На волне смирения11 участников тэги
Администратор: Позывной "Любочестие"
#статьи искать «статьи» по всему сайту с другими тэгами
О встрече
Это цитата от митрополита Антония Сурожского. Взята в журнале для сомневающихся "Фома". Митрополит Антоний вообще высказывал такие здравые и глубокие мысли, что я его сравниваю с древними богословами. Потому что испытать на практике, ощутить всей жизнью, ежедневной, ежечасной, продираться сквозь сомнения и накопить колоссальный физический и духовный опыт при изучении Православия — такое под силу лишь выносливым и мудрым людям. Их считанные единицы и митрополит Антоний, безусловно, одна из самых ярких личностей.
Если вы отрешитесь от обычного чтения Евангелия и прочтете его новыми глазами, посмотрите, как оно построено, то вы увидите, что, кроме встреч, в Евангелии вообще ничего нет. Каждый рассказ – это встреча.
Это встреча Христа с апостолами, апостолов с какими-то людьми, каких-то людей со Христом, каких-то людей в присутствии Христа, каких то людей вне Христа, помимо Христа, против Христа и т.д. Вся евангельская повесть построена именно так…
И вот эта тема встречи, мне кажется, очень важна, потому что, конечно, встреча продолжается; продолжается встреча с Богом, продолжается встреча между людьми, продолжается встреча людей перед Богом и людей вне Бога.
…Евангельские встречи, драматические встречи, – нам даны, брошены на наш путь, мы никуда от них не можем уйти, но жизнь состоит не из драматических встреч, а состоит из того, что мы постоянно, из часа в час встречаем людей – и не видим их, не слышим их и проходим мимо. Мы встретились сейчас без всякой драматичности, но мы встретились, мы друг другу посмотрели в глаза, мы друг другу открыты, мы друг друга хотим встретить.
ДальшеА часто ли это бывает? Сколько раз бывает не только мгновенная встреча, совершенно пустая, вещественная, или коллизия, где два человека столкнутся и разойдутся, но и просто прохождение мимо, когда мы видели только анонимность проходящего человека; он – никто, это была тень, у него не было личности, не было существования, ничего не было, потому что он даже физически не вошел с нами в соприкосновение, и, значит, его нет. И однако весь упор евангельской проповеди, евангельской встречи, весь упор апостольской встречи в том, что каждая встреча может быть во спасение или нет и тому и другому.
Причем встречи бывают разные: поверхностные, глубокие, истинные, ложные, во спасение, не во спасение, – но все они начинаются с того, что человек, у которого есть сознание евангельское или просто острое, живое человеческое сознание, должен научиться видеть, что другой существует. И это бывает редко, очень редко.
…Богоданность нам открывается …в знаке, который никто не может ни с чем перепутать, – в любви. Любовь сказывается вот в чем: в человеке мы вдруг прозреваем что-то, чего никто не видел; человек, который проходил незамеченный, оставленный, отброшенный, чужой, человек, который был просто в массе человечества, вдруг нами замечен, делается значительным, единственным.
…На земле часто, поскольку мы не любимы, поскольку мы друг для друга чужие, мы стараемся существовать ограниченно, то есть в себе самих, утверждая себя по контрасту с другим, против другого или по различию, и существуем-то мы, именно утверждая свое существование: я – не ты, и я есмь. Но в тот момент, когда рождается любовь, случается действительно нечто в некотором отношении разрушающее и пугающее. Любить – значит перестать в себе самом видеть центр и цель существования.
Любить – значит увидеть другого человека и сказать: для меня он драгоценнее меня самого. Это означает: постольку, поскольку нужно, я готов не быть, чтобы он был. В конечном итоге полюбить значит умереть для себя самого совершенно, так, что и не вспомнишь о себе самом, – существует только другой, по отношению к которому мы живем. Тогда уже нет самоутверждения, нет желания заявить о своих правах, нет желания существовать рядом и помимо другого, а есть только устремленность к тому, чтобы он был, чтобы он был во всей полноте своего бытия. И в тот момент, когда человек отмечен чьей-то любовью, ему уже не нужно утверждать свое бытие, ему уже не нужно стать иным, чем другие, потому что он стал единственный; а единственный – вне сравнения, он просто неповторим, он без-подобен. К этому и должны вести наши встречи; вот какова встреча между Богом и каждым из нас.
Для Бога каждый из нас – единственный, неповторимый, бесподобный, каждый из нас Ему достаточно дорог, чтобы Христос принял на Себя Воплощение и Крест. Каждый из нас имеет полноту значимости, но при всем этом и полноту свободы, потому что Христос никем не обладает; Он любовью Себя отдает, Он приобщается нам, но Его любовь есть свобода. Эта свобода рождается опять-таки от встречи, потому что Господь нас принимает, как мы есть, потому что Он верит в нас безусловно, потому что Он готов приобщиться нам до конца, и потому что приобщение это взаимно.
Если вы отрешитесь от обычного чтения Евангелия и прочтете его новыми глазами, посмотрите, как оно построено, то вы увидите, что, кроме встреч, в Евангелии вообще ничего нет. Каждый рассказ – это встреча.
Это встреча Христа с апостолами, апостолов с какими-то людьми, каких-то людей со Христом, каких-то людей в присутствии Христа, каких то людей вне Христа, помимо Христа, против Христа и т.д. Вся евангельская повесть построена именно так…
И вот эта тема встречи, мне кажется, очень важна, потому что, конечно, встреча продолжается; продолжается встреча с Богом, продолжается встреча между людьми, продолжается встреча людей перед Богом и людей вне Бога.
…Евангельские встречи, драматические встречи, – нам даны, брошены на наш путь, мы никуда от них не можем уйти, но жизнь состоит не из драматических встреч, а состоит из того, что мы постоянно, из часа в час встречаем людей – и не видим их, не слышим их и проходим мимо. Мы встретились сейчас без всякой драматичности, но мы встретились, мы друг другу посмотрели в глаза, мы друг другу открыты, мы друг друга хотим встретить.
ДальшеА часто ли это бывает? Сколько раз бывает не только мгновенная встреча, совершенно пустая, вещественная, или коллизия, где два человека столкнутся и разойдутся, но и просто прохождение мимо, когда мы видели только анонимность проходящего человека; он – никто, это была тень, у него не было личности, не было существования, ничего не было, потому что он даже физически не вошел с нами в соприкосновение, и, значит, его нет. И однако весь упор евангельской проповеди, евангельской встречи, весь упор апостольской встречи в том, что каждая встреча может быть во спасение или нет и тому и другому.
Причем встречи бывают разные: поверхностные, глубокие, истинные, ложные, во спасение, не во спасение, – но все они начинаются с того, что человек, у которого есть сознание евангельское или просто острое, живое человеческое сознание, должен научиться видеть, что другой существует. И это бывает редко, очень редко.
