских и 23 дворовых и 22 городовых новоторжца.
Согласно второму - из 196 человек: 2 боярина (кн. Борис Петрович Хованский и Григорий Никитич Борисов), дворецкий (кн. Иван Андреевич Рюмин Звенигородский), 32 приказных человека, тверичей дворовых - 110, новоторжцев дворовых и городовых - 51.
Приводится также список его рынд, всего их 10:
- у большого саадака (кнн. Иван Иванович Барашов Звенигородский и Иван Григорьевич Звенигородский)
- у копья (кн. Григорий Осипович Засекин)
- у другого саадака (кн. Василий Дмитриевич Солнцев-Засекин)
- у щита (кн. Иван Федорович Жировой-Засекин)
- у зерцала (кн. Иван Никитич Стародубский)
- у бехтерца (кн. Василий Васильевич Солнцев-Засекин)
- у юшмана (кн. Никита Иванович Засекин)
- у пансыря (кн. Семен Иванович Засекин)
- у шелома (Петр Матвеевич Свечин)
Как отмечает автор, набор рынд Симеона отличался от стандартного московской практики - у государя обычно имелись рынды и поддатни с большим, другим и третим саадаками, копьем, сулицей, рогатиной и самопалом, а рынд с защитным вооружением не было. Возможно имел место некий статусный эксперимент.
По боярскому списку 1577 года, «с великим князем Симеоном Тверским» значатся (в каком качестве неизвестно):
- кн. Дмитрий Васильевич Хованский
- Иван Васильевич Вельяминов
- кн. Иван Андреевич Елецкий (400 четей)
- кн. Матвей Васильевич Елецкий (400 четей)
- Никита Федорович Милюков (400 четей).
В более позднем списке 1585 года Никита Милюков возглавлял список тверских дворовых детей боярских, будучи губным старостой в Торжке и ведая там же ямом. Другие лица в нем не встречаются.
Наиболее полный список двора Симеона относится к 1585 году. Двор включал 126 человек (с умершими, бежавшими и пустопоместными - 181 чел.):
- боярина кн. Бориса Петровича Хованского (оклад 800 четей и 100 рублей)
- дворецкого кн. Ивана Андреевича Звенигородского (900 четей, 100 рублей)
- 2 дьяков (300 и 400 четей и 30 и 50 руб. соответственно)
- 5 стольников (у всех по 550 четей и по 12-13 руб.)
- 2 стряпчих с платьем (по 400 четей и 7 руб.)
- стряпчего у коня (350 четей, 13 руб.)
- 4 стряпчих Сытного и Кормового дворцов (оклады не указаны)
- постельничего (550 четей, 12 руб.)
- ясельничего (550 четей, 12 руб.)
- 3 сытников (200 четей, 8 руб.)
- 2 стремянных конюхов (250 четей, 7 руб.)
- «приказаны ему лошади» (230 четей, 11 руб.)
- 2 дворян (400 и 600 четей, 8 и 14 руб.)
- 16 жильцов (по 200 и 250 четей и по 5 и 6 руб.)
- 19 дворян (видимо тверских дворовых детей боярских; из них 4 в губных старостах и один городовой приказчик; от 250 до 500 четей и от 8 до 14 руб. )
- 36 тверских городовых детей боярских (от 150 до 300 четей и от 8 до 12 руб.)
- 13 новоторжских дворовых детей боярских (350-450 четей, 13-14 руб.)
- 16 новоторжских городовых детей боярских (170-350 четей, 9-13 руб.)
(помимо этого, 15 пустопоместных тверских детей боярских бродили меж двор, бежали 5 тверских и 5 новоторжских детей боярских, умерли 14 тверских и 16 новоторжских детей боярских).
Из пяти стольников Симеона четверо (князья Звенигородские и Стародубский и Петр Свечин) в разряде 1577 года числились его рындами. Записанные ранее рындами разнообразные князья Засекины в списке 1585 года отсутствуют (упоминаются на других службах за пределами тверского двора). Бывший в 1577 году боярином Симеона Григорий Борисов также в списке 1585 года отсутствует, но известен по другим службам.
Суммарный денежный оклад двора на 1585 год составлял 1 556 рублей. 17 человек [видимо от сытников до стольников] получали денежное жалованье из чети, оттуда же скорее всего получали жалованье боярин, дворецкий и дьяки. Остальные видимо содержались из доходов Симеона. Часть людей великого князя (стряпчих, детей боярских, сытников) испомещалась на его землях.
Тверской двор ведался Посольским приказом.
В качестве великого князя Тверского Симеон продолжал нести военные службы, находясь при государе или формально командуя большим полком. Он участвовал в большом ливонском походе 1577 года, командовал большим полком в кампаниях 1580, 1581 и 1582 годов и т. д. Привлекался Симеон и к придворной службе - в декабре 1578 года участвовал в приеме гонца Стефана Батория и пр.
После смерти Ивана Грозного положение Симеона первое время не менялось, однако в 1587 году он попал в опалу. Она вероятно была связана с событиями 1584/85 года - попыткой оппозиционной знати убрать Бориса и развести царя Федора с его сестрой Ириной, женив на княжне Мстиславской. Выступление это провалилось и его знатные участники в 1584 - 1587 годах были репрессированы. [Тесть Симеона кн. И. Ф. Мстиславский во второй половине 1585 года вынужден был принять постриг].
О каком-либо участии в этих событиях самого Симеона ничего не известно, однако в 1587 году он лишился своих тверских владений (кроме села Кушалино) и доходов. Его двор был распущен, а статус его бывших слуг понизился - боярин Симеона кн. Б. П. Хованский в боярском списке 1588/89 года числится уже московским дворянином, дворецкий кн. И. А Звенигородский - выборным по Серпейску, с окладом (по списку 1589/90 года) всего в 300 четей (было 900), стольники кн. И. И. Барашов Звенигородский и кн. И. Н. Стародубский - выборными по Твери, а кн. И. Г. Звенигороский - по Рузе и т. д.
