Фанатский треп4 читателя тэги
Автор: RonaVorona
#Masters of sex + #фанфики с другими тэгами
Рождественский дух
Уря, дописала фик в пику мерсской погоде :)
Еще перечитаю и отредактирую попозже, наверное.
Постканон, вернее, немного постфанонный канон, это же флафф. Удивляюсь, как ничего не слиплось в процессе написания :).
Еще начала что-то вроде новыхлетающих голов иллюстрации. На именины подарили альбом с акварельной бумагой, она очень рельефная и пока что мне не покорилась. Но надеюсь, в каком-то виде все равно закончу.
Рождественский дух— Бетти! Бетти! Где это исчадие ада?!
Конечно же, они знали друг друга далеко не первый год. Поэтому, когда в один прекрасный денек незадолго до Рождества раздраженный Билл Мастерс ворвался к ней в кабинет, Джинни это не особенно удивило. Скорее, опечалило. Но что поделаешь! Похоже, хваленый дух Рождества влиял на людей очень избирательно.
— Ты хотел сказать, наш самый ценный сотрудник? — уточнила она со всей невозмутимостью. — Бетти вышла на пять минут в кондитерскую за твоими любимыми кексиками. Чтобы хоть немного подсластить праведный гнев.
— Я не шучу, Вирджиния! Что это за сияющее мохнатое чудовище в холле? И нет, речь не о мистере Блуме, который вечно является раньше времени, но хотя бы мирно сидит в углу, ожидая очереди. А не маячит на проходе, так что мимо невозможно прорваться без риска для жизни.
— Елка тоже в углу стоит. Вернее, в нише, — возразила Джинни. — Просто она… кхм, оказалась чуть ветвистей, чем ожидали. Да и кому понадобится на праздниках «прорываться» к Лестеру?
— Самому Лестеру, например? Едва не расколотил камеру, напоровшись на предательски оттопыренную ветвь.
— Он ее роняет на ровном месте, так что елка здесь вообще-то ни при чем!
«Прости, Лестер, прости, — подумала Вирджиния. — Но истина дороже».
— А бумажные ангелы, свисающие с потолка моего кабинета? — не сдавался Билл. — Один из них спланировал на нос миссис Эшфорд прямо посреди консультации…
— Какой ужас! Много швов пришлось накладывать?
— Во всяком случае, она полчаса отмывалась от блесток. И скажи спасибо, что это был не стеклянный шар, их-то я успел поснимать еще до прихода первого пациента.
Это вполне объясняло, почему Билл повременил с претензиями до самого обеда. С утра доктор Мастерс был занят разминированием собственного кабинета.
К Рождеству Джинни относилась без придыхания, но вполне благосклонно. Лишний повод встряхнуться и отвлечься от рутины. Даже если ты прирожденный оптимист, в конце года обычно упадок сил и настроения настигают, а развешивать шарики в самых неожиданных местах оказалось очень даже весело. Конечно, слабая надежда, что Билл придет в восторг от обновленного интерьера, тоже была. Но скорее он мог вообще ничего не заметить, либо сдержанно удивиться, зачем им понадобилось впадать в детство, только и всего. В конце концов, они с Бетти решили вообще никого предупреждать, чтобы чья-нибудь скептическая физиономия не охладила творческое рвение. Ведь это была всего лишь праздничная мишура, что могло пойти не так? Но во время утреннего пятиминутного совещания Вирджиния перехватила многозначительный взгляд и поняла, что никогда так не ошибалась…
— У тебя все? — спросила она суховато.
— Если бы! — воскликнул Билл. — Я способен оценить юмор, Вирджиния, но поющие гирлянды в смотровой? Прости, это меня доконало. А заодно и бедолагу Майкла Уитли, который помимо импотенции теперь страдает еще и заиканием. О чем вы только думали!
Джинни закусила губу. Насчет поющих гирлянд она сильно подозревала, из-за предрождественской суеты в магазине попросту перепутали заказы. Но признать промах — значило уверить Билла, что праздники не только бессмысленны и неконструктивны, а еще и вредны для здоровья. С другой стороны, он и так был свято в этом убежден.
— Ну да, мы немного перестарались в спешке, стремясь не упустить скидки, — неохотно проворчала она.
— А я-то думал, зеленого монстра нам подбросили под дверь.
— Ничего страшного в итоге не произошло. Подумаешь, заикание! Лечится за три минуты гипнозом и клизмой с отваром ромашки. Не знаю, чем вы там занимались, если ангелы с потолка попадали, а вот мои пациенты остались от праздничного оформления в полном восторге.
— Они сами сказали? — усомнился Билл. — Или ты сделала вывод на основании объективных показателей? Выпученные глаза, зрачки расширены, пульс учащен? Рискну предположить, это были признаки панического ужаса.
— Да ладно! — рассмеялась Вирджиния. — Хоть на секунду попытайся представить, что в отличие от тебя кто-то любит развлечения.
Билл укоризненно хмыкнул, как бы разоблачая бессовестную провокацию.
— Если у нас разные понятия о развлечениях, это еще не значит, что я… Уверен, людям, которые приходят в клинику накануне Рождества, не до праздника. Мягко говоря.
— И что, мы должны встречать их с похоронными лицами?
— Ну, знаешь! — вот здесь он по-настоящему оскорбился.
— Я говорю в общем, — неопределенно взмахнула рукой Вирджиния. — Приходя на прием, человек должен чувствовать себя уютно, как дома.
— В жизни бы не повесил у себя дома гирлянду в виде задов на веревочке, — проворчал Билл.
— Это сердечки.
— Тем более.
— И напрасно! — воскликнула она запальчиво. — Иногда любая дурацкая мелочь или небольшой сюрприз могут подбодрить в трудный момент.
— Вот сюрпризы терпеть не могу, подтверждаю! Хоть маленькие, хоть большие.
— Посмотрим, — усмехнулась Вирджиния внезапной мысли, которая буквально сию секунду пришла в голову, вклинившись между раздраженным: «Господи, какой же Билл зануда!» и умиленным: «До чего ему идет новая бабочка в горошек».
Ответить Мастерсу помешал негромкий стук в дверь, после чего на пороге кабинета появилась Бетти Димелло. Ее лицо на долю секунды изобразило призрачное раскаяние и тут же приняло свое привычное деловитое выражение.
— Ну как ты? Бурно кипишь или только слегка побулькиваешь?
Переглянувшись с Вирджинией, Билл шумно вздохнул и покосился на объемистый пакет у Бетти в руках:
— А что, это и в самом деле кексики?
***
Остаток дня прошел спокойно. С потолка ничего не обрушивалось, у елки ампутировали выпяченную клешню, замаскировав срез искусственным снегом, а поющие гирлянды работники «Света и зрелищ» заменили с глубочайшими извинениями, пообещав немыслимые скидки на плюшевых пасхальных кроликов.
Запланированные сеансы терапии проходили успешно, и пациенты покидали клинику в приподнятом настроении, громогласно желая Биллу и Джинни самого счастливого Рождества. От одной милой семейной пары Мастерсу даже перепал сувенир: лиловый надувной олень. «Видимо, тоже по скидке», — мелькнуло мрачноватое подозрение, но если начистоту — его вовсе не задел этот нелепый жест. Утреннее раздражение давным-давно улетучилось. На смену пришла неловкость, что Билл выставил себя перед Вирджинией нудным педантом, который ненавидит Рождество и портит всем настроение.
Вообще-то, к праздникам доктор испытывал скорее равнодушие, чем неприятие. Для него это были просто даты в календаре, связанные с ритуалами, которым некоторые люди почему-то придавали огромнейшее значение. И Билл не имел ничего против, пока это не касалось его лично… Кажется, все-таки не стоило раздувать из мухи слона, да еще и порицать саму идею сюрпризов. Еще немного — и он вполне мог проговориться!
Дело в том, что уже второй месяц Билл вынашивал коварный план: преподнести Вирджинии на Рождество… новую шубу. Многие люди сочли бы подобный дар довольно тривиальным, но доктор пришел к этой мысли вовсе не потому, что так было принято в обществе между мужем и женой, а путем логических умозаключений. За прошедшую осень Джинни раза три довольно серьезно простужалась, так что это был практичный подарок в холодное время года. К тому же, красивый, она ведь всегда очень стильно одевалась. Во всяком случае, по мнению окружающих. Здесь блестящий план угрожал дать сбой, потому что сам Билл в моде не особо разбирался, а просить совета у Бетти не хотел, чтобы его не выдали раньше времени. Так что пришлось положиться на терпение и высочайший профессионализм работниц торгового центра, в котором он проторчал чуть не целое воскресенье, пока наконец-то решился сделать выбор.
Теперь оставалось ждать и считать дни до вручения, представляя реакцию, ведь Билл в жизни ей ничего не дарил, так что «сюрприз», во всяком случае, был обеспечен. Грезилось, конечно, чтобы восхищение сразило даму наповал, и хотя Билл заранее старался не спускать с цепи воображение, иногда оно слишком уж много себе позволяло.
Например, сегодня, стоило ей сказать: «Посмотрим» и загадочно улыбнуться — все, Билл уже не мог отделаться от ощущения, что это неспроста. Он знал Вирджинию не первый год, редко мог предугадать ее действия, но ход мысли примерно изучил. Сто против одного: после работы его ждал насыщенный вечер, и одно предвкушение заставляло Мастерса ерзать на стуле, пока нескончаемые посетители жаловались на свою безотрадную половую жизнь.
Но вот, хвала всем плюшевым кроликам и надувным оленям вселенной, приемные часы истекли, свет был погашен, а кабинет заперт.
Как всегда, они покидали клинику позже всех. Джинни уже дожидалась в холле, теплое сияние в ее глазах и согревало, и окрыляло, и лишало последнего самообладания. Билл открыл было рот, чтобы попытаться выразить, как она прекрасна…
— А давай пойдем на каток, — вдруг предложила Вирджиния, беспардонно вырывая доктора из мира сладких грез.
У Билла вытянулось лицо.
— Куда? — переспросил он в надежде, что мог и ослышаться.
— На каток… Билл, не смотри на меня так!
— А как я смотрю?
— Как будто тебя завлекают… не знаю, на ужин с родителями?
— Интересное сравнение, — заметил Билл мрачно.
— Перестань. Я же ходила с тобой на бейсбол? Потом на бокс, дважды! На симпозиум по орхиэктомии горилл…
— Не знал, что это были такие ужасные жертвы. Думал, тебе самой интересно.
— Интересно. И надеюсь, тебе тоже будет. Но я, конечно же, не настаиваю. Если ты против — не пойдем, вечером посмотрим телевизор, как обычно.
Улыбка сползла с ее лица, и Билл опять почувствовал себя закоренелым врагом Рождества. Удар попал в цель, он был готов на что угодно, лишь бы не выглядеть в глазах Вирджинии полным занудой.
— Да нет, почему же? Отличная идея… — пробормотал Мастерс, безуспешно пытаясь придать своему голосу хоть каплю воодушевления.
«Один раз вполне можно вытерпеть, — рассудил он про себя. — Если мы оба переломаем ноги, это точно больше никогда не повторится».
***
Но в итоге все сложилось не так уж плохо. С ходу Билл даже смог проехать метров десять, прежде чем растянуться на льду под ободряющие возгласы Вирджинии. Сама она уже успела пару раз упасть, едва ступив на каток. Вероятно, с целью моральной поддержки. Хотя, если пристально вглядеться в толпу праздных дилетантов — там вообще единицы ухитрялись продержаться на ногах дольше пяти минут, причем никого это не смущало. Воздух звенел от взрывов хохота по поводу очередного эпичного падения.
Поначалу Билл упорно пытался постичь законы равновесия, рассчитать оптимальный угол наклона туловища и скорость скольжения, но быстро понял, что в суровых полевых условиях, когда тебя так и норовит опрокинуть какой-нибудь обнаглевший фигурист и засветить коньком прямо в глаз, теоретические методы не работают.
И доктором овладел первобытный азарт. Сорвав с головы шляпу, которая все равно постоянно слетала при любом резком движении, Мастерс взял разгон и понесся вперед, хищно взрезая лед и распугивая всех, кто попадался ему под ноги. От серьезного риска впечататься в противоположный борт или кого-нибудь переехать спасло чудо: прямо по курсу промелькнула знакомая физиономия. Отчаянно вильнув в сторону, Билл осознал, что падает, и нелепо замахал руками, пытаясь удержать равновесие. С другой стороны, подумалось ему, если просто шлепнуться, то есть, сесть на лед и немного передохнуть — это вполне можно было засчитать как тайм-аут…
— А у тебя неплохо… получается! — пропыхтела Вирджиния прямо над ним, с трудом переводя дыхание. — Надеюсь, Уитли… теперь точно излечился от з-заикания после того, как ты в него… чуть не врезался.
Грузно привалившись к ограждению, Билл поднял голову и посмотрел на звезды, которые отражались в ее глазах. А может, это были огни фонарей?
— Думаю, с ним все в порядке, если Уитли вообще сюда пришел, — сказал он, прищурившись. — Или наоборот, знакомство с поющими гирляндами бесповоротно повлияло на его рассудок. Вряд ли мы встретим здесь взрослого человека в здравом уме.
— Не притворяйся! Я же вижу, ты начал входить во вкус покорения ледяных горизонтов. А насчет взрослых — вон и Бартон, кстати! Ба-а-артон! Слишком далеко, не слышит.
— Это не он. Старина Бартон Скалли — последний человек в мире, которого я могу вообразить на коньках!
— Нет, — возразила она. — Последний человек в мире сидит сейчас прямо передо мной, рискуя отморозить самое дорогое.
— Что ж, — усмехнулся Билл, цепляясь за борт и в десятый раз пытаясь попрать законы гравитации. — Я к вашим услугам…
Но чинно кататься под руку по широкой дуге им как-то быстро наскучило. Должно быть, витающий в воздухе дух Рождества, больше смахивающий на массовое безумие, проник в подсознание, и уже через пять минут они носились наперегонки, как угорелые. Падая, поднимаясь, налетая на встречных, сшибая друг друга с ног и хохоча во все горло. Со стороны, скорее всего, смотрелось жутковато, но Билла и Вирджинию это уже не волновало. Впрочем, остальных участников ледовой вакханалии тоже. Одной парочкой великовозрастных идиотов больше — какая разница?
— Я люблю тебя! — прохрипел Билл осипшим голосом, чувствуя свинцовую тяжесть в ногах, абсолютную пустоту в голове и необычайную легкость на душе. Хотя Джинни вряд его расслышала сквозь многолюдный гомон и визг.
***
Билл Мастерс и Вирджиния Джонсон были натурами увлеченными, но не слишком сентиментальными, в привычном смысле слова. Например, один из самых романтичных вечеров своей жизни они провели в лаборатории, созерцая кадры женских гениталий изнутри, заснятые впервые в мире специально для их исследования. Именно тогда Джинни поняла, что безнадежно влюблена. Правда, в доктора Мастерса лично или все-таки в науку — долгое время оставалось под вопросом. Что касается Билла, однажды он заявил, что потерял голову при первой же встрече с миссис Джонсон, просто годами это скрывал, с переменным успехом.
В общем, продвигаясь по тернистому пути своих запутанных отношений, простую человеческую традицию дарить подарки они между собой так и не завели. Даже после свадьбы как-то не сложилось. Просто… зачем? Все эти формальные проявления привязанности, правила, сигналы и ритуалы предназначались для других пар, а их общая история давно была признана аксиомой, не требующей доказательств.
Но в этом году что-то неуловимо изменилось. То ли пресловутый «рождественский дух» обуял, то ли вот так издалека начала подкрадываться старость, и на следующем этапе Вирджиния рисковала всерьез увлечься вязанием крючком кружевных занавесок… Но странное желание преподнести Биллу рождественский подарок никуда не девалось — и ничего не поделаешь, пришлось поддаться искушению.
В итоге пара великолепных боксерских трусов с автографом Старого Мангуста дожидалась своего часа, надежно припрятанная в буфете за машинкой для изготовления домашней колбасы, которой пользовались раз в сто лет. Конечно, Билл много раз утверждал, что терпеть не может сюрпризы. Но, в конце концов, его кумиром был Арчи Мур!
«Уж как-нибудь переживет этот страшный удар», — подумала Вирджиния, обнимая мужа и сладко засыпая в предвкушении праздника.
Еще перечитаю и отредактирую попозже, наверное.
Постканон, вернее, немного постфанонный канон, это же флафф. Удивляюсь, как ничего не слиплось в процессе написания :).
Еще начала что-то вроде новых
Рождественский дух— Бетти! Бетти! Где это исчадие ада?!
Конечно же, они знали друг друга далеко не первый год. Поэтому, когда в один прекрасный денек незадолго до Рождества раздраженный Билл Мастерс ворвался к ней в кабинет, Джинни это не особенно удивило. Скорее, опечалило. Но что поделаешь! Похоже, хваленый дух Рождества влиял на людей очень избирательно.
— Ты хотел сказать, наш самый ценный сотрудник? — уточнила она со всей невозмутимостью. — Бетти вышла на пять минут в кондитерскую за твоими любимыми кексиками. Чтобы хоть немного подсластить праведный гнев.
— Я не шучу, Вирджиния! Что это за сияющее мохнатое чудовище в холле? И нет, речь не о мистере Блуме, который вечно является раньше времени, но хотя бы мирно сидит в углу, ожидая очереди. А не маячит на проходе, так что мимо невозможно прорваться без риска для жизни.
— Елка тоже в углу стоит. Вернее, в нише, — возразила Джинни. — Просто она… кхм, оказалась чуть ветвистей, чем ожидали. Да и кому понадобится на праздниках «прорываться» к Лестеру?
— Самому Лестеру, например? Едва не расколотил камеру, напоровшись на предательски оттопыренную ветвь.
— Он ее роняет на ровном месте, так что елка здесь вообще-то ни при чем!
«Прости, Лестер, прости, — подумала Вирджиния. — Но истина дороже».
— А бумажные ангелы, свисающие с потолка моего кабинета? — не сдавался Билл. — Один из них спланировал на нос миссис Эшфорд прямо посреди консультации…
— Какой ужас! Много швов пришлось накладывать?
— Во всяком случае, она полчаса отмывалась от блесток. И скажи спасибо, что это был не стеклянный шар, их-то я успел поснимать еще до прихода первого пациента.
Это вполне объясняло, почему Билл повременил с претензиями до самого обеда. С утра доктор Мастерс был занят разминированием собственного кабинета.
К Рождеству Джинни относилась без придыхания, но вполне благосклонно. Лишний повод встряхнуться и отвлечься от рутины. Даже если ты прирожденный оптимист, в конце года обычно упадок сил и настроения настигают, а развешивать шарики в самых неожиданных местах оказалось очень даже весело. Конечно, слабая надежда, что Билл придет в восторг от обновленного интерьера, тоже была. Но скорее он мог вообще ничего не заметить, либо сдержанно удивиться, зачем им понадобилось впадать в детство, только и всего. В конце концов, они с Бетти решили вообще никого предупреждать, чтобы чья-нибудь скептическая физиономия не охладила творческое рвение. Ведь это была всего лишь праздничная мишура, что могло пойти не так? Но во время утреннего пятиминутного совещания Вирджиния перехватила многозначительный взгляд и поняла, что никогда так не ошибалась…
— У тебя все? — спросила она суховато.
— Если бы! — воскликнул Билл. — Я способен оценить юмор, Вирджиния, но поющие гирлянды в смотровой? Прости, это меня доконало. А заодно и бедолагу Майкла Уитли, который помимо импотенции теперь страдает еще и заиканием. О чем вы только думали!
Джинни закусила губу. Насчет поющих гирлянд она сильно подозревала, из-за предрождественской суеты в магазине попросту перепутали заказы. Но признать промах — значило уверить Билла, что праздники не только бессмысленны и неконструктивны, а еще и вредны для здоровья. С другой стороны, он и так был свято в этом убежден.
— Ну да, мы немного перестарались в спешке, стремясь не упустить скидки, — неохотно проворчала она.
— А я-то думал, зеленого монстра нам подбросили под дверь.
— Ничего страшного в итоге не произошло. Подумаешь, заикание! Лечится за три минуты гипнозом и клизмой с отваром ромашки. Не знаю, чем вы там занимались, если ангелы с потолка попадали, а вот мои пациенты остались от праздничного оформления в полном восторге.
— Они сами сказали? — усомнился Билл. — Или ты сделала вывод на основании объективных показателей? Выпученные глаза, зрачки расширены, пульс учащен? Рискну предположить, это были признаки панического ужаса.
— Да ладно! — рассмеялась Вирджиния. — Хоть на секунду попытайся представить, что в отличие от тебя кто-то любит развлечения.
Билл укоризненно хмыкнул, как бы разоблачая бессовестную провокацию.
— Если у нас разные понятия о развлечениях, это еще не значит, что я… Уверен, людям, которые приходят в клинику накануне Рождества, не до праздника. Мягко говоря.
— И что, мы должны встречать их с похоронными лицами?
— Ну, знаешь! — вот здесь он по-настоящему оскорбился.
— Я говорю в общем, — неопределенно взмахнула рукой Вирджиния. — Приходя на прием, человек должен чувствовать себя уютно, как дома.
— В жизни бы не повесил у себя дома гирлянду в виде задов на веревочке, — проворчал Билл.
— Это сердечки.
— Тем более.
