Господа Головлевы (театр драмы им. Горького)

режиссер — Искандер Сакаев

в школе от Салтыкова-Щедрина, как и многих авторов, хотелось спрятаться под кровать. поэтому сознательно «Господ Головлевых» я читала много позже.
помню, впечатлений было два. первое — какой же кошмар. и второе — зачем этот кошмар существует в школьной программе. может быть и не существует, но мне казалось, что да. казалось, что все эти характеры и ситуации случаются в жизни гораздо позже, к 30-ти, и подготовиться к ним нельзя. нельзя подготовиться к тому, что ты, возможно, вырастешь в кого-то из героев. в Степку, например, но поймешь это, как и он, только когда вынесет на встречную. или в Пашку, и кто-то будет стоять над тобой и, переминаясь с ноги на ногу, жужжа комариком, ждать, когда ж ты, сука, сдохнешь. или в того, кто будет стоять.
в прошлом сезоне наш театр драмы поставил «Головлевых» в виде умопомрачения в двух частях длиной в три часа и я, в общем, остаюсь при своем.

три часа Салтыкова-Щедрина в чистом виде — это тяжело. на двадцатом разе от суффиксов -еньк и -оньк хочется на воздух. хочется замиксовать с чем-нибудь этот тягучий текст, переделать сценографию, заменить теплый на холодный, добавить белого в лица, всех стоящих — положить, а ползающих — поднять, содрать с них старые рыбацкие сети и... и... превратить все в фарс, чтобы ухватиться за него и вылезти, наконец, из болота.
но в зале с обеих сторон ты сидишь зажатый театралами почтенного возраста и понимаешь, что нот тудей. тудей будет дворянссство.

в начале сцена покрыта то ли пеплом, то ли жженой бумагой, и это ХОРОШО. под свист и ветер (память вбрасывает «хрустальный ветер» БГ) выкатывается Порфирий Головлев, зовущий маменьку и всех, которых, почему-то, нет. маменька выплывает из темноты, одетая в белое. прожектор вбрасывает луч и высвечивает в с е х, тоже в белом и простом, и лица их белы, и память сразу вбрасывает сон Ричарда 3 кое-какого тиятра, и ты внутренне орешь давайте ТАК И ОСТАВИМ, чтобы черное и белое, чтобы строго и резко, но, увы, старые рыбацкие сети вперемешку с пыльными халатами одержали верх. впрочем, болоту и той каше, что творится в голове и душе (если допустить ее наличие) Порфирия, это вполне соответствует.
а душу допустить приходится, иначе какой во всем этом смысл. хотя мне, если честно, пришлось держать мысль о душе в голове насильно — Юрий Котов в роли Иудушки убедителен аж до отвращения.

здесь начало равно концу, история делает полный круг, за время которого должно произойти очищение героя, но происходит ли оно — понять сложно. скажем так, возникает направление. и я пока, пожалуй, в большей мере знаю и вижу, чем чувствую. просто по тому, как Порфирий выпутывается из своего халата-сети и уходит в темноту сцены, водрузив на спину тяжелую деревянную лавку (ну ясно что за символ).

лавка с грохотом падает, и нетерпеливые зрители умудряются запороть отличную сцену, начиная хлопать слишком рано. хочется крикнуть им ДА ПАДАЖДИТЕ Ж ВЫ и вписать в программку ЖДАТЬ ДВЕ МИНУТЫ после последнего звука. ну потому что так нельзя.

вышла я оттуда с мыслью, может быть, странной, но все о том же Ричарде. ну да, эпохи разные, мотивация разная, но может быть не так уж они далеки друг от друга. заявлять, что Иудушка — это русский Ричард Третий я, конечно, не буду, но... да и актерские тетради Смоктуновского, заботливо подкинутые гуглом, предлагают об этом подумать.

анализировать образ — интересно. еще интереснее делать это, опираясь на куски сценографии, но анализировать в процессе трех часов сидения среди щедринского текста — это адок и уцепиться пока не за что.
тоскливо тянусь ручками к прекрасному Сергею Кабайло в роли Степки и сыновьям Порфирия (Соцков и Лапшов ваще молодцы), к финальной сцене Анниньки (Баголей — королева), но Иудушка — это ТУ МАЧ. что, конечно, говорит о профессионализме Юрь Михалыча.

зато теперь знаю, что мне заходит, а что нет. и как важна сценография. и хочется пожелать театрам ее не прятать. не запиливать трейлеры тупо с афишей (как вот« Три сестры» у нас скоро премьерятся), а запиливать нормальные, живые трейлеры, из которых можно что-то понять.