Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Стандартное заклинание призыва Совета мог произнести любой из его членов. В теории призыв позволял получившему его собраться по своему разумению и как можно скорее перенестись в зал – или же прислать голограмму с объяснением отсутствия. В исполнении Темнейшего призыв выдергивал всех, как морковку из грядки – безжалостно и равнодушно. Старая гвардия и сильные маги еще могли сопротивляться призыву – но очень и очень недолго… В лучшем случае выгаданного времени, если княжеский зов заставал жертву в неглиже, хватало, чтобы успеть набросить на себя хотя бы плащ. Темнейший любил подобные собрания, когда все насильственно приглашённые были наименее подготовлены.
Вид, в котором члены совета Тёмных иной раз оказывались на внеочередных заседаниях, неизменно служил поводом для шуточек. Действующим чемпионом по ситуативному идиотизму считался Даджалл – как-то раз его швырнуло...Действующим чемпионом по ситуативному идиотизму считался Даджалл – как-то раз его швырнуло в зал не просто в волчьей ипостаси, но с недоеденной тушкой кролика в зубах. Конечно, врио министра обороны мгновенно перекинулся и натянул комплект формы, любезно материализованный папашей прямо на столе, а кролик под ехидным взглядом Малефа превратился в аппетитный кусок рагу на изящной фарфоровой тарелке. Но осадочек, как говорится, остался: зачем было портить мясо солью, розмарином и чесноком, Даджалл так и не понял.
На сей раз Даджаллу с Хэмом повезло – оба ещё не ложились и оказались за столом Совета хоть и в затрапезном, но всё же не допускающим двусмысленных толкований и не требующем изменений виде.
Малеф же, возникший в своём кресле полуголым и босиком, совершенно очевидно решал никак не проблемы госбезопасности. Синяк на шее, следы помады где-то в районе ключиц и одуряющий аромат духов заставили кого снисходительно хмыкнуть, а кого и попросту заржать. Напрягся один Астарот, совершенно некстати опознавший не только духи и помаду своей драгоценной супруги, но и её же длинный вьющийся волос, прилипший к голому плечу Малефа. Интенсивно запахло грядущим мордобоем.
Хэм, в кои-то веки решивший сделать доброе дело (точнее, опасавшийся, что Совет с дополнительными мероприятиями затянется куда дольше, чем ему бы хотелось), дистанционно вытащил из собственного шкафа и напялил на брата футболку с надписью «Его обдолбанное величество», оставшуюся после одноимённого концертного тура. Малеф кивнул – кажется, с благодарностью – и, застегнув штаны, дополнил ансамбль ремнём и берцами из драконьей кожи. Того же цвета, что скрывшиеся под футболкой следы помады – драка явно представлялась ему куда более приятным времяпрепровождением, нежели заседания Совета, а провокаторский талант он унаследовал от отца в полной мере.
Масла в огонь с невозмутимым видом подлил Маклин. Материализовав перед собой жестянку с надписью на крышке «Полироль для рогов №6 с норковым маслом», он коротким точным щелчком отправил её по столешнице к Астароту. Прокурор нехорошо покраснел и сжал кулаки. Маклин широко ухмыльнулся. Малеф покосился на соседей и незаметно обзавёлся кастетом: любая магия, кроме бытовой, в зале Совета была под запретом, а драк в биографии прокурора, как к нему ни относись, было в несколько сот раз больше.
Напряжение разрядило своевременное явление Асмодея. В облике Асмы он не мог не привлечь внимания любого существа мужеска пола, включая, наверное, даже гвардейских коней. Полукорсет, пояс с чулками, боа изумрудного цвета, кокетливо перекинутое через плечо, и – тут Левиафан удивлённо присвистнул, Хэм от души заржал, Даджалл покосился на брата и попытался сохранить невозмутимый вид, а Малеф и Азазель брезгливо вздохнули: с годами Асмодей явно не становился вменяемее – хрустальный страпон, каким-то неведомым образом пристёгнутый прямо к поясу для чулок.
Следом за ним в зале возник дядюшка Бааль в своём неизменном кресле. Роскошный парчовый халат премьер-министра выглядел немилосердно измятым и сидел как-то криво, а его носитель, против обыкновения, казался не памятником самому себе, а обычным смертным, неожиданно получившим пыльным мешком по голове. На подлокотнике кресла предательски переливалось изумрудное пёрышко – точно такое, как в боа красотки Асмы. Хэм шумно всхлипнул, в изнеможении давя хохот. Проследив направление его взгляда, Бааль нахмурился и испепелил улику – увы, вместе с половиной подлокотника. Подлокотник восстановился по щелчку пальцев, но нечто более важное было всё же безвозвратно утрачено.
