* * *

"То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства.

            5 августа 1628 года. Ришелье"[1].

 

В это время "настоящему" Атосу было...

 

[MORE=читать дальше]***

 

Впрочем, начать надо не с этого. Капитаном королевских мушкетёров был некий господин Луи де Бурбон; но, поскольку он параллельно занимал пост короля Франции (под именем Людовика XIII Справедливого), то собственно командовать мушкетёрами приходилось его заместителю, который так и назывался - "капитан-заместитель", или по-французски "капитан-лейтенант" (lieu-tenant буквально означает "держатель места", заместитель). Имя его, благодаря Дюма, знают все: де Тревиль.

 

Правда, в прославленном 1628 году настоящий Тревиль был всего лишь корнетом, а капитан-лейтенантом был Жан де Монтале[2]; только в 1634 году Тревиль сменит его на этом посту.

 

Но кому интересен какой-то Монтале, если Дюма воспел Тревиля? Приглядимся, в таком случае, к этому безродному гасконцу, ставшему графом и командиром самой элитной воинской части Франции.

 

И, приглядевшись, сразу обнаружим две подозрительные вещи:

а) матушка господина Тревиля происходила из гасконского аббатства Арамис;

б) его двоюродная сестра проживала в гасконской деревне Атос.

 

***

 

Ну хорошо, не Арамис, а Арамиц. Такое странное для французского языка название, кончающееся на -ц. И неудивительно: оно вовсе не французское, а баскское: aran означает "долина", а -itz - суффикс, означающий множественное число (но фактически только в названиях мест). Арамиц - "место слияния долин".

 

Оно и неудивительно: гасконцы и внешне, по общепринятому мнению, похожи на басков[3], да и само название "Гасконь" происходит от древнего Vasconia - "страна басков".

 

Давным-давно баски Гаскони романизировались и сменили свой язык (до сих пор сводящий с ума языковедов[4]) на один из диалектов вульгарной латыни, который превратился в особый язык - гасконский (гаскý). Гасконский родственен не столько французскому, сколько каталанскому и провансальскому. Как минимум два гасконских слова благополучно прижились в русском языке: кадет и берет (оба, конечно, через французский, который первый их заимствовал).

 

В литературе постоянно чередуются прилагательные "гасконский" и "беарнский". Казалось бы, Гасконь и Беарн - две разные, пусть и соседние, провинции; но Беарн - часть исторической Гаскони-Васконии, и Генрих IV - гасконец из гасконцев - родился и вырос в Беарне. Из Беарна происходит и самый главный гасконец нашего ментального пространства - д'Артаньян.

 

***

 

Вернёмся к занимательной географии семьи де Тревиля. У матери капитана мушкетёров был брат, аббат Шарль д'Арамиц. Был он женат, и были у него две дочери и сын Анри, также ставший мушкетёром.

 

Стоп, стоп. Ничего не понимаем: как аббат может быть на ком-то женат? Ведь аббат - это...

 

...Да, конечно. Исторически аббат - настоятель монастыря. Но с XI века короли и герцоги стали награждать своих дворян аббатствами, не требуя от них пострига; такие аббатства получили название "мирских": abbayes laïques (особенно велика была их концентрация в Беарне), а их владельцы имели право на потомственный титул аббата.

 

Так что быть "мушкетёром среди аббатов и аббатом среди мушкетёров" Анри д'Арамицу (которого в Париже звали просто Арамиц, иногда искажая в Арамиса) было весьма просто: аббатский титул он получил от отца, тот - от деда, и дальше в глубь веков - начиная с некоего Жана, получившего это звание за свои заслуги от гасконского феодала Гастона III в 1381 году. Звание это, конечно же, не помешало аббату Арамицу жениться (это произошло в 1650 году), и передать титул своему старшему сыну.

