Иногда ужасно тяжело быть самим собой4 читателя тэги

Автор Ирина Беляева

9 ситуаций, когда детям приходится краснеть за своих родителей

Почему ребёнок начинает стесняться родных (и что с этим делать)

Почти каждый родитель хоть раз в жизни оказывался в ситуации, когда вдруг родной сын или дочь отчаянно его стесняется. И ведь для этого, казалось бы, не было причин! Психолог Ирина Беляева объясняет, почему стыдиться своих родителей — естественно, и нет поводов обижаться.

Почему-то сыну вдруг перестало нравиться, что я называю его «медвежонком». Да, друзья могут увидеть, но ведь наши отношения важнее любых друзей! И что страшного, если я расспрошу его новую подружку о семье, увлечениях и любимых книжках? Или почему дочь огрызается, когда я напоминаю ей надеть шапку и не забыть позвонить мне, провожая на дискотеку? А сын краснеет, когда я рассказываю о его привычке спать с плюшевым мишкой до двенадцати лет. Это же так мило! И почему все его 1550 друзей «ВКонтакте» могут писать комментарии сколько угодно, а мне он высказывает претензии за один невинный лайк? Ах, ну да, ещё я разместила его фотографию в двухлетнем возрасте на горшке в обнимку с букварём, но это было в рамках флешмоба «#молодыематеринулевых»! И он там забавный!

Мы невольно совершаем десятки невинных, привычных нам поступков, которые заставляют наших детей краснеть и мечтать провалиться под землю, оказаться за тысячи километров от нас и, что ещё страшнее, не иметь с нами ничего общего. Конечно, нас ранит такое отношение детей. Оно кажется жестоким и несправедливым, ведь мы всегда действуем исходя из их интересов (как мы бы ни понимали эти интересы).

Почему и как возникает стеснение

Обычно стеснение впервые появляется в предподростковом возрасте и проходит к 18-20 годам, когда человек вырастает. Ещё вчера вы были примером для подражания, идеалом и небожителем, а сегодня ваш ребёнок подвергает критике всё, что у вас есть: возраст, манеру одеваться, чувство юмора, вашу общительность и даже любовь к танцам на парковке. И в то же время он мечтает о причёске, как у Васи из 6 «А», и футболке, как у Коли из кружка по археологии, и пытается научиться так же лихо плеваться как сосед-байкер с восьмого этажа. Дело в том, что подростковый возраст — время поиска идентичности, время «бить зеркала», пытаться понять, какой я, каким я хочу и могу быть. Всю жизнь до этого момента ребёнок пытался быть похожим на родителей, слушаться их советов, заслужить одобрение. Теперь нужно максимально дистанцироваться и попытаться найти новую, свою точку опоры, выработать личную стратегию поведения и познакомиться с самим собой.

Всё, что предлагается старшими, ставится под сомнение и оспаривается. При этом очень сложно оставаться одному, поэтому нужно быть «в группе», нужно быть похожим, а иногда даже незаметным. Для подростков важно носить то, что носят друзья, говорить на том же языке, слушать ту же музыку, смеяться над теми же шутками, ходить в одни и те же места, есть похожую еду и сделать этот свой «молодой мир» максимально закрытым от родителей. Эмоциональная зависимость от родителей никуда не девается (если не становится настолько невыносимой, что ребёнок рвёт привязанность). То, что сын, приходя домой, хлопает дверью и уходит в свою комнату вместо того, чтобы делиться с вами событиями дня, это вовсе не значит, что он вас стал любить меньше.

Ребёнок продолжает оставаться вашим сыном или дочкой, иначе ему было бы совершенно наплевать на то, как именно вы одеваетесь и какая у вас манера шутить

Именно эта близость и любовь к родителям и делает человека таким уязвимым. Причём чем меньше человек уверен в себе, чем больше ему хочется оставаться незаметным среди сверстников, провести этот период не выходя из тени, и тем чаще он испытывает неловкость за поведение родных.

Когда ребёнку бывает стыдно за родителей

1. Мама или папа делают что-то «неправильно», ведут себя «необычно» по сравнению с другими родителями. Это может быть манера одеваться (слишком молодёжно или наоборот), манера говорить, постоянные шутки, панибратство по отношению к друзьям детей, желание давать всем советы, когда их не просят. Например, мой сын стесняется моего акцента, когда я прихожу в американскую школу, где он учится Да, я не умею говорить так же, как коренные жители Миссури, и, скорее всего, это ни для кого не проблема, кроме сына. С его точки зрения, я так выделяюсь и делаю что-то неправильно. Понятно, что акценты других родителей его никак не занимают.

2. Родители излишне опекают и прилюдно проявляют нежность. Да, им не нравится, когда вы называете их ласковыми детскими прозвищами, обнимаете и целуете на прощание и любовно повязываете сыну подаренный бабушкой шарфик с зайчиком. Конечно, вами движет любовь, но таким образом вы сами передаёте оружие (идеи для насмешек) против своих детей в руки их врагов, а это можно приравнять почти к предательству. Хоть и по незнанию.

