Предыдущая глава
Вот мы и прибыли в Крик Чайки. Празднество в самом разгаре, мы же просто хотим свалиться там, где стоим, и проспать с недельку. Чем я и занимаюсь, между делом собирая вещи для путешествия домой и зацеловывая генерала до потери сознания, едва у того выдаётся свободная минутка.
Однако за день до того, как мы должны отплыть, события начинают внезапно ускоряться. Стоит мне поутру выйти из дома Азотеги, освежившись после очередной ночи в его благословенной постели, как я обнаруживаю во дворе королеву – руки скрещены поверх незамысловатой синей туники, тёмные волосы заплетены в тугую косу. Она не отрывает внимательного взгляда от конюших, которые выводят во дворе одного из жеребцов.
— Матрос Кэлентин, — обращается она ко мне, когда мне наконец удается побороть оторопь и поклониться. — Пройдёмся.
читать дальшеВоистину должно случиться что-то из ряда вон выходящее, чтобы королева явилась сюда ради моей скромной компании. Дивясь этому про себя, я со своим посохом силюсь поспеть за её размашистым шагом, следуя за ней через двор и вокруг дома Азотеги. Там привольно раскинулся садик, где высятся ряды за рядами пышных кустов, ещё не успевших зацвести.
— Раны всё ещё беспокоят? — спрашивает она, указывая подбородком на посох, когда мы сворачиваем на затенённую дорожку.
— Не слишком, Ваше Высочество, — отвечаю я, чувствуя себя на мели, когда генерала нет рядом со мной. — А вы, гм, как поживаете?
Краткий изгиб её губ помогает подавить перекатывающееся в желудке смущение.
— Неплохо. Я хотела бы поговорить о твоих планах на будущее, — как всегда без околичностей заявляет она. — Возможно, ты этого не сознаёшь, но ты имеешь особое значение для меня самой и всего королевства.
Воистину не сознаю.
— Флот? — озадаченно предполагаю я, поспешно добавив: — Ваше Высочество.
— Отчасти, — дёргает головой она, — но это далеко не всё. В докладах, которые я получала от своих офицеров, твоё имя упоминается чаще прочих. Неделю за неделей я читала о том, как ты произвёл переворот в стратегии и планировании, наряду с постоянными уверениями в том, каким отважным и бравым ты показал себя перед лицом невзгод, и как ободрял остальных своим примером. Пятеро моих подданных предложили, чтобы я учредила специальную награду для людей, пострадавших в ходе военных действий, чтобы вручить её тебе, когда ты поправишься. Но главная твоя заслуга в том, что ты убедил моих ведущих генералов сотрудничать. Эти двое десятилетиями играли друг у друга на нервах, а значит, и на моих. Я верю, что именно их объединённые усилия привели нас к победе — следовательно, отчасти это и твоя заслуга.
Ошеломлённый, я старательно изображаю повышенный интерес к растущим неподалёку растениям, удостоверяясь, что твёрдо держу свой посох.
— Благодарю вас, Ваше Высочество, — наконец выдавливаю я. — Вы очень добры.
Её поджатые губы еле заметно расслабляются.
— В своё время я позабочусь о достойной награде для тебя, но сейчас нам нужно обсудить кое-что другое. Я слышала, что ты собираешься отбыть в родную деревню. Сколько ты там пробудешь?
— Месяц-другой; наступает самая пора для рыбной ловли, так что каждая пара рук на счету, тем более, что большинство наших мужчин, в том числе и мои кузены, служат на флоте.
— Разумеется. А потом ты планируешь вернуться сюда?
— Да, в смысле, туда, где окажется генерал, Ваше Высочество. Гм… — Она задала этот вопрос таким тоном, которым никогда не сообщают хорошие новости. — Вам ещё что-нибудь от меня нужно? В смысле, гм, чем могу служить?
