Автор: Арабелла
Средневековье - мир раннего взросления?
Один из распространенных мифов о Средневековье – это миф о том, что детство в Средние века заканчивалось рано и ребенок, едва успев достигнуть пубертатного возраста, уже считался взрослым (отсюда и ранние браки, и полная ответственность перед законом). Однако же практика показывает обратное: в Средневековье период взросления, скорее, искусственно продлевался (особенно для городской молодежи), и полноправное вступление молодого человека во взрослую жизнь происходило не в 12-14, а как минимум в 21 год, а то и позже. Иными словами, даже при тогдашней средней продолжительности жизни в 45-50 лет, оставлявшей, таким образом, не более 10-15 лет на активную «взрослую» деятельность, общество не спешило как можно скорее вытолкнуть детей и подростков в большой мир.
скрытый текстСчитается, что отрочество не признавалось в средневековом обществе как отдельная стадия жизни, но об этом трудно говорить с уверенностью. Подростки, несомненно, порой работали точно так же, как взрослые (особенно в деревне), но в то же время не имели право наследовать и вступать во владение земельной собственностью – как минимум до 21 года, иногда позже. Впрочем, подобное расхождение между количеством прав и уровнем ответственности характерно не только для Средневековья (так, в ХХ веке в целом ряде стран призывной возраст начинался с 18, а право голосовать юноша получал только в 21 год).
Если ребенку предназначено было покинуть родной дом до достижения полной зрелости, то, с вероятностью, происходило это именно в отроческие годы. Но, разумеется, это не значит, что его бросали на произвол судьбы. Из родной семьи он переходил в «приемную», где ему вновь предстояло находиться под опекой взрослых, которые кормили и одевали подростка, а тот, в свою очередь, обязан был им повиноваться как родителям. Даже когда молодые люди окончательно оставляли родителей и усваивали максимум взрослых обязанностей, общество продолжало их опекать и до определенной степени контролировать. Отрочество было также временем, когда юноше или девушке предстояло начать обучение, готовясь к взрослой жизни. В некотором смысле «учеба» - это определение, охватывающее значительный период жизни человека в Средние века.
Если принимать биологическое взросление как черту, отделяющую детство от отрочества, то физические изменения служат явными маркерами перехода от одной стадии к другой, и в Средневековье это вполне понимали. Средневековые авторы вполне ассоциировали подростковый возраст с резким расширением поведенческих рамок, с нарочитым «непослушанием», с усвоением «взрослого» взгляда на мир. Биологические и поведенческие изменения, впрочем, не обязательно шли в параллель с расширением социальных рамок; общество в Средние века искусственно продлевало период детства для юношей: они продолжали считаться социально «незрелыми» еще долго после наступления половой зрелости, и, сходным образом, откладывался срок перехода из отроческого состояния во взрослое. У женщин, разумеется, эти периоды распределялись несколько иначе, но тоже не вполне соответствовали биологическим стадиям. Хотя средневековые англичане предпочитали не выдавать дочерей замуж немедленно по достижении ими пубертатного возраста, они, тем не менее, больше склонны были ставить знак равенства между физической зрелостью и самостоятельностью, когда речь шла о девушках, нежели о юношах. Наконец, по-разному распределялись периоды детства, отрочества и взросления и в зависимости от социальной группы; в услужение нередко поступали раньше, чем в обучение, но при этом переход из статуса зависимого слуги в положение независимого горожанина мог состояться позднее, чем в норме у подмастерья.
Средневековье – это период, который, по сути, не знает «молодежной культуры» как феномена; для этого у средневековых подростков было слишком мало независимости, в том числе финансовой. Мы не знаем практически ничего о неформальных молодежных объединениях, специальных развлечениях и молодежной моде – то есть, о вещах, противопоставляющих подростков, с одной стороны, детям, а с другой – взрослым. Разумеется, в Средние века слуги и подмастерья активно участвовали во всяких городских возмущениях, но объединял их не столько возрастной, сколько социальный признак, и этим признаком была несамостоятельность. Даже взрослых слуг зачастую называли boys или children, маркируя тем самым их подчиненный статус – статус «ребенка», вне зависимости от реального возраста.