3. А ещё вторгаются в жизнь ребёнка и пытаются решить все его проблемы (а их и не просили). Защитить, заступиться, наказать обидчиков, договориться за него — источник вечного непонимания между поколениями. Да, они хотят «сами»: сами набить свои шишки, сами совершить все ошибки, сами пожать плоды своих, возможно, опрометчивых решений. Они хотят, чтобы мы их уважали. И, что важно, показывали это уважение. А уважение — это ещё и доверие. Так что перед тем как вмешиваться в конфликт ребёнка с учителем, и тем более с ровесниками, спросите у него, а согласен ли он на ваше вмешательство. Речь, конечно, не о ситуации, когда учитель напрямую обратился к вам.

4. Родители пытаются быть похожими на друзей ребёнка (или просто подростков). Используют сленговые слова в речи, одеваются по подростковой моде, больше болтают с друзьями детей. Это путь в никуда. Чаще всего в глазах подростков вы выглядите глупо и рискуете стать объектом насмешек, а именно это — самый страшный грех для 12-18 летних. И да, вы никогда не сможете быть такими, как они, вы — дети другого поколения.

5. При этом постоянно делают замечания. Когда ребёнок был маленьким, родители часто позволяли себе замечания в его сторону, могли иногда даже кричать и ругаться прилюдно. Делать замечания по поводу того, как он выглядит, чистая ли у него одежда, сменил ли носки, и сколько раз сказал «ну типа… это…» за последние пять минут, аккуратно ли ведёт себя за столом. На самом деле даже в трёхлетнем возрасте делать замечания и поучать лучше наедине, подальше от посторонних глаз и ушей. А в подростковом возрасте подобное поведение со стороны родителя — вообще неуважение. Даже если вы думаете, что «поучать и воспитывать — ваш священный долг», забудьте о том, чтобы делать это публично после того, как ребёнку исполнился шесть-семь лет. В этом пункте легко себя проверить и проконтролировать: каждый раз, когда вы хотите сделать замечание, остановитесь на секунду и задумайтесь: а вы сказали бы то же самое, если это был бы не ваш ребёнок, а коллега или друг?

6. И рассказывают о своей сексуальной жизни. Конечно, все дети догадываются, что и в жизни взрослых было (а может, даже и есть) место для секса. Как-то ведь они появились на свет. Но идея о сексуальности родителей иногда даже вызывает у них отвращение. Они ничего не хотят об этом знать! Совсем! И да, им не нравится смотреть на прилюдное проявление любви и нежности своих родителей друг к другу. И они не хотят, чтобы вы обсуждали подобные вещи с их одноклассниками, даже намеками, и юмор «ниже пояса» — запретная вещь. А если вам так повезло, что в вашей семье принято говорить на подобные темы легко и открыто (например, вы говорили с детьми «об этом» до 10 лет), оставьте за ребёнком право на то, чтобы первым начать разговор.

7. Бесконечные семейные истории. Не стоит на первой встрече с девушкой сына рассказывать о том, что «родился он совсем синеньким, а теперь посмотри — такой богатырь вырос», что «до двух лет ложку нормально взять не мог». Или о его первой сердечной привязанности в 3,5 года летом на даче. Всё это — интимные вещи, который вам повезло хранить. Это очень личная сфера каждого из нас.

8. Лайки и комментарии в соцсетях. Чаще всего детей раздражает, когда мама или папа обращают внимание на все активности ребёнка в интернете, напрашиваются в друзья к его друзьям, комментируют фотографии и статусы, делают замечания по поводу языка общения, высказывают своё мнение на темы, в которых «ничего не понимают» (от флирта до прочитанных книг), публично дают советы или сообщают всему миру, что они и есть мама и папа владельца данной страницы.

9. Родители просто слишком старые. Есть факторы, которые заставляют детей стесняться нас, но которые мы не в силах изменить, и это самое сложное. Иногда детям кажется, что его мама или папа «слишком старые», или их смущает фигура, национальность родителя. Вряд ли пятидесятилетняя мама сможет стать моложе, но важно понимать, что смущение вызвано вовсе не отсутствием уважения и любви.

Отдельно можно выделить сложности и проблемы, которые возникают в связи с тем, что родители принадлежат к другому социальному слою, чем школьная среда ребёнка. Тут нужно просто быть готовым к подобным проблемам или менять среду.

Что делать родителям, которые сталкиваются с подобной реакцией на них со стороны детей? Для начала нужно признать право ребёнка чувствовать дискомфорт из-за вашего поведения. Наверняка вы и сами хоть раз испытывали смущение за кого-то из близких в публичных местах. Например, за того же ребёнка, который тыкал пальцем в чужую тётю и спрашивал: «А почему она такая толстая?». Или размазывал картофельное пюре по столу в дорогом ресторане. А теперь вспомните своё смущение и умножьте его в сотни раз. Ага, примерно так они себя и чувствуют, только хуже, ведь к чувству стыда присоединяется чувство вины, которое не испытывают родители, стесняясь своих детей, но навязывают подросткам. «Как ты можешь так ко мне относиться? Я же — мать! Я тебя родила! Я же желаю тебе самого лучшего!». Дело в том, что ребёнок не может заставить себя чувствовать по-другому, но ему можно помочь.

