Записные книжки Шано13 читателей тэги

(глава из романа Д. Миллера "Уйти на Запад")

Как мне говорили, этот самый лагерь Форд стал крупнейшим лагерем для военнопленных к западу от Миссисипи: через него прошло около пяти с половиной тысяч военнопленных. Впрочем, об условиях содержания северян в этом лагере нельзя рассказать никаких особых ужасов, потому что заключенные в него люди страдали, похоже, в основном от скуки.
По здешним представлениям пять тысяч человек – это уже довольно большой город, а делать жителям в нем было нечего, разве что благоустраивать свои жилища. К концу войны лагерь Форд некоторые остряки обзывали «вигвамный мегаполис». Одним из развлечений было копание подкопов из лагеря. Пленные выкапывали ход, убегали, стража ловила и водворяла пленных обратно, а ход закапывали подневольные негры.

далее на дзене

Джон Нортон родился в начале 60 – х годов XVIII века в Шотландии. Его матерью была шотландка по фамилии Андерсон, а отцом – индеец из племени чероки. Отца Джона ещё ребёнком подобрали английские солдаты в селении Киовии (ныне штат Теннесси), сожжённом в ходе боёв Франко-индейской войны (североамериканский театр военных действий Семилетней войны). Мальчика забрали в Британию и отдали на воспитание в британскую семью. В Америку он больше не возвращался.

далее на дзене

(глава из романа "У нас в Арагарте" )

- Из семинарии выгнали, что ли? – вдруг спросил архивариус, будто бы бездумно пускавший изо рта дымок.
- Сам ушел, - ответил Гийор. – Я истинный лэйд, вообще-то. Лэйдов из семинарии не выгоняют.
- А ушел почему?
- Кризис веры, - ответил Гийор.
- Это как? Экзамены, что ли, завалил?
- Вроде того, - рассказывать о гнилых семинарских порядках Гийору не хотелось. И ведь, судя по всему, гнилье это и в храмах распространено. Нет уж, лучше не быть жрецом, чем тонуть в этом гнилом болоте. Обходятся же иные истинные лэйды без жреческого сана.
- Просто мне удивительно, каким ветром тебя сюда занесло и насколько ты здесь задержишься, - объяснил архивариус, покуривая.
- Герцог Адина сказал, что здесь будет интересно. Я вчера в канцелярии подслушал, - сказал Гийор.
- Гееерцог… - задумчиво протянул архивариус. – Ну, если герцог так сказал, придется сделать, чтоб было интересно.
- А что это за история с табуреткой? – поинтересовался Гийор.
- А что ты про нее слыхал? – спросил архивариус, раздумывая.
- Ничего. Просто слышал, как помянули табуретку.
- А это я в герцога табуреткой запустил, - обыденным голосом объяснил архивариус.
- Зачем? – оторопело спросил Гийор. Как-то неприлично швыряться в герцогов табуретками, если ты по крайней мере не тан.
- Быстрой смерти захотелось. Герцог, знаешь ли, очень вспыльчивый, прибил бы меня наверняка, если бы лэр Тамино, чтоб ему жилось долго, нас не растащил.

больше на дзене

Где родился Красный Мундир - точно не известно, историки могут лишь выдвигать предположения. Где-то в нынешнем штате Нью-Йорк, на землях, где селились индейцы сенека. Это племя входило в лигу ирокезов. Точный возраст тоже неизвестен, как полагают, родился где-то около 1750 года.
Во время Войны за независимость племя сенека приняло сторону британцев, что дорого обошлось, так как их союзники были полностью разбиты. Сагойевата в знак солидарности с британцами носил красный мундир, подаренный ему английским офицером, за что, собственно, и получил такое прозвище.