С июля 1589 года грамоты в Тверь адресовались уже представителям царской администрации, а Симеон к этому времени видимо лишился титула великого князя и жил уже на положении служилого царя.
При воцарении Бориса Романовы и их сторонники, по некоторым сведениям пытались выдвигать Симеона в качестве альтернативного кандидата на престол, но не преуспели.
При Борисе положение Симеона еще более ухудшилось. В 1598/99 году у него вероятно отняли и Кушалино и средства на его содержание выделяла теперь царская администрация - из доходов собираемых с его бывших владений. В 1600/01 году подьячий Семен Рыжков подал на царя челобитную обвинив в попытке убийства Бориса Годунова и желании отъехать в Крым, Литву или Ногаи. Последствий навет не имел, однако в 1602/1603 году Рыжков его повторил и Симеона видимо сослали из Твери в Кушалино [тут у автора очень мутно]. Сообщения о ослеплении Симеона и об отравлении его сына Ивана Борисом автор считает недостоверными.
Инок
скрытый текст
Самозванец вернул Симеона из кушалинской ссылки. Летом 1605 года (где-то между 14 июля и 1 сентября) Симеон приезжал в Москву, где, как близкий «родственник» (двоюродный брат) нового «государя» был принят с большим почетом. Ему вероятно вернули и прежние источники доходов. В Москве Симеон не остался и вскоре вернулся в тверские места.
Вскоре однако отношение Самозванца к Симеону переменилось. По одной из версий (Ульяновского) это было связано с неким заговором Филарета Никитича и «романовского кружка» в пользу Симеона. В феврале 1606 года в Кушалине объявились дьяк Разрядного приказа Тимофей Витовтов и дьяк Поместного приказа Иван Ефанов проводившие (по версии того же Ульяновского) здесь какое-то следствие.
Вскоре после этого посланники Самозванца (Ефим Варфоломеевич Бутурлин и Григорий Образцов) увезли Симеона в Кирилло-Белозерский монастырь. Здесь, по приказу Самозванца (грамота от 29 марта) 3 апреля 1606 года он был пострижен, став иноком Стефаном. Та же грамота предписывала «покоить его против того как старца Иону Мстиславского» (тестя Симеона кн. И. Ф. Мстиславского).
Пострижена была и жена Симеона Анастасия, сделавшись инокиней Александрой. По приказу Самозванца, ее, вместе с также постриженной сестрой Агрипиной (старицей Ириной), отправили на Белоозеро, в Горицкий монастырь.
О монастырской жизни Симеона / Стефана ничего не известно. Вероятно он, как и прочие знатные постриженцы, жил на особых условиях - отдельная келья, личные слуги и т. д.
С приходом к власти Василия Шуйского его положение переменилось к худшему. Уже 29 мая 1606 года грамотой нового царя его было приказано отправить в Соловецкий монастырь. Утвердившегося в литературе мнения о суровом заточении Симеона в Соловках автор не разделяет. По его мнению Симеон и здесь жил на весьма почетных условиях.
В Соловках Симеон оставался до 1612 года. 25 июля 1612 года, по челобитью самого старца, руководители Второго ополчения в Ярославле указали перевести его на жительство в Кирилло-Белозерский монастырь.
После воцарения Михаила Федоровича Симеона вызывали в Москву - 19 октября 1613-го из Казенного приказа старцу дано государево жалованье - 40 соболей ценой в 20 рублей.
Последствий этот визит не имел и через несколько лет Симеон скончался в монастыре. Место его смерти неизвестно (Кирилло-Белозерский монастырь или московский Симонов). Похоронен Симеон был в московском Симоновом монастыре, в родовой усыпальнице Мстиславских. На могильной плите была указана дата смерти - 5 января 7124 (1616) года. Однако в кормовых книгах Кирилло-Белозерского монастыря поминальный корм по Симеону значился под 21 - 22 декабря и возможно на могильной плите указана дата захоронения, а не смерти.
Жена Симеона Анастасия умерла раньше мужа. Похоронена она была в той же усыпальнице Мстиславских в Симоновом монастыре. Дата смерти на надгробии - 7 июня 7115 (1607) года, однако в кормовых книгах Симонова монастыря корм по ней записан на 9 июля, а под 1611 годом в книгах монастыря зафиксирован ее вклад (возможно ошибочно и фактически это вклад ее сестры).
Дети Симеона известны по синодику Соловецкого монастыря: Федор, Дмитрий, Иван, Евдокия, Мария, Анастасия. Все они умерли еще при жизни отца и большей частью видимо во младенчестве. До совершеннолетия возможно дожил лишь Иван.
Симеон Бекбулатович. Пример адаптации выходцев с Востока в России XVI века
Книга интересная, помимо биографии самого Симеона автор освещает еще массу побочных сюжетов. Правда, поскольку о самом Симеоне известно очень мало (и за последние полторы сотни лет знания почти не прибавилось), процентов девяносто текста составляют эти самые побочные сюжеты (сами по себе весьма интересные, повторюсь). Вычитка и редактура сделали бы книгу еще лучше.
скрытый текстПроисхождение
скрытый текст
О месте и времени рождения Саин-Булата / Симеона мы ничего не знаем*.
Отцом его был астраханский царевич Бекбулат, происхождение и биография которого весьма туманны. Его дед? Бахтияр был то ли сыном, то ли братом большеордынского царя Ахмада. Родной брат Бекбулата, царевич Тохтамыш, до 1556 года жил в Крыму, откуда по неясным причинам бежал к ногаям, выехав затем в Москву. Сам Бекбулат обитал видимо в Ногаях и на Северном Кавказе. К началу 1558 года он жил у бия Ногайской орды Исмаила - в январе 1558-го бию из Москвы писали грамоты, приглашая «Бекбулата салтана» выехать на государево имя. Этим приглашением Бекбулат не воспользовался из-за болезни и выехал в Москву позднее - уже из Кабарды.
