Это раньше я думала, что я странная, никем не понятая, социофобная и чувствительная. А теперь я знаю, что нас много. И называемся мы шизоидами (не путать с шизофрениками).
Извечный конфликт человека шизоидного типа, по типологии Ненси Мак Вильямс - "стой там, иди сюда". Обладая высокой чувствительностью, словно ты рождён без защиты от лавины звуков, запахов, чувств окружающих людей, их мыслей и намерений, он прячется от всего, в свой богатый внутренний мир. Шизоиды считывают информационный поток напрямую, каждой клеткой тела, питая свой интеллект и доводя его до оргазмических болезненных судорог. Ведь именно Интеллект - его стихия, его друг и его бог. Они хорошо видят, кто врет, кто красуется, кто открыт, кому плохо и кто счастлив. Видят не глазами, а чем-то ещё, даже когда человек внешне предъявляет приросшую маску "хорошести". Научиться доверять своему видению - одна из важных задач шизоида, так как с детства внешняя картинка, подтверждаемая окружением и его восприятие происходящего, как правило, не совпадают. Извечный вопрос, волнующий его - кто сошёл с ума, я или мир?
Поэтому, он убегает в свои миры, где есть лавка смелости и ломбард для страхов, принцы и единороги, Бог и Путь и где есть Ясность. Ему не бывает скучно одному. Он найдёт чем себя занять, даже ничего не делая. Любимое занятие - тупить, глядя вдаль и слушая тишину. Ему в голову не придёт позвонить человеку без дела, чтобы "просто поболтать". И если он это делает, то только потому, что его в детстве научили - людям это важно и надо иногда это делать, если они тебе дороги. "Просто поболтать" для них - это вызов, работа. Миллион оттенков голоса, эмоций, настроений, мелочей улавливаются, превращаясь в терабайты информации, автоматически анализируясь и уходят в чертоги разума, выстраиваясь в схемы, воздушные замки и стратегии. Иногда я смотрю на человека, которого не видела много лет и у меня всплывают такие мелочи о нем, которые он сам давно забыл. Зачем мне все это? Бежать! Бежать от всех, спрятаться, и никого не видеть, не слышать. И я выгораю, бегу, улетаю в свои миры, остаюсь одна, даже находясь в обществе.
Беда только в одном - мой богатый внутренний мир постоянно нуждается в новых впечатлениях. Если нет вливаний извне, он начнёт пожирать сам себя, интеллект переходит в умствования и мой творец миров опускает руки, сигналя, что краски кончились и мир стал черно- белым. А кто даёт эти краски? Правильно - Люди! Со своими жизнями, историями, эмоциями, чувствами. И я говорю себе "нет, мир не сошёл с ума" и опять вылезаю из кожи. Иду к людям, жажду общения, впитываю их, вбираю их истории.
Жить с шизоидом трудно. Приступы социофобии распространяются и на близких. Я могу закрыться просто потому что "перегруз", а не потому что меня кто-то обидел или мне что-то не понравилось. Мои домашние это называют "вылетела". Причём я вылетаю не в мысли, я все вижу и слышу, но будто через стекло, нейтрально, безоценочно, не вовлекаясь. Словно смотрю через окошко в чужой мир, до которого мне нет дела. Это, кстати, спасает меня от импульсивной реакции в конфликтах. При первой угрозе, я прячусь и, улыбаясь, не меняясь в голосе и реакциях, прохожу ситуацию, не цепляясь за форму происходящего и видя суть. Проработанного шизоида вообще трудно зацепить. Надо, во-первых, хорошо знать его больные точки, то есть быть в курсе его внутреннего мира, а туда пускаются немногие, и во-вторых, поймать его врасплох, в открытом состоянии, что трудно, так как вылет в иные миры происходит молниеносно при любой угрозе. Стандартные больные точки, типа - внешность, ум, возраст, образование, статус, достижения и прочая лабуда шизоидов мало волнуют. Это внешнее, а "он" - это внутреннее.
