День в истории Блогхауса: 6 апреля 2020

Kel Tamacheq, микроблог «Desert blues»


молодая группа из Марокко, пока еще не так много сделавшая. По больше части они перепевают песни Тинаривен, выпустили недавно свой собственный альбом, признаться, он меня не слишком впечатлил.
Но эта песня мне бесконечно нравится, в ней все прекрасно — и музыка, и слова, и видеоклип — все, как должно быть.

Psoj_i_Sysoj, блог «Колодец и яблоня»

Чёрный вепрь. Глава 4. Семейные обстоятельства ап Риддерха

Предыдущая глава

На парковке их ожидал тёмно-синий форд. Амори открыл для отца заднюю дверь, Оскар сел на сидение рядом с водителем. Анейрин выглядел задумчивее обычного – всю дорогу он всматривался в пейзаж за окном, не проронив ни единого слова. Амори, напротив, то и дело обращался к Оскару с очередным вопросом; тот отметил, что французский Риддерха-младшего практически не отличается от того, на котором говорит он сам. Молодого человека интересовало решительно всё: где и когда родился Оскар, где учился, чем он занимается и интересуется. Несмотря на всю симпатию, коей Оскар проникся к заботливому сыну Риддерха, он отвечал односложно: он никогда особенно не любил распространяться о своей жизни – по большей части потому, что считал её весьма тусклой и однообразной на фоне чужих приключений: уж Амори его небогатая история могла заинтересовать разве что с точки зрения натуралиста социологического толка, что занят поисками «типичного обывателя». Младшего Риддерха, однако, краткость его ответов не отвращала: он продолжал расспрашивать его, пока, проехав километров пять по лесной дороге, машина не свернула к небольшому деревянному домику.

читать дальшеПоначалу Оскар подумал, что это что-то вроде дома привратника – настолько это на вид уютное, но скромное и непритязательное жилище не отвечало образу Амори, что успел сложиться в его представлении. Над потемневшими от времени сосновыми бревнами нависает черепичная крыша с кирпичной трубой; крыльцо выходит на террасу, опоясывающую дом с двух сторон; сбоку притулилась пристройка, откуда доносилось… всхрапывание? В общем, дом производил впечатление давно обжитого, длящего года в приближении благородной старости.

При виде выражения лица Оскара, Амори расплылся в хитроватой улыбке:

– Называя нашу обитель скромной, я ничуть не лукавил.

Риддерх уверенно поднялся на крыльцо, но, оказавшись в доме, принялся оглядываться по сторонам, словно не узнавая обстановку. Впрочем, было чему подивиться и Оскару: внутри дом оказался куда просторнее, чем представлялся снаружи, и впечатлял куда сильнее: всё, от большого камина до кожаных диванов, массивного обеденного стола, на котором стоял работающий ноутбук, шкафов с книгами и современной стереосистемы – говорило о вольготной жизни любящего порядок и комфорт холостяка. Предоставив отцу осматривать гостиную, Амори поманил гостя за собой:

– Оскар, – где-то на середине поездки он незаметно перешел на это обращение, – не поможете мне на кухне?

– Разумеется, – неуверенно отозвался Оскар. – А ваш отец… – он бросил обеспокоенный взгляд на Риддерха, который в тот момент подталкивал пальцем мышь, напряженно следя за передвижением курсора на экране, – не заскучает?

– Не беспокойтесь. – Амори тихо усмехнулся, увлекая Оскара за плечо в сторону кухни. – Хоть мой отец и валлиец, он не станет вести себя подобно Ивейну в легенде о фонтане [1]… вам ведь она знакома?

Хотя Оскар покачал головой, вместо того, чтобы поведать эту историю, Амори плотно закрыл за собой дверь – и его беспечное веселье, казалось, осталось за ней.

– Оскар, – произнес он с печальной серьёзностью, вновь кладя руку ему на плечо, – вы ведь понимаете, что мой отец болен.

Тот в смущении принялся заверять его:

– Вам вовсе не обязательно что-либо мне объяснять… – Он уже чувствовал себя виноватым в том, что невольно вмешался в жизнь этой семьи.

– Я буду с вами откровенен, – упрямо продолжил Амори, – но вы же понимаете, если эти сведения попадут не в те уши, это отнюдь не пойдет ему на пользу.

– Разумеется, я не пророню ни слова, – пообещал Оскар, а сам в ужасе сообразил, что уже наплёл невесть чего Мику – а тот никогда не отличался сдержанностью.

Амори, тем временем, похоже, окончательно позабыл о цели, с которой завлёк Оскара на кухню: вытащив два бокала, он наполнил их красным вином и уселся за кухонный стол. Сочтя это за приглашение, Оскар занял место напротив и начал слушать:

– Это началось со смерти моей матери – Дианы Риддерх, быть может, отец о ней упоминал?

– Вашей матери – так вы… – Оскар наморщил лоб, силясь сопоставить это со словами самого Анейрина.

Словно догадавшись о его сомнениях, Амори добавил, внимательно следя за реакцией собеседника:

– Анейрин мне, на самом деле, вроде как, отчим. Наша семейная история не лишена… перипетий. – Однако на эту тему он, похоже, распространяться не стремился, а Оскар не стал затрагивать столь щекотливый вопрос. Отпивая из бокала, Амори продолжил: – Видите ли, мой отец, хоть по роду занятий и не учёный, с детства увлекался медиевистикой, в частности, фехтованием.

