* * *

Меня почти полжизни занимает тема разграбления средневековых городов. Причем разграбления не стихийного, а организованного, с временными рамками (как правило, три дня). Не берусь судить, почему она так для меня привлекательна. Возможно, потому что являет собой весьма уважаемое мною качество традиционных культур - вводить темнейшие человеческие страсти в управляемое русло.

Я не любитель излишней жестокости, посему Чингисхан сотоварищи из этого поля выпадают, ибо степняки жгли на все деньги и их разгул для меня несколько чересчур. Но вот европейские армии, заботящиеся больше о том, чтобы разжиться сокровищами, чем чтобы уничтожить или запугать местное население, - это другое дело. Как писал Умберто Эко, рассказывая о захвате Константинополя крестоносцами, разграбление города напоминает скорее не разрушение, а строительство наоборот. Все, что может представлять ценность, растаскивается, разбирается и вывозится.

Я сегодня, кстати, узнала, что дома во время таких грабежей поджигали не затем, шо красиво горит, а затем, чтобы они служили своего рода плавильнями, в которые можно бросать собранный металл.

Вообще не знаю, существует ли хорошая художественная или документальная литература на эту тему, где разграблению какого-нибудь города была бы посвящена, скажем, целая глава. Я пока читала только отрывок про грабежи у Никиты Хониата - одного константинопольского чела, который был свидетелем разорения и несколько дней пытался выбраться из захваченного города вместе с семьей.

Что я могу сказать. По тенденциозным воплям в византийских пабликах мне казалось, что крестоносцы творили какую-то нереальную дичь, так что шакальные видосики из горячих точек отдыхают. Но нет. Описания Хониата, конечно, полны горя, ведь для него, как и для многих горожан, должно быть, в те дни небо пало на землю. Но на мой взгляд, взгляд человека двадцать первого столетия, да еще не слишком религиозного, все это напоминает больше пьяную веселуху, чем проявление черной злобы.

Бесспорно, византийцам было больно оттого, что варвары бросают в переплавку произведения искусства. Что они не делают различий между обычной утварью и церковной и могут использовать чашу для причастия, ну, просто как чашу. Что они могут ввести в храм лошадь, дабы вывезти что-то тяжелое.

Но как-то я не заметила упоминаний массовых убийств или пыток. Полагаю, были и они - ведь надо же было крестоносцам узнавать, куда горожане попрятали золотишко. Но, судя по всему, в топ-10 развлечений пытки не входили. Изнасилования, конечно, были, хотя тот же Хониат пробирался по городу с женой и взрослыми дочерьми, которым велел вымазать лица грязью, чтобы не вызвать лишнего любопытства - и никто их не тронул. Он приводит даже рассказ о каком-то рыцаре, похитившем, кажется, дочь плотника, но с тем рыцарем поговорил то ли сам плотник, то ли священник, и он девушку вернул.

Да, столицу обнесли изрядно, но, повторюсь, я готовилась узреть больше жести, а тут все вышло относительно лайтово.

Чего, к сожалению, не скажешь, о взятии Фессалоник итало-норманнами. Теми самыми итало-норманнами, которые исторический прототип намдалени. С одной стороны, разграбление Фессалоник было местью сицилийского короля за то, что византийский император жестоко его кинул. Это кидалово имело далеко идущие последствия для всей норманнской Сицилии, но войско ее не могло того знать. Да и кинул их византийский император, а не обитатели Фессалоник. Тем не менее, когда я читала свидетельства (во всяком случае, надеюсь, что это были свидетельства, ибо кто автор текста, я не посмотрела) очевидца, там все было прямо плохо. В отличие от простой алчности крестоносцев, тут явно виделась злоба. Здесь упоминается массовая резня. Если кого не убивали, а просто грабили, это, по мнению захватчиков, было величайшее милосердие. Что сицилийцы делали в храмах, я, пожалуй, не буду говорить, чтобы хоть как-то сохранить их лицо. Вы ведь все равно не пойдете гуглить. Скажу только, что если крестоносцам было, похоже, просто все равно, норманнское войско храмы именно оскверняло.

Доходило до того, что военачальникам приходилось бить своих людей мечом либо плашмя, либо всерьез, чтобы они немного охолонули. У меня в "Годе Кошки", кстати, есть похожая сцена. Один из главных героев собирается убить девочку в захваченном замке - просто потому что может. А командир войска, видя это, бьет его под руку тэссеном, нанося неглубокую, но весьма неприятную рану.

Под конец скажу, что эпизоды разграбления городов мне иногда снятся. Я в них оказываюсь среди несчастных горожан, но почему-то такие сны не вызывают у меня ни горечи, ни страха. В них я, как правило, знаю, как себя вести, понимаю, что происходит, и в целом держусь молодцом. Но с другой стороны, там и армия захватчиков больше нацелена на наживу, чем на истребление. Одна моя кисуля высказала мнение, что это могут быть воспоминания из прошлой жизни, но так как в этих снах я нередко вижу тех, кого знала в этой, что-то я сомневаюсь в этой теории.

Моя школьная повесть о Халиноми - подумать только, тринадцать лет прошло! - начинается с разграбления города. Повесть настолько детская, что, едва поняв это, я удалила ее со всех ресурсов, где размещала. Но одна мысль оттуда кажется мне занятной. Ее излагает отец героини как раз перед началом грабежей (еще не зная, что город будет разорен, но, видно, не ожидая от пришедшего войска ничего хорошего): "Если судьба стоит у ворот, отворяй скорее. Судьбе ничего не стоит их снести, но, если ты откроешь первой, она может счесть, что вы друзья".