Бортжурнал32 читателя тэги

Автор: Хонор Харрингтон

Бортжурнал

Командир звездолёта "Иван Ефремов" приветствует вас. Добро пожаловать в кают-компанию.

* * *

Смотрю ролик: городские новости. Один из парков нашего города назвали в честь группы "Ласковый май" - Шатунов, не к ночи будь помянут, родом был из Оренбурга. И думаю себе: а другой какой-нибудь парк надо назвать :Стрёмный ноябрь:. Была когда-то в Оренбурге самопальная рок-группа с таким жизнеутверждающим названием...

* * *

Когда у тебя более-менее нормально работает только одна рука из положенных анатомией двух, кормление кота превращается в цирковой аттракцион. Без ножниц пакет с кормом не откроешь.. А сухой корм не пойдёт. Котик, мягко говоря, сильно немолод и потому неполнозуб... Так вот, для того, чтобы открыть этот пакет, приходится зажимать его коленками и отрезать верхний край ножницами. А кот с громким мявом вертится рядом. И пока этот пакет не вытряхнешь ему в миску - не успокоится. Такие дела... Ну ладно, с котом всё ясно, продолжаем писанину.

 

Находка

 

Смоляное Озеро на самом деле не было ни смоляным, ни озером. Так называлась здоровенная яма в самом глухом углу Третьего уровня, заполненная чем-то отдалённо похожим на нефть – тягучим и тёмным, пахнущим довольно резко, но не сказать, что неприятно. Ребятню сюда тянуло, как магнитом: место было исполнено тайн и запретно. Помимо озера здесь имелись развалины какого-то древнего здания. В них при удаче можно было найти множество интересных вещей. Например осколок фарфоровой тарелки. Или выцветший до полной неразличимости пикт. Или гильзу от патрона 7.62…

 

Компания из двух парней и трёх девчонок сидела на ржавой трубе и травила байки.

- Говорят, тут раньше собор стоял, - рассказывал Малик, - большой такой. Его в войну взорвали, а подземный ход остался. Он через весь уровень тянется, целый лабиринт. Спуститься туда многие пытались, да мало кто обратно вернулся. А кто вернулся, те не в своём уме малость потому, что там всякого страшного много. Крысы-мутанты – от носа до хвоста два метра, человек им на один укус. Призраки тех, кто в лабиринте заблудился и погиб. Ну, а уж если Чёрного Диггера встретил – всё, считай покойник. От него одно спасение – на первом же перекрёстке оставить кусок хлеба и шкалик водки. Тогда позволит вернуться.

 

- А ты откуда знаешь? - лениво поинтересовалась Дэйта.

- Брат рассказывал.

- Ясненько, - хмыкнула Дэйта, - авторитетный источник, да.

 

Брат Малика после пары-тройки косяков мог рассказать ещё и не то, и надёжным источником информации не считался. Придётся лезть самой. Дэйта слабо представляла себе, что именно ей надо в этом лабиринте, чем бы он ни был. Есть загадка – её надо разгадать. Остальное неважно. Кроме того есть ещё непонятное, но отчётливое чувство, тянущее её в подземелье. Призраки не пугали: в пятнадцать лет не пугает даже неудовольствие матери. Что уж говорить о каких-то Чёрных Диггерах…

 

-Не, я тоже слышала, - заступилась за рассказчика Матильда, - наш сосед туда ходил. Вернулся весь седой…

 

Матильда цеплялась к компании исключительно из личных соображений. Она имела виды на Малика, а Малик имел виды на Дэйту. Дэйта же видов не имела вообще ни на кого и с удовольствием наблюдала за разыгрывающейся «драмой».

 

- Ладно, - она встала и отряхнула штаны, - вы как хотите, а я посмотрю, что там за лабиринт.

 

-Ты чего, там же крысы вот такенные! – ахнула Матильда.

 

- Уверена? - спросила Дарна.

 

Дэйта молча кивнула.

 

- Тогда хорошо. Шепчущих только не слушай.

 

Дэйта ещё раз кивнула. Слова Дарны-ведьмы она понимала не всякий раз, но всегда прислушивалась к ним.

 

-Я с тобой, - вызвался Малик, - у меня фонарь есть!

 

- И я тоже, - а это конечно Матильда.

