День в истории Блогхауса: 26 ноября 2018

Всего собрано 2300 р.

В сочетании с деньгами, оставшимися после предыдущего периода, это помогло нам поддерживать Джей, пока она пробовала свои силы в Москве.

К сожалению, силы у нее на этом закончились, состояние продолжает оставаться довольно тяжелым, и ближайшие недели две точно она будет восстанавливаться в Пущино.

Ход событий см. у меня в личных постах.

Спасибо огромное всем, кто нам помогает!

 

СВОДКА

 

Было на момент начала периода: 5630 р.

Пришло за период: 2300 р.

Итого по дебету: 7930 р.

 

Расходы за три недели: 1500 + 2130 + 1900 = 5530 р.

Отложено на лекарство 3: 2900 р.

Итого по кредиту: 8430 р.

 

То есть мы потратили сверх крауда 500 р. своих денег.

Это кроме постоянного предоставления жилья, обеспечения тем необходимым, что не требует покупки, включая временную регистрацию, и организации крауда, вписок, ряда предложений о работе и процесса лечения.

В ближайшее время к нашей работе добавится еще консультирование Джей по жизненным планам, поскольку без него получается довольно много хаотической безрезультатной или убыточной деятельности.

 

ОТЧЕТ

(Дарителей я не называю в целях обеспечения безопасности. Если кто хочет быть названным, напишите мне, и тогда я опубликую ваше имя.)

 

Сберкарта:

- 8 ноября:

1000 - Z. - смс "Помощь Джей на лекарства"

- 18 ноября:

800 - И. Ч. - смс "На лекарства для <Джей>"

- 19 ноября:

500 - Л. Б. - без примечаний

 

РАСХОДЫ

(Джей была в Москве и иногда что-то зарабатывала, поэтому расходы очень низкие).

 

- Четвертая неделя (5 - 11 ноября)

Именно наши расходы: 700 (лекарство 2, большая упаковка) + 200 (шапка на зиму) + 600 (еда и проезд сверх того, что заработала Джей) = 1500 р.

 

- Пятая неделя (12 - 18 ноября)

Именно наши расходы: 200 (перчатки на зиму) + 280 (не-пси лек.) + 700 (лекарство 1) + 950 (дотации на еду и проезд) = 2130 р.

 

- Шестая неделя (19 - 25 ноября)

Именно наши расходы: 1000 (дотации на еду, проезд и обувь, в которой легко и удобно ходить) + 400 (врач, льготная цена) + 500 (на дорогу 26.11 в Пущино и немного на еду) = 1900 р.

 

ПРОГНОЗ РАСХОДОВ

 

Предполагаемые расходы на следующие три недели: еда (1500 р. в неделю, так как мало шансов, что Джей сможет подрабатывать), Интернет (550 р. за декабрь), лекарство 1 (700 р. на две недели), созвоны с психиатром (400 р. за раз - по льготной цене, раз в неделю), поездки в Москву (500 р. за раз, не больше 4 раз), мобильная связь (200 р.), срочный минский долг 2 (6200 р.) - на него так и не набралось, а он уже просрочен, - плюс 500 р. наших расходов, не покрытых краудом в прошлом периоде.

Итого 16050 р. на три недели, то есть 5350 р. в неделю.

На лекарство 3 у нас отложено, как я уже писал, 2900 р., что может оказаться немного меньше необходимого, а может - немного больше: зависит от того, удастся ли нам купить его в дешевом месте по имеющемуся рецепту.

 

СИТУАЦИЯ

 

Для тех, кто недавно с нами, напоминаю, что речь идет о человеке с недавно диагностированным БАР, где сейчас идет еще не купированный смешанный эпизод, и в трудной жизненной ситуации (на родине БАР давно уже было, а жилья и оплачиваемой работы не было, то есть человек работал за жилье, по сути, - с кошками сидел, пока хозяева в отъезде).

С кошками и другими питомцами сидит прекрасно, в Москве тоже предлагает эти услуги.

А остальные проблемы мы сейчас как раз и решаем.

Один человек мне сказал - "вот и пиши людям признания в любви и пусть они к тебе ездят". Исполняю его просьбу!

 

"Хорошие люди принесут вам счастье, плохие наградят вас опытом, худшие преподнесут вам урок, а лучшие - подарят воспоминания. Цените их всех" (с) Уилл Смит

 

Однако какое клёвое видео DrumTamTam записали к 100-летию Мурманска.

©

Почитав блог педагога-сексолога я узнала, что где-то до сих пор есть пещера, в которой живут родители, думающие, что их дети 9-10 лет ничего не знают о сексе.

 

Знают, просто им не говорят. Причем без просвещения со стороны родителей - знать они могут совершенно не то, что хотелось бы и не так, как тем хотелось бы.

 

Помнится, мы с подружкой впервые посмотрели полноценное порно классе эдак в шестом. Это были те годы, когда ребенок, нашедший на улице загадочный диск с надписью "Школьница-2" - всерьез мог притащить его домой и поставить в видик из любопытства.