Средневековые авторы, преимущественно, молчат о признаках достижения физической зрелости, но надлежит помнить, что дело, скорее всего, не в отсутствии принципиального интереса к теме; сходным образом они обходят, скажем, и вопрос деторождения. Мы располагаем весьма незначительной информацией о возрасте, в котором в XIII-XV вв. девочки считались достигшими физической зрелости (не более десятка упоминаний о конкретных лицах), но, в среднем, это происходило в промежутке между 12 и 15 годами. Впрочем, наступление физической зрелости ни у женщин, ни у мужчин не сопровождалось никакими специальными церемониями. Проблемы, которые могло повлечь наступление физической зрелости у подростков, как минимум сознавались, и в связи с этим старшие принимали некоторые меры предосторожности: так, в монастырях рекомендовалось не укладывать юных послушников в одну постель, в спальне не следовало тушить свечу, и там должен был дежурить взрослый монах. Что касается молодежи из мирян, то различные сборники наставлений всячески предостерегали юношей против необузданных проявлений похоти – главной опасности, которая, по мнению средневековых авторов, подстерегала подростков в период созревания.
Юридическая граница детства, с другой стороны, была установлена достаточно четко. Как светское, так и церковное право не выделяло отрочество как отдельный период; мальчики старше двенадцати (как вариант, четырнадцати) лет становились полноправными налогоплательщиками, подростки обоего пола в том же возрасте наравне со взрослыми отвечали за преступления, потому что – предположительно – уже обрели способность сознавать незаконность своих поступков. Таким образом, подросток, едва выйдя из детства, начинал нести ответственность как взрослый; никакой «ювенальной юстиции» средневековье не знало. В то же время возраст вступления в права наследства – это двадцать один год, для мужчин и для женщин. Молодые женщины могли наследовать при вступлении в брак, если им было не меньше шестнадцати; девушки имели право вступать в брак с двенадцати лет, юноши с четырнадцати. Можно сделать вывод, что церковь способствовала заключению ранних браков, побыстрее «выталкивая», таким образом, подростков во взрослый мир. Но документы показывают, что пары, вступившие в брак в раннем возрасте, до совершеннолетия продолжали оставаться под контролем старших и не имели права самовластно распоряжаться имуществом.
Медицинские трактаты и поэмы, посвященные возрастам человека, не сходятся в вопросе о том, какой возраст надлежит считать переходным от детства к отрочеству. Птолемей, которого повсеместно цитировали в Средние века, считал, что подростковый возраст наступает в четырнадцать лет. В моралитэ под названием «Дитя и мир» четырнадцатилетний возраст – это период, когда персонаж начинает активно флиртовать и поддаваться похоти. Автор другого нравоучительного стихотворения утверждает, что юность наступает в 15 лет. Наконец, можно найти и вариант «двадцать пять» - таким образом, каждый из четырех периодов жизни продолжается равное количество лет.
Для многих средневековых подростков – преимущественно, мальчиков – переход от детства к отрочеству сопровождался поступлением в услужение или в обучение. В начале XIV в. четырнадцать лет – обычный возраст для поступления в обучение; городские ордонансы обозначали 13 как минимальный возраст, хотя сирот зачастую отдавали на выучку раньше – в некоторых случаях даже в 11 лет. Но постепенно, к концу XIV в., возраст подмастерьев, даже сирот, вырос с четырнадцати лет до пятнадцати и шестнадцати. В XV в. планка отодвинулась еще дальше – в Лондоне в подмастерья не брали раньше шестнадцати лет; нормой стало начало обучения в восемнадцать. Иными словами, социальная зрелость возобладала над биологической. Причин тому было несколько. Многие элитные гильдии – торговцы тканью, ювелиры, кузнецы – начали требовать, чтобы подростки непременно получили школьное образование, прежде чем поступать в обучение. Таким образом, мальчики стали проводить больше времени в школе, чем их сверстники двести-триста лет назад. Родители же деревенских подростков зачастую отпускали их учиться ремеслу лишь после того, как те успевали несколько лет поработать на земле и внести некоторый вклад в семейный бюджет; уход сыновей в город неизбежно означал для семьи потерю рабочей силы (что было особенно актуально в годы после Великой Чумы, когда население значительно сократилось). Таким образом, из деревень юноши стали приходить в город не в 13-14 лет, а в 18, 20 и даже позже. При сроке обучения в шесть, восемь, а иногда десять лет подмастерье в конце XIV-XV вв. получал статус самостоятельного (то есть, «взрослого») человека, имеющего право распоряжаться своей судьбой, имуществом, досугом, свободным временем и т.д.… как минимум в 23 года, а то и позже!