 

Пришло время взглянуть на схему[5]:

 

Мы видим, что Арамиц был двоюродным братом Тревиля по матери; по отцу же у Тревиля был двоюродный племянник Арман д'Атос, не меньший бретёр и такой же истый гасконец. "Атос" было его родовым именем - семья владела, среди прочего, деревней Атос, чьё название созвучно с французским названием знаменитой горы Афон.

 

В 1640 году оба родича явились к Тревилю и были зачислены в полк королевских мушкетёров (в котором в то время состояло примерно 100 человек[6]). Через три года в церкви Сен-Сюльпис отпевали "покойного Армана Атоса Дотебьеля, мушкетёра королевской гвардии, дворянина из Беарна, найденного вблизи рынка Пре-о-Клер"[7].

 

«– Все придворные дерутся обычно на Пре-о-Клер,– сказал Коменж»[8]. Не за покупками пришёл туда Атос.

 

Арамиц же, судя по всему, дослужил до расформирования мушкетёрского полка (это случилось в 1646 году[9]), вернулся в Беарн, где правил своим аббатством, пока не умер, оплакиваемый женой, двумя сыновьями и дочерью.

 

***

 

Многие факты, о которых я здесь рассказываю, известны широко; я не открываю Америку. Нет, я смотрю на уже открытую, построенную "Америку" глазами туриста, и пытаюсь сформулировать впечатления от неё одной фразой. В крайнем случае - двумя.

 

Может быть, это удастся сделать, когда разберёмся с Портосом.

На этой схеме мы видим очередного гасконца, де Портó,(родовое имя происходит от porthau - сторожевая башня), двоюродного брата жены двоюродного брата Арамица. Тревилю он был - седьмая вода на киселе, и в мушкетёры попасть ему не удалось - вернее, удалось, но не сразу: три года Порто(с) служил в роте господина Дезэссара, и мушкетёром стал только в год смерти Атоса[10].

 

Но эти трое, со своей гасконской бесшабашностью и гасконским же бесстрашием, всё же запомнились парижанам, и спустя годы после того, как мушкетёры перестали существовать, эти имена припоминали одним махом, иногда даже подгоняя по звучанию одно под другое: Атос... Портос... Арамис...

 

***

 

Спиритические сеансы - тоскливая штука. В магическом меловом круге, при свете чёрных свечей, медленно проявляется бледная полупрозрачная фигура, страшно раздражённая тем, что её отвлекли от тех по-настоящему важных дел, которые занимали её на том свете. В ответ на просьбу изложить историю своей жизни она бормочет, бубнит, выдаёт одни за другими длинные имена, бессвязные даты и бесполезные факты; а на бесплотном лице её читается только одна мысль: "ах, если бы при жизни я написал мемуары, они не таскали бы меня сюда!"

 

Такое ощущение возникает, когда читаешь произведения достославного французского писателя Гасьена Куртиля де Сандрá.

 

О Куртиле рассказывают множество источников в Интернете и бумажной литературе, и мы не будем множить сущности. Скажу лишь, что он занимался тем, что писал мемуары от имени умерших знаменитостей, при этом вполне свободно обращаясь как с фактами, так и с характерами. Вообще свободу Куртиль любил, и выражал свою любовь, сочиняя весьма рискованные политические памфлеты.

 

За один из них - в котором высмеивался сам Людовик XIV! - он в 1693 году и попал в Бастилию, где познакомился с комендантом г-ном Безмо (знакомая фамилия для читавших "Виконта де Бражелон"!) и услышал от него немало историй о жизни людей при старой власти. Эти истории, судя по всему, легли в основу "Мемуаров господина д'Артаньяна"[11] - скучнейшей, в сущности, книги, хотя и весьма популярной в начале XVIII столетия. Из-за того, что Куртиль знал историю тех времён только обрывочно и не особо заботился о точности, Атос, Портос и Арамис становятся у него мушкетёрами, друзьями д'Артаньяна (и вдобавок родными братьями).