 

На диске были выдержки из жизни весьма оригинальной школы. Где дети то ли были весьма рано созревшими, то ли заядлым второгодниками, раз выглядели на 20-25 лет. Скорее второе, учитывая, чем они занимались вместо занятий.

 

Я помню, сколько недоумения у меня вызвал сюжет, где какой-то парень, сидевший на задней парте - совершенно без палевно совершал не вполне понятные манипуляции с тем, что достал из штанов, глядя прямо на преподавателя. Вид у него был такой, как будто он царь на районе. Я не понимала, как можно делать что-то настолько нелепое и выглядеть при этом настолько самоуверенно.

 

Прямо сказать, знакомство с порнографией вышло ну такое. Грязно, мерзко, грязно как-то вот именно в моральном смысле.

 

И как ребенку, с одной стороны, смотреть противно, а с другой - интересно. И кто бы объяснил, что подобная несуразица - это просто низкопробный контент для определенного рода людей, а не что-то реалистичное.

 

В принципе, с того времени и лет эдак до 20-21 - половой член был у меня номером один в списке самых нелепых вещей на свете. Я до сих пор так считаю, но немного примирилась с действительностью. Очень смешная шутка, эволюция. А теперь можешь показать, как должно быть нормально?

 

Короче, если родитель нормально и толково, с самого детства не будет объяснять, откуда дети берутся, как, почему, и что делать, чтобы их не было раньше времени - эти знания, безусловно, ребенок почерпнет сам. Но в таком контексте, что может заработать себе травму психического порядка. А потом будет писать секс-блогерам с вопросом: "Почему девушка друга беременна, если он вынул член до эякуляции?". Правда без слова "эякуляция", ибо его они тоже знать не будут.

 

А кто-то до сих пор думает, что промывать вагину после секса кока-коллой - это средство предохранения. И я сейчас не шучу. Такая информация реально печаталась на каких-то древних отрывных календарях.

 

И почему-то "секс-просвещение" многие видят как обучение позам и способам максимально глубокого заглота. Хотя по факту - это освещение вопросов того, откуда дети вообще берутся, как предупредить их "случайное" появление, как предупредить насилие и что делать, если кто-то из друзей семьи/знакомых ведет себя как-то не так. А еще - что именно значит, "не так", и как и какие зоны другие люди трогать не должны ни при каких обстоятельствах.

 

Судя по опыту того сексолога, детям такое рассказывают до сих пор далеко не все родители. А потом на лекции ребенок начинает рыдать, потому что с ним такое было, но он не знал, что он не был виноват. Или девочка в 13 лет впервые сталкивается с месячными и думает, что она умирает.

 

Творят дичь родители, а попадают дети.

Немолчное море подле деревни Бюксбю всегда бьется о скалы, какова бы ни была погода. Уж и ветра, бывало, нет, а волны вгрызаются в камень, точно гигантский змей Йормундганг в корни мира; а когда начинается шторм, то белая пена от разбивающихся валов долетает до крайних домов…

В этой деревеньке жил воинственный и суровый народ. Высокие сильные женщины со светлыми бровями и глазами, сине-зелеными, как море, хранили дома и правили хозяйством железной рукой, а их мужчины — ясени битвы, кровные побратимы, одетые в тяжелые кольчуги и вываренные в смоле меховые штаны — вооружались секирами и всходили на борта драккаров, чтобы отправиться в набег по лебединым дорогам. Не раз и не два бывало, что из набега они возвращались с рабами и добычей. Не раз и не два бывало, что из набега они вовсе не возвращались, ибо им противостояли отважные ирландцы с бровями чернее, чем спинка жука, и отточенными далкассийскими топорами — горе тому, кто изведает поцелуй такого топора!

скрытый текстВ длинных домах Бюксбю горели очаги, и редкие, дивные вещи украшали залы. Мохнатые коровы спускались к ручью по скалистым просторам, — такие же суровые, как их хозяева, привычные к кормлению головами трески; скудно родили холодные поля и огороды, но этого было достаточно для того, чтобы жители деревни могли дотянуть до следующего урожая. Зимой пышные снега укрывали скалы, и в темных небесах дрожало полярное сияние, вода в забытом на крыльце ведре промерзала до дна, но никакой мороз не мог сковать моря, а летом солнце заливало деревню прозрачным светом и роняло на бушующую воду ясные отблески. Бродили сыры в деревянных чанах, бродило густое пиво, костяные гребни расчесывали и овечью шерсть, и золотые волосы хозяев, и на почетных местах восседали скальды, повествовавшие о подвигах, перебранках и походах…

Спросите, отчего же Бюксбю так и осталась маленькой деревней, ежели в ней жили такие смелые мужчины и такие хозяйственные женщины? Нет, не суровость природы и не месть ирландцев помешала ее процветанию. И даже не злой колдун, переодетый для нечестивого колдовства в женское платье, наслал на Бюксбю мертвящие чары.