— И напрасно! — воскликнула она запальчиво. — Иногда любая дурацкая мелочь или небольшой сюрприз могут подбодрить в трудный момент.
— Вот сюрпризы терпеть не могу, подтверждаю! Хоть маленькие, хоть большие.
— Посмотрим, — усмехнулась Вирджиния внезапной мысли, которая буквально сию секунду пришла в голову, вклинившись между раздраженным: «Господи, какой же Билл зануда!» и умиленным: «До чего ему идет новая бабочка в горошек».
Ответить Мастерсу помешал негромкий стук в дверь, после чего на пороге кабинета появилась Бетти Димелло. Ее лицо на долю секунды изобразило призрачное раскаяние и тут же приняло свое привычное деловитое выражение.
— Ну как ты? Бурно кипишь или только слегка побулькиваешь?
Переглянувшись с Вирджинией, Билл шумно вздохнул и покосился на объемистый пакет у Бетти в руках:
— А что, это и в самом деле кексики?
***
Остаток дня прошел спокойно. С потолка ничего не обрушивалось, у елки ампутировали выпяченную клешню, замаскировав срез искусственным снегом, а поющие гирлянды работники «Света и зрелищ» заменили с глубочайшими извинениями, пообещав немыслимые скидки на плюшевых пасхальных кроликов.
Запланированные сеансы терапии проходили успешно, и пациенты покидали клинику в приподнятом настроении, громогласно желая Биллу и Джинни самого счастливого Рождества. От одной милой семейной пары Мастерсу даже перепал сувенир: лиловый надувной олень. «Видимо, тоже по скидке», — мелькнуло мрачноватое подозрение, но если начистоту — его вовсе не задел этот нелепый жест. Утреннее раздражение давным-давно улетучилось. На смену пришла неловкость, что Билл выставил себя перед Вирджинией нудным педантом, который ненавидит Рождество и портит всем настроение.
Вообще-то, к праздникам доктор испытывал скорее равнодушие, чем неприятие. Для него это были просто даты в календаре, связанные с ритуалами, которым некоторые люди почему-то придавали огромнейшее значение. И Билл не имел ничего против, пока это не касалось его лично… Кажется, все-таки не стоило раздувать из мухи слона, да еще и порицать саму идею сюрпризов. Еще немного — и он вполне мог проговориться!
Дело в том, что уже второй месяц Билл вынашивал коварный план: преподнести Вирджинии на Рождество… новую шубу. Многие люди сочли бы подобный дар довольно тривиальным, но доктор пришел к этой мысли вовсе не потому, что так было принято в обществе между мужем и женой, а путем логических умозаключений. За прошедшую осень Джинни раза три довольно серьезно простужалась, так что это был практичный подарок в холодное время года. К тому же, красивый, она ведь всегда очень стильно одевалась. Во всяком случае, по мнению окружающих. Здесь блестящий план угрожал дать сбой, потому что сам Билл в моде не особо разбирался, а просить совета у Бетти не хотел, чтобы его не выдали раньше времени. Так что пришлось положиться на терпение и высочайший профессионализм работниц торгового центра, в котором он проторчал чуть не целое воскресенье, пока наконец-то решился сделать выбор.
Теперь оставалось ждать и считать дни до вручения, представляя реакцию, ведь Билл в жизни ей ничего не дарил, так что «сюрприз», во всяком случае, был обеспечен. Грезилось, конечно, чтобы восхищение сразило даму наповал, и хотя Билл заранее старался не спускать с цепи воображение, иногда оно слишком уж много себе позволяло.
Например, сегодня, стоило ей сказать: «Посмотрим» и загадочно улыбнуться — все, Билл уже не мог отделаться от ощущения, что это неспроста. Он знал Вирджинию не первый год, редко мог предугадать ее действия, но ход мысли примерно изучил. Сто против одного: после работы его ждал насыщенный вечер, и одно предвкушение заставляло Мастерса ерзать на стуле, пока нескончаемые посетители жаловались на свою безотрадную половую жизнь.
Но вот, хвала всем плюшевым кроликам и надувным оленям вселенной, приемные часы истекли, свет был погашен, а кабинет заперт.
Как всегда, они покидали клинику позже всех. Джинни уже дожидалась в холле, теплое сияние в ее глазах и согревало, и окрыляло, и лишало последнего самообладания. Билл открыл было рот, чтобы попытаться выразить, как она прекрасна…
— А давай пойдем на каток, — вдруг предложила Вирджиния, беспардонно вырывая доктора из мира сладких грез.
У Билла вытянулось лицо.
— Куда? — переспросил он в надежде, что мог и ослышаться.
— На каток… Билл, не смотри на меня так!
— А как я смотрю?
— Как будто тебя завлекают… не знаю, на ужин с родителями?
— Интересное сравнение, — заметил Билл мрачно.
— Перестань. Я же ходила с тобой на бейсбол? Потом на бокс, дважды! На симпозиум по орхиэктомии горилл…
— Не знал, что это были такие ужасные жертвы. Думал, тебе самой интересно.
— Интересно. И надеюсь, тебе тоже будет. Но я, конечно же, не настаиваю. Если ты против — не пойдем, вечером посмотрим телевизор, как обычно.
Улыбка сползла с ее лица, и Билл опять почувствовал себя закоренелым врагом Рождества. Удар попал в цель, он был готов на что угодно, лишь бы не выглядеть в глазах Вирджинии полным занудой.
— Да нет, почему же? Отличная идея… — пробормотал Мастерс, безуспешно пытаясь придать своему голосу хоть каплю воодушевления.
«Один раз вполне можно вытерпеть, — рассудил он про себя. — Если мы оба переломаем ноги, это точно больше никогда не повторится».
***
Но в итоге все сложилось не так уж плохо. С ходу Билл даже смог проехать метров десять, прежде чем растянуться на льду под ободряющие возгласы Вирджинии. Сама она уже успела пару раз упасть, едва ступив на каток. Вероятно, с целью моральной поддержки. Хотя, если пристально вглядеться в толпу праздных дилетантов — там вообще единицы ухитрялись продержаться на ногах дольше пяти минут, причем никого это не смущало. Воздух звенел от взрывов хохота по поводу очередного эпичного падения.
Поначалу Билл упорно пытался постичь законы равновесия, рассчитать оптимальный угол наклона туловища и скорость скольжения, но быстро понял, что в суровых полевых условиях, когда тебя так и норовит опрокинуть какой-нибудь обнаглевший фигурист и засветить коньком прямо в глаз, теоретические методы не работают.
И доктором овладел первобытный азарт. Сорвав с головы шляпу, которая все равно постоянно слетала при любом резком движении, Мастерс взял разгон и понесся вперед, хищно взрезая лед и распугивая всех, кто попадался ему под ноги. От серьезного риска впечататься в противоположный борт или кого-нибудь переехать спасло чудо: прямо по курсу промелькнула знакомая физиономия. Отчаянно вильнув в сторону, Билл осознал, что падает, и нелепо замахал руками, пытаясь удержать равновесие. С другой стороны, подумалось ему, если просто шлепнуться, то есть, сесть на лед и немного передохнуть — это вполне можно было засчитать как тайм-аут…
— А у тебя неплохо… получается! — пропыхтела Вирджиния прямо над ним, с трудом переводя дыхание. — Надеюсь, Уитли… теперь точно излечился от з-заикания после того, как ты в него… чуть не врезался.
Грузно привалившись к ограждению, Билл поднял голову и посмотрел на звезды, которые отражались в ее глазах. А может, это были огни фонарей?
— Думаю, с ним все в порядке, если Уитли вообще сюда пришел, — сказал он, прищурившись. — Или наоборот, знакомство с поющими гирляндами бесповоротно повлияло на его рассудок. Вряд ли мы встретим здесь взрослого человека в здравом уме.
— Не притворяйся! Я же вижу, ты начал входить во вкус покорения ледяных горизонтов. А насчет взрослых — вон и Бартон, кстати! Ба-а-артон! Слишком далеко, не слышит.
— Это не он. Старина Бартон Скалли — последний человек в мире, которого я могу вообразить на коньках!
— Нет, — возразила она. — Последний человек в мире сидит сейчас прямо передо мной, рискуя отморозить самое дорогое.
— Что ж, — усмехнулся Билл, цепляясь за борт и в десятый раз пытаясь попрать законы гравитации. — Я к вашим услугам…
Но чинно кататься под руку по широкой дуге им как-то быстро наскучило. Должно быть, витающий в воздухе дух Рождества, больше смахивающий на массовое безумие, проник в подсознание, и уже через пять минут они носились наперегонки, как угорелые. Падая, поднимаясь, налетая на встречных, сшибая друг друга с ног и хохоча во все горло. Со стороны, скорее всего, смотрелось жутковато, но Билла и Вирджинию это уже не волновало. Впрочем, остальных участников ледовой вакханалии тоже. Одной парочкой великовозрастных идиотов больше — какая разница?
— Я люблю тебя! — прохрипел Билл осипшим голосом, чувствуя свинцовую тяжесть в ногах, абсолютную пустоту в голове и необычайную легкость на душе. Хотя Джинни вряд его расслышала сквозь многолюдный гомон и визг.
***
Билл Мастерс и Вирджиния Джонсон были натурами увлеченными, но не слишком сентиментальными, в привычном смысле слова. Например, один из самых романтичных вечеров своей жизни они провели в лаборатории, созерцая кадры женских гениталий изнутри, заснятые впервые в мире специально для их исследования. Именно тогда Джинни поняла, что безнадежно влюблена. Правда, в доктора Мастерса лично или все-таки в науку — долгое время оставалось под вопросом. Что касается Билла, однажды он заявил, что потерял голову при первой же встрече с миссис Джонсон, просто годами это скрывал, с переменным успехом.
В общем, продвигаясь по тернистому пути своих запутанных отношений, простую человеческую традицию дарить подарки они между собой так и не завели. Даже после свадьбы как-то не сложилось. Просто… зачем? Все эти формальные проявления привязанности, правила, сигналы и ритуалы предназначались для других пар, а их общая история давно была признана аксиомой, не требующей доказательств.
Но в этом году что-то неуловимо изменилось. То ли пресловутый «рождественский дух» обуял, то ли вот так издалека начала подкрадываться старость, и на следующем этапе Вирджиния рисковала всерьез увлечься вязанием крючком кружевных занавесок… Но странное желание преподнести Биллу рождественский подарок никуда не девалось — и ничего не поделаешь, пришлось поддаться искушению.
В итоге пара великолепных боксерских трусов с автографом Старого Мангуста дожидалась своего часа, надежно припрятанная в буфете за машинкой для изготовления домашней колбасы, которой пользовались раз в сто лет. Конечно, Билл много раз утверждал, что терпеть не может сюрпризы. Но, в конце концов, его кумиром был Арчи Мур!
«Уж как-нибудь переживет этот страшный удар», — подумала Вирджиния, обнимая мужа и сладко засыпая в предвкушении праздника.
* * *
Вдохновилась своим же флешмобом и начала писать новый фичок, лол. Жаль, середина недели, хочется не перегореть до выходных. Но я так рада! Давно не тянуло.
Нового шипперского контента по-прежнему нет. То есть, практически нет (Инвизибл, спасибо ей, каждую неделю постит красивые гифочки). А текстов что в ру-, что в англофандоме - ноль. На АО3 перечитала буквально все, даже то, что при других обстоятельствах никогда бы не осилила, бггг.
С другой стороны, я отдаю себе отчет, что давно живу в каком-то упоротом фанноном мире розовых пони и даже при наличии активных сошипперов не факт, что мы сошлись бы во вкусах. С третьей стороны, это как в песенке про тетю: если вы не живете, то вам и не умирать :).
Короче, когда кому-то кажется, что типа "нет контента", если в течение месяца недели последнего часа никто не нарисовал артик и не написал фичок, да и фидбека чет недодали в это время суток, це Галі балувані 
. That's all I can say.
* * *
Очередной артик, отложенный в долгий ящик.
Типа иллюстрации к моей аушке с демоном!Джинни. Набросок сделала еще тогда, изначально хотела попробовать в графике, давно не было настроя. Результат вышел так себе, задробила, в этом стиле важны точность и простота. Ну да ладно уж, помедитировала :)
черное и белое
Типа иллюстрации к моей аушке с демоном!Джинни. Набросок сделала еще тогда, изначально хотела попробовать в графике, давно не было настроя. Результат вышел так себе, задробила, в этом стиле важны точность и простота. Ну да ладно уж, помедитировала :)
черное и белое
only a crossword puzzle
Очередной переводной фичок, один из самых старых в фандоме.
Лежал начатый уже давно, пора было что-то с этим делать.
Про фик, Билла, стихи и трудности переводаЛюблю его, первосезонный Билл очень такой каноничный. Хотя в силу жанра по MoS неканонные характеры в принципе мало писали, а зачем?))). Впрочем, как раз у этого автора второй фик - очень аушное АУ, за него браться точно не буду. Теперь активно пишет по рейлу. Очаровательно))).
Про Мастерса можно всякое говорить, во многих неудачах он сам виноват, но то, что быть врачом и лечить - его призвание, он реально многим помог и многих спас, - неоспоримо. И когда в финале первого сезона доктора с позором изгоняют из больницы, Билла мучительно жаль. В будущем он еще вернется в качестве лектора, добрые авторы даже позволят ему снова взять в руки скальпель ради друзей, но наблюдать за крушением заслуженной карьеры было печально, честно. Зато оптшка вышла на следующий левел, это плюс. Конечно же, все знают, куда в итоге Билл поехал:).
В качестве эпиграфа к фику и отдельным его частям автор взял цитаты из стихотворения американского поэта Фрэнка О'Хары, практически современника Мастерса. Вне контекста эти строчки показались мне загадочными, так что заодно попробовала перевести "Утро" целиком. Чего мелочиться)))). Задача оказалась, конечно, сложной. Это не стихи в привычном смысле, а поток сознания, одно предложение перетекает в другое, до меня даже не сразу дошел принцип))). Местами пыталась перефразировать, местами оставила практически подстрочник. Так что переводом это не назовешь, но было очень интересно и добавило атмосферности истории, ради которой все и затевалось.
А, да, Фрэнк был геем и вероятно посвящал свои творения юношам. В английском, понятно, пол адресата не читается, я попыталась сделать так, чтобы и в русском не было прямого обращения к мужчине или женщине. Иначе это выглядело бы странно в контексте фичка :).
Лежал начатый уже давно, пора было что-то с этим делать.
Про фик, Билла, стихи и трудности переводаЛюблю его, первосезонный Билл очень такой каноничный. Хотя в силу жанра по MoS неканонные характеры в принципе мало писали, а зачем?))). Впрочем, как раз у этого автора второй фик - очень аушное АУ, за него браться точно не буду. Теперь активно пишет по рейлу. Очаровательно))).
Про Мастерса можно всякое говорить, во многих неудачах он сам виноват, но то, что быть врачом и лечить - его призвание, он реально многим помог и многих спас, - неоспоримо. И когда в финале первого сезона доктора с позором изгоняют из больницы, Билла мучительно жаль. В будущем он еще вернется в качестве лектора, добрые авторы даже позволят ему снова взять в руки скальпель ради друзей, но наблюдать за крушением заслуженной карьеры было печально, честно. Зато оптшка вышла на следующий левел, это плюс. Конечно же, все знают, куда в итоге Билл поехал:).
В качестве эпиграфа к фику и отдельным его частям автор взял цитаты из стихотворения американского поэта Фрэнка О'Хары, практически современника Мастерса. Вне контекста эти строчки показались мне загадочными, так что заодно попробовала перевести "Утро" целиком. Чего мелочиться)))). Задача оказалась, конечно, сложной. Это не стихи в привычном смысле, а поток сознания, одно предложение перетекает в другое, до меня даже не сразу дошел принцип))). Местами пыталась перефразировать, местами оставила практически подстрочник. Так что переводом это не назовешь, но было очень интересно и добавило атмосферности истории, ради которой все и затевалось.
А, да, Фрэнк был геем и вероятно посвящал свои творения юношам. В английском, понятно, пол адресата не читается, я попыталась сделать так, чтобы и в русском не было прямого обращения к мужчине или женщине. Иначе это выглядело бы странно в контексте фичка :).
©
only a crossword puzzle
Автор: somethingdifferent
Рейтинг: R
Жанр: драма
Ссылка на оригинал
Всего лишь кроссвордВсего лишь кроссворд
если это оно
место вдали от меня
умоляю не уходи
«Утро», Фрэнк О'Хара
место вдали от меня
умоляю не уходи
«Утро», Фрэнк О'Хара
I. серым утром с привкусом смерти во рту
В мире существуют ужас, горе и страдание. Есть женщины, которые входят в его кабинет с налитыми кровью глазами, сжимая бесплодные животы, есть женщины, истекающие кровью на его операционном столе, и есть женщина на соседней кровати, с надеждой, которая застит глаза, словно пыль, пыль, пыль.
Это факты, все до единого, хотя чаще всего интерпретация искажает смысл. Билл Мастерс живет внутри фактов, он возводит свой дом в их ледяном, суровом, неоспоримом средоточии. У него нет проблем с интерпретацией. Билл не может себе позволить утратить решимость. Он давно решил, это может случаться со всеми остальными, но только не с ним.
В операционной ждут люди, ждут, когда великий Билл Мастерс ворвется и найдет выход. Чертов бог из машины для умирающей девушки, ее тело уже обречено, в тонком горле застряла дыхательная трубка. Он смотрит на них, оттягивая неизбежное. Смотрит точно так же, как и они на него – с кровью и ужасом в глазах.
Он делает глубокий вдох. Он открывает дверь.
II. глядя в окно на безмолвный снег
Либби напоминает ему солнце, у нее белокурые волосы и ясные глаза. Она молодая, красивая и живая, яркая и пылкая во всем, где способна себя проявить, кем потенциально может стать. Такая женщина, как Либби, рождена для материнства, чтобы любить, дарить и сиять. И всегда находится такой мужчина, как Билл, чтобы все разрушить.
- Мы попробуем еще раз, - говорит она ему, и в ее глазах столько надежды, что Биллу почти хочется умереть. - Правда, милый?
Он кивает. Он не открывает рта из страха, что правда выплеснется наружу, едкая, словно кислота, потому что такая женщина, как Либби, заслуживает лучшего, и он ей этого дать не может.
Красивая женщина берет Билла за руку, а он взамен что-то у нее отнимает, всегда, даже помимо желания.
Она улыбается:
- У нас будет ребенок, Билл. Я просто знаю это.
Ему холодно, и Билл ничего не может с этим поделать, разве что заморозить и ее. Он убирает руку, пока Либби не начала покрываться льдом.
- Конечно, - лжет он.
Уже спустя время ему приходит в голову, что, может быть, в конечном итоге она не так уж похожа на солнце.
III. машина пуста как велосипед
На месте пассажира сидит красивая женщина, и это не его жена.
- Все в порядке? – спрашивает Вирджиния с некоторой тревогой.
В отличие от других, она никогда не позволяет эмоциям проявляться в ее голосе, неизменно избегает их, глядя на него темными глазами, с широкой улыбкой протягивая через стол бледную тонкую руку. Иногда Билл думает о том, как сильно ему хочется взять ее за руку, а потом взять и ее, взять все, что есть, и он хочет, хочет, хочет.
- Все нормально.
Билл бросает взгляд на боковое зеркало, в котором отражаются фары другой машины. Вспышка света на мгновение ослепляет его. Когда он снова смотрит на дорогу, то видит звезды на мостовой.
Вирджиния поджимает губы, словно зная, что он лжет. Но в итоге кивает.
Больше он ей ничего не говорит. Больше она его ни о чем не спрашивает.
IV. прошлой ночью звезд было не счесть
Секс – это акт насилия. Вам так не кажется в момент происходящего, но за односторонним стеклом достаточно легко увидеть взаимосвязь. Билл - прежде всего исследователь, поэтому любые наблюдения, в целом и частности, могут быть полезны.
Мужчина по ту сторону стекла хватает и тянет свою партнершу за волосы, и вопль, который она издает, больше похож на крик боли, а не удовольствия. Когда женщина кончает, ее ногти царапают, сжимают и раздирают собственную плоть.
Вирджиния делает пометку в блокноте, мелким и аккуратным почерком. Поймав его взгляд, она улыбается.
Некоторое время спустя его пальцы впиваются в кожу ее ног, и он думает о синяках, которые непременно останутся, об этих, кажется, традиционных отметинах, какими бы временными они ни были. Биллу вдруг приходит в голову, что он, должно быть, ранит ее. На мгновение он застывает.
Но затем она издает низкий гортанный стон, и Билл напрочь забывает, о чем думал.
V. знаешь ли ты каково это быть единственным пассажиром
Вдали слышны громовые раскаты, звук нарастает, приближаясь, и это все, о чем Билл способен думать, конечно. День, когда его жизнь рухнет и сгорит, приобретет некое подобие символизма, как это ни банально. Обстановка кажется подходящей, почти судьбоносной: молния, сверкающая в окнах, дождь, который лупит по крыше, словно забивая гвозди в стену.
Билл елозит стаканом по полированной деревянной стойке, наблюдая, как плещется выпивка с каждым его движением. «Ничего не осталось», - внезапно думает он. В его кабинете больше нет отчаявшихся женщин, а в операционной - умирающих. Его жена была бы гораздо счастливее с кем-то другим. Исследованию конец. Двадцать лет работы коту под хвост, а Билл Мастерс заседает в баре с полным стаканом какой-то дряни, сильно смахивающей по вкусу на бензин.