Во-первых, признавая за ним право испытывать смущение. Во-вторых, оставаясь собой, не пытаясь измениться, подстроиться под его друзей или школу. Полезно поговорить с ребёнком, узнать, а как вам стоит себя вести «на его территории» — среди его друзей, в его школе, в его комнате. Поговорить с ним о том, какие родители ему нравятся (среди ваших знакомых, в книгах, в кино), честно спросить, в каких ситуациях ваше поведение кажется ему вызывающим и неприемлемым. Помните, что разрешены любые чувства и мысли, но не любые поступки. И если ребёнок откровенно хамит вам и вы уже становитесь его жертвой, стоит открыто сказать об этом, а не уговаривать самих себя отнести всё это «к трудностям переходного возраста». И главное — набраться терпения, потому что всё пройдёт, и это ершистое и колючее существо всё ещё ваш ребёнок, который любит вас и которому сейчас тяжело.

Автор Оксана Фадеева

- Я помню, как мама однажды нарядила меня цыганкой - платок, бусы, даже грима немного, и мы с ней плясали цыганские танцы, - поведала мне одна взрослая женщина. - Не знаю, что тогда на неё нашло. Она и смеялась-то редко, я привыкла видеть её подавленной. А в тот вечер я сама себе не верила - неужели в доме может быть так хорошо, так расслабленно?

Знаете, что больше всего нужно детям, особенно маленьким девочкам?

Им нужна достаточно довольная мама - та, которая поделится с ними умением быть довольной жизнью..

Просто счастливой матери тут недостаточно. Если счастливая мать живет в своем прекрасном мире, оставив ребёнка на няню, это не сработает. Да и без няни - если мама запирается в комнате с телефоном и там счастлива, ребёнка такой ход вряд ли вдохновит. Он должен вписываться в картину той жизни, которая делает мать достаточно довольной, вот в чём загвоздка.

Достаточно довольная мать даёт потрясающий пример. Через неё ребёнок узнаёт, что в этом несовершенном мире можно не просто выживать, но и получать удовольствие - от дружбы, разговоров, цветов на дачной клумбе, от путешествий на поезде, и прогулок за руку. Раз мама умеет так жить - значит, мира можно не бояться. Значит, можно не тратить силы на совладание с тревогой, а просто расти, вольготно и спокойно.

Депрессивную мать психоаналитики называют мёртвой. Она и правда мертва как проводник от мира большого к миру маленькому, пахнущему выглаженными простынями и куриным бульоном. Энергия большого мира не проходит через неё, она замкнута на себе и своей внутренней боли, и потому ребёнку тоже не хватает дыхания жизни. Ему душно, он скован в движениях, он берёт на себя непосильную задачу оживить свою мать и, не справившись, получает разрушительный опыт беспомощности.

Беспокойная мать учит волноваться. Ей даже не надо ничего объяснять, чтобы тревога стала тем базовым лагерем, из которого зыркаешь по сторонам в поисках надвигающейся беды. Ты не дышишь,ты бдишь, потому что если сегодня был безоблачный день, то к вечеру с лугов потянет не мёдом, а порохом, и мать кивнёт устало - я же говорила. И каждой светлый момент будет восприниматься как предвестник нового несчастья, которое уже притаилось за углом и оскалило мелкие зубки.

Мир враждебной матери состоит из супостатов, и каждый хороший на первый взгляд человек однажды пополнит их число. Доверять глупо, ладить невозможно, привязываться всей душой опасно, потому что, привязавшись к потенциальному врагу, ты и сам становишься немного чужим, а мама чужих не любит. Да и своих - не всегда. Только если очень лояльны, если не показывают своё подозрительное нутро, а только маску всем довольного и безобидного зайчика. Гляди, мама, какая я хорошая.

Несчастная мать всякий раз несчастлива по-разному. Её жалко до слёз в подушку, но плакать надо тихо, чтобы маме не стало ещё хуже. Ей всегда хуже, чем остальным, это главное правило дома. Второе правило предписывает не веселиться. Весёлое лицо полагается снять в прихожей, чтобы не оскорблять им материнское несчастье, и переодеться в микс соболезнования и бесконечной сервильности. Ибо что бы ребёнок ни делал и ни говорил, расстройство его матери будет только нарастать.

И совсем иначе, когда мать довольна и готова делиться. Она может варить борщ, кайфуя от процесса, а ребёнок будет копошиться рядом, и это будет лучшее в мире время и лучшая любовь. Или вот уборка, которая круче праздника. Вымыть пол настоящей шваброй, рассадить плюшевых медведей, и мама скажет - ну, посмотри же, как стало классно, как мне нравится наводить с тобой порядок. Не развивать моторику, не готовить к школе, а просто плавать в своём довольстве - расслабленно, нежно, доверяя тому, что мир не даст утонуть. Клянусь, ни один иной опыт в мире не дарит столько права быть и утверждать самое себя.