– Реконструкцией? – участливо подсказал Оскар.

– Верно, – кивнул Амори. – Он нередко принимал участие в турнирах и фестивалях, обзавелся неплохим снаряжением, кое-что мастерил сам. Нам всегда казалось, что это превосходное увлечение – позволяет внести в жизнь разнообразие, расширяет кругозор, укрепляет семейные узы…

– Вы ведь тоже увлекались реконструкцией?

– Да, и я… – В голосе Амори послышалось сожаление. – После потери матери отец предался своему хобби с пущей страстью, совсем забросил работу… и поначалу мне казалось, что это к лучшему, раз позволяет хоть на время смягчить боль потери. Ну а потом… – Амори замолчал, затем, одним глотком допив бокал, продолжил: – …он начал меняться. Сперва я думал, что он, вроде как, дурачится – порой он любил нас разыгрывать – и даже, признаться, подыгрывал ему… пока не понял, что это на самом деле значит. Тогда я обратился за консультацией к психиатру, и он сказал, что, возможно, болезнь уже слишком запущена… что надо поместить отца в клинику. – Амори склонил голову – тёмные пряди волос упали на лицо, скрывая его от собеседника. – Возможно, вы меня осудите, – продолжил он более бодрым голосом, откидывая волосы назад, – но я решил, что, раз твёрдых гарантий выздоровления нет, уж лучше ему остаться в привычной обстановке, а я сам обеспечу ему должный уход. – Он вновь наполнил свой бокал и подлил Оскару. – Но, как вы имели несчастье убедиться, я не всегда справляюсь со взятыми на себя обязательствами. Можете себе представить, что я сам чуть с ума не сошел, когда позавчера он исчез неведомо куда – и как счастлив был получить ваше сообщение. Ведь я должен был заявить в полицию…

– Да, я понимаю, понимаю, – поспешил заверить его Оскар.

– Ну вот, теперь вы всё знаете, – подытожил Амори и поднялся из-за стола. – Так что можно приступить к готовке.

У Оскара, напротив, осталось ещё немало вопросов, но он решил, что хозяин дома и без того был с ним излишне откровенен, потому без слов принялся нарезать хлеб и овощи и расставлять тарелки на большом столе в гостиной. Каждый раз, проходя мимо уютно расположившегося на диване напротив камина Анейрина, Оскар поневоле бросал на него взгляд, и при этом чувствовал, как губы сами собой раздвигаются в улыбке; от него не укрылось, что мужчина всякий раз провожал его взглядом, и хоть трудно было прочесть выражаемые им чувства, одно было несомненно – на дне его глаз плескалась тоска.

Тем временем, подоспело основное блюдо – бараний бок, к которому Оскар сам не знал, как и подступиться. Амори, как ни в чём не бывало, погрузил мясо на блюдо и также отнёс в гостиную – глядя на него со стороны, Оскар отметил, что на самом деле молодой человек куда сильнее, чем кажется на первый взгляд. Когда Оскар принёс вино, он уже успел разрезать мясо, и на тарелке гостя громоздился кусок на кости, с которым он в жизни бы не справился бы, не проголодайся он всерьёз.

В сервировке стола присутствовала одна странность: в то время как себя и гостя Амори снабдил всеми положенными приборами, своего отца он обделил вилкой. У Оскара возникла было мысль, что дело в том, что сын боится давать ему острые предметы – однако нож-то присутствовал! Как бы то ни было, самого Анейрина, похоже, нисколько не заботило подобное имущественное неравенство: он был вполне доволен пресловутым ножом и прилагавшейся к нему ложкой.

Как ни странно, именно Риддерх, обладавший наиболее капитальным сложением из них троих, проявлял меньше всего интереса к еде: Амори успел умять свою порцию ещё прежде Оскара и потянулся за добавкой – и как в него столько влезает? Анейрин же, съев от силы половину мяса и не притронувшись к овощам, отодвинул тарелку, зато воздал должное вину, осушив бутылку почти что в одиночку. Оскару подумалось, что, похоже, его семья не придает особого значения здоровому образу жизни: вспомнить хоть, с какой лёгкостью глушил вино Амори.

Когда трапеза была окончена, Риддерх поднялся из-за стола и кивнул в сторону кухни, обращаясь к Амори:

– На пару слов.

Тот извинился перед Оскаром:

– Прошу, подождите нас, я – мигом; всё, что вы видите – в вашем распоряжении.

А Оскару только этого и надо было: он тут же подошёл к книжным шкафам, которые тянулись вдоль стены гостиной. Пожалуй, совместное увлечение отца и сына гнездилось и впрямь глубоко: тут были как те книги, которыми напропалую хвастался Мик, так и те, на которые он мечтательно пускал слюнки, а несколько фолиантов выглядели по-настоящему древними.

***

Оставшись наедине с сыном, Анейрин привалился спиной к двери и спросил:

– Что скажешь о моём спасителе? – Он качнул головой в сторону гостиной. – Ты узнал его?

– Понимаю, о чём вы, – медленно произнес Амори. – Сходство и впрямь бросается в глаза… но всё же оно обманчиво.

