* * *

Продолжаем разговор. Теперь его можно обозначить как "доктор Ватсон в деталях".

.

Доктор Ватсон – как смысловая линза

Сравнивая Ватсона и Джеральдина

Александр СЕДОВ (с) эссе / апрель 2016 г.

 .

Доктор Ватсон был задуман как свидетель подвигов Шерлока Холмса и летописец событий. Таким был обязательный пункт в договоре с читателем. У вас есть полное право верить (или не верить) в сказку и чудовище. Например, в дикаря, бегающего с ядовитыми стрелами по крышам Лондона, или в змею, которая ползает по шнуру и жалит по приказу. Но сомневаться в существовании автора, чьи строки вы сейчас читаете – полный абсурд. То же самое, что разочароваться в факте существовании вселенной. На читателя, несомненно, производил впечатление факт, что той же рукой, какой доктор Ватсон заносил в блокнот описание мест преступления, он выписывал рецепт на лекарство. Докторам принято верить.

 .

Даже тем, кто с самого начала сомневался в реальности Холмса и Ватсона, быто-описательный, псевдо-документальный стиль Конан Дойла казался ближе и достовернее рассказов о принце Флоризеле. Стивенсон наслаждался эффектом отстранения от своих героев, держа по отношению к ним ироническую дистанцию. Он не сделал полковника Джеральдина биографом Флоризеля. Напротив, он «стер» с этого придворного любые признаки индивидуальной судьбы, оставив его не более чем «молодым преданным офицером».

 .

И вот именно эту «оплошность» исправили «соавторы» Стивенсона – режиссер Евгений Татарский и актер Игорь Дмитриев, наградив второе действующее лицо характером, возрастом и внешностью. А после того, как были дописаны закадровые комментарии и вложены в уста полковника Джеральдина, этот персонаж стал напоминать доктора Ватсона при своём Шерлоке Холмсе.

.

[MORE=читать дальше].

.

Да, таким вполне мог быть и доктор Ватсон – далеко не молодой офицер, с безупречными манерами джентльмена, бесконечно преданный, в чем-то ограниченный, но по-своему сообразительный служака. Он по-отечески заботится о своем «Холмсе», и в то же время искреннее и всерьез преклоняется перед ним. Интересно, что эта характеристика более-менее вписывается в образ Ватсона, созданный в 1980-е и 1990-е годы в английском сериале актером Эдвардом Хардвиком.

 .

Легко поверить в гипотезу, согласно которой Игорь Дмитриев мог быть одной из неутвержденных на роль доктора Ватсона кандидатур. Намёков на это нет никаких, тем более документальных подтверждений. Зато у Ватсона-Соломина и Джеральдина-Дмитриева получился схожий рисунок роли. Во всяком случае, рецензию кинокритика на Джеральдина-Дмитриева можно принять за отзыв на доктора Ватсона Виталия Соломина, замените только слово «мундир» на «твидовый пиджак», а «принца» - на «Шерлока Холмса». Судите сами:

 .

«В своем экранном образе он абсолютно сдержан, строг, невозмутим, подтянут – в белом ли мундире или партикулярном платье и черном цилиндре, - пишет критик Л. Мархасев. - Всё происходящее он принимает за чистую монету, необычайно всерьез: малейшие перемены в настроениях принца, его опасные прихоти, вроде той, которая завела принца и Джеральдина в Клуб самоубийц…Полковник делает все одинаково серьезно: нюхает пробку от шампанского, играет в серсо, читает «Таймс», спасает принца. На экране – испытанный в бедах, преданный и несгибаемый вояка-джентльмен в старомодном романтическом духе. Глядя на него, нельзя не проникнуться верой: все происходящее – истинная правда. Встречаясь со спокойным, бесстрашным, иногда удивленным, иногда обеспокоенным взглядом Джеральдина-старшего, вдруг замечаешь такие чистые, такие честные слезы!» (Л. Мархасев. Игорь Дмитриев. М., 1987)

 .