…Богоданность нам открывается …в знаке, который никто не может ни с чем перепутать, – в любви. Любовь сказывается вот в чем: в человеке мы вдруг прозреваем что-то, чего никто не видел; человек, который проходил незамеченный, оставленный, отброшенный, чужой, человек, который был просто в массе человечества, вдруг нами замечен, делается значительным, единственным.
…На земле часто, поскольку мы не любимы, поскольку мы друг для друга чужие, мы стараемся существовать ограниченно, то есть в себе самих, утверждая себя по контрасту с другим, против другого или по различию, и существуем-то мы, именно утверждая свое существование: я – не ты, и я есмь. Но в тот момент, когда рождается любовь, случается действительно нечто в некотором отношении разрушающее и пугающее. Любить – значит перестать в себе самом видеть центр и цель существования.
Любить – значит увидеть другого человека и сказать: для меня он драгоценнее меня самого. Это означает: постольку, поскольку нужно, я готов не быть, чтобы он был. В конечном итоге полюбить значит умереть для себя самого совершенно, так, что и не вспомнишь о себе самом, – существует только другой, по отношению к которому мы живем. Тогда уже нет самоутверждения, нет желания заявить о своих правах, нет желания существовать рядом и помимо другого, а есть только устремленность к тому, чтобы он был, чтобы он был во всей полноте своего бытия. И в тот момент, когда человек отмечен чьей-то любовью, ему уже не нужно утверждать свое бытие, ему уже не нужно стать иным, чем другие, потому что он стал единственный; а единственный – вне сравнения, он просто неповторим, он без-подобен. К этому и должны вести наши встречи; вот какова встреча между Богом и каждым из нас.
Для Бога каждый из нас – единственный, неповторимый, бесподобный, каждый из нас Ему достаточно дорог, чтобы Христос принял на Себя Воплощение и Крест. Каждый из нас имеет полноту значимости, но при всем этом и полноту свободы, потому что Христос никем не обладает; Он любовью Себя отдает, Он приобщается нам, но Его любовь есть свобода. Эта свобода рождается опять-таки от встречи, потому что Господь нас принимает, как мы есть, потому что Он верит в нас безусловно, потому что Он готов приобщиться нам до конца, и потому что приобщение это взаимно.
Потребители безразличия
Началась четвертая неделя поста, или Про (не)толерантность от отца Андрея Ткачева
Всеяден стал человек. Ничего не испугается, ни от чего не отшатнётся. Скривится, но съест всё, что ни попросят, тем более, если снимают на камеру.
Скажут ему: «Вот здесь поцелуйте, вот здесь подержитесь, вот тут на коленки встаньте. Это для счастья», — исполнит. Всякую чушь на себя наденет. На фоне какой хочешь глупости сфотографируется. Любую палочку ароматную зажжёт перед любым истуканом.
И всё это — от внутренней пустоты и того уменьшения пространства во времени, которое называют глобализмом.
Так и передвигается внутри съёжившегося пространства внутренне пустой человек, важный представитель западной цивилизации. У него избыток денег и масса свободного времени. Он получает лёгкий доступ к любой интересующей информации, но вместо цельного и выстраданного мировоззрения имеет только жалкую смесь из газетных клише вроде «рыночная экономика», «свобода личности», «террористическая угроза», «защита окружающей среды»…
ДальшеУ этого правнука былой христианской цивилизации в словарном запасе всё те же слова, что и триста-четыреста лет назад: вера, надежда, любовь. Но это уже «вера в прогресс», «надежда на научные достижения» и «любовь к себе». Борьба за истину переросла для него в борьбу за рынки сбыта. А частицей большого целого он чувствует себя не на крестном ходу и не в храме, а на стадионе и возле урны с бюллетенями на очередных выборах.
Этот милейший человек любит животных, но лишь потому, что не любит людей, а любить хоть кого-то, да надо. Смирение он обозвал униженностью, а гордыню — добродетелью. Наконец, потеряв всякий вкус к истине, он решил, что истины нет вообще, и, значит, все по-своему правы.
Эту мерзкую мысль он объявил своим достижением и назвал толерантностью.
Что же скажет этому представителю белого, гордого, цивилизованного мира остальной мир — экзотический, многоликий и «нецивилизованный»? На многих языках — одно и то же: «Приезжай к нам. Лечись нашими народными средствами. Танцуй по ночам на наших пляжах. Фотографируйся на фоне развалин наших древних храмов. И плати нам за это».
Он говорит тихо, склонив лицо вниз и орудуя щётками чистильщика над блестящими туфлями белого туриста:
— Мы скоро сами к тебе приедем. Многие наши уже приехали, но это только десант. Мы будем жить в твоих городах, учиться в твоих университетах. У тебя есть деньги, много денег. Нам нужны они и твои технологии. Ты стал ленив и привычен к комфорту, а мы всё ещё умеем работать. Мы умеем улыбаться и одновременно презирать того, кому улыбаемся. Мы умеем брать подачки, но и ненавидеть тех, кто нам их подаёт. Мы сто раз согнёмся до земли, но однажды мы выпрямимся, а ты согнёшься. Только ты уже не распрямишься.
Мы ненавидим тебя, даже когда учимся в твоих университетах. Мы завязываем галстуки по твоей моде и ненавидим тебя. Мы учим наряду с языком своей матери языки чужих матерей, но лишь для того, чтобы со временем проклясть тебя на всех языках. Ты слишком долго пиршествовал и наслаждался, подчинял и властвовал. Это время заканчивается. У тебя больше нет души, и в твоей системе координат нет другой точки отсчёта, кроме твоего эгоизма. Поэтому тебе не на что опереться. Когда ты умрёшь, даже когда ты только упадёшь, утомлённый развратом, пьянством или собственной дряхлостью, количество людей, желающих вытереть о тебя ноги, будет так велико, что ты навеки будешь смешан с прахом…
Но правнуки былой христианской цивилизации словно бы и не слышат этих угроз.
Они не желают вспомнить об истине и заполнить ею душевную пустоту. Цивилизация, в которой мы живём, перед достижениями которой, как перед истуканом Навуходоносора, ползаем в пыли, — цивилизация безразличия к истине, цивилизация наследников евангельского Понтия Пилата, равнодушного и трусливого соучастника богоубийства.
Будем помнить, что рано или поздно всякой неправде приходит конец. В День Возмездия небеса совьются, как свиток. Великий позор ожидает лживую славу века сего.
Не позавидуешь тогда не только большим и маленьким современным пилатам, но и тем мелким душам, которые сегодня готовы шнурки завязывать цивилизованному европейскому барину. Только за одно это мелкое холуйство будут они наказаны в полной мере наравне с теми, чьи шнурки рвались завязывать.