 

- Пошли. Но имейте в виду – я вас не звала. Сами напросились.

 

Дэйта обошла развалины кругом и со стороны, противоположной озеру, обнаружила нечто, похожее на вход в подвал. Здесь действительно ходили: дверь закрыта на кусок проволоки, лестница, уходящая в темноту, расчищена, на стенах – стрелки и значки.

 

Лестница перешла в наклонный коридор. Свет становился всё слабее, пока совсем не исчез. Малик включил фонарь. Кирпичные стены, сводчатый потолок, мелкая каменная крошка под ногами. Тишина. Режущий белый свет выхватывает детали, но мешает ухватить общую картину.

 

- Выключи фонарь.

- Что?

- Фонарь выключи, говорю. Не засвечивай мне глаза.

- Но как же без света… Мы же не увидим ничего…

- Тогда стойте здесь.

 

Свет погас. Дэйта немного постояла неподвижно, позволяя глазам привыкнуть к темноте. Но здесь даже её совершенное зрение мало чем могло помочь: тьма лежала на глазах, словно плотная повязка. Что ж, придётся полагаться на другие чувства. Едва уловимые токи воздуха касались лица. Неотчётливо пахло пылью, сухостью и чем-то пряным. Слух ловил лёгкое эхо шагов Дэйты и шорох каменной крошки по ногами. Где-то на самой грани восприятия возник ритм – будто далеко-далеко звучал кахон. Ломаный, неправильный, он исчезал, стоило прислушаться, и снова возникал, едва внимание отвлекалось. Не слушай шепчущих, говорила Дарна. Но это не шёпот, не голоса. Это музыка. Она неправильна, искажена, но так притягательна… Постепенно Дэйта забыла, куда и зачем шла, двигаясь на зов ритма, стремясь найти его источник. Что-то осторожно и вкрадчиво касалось мыслей - словно чуткие, тонкие пальцы перебирали драгоценности в шкатулке… Смотри – хочешь такое? А это? Ты ведь понимаешь, что не ровня этим людям, да? У тебя другие возможности, другая судьба. Подумай, чего ты хочешь более всего? Власти? Это будет удивительно и прекрасно. Власть тайная, незримая - и абсолютная. Ты думаешь, Нейромант – сказка, персонаж ледорубского фольклора? Может быть… Но ты сама можешь стать таким Нейромантом. Ты – можешь. Достаточно объединить киберпространство с реалом, и вся Галактика в твоём распоряжении. У твоих ног. Хочешь?

 

И откуда-то взялась мысль, что это, пожалуй, было бы неплохо. Имея такую власть в руках, можно многое изменить, многое сделать, исправить многие несправедливости…

 

Что-то подвернулось под ногу. Дэйта запнулась, сбилась с шага – и упала. Грохнуться руками и коленями на острое каменное крошево – не самое большое удовольствие. Но боль привела её в чувство, наваждение колдовского ритма исчезло. Под рукой оказалось что-то продолговатое и твёрдое. Ощупав предмет, девушка поняла, что это нож в ножнах.

Идти дальше сразу расхотелось. Дэйта подобрала находку и повернула назад.

 

Вскоре впереди замелькал свет. Малик не то подавал какие-то сигналы, не то просто водил фонарём туда-сюда - лишь бы не стоять в плотной, непроницаемой темноте.

 

-Седая, ты, что ли? - окликнула Матильда.

- Нет, двухметровая крыса-мутант, - засмеялась Дэйта.

 

Она вышла на вольный свет и сощурилась от удовольствия, словно кошка. Судя по тому, что вся компания собралась у входа в подземелье, ребята уже снаряжали поисковую экспедицию.

 

-Где только тебя каджи носили три с лишним часа? – проворчал Малик.

-Да ну? - удивилась Дэйта, - по-моему, я не больше часа бродила. Там три часа делать нечего – нет ничего интересного.

 

Они снова расселись на трубе, Дэйта вкратце рассказала, что происходило в подземелье (опустив изрядную часть истории) и принялась рассматривать свою находку. Нож был не особенно велик: примерно в половину её предплечья. Чёрный прямой клинок полуторной заточки, с короткими долами. Ухватистая рукоять плотно обмотана полосой замши – не скользит, и держать приятно. На клинке золотом по чёрному – силуэт вытянувшейся в стремительном беге борзой. То ли клеймо мастера, то ли знак владельца, то ли просто украшение. Плюс к тому скромные ножны, деревянные, покрытые тёмно-вишнёвым лаком.