- Я поеду домой, - говорит он Бартону и поднимается, чтобы уйти. Билл не может потерять свою решимость, он знает это, как собственное лицо, даже если в данный момент с трудом себя узнает.
Поначалу Билл бесцельно колесит по городу, потом едет в клинику. Здания здесь приземистые, белые, основательные. Они были до него и будут после, просто продолжат существовать. Весь остальной мир будет жить, и Бартон, и Либби, да и он сам.
И Вирджиния тоже будет жить. Он думает о ней, о ее маленьком домике, в котором никогда не был, детях, сидящих на кухне, Вирджинии, склонившейся над плитой, о ее руках, чересчур мозолистых для такого потенциала. Итан видел ее дом изнутри. Итан с детьми на кухне, или с Вирджинией в машине, или с Вирджинией в ее комнате…
Бил слышит, как разбивается стекло, будто раздаются звуки симфонии. Он не может потерять решимость, не сейчас, когда двадцать лет его жизни вылетают в трубу. Когда на обложке его исследования значится второе имя, той, в чьем доме он никогда не был. Не сейчас, даже когда он знает, что это неизбежно.
Билл покидает клинику навсегда, садится в машину, стискивает руль до побелевших костяшек. Прислушивается к стуку дождя по крыше машины, ровному, как барабанная дробь. Он едет домой.
Он не собьется с пути.
В мире существуют ужас, горе и страдание. Есть женщины, которые входят в его кабинет с налитыми кровью глазами, сжимая бесплодные животы, есть женщины, истекающие кровью на его операционном столе, и есть женщина на соседней кровати, с надеждой, которая застит глаза, словно пыль, пыль, пыль.
Это факты, все до единого, хотя чаще всего интерпретация искажает смысл. Билл Мастерс живет внутри фактов, он возводит свой дом в их ледяном, суровом, неоспоримом средоточии. У него нет проблем с интерпретацией. Билл не может себе позволить утратить решимость. Он давно решил, это может случаться со всеми остальными, но только не с ним.
В операционной ждут люди, ждут, когда великий Билл Мастерс ворвется и найдет выход. Чертов бог из машины для умирающей девушки, ее тело уже обречено, в тонком горле застряла дыхательная трубка. Он смотрит на них, оттягивая неизбежное. Смотрит точно так же, как и они на него – с кровью и ужасом в глазах.
Он делает глубокий вдох. Он открывает дверь.
II. глядя в окно на безмолвный снег
Либби напоминает ему солнце, у нее белокурые волосы и ясные глаза. Она молодая, красивая и живая, яркая и пылкая во всем, где способна себя проявить, кем потенциально может стать. Такая женщина, как Либби, рождена для материнства, чтобы любить, дарить и сиять. И всегда находится такой мужчина, как Билл, чтобы все разрушить.
- Мы попробуем еще раз, - говорит она ему, и в ее глазах столько надежды, что Биллу почти хочется умереть. - Правда, милый?
Он кивает. Он не открывает рта из страха, что правда выплеснется наружу, едкая, словно кислота, потому что такая женщина, как Либби, заслуживает лучшего, и он ей этого дать не может.
Красивая женщина берет Билла за руку, а он взамен что-то у нее отнимает, всегда, даже помимо желания.
Она улыбается:
- У нас будет ребенок, Билл. Я просто знаю это.
Ему холодно, и Билл ничего не может с этим поделать, разве что заморозить и ее. Он убирает руку, пока Либби не начала покрываться льдом.
- Конечно, - лжет он.
Уже спустя время ему приходит в голову, что, может быть, в конечном итоге она не так уж похожа на солнце.
III. машина пуста как велосипед
На месте пассажира сидит красивая женщина, и это не его жена.
- Все в порядке? – спрашивает Вирджиния с некоторой тревогой.
В отличие от других, она никогда не позволяет эмоциям проявляться в ее голосе, неизменно избегает их, глядя на него темными глазами, с широкой улыбкой протягивая через стол бледную тонкую руку. Иногда Билл думает о том, как сильно ему хочется взять ее за руку, а потом взять и ее, взять все, что есть, и он хочет, хочет, хочет.
- Все нормально.
Билл бросает взгляд на боковое зеркало, в котором отражаются фары другой машины. Вспышка света на мгновение ослепляет его. Когда он снова смотрит на дорогу, то видит звезды на мостовой.
Вирджиния поджимает губы, словно зная, что он лжет. Но в итоге кивает.
Больше он ей ничего не говорит. Больше она его ни о чем не спрашивает.
IV. прошлой ночью звезд было не счесть
Секс – это акт насилия. Вам так не кажется в момент происходящего, но за односторонним стеклом достаточно легко увидеть взаимосвязь. Билл - прежде всего исследователь, поэтому любые наблюдения, в целом и частности, могут быть полезны.
Мужчина по ту сторону стекла хватает и тянет свою партнершу за волосы, и вопль, который она издает, больше похож на крик боли, а не удовольствия. Когда женщина кончает, ее ногти царапают, сжимают и раздирают собственную плоть.
Вирджиния делает пометку в блокноте, мелким и аккуратным почерком. Поймав его взгляд, она улыбается.
Некоторое время спустя его пальцы впиваются в кожу ее ног, и он думает о синяках, которые непременно останутся, об этих, кажется, традиционных отметинах, какими бы временными они ни были. Биллу вдруг приходит в голову, что он, должно быть, ранит ее. На мгновение он застывает.
Но затем она издает низкий гортанный стон, и Билл напрочь забывает, о чем думал.
V. знаешь ли ты каково это быть единственным пассажиром
Вдали слышны громовые раскаты, звук нарастает, приближаясь, и это все, о чем Билл способен думать, конечно. День, когда его жизнь рухнет и сгорит, приобретет некое подобие символизма, как это ни банально. Обстановка кажется подходящей, почти судьбоносной: молния, сверкающая в окнах, дождь, который лупит по крыше, словно забивая гвозди в стену.
Билл елозит стаканом по полированной деревянной стойке, наблюдая, как плещется выпивка с каждым его движением. «Ничего не осталось», - внезапно думает он. В его кабинете больше нет отчаявшихся женщин, а в операционной - умирающих. Его жена была бы гораздо счастливее с кем-то другим. Исследованию конец. Двадцать лет работы коту под хвост, а Билл Мастерс заседает в баре с полным стаканом какой-то дряни, сильно смахивающей по вкусу на бензин.
- Я поеду домой, - говорит он Бартону и поднимается, чтобы уйти. Билл не может потерять свою решимость, он знает это, как собственное лицо, даже если в данный момент с трудом себя узнает.
Поначалу Билл бесцельно колесит по городу, потом едет в клинику. Здания здесь приземистые, белые, основательные. Они были до него и будут после, просто продолжат существовать. Весь остальной мир будет жить, и Бартон, и Либби, да и он сам.
И Вирджиния тоже будет жить. Он думает о ней, о ее маленьком домике, в котором никогда не был, детях, сидящих на кухне, Вирджинии, склонившейся над плитой, о ее руках, чересчур мозолистых для такого потенциала. Итан видел ее дом изнутри. Итан с детьми на кухне, или с Вирджинией в машине, или с Вирджинией в ее комнате…
Бил слышит, как разбивается стекло, будто раздаются звуки симфонии. Он не может потерять решимость, не сейчас, когда двадцать лет его жизни вылетают в трубу. Когда на обложке его исследования значится второе имя, той, в чьем доме он никогда не был. Не сейчас, даже когда он знает, что это неизбежно.
Билл покидает клинику навсегда, садится в машину, стискивает руль до побелевших костяшек. Прислушивается к стуку дождя по крыше машины, ровному, как барабанная дробь. Он едет домой.
Он не собьется с пути.
Ну и попытка "перевода" стихотворения.
Cсылкa на оригинал
УтроЯ должен тебе сказать
что люблю тебя неизменно
об этом я думаю серым
утром с привкусом смерти
во рту моем чаю
вечно жара недостает
и сигарета
потухла бордовый халат
холодит я нуждаюсь в тебе
глядя в окно
на безмолвный снег
Ночью в порту
автобусы светятся
как облака и я одинок
размышляя о флейтах.
По тебе я тоскую всегда
отправляясь на пляж
где песок влажный
будто бы от моих слез
хоть я никогда не плачу
храня тебя в сердце
с истинным юмором
можешь гордиться
парковка заполнена
до отказа и я стою
гремя ключами пуста
машина как велосипед
что тебя занимает сейчас
куда пойдешь на обед
много ли там
анчоусов
о тебе сложно думать
отдельно
твое одиночество
угнетает меня
Прошлой ночью звезд
было не счесть сегодня
снег их визитная карта
я не буду сердечен
нет ничего что способно
меня отвлечь музыка
всего лишь кроссворд
знаешь ли ты каково это
быть единственным
пассажиром если это оно
место вдали от меня
умоляю не уходи
* * *
А еще я начала переводить очередной фичок, да. Учитывая, что он длиннее предыдущих, и параллельно всякой другой фигней страдаю - ну, к Новому году закончу, лол. Зато интересно :).
Пять минут
Планировалось иллюстрацией к очередному фичку. Сначала примеривалась перевести, потом он показался мне уж слишком сахарным. Нивираятна! Но никогда не говори никогда, может, и возьмусь. Он тоже небольшой и несложный, на первый взгляд :).
Сама картинка, по правде, мне не нравится. Прошлая тоже криворыленькая, но вот прямо затискала бы, а эти какие-то стремные. Выход один: открыть новую страницу и нарисовать еще. Интересно, если я сделаю стопиисят скетчей, начну переходить в качество? Не факт, что их уже не стопиисят, правда .
Сказочка))
Я говорила, что больше не буду. Я соврала как обычно. Просто эта сиюминутная мысль о кроссовере тут же стала идеей и не давала покоя, требовалось оформить немедленно)). Спасибо, что сейчас отпуск, можно было спокойно посидеть над фичком.
Непостижимые бюрократы одолжены для полноты истории "у соседнего столика", так сказать :). Старалась обращаться с ними бережно, чтобы ничего не испортить, но в каждом шипперстве свои нюансы и фаноны. Заранее извиняюсь, если что не так)).
Действующие лица: Билл/Вирджиния, Гавриил/Вельзевул, Хастур.
АУ, стеб, крэк, пародия на отдельные моменты MoS, флафф, романтика во все поля, сказка, исторические неточности, натягивание совы на глобус и, наверное, ООС. В принципе, типичный суповой набор для меня, просто уже давно не штырило вот прямо настолько, лол.
Непостижимые бюрократы одолжены для полноты истории "у соседнего столика", так сказать :). Старалась обращаться с ними бережно, чтобы ничего не испортить, но в каждом шипперстве свои нюансы и фаноны. Заранее извиняюсь, если что не так)).
Действующие лица: Билл/Вирджиния, Гавриил/Вельзевул, Хастур.
АУ, стеб, крэк, пародия на отдельные моменты MoS, флафф, романтика во все поля, сказка, исторические неточности, натягивание совы на глобус и, наверное, ООС. В принципе, типичный суповой набор для меня, просто уже давно не штырило вот прямо настолько, лол.
То, что нельзя называть
Очень много букв
Офис Гавриила. На диване фиалкового цвета, не снимая ботинок, умащивается Вельзевул. Она лениво просматривает брошюру, на глянцевом развороте которой красуются указующий перст и надпись: «Верной дорогой».
Вельзевул (зевая): Как мило. Не одолжишь печатную машинку? Наша давно сломалась, а крови грешников на служебные записки не напасешься, да и утомительно жутко. (Снова зевает).
Гавриил (задумчиво глядя в окно): Да.
Вельзевул (покосившись на него с подозрением): Надеюсь, гарантия действует еще? А то старую машинку Цербер сожрал.
Гавриил (меланхолично): Ага.
Вельзевул: У тебя все в порядке?
Гавриил: А? Что? Носки ужа... ужасно тебе идут.
Вельзевул: Перестань! Я же вижу, что-то случилось. Опять волокита с чьим-то развоплощением?
Гавриил (оборачивается): Да нет. Скорее, наоборот.
Вельзевул (обреченно): Что натворили смертные на этот раз?
Гавриил: Научились размножаться каким-то нетрадиционным способом.
Вельзевул: То есть?
Гавриил (морщится): Да я не вникал особо. Какие-то... дети из имбирки, что ли. Смертные пытаются играть в Создателя, как обычно. Едва не попал в глупое положение, приняв донесение агента за Чудо Божье, вот и все. Еще и физиономия этого доктора Мастерса знакома до боли, не могу вспомнить, где видел.
Вельзевул (заинтригованно): Если донесения не врут, нам бы очень пригодился этот доктор.
Гавриил (смотрит на нее в некотором замешательстве с оттенком любопытства): Нам?
Вельзевул (слегка смущается): В широком смысле. Нам – то есть, нашим соратникам. Прилив свежей крови накануне войны и все такое… С традиционным размножением у демонов туговато. Да я и не поощряю, без того народ обленился по самое не хочу.
Гавриил (кивает): Я тоже. Вояк еще учить и муштровать. И с теми, что есть, уже охрип разъяснительные беседы проводить о пользе бега для физической оболочки. Бесполезно! Вон Азирафель торчит на земле почти шесть тысяч лет, казалось бы – гоняй вволю. А он сидит и поглощает… круглые плоские штуковины, поливая чем-то неаппетитно-вязким. Бр-р, как вспомню – так вздрогну.
Вельзевул (авторитетно): Это называется блины. Кроули придумал.
Гавриил: Странно. Мне докладывали, что Азирафель.
Вельзевул: В любом случае, гадость редкая, соглашусь.
Гавриил (хлопнув себя по лбу): Азирафель! Вот на кого похож этот ре... проктолог!
Вельзевул (усмехаясь): Ну, раз качество подкачало с обеих сторон – значит, в итоговом поединке все решит количество. Рано или поздно твой доктор будет наш. И, может быть, окажется очень даже полезен.
Гавриил (хмыкает): С чего такая уверенность? На грех чревоугодия с некоторых пор начали закрывать глаза, что меня возмущает, честно говоря. Но даже если этот Мастерс налегает на блины по примеру своего двойника, это не повод сразу же отправлять его в Ад.
Вельзевул: Ну, хорошо, как насчет греха гордыни? Игры в Бога, вот это все?
Гавриил (пожимает плечами): Иногда Бог поощряет прогресс в самых причудливых и загадочных проявлениях. Вполне возможно, для доктора сделают исключение. Того же Зингера приняли к нам, лично я очень одобряю подобный выбор!
Слегка приосанивается, демонстрируя новенький пепельно-серый костюм. Ослепительно сияющие пуговицы Вельзевул успела сосчитать, едва очутилась у него в кабинете.
Вельзевул (откладывает брошюру и прищуривается, стараясь не смотреть на маленькие блестящие диски): Что ж, смертных грехов, как известно, семь. Уж на чем-нибудь одном доктор да попадется!
* * *
Адский офис для переговоров. Облезлые стены, ветхая колченогая мебель, вся в пыли веков и глубоких зазубринах – очевидно, тут регулярно точили когти, а иногда и клыки.
Хастур (поправляя жабу на голове, одобрительно ухмыляется девушке напротив): Я вижу, есть результат?
Вирджиния (чиркает длинным ногтем о край закопченного стола и прикуривает): Ну, задача была не такая уж трудная, по правде говоря. Дальше пойдет сложнее.
Хастур: В смысле – дальше? Грех прелюбодеяния, все по форме. Этот докторишка теперь наш с потрохами. Вот бланк, предпоследний урвал, почти не пожеванный. Сиди, отчитывайся, у нас для тебя следующее задание на очереди.
Вирджиния: Ты не понял. Это не прелюбодеяние, а вклад в современную науку о сексе. Мастерс проводит революционное исследование, и я – его ассистент! (Гордо выпячивает грудь). Между нами высокие деловые отношения, любовью тут и не пахнет.
Хастур (слегка сбитый с толку): Что ты мне лапшу вешаешь, а? Какая разница, чем там у вас пахнет? Сколько других мужей своим женам изменяло, никто у них об этой твоей… э-э, любви не спрашивал! В Ад, значит, в Ад!
Вирджиния (мечтательно): То другие, а Билл не такой… Он серьезный ученый. И книгу пишет, а я, между прочим, вдохновляю и помогаю ценными советами. Вот ты, например, хоть одну книгу прочел? Не говоря уже о том, чтобы написать.
Хастур (не верит собственным ушам): Сдается мне, Джин, ты малость того, увлеклась... Какие книги? Нас тут регулярно дерьмом заливает по самое не балуйся, а она витает черт знает где! Работа закончена – и точка.
Жаба на его голове согласно подквакивает.
Вирджиния (пожимает плечами): Ну, если хочешь рискнуть и позволить Мастерсу попасть в Рай – валяй, а я умываю руки. Посмотрим, что на это скажет Вельзевул.
Хастур (возмущается не на шутку): В Рай?! Да на каком таком основании?
Вирджиния: За самоотверженный вклад в науку ради высшей цели! О, ты его не знаешь, Билл себя не щадит, готов умерщвлять плоть до посинения, а мы еще только начали… Но я его достану, будь уверен.
Хастур (терзаемый смутными сомнениями): Что-то больно сложно у тебя получается. Как мы поймем, что клиент наш, если обычные правила, по-твоему, не действуют?
Вирджиния: Признание, например. Серенада в мою честь, миллион алых роз… Ты за кого меня принимаешь? Уж я-то пойму, когда оформлять пора!
Хастур (по-прежнему смотрит на нее с недоверием): Хорошо бы, конечно.
* * *
Дом специального агента Джонсон, он же конспиративная квартира №66.
Билл (стоя на крыльце под струями дождя, смотрит на Вирджинию с неизбывной тоской): Я понял, что не могу жить... Не могу жить без тебя.
Из кустов доносится ликующий квак. Вирджиния быстренько втаскивает Мастерса в дом и захлопывает дверь.
* * *
Глухая полночь. Хастур нервно курит у крыльца, устав таиться, и явно уже подумывает взять конспиративную квартиру штурмом. Наконец дверь отворяется. Пошатываясь, на порог выбредает Вирджиния.
Хастур (набрасывается на нее): Ну, сколько можно ждать?! Дело сделано, давай уже с вещами на выход.
Вирджиния: Что сделано-то? Никто мне в любви еще не клялся, между прочим.
Хастур: Ты шутишь, да? Мы с Лигуром вчера штук сто этих, как их… мылодрам отсмотрели. Каждая пятая заканчивалась точно так же. Чем вы там полночи занимались, интересно? Ах, да! Работали.
Вирджиния (невозмутимо): А что делать? Билла уволили из клиники за слишком передовые взгляды, жить он без работы не может, а я – ключевое звено предприятия. В общем, пришлось пока перенести наши научные изыскания на дом. Очень современно, я тебе скажу!
Хастур мрачно сплевывает.
* * *
Холл отеля «Парк Плаза». Билл с Вирджинией сидят друг напротив друга, улыбаясь просветленно и загадочно.
Вирджиния: Ну, это…
Билл: Это было…
Вирджиния: Потрясающе.
Билл: … необычно. (Пристально вглядывается в нее, отчего специальному агенту Джонсон становится не по себе).
Вирджиния (усиленно продолжая улыбаться): Необычно, потому что без проводов. И места больше. И нет риска, что ворвется какой-нибудь заблудший лаборант.
Билл (смущенно): И все же это было совсем не похоже на работу, Вирджиния. Мне показалось…
Развесистая пальма в углу издает злорадное хихиканье.
Вирджиния (поспешно переходит на шепот): Билл, послушай. У нас может быть роман, если хочешь. Банальный роман, как у миллиона людей. Что в этом интересного? То, что между нами – гораздо больше любовной интрижки. Это – работа!
Билл (в легком трансе наблюдает за шевелением губ, очень отдаленно вникая в смысл сказанного): Работа. Да. Работа не ждет.
Вирджиния (ласково кивает): Совершенно с тобой согласна.
* * *
Номер отеля «Парк Плаза». Билл с Вирджинией предаются безудержному и разнообразному разврату на зависть закоренелым грешникам.
Хастур (сиплым шепотом из-под кровати): Ты издеваешься, что ли? Это… это ж форменный англитер, извиняюсь за выражение! Какая к чертям работа?
Жаба зычно подквакивает, выражая суровое осуждение.
Билл с Вирджинией слишком заняты, чтобы отвлекаться на посторонние звуки.
* * *
Билл (задумчиво): Хм, вроде бы я слышал голоса? Стены тут значительно тоньше, чем представлялось. Надеюсь, мы не перебудим всех соседей. Никогда не знаешь, на кого наткнешься в этих гостиницах. Могу поклясться, что в прошлый раз видел здесь бывшего декана с какой-то юной блондинкой. Отменная физическая форма старика радует, конечно, а с другой стороны – довольно-таки неловко.
Вирджиния (выхватывает блокнот и секундомер): Кстати, о деканах. Мы с тобой давно уже не вели записей и подсчетов! Давай, снимай штаны.
Билл (придвигается ближе): Не хочу.
Вирджиния (улыбаясь): Ладно, твои предложения? В прошлый раз первой была я, мы же должны чередоваться, как считаешь?
Билл (очень серьезно): Я хочу тебя поцеловать.
Вирджиния (немного теряясь): А может, не надо?