А уж День Возмездия будет, поверьте. Бог наш на нас мало похож. Чего-чего, а толерантности у Него нету.
Протоиерей Андрей Ткачев
Всеяден стал человек. Ничего не испугается, ни от чего не отшатнётся. Скривится, но съест всё, что ни попросят, тем более, если снимают на камеру.
Скажут ему: «Вот здесь поцелуйте, вот здесь подержитесь, вот тут на коленки встаньте. Это для счастья», — исполнит. Всякую чушь на себя наденет. На фоне какой хочешь глупости сфотографируется. Любую палочку ароматную зажжёт перед любым истуканом.
И всё это — от внутренней пустоты и того уменьшения пространства во времени, которое называют глобализмом.
Так и передвигается внутри съёжившегося пространства внутренне пустой человек, важный представитель западной цивилизации. У него избыток денег и масса свободного времени. Он получает лёгкий доступ к любой интересующей информации, но вместо цельного и выстраданного мировоззрения имеет только жалкую смесь из газетных клише вроде «рыночная экономика», «свобода личности», «террористическая угроза», «защита окружающей среды»…
ДальшеУ этого правнука былой христианской цивилизации в словарном запасе всё те же слова, что и триста-четыреста лет назад: вера, надежда, любовь. Но это уже «вера в прогресс», «надежда на научные достижения» и «любовь к себе». Борьба за истину переросла для него в борьбу за рынки сбыта. А частицей большого целого он чувствует себя не на крестном ходу и не в храме, а на стадионе и возле урны с бюллетенями на очередных выборах.
Этот милейший человек любит животных, но лишь потому, что не любит людей, а любить хоть кого-то, да надо. Смирение он обозвал униженностью, а гордыню — добродетелью. Наконец, потеряв всякий вкус к истине, он решил, что истины нет вообще, и, значит, все по-своему правы.
Эту мерзкую мысль он объявил своим достижением и назвал толерантностью.
Что же скажет этому представителю белого, гордого, цивилизованного мира остальной мир — экзотический, многоликий и «нецивилизованный»? На многих языках — одно и то же: «Приезжай к нам. Лечись нашими народными средствами. Танцуй по ночам на наших пляжах. Фотографируйся на фоне развалин наших древних храмов. И плати нам за это».
Он говорит тихо, склонив лицо вниз и орудуя щётками чистильщика над блестящими туфлями белого туриста:
— Мы скоро сами к тебе приедем. Многие наши уже приехали, но это только десант. Мы будем жить в твоих городах, учиться в твоих университетах. У тебя есть деньги, много денег. Нам нужны они и твои технологии. Ты стал ленив и привычен к комфорту, а мы всё ещё умеем работать. Мы умеем улыбаться и одновременно презирать того, кому улыбаемся. Мы умеем брать подачки, но и ненавидеть тех, кто нам их подаёт. Мы сто раз согнёмся до земли, но однажды мы выпрямимся, а ты согнёшься. Только ты уже не распрямишься.
Мы ненавидим тебя, даже когда учимся в твоих университетах. Мы завязываем галстуки по твоей моде и ненавидим тебя. Мы учим наряду с языком своей матери языки чужих матерей, но лишь для того, чтобы со временем проклясть тебя на всех языках. Ты слишком долго пиршествовал и наслаждался, подчинял и властвовал. Это время заканчивается. У тебя больше нет души, и в твоей системе координат нет другой точки отсчёта, кроме твоего эгоизма. Поэтому тебе не на что опереться. Когда ты умрёшь, даже когда ты только упадёшь, утомлённый развратом, пьянством или собственной дряхлостью, количество людей, желающих вытереть о тебя ноги, будет так велико, что ты навеки будешь смешан с прахом…
Но правнуки былой христианской цивилизации словно бы и не слышат этих угроз.
Они не желают вспомнить об истине и заполнить ею душевную пустоту. Цивилизация, в которой мы живём, перед достижениями которой, как перед истуканом Навуходоносора, ползаем в пыли, — цивилизация безразличия к истине, цивилизация наследников евангельского Понтия Пилата, равнодушного и трусливого соучастника богоубийства.
Будем помнить, что рано или поздно всякой неправде приходит конец. В День Возмездия небеса совьются, как свиток. Великий позор ожидает лживую славу века сего.
Не позавидуешь тогда не только большим и маленьким современным пилатам, но и тем мелким душам, которые сегодня готовы шнурки завязывать цивилизованному европейскому барину. Только за одно это мелкое холуйство будут они наказаны в полной мере наравне с теми, чьи шнурки рвались завязывать.
А уж День Возмездия будет, поверьте. Бог наш на нас мало похож. Чего-чего, а толерантности у Него нету.
Протоиерей Андрей Ткачев
Антоний и Феодосий Печерские. Первые.
Преподобные Антоний и Феодосий Печерские. Автор — Мария Мироненко
+2
Сайда Афонина. Преподобные Антоний и Феодосий Киево-Печерские
Автор — С. Симаков (игумен Рафаил)
Иноков русских первоначальниче. Преподобный Антоний Киево-ПечерскийИноков русских первоначальниче. Преподобный Антоний Киево-Печерский
Преподобные Антоний и Феодосий Печерские с древних времён почитались не только в своём монастыре, но и во всей Русской земле, куда только доходила слава Печерской обители, и где несли свое настоятельское и архиерейское служение многочисленные постриженики этой колыбели русского монашества. Однако, если житие преподобного Феодосия сохранилось в составе целого ряда рукописных сборников, древнейший из которых, Успенский, восходит к концу XII в., то житие преподобного Антония по неизвестным на сегодня причинам было утрачено ещё в древнерусский период и сохранилось лишь фрагментарно в составе иных письменных памятников, например: жития преп. Феодосия, Повести Временных лет (далее — ПВЛ), а также ряда позднейших летописей XVII века (напр.: Густынской, Архангелогородской). Таким образом, главным источником жизнеописания преподобного Антония служит Сказание чесо ради Печерский монастырь назвася, содержащееся в составе ПВЛ и написанное Печерским иноком преподобным Нестором Летописцем.
Так, преподобный Нестор сообщает, что юноша Антипа, родом из города Любеча (ныне: в Черниговской обл.), отправился на Афон (Греция), где принял ангельский образ (великую схиму) с именем Антония в одной из афонских обителей. Вероятнее всего, этим новым домом русского инока стал монастырь Эсфигмен. Это была так называемая особножительная обитель (по-греч. — идиоритмия), где иноки, в зависимости от своего духовного опыта, подвизались на значительном расстоянии друг от друга, даже не общаясь между собою, лишь окормляясь у одного старца-игумена. В воскресные дни и праздники они собирались вместе в монастырской церкви для Божественной Литургии и соборно вкушали праздничную трапезу. Именно такой тип безмолвного монашества, по сути отшельничества, со всем присущим ему молитвенным деланием и принёс на Русь преподобный Антоний с далёкого Афона, получив от игумена благословение вернуться в родную землю. Произошло это около 1028 г. в правление великого князя Ярослава Мудрого (†1054).