 

-Дай-ка, - Дарна взяла нож из рук подруги, внимательно рассмотрела его, на секунду прижала к своему венцу, - чисто.

-Да, - кивнула Дэйта, - я тоже так думаю.

 

С той поры она не расставалась с этим ножом, а бегущая борзая стала личной сигной примарха XI Легиона. Но на вопросы о происхождении этого оружия Дэйта отвечала хмурым вопросом: «Ты уверен, что хочешь это знать?» Не слишком приятно понимать, что от попадания в смертельную ловушку тебя спасли не собственные проницательность и ум, а воля дурацкого случая.

 

Впрочем, иногда бывает полезно вовремя споткнуться…

 

 

P. S. Если я правильно помню и не путаю вилку с бутылкой, историю XI Легиона - Плетущих Сеть = я уже где-то здесь рассказывала. Просто напомню на всякий случай... Однажды, в ходе обсуждения очередной вархаммеровской истории, мы с ребёнком подумали: а что, если, пока Император занимался какими-то своими неотложными делами, в его лабораторию проник Цегорах и в двух генокодах заменил Y-хромосому на X. Вот так и появилась на свет примарх леди Дэйта. И её Легион, Плетущие Сеть. Назван так потому, что состоит только из женщин, и его основная специальность - так сказать, война в киберпространстве.

 

Вот так думаешь, думаешь - и в конце концов выдумываешь порох (с)

Читаю новости на Дзэне и думаю. Вся эта российско-украинская замятня напоминает мне сценку из одного замечательного фильма, а именно - "Свадьба в Малиновке". Ввалившийся в село со своей бандой пан атаман Грициан Таврический объясняет селянам, что он не просто бандюга, а атаман идейный."И мои ребята, все как один, стоят за свободную личность!" А из толпы доносится горестный вздох Горпины Дормидонтовны: "Значит, будут грабить!" Эх...

Размышлизм о кино

Смотрю я новогодний мультик "12 месяцев" и думаю себе: вот достославная девица Грета Тунберг, не к ночи будь помянута, явно этой сказки не знает. Иначе бы представляла, что бывает, когда людишки начинают от балды, спрохвала, вмешиваться в ход природных процессов.Подснежников ей, видишь ли, захотелось! Ну а что, она же Королева! Имеет право.Да природе наплевать, Королева ты или ведьма с Лысой горы.Подснежников раньше апреля не будет, и все. Точка. Сказки - они просто так не сочиняются. Как говаривал классик, сказка ложь, да в ней намек. Так-то вот! )))

А теперь о погоде

Что-то лето у нас нынче не наше. Не оренбургское. Обычно у нас в эту пору температура ниже +36 градусов не опускается., а сейчас дух-предсказатель Гисметео утверждает, что за бортом +16. Очень приятно, знаете ли... Не то, чтобы я была резко против, но как-то уже и тепла хочется.И дожди чуть не каждый день, грозы жуткие. В общем, весело мы живём... Что ни говори, а середина Евразии есть середина Евразии, и ничего с этим не сделаешь. Ну и ладно!

Едем дальше...

Баллада о любви

 

Никто не сказал бы, что мечница Арианрод любила музыку. И что не любила – тоже. В общем, музыка не входила в круг ее интересов, хотя были песни, которые нравились. В особенности та, что доносилась из распахнутого окна чьего-то дома...

 

Когда вода всемирного потопа

Вернулась вновь в границы берегов,

Из пены уходящего потока

На берег тихо выбралась любовь

И растворилась в воздухе до срока,

А срока было сорок сороков...

 

Сам по себе певец ее не занимал, хотя хрипловатый, сильный, очень мужской голос звучал приятно.

Но песня... Арианрод казалось, что песня сложена о них. О ней и Гидеоне Рейвеноре.

Пожалуй, сейчас Арианрод уже не могла вспомнить, когда и как они познакомились. Обоих как-то нашел Грегор Эйзенхорн, зазвал в свою команду, и казалось, что они работали бок о бок всю жизнь. А на "неуставные отношения" своих аколитов инквизитор всегда смотрел сквозь пальцы, лишь бы не мешали работе.