Царевич был женат трижды - на матери Саин-Булата / Симеона, дочери кабардинского князя Темрюка Айдарова Алтын-сач, на безымянной сестре Гази б. Урака (основателя «Казыева улуса» - Малой Ногайской орды) и на некой ногайской «княгине Дюнчеман» (Гюль-джемал?).
Сестра Алтын-сач Гошаней позднее стала русской царицей Марией Темрюковной, а другая сестра, Малхруб, была выдана замуж за Дин-Ахмеда, сына ногайского бия Исмаила, позднее также ставшего бием Ногайской орды. Дочь Малхруб и Дин-Ахмеда была замужем за сибирским царевичем / царем Али б. Кучумом, а их сын, касимовский царь Арслан б. Али был по матери родней одновременно Симеону и царю Михаилу Федоровичу.
Безымянная родная сестра Бекбулата была замужем за ногайским мурзой** Хасанаком (Асанаком) б. Хаджи-Мухаммедом, кековатом*** Большой Ногайской орды.
Об обстоятельствах заключения всех этих браков мы ничего не знаем. Как отмечает автор, почти ничего не известно и об образе жизни людей подобных Бекбулату. Вероятно такие [бродячие] Чингисиды могли свободно перемещаться по просторам Евразии, в то время как их жены оставались при своих отцах или братьях и навещались мужем периодически. Брак, таким образом, мог быть «гостевым» и возможно скреплял некие «договоры о намерениях» между Чингисидом и его тестем или шуринами.
Как бы то ни было, к 1561 году Бекбулат был уже в Кабарде, с женой и сыном. В июне 1561-го в Москву из Пятигорских Черкес прибыла дочь кабардинского князя Темрюка Айдарова княжна Кученей (Гошаней) - будущая царица Мария Темрюковна, сопровождаемая братом - Доманук-мурзой, сестрой - «Алтынчач-царицей», мужем сестры - царевичем Бекбулатом и их общим сыном - Саин-Булатом.
Как отмечает автор, дочь Темрюка Айдарова, положение которого было весьма шатким, вероятно не была для Москвы первым выбором - изначально породниться рассчитывали с западными чересами - жанеевским князем Сибоком. Однако по каким-то причинам этого не произошло и в Москву отправилась княжна Гошаней.
После выезда в Москву Бекбулат, как родственник царицы и Чингисид, занял видимо весьма высокое положение. Как и прочие Чингисиды он неоднократно назначался на полковые воеводские должности, играя, впрочем, роль свадебного генерала - полками фактически командовали русские воеводы.
В марте 1562 года Бекбулат был назначен первым воеводой сторожевого полка в Смоленске [вторым и третьим воеводами были Иван и Никита Ивановичи Очины, приставом при Бекбулате - кн. Юрий Федорович Барятинский, см. соотв. разрядную книгу], брат Бекбулата Тохтамыш был первым воеводой передового полка. Первым воеводой большого полка трехполковой? рати числился еще один астраханский царевич - Ибак.
В Полоцком походе 1563 года Бекбулат числился вторым воеводой передового полка (первым воеводой был его брат Тохтамыш), [русскими воеводами значились кн. Василий Михайлович Глинский, Иван Большой Васильевич Шереметев и Алексей Данилович Басманов, пристав при Бекбулате - Василий Михайлов сын Старого].
Судя по полковой иерархии Полоцкого похода Тохтамыш с Бекбулатом по своему статусному положению шли сразу за татарскими «царями» (Шах-Али, Александр Сафакиреевич, Симеон Касаевич), опережая других астраханских царевичей - детей царя Ак-Кобека (Ибак, Кайбула)****.
Более в разрядах Бекбулат не упоминается, умер он («голову положив» на царской службе) не позднее декабря 1565 года - 31 декабря 1565-го его вдову, вышеупомянутую «княгиню Дюнчеман», велено было отпустить из России (в Ногаи?).
Помимо разрядных записей о жизни Бекбулата в России никаких сведений не имеется. Воможно он, как и прочие Чингисиды получил во владение один из русских городов, хотя никакой информации на этот счет нет. Как отмечает автор, из числа традиционно жалуемых Чингисидам мест на это время свободны были Кашира, Серпухов и дворцовая волость Хотунь (на Лопасне, в Коломенском / Московском уезде).
Мать Саин-Булата Алтын-сач умерла вероятно между 1568 и 1573 годами и была похоронена сыном в Касимове. О каких-либо сестрах / братьях Саин-Булата ничего не известно.
Тетка Саин-Булата, царица Мария Темрюковна, умерла 6 сентября 1569 года в Александровой слободе и была похоронена в кремлевском Вознесенском соборе. Причины ее ранней смерти (биологический возраст около 20 лет) неизвестны - следов насильственной смерти при обследовании останков не обнаружено, повышенное содержание мышьяка может свидетельствовать об отравлении (но доказательством отравления отнюдь не является). Единственный сын царицы, Василий, умер во младенчестве в 1563 году.
***
Далее у автора обширное отступление посвященное черкесским и ногайским «выходцам».
Первые черкесские князья вероятно появились в Москве еще вконце XV века - вместе со свергнутым крымским ханом Нур-Даулетом (вероятно женатым на черкеске). В битве под Оршей среди русских пленных отмечен князь Мадыхов, вероятно шурин Нур-Даулета.
После взятия Астрахани связь Москвы с Северным Кавказом становится теснее. Поначалу более тесные связи устанавливаются с западными черкесами*****, однако позднее последние сближаются с Крымом и в сфере влияния Москвы остается только Кабарда.
С середины XVI века отмечается массовый выезд в Россию разнообразных князей Черкасских. Статус их на новой родине был весьма различен - от служилых князей до простых дворян, а генеалогия часто неясна.