На Руси, особенно в Киеве, к тому времени было уже несколько монашеских обителей, но, как пишет преп. Нестор, среди множества монастырей в околицах древнего Киева Антоний не нашел ни одного, с которым бы решился связать свой отшельнический подвиг и благословение афонского игумена. Много монастырей поставлено от князей и бояр, но не таковы они, каковы поставлены слезами, пощением и молитвою (ПВЛ).
Первоначально преподобный поселился в пещерке на Берестовой горе. По преданию, в этой пещерке (так наз. Варяжской) ранее подвизался некий священник Илларион, возможно, тот самый, что впоследствии был поставлен митрополитом Киевским и прославился в истории благодаря знаменитому Слову о Законе и Благодати, выдающемуся памятнику древнерусского проповеднического искусства. Но преподобный Антоний не был проповедником, он был просто безмолвником и тихим тружеником молитвы. Это и привлекло к нему таких же как и он искателей безмолвия. Вскоре вокруг него начала собираться братия, среди которых были великие Никон, Варлаам и Феодосий. Когда братия окрепла и познала тернистый путь монашеского подвига, преподобный Антоний, стремясь к совершенному безмолвию, поставил братии в игумена преподобного Варлаама, а сам удалился на соседнюю гору (ныне: «Ближние» пещеры), где подвизался по-прежнему в трудах уединения до самой своей смерти.
Первоначально молитвенная жизнь монастыря сосредотачивалась в пещерах, где помещались и церковь, и трапезная с кельями. Но когда число братии умножилось, особенно в игуменство преподобного Феодосия (†1074), в пещерной церковке стало слишком тесно. Тогда преподобный Антоний, согласно Печерскому преданию, благословил постройку деревянной церкви на горе. Как сообщает об этом лаврский Патерик: Заложиша церковь велику и монастырь оградиша столпием и келиа поставиши многы, и церковь украсиша иконами; и оттоле нача зватися Печерский монастырь. Так получила свое начало «Небеси подобная» церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы, долгие столетия остававшаяся одной из величайших святынь русского Православия.
С 1069 года преподобный Антоний некоторое время (вероятно, несколько лет) пребывал в Чернигове, где также основал пещерный монастырь на Болдиных горах (ныне известный как Троицко-Ильинский). Утраченное древнейшее житие, по-видимому, унесло с собою в лету и ответ на вопрос: что же заставило затворника оставить свой затвор и вновь отправиться в странствие? Совпадение даты возвращения князя Изяслава в Киев с датой оставления его преподобным Антонием даёт повод предположить некую связь между этими событиями. Как известно, в результате княжеских междоусобий годом ранее князь Изяслав был изгнан из стольного града, и киевские бояре посадили на престол князя Всеслава Полоцкого. Однако через год Изяславу удалось вновь воцариться в Киеве. Не исключено, что преподобный Антоний благоволил князю Всеславу и вынужден был удалиться из Киева после переворота, возможно, будучи даже изгнан разгневанным князем (в то же время и Никон вынужден был бежать под угрозой ареста со стороны Изяслава в Тмутаракань (Крым); позднее известен даже случай пыток князем Мстиславом Печерских иноков). Так или иначе, но в 1073 г. княжеская распря возгорелась с новой силой и Изяслав вновь вынужден был бежать из Киева, а престол занял его брат Святослав. Вполне вероятно, что именно это и дало возможность преподобному Антонию вернуться в Печерскую обитель, чтобы сотворить там последнее свое начинание — благословить закладку Великой Печерской церкви и с миром отойти в вечные обители.
Итак, по истечению почти 40 лет труднического подвига в Печерском монастыре, преподобный преставился в 1073 году (согласно Печерской традиции день преставления празднуется 10/23 июля). Благочестивая русская традиция сохранила за преподобным Антонием эпитет начальника всех русских иноков. Хотя, как уже упоминалось выше, ко времени прихода преподобного с Афона на Русь в Киеве уже были княжеские патрональные монастыри (летопись упоминает три таких монастыря), но именно с безмолвнических подвигов преподобного Антония берёт своё начало то русское монашество, которому суждено было сыграть особую историческую роль в путях русской святости и всей нашей культуры в целом (и не только древней). Дело в том, что именно Печерская обитель стала образцом и примером для прочих монастырей в Древней Руси (особенного в XI-XIV вв.). Более всего архиереев в древнейший период истории нашей Церкви были постриженниками именно Киево-Печерского монастыря, неся во все уголки Руси дух обители преподобных Антония и Феодосия. Именно преподобным Феодосием был введён монашеский устав по примеру Студийского общежительного монастыря, но ещё более преподан личный пример общежительного подвига, глубочайшего смирения и неустанного иноческого труда. И хотя не Антониев, а Феодосиев тип монашеского делания был воспринят и получил распространение в Русской Церкви, но вспомним, что именно к преподобному Антонию пришёл юный Феодосий учиться христианскому смирению и монашескому послушанию. В конце концов, именно с пещерки преподобного Антония, как от некоего русского «Вифлеема», началась великая Лавра, без которой немыслимо было бы укоренить христианское благовестие в едва лишь обращенной языческой Руси.
Таким образом, преподобного Антония Печерского по праву можно назвать родоначальником русских иноков, отцом русского монашества.
Память преп. Антония совершается 20 мая / 23 июля (день преставления — согласно разным святцам, одинаково принятым сегодня), 15 сентября (преп. Антония и Феодосия) и 11 октября (Собор преподобных Киево-Печерских, в «Ближних» (Антониевых) пещерах почивающих) (даты по нов. стилю), 2-я неделя Великого поста (Собор всех Печерских святых).
Дмитрий Рыбаков. Портал Православие.ру
Исторический выбор преподобного Феодосия Печерского, или О чем не писалось в житияхИсторический выбор преподобного Феодосия Печерского, или О чем не писалось в житияхЖитие святого — особый повествовательный жанр христианской литературы. Будучи подчинённым строгим стилистическим канонам, он практически не поддается прочтению с точки зрения исторической биографии. А ведь именно так воспитанный современной культурной традицией читатель стремится понять этот специфический литературный текст. Историк прежде всего задается вопросом: возможно ли отделить литературный этикет от биографических сведений и рассмотреть в житийном тексте реальный контекст эпохи? Кажется, возможно… Но как, ведь автор жития зачастую не столько писатель, сколько компилятор?