Ребёнок видит мир через мать - пока только так, и её взгляд, её выражение лица - это метафора творящегося за стенами дома. Если бы ребёнок имел возможность назвать словами то, что происходит в его душе, он бы, наверное, сказал вот что: “Мама, мне по-настоящему хорошо, когда хорошо тебе - настолько, что ты разделяешь со мной своё удовольствие и беззаботность.Тогда я чувствую, что и сам смогу вырасти стойким”.

Та женщина, которая вспоминала свой внезапный “цыганский” вечер, говорила, что всё своё детство старалась сделать маму довольной. В ход шли пятёрки, послушание, утаивание своих детских горестей - всё ради лишней улыбки на любимом лице. Но тщетно. Позже ей пришлось пройти огромный путь, чтобы научиться быть довольной самой и не корить себя за то, что не получается “оживить” своего самого родного человека.

Впрочем, ни одному ребёнку это не по плечу. Быть довольным - это задача взрослого человека.

Достаточно довольная мать даёт опыт того, что:

можно болеть и поправляться, и это - нормальная часть жизни;

можно ссориться и ужасно сердиться друг на друга, но любовь при этом никуда не уходит;

можно быть великодушным;

можно сталкиваться с большими проблемами, не разрушаясь и не утрачивая опоры на себя;

можно любить непохожесть;

можно посмеиваться над тем, что пугает, и тогда страх становится выносимым;

можно сегодня шиковать, а завтра пить чай без конфет, и это тоже нормальное течение жизни;

можно переживать утраты и плакать навзрыд, а потом снова находить поводы для радости;

можно иметь разные взгляды и всё равно быть близкими;

можно быть несовершенной, и жизнь всё равно будет к тебе милосердной.

"Человек должен снова научиться жить, заново отстраивать разрушенный мир и искать интегрирующую основу, чтобы строить его соответственно изменившейся жизни. Эту основу мы, как правило, находим не в книгах и фильмах, не у авторитетов. Мы находим ее под ногами. Скажите себе: «Я понимаю, что я страдаю, что сейчас мне очень больно, и я понимаю, что я сейчас думаю о произошедшем. Но помимо этого есть просто моя жизнь, и я во что-то продолжаю, может быть неосознанно, вкладывать силы». Во что? Это и есть то, вокруг чего собирается мир заново. Обратите внимание не на то, что является выпуклым, а на обычные данности бытия. Простые вещи. Я продолжаю кормить своих детей, заботиться о своих близких, гулять с собакой. Я могу страдать, выть, работать с психотерапевтом, молчать, загонять себя в воронку травмы, но есть вещи, которые я продолжаю делать. Жизнь собирается вокруг того, во что мы продолжаем, несмотря ни на что, вкладывать силы."

Александр Моховиков

Автор Данила Юферев

"Вокруг одни слабаки"

 

Если вы не привыкли опираться на себя, для вас никакой партнёр не будет "достаточно сильным". Такой вот парадокс :)

 

Приходите каждый день, чтобы рассказать новому парню какая вы замечательная и сильная, ищите подтверждение своей ценности, но партнёр — не супермен, и в один из дней у него не окажется достаточно сил, чтобы поддерживать вашу нестабильную самооценку.

 

Которая стала такой нестабильной только из-за привычки искать подтверждение своей ценности у других. Реальные причины для неуверенности вряд ли получится найти.

Вы ведёте себя так, будто вы не ценны — и начинаете чувствовать это. И это ощущение заставляет искать подтверждение ценности в близких.

Замкнутый круг.

 

Но рано или поздно у близких не окажется сил. Или желания. Или времени.

Тогда этот человек вдруг превращается во врага.

 

Сволочь, у тебя есть то, что мне очень нужно (твоё внимание), а ты пялишься в зомбоящик или играешь в танчики? Или катаешься на своём мотоцикле С ДРУЗЬЯМИ?!

 

Ощущается, как преступление против человечности.

 

Но, то что у него есть, никогда не было тебе нужно.

Если ты старше десяти — тебе не нужно одобрение каждого твоего шага. Нет такой витальной потребности.

 

Но если её выдумать — она будет ощущаться как реальная. Если перестать опираться на себя, срочно понадобится кто-то другой.

 

Как если бы человек вдруг решил не пользоваться мышцами на ногах, потому что лень и слишком сложно, и в таком случае непременно понадобятся костыли. И сиделка.

 

И жуткая обида на несправедливый мир, в лице "костылей". Которые не слушаются. И постоянно порываются заняться своими делами. Ведь обида — это форма агрессии.

 

Они не случайно так себя ведут. Это их кармическая задача — бросить вас к черту в одиночестве, чтобы у вас появилась возможность увидеть силы в себе.