Но, на самом деле шизоид очень раним. Его ранят не пробоины в эго, не слова, тон или децибелы, а сам факт нападения. А в его мире все друг друга любят. Он идеалист! А тут война и несправедливость. И ты, Брут? Поэтому, не выдавая внешнюю реакцию, сохраняя лицо, он открывает огромный мешок, куда складывает все чувства, реакции, прихватит намерения и состояние оппонента, гигабайты другой информации о том, что происходит на самом деле и со словами "Дома дожую!", вылетит на свою планету к своей Розе. Потом, когда он остаётся один, его накроет. Он все запомнит. И не забудет никогда, поверьте. Люди, которые его отвергли, обесценили, предали, навсегда будут в чёрном списке, даже если его оболочка продолжит общение по каким-то, важным для него причинам. Он будет рассматривать, анализировать, перебирать и структурировать прихваченное с собой добро делать выводы, принимать решения. Вернётся он уже с конструктивом и никто даже не догадается, какой ураган прошёлся по его любимым замкам и сколько голов было снесено единорогам. Все думают, что шизоиды спокойные, мудрые и без эмоциональные. Щас! Просто к их чувствам мало кто допущен.
Как я уже сказала, его бог - интеллект! Он делит людей на умных и глупых. Первые ему интересны. Вторые безразличны. Не то, чтобы они его раздражали или он их не любил. Он не тратит своё внимание на них. Может понаблюдать как за хомячками в колесе, даже поумиляться, но не более.
Шизоид абсолютно сапиосексуален. Его возбуждают только умные, глубокие партнёры со своим богатым внутренним миром. Поверхностные партнёры для него бесполы и неинтересны. И неважно, у кого сколько денег, машин, какая должность и статус. Если ты глуп, это тебя не спасёт.
Дети шизоиды удобны. Они не идут в конфликт, внешне спокойно проходят подростковый возраст (хотя именно им он даётся труднее всего), но если ты не нащупал тропинку в его внутренний мир, обесценил богатства, которые он имел неосторожность принести тебе на обсуждение, ты для него умрешь. Контакт будет потерян и когда-нибудь, если ребёнок шизоид от своего одиночества не вскроет себе вены, он отрежет отвергающих его родителей без сожалений, воспринимая их как глупое и недоразвитое животное. Если ребёнок шизоидного типа, надо очень бережно и очень трепетно относиться к его стремлениям, чувствам, наблюдать за реакциями, слушать, слышать и говорить. Говорить глубоко, о себе, о нем, о мире, о боге. Не врать! Он это обязательно считает! И ничего, повторюсь, ничего не обесценивать. Границы он свои бережёт и закроет от Вас при первых признаках нападения. Закроет раз, закроет два, и ещё какое-то количество раз, пока вы не исчерпаете его кредит доверия. И тогда это уже будет окончательно. Шизоид, особенно ребёнок, даёт людям много шансов, ведь в его мире все любят друг друга и ему нужно нарастить много-много цинизма, чтобы на вопрос кто сошёл с ума, твёрдо ответить - я нормальный!
Для шизоидов крайне важно иметь много личного пространства. В том числе, свой дом-крепость или, хотя бы, свою комнату, куда никто не войдёт без спроса. Хотя, они это часто сами не осознают. Если есть огромный внутренний мир, куда можно смыться в любой момент, зачем нужно внешнее? Но когда это пространство появляется, он начинает выползать в общение все чаще и чаще, открываясь глубже и быстрее. Там он отдыхает, собирает силы, выстраивает себя. Уходит его тревожность и желание защищаться от неожиданного вторжения, есть безопасная нора, и появляется потребность в развитии. А развитие - это люди.
Я хорошо выбрала профессию (или профессия выбрала меня?), люди с их мирами, пиршество интеллекта, обилие чувств, мыслей, намерений, защитная дистанция терапевт - клиент. Разве не идеально? Ограничения только в одном - страх публичности и отсутствие внешних амбиций (узнаваемость, звания, погоны, статус), как страх поглощения. Поэтому, все мои попытки мотивировать себя написать книгу, защитить кандидатскую, участвовать в дискуссиях или совместных проектах, разбиваются о простой и очень внятный вопрос моего шизоида:"А нахрена?" И я понимаю, что ничего кроме:"Надо, Вася, надо!", я ему ответить не могу. А вот уж чего, чего, а "Надо!", давно для меня не аргумент.