Дело в том, что древнее житие почти не интересовали личностные черты героя, не имеющие отношения к его духовному подвигу — собственно, предмету поучения и почитания. Хотя в жизни святых угодников были не только подвиги и бдения, а их собеседниками не одни лишь ангелы, мы ничтожно мало знаем о том земном, обыденном (скажем — историческом), что наполняло их отношения с миром и людьми. Вспомним евангельский сюжет, когда Спаситель прослезился, узнав о смерти любимого им Лазаря (Ин 11, 35). А плакали ли святые — не в молитвенном покаянии и радости, а просто в чувствах нашего земного естества и привязанности? Авторы житий, как правило, о таких подробностях не знали, да и не особо ими интересовались. Цель их писания была совсем иной. К примеру, первый русский агиограф — преп. Нестор Летописец представлял себе суть своего труда следующим образом: «прочтя писание и видя мужа доблесть, восхвалим Бога; и угодника Его прославляюще, на прочие подвиги укрепляемся». Итак, «прославим Бога», явившего свою благодать в подвиге святого; и «на прочие подвиги укрепляемся». Однако в тексте даже самого каноничного жития можно обнаружить кое-что, не служившее непосредственно предметом житийного повествования.
Наиболее насыщенным такого рода «бытовой» информацией является Житие преп. Феодосия Печерского. Это наиболее древнее наше житие, принадлежащее перу того же Нестора Летописца. Будучи написанным в 1080-е гг., оно уже с XII века входило в состав Патерика Печерского, наиболее древняя редакция которого сохранилась в Успенском сборнике XII-XIII в. Итак, что мы знаем о преп. Феодосии из его Жития, и о чем приходится догадываться, как говорится, между строк.
***
В Арсеньевской (1406 г.) и последующих редакциях Патерика сообщается, что Феодосий был родом из Василева — ныне г. Васильков Киевской области. В то время Василев был второй по значению резиденцией князя Владимира — крестителя Руси, названной им в честь своего крещения с именем Василия. Летописец не исключал, что именно в Василеве состоялось личное крещение Владимира: «глаголют, яко крестился есть в Киеве, инии же реша в Василеве, друзъи же ънако скажут» (ПВЛ). Если так, то небольшому ныне провинциальному городу Василькову суждено было дважды отличиться в древнерусской истории: сначала благодаря духовному рождению крестителя нашего народа князя Владимира, затем появлению на свет законоположника нашего монашества — преп. Феодосия Печерского.
Поскольку Феодосий пришел к преп. Антонию около 1056 г., будучи весьма молодым человеком — «отроком», как называет его Нестор, то, следовательно, рождение его приходится на 30-е годы ХІ века. Обе даты получены методом косвенных вычислений, исходя из соотношения других датированных событий, а потому не могут претендовать на точность и быть основой каких бы то ни было исторических утверждений.
Вероятнее всего, Феодосий происходил из семьи бояр великокняжеского окружения. Такой вывод следует на основании ряда косвенных свидетельств Жития, как например: «командировка» отца в Курск по повелению великого князя, присутствие отрока Феодосия на обеде у тысяцкого (градоначальника) и пр. Как ни странно, но едва ли не единственным упущением автора было отсутствие упоминания мирского имени будущего Печерского игумена.
Но также известно, что юные годы Феодосия прошли в городе Курске. Когда юноше было 13 лет, скончался отец. Мать несомненно рассчитывала, что сын продолжит боярскую (или дружинную) службу отца, от которой зависело благосостояние вдовы. Но, возмужав, юноша не стремился наследовать патриархальные устои своего сословия. Известно, что он отказывался носить подобающую его родовому положению парчовую одежду, которую, лишь немного поносив, отдавал нуждающимся. Внешняя простота была зеркалом смирения души, что создавало отчетливый контраст на фоне знати, влиться в среду которой Феодосий был обязан по своему происхождению.
В средневековой Руси одежда имела безусловно знаковый характер, подчеркивавший социальное положение носителя и его феодальные права. «Переодевание» юного Феодосия и отказ от участия в придворных церемониях были по сути отказом от обычаев феодальной элиты, наследовавшей в большинстве своем дружинную мораль еще варяжской (дохристианской) эпохи. Таким образом, неприятие Феодосием внешних атрибутов своего сословия было первым шагом юного подвижника на пути к осуществлению своего исторического выбора, имевшего для древнерусской святости поистине ключевое значение.
Как и любому юноше, Феодосию не были чужды мечты о странствиях. Прослышав как-то от паломников о святынях Иерусалима, он решил тайно от матери отправиться с торговым караваном в Царьград (Константинополь), а оттуда в Святую Землю. Удивительно, как купцы согласились взять незнакомого им отрока с собою в чужие страны. Известный историк Церкви Е. Е. Голубинский даже предположил, что Феодосий мог подрядиться в качестве слуги. Кроме того, корыстолюбивые торговцы, вероятно, рассчитывали продать позднее крепкого юношу в рабство где-нибудь в «заморских» странах, получив на этом немалую прибыль. Однако всё окончилось, как говорится, без приключений, благодаря вмешательству Феодосиевой матери. Отправившись на поиски сына, она уже на третий день вернула его домой. Заковав ноги в кандалы, она несколько дней продержала юного странника в строгом заключении. Причём первые два дня в наказание она вообще не давала ему пищи, а потом, немного покормив, вновь смиряла его воинствующий о Христе дух голодом и кандалами. Сын, не желая доставлять своей родительнице огорчение, согласился на её уговоры, пообещав проститься со своими паломническими мечтами. В ответ мать освободила его из заключения и позволила вновь беспрепятственно посещать церковь. И хотя до Иерусалима Феодосий так и не добрался, но всю жизнь стремился к Небесному Иерусалиму, дорога к которому открыта любому христианину, стяжавшему евангельскую простоту и смирение.
Кроме паломнических идей, юный Феодосий был особо увлечён таким благочестивым ремеслом как печение просфор. Однажды узнав, что в соседней церкви часто не служат Литургии по причине недостатка просфор, Феодосий сам начал трудиться над их выпечкой. Матери это «неблагородное» занятие крайне не понравилось. Она стремилась всячески отговорить сына от принятого им послушания по той причине, что оно якобы бесчестило их род и общественное положение. Сын терпеливо и трепетно успокаивал мать, поясняя высокое назначение приготовления просфор для совершения Литургии. На некоторое время ему удалось приклонить материнский гнев на милость. Однако, видя изнеможение сына от печи и жара, мать вновь обратилась к запрещениям, угрозам, а иногда и побоям.
Терпение суровой женщины окончательно лопнуло, когда по пятнам крови на одежде она обнаружила, что Феодосий, смиряя свою горячую юношескую плоть, носит на своем теле вериги (железные оковы). С веригами, разумеется, на время пришлось расстаться. Но, вероятно, именно в тот момент будущий преподобный всерьёз оказался лицом к лицу перед выбором — или окончательно поработиться воле нравной матери, несомненно мечтавшей о боярской карьере сына, и «подписать» таким образом своего рода вассальный приговор, или пожертвовать сыновними узами ради того, чтобы поработиться одному лишь Христу.