Всему виной был молодой херсирк, однажды вернувшийся в деревню на драккаре, по самые борта полном золотом и кровью, а может быть, не в меру болтливый скальд, сложивший сагу о редкостно богатой добыче, — сагу ту услыхал огромный великан, а кто же не знает, какие жадные да завистливые великаны живут у нас на севере! Раз в сто лет великан являлся в Бюксбю с огромной скалой в ручищах, угрожая сбросить ее на деревню и требуя выкупа. Он забирал прекрасные вещи, захваченные в далеких странах, не ведая их истинной цены; забирал бочки лучшего пива, головы сыра, копченое мясо и моченые овощи, забирал тонкие ткани и хорошо выделанные кожи, а под конец наведывался в кузницу и забирал лучшее оружие и инструменты под горестные причитания кузнеца. В последнем даже смысла не было, ибо великаны не возделывают земли и ничего не мастерят, — инструменты этот великан брал лишь потому, что кузнецы Бюксбю творили их совершенными.

А потом скала летела в волны, превращаясь в еще один риф, так что спустя несколько столетий мореходам приходилось лавировать между шхерами, чтобы выйти в открытое море, — вот сколько бед принес в Бюксю великан!

Так продолжалось, пока однажды в Бюксбю не привезли необычного раба. Он не был ни ремесленником, ни крестьянином, но он поведал жителям Бюксбю о новом боге и сыне Его Христе. Жители Бюксбю были упорны и недоверчивы, да и с чего было им прислушиваться к словам какого-то раба, но потом до них дошли вести из других поселений; тогда деревенские посовещались и решили выстроить церковь, чтобы молиться там этому Христу.

Они искали только простой и теплой истины, ничего больше, но когда церковь была закончена, в Бюксбю явился великан. В ручищах он держал особенно огромную скалу. Как всегда, он грубо расхохотался и, выкрикивая оскорбления, пошел по деревне. И вдруг его взгляд остановился на церкви.

И тогда впервые люди увидели, как великан испугался.

«Проклятая дыра!» — выкрикнул он и швырнул скалу прямо в только что законченный купол. Люди ахнули, но великан промахнулся, и с тех пор более никогда не приходил в Бюксбю.

За столетия, прошедшие с того дня, Бюксбю если и разрослась, то совсем немного. Казалось бы, после ухода великана людей никто не тревожил, но нет: с той поры в новолуние подле Бюксбю все чаще пропадали путники. Очень быстро во всей округе узнали, что мимо Бюксбю в новолуние нечего ходить, затем перестали ходить по ночам, а ко дню рождения маленького Сванте Гуннарссона мимо деревни вообще мало кто ходил.

Но зато жители Бюксбю, давно оставившие набеги, жили в покое, труде и благочестии, хотя, пожалуй, и несколько однообразно.

***
Когда в доме Гуннара и жены его Эрны родился первенец, стояла ненастная ночь, и море бросалось на скалы под деревней с особенной яростью.

— Хорошо, что я остался дома и не вышел в море! — сказал Гуннар, а тем временем крики его жены стихли, и послышался новый звук — тоненький и смешной. Гуннар вскочил на ноги так порывисто, что его светлые волосы и заплетенная борода взметнулись вверх. И верно, через несколько минут вошла повитуха и протянула Гуннару его сына.

Рыбак Гуннар, как и его отец, и мать, и все предки, был человеком суровым и сдержанным. Сама жизнь этих людей, протекавшая в постоянном соприкосновении с неласковой северной природой и в тяжелом труде, не располагала к пылким чувствам. Но когда Гуннар взял на руки крохотное детское тельце, под его свитером что-то забилось посильнее моря о скалы, — то было сердце Гуннара, в котором впервые за всю его многотрудную жизнь поселилось счастье. Он прислушался — и услышал, как плачет от счастья добрая Эрна…

Повитуха же сказала:
— Родиться в такую ночь — бурную и в новолуние — это знак. Твой сын будет самым любопытным мальчишкой в деревне, но смотри, как бы это его не сгубило!

И Гуннар, и Эрна только посмеялись над ее словами. Ведь Гуннар намеревался обучить маленького Сванте всем рыбацким премудростям, а для этого и нужна была толика любопытства, а Эрна собиралась учить сына добру и читать с ним катехизис — что же тут может погубить христианскую душу?

Годы спустя та же старая повитуха приняла еще одного сына и дочку Гуннара и Эрны, прежде чем отдать Богу душу, и всякий раз она делала какие-то пророчества, за которые ее благодарили — но вовсе не собирались к ним прислушиваться. Однако такого чудного, как Сванте Гуннарссону, она не делала никому.

А между тем Сванте и впрямь уродился любопытным.

Поначалу это радовало Гуннара. Он брал сына с собой, когда выходил в море за рыбой, показывая и объясняя мальчику малейшие изменения в цвете и движении воды, рассказывая о повадках рыбы и поучая, как следует ставить сети и о чем может поведать небо на рассвете. И Эрну это радовало, так как Сванте проявлял недюжинные способности в изучении Священного писания, так что сам священник из церкви — той самой, только много раз отремонтированной и перестроенной — хвалил его за успехи.