Елизавета Колобова
РОДИТЕЛЬСКИЕ НЕГАТИВНЫЕ ПОСЛАНИЯ
Вы знаете, как трудно растить детей? Ну, вы знаете, зачем я спрашиваю. Иногда думаю о том, что же самого трудного в этом процессе. Одна из сложностей, с которым я регулярно встречаюсь в практике и, конечно, сама ощущала как родитель — отделять свои переживания и потребности от переживаний и потребностей ребенка. При всей простоте и очевидности это бывает совсем непросто сделать. Мы растим детей, чтобы у них была своя жизнь или чтобы нам с ними легко жилось? Мы заботимся об их счастье, предостерегая, критикуя, поддерживая какой-то их шаг? Или, делая это, мы заботимся о себе? С помощью родительских посланий мы готовим их к будущему или пытаемся уберечь от всего, чтобы не переживать собственный страх перед их возможной потерей?
Я уверена, что почти никто не ответит на эти вопросы однозначно. Потому что в каждом родительском решении и отклике сквозит и то, и другое. Невозможно вырастить детей, совершенно игнорируя наши родительские и человеческие потребности. В конце концов, нашим детям с самого раннего детства важно встречаться с тем, что вокруг них люди, которых тоже важно учитывать.
Даже если мы будем «задвигать» свои потребности, чувства и желания, они все равно проявятся в нашей жизни с ребенком. Если родитель в недостаточной степени знает себя, не разбирается в собственных чувствах и иных движениях души, то ему трудно свои переживания опознавать, обозначать и присваивать как свои. Не в силах «переварить» собственные переживания, родитель выплескивает их на ребенка в виде самых разнообразных реплик, которые взрослому кажутся обоснованными, важными, защищающими, ограждающими, смешными, педагогичными, поддерживающими. При этом далеко не все взрослые осознают, что маленький человек будет воспринимать родительские слова не как просто прямую речь, а как символическое послание, которое встроится в его психику и будет влиять на его представление о себе и мире.
Что происходит со взрослым?
Чаще всего взрослому сложно иметь дело:
— со своим страхом — не справиться со взрослой позицией, исчерпать родительский авторитет, не обеспечить безопасность и так далее. И поэтому послания «Не лезь, не прыгай, не начинай, не делай, не рискуй, не пробуй...» воспринимаются не как «Я боюсь за тебя», а как «Мир полон опасностей, а ты мал, неуклюж, неспособен, без моей родительской опеки ты пропадешь»;
— со своей завистью — к тому, что у ребенка больше возможностей, чем было у родителей когда-то, что дети беспечны, свободны от обязательств, радостны и активны. Неосознанная зависть прорывается во фразах: «Вам бы только веселиться», «Жизнь — трудная штука», «Сейчас веселишься, потом плакать будешь», «Ты думаешь, тебе тут медом намазано?», «Много хочешь, мало получишь...». Говоря так, взрослые думают, что готовят детей к жизни, в которой им не будет все легко доставаться (хотя готовить к этому не надо, ребенок и так с этим встретится). Но сквозь не признаваемую взрослым зависть он слышит: «Удовольствия запрещены, в жизни будет много испытаний и сложностей, радость и легкость осуждаемы, если не хочешь разозлить родителей, не радуйся, не наслаждайся, мучайся, преодолевай, все время жди трудностей и справляйся с ними»;
— со своей виной — что-то не доделываем как родители, что-то не можем дать, и вот уже наша вина вручается ребенку: «Никто тут тебе ничего не должен», «А ты о матери подумал?», «Терпи казак, атаманом будешь», «Хочется, перехочется», «Я тебе всю жизнь отдала, а ты...». Мы не можем сказать им прямо: «Я сожалею, что не могу дать тебе всего, что тебе нужно». По сути мы вместо этого внушаем: «Ты не важен для меня, ты должен испытывать вину за свои желания, твои желания и существование — нагрузка для меня, все мной вложенное ты должен вернуть»;
— со своей тревогой — за то, что все пойдет не так, мы не справимся, все выйдет из-под контроля, будет катастрофа. Как же трудно перерабатывать собственную тревогу, и вот она уже вручается ребенку, часто в самый сложный для него момент, когда ему и своей тревоги достаточно. «Ты все продумал?», «Ты хорошо подготовился к экзамену? Все выучил?», «А ты знаешь, что самолеты падают, зачем ты туда летишь?», «Я вчера смотрела передачу, там рассказывают, что появился маньяк, он крадет детей». И это отнюдь не воспринимается ребенком как «Будь внимателен». Скорее как: «Если ты не будешь постоянно все контролировать, все предусматривать, с тобой непременно случится катастрофа»;