– Я знаю, – коротко кивнул Анейрин. Помолчав с полминуты, он всё же спросил:

– Что сталось… с ним?

– Он прожил хорошую жизнь и упокоился с миром. – В голосе Амори послышалось сожаление. – Его, как и меня, питало надеждой осознание того, что ваша жизнь вне опасности.

– Что с того, если нам не суждено больше свидеться? – С горечью выпалил Анейрин. Переведя дух, он спросил: – Где его могила?

– Я надеялся, что не с того начнутся дни вашей новой жизни, – покачал головой Амори. – Но я покажу её вам. Когда пожелаете, но не сегодня. Сейчас мне нужно отвезти месье Ле Мюэ обратно.

***

Оскар с головой погрузился в изучение одной из книг – она не выглядела особенно старой, однако была рукописной, словно кто-то совсем недавно взял на себя труд скопировать фолиант – когда его слуха достигли повышенные голоса. Слов он не разбирал – далеко, к тому же говорили на немецком, но по интонации было ясно, что обитатели дома не поладили. Оскар с тревогой вслушивался, недоумевая, что же ему самому делать в такой ситуации: вмешиваться в чужую ссору не хотелось, но, быть может, одному из них понадобится помощь… Однако долго мучиться неопределённостью ему не дали: вскоре в гостиную влетели оба, причём вид у них был такой, словно лишь присутствие постороннего предотвращает возобновление конфликта.

– Позвольте, я поговорю с ним, – бросил Амори и вновь потащил Оскара в сторону кухни.

– Я жду, – лаконично отозвался Анейрин, складывая руки на груди.

– Не знаю, что на него нашло, – начал Амори, потирая лоб. – Одним словом: он хочет, чтобы вы остались здесь.

– Но ведь мои вещи… – растерялся Оскар. – Да и какой смысл, мне уже, собственно, послезавтра уезжать… это создаст вам ненужное беспокойство, да и у меня остались кое-какие незавершённые дела…

– Всё это я ему сказал, – устало выдохнул Амори. – В смысле, что у вас наверняка свои планы, и не стоит обременять вас подобного рода просьбами.

– А он?..

Амори вновь вздохнул вместо ответа.

– Но… почему? – осторожно спросил Оскар.

Молодой человек лишь развел руками:

– Думаете, я могу объяснить вам его логику? Увы, мне он растолковать не удосужился.

– Тогда, может, я сам с ним поговорю? – предложил Оскар.

Лицо Риддерха-младшего заметно просветлело:

– По правде, именно это я и собирался вам предложить. Вы уж простите, что мы создаём вам лишнее беспокойство, вдобавок к тому, что вам уже довелось испытать.

Оскар не без опаски предвкушал предстоящее объяснение: кому не знать, что навязчивые состояния нередко чреваты приступами агрессии? Однако Риддерх-старший казался абсолютно невозмутимым: он по-прежнему подпирал стену гостиной, скрестив руки.

– Герр Риддерх, – смущённо начал Оскар: его всегда пугали подобные объяснения, – ваш сын передал мне ваше любезное приглашение, однако же я вынужден отказаться…

Вместо ожидаемой резко-повелительной отповеди он услышал тихий голос, пусть твёрдый и уверенный, но не лишенный умоляющих интонаций:

– Я знаю, что не вправе требовать от тебя новых жертв, и всё же прошу остаться.

– Но ваш сын, кажется, не в восторге от этой идеи… – смешался Оскар.

– Это мой дом – он ведь так сказал?! – Анейрин возвысил голос, словно желая, чтобы находящийся невесть где Амори также его услышал. После этого он, напротив, сделал шаг к Оскару, понизив голос до шёпота: – Я не доверяю ему.

– Мне кажется, он хочет вам лишь добра, – как можно более убедительно произнес Оскар, опасаясь, что на одержимого параноидальными идеями такой аргумент едва ли произведёт впечатление – что и случилось.

– У меня есть к тому причины. Я лишь хочу, чтобы рядом был хоть один человек, которому я могу верить.

– Но ведь вы меня вовсе не знаете, – вконец растерялся Оскар.

– Достаточно, чтобы доверять тебе, – ответил Анейрин. – Жаль, что того же нельзя сказать в отношении тебя. – Он отвернулся, едва заметно пожав плечами: – В конце всего человек сам решает, кому он верит и насколько. Что он тебе обо мне наплёл?

– Откуда вы… – вырвалось у Оскара.

– Один мой друг, Гилем-гасконец, говорил, что душу человека можно прочесть по его глазам. Ты смотришь на меня иначе с тех пор, как сговорился с ним.

Оскар понял, что оказался в по-настоящему трудном положении и, как назло, Амори не было рядом, чтобы подсказать ему правильный образ действий. Никого не было рядом – в конечном итоге, как верно заметил Анейрин, сложные решения всегда приходится принимать самому – ни опыт, ни советы, ни весь багаж знаний тут не помогут.

– Герр Риддерх, – наконец произнес он, – я лишь хочу помочь вам – вам обоим. Но, боюсь, я мало на что способен… у меня время на исходе, и понимаю я во всем этом куда меньше вашего…

Неожиданно Риддерх обнял его, заключив в мимолётное, но крепкое объятие:

– Одного желания довольно, если оно искреннее.