Девушки поступали в услужение и обучение раньше юношей; так, некий моряк по имени Джон Эрмайн утверждает, что его дочери было десять, когда она поступила в обучение к мастерице. Отец другой девушки, Кэтрин Лайтфут, напротив, жаловался, что ее отдали в мастерскую к плотнику против ее воли; плотник, в свою очередь, заявлял, что девушке исполнилось четырнадцать и она сама хотела заключить контракт. Отец утверждал, что на самом деле Кэтрин младше; когда он предстал с дочерью перед судом, мэр «после долгих расспросов и тщательного расследования» решил, что девушке действительно нет еще четырнадцати, а потому контракт надлежит расторгнуть.
Не имея необходимости непременно давать дочерям школьное образование, родители, возможно, и впрямь предпочитали переложить расходы по содержанию девушки на семью мастера. Возможно также, что девушки поступали в обучение достаточно рано, чтобы закончить его и заняться устройством личной жизни в возрасте 17-19 лет, а не в 25. После обучения у них появлялась возможность заключить приличный союз, имея за душой полезные профессиональные навыки и, вероятно, некоторую сумму денег. К XVI в. средний возраст подмастерья-новичка колебался от 18 до 22; некоторые гильдии даже официально запрещали принимать подростков младше 16.
В услужение порой поступали достаточно рано – иногда даже в семь лет – но, как правило, хозяева предпочитали брать детей постарше, что вполне логично. Сведения о возрасте маленьких слуг, в основном, можно почерпнуть из жалоб родителей на то, что их дети слишком малы, чтобы работать. Так, Джулиана Чемберлен подала в суд на Уильяма Клерка за то, что он незаконно забрал у нее дочь Элен, семи лет, и сделал служанкой в своем доме – на срок, опять же, в семь лет. По итогам Элен была отослана обратно к матери. Но в целом слугами становились раньше, чем подмастерьями: в услужение, преимущественно, шли дети, чьи родители не могли заплатить гильдии за обучение ремеслу; для слуг же предварительного обучения и школьного образования не требовалось. Городская и деревенская беднота, ищущая не обретения профессиональных навыков, а заработка, обычно вступала в жизнь рано и, как правило, переходила из детства в отрочество, не дожидаясь наступления физической зрелости.
https://tal-gilas.livejournal.com/216978.html
скрытый текстСчитается, что отрочество не признавалось в средневековом обществе как отдельная стадия жизни, но об этом трудно говорить с уверенностью. Подростки, несомненно, порой работали точно так же, как взрослые (особенно в деревне), но в то же время не имели право наследовать и вступать во владение земельной собственностью – как минимум до 21 года, иногда позже. Впрочем, подобное расхождение между количеством прав и уровнем ответственности характерно не только для Средневековья (так, в ХХ веке в целом ряде стран призывной возраст начинался с 18, а право голосовать юноша получал только в 21 год).
Если ребенку предназначено было покинуть родной дом до достижения полной зрелости, то, с вероятностью, происходило это именно в отроческие годы. Но, разумеется, это не значит, что его бросали на произвол судьбы. Из родной семьи он переходил в «приемную», где ему вновь предстояло находиться под опекой взрослых, которые кормили и одевали подростка, а тот, в свою очередь, обязан был им повиноваться как родителям. Даже когда молодые люди окончательно оставляли родителей и усваивали максимум взрослых обязанностей, общество продолжало их опекать и до определенной степени контролировать. Отрочество было также временем, когда юноше или девушке предстояло начать обучение, готовясь к взрослой жизни. В некотором смысле «учеба» - это определение, охватывающее значительный период жизни человека в Средние века.