— Несчастливый закон этой жизни состоит в том, что за хорошую работу платят тем, что нагружают ещё сильнее, — вздыхает королева. — Я планирую направить моих генералов к нашим собратьям на Востоке, но нет большей ошибки для правителя, чем бросить все ресурсы на решение одной проблемы. Мне нужна помощь герцога Рзалеза, а не тот компромисс, на который он согласился. Я желаю, чтобы ты вернулся на Запад и переубедил его.
— Без Фа… то есть, милорда герцога, Ваше Высочество?
— Верно.
— Он об этом знает? — вцепившись в посох, выдавливаю я.
— Идея принадлежит ему. — Таранящие борт моего ялика акулы не смогли бы успешнее вывести меня из равновесия. — Он полагает, что, если может вынести твоё краткое отсутствие, то выдержит и более длительное. И, уж поверь, тебя вознаградят сторицей, если ты ещё раз послужишь короне. Пять кораблей уже строятся — быть может, присовокупить к ним ещё пять? Или же землю, или достойную пенсию для всей твоей семьи? Что ты считаешь разумной платой за подобную услугу?
Онемев от переизбытка чувств, некоторое время я молча глазею на неё. Я ведь обещал кузенам, что флотских достойно вознаградят за их отвагу, и всё же…
— Не знаю, — медленно отвечаю я. Расстаться с ним на несколько недель уже достаточно мучительно, даже ради того, чтобы увидеться с семьёй; а уж тащиться через всю страну, чтобы уламывать упрямого старика поддержать тех, с кем он сражался десятилетиями, кажется немыслимым. Ведь это может занять годы. И всё же, это его идея… — Нелёгкий вопрос, Ваше Высочество.
Она устремляет на меня пронзительный взгляд, я же сглатываю и кланяюсь, внезапно вспомнив, с кем имею дело.
— Знаю, — просто отвечает она, вместо того, чтобы выбранить меня, как и следовало бы. — И всё же прошу об этом.
— Могу я попросить об отсрочке, чтобы подумать?
— Дозволяю. — На кусты садится ярко-зелёная птичка, чирикает и вновь взмывает в небо. — Лишь помни о том, что, чем быстрее ты примешь решение, тем скорее кончится война.
— Я понимаю, Ваше Высочество. И, гм…
— Он в моих восточных садах, если ты об этом. — Склонив голову набок, она добавляет: — Полагаю, вам есть что обсудить.
***
Но вместо него среди зелени королевских садов я нахожу Джару.
— Кэлентин! — машет она мне. — Я тебя искала.
— А я искал твоего… генерала, — поправляюсь я на случай лишних ушей, приветственно ей кивая. Она сидит посреди золотистого цветника в странном домике с крышей, но без стен, внутри из мебели только скамьи. — Не видела его? – спрашиваю я, хромая на настил.
— Он пошёл домой, чтобы проведать лошадей, но это и к лучшему, потому что мне надо поговорить с тобой первой. Садись. — Я со стуком пристраиваю свой посох и пытаюсь поудобнее расположиться на жёсткой скамье. Вместо спинки к ней прилажена странная штуковина из железа с коваными цветами — смотреть на них куда приятнее, чем облокачиваться. Когда я наконец устраиваюсь, Джара призывает непрестанно кланяющегося слугу и посылает его за чаем. Затем моя подруга опускает ладони на колени, наклоняется вперёд и напрямик спрашивает: — Что мне сделать, чтобы ты остался?
Ну хотя бы кому-то эта идея тоже не по душе. Меня захлёстывает облегчение, и я вновь ощущаю, что стою на твёрдой палубе, а не болтаюсь посреди незнакомого, бурного моря.
— Поскольку приказ исходит от самой королевы, едва ли у меня есть выбор, — вздыхаю я.
— Королева заставляет тебя посетить родную деревню? – устремляет на меня изумлённый взгляд Джара.
Я возвращаю ей удивлённый взгляд.
— Не… ох. Прости, это кое-что другое. Так ты не хочешь, чтобы я навещал семью?