***

Оскар прошёл на кухню, чтобы позвать Амори. Риддерх-младший предсказуемо обнаружился за кухонным столом, изничтожая – неужто уже третью за день! – бутылку вина. Однако ни на его походку, ни на речь обильные возлияния не оказали решительно никакого действия – разве что на восковых прежде щеках проступила краска.

– Наверно, я помешаю… Но я подумал, что, может, вы… – Оскар почувствовал, что и сам краснеет – он против всякой логики ощущал мучительную неловкость, словно в детстве, в разгар родительской ссоры, когда каждый из них старался перетянуть мальчика на свою сторону, а он тщетно пытался сохранить нейтралитет, не обидев ни одного из них. – Вообще-то, я мог бы задержаться на пару дней…

Во взгляде, которым смерил его Амори, Оскару почудился упрёк – словно, вместо того, чтобы выбранить непослушное дитя, он дал ему конфет и пообещал сводить в кино. Однако вслух молодой человек произнес лишь:

– Это крайне великодушно с вашей стороны. Надеюсь, что вы не позволите излишней любезности исковеркать ваши жизненные планы.

Хоть это прозвучало суховато, Оскар не мог винить в этом Амори: кому бы понравилось, что родственник без предупреждения притаскивает в дом незнакомца, заявляя: «А теперь он будет жить с нами»?

Вернувшись в гостиную, Амори вновь хлопнулся на одно колено – словно на аудиенции у короля, ей-богу – и натянутым голосом произнёс:

– Прошу простить меня, отец – я признаю дерзость своих слов, но непочтительности у меня на уме не было.

– Поднимись, сын мой, ты прощён, – столь же скованно отозвался Анейрин.

Ставший невольным свидетелем этого обмена любезностями Оскар только диву давался: выходит, сын на аудиенцию к славному сэру ап Риддерху должен подползать на коленях, а какому-то незнакомцу незнатного положения можно обращаться к нему запросто! Где здесь смысл, и есть ли он вообще?

Тем временем, Амори, сделав широкий жест в сторону Оскара, церемонно сообщил:

– Месье Ле Мюэ согласился составить нам компанию на пару дней. Кстати, Оскар, я так и не успел спросить – вы женаты? – при этом он устремил на отца взгляд, в котором немого укора было куда больше, чем почтительности. Оскар инстинктивно схватился за палец, на котором по-прежнему красовался тонкий золотой ободок – то ли в силу привычки, то ли в знак затаённой надежды – он и сам толком не знал.

– В общем-то, да… – пробормотал он, смешавшись: он не привык обсуждать столь личные вопросы даже с друзьями. – Но мы, вроде как, решили немного пожить раздельно… ради развития отношений, понимаете…

Его сбивчивые объяснения, похоже, никто не слушал: стоило ему на мгновение умолкнуть, как тут же вмешался Риддерх-старший:

– Изволь решать за себя, дражайший сын – за других ты уже решил довольно. – К облегчению Оскара, в его голосе звучало лишь лёгкое раздражение.

Амори удалось выразить своё недовольство, почти не переменившись в лице – лишь линия губ самую малость выпрямилась:

– В таком разе, месье Ле Мюэ сам даст мне знать, когда мне заехать за его вещами.

– Я могу сделать это сам, – внёс инициативу Оскар. – Я очень осторожно вожу машину…

Амори прервал его усталым взмахом руки – мол, делайте с ней, что душе угодно – и признал:

– Это было бы весьма кстати. А я пока приготовлю вам комнату.

– Не стоит беспокоиться, я могу лечь где угодно! – заверил его Оскар, на что получил загадочный взгляд искоса:

– Что ж, это также весьма кстати.

***

Однако прежде чем ехать, Оскар вспомнил про телефон: на сей раз – двадцать три неотвеченных вызова, даже больше обычного.

– Задолбал уже звук отключать! – вместо приветствия проорал в трубку Мик. – Я тебе специальный телефон подарю, с сиреной вместо звонка, и чтоб никаких вибровызовов! Ты куда пропал на полдня? Может, всё-таки нашел мой замок?

– Так и знал, что без замка я тебе неинтересен, – не удержался от колкости Оскар.

– Ладно тебе, но ты ж не напился с горя? Не в твоём это духе…

– Отчего же, раз уж вообразил себя археологом, то, как водится, надо соответствовать… – Усмехнувшись на обиженную отповедь Мика, он пояснил: – Меня тут в гости пригласили – помнишь того мужчину из гробницы?

– А то как же!

– Так вот, нашёлся его сын, забрал его – и меня заодно. У него дом посреди леса, я тут поживу пару дней…

– Ну вот, как всегда, – в голосе Мика появились брюзгливые нотки, которые давали о себе знать, когда, ставя кому-то пиво, не догадывались угостить его, Мишеля Ригана. – Кому – крушение мечты, а кому – новые знакомства…

– Ну у меня же отпуск, в конце-то концов, – рассудил Оскар.

– Так что, когда ты назад-то, каким рейсом? – не он удивиться, с чего бы Мика это интересует, как тот добавил: – Брюн спрашивала.

– Во вторник вечером, в семь двадцать, – заметно приободрился Оскар. – У неё как раз, вроде, выходной.