Если принимать биологическое взросление как черту, отделяющую детство от отрочества, то физические изменения служат явными маркерами перехода от одной стадии к другой, и в Средневековье это вполне понимали. Средневековые авторы вполне ассоциировали подростковый возраст с резким расширением поведенческих рамок, с нарочитым «непослушанием», с усвоением «взрослого» взгляда на мир. Биологические и поведенческие изменения, впрочем, не обязательно шли в параллель с расширением социальных рамок; общество в Средние века искусственно продлевало период детства для юношей: они продолжали считаться социально «незрелыми» еще долго после наступления половой зрелости, и, сходным образом, откладывался срок перехода из отроческого состояния во взрослое. У женщин, разумеется, эти периоды распределялись несколько иначе, но тоже не вполне соответствовали биологическим стадиям. Хотя средневековые англичане предпочитали не выдавать дочерей замуж немедленно по достижении ими пубертатного возраста, они, тем не менее, больше склонны были ставить знак равенства между физической зрелостью и самостоятельностью, когда речь шла о девушках, нежели о юношах. Наконец, по-разному распределялись периоды детства, отрочества и взросления и в зависимости от социальной группы; в услужение нередко поступали раньше, чем в обучение, но при этом переход из статуса зависимого слуги в положение независимого горожанина мог состояться позднее, чем в норме у подмастерья.
Средневековье – это период, который, по сути, не знает «молодежной культуры» как феномена; для этого у средневековых подростков было слишком мало независимости, в том числе финансовой. Мы не знаем практически ничего о неформальных молодежных объединениях, специальных развлечениях и молодежной моде – то есть, о вещах, противопоставляющих подростков, с одной стороны, детям, а с другой – взрослым. Разумеется, в Средние века слуги и подмастерья активно участвовали во всяких городских возмущениях, но объединял их не столько возрастной, сколько социальный признак, и этим признаком была несамостоятельность. Даже взрослых слуг зачастую называли boys или children, маркируя тем самым их подчиненный статус – статус «ребенка», вне зависимости от реального возраста.
Средневековые авторы, преимущественно, молчат о признаках достижения физической зрелости, но надлежит помнить, что дело, скорее всего, не в отсутствии принципиального интереса к теме; сходным образом они обходят, скажем, и вопрос деторождения. Мы располагаем весьма незначительной информацией о возрасте, в котором в XIII-XV вв. девочки считались достигшими физической зрелости (не более десятка упоминаний о конкретных лицах), но, в среднем, это происходило в промежутке между 12 и 15 годами. Впрочем, наступление физической зрелости ни у женщин, ни у мужчин не сопровождалось никакими специальными церемониями. Проблемы, которые могло повлечь наступление физической зрелости у подростков, как минимум сознавались, и в связи с этим старшие принимали некоторые меры предосторожности: так, в монастырях рекомендовалось не укладывать юных послушников в одну постель, в спальне не следовало тушить свечу, и там должен был дежурить взрослый монах. Что касается молодежи из мирян, то различные сборники наставлений всячески предостерегали юношей против необузданных проявлений похоти – главной опасности, которая, по мнению средневековых авторов, подстерегала подростков в период созревания.
Юридическая граница детства, с другой стороны, была установлена достаточно четко. Как светское, так и церковное право не выделяло отрочество как отдельный период; мальчики старше двенадцати (как вариант, четырнадцати) лет становились полноправными налогоплательщиками, подростки обоего пола в том же возрасте наравне со взрослыми отвечали за преступления, потому что – предположительно – уже обрели способность сознавать незаконность своих поступков. Таким образом, подросток, едва выйдя из детства, начинал нести ответственность как взрослый; никакой «ювенальной юстиции» средневековье не знало. В то же время возраст вступления в права наследства – это двадцать один год, для мужчин и для женщин. Молодые женщины могли наследовать при вступлении в брак, если им было не меньше шестнадцати; девушки имели право вступать в брак с двенадцати лет, юноши с четырнадцати. Можно сделать вывод, что церковь способствовала заключению ранних браков, побыстрее «выталкивая», таким образом, подростков во взрослый мир. Но документы показывают, что пары, вступившие в брак в раннем возрасте, до совершеннолетия продолжали оставаться под контролем старших и не имели права самовластно распоряжаться имуществом.
Медицинские трактаты и поэмы, посвященные возрастам человека, не сходятся в вопросе о том, какой возраст надлежит считать переходным от детства к отрочеству. Птолемей, которого повсеместно цитировали в Средние века, считал, что подростковый возраст наступает в четырнадцать лет. В моралитэ под названием «Дитя и мир» четырнадцатилетний возраст – это период, когда персонаж начинает активно флиртовать и поддаваться похоти. Автор другого нравоучительного стихотворения утверждает, что юность наступает в 15 лет. Наконец, можно найти и вариант «двадцать пять» - таким образом, каждый из четырех периодов жизни продолжается равное количество лет.