.

А вот что пишет о Соломине-Ватсоне кинокритик Любовь Аркус:

 .

«…рыжеусый, голубоглазый господин в клетчатом пальто, истинный джентльмен, обладатель прекрасных манер, полезных привычек и разумно-строгих правил; трудолюбивый помощник, неутомимый поклонник и преданный друг Холмса. Что-то в его положении есть неудержимо-комическое и щемяще-трогательное: …Ватсон, будучи благоразумным, благовоспитанным и благонамеренным подданным «старой доброй Англии», удивительно неуместен в этой таинственной, сумасбродной, полной всяческих опасностей погонь, пряток под чужими кроватями жизни. Каждое такое приключение – для него подвиг, и даже больший подвиг, чем для Холмса» (Л. Аркус. Работа на каждый день. М., 1990).

.

 .

.

Как видим, контуры двух ролей совпадают в главном – в представлении образцового викторианского джентльмена.

 .

Оба артиста обладают великолепной пластикой (и, кстати, очень музыкальны). Но возраст, опыт, природное обаяние и темперамент сильно различаются.

 .

В музыкальном фильме «Голубой карбункул», что удивительно – тоже 1979 года (!), Игорю Дмитриеву досталась роль врага Шерлока Холмса, главаря банды по имени Маунделей (почти Мориарти!). Актер убедительно пел и пластично двигался. Впрочем, фильм, снятый на белорусской киностудии, оказался настолько в стороне от духа и буквы рассказа Конан Дойля, что вряд ли кто-либо из зрителей осмелиться оценивать это кинопроизведение иначе, чем как странный курьез.

 .

.

В свою очередь в Джеральдине-Дмитриеве есть что-то изящно-плакатное в стиле «модерн», он напоминает джентльмена со старинной открытки. Помните – едва завидев, как из кабинета принца выпорхнула молодая авантюристка, полковник выпрямил грудь, напрягся, как струна, сложил губы бантиком, слегка обиженно и немного с вызовом, демонстративно отставил ногу.

 .

Предполагаемые манеры доктора Ватсона в исполнении Дмитриева, вероятно, оказались бы с налетом рафинированности, а благородство отставного военного – с оттенком аристократизма. К началу съемок «Холмса» и «Флоризеля» Игорь Дмитриев успел переиграть в кино целую армию виконтов, маркизов, князей, принцев, графов, королей, герцогов, премьер-министров и даже одного византийского сановника XI века, причем дважды.  Для советского кинематографа утонченное лицо и благородные манеры Дмитриева – это были «не наше лицо» и «не наши манеры», поэтому артисту активно перепоручали не только роли аристократов всех мастей, но и французов, немцев, австрийцев, итальянцев, иногда арабов (!).

 .

.

Виталий Соломин, напротив, почти до самой роли доктора Ватсона не играл в кино ни англичан, ни докторов, ни просто иностранцев, не говоря уже о представителях высшего общества. Правда, в списке его киноролей были люди с военной выправкой (и даже один – раненый в ногу офицер), но то были бойцы рабоче-крестьянской Красной Армии. В основном же, его актерский тип оценивали как «русского паренька» или «настоящего сибиряка» (каким он и был в действительности). Поэтому в 1979 году легче было вообразить в роли доктора Ватсона кого-нибудь другого, например, утонченного Игоря Дмитриева или степенного Эрнста Романова, сыгравшего Ватсона в музыкальном «Голубом карбункуле», чем молодого курносого русского парня.

.

Доктор Ватсон в исполнении В. Соломина не согласен быть частью иллюстрации, элементом декора, даже причудливым – хотя со стороны он выразителен не меньше. За ним таится неведомая глубина, и, прежде всего – неведомая ему самому. Его Ватсон сам не ожидает поступков, какие совершит через минуту, но через час он убежден, что так поступил бы всегда.

 .