Если бы только Сванте еще не совал длинный веснушчатый нос туда, куда не просят!
Он вмешивался в работу младшего брата, которого отец учил тому же, — вечно бранил братишку, называя неумехой и похваляясь тем, что умеет больше. Он подглядывал за сестренкой, отчего она очень сердилась на него, кричала и обзывала, а как-то раз, уже будучи подросшей, сложила настоящую вису, в которой называла старшего брата похабником. А когда к Эрне в гости приходили соседские женщины, никто не выслушивал деревенские сплетни так внимательно, как Сванте, — с тем, чтобы потом разнести их по всей Бюксбю.

Подчас он ставил родителей в тупик вопросами.
— Мама, — говорил он, — какие красивые эти зеленые ленты полярного сияния в небесах. Скажи, для чего Бог посылает их нам?

Эрна задумывалась.
— А затем, сынок, — отвечала она, — чтобы мы видели Его могущество и умение творить красоту.

— А как же тогда быть с тем, что они закрывают звезды?

И что было Эрне ответить на этот вопрос?

А Сванте шел к отцу.

— Отец, — говорил он, — если Бог такой добрый, то почему Он посылает нам шторма, чтобы мы тонули и гибли?

— Он добрый, — рассердился тогда Гуннар. — Он дает нам приметы, чтобы узнать, когда будет шторм, и не выходить в море. А если кто на них плевал, так это его вина!

Но всего больше Сванте любил сказки и легенды. Как бы ни объяснял ему старый священник, что половина этих сказок попросту богохульны, мальчик кивал головой — и снова, едва выйдя из церкви, принимался за старое: бежал к старухам выспрашивать у них сказки давней старины. Память у Сванте была недюжинной, и он запоминал все, что слышал, а потом пересказывал эти сказки брату и сестре, и другим ребятишкам в Бюксбю, да так, что они внимали ему с раскрытым ртом, и даже взрослым, если у них находилось время послушать.

Тогда и Гуннар, и Эрна все еще не верили в то, что любопытство может сгубить Сванте. Эрна, правда, опасалась, что Сванте, которому любопытно было узнавать все подряд, может изучить все по верхам — но ничего всерьез, а такое не пристало рыбаку. А сказки — что сказки? Нет в них ничего плохого, сказки в детстве любят все…

Однажды самая древняя из старух Бюксбю, дряхлая и сгорбленная, но все еще в здравом уме и твердой памяти, Анника Олафсдоттир, поведала Сванте такую сказку, каких он еще и не слышал — что к тому времени было удивительно, так как мальчик, казалось, успел услышать все самые странные предания самой глубокой старины.

— Знаешь ли ты, внучек, — ласково спросила она, — откуда та скала за нашей церковью?

Сказание о злом великане в Бюксбю слыхали все от мала до велика, и Сванте рассмеялся.

— Конечно, знаю!

— А знаешь ли ты, отчего мимо нашей деревни никто не ходит, и она так и не выросла за минувшие годы?

— Это оттого, что великан набросал в море камней, и в наших шхерах трудно плавать, — ответил Сванте.

— До деревни можно бы добраться и посуху, — заметила старая Анника. — Но только ни один путник, прошедший мимо Бюксбю в новолуние, больше никогда не появлялся среди живых.

— Это великан, да? — и глаза у Сванте заблестели от любопытства.

— Нет, дитя, великан так разозлился на нашу деревню за то, что мы построили церковь, что ушел навеки, успев перед тем проклясть эти места… Но есть злые существа, которые не боятся соседствовать с церквями. Они издревле боятся солнечного света и живут под камнями, чтобы защититься от него, и от полной луны они тоже укрываются. Горе тому, кто попадет в их лапы! Они алчны и вечно голодны…

— Они грабят путешественников? Да, бабушка Анника?

— Не перебивай, дитя… Золото у них водится, но от путешественников им нужно немного: мясо, чтобы его съесть, да кровь, чтобы ее выпить, да кожа, чтобы сшить из нее одежды для их каменных тел, да кости, чтобы мастерить из них всякую утварь. А золото — что золото? На всем свете не найдется столько золота, чтобы эти существа отказались от человечины ради него!

— Так что же это за существа, бабушка Анника? И откуда они взялись в нашей деревне?

— Имя их ты знаешь, дитя, — это тролли, злые тролли, дети зимы и камня, сыны холода и смерти, жестокие дети ночи. Они всегда приходят на запах крови, которой наши с тобой деды-викинги пролили изрядно, и на запах страха, который поселился здесь из-за великана, и на запах жадности, которой славились викинги, и на запах проклятия.

— Ну и ну! — воскликнул Сванте, которому стало так любопытно, что он даже раскраснелся. — Вот бы глянуть на них хоть одним глазком! До чего же они, должно быть, уродливы! А правда, что они могут принять вид кота, или курицы, или прекрасной девы? Тогда фрекен Марит, что живет по соседству с нами, уж точно одна из них!

— Ты нехорошо поступаешь, когда подглядываешь за Марит, когда она встречается с женихом, дитя, — строго сказала старая Анника. — Твое любопытство не знает границ, и ты не хочешь знать, где можно дать ему волю, а где следует его обуздать.