 

И чудаки - еще такие есть -

Вдыхают полной грудью эту смесь.

И ни наград не ждут, ни наказанья,

И, думая, что дышат просто так,

Они внезапно попадают в такт

Такого же неровного дыханья...

 

Голос тревожил память, рвал душу.

Сперва ни о какой любви речи не шло. Жизнь Арианрод определялась очень немногими вещами, и одной из них был долг. Для всего остального места - и времени - оставалось совсем мало, а для любви и вовсе не хватало. Да и негоже воину привязываться к кому-либо. Его жизнь – служение, его возлюбленная – смерть. Вот и все. А то, что оба они молоды, хороши собой и их тянет друг к другу – ну что ж, если тело требует своего, то почему бы и нет? Первая их ночь вышла почти случайной: оба были немного пьяны, Гидеон настойчив и нежен, и Арианрод без сопротивления сдалась на милость победителя. Он оказался хорошим любовником: был терпелив, ласков и умел доставить удовольствие женщине. И ей казалось, что это всего лишь легкая связь без всяких обязательств и к обоюдной радости.

 

Только чувству, словно кораблю,

Долго оставаться на плаву,

Прежде чем узнать, что "Я люблю",-

То же, что дышу или живу!

 

Прошло немало времени, прежде чем Арианрод поняла: случилось то, чего она до сих пор так старательно избегала. Они все-таки привязались друг к другу. Ничего подобного, убеждала она себя, мы просто партнеры, можно сказать, братья по оружию, мы работаем на одного "хозяина" – Эйзенхорна. А остальное к делу не относится и значения не имеет. И понимала, что пытается обмануть себя. Ей было хорошо рядом с Рейвенором, и плохо – без него. Это ли называется любовью, Арианрод не знала…

...Тот трижды проклятый день она вспомнит в смертный час. Видеть растерзанным, окровавленным, почти мертвым человека, которого лишь накануне ночью ласкала и целовала, в чьих объятиях билась, как пойманная рыба... Тогда Арианрод плакала впервые в жизни. Ее слез никто не видел: до такого она все же не унизилась. Но и это оказалось не самым страшным в их жизни. Хуже всего было потом, когда Рейвенор с беспощадной окончательностью осознал, что по сути от него остался лишь мозг. Все остальное – "кресло".

- Мне не нужна твоя жалость, - зло бросил он ей тогда.

Умом Арианрод понимала: он старается оттолкнуть ее от себя, не желая, чтобы молодая и красивая женщина из соображений гордости и чести навсегда связала свою судьбу с калекой. Но сердцу было больно и обидно. Одному Императору ведомо, сколько труда, терпения и любви ей понадобилось, чтобы убедить его: их отношения давно переросли единение тел. Что нет меж ними никакой жалости, а есть лишь то слияние душ, которое приходит с годами, но не всегда и не ко всем...

 

Я поля влюбленным постелю,

Пусть поют во сне и наяву!

Я дышу - и значит, я люблю!

Я люблю - и значит, я живу! –

 

- неслось из окна.

 

Зачем столько пышных слов, усмехнулась про себя Арианрод, ведь все гораздо проще. Есть человек, который мне нужен. И которому нужна я. Все остальное – мелочи, красивые, но ненужные. Как драгоценные камни на рукояти сабли: смотрится эффектно, а держать неудобно.

Знакомое присутствие возникло в сознании. Словно теплое прикосновение ладони, любимой, знакомой до последней черточки. Она улыбнулась и свернула в переулок.

Мечница Арианрод возвращалась к тому, кто ее ждал.

* * *

На Рутубе есть канал, называется "Военная приёмка". Он посвящён современному вооружению российской (и не только) армии. И вот смтрю я ролик, посвящённый самоходным артиллерийским установкам и думаю себе: я представляю, что у военных довольно своеобразное чувство юмора.В частности, названия этих установок. "Мальва", "Дрок", "Флокс"...И совершенно дивное - "Пенициллин"...

Вот уж в самом деле - помогает сразу и от всего!

Впрочем, ладно. Продолжаю писанину.

