Гранатовый13 читателей тэги

Автор: Зелёный бамбуковый лес

#флэшмоб искать «флэшмоб» по всему сайту с другими тэгами

# 14 Дым

Канон Пламенная бригада пожарных
Размер 439 слов
Заметки я, кст, в своё время задумалась, адепт ли чего-то вообще сам Бенимару, раз уж их там считают условно раскольниками, и всё это смахивает на смесь синто и буддизма (типикал), но, кажется, Беничка ваще человек не религиозный.

Над домами снова чёрный столб. Жирные, удушливые клубы поднимаются в светлое небо, и вслед им летит гневный, тревожный голос гонга — опять, опять горит.

скрытый текстТы поднимаешься со своего места и отряхиваешь штаны, чувствуя, как мгновенно вспыхивает злость, точно такой вот пожар. По лицу, говорят, у тебя не больно понятно, это и хорошо, но от ярости сводит зубы. "Дым — освобождение души". Как-то так болтают новые солнцепоклонники, что-то такое они лепят в своей несуразной молитве от официальной Церкви, тяжёлой громадой нависающей над нынешней жизнью.

Гадость какая и глупость, это ж надо додуматься. Не хрена тут болтать о божественном, дым — он и есть дым, горький, страшный, мерзко пахнущий горящей человеческой плотью. Вечный предвестник непоправимой беды.

Освобождение, мать их...

Ты несёшься вперёд и вперёд по крышам, подгоняемый злостью, виной и обещанием. И ещё ободряющими голосами. «Постарайся там, Бени!»

Уж ты постараешься. Своими руками отправишь на тот свет ещё одного доверившегося тебе человека. Он будет свободен. Он просто уйдёт, как положено. Ты не любишь тешиться надеждой, ты доверяешь им тоже, вот и всё. Каждому из пришедших сюда, чтобы остаться, каждому, прожившему здесь жизнь.

Без этого нельзя.

Эти новые церковники и тебя самого, слышно, числят кем-то вроде здешнего иерарха. Это тоже бесит — как будто мало тебе всех прозвищ и титулов, которые на тебя навесили.

А и шут с ними, ещё объяснять. Плевка не стоит.

Сюда, в Асакусу, и правда собралась и сползлась старая религия. Этой страны, если верить старшим, да только и тут она была не совсем одна. В книгах — древнее, в книгах — разное, не только всякая заумь, они куда полезнее государственной священной истории.

Ты на самом-то деле плохо в этом понимаешь. И молиться не умеешь толком, даже старым богам, сметённым катастрофой. Никакой из тебя служитель — ты просто выполняешь обещание, о котором вы условились. Ты просто даёшь своим людям уйти свободными.

Они и знают, что никакой ты не монах или что-то вроде.


Им спокойнее от этого знания. Тётка Ая — это она горит, захлёбывается дымом — всё-таки стоит на месте, покачиваясь. Упрямая. Ей очень больно, но это всё.

Всё закончится.

А когда отгорит пламя, её и твоё, и развеется мерзкий дым, который, что бы там не плели сумасшедшие снаружи, никакого отношения к тёткиной душе не имеет, её будут провожать по-настоящему. Так, как принято здесь, в вашей вечно разрушающейся и снова встающей Асакусе.

Ей и споют, и сутру, может, какую почитают — те, кто знает получше.

Возле маленького домового алтаря тёткины сыновья зажгут благовония; ты сложишь ладони просто — не сосредотачиваясь и не направляя силу, постоишь со всемми, потому что ты и есть со всеми всегда. И когда тонкий, белёсый, неясно благоухающий дымок уплывёт ввысь и истает в закате, ты будешь точно знать, что всё в порядке.

До следующего раза.

Писанина

#13 Собранный урожай (лист опять второй)

Канон Триган
Размер 629 слов
Заметки Манга, глубокий постканон

Мы на сегодня закончили. Столько собрали! Как хорошо здесь пахнет — зеленью, листвой, яблоками и прохладой. Она не такая, как ночью, свежая и радостная. Днём. И всё ещё новая для меня, хотя лет мне... Ой, конечно, вам, наверное, будет смешно. Лет мне немного по вашим меркам. Так даже земные врачи говорят, хотя они и чудные. Может, они и правы, но по мне — всё равно многовато выходит. Должно быть, из-за того, что за жизнь мою столько всякого случилось...

скрытый текстЧто-то я отвлеклась. Я не жалуюсь, вы не беспокойтесь. Я не знаю... можете ли вы беспокоиться вообще? Надеюсь, вы не злитесь. Здесь так хорошо — что за радость злиться?

Наверное, вы не сердитесь. Вы всё молчите, конечно, но если здесь так здорово сейчас — значит, и вам спокойно? Вы ведь теперь больше похожи на других, тех, которые не могут ходить. Я тут сижу совсем рядом, но ничего плохого не происходит.

Раз вы не сердитесь, я могу вам дальше рассказывать.

Вы чувствуете эту прохладу? Хорошо бы, если бы так. Она замечательная. Я когда маленькая была, даже представить себе такого не могла. Другие говорят, что климат у нас ещё не очень, но они нездешние, не знают. А вы бы поняли, наверное. Вы здесь не родились, но вы бы поняли.

Яблок в этом году — страсть. Сколько народу пришлось собирать сюда, чтобы как нужно их снять! Давно мы так не сходились, да и не только наша семья приехала. Вы и сами видели, конечно.

Интересно, вы можете видеть?

За три дня даже не поссорился никто как следует, так, бока кое-кому намяли.

Но стрелять среди деревьев у нас даже после войны считается за последнее дело. А ваши яблони так разрослись здесь... Бывают ли леса из яблонь? Хорошо бы вы подсказали, я не очень разбираюсь: лесов я мало видела, даже защитные полосы, оплетающие нашу землю, которые высадили годы назад, кажутся очень большими. А здесь — не полоса.

