Там, где восходит солнце8 участников тэги

Администратор: Darth Juu

#история искать «история» по всему сайту с другими тэгами

Darth Juu:

Как понять Японию.

Видеокурс Александра Мещерякова о Японии. Плейлист из шести эпизодов, очень познавательно.

 

Darth Juu:

Поэзия смерти.

«Дзисэй но ку» - это – «Прощальная речь миру», может быть написана в форме канси, гэ, танка (вака и кёука) и хайку. Сначала, это было популярно среди дзэн-монахов, уходящих в небытие, потом мода перешла к самураям эпохи Сэнгоку. Однако, и в 20-м веке посмертную поэзию не забывали, проигрывающие 2-ю мировую войну, генералы тоже сочиняли.
Дзисэй - это песня смерти, иными словами, стихи, которые пишутся перед совершением харакири, уходом в полет камикадзе и т.п.
Традицию Дзисэй, что по-японски означает «Песня смерти» , начал некий высокопоставленный вельможа, с простым японским именем Асано Такуми-но ками Наганори. Пылая ненавистью к своему обидчику Кира Кодзукэ-но сукэ Ёсинака, Наганори напал на него прямо во дворце сегуна, но зная, что такой проступок карается смертью, перед своим уходом написал прощальное хокку.
Как и следовало Такуми-но, был казнен, но стихотворение осталось.
скрытый текстЗатем, через год после этого события произошло ещё одно, в истории Японии известное как “месть сорока семи ронинов”, когда 47 самураев, даймё (хозяин) которых был убит, спланировали месть обидчику. Ночью пробравшись в его дом они перебили слуг, они обезглавили убийцу их господина.
По завершении дела самураи возложили голову поверженного противника на могилу хозяина и последовали за ним, совершая ритуал сеппуку с предшествующим написанием дзисэй.
После этого стихи смерти получили широкое распространение на территории Японии.
Вот,непосредственно и дзисэй тех времен:
***
Слива опала
А в глазах моих небо
Лунным оскалом

Я к людям иду.
Мне с людьми все труднее.
Осенняя тьма.

Не одинок я -
Ведь у смерти под небом
Со мною кукушка.
Во время

Но особое впечатление произвели относительно современные стихи камикадзе.
Они писались на кусочке белого шелка и зачитывались во время прощальной церемонии, когда пилоты одевали налобную повязку хатимаки с изображением хиномару и иероглифов ками и кадзе, что означало Божественный ветер.
Дзисэй клали в специальную маленькую шкатулку бако, которую каждый воин должен был сделать сам из ореха, вяза или сосны. Вместе с дзисэй в бако помещали пряди волос и какие-нибудь небольшие личные вещи. После выполнения задания, бако вручали родным воина…

Стихи камикадзе потрясают...

Больной старик Отец
Близоруко щурясь
Мое имя прочтет
На табличке в Ясукуни.
И гордо голову подняв,
Расправив плечи
Храм покинет улыбаясь.
А я, опав лепестками
Украшу розовым его седину.
***
Напоил чаем из фляги
Уставшую женщину.
У дороги к храму Ясукуни
Сгорбленная она сидела на скамье
Последние потеряв силы.
Тяжкая ноша, неподъемный груз -
Маленький бумажный фонарик
С именем сына…
***
Сжигаю в печи тетрадь
С Дзисэй товарищей дорогих.
Некому её передать, я последний…
Корчатся в огне страницы,
Дым имена уносит…

Письмо домой. Пилот-камикадзе, 1944 год.

Знаешь, мама, завтра я стану ветром,
По священной воле разящим свыше.
Я прошу тебя о любви и вере,
И прошу - сажайте у дома вишни,
Я увижу, мама - я стану ветром.

Я не стою, мама, твоей слезинки,
Я вернусь - мы вечно идем по кругу.
И я буду видеть твои морщинки,
И на плечи лягут родные руки
В самом высшем, славой слепящем миге.

Не грусти, я жизнью своей доволен,
И смотри на небо - мою обитель.
Я проснулся, мама - мне было больно,
Что во сне последнем тебя не видел.
Ты прости - тебя забывал невольно.