Билл: Почему?
Вирджиния (колеблется): Не знаю… Вдруг я размякну и впаду в экзистенциальную тоску?
Билл (обнимает ее): Что ж, давай проверим.
* * *
Сумерки. Специальный агент Джонсон бредет по городу, объятый экзистенциальной тоской, ощущая пустоту и жестокую бессмысленность мироздания.
Вирджиния (вздыхая): Соблазнить парочку смертных, что ли? Поднять боевой демонический дух…
* * *
Дом Вирджинии Джонсон. Ночь. Улица. Фонарь. Хастур.
Вирджиния: Извини, что не приглашаю, дружище. После тебя гостиную полдня проветривать приходится.
Хастур (отшвыривает окурок): Знаешь, что? Недолго тебе тут осталось. Можешь радоваться, эти чертовы бурокрыты до сих пор не подписали приказ об увольнении. Но ты допрыгалась, так и знай!
Вирджиния (закатывает глаза): Ой, подумаешь, в Аду койко-место прибавилось, какая трагедия!
Хастур (бушует): Бесполезный мусор!
Вирджиния: Зря ты так. Очень приятный юноша. Большой знаток моды, корсеты продает по соседству с нашим офисом.
Хастур: Я тебе кто, Гавриил? На черта в аду мода сдалась, ты видела, в чем народ ходит?
Вирджиния (вздыхает): Может, пора уже высунуть нос из зад… каменного века?
Хастур: Не заговаривай мне зубы. Задание провалила? Провалила. Будешь теперь сама Вельзевул отчитываться, я тебя прикрывать не собираюсь.
Вирджиния (вскидывает голову): А кто сказал, что я его провалила? Ты погоди, сейчас Билл как взревнует люто, сам ко мне приползет на коленях с букетом в зубах. Как миленький!
* * *
Дом Вирджинии Джонсон. Ночь. Улица. Фонарь. Флэшбек.
Мастерс люто ревнует, посылает Вирджинию далеко, всерьез и надолго, с головой уходит в работу и торжественно клянется себе родной мамой, папой и Улиссом: больше ни за что и никогда. Чуть позже выясняется, что и ни с кем.
* * *
Два года спустя. Гостиная в доме почти отставного агента Джонсон.
Вирджиния: Ну, как там приказ? Не подписали еще?
Хастур: Очень смешно. Хотя и тебе похвастаться нечем, я вижу.
Вироджиния (закусив губу): Это пока что.
Хастур (усмехается, потягивая Кровавую Мэри): Даже новичок справился бы с такой простой задачей. Как там про старуху и разруху?.. Да что говорить, я бы сам лучше справился!
Вирджиния (морщится): Только не начинай про своих красоток и Папу Римского. Скучища смертная!
Хастур: Может, и скучища, зато фефект сразу и налицо! Не то что твои сомнительные вериги.
Вирджиния (кисло): Интриги…
Хастур: Неважно! С этого момента я все беру на себя. Зуб даю, через месяц твой неприступный доктор наш будет.
Вирджиния: Ха-ха, удачи тебе и твоим красоткам. Да Билл и смотреть ни на кого не станет после меня. А даже и посмотрит – сделать ничего не сможет все равно. (Мрачно улыбается). И только я способна его вылечить!
Хастур (вздыхает): Врешь ты все.
* * *
Ночь. Офис. Настольная лампа. Билл.
Вирджиния решительно входит без стука, с ключами в руках.
Билл (нервно): Я занят, Вирджиния. Поговорим завтра, если это не срочно.
Вирджиния: Ты не можешь продолжать вечно.
Билл (картинно скрещивает руки на груди): Что продолжать?
Вирджиния: Злиться на меня. И с какой стати, спрашивается? Я не имею права на личную жизнь, что ли?
Билл (встает со стула, взволнованно): То есть, одного меня тебе мало уже? Не хватает остроты ощущений? Надо заполнить пустоту какими-то проходимцами вроде Кенни, Бенни, Винни… И как у них получается Лежащий Лотос, успешно?
Вирджиния: Шелли. И нет. В смысле, мы его не пробовали, если тебя настолько беспокоит именно это.
Билл: О, я счастлив! А что беспокоит лично тебя, не скажешь? (Глядя ей в глаза): Что, поцелуй был настолько ужасен? Стоило сразу сказать, между прочим. Всегда ведь говорила, если что-то не так. Мы могли бы больше практиковаться.
Вирджиния (мучительно краснеет и сглатывает комок): Все так.
Билл (подходит к ней вплотную): Тогда в чем дело? Я был о тебе лучшего мнения, Джинни. С первого взгляда было ясно, что ты - та единственная, кого я искал всю жизнь. Ты была для меня путеводной звездой во мраке неверия и невежества, понимала и поддерживала, как никто другой! Откуда это вероломство, ужасное предательство и попрание идеалов нашего сексуально-интеллектуального единства?
Вирджиния (спохватывается и резко отталкивает его): Ну, знаешь! Святой выискался. Сам каждый день преспокойно возвращается к жене, а я? У меня же… никого нет, кроме тебя!
Билл: Если кто-то каждый день возвращается к кому-то, это не значит, что он не одинок, Джинни! И вообще, я давно хочу тебе сказать…
Совсем рядом глухо всхлипывают. Это глубоко растроганная амфибия на голове у Хастура пускает скупую жабью слезу. Демон яростно скрипит зубами за шторой, разрываясь между желанием дать Мастерсу в глаз и позволить специальному агенту наконец довести задание до победного конца.
Виржиния (бросается вперед и порывисто обнимает Билла за шею, попутно всучив ключи): Это от нашего старого номера в «Парк Плаза». Не придешь – сам виноват, лечись хоть до скончания времен, все равно не поможет! (Замогильным шепотом): И никогда не пытайся ни в чем признаваться, слышишь? Никогда! Иначе больше меня не увидишь.
Выбегает прочь, оставив доктора смотреть ей вслед со сложным лицом и полузабытым волнением в чреслах. Демон тихо изрыгает проклятия, но Мастерс решительно его игнорирует.
* * *
Десять лет спустя.
Вирджиния уныло пакует чемоданы, стараясь не смотреть на Хастура, который непривычно бодр и весел для князя Ада.
Хастур: Лучше поздно, чем никогда! Верно, Джин? Вот он, приказ, по всем правилам составлен, даже бумага чистая. Облизанная лично мною. Дезинспекция!
Вирджиния (мрачно): Угу.
Хастур (снисходительно): Слушай, да плюнь ты на эту скотину бесчувственную. Не понимаю, что ты в нем разглядела, тоже мне, герой-любовник. Небось, у нас в Аду не хуже. (Приосанивается).
Вирджиния: Угу.
Хастур: Дьявол, я сейчас мотнусь да испепелю этого мерзкого докторишку к чертовой бабушке! И плевать на все!
Вирджиния: Угу…
Билл (врывается в растрепанном виде и чувствах ): Джинни, не уходи! Пожалуйста!
Хастур (хищно): Ага! Очень кстати!
Билл, в который раз не обращая на него внимания, устремляется к Вирджинии, спотыкаясь о разбросанные повсюду вещи.
Вирджиния (устало): Зря пришел. Я не передумаю, что бы ты ни сказал. Что бы ни…
Билл: Вирджиния, я люблю тебя!!
На мгновение гостиную озаряет потусторонний свет. Раздается оглушительный раскат грома.
Вирджиния: НЕ-Е-Е-Е-Т!
Хастур: НЕ-Е-Е-ЕТ! (Спохватывается и мрачно сопит, переполненный смешанными чувствами).
Билл: НЕ-Е-Е-ЕТ!.. Кхм, погодите, что ж так орать… Нет. Ты выслушаешь меня сейчас, Вирджиния. Мне надоели эти дурацкие игры. Я люблю тебя, ты любишь меня, и не смей врать! Уж за столько лет даже такой идиот как я мог догадаться!
Вирджиния (стонет): А ты и правда идиот, Билл… Какого черта? Я же тебя предупреждала! (Закрывает лицо руками и горько плачет).
Хастур (запоздало прозревая): Стой, что ты говоришь?..
Жаба сочувственно подквакивает, очевидно, всем сразу.
Билл (пытается обнять Вирджинию, но та не дается): Может, расскажешь, наконец? Ты что, и впрямь тайный агент под прикрытием, с отравленной ручкой и пистолетом за подвязкой?
Вирджиния: Ага. Только яд у меня в кольце – увы, неоригинально.
Билл: Эм?..
Вирджиния (взрывается): Что тут рассказывать?! Да, я секретный агент. А ты попадешь в Ад, поздравляю! Конец истории! (Утыкается ему в плечо и продолжает рыдать, не в силах остановиться).
Хастур в сердцах пожирает приказ об увольнении и ретируется, прихватив недопитый коньяк. На минуту воцаряется тишина, которую нарушает лишь прерывистое сопение Вирджинии.
Билл (осторожно): И это все?
Вирджиния (глухо): Ты вообще слышал, что я сказала?
Билл: Насчет секретного агента? После наших ролевых игр, честно говоря, меня трудно чем-то шокировать. Извини.
Вирджиния: Да нет же, дубина! Что ты попадешь в Ад! Настоящий Ад! Куда отправляются все грешники, коммивояжеры и большинство музыкантов.
Билл (улыбается): Что ж, музыканты – не так и плохо. Да и коммивояжеры не все ужасны, один из моих дядьев занимался сбытом градусников, стетоскопов и презервативов, неизгладимое впечатление… Но ты же знаешь, я не верю в эту чушь про кипящие котлы и рогатых чертей.
Вирджиния (поднимает на него заплаканное лицо и шмыгает носом): Ну и не верь. Ад – это все равно что большущий, темный, унылый сортир, где вечно капает с потолка и бегают крысы величиной с енота.
Билл: Весьма напоминает больницу, где я проходил первую практику.
Вирджиния: Думаешь, я шучу? Ты проведешь в этой клоаке целую вечность… из-за меня. (Отчаянно всхлипывает).
Билл (терпеливо): Почему из-за тебя?
Вирджиния: Потому что я - демон. Демон-суккуб, что тут непонятного?
Билл (пытается подыграть): И тогда по законам жанра я буду ангелом, так?
Вирджиния (смотрит на него с неподдельным ужасом): Сплюнь!
Билл: Хорошо, допустим, я на секунду поверю, что у тебя все в порядке с головой. И у меня тоже…
Вирджиния (зловеще): Билл, еще одно слово, и я тебя укушу. Ты можешь напрячься и представить, что мир гораздо шире, чем кажется изнутри твоего кабинета?
Билл (сдается): Ну ладно, представлю, если настаиваешь. Я же все равно там окажусь только после смерти, правильно? А до этого печального события могу преспокойно жить своей жизнью?
Вирджиния: Да, но... (Критически оглядывает его с головы до ног). Положим, лет тридцать у тебя есть в запасе. Я даже могу задержать процесс дряхления, но увы: не в моей власти продлить человеческую жизнь. Прости.
Билл: А ты?
Вирджиния (тупо): Что я?
Билл (тихо): Ты можешь остаться со мной? Либби еще вчера подала на развод, я все ей рассказал. Выяснилось, она и так знала, как ни странно.
Вирджиния (начиная понимать, к чему он клонит): Я не… Вообще, трудно сказать. Если Вельзевул позволит. В конце концов, я же выполнила задание! Вроде как. Заслужила отпуск на четверть века, ха-ха. (Смущенно улыбается).
Билл: А потом ты вернешься домой, так?
Вирджиния: Определенно.
Билл (подытоживает): Значит, мы все равно будем вместе. Подумаешь, Ад. Не конец света же!
Вирджиния (вздыхает с огромным облегчением): Ты ведь и так уже знаешь, как я люблю тебя, правда?
Билл (заключает ее в полноценные объятия и широко улыбается): Может быть. Но это не считается. Я все еще жду официального заявления. С вами, секретными агентами, без железных доказательств не обойтись.
* * *
Дикий пляж на закате. Вельзевул и Гавриил сидят на песке, подстелив хламиду из морально устаревшего ангельского гардероба времен сотворения мира. Тесно прижавшись друг к другу, они созерцают багровое небо, слушают шелест волн и умиротворяющее жужжание мух.
Вельзевул: Тебе там часом ретродуктологи не требуются?
Гавриил: Кто-кто?
Вельзевул: Ну, чтобы воинов новых наклепать, например. Скоро же Армагеддон, решающая битва. На равных, так сказать. А я взамен у тебя ноут одолжу. О мой старый самоубился очередной сантехник, пришедший трубы ремонтировать. Если точнее, они самоубились друг о друга...
Гавриил: Вот оно что? Твой гениальный ученый оказался не настолько полезен, как ожидалось? (Тихонько посмеивается, но его глаза смотрят на нее с нежностью, от которой у Вельзевул на секунду сводит живот).
Вельзевул: Он утверждает, что все дело в наших генах и хромосомах… Я не очень поняла, но если коротко: демонов можно размножать почкованием. Этих Эриков, похожих между собой, как отчеты из отдела наглядной агитации, у нас уже под сотню.
Гавриил: И что же тебя не устраивает?
Вельзевул (жалобно): Да тупые, как полено. Услужливые, но кретины редкие. Разве что на подножный корм Церберу годятся, куда там воевать… Хотя нет, нельзя кормить пса всякой гадостью. Но Мастерс упорно продолжает их выводить, надеясь на чудо.
Гавриил (хмыкает): И ты решила спихнуть проблемку мне, да? Отличный план! Спасибо, своих дураков хватает... Почему ты ему не запретишь?
Вельзевул: Да не знаю… Творческую личность лучше держать при деле, иначе другое найдет. Он и так все свободное время проводит с женой-суккубом. Я бы от этой сладкой парочки с удовольствием избавилась. Один из моих демонов жутко ревнует, как бы чего не вышло. Бунт нам совершенно ни к чему.
Гавриил (понимающе кивает): Ага, еще одна фракция усложнит ситуацию, особенно в преддверии…
Вельзевул: О, да. Перегрызут друг другу глотки, а остальным убирай, подтирай и строчи километровые отчеты.
Гавриил: И это тоже. (С любопытством): А что значит – ревнует?
Вельзевул (слегка растерявшись): Ну… Ревнует и все. Как объяснить? Представь, что Маме, к примеру, кто-то другой дороже тебя.
Гавриил (задумчиво): Хм.
Вельзевул: Или вот, например, вообрази, что я пошла на свидание не с тобой, а скажем… Сандальфоном.
Гавриил (напряженно пытается вообразить): Хм?
Вельзевул (сдается): Ладно, забудь.
Гавриил (после неловкой паузы): А что если отправить их назад не землю? Нечего портить нам политический климат своими странными идеями.
Вельзевул (в сомнении): Ну… Это как-то не по правилам. В плохом смысле. Разве только ты попробуешь испросить высочайшего разрешения у Бога. (Широко ухмыляется).
Гавриил (вздыхает): Она давно не отвечает никому. И мне тоже. Но я попробую, если хочешь. В рай этих твоих ретивых я точно не приму, даже по протекции. Очень уж физиономия доктора, если правильно помню, смахивает на одного нашего ангела. Еще перепутают в канцелярии формуляры – до конца света будем разгребать беспорядок.
Вельзевул (легонько целует его в щеку): Ты сегодня такой добрый, не к добру явно!
Они устраиваются на ночлег, укрывшись ветхой хламидой. Не для того, чтобы защититься от холода – просто так уютней лежать бок о бок и смотреть на звезды.
Гавриил (утыкаясь носом ей в шею, бормочет сонным голосом): Но ты ведь не пошла бы, правда?
Вельзевул (зевает): Куда?
Гавриил: На свидание с Сандаль... С кем-то другим? Ведь не пошла бы?
Она чувствует, как на секунду замирает его дыхание, пока Гавриил ждет ответа. Ангелам не нужен воздух, чтобы существовать. Но они могут вдыхать его и выдыхать, если захотят. И это очень приятно, а иногда щекотно.
Вельзевул: Конечно, нет.
Гавриил расслабляется и обнимает ее, плавно погружаясь в сон.
Ни ангелам, ни демонам вовсе не обязательно спать для поддержания сил. Но они могут это делать, если захотят. Потому что засыпать и просыпаться вместе – часть их повседневного ритуала, чего-то привычного и странного, удивительного и волнующего, чему Вельзевул до сих пор не может подобрать определение. Она точно знает, что есть какое-то слово, совсем короткое – даже слишком. Вряд ли оно способно передать или объяснить внезапное желание расхохотаться посреди скучного собрания только для того, чтобы насладиться выражением перекошенных рож подчиненных. Или непреодолимое влечение к пончикам с корицей. Или радость от ощущения свежего ветра после затхлого кабинета, пропахшего плесенью… Нет, запах плесени был прекрасен, гораздо удивительней было вдруг обнаружить, что ей нравятся и совсем другие вещи. Вещи, которые она… Точно ведь было какое-то слово. Может, Вельзевул его даже знала, просто забыла давным-давно.
«Надо будет завтра спросить у Билла, - думает она, засыпая. – В конце концов, он же ученый. Должен разбираться в подобных вещах».
Вельзевул (зевая): Как мило. Не одолжишь печатную машинку? Наша давно сломалась, а крови грешников на служебные записки не напасешься, да и утомительно жутко. (Снова зевает).
Гавриил (задумчиво глядя в окно): Да.
Вельзевул (покосившись на него с подозрением): Надеюсь, гарантия действует еще? А то старую машинку Цербер сожрал.
Гавриил (меланхолично): Ага.
Вельзевул: У тебя все в порядке?
Гавриил: А? Что? Носки ужа... ужасно тебе идут.
Вельзевул: Перестань! Я же вижу, что-то случилось. Опять волокита с чьим-то развоплощением?
Гавриил (оборачивается): Да нет. Скорее, наоборот.
Вельзевул (обреченно): Что натворили смертные на этот раз?
Гавриил: Научились размножаться каким-то нетрадиционным способом.
Вельзевул: То есть?
Гавриил (морщится): Да я не вникал особо. Какие-то... дети из имбирки, что ли. Смертные пытаются играть в Создателя, как обычно. Едва не попал в глупое положение, приняв донесение агента за Чудо Божье, вот и все. Еще и физиономия этого доктора Мастерса знакома до боли, не могу вспомнить, где видел.
Вельзевул (заинтригованно): Если донесения не врут, нам бы очень пригодился этот доктор.
Гавриил (смотрит на нее в некотором замешательстве с оттенком любопытства): Нам?
Вельзевул (слегка смущается): В широком смысле. Нам – то есть, нашим соратникам. Прилив свежей крови накануне войны и все такое… С традиционным размножением у демонов туговато. Да я и не поощряю, без того народ обленился по самое не хочу.
Гавриил (кивает): Я тоже. Вояк еще учить и муштровать. И с теми, что есть, уже охрип разъяснительные беседы проводить о пользе бега для физической оболочки. Бесполезно! Вон Азирафель торчит на земле почти шесть тысяч лет, казалось бы – гоняй вволю. А он сидит и поглощает… круглые плоские штуковины, поливая чем-то неаппетитно-вязким. Бр-р, как вспомню – так вздрогну.
Вельзевул (авторитетно): Это называется блины. Кроули придумал.
Гавриил: Странно. Мне докладывали, что Азирафель.
Вельзевул: В любом случае, гадость редкая, соглашусь.
Гавриил (хлопнув себя по лбу): Азирафель! Вот на кого похож этот ре... проктолог!
Вельзевул (усмехаясь): Ну, раз качество подкачало с обеих сторон – значит, в итоговом поединке все решит количество. Рано или поздно твой доктор будет наш. И, может быть, окажется очень даже полезен.
Гавриил (хмыкает): С чего такая уверенность? На грех чревоугодия с некоторых пор начали закрывать глаза, что меня возмущает, честно говоря. Но даже если этот Мастерс налегает на блины по примеру своего двойника, это не повод сразу же отправлять его в Ад.
Вельзевул: Ну, хорошо, как насчет греха гордыни? Игры в Бога, вот это все?
Гавриил (пожимает плечами): Иногда Бог поощряет прогресс в самых причудливых и загадочных проявлениях. Вполне возможно, для доктора сделают исключение. Того же Зингера приняли к нам, лично я очень одобряю подобный выбор!
Слегка приосанивается, демонстрируя новенький пепельно-серый костюм. Ослепительно сияющие пуговицы Вельзевул успела сосчитать, едва очутилась у него в кабинете.
Вельзевул (откладывает брошюру и прищуривается, стараясь не смотреть на маленькие блестящие диски): Что ж, смертных грехов, как известно, семь. Уж на чем-нибудь одном доктор да попадется!
* * *
Адский офис для переговоров. Облезлые стены, ветхая колченогая мебель, вся в пыли веков и глубоких зазубринах – очевидно, тут регулярно точили когти, а иногда и клыки.
Хастур (поправляя жабу на голове, одобрительно ухмыляется девушке напротив): Я вижу, есть результат?
Вирджиния (чиркает длинным ногтем о край закопченного стола и прикуривает): Ну, задача была не такая уж трудная, по правде говоря. Дальше пойдет сложнее.
Хастур: В смысле – дальше? Грех прелюбодеяния, все по форме. Этот докторишка теперь наш с потрохами. Вот бланк, предпоследний урвал, почти не пожеванный. Сиди, отчитывайся, у нас для тебя следующее задание на очереди.