 

Но в себе они найдутся только когда ты больше не сможешь искать их в других. Когда не будет надежды.

 

Надежда на родителя — главное препятствие на пути к любви. К близости с реальным человеком.

Расслабься.

Папа больше не придёт.

А надежда — твой главный враг.

 

Теперь ты сама себе в зеркало рассказываешь, какая ты умница.

И это нормально.

Автор Ольга Нечаева

Эмоциональная яма

 

Попытаюсь избежать модного слова “контейнировать”, но так или иначе, наши дети, близкие регулярно создают ситуации, в которых их нужно вытащить из эмоциональной ямы. Горести, обиды, расстройства – пришел с работы, нашел ребенка грустным. Что, мол, и как, и он делится. “Вот девочка Х сказала, что я глупая, и она не будет со мной дружить”.

 

А дальше сложно. Нас никого этому не учили. Вернее не так, нас не учили правильно. Мы выучились сами на том, что слышали. А слышали мы всем известные варианты:

 

Обесценить: “да ну, тоже нашла из-за чего расстраиваться” (читай, “твоя история не стоит выеденного яйца”), “нуу, если ты на все слова будешь так реагировать, как ты будешь жить” (читай “ты неправильно реагируешь и с тобой есть и будет что-то не так”).

Посоветовать: “а ты ей тоже скажи, что она глупая” (читай “ты не умеешь справляться с такими ситуациями”), “ну наплюй и разотри” (читай “твои чувства – твоя проблема, ты не умеешь с ними справляться”).

Обвинить: “а я тебе говорила с ней не дружить” (читай “это все твоя вина”), “ну она наверное не просто так это сказала” (читай “это все твоя вина”).

Покритиковать: “ты всегда влезаешь в такие истории“, “вечно ты дружишь с такими врединами“. (читай “ты глупая, недалекая, не умеешь выбирать друзей”).

Человек провалился в яму, а мы стоим сверху и говорим: “ну и что ты там ноешь? Подумаешь, яма. Сам виноват. Надо было не падать. В следующий раз смотри под ноги”. Это что, рука помощи?

 

И ведь это не со зла, это от невозможности выносить расстройство, от страха, что если не обвинить, не раскритиковать, не дать совета – то ребенок твой любимый не справится. Это от любви, как ни удивительно. Но от того, что это от любви, это не становится менее токсичным и бесполезным.

 

А как тогда? А тогда вытягивать из ямы.

Расскажу свой алгоритм, уж простите мой сухой язык, но я действую достаточно осознанно, потому что наития мне тоже не досталось в багаже, и я просто научилась, как научилась говорить “пожалуйста”, “спасибо”, “до свидания”.

 

Признать чувства. “Да, это очень обидно“, “Вижу, как тебе больно“. Дать поплакать, погладить, пожалеть. “Господи, ты упал в яму! Как глубоко! Как там страшно!”.

Помочь объяснить произошедшее, ПОЧЕМУ он так чувствует. “Ты от нее не ждала, а она взяла и посмеялась”, “ты думала, что она тебе друг, а она тебя оттолкнула“. Часто это еще больше раскручивает чувства и дает выплеск эмоций. Именно это и нужно. Мы очищаем рану. “Ты наверное шел, задумался и не заметил. А потом упал и испугался”.

Использовать ситуацию для большего понимания себя и других: “что тебя больше всего задело?”, “почему именно от нее тебе было это обидно?“. Кроме того, что ситуация дает возможность внутреннего роста, мы еще уходим в размышления, то есть неокортекс, тем самым отнимая силу у эмоций. ВАЖНО! Нельзя это делать сразу, пропуская первую стадию. Потому что не признавая чувства, не давая им возможности вылиться, мы их затыкаем, и они останутся внутри, бродить плесенью, одиночеством и злостью. “Ты наверное думал о чем-то, что не обратил внимания на яму. О чем ты думал? Почему в яме так страшно? Что она тебе напомнила?”.

Построить раппорт, или иными словами, показать, что вы – одной крови. И у тебя такое бывало. И ты падал в ямы. И тебя обзывали и отвергали. Это залог доверия, залог того, что в следующей стадии тебя будут слушать, не воспримут как совет. “Ой, я тоже однажды упал в яму. И так сильно испугался”. ВАЖНО! мы ЕЩЕ не даем решений и советов. Мы просто строим доверие. Тут еще нет места историям успеха “а вот я сто раз падал в яму, и прекрасно всегда выбирался”. Никаких пока решений, только опыт и ТАКИЕ ЖЕ чувства. Именно это единение создает фундамент того, что раз с тобой было то же самое, и ты так же чувствовал, то ВОЗМОЖНО ты знаешь, что делать.