Наиболее видное положение в описываемое время занимал Михаил (Салтанкул) Темрюкович Черкасский, брат царицы Марии Темрюковны и дядя Саин-Булата. В Москву он выехал еще в 1558 году. После крещения его женили на дочери боярина Василия Михайловича Юрьева (двоюродного брата царицы Анастасии) и Анастасии Дмитриевны Бельской. Князю пожаловали доходы с Гороховецкого уезда, там же видимо располагались и его поместья. С осени 1567 года князь не раз назначался первым воеводой большого полка, летом 1571 года командовал опричным войском во время прихода Девлет-Гирея. Отношения князя с Иваном Грозным видимо были весьма неровными. В мае 1571 году он был казнен, однако по душе его царь Иван дал большие вклады и по официальной версии князь «погиб безвестно». Дети его умерли во младенчестве.
В Москву выехали также два двоюродных барта царицы Марии - Гаврила (Хокоч) и Борис (Хорошай) Камбулатовичи Черкасские, сыновья младшего брата Темрюка Айдарова Камбулата. Гаврила участвовал в Полоцком походе 1563 года, командуя отрядом детей боярских прибранных в есаулы (200 чел.) и в том же году, вместе с другими черкасскими князьями (см. ниже) бежал в Литву.
Борис выехал в Москву в 1578 году, с 1582 года упоминается в разрядах (впервые - как воевода большого полка). Бориса женили на Марфе Никитичне Романовой, родной сестре Федора Никитича и тетке будущего царя Михаила Федоровича. [Позднее он сделался боярином, был репрессирован вместе с Романовыми и умер в ссылке. Его сын Иван Борисович был одним из виднейших деятелей царствования Михаила Федоровича, своего двоюродного брата].
Помимо этого известны Семен Ардасович и Федор Жилеготович Черкасские . Традиционно они считаются внуками Жилегота, другого младшего брата Темрюка Айдарова, однако автор считает их сыновьями Жилегота и, соответственно, двоюродными братьями царицы Марии. Федор (Иланд) в разрядах упоминается один раз - в новгородском походе Ивана Грозного осенью 1567 года вместе с братом возглавлял список дворян «у государя в стану». Его брат, Семен (Ардас), напротив, был одним из самых заметных черкасских князей. В [августе?] 1573 года он был назначен первым воеводой большого полка [в Ливонии] и с этого времени постоянно упоминается как полковой воевода вплоть до 1583 года. В Московском уезде ему принадлежали обширные поместья (2081 четь).
Известен также троюродный брат? Марии Темрюковны Иван (Тутарык) Ельбузлаевич Черкасский. В разрядах он упомянут один раз - весной 1577 года отмечен среди дворян сопровождавших Ивана Грозного в походе на Новгород. В Москву он выехал с сыновьями - Иваном, Владимиром, Борисом и Никитой. Иван, Владимир и Борис в 1565 - 1570 годах упоминаются на воеводских должностях, первый в т. ч. и как опричный воевода.
Ряд выехавших в Москву черкесских князей позднее предпочел перейти на другую службу. В 1563 году в Литву бежали вышеупомянутый Гаврила Камбулатович, некий Касим Кабулатович и Александр Васильевич (Сибокович, сын жанеевского князя Сибока).
В 1550 - 1560 годах в Москву активно выезжали противники бия Большой Ногайской орды Исмаила б. Мусы - дети убитого им прежнего бия Юсуфа б. Мусы и их сторонники. Выезжие ногаи компактно испомещались в Романовском уезде (на 1572 год им принадлежало здесь 30 000 четей). Однако после бегства части мурз в Литву и Крым в 1570 году часть из них расселили по другим уездам, а часть крестили.
В 1558 году в Москву выехал сын покойного бия Юсуфа Юнус б. Юсуф, занявший весьма высокое положение, но уже в 1561 году скончавшийся. В России остались его дети Ак-Мухаммед (позднее возможно выехал в Малую Ногайскую орду), Бий-Мухаммед и Тиналей.
В 1560 - 1561 годах в Москву выехали Тимур, Тохтар, Бибаджан и Пулад б. Ураз-Али, поддерживавшие Юсуфовичей внуки другого ногайского бия - Шейх-Мухаммеда.
В 1564 году выехали другие сыновья Юсуфа - Ибрагим и Эль (Иль) б. Юсуф, а также Айдар и Али б. Кутум - еще одни внуки бия Шейх-Мухаммеда. Юсуповы и Кутумовы помимо поместий в Романовском уезде получали фиксированные выплаты из романовских доходов.
В 1570 году после ссоры с опричником Романом Пивовым в Литву, а оттуда в Крым бежали Ибрагим б. Юсуф с сыном, Тиналей б. Юнус и двое других мурз. [От оставшегося в России Эля б. Юсуфа пошли князья Юсуповы, а от Али б. Кутума (его брат Айдар умер бездетным) - князья Кутумовы].
Наиболее крупным и знатным ногайским родом в России были князья Шейдяковы, потомки ногайского бия Саид-Ахмеда б. Мусы******. В XVI веке самыми заметными из них были князья Петр (Аман-газы?) Тутаевич и Афанасий (Дос-Магмет?) Шейдяковы, видимо внуки Саид-Ахмеда и двоюродные братья. В России они фиксируются источниками с января 1568 года, после 1570 года вероятно крестившись. Петр в разрядах упоминается в 1571 - 1580 годах - на полковой службе (воевода передового и пторожевого полков и полка правой руки) и в качестве псковского наместника. Афанасий упоминается в разрядах в 1573 - 1598 годах - как наместник и воевода Юрьева-Ливонского и полковой воевода (сторожевого и большого полков).
Известен также князь Иван Келмамаевич Келмамаев, по предположению автора, тоже Шейдяков - правнук Саид-Ахмеда. Он был крещен около 1571 года, женился на одной из дочерей Малюты Скуратова и умер вероятно в 1573 году.