Для многих средневековых подростков – преимущественно, мальчиков – переход от детства к отрочеству сопровождался поступлением в услужение или в обучение. В начале XIV в. четырнадцать лет – обычный возраст для поступления в обучение; городские ордонансы обозначали 13 как минимальный возраст, хотя сирот зачастую отдавали на выучку раньше – в некоторых случаях даже в 11 лет. Но постепенно, к концу XIV в., возраст подмастерьев, даже сирот, вырос с четырнадцати лет до пятнадцати и шестнадцати. В XV в. планка отодвинулась еще дальше – в Лондоне в подмастерья не брали раньше шестнадцати лет; нормой стало начало обучения в восемнадцать. Иными словами, социальная зрелость возобладала над биологической. Причин тому было несколько. Многие элитные гильдии – торговцы тканью, ювелиры, кузнецы – начали требовать, чтобы подростки непременно получили школьное образование, прежде чем поступать в обучение. Таким образом, мальчики стали проводить больше времени в школе, чем их сверстники двести-триста лет назад. Родители же деревенских подростков зачастую отпускали их учиться ремеслу лишь после того, как те успевали несколько лет поработать на земле и внести некоторый вклад в семейный бюджет; уход сыновей в город неизбежно означал для семьи потерю рабочей силы (что было особенно актуально в годы после Великой Чумы, когда население значительно сократилось). Таким образом, из деревень юноши стали приходить в город не в 13-14 лет, а в 18, 20 и даже позже. При сроке обучения в шесть, восемь, а иногда десять лет подмастерье в конце XIV-XV вв. получал статус самостоятельного (то есть, «взрослого») человека, имеющего право распоряжаться своей судьбой, имуществом, досугом, свободным временем и т.д.… как минимум в 23 года, а то и позже!
Девушки поступали в услужение и обучение раньше юношей; так, некий моряк по имени Джон Эрмайн утверждает, что его дочери было десять, когда она поступила в обучение к мастерице. Отец другой девушки, Кэтрин Лайтфут, напротив, жаловался, что ее отдали в мастерскую к плотнику против ее воли; плотник, в свою очередь, заявлял, что девушке исполнилось четырнадцать и она сама хотела заключить контракт. Отец утверждал, что на самом деле Кэтрин младше; когда он предстал с дочерью перед судом, мэр «после долгих расспросов и тщательного расследования» решил, что девушке действительно нет еще четырнадцати, а потому контракт надлежит расторгнуть.
Не имея необходимости непременно давать дочерям школьное образование, родители, возможно, и впрямь предпочитали переложить расходы по содержанию девушки на семью мастера. Возможно также, что девушки поступали в обучение достаточно рано, чтобы закончить его и заняться устройством личной жизни в возрасте 17-19 лет, а не в 25. После обучения у них появлялась возможность заключить приличный союз, имея за душой полезные профессиональные навыки и, вероятно, некоторую сумму денег. К XVI в. средний возраст подмастерья-новичка колебался от 18 до 22; некоторые гильдии даже официально запрещали принимать подростков младше 16.
В услужение порой поступали достаточно рано – иногда даже в семь лет – но, как правило, хозяева предпочитали брать детей постарше, что вполне логично. Сведения о возрасте маленьких слуг, в основном, можно почерпнуть из жалоб родителей на то, что их дети слишком малы, чтобы работать. Так, Джулиана Чемберлен подала в суд на Уильяма Клерка за то, что он незаконно забрал у нее дочь Элен, семи лет, и сделал служанкой в своем доме – на срок, опять же, в семь лет. По итогам Элен была отослана обратно к матери. Но в целом слугами становились раньше, чем подмастерьями: в услужение, преимущественно, шли дети, чьи родители не могли заплатить гильдии за обучение ремеслу; для слуг же предварительного обучения и школьного образования не требовалось. Городская и деревенская беднота, ищущая не обретения профессиональных навыков, а заработка, обычно вступала в жизнь рано и, как правило, переходила из детства в отрочество, не дожидаясь наступления физической зрелости.
https://tal-gilas.livejournal.com/216978.html
Поделиться в соцсетях
4
Комментарии