* * *
Читаю «Японский роман X—XII вв.» В. И. Сисаури (да, я скатилась до монографий), там цитируется одна из непереводившихся на русский моногатари:
Ветерок пятого месяца, столь же чарующий, как и дуновение осеннего вечера, приносил с собой аромат цветов цитруса татибана, которые, чтобы расцвести, с нетерпением ждали наступления этого времени; на память приходила старая любовь, прелесть мгновения глубоко проникала в душу; горная кукушка спокойно распевала, совершенно привыкнув к человеческому жилью; едва заметный блеск трехдневного месяца глубоко волновал сердце».
Вот это выражение — прелесть мгновения глубоко проникала в душу. Так не говорят, сейчас так даже не пишут (если речь не идёт о стилизации), это словосочетание производит впечатление устаревшего и выспреннего одновременно. Но вместе с тем это готовая, ёмкая, идеальная формула для описания душевного состояния, которое не устарело ни на йоту. Ничего не поделаешь, у всех бывают такие мгновения, чья прелесть глубоко проникает в душу, и намного чаще, чем находятся слова для их описания.
Я вчера поздно возвращалась домой, небо уже потемнело, но из-за городских огней было не тёмно-синим, а яркого сине-зелёного цвета. В свете фонарей Исеть рябила оранжевым, уличные музыканты на набережной и не думали сворачиваться, среди них были даже хорошие. У кого-то была вечерняя пробежка, кто-то, как я, шёл домой, у кого-то, наоборот, ночь только началась, слуха касались обрывки чужих разговоров, со стороны казавшихся очень интригующими «...что тут социальная драма, что там социальная драма...». Оживлённая толпа, хоть и не такая густая, как несколько часов назад, производила впечатление праздничной, и — да, прелесть мгновения глубоко проникала в душу, хотя, по сути, не происходило ничего обыкновенного.
Не скажешь же: «Я шла домой, и прелесть мгновения глубоко проникала в мою душу»; но и ничего более подходящего не скажешь.
Комментарии