Сванте покраснел и смутился.

— Я лишь хотел узнать, точно ли они так счастливы, что им следует пожениться, — сказал он. — Мама всегда говорит, что семья должна быть счастливой.

— Разве твоя мама не говорила тебе, что ты должен думать о своей семье, а не о чужих?

Сванте перевел дух, не смея ответить.

— А тролли — они умеют принимать вид и зверя, и человека, — продолжила старушка. — В образе зверей они могут красть еду с людских кухонь. В образе людей — являться к людям в гости, пить, есть и веселиться, и только солнечные лучи помогают избавиться от их присутствия. Но всего опаснее они для семей, где только родились дети: тролли подсовывают в колыбель одного из своих, а детей похищают, чтобы превратить их в новых троллей.

— И что, так бывает? А как они превращаются? — Анника заколебалась, но Сванте не отступал, и она рассказывала дальше.

— Стоит ребенку отведать у троллей на пиру человечины, как ему уже нет ходу в людскую жизнь. Хочешь, не хочешь, а только и остается, что жить с троллями под землей, боясь солнца, чтобы не окаменеть, да ловить и жрать неосторожных путников.

Сванте помолчал. Сказка совершенно захватила его.

— У нас в деревне, — наконец сказала Анника, — тролли живут под той самой скалой. Ведь именно эту скалу злой великан бросил вместе с проклятием! Теперь это проклятый камень, и в ней заключено все зло мира, какое только можно вообразить, — самое место для троллей! В новолуние скала приподнимается на золотых столбах, и тролли устраивают под ней пиры, поют и пляшут, и горе тому неосторожному человеку, который пройдет мимо!

Она всмотрелась в лицо мальчика.

— Неужто ты поверил во все это, дитя? — со смехом сказала она. — Ведь это просто сказка! А теперь беги к матери!

Сванте тоже засмеялся, сорвался с места и понесся по деревне — пугать новой сказкой доверчивую малышню.

Шли месяцы, вот и Рождество наступило, и Крещение, и дело близилось к Пасхе, а Сванте никак не мог забыть историю, услышанную от старой Анники.

За это время, конечно, он услышал много новых сплетен, сказок и историй, особенно рыбацких и моряцких баек — и про Кракена, и про морских змеев, и про русалок, и про души погибших моряков, которые превращаются в огромных белых птиц, обреченных вечно скитаться над морской гладью. В этих сказаниях над незнакомыми морями всходил Южный Крест, из воды вылетали рыбы с крыльями, и подводные люди заманивали моряков, чтобы сожрать их мясо с плясками и песнями у алтарей морских божков, — но ничего так не будоражило воображение юного Сванте, как проклятая скала, под которой жили тролли. А ведь и верно, — Южного Креста никто из жителей Бюксбю не видел, лишь слышал россказни о дальних созвездиях, островах и морях на ярмарке в ближнем городе, куда жители деревни выбирались, чтобы продать улов, летучих рыб — тоже, и неизвестно еще, не враки ли это. Уж про людей, живущих в глубинах моря, точно враки, размышлял Сванте. А может, и не враки, — если эти люди и правда похожи на рыб, с зеленой мягкой кожей, с огромными глазами и жабрами? А тролли и скала — вот они, рядом, скалу можно потрогать, хотя никто в деревне не рисковал этого делать, и люди, пропавшие в лапах троллей, были живыми и настоящими, их знали, знали их имена…

Конечно, сплетни, кто с кем поругался и кто на ком женится, тоже были про тех, кто рядом, но если вдуматься — что же в этом интересного? Сам Сванте был бы не прочь жениться на Марит, хоть она и была старше него. Пожалуй, ради Марит я бы добыл летучую рыбу и сокровища, размышлял мальчик, да нужны ли они ей, если она любит этого Рагнара Рагнарссона?

И тут ему в голову вступило, что Рагнар Рагнарссон довольно беден, и Марит могут не отдать за него. Пусть и она, и сам Сванте тоже были бедны, но Марит была еще и умна, и красива, и работа в руках у нее так и спорилась, — ей следовало бы подыскать мужа получше. Если бы Сванте удалось раздобыть денег, он мог бы посвататься к ней!
Сванте Гуннарссону в ту пору уже стукнуло четырнадцать — самое время для первой детской любви и для первых глупостей в ее честь. Он был сильным, крепким подростком, ловко управлял лодкой, ловил рыбу не хуже взрослых рыбаков и умело торговался на ярмарке, а кроме того, умел управляться и с молотком, и с плугом, так что любовь к сказкам не мешала ему быть дельным парнишкой; светлые волосы, убранные в пучок, были того красивого цвета, что случается увидеть на облаках, позолоченных утренним солнцем, загорелое лицо красила улыбка, а глаза синевой напоминали лед. И он поручил сестре разузнать, точно ли Марит любит Рагнара Рагнарссона так, что не оставит его ни за какие сокровища?