– Ну тогда и я тебя встречу, – без особого энтузиазма предложил Мик, и на сей раз было вполне очевидно, что отсутствие замка существенно снизило градус восторга по поводу возвращения друга.

– Уж пожалуйста, а то я тут ради тебя все холмы обегал – и всё без толку…

Солнце уже скрывалось за кружевной линией леса – как-никак, ноябрь, близится самое тёмное время года. Оскар тщательно запоминал повороты, чтобы не заплутать на обратной дороге: хоть Амори снабдил его картой, в сумерках в ней поди разберись, GPS-навигатору он после случая с замком не особо доверял, да и спросить тут особо не у кого.

По прибытии он первым делом зашёл к хозяину – надежды на то, что ему скостят счёт за два непрожитых дня, он не питал, но всё равно ведь надо поставить в известность о своем выбытии и рассчитаться. Однако на предложение банковской карты герр Адлер ответил:

– Герр Риддерх уже всё оплатил. Если пожелаете, можете оставить вещи в номере – он останется за вами до конца забронированного срока.

Оскар поблагодарил хозяина, но предложением не воспользовался: он рассчитывал отправиться в аэропорт прямиком из лесной обители, чтобы не нарезать изрядный крюк с утра пораньше. Где-то посреди извилистой лесной дороги ему вдруг подумалось, что, быть может всё это – и дом, и Амори, и его отец внезапно исчезнут, словно давнишний замок, и он попетляет с часок по тёмному лесу, да и вернется в гостиницу, где за ним столь предупредительно сохранили номер… Стоп, а машина? И кто же тогда оплатил его счёт? Одно Оскар знал наверняка: замки, быть может, и пропадают, но вот счёт за номер уж точно сам собой не исчезнет.

Дом приветливо светил фонарём с террасы, ещё один озарял двор между домом и пристройкой; окна призывно теплились янтарным светом, словно на подсвечнике в форме домика из детства Оскара – всякий раз при взгляде на его крохотные окошки он, бывало, с тоской думал, что таких на самом деле вовсе не бывает. Дверь, разумеется, не заперта – что за нежеланные гости могут быть в подобной глуши? – но Оскар против всякой логики проникся уверенностью, что в этом сказочно затерянном доме его ждут – наконец-то ждут.

***

Хотя он не был уверен, чего ожидать после эксцентричных выходок Риддерха-старшего: быть может, час спустя он решит, что не желает видеть случайного гостя, а то и вовсе не вспомнит, кто он такой – не на этот ли случай его сын заплатил за номер вперёд? – его встретила на удивление мирная сцена. В гостиной жарко пылал камин, перед ним в резном деревянном кресле восседал Риддерх-отец, а сын примостился у его ног, что-то рассказывая вполголоса. Оскар заметил, что Анейрин наконец сменил яркую тунику и кольчугу на одежду более спокойных тонов, но того же стиля – видимо, у них дома в запасе имелся целый гардероб. При появлении гостя он тут же поднялся на ноги.

– Пожалуй, время к ночи – можно вернуться на то место. – При этом обращался он исключительно к Оскару, а его сын, похоже, не был посвящен в планы отца, но тут же принял живейшее в них участие:

– Куда бы вы не направлялись, отец, позвольте вас сопроводить.

– Это лишнее, – отмахнулся Риддерх. – Ле Мюэ знает путь.

Хотя Оскар искренне сочувствовал молодому человеку, у которого на лице отразилась неподдельная обида, подобное развитие событий его вполне устраивало: он всё ещё не продумал, каким именно образом изложить Амори, что его отец был найден, некоторым образом, в призрачном замке. Как утрамбовать это в собственную картину мира, Оскар пока что не имел ни малейшего представления, однако же вполне мог сосуществовать с необъяснимым явлением, пока не приходится растолковывать его другим людям. К его облегчению, Амори не стал настаивать: лишь покачал головой да попросил не задерживаться позже полуночи.

– У меня теперь есть лошадь, и я неплохо представляю себе дороги в этой местности, – бодро заявил Риддерх. – Может, она и двоих снесёт…

– Это вряд ли, – вмешался доселе безропотный Амори. – Вообще-то, она привыкла носить одного только меня…

Представив себе контраст между невесомой с виду фигурой Амори и их совместным весом – не менее полутора центнеров – Оскар мысленно ужаснулся подобному издевательству над ни в чём не повинным животным и поспешил добавить:

– К тому же, я не то чтобы хороший наездник… особенно в темноте…

– Тогда я мог бы ехать верхом, а ты… – на мгновение Риддерх задумался, потом всё же смирился: – Впрочем, будь по-вашему – иначе до утра точно не обернёмся.

Когда огни дома остались позади, Риддерх, к немногословности которого Оскар уже успел привыкнуть, неожиданно спросил:

– У тебя есть дети, Ле Мюэ?

Оскар порадовался, что в тот момент следовал по ровному участку дороги – а то от подобного вопроса немудрено и в кювет свернуться.

– Нет, – ответил он, не зная, что добавить: обычно в таких ситуациях говорят: «Может, через пару лет», или «Дети – это такое счастье», или же «У нас ещё пять кредитов не выплачено»… Пока он размышлял над этим, Анейрин сам подыскал фразу:

– Ты ещё молод. Успеешь завести новую семью.