Выбор юного Феодосия был не просто выбором сословного статуса или рода деятельности в рамках христианской религиозности, как это выглядит сегодня для людей, идущих в монашество. На личном уровне это было выбором по сути самого христианства. Чтобы понять смысл такого определения, вспомним, что время юности преподобного было эпохой неутихающего княжеского кровопролития на Руси, современного борьбе за великокняжеский стол между сыновьями Владимира, первой жертвой которой пали Борис и Глеб. Междоусобие не утихало на протяжении почти всего XI ст. и сопровождалось братоубийственной резнёй, орудием которой служило ближайшее великокняжеское окружение из числа бояр и дружинников. Вступить в вассальные обязанности означало бы приговорить себя к совершенной покорности сюзерену. Проявление же этой покорности не исключало и откровенного братоубийства в интересах своего правителя, которые довольно часто сменялись тогда на Киевском столе. И Феодосий отказался от такого «приговора» ради обетов христианина, главная суть которых — братолюбие и смирение.
Сегодня такая жизненная дилемма кажется почти невообразимой. Мы настолько привыкли к позолоте на куполах величественных соборов, мотивам покаяния в произведениях отечественной литературы, библейским жанрам в классической живописи и т. д., что порой смотрим на седую древность «с колокольни» нашей исторической ситуации, где тема личного благочестия, как правило, не противопоставляется социально-политическому выбору человека. Христианство, составившее фундамент нашей национальной культуры, прочно впиталось в общественный менталитет и стало для нас чем-то обыденным. Иными словами: имея за спиной доброе тысячелетие Православия на Руси, мы можем позволить себе быть, скажем, врачом, инженером или даже военнослужащим и при этом без ущерба для профессиональной деятельности носить имя христианина, ориентируясь в личной этике на сугубо христианские ценности. Но так было далеко не всегда. Жестокие устои феодального мира того далекого времени, едва проникшегося слабыми отголосками евангельской проповеди (а ведь со времени Крещения Руси едва минуло несколько десятилетий), почти не оставляли служилым людям личного выбора в подобной ситуации. Особый контраст ощущался, если человек всем сердцем становился христианином и не на словах брал на себя иго Христово, подражая сказавшему: научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем (Мф 11, 29). В таком случае выбор представлялся довольно категоричным — Христос или политическая карьера. И юный Феодосий сделал свой выбор, который, как видим, был не только личным выбором христианства, но и выбором историческим для всего русского монашества и древнерусской культуры в целом.
Вряд ли стоит особо останавливаться на том, что иконографический пафос жития не в состоянии был отразить всей психологической сложности и драматизма, которыми испытывалась ревность и чистота будущего преподобного. Возможно, мать-вдова возлагала на Феодосия надежды как на единственного сына. Правда, в Житии однажды упомянут младший брат Феодосия, которого мать взяла с собою, пустившись на поиски сына после его попытки отправиться в Святую землю. Однако нам ничего не известно о дальнейшей судьбе этого отрока. Возможно, на момент прихода Феодосия в Печерскую обитель его уже не было в живых, что и объясняет отчаянные попытки матери отыскать старшего сына. Когда же спустя годы эти поиски наконец увенчались успехом, но вернуть своё чадо в отчий дом было уже невозможно, исстрадавшаяся мать пожелала уподобиться сыну в монашеском чине. Такой поступок, на наш взгляд, нельзя объяснить иначе как глубочайшей материнской привязанностью. К сожалению, нам ничего не известно о том, какие сердечные переживания пришлось перенести и смиренному юноше для того, чтобы в конце-концов обесценить материнские надежды на светский успех сына. Скорее всего, именно категоричность личного выбора — Евангелие или карьера, Христос или отчий дом — заставили Феодосия пожертвовать сыновними узами ради уз родства духовного, поминая евангельскую истину: кто любит отца или мать более Меня, не достоин Меня (Мф 10, 37).
***
Тайно покинув родительский дом, Феодосий отправился с торговым караваном в Киев. На этот раз он предусмотрительно держался на расстоянии, чтобы остаться незамеченным для слуг, посланных матерью на его поиски. Спустя три недели пешего пути, полного лишений и опасностей, ожидающих одинокого путника в дикой лесной местности, Феодосий наконец добрался до стольного града.
В Киеве — одном из крупнейших и богатейших европейских городов того времени, уже насчитывалось несколько монастырей. Это были своего рода патрональные обители, основанные князьями и боярами как родовые усыпальницы. Но туда людей «с дороги» не принимали. Кроме того, в таком монастыре хитроумная мать без труда бы отыскала сына. И то и другое в равной степени послужило причиной прихода юного Феодосия к молчальнику-Антонию. Именно к нему и обратился Феодосий с просьбой принять его в число немногочисленной братии, проживавшей вместе с ним на Берестовой горе вдали от городских стен. По довольно продолжительном времени испытания постриг Феодосия совершил монастырский священник (будущий игумен) Никон, когда (согласно Патерику XVII в.) Феодосию было 23 года.
Особого внимания заслуживает история, произошедшая с Феодосиевой матерью. Как и ожидалось, она долго искала сына в своем городе и окрестностях, даже назначила немалое вознаграждение тому, кто укажет ей на его местопребывание. Не ранее чем через 4 года купцы сообщили, что видели в Киеве инока, весьма похожего на ее сына. Мать отравилась в столицу, но поиски в богатых монастырях не принесли ожидаемого результата. Оставалась одна лишь убогая пещерка преп. Антония, и изможденная поисками мать в отчаянии обратилась к отшельнику с просьбой помочь ей обрести сына. Старец не стал утаивать и признался, что сын её подвизается в его пещерке, но отказывается с кем-либо видеться, даже с собственной матерью. Однако, против материнского упорства, как известно, не устоит даже старческое красноречие, и преподобный все же согласился вызвать ученика, пользуясь авторитетом своего благословения. Феодосий не посмел ослушаться и вышел навстречу матери.
Вряд ли можно описать или даже представить себе картину свидания матери с сыном после многолетней разлуки и безутешных поисков. Житие сообщает, что мать поначалу уговаривала сына вернуться в родной дом, обещая никогда более не настаивать на своём в отношении его благочестивого увлечения, прежде всего — печения просфор. Феодосий же уговаривал её саму остаться в Киеве, постригшись в одной из женских обителей, приобретя таким образом и спасение своей душе, и возможность время от времени видеться с сыном. После долгих колебаний уговоры преподобного возымели своё, и израненная материнскими скорбями женщина постриглась в монастыре святого Николы, где, прожив немало лет, мирно отошла ко Господу.