Вирджиния: Ты не понял. Это не прелюбодеяние, а вклад в современную науку о сексе. Мастерс проводит революционное исследование, и я – его ассистент! (Гордо выпячивает грудь). Между нами высокие деловые отношения, любовью тут и не пахнет.
Хастур (слегка сбитый с толку): Что ты мне лапшу вешаешь, а? Какая разница, чем там у вас пахнет? Сколько других мужей своим женам изменяло, никто у них об этой твоей… э-э, любви не спрашивал! В Ад, значит, в Ад!
Вирджиния (мечтательно): То другие, а Билл не такой… Он серьезный ученый. И книгу пишет, а я, между прочим, вдохновляю и помогаю ценными советами. Вот ты, например, хоть одну книгу прочел? Не говоря уже о том, чтобы написать.
Хастур (не верит собственным ушам): Сдается мне, Джин, ты малость того, увлеклась... Какие книги? Нас тут регулярно дерьмом заливает по самое не балуйся, а она витает черт знает где! Работа закончена – и точка.
Жаба на его голове согласно подквакивает.
Вирджиния (пожимает плечами): Ну, если хочешь рискнуть и позволить Мастерсу попасть в Рай – валяй, а я умываю руки. Посмотрим, что на это скажет Вельзевул.
Хастур (возмущается не на шутку): В Рай?! Да на каком таком основании?
Вирджиния: За самоотверженный вклад в науку ради высшей цели! О, ты его не знаешь, Билл себя не щадит, готов умерщвлять плоть до посинения, а мы еще только начали… Но я его достану, будь уверен.
Хастур (терзаемый смутными сомнениями): Что-то больно сложно у тебя получается. Как мы поймем, что клиент наш, если обычные правила, по-твоему, не действуют?
Вирджиния: Признание, например. Серенада в мою честь, миллион алых роз… Ты за кого меня принимаешь? Уж я-то пойму, когда оформлять пора!
Хастур (по-прежнему смотрит на нее с недоверием): Хорошо бы, конечно.
* * *
Дом специального агента Джонсон, он же конспиративная квартира №66.
Билл (стоя на крыльце под струями дождя, смотрит на Вирджинию с неизбывной тоской): Я понял, что не могу жить... Не могу жить без тебя.
Из кустов доносится ликующий квак. Вирджиния быстренько втаскивает Мастерса в дом и захлопывает дверь.
* * *
Глухая полночь. Хастур нервно курит у крыльца, устав таиться, и явно уже подумывает взять конспиративную квартиру штурмом. Наконец дверь отворяется. Пошатываясь, на порог выбредает Вирджиния.
Хастур (набрасывается на нее): Ну, сколько можно ждать?! Дело сделано, давай уже с вещами на выход.
Вирджиния: Что сделано-то? Никто мне в любви еще не клялся, между прочим.
Хастур: Ты шутишь, да? Мы с Лигуром вчера штук сто этих, как их… мылодрам отсмотрели. Каждая пятая заканчивалась точно так же. Чем вы там полночи занимались, интересно? Ах, да! Работали.
Вирджиния (невозмутимо): А что делать? Билла уволили из клиники за слишком передовые взгляды, жить он без работы не может, а я – ключевое звено предприятия. В общем, пришлось пока перенести наши научные изыскания на дом. Очень современно, я тебе скажу!
Хастур мрачно сплевывает.
* * *
Холл отеля «Парк Плаза». Билл с Вирджинией сидят друг напротив друга, улыбаясь просветленно и загадочно.
Вирджиния: Ну, это…
Билл: Это было…
Вирджиния: Потрясающе.
Билл: … необычно. (Пристально вглядывается в нее, отчего специальному агенту Джонсон становится не по себе).
Вирджиния (усиленно продолжая улыбаться): Необычно, потому что без проводов. И места больше. И нет риска, что ворвется какой-нибудь заблудший лаборант.
Билл (смущенно): И все же это было совсем не похоже на работу, Вирджиния. Мне показалось…
Развесистая пальма в углу издает злорадное хихиканье.
Вирджиния (поспешно переходит на шепот): Билл, послушай. У нас может быть роман, если хочешь. Банальный роман, как у миллиона людей. Что в этом интересного? То, что между нами – гораздо больше любовной интрижки. Это – работа!
Билл (в легком трансе наблюдает за шевелением губ, очень отдаленно вникая в смысл сказанного): Работа. Да. Работа не ждет.
Вирджиния (ласково кивает): Совершенно с тобой согласна.
* * *
Номер отеля «Парк Плаза». Билл с Вирджинией предаются безудержному и разнообразному разврату на зависть закоренелым грешникам.
Хастур (сиплым шепотом из-под кровати): Ты издеваешься, что ли? Это… это ж форменный англитер, извиняюсь за выражение! Какая к чертям работа?
Жаба зычно подквакивает, выражая суровое осуждение.
Билл с Вирджинией слишком заняты, чтобы отвлекаться на посторонние звуки.
* * *
Билл (задумчиво): Хм, вроде бы я слышал голоса? Стены тут значительно тоньше, чем представлялось. Надеюсь, мы не перебудим всех соседей. Никогда не знаешь, на кого наткнешься в этих гостиницах. Могу поклясться, что в прошлый раз видел здесь бывшего декана с какой-то юной блондинкой. Отменная физическая форма старика радует, конечно, а с другой стороны – довольно-таки неловко.
Вирджиния (выхватывает блокнот и секундомер): Кстати, о деканах. Мы с тобой давно уже не вели записей и подсчетов! Давай, снимай штаны.
Билл (придвигается ближе): Не хочу.
Вирджиния (улыбаясь): Ладно, твои предложения? В прошлый раз первой была я, мы же должны чередоваться, как считаешь?
Билл (очень серьезно): Я хочу тебя поцеловать.
Вирджиния (немного теряясь): А может, не надо?
Билл: Почему?
Вирджиния (колеблется): Не знаю… Вдруг я размякну и впаду в экзистенциальную тоску?
Билл (обнимает ее): Что ж, давай проверим.
* * *
Сумерки. Специальный агент Джонсон бредет по городу, объятый экзистенциальной тоской, ощущая пустоту и жестокую бессмысленность мироздания.
Вирджиния (вздыхая): Соблазнить парочку смертных, что ли? Поднять боевой демонический дух…
* * *
Дом Вирджинии Джонсон. Ночь. Улица. Фонарь. Хастур.
Вирджиния: Извини, что не приглашаю, дружище. После тебя гостиную полдня проветривать приходится.
Хастур (отшвыривает окурок): Знаешь, что? Недолго тебе тут осталось. Можешь радоваться, эти чертовы бурокрыты до сих пор не подписали приказ об увольнении. Но ты допрыгалась, так и знай!
Вирджиния (закатывает глаза): Ой, подумаешь, в Аду койко-место прибавилось, какая трагедия!
Хастур (бушует): Бесполезный мусор!
Вирджиния: Зря ты так. Очень приятный юноша. Большой знаток моды, корсеты продает по соседству с нашим офисом.
Хастур: Я тебе кто, Гавриил? На черта в аду мода сдалась, ты видела, в чем народ ходит?
Вирджиния (вздыхает): Может, пора уже высунуть нос из зад… каменного века?
Хастур: Не заговаривай мне зубы. Задание провалила? Провалила. Будешь теперь сама Вельзевул отчитываться, я тебя прикрывать не собираюсь.
Вирджиния (вскидывает голову): А кто сказал, что я его провалила? Ты погоди, сейчас Билл как взревнует люто, сам ко мне приползет на коленях с букетом в зубах. Как миленький!
* * *
Дом Вирджинии Джонсон. Ночь. Улица. Фонарь. Флэшбек.
Мастерс люто ревнует, посылает Вирджинию далеко, всерьез и надолго, с головой уходит в работу и торжественно клянется себе родной мамой, папой и Улиссом: больше ни за что и никогда. Чуть позже выясняется, что и ни с кем.
* * *
Два года спустя. Гостиная в доме почти отставного агента Джонсон.
Вирджиния: Ну, как там приказ? Не подписали еще?
Хастур: Очень смешно. Хотя и тебе похвастаться нечем, я вижу.
Вироджиния (закусив губу): Это пока что.
Хастур (усмехается, потягивая Кровавую Мэри): Даже новичок справился бы с такой простой задачей. Как там про старуху и разруху?.. Да что говорить, я бы сам лучше справился!
Вирджиния (морщится): Только не начинай про своих красоток и Папу Римского. Скучища смертная!
Хастур: Может, и скучища, зато фефект сразу и налицо! Не то что твои сомнительные вериги.
Вирджиния (кисло): Интриги…
Хастур: Неважно! С этого момента я все беру на себя. Зуб даю, через месяц твой неприступный доктор наш будет.
Вирджиния: Ха-ха, удачи тебе и твоим красоткам. Да Билл и смотреть ни на кого не станет после меня. А даже и посмотрит – сделать ничего не сможет все равно. (Мрачно улыбается). И только я способна его вылечить!
Хастур (вздыхает): Врешь ты все.
* * *
Ночь. Офис. Настольная лампа. Билл.
Вирджиния решительно входит без стука, с ключами в руках.
Билл (нервно): Я занят, Вирджиния. Поговорим завтра, если это не срочно.
Вирджиния: Ты не можешь продолжать вечно.
Билл (картинно скрещивает руки на груди): Что продолжать?
Вирджиния: Злиться на меня. И с какой стати, спрашивается? Я не имею права на личную жизнь, что ли?
Билл (встает со стула, взволнованно): То есть, одного меня тебе мало уже? Не хватает остроты ощущений? Надо заполнить пустоту какими-то проходимцами вроде Кенни, Бенни, Винни… И как у них получается Лежащий Лотос, успешно?
Вирджиния: Шелли. И нет. В смысле, мы его не пробовали, если тебя настолько беспокоит именно это.
Билл: О, я счастлив! А что беспокоит лично тебя, не скажешь? (Глядя ей в глаза): Что, поцелуй был настолько ужасен? Стоило сразу сказать, между прочим. Всегда ведь говорила, если что-то не так. Мы могли бы больше практиковаться.
Вирджиния (мучительно краснеет и сглатывает комок): Все так.
Билл (подходит к ней вплотную): Тогда в чем дело? Я был о тебе лучшего мнения, Джинни. С первого взгляда было ясно, что ты - та единственная, кого я искал всю жизнь. Ты была для меня путеводной звездой во мраке неверия и невежества, понимала и поддерживала, как никто другой! Откуда это вероломство, ужасное предательство и попрание идеалов нашего сексуально-интеллектуального единства?
Вирджиния (спохватывается и резко отталкивает его): Ну, знаешь! Святой выискался. Сам каждый день преспокойно возвращается к жене, а я? У меня же… никого нет, кроме тебя!
Билл: Если кто-то каждый день возвращается к кому-то, это не значит, что он не одинок, Джинни! И вообще, я давно хочу тебе сказать…
Совсем рядом глухо всхлипывают. Это глубоко растроганная амфибия на голове у Хастура пускает скупую жабью слезу. Демон яростно скрипит зубами за шторой, разрываясь между желанием дать Мастерсу в глаз и позволить специальному агенту наконец довести задание до победного конца.
Виржиния (бросается вперед и порывисто обнимает Билла за шею, попутно всучив ключи): Это от нашего старого номера в «Парк Плаза». Не придешь – сам виноват, лечись хоть до скончания времен, все равно не поможет! (Замогильным шепотом): И никогда не пытайся ни в чем признаваться, слышишь? Никогда! Иначе больше меня не увидишь.
Выбегает прочь, оставив доктора смотреть ей вслед со сложным лицом и полузабытым волнением в чреслах. Демон тихо изрыгает проклятия, но Мастерс решительно его игнорирует.
* * *
Десять лет спустя.
Вирджиния уныло пакует чемоданы, стараясь не смотреть на Хастура, который непривычно бодр и весел для князя Ада.
Хастур: Лучше поздно, чем никогда! Верно, Джин? Вот он, приказ, по всем правилам составлен, даже бумага чистая. Облизанная лично мною. Дезинспекция!
Вирджиния (мрачно): Угу.
Хастур (снисходительно): Слушай, да плюнь ты на эту скотину бесчувственную. Не понимаю, что ты в нем разглядела, тоже мне, герой-любовник. Небось, у нас в Аду не хуже. (Приосанивается).
Вирджиния: Угу.
Хастур: Дьявол, я сейчас мотнусь да испепелю этого мерзкого докторишку к чертовой бабушке! И плевать на все!
Вирджиния: Угу…
Билл (врывается в растрепанном виде и чувствах ): Джинни, не уходи! Пожалуйста!
Хастур (хищно): Ага! Очень кстати!
Билл, в который раз не обращая на него внимания, устремляется к Вирджинии, спотыкаясь о разбросанные повсюду вещи.
Вирджиния (устало): Зря пришел. Я не передумаю, что бы ты ни сказал. Что бы ни…
Билл: Вирджиния, я люблю тебя!!
На мгновение гостиную озаряет потусторонний свет. Раздается оглушительный раскат грома.
Вирджиния: НЕ-Е-Е-Е-Т!
Хастур: НЕ-Е-Е-ЕТ! (Спохватывается и мрачно сопит, переполненный смешанными чувствами).
Билл: НЕ-Е-Е-ЕТ!.. Кхм, погодите, что ж так орать… Нет. Ты выслушаешь меня сейчас, Вирджиния. Мне надоели эти дурацкие игры. Я люблю тебя, ты любишь меня, и не смей врать! Уж за столько лет даже такой идиот как я мог догадаться!
Вирджиния (стонет): А ты и правда идиот, Билл… Какого черта? Я же тебя предупреждала! (Закрывает лицо руками и горько плачет).
Хастур (запоздало прозревая): Стой, что ты говоришь?..
Жаба сочувственно подквакивает, очевидно, всем сразу.
Билл (пытается обнять Вирджинию, но та не дается): Может, расскажешь, наконец? Ты что, и впрямь тайный агент под прикрытием, с отравленной ручкой и пистолетом за подвязкой?
Вирджиния: Ага. Только яд у меня в кольце – увы, неоригинально.
Билл: Эм?..
Вирджиния (взрывается): Что тут рассказывать?! Да, я секретный агент. А ты попадешь в Ад, поздравляю! Конец истории! (Утыкается ему в плечо и продолжает рыдать, не в силах остановиться).
Хастур в сердцах пожирает приказ об увольнении и ретируется, прихватив недопитый коньяк. На минуту воцаряется тишина, которую нарушает лишь прерывистое сопение Вирджинии.
Билл (осторожно): И это все?
Вирджиния (глухо): Ты вообще слышал, что я сказала?
Билл: Насчет секретного агента? После наших ролевых игр, честно говоря, меня трудно чем-то шокировать. Извини.
Вирджиния: Да нет же, дубина! Что ты попадешь в Ад! Настоящий Ад! Куда отправляются все грешники, коммивояжеры и большинство музыкантов.
Билл (улыбается): Что ж, музыканты – не так и плохо. Да и коммивояжеры не все ужасны, один из моих дядьев занимался сбытом градусников, стетоскопов и презервативов, неизгладимое впечатление… Но ты же знаешь, я не верю в эту чушь про кипящие котлы и рогатых чертей.
Вирджиния (поднимает на него заплаканное лицо и шмыгает носом): Ну и не верь. Ад – это все равно что большущий, темный, унылый сортир, где вечно капает с потолка и бегают крысы величиной с енота.
Билл: Весьма напоминает больницу, где я проходил первую практику.
Вирджиния: Думаешь, я шучу? Ты проведешь в этой клоаке целую вечность… из-за меня. (Отчаянно всхлипывает).
Билл (терпеливо): Почему из-за тебя?
Вирджиния: Потому что я - демон. Демон-суккуб, что тут непонятного?
Билл (пытается подыграть): И тогда по законам жанра я буду ангелом, так?
Вирджиния (смотрит на него с неподдельным ужасом): Сплюнь!
Билл: Хорошо, допустим, я на секунду поверю, что у тебя все в порядке с головой. И у меня тоже…
Вирджиния (зловеще): Билл, еще одно слово, и я тебя укушу. Ты можешь напрячься и представить, что мир гораздо шире, чем кажется изнутри твоего кабинета?
Билл (сдается): Ну ладно, представлю, если настаиваешь. Я же все равно там окажусь только после смерти, правильно? А до этого печального события могу преспокойно жить своей жизнью?
Вирджиния: Да, но... (Критически оглядывает его с головы до ног). Положим, лет тридцать у тебя есть в запасе. Я даже могу задержать процесс дряхления, но увы: не в моей власти продлить человеческую жизнь. Прости.
Билл: А ты?
Вирджиния (тупо): Что я?
Билл (тихо): Ты можешь остаться со мной? Либби еще вчера подала на развод, я все ей рассказал. Выяснилось, она и так знала, как ни странно.
Вирджиния (начиная понимать, к чему он клонит): Я не… Вообще, трудно сказать. Если Вельзевул позволит. В конце концов, я же выполнила задание! Вроде как. Заслужила отпуск на четверть века, ха-ха. (Смущенно улыбается).
Билл: А потом ты вернешься домой, так?
Вирджиния: Определенно.
Билл (подытоживает): Значит, мы все равно будем вместе. Подумаешь, Ад. Не конец света же!
Вирджиния (вздыхает с огромным облегчением): Ты ведь и так уже знаешь, как я люблю тебя, правда?
Билл (заключает ее в полноценные объятия и широко улыбается): Может быть. Но это не считается. Я все еще жду официального заявления. С вами, секретными агентами, без железных доказательств не обойтись.
* * *
Дикий пляж на закате. Вельзевул и Гавриил сидят на песке, подстелив хламиду из морально устаревшего ангельского гардероба времен сотворения мира. Тесно прижавшись друг к другу, они созерцают багровое небо, слушают шелест волн и умиротворяющее жужжание мух.
Вельзевул: Тебе там часом ретродуктологи не требуются?
Гавриил: Кто-кто?
Вельзевул: Ну, чтобы воинов новых наклепать, например. Скоро же Армагеддон, решающая битва. На равных, так сказать. А я взамен у тебя ноут одолжу. О мой старый самоубился очередной сантехник, пришедший трубы ремонтировать. Если точнее, они самоубились друг о друга...
Гавриил: Вот оно что? Твой гениальный ученый оказался не настолько полезен, как ожидалось? (Тихонько посмеивается, но его глаза смотрят на нее с нежностью, от которой у Вельзевул на секунду сводит живот).
Вельзевул: Он утверждает, что все дело в наших генах и хромосомах… Я не очень поняла, но если коротко: демонов можно размножать почкованием. Этих Эриков, похожих между собой, как отчеты из отдела наглядной агитации, у нас уже под сотню.
Гавриил: И что же тебя не устраивает?
Вельзевул (жалобно): Да тупые, как полено. Услужливые, но кретины редкие. Разве что на подножный корм Церберу годятся, куда там воевать… Хотя нет, нельзя кормить пса всякой гадостью. Но Мастерс упорно продолжает их выводить, надеясь на чудо.
Гавриил (хмыкает): И ты решила спихнуть проблемку мне, да? Отличный план! Спасибо, своих дураков хватает... Почему ты ему не запретишь?
Вельзевул: Да не знаю… Творческую личность лучше держать при деле, иначе другое найдет. Он и так все свободное время проводит с женой-суккубом. Я бы от этой сладкой парочки с удовольствием избавилась. Один из моих демонов жутко ревнует, как бы чего не вышло. Бунт нам совершенно ни к чему.
Гавриил (понимающе кивает): Ага, еще одна фракция усложнит ситуацию, особенно в преддверии…
Вельзевул: О, да. Перегрызут друг другу глотки, а остальным убирай, подтирай и строчи километровые отчеты.
Гавриил: И это тоже. (С любопытством): А что значит – ревнует?
Вельзевул (слегка растерявшись): Ну… Ревнует и все. Как объяснить? Представь, что Маме, к примеру, кто-то другой дороже тебя.
Гавриил (задумчиво): Хм.
Вельзевул: Или вот, например, вообрази, что я пошла на свидание не с тобой, а скажем… Сандальфоном.
Гавриил (напряженно пытается вообразить): Хм?
Вельзевул (сдается): Ладно, забудь.
Гавриил (после неловкой паузы): А что если отправить их назад не землю? Нечего портить нам политический климат своими странными идеями.
Вельзевул (в сомнении): Ну… Это как-то не по правилам. В плохом смысле. Разве только ты попробуешь испросить высочайшего разрешения у Бога. (Широко ухмыляется).
Гавриил (вздыхает): Она давно не отвечает никому. И мне тоже. Но я попробую, если хочешь. В рай этих твоих ретивых я точно не приму, даже по протекции. Очень уж физиономия доктора, если правильно помню, смахивает на одного нашего ангела. Еще перепутают в канцелярии формуляры – до конца света будем разгребать беспорядок.
Вельзевул (легонько целует его в щеку): Ты сегодня такой добрый, не к добру явно!
Они устраиваются на ночлег, укрывшись ветхой хламидой. Не для того, чтобы защититься от холода – просто так уютней лежать бок о бок и смотреть на звезды.
Гавриил (утыкаясь носом ей в шею, бормочет сонным голосом): Но ты ведь не пошла бы, правда?
Вельзевул (зевает): Куда?
Гавриил: На свидание с Сандаль... С кем-то другим? Ведь не пошла бы?