Помимо этого в России жил ряд представителей большеордынских и крымских Мансуров. Наиболее заметными и них были князья Канбаровы. Канбар б. Момолай, внук золотоордынского и крымского бека Дин-Суфи б. Мансура и племянник большеордынского и крымского бека Хаджике б. Дин-Суфи, выехал в Москву между мартом 1502 и октябрем 1505 года. Внук Канбара Ураз-Али б. Ак-Мухаммед между 1556 и 1558 годами крестился и стал князем Иваном Махметевичем (Ахметевичем) Канбаровым. В 1560-х годах князь нес полковую службу (первый воевода сторожевого и второй большого полка и полка правой руки) и назначался вторым воеводой во Псков. В 1570 году отправлен послом в Польшу, но по дороге умер. Правнук Канбара по другой линии крестился не позднее 1558 года, сделавшись князем Иваном Тевкелевым (служив в головах, в 1572 - 1574 годах - воевода в Орешке).
* Если предположить, что ко времени поставления касимовским царем Саин-Булат / Симеон был, как минимум, совершеннолетним, то родиться он должен был не позднее 1555 года.
** Автор предочитает писать «мирза».
*** Третья по значимости должность в Ногайской орде после бия и нурадина, управлял левым крылом (восточной частью) орды.
**** [Однако в росписи 1562 года Ибак стоял выше].
***** [В 1557 году в Москву выехали жанеевские и бесленейские князья возглавляемые Сибоком и Машуком. Последние в Москве крестились - Сибок стал Василием (Василием Кансауковым), Машук - Иваном. В 1560 году Сибок и Машук были отпущены на родину вместе с кн. Дмитрием Вишневецким, в 1562 - 1563 годах Сибок перешел на сторону Крыма и сблизился с Литвой, см. Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (вторая половина XVI - 30-е годы XVIII века)].
****** [В XVII веке существовала еще одна линия Шейдяковых, происходившая из Малых Ногаев - см. Беляков А. В. Князья и мирзы Шейдяковы в России XVI-XIX вв. // Золотоордынское обозрение. 2020. Т. 8, № 3.]
Касимовский царь
скрытый текст
О жизни Саин-Булата после выезда с родителями в Россию не известно ничего. Второй раз в русских источниках он появляется только девять лет спустя, в 1570 году, уже в качестве касимовского царя. Когда именно он бы поставлен царем неизвестно. Предыдущий касимовский царь, двоюродный дядя Саин-Булата и бывший казанский хан, пресловутый Шах-Али (Шигалей), умер в апреле 1567 года. По мнению автора, Саин-Булат вероятно был поставлен касимовским царем не ранее 1568 года, а возможно и позднее - уже после смерти тетки, Марии Темрюковны (сентябрь 1569-го).
Причины поставления Саин-Булата также неизвестны - возможно царь Иван выполнял некие обязательства перед покойной супругой. Как отмечается, до Саин-Булата касимовскими царями (а не царевичами) ставились только лица уже имевшие царский титул (Шах-Али и пр.). Саин-Булат такого титула не имел, однако был племянником государя (к тому же имевшиеся носители царских титулов к этому времени уже поумирали - Шах-Али, Симеон Касаевич, Александр Сафакиреевич).
Всего в Касимове в XV - XVII веках зафиксировано 12 «правителей» Чингисидов (не считая Василия Араслановича и его мать Фатиму, которых автор к правителям не относит по формальным признакам).
При наличии касимовских царей и царевичей самого Касимовского царства не существовало - оно не имело ни определенной территории, ни структур управления и вообще никогда не упоминается в русских документах. Касимовский правитель ведал лишь собственным двором, посадом Касимова и крестьянами в данных ему поместьях. Прочее русское население Касимовского уезда оставалось в ведении русского воеводы Касимова (впервые упоминаются в 1541/42 годах, до 1573 года, как правило, имели чин окольничего), в обязанности которого входило и наблюдение за поведением татарского царя / царевича и его двора. Царь не мог распоряжаться и дворами предыдущих царей и царевичей, сохранявших свою автономию.
Касимовский уезд ведался приказом Казанского дворца.
Сам Касимов (Городок Мещерский, Новый Низовой городок) за время своего существования трижды менял расположение и на нынешнем месте существует с 1530 - 1550-х годов. Ко второй половине XVI века он видимо состоял из русской деревянной крепости, русского посада и Татарской слободы, отделявшейся от крепости глубоким оврагом. В слободе располагался огороженный двор касимовских правителей, с построенными Шах-Али каменными мечетью, мавзолеем и небольшим (23 на 6 метров) двухэтажным дворцом.
Среди касимовских татар наибольшим влиянием пользовались семьи сеидов (потомков халифа Али и дочери Мухаммеда Фатимы) Шакуловых и мурз / князей Тонкачевых.
Шакуловы прибыли в Касимов вероятно вместе с беглым крымским царем Нур-Даулетом в конце XV века и занимали здесь высокое положение - на дочерях сеитов были женаты цари Шах-Али и Арслан б. Али, Кашкей-сеид в середине - второй половине XVI века (умер до 1587 года) возглавлял касимовских татар не входивших в состав дворов местных царей (Сеитов полк).
Род Тонкачевых принадлежал к клану Кыпчак и известен с конца XV века, [в Касимове они возможно были чем-то вроде карачи-беков своего клана].
Доходы касимовских царей складывались из оброка с касимовского посада, поступлений с поместий (после 1552 года), доходов от касимовских таможни, кабаков, мельниц, перевозов, рыбных ловель и сенных покосов. В 1552 - 1572 годах царям шел доход и с темниковского кабака, однако Саина-Булата его по каким-то причинам лишили.
На 1613/14 год все перечисленное (помимо темниковского кабака) давало 479 рублей дохода. После окончания Смуты доходы увеличились - позднее одни таможенные сборы и перевозы приносили по 400 - 600 рублей в год, три посадских кабака - по 400 - 500 рублей.