Завтра утром встречу тебя за дверью,
Седины коснусь, унесу усталость.
Десять раз бы умер с улыбкой, верь мне,
Чтобы видеть гордость твою и радость.

...Я увижу, мама, - я стану ветром.

***
Подобно цветам сакуры
По весне,
Пусть мы опадем,
Чистые и сияющие.

Нам бы только упасть,
Подобно лепесткам вишни весной,
Столь же чистыми и сияющими!

источник

Darth Juu:

Мечи Мурамаса и Масамунэ.

Увидел в ленте стихотворение, и вспомнил...

У подножья сосны, где поток пробегал,
И пронзительный ветер слетал к нему пить,
Зову предков внимая, самурай умирал.
Мне ж судьба повелела — его проводить.

Уходил из груди жизни пламенный сок…
Умирающий дар свой успел передать.
Два меча предо мною вонзились в песок.
Прошептал, уходя, он: «Тебе выбирать!..»

Я прохожий буси, но обычай святой,
Перед павшими долг мне велит исполнять.
И, омыв тело воина чистой водой,
Я богов попросил его дух к себе взять!

Что ж, к оружью привык я неплохо, весьма,
И завещан мне был восхищенья исток!
Да! На этих клинках два известных клейма:
Мурасамы – Дракон, Масамунэ – Цветок!

скрытый текстВ созиданьи меча есть родство колдовству.
Мастер должен отречься от всей суеты,
Пролагая пути, своему естеству,
Он поэму кует вековой красоты.

Перед тем, как начать, он уходтит туда,
Где его созерцанью не будет преград.
А затем его тело очистит вода,
И на плечи опустится белый наряд.

Мастер меч свой куёт месяцами порой,
Говоря с ним, как будто с ребёнком своим.
И выходит из горна бесстрашный герой,
А быть может, убийца с изгибом косым.

Имена мастеров, чьи мечи я узрел,
Были славы достойны на множество лет.
Мурасамы клинок — алым светом горел,
Масамунэ — сверканием снежным одет.

Как мне выбрать своё продолженье руки?
Чтобы лезвия кончик был пальцу под стать,
Чтобы души слились, как весной ручейки,
И в бою, словно братья могли мы стоять.

В воду древней реки каждый меч погружён.
В ней опавшие листья неслись на восток.
Каждый встречный листок рассекает Дракон,
А другие легко огибают Цветок.

Будто пеной кровавой вскипала струя,
О багровый клинок разбиваясь, как ртуть.
Что ж, вседа вдалеке от него буду я.
Тот, кто щедр на милость, разделит мой путь…

© Мистраль




ДВА ВЕЛИКИХ МАСТЕРА
В истории создания японских мечей навсегда остались имена двух выдающихся оружейников:Масамунэ и Мурамаса. Кто-то говорит, что они были братьями, кто-то — что друзьями, кто-то — что Учителем и Учеником. Как бы то ни было, мечи этих мастеров отличает то, что у них есть свой собственный характер. И они отражают две возможных испостаси меча — меч разящий и меч, предотвращающий столкновение.

Масамунэ называли Белым мастером. Он был монахом и владел множеством секретов по изготовлению мечей. Говорят, меч Масамунэ обладал такой силой, что его владельцу даже не было необходимости вынимать его из ножен — уже сама сила, вложенная в него мастером, даровала победу.

Масамунэ создал школу ковки меча, его ученики также стали великими мастерами. Но один из его учеников использовал полученные знания и мастерство для того, чтобы создавать мечи, несущие смерть. Имя этого ученика — Мурамаса.

скрытый текстМурамаса, согласно преданиям, совершал суровые аскезы и обладал мистической силой, которая позволяла ему заковывать в свои мечи заклинания и воинствующих духов. Считалось, что меч Мурамаса, который вынули из ножен, требует крови и несет смерть.