Астарот тем временем расплавил злосчастную банку, услужливо подкинутую Маклином, и медленно встал. Малефицио отстраненно улыбнулся и на всякий случай заострил шипы на кастете.
Внезапно в зале раздалась тихая пентатональная музыка, и во главе стола возник Темнейший. На кровати – как минимум половина членов Совета немедленно пожалела, что та кровать совершенно очевидно не была больничной, а драгоценный тиран и деспот не был к ней надёжно привязан.
Князь возлежал на низком парусиновом ложе с металлическим каркасом, лениво поигрывая тростью. Опиумная кровать вместо кресла и тяжёлый парадный халат вместо чего-то более удобного в эти часы не то, чтобы настораживали, но и не давали понять, какая дикая идея опять посетила Князя. Для более точной оценки его настроения пригодился бы счётчик Гейгера – беда в том, что как минимум половина Совета в своих определениях физических явлений находилась где-то на уровне флогистона. Тем не менее, присутствующие прекрасно знали: если Князь выглядит столь довольным – пора пристегнуться покрепче, желательно за шею к ближайшей пальме, не забывая раскачиваться в такт последней версии государственного гимна. Когда сидевшие ближе разглядели набалдашник, в зале наступила тишина. Астарот побледнел.
Младшее поколение недоумённо смотрело, как лица отцовских товарищей застывают, становясь похожими на посмертные маски. Князья помнили каждый случай, когда трость венчала резная голова древней рептилии, и всех, чьи имена предавались забвению сразу же после вынесения приговора. Благодаря этому набалдашнику старое название «Совет Тринадцати» всегда было довольно условным.
Когда Темнейший убедился, что никто не в силах отвести глаз от его сиятельной персоны, покровительственная улыбка расширилась настолько, что превратилась в хищный оскал. Князь резко поднялся, отвесил высокому собранию лёгкий поклон и не спеша направился вдоль стола, хромая заметно сильнее обычного.
– Давненько мы не собирались в этом зале не для государственных дел, а попросту, узким дружеским и – даже можно смело сказать – семейным кругом. – Тут государь рассеянно потрепал по щеке Малефа, проходя мимо. Благодаря железной самодисциплине холёная физиономия начальника СВРиБ даже при касании когтистой отцовской длани сохранила обычное равнодушно-почтительное выражение. Он даже не выдернул из-под стола руку с кастетом.
– Прислушайтесь. Слышите? Бодрящий ветер перемен в древних стенах, кипение свежей крови… – Судя по выражению лица Астарота, он был бы весьма не прочь посмотреть на эту самую кровь, фонтаном бьющую из груди Малефа, да и от вида старой тоже бы не отказался: проникновенно улыбавшийся Маклин бесил его едва ли не больше прыткого мальчишки. Слабо утешало то, что роль главного блюда на каннибальском фуршете неожиданно перешла к господину премьер-министру. – Помериться рогами вы ещё успеете. В давних традициях, если всем будет угодно. Но не лучше ли показать молодёжи, как умеет гулять старая гвардия? – обратился к соратникам Темнейший. Покуда его тяжёлые шаги звучали за спинами, обернуться не посмел никто, разве что Хэм несколько оживился при столь недвусмысленном намёке. Пьянствовать с отцом ему доводилось, и не всегда результатом подобных досугов были срочные побеги из столицы или тяжёлые увечья.
На столе тем временем возникла пара ящиков отменного выдержанного портвейна, судя по слою пыли и полустёртым этикеткам, не одну тысячу лет хранившегося в бездонных погребах Осеннего. Первым к дарам потянулось самое невинное на данный момент княжеское дитя, Хэм, последние пару месяцев не сочинявший никаких антиправительственных хитов, и, следовательно, нимало не опасавшийся за свое здоровье. Вскрыв бутылку, он издевательски отсалютовал отцу и Совету, отпил из горла и, одобрительно кивнув, передал бутылку Даджаллу. Малеф смотрел на этот бардак без энтузиазма, но когда до него дошла очередь, всё-таки принял вызов, от души понадеявшись, что отцовская щедрость продиктована минутной блажью, а не внезапно открывшейся тягой к массовым отравлениям. Нетрудно было догадаться, что всё заготовленное папашей шоу неприятных сюрпризов предназначалось в этот раз старшему поколению. Пить из горла и дальше Малефицио претило, потому он обзавёлся высоким, чуть зауженным кверху бокалом из даатского хрусталя. Тёмные князья исподволь внимательно следили за каждым движением братьев, делая вид, что занимаются материализацией посуды и прочими пунктами банкетных условностей. Только Левиафан ухмыльнулся и повторил лихой пассаж Хэмьена со словами:
— Эти салаги весь груз растащат по трюмам, пока вы тут салфетки крахмалите!