Гранат

Лампы в зале «Зелёной мыши» горели вполсвета - посетителей ещё не было. Не считать же за посетителя эльдара-провидца, мрачно надиравшегося комморагской водкой за столиком в углу. И потому Геутваль занималась собственными делами. В руки ей попало необычное украшение - серебряный кулон в виде ворона с распростёртыми крыльями, с камнем на груди. Камень – очень тёмный, почти чёрный гранат-пироп, расколот надвое, но осколки ещё держатся в оправе. Геутваль поворачивала кулон то так, то этак, рассматривала под разными углами камень. Слабый свет не мог пробить его глубокую, насыщенную окраску, но в глубине всё ещё тлела алая искра. Держа кулон в руках, Геутваль узнала , кому он принадлежал, и почему разбит камень, и ещё много всякого…

 

- Сколько боли, - чуть слышно шептала девушка, невесомо и нежно касаясь граната кончиками пальцев, - и человек-то не всякий вынесет, не то, что камень…

 

Она легонько сжала пальцы – словно бабочку держала в кулаке, закрыла глаза, сосредоточилась, погружаясь в камень сознанием.

 

Тьма. Багровая, огненная тьма, полная боли, гнева и отчаяния. Алая искра в центре – сердце камня – истекает светом, словно кровью, и неведомо, насколько хватит этого света. Геутваль коснулась горячей тьмы и увидела, как за пальцами потянулись тонкие нити. Словно кудель, отрешённо подумала девушка. Теперь осторожно, не торопясь вытягивать, прясть эти нити, сматывать их в клубок, убирать боль…

 

Эльдар, оторвавшись от выпивки, бросил случайный взгляд на барменшу и обомлел: над руками её поднимался призрачный столб тёмного дыма, с каждой минутой становившегося всё светлее.

 

А Геутваль тем временем собирала нити багровой тьмы и отправляла их в то ничто, в котором нет ни тьмы, ни света, ни боли, ни радости. Нити липли к пальцам, впивались в кожу, вытягивали силы. Когда стало совсем плохо, где-то на краю слуха возникла едва слышная мелодия. Лёгкая, незамысловатая, она была полна улыбки и тихой радости. Мелодия смыла усталость и отчаяние, Геутваль убрала последние нити и глубоко вздохнув, вынырнула в реальность. Белая кошка Мурча сидела у неё на коленях и когтила их с негромким мурлыканьем. Камень в кулоне светился чистым красным светом и был совершенно целым – без малейших следов раскола.

Коракс, пришедший сегодня первым, по установившейся традиции устроился за стойкой.

- Здравствуй, Геутваль!

- Добрый вечер, мастер. Попробуйте, - она выставила на стойку небольшой графин зелёного стекла с золотым узором и такую же стопку, - это терновая наливка. Я делала.

Напиток был сладким, чуть вяжущим на вкус и играл мягкими алыми отсветами. От него делалось легко и спокойно на душе.

- Держите, мастер Коракс, - Геутваль положила рядом со стопкой кулон, - и не теряйте больше.

Коракс долго смотрел на кулон, не веря собственным глазам.

- Откуда он у тебя?

Геутваль покачала головой и молча улыбнулась.

* * *

Гроза! Да не просто гроза, а сумасшедший ливень и град! Не то, чтобы я была сильно против, но не тогда, куски льда залетают на лоджию в открытые окна... А впрочем, стёкла целы - и на том хвала Императору... Давненько у нас такого не было...

Едем дальше...

Кот выспался, наелся и носится по квартире, задрав хвост. Помнится, наша сиамская кошка Зита в Москве отличалась похожим поведением. Дед мой в этом случае говорил: "Жир почки точит". А семилетнюю меня страшно занимал вопрос - что это за жирпочки такие, где они у кошки и зачем она их точит? Ответа я, понятное дело так и не получила, и смысл этого выражения дошёл до меня гораздо позже. Ну да ладно. Продолжаю писанину.

 

Об искусстве и ...

 

Больше всего Леман Русс не любил пить в одиночестве. Для того, чтобы получить максимум удовольствия от выпивки, нужна компания. Хорошая компания. Такая, где можно запросто спросить товарища: «Ты меня уважаешь?» и получить ответ: «А то ж!».

Самой подходящей компанией Русс считал братьев – Жиллимана и Магнуса. А кто станет говорить, что один зануда, а другой сволочной колдун – получит в глаз. С ними всегда можно обсудить за бочонком доброго фенрисийского эля вопросы тактики и стратегии, достоинства Сестёр Безмолвия (и пожаловаться на них – больно гордые, не подкатишь), или перемыть косточки зазнайке Вальдору.