Сегодня трудно определённо утверждать, имелся ли в виду Никольский монастырь на Подоле (где ныне церковь св. Николы-Притиска) или же на месте позднейшего Пустынно-Микильского монастыря на Печерске, на склоне возле «Аскольдовой могилы». Последнее месторасположение, конечно же, более благоприятствовало общению Феодосия с матерью, столь истосковавшейся по сыну.
Таков был достопамятный выбор преп. Феодосия, не только смиривший сердце его нравной матери, но и устроивший исторические стези всей русской культуры. Частичкой этой культуры является Житие Феодосия Печерского. По обилию подробностей доиноческой жизни главного героя ему нет равных во всем комплексе древнерусской литературы. Огромную роль в этом сыграла, как ни странно, всё та же мать преподобного (к сожалению, источник не указывает её имени). Дело в том, что впоследствии, будучи уже постриженицей Св.-Никольского монастыря, она многое поведала некоему Феодору, бывшему в Печерском монастыре келарем (экономом), а тот в свою очередь пересказал преп. Нестору Летописцу — создателю Жития Феодосия. Вот так до нас и дошли уникальные биографические известия о начальнике Киево-Печерского общежития — этой колыбели русского монашества.
Впрочем, гораздо более того, что написано пером древнего летописца, можно прочитать между строк на хартии нашей духовной истории…
Дмитрий Рыбаков. Портал Православие.ру
Как святые зарабатывали деньги?
«Работай, работай, работай: ты будешь с уродским горбом за долгой и честной работой, за долгим и честным трудом». Мысль о работе, как видно, иногда приводила Александра Блока в отчаяние. Святые, конечно, не поэты, но тоже с «высокими материями», как принято говорить среди светских людей, взаимодействовали. Только вот в отчаяние от повседневного труда не приходили, а часто наоборот — считали его нормальным и необходимым. Есть среди святых даже такой, который за свою работу получил премию, причем, как ни парадоксально это звучит, сталинскую…
Профессия: рыбак, налоговый инспекторПрофессия: рыбак, налоговый инспектор
Известно, что апостолы до события Сошествия Святого Духа зарабатывали себе на жизнь рыбацким промыслом, о чем неоднократно свидетельствует Евангелие. Правда изначально не все двенадцать учеников были рыбаками. Был среди них и налоговый инспектор – апостол Матфей. Тогда такого человека называли мытарем, и не очень-то любили.
Профессия: ремесленникПрофессия: ремесленник
Апостол Павел (ок. 5/10-64/67 гг.) был обучен шитью палаток (Деян. 18:3). Еще до обращения в христианство будущий апостол готовился стать раввином, а по иудейскому закону раввин не имел права брать деньги за обучение Торе, поэтому пришлось зарабатывать деньги иначе. Уже позднее, когда апостол Павел стал проповедовать Евангелие, то продолжал заниматься этим ремеслом, дабы не быть обузой для христианской общины.
Также было заведено и на заре монашеской жизни. Каждый отшельник сам заботился о своем пропитании, изготовляя циновки, корзины либо какое-то другое плетение на продажу. Так жил Макарий Великий (ок. 300-391 гг.), авва Агафон (вторая пол. IV века), авва Пимен (340- ок. 450 гг.) и многие другие.
Профессия: фермерПрофессия: фермер
Праведный Филарет Милостивый (ок. 702-792) жил на территории Византийской империи и был очень богат. В его владениях находились поля, виноградники, большие стада скота. На этом огромном хозяйстве работало множество работников и слуг. Была у этого богача одна только «слабость» — любовь к ближнему. Никак он не мог удержаться от того, чтобы не дать кому-нибудь денег.
Однажды случилось с ним несчастье – армия османов опустошила его земли, увела скот и всех рабов, оставив святого и всю его семью в страшной бедности. Праведник перенес это испытание стойко, за все благодаря Бога, продолжая помогать просящим у него. Случилось так, что император разослал гонцов по всей империи, чтобы те отыскали ему достойную невесту. Одного из них Филарет с великим радушием принял в своем когда-то роскошном доме. Слуга императора остался очень доволен теплым приемом и попросил хозяина показать ему своих внучек. Вскоре Мария, старшая, стала женой императора. Святой был приглашен во дворец и удостоен всеми почестями и богатством. Старец немедленно велел приготовить роскошный пир, на который созвал нищих со всей столицы. Перед самой своей кончиной праведный Филарет повелел раздать все свое состояние на благотворительность. Так своей жизнью святой показал как и куда лучше всего «вкладывать» свой капитал.
Профессия: бизнесменПрофессия: бизнесмен
Мало кто знает об истории одного монаха-миллионера, золотопромышленника – Иннокентия Сибирякова (1860-1901 гг.). Он родился в Иркутске в 1860 году в очень состоятельной семье. Унаследовав колоссальное наследство, Иннокентий Михайлович стал активно заниматься благотворительностью: открывал библиотеки, помогал малоимущим получать образование, вкладывался в научные лаборатории, помогал монастырям, строил богадельни и больницы. На его деньги был возведен великолепный собор апостола Андрея Первозванного в Андреевском скиту на Афоне. Но святой не расточил богатство своих родителей, а наоборот – приумножил его. Перед тем как стать монахом на Афоне, Иннокентий Михайлович обладал состоянием в десять миллионов рублей, вместо 900 тысяч унаследованных. 6 ноября 1901 года святой миллионер – Иннокентий Сибиряков, после Соборования и Причастия скончался на святой Горе, будучи схимонахом. Он сразу стал местночтимым святым, а сейчас в Русской Православной Церкви рассматривается вопрос о его канонизации.
Профессия: руководитель фондаПрофессия: руководитель фонда
Знаменитый еще при жизни на всю Российскую империю, праведный Иоанн Кронштадтский (1829-1908 гг.) «зарабатывал» деньги своей популярностью – к нему съезжались отовсюду, с большими суммами, чтобы отблагодарить чудотворца. Схему реализации нажитого капитала отец Иоанн использовал специфическую – святую. Множество воспоминаний описывают эту схему вполне определенно – батюшка все сразу раздавал. Генерал Иванов-Луцевин был свидетелем как однажды к святому подошла бедная женщина с просьбой о помощи. Батюшка ответил ей, что у него ничего нет. В этот же момент ему передали конверт с деньгами. Отец Иоанн сразу отдал его страждущей. Потом оказалось, что в нем было 5000 рублей (около 700 000 современных рублей). По сведениям Холмушина святой ежегодно раздавал около 150 тысяч рублей. Кроме того хлопотами Иоанна Кронштадтского в 1882 году был открыт «Дом трудолюбия». Это была первая организация в России, которая занималась трудоустройством, учебно-воспитательной работой и благотворительностью. В независимости от вероисповедания каждый нуждающийся человек мог получить в этом доме ту или иную помощь. «Дом трудолюбия» не являлся самоокупаемым. Помимо выручки с продажи производимой продукции (шпагаты, канаты, гамаки и сети, тюфяки, конверты, коробки и бумажные пакеты) он существовал на частные пожертвования. Известно, что сам Иоанн Кронштадтский каждый год вкладывал в «Дом трудолюбия» около сорока тысяч рублей.