Потом всё-таки материализовал свой знаменитый гранёный стакан и вылил туда чуть не полбутылки, а на возмущённые взгляды соседей по столу безапелляционно пояснил: — Из мелкой тары не пью!
Очередь дошла до Маклина, в самом прямом смысле: Темнейший остановился возле него и щедро плеснул вина шефу Третьего, бросив вполголоса: – Браво, стрелок. Вполне безобидное обращение прозвучало с такой интонацией, что иной бы вздрогнул, но Маклин лишь кивнул с преувеличенной скромностью, и без малейшего сомнения осушил наградной кубок, глядя Князю прямо в глаза. — Мог бы и не в колено, — не меняя выражения лица, и на пару тонов тише, проворчал Темнейший.
Маклин неопределенно пожал плечами и удостоился очередной порции портвейна из государевых рук — очевидно, владыка твердо вознамерился если не перетравить, то хотя бы споить Совет в хлам.
При виде бутылок Бааль застыл в своей привычной величественной позе, даже не ответив на пристальный взгляд Молоха. Тот тоже сделал очевидные выводы, но на основании полного отсутствия в зале обязательного сыновнего эскорта господина премьер-министра, даже в усечённом варианте. Предположить, что Феор, Зевель, Иаль, Эфор и Берит внезапно решили избавиться от главы клана таким образом, было бы вполне логично, но загвоздка была именно в том, что всё изначально пошло не по плану, известно чьею волей. Потому глава министерства по делам перемещённых лиц поднимал свой бокал, будучи готовым ко всему. Не просто же так Князь сегодня выгуливает тот самый набалдашник… Хотя и тут нельзя быть ни в чём уверенным, возможно, от недавних событий у государя опять начались параноидальные сезоны, когда весь двор жил в подвешенном состоянии, не зная, казнят кого-то сегодня или выдадут орден. Или всё сразу, в произвольном порядке. Сведения поступали совершенно душераздирающие. Некоторые из них на первый взгляд были похожи скорее на выдумки пьяных дезинформаторов, но с этим проще будет разбираться завтра, благо его ведомства ни один инцидент напрямую не касался.
Что бы там ни приготовил Бааль, оно явно дало сбой, оставалось только понять, насколько фатальными будут последствия. Темнейший всеведущ, но всеведение к делу не пришьёшь. Это подтвердил бы и Астарот, если бы не был так занят метанием убийственных взглядов в сторону Маклина и старшего из княжеских сыновей, усаженных в Совет. Все трое были очень похожи на отца, но только Малеф, пожалуй, представлял собой нечто большее, чем безупречную деталь государственной машины или олицетворение адмирского народа.
Кокетка Асма предусмотрительно обеспечила себя бокалом, отстегнув от пояса хрустальный инструмент и подвергнув его трансформации в нечто более полезное. Она покинула своё место и вертелась возле молодёжи, которая, конечно, не отказала даме в просьбе налить, но видеть эту даму у себя на коленях пока не спешила.
Особенно от внимания тётушки страдал бедняга Малефицио, но успешно компенсировал аморальный ущерб портвейном. Даже братья при таком раскладе раздражали его меньше обычного. Хэм оказался не таким уж паяцем, а Даджалл не отмалчивался, избегая бесед сверх необходимого по светскому протоколу. Судя по лицам братьев, их посещали схожие мысли, и вскоре все трое с подозрением покосились в сторону папаши, расслабленно дымившего длинной трубкой во главе стола. Налить себе он тоже не забыл, но в силу какой-то очередной фанаберии предпочёл пить портвейн из чайной чашки. Тут братья дружно фыркнули: чашка из княжеского сервиза была предметом не менее легендарным, чем бездонный гранёный стакан Левиафана. Пожалуй, это было самое изящное и одновременно чудовищное творение Шеольского фарфорового завода. Одним из эффектов посуды из этого сервиза было то, что если вы налили туда чай, это вовсе не значило, что именно его вы и будете пить. Если же чай туда наливал сам Темнейший – самое разумное, что можно было сделать – спасаться бегством или забронировать местечко в лучшей наркологической клинике. Больше, чем пьянок под руководством Князя или банкетов у Маммоны, при дворе опасались только чаепитий.