— Против этого я ничего не имею. Но ведь все твои кузены здесь, разве нет? Если у тебя есть другие, может, и они приедут навестить тебя?
Я ухмыляюсь этой шутке, но, похоже, она говорит серьёзно.
— Ну, начнем с того, что тогда придется перевезти сюда всю нашу деревеньку, — прочистив горло, отвечаю я. — И прежде чем ты спросишь, этому не бывать. Во-вторых, дело ведь не только в людях, это… — Я машу рукой, словно могу выудить слова прямо из воздуха. — Это и запах, и особый вид из соседского окошка, лозы, обвившие тётино крыльцо… А вне родного окружения люди меняются. Возьми хоть своего отца. Во время кампании он трудится как вол, но там он в своей стихии, а когда мы в последний раз были в городе, он только и делал, что протаптывал борозды в полу, нарезая круги. Большинство из тех, кого я знаю, в Крике Чайки станут зажатыми донельзя.
— Да, но… — Джара с удручённой гримасой потирает шею. — Я понимаю, но мне всё равно это не по душе.
Темноволосый смуглый слуга средних лет со смешливыми морщинками вокруг глаз, приносит наш чай в высоких стеклянных кубках на металлическом подносе с узорчатыми краями. Вкус мне незнаком — дымный и сильный, он вяжет язык.
— А почему, собственно? – поблагодарив слугу, спрашиваю я. — То есть, мне приятно, что ты будешь по мне скучать, но не вижу ничего плохого в моём желании. Я прежде никогда не отлучался из дома на столь долгий срок. На флоте мы каждый месяц или около того заходим в док.
— Ничего плохого. – Её плечи со вздохом опускаются. — Просто я волнуюсь за отца, понимаешь? Ненавижу, когда он несчастен, а своим отъездом ты разобьёшь ему сердце. Конечно, я и тебе желаю всяческого счастья, но… вы ведь в последнее время неплохо поладили, разве нет? Так к чему перемены?
— Мы и правда неплохо ладим. — При этих словах я чувствую, как лицо вновь наливается жаром, и надеюсь, что не придётся объяснять, насколько; хотя, учитывая, что вся армия уже в курсе, наверняка она и сама знает. — Во всяком случае… я так думал, — вспомнив слова королевы, тоскливо добавляю я. — Возможно, я ошибался.
— Что ты имеешь в виду?
Когда я рассказываю ей о поручении королевы, лицо Джары темнеет, словно небо перед грозой.
— Генерал такого не потерпит, — выплёвывает она.
— Это была его идея, — вздыхаю я. Мой голос не должен бы звучать столь горестно, но одна мысль о том, что Азотеги правда хочет меня отослать… Это попросту не укладывается в голове. Я-то думал, он будет переживать из-за моего отъезда, а не постарается устроить всё так, чтобы я подольше не возвращался. Возможно ли, что я настолько неправильно о нём судил? — Не знаю, почему, но, учитывая, от кого я это узнал, не думаю, что я могу отказаться.
— Всегда есть выбор, — твёрдо заявляет она, сжимая кулаки. — Это и зовётся политикой — и моя семейка в ней чертовски поднаторела. Но неужели ты не понимаешь, что это лишний повод остаться? Ведь если ты не уедешь, они не смогут тебя отослать — иначе разговоры пойдут по всей армии.
Вот об этом-то я и не подумал.
— Джара, не могу же я вот так бросить свою семью, — проведя рукой по лицу, бормочу я. — Но… ты права. Даже не знаю, как поступить.
Мы обмениваемся задумчивыми, растерянными взглядами.
— Почему бы тебе не пойти и не сказать отцу, что ты вернёшься, как только сможешь, — медленно произносит Джара, — а я скажу королеве, чтобы подыскала для этой миссии кого-нибудь другого. По крайней мере, попробовать стоит. Я имею в виду — ты же хочешь вернуться, так ведь?