Но ведь когда яблони — это сад?

Надеюсь, мы вас не сильно побеспокоили.

Работы ещё осталось, конечно. Я отсюда вижу в двух шагах затерявшиеся в траве яблоки. Те, что сложены подальше, горками под деревьями, правда, вижу хуже.

Наверное, ещё два дня, и мы управимся на этот год.

Может вам и не очень интересно, но мне действительно хотелось бы, чтобы вы увидели всё это. Здесь теперь по-другому, честное слово.

Думаю, мистер Вэш был бы очень доволен, а вы?

Может быть, вы с ним теперь увиделись. Мисс Хроника на мои слова однажды только усмехнулась, мне кажется, она не знает, есть ли у вас ну... душа. Или ей это не нравится.

Но я думаю, с того самого дня знаю, что конечно есть. Поэтому вы, наверное, увиделись.

Может, вы не сердитесь на нас и поэтому тоже.

Вы двое не очень хорошо ладили, но я теперь точно знаю: вы очень друг друга любили. Так обычно и бывает, вот нас у мамы очень много, и случалось — иногда даже до драки доходило, но...

Я знаю, что вы за него радовались потом. Вы не беспокойтесь: у него всегда получалось уносить ноги. Я-то знаю, что ни у кого так и не вышло его поймать. Даже мисс Хроника отступилась, но это длинная история, в другой раз рассскажу.

Однажды он просто исчез.

Не совсем — сказала мисс Мерил и она, должно быть, была права, вы же не исчезаете совсем.

С тех пор часто у нас шёл ласковый дождь, мы всё не привыкнем к таким.

Иногда, я думаю, мисс Мерил слышала его не только в дожде. Понимаете... Ну, это тоже другая история, а вам её рассказывать неудобно. Я не сплетничаю.


Может быть, и с ней вы тоже увиделись. Конечно, мы уходим не так, но я верю, что она бы его нашла, а вы были очень упрямый, и...

Простите, я, наверное, вас совсем заговорила. Время позднее, хотя и вам, и даже мне это уже не важно. Но всё-таки завтра ещё есть работа.

Спасибо большое вам за яблоки.

До свидания, мистер Найвз.

Нет, не слилась

#12 Маков цвет

Канон Кастлвания
Размер 1185 слов
Заметки 1. AU и возможное всякое злобно-злостное болтозабивание на детали, потому что мне нужен подорожник всё ещё. 2. Одно из наиболее характерных и древних значений мака — забвение, (смертный) сон

Проходит несколько лет, прежде чем они возвращаются сюда. Тревору кажется — он мог бы сбиться со счёта или с дороги, если бы не Сифа. Как будто что-то или кто-то водит их кругами, путает. Это становится заметнее по приближении к знакомым местам. Да и не такими уж знакомыми видятся земли, и от этого вовсе жутковато. Тишина окутывает весь край, и не разобрать, только покой в ней или холодная стынь. Нечисти, правда, не видать, и то ладно.

скрытый текстВ последние трое суток затянувшегося путешествия Тревор чувствует себя так, будто продирается куда-то с боем, хотя врагов, настоящих, как раньше, что-то не попадается, разве что приблудная мелкая сошка. И та — голь лесная, тень подзаборная — будто самой себе не рада. А путь всё равно выматывает: опять и опять выводят дорожки к сухому дереву, к буераку или ручейку, который они с Сифой точно уже видели.

Их так просто не взять.

И в конце концов неведомая сила сдаётся: распахивается молчаливая долина, и знакомо скалятся в отдалении высокие чёрные башни.

Тишина.

Солнце ещё высоко, и только — утешает себя Тревор, спешиваясь.

Сифа уже рядом с ним, делает маленький шаг вперёд, настрожённая, поражённая чем-то. Будто замечает, как иногда бывает не к добру, угрозу раньше него.

Бьёт в глаза красное, словно всё вокруг чем-то залито — даже у него сердце замирает. Только приблизившись ещё, они, наконец, понимают: это всего лишь цветы. Пышные маки едва-едва покачиваются, чувствуют неуловимый ветерок.

Красиво это должно быть — а сердце, всё одно, не на месте.

Тревор помнит о своей просьбе, но в эти мгновения не думается о семейном наследии. Они оба, не сговариваясь, прибавляют шагу, торопят уставших коней.

Даже привязывают их наспех.

В замке нет ни угрозы, ни предупреждения. Он сам сейчас похож на вампира, думается некстати. Не мёртый и не живой. Как будто в каком-то тягостном забытьи.

Было иначе, недобрым это место оставалось всегда, по мнению Тревора, но это почему-то хуже.

Он готовится снова сражаться с непонятной силой. Теперь ясно, что причина здесь.

Но замок не путает их, не строит подлянок. Ему как будто всё равно.

Сифа хмурится и сжимает кулаки «Этот... дом связан с хозяином, кажется»

Паршиво, как же паршиво, если она права. А она очень часто права.

«Алукард, ублюдок! Где ты есть!»

Сифа качает головой.

«Давай найдём его».

В конце концов и она принимается звать, но ответа нет. Они обходят древнее чёрное чудовище, и угрюмая громада замка не сопротивляется. Всё здесь лежит в забвении, в тишине, пусть и золотящейся в некоторых комнатах от солнца, но всё равно удушливой.

Снаружи такая же душная тишь. И маки. Они растут везде, пара цветов, особенно, кажется, ярких, пробилась у самой лестницы. В другом месте Тревор находит то, что могло быть когда-то огородом. Но и там почти всё заросло цветами.

***

Сифа находит его. Даже не объясняет Тревору: просто лицо у неё такое.

Это та самая комната, вдруг говорит она.

«Ты помнишь?»

Дерьмо.

Алукард спит. Он спит уже очень долго: комната не кажется жилой, и на белой сорочке и золотых волосах жёсткая сухая пыль. Это должно быть похоже на его прежний сон, в котором он провёл целый год, прежде чем они встретились. Должно быть, но это не так.