Поняв, что её чары бессильны против родственной коалиции, Асма не растерялась и переключила своё внимание на Темнейшего. Она с деланной скромностью уселась на край кровати, задев трость, всё ещё бывшую при Князе, как символ пока не свершившегося грозного правосудия. Князь, на удивление, недовольства не выказал, но трость аккуратно отодвинул. О чём они беседовали, слышно не было, но миловидное личико Асмы побледнело и неуловимо изменилось, исполнившись какой-то ледяной алчности. Даже братцы отвлеклись от фестиваля колкостей, спровоцированного двусмысленным поведением врио министра культуры, а Даджалл, как человек военный, одобрил эту своеобразную пантомиму, сочтя её субординационной. Они не привыкли воспринимать Асмодея всерьёз, хотя летописи славных подвигов старой гвардии внимательно читали с самого детства. Спустя долю секунды наваждение исчезло. Жизнерадостный смех Асмы, помавающей с княжеского ложа своим изумрудным боа в сторону прочих гостей в лучших бурлескных традициях, придавал афронту дядюшки Бааля новые краски.
Левиафан с Азазелем не вполне поняли свою роль на этом импровизированном сабантуе, но привыкли, что кукушка Первого среди равных улетела в сторону Бездны ещё в эпоху, когда у птиц были зубы и чешуя, а в лесах шумели исполинские хвощи, потому следили за развитием событий даже с некоторым интересом. Асмодей, по всей видимости, неплохо сторговался с Темнейшим, несмотря на то, что больших усилий не приложил. Репутация его была всем известна со времён Раймирского переворота и последовавшего за ней неудачного переворота в столице, несмотря на то, что после бегства в Адмир окучивал беднягу Люцифера тот же Бааль. Оба Тёмных князя не стремились находиться в центре придворных интриг, в основном потому, что и на периферии дел всегда хватало с лихвой. Но падение старины Бааля с высоты его недосягаемого авторитета наблюдали даже без особого злорадства, скорее в недоумении.
Выпустив струйку дыма в сторону своего самого верного соратника, Князь прищурил один глаз, улыбнулся и коротко кивнул ему. Дальнейшие колебания были невозможны. Бааль недрогнувшей рукой взял бутылку. Вне зависимости от того, что внутри, этикетку Темнейший воспроизвёл до мелочей. Антидот малышка Моза так и не нашла, как ни билась, днюя и ночуя в лаборатории, но оставался шанс, что на демона высокого ранга зелье не подействует, если вся магия Темнейшего осталась при нём. Экспериментов на членах семьи, естественно, никто не проводил, Диамар же при всей своей ценности для клана сильным магом никогда не был. Если, конечно, старый друг не доработал состав, попавший к нему в руки…
Вкус напитка был превосходен, гурманская натура даже на секунду заставила его отвлечься от оценки возможных результатов дегустации. Бааль смело встретил взгляд Темнейшего, не переставая прислушиваться к своим ощущениям.
Маклин оживлённо переговаривался с Малефом: судя по доносившимся обрывкам беседы, Третье отделение и Безопасность обсуждали, что это такое интересное могло взорваться непосредственно за стеной, отделявшей парк при Осеннем от Пустошей, и хором валили странный характер взрыва и масштабность разрушений на отца и повелителя. Дескать, были же разговоры, что неплохо бы расчистить и расширить территорию дворцового парка, вот он, видимо, и того... расчистил и расширил. А что обломками стены насмерть пришибло пару бестолковых пустынничков — так и поделом, ибо при разбирательстве по горячим следам обе высокие договаривающиеся стороны, СВРиБ и Третье, согласно выяснили, что висело на покойниках преизрядно.
Маммона шутливо советовал Астароту всё-таки закусывать. Вечеринка того и гляди грозила перерасти не то в сольный концерт одного юного таланта, не то всё-таки в старую добрую драку, потому как Астарот закусывать категорически отказывался и мог в любой момент начать накалять обстановку.