Эрна-младшая унаследовала хватку своей матери, поэтому вскоре уже Сванте знал, что Рагнар хотя и мил Марит, но не так, чтобы она любила его на всю жизнь.

Тогда Сванте завел разговор о Марит с родителями и убедился, что они о ней самого лучшего мнения.

Дело было за малым. Но разве не сказала старая Анника, что у троллей водятся сокровища? И Сванте начал дожидаться новолуния, заранее заготовив вместительные мешки. Ему грезились старинные золотые монеты, цепи и кольца, и как он наденет эти украшения на пальчики Марит, и как красива она будет рядом с ним в церкви при венчании в древней золотой короне, сорванной викингами с какого-нибудь из ирландских королей.

Наступила первая ночь новолуния, и Сванте в черной одежде, с мешками и бутылкой святой воды — на всякий случай — отправился к скале.

Стояла черная глубокая ночь. Темнота царила такая, что Сванте даже забеспокоился, что заблудится — а заблудиться в Бюксбю было опаснее, чем где бы то ни было, потому что можно было случайно уйти к берегу и упасть в бурное море, из которого никто не выплыл бы, поэтому он вернулся к очагу и взял из него головню. Только с головней он и добрался до скалы под неумолчный шум волн далеко внизу. И то ему пришлось укрывать головню краем плаща, так как неистовый ветер то и дело грозил загасить ее.

Скверная это была ночь, — темная, ветреная, сырая и бурная, и море будто взбесилось. Но Сванте был уперт, как и его отец Гуннар, как и его мать Эрна, и его сестра, и его брат, и все предки этой семьи, и все жители Бюксбю, — столетиями упрямство и привычка никогда не отступать ни перед какими трудностями помогали им выжить. И он подобрался к скале, никем не замеченный.

Сперва он ничего не видел и не слышал, так что испытал величайшее разочарование. Внезапно послышался крик — незнакомый мужской голос испуганно заорал и захлебнулся. Сванте забеспокоился, что какой-нибудь путник упал и ушибся в темноте, и поспешил на голос, чтобы помочь бедолаге. И вот тут он увидел…

Скала поднялась — высоко, на столбах в три человеческого роста, и под ней открылась целая пиршественная зала. Столбы сверкали желтым металлом, и Сванте понял, что это и есть никогда не виденное им золото. На столбах висели кольца, а в них были вставлены факелы, освещавшие людей, весело пировавших в зале, танцевавших, игравших на диковинных музыкальных инструментах. Они беседовали, смеялись, шутили и выглядели очень привлекательными.

«Какие же это тролли? — изумился Сванте. — Если это и не простые люди, то уж никак не тролли! Какие красивые у них лица! Как светло улыбаются девушки, и какие добрые взгляды у мужчин! Какие великолепные псы лежат у ног хозяев! Нет, это вовсе не уродливые, злобные тролли-людоеды, это самое лучшее общество, с которым и подружиться не грех!»

Он крадучись вошел в залу. И стоило ему вступить в освещенный круг, как он мигом забыл и отца, и мать, и сестричку Эрну, и братца, и друзей, и старую Аннику. И только образ Марит еще стоял перед его глазами, но и он уже расплылся и потускнел.

— Смотрите, кто пришел! — воскликнула одна из женщин, дивной красоты и в расшитой, богатой одежде, какая в Бюксбю была только у жены старосты. А уж таких украшений Сванте не видал и на ярмарке! — Да ведь это любопытный Сванте, наш милый сосед!

«Сосед?» — удивился Сванте.

— Приветствую тебя, соседушка, — обратился к Сванте юноша чуть постарше него.

— Здравствуй, дружок, — сказала ему пожилая, очень приятная женщина, красивая, как Анника, только моложе и крепче. — Садись с нами за стол!

— А может быть, ты хочешь потанцевать? — со смехом спросила девушка.

Она показалась Сванте очень красивой, почти такой же красивой, как Марит. «Марит? Кто такая Марит?» — вдруг в груди его забилось сердце, и он вспомнил, зачем пришел сюда. Но теперь, пожалуй, от этой мысли следовало отказаться. Ведь он хотел украсть сокровища мерзких, подлых троллей, а разве можно красть у таких милых и приветливых людей, у своих добрых соседей?
Может быть, подумал Сванте, я буду продавать им рыбу, разбогатею и тогда уж точно женюсь на Марит!
А девушка улыбалась ему, и она была куда красивей, а ее красное платье — куда нарядней, чем у Марит.

Столы были застелены белыми скатертями самого лучшего льна, вышитыми разноцветными нитками по краю. На столах стояла удивительной красоты посуда из тонкого стекла, поливной глины и чеканной меди, и в посуде этой чего только не было: и каши, и пироги, и рыба, и моченые овощи, и яблоки, и черника, и брусника, а уж грибов—то! И соленые, и моченые, и жареные! А какие сыры — мать Сванте не умела выделывать такие, хотя и славилась на все Бюксбю как мастерица готовить сыры. А каким пивом потчевали гостей добрые хозяева — Сванте и не знал, что оно бывает таким вкусным!

