Записные книжки Шано13 читателей тэги

Образ Шерлока Холмса сложился из многих источников. Поговорим об прототипах...

Литература

Хотя Конан Дойля и называют порой отцом детектива, основоположником жанра он все же не был. Не был основоположником и Эдгар Аллан По, которого называют отцом детектива еще чаще, хотя Дойль, без сомнения, находился под влиянием По, когда писал «Этюд в багровых тонах».

Истории о преступлениях и сыщиках не были новостью ни в Британии, ни в Европе, ни в Америке. Во Франции пользовались популярностью так называемые мемуары Видока, известного французского авантюриста, преступника, каторжника, который перевоспитался и организовал действительно эффективно действующую французскую уголовную полицию. Видок и сам был мастер похватать и приукрасить свою «карьеру», и нанятые им литературные негры старались во всю мощь своего воображения, так что мемуары надолго стали бестселлером не только во Франции. Кроме того, в жанре полицейского романа работали профессиональные писатели Эжен Сю, Эмиль Габорио, Понсон дю Террайль, иной раз и Александр Дюма. В Америке были широко известны воспоминания Аллана Пинкертона, написанные не столько ради развлечения праздного читателя, сколько для рекламы руководимого им сыскного бюро. В Англии процветал так называемый ньюгейтский роман, которым не брезговали такие столпы литературы, как Бульвер-Литтон и Диккенс. Теккерей даже написал пародию на ньюгейтский роман «Катерина», причем, по иронии судьбы, когда злободневность описанного в романе случая прошла, этот роман тоже стали считать ньюгейтским.

И разумеется, в жанре романа «про сыщиков и преступления» работало много малоизвестных и вовсе неизвестных писателей, которые опустили репутацию детективного романа ниже всякой критики: уже к тому времени, когда Конан Дойль послал «Этюд» издателям, жанр прочно ассоциировался с бульварной дешевкой.

далее на дзене

Джон Дойль рано проявил способности художника, и это определило его судьбу. Он учился в Королевской Дублинской школе рисования, и в 1814 году, когда ему было 17 лет, в Ирландском сообществе художников были выставлены три его картины с лошадьми. Лошадей он любил, часто охотился верхом, и хорошая память помогала ему рисовать даже тогда, когда лошади не было перед глазами. Говорили, был случай, когда он, увидев коня, заявил, что тот очень похож на жеребца, которого он когда-то видал в Дублине. И оказалось, что этот конь – прямой потомок дублинского жеребца. Быль это или красивая небылица, неизвестно, однако же в 1822 году Джону Дойлю были поручены конные портреты маркиза Слайго и графа Талбота, вице-короля Ирландии.

В том же 1822 году, не успокоившись на достигнутом, двадцатипятилетний художник решил перебраться в Лондон. К этому времени он уже был обременен женой и дочкой, на подходе был следующий ребенок, а Дублин, как и вся Ирландия, переживал не самые лучшие времена. В Лондоне он поселился в северном Сохо, который в то время был весьма популярным у писателей и художников районом. Молодой ирландец был пока никому неизвестен, и репутацию приходилось зарабатывать заново. Он сделал серию рисунков «Жизнь скаковой лошади», написал, главным образом по памяти, несколько портретов, но скоро понял, что прокормить семью получается плохо, тем более, что она росла как на дрожжах. Тогда Джон переключился на довольно популярный и востребованный журналами и газетами жанр карикатуры и быстро прославился, но не под своим именем, а под псевдонимом «Н.В.». Почему-то он настаивал на строжайшей анонимности, и более 15 лет вряд ли кто подозревал, кто кроется под маской знаменитого карикатуриста, хотя про причины пренебрежения славой и острого нежелания открыть свое имя вроде бы нигде не сообщается. Могу высказать предположение, что, зарабатывая карикатурой, Джон Дойль помышлял о славе «серьезного» живописца: вряд ли он мог надеяться в случае раскрытия псевдонима, что те же самые лорды, карикатуры на которых он рисует для газет, доверят ему писать свои портреты. Славой он не пренебрегал, просто слава ему нужна была совсем другого рода.

далее на дзене

...Итак, 22 мая 1859 года в скромной квартире дома №22 по Пикарди-Плейс в Эдинбурге родился мальчик. Он был третьим из десяти детей Чарльза и Мэри Дойлей. Впрочем, в 19 веке детская смертность была обычным делом, и выживали не все. Вот и в семье Дойлей трое детей умерло еще во младенчестве, в том числе и рожденная второй девочка, отчего мальчика, о котором дальше пойдет речь, в биографиях часто называют вторым ребенком.