Царю также полагалась часть судебных пошлин. Изначально видимо царь мог сам судить татар своего двора и русских людей «которые ему даны»; иски против «царевых» людей рассматривал воевода (в случае нежелания «царева человека» отвечать перед воеводой - приказ Казанского дворца); прочих служилых татар судил воевода (однако пошлина с этих дел шли касимовскому царю и на суде должен был присутствовать его человек); дела между жителями иных уездов и касимовцами (включая служилых татар) судил воевода (и пошлины с них шли государю, а не касимовскому царю). Позднее (видимо уже после правления Саин-Булата), из-за длительных перерывов в назначении касимовских царей (в ходе которых все судные дела вершил воевода), большую часть судебных полномочий явочным порядком присвоили себе воеводы, а права касимовских царей свелись к получению судебных пошлин.
О жизни и деятельности Саин-Булата в Касимове мы ничего не знаем. Известны лишь его разрядные службы.
В январе 1572 года Саин-Булат был первым воеводой большого полка в походе на Выборг. В зимнем походе 1572 - 1573 года Саин-Булат был сначала при царе Иване, после взятия Пайды (1 января), Иван Грозный вернулся в Новгород, а касимовский царь был послан под Коловер (Лоде) - во главе большого полка [второй и третий воеводы бояре кн. Иван Федорович Мстисловской и Михаил Яковлевич Морозов], потерпев там неудачу.
На службах Саин-Булат вероятно сблизился со свои дальним родственником (четвероюродным братом), крещеным астраханским царевичем Михаилом (Муртазой-Али) Кайбулиным, сыном Абдуллы б. Ак-Кубека - известен его щедрый вклад (100 рублей в 1587/88 году) по душам покойных Михаила (умер в 1575 году) и его малолетних сыновей.
Великий князь всея Руси
скрытый текст
В касимовских царях Саин-Булат пробыл недолго - в 1573 году, где-то между апрелем и июлем (впервые упоминается с христианским именем 15 июля) он крестился, лишившись титула касимовского царя и именуясь теперь просто царем Симеоном Бекбулатовичем.
Прежнее его место осталось вакантным, новый касимовский царь появился уже после смерти Ивана Грозного - в 1584 году им стал Мустафа-Али б. Абдулла б. Ак-Кобек, еще один четвероюродный брат Симеона.
Вскоре после крещения Симеона женили - на княжне Анастасии Ивановне [в тексте Федоровне] Мстиславской, дочери кн. Ивана Федоровича Мстиславского. Княжна Анастасия была правнучкой крещеного казанского царевича Петра (Худайкула) Ибрагимовича и дочери Ивана III Евдокии. Через жену Симеон сделался свойственником множества знатных фамилий - Воротынских, Горбатых-Шуйских, Холмских, Темкиных -Ростовских и пр.
О деятельности Симеона мы по-прежнему знаем только по разрядам. 15 июля 1573 года он участвовал в приеме имперского гонца Павла Магнуса, прибывшего с сообщениями о событиях Варфоломеевской ночи и избрании Генриха Французского королем Польши (как считает автор - для демонстрации посланцу цесаря многонациональной веротерпимости).
В июле 1575 года Симеон вновь был отправлен в Ливонию. В успешном походе на Пернов он командовал большим полком (второй воевода боярин Никита Романович Юрьев, третий - кн. Михаил Васильевич Тюфякин). Первыми воеводами всех полков в этом походе числились крещеные иноверцы - передовым «командовал» вышеупоминавшийся кн. Афанасий Шейдяков, сторожевым - кн. Роман Агишевич Тюменский (выходец из кавказской Тюмени), левой руки - вышеупоминавшийся кн. Семен Адрасович Черкасский, правой руки - царевич Михаил Кайбулин.
В октябре 1575 года Иван Грозный внезапно провозгласил Симеона главой государства («Великим князем всея Русии»), а сам удалился в удел. Предположений о причине произошедшего существует великое множество, однако истинные причины всего этого маскарада остаются неведомыми.
О деятельности Симеона на новом посту мы традиционно почти ничего не знаем - сохранилось лишь некоторое число жалованных грамот выданных от его имени. Фактическим главой государства оставался царь Иван.
Великим князем всея Русии Симеон был с октября 1575-го по август (не позднее 2 сентября) 1576 года, после чего был переведен на новую работу - великого князя Тверского.
Великий князь Тверской
скрытый текст
Выбор нового титула для Симеона вероятно не был случайным. Как полагает автор, он получил наивысший титул которым царь мог пожертвовать без значительных имиджевых потерь и внешнеполитических осложнений - в титулатуре русских государей Тверь шла за коренными государевыми землями (Владимиром и Москвой), а также Казанским и Астраханским царствами, Новгородом, Псковом и Смоленском, оспариваемыми ближайшими соседями.
При этом, как отмечает автор, во время княжения Симеона Тверь сохранялась и в титулатуре Ивана Грозного и Федора Ивановича и в России таким образом одновременно было два великих князя Тверских.
Тверское княжество сравнительно поздно утратило свою самостоятельность - после изгнания тверских князей здесь правили сыновья Ивана III - Иван Молодой и Василий, сохранялись отдельные тверской двор и дума и т. д. и рудименты прежнего положения сохранялись до третьей четверти XVI века (что видимо также способствовало выбору Твери в качестве удела для Симеона).
О тверском периоде жизни Симеона известно несколько больше чем об остальных.
Великий князь был крупным землевладельцем - ему принадлежало 13 500 десятин пахотной земли, часть из которой, впрочем, досталась Симеону в качестве приданого от тестя (Кушалинская волость). В Тверском уезде, по писцовой книге 1580 года, Симеону принадлежало 21 село, 494 деревни, 7 погостов, 29 починков, 531 пустошь, селище, пожня и луг, с 2 060 крестьянами [видимо крестьянскими дворами] и 331 пустыми дворами (включая 754 жилых и 81 пустой двор на землях полученых в приданое).
