* * *

(…предыдущая часть) Итак мы видим, как в одинадцатом часу вечера 4 июня 1889 г. сэр Чарльз падает бездыханным на тёмной аллее. А где именно? И тут в переводе куча неточностей: "I understand that the yew hedge is penetrated at оne point by a gate?" — Если я правильно вас понял, в аллее есть калитка? [Нет не правильно понял, а надо сказать, что тисовая изгородь прерывается только в одном месте калиткой] What is the alley like?" "There are two lines of old yew hedge, twelve feet high and impenetrable. The walk in the centre is about eight feet across." — А что представляет собой эта аллея? — По бокам высокая зеленая изгородь из тесно сросшихся старых тисов. Посередине — дорожка футов восьми в ширину. [Опять не так. Надо ясно объяснить, что высота этой изгороди почти 4 м (366 см), и через которую никак ни пролезть, ни перескочить] Путаются ярды (0,9144 м) и шаги (0,7112 м): The marks were some twenty yards from the body and no оne gave them a thought — Они были шагах в тридцати от тела, и на них, вероятно, просто не обратили внимания. [20 ярдов = 18,288 м = 25,63 шага] "Had Sir Charles reached this?" "No; he lay about fifty yards from it." — Сэр Чарльз дошел туда? — Нет, он лежал шагах в пятидесяти от нее. [50 ярдов = 45,57 м = 64 шага]

"Were they оn the same side of the path as the moor-gate?" "Yes; they were оn the edge of the path оn the same side as the moor-gate." — Они были на той же стороне дорожки, где калитка? — Да, на самом краю, ближе к калитке. [А точнее, надо было подтвердить, что они были именно на том краю дорожки, где находится калитка, ведущая на пустошь]

"He had left his own marks all over that small patch of gravel. I could discern no others." — Гравий был испещрен его следами. Других я не заметил. [Не просто гравий был испещрен следами сэра Чарльза, а им был истоптан его небольшой участок] Падает на тёмной аллее, еле различимый в густых сумерках под тонким серпиком молоденького месяца. Но вот наступает 14 июня 1889 г. и выходит номер "Девонширской хроники" уже со со всеми подробностями происшествия, и уже полная луна озаряет дартмурские пустоши, как, впрочем, и окрестности Сен-Реми: (щелчком изображение можно увеличить) о чем Винсент Ван Гог и пишет своему брату Тео 17-18 июня 1889 г. : — Я написал пейзаж с оливами и новый этюд звездного неба [а пейзаж с оливами — вот этот]. И не прошло ещё двух недель,

[MORE=читать дальше]как Антон Павлович Чехов пишет о смерти своего брата Николая: — 17(29) июня 89. Художник скончался. Подробности письмом или при свидании, а пока простите карандаш. Похороны, едет в Киев, Одессу, Ялту, назад в Сумы, потом в Москву, где 24 сентября (6 октября н.с.). заканчивает работу над повестью «Скучная история». В этот же день в Париже открывается кабаре «Мулен-Руж» Ну и в то же самое время доктор Ватсон и сэр Генри только прибыли в поместье Баскервилей. И пока они там заняты своими призрачными делами, А. П. Чехов быстро-быстро пишет «Лешего» и моментально — водевиль «Свадьба», обсуждает с Чайковским содержание будущего либретто для оперы “Бэла” по Лермонтову: — Только, знаете ли, Антон Павлович, — сказал Чайковский, — чтобы не было процессий с маршами. Откровенно говоря, не люблю я маршей. 17 (29) октября в Саратове умирает Н. Г. Чернышевский, 61 года отроду. Надо сказать, что и весна того года была, как бы сказать, несколько особая: 28 апреля [10 мая] 1889 опочил Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин 63 лет. Но, как справедливо заметил поэт, у гробового входа младая жизнь будет играть, причем в виде: Чарли Чаплина, родившегося 16 апреля 1889 г., и Адольфа Гитлера, родившегося 20 апреля 1889 г. Здравствуй, племя Младое, незнакомое! не я Увижу твой могучий поздний возраст, Когда перерастешь моих знакомцев И старую главу их заслонишь От глаз прохожего. Но всё ещё впереди, и будущее с такой заботливым милосердием скрыто от уже и пока живущих людей, а также от только что пришедших на свет Анны Ахматовой, Веры Мухиной, Александра Вертинского, Людвига Витгенштейна, Игоря Сикорского, Ивана Мозжухина, и, скажем, для примера ещё, Джавахарлала Неру. А пока к 6 мая 1889 г. — дню открытия Парижской выставки — сооружена наиновейшая Эйфелева башня. «Рад бы удрать в Париж и взглянуть с высоты Эйфелевой башни на вселенную, но — увы! — я скован по рукам и ногам и не имею права двинуться с места ни на один шаг» (А.П. Чехов, 31 мая [12 июня] 1889). В этом году публикуются замечательные «Янки при дворе короля Артура» и «Трое в лодки, не считая собаки» по кличке Монморанси, а не Баскревилей. Лев Николаевич всех одаривает «Крейцеровой сонатой» — чтобы не очень тут безобразничали. И. Левитан пишет свои чудные Плёсы: А вот другие характерные картины того, как сейчас кажется, безумного года: (картина слева может, при острой необходимости, иллюстрировать сцену похищения несчастной девицы безбожным Гуго Баскервилем верхом на одноименной собаке — но, признаться, собака-то малость подуздовата, и ещё, угадай, два существенных недостатка — ведь стара и с коротким щипцом). По всей России с успехом идут новенькие чеховские «Иванов» и «Предложение»:

Саша (вскрикивает). Я знаю, что он хочет сделать! Николай, бога ради! Иванов. Долго катил вниз по наклону, теперь стой! Пора и честь знать! Отойдите! Спасибо, Саша! Саша (кричит). Николай, бога ради! Удержите! Иванов. Оставьте меня! (Отбегает в сторону и застреливается.)

Наталья Степановна. Но… все-таки, согласитесь хоть теперь: Угадай хуже Откатая. Ломов. Лучше! Наталья Степановна. Хуже! Чубуков. Ну, начинается семейное счастье! Шампанского!

А также, конечно, водевиль «Медведь»: «Мой “Медведь” следовало бы назвать “Дойной коровой”. Он дал мне больше, чем любая повесть. О публика!» (А. П. Чехов. 6 (18) января 1889) (И.И. Шишкин. Утро в сосновом лесу. 1889 год. Холст, масло. 139×213 см). Бэрримор (невозмутимо). Ваши медвѣди, сэръ! (продолжение следует…)