При взгляде на её горящее решимостью лицо мне удаётся выдавить улыбку.
— Чтобы там ни было, я всё ещё его флотский советник. А я всегда помню о долге.
Она посылает мне в ответ столь же исполненную решимости широкую улыбку, и я знаю, что она тоже не забудет о своём долге.
***
Дома Азотеги тоже нет, как сообщает его старая домоправительница — отбыл на очередное собрание. Нытьём и стенаниями делу не поможешь — а если я останусь тут вариться в своих мыслях, то они будут разрастаться, пока не соберутся в грозовые тучи переживаний и домыслов, в которых я не смогу отличить собственные фантазии от правды. Жаждая хоть чем-нибудь себя занять, я спрашиваю её, не найдётся ли какой-нибудь работы по дому.
Она в ответ хохочет, словно я вознамерился нацепить платье и фланировать в таком виде по городу.
— О тебе спрашивала одна юная особа, пока ты странствовал по дальним землям, — сообщает она. — Симпатичная девушка с грустными глазами, которая присматривала за одеждой милорда герцога. Быть может, заглянешь к ней, чтобы скоротать время? — Идея неплохая. Отряхнув штаны от земли, я отправляюсь в город.
Бойкая улочка, на которой приютился магазинчик Ханны — двухэтажный домик из золотистого кирпича — полнится криками лоточников и монахов, просящих пожертвования. В лавке стоит стойкий запах кожи, источаемый развешанными по стенам сёдлами, поясами, деталями брони, бурдюками — словом, всем, что можно справить из кожи. Она в куда более радостном настроении, чем при нашей последней встрече — беззаботно отшучивается, когда я спрашиваю, как дела. Она отвечает, что теперь у неё есть всё, чего только можно пожелать, и предлагает сделать мне кожаную оплётку на навершие моего посоха. Как тень горестного прошлого никогда не покидает лица генерала, так и в её взгляде ощущается лёгкая грусть, но я рад видеть её улыбку.
Когда она спрашивает, не пришёл ли я, чтобы взыскать с неё долг, я отвечаю, что он уже был стократно оплачен каждым матросом, что добрался до Крика Чайки живым. Похоже, этот ответ её устраивает. Мне приятно слышать, как она смеётся, но это не идёт ни в какое сравнение со смехом Азотеги. Я начинаю понимать, что мало кто может сравниться с ним в этом.
Когда я вновь ковыляю ко двору Азотеги, солнце уже клонится к закату — к этому времени генерал должен бы вернуться. Мои сандалии прирастают к месту, когда я вижу Алима — он облокотился о дверной косяк, нетерпеливо притоптывая ногой.
— И года не прошло, — ехидничает он. — Можно подумать, у меня нет других дел, кроме как тебя тут дожидаться.
Не сказать чтобы я скучал по его сомнительным остротам, но даже грозные шторма со временем сходят на нет.
— Не знал, что ты меня ждёшь. Генерал тут?
— Думаешь, меня бы стали держать на пороге, будь он дома? — рявкает он. Неудивительно, что он не в духе; и я, пожалуй, скоро составлю ему в этом компанию. — Или ты думал, что я здесь торчу ради пламенной страсти к этим вонючим, упрямым бестиям? — Он награждает лошадей косым взглядом.
Странно, что мы с ним хоть в чём-то сходимся, и эта мысль смягчает мой голос:
— Ну так… чем могу быть тебе полезен?
На его лице проскальзывает удивление, но он быстро приходит в себя:
— Скорее, это я кое-чем могу быть тебе полезен, к чему вечно сводятся наши нездоровые отношения. Я пришёл убедиться, до какой степени ты успел загубить плоды моих тяжких трудов.
— Любопытно, в особенности после того, как ты две недели не показывался, — не удерживаюсь я от замечания.
Алим вскидывает голову, вновь уставясь на лошадей.
— Я был занят, — лаконично заявляет он. — Так ты согласен или как?