Может ли вообще вампир спать так долго и глубоко без гроба?

Алукард всё ещё другой, всё ещё человек хоть немного, пусть Тревор не поверил бы в это так сразу.

Но люди тоже спят иначе.

Его лицо осунулось, и волосы спутаны.

Нет смысла ждать его побуждения, и Тревору очень сильно хочется поскорее растолкать этого засранца, надавать пощёчин и зуботычин — только чтобы он не был таким неподвижным и, проклятье, таким несчастным. Но Сифа не позволяет ему даже как следует потрясти Алукарда.

Им самим нужен отдых — понимает Тревор, спустя время, но прежде чем устроиться на ночь, Сифа с осторожной нежностью смывает пыль с лица и рук спящего, вычёсывает её из волос, разбирает потускневшие пряди.

***

Солнце, конечно, тоже его не будит даже к тому времени, как они заканчивают насущные заботы (правду сказать, их многовато. Совсем не это Тревор и Сифа ожидали найти здесь).

Пусть они недостаточно сыты — это не так важно сейчас.

С похожими мыслями проходят один за другим несколько дней, но поиски ответов в книгах, замковых или семейных, не дают результата. Все попытки привести в жилой вид хоть несколько комнат тоже бесполезны, как будто тонут в равнодушной тишине.

Тревор и Сифа упорно продолжают жить, сражаясь с ней. Они выпалывают огород . Они добывают еду.

В маленькой спальне теперь чисто, но живой дух, наполнявший её когда-то так надёжно, что это сыграло и с хозяином, и с творцом грустную, злую шутку, кажется, исчез навсегда. Алукард, умытый, переодетый, прибранный, чудится Тревору частью этой неподвижной, будто умершей комнаты.

«Всё, хватит!»

Тревор сам себя чувствует бесполезным, куда более бесполезным сейчас, чем Сифа. Он не может помочь ни ей, ни Алукарду и пару часов кружит вокруг замка, по этому проклятому маковому полю, как разозлённый зверь. Кнут поёт в руках, сбивая крупные, яркие цветы, и от этого словно бы становится легче.

«Хватит, мы идём наружу», — объявляет Тревор, ворвавшись в комнату. И натыкается на резкий взгляд Сифы. Почти как на осколок льда.

Они оба мало говорят об этом, но есть вещь, о которой они оба знают.

Это была ошибка — оставлять его.

«Нет, ты не поняла», — Тревор вскидывает руки.

«Не так».

Больше ни за что.

«Мы все идём наружу»

Алукард всё ещё высоченный сукин сын, но Тревору всё же удаётся стащить его с постели вместе с покрывалом. Сифа сердится было, но затем как будто принимает какое-то решение и начинает собираться.

***

Полдень минул, но в воздухе тепло. Они не уходят далеко от замка — ни к чему.

Сифа успевает устроить место, но Тревор свою ношу сгружает только на время. И молча принимается заново выкашивать маки. Венчики разлетаются, будто разбиваются на кровавые капли, цветы сочно мнутся под сапогами, уступают — с неохотой, но всё же.

Узкий язык пламени вдруг начинает танцевать вокруг. Тревор не останавливается. Ворожба Сифы не причинит ему вреда, она слишком умела для такой оплошности.

Наконец, они прекращают свою странную битву. Этого пока довольно, понимают оба, не сговариваясь и переносят Алукарда на новое, чистое место. Сифа разводит костёр.

Умопомрачительно пахнет измятой травой, луговым цветом, дух которого пробился, наконец, сквозь въевшийся, всё последнее время едва уловимый, но тягостный запах маков. Пахнет огненным жаром и самим солнцем.

Оно всё ещё не тревожит сон Алукарда, но и не вредит ему.

Сейчас он не выглядит настолько неживым. В высоком небе пролетают птицы, их тени легко касаются спокойного, заострившегося лица спящего, и на мгновение кажется, что вот сейчас вздрогнут ресницы.

Тишина меняется.

Тревор обходит костёр и устраивается рядом с Алукардом. Сифа сидит с другой стороны, бережно касается светлых волос.

«Мы столько сюда добирались, неужели так и не увидимся?»
Тревор сжимает кулак.

«Слышишь, Алукард?

Давай, ублюдок. Просыпайся. Так у нас даже извиниться не получится»

Сифа медленно сжимает неподвижную ладонь .

«Адриан»

«Что?»

«Это его имя»

«Проснись, пожалуйста»

Адриан. Адриан, действительно. Кто-то ещё, кто-то, кроме убийцы Дракулы, кроме обещанного воина.

Это как-то по-дурацки — так держать руку другого мужчины.

«Давай, Адриан, чёрт, просыпайся, только глаза сразу не открывай, а то...»

«Тревор!»

Они тихо бранятся прямо над спящим, но рук не отпускают. Может, просто нет времени заметить.

«Возвращайся».
Длинные пальцы словно отогреваются в чужой хватке, чуть вздрагивают, сжимая их руки в ответ.

Всё-таки, решает Тревор, надо будет потом с ним подраться. Повод есть — Адриан действительно видел.

Видит.

Глаза у него широко распахнуты — неверящие, яркие, живые.

писанина-11

#11 Зов

Канон Лига Справедливости
Размер 633 слова
Заметки DCAU, версия мультсериала нулевых. По ней именно Марсианский Охотник телепатически созвал исходный состав Лиги. Диана единственная из всех не была опытным героем. Бегство, чтобы помочь остальным, фактически, стоило ей дома, и в финале сюжета "Потерянный рай" можно заметить, что Дж'онн опечален её изгнанием.

«Нам нужно поговорить»

Время шло к ночи, и догорающая заря затейливо расписывала пологие морские волны. Ещё один день позади, ещё одно задание завершено. Здесь, на этом пустынном берегу, Диана, наконец, смогла застать Дж'онна врасплох.