По легенде, Мурамаса был не согласен с политикой Токугавы, который стремился завладеть властью над всей Японией, поэтому вкладывал в свои мечи проклятия для всей семьи Токугавы.
Согласно преданиям, когда меч Масамунэ и меч Мурамаса воткнули в дно ручья, то опавшие листья, которые плыли по течению, огибали первый меч. А меч Мурамаса разрезал их надвое. Таким образом была явлена природа этих клинков: клинка, сохраняющего жизнь, и клинка, несущего смерть.

МИСТИКА МЕЧА


На самом деле Мурамаса — это целая династия оружейников. Согласно общепринятой версии, первым в этой семье великих мастеров был Сэнго Мурамаса, который работал в поздний период эпози Муромати (около 1460 года). Он получил духовное имя Нюдо Мёдаи, но подписывался всегда светским именем — оно состояло из двух иероглифов, которые вы можете увидеть на хвостовике меча на следующей фотографии.

Вторым в династии бы его сын, которого также звали Сэнго и он подписывался точно такими же двумя иероглифами — Сэнго Мурамаса. Его сын также стал оружейных дел мастром, а подписывался как Мэису Кувана дзю Мурамаса.

Историки до сих пор теряются в догадках — сколько же на самом деле поколений было в этой династии. Дело в том, что мастера Муромаса не утруждали себя проставлением дат, и до наших дней дошел всего один меч с датой.
Судя по всему, это меч второго Мурамаса. Однако, если это на самом деле так, первый Мурамаса никак не мог жить в то же время, что и его предполагаемый учитель Масамунэ. Между тем, большинство старинных книг и хроник настаивают на том, что между двумя этими величайшими мастерами существует преемственность.

Исходя из этого факта историки сделали предположение, что в династии было еще одно поколение — четвертое — о котором не осталось никаких упоминаний в летописях.


На самом деле Мурамаса — это целая династия оружейников. Согласно общепринятой версии, первым в этой семье великих мастеров был Сэнго Мурамаса, который работал в поздний период эпози Муромати (около 1460 года). Он получил духовное имя Нюдо Мёдаи, но подписывался всегда светским именем — оно состояло из двух иероглифов, которые вы можете увидеть на хвостовике меча на следующей фотографии.

Вторым в династии бы его сын, которого также звали Сэнго и он подписывался точно такими же двумя иероглифами — Сэнго Мурамаса. Его сын также стал оружейных дел мастром, а подписывался как Мэису Кувана дзю Мурамаса.

Историки до сих пор теряются в догадках — сколько же на самом деле поколений было в этой династии. Дело в том, что мастера Муромаса не утруждали себя проставлением дат, и до наших дней дошел всего один меч с датой. Судя по всему, это меч второго Мурамаса. Однако, если это на самом деле так, первый Мурамаса никак не мог жить в то же время, что и его предполагаемый учитель Масамунэ. Между тем, большинство старинных книг и хроник настаивают на том, что между двумя этими величайшими мастерами существует преемственность.

Исходя из этого факта историки сделали предположение, что в династии было еще одно поколение — четвертое — о котором не осталось никаких упоминаний в летописях.
Накайима Хисатае написал короткое стихотворение, посвященное мастерам Мурамаса:

Заключен ли в них злой дух или нет,
Этого мне знать не дано.
Но в реальности
Мечи Мурамаса – большая редкость,
Это я знаю точно




ХАРАКТЕРИСТИКИ МЕЧЕЙ МУРАМАСА

В книгах по оружейному искусству, которые были написаны много позже после жизни Мурамаса утверждается, что их мечи больше похожи на традицию Мино, а не Масамунэ. Но по сути, мечи сочетают в себе характеристики и той, и другой традиции.

Мечи всех троих (или четверых) мастеров обладали следующими характеристиками:
— Лезвия были следующих форм:катана, вакидзаси, танто, несколько тати и совсем мало яри (копье). В целом по форме они соответствовали лезвиям Мино, за исключением того, что клинок был более широким и тонким, линия синоги размещалась выше, острие длиннее.
— Текстура поверхности — итамэ-масамэ (прямая слоистость).
— Цвет поверхности — чистый темно-синий с ниэ (относительно крупнозернистые зеркально-подобные частицы мартенситы на линии закалки).