Я почёсываю подбородок, окидывая его задумчивым взглядом. На нём, насколько я могу судить, обычное городское одеяние — шикарное платье из светло-зелёного шёлка с золотой вышивкой так и сияет в лучах солнца, а волосы закручены в замысловатый узел, которому обзавидовалась бы любая девица у меня дома. Он выглядит сердитым — что вполне нормально — и встревоженным — что, в свою очередь, непривычно.
— Ты уверен, что тебе нужно не что-то другое? — интересуюсь я.
Он сжимает губы в тонкую линию, вытягиваясь так, что достаёт мне почти до носа.
— Уж явно не допрос с твоей стороны, — отрезает он. — Давай-ка зайдём в дом и присядем.
Пожав плечами, я пропускаю его вперёд и ковыляю вверх по лестнице, оглушительно стуча посохом. С лестничного пролёта я выхожу на открытое место, устланное коврами и яркими подушками, с парой стульев по углам, которые словно скромно спрятались от этого великолепия. Я опускаюсь на один из них, Алим же плюхается на подушки близ меня, высокомерный как всегда.
— Смею надеяться, ты всё это время не носился как угорелый, позабыв о здравом смысле?
— Не более необходимого, — отвечаю я. — Постараюсь отдохнуть как следует по пути домой.
— Ах, да! Я прослезился от радости, когда об этом услышал. — Он простирает руку над моим коленом, и я вытягиваю ногу, чтобы облегчить ему задачу. — Прекрати дёргаться, — рявкает он. — Это непросто и без твоих кривляний.
— Делай, как пожелаешь.
— Уж не сомневайся. Итак, ты наконец-то уберёшься с глаз долой. Как я посмотрю, тебе и дела нет до того, что будет после твоего отбытия: даже не предостерегаешь меня, чтоб я не преследовал его в твоё отсутствие. — Его взгляд скользит по моему лицу — в нём кроется насмешка и что-то ещё, чего я не в силах распознать.
— Едва ли несколько моих слов станут для тебя препятствием, — осторожно отзываюсь я, — так что не вижу, ради чего разоряться.
— Ну надо же, это самая умная мысль, какую мне доводилось от тебя слышать. И ведь я преуспею — надеюсь, ты это понимаешь. Разбитое сердце мужчины, чья некогда жаркая постель нынче опустела… это будет несложно.
Я сгребаю его одеяние в кулак прежде, чем успеваю сообразить, что делаю, и склоняюсь так близко, что он смотрит на меня в немом изумлении.
— Не. Смей, — рычу я. — Пользоваться его слабостями. Даже не гляди в его сторону, пока меня не будет.
Его губы медленно изгибаются в горькой улыбке, длинные ресницы опускаются.
— О, вот оно как, — шепчет он. — А я-то думал, что тебе ни к чему разоряться – а твои жалкие угрозы, по-твоему, подействуют? Плохой из тебя задира, морячок — твоё устрашение даже звучит неубедительно. Что-то я до сих пор не трепещу от страха.
Я и сам слегка испугался того, что сделал, так что поспешно отпускаю его, вжимаясь в стул. Я принимал участие в порядочном числе потасовок, но обычно я разнимал дерущихся, а не был зачинщиком.
— Прости, — бросаю я в ответ. — Прошу, не заставляй его страдать.
— А ведь теперь, когда я знаю, что это нагонит тучи на твой солнечный денёк, у меня есть хорошая причина это сделать. – Он ухмылкой встречает мой гневный взгляд. — Знаешь, почему он желает, чтобы ты подольше был в отлучке? Только не смотри на меня вот так — ты же понимаешь, что Фараз всегда будет обсуждать со мной свои планы, даже если он больше не жаждет моих объятий. Видишь ли, он просил моего совета, стоит ли ему совершить ещё одно самопожертвование в твою пользу. Он хочет освободить тебя, чтобы ты мог заполучить свою, как там он выразился… лодку, пристань и жену?