Но в этот раз Волчьему Королю не везло. Робаут умчался на свиданку, а Магнус, по своему обыкновению, вывалился в астрал и хрен знает, что там делал. На худой конец сошёл бы даже Дорн, не особенно любивший Волчье пойло, но и он куда-то смылся. Зато напросился в гости Фулгрим. Пить он не умел, понимал о себе слишком много, и разговаривать с ним было невозможно: он не слушал никого, кроме себя. А ещё – Лоргар… Этот припёрся по принципу «его никто не звал, он как-то сам прилип». И если Фулгрима терпеть ещё местами было можно, то это золотокожее трепло быстро доводило Русса до бешенства своими бесконечно нудными проповедями и невыносимым ханжеством. Впрочем, второй братец тоже был хорош. На сей раз Фулгрим громко хвастался рисунком, якобы с великим трудом выпрошенным у некоего известного художника (имя которого Леман слышал первый раз в жизни).

Нельзя сказать, что повелитель Космических Волков был совсем чужд искусству. Он ценил песни и саги своих скальдов, и даже сам иногда пытался сочинять короткие рунхенты. Но никому их не показывал, не без основания считая, что свойственный отцу дар творчества достался не ему, а кому-то из братьев. Сангвинию, наверно.

- Вот посмотрите, какая прелесть! – голос Фулгрима вывел его из задумчивости.

«Прелестью» оказался небольшой картон, на котором был изображён голый парень, стоящий спиной к зрителю и лицом… к окну, решил Русс. Некоторое время он рассматривал картон.

- Ну жопа, - вздохнул примарх Волков, - ну голая. Ничего особенного. Что я, голых жоп не видел? Лучше бы девку нарисовал, честное слово!

Оба братца синхронно поморщились от неприличного слова.

- Варвар, - печально сказал Фулгрим, - тебе бы только девки. Ничего не понимаешь в искусстве.

-Это не искусство, - мрачно отозвался Русс, - это жопа.

Братцы опять поморщились.

- Техника – обалдеть! – Фулгрим явно впал в восторг, - композиция просто прелесть, и фон такой гармоничный. А линии какие изящные!

- Да, - неожиданно подал голос Лоргар, -техника на высоте. Души только нет.

- А что такое «душа», - вкрадчиво поинтересовался Фулгрим, - и как ты определяешь, есть она или нет?

Блондинистого красавчика основательно развезло, и он нарывался на скандал.

- Нам, зрителям, всё равно, какие там линии, изящные или неизящные, этим художники пусть между собой меряются. А нам дайте пусть и не идеальное, но с душой, а не техничные чертежи. Это всё равно, что идеально сыгранную гамму сравнить с пусть и неидеальной, с огрехами, но музыкой.

- Ну да, ну да, - покивал Фулгрим, - душа – штука тонкая, не всякий разглядит. Однако, братец, скажу я тебе вот что. Если техника на уровне «палка, палка, огуречик» - то никакая душа картину не спасёт.

- Да хоть бы и так! - количество выпитого сказывалось и на Лоргаре, - картина цеплять должна, нравиться. А техника, совершенство – да чушь собачья твоё совершенство!

Эта музыка будет вечной, подумал Русс. Хотите довести Фулгрима до белого каления – пройдитесь насчёт совершенства. Бзик это у него.

- Шли бы вы, ребята, к этой самой матери, - вмешался волчий Король, пока братцы не передрались, - у одного жопа в душе, у другого душа в жопе… Вот поэтому вам ни одна девчонка и не даёт, что вы начинаете разговоры разговаривать вместо того, чтобы валить её на ближайшую горизонтальную поверхность!

Это был удар ниже пояса. Более того, это был удар прямо в промежность. Если Фулгриму ещё доставалось внимание имперских красавиц, то у Лоргара с женским полом были большие проблемы. Не нравился он женщинам. Совсем не нравился.

- Ах, вот вы как, - взвился он, побледнев до того, что даже руны на коже выцвели, - а ещё братья… Всё. Ухожу. И знать вас более не желаю.

И Лоргар выскочил вон, хлопнув дверью.