 

При этом, как ни удивительно, в "Мемуарах" есть многое, что мы находим у Дюма[12]: д'Артаньян отправляется на дуэль с мушкетёром (правда, с одним Портосом, да и то по ошибке - Портос не собирался драться с ним), но вместо этого дерётся вместе с тремя мушкетёрами против гвардейцев кардинала, а затем становится другом этих мушкетёров; англичанка по кличке "миледи ---" (с трогательным прочерком вместо имени) и ночь, проведённая с ней д'Артаньяном, выдавшим себя за де Варда; даже то, что карьера д'Артаньяна начинается с драки с незнакомцем[13].

 

Но тем сильнее бросается в глаза контраст между Куртилем и Дюма. У Куртиля д'Артаньян вспоминает - у Дюма он живёт. У Куртиля драки мушкетёров - бытовуха, любовные истории - сплетня, а описания войны похожи на репортаж с чемпионата по футболу, только с кровью; а у Дюма дуэли - битвы гигантов, любовь - пламя пожирающее, а война - победа доблести и чести над трусостью и ограниченностью.

 

Потому что Куртиль, хоть и выдумывал, но описывал реальность; а Дюма, хоть и почти не выдумывал, но творил миф.

 

***

 

Вот! Вот о чём мы, собственно. Пришло, наконец, время распрощаться с версией о "реальных прототипах" героев Дюма, о "настоящих трёх мушкетёрах".

 

"Настоящих" Атоса, Портоса и Арамиса не существовало. Потому что один гасконец, погибший на дуэли в юности, не был ничем похож на благородного и жестокого графа де Ла Фер; другой гасконец, спокойно доживший до девяносто пяти лет (это в то время!) нисколько не напоминал титана дю Валлона; а третий гасконец, после военной службы коротавший век в провинции, не имел ничего общего с гениальным интриганом д'Эрбле, генералом иезуитского ордена.

 

Что досталось от них героям Дюма? Только имена. Ну и что? За именами можно полезть в телефонный справочник.

 

У "настоящих" мушкетёров нет ничего загадочного в звукосочетаниях "Атос", "Порто" и "Арамиц" - это их подлинные родовые имена. У Дюма это - таинственные прозвища, псевдонимы людей (людей ли? Или полубогов?), скрывающих своё истинное происхождение.

 

"Настоящие" - сплошь гасконцы-беарнцы. У Дюма они представляют собой всю Францию.

 

"Настоящему" Атосу в 1628 году не исполнилось и тринадцати лет; Портосу было 11 лет, а Арамису - меньше десяти. Но Дюма захотелось столкнуть своих героев с Бэкингемом, и он поменял течение времени.

 

Арман д'Атос, Исаак де Порто и Анри д'Арамиц не были Атосом, Портосом и Арамисом. Они практически неинтересны. Они были - сами по себе. А теперь их нет. И всё.

 

Но пришёл Дюма, подобрал на улице имена - и создал из ничего мифологию. Предвосхитив, заметим, не только и не столько приключенческую литературу, сколько комиксы (и в особенности японские "манга"), в которых свойства героев приобретают черты современного мифа. В героев Дюма легко играть; в них играть хочется, несмотря на жестокость Атоса, наивность Портоса и хитрость Арамиса. Им можно, ведь они - боги, а не люди.

 

И вот что ещё интересно: в результате этой выдумки, этой псевдоисторической манипуляции, перед нами оживает вполне реальная историческая Франция начала XVII столетия с её событиями, людьми, нравами, колоритом, даже кухней: Франция, которую бы мы никогда не узнали и не полюбили настолько, будучи вынуждены читать одни архивные документы да мемуары работы Куртиля.

 

"Тьмы низких истин мне дороже

Нас возвышающий обман…"[14]

 

Атоса не было. Портоса не было. Арамиса не было. Но они есть.[15]

 

И неожиданно встаёт перед моим внутренним взором университетский город в той стране, где (по словам д'Артаньяна) "солнце похоже на луну, а луна - на сыр". И идут по траве двое англичан, громко споря. "Миф - ложь, пусть даже ложь, пропетая сквозь серебряную трубу", говорит один. "Нет, Джек", отвечает другой, "это не так".[16]

 

Эли Бар-Яалом.