Значительная часть земель (от половины до двух третей) пребывала в запустении - следствие эпидемии чумы и разгрома Твери Иваном Грозным в 1569 году.
Земли давали доход в виде посопного хлеба, денежных оброков, мелкого дохода в натуральной или денежной форме и пр. Мелкого дохода в переводе на деньги собирали не менее 683 руб., объем посопного хлеба доходил до 1604 четей ржи и 2300 четей овса.
Помимо этого Симеону шли доходы с посадов Твери и Торжка, а также вероятно с местных кабаков. На него же видимо собирались таможенные и судебные пошлины, а также ямские деньги.
Довольно много известно и о тверском дворе Симеона (о предыдущих его дворах, и мусульманском, и русском, мы ничего не знаем).
В разрядах 1577 года двор Симеона представлен в двух вариантах. Согласно первому он состоял из 182 человек: 2 боярина, дворецкий, 1 человек «у постели и у казны», 1 дьяк, 10 стольников, 3 стряпчих с платьем, 4 человека «с чеботы», 12 жильцов, 1 ясельничий (всего 37 чел.) + 35 тверских дворовых детей боярских, 65 тверских городовых детей боярских и 23 дворовых и 22 городовых новоторжца.
Согласно второму - из 196 человек: 2 боярина (кн. Борис Петрович Хованский и Григорий Никитич Борисов), дворецкий (кн. Иван Андреевич Рюмин Звенигородский), 32 приказных человека, тверичей дворовых - 110, новоторжцев дворовых и городовых - 51.
Приводится также список его рынд, всего их 10:
- у большого саадака (кнн. Иван Иванович Барашов Звенигородский и Иван Григорьевич Звенигородский)
- у копья (кн. Григорий Осипович Засекин)
- у другого саадака (кн. Василий Дмитриевич Солнцев-Засекин)
- у щита (кн. Иван Федорович Жировой-Засекин)
- у зерцала (кн. Иван Никитич Стародубский)
- у бехтерца (кн. Василий Васильевич Солнцев-Засекин)
- у юшмана (кн. Никита Иванович Засекин)
- у пансыря (кн. Семен Иванович Засекин)
- у шелома (Петр Матвеевич Свечин)
Как отмечает автор, набор рынд Симеона отличался от стандартного московской практики - у государя обычно имелись рынды и поддатни с большим, другим и третим саадаками, копьем, сулицей, рогатиной и самопалом, а рынд с защитным вооружением не было. Возможно имел место некий статусный эксперимент.
По боярскому списку 1577 года, «с великим князем Симеоном Тверским» значатся (в каком качестве неизвестно):
- кн. Дмитрий Васильевич Хованский
- Иван Васильевич Вельяминов
- кн. Иван Андреевич Елецкий (400 четей)
- кн. Матвей Васильевич Елецкий (400 четей)
- Никита Федорович Милюков (400 четей).
В более позднем списке 1585 года Никита Милюков возглавлял список тверских дворовых детей боярских, будучи губным старостой в Торжке и ведая там же ямом. Другие лица в нем не встречаются.
Наиболее полный список двора Симеона относится к 1585 году. Двор включал 126 человек (с умершими, бежавшими и пустопоместными - 181 чел.):
- боярина кн. Бориса Петровича Хованского (оклад 800 четей и 100 рублей)
- дворецкого кн. Ивана Андреевича Звенигородского (900 четей, 100 рублей)
- 2 дьяков (300 и 400 четей и 30 и 50 руб. соответственно)
- 5 стольников (у всех по 550 четей и по 12-13 руб.)
- 2 стряпчих с платьем (по 400 четей и 7 руб.)
- стряпчего у коня (350 четей, 13 руб.)
- 4 стряпчих Сытного и Кормового дворцов (оклады не указаны)
- постельничего (550 четей, 12 руб.)
- ясельничего (550 четей, 12 руб.)
- 3 сытников (200 четей, 8 руб.)
- 2 стремянных конюхов (250 четей, 7 руб.)
- «приказаны ему лошади» (230 четей, 11 руб.)
- 2 дворян (400 и 600 четей, 8 и 14 руб.)
- 16 жильцов (по 200 и 250 четей и по 5 и 6 руб.)
- 19 дворян (видимо тверских дворовых детей боярских; из них 4 в губных старостах и один городовой приказчик; от 250 до 500 четей и от 8 до 14 руб. )
- 36 тверских городовых детей боярских (от 150 до 300 четей и от 8 до 12 руб.)
- 13 новоторжских дворовых детей боярских (350-450 четей, 13-14 руб.)
- 16 новоторжских городовых детей боярских (170-350 четей, 9-13 руб.)
(помимо этого, 15 пустопоместных тверских детей боярских бродили меж двор, бежали 5 тверских и 5 новоторжских детей боярских, умерли 14 тверских и 16 новоторжских детей боярских).
Из пяти стольников Симеона четверо (князья Звенигородские и Стародубский и Петр Свечин) в разряде 1577 года числились его рындами. Записанные ранее рындами разнообразные князья Засекины в списке 1585 года отсутствуют (упоминаются на других службах за пределами тверского двора). Бывший в 1577 году боярином Симеона Григорий Борисов также в списке 1585 года отсутствует, но известен по другим службам.
Суммарный денежный оклад двора на 1585 год составлял 1 556 рублей. 17 человек [видимо от сытников до стольников] получали денежное жалованье из чети, оттуда же скорее всего получали жалованье боярин, дворецкий и дьяки. Остальные видимо содержались из доходов Симеона. Часть людей великого князя (стряпчих, детей боярских, сытников) испомещалась на его землях.
Тверской двор ведался Посольским приказом.