— Линии закалки волнистые или по форме напоминающие голову божества Дзидзо.
— Гравировка на клинке встречается редко, чаще бывают желобки.
— Хвостовик формы «живот рыбы».

— Хамон с поверхностью нанако (поверхность в виде «икры рыбы»), в которой гранулы расположены диагональными линиями с образованием ромбиков, или нотарэ — волнистая линия, смешанная с хако (неровная линия с «коробочками»), многие с укрупнением к рукояти. Основание линий часто продолжается до края, иногда с аси (тонкие секторы мягкой стали на клинке, идущие до самой режущей кромки лезвия). Цвет якибы (закаленной части клинка) чистый кристалльный белый с голубоватым оттенком.

Источник

Darth Juu:

"Японский язык - три в одном" - статья о японском языке и заимствованиях в нем.

Японский язык – очень загадочный.

 

Во-первых, до сих пор ведутся споры о его месте в системе генетической классификации языков. Российский японист Сергей Анатольевич Старостин показал, что японский принадлежит к алтайской группе языков: основная лексика и агглютинативный строй грамматики. Однако связь эта очень далекая – на своего ближайшего алтайского родственника. Корейский язык, японский похож меньше, чем русский на хинди. «Предок японского языка отделился от предков остальных алтайских языков раньше, чем разделились ветви индоевропейской семьи».

 

Во-вторых – до появления китайских иероглифов на территории Японских островов не было письменности. Вообще. Никакой. Ну не нашли пока. Ни на керамике, ни на кованых изделиях, нигде ни одного письменного знака. Только узоры – до IV века нашей эры (древнейший иероглиф, написанный японцем). Это огромная загадка, потому что в Японии до IV века нашей эры вполне себе процветали ремесла, было административное устройство, были деньги, налоги. Вы себе представляете все это без письменности? Я — нет.

Несомненно, когда и если будет найдена древняя, исконно японская письменность, это будет на первых полосах всех японских газет.

 

читать статью полностью

Darth Juu:

Японская загадка "Почему недоволен кот?"

Ответ по ссылке

Майгель:

Сюсаку Эндо — «Молчание»



Христианизация Японии — одна из самых драматических страниц в истории страны. Точкой отсчета, началом этого процесса считается 1549 год, когда в Японии прозвучала первая проповедь: ее произнес в Кагосиме (городе на южной оконечности острова Кюсю) иезуит Франциск Ксавье, глава португальской миссии, прибывшей в Страну восходящего солнца для насаждения в ней христианства. С первых же шагов христианство оказалось самым тесным образом связанным с островом Кюсю. Местные феодалы из прибрежных княжеств, понявшие выгоды заморской торговли, не только сами со рвением исповедовали новую веру, но и принуждали креститься свою самурайскую дружину и крестьян. Дело пошло споро, и вскоре почти все население острова Кюсю обратилось в христианство. Учение Христа распространилось и на главный остров — Хонсю, проникая во все слои общества. Влияние миссионеров на жизнь страны было огромным.

Спустя столетие, власти запретили, а затем и искоренили христианство, пройдя путь от восторженного преклонения до жесточайших гонений. Если вначале правители Японии даже выражали намерение обратить в христианскую веру все население страны, то впоследствии специально созданная секта пропускала через «врата очищения» всех подозреваемых в принадлежности к чужеземной религии, заставляя людей попирать ногами распятие или особые таблички с образом Христа и Девы Марии. Тех, кто упорствовал, сжигали на костре, распинали, подвергали мучительным пыткам. Кульминацией гонений явилось подавление крестьянского восстания в Симабаре (1637 г.), проходившего под христианскими лозунгами. Впрочем, углубляться в подробности значило бы лишить читателя радости первооткрывательства, ибо в романе Эндо с точностью, близкой к документальной, воспроизводятся эпизоды истории христианизации страны. Позиции и доводы противостоящих сторон ясно изложены в их теоретических диспутах. Добавим лишь, что за столетие, прошедшее с 1597 года, когда Япония содрогнулась, узнав о казни двадцати шести мучеников, распятых на холмах Нагасаки, и до 1697 года, отмеченного последней расправой над подвижниками веры в провинции Мино, в стране погибло около четырех тысяч христиан. Но и после этого христианство в Японии продолжало свое существование - в маленьких подпольных общинах, где религиозные обряды совершались в глубокой тайне. Запрет был снят только в 1865 году незадолго до Реставрации Мэйдзи.