Она чувствует, как на секунду замирает его дыхание, пока Гавриил ждет ответа. Ангелам не нужен воздух, чтобы существовать. Но они могут вдыхать его и выдыхать, если захотят. И это очень приятно, а иногда щекотно.
Вельзевул: Конечно, нет.
Гавриил расслабляется и обнимает ее, плавно погружаясь в сон.
Ни ангелам, ни демонам вовсе не обязательно спать для поддержания сил. Но они могут это делать, если захотят. Потому что засыпать и просыпаться вместе – часть их повседневного ритуала, чего-то привычного и странного, удивительного и волнующего, чему Вельзевул до сих пор не может подобрать определение. Она точно знает, что есть какое-то слово, совсем короткое – даже слишком. Вряд ли оно способно передать или объяснить внезапное желание расхохотаться посреди скучного собрания только для того, чтобы насладиться выражением перекошенных рож подчиненных. Или непреодолимое влечение к пончикам с корицей. Или радость от ощущения свежего ветра после затхлого кабинета, пропахшего плесенью… Нет, запах плесени был прекрасен, гораздо удивительней было вдруг обнаружить, что ей нравятся и совсем другие вещи. Вещи, которые она… Точно ведь было какое-то слово. Может, Вельзевул его даже знала, просто забыла давным-давно.
«Надо будет завтра спросить у Билла, - думает она, засыпая. – В конце концов, он же ученый. Должен разбираться в подобных вещах».
Вечерний звон
Итак, фик номер два. Сам процесс прикольный, конечно. Сидишь, ломаешь голову над элементарной фразой. Одно название чего стоит. Вот Afternoon delight - как его перевести? Ни один вариант с т.з. дилетанта не кажется адекватным. Либо слишком приторно, либо как-то старорежимно. Автор, ты все равно не узнаешь про мой позор.
LittleSister - второй по плодовитости шиппер на АО3. Нравится ее стиль, читается живо для иностранца (т.е., меня), несмотря на привычку временами писать имена с маленькой буквы. Есть одно «но». Даже два. Первое: практически все ее творческое наследие с нцой. И хотя это канон (ладно, в сериале по факту R), вполне очевидно, что задача мне вообще не по зубам. И технически, и по настрою – порвет же на сотню воронят в процессе, как бы тупо или инфантильно это ни было. Второе: почти половина фичков – МШ/ЛК. И в принципе, могу понять, откуда ноги растут. Шин со многими партнерами, вне зависимости от пола, очень сильно химичит, на площадке и за ее пределами))). Мне всегда нравится смотреть на позитивные фоточки, слушать/читать интервью и умиляться, что у актеров были хорошие отношения и взаимопонимание. Но это актеры, а то - персонажи.Две большие разницы. Барьер непреодолим, к счастью или к сожалению.
Короче, вот он, кажется, единственный текст LittleSister с рейтингом G. Фик совсем крошечный, милая постканонная флаффная зарисовка, очень легко представить это вживую, мне нравится. Такие вещи, думаю, тоннами пишут в других фандомах, но МоS настолько суров... Секс, тлен, драма и все такое. Хотя в каноне вполне себе присутствует и юмор.
Вступление длиннее, чем сам текст)). У кого-то слишком много свободного времени.
Afternoon delight (На исходе дня)
Автор: LittleSister
Ссылка на оригинал
скрытый текстПоследние лучи солнечного света озаряют кабинет Джинни. Она стоит у окна, заканчивая просматривать бумаги, прежде чем отправиться к Биллу и напомнить ему, что пора идти домой.
День выдался скучный, они мало разговаривали, пациентов почти не было, как и причин поспорить, всего лишь совместный обед и пара незначительных фраз, касание плеч время от времени, брошенные украдкой взгляды, общее и мимолетное смущение.
Но в окончании дня что-то есть, это особое время, когда углы смягчаются, веки тяжелеют, воцаряется тишина.
Вирджиния смотрит на Билла, все звуки приглушены стеклянными перегородками: он пощипывает переносицу, сдвигает очки, чтобы протереть усталые глаза, явно борясь с искушением закруглиться уже на сегодня, усилием воли возвращая собранность и концентрацию. Она наблюдает, как его волосы выбиваются из аккуратной прически, горло колеблется при глубоком вздохе, губы блестят после того, как он облизывает их. Предзакатное сияние озаряет его величавой красотой – правда, впечатление разбивается вдребезги, едва Билл нечаянно смахивает локтем стопку бумаг на пол, – и грудь Джинни до краев наполняется светом, теплом и любовью, такой искренней, что щеки болят от еле сдерживаемой улыбки.
Она заходит к нему в кабинет, поднимает с пола разрозненные листы и присаживается на корточки, чтобы помочь. Билл не подает виду, что замечает ее присутствие, но его дыхание немного учащается, прежде чем он улыбается ей, устало и застенчиво.
Она поднимает с пола последнюю бумагу и осторожно опускается на колени, положив руки на его бедра. Джинни побуждает Билла повернуться к ней вместе с креслом и расставить ноги, чтобы она могла обосноваться между ними поближе к телу.
Билл заправляет прядь волос ей за ухо и берет левую руку Вирджинии в свои, два пальца смыкаются вокруг тонкого кольца, которое он попутно ласкает взглядом, сердце бьется громко и ровно в ответ на прикосновение Джинни к его бедру.
Оба смотрят на тонкую полосу, которая связывает их вместе, воплощенную золотую связь, которую они всегда чувствовали и осязали, просто никогда не видели.
Билл привлекает ее для поцелуя, чувствует, как рука Вирджинии сжимает его ногу чуть выше колена, закрывает глаза и пробует ее губы на вкус.
Прошел всего месяц, а впереди ждала целая жизнь.
З.Ы. Изначально я просто не нашла подходящего момента для капса или гифки, а потом пришло в голову, что это неплохой способ хоть как-то разнообразить «летающие головы». Рисовать что-то сюжетно-настроенческое все же поинтересней. Правда, насчет того, что сцену легко визуализировать, я погорячилась, да. Сразу бросается в глаза, что фигуры людей – не мой конек. С другой стороны, это тоже определенный вызов :).
LittleSister - второй по плодовитости шиппер на АО3. Нравится ее стиль, читается живо для иностранца (т.е., меня), несмотря на привычку временами писать имена с маленькой буквы. Есть одно «но». Даже два. Первое: практически все ее творческое наследие с нцой. И хотя это канон (ладно, в сериале по факту R), вполне очевидно, что задача мне вообще не по зубам. И технически, и по настрою – порвет же на сотню воронят в процессе, как бы тупо или инфантильно это ни было. Второе: почти половина фичков – МШ/ЛК. И в принципе, могу понять, откуда ноги растут. Шин со многими партнерами, вне зависимости от пола, очень сильно химичит, на площадке и за ее пределами))). Мне всегда нравится смотреть на позитивные фоточки, слушать/читать интервью и умиляться, что у актеров были хорошие отношения и взаимопонимание. Но это актеры, а то - персонажи.
Короче, вот он, кажется, единственный текст LittleSister с рейтингом G. Фик совсем крошечный, милая постканонная флаффная зарисовка, очень легко представить это вживую, мне нравится. Такие вещи, думаю, тоннами пишут в других фандомах, но МоS настолько суров... Секс, тлен, драма и все такое. Хотя в каноне вполне себе присутствует и юмор.
Вступление длиннее, чем сам текст)). У кого-то слишком много свободного времени.
Afternoon delight (На исходе дня)
Автор: LittleSister
Ссылка на оригинал
скрытый текстПоследние лучи солнечного света озаряют кабинет Джинни. Она стоит у окна, заканчивая просматривать бумаги, прежде чем отправиться к Биллу и напомнить ему, что пора идти домой.
День выдался скучный, они мало разговаривали, пациентов почти не было, как и причин поспорить, всего лишь совместный обед и пара незначительных фраз, касание плеч время от времени, брошенные украдкой взгляды, общее и мимолетное смущение.
Но в окончании дня что-то есть, это особое время, когда углы смягчаются, веки тяжелеют, воцаряется тишина.
Вирджиния смотрит на Билла, все звуки приглушены стеклянными перегородками: он пощипывает переносицу, сдвигает очки, чтобы протереть усталые глаза, явно борясь с искушением закруглиться уже на сегодня, усилием воли возвращая собранность и концентрацию. Она наблюдает, как его волосы выбиваются из аккуратной прически, горло колеблется при глубоком вздохе, губы блестят после того, как он облизывает их. Предзакатное сияние озаряет его величавой красотой – правда, впечатление разбивается вдребезги, едва Билл нечаянно смахивает локтем стопку бумаг на пол, – и грудь Джинни до краев наполняется светом, теплом и любовью, такой искренней, что щеки болят от еле сдерживаемой улыбки.
Она заходит к нему в кабинет, поднимает с пола разрозненные листы и присаживается на корточки, чтобы помочь. Билл не подает виду, что замечает ее присутствие, но его дыхание немного учащается, прежде чем он улыбается ей, устало и застенчиво.
Она поднимает с пола последнюю бумагу и осторожно опускается на колени, положив руки на его бедра. Джинни побуждает Билла повернуться к ней вместе с креслом и расставить ноги, чтобы она могла обосноваться между ними поближе к телу.
Билл заправляет прядь волос ей за ухо и берет левую руку Вирджинии в свои, два пальца смыкаются вокруг тонкого кольца, которое он попутно ласкает взглядом, сердце бьется громко и ровно в ответ на прикосновение Джинни к его бедру.
Оба смотрят на тонкую полосу, которая связывает их вместе, воплощенную золотую связь, которую они всегда чувствовали и осязали, просто никогда не видели.
Билл привлекает ее для поцелуя, чувствует, как рука Вирджинии сжимает его ногу чуть выше колена, закрывает глаза и пробует ее губы на вкус.
Прошел всего месяц, а впереди ждала целая жизнь.
З.Ы. Изначально я просто не нашла подходящего момента для капса или гифки, а потом пришло в голову, что это неплохой способ хоть как-то разнообразить «летающие головы». Рисовать что-то сюжетно-настроенческое все же поинтересней. Правда, насчет того, что сцену легко визуализировать, я погорячилась, да. Сразу бросается в глаза, что фигуры людей – не мой конек. С другой стороны, это тоже определенный вызов :).
+1 в более теплых тонах
скрытый текст
Фотография в журнале
Дописала :). Возможно, еще чего-то довычитаю потом.
Юмор, флафф, драма, романтика, игры с каноном второго сезона. Там была такая грустновато-ржачная линия со съемками для телевидения, что у меня трансформировалось в съемки для журнала (привет пресловутым фотосессиям, лол). Ну и сон Билла переделала в соответствии с собственным фаноном, да.
Либби и детей Джинни здесь не предполагалось даже за кадром.
Необъективное мнение Вирджиния с Биллом – типичная парочка трудоголиков, для которых семья всегда будет болтаться где-то на задворках. Это не делает их монстрами, но что есть, то есть. В сериале - раздолье для пострадашек, отягощает персонажей чувством вины, дает простор для разного рода смешных, неловких и грустных ситуаций. По-своему интересны отношения Либби и Джинни, например, эта их полудружба)))). Но положа руку на сердце – как злобный и ревнивый шиппер я терпеть ненавижу треугольники, даже при наличии вполне реалистичных предпосылок («в то суровое время…»), а уж когда начинают гнать откровенное мыло – совсем кисло. Это первая причина.
Вторая: Либби слишком милая девочка, чтобы мариноваться столько времени с чуваком, которому она глубоко параллельна, причем с самого начала. Да, нету там шансов, и никогда не было. Когда обоим стукнет 50, они догонят, что надо было давным-давно развестись. И кто-то даже усматривает в этом хеппи-энд для Либби, типа она наконец-то отряхнула прах и зажила полной жизнью, самостоятельная, гордая и независимая. Но лично я – нет. Тупо убитые годы. Билл с Джинни и то были счастливей, несмотря на страждання- метання. Они-то делали что хотели, при всей упоротости и общей токсичности отношений (мой «любимый» размер, ахаха). Ради бога, пусть Либби станет независимой или найдет себе нормального любящего человека, но не в предпенсионном возрасте, желательно))). Дети Джинни тоже не заслуживают матери, которой совершенно не нужны. Авторы пытались чего-то мутить с неоднозначностью, зачем-то навесили на нее третьего, типа второй шанс. Но кроме сиюминутного эффекта милоты в кадре, как по мне, результат тот же)))).
Ну и третья причина: отп-шечка – такие тараканистые граждане, что и без отягчающих обстоятельств будут выносить друг другу мозг при каждой удобной возможности. У них семейные обстоятельства всю жизнь служили просто буфером и поводом друг друга уязвить. Лишь бы нихрена не делать, не усложнять и не запятнать. Мыжученые, мы выше этого. Ханжи недорезанные. Вот пусть и жрут этот кактус вдвоем, не отравляя атмосферу нормальным людям. Гспд, я так их люблю, це капець
На самом деле, для юмористического и флаффного по сути фичка этот вот потокбреда сознания вообще не имеет значения. Скорее, просто установка перед написанием, и все. Истина в глазах смотрящего)).
Юмор, флафф, драма, романтика, игры с каноном второго сезона. Там была такая грустновато-ржачная линия со съемками для телевидения, что у меня трансформировалось в съемки для журнала (привет пресловутым фотосессиям, лол). Ну и сон Билла переделала в соответствии с собственным фаноном, да.
Либби и детей Джинни здесь не предполагалось даже за кадром.
Необъективное мнение Вирджиния с Биллом – типичная парочка трудоголиков, для которых семья всегда будет болтаться где-то на задворках. Это не делает их монстрами, но что есть, то есть. В сериале - раздолье для пострадашек, отягощает персонажей чувством вины, дает простор для разного рода смешных, неловких и грустных ситуаций. По-своему интересны отношения Либби и Джинни, например, эта их полудружба)))). Но положа руку на сердце – как злобный и ревнивый шиппер я терпеть ненавижу треугольники, даже при наличии вполне реалистичных предпосылок («в то суровое время…»), а уж когда начинают гнать откровенное мыло – совсем кисло. Это первая причина.
Вторая: Либби слишком милая девочка, чтобы мариноваться столько времени с чуваком, которому она глубоко параллельна, причем с самого начала. Да, нету там шансов, и никогда не было. Когда обоим стукнет 50, они догонят, что надо было давным-давно развестись. И кто-то даже усматривает в этом хеппи-энд для Либби, типа она наконец-то отряхнула прах и зажила полной жизнью, самостоятельная, гордая и независимая. Но лично я – нет. Тупо убитые годы. Билл с Джинни и то были счастливей, несмотря на страждання- метання. Они-то делали что хотели, при всей упоротости и общей токсичности отношений (мой «любимый» размер, ахаха). Ради бога, пусть Либби станет независимой или найдет себе нормального любящего человека, но не в предпенсионном возрасте, желательно))). Дети Джинни тоже не заслуживают матери, которой совершенно не нужны. Авторы пытались чего-то мутить с неоднозначностью, зачем-то навесили на нее третьего, типа второй шанс. Но кроме сиюминутного эффекта милоты в кадре, как по мне, результат тот же)))).
Ну и третья причина: отп-шечка – такие тараканистые граждане, что и без отягчающих обстоятельств будут выносить друг другу мозг при каждой удобной возможности. У них семейные обстоятельства всю жизнь служили просто буфером и поводом друг друга уязвить. Лишь бы нихрена не делать, не усложнять и не запятнать. Мыжученые, мы выше этого. Ханжи недорезанные. Вот пусть и жрут этот кактус вдвоем, не отравляя атмосферу нормальным людям. Гспд, я так их люблю, це капець
На самом деле, для юмористического и флаффного по сути фичка этот вот поток
Фотография в журнале
-Дорогие мои, не могли бы вы встать чу-у-уточку ближе друг к другу? Левее… Нет, правее. Теперь возьмитесь за руки. Хм-м-м, быть может, стоит присесть на кушеточку и обмотаться проводами? Будет пикантненько.
- А может, вообще прилечь?
Вирджиния ощутимо двинула его локтем в бок, обдав удушающим запахом лака для волос, и лучезарно улыбнулась фотографу:
- Римус, идея просто замечательная. Но, увы, невыполнимая. Один из пациентов недавно расколотил зеркало в смотровой. Пока его не заменят, интерьер для съемок не самый подходящий.
- О, как жаль! Весьма наслышан и давно мечтаю побывать в этом загадочном кабинетике. Надеюсь, при следующей встрече устроите мне ознакомительную прогулочку... Доктор Мастерс, отойдите от окошка, вы заслоняете даму! Лучше приобнимите ее сзади, читательницам это понравится… Нет, продолжайте держаться за руки! Вы не должны довлеть, необходимо создать эффектик уюта и защищенности.
- Молодой человек, в этой нелепой позе я почти наверняка вывихну даме руку.
Однако Вирджиния все же выдвинулась вперед, презирая риск и вновь окатывая Билла волной убийственных ароматов, от которых у него моментально закружилась голова и защипало в носу.
- Так нормально?
- Великолепненько. А теперь, может, улыбнетесь? Вовсе не больно, уверяю вас, и полезно для здоровья… Вирджиния, это я доктору. Вы, как всегда, очаровательны!
- Да неужели…
- Простите, Билл. Вы что-то сказали?
- Он говорит, что улыбается, - нежно проворковала Джинни, бросая через плечо выразительный взгляд, в котором явственно читалось: «Ну, потерпи каких-то жалких полчаса! Ради науки. А?»
Если честно, Билл уже вытерпел целый час, проявив чудеса выдержки и самообладания. Именно столько времени понадобилось девушке-гримеру, чтобы вылепить образ мужественный и романтичный, попутно замаскировав на его интересненькой физиономии мелкие, но множественные недочетики. Да, уменьшительно-ласкательный жаргон они с фотографом, похоже, делили на двоих. Как и любовь к дурацкой болтовне. А еще у девушки было труднопроизносимое имя, которое вылетело у Билла из головы почти сразу же после начала экзекуции.
Эту юную особу представили ему как умудренного профессионала с пятилетним опытом работы в Голливуде и блестящими рекомендациями. Когда процедура наконец-то закончилась, уважение и сочувствие доктора к актерскому ремеслу резко возросли. У него самого в этой сфере опыта не было никакого, но преследовала неотвязная мысль, что на деле матерый профессионал гримировал трупы в моргах. Ведь мало кто из живых людей вынесет подобную пытку.
Билл чувствовал себя старомодным сооружением, которое покрыли толстым слоем розовой штукатурки, заколотили прежние окна-двери и поверх намалевали новые. А он оказался заперт внутри этой чуждой оболочки, задыхаясь и проклиная идиотскую идею сфотографироваться вместе с Вирджинией для обложки «Страстных домохозяек». Черт бы их побрал, но это единственный журнал, который согласился напечатать хвалебную статью об исследовании! В серьезных медицинских изданиях публиковать «порнографию» по-прежнему отказывались наотрез. Очутиться непризнанными гениями среди ослов от науки было, конечно, по-своему лестно. А с другой стороны, вожделенную Нобелевскую премию не станут вручать неудачникам…
Минут пять Билл таращился на постороннее отражение в зеркале, отчаянно заставляя себя верить, что игра стоит свеч. Но потом он вышел в коридор и столкнулся с Бетти.
- Оу! Ух! Это вы, док… А вы, однако… Э-э-э, здорово похорошели!
Прямая по натуре, как доска, за годы работы секретарем у них в клинике мисс Димелло слегка пообтесалась, научилась такту и обходительности. Врала, не краснея и глядя прямо в лицо. На ее собственном в этот момент отражался первобытный ужас.
Впрочем, Вирджиния при виде неотразимого партнера не моргнула и глазом. Билл подозревал, что просто не получилось из-за длинных загнутых накладных ресниц, которые веером обрамляли агрессивно-лиловые веки. Сверкающие после укладки волосы казались кукольными, и вся она выглядела гладкой и отшлифованной, словно пластмассовой. Мастерс не испугался просто потому, что уже примерно представлял, чего ждать. И все же внутренний инстинкт поначалу не позволил ему приблизиться и спокойно взять ее за руку, чтобы изобразить милую пару, завлекая страстных домохозяек на страницу номер двадцать четыре. Билл опасался, любое неловкое прикосновение пробьет в лакированном фасаде зияющую брешь.
Но едва этот неприятный тип начал заигрывать с Джинни, все сомнения отпали сами собой. А если вдруг и штукатурка посыплется – он был готов мужественно прикрывать коллегу во всех стратегически важных местах.
- Улыбается? – усомнился фотограф. – По-моему, прямо сейчас доктор Мастерс жаждет кого-то расчленить. Хватит обниматься, вы задушите это прелестное существо. Вирджиния, отпустите его руку и отойдите еще немножечко на всякий случай. И повернитесь вполоборотика. О, да, этот загадочный взгляд! Чудесненько!
«Прямо читает мои мысли насчет кое-кого», - подумал Билл кровожадно.
- Может, вы все-таки для начала расскажете нам, чего хотите добиться своими хаотичными указаниями? – спросил он вслух и недобро осклабился, насколько позволял грим, сковавший челюсти подобно цементу. – То влево, то вправо. То подойдите, то отойдите. Вы вообще фотографировать умеете? У вас есть внятный план?
- Внятные планчики для канцелярских крыс, а я – человек искусства, - надменно заявила творческая личность, очевидно, задетая подобным недоверием. – Я улавливаю истинную натуру модели и дальше действую по наитию, отражая внутреннюю суть человечка. Вот вы, например, доктор Мастерс, не обижайтесь, если на фотографии будете выглядеть слегка… угрюменьким.