– Вы – тоже, – вырвалось у Оскара, прежде чем он успел осознать всю бестактность подобного замечания.

– Тот, кто не в ладу с миром, не обретет в нём надлежащего места, – покачал головой Риддерх.

Он задумчиво смотрел в окно – Оскар снизил скорость до минимума, чувствуя, что пассажиру так комфортнее. В такие мгновения ему казалось, что Риддерх куда более нормален, чем он сам – со своими метаниями и сомнениями.

– Остановись, – внезапно скомандовал Анейрин.

– Но нам ещё далеко ехать, – возразил Оскар, но всё же выполнил требование – мало ли что? – и вопросительно воззрился на спутника – открыть ли ему дверь? Однако тот сидел неподвижно, глядя в открытое окно, куда задувал прохладный ночной ветер.

– Нет смысла следовать дальше, – пояснил Риддерх, не поворачиваясь. – Зáмка там нет.

– Но отчего вы так уверены?

– Знаю, – отрезал он. Помедлив, он всё-таки добавил: – От Амори.

– Так ему известно про замок? – Оскар и сам не знал, что ощутил при этих словах – проблеск надежды или же досаду: ну вот, опять всё по новой…

– Нет. В этом всё и дело, – скупо поделился Анейрин.

– Что же с этим замком, по-вашему? – продолжал недоумевать Оскар, постукивая пальцами по рулю. – Он ведь был там, как же иначе?

– Проведай я, как оказался там, я бы узнал, что случилось с замком.

«Ну да. Верно, – заключил про себя Оскар. – Стоило ли спрашивать об этом у того, кто считает, будто родился в двенадцатом веке…» Он хотел было поинтересоваться: зачем же мы тогда сюда приехали? – но ответ и так был очевиден: разве ему самому не приходилось из упрямства поступать всем наперекор, пусть и зная заранее, что ни к чему хорошему это не приведёт? Потому вместо этого он спросил:

– Не желаете пройтись?

Риддерх смерил его странным взглядом, словно видел в этой простой фразе некий подтекст, затем кивнул:

– Отопри мне.

Они двинулись по тёмной дороге, звук шагов мешался с шорохом ветвей. Глядя на проступающие на фоне звёздного неба силуэты деревьев, Анейрин изрёк:

– Невзирая на все людские свершения и беды, мир не меняется; как этот лес – он стоит здесь многие столетия, и ему дела нет до того, что творится близ него. Порой это дарит отраду, а порой – делает одиноким в горе.

Оскар припомнил, как и сам не раз хмурился на сияющее солнце, когда несоответствие между погожим деньком и тем, что творится на душе, было очень уж сильным. И в самом деле, пожалуй, суть тут именно в одиночестве: порой так хочется разделить свое несчастье, хотя бы с бездумной стихией!

– Ваша жена… – тихо начал он, но Риддерх тут же прервал Оскара, сжав его ладонь:

– Не надо, моя жена давно умерла.

«Не слишком-то он похож на безутешного супруга», – подумалось Оскару, но он тут же устыдился подобной мысли: ему ли не знать, что самые сокровенные чаяния прячутся в глубине тёмного лабиринта, не находя выхода наружу.

– Быть может, вам стало бы легче, если бы вы об этом поговорили? – предположил он, а про себя подивился взятой на себя роли – ни дать ни взять: «Вы хотите поговорить об этом», кушетка прилагается. Предложение было достаточно глупым, чтобы не ожидать на него ответа, однако Риддерх произнёс после непродолжительного молчания:

– Ты спрашивал про Оскара Штумма – когда я его встретил, я не ведал, кто он, но его речи мне полюбились; от наших бесед мне и впрямь становилось легче.

«Вот только у меня язык не тем концом подвешен», – мрачно заключил про себя Оскар.

– Мне и о тебе ничего не известно, – продолжал Анейрин, – хоть я и не вправе допытываться, быть может, ты сам поведаешь, кто ты и чем живёшь, на что уповаешь и что тебя огорчает – ведь в твоих глазах я вижу печаль.

Оскар только диву давался: что такого в его взгляде мог увидеть едва знакомый человек – такого, на что все прочие, включая его самого, никогда не обращали внимания? Зябко поёжившись – сказывалась ночная прохлада – он как можно более беспечно ответил:

– Так ведь мне почитайте что нечего рассказывать о себе. Моя жизнь всегда была довольно… пустой. – Произнеся это, он сам поразился своему признанию, и тут же оборвал себя – ну что за юношеское нытьё? – Впрочем, что за пустяки я говорю – в сравнении с тем, что довелось испытать вам… – с извиняющейся улыбкой добавил он.

– Мне довелось пережить всякое, – согласился Риддерх. – Но теперь я сомневаюсь, есть ли мука хуже той, когда не понимаешь, где оказался и зачем – так что я не сочту твои слова пустяком.

От болезненного осознания собственной беспомощности у Оскара сжалось сердце – вот уж чего он точно не хотел, так это бередить раны некогда нежеланного знакомца, к которому успел проникнуться необъяснимой симпатией. Однако при этом его не оставляло чувство, что Анейрин поделился с ним чем-то насколько сокровенным, что подобное доверие само по себе можно было счесть драгоценным даром.