Рассказать, о ВОЗМОЖНЫХ решениях. В Я-сообщении. Не “что тебе делать”, а “что я делаю в таких ситуациях”. Понимая, что решение может не подойти, но это как бы задел на будущее, скилл в копилку. “Хочешь скажу, что я делала, когда упала в яму?”. Этот запрос, разрешение на совет – очень важны. Не “а вот я”, а “если хочешь, расскажу как я справлялась”. Мы как бы оставляем решение, чертеж лесенки из ямы, на краю. Не говорим “ну давай, выбирайся уже”, а оставляем в ВЕРЕ, что он сможет.

Оставить с этим. Потому что он сможет. Посидит там немного, посмотрит на чертеж, и выберется.

Вот какой разговор у меня случился с дочерью ровно 3 часа назад. А зачеркнуто – то, что у меня всплывает автоматом в голове, но то, что я научилась останавливать на подступах. К тому, что это вовсе не небесный дар, находить правильные слова, в голове у меня все тот же “рупор эпохи”.

 

– Мам, у меня сегодня что-то плохое в школе случилось.

 

– Ох, опять что-то случилось. Что такое? Расскажи?

 

– Я выходила с занятия по рисованию, и спросила у Миссис Д, когда у нас будет контрольная по английскому. А она сказала: “вечно ты не слушаешь! Надо было слушать!”. И мне было так обидно, что я чуть не расплакалась.

 

– Ну и правильно сказала, ты никогда не слушаешь. Ну и что, ничего ужасного она не сказала. Тебе было очень обидно, да?

 

– Да! Я больше не хочу идти в школу! И не хочу, чтобы она была моим учителем!

 

– Блин, чуть что так не хочу идти в школу. Так, теперь мне еще нежелание идти в школу разруливать. Она так сильно тебя обидела. Мое ты любимое сердечко, девочка моя нежная.

 

Плачет. Глажу ее, говорю нежное.

 

– Ок, надо покопать. Тебе было обидно, что она сказала, что ты никогда не слушаешь.

 

– Да…

 

– Тебе было больно, что она так свысока тебя отчитала.

 

– (плачет)

 

– Как ты думаешь, почему тебе именно эти слова были обидны? Ведь учителя часто что-то говорят или ругают, но именно это заставило тебя плакать.

 

– (перестает плакать, смотрит на меня)

 

– Она тебе как друг, а не учитель, а тут она внезапно на глазах перестала быть другом, и стала училкой. Ты к ней шла с открытым сердцем, спросить, как у друга, по свойски, а она как будто оттолкнула тебя и отчитала.

 

– (плачет, горько. Значит, я раскопала больное, именно это малюсенькое предательство. Даю ей поплакать, глажу). Это очень больно, как будто тебя немножко предали. Поэтому тебе так больно. Это всегда больно, когда тебя вот так оттолкнули. Ты шла открытым сердцем, а тебя оттолкнули, выговорили, как нерадивому ребенку.

 

– Почему учителя могут говорить обидное, а я не могу ответить, сказать, что она меня обидела!

 

– Конечно можешь сказать, что за ерунда! Потому что не всегда думают. Она же к тебе относится очень хорошо, миссис Д. Она сама ко мне приходила, говорила, какая ты талантливая, сама взялась с тобой дополнительно бесплатно заниматься. Она тебя очень любит и ценит.

 

– А почему она так говорит, она что, не понимает, как это обидно?

 

– Ты знаешь, может не понимает. А может, не задумывается. А может, не умеет по-другому. Может быть она была маленькой девочкой, и ее высмеивали, поучали, обрывали.

 

– Но она же должна знать тогда, что так говорить не надо?

 

– Нет, малыш, к сожалению, чтобы взять и остановить этот шаблон, нужно много много работы. И к сожалению большинство людей так не умеют. Они растут, с ними общаются в пассивной агрессии “ты что, дурак? ты что, не понимаешь? сколько раз я тебе говорила!”. И они выучивают, что так взрослые общаются с детьми. А потом они вырастают, и сами так общаются с детьми. И нужна большая внутренняя сила, чтобы это изменить. Ведь я тоже иногда делаю вам больно. Иногда говорю зло, кричу.

 

– Но ты извиняешься, а они нет.

 

– Да, возможно они не могут, не умеют по-другому. Это надо захотеть остановиться, разорвать порочный круг, решить сделать по-другому. Таких людей не очень много. А вот людей, которые говорят с пассивной агрессией, обижают – их много. Я тоже с таким постоянно сталкиваюсь. Вот например, у меня по работе была одна женщина, ты бы ее слышала! Она всем постоянно говорила гадости, поучала, мне говорила гадости. Вон позавчера мне даже угрожала, про вас говорила, мол “пусть так будет с вашими детьми!”. А ты знаешь, я за такое убить могу. Так и хотелось ей просто ударить в ответ.

 

– И что ты сделала?

 

– Выгнала ее. Решила для себя, что я не буду такой, как она. Не стану отвечать тем же. Она потом еще гадости всем писала в мессенджере. Ты представляешь? Человек прощается и пишет “не могу вспомнить о вас ничего хорошего, кроме постоянного нытья и жалоб”. Это она одной девушке писала. Это вообще нормальный человек?