скрытый текстВ отличие от части людей внешнего мира Дж'онн не стал уточнять, о чём именно будет разговор. Потому ли, что и без слов знал, как часто с ним случалось, или потому, что был слищком честен? Он ведь должен был догадаться: она заметила его тревогу. Знакомый, внимательный и печальный взгляд Диана в последнее время ловила на себе слишком часто.

Это начинало злить. Не его забота — он был её драгоценным другом и никогда не опускался до неуважения, несмотря на то, что жил на свете дольше любого из членов команды. Нет, Дж'онн снова казнился, спрашивал с себя за что-то, с такой безжалостностью, какую никогда не проявлял к другим — и вот от этого Диану медленно охватывал гнев.

«Прекрати это. Что с тобой произошло?»

Когда это началось? Она сосредоточилась, вспоминая, почти зная ответ.

Темискира.

«Моя мать поступила так как должно. Никто из вас...».

«Диана, я знаю, что значит лишиться дома, которым дорожишь» — В его голосе вдруг отдался холод, очень старый, горький холод мёртвой земли и забытых руин, по которым Дж'онн скитался в одиночестве великое множество земных лет.

«Но мой дом забрала война. Я не мог этого избежать, но не стану лгать — я всё ещё чувствую, как мой мир зовёт меня иногда. Я хотел бы вернуться, но знаю, что не смогу. Это не то, чего я готов пожелать кому-то ещё. Особенно другу»

Диана вздохула.

«Твоей вины тут нет»

«Я позвал вас. Я... недостаточно думал тогда. Я не знал, к чему это приведёт для каждого. Для тебя»

Она смотрела на него, не веря собственным ушам.

«Не смей такого говорить»

Будь это Кларк, Диана, наверное, даже ударила бы его разочек. К Дж'онну она только шагнула, внезапно чувствуя, как в груди вместе с гневом закипает почти детская обида, накрывшая приливной волной и будто выбившая боевой задор.

«Если ты и правда считаешь меня другом, знай и запомни: я не жалею о той ночи. О том, что услышала тебя. Если хочешь — я благодарна».

Диана быстро шагнула ещё раз, касаясь широкого, такого знакомого и надёжного плеча. Открывая свой разум, изо всех сил надеясь объяснить.

«Пожалуйста»

***

Голос, отдававшийся в её сне, не был ни величественным, ни угрожающим. Не было в нём ничего похожего на то, о чём рассказывали предания или воспоминания одарённых сестёр. Диана вынырнула из сна резко, будто выдернула самоё себя из глубокой воды на соревнованиях.

«Кто бы ни слышал меня сейчас, мне нужна ваша помощь. Этому миру грозит опасность большая, чем можно представить».

Низкий и ясный голос не шептал ни о каких загадках. Неведомый зовущий, верно, был воином. Он говорил, говорил и говорил в пустоту, в необъятную даль мира как страж, как вестник, увидевший угрозу: без ненужного украшающего плетения, без ложного пустого надрыва, но с таким убеждением и стремлением защитить, что это отдавалось в груди болью и радостью.

И Диана поверила. Она поверила, что завший был другом. Даже не видя его лица, она пожелала узнать. И более всего — пожелала защитить слабых, которых не могло уберечь благословение Темискиры.

Она твёрдо знала, что медлить нельзя.

И пока воля и сила несли её над морем и сквозь облака на далёкий зов — не было ни страха, ни сомнения. Тот, кто указывал ей дорогу, указывал верно. Не был врагом.

«Ты вложил своё собственное горе в желание защитить наш мир. Я никогда не пожалею о решении, которое ты мне показал — в нём слишком много»


Дж'онн поднял, наконец, голову и посмотрел Диане в глаза. По его взгляду, как и по лицу, было сложновато читать из-за непривычного вида. Она никогда не видела у него слёз, даже не знала, умел ли его народ плакать как земляне.

Но сейчас это было не важно. В его глазах потеплевшая печаль мешалась с таким светом и облегчением, что Диана была уверена: он понял.

«Спасибо».




Писанина, за десятое

# 10 Без оглядки

Канон Покемон
Размер 646 слов
Заметки 1. без учёта пары последних сезонов на всякий случай. 2 Алсо, слово божие гласит, что двум придуркам уже по 25 на момент первого фильма, от хорошей жизни богатого наследника Джеймс бегает давно и упорно

— Ты... Задавался когда-нибудь вопросом... Зачем тебе вообще так надрываться? — Они все трое пытались как можно быстрее отцепить якорь и поднять шар в воздух, поэтому Джеймс с чистой совестью проигнорировал ворчание Мяута. Даже если задания заканчивались синяками — это того стоило. И точка.

скрытый текст
Спроси у него в другой раз так же кто-нибудь напрямую, он бы не смог придумать внятного ответа, почему именно. Объяснения включали бы что-то слишком щемящее, уютное, скрытое. Как его коллекции и детские "секреты", которые не стоит лишний раз показывать, иначе вся магия пропадёт. В том, чем они с Джесси занимались, было для Джеймса что-то похожее, но мог ли какой-нибудь болван, или даже не болван, а Мяут, например, понять это?

Иногда Джеймс и сам не понимал. Замерзая на очередном леднике и вытряхивая снег из-за воротника, отлёживаясь после энного неудачного приземления и вытряхивая из волос ветки и землю, он очень хотел оказаться где-нибудь, где было теплее, или чтобы так не болело, или...

Да мало ли чего ему хотелось в такие моменты. Всё это не меняло истины

Куда угодно, только не обратно. Что угодно, только не это — его идеальная жизнь в такой роскоши, о которой в странствиях и переделках оставалось лишь мечтать, строя грандиозные планы, была приятна в виде миража, но не более.

***
«Мы могли бы поговорить, знаешь ли»

Щёлк.