– Наверно, у каждого должно быть что-то, на что он может опереться. – Это прозвучало не как утверждение, но как пожелание: Оскару оставалось лишь догадываться, каково это – крутиться в пучине безумия, лишь изредка выплывая на поверхность.

– У меня всегда был один человек, на которого я мог опереться – и только он один, – отрывисто отозвался Анейрин.

– О столь преданном сыне и впрямь можно только мечтать, – согласился Оскар, и, припомнив недавние слова Риддерха, добавил: – Я уверен, что, несмотря на все разногласия, он радеет лишь о вашем благополучии.

– Порой это приводит к беде – когда твоё благополучие ставят выше тех, кого ты любишь, – отозвался Анейрин. – Небеса покарают меня за неблагодарность, но цена его преданности слишком высока.

Заметив, что Оскар глядит на него с недоумением, Риддерх тряхнул головой, возвращаясь к действительности, и предложил:

– Давай-ка отправимся назад.

Действительно, теперь их возвращение не будет выглядеть странным: времени прошло вполне достаточно, чтобы они и впрямь успели съездить к обманчиво пустынному холму. Вот только, что сказать Амори на этот счёт, Оскар придумать не успел, и потому вопрос застал его врасплох.

– Ну… мы… не нашли ничего, по сути. – Он покаянно улыбнулся. Неожиданно ему на помощь пришёл Анейрин:

– Видать, заплутали в темноте. Но я подумал, что это не столь уж важно – едва ли моя добрая броня пригодится мне здесь. Этот день несколько утомил меня, пожалуй, пора отойти ко сну.

– Я рад, что вы рано возвратились, – отозвался Амори. – Наш дом не очень большой, в нём всего две спальни…

– Я могу лечь в гостиной! – вставил Оскар, заранее облюбовав здешний диван.

– Я уже постелил вам у себя, – возразил Риддерх-младший. – И не вздумайте возражать, потому что гостеприимство…

– …требует, чтобы хозяин дома сам делил ложе с тем, кого привечает [2], – вмешался Анейрин – мало сказать, что ошарашив этим самого пресловутого гостя. – А хозяин дома – я, насколько мне известно.

На Амори это заявление произвело не менее сильное действие: его лицо вытянулось, однако мгновение спустя он уже овладел собой и спросил у Оскара, будто речь шла о чём-то обыденном:

– Что вы на это скажете?

– Я, кхм… всё же охотнее лег бы в гостиной, чтобы не доставлять беспокойства… – поймав взгляд Анейрина, он поспешно добавил: – Но если ваши принципы и правда того требуют…

– Что ж, спасибо вам за подобное внимание к нашим… принципам, – пожал плечами Амори.

Оскар и сам себе диву давался: какую-нибудь пару дней назад подобное предложение он счёл бы немыслимым, ну а теперь согласился, практически не задумываясь. Впрочем, заключил он, прошлой ночью ничего с ним не случилось – и нет оснований полагать, что сегодняшняя пройдёт иначе. И всё же он ощутил облегчение, увидев, что кровать в комнате Риддерха-старшего втрое шире гостиничной: не придется соображать, как уместиться на тесном пространстве. Амори принёс ему пижаму и полотенца. Оскар принял душ – хотя здесь имелась и ванная, ему не терпелось поскорее лечь в постель – день выдался долгим, да к тому же следовало помнить о других обитателях дома. Амори, хоть выглядел не менее замученным, тем не менее заверил его, что сам позаботится об отце.

В спальне перед Оскаром встала новая дилемма: он не знал, на какой стороне кровати привык спать Анейрин. А может, посередине – разве это не логично для обладателя необъятной кровати? Однако его так клонило в сон, что он решил не дожидаться хозяина – примостился справа, закутавшись в одеяло, и тут же задремал. Сквозь сон до него донесся приглушённый голос Анейрина:

– Мирных снов, Ле Мюэ, – и прикосновение к затылку – а может, это ему привиделось.


Примечания:

[1] Легенда о фонтане – имеется в виду «Страна фонтана» из Артуровского цикла преданий Уэльса.

[2] …требует, чтобы хозяин дома сам делил ложе с тем, кого привечает – в XII-XIII вв. кровати были рассчитаны на нескольких человек, и «благородный рыцарь, хозяин дома, побуждаемый братскими чувствами, вполне мог пригласить гостя разделить с ним ложе, а его собственная жена ложилась по другую сторону от негo» (Фараль, Э. Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого. СПб., 2014).


Следующая глава

Armide, микроблог «опилки»

Есть недалеко от моего дома площадь со сквером, который является своего рода сейфспейсом для голубей. Дело в том, что там постоянно гуляют собачники, и с полшестого утра до глубокого вечера хоть одна собака там да бегает, а в часы пик целые группы друзей человека и птиц. Соответственно, бродячих котов я там не видела никогда. Разодранные голуби, голуби с отгрызенными головами регулярно попадаются по дороге к площади, но там - сейфспейс и огромная стая. И вот сегодня впервые увидела недосъеденного голубя и там.
Вот такие вот последствия бывают у пандемии человеческого вируса.