 

– И тебе было обидно?

 

– Конечно. И хотелось и обижаться и ругаться.

 

– Мне легко с собой справиться, когда я злюсь. А когда обидно – нелегко.

 

– И мне было нелегко. Когда говорят про моих детей, мне до слез обидно. Рассказать тебе, что я придумала?

 

– Что?

 

– Я потом ехала от нее, в машине, и представила, что вот она такая маленькая, злобная, бегает в моей голове и говорит гадости. И я еду и думаю о ней, и расстраиваюсь, и спорю с ней в голове. И я увидела возле дороги канаву. Знаешь, такие канавы?

 

– Да.

 

– Ну так вот, я представила, что она такой минион. Маленький и злой, фиолетовый.

 

– (улыбается)

 

– И представила, как она летит из моей головы в эту канаву, и остается там. А я еду дальше. Еду домой, к вам, а она там осталась, в канаве.

 

Лежит, думает о чем-то своем. Возможно, возьмет себе этот образ, этот маленький лайфхак визуализации выбрасывания из головы. Возможно нет. Это ее жизнь, ей расти. Моя работа окончена. Мне не нужно убеждать ее не обижаться. Не нужно убеждать, что в школу идти надо. Что нужно простить, и забыть, и забить. Мне больше ничего не нужно делать. Она справится сама. Да уже справилась.

 

– Мам, можно я порисую немного?

Автор Вероника Хлебова

Триггер

 

...Некоторая деталь, запускающая цепочку процессов.

Деталь может запускать мощнейшие внутренние процессы, которые погружают нас в ту или иную драматичную историю прошлого.

 

Мои клиенты часто рассказывали, что переживали вину, когда я давала ту или иную обратную связь в духе «вы делаете что-то, и это приводит к тому-то».

 

Обратная связь констатирует некоторые факты или взаимосвязи, но клиент, привыкший к тому, что его постоянно оценивают, слышит в обратной связи оценку и даже обвинение. Триггером становится слово «Ты».

«У тебя происходит», «Ты делаешь».

 

Один мужчина увидел жену в домашнем растянутом платье, и пережил пренебрежение к себе.

Почему?

Мы долго перебирали разные версии. Наконец, он осознал, что виной тому оказалась неряшливость его матери. Неряшливость в одежде, небрежность в приготовлении еды, безразличие к тому, что она покупает ему в магазине. Те брюки, которые он носил, будучи школьником, и рубашки, и шапка были отстойными, и другие дети над ним смеялись.

 

У меня тоже есть свои триггеры, и один из них довольно «долгоиграющий». Когда я отправляюсь в путешествие, у меня откуда ни возьмись, появляется океан энергии, а за день до возвращения на родину я испытываю смешанные чувства. Я соскучилась, но что-то начинает предательски сосать под ложечкой. Энергия падает, тоска возрастает. Я предполагаю, что так я символически переживаю уход из дома в свою жизнь, может, школьную, или дворовую, где я играла с другими детьми. А возвращение домой означало конец свободе и возврат к скучной рутине, где было много долга, и мало совместности.

 

Часто триггерами становятся эмоции и ожидания других людей, которые мы замечаем в контакте с нами. Скука, раздражение, недовольство, напряженность мы можем легко записать на свой счет, и начать тревожиться. Особенно если нет привычки спрашивать и удостоверяться – что происходит на самом деле? Что является реальностью, а что – проекцией?

 

Одна клиентка рассказала мне, как погрузилась в тоску и безысходность, заметив, как ее коллега … пьет свой кофе.

«Как именно он его пьет?»

«Некрасиво, прихлебывая, втягивая в себя… Бррр…Неприятно, не эстетично!»

«А как отвращение может быть связано с тоской и безысходностью? На кого похожа его манера так пить кофе?»

«О! Мой отец и бабушка имели привычку так прихлебывать и причмокивать. Было противно, но сказать об этом было нельзя…»

«И так ты чувствовала свое одиночество? Потому что не могла внести свои чувства в контакт?»

«Видимо да… И не только в подобных случаях отвращения. Я вообще мало что могла принести в контакт с ними. Я хорошо чувствовала, что можно говорить, а что нельзя»….

 

..Так, потянув за веревку, можно размотать огромный клубок. Маленький триггер, при должном внимании к нему может сообщить нам о больших нерешенных задачах.

Как в случае с моей клиенткой, о необходимости больше вносить себя в контакт - с помощью обратной связи, или сообщая о своих чувствах.

Автор Екатерина Шарыпова

Сейчас модно называть свободой неспособность находиться в длительном контакте. У свободного человека всегда есть выбор: остаться или уйти; гнуть свою линию, идти на уступки или искать компромиссы. Его свободу не ограничивают ни место, ни отношения, ни ситуация. Люди, которые счастливы в браке, на работе, в своей местности, не чувствуют себя ограниченными, потому что все это они выбрали сами. Человек, не способный привязываться, может совершать только один выбор - бежать, как только на горизонте замаячит стабильность. В другой город, к другим людям, на другую работу. И не потому что ему так хочется, а потому что иначе не умеет.

