* * *

Автор Елизавета Колобова

На моем семинаре "За что цепляют нас наши мамы", клиентки, начинают мне рассказывать, какая у них "особенная" мама, деспотичная, критичная, жёсткая. В свидетели они приводят разные истории, которые должны меня удивить.

Я беру ведро попкорна и усаживаюсь поудобнее - может и правда будет что-то, чего не было в моей матери, послевоенного ребёнка, чей отец умер сразу после войны от туберкулёза, а мать, переболев арахноидитом оглохла и немного поехала крышей, потому била ее за любую провинность до синего лица, с которым она не могла показаться на улицу.

Она выросла достаточно жизнерадостной (а что ещё ей оставалось?) и красивой женщиной. Получила два высших образования, работала на руководящих должностях. Поражённую в детстве психику, как и всё послевоенное поколение компенсировала алкоголем, и жили мы, во времена, когда у неё не было запоев очень даже неплохо.

Моя мать была мягче своей матери. До синей морды меня не били. И в принципе били редко. Я была сыта, ... ну и все. Голодной не ходила, в общем. Одеваться стала, когда начала шить. До этого, как и принято было в то время, донашивала одежду за старшей двоюродной сестрой и за незнакомыми людьми, сдававшими вещи в комиссионки. Так жили многие.

Моя сепарация от матери произошла около 30 лет. Я прорабатывала своё к ней отношение, предоставив ей право быть тем, кто она есть, снять с неё ожидания моего внутреннего ребёнка, который все ещё искал у неё признания и право жить, и пойти своим путём, сжав крепко ладошку своего внутреннего взрослого.

Наши отношения с ней давно простроены, границы расставлены и иерархия, где я уже давно старшая в семье, выведена.

Но когда я приезжаю с детьми, на неё нападает роль "смотри, какая я клевая бабка, я щас расскажу тебе про твою непутевую мать и мы будем вместе против неё дружить". Разделяй и властвуй - одна из любимых стратегий того поколения.

Я спокойно отношусь к этим ее балагурствам. Вижу, что в такие моменты в ней просыпается юмор, радость и ощущение силы. Она счастлива. Дети мои ржут над ее байками (а уж с чем, с чем, а с чувством юмора и острым словцом у неё все в порядке), а рассказать им что-то, за что я буду действительно краснеть и что им знать не следует, она не может. Во первых, потому что не знает, а во вторых, потому что дети знают много моих несовершенств и любят меня вместе с ними.

В этот раз ничего не предвещало. Я приехала с младшим. Мы сидели на кухне, пили чай с тортом, мама травила свои байки, полностью счастливая. Я встала налить себе чайку и слышу:

- Мать твоя, подростком была... ты помнишь, Лиз, в лагерь ты собиралась, на море? - окликнула она меня и по тону я поняла, что сейчас будет одна из историй о моей непутевости, - Сшила себе блузку. Два дня сидела. Старалась! Захожу. Она меряет. Довольная такая, - она делает паузу, чтобы сын оценил величину моей глупости и ее трудностей материнства.

- Тут, - она показывает две скрученные фиги на уровне груди, - два прысча, а она себе декольте вырез сделала, - она опять делает паузу, приглашая всех повеселиться ее иллюстрации.

- Я говорю ей, - тон ее сменился на грозный, - Ану-ка снимай, чего удумала! Взяла и порвала эту блузку, - она сделала широкий жест руками, показывая, как рвётся на две части полотно, - а потом этой блузкой по морде!

Она замолчала в ожидании аплодисментов своему поступку. От как она дочь в строгости растила!

Первым отреагировал мой внутренний родитель:"Пиздец! -подумал он, прикрыв голову руками, что же ты натворила-то, дура! Ну а скосячила, так молчи!" А в слух я выпалила своему ребёнку, который смотрел за моей реакцией:

- Вот, а ты на свою мать жалуешься!

- Да я не жалуюсь, - начал оправдываться он, ошарашено.

Следующим возник мой внутренний ребёнок, который подёргал подол юбки и сказал :"Вообще-то, это она сделала с тобой". И перед глазами сцена - мне 16 лет, я собираюсь на море, на 2 месяца, шью себе одежку, корплю над каждым шовчиком, радуюсь, представляю себя принцессой... нет, чего уж там, Королевой! Выхожу показать маме... "Пиздееееец!" - вопит мой внутренний ребёнок, слыша как рвётся ткань и прилетает этой же тканью по морде.

Мой внутренний взрослый, глядя на все это, задумчиво произносит:"Господи, как я при таком регулярном абьюзе, ежедневном, между прочим, это если не было запоев (а когда были, то и по несколько раз в день) такой здоровой выросла? Спасибо богу терапии! Хотя, теперь понятно, откуда у меня жёсткий запрет на унижение. Спасибо мама, всю свою жизни положила, чтобы показать мне наглядно, как нельзя".

Пауза, отведённая мамой на аплодисменты закончись:

- Правильно я тебя воспитывала! Проституткой не выросла! В подоле не принесла!

- Господи, мама, какая проститутка, мне было 16 лет? -и у меня встал вопрос, с чем она так боролась во мне. Со своим страхом позора? Страхом уйти на дно? Или может со своими нереализованным желаниями? Какая разница. Главное, стало понятно, что все это не про меня, а про неё.