Профессия: хирургПрофессия: хирург
Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) (1877-1961 гг.) зарабатывал деньги своими руками и умом. Руками он оперировал больных (как правило бесплатно), а умом делал медицинские открытия. В годы Второй мировой войны были опубликованы два его научных труда: «Очерк гнойной хирургии» и «Поздние резекции инфицированных огнестрельных ранений суставов». За них святому была присуждена Сталинская премия I степени – двести тысяч рублей. Сто тридцать из них святитель сразу перечислил на помощь раненым детям.
Источник — журнал "Фома"
Профессия: рыбак, налоговый инспекторПрофессия: рыбак, налоговый инспектор
Известно, что апостолы до события Сошествия Святого Духа зарабатывали себе на жизнь рыбацким промыслом, о чем неоднократно свидетельствует Евангелие. Правда изначально не все двенадцать учеников были рыбаками. Был среди них и налоговый инспектор – апостол Матфей. Тогда такого человека называли мытарем, и не очень-то любили.
Профессия: ремесленникПрофессия: ремесленник
Апостол Павел (ок. 5/10-64/67 гг.) был обучен шитью палаток (Деян. 18:3). Еще до обращения в христианство будущий апостол готовился стать раввином, а по иудейскому закону раввин не имел права брать деньги за обучение Торе, поэтому пришлось зарабатывать деньги иначе. Уже позднее, когда апостол Павел стал проповедовать Евангелие, то продолжал заниматься этим ремеслом, дабы не быть обузой для христианской общины.
Также было заведено и на заре монашеской жизни. Каждый отшельник сам заботился о своем пропитании, изготовляя циновки, корзины либо какое-то другое плетение на продажу. Так жил Макарий Великий (ок. 300-391 гг.), авва Агафон (вторая пол. IV века), авва Пимен (340- ок. 450 гг.) и многие другие.
Профессия: фермерПрофессия: фермер
Праведный Филарет Милостивый (ок. 702-792) жил на территории Византийской империи и был очень богат. В его владениях находились поля, виноградники, большие стада скота. На этом огромном хозяйстве работало множество работников и слуг. Была у этого богача одна только «слабость» — любовь к ближнему. Никак он не мог удержаться от того, чтобы не дать кому-нибудь денег.
Однажды случилось с ним несчастье – армия османов опустошила его земли, увела скот и всех рабов, оставив святого и всю его семью в страшной бедности. Праведник перенес это испытание стойко, за все благодаря Бога, продолжая помогать просящим у него. Случилось так, что император разослал гонцов по всей империи, чтобы те отыскали ему достойную невесту. Одного из них Филарет с великим радушием принял в своем когда-то роскошном доме. Слуга императора остался очень доволен теплым приемом и попросил хозяина показать ему своих внучек. Вскоре Мария, старшая, стала женой императора. Святой был приглашен во дворец и удостоен всеми почестями и богатством. Старец немедленно велел приготовить роскошный пир, на который созвал нищих со всей столицы. Перед самой своей кончиной праведный Филарет повелел раздать все свое состояние на благотворительность. Так своей жизнью святой показал как и куда лучше всего «вкладывать» свой капитал.
Профессия: бизнесменПрофессия: бизнесмен
Мало кто знает об истории одного монаха-миллионера, золотопромышленника – Иннокентия Сибирякова (1860-1901 гг.). Он родился в Иркутске в 1860 году в очень состоятельной семье. Унаследовав колоссальное наследство, Иннокентий Михайлович стал активно заниматься благотворительностью: открывал библиотеки, помогал малоимущим получать образование, вкладывался в научные лаборатории, помогал монастырям, строил богадельни и больницы. На его деньги был возведен великолепный собор апостола Андрея Первозванного в Андреевском скиту на Афоне. Но святой не расточил богатство своих родителей, а наоборот – приумножил его. Перед тем как стать монахом на Афоне, Иннокентий Михайлович обладал состоянием в десять миллионов рублей, вместо 900 тысяч унаследованных. 6 ноября 1901 года святой миллионер – Иннокентий Сибиряков, после Соборования и Причастия скончался на святой Горе, будучи схимонахом. Он сразу стал местночтимым святым, а сейчас в Русской Православной Церкви рассматривается вопрос о его канонизации.
Профессия: руководитель фондаПрофессия: руководитель фонда
Знаменитый еще при жизни на всю Российскую империю, праведный Иоанн Кронштадтский (1829-1908 гг.) «зарабатывал» деньги своей популярностью – к нему съезжались отовсюду, с большими суммами, чтобы отблагодарить чудотворца. Схему реализации нажитого капитала отец Иоанн использовал специфическую – святую. Множество воспоминаний описывают эту схему вполне определенно – батюшка все сразу раздавал. Генерал Иванов-Луцевин был свидетелем как однажды к святому подошла бедная женщина с просьбой о помощи. Батюшка ответил ей, что у него ничего нет. В этот же момент ему передали конверт с деньгами. Отец Иоанн сразу отдал его страждущей. Потом оказалось, что в нем было 5000 рублей (около 700 000 современных рублей). По сведениям Холмушина святой ежегодно раздавал около 150 тысяч рублей. Кроме того хлопотами Иоанна Кронштадтского в 1882 году был открыт «Дом трудолюбия». Это была первая организация в России, которая занималась трудоустройством, учебно-воспитательной работой и благотворительностью. В независимости от вероисповедания каждый нуждающийся человек мог получить в этом доме ту или иную помощь. «Дом трудолюбия» не являлся самоокупаемым. Помимо выручки с продажи производимой продукции (шпагаты, канаты, гамаки и сети, тюфяки, конверты, коробки и бумажные пакеты) он существовал на частные пожертвования. Известно, что сам Иоанн Кронштадтский каждый год вкладывал в «Дом трудолюбия» около сорока тысяч рублей.
Профессия: хирургПрофессия: хирург
Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) (1877-1961 гг.) зарабатывал деньги своими руками и умом. Руками он оперировал больных (как правило бесплатно), а умом делал медицинские открытия. В годы Второй мировой войны были опубликованы два его научных труда: «Очерк гнойной хирургии» и «Поздние резекции инфицированных огнестрельных ранений суставов». За них святому была присуждена Сталинская премия I степени – двести тысяч рублей. Сто тридцать из них святитель сразу перечислил на помощь раненым детям.
Источник — журнал "Фома"