Левиафан, проникшийся к Хэмьену некоторым уважением, уже подбивал того что-нибудь спеть. Хэм со злодейской улыбочкой вдохновенно чиркал на салфетке: не иначе, задумал написать очередной шедевр политической сатиры прямо на месте. Сидевший рядом Даджалл косился то в текст, то на тётушку Асму, уже лихо поднимавшую свой сомнительного происхождения бокал «За культуру!», и улыбался не менее глумливо, подкидывая брату парочку весьма нехитрых, но точных рифм. В момент произнесения тоста бокал Асмы превратился обратно под мстительным взглядом премьер-министра. Князь отложил погасшую трубку и изрёк, игнорируя внезапные метаморфозы:
— Горячо поддерживаю! Друзья мои, сдвинем же орудия страстей за окончательное вступление почтеннейшей Асмы в должность министра культуры! Долой неопределённость в столь важном вопросе. Указ будет подписан завтра же, а пока отметим это в неофициальной обстановке. – И с невозмутимым лицом чокнулся своей чашкой с хрустальным символом новой эры культуры Адмира. Раздался мелодичный звон. Асмодей просиял, не забыв бросить насмешливый взгляд в сторону Бааля. Видимо, портвейн, которого все так опасались, действительно был с начинкой и коварно лишил господина премьер-министра чувства юмора. Хотя все прочие сочли иначе, от души рассмеялся даже Астарот.
– Только давай хоть в этот раз без плясок на столе, – попросил Левиафан, любезно возвращая многострадальному куску хрусталя форму бокала. – Пусть лучше рыжий споёт.
– А что тебе мои танцы? Мне вообще на всех вас наплевать. Государь назначил меня министром культуры. – Капризно пожала плечами Асма, покинув ложе нимало не огорчённого этим Князя и переместившись поближе к молодёжи.
Теперь целью её пылких авансов был выбран Даджалл. Скромником он не был, но предпочитал дам помоложе и с более определённым гендерным статусом. Первые пару раз плюхнувшуюся к нему на колени красотку оборотень спокойно, как ребёнка, пересаживал на колени к соседям, которые, в свою очередь, незатейливо спихивали новоявленного министра культуры на пол. Но страждущая Асма была неумолима, как бумеранг.
– Если тебя насилуют, постарайся расслабиться и получить удовольствие, — заржал Хэм, когда женская ипостась Асмодея в очередной раз уселась к брату на колени, причем верхом, чтобы тяжелее было снимать, и по-хозяйски обхватила того за шею. Даджалл успел увернуться от поцелуя в губы, но разгулявшуюся Асму было не смутить такими мелочами – к шее своей жертвы она присосалась, как вампир. Глаза цвета тёмного янтаря чуть сузились, на губах «щеночка» появилась улыбка, а руки лениво обхватили холёные плечи обольстительницы.
– Еще немного, и мы станем свидетелями воцарения общечеловеческих ценностей в Адмире, – продолжал комментировать происходящее изрядно нетрезвый Хэмьен. – В истинно гуманных странах культура кроет военно-промышленный комплекс, как сатир козочку, и совсем скоро подобный триумф ожидает и нас!
Ободрённый комментариями Хэма и кажущимся спокойствием Даджалла, Асмодей рискнул слегка разомкнуть объятия, чтобы расстегнуть рубашку на своей жертве. Оборотень раскинулся в кресле, явно дожидаясь, пока очередь дойдет до штанов. Его дыхание участилось, и Асма, уверенная, что мальчишка всё-таки не устоял перед её чарами, на секунду отвернулась от Даджалла, чтобы бросить триумфальный взгляд на членов Совета. Повернувшись обратно, она неожиданно ткнулась лицом в теплый и очень, очень пушистый бок – вместо полураздетого мужчины в кресле возлежал, свернувшись клубочком и издевательски вывалив язык, огромный полярный волк. Озадаченная Асма села на ковер, но её замешательство было недолгим.
— Так даже интереснее, — красотка с готовностью опустилась на четвереньки, прогнув спину и отставив зад. Волк недовольно оскалился и глухо заворчал. Часть Совета оживилась – те, кому доводилось крутить романы с соплеменницами оборотня, прекрасно знали, что, согласно древнему обычаю, оба вступающих в связь партнера должны быть в одной ипостаси – волчьей или человеческой, неважно. Иные варианты считались убогим извращением и свидетельствовали о неумении сохранять форму. Асмодей, по всей видимости, на радостях позабыл об этом. – Ну же, смелее, — подбодрил он, игриво подёргав волка за пушистый хвост. Словно развернувшаяся огромная пружина, тот вылетел из кресла и коротким точным движением укусил Асму за подставленный филей. Малеф, наблюдавший за этой сценой с начала и до конца, был готов поклясться, что после укуса зверь совершенно по-человечески скривился и сплюнул.