- Я так выгляжу, потому что на мне тонна косметики! – возмутился Билл.
- Что я могу сказать, есть лица, которые уже ничем не исправить…
Ошеломленный и взбешенный подобной наглостью, Мастерс ринулся было вперед и едва не сшиб с ног Джинни, которая вовремя преградила ему путь и впилась в плечо железной хваткой. Свежий маникюр грозил оставить отметины даже сквозь два слоя плотной ткани, однажды они специально проверяли.
- Знаете, я вас очень хорошо понимаю! – обратилась она фотографу самым проникновенным тоном, который использовала при общении с пациентами, страдающими импотенцией. – В моде точные науки, цифры, графики… Мир материален, и так естественно стремиться понять его природу. Но истинная гармония, искра, вдохновение – без всего этого голые цифры ничто, пустая статистика. Постичь подлинную магию мироздания способны лишь избранные, а обидеть художника может каждый.
Доктор покосился на нее, испытывая сложную гамму эмоций, но все же предпочел сдержаться. В конце концов, они сами пригласили этих клоунов. Терпение, Билл. Еще немного терпения…
- Я знал, только вы меня и поймете! – пылко воскликнул фотограф. – Прочел это в ваших прекрасных глазках, Вирджиния.
- О, не преувеличивайте, Римус. Ведь наверняка у такого талантливого и симпатичного юноши очень много поклонниц? Девушки любят фотографироваться. Вы уже встретили свою музу? Кахихохия показалась мне весьма утонченным созданьицем.
Человек искусства неожиданно густо покраснел и судорожно попытался прикрыться камерой «Истмен Кодак».
- Само совершенство… - промямлил он. – Что ж, вернемся к нашим баранчикам?
- Просто умничка.
- Драгоценненькие, ну примите уже хоть какую-нибудь позочку, я вас потом отретуширую…
- И красоточка.
- Докторчики мои дорогие, докторишки... Докторюлечки…
- А разговорчики! Заслушаешься…
- Хватит!! – завопил Римус не своим голосом, бессильно роняя фотоаппарат на стол и закрывая лицо руками. – Я больше не в состоянии! У-у-у, проклятые су-у-у… ффиксочки…
* * *
- Может, перестанешь злиться уже?
- Я не злюсь. У меня просто слов нет после сегодняшнего представления!
Билл осушил второй стакан виски, тут же налив себе еще. На ободке по-прежнему виднелись пугающие следы помады, хотя после тщательного умывания он для верности пару раз протер лицо медицинским спиртом.
- Послушай, ну я должна была разрядить обстановку, иначе вы бы точно подрались, - заметила Вирджиния.
Вот всегда она так: сначала провоцирует, а потом делает вид, будто совершенно здесь ни при чем. Словно это у него, Билла, навязчивая идея какая-то.
Мастерс был уверен, что Джинни заранее подготовилась к встрече, собрав информацию и о фотографе, и о гримерше. Сделала быстрые пометки в блокноте, как всегда при работе с рядовыми пациентами, выделяя красным карандашом проблемные вопросы. Внимание к деталям было незаменимым качеством в их работе, доктор высоко его ценил и поощрял. Интересно, ведет ли она какой-нибудь секретный журнал о нем, Билле, помимо их общих записей? Ни за что ведь не признается… С другой стороны, у него до сих пор хранилась подпольная пленка с откровениями бывшего мужа миссис Джонсон об их бурной семейной жизни. Одинокими вечерами, когда Вирджиния болела или была занята, пропуская сессии, Билл включал эту запись и парочку других в качестве маленькой компенсации за разочарование.
Он подумал, что уже почти готов посочувствовать этому несносному Римусу… Хотя нет, вряд ли.
- А вот нечего было флиртовать с ним, - буркнул Мастерс, выражая наболевшее.
- Шутишь?.. Да он младше меня раза в полтора! - засмеялась Джинни.
- Когда это тебя останавливало, интересно?
Кажется, не стоило этого говорить, и третий стакан был уже лишним, наверное. Денек выдался нервный, что поделаешь.
- Я ухожу домой, - резко сказала Вирджиния, вставая с дивана.
Билл в последний момент поймал ее за локоть, неуклюже опрокидывая на себя, и пахучие бездны разверзлись перед ним с удвоенной силой. Похоже, единственным верным средством избавиться от этого кошмара было прохождение полной санобработки.
Прочихавшись от души, Мастерс опять налил себе выпить, но передумал, потому что Джинни, воспользовавшись его аллергическим приступом, отползла на край дивана и захватила единственную подушку, на которую тут же и улеглась. Блаженно вытянув ноги поверх его колен, эта ужасная женщина и не думала раскаиваться в грехах и просить прощения за устроенный сегодня балаган.
- Ты же с самого начала знала, что из себя представляют эти мошенники, - заявил доктор обвиняющим тоном. – И ничего не сказала мне!
- Вообще-то, никто не мешал тебе самому навести справки, - возразила Джинни, потягиваясь. – И никакие они не мошенники, между прочим. Ты видел фотографии? То есть, я тоже не видела еще. Но Лестер звонил и сказал, что едва не упал в обморок от зависти.
- Ты специально его провоцировала, - сказал Мастерс упрямо. - Это было чертовски непрофессионально, если хочешь знать.
- Честное слово, не подозревала, что все настолько запущено! При сильном волнении недуг заметней проявляется, я подумала: клин клином... Ты видел, как ему тяжело в общении с девушками? И не только. Ну, кто станет воспринимать всерьез парня, который так странно разговаривает? Разве что Кахихохия, бедняжка. Безумно в него влюблена, даже переняла манеру изъясняться, но Римус уверен, что над ним изощренно издеваются. Короче говоря, страдают в итоге оба.
- Какая драма, - пробормотал Билл, задумчиво массируя ее колено, которое зловеще померцывало в полумраке даже сквозь нейлоновый чулок. Ему страшно хотелось прямо сейчас взять и запихнуть Вирджинию под душ, да и себя заодно. Но доктор прекрасно понимал, что на этом беседа и закончится, а у него еще оставалось достаточно невысказанных претензий.
- Мы обязаны им помочь! – сказала Джинни твердо.
- С какой стати? Предупреждаю тебя сразу, лечение этих субъектов не в нашей компетенции. Мы исследуем сексуальные отклонения, а не психические.
- Знала, что ты это скажешь, поэтому заранее собрала досье на обоих. Вот, насладись на сон грядущий. Целый вагон отклонений. Но важна ведь первопричина, так мы выяснили?
И Вирджиния с победоносной улыбкой протянула ему довольно внушительную папку, поразительно кстати оказавшуюся рядом на журнальном столике.
Билл уже давно понял, что сопротивление бесполезно, и спорил с ней исключительно из мстительной вредности.
– И когда только успела провести прием?- проворчал доктор, включая торшер и водружая на нос очки.
- Всего лишь обычная болтовня и наблюдения, никаких приемов, - ответила она с невинным видом.
- Иногда ты меня действительно пугаешь, Джин… Так, ну что тут? Мать растила мальчика одна… в детстве играл на школьной сцене задние ноги лошади… в классе его дразнили и обзывали Братцем Кроликом… Пока не вижу ничего необычного.
- Ты дальше почитай. Мать была маньячкой-кролиководом, заставляла ребенка учить наизусть сказки дядюшки Римуса и пересказывать ей по сто раз. Нет, истории сами по себе хороши, но согласись, это ужасно! С тех пор мальчик ненавидит кроликов и терновые кусты.
- Меня в свое время именно кролики вдохновили заняться исследованием, - протянул Билл мечтательно.
- А я их терпеть не могла, как и всю нашу ферму... Ладно, кролики еще куда ни шло, а выйди на улицу – этими терновыми кустами засажена половина Сент-Луиса.
- Понятно, - пробормотал Мастерс, листая досье. – Полагаю, Кахи… хохию тоже изводили какими-нибудь Мумми-троллями? Судя по имени, мать с отцом не слишком ее любили… Ага, родилась в Уэльсе. В пятнадцать лет сбежала из дома, желая стать свободной художницей. Работала в морге… Ха! Так и думал!
- Я знала, что тебе понравится.
Билл подавил улыбку.
- Если причины их проблем кроются в детстве, настолько глубоко копать не имеет смысла. Нам важно ведь не перестроить сложившуюся личность, а создать условия, чтобы они открылись друг другу, правильно? Подумаешь, кто-то смешно разговаривает. В сексе это не главное. Нужно просто разработать индивидуальную терапию.
- Согласна, - кивнула Джинни с самым серьезным видом. – Обычно мы даже поощряем пары к вербальному контакту. Но бывают случаи, когда лишние слова только вредят.
* * *
На некоторое время в комнате воцарилась тишина.
Мастерс устало потер переносицу и отложил папку в сторону, искоса поглядывая на Вирджинию. Она дышала глубоко и ровно, похоже, находясь на полпути в царство Морфея. Джинни вообще была способна уснуть где угодно: в автобусе, в лифте, на конференции. Один раз это произошло прямо в лаборатории, когда Билл на секунду жутко испугался, что оргазм способен убивать.
Не удержавшись от искушения, доктор легонько пощекотал доверчиво подставленную ляжку, и в ответ его молча лягнули. Мимо цели, но тоже ощутимо.
- Но все-таки, почему ты ничего не сказала мне? Зачем эти шпионские игры?
- Ты бы не захотел связываться, Билл, а для исследования нужна хорошая фотография в журнале по умеренной цене. "Голливуд" нам не по карману, к сожалению. Ну и милые они, разве нет?
С этим Билл готов был поспорить.
- Нет.
Вирджиния шумно вздохнула, убрала ноги с его колен и уселась рядом, положив голову Мастерсу на плечо.
- Если не хочешь ими заниматься, тогда я сама…
- Нет, я про журнал. Глупая затея с самого начала.
- Это респектабельное издание! - заявила Джинни.
- «Страстные домохозяйки»? Не смеши.
- Ну, раньше они назывались «Домашний очаг», а потом сменили обложку – и продажи моментально выросли вдвое. Вон, у Бетти спроси, если не веришь мне, тираж почти как у «Плейбоя». Хотя, конечно, росту популярности помогли странички с рекламой нижнего белья. Особенно мужского.
- Не сомневаюсь. И не желаю иметь ко всему этому никакого отношения.
Ему даже не нужно было поворачивать голову, Мастерс отчетливо представлял, как Вирджиния закатывает глаза.
- О боже, Билл, какой же ты все-таки сноб! Невозможный просто. При таком подходе к делу нас ждет провал, как бы мы ни старались и сколько бы людей ни вылечили!
Вирджиния с досадой отстранилась и скрестила руки на груди, как бы давая понять, что настал ее черед обижаться.
- Думаешь, во мне нет искры, вдохновения и чего там еще, гармонии? Я – тот самый любитель пустой статистики, неспособный постичь подлинную магию мироздания?
Она уставилась на него в изумлении.
- О чем ты?
- Всего лишь повторяю твои собственные слова. Сказанные сегодня утром нашему гостю.
- Ах, это! Забудь, – небрежно махнула рукой Джинни. – Я просто импровизировала и заговаривала мальчику зубы, отражая то, что он хотел услышать. Все мужчины это лю…
Вирджиния осеклась на полуслове, сообразив по его стремительно помрачневшей физиономии, что вот Билл, например, вряд ли жаждал услышать именно это. Тем более, от нее.
Повисла неловкая пауза, спасательный круг для желающих перевести разговор на менее скользкую тему.
- И со мной ты поступаешь так же? – спросил Мастерс вкрадчиво, утопая в пучине с концами. – Говоришь то, что я хочу слышать? Ведь все это любят, правда?
- Прекрати, - сказала Вирджиния, начиная раздражаться не на шутку. – Ты – не все. Иначе мы бы не спорили до полуночи… Я просто не понимаю иногда, почему ты злишься на ровном месте из-за ерунды, которая не имеет никакого значения!
- А что имеет?
Она смотрела на него во все глаза, внезапно сбитая с толку этим неожиданным допросом.
- Ну... ты, - выпалила Вирджиния и, прежде чем он успел открыть рот, поспешно добавила: - Наша работа здесь, это исследование. Я никогда не думала, что именно оно станет смыслом всей жизни, сам понимаешь. Но именно ты вдохновил меня и воодушевил, с первой встречи… Твоя прочувствованную речь, что-то про ханжеских бандитов… Или троглодитов? Не поручусь, но звучало интригующе. Я, конечно, всегда испытывала к сексу неподдельный интерес, но подозреваю, что если бы ты вещал не о нем, а о несварении желудка, тоже воспламенил бы кого угодно. Есть в тебе искра, будь уверен, иногда спасает исключительно холодный душ.
- Джинни.
- А вообще, тебе не кажется несправедливым, что я одна должна петь хвалебные оды великому доктору Мастерсу и превозносить его неоспоримые таланты? У меня, правда, по-прежнему не имеется ученой степени…
- Джин…
- И да, я знаю, выразить истинные чувства для тебя проще всего на бумаге. Помнишь ту великолепную характеристику, которую ты состряпал для меня? «Миссис Джонсон – совершенно незаменимый сотрудник. Без миссис Джонсон я бы не справился». Храню ее под подушкой много лет и перечитываю в минуты скорби.
Билл закусил губу, разрываясь между желанием поцеловать ее и хорошенько придушить. Он понимал, что Джинни просто шутит, отчаянно пытаясь как-то сгладить возникшее между ними напряжение. "Сказать ему то, что он хотел услышать". Если бы доктор сам знал, чего ждет, наверное, было бы проще. Или наоборот?
* * *
Порой Мастерс видел во сне момент собственного триумфа.
Солнечный весенний день, высокое синее небо, карманы пиджака доверху набиты мятными леденцами - объедайся, сколько влезет.
Кадиллак, начищенный до блеска, везет его куда-то сквозь толпу обывателей, обильно разбавленную белыми халатами. Здесь и его бывшие коллеги, и студенты, и светила современной медицины, которые рассыпаются перед Биллом в извинениях и благодарят за неоценимый вклад в науку. Старина Бертон со слезами на глазах твердит ему вслед: «Я всегда верил в тебя, мой мальчик!» Билл хочет остановиться и справиться у него, где Вирджиния, но Скалли уже исчезает за поворотом.
Немного дальше по курсу на тротуаре активно пресмыкается и бьется в конвульсиях раскаяния ректор Вашингтонского университета Фицхью, громогласно признавая свое интеллектуальное ничтожество. А рядом из кустов жалко подвывает автор гнусной статейки, опорочившей гениальное исследование... Билл хочет задержаться, чтобы плюнуть ему на лысину за себя и Джинни. Это же сон, здесь можно и не такое! Но бездушный автомобиль увозит его все дальше и дальше.
Теперь он в плотном кольце ликующих испытуемых, которые славят его за то, что помог человечеству смочь, и обещают по этому поводу воздвигнуть памятник на центральной площади. В виде Улисса. Билл польщен, хоть и слегка растерян. Должно быть, потому что большинство счастливых пациентов разгуливает по городу нагишом. Еще они передают пламенный привет Вирджинии, а Билл понятия не имеет, куда она подевалась. Это начинает серьезно беспокоить.
Билл оглядывается по сторонам - и вдруг видит ее совсем близко, на соседнем сиденье. Может быть, она всегда была там? Кажется, Билл собирается спросить об этом, но Джинни мягко улыбается и явно хочет сказать кое-что поважнее...
Здесь Мастерс просыпался. Всегда.
Мир цифр и фактов не так уж и плох, в сущности. Они, по крайней мере, просты и понятны.
Цифры никогда не врут.
* * *
- Мы напишем книгу, - сказал Билл негромко, словно самому себе.
- С картинками? - он был почти уверен, что Джинни давно уснула.
- Картинками, данными, выводами…
- Сенсационными открытиями, - пробормотала она, зевая.
- Я не шучу.
- Я тоже. Где мы найдем издателя-самоубийцу?
- Это неважно! – вскричал он с неожиданной страстью, отчего Вирджиния содрогнулась и приглушенно икнула. – Это наше… исследование. Наше, можно сказать, детище! Мы годами собирали все это, структурировали, анализировали. Не спали ночами, сутками, неделями!! Осталось только придать ему законченную форму. Ты говорила, что я слишком увлекаюсь методологией? Ну, так и быть, подберем какие-нибудь более примитив… упрощенные выражения для широкого круга недале… обычных читателей. Наши открытия должны жить и служить людям. Жить, а не пылиться на полке в какой-нибудь университетской библиотеке! Но шинковать их на части для несерьезных и скабрезных заметок, продавать по кускам, словно стейки в закусочной – это… Пусть мы не издадим книгу сейчас, пусть мы умрем в безвестности, но через сто, через тысячу лет просвещенные потомки… Я, мы, ты и я… Вместе с тобой…
Билл смутился и умолк, понимая, что его заплетающийся язык несет уже полнейшую околесицу. Вирджиния имела полное право посмеяться над этим бредом, хоть она и не смеялась. Что по-своему было еще хуже.
Доктор заставил себя взглянуть на нее.
Вирджиния смотрела не него широко распахнутыми глазами, блестящими от наплыва чувств или, вероятнее всего, запоздалого аллергического приступа.
- Ты не перестаешь удивлять меня, Билл, - прошептала она в гробовой тишине.
Перед мысленным взором доктора Мастерса вновь промелькнул красный карандаш, споро порхающий над блокнотом.
«Сегодня Билл меня удивил. Избыток алкоголя делает мужчин сентиментальными…»
Он поскорее смахнул наваждение, потому что Вирджиния уже шарила под диваном в поисках туфель. Из любой неловкой ситуации она обычно выходила двумя способами. Первый из них Мастерс люто ненавидел.
Доктор протянул руку и коснулся ее налакированных волос, которые от долгого лежания встали дыбом на голове. Но это было совершенно неважно.
- У тебя слишком жесткий диван, Билл.
И это тоже.
- Ортопедический. Когда это тебя останавливало, интересно?
Джинни фыркнула, оценив неуклюжую попытку пошутить, но перестала ускользать от него, ведь второй способ не отвечать на странноватые вопросы, честно говоря, был гораздо лучше первого.
- Твоя аллергия уже прошла? Если снова начнешь чихать…
- К яду, который регулярно принимаешь маленькими порциями, постепенно привыкаешь. Так что вдруг тебе вздумается повторить фотосессию…
- Нет уж, лучше книга. Пускай и через тысячу лет!
Она тихо рассмеялась, и тут Билл не выдержал и наконец-то поцеловал ее.
- А может, вообще прилечь?
Вирджиния ощутимо двинула его локтем в бок, обдав удушающим запахом лака для волос, и лучезарно улыбнулась фотографу:
- Римус, идея просто замечательная. Но, увы, невыполнимая. Один из пациентов недавно расколотил зеркало в смотровой. Пока его не заменят, интерьер для съемок не самый подходящий.
- О, как жаль! Весьма наслышан и давно мечтаю побывать в этом загадочном кабинетике. Надеюсь, при следующей встрече устроите мне ознакомительную прогулочку... Доктор Мастерс, отойдите от окошка, вы заслоняете даму! Лучше приобнимите ее сзади, читательницам это понравится… Нет, продолжайте держаться за руки! Вы не должны довлеть, необходимо создать эффектик уюта и защищенности.
- Молодой человек, в этой нелепой позе я почти наверняка вывихну даме руку.
Однако Вирджиния все же выдвинулась вперед, презирая риск и вновь окатывая Билла волной убийственных ароматов, от которых у него моментально закружилась голова и защипало в носу.
- Так нормально?
- Великолепненько. А теперь, может, улыбнетесь? Вовсе не больно, уверяю вас, и полезно для здоровья… Вирджиния, это я доктору. Вы, как всегда, очаровательны!
- Да неужели…
- Простите, Билл. Вы что-то сказали?
- Он говорит, что улыбается, - нежно проворковала Джинни, бросая через плечо выразительный взгляд, в котором явственно читалось: «Ну, потерпи каких-то жалких полчаса! Ради науки. А?»
Если честно, Билл уже вытерпел целый час, проявив чудеса выдержки и самообладания. Именно столько времени понадобилось девушке-гримеру, чтобы вылепить образ мужественный и романтичный, попутно замаскировав на его интересненькой физиономии мелкие, но множественные недочетики. Да, уменьшительно-ласкательный жаргон они с фотографом, похоже, делили на двоих. Как и любовь к дурацкой болтовне. А еще у девушки было труднопроизносимое имя, которое вылетело у Билла из головы почти сразу же после начала экзекуции.
Эту юную особу представили ему как умудренного профессионала с пятилетним опытом работы в Голливуде и блестящими рекомендациями. Когда процедура наконец-то закончилась, уважение и сочувствие доктора к актерскому ремеслу резко возросли. У него самого в этой сфере опыта не было никакого, но преследовала неотвязная мысль, что на деле матерый профессионал гримировал трупы в моргах. Ведь мало кто из живых людей вынесет подобную пытку.