Вот дерьмо. Я таращусь на него, не зная, чему верить. В голове не укладывается, что Азотеги правда хочет от меня избавиться, но ведь это звучит так правильно — вот это-то и беспокоит больше всего.
— Он правда думает, что я это сделаю?
— Это представляется разумным, — протягивает Алим. Даже в разгар этого обсуждения он не забывает перевести светящуюся руку на моё плечо, своенравный, словно корабельная кошка. — Ты ведь знаешь его от силы несколько месяцев. Кто говорит, что спустя года ты не проснёшься с ощущением невосполнимой потери?
Как он может думать, что я оставлю его вот так, даже не сказав ни слова — и привет? Что ж, похоже, ответ очевиден.
— Ни хрена это не разумно, — рычу я, оседая на стуле, и посылаю ему ещё один гневный взгляд. — Но готов поставить на кон самый быстроходный корабль, что именно так он и думает.
— В армии его ценят за храбрость, а не за здравый смысл.
Ладонь доктора смещается к моей груди, тут же пробуждая затаившуюся боль — я же молча наблюдаю за ним. Пусть и наиболее оскорбительным путём, он сообщил мне именно то, что я хотел знать, и что я не узнал бы ни от кого другого – да ещё и не пытаясь получить что-то взамен. Этот парень – настоящая загадка.
— Так ты правда собираешься ухлёстывать за ним, пока меня не будет? — тихо спрашиваю я, понимая, что поделать с этим всё равно ничего не смогу.
— Может — да, — мурлычет он, — а может и нет. А вот если бы рядом был кто-нибудь, кто бы мне воспрепятствовал — тогда, полагаю, у меня не было бы выбора.
— Ты имеешь в виду… — Я таращусь на него во все глаза.
— Ровным счётом ничего, — отрубает он, убирает руку и поднимается на ноги. — Кстати, если тебе вообще есть до этого дело, твой череп благополучно сросся, но я не поручусь за него, если ты опять попадешь в переплёт. Щади своё плечо ещё пару недель – конечно, если ты способен загадывать так далеко.
Я киваю — плечо ощущается немного скованным, но в остальном оно в порядке.
— Но генерал, он…
— Если бы ты остался в городе, — перебивает меня он, — я бы ещё поработал над твоей ногой, но, раз уж ты уезжаешь, значит, не судьба. — В ответ на мой раздражённый взгляд он посылает мне хитрую улыбку, затем вновь становится серьёзным. — На самом деле, тут даже я немногое могу поделать. Это — настоящий удар по моей профессиональной гордости, несмываемое пятно на моей репутации.
Я вздыхаю, вытягивая ногу. Мне и прежде лезли в голову подобные опасения, ведь за истёкшие недели улучшения так и не наступило. Но я всё же надеялся. По правде говоря, проворные ноги на корабле не так уж важны: бегать там особо некуда. Как и все одноногие матросы до меня, я справлюсь.
— Спасибо, — отвечаю я — и обнаруживаю, что абсолютно искренен. — Я правда тебе благодарен. Но, гм, насчёт генерала…
Он перекидывает свои длинные волосы через плечо, глядя на меня сверху вниз.
— Вообще-то, мне не по душе подобные вызовы, — скучающим тоном сообщает он. — Я предпочитаю лёгкую добычу. Если ты и правда жаждешь стать добрым честным трудягой, во всём следующим воле королевы и своего герцога — что ж, я буду только рад воспользоваться тем, что ты дал слабину. А если ты всё же останешься с ним — мне просто придётся попытать счастья в другом месте.
— Но я понятия не имею, как отказать им, — вздыхаю я. — Я могу попробовать переубедить его, но, похоже, он накрепко вколотил эту идею себе в голову…
Доктор закатывает глаза, направляясь к двери.
— Соблазни его, — протягивает он. — Прежде это действовало безотказно.
Следующая глава