В этот раз он просто аккуратно положил трубку и молча поплёлся к двери ванной комнаты. Уютный номер, в котором им удалось пожить целых два дня очередного турнира, дышал спокойствием. За дверью пела вода. Уходить отсюда, когда у них даже есть возможность платить по всем правилам — глупость, и Джесс опять наставит ему синяков.

Ну и ладно.

— Ээээ, есть одна проблемка.
— Это может подождать?
— Не-а.

Она высунулась и уставилась на него. Смесь свирепости и внимания на её лице сменилась досадой, а затем она просто вздохнула:

— Линяем?

— Ага.

Возможно, только возможно, его родители были всё же не в настроении для очередной полномасштабной попытки наставить его на путь истиный. Но в такую удачу не верилось. Если уж мать дозвонилась в гостиницу...

Где, интересно, они прокололись?

— Что-то там персонала больно много, — Мяут шмыгнул в дверь, зыркая по сторонам. Ему, привычному к неприятностям, тоже было не по себе.

Ага, кто-то из персонала его приметил. Вот чёрт.

— Я тебе это припомню, — сообщила Джесси, спихивая его с последней нижней ветки росшего у окна дерева и спрыгивая следом сама.

Джеймс пожал плечами.

— Запиши на мой счёт.

***

В первый раз в полицейском участке он оказался безо всяких обвинений, но боялся тогда сильнее всего. Только сидя в светлой, аккуратной комнате перед доброжелательной Дженни, сказавшей, что за ним вот-вот приедут родственники, и бояться не надо, Джеймс понял, что сейчас всё может просто закончиться. Его бегство окажется напрасным.

Совсем.

Он чуть не упал со стула, когда вошла бабушка. Немного от удивления, и больше — от того, что стало легко, так легко, что даже жарко.

Бабушка с дедушкой тогда не стали спрашивать. Они как-то так умели молчать... по-другому, не как папа с мамой. Лёжа в постели и глядя из-под ресниц на седую бабушкину голову, Джеймс, наконец, заговорил сам. Он говорил в подушку, нёс какую-то околесицу и чувствовал, как щиплет в носу.

Он раньше не жаловался, потому что этот дом, самый лучший из всех, не годился для жалоб. Он был слишком счастлив здесь, и поэтому, поэтому... бабушка не заслуживала всех этих слов. Она любила и понимала всех-всех, и Джеймс, должно быть, казался ей теперь ябедой, потому что жаловался на родителей.

Но бабушка дослушала до конца и тихо опустила маленькую натруженную руку ему на голову.

«Не выдавай меня» — очень хотелось сказать Джеймсу.

Бабушке это оказалось не нужно.

— Давай пока у нас поживёшь, а там отправим тебя в школу.

Родителям они не сказали ничего — понял он гораздо позже.

В школе он не доучился, но — не сразу, методом проб и ошибок — освоил множество вещей, каких знать и уметь был не должен. Без которых мог бы обойтись в прежней, спокойной и обеспеченой жизни.

И куда бы ни заводили его случайности, неудачи и собственные решения, возвращаться Джеймс не собирался.



Писанина всё ещё

Вот щаз конкретно выбесило, потому что пришлось переписывать с нуля из-за глюка. >_<

#9 Дорожное происшествие

Канон Крестовый поход Хроно
Размер 430 слов
Заметки О неповторимом стиле вождения Розетты прям в первой главе. Хроно, надо заметить, несмотря на негодуй уже относится к происходящему как к специфической рутине, что прозрачно намекает на частоту возникновения подобных картин. Текст — немного более ранних времён.

Хроно определённо видел в этой жизни достаточно страшных вещей. Ущелья чудовищной глубины, пожары, оставленные места жестоких схваток и тяжелейшие раны товарищей. Или горы трупов, например. Он успел побывать преследуемым сородичами преступником и даже убийцей. Он, в конце концов, не был человеком.

Всё это не помогало вообще.

скрытый текст— Ст... Сто-ой! — у Хроно всегда хватало духа смотреть в лицо опасностям, но прямо сейчас его посетило сомнение.

Отвратительный скрежет металла по камню оказался подобен волшебной музыке, для этого было достаточно осознать, что они едва-едва не врезались. Но Розетта справилась с поворотом. Если можно так сказать. Хроно откинул голову назад и всё-таки закрыл глаза. На минуточку, пообещал он себе.

— Ты же училась водить!

— Я и научилась! Чего ты суетишься?! — Розетта немедленно надулась. И выдала, будто подсказал кто:

— В жизни есть вещи пострашнее.

Хроно вздохнул. Поездка обещала быть долгой, но с ветерком.

***
Ну, потом он поздравил себя: почти угадал. Для Розетты поездка и впрямь была долгой. Она миновала по меньшей мере, восемь углов и четыре перекрёстка. Они целыми добрались до указанного места и успешно выпонили задание, даже не обрушив ничей крошечный балкончик, каких в этом районе было несправедливо много. В этот раз Хроно отделался чужой простынёй на голове, а Розетта едва не лопалась от гордости, докладывая по телефону сестре Кейт: ещё бы, одно из первых заданий!

...Машину она разбила уже на обратном пути.

***
— Ты что, совсем не думаешь! — дышать в этом положении было страшно неудобно. Зажатый между прикрытой Розеттой и снаряжением, которое он, не иначе как по наитию, перебросил за спину, Хроно чувствовал простую злость. Не досаду и не бешенство, что-то совсем земное и не слишком громоздкое. Подходящее.

— Это ты не думаешь! Не смей орать на меня, когда у тебя кровь идёт!

Спину он тогда не повредил, короб очень пригодился, выдержал. Зря Розетта так разозлилась, что даже треснула его по голове — слегка. Им обоим повезло в этой аварии, хотя врезались они на сей раз как следует.