— со своим стыдом — за то, что люди скажут о наших детях, что будут говорить и о нас, как родителях. Стыд — чувство, от которого также хочется очень быстро избавиться, поскольку ощущать его очень неприятно. Зато застыдишь ребенка, и становится легче — стыд перемещается в детскую психику, освобождая нас: «О чем ты думал?! Где была твоя голова?!», «У тебя руки-крюки!», «Ты мне не сын!», «Наш Ванечка так бы никогда не поступил!», «Все дети как дети, а ты...!», «Вот за что мне такое "счастье"!». Будьте уверены, что в ребенке это намертво закрепится как: «Я неисправимо, ужасно плохой. Я все только разрушаю. Всем было бы лучше, если бы меня не было. Право на существование на Земле и в моей семье еще нужно заслужить»;
— с конкуренцией — дети моложе, у них вся жизнь еще впереди, они могут превзойти нас, исполнить то, что нам не удалось. Не все осознают и могут переработать собственные конкурентные мотивы. «Нет вы посмотрите, тоже мне певица (актриса, поэтесса) выискалась!», «Медведь тебе на ухо наступил», «Ты о себе тут много не думай», «Сначала вырасти, а потом командуй!», «Будут у тебя собственные дети, еще наплачешься, вспомнишь мать», «Умный больно (уничижительно)», «Яйца курицу не учат», «Ты сначала школу закончи, а уж потом рот свой открывай». Попытки поддержать собственную стремительно падающую самооценку за счет ребенка, конечно, удаются. Только детям потом почти невозможно поверить в себя, даже если они добиваются самых выдающихся успехов. Успех уже не делает их счастливыми, им трудно поверить в то, что они действительно смогут победить, достичь успеха.
Что взрослый может сделать?
Я понимаю, что трудно все время думать о том, что мы говорим нашим детям, тем более в сердцах. Быть осознаннее и сдержаннее нам помогут несколько приемов.
Если мы хотя бы иногда будем задумываться о том, что мы формируем детей нашими откликами, реакциями, словами. И поэтому будем хотя бы иногда, не находясь в аффекте и стрессе, думать о том, что же мы хотим сформировать.
Если мы не будем считать ребенка принадлежащим нам объектом, с которым мы, обладая беспредельной родительской властью, можем сделать все что угодно, а будем считать его близким человеком, достойным нашего уважительного отношения вне зависимости от его возраста.
Если мы примем за данность, что близкий человек (муж, жена, ребенок) — не объекты для отыгрывания наших непереваренных чувств, а другие, близкие и дорогие нам люди, которые сами в этот момент могут быть эмоционально перегружены. В идеале мы, взрослые, не только должны уметь справляться с нашими чувствами, не нагружая ими наших детей, но и уметь помогать нашим детям, чья психика еще формируется, опознавать, называть и переживать то, что преподносит им жизнь.
Мы многое говорим нашим детям, в том числе, конечно, хорошее. Ребенок вылепливает, складывает образ себя во многом именно из родительских отражений. Насколько объемным (с разных сторон) будет это отражение зависит от того, насколько взрослыми оказались родители, насколько они способны заметить именно его, ребенка, вынырнув из водоворота собственных аффектов и чувств. Адекватные и искренние отражения становятся большим и надежным ресурсом детей, на который они потом опираются в моменты сомнений, тревог и терзаний. Большую часть жизни ребенок опирается на знание о том, кем вы его считали. Пока не сформирует собственную способность оценивать себя. При условии, что не потратит жизнь на доказательство того, что он не таков, каким вы его все время видели и отражали.
Текст: Ирина Млодик, кандидат психологических наук, психолог, гештальт-терапевт, экзистенциальный психотерапевт, автор книг и статей по детской и взрослой практической психологии, авторских обучающих курсов «Детская комната» и «Неспешность и подлинность»
Лучшее
Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)