Два дня спустя его крестили. Крестной матерью была двоюродная бабушка из Килларни, в монашестве мать Игнация, в миру – Кэтрин Дойль. Крестным отцом стал двоюродный дед Майкл Конан.

Вот так на свете появился Артур Игнатиус Конан Дойль. И хотя многие убеждены, что Конан является частью двойной фамилии, отчего в русском языке встречается написание Конан-Дойль, это все же среднее имя. К слову сказать, в русской традиции принято писать фамилию писателя с мягким знаком, хотя современные правила перевода рекомендуют в подобных случаях писать без него. Русская традиция написания английских имен вообще вызывает много споров, а порой и недоумений. Взять хотя бы Huxley. Фамилию видного английского биолога 19 века по-русски пишут как Гексли, однако когда речь идет о его не менее знаменитых внуках, то они Хаксли. И, пожалуй, мы еще не раз столкнемся с разночтениями в переводе имен, когда продолжим изучение биографии писателя. Но об этом позже.

Так что новорожденного мальчика звали просто Артур Дойль, а Конан Дойлем он стал называться уже в зрелые годы, превратив это сочетание в подобие псевдонима (другой вопрос, что дети писателя уже использовали псевдоним как фамилию, но это не такая редкая история, вспомнить хотя бы Гайдаров).

больше на дзене

Увы, но работы выпускнику университета сразу не нашлось. В Эдинбурге – кузнице медицинских кадров, и искать место пытаться не стоило, Артур разослал письма в разные корабельные компании, спрашивая о должности судового врача, но откликов не было.

Лето 1881 года Артур провел у знакомого уже нам доктора Хора из Ливерпуля, который относился к нему по родственному, но большого жалованья, увы, не платил. Настоящей работы не подворачивалось. Просто повесить табличку с часами приема пациентов было невозможно: надо было хотя бы иметь дверь, на которую ее можно было бы повесить, не говоря уже о помещениях, где можно осуществлять прием; необходим был хоть маленький, но стартовый капитал.

Впрочем, совсем сложа руки Дойль не сидел: в свободное от работы на доктора Хора время (можно припомнить, что его не так уж и много оставалось), он написал статью о лейкозе и его диагностике, опубликованную в журнале «Ланцет», а кроме того, несколько рассказов.

И все.

Перед свежеиспеченным дипломированным специалистом был весь мир, только вот места в этом мире ему пока не нашлось.

Новоиспеченный дипломированный специалист сидел без работы, перебиваясь мелким заработком помощника доктора Хора, и никто не спешил предложить ему место. О самостоятельной практике пока не было смысла и мечтать. Он снова рассылал заявки в судоходные компании, но те тоже не торопились с ответом. Артур собирался уже пойти врачом в армию, во флот, в колонии – да куда угодно, лишь бы побыстрее начать зарабатывать, то все-таки одна из судовых компаний наконец соизволила прислать письмо: ему предлагалось место врача на пароходе «Маюмба» с ежемесячным окладом 12 фунтов.

«Маюмба» принадлежала Африканской пароходной компании, и сулила Артуру не только хороший заработок, но и удивительное приключение. Вы только подумайте: Африка! Тропики, джунгли, туземцы, ну и всякие слоны с бегемотами тоже!

далее на дзене

Чарльз Дойль. Игроки в керлинг

Чарлз Олтемонт Дойль, отец будущего сэра Артура, в биографиях писателя обычно называется «не менее одаренным, чем братья», однако дед писателя был явно другого мнения. В письме от 22 января 1842 года он замечает: “… хотя все пятеро моих сыновей обнаруживают склонность к искусству, лишь из троих старших может в этом смысле безусловно выйти толк”. Надо полагать, двенадцатилетний Френсис и девятилетний Чарльз плохо поддавались педагогическим приемам отца и не проявляли достаточной усидчивости в рисовании. Неизвестно, как бы сложилась судьба Френсиса, если бы он не умер так рано, но вот Чарльз уже к семнадцати годам отца разочаровал как будущий художник, и он пристроил его на службу: одним из трех помощников Роберта Матесона, управляющего делами ее величества в Эдинбурге, с довольно неплохим для одинокого молодого человека годовым жалованьем 180 фунтов. Какие причины побудили Джона Дойля отправить юного сына так далеко от дома, сейчас уже не понять.