Автор Марта Кетро

Не знаю, каким лживыми бесстыдниками нужно быть, чтобы продавать тренинги о ликующем принятии возраста, без сожаления, рефлексии, с одним лишь жовиальным упоением от прочного социального статуса, обретённой толстокожести, самоуверенности и самодовольства — искренне надеюсь, что там всё же оговариваются горе, тоска и отчаяние, которые вдруг расцветают жуткими кровавыми бутонами посреди наших комфортных благополучных долин. И не потому, что жизнь не удалась, напротив. Она прекрасна сверху донизу, от шапки безе с кремовыми розочками, до бисквитной подложки, пропитанной ромом. Ромом и слезами.

 

Временами я чувствую глубокое горе оттого, что мы с мужем больше не те парень и девочка, которые только начинали друг друга любить. При том что вся любовь осталась с нами, но я хочу обратно эти двадцать лет и свою юность, и его молодость, и все силы, и всю мою нежность. Приличные люди испытывают огромное умиление, видя прочные и любящие пары, и сами пары счастливы, но я не понимаю, куда они девают горе об утраченной юности. Неужто она у них благоразумно и бесследно разложилась на липовый мёд и плесень, рачительно унавозив собой нынешнюю достойную зрелость?

Мне не нужен другой мужчина помоложе, мне нужен мой, молодой, и я себе нужна та, в сиянии. Нынешние мы хороши, но по тем двоим я горюю, как по потерянным детям, безмерно и непоправимо. По той, которая первый раз бежала, спотыкаясь тощими загорелыми ногами о кочки на заросшем крымском поле. Бежала к рыжему парню, которого видела второй раз в жизни, но уже всё для себя решила, и он решил.

 

И когда смотрю на взрослого сына, я чувствую острую хинную горечь, потому что хочу опять того малыша, и другой, новенький, мне не подойдёт, я хочу вернуть и снова вырастить именно этого, с тем же результатом — он был и остаётся очень хорошим в любом своём возрасте. И я не понимаю, как другие родители переживают тоску по младенчеству своих детей. Как же не тосковать по радостному годовалому малышу, живущему мной, моими словами и улыбкой, по трёхлетке, идеальному партнёру для игры в кубики и конструктор, по начитанному пятилетке, с которым можно было болтать о чём угодно, по умному и яркому подростку, с моим чувство юмора и грандиозным коэффициентом интеллекта. Куда девать непроходящую любовь к мальчику, её нельзя переадресовать другом ребёнку или отдать нынешнему взрослому парню — взрослых детей любят иначе.

 

Я даже своего мёртвого кота хочу обратно, а не заменить новым котёночком, но тут хотя бы понятно, о чём я горюю.

 

Зрелость прекрасна свободой, я могу вернуться в любую страну, где мне было хорошо, повидаться с любым из живых, которых любила. И только с нами троими — не могу. По детству, когда папа был выше неба, а мама красивей всех на свете, не горюю, там была не лучшая версия меня. А вот себя образца девяносто пятого я бы вернула, ни секунды не жалея о себе нынешней. Сорок три кило, из которых три я считала лишними, и длинные прямые волосы, золотые от солнца, и чуть смуглое тело — это точно была я. А эта кудрявая белокожая женщина пятидесяти пяти килограммов отроду... тоже я, но хочется ту. Скажите мне, что это от неприятия своего возраста, отведите на тренинг встречи со зрелостью, подкрепите меня портвейном «Чёрный доктор» и освежите крымской ежевикой, ибо я изнемогаю от горечи.

 

Не то чтобы я рыдала об этом каждый день, но фоном всегда существует чувство невосполнимой утраты, горький привкус счастливой жизни. Всё хорошо, но изредка посматриваю на дверь, ожидая, что мы вернёмся. Наверное, совсем иначе у тех, кто долго был в несчастье, а потом выкарабкался к радости или хотя бы к покою. Иначе, наверное, у тех, кто живёт сегодняшним днём и медитирует на «возраст счастья», «жизнь только начинается» и всякое «здесь и сейчас». Я здесь, я сейчас, я ещё минуточку, но только верните мне всю мою нежность обратно, и всю мою юность, и парня, и ребёнка, и кота.

 

«Куда подевался мальчик, которым я был когда-то, скажите, долгая старость — награда или расплата, где умирают птицы, сколько лет сентябрю, понимает ли море то, что я говорю?» — похоже, эти вопросы Хоакина Мурьетты, прозвучавшие в восьмидесятых, не оставят меня и в следующие тридцать лет, и в сорок. Скажи, море, ты понимаешь меня, ты чувствуешь то же, что и я или хотя бы догадываешься, как тяжела эта огромная любовь, которую не потратили вовремя, потому что невозможно потратить столько за эту короткую жизнь. Ты вообще слушаешь меня, море?