В эпизоде с карманными часами Холмс, как бы походя, замечает, что старший брат Ватсона был мот и пьяница, отчего и умер. С точки зрения сыщика это очевидный логический вывод, для Ватсона – прямое оскорбление. Вот как он сам, -  рукою Конан Дойла, конечно, - описывает свою гневную реакцию: «расстроенный, я вскочил со стула и, хромая, зашагал по комнате» (повесть «Знак четырёх»). Вскочил и захромал! Он так разгневан, что забыл о своей больной ноге. В книге не верить автору нельзя – иначе незачем читать. В жизни возникает соблазн свой гнев инсценировать, показательно разыграть. Соломин не играет. Он проживает этот эпизод на уровне психофизиологии, - попробуйте «изобразить» поднятие давления. Доктору Ватсону привычнее описывать, как у других «лицо становится пунцовым» или «вздуваются вены на висках», в фильме мы видим, как все это происходит с будущим летописцем. Ватсон в исполнении Соломина не только очевидец, но и объект нашего наблюдения. На всем протяжении сериала он – барометр настроения, с необычайной точностью фиксирующий перепады от «бури и негодования» до «тихой умиротворенности». Вздумай Конан Дойл сто лет назад приложить к рассказам кардиограмму доктора Ватсона, век спустя она бы совпала с кардиограммой актера.

 .

В его внешне спокойном, но быстро воспламеняющимся докторе Ватсоне легко смешались две актёрские краски, притом прямо противоположные – весёлая опереточность и серьёзная драма. Первая была опробована почти одновременно с сериями о великом сыщике – в фильме-оперетте «Летучая мышь» Виталий Соломин сыграл Фалька. Его «фрачный герой» пел, танцевал, в весёлом задоре перепрыгивая бильярдный стол, и вообще всячески балагурил. Делал он это с особой искрой, ведь на съёмочной площадке он соревновался со своим старшим братом Юрием, который балагурил не меньше.

.

.

.

.

Вторая, трагическая краска необычайно ярко блеснула в инсценировке пьесы Шиллера «Заговор Фиеско в Генуе», вскоре перенесённой режиссёром Леонидом Хейфицем на телеэкран (1981). Соломин явил нам личность амбициозную и трагическую одновременно, метущуюся между желанием «стать великим» или «стать божественным». Первое значит – скинуть в Генуе тирана и короновать себя монархом. Второе – вернуть генуэзцам республику, отказавшись от власти. Артист точно уловил характер героя: «молодой человек, цветущей красоты, гордый с достоинством, приветливый с величавостью, светски покладистый и коварный», – так сказано Шиллером о графе Фиеско ди Лаванья в представлении действующих лиц. Фиеско блестящ на людях, но мрачен, угрюм в тайной беседе с порученцем-мавром, готовым на любую подлость ради службы хозяину. Это словно разделённая пополам душа Фиеско, к свету он поворачивается одной стороной, а к делам – другой. Извилистый путь к цели он проходит почти играючи, легко соединяя крайности – искренний порыв со скрытностью и неправдой. Граф в исполнении Соломина очаровывает не только генуэзцев, но и зрителей. Вопреки указанию драматурга этот Фиеско редко носит чёрное - что заметно отличает его от окружающих дворян. Он – белая ворона, неординарная личность, вершит политику в согласии с макиавеллевской формулой «лучшего государя»: в одни моменты быть хитрым лисом, в другие – благородным львом. Увы, искусство политики старше любого политика и много коварней…

 .

Безусловно, не весь этот человеческий и актёрский диапазон проявлен в роли доктора Ватсона. Ватсон-Соломин тем и интересен, что в нём, как уже говорилось, много скрытого, неявлённого. И очень может быть, что Ватсон как человек никогда и не проявит две трети своего потенциала в жизни, но обозначит его как литератор – на страницах журнала «Стрэнд Мэгэзин».

.

.

---------------------------------

продолжение следует...

в оформлении использованы дружеские шаржи на Виталия Соломина и Игоря Дмитриева, художник К. Куксо