 

Примечания и литература.

 

[1] Александр Дюма-отец, Три мушкетёра, в: А.Дюма. Собрание сочинений. Т. 1. Москва: Правда, 1991. Перевод с французского: В.Вальдман, Д.Лившиц, К.Ксаниной. Оригинал: Alexandre Dumas-pére, Les Trois Mousquetaires, 1844.

[2] В "Виконте де Бражелон" есть фрейлина Монтале, но они не только не родственники, а даже и не однофамильцы: она Aure de Montalais, а он Jean de Bérard de Montalet.

[3] Например: William Z. Ripley, The races of Europe : a sociological study (Lowell Institute lectures). London, Kegan Paul, 1899.

[4] В Сети доступен этимологический словарь баскского языка: R.L.Trask, Etymological Dictionary of Basque. University of Sussex, 2008.

[5] Схема составлена автором на основании разрозненных (но непротиворечивых) генеалогических данных из множества записей и архивов, поэтому невозможно дать единый источник.

[6] В 1622, когда полк был основан, их было 150; в 1638 - 100 человек. Curt Johnson, The French Army of the Thirty Years' War: Introduction and Maison du Roi. The Early Modern Warfare Society, 1993/2007.

[7] “Convoy, service et enterrement du deffunct Armand, Athos dautebielle [именно так! - Э. Б.-Я.] mousquetaire de la garde du Roi, gentilhomme de Béarn. pris proche la halle du Pré au Clercs" - запись в регистре Сен-Сюльпис за декабрь 1643. Обнаружена ещё при жизни Дюма историком Огюстом Жалем.

[8] Проспер Мериме, Хроника времён Карла IX, в: П.Мериме, Избранные сочинения в двух томах. Т.1. Москва: Гос. изд. худ. литературы, 1957.

[9] Впоследствии полк мушкетёров неоднократно восстанавливали и неоднократно же упраздняли вновь.

[10] До принятия в мушкетёры исторического д'Артаньяна оставался ещё год.

[11] G.Courtilz de Sandras [анонимно], Memoires de Mr. d'Artagnan. Cologne, P.Marteau [на самом деле - в Голландии?], 1700.

[12] Говоря "Дюма", мы, конечно же, подразумеваем и его соавтора, Огюста Маке.

[13] У Куртиля незнакомец - некий Роне. Дюма не преминул воспользоваться ещё одной книгой Куртиля - "мемуарами графа де Рошфор" - и поставил на место Роне именно этого дворянина. Кстати, из "мемуаров Рошфора" Дюма взял идею заклеймённой молодой жены графа - только там клеймо обнаруживается на теле второй жены отца графа Рошфора. К слову, графство Ла Фер было королевской собственностью, так что отдельных графов де Ла Фер в природе тоже не существовало (и не надо).

[14] Все и так знают, что это стихотворение Пушкина "Герой".

[15] И даже пускаются в новые путешествия в рамках литературных игр других писателей, как любителей, так и профессионалов. Среди прочих выделяется, например, Даниэль Клугер , который в романе "Мушкетёр" создал образ Портоса - потомка крещёных евреев Португалии...

[16] Речь идёт о споре оксфордских профессоров Клайва ("Джека") Льюиса (называвшего миф "ложью, пропетой сквозь серебро") и Рональда Толкина (возражавшего ему). Позже Толкин написал по следам этого спора поэму "Mythopoeia" (эпиграфом к которой послужила фраза Льюиса про ложь и серебро), где говорит (в переводе Сергея Степанова):

 

Но дерево не «дерево», покуда

никто не увидал его как чудо

и не сумел как «дерево» наречь, —

без тех, кто раскрутил пружину-речь,

которая не эхо и не слепок,

что лик Вселенной повторяет слепо,

но радованье миру и сужденье

и вместе с тем его обожествленье...