- Мужики,- вздохнул Фулгрим, - вы ничего не понимаете в искусстве.

- Ага, - Русс одним глотком допил остатки эля и вышел вслед за Лоргаром, оставив Фулгрима в гордом одиночестве.

Искусство его сейчас не интересовало. Его интересовала одна послушница Сестёр Безмолвия. У девчонки были весёлые синие глаза и шикарная задница. И в прошлый раз, в ответ на его попытку поухаживать она явственно намекнула, что не против.

Время есть, я продолжаю (С)

Ещё фанфик. Давно когда-то мне подумалось: в Вархаммере не хватает хорошего кабака. Места, где можно забыть все приключения и просто посидеть в доброй компании, с доброй выпивкой... Так вот и появилась "Зелёная мышь" Где она находится - а Тзинч её знает. Где-то в Паутине... Итак

 

Сцена в корчме

 

То ли братья задерживались, то ли он поторопился. Робаут Жиллиман сидел один за столиком в «Зелёной Мыши» и скучал. Впрочем, нечего гневить судьбу: скучать в «Зелёной Мыши» было гораздо интереснее, чем наблюдать из стазиса за своими досужими сынами, не имея даже возможности вогнать им ума в задние ворота при необходимости. Впрочем, подумал владыка Ультрамара, будем справедливыми – Марней Калгар справляется с воспитательным процессом самостоятельно.

 

Народу в кабаке было немного, драк пока никто не затевал, речей тоже не толкали, и Жиллиман принялся рассматривать барменшу. Посмотреть было на что – она оказалась симпатичной и очень странной девушкой. Широкие скулы и чуть раскосые глаза делали её похожей на чогорийку. Однако светло-серый, почти серебряный цвет глаз и рыжевато-русые волосы выбивались из образа. Одета она была в замшевые брюки и облегающий кафтанчик, вышитый бисером. Дополняло картинку (и окончательно всё запутывало) узорчатое бисерное очелье, украшавшее голову девушки. Почему-то при взгляде на неё в памяти всплывало слово «чалдонка». Жиллиман понятия не имел, где он слышал это слово и каков его смысл, но так почему-то казалось правильным. Примарх поднялся из-за стола, неторопливо прошёл через весь зал к стойке и спросил джина. Девушка поставила перед ним стакан.

 

- Пожалуйста, мастер.

 

Жиллиман хмыкнул про себя. До сих пор мастером его никто не называл.

 

- Можно спросить, как тебя зовут? – поинтересовался он.

 

- Можно. Моё имя Геутваль.

 

- Геутваль, - имя звучало, как плеск воды на камнях, - оно что-нибудь значит?

 

- Всякое имя что-нибудь да значит. В данном случае – Песня Воды.

 

- Красиво, - оценил примарх, - а что до значения имён… Я до сих пор не знаю смысла своего собственного имени. Подозреваю, это просто сочетание звуков.

 

- Возможно, стоит поискать в древних терранских языках. В лангдоке или катала, например. Поверьте, мастер, бессмысленных имён не бывает.

 

- Геутваль, - строго сказал Жиллиман, - я не называл тебе своего имени.

 

- Зато я слышала, как вас называют братья, мастер, - улыбнулась барменша.

 

В этот момент в зал вошёл ещё один посетитель. Был это человек… Ну по крайней мере он выглядел, как человек. Узкое, обветренное лицо. Седые волосы, завязанные в хвост. Потрёпанные джинсы с заплатками на коленях, растянутый свитер грубой вязки, тяжёлые башмаки. Гитара за плечом. Рядом, у левой ноги – здоровенный, с годовалого бычка пёс. Интересно, подумал Жиллиман, какие породы замешались в родословной этой зверюги? Ирландский волкодав и чёрный терьер – точно. И какой-нибудь демон из тех, что у Магнуса на побегушках – наверняка.

 

- О, Рафферти пришёл! – обрадовалась Геутваль, - давненько его не было, я уж думала…

 

- Что он умер? – закончил фразу Жиллиман.