Но еще больше поразили Сванте музыканты. Они напоминали не людей, а чудных животных. Один из них, с флейтой, был с длинным носом и стрекозиными крылышками, второй, тоже с флейтой, — походил на жабу, а всего краше была девица с арфой и рыбьим хвостом, с длинной зеленой косой. Чуднее всего было то, что Сванте вовсе не испугался при виде таких существ. Да и чего было бояться? — ведь они играли такую прекрасную музыку, по сравнению с которой орган в церкви был как вой ветра и рев моря в бурную ночь, а песни бродячих музыкантов на ярмарке как скрип несмазанной телеги…
Телега — что это такое?
Море? Какое море?
Ветер?

Сванте наморщил лоб, припоминая море и ветер, телегу и церковь, орган и прекрасную Марит, и отца, и сестру… но только лицо Марит он еще помнил, остальное смазалось перед его внутренним взором, расплылось и раскисло, точно страничка из книги, упавшая в грязную лужу и растоптанная досужим сапогом. А ласковый голос в ушах будто нашептывал: да и стоит ли помнить всякую чепуху? Что тебе в этом Бюксбю — вонь рыбы? Тяжелый труд? Холод и необходимость вставать до зари?

И тут подали главное блюдо пира — огромный поднос с жареным мясом.
Что это был за аромат! Ни говядина, ни телятина, ни баранина не могла сравниться с тем, что лежало на подносе! Душистая зелень украшала соблазнительные нежные куски, с которых тек густой сок.
«Вот сейчас я поем и поговорю с ними, — решил Сванте, — спрошу, не согласятся ли они покупать у меня свежие уловы…»

И он присмотрелся к хозяевам, чтобы узнать, с кем из них следует говорить. А между тем юноша и девушка, которые ранее приветствовали его, взяли и наложили полную тарелку мяса и поднесли ему вместе с кружкой пива.

— Отведай нашей еды, милый сосед, — говорили они. — Ты, верно, никогда не пробовал такого мяса, а его приготовили те, кто знает в этом толк!

— Да уж, выглядит просто чудесно, — засмеялся Сванте. — А что это за мясо? Свинина?

Он никогда не ел свинины, зато слышал, что она очень вкусна. В окрестностях водились вепри, но в Бюксбю жили рыбаки, а не охотники.

— Попробуй, — весело ответил юноша, — и узнаешь!

Сванте положил кусочек в рот. Мясо так и таяло на языке, и Сванте поразил его деликатный, чуть сладковатый привкус. «Никогда такой вкуснятины не пробовал», — подумал он, прожевал, отхлебнул пива и робко начал:

— Дорогие соседи, а не хотите ли покупать у меня ры…

— Ах, давайте не будем сегодня о делах! — вскричала, смеясь, женщина рядом с ним. — Сегодня у нас праздник!

— Это какой? — не понял Сванте, поскольку никакого праздника в тот день не было. — А! У вас, наверное, крестины! А у кого родился ребеночек?

— К нам пришел дорогой гость — разве это не праздник? — усмехнулся высокий старик. — А что такое крестины?

Тут уж Сванте окончательно растерялся.
Если в начале пира он еще помнил, что попал к очень необычным людям, и возможно, не людям вовсе, то сейчас он чувствовал себя так, будто жил среди них всю жизнь, — как же ему было не растеряться сейчас?

— Разве вы не крестите детей?

Все взгляды обратились на него, и Сванте, чувствуя себя очень не в своей тарелке, перекрестился.

Как будто пелена спала с его глаз!

Девушки и почтенные женщины, бородатые папаши и юнцы — все они мигом утратили человеческие черты. Серая, морщинистая кожа, похожая на поросший лишайником камень, грубые и тяжелые черты, массивные тела с неуклюжими конечностями, кожаные юбки и фартуки — вот какова была наружность «соседей» Сванте! Маленькие красные глазки злобно горели, выступая из складок серых лиц, широкие ноздри втягивали воздух, пропахший мертвечиной. Лапищами с когтями на коротких пальцах существа хватали куски обгорелого, полусырого мяса и комья каш и набивали ими отвисшие толстые животы, чавкая и обнажая огромные желтые клыки.

Ничего похожего на сокровища тут не водилось, — разве что двенадцать золотых колонн, но украсть бы их не вышло ни у Сванте, ни у всей деревни. Прекрасная посуда оказалась черепками, столы и скамьи — трухлявыми громадными бревнами, даже не отесанными, с отваливающейся гнилой корой; там и тут валялись большие кости, и у Сванте занялся дух от ужаса, когда он понял, что эти кости принадлежат не только животным. Мальчик вскочил на ноги, схватил бутылку и хотел побрызгать святой водой на чудовищ, гоготавших при виде его смятения, но тролль, сидевший рядом, толкнул его обратно.

— Сядь, соседушка, — прорычал он. — Теперь-то ты один из нас, к чему эти страхи?

Сванте устремил взгляд на блюдо с остатками мяса.