Пускай ныли помятые рёбра и ссаженный лоб, Хроно не жалел. Розетте, не прикрой он её, пришлось бы хуже. Подумалось, что хорошо бы выпросить у Старшого какую-нибудь штуку для безопасности.


***
— Эй, вы целы?

Какой это был раз? Хроно ещё считал, но, кажется, успел немного сбиться.

— Почему ты вообще это делаешь! — как же он иногда всё-таки уставал с ней. А ведь казалось, она действительно ценила свою жизнь, и подобные выходки повергали его в растерянность.

Розетта взглянула с вызовом.

— Знаешь как говорят?

«Кому повешну быть, тот не утонет».

«Не собираюсь я так погибать, вот ещё выдумал»

Она никогда и ничего не делала наполовину или даже по-настоящему аккуратно. Даже без конца утекающей — жизни в ней было так много.

К этому следовало привыкнуть.

Писанина, день восьмой

#8 Ты тоже это слышал (а)?

Канон Гаргульи
Размер 680 слов
Заметки Постканон основного сериала, плюс примерно 10 лет, ХЭ. Допущение: тёмное будущее, которым Пак пугал Голиафа в надежде выманить у него Врата Феникса, есть по сути альтернативная реальность. Хотя "Лис" — взрослая версия сына Занатоса и Жанин, с шансами, не владеет магическими силами, он ощущает "эхо", поскольку является, собственно, тем же человеком.

Золотые и оранжевые фонари мерцают повсюду, одевая стены древнего замка потрясающе тёплым светом. Со своего места Анджела может видеть узор из огней — ласковых и ярких. Старшим эта картина не покажется такой мирной, но она видит иначе.

скрытый текстНовый большой мир всё ещё прекрасен и удивителен.

Анджела опускает руку на вихрастый рыжий затылок своего маленького друга.

«Осторожнее».

Здесь очень высоко, и у любого человека дух бы перехватило, но Алекс слишком заворожён. В его ярких глазах, сейчас кажущихся тёмными, как зелень елей перед грозой, отражаются золотые искры. Зубец рядом с её местом достаточно высок для ребёнка его возраста, и он опирается на его серый камень, положив голову на скрещенные руки. И совсем не боится.

«Ты ведь меня всё равно поймаешь?»

Анджела поймает, конечно.

«Твои родители не будут рады, даже если мне это удастся».

Алекс поднимает голову и смотрит серьёзно, потом кивает.

«Я не хочу, чтобы они огорчались» Слабо сказано. Они с ума сойдут, если с ним что-то случится. Но Анджела понимает. Она знает, когда любят так

«Но я смогу летать сам, когда стану старше».

Анджела надеется, что Пак ему такого не говорил, хотя от этого плута всего можно ожидать.

«Пак не говорил» — Алекс щурится. «Я и сам знаю».

Анджела вздыхает. Сложно с ним, а ведь ему всего одиннадцать. Но у мальчика доброе сердце, и это успокаивает. То, как любят в этом доме, успокаивает тоже — этой любовью полнится старый замок. Здесь не предают своих и не отворачиваются от чужих тревог. Даже странно, если вспомнить о прошлом, — но в этом тоже есть заслуга Алекса.

Даже в эту ночь, ночь, разделяющую год пополам, Анджеле здесь легко, и она знает, что не только ей. Чёрная ночь не войдёт сюда, и огни не погаснут — замок жив так, как не был долгие-долгие годы, а может, и никогда прежде, говорит ей отец.

«Ты тоже это слышала?» — Анджела почти вздрагивает, такой отчаянной кажется хватка тёплых человеческих пальцев на запястье. Глаза у Алекса широко распахнуты, и лицо слишком бледное.

«Нет» — вдыхает Анджела, соскакивая со своего места, и наклоняясь к мальчику, «нет, но всё хорошо, всё будет хорошо».

Он иногда слышит всякое. Иногда пение. Иногда смех. Иногда куда более страшные вещи. Это началось не очень давно, года два назад. Пак обычно гоняет непрошенных гостей, а временами даже весьма безжалостно подшучивает над ними. Это бесит всякую мелкую нечисть, тревожащую Алекса, но Пак веселится

«Напрашиваются же». Мелочь знает, что Владыка сердит на своего бешеного шута, но постоянно забывает его оговоренное право защищать внука Королевы.


К Паку Анджела отводит мальчика и сейчас. В ночи, подобные этой, он чаще бывает сам собой. Чего ему это стоит, никто не знает, но должно быть, думает Анджела, тоска его мучает слишком сильно, чтобы притворяться человеком.

Она не пытается в это лезть.

***
Алекс сидит, рассеянно дёргая собственные волосы. Очень хочется пойти к родителям, но, наверное, это их напугает сейчас. Он не знает, как выглядело его лицо, но Анджела так сильно встревожилась...

«Это по-другому» — шепчет он, зная, что наставник его услышит. Он всегда слышит. Он однажды пообещал.

Пак всегда оказывается рядом неожиданно. Вот и теперь — возникает прямо на подоконнике.

«Кто тебя позвал?» Он будто не сердится, но Алекс замечает, как ярко блестят его глаза.

Он всегда будет рядом.

«Это не... не наш народ» — «наш» получается как-то само собой.

«Просто кто-то предупреждал. Меня. И выстрелы были»

Лис! Лис, беги!

Кто-то другой, невозможно похожий на него, бывший им, блуждал в каменных мешках, одетый железом, блуждал, разыскивая и теряя друзей.


«Это... Это однажды...» — язык не слушается, зубы стучат, и к губам вдруг прижимается край возникшей из ниоткуда деревянной чашки с чем-то сладким, сильно пахнущим травами.

«Этого не будет, если постараешься», — длинные пальцы Пака ерошат волосы, и Алекс видит его яркие глаза близко-близко. «Или не будет вовсе»

«Запомни: в ночи как эта» — говорит он почти нараспев, «расходится ткань жизни и путаются времена и пути»

Эхо наполняет разные миры, смешивая возможности, как гадальные руны.