 

- Щазз! – девушка засмеялась, - помрёт он, жди! Он ещё на наших похоронах простудится. Это же Рафферти! Говорят, старый хиппи однажды вылез из могилы, чтобы сыграть на свадьбе. Вот с тех пор и шляется…

 

Геутваль отнесла за столик миску варева для собаки и бутылку виски для хозяина. Рафферти налил себе полный стакан, отпил пару глотков и отставил в сторону. Неторопливо, словно исполняя ритуал, он достал из кармана джинсов кисет с табаком, газету и тщательно скрутил сверхъестественных размеров козью ногу. Закурил и с чувством глубокого удовлетворения откинулся на спинку стула. Затянувшись несколько раз, он отложил цигарку на край стоящей рядом на столе пепельницы и взял гитару.

 

Пел Рафферти что-то незамысловатое – так, для разогрева. Язык напоминал низкий готик: по крайней мере Жиллиман узнавал кое-какие слова.

 

- Хотите кофе, мастер? – неожиданно спросила Геутваль.

 

Примарх подумал несколько секунд.

 

- Нет, кофе, пожалуй, не хочу, спасибо. А вот чаю бы выпил.

 

- С пирогом?

 

- Если не трудно.

 

И перед Жиллиманом появились чашка и тарелка.

 

Чай отдавал земляникой, солнцем и детством. А пирог - да он и помнить забыл, когда в последний раз ел такое! Разве что когда матушка пекла на праздник…

 

А Рафферти меж тем пел, и было в его хриплом, прокуренном и пропитом голосе нечто.

 

- Если вы угостите его пивом, мастер, - сказала барменша, - он, возможно споёт что-нибудь вам. Такое, что только для вас и ни для кого больше.

 

- Надо попробовать, - задумчиво произнёс примарх, - налей-ка мне две кружки…

 

Он переместился за столик Рафферти.

 

- Позволишь угостить тебя, королевский бард?

 

-Не называй меня так, - хмыкнул певец, - я не бард, тем более не королевский. Я шанахи. Но от угощения не откажусь.

 

Пёс, лежащий под столом, поднял голову, мрачно посмотрел на Жиллимана и оскалился.

 

- Спокойно, Ши, - Рафферти наклонился и погладил собаку, - это свой.

 

Он выпрямился, быстро и остро глянул в глаза примарху и спросил:

 

- Что мне спеть для тебя?

 

- Не знаю. Что хочешь.

 

- что нам спеть для него, Ши? Что спеть для воина, которому тяжко между жизнью и смертью? Для примарха, чьи отвага и честь нужны миру?

 

Аккорд вспыхнул во внезапно наступившей тишине. Хриплый голос Рафферти обрёл мощь и страсть.

 

Пустыня дней, пустая жизнь, пустые сны.

 

Пустому сердцу не ответит стяг на башне.

 

Мельканье лет в моем окне,

 

Мельканье лиц в моих глазах.

 

Здесь нет тебя.

 

И лишь на миг, когда в разрывах облаков

 

Я вижу сокола, седлающего ветер,

 

Я начинаю вспоминать, как было что-то, что я знал.

 

Я начинаю вспоминать...

 

Какое всё это отношение имеет к нему, Жиллиман не понимал. Да и неважно. Песня цепляла на дне души и вытаскивала на поверхность что-то такое, что он знал когда-то, но давно и прочно забыл. Или боялся вспомнить. То, что всегда было с ним. В нём. То, что было им.

 

Святыня дней, святая жизнь, святые сны.

 

И лев у ног моих, и поднят флаг на башне.

 

Движенье лет в моём окне,

 

Блаженный лик в моих глазах.

 

Ты есть.

 

Во всём и вся, и там, в разрывах облаков.

 

Где вечный сокол навсегда седлает ветер

 

Два сердца бьют в моей груди,

 

Два солнца в небе надо мной.

 

Внимай...

 

Шанахи умолк, и тишина в зале была громче самых бурных аплодисментов. Надо было что-то сказать, но Жиллиман не находил слов. Он почувствовал, что держит что-то в стиснутом кулаке. Разжал пальцы и увидел старинную серебряную монетку с профилем Конора.

 

–Вот, - тихо сказал примарх, - Возьми… На память. Спасибо, Рафферти.

 

- Не за что. Удачи тебе.

 

Ощутив чей-то взгляд, упёршийся между лопаток, Жиллиман оглянулся. За их столиком в углу сидел Магнус , щурил глаз и улыбался с таким видом, словно он здесь ну совсем не при делах.

Страницы: 1 2 3 86 следующая →

Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)