Не свинья это была! В том, что еще оставалось на блюде, можно было с трудом, но угадать очертания человеческого тела…

— Нет! — закричал Сванте. — Не-ет! Мама! Отец! Мари-и-ит!

Руки его стали какими-то толстыми и тяжелыми, и рубашка поползла и лопнула на увеличившихся бицепсах, а какой-то мелкий тролль подал ему кожаный жилет и юбку, и Сванте содрогнулся, потому что понял, из чьей кожи сшита его новая одежда…

Но небо на горизонте уже начинало светлеть, и мало-помалу золотые колонны уходили в землю, чтобы подняться только к следующему новолунию.

***
Золотые колонны снова поднялись, чтобы выпустить жителей Подземья наверх в безлунную ночь — и впустить в их чертоги тех, кому не повезет…

Сванте выскочил и припустил бегом по дороге, ведшей в деревню. Он не сомневался, что ему придется долго-долго замаливать грехи, не говоря уж о том, что объяснить отсутствие дома в течение месяца будет не так-то просто. Особенно он боялся, что его лицо и тело так и останутся как у каменного тролля — что, если родители его не признают? А уж о том, чтобы жениться на Марит, и речи тогда не будет… Правда, за месяц, проведенный у троллей, он научился оборачиваться котом, вороном и человеком — можно будет все время ходить превращенным, но Сванте не знал, похож ли его образ на настоящее лицо.

Старая Анника говорила, будто, отведав у троллей человечины, уже не станешь обратно человеком, но Сванте не верил. Что она могла об этом знать?

За этот месяц он чуть не забыл и о семье, и о Марит, и о друзьях. Лишь ежедневные молитвы помогли ему удержать в памяти их имена. Но это, конечно, было всего только троллье колдовство, которое можно победить.
Этот месяц подарил ему еще и ночное зрение. Но Сванте все равно не считал себя троллем. Ведь он провел у них в Подземье лишь месяц!

Он перемахнул через ограду кладбища у церкви. Кладбище показалось ему необычно большим, но он не обратил на это внимания и решил заодно поклониться дедушке и бабушке. Искать их могилки пришлось долго; наконец, Сванте нашел. Они будто изменились — кто-то заменил на них надгробия, но это были могилы его деда и бабки. А рядом с ними были другие.

Гуннар Свантессон…
Эрна Рунольвсдоттир…
Олаф Гуннарссон…

«За этот месяц у меня умерли родители и брат? — на глаза Сванте навернулись слезы. — Но что случилось? Моровое поветрие? Хоть бы Эрна осталась! Как же она теперь одна?»

Он наклонился к надгробиям и прочел даты; выходило, что его родители умерли спустя двадцать лет после нынешнего дня, а братец Олаф — спустя целых пятьдесят! Но надгробия выглядели очень старыми.

Обмирая от ужаса, Сванте пошел вокруг церкви. Она тоже была не та, что прежде, как будто ее перестроили за этот месяц. Тогда он вернулся на кладбище. Оно и впрямь разрослось, и когда Сванте нашел свежие могилы, даты на надгробиях указывали, что покойные легли в землю в 1962 году.

Под ногами что-то зашуршало — газета! Сванте с трудом разобрал, что на ней было написано. Как будто на чужом языке, хотя и по-нашему, подумал он. «12 апреля был осуществлен полет человека в… что? Куда? Где это — Космос? — он отшвырнул газету. — Что за враки, люди не умеют летать! Не знаю никакого Космоса! И меня не было дома месяц, а не двести лет!»

По щекам его текли слезы, — по каменным, обросшим лишайником щекам, которым никогда больше не стать человеческими.

— Марит, — выдохнул Сванте и поднял глаза к небу. На небе светлела полоска: занимался рассвет.

Поутру священник, открывая церковь, обратил внимание на большой камень, торчавший посреди старых могил в исторической части кладбища. Раньше его вроде бы там не было, но такого, конечно, случиться не могло — камень будто врос в землю над могилой какой-то Марит, жены Рагнара Рагнаррсона, умершей почти двести лет назад. Священник только удивился тому, что не замечал этого камня и того, как он похож на человеческую фигуру… Впрочем, он придавал старому кладбищу совершенно особенный, сказочный колорит, — как раз для туристов.

Не заметила как проебала половину дня. Через два часа стемнеет. Блин.

А что я сделала полезного? Ничего. Полистала соцсеточки. Заглянула на дайри. Почитала ленту на БХ. Выложила фичок на ФикБук.

Ай! И как это уже прошло пять часов?! А ведь такие планы на день были. Были!

Вот сейчас пойду пообедаю. Потом пару часков вздремну. А дальше что? Дальше уже ночь. Пора ужин готовить. Снова поесть и снова припасть к ноутбуку.

Вот ещё за это не люблю зиму.

За то что жопа намертво приклеивается к дивану и её хрен отдерешь. Разве что на пожрать или на поспать. Особенно когда пасмурно и холодрыга за окном с ветром.

Хотя нет! Одно полезное дельце успела сделать. Посадила лук на зелень. К Новому Году, а может и раньше, будет свой. Зелененький.