В качестве великого князя Тверского Симеон продолжал нести военные службы, находясь при государе или формально командуя большим полком. Он участвовал в большом ливонском походе 1577 года, командовал большим полком в кампаниях 1580, 1581 и 1582 годов и т. д. Привлекался Симеон и к придворной службе - в декабре 1578 года участвовал в приеме гонца Стефана Батория и пр.
После смерти Ивана Грозного положение Симеона первое время не менялось, однако в 1587 году он попал в опалу. Она вероятно была связана с событиями 1584/85 года - попыткой оппозиционной знати убрать Бориса и развести царя Федора с его сестрой Ириной, женив на княжне Мстиславской. Выступление это провалилось и его знатные участники в 1584 - 1587 годах были репрессированы. [Тесть Симеона кн. И. Ф. Мстиславский во второй половине 1585 года вынужден был принять постриг].
О каком-либо участии в этих событиях самого Симеона ничего не известно, однако в 1587 году он лишился своих тверских владений (кроме села Кушалино) и доходов. Его двор был распущен, а статус его бывших слуг понизился - боярин Симеона кн. Б. П. Хованский в боярском списке 1588/89 года числится уже московским дворянином, дворецкий кн. И. А Звенигородский - выборным по Серпейску, с окладом (по списку 1589/90 года) всего в 300 четей (было 900), стольники кн. И. И. Барашов Звенигородский и кн. И. Н. Стародубский - выборными по Твери, а кн. И. Г. Звенигороский - по Рузе и т. д.
С июля 1589 года грамоты в Тверь адресовались уже представителям царской администрации, а Симеон к этому времени видимо лишился титула великого князя и жил уже на положении служилого царя.
При воцарении Бориса Романовы и их сторонники, по некоторым сведениям пытались выдвигать Симеона в качестве альтернативного кандидата на престол, но не преуспели.
При Борисе положение Симеона еще более ухудшилось. В 1598/99 году у него вероятно отняли и Кушалино и средства на его содержание выделяла теперь царская администрация - из доходов собираемых с его бывших владений. В 1600/01 году подьячий Семен Рыжков подал на царя челобитную обвинив в попытке убийства Бориса Годунова и желании отъехать в Крым, Литву или Ногаи. Последствий навет не имел, однако в 1602/1603 году Рыжков его повторил и Симеона видимо сослали из Твери в Кушалино [тут у автора очень мутно]. Сообщения о ослеплении Симеона и об отравлении его сына Ивана Борисом автор считает недостоверными.
Инок
скрытый текст
Самозванец вернул Симеона из кушалинской ссылки. Летом 1605 года (где-то между 14 июля и 1 сентября) Симеон приезжал в Москву, где, как близкий «родственник» (двоюродный брат) нового «государя» был принят с большим почетом. Ему вероятно вернули и прежние источники доходов. В Москве Симеон не остался и вскоре вернулся в тверские места.
Вскоре однако отношение Самозванца к Симеону переменилось. По одной из версий (Ульяновского) это было связано с неким заговором Филарета Никитича и «романовского кружка» в пользу Симеона. В феврале 1606 года в Кушалине объявились дьяк Разрядного приказа Тимофей Витовтов и дьяк Поместного приказа Иван Ефанов проводившие (по версии того же Ульяновского) здесь какое-то следствие.
Вскоре после этого посланники Самозванца (Ефим Варфоломеевич Бутурлин и Григорий Образцов) увезли Симеона в Кирилло-Белозерский монастырь. Здесь, по приказу Самозванца (грамота от 29 марта) 3 апреля 1606 года он был пострижен, став иноком Стефаном. Та же грамота предписывала «покоить его против того как старца Иону Мстиславского» (тестя Симеона кн. И. Ф. Мстиславского).
Пострижена была и жена Симеона Анастасия, сделавшись инокиней Александрой. По приказу Самозванца, ее, вместе с также постриженной сестрой Агрипиной (старицей Ириной), отправили на Белоозеро, в Горицкий монастырь.
О монастырской жизни Симеона / Стефана ничего не известно. Вероятно он, как и прочие знатные постриженцы, жил на особых условиях - отдельная келья, личные слуги и т. д.
С приходом к власти Василия Шуйского его положение переменилось к худшему. Уже 29 мая 1606 года грамотой нового царя его было приказано отправить в Соловецкий монастырь. Утвердившегося в литературе мнения о суровом заточении Симеона в Соловках автор не разделяет. По его мнению Симеон и здесь жил на весьма почетных условиях.
В Соловках Симеон оставался до 1612 года. 25 июля 1612 года, по челобитью самого старца, руководители Второго ополчения в Ярославле указали перевести его на жительство в Кирилло-Белозерский монастырь.
После воцарения Михаила Федоровича Симеона вызывали в Москву - 19 октября 1613-го из Казенного приказа старцу дано государево жалованье - 40 соболей ценой в 20 рублей.
Последствий этот визит не имел и через несколько лет Симеон скончался в монастыре. Место его смерти неизвестно (Кирилло-Белозерский монастырь или московский Симонов). Похоронен Симеон был в московском Симоновом монастыре, в родовой усыпальнице Мстиславских. На могильной плите была указана дата смерти - 5 января 7124 (1616) года. Однако в кормовых книгах Кирилло-Белозерского монастыря поминальный корм по Симеону значился под 21 - 22 декабря и возможно на могильной плите указана дата захоронения, а не смерти.
Жена Симеона Анастасия умерла раньше мужа. Похоронена она была в той же усыпальнице Мстиславских в Симоновом монастыре. Дата смерти на надгробии - 7 июня 7115 (1607) года, однако в кормовых книгах Симонова монастыря корм по ней записан на 9 июля, а под 1611 годом в книгах монастыря зафиксирован ее вклад (возможно ошибочно и фактически это вклад ее сестры).
Дети Симеона известны по синодику Соловецкого монастыря: Федор, Дмитрий, Иван, Евдокия, Мария, Анастасия. Все они умерли еще при жизни отца и большей частью видимо во младенчестве. До совершеннолетия возможно дожил лишь Иван.