От визга красотки, размазывавшей кровь по прокушенной ягодице, у Астарота треснул халтурно, на скорую руку сделанный бокал. Хэм восхищенно присвистнул, пообещав тётушке Асме пожизненное место бэк-вокалистки «Врат», а Даджалл, успевший не только запрыгнуть в кресло, но и устроиться там с максимальным комфортом, положив здоровенную лобастую башку на подлокотник и свесив задние лапы с сиденья, медленно, картинно облизнулся и прикрыл глаза.
Бааль не скрывал своей радости: хоть кто-то поставил блудливого мерзавца на место. Если бы княжеский сынок загрыз его прямо в зале, радость была бы более полной, но тут спасибо и за малые милости.
От общей обстановки Бааля замутило, горечь позора оказались неспособны отбить ни разносолы, ни выпивка. Во рту появился подозрительно материальный мерзкий привкус, не имеющий отношения к экзистенциям. За долгую жизнь его не раз пытались отравить, но пока это никому не удавалось. Потому яд он узнал без труда: медленный, напоминающий приговорённому о неизбежном мучительном конце. Смерть могла наступить спустя довольно долгий промежуток времени, муки к тому моменту становились нестерпимыми, жертва была готова на всё, чтобы прекратить свои страдания, а под финал многие от боли лишались рассудка. Он сам довольно часто пользовался этим составом и его производными для наказания неугодных. Демонам его ранга яд серьёзно не повредил бы, но это не гарантировало ровным счётом ничего, учитывая обстоятельства.
– Неважно выглядишь. Переутомился на службе? А ведь потом будут говорить, что я совсем не берегу верных друзей и соратников, – негромко, так, чтобы его услышал только Бааль, обратился к нему Князь. Дружеский тон, добродушная ухмылка – и тот самый взгляд. Бааль уже видел его, в тех случаях, о которых думал почти весь Совет в начале вечера, и о которых выжившие до сих пор не любили вспоминать, даже оставаясь в одиночестве. И что теперь – личный портал в абсолютное ничто, ожидающее каждого обитателя Веера после физической смерти? Высшие демоны жили очень долго, относительно многих рас почти вечно, но так и не удосужились за столько лет выдумать себе подходящих сказок про загробную жизнь любого толка. Особо отличившихся на ниве предательства членов Совета неизменно ждал «приказ о переводе» в одну из закрытых элитных психиатрических лечебниц в Бездне. Считалось, что если кто-то решился на государственную измену, то находится по умолчанию не в своём уме и должен пройти принудительное лечение. Стоило ли упоминать, что после попадания за ворота клиники обратно никто более не выходил.
Те, кому повезло ещё меньше, сразу отправлялись в специальный отсек в катакомбах под Осенним, где коротали вечность в саркофагах, лишённые даже перспектив спокойного небытия. Пока тело сохранялось по всем правилам, не было никакой гарантии, что в крышку гроба в один прекрасный день не постучит тяжёлая княжеская длань. Покой после смерти нужно было заслужить. Темнейший очень любил пошучивать на эту тему, мол, я такой же как все, меня вполне можно предавать, все только этим и занимаются за спиной, дерзайте, мол. И навещать потом тех, кто воспринял эти шутки всерьёз, любил не меньше. Друзей, пусть даже бывших, он не забывал никогда.
– Ничего серьёзного, уверяю, – глухо отозвался Бааль, с трудом подавив дрожь в позвоночнике.
– Думаю, стоит отпустить тебя домой. Под надёжную… опеку любящей семьи. – Это прозвучало так, словно бы Темнейший размышлял вслух, а вовсе не беседовал с ним. – Кто знает, насколько серьёзным может оказаться пустячный с виду недуг. Дома и стены помогают, верно?
– Пожалуй. – В горле пересохло, а нарастающий шум в ушах странным образом напоминал мерный стук инструментов камнетёса. – С вашего позволения.
– Ступай.
Бааль поклонился и исчез из зала.
^-__-^~