«Иногда его можно услышать».

***

«Ты тоже это слышал?»

Бруклин устало щурится на своего спутника. Взъерошенный Лис смотрит в темноту. На его мокром от пота лице на мгновение вспыхивает забытое выражение счастья.

«Нет. А ты что слышишь?»

«Наверное, показалось»

Позже он сознается,что в какой-то момент вдруг услышал голос давно погибшей матери, смеявшейся чему-то с отцом

Писанина, с отставанием

Ну пля.

# 7 Лабиринт

Канон Pet Shop of Horrors
Размер 610 слов
Заметки Героиня первого отрезка - из последней главы пятого тома.

Волшебное чувство торжества, пьянящей победы и хорошо сделанной работы ещё гудело в теле Жанет, когда она шагнула за кулисы. Всё будет по-другому, всё закончилось — будто нашёптывал кто-то. Голова кружилась, и тело было таким лёгким, каким она его уже давно не чувствовала.

скрытый текстДорога как будто растянулась. Здесь, за сценой, начинался другой мир. Она привыкла так думать, но прямо сейчас это была... не метафора. Резкий свет перемежался глубокими пятнами тени, шагни — и провалишься. Закончилось, закончилось.

Нет.

В зеркале гимёрки, куда она добралась своей странной, как будто раздваивающейся дорогой, всё ещё плыли тёмные потёки. Тогда... Что именно закончилось? Была ли какая-то дорога отсюда?

Он возник в зеркале за её спиной — тот самый, вспомнила она. Даже изувеченный глаз не портил резкого, упрямого лица. Танцор графа показался ей почти родным, и Жанет не вздрогнула, когда он протянул руку в приглашающем жесте. Единственный глаз сверкнул вызывающе: не боишься?

Ей уже нечего было бояться.

Глубина зеркала должна была быть прохладной, как в какой-то старой сказке, которую Жанет не могла вспомнить. Так ей казалось — но другая сторона была просто сумрачной, полнилась шорохом и порывами ветра. Где-то открывались и закрывались двери, бессчётное множество дверей. Под ногами оказывались то ковры, то камни, то обточенные временем плиты.

Жанетт не пыталась угадывать направление, и даже её одноглазый провожатый как будто ничего не выбирал. Его шаги были лёгкими и неспешными. Так можно идти целую вечность неизвестно куда.

То, оставшееся в зеркале, всколыхнулось, отозвалось тревогой: куда, куда же? Ей теперь тоже на арену? В клетку? На смерть?

Танцор обернулся и посмотрел с насмешкой. Легко отступил — и пропал.

Пол чуть холодил босые натруженные ноги — истоптанные помнившие нескончаемый труд пуанты остались по ту сторону отражения. Где-то хлонула дверь. Колыхнулся занавес.

Куда же?

Провожатый пропал, и это был ответ: ступай, ищи сама чего хочешь. В сотне спутанных коридоров, за тысячью дверей и лестниц — зачем ему лестницы, ведь дом — небольшой... Жанет развеселилась: мысль, глупая, ещё цеплялась за оставленное, привычное. Здесь, в этом доме, бесконечно тянутся залы и переходы. Здесь она сможет поискать место, которое у неё не отнимет кто-то, пришедший на смену.

Она шагнула, ещё и ещё, под ноги лёг ковёр и сменился льдом. Дальше, дальше и дальше. Вильнул коридор, и скрипнула дверь — колкий гравий, пришедший на смену гладким вощёным доскам, скрыла мягкая трава.

Прекрасно.

***

Люди очень легко теряли дорогу. Среди леса они делали это потому, что не понимали простых знаков мира. Это было обыкновенно. Ничего удивительного. Гораздо более странным в дни детства казалось Ди то, что люди умудрялись терятся даже в городах, которые строили сами. В плетении улиц они вечно начинали блуждать, словно в древнем лабиринте, построенном из гордости и страха на погибшем острове.

Потом он понял: они слишком часто даже не знали на самом деле, куда хотели бы прийти в конце концов и для чего отправились в путь. А другого способа найти выход никогда не существовало.

Его дом, как и дом каждого из его предков, не принимал подобных ошибок. Тянущийся мили и мили, изменчивый, пёстрый, вечный, много старше самого Ди, он приводил вошедших в него только туда, где им действительно нужно было быть. Сам Ди не сразу уразумел это и поначалу даже беспокоился: не хорошо выйдет, если пришлые обидят или потревожат тех, кого он берёг. Но это было невозможно, конечно.

Дом всегда был для каждого из гостей только тем, чего они заслуживали. Искали. Или приносили сами с собой. Дом был пристанищем, головоломкой, задачей.

Если кто-то оставался здесь навечно — что ж, это была не прихоть графа.

«Вернись к чаю, пожалуйста. Не опаздывай».

Дорога могла быть долгой: дом дарил ему собственные сложные узоры и переходы, где веранды, заплетённые виногдрадом, и мозаичные ступени сменял пышный лес под звёздным небом, но Крис не заблудился бы здесь даже без провожатых.


Каждый из пришедших получал только те пути, которые ему были действительно нужны.

За шестое

Ну нишмогла я, нишмогла (с), и дабы соблюсти попытку выдержать последовательность — другой лист, тыц

тема 6 «Сказка на ночь»

Канон Приключения Джеки Чана
Размер 711 слов
Заметки АУ в каноне, вселенная альт-реальности "Мира демонов", где Джеки был слугой во дворце Шен-ду, а Вальмонт и компания — там же шутами

Болит всё, и шевелиться не хочется настолько, что даже эта проклятая лежанка у стены кажется удобной. Ты не уверен, что сможешь поднять горящие веки, и вдруг приходит мысль, что хорошо было бы вовсе больше не открывать глаза.