Билл чувствовал себя старомодным сооружением, которое покрыли толстым слоем розовой штукатурки, заколотили прежние окна-двери и поверх намалевали новые. А он оказался заперт внутри этой чуждой оболочки, задыхаясь и проклиная идиотскую идею сфотографироваться вместе с Вирджинией для обложки «Страстных домохозяек». Черт бы их побрал, но это единственный журнал, который согласился напечатать хвалебную статью об исследовании! В серьезных медицинских изданиях публиковать «порнографию» по-прежнему отказывались наотрез. Очутиться непризнанными гениями среди ослов от науки было, конечно, по-своему лестно. А с другой стороны, вожделенную Нобелевскую премию не станут вручать неудачникам…
Минут пять Билл таращился на постороннее отражение в зеркале, отчаянно заставляя себя верить, что игра стоит свеч. Но потом он вышел в коридор и столкнулся с Бетти.
- Оу! Ух! Это вы, док… А вы, однако… Э-э-э, здорово похорошели!
Прямая по натуре, как доска, за годы работы секретарем у них в клинике мисс Димелло слегка пообтесалась, научилась такту и обходительности. Врала, не краснея и глядя прямо в лицо. На ее собственном в этот момент отражался первобытный ужас.
Впрочем, Вирджиния при виде неотразимого партнера не моргнула и глазом. Билл подозревал, что просто не получилось из-за длинных загнутых накладных ресниц, которые веером обрамляли агрессивно-лиловые веки. Сверкающие после укладки волосы казались кукольными, и вся она выглядела гладкой и отшлифованной, словно пластмассовой. Мастерс не испугался просто потому, что уже примерно представлял, чего ждать. И все же внутренний инстинкт поначалу не позволил ему приблизиться и спокойно взять ее за руку, чтобы изобразить милую пару, завлекая страстных домохозяек на страницу номер двадцать четыре. Билл опасался, любое неловкое прикосновение пробьет в лакированном фасаде зияющую брешь.
Но едва этот неприятный тип начал заигрывать с Джинни, все сомнения отпали сами собой. А если вдруг и штукатурка посыплется – он был готов мужественно прикрывать коллегу во всех стратегически важных местах.
- Улыбается? – усомнился фотограф. – По-моему, прямо сейчас доктор Мастерс жаждет кого-то расчленить. Хватит обниматься, вы задушите это прелестное существо. Вирджиния, отпустите его руку и отойдите еще немножечко на всякий случай. И повернитесь вполоборотика. О, да, этот загадочный взгляд! Чудесненько!
«Прямо читает мои мысли насчет кое-кого», - подумал Билл кровожадно.
- Может, вы все-таки для начала расскажете нам, чего хотите добиться своими хаотичными указаниями? – спросил он вслух и недобро осклабился, насколько позволял грим, сковавший челюсти подобно цементу. – То влево, то вправо. То подойдите, то отойдите. Вы вообще фотографировать умеете? У вас есть внятный план?
- Внятные планчики для канцелярских крыс, а я – человек искусства, - надменно заявила творческая личность, очевидно, задетая подобным недоверием. – Я улавливаю истинную натуру модели и дальше действую по наитию, отражая внутреннюю суть человечка. Вот вы, например, доктор Мастерс, не обижайтесь, если на фотографии будете выглядеть слегка… угрюменьким.
- Я так выгляжу, потому что на мне тонна косметики! – возмутился Билл.
- Что я могу сказать, есть лица, которые уже ничем не исправить…
Ошеломленный и взбешенный подобной наглостью, Мастерс ринулся было вперед и едва не сшиб с ног Джинни, которая вовремя преградила ему путь и впилась в плечо железной хваткой. Свежий маникюр грозил оставить отметины даже сквозь два слоя плотной ткани, однажды они специально проверяли.
- Знаете, я вас очень хорошо понимаю! – обратилась она фотографу самым проникновенным тоном, который использовала при общении с пациентами, страдающими импотенцией. – В моде точные науки, цифры, графики… Мир материален, и так естественно стремиться понять его природу. Но истинная гармония, искра, вдохновение – без всего этого голые цифры ничто, пустая статистика. Постичь подлинную магию мироздания способны лишь избранные, а обидеть художника может каждый.
Доктор покосился на нее, испытывая сложную гамму эмоций, но все же предпочел сдержаться. В конце концов, они сами пригласили этих клоунов. Терпение, Билл. Еще немного терпения…
- Я знал, только вы меня и поймете! – пылко воскликнул фотограф. – Прочел это в ваших прекрасных глазках, Вирджиния.
- О, не преувеличивайте, Римус. Ведь наверняка у такого талантливого и симпатичного юноши очень много поклонниц? Девушки любят фотографироваться. Вы уже встретили свою музу? Кахихохия показалась мне весьма утонченным созданьицем.
Человек искусства неожиданно густо покраснел и судорожно попытался прикрыться камерой «Истмен Кодак».
- Само совершенство… - промямлил он. – Что ж, вернемся к нашим баранчикам?
- Просто умничка.
- Драгоценненькие, ну примите уже хоть какую-нибудь позочку, я вас потом отретуширую…
- И красоточка.
- Докторчики мои дорогие, докторишки... Докторюлечки…
- А разговорчики! Заслушаешься…
- Хватит!! – завопил Римус не своим голосом, бессильно роняя фотоаппарат на стол и закрывая лицо руками. – Я больше не в состоянии! У-у-у, проклятые су-у-у… ффиксочки…
* * *
- Может, перестанешь злиться уже?
- Я не злюсь. У меня просто слов нет после сегодняшнего представления!
Билл осушил второй стакан виски, тут же налив себе еще. На ободке по-прежнему виднелись пугающие следы помады, хотя после тщательного умывания он для верности пару раз протер лицо медицинским спиртом.
- Послушай, ну я должна была разрядить обстановку, иначе вы бы точно подрались, - заметила Вирджиния.
Вот всегда она так: сначала провоцирует, а потом делает вид, будто совершенно здесь ни при чем. Словно это у него, Билла, навязчивая идея какая-то.
Мастерс был уверен, что Джинни заранее подготовилась к встрече, собрав информацию и о фотографе, и о гримерше. Сделала быстрые пометки в блокноте, как всегда при работе с рядовыми пациентами, выделяя красным карандашом проблемные вопросы. Внимание к деталям было незаменимым качеством в их работе, доктор высоко его ценил и поощрял. Интересно, ведет ли она какой-нибудь секретный журнал о нем, Билле, помимо их общих записей? Ни за что ведь не признается… С другой стороны, у него до сих пор хранилась подпольная пленка с откровениями бывшего мужа миссис Джонсон об их бурной семейной жизни. Одинокими вечерами, когда Вирджиния болела или была занята, пропуская сессии, Билл включал эту запись и парочку других в качестве маленькой компенсации за разочарование.
Он подумал, что уже почти готов посочувствовать этому несносному Римусу… Хотя нет, вряд ли.
- А вот нечего было флиртовать с ним, - буркнул Мастерс, выражая наболевшее.
- Шутишь?.. Да он младше меня раза в полтора! - засмеялась Джинни.
- Когда это тебя останавливало, интересно?
Кажется, не стоило этого говорить, и третий стакан был уже лишним, наверное. Денек выдался нервный, что поделаешь.
- Я ухожу домой, - резко сказала Вирджиния, вставая с дивана.
Билл в последний момент поймал ее за локоть, неуклюже опрокидывая на себя, и пахучие бездны разверзлись перед ним с удвоенной силой. Похоже, единственным верным средством избавиться от этого кошмара было прохождение полной санобработки.
Прочихавшись от души, Мастерс опять налил себе выпить, но передумал, потому что Джинни, воспользовавшись его аллергическим приступом, отползла на край дивана и захватила единственную подушку, на которую тут же и улеглась. Блаженно вытянув ноги поверх его колен, эта ужасная женщина и не думала раскаиваться в грехах и просить прощения за устроенный сегодня балаган.
- Ты же с самого начала знала, что из себя представляют эти мошенники, - заявил доктор обвиняющим тоном. – И ничего не сказала мне!
- Вообще-то, никто не мешал тебе самому навести справки, - возразила Джинни, потягиваясь. – И никакие они не мошенники, между прочим. Ты видел фотографии? То есть, я тоже не видела еще. Но Лестер звонил и сказал, что едва не упал в обморок от зависти.
- Ты специально его провоцировала, - сказал Мастерс упрямо. - Это было чертовски непрофессионально, если хочешь знать.
- Честное слово, не подозревала, что все настолько запущено! При сильном волнении недуг заметней проявляется, я подумала: клин клином... Ты видел, как ему тяжело в общении с девушками? И не только. Ну, кто станет воспринимать всерьез парня, который так странно разговаривает? Разве что Кахихохия, бедняжка. Безумно в него влюблена, даже переняла манеру изъясняться, но Римус уверен, что над ним изощренно издеваются. Короче говоря, страдают в итоге оба.
- Какая драма, - пробормотал Билл, задумчиво массируя ее колено, которое зловеще померцывало в полумраке даже сквозь нейлоновый чулок. Ему страшно хотелось прямо сейчас взять и запихнуть Вирджинию под душ, да и себя заодно. Но доктор прекрасно понимал, что на этом беседа и закончится, а у него еще оставалось достаточно невысказанных претензий.
- Мы обязаны им помочь! – сказала Джинни твердо.
- С какой стати? Предупреждаю тебя сразу, лечение этих субъектов не в нашей компетенции. Мы исследуем сексуальные отклонения, а не психические.
- Знала, что ты это скажешь, поэтому заранее собрала досье на обоих. Вот, насладись на сон грядущий. Целый вагон отклонений. Но важна ведь первопричина, так мы выяснили?
И Вирджиния с победоносной улыбкой протянула ему довольно внушительную папку, поразительно кстати оказавшуюся рядом на журнальном столике.
Билл уже давно понял, что сопротивление бесполезно, и спорил с ней исключительно из мстительной вредности.
– И когда только успела провести прием?- проворчал доктор, включая торшер и водружая на нос очки.
- Всего лишь обычная болтовня и наблюдения, никаких приемов, - ответила она с невинным видом.
- Иногда ты меня действительно пугаешь, Джин… Так, ну что тут? Мать растила мальчика одна… в детстве играл на школьной сцене задние ноги лошади… в классе его дразнили и обзывали Братцем Кроликом… Пока не вижу ничего необычного.
- Ты дальше почитай. Мать была маньячкой-кролиководом, заставляла ребенка учить наизусть сказки дядюшки Римуса и пересказывать ей по сто раз. Нет, истории сами по себе хороши, но согласись, это ужасно! С тех пор мальчик ненавидит кроликов и терновые кусты.
- Меня в свое время именно кролики вдохновили заняться исследованием, - протянул Билл мечтательно.
- А я их терпеть не могла, как и всю нашу ферму... Ладно, кролики еще куда ни шло, а выйди на улицу – этими терновыми кустами засажена половина Сент-Луиса.
- Понятно, - пробормотал Мастерс, листая досье. – Полагаю, Кахи… хохию тоже изводили какими-нибудь Мумми-троллями? Судя по имени, мать с отцом не слишком ее любили… Ага, родилась в Уэльсе. В пятнадцать лет сбежала из дома, желая стать свободной художницей. Работала в морге… Ха! Так и думал!
- Я знала, что тебе понравится.
Билл подавил улыбку.
- Если причины их проблем кроются в детстве, настолько глубоко копать не имеет смысла. Нам важно ведь не перестроить сложившуюся личность, а создать условия, чтобы они открылись друг другу, правильно? Подумаешь, кто-то смешно разговаривает. В сексе это не главное. Нужно просто разработать индивидуальную терапию.
- Согласна, - кивнула Джинни с самым серьезным видом. – Обычно мы даже поощряем пары к вербальному контакту. Но бывают случаи, когда лишние слова только вредят.
* * *
На некоторое время в комнате воцарилась тишина.
Мастерс устало потер переносицу и отложил папку в сторону, искоса поглядывая на Вирджинию. Она дышала глубоко и ровно, похоже, находясь на полпути в царство Морфея. Джинни вообще была способна уснуть где угодно: в автобусе, в лифте, на конференции. Один раз это произошло прямо в лаборатории, когда Билл на секунду жутко испугался, что оргазм способен убивать.
Не удержавшись от искушения, доктор легонько пощекотал доверчиво подставленную ляжку, и в ответ его молча лягнули. Мимо цели, но тоже ощутимо.
- Но все-таки, почему ты ничего не сказала мне? Зачем эти шпионские игры?
- Ты бы не захотел связываться, Билл, а для исследования нужна хорошая фотография в журнале по умеренной цене. "Голливуд" нам не по карману, к сожалению. Ну и милые они, разве нет?
С этим Билл готов был поспорить.
- Нет.
Вирджиния шумно вздохнула, убрала ноги с его колен и уселась рядом, положив голову Мастерсу на плечо.
- Если не хочешь ими заниматься, тогда я сама…
- Нет, я про журнал. Глупая затея с самого начала.
- Это респектабельное издание! - заявила Джинни.
- «Страстные домохозяйки»? Не смеши.
- Ну, раньше они назывались «Домашний очаг», а потом сменили обложку – и продажи моментально выросли вдвое. Вон, у Бетти спроси, если не веришь мне, тираж почти как у «Плейбоя». Хотя, конечно, росту популярности помогли странички с рекламой нижнего белья. Особенно мужского.
- Не сомневаюсь. И не желаю иметь ко всему этому никакого отношения.
Ему даже не нужно было поворачивать голову, Мастерс отчетливо представлял, как Вирджиния закатывает глаза.
- О боже, Билл, какой же ты все-таки сноб! Невозможный просто. При таком подходе к делу нас ждет провал, как бы мы ни старались и сколько бы людей ни вылечили!
Вирджиния с досадой отстранилась и скрестила руки на груди, как бы давая понять, что настал ее черед обижаться.
- Думаешь, во мне нет искры, вдохновения и чего там еще, гармонии? Я – тот самый любитель пустой статистики, неспособный постичь подлинную магию мироздания?
Она уставилась на него в изумлении.
- О чем ты?
- Всего лишь повторяю твои собственные слова. Сказанные сегодня утром нашему гостю.
- Ах, это! Забудь, – небрежно махнула рукой Джинни. – Я просто импровизировала и заговаривала мальчику зубы, отражая то, что он хотел услышать. Все мужчины это лю…
Вирджиния осеклась на полуслове, сообразив по его стремительно помрачневшей физиономии, что вот Билл, например, вряд ли жаждал услышать именно это. Тем более, от нее.
Повисла неловкая пауза, спасательный круг для желающих перевести разговор на менее скользкую тему.
- И со мной ты поступаешь так же? – спросил Мастерс вкрадчиво, утопая в пучине с концами. – Говоришь то, что я хочу слышать? Ведь все это любят, правда?
- Прекрати, - сказала Вирджиния, начиная раздражаться не на шутку. – Ты – не все. Иначе мы бы не спорили до полуночи… Я просто не понимаю иногда, почему ты злишься на ровном месте из-за ерунды, которая не имеет никакого значения!
- А что имеет?
Она смотрела на него во все глаза, внезапно сбитая с толку этим неожиданным допросом.
- Ну... ты, - выпалила Вирджиния и, прежде чем он успел открыть рот, поспешно добавила: - Наша работа здесь, это исследование. Я никогда не думала, что именно оно станет смыслом всей жизни, сам понимаешь. Но именно ты вдохновил меня и воодушевил, с первой встречи… Твоя прочувствованную речь, что-то про ханжеских бандитов… Или троглодитов? Не поручусь, но звучало интригующе. Я, конечно, всегда испытывала к сексу неподдельный интерес, но подозреваю, что если бы ты вещал не о нем, а о несварении желудка, тоже воспламенил бы кого угодно. Есть в тебе искра, будь уверен, иногда спасает исключительно холодный душ.
- Джинни.
- А вообще, тебе не кажется несправедливым, что я одна должна петь хвалебные оды великому доктору Мастерсу и превозносить его неоспоримые таланты? У меня, правда, по-прежнему не имеется ученой степени…
- Джин…
- И да, я знаю, выразить истинные чувства для тебя проще всего на бумаге. Помнишь ту великолепную характеристику, которую ты состряпал для меня? «Миссис Джонсон – совершенно незаменимый сотрудник. Без миссис Джонсон я бы не справился». Храню ее под подушкой много лет и перечитываю в минуты скорби.
Билл закусил губу, разрываясь между желанием поцеловать ее и хорошенько придушить. Он понимал, что Джинни просто шутит, отчаянно пытаясь как-то сгладить возникшее между ними напряжение. "Сказать ему то, что он хотел услышать". Если бы доктор сам знал, чего ждет, наверное, было бы проще. Или наоборот?
* * *
Порой Мастерс видел во сне момент собственного триумфа.
Солнечный весенний день, высокое синее небо, карманы пиджака доверху набиты мятными леденцами - объедайся, сколько влезет.
Кадиллак, начищенный до блеска, везет его куда-то сквозь толпу обывателей, обильно разбавленную белыми халатами. Здесь и его бывшие коллеги, и студенты, и светила современной медицины, которые рассыпаются перед Биллом в извинениях и благодарят за неоценимый вклад в науку. Старина Бертон со слезами на глазах твердит ему вслед: «Я всегда верил в тебя, мой мальчик!» Билл хочет остановиться и справиться у него, где Вирджиния, но Скалли уже исчезает за поворотом.
Немного дальше по курсу на тротуаре активно пресмыкается и бьется в конвульсиях раскаяния ректор Вашингтонского университета Фицхью, громогласно признавая свое интеллектуальное ничтожество. А рядом из кустов жалко подвывает автор гнусной статейки, опорочившей гениальное исследование... Билл хочет задержаться, чтобы плюнуть ему на лысину за себя и Джинни. Это же сон, здесь можно и не такое! Но бездушный автомобиль увозит его все дальше и дальше.
Теперь он в плотном кольце ликующих испытуемых, которые славят его за то, что помог человечеству смочь, и обещают по этому поводу воздвигнуть памятник на центральной площади. В виде Улисса. Билл польщен, хоть и слегка растерян. Должно быть, потому что большинство счастливых пациентов разгуливает по городу нагишом. Еще они передают пламенный привет Вирджинии, а Билл понятия не имеет, куда она подевалась. Это начинает серьезно беспокоить.
Билл оглядывается по сторонам - и вдруг видит ее совсем близко, на соседнем сиденье. Может быть, она всегда была там? Кажется, Билл собирается спросить об этом, но Джинни мягко улыбается и явно хочет сказать кое-что поважнее...
Здесь Мастерс просыпался. Всегда.
Мир цифр и фактов не так уж и плох, в сущности. Они, по крайней мере, просты и понятны.
Цифры никогда не врут.
* * *
- Мы напишем книгу, - сказал Билл негромко, словно самому себе.
- С картинками? - он был почти уверен, что Джинни давно уснула.
- Картинками, данными, выводами…
- Сенсационными открытиями, - пробормотала она, зевая.
- Я не шучу.
- Я тоже. Где мы найдем издателя-самоубийцу?
- Это неважно! – вскричал он с неожиданной страстью, отчего Вирджиния содрогнулась и приглушенно икнула. – Это наше… исследование. Наше, можно сказать, детище! Мы годами собирали все это, структурировали, анализировали. Не спали ночами, сутками, неделями!! Осталось только придать ему законченную форму. Ты говорила, что я слишком увлекаюсь методологией? Ну, так и быть, подберем какие-нибудь более примитив… упрощенные выражения для широкого круга недале… обычных читателей. Наши открытия должны жить и служить людям. Жить, а не пылиться на полке в какой-нибудь университетской библиотеке! Но шинковать их на части для несерьезных и скабрезных заметок, продавать по кускам, словно стейки в закусочной – это… Пусть мы не издадим книгу сейчас, пусть мы умрем в безвестности, но через сто, через тысячу лет просвещенные потомки… Я, мы, ты и я… Вместе с тобой…
Билл смутился и умолк, понимая, что его заплетающийся язык несет уже полнейшую околесицу. Вирджиния имела полное право посмеяться над этим бредом, хоть она и не смеялась. Что по-своему было еще хуже.
Доктор заставил себя взглянуть на нее.
Вирджиния смотрела не него широко распахнутыми глазами, блестящими от наплыва чувств или, вероятнее всего, запоздалого аллергического приступа.
- Ты не перестаешь удивлять меня, Билл, - прошептала она в гробовой тишине.
Перед мысленным взором доктора Мастерса вновь промелькнул красный карандаш, споро порхающий над блокнотом.
«Сегодня Билл меня удивил. Избыток алкоголя делает мужчин сентиментальными…»
Он поскорее смахнул наваждение, потому что Вирджиния уже шарила под диваном в поисках туфель. Из любой неловкой ситуации она обычно выходила двумя способами. Первый из них Мастерс люто ненавидел.
Доктор протянул руку и коснулся ее налакированных волос, которые от долгого лежания встали дыбом на голове. Но это было совершенно неважно.
- У тебя слишком жесткий диван, Билл.
И это тоже.
- Ортопедический. Когда это тебя останавливало, интересно?
Джинни фыркнула, оценив неуклюжую попытку пошутить, но перестала ускользать от него, ведь второй способ не отвечать на странноватые вопросы, честно говоря, был гораздо лучше первого.
- Твоя аллергия уже прошла? Если снова начнешь чихать…
- К яду, который регулярно принимаешь маленькими порциями, постепенно привыкаешь. Так что вдруг тебе вздумается повторить фотосессию…
- Нет уж, лучше книга. Пускай и через тысячу лет!
Она тихо рассмеялась, и тут Билл не выдержал и наконец-то поцеловал ее.
*Отползти и выпить противоядие*