далее на дзене

Автор с умилением читает «Американские заметки» Диккенса, которые тот написал в начале 1840-х годов. Путешествуя по реке Огайо, писатель встретил человека, который впоследствии, в 1864 году станет главным вождем чокто:
«Случилось так, что на борту этого судна, помимо обычной унылой толпы пассажиров, находился некто Питчлин, вождь индейского племени чокто; он послал мне свою визитную карточку, и я имел удовольствие долго беседовать с ним.
Он превосходно говорил по-английски, хотя, по его словам, начал изучать язык уже взрослым юношей. Он прочел много книг, и поэзия Вальтера Скота, видимо, произвела на него глубокое впечатление, — особенно вступление к «Деве с озера» и большая сцена боя в «Мармионе»: несомненно, его интерес и восторг объяснялись тем, что эти поэмы были глубоко созвучны его стремлениям и вкусам. Он, видимо, правильно понимал все прочитанное, и если какая-либо книга затрагивала его своим содержанием, она вызывала в нем горячий, непосредственный, я бы сказал даже страстный, отклик. Одет он был в наш обычный костюм, который свободно и с необыкновенным изяществом сидел на его стройной фигуре. Когда я высказал сожаление по поводу того, что вижу его не в национальной одежде, он на мгновение вскинул вверх правую руку, словно потрясая неким тяжелым оружием, и опустив ее, ответил, что его племя уже утратило многое поважнее одежды, а скоро и вовсе исчезнет с лица земли; но он прибавил с гордостью, что дома носит национальный костюм..."

А не лукавил ли мистер Питчлинн, не вешал ли он лапшу на уши доверчивому англичанину?

больше на дзене

Цели у игры могли быть разными: иногда так урегулировались межплеменные споры, так что названия вроде "маленькая война" даны не просто так - игра заменяла "обычную" войну. Разумеется, игры использовали и для того, чтобы умерить энергию молодежи и направить ее в более безопасное русло. Играли также на праздниках, для того, чтобы делать ставки. И, кроме того, играли просто для того, чтобы доставить удовольствие богам, то есть игра становилась чем-то вроде богослужения.
Естественно, при таком подходе, "тренерами" становились шаманы. Они определяли, какие жертвоприношения надо сделать перед игрой, существовали строгие ограничения в пище у игроков.Перед игрой шаманы наносили на игроков специальную раскраску, а иной раз делали небольшие надрезы на коже.

больше на дзене

Об этих молодых реформаторах неплохо было бы замутить большую семейную сагу протяженностью лет так в сто: с эпическими героями, храбрыми воинами, с вождями, предавшими интересы племени, пока герои воевали, с политическим переворотом, созданием нового, счастливого государства, а потом с противоречиями внутри партии, когда начинаешь видеть предателей в бывших друзьях, затем политические убийства и кровная месть, ненадежное замирение и снова вражда…

больше на дзене

(глава из романа "У нас в Арагарте" )

Эльф не казался перспективным, но Седой склонялся к тому, что надо брать, что послано судьбой, так как другого шанса пришлось бы ожидать еще долго: дорога не из людных, и когда на ней появится еще один одинокий путник, совершенно неизвестно. Впрочем, слова были какие-то не те. И дорога - не дорога, а скорее тропа, звери и те к водопою бо́льшие тропинки прокладывают; и людной эту тропку нельзя назвать, потому что люди по ней ходили редко, а больше ходили эльфы. А сказать о дороге, что она эльфная или неэльфная, как-то язык не поворачивался. Вчера по тропе прошла группа мужчин, женщин и детей, нагруженная корзинами с какой-то сельхозпродукцией, сегодня с самого раннего утра проехали верхом на оленях трое охотников. И тех, и других трогать не стоило, эльф нужен был одинокий, да и при захвате одинокого эльфа могли быть проблемы: верткие эти твари и сильные как животные.

Место для засады было выбрано хорошее: лес здесь отступал в обе стороны от речушки, открывая широкую заболоченную пойму, где ничто не напрягало зараженный подозрительностью взгляд: деревьев нет, кустов нет, высокой травы тоже, если не считать прозрачнейших пучков мятлика на некоторых кочках. И все это болото заросло стелющимся ковром из какого-то ярко-зеленого растения, усыпанного оранжевыми цветочками. Ковер редко где доходил до колена; крупные блестящие листья и толстые полые стебли ломались под сапогом с сочным хрупом. Был бы Седой ребенком, его бы этот смачный звук до восторга восхищал, а так раздражал немеряно: куда ногу ни поставишь – хруп да хруп. Хорошо еще, на смену поломанным растениям откуда-то брались другие и следов за идущим не оставалось.


больше на дзене