скрытый текст От неё всё ещё слабо корчится что-то внутри: нет, нет, жить — хочется. Мысль вспыхивает и гаснет, спутанная подступающей новой волной пустого отчаянного бешенства, в пересохшем горле царапается крик, когда память опять подкидывает этот зал, пронзительный насмешливый взгляд демона и пол, от очередного соприкосновения с которым — всё ради представления! — из носа идёт кровь.

Отчаянье накрывает так полно, что ты не сразу угадываешь новое присутствие в комнате. Чужие шаги в первые мгновения неразличимы, ты понимаешь, что кто-то вошёл, только по движению остальных вокруг тебя: хватка в шесть рук, цепкая, неприятно-тяжёлая на плечах и осторожная, но почти унизительная, на висках, исчезает, кто-то из ребят шагает к двери.

Ты мог бы испугаться собственной невнимательности — во дворце она может стоить жизни, но осознание, сквозь боль и подступающую истерику, настигает тебя слишком поздно. Почти сразу затем доходит: ошибки нет и бояться некого. Только один человек во дворце одновременно настолько упрям, глуп и добр.

Чан, племянник старого хранителя книг, снова явился со своей непрошенной помощью.

Вода — целый ковш — обрушивается на твою бедную голову таким неожиданным спасительным облегчением, что даже собственный жалкий вид тебя не волнует. Даже вспыхнувшая было злость на них на всех мгновенно захлёбывается.

Ты распахиваешь глаза.

Он опять умудрился притащить воды.

***

Вы по большей части молчите даже в такие вечера. Ты немного выучил здешний язык, но звучит всё равно отвратительно. Да и настоящее желание говорить с кем-то в этой мерзкой стране, задыхающейся в огне и пыли, у тебя появляется редко. Финн — другое дело. Иногда, конечно, молчит и он, но чаще — пытается разговорить Чана или принимается что-нибудь рассказывать сам.

Но в этот раз ты срываешься где-то на середине чужого тихого разговора. Срываешься, снова захлёбываясь злостью, и говоришь-говоришь-говоришь, глядя на этого идиота поверх тряпки, прижатой к лицу.

Говоришь, коверкая слова, о том, как сильно ненавидишь эту землю. Вся она неправильная. И дело не в демонах, она просто...

А он вдруг говорит, дурак: « ...расскажи о своей стране». Без злости говорит, сволочь, но это как пощёчина, от которой мгновенно замолкаешь.

«Я никогда нигде не бывал, даже пределов владений повелителя не знаю» — он слегка наклоняет голову, и тебя тошнит от этого смирения.

«Но иногда, только иногда, я думаю о том, как велик мир».

Ты закрываешь глаза. Ты не умеешь рассказывать, да и как рассказать ему... хоть о скалах и море? Это ему-то? Это верно, что даже те море и скалы, и далёкие зелёные поля — всё ещё владения другого Повелителя-демона, но там — там в это не верилось так легко.

...Ты тоже больше никогда этого не увидишь. Тряпка холодит губы, и хочется вцепиться в неё зубами. Мать рассказывала истории — очень давно это было, когда ты приходил к ней с положенной тебе работы, почти приползал, хотя по малолетству мера, конечно, была меньше, чем у старших. И вы добирались домой.

В этих историях духи были не такими, как в реальности. Они больше походили на людей. Они населяли когда-то, говорила мать, и горы, и леса, и море, играли и пели с волнами и деревьями, растили диковинные цветы и водили звериные стаи.

Враньё это всё было, конечно, потому что демоны правили этим миром всегда, и их прислужники не знали ничего, похожего на чудесные песни.

Ты стряхиваешь воспоминания и ловишь на себе взгляд Финна. Он слишком о многом догадывается. Это бесит, и ты молча отворачиваешься.


«Давай я расскажу, Чан»

Ты знаешь, что Финн когда-то жил совсем не так далеко от твоих родных земель, как этот идиот, но никогда не позволяешь себе думать о том, как много он помнит. Это не имеет значения. Финн временами кажется тебе безумным и пустым, и тебе меньше всего охота касаться его безумия.

Или искать утешения. Это отвратительно.

Но Финн помнит и говорит — он говорит всегда лучше остальных, особенно, когда по-настоящему увлекается и оставляет своё шутовство. Он рассказывает о море, о его чёрно-белом гневе и огромном спокойствии. О тёмных скалах и о тех, что сливаются с туманами. О могучих деревьях, которые здесь не растут.

Прямо сейчас это тоже всего лишь неправдоподобная история, как из детства. Но даже если и так — ты слушаешь её, медленно сползая в сон. Может быть, боль всё-таки подвластна словам, она как будто меньше из-за этих чужих воспоминаний.

Может быть, это и есть безумие.



Писанина, день пятый

# 5 Колокол

Канон Хоббит, Сильмариллион
Размер 566 слов
Заметки Лютый авторский глюк об одном опознаваемом (наверное) персонаже из Первой Эпохи в существенно более поздних временах.

Ниэннил прикрыл глаза и вслушался в ночную тишину. Что-то в ней сегодня было неправильное. В отдалении сонно заговорил колокол, отмечая время. Не тревожно, не с обещанием или весельем — мягко. Но в его спокойствии, всегда созвучном ночи, сейчас чудилось что-то непривычно печальное.

скрытый текст
Каждый из колоколов Дейла имел собственный тон, и каждый их отзвук говорил с Ниэннилом по-особенному, хотя он не был тем, кто сотворил их когда-то. Но музыка наполняла его слух всю жизнь, сколько он себя помнил — не имело значения, собой ли нынешним, или тем, кто сгинул в веках. И этот город пел для него долгие годы — каждую осень немного иначе, каждую весну по-другому. Первый колокол, давший душу этой дикой земле, люди давно уже сняли, но его звук всё ещё отдавался в памяти, резковатый и не такой уж чистый — его создателям, нашедшим здесь дом, тогда не хватало мастерства — но полный надежды.

«Вот и