Причины столь резкой перемены в отношении к христианству заключались в том, что иноземное присутствие и влияние в стране стало чрезмерным. Предприимчивость святых отцов, не знавшая предела, вела к фактической колонизации Японии. Однако правительство не желало подобной участи для своей страны. Меры были приняты самые радикальные: не ограничиваясь сведением счетов с католическими падре, японцы пошли дальше, провозгласив лозунг самоизоляции. Вплоть до середины XIX века смертная казнь грозила любому японцу, который пытался покинуть пределы страны, любому иностранцу, если он ступал на ее землю. В единственной фактории, которая была оставлена в Нагасаки для связей с внешним миром, голландские купцы жили фактически под домашним арестом, в атмосфере подозрительности и страха. Ничто, даже немалые выгоды, которые сулила зародившаяся международная торговля, не поколебало решимости правительства «закрыть» страну, чтобы уберечь ее от христианской заразы. Островное положение Японии способствовало успеху политики самоизоляции.

Искоренение христианства в Японии, происходившее жестоко и последовательно, стало одним из самых трагических эпизодов во всей многовековой истории этого вероучения. Гонители японских христиан не столько стремились наказать верующих, сколько вырвать у них отречение. Дело в том, что обычная казнь - обезглавливание, сожжение на костре, распятие на кресте - лишь приумножала славу мучеников, которые шли на смерть, как на праздник, распевая религиозные гимны, сопровождаемые людскими толпами. Чтобы вынудить еретиков к раскаянию, изобретались все новые и новые изощренные и мучительные истязания. Например, при сожжении дрова раскладывались на некотором отдалении от жертв, так, что страдальцы как бы поджаривались на медленном огне. Существовали и другие страшные пытки - «водяной крест», «яма»...

Обо всем этом вы узнаете из романа «Молчание».

Мои впечатления, как читателяЯпония и христианство. Христианство и Япония. Если честно, никогда раньше не задумывалась о том, как эта религия попала в страну Восходящего Солнца - мне думалось, ну попала и попала. Христианство - мировая религия, неудивительно, что оно везде, тем более, его усердно насаждали всякими крестовыми походами и миссионерскими путешествиями. Я еще думала, что крестовые походы - это жестоко, но... нет, это не так жестоко. Крестовые походы, насколько я знаю, были просто войнами. Здесь же... Ну, конечно, я знала, что японцы - народ жестокий, но чтобы настолько! Впрочем, я могу их понять. У них, как сказал один персонаж книги, была своя религия, а христианство оказалось "неудобным европейским костюмом вместо кимоно".

Я никогда не поддерживала политику навязывания, особенно религии - но все равно пытки и казни, описанные в книге, достаточно тяжелы для читателя. Водяные кресты, водяные тюрьмы, кипяток, ямы... И только чтобы совершить "фумиэ", чтобы отречься. Путь Себастьяна Родригеса не раз напоминает путь Иисуса Христа, но не он умирает за японцев, а японцы - за него. И Иуда тут как тут - жалкий на вид человек Китидзиро, который говорит, что это Бог создал его слабым... И молчание. Молчание Бога, который смотрит с небес на эти зверства.

Я бы, не раздумывая, поставила 10 из 10-ти, но книга не оправдала одного моего ожидания - слога. Читая разных японских писателей, как современных, так и классиков вроде Нацуме Сосэки, Кадзии Мотодзиро, Банана Ёсимото, Харуки Мураками и прочих, я привыкла к своеобразной манере их описания, плавной и сосредоточенной скорее не на событиях, а на описаниях событий, и в книге Эндо мне этого не хватило, к сожалению.

Но тем, кто интересуется Японией, читать стоит, и не думаю, что вы пожалеете.

Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)