Калиста, блог «Ежедневник»

* * *

укротитель всяких рыб, блог «Мои космические путешествия, мои аттракционы и мои гориллы»

* * *

Зачем качать себе кучу новых сериалов, если можно сесть и пересмотреть старые?

Зато стала узнавать в лицо второплановых актеров в "Докторе Кто", например, и заметила отсылки, которых не видела раньше.

*С грустью смотрит на Фортитьюд, скачанный хз когда, но так и не просмотренный*

2

Badb Catha, блог «Бруг-на-Бойне»

Цена идентичности

Бэтмен, который смеется
и смерти не будет уже;
ни плача, ни вопля,
ни болезни уже не будет,
ибо прежнее прошло.

Я как всегда в своем репертуаре - врываюсь читать лимитированную серию где-то посреди бескрайнего канона и пытаюсь понять что здесь вообще происходит. Судя по ремаркам, пред прочтением "Бэтмен, который смеется" следовало бы припасть к большому тому "Темные ночи. Металл", но мы ж легких путей не ищем?

Готэм мрачный город, но его ночи станут еще темнее, когда на его улицы из параллельного измерения явится настоящий ночной кошмар - Смеющийся Бэтмен, объединяющий в себе опыт и гений Брюса с безумием Джокера. Привычные методы не дают результатов и Бэтмен терпит поражение за поражением, проигрывая темнейшему себе. Вот только в его мире тоже есть Джокер и пришел час бросить вызов двойному безумию. И, возможно, Готэм еще увидит новый рассвет.

а теперь слайды






Это история о том, что есть счастье. О том, что быть самим собой - это мучительно больно. О том, что в день, когда Брюс Уэйн станет счастливым - умрет Бэтмен. О том, что сильнее: счастье или долг? Так ли были правы те Брюсы из других реальностей, что изменили Готэм, продавив его своей силой, решив за людей то, каким должен быть город? И не смотря на все эти тягостные вопросы - история весьма жизнеутверждающая. История о том, что город построенный ради тьмы, может и должен идти к свету.


Для усиления эффекта одну и ту же тему обращения к тьме в себе, признание себя и поиск пути к свету Снайдер повторяет сразу на нескольких уровнях. Арка комиссара Гордона, вынужденного во всем этом ужасе вновь столкнуться лицом к лицу со своим самым постыдным секретом и найти в себе силы на правду и веру, хоть и является куда более камерной, но не менее драматичной, чем терзания Бэтмена.



Семья не всегда может дать нам все, чтобы чувствовать себя счастливыми, но она может сделать нас сильными. Да, у Брюса Уэйна в отличие от своих копий из других миров не получилось обрасти счастье, но у него получилось обрести семью. И это не только Бэтсемья (оставшаяся, кстати, за кадром этой истории), это и Альфред, и Гордон, и Джокер.






Все мы немного летучие мыши...



"Джон роется в кармане, вытаскивает Гвоздь на свет. Кровь сверкает, как рубин.
Две тысячи лет назад один человек умер земной смертью на Голгофе, чтобы спасти мир, исполнить божественное предназначение.
В наши дни ещё один человек каждый день умирает, чтобы спасти город, который нельзя спасти.
Потому что у него тоже есть предназначение.
Джон снова смотрит на Гвоздь, затем на то место, где ещё минуту назад стоял Бэтмен, и думает, что не знает, чья жертва больше
".
Прими меня, Господи

leipephilene., блог «still life painting.»

|

Справедливости нет. Есть только я.

 

Терри Пратчетт, "Мор, ученик Смерти"

leipephilene., блог «still life painting.»

|

— В таком случае я покажу Плоскому миру, как способна умирать королева, — произнесла Кели, при этом вид у неё был такой гордый, какой только может быть, когда на вас надета розовая пижама.

Мор присел на край кровати, упершись локтями в колени и обхватив голову руками.

— Я знаю, как способна умирать королева, — пробормотал он. — Королевы умирают так же, как и все остальные. И некоторые из нас предпочли бы, чтобы этого не случилось.

...

— Я встречу свою участь гордо, — продолжала твердить Кели, но сейчас в её голосе слышалась легчайшая, едва уловимая тень неуверенности.

— Нет, не встретишь. Я знаю, о чем говорю. В этом нет ничего гордого. Ты просто умрешь.

 

Терри Пратчетт, "Мор, ученик Смерти"

leipephilene., блог «still life painting.»

|

Не то чтобы он хотел умереть. К вопросу самоубийства боги подходили очень жестко. Он просто не хотел, чтобы его спасали.

 

Терри Пратчетт, "Мор, ученик Смерти"

leipephilene., блог «still life painting.»

|

— Некоторые истории просто чудесны. Например, одна девушка выпила яд, когда ее молодой человек умер. А другая бросилась с обрыва, потому что отец настаивал, чтобы она вышла замуж за старика. Еще одна утопилась, потому что не захотела подчиняться…

Мор слушал, точно громом ударенный. Судя по сведениям, содержавшимся в подборке излюбленного чтива Изабель, выживание женщин на Плоском мире стояло под большим вопросом. Лишь редкие, самые выдающиеся особи умудрялись пережить подростковый период и протянуть достаточно долго, чтобы износить пару чулок.

 

Терри Пратчетт, "Мор, ученик Смерти"

Страницы: 1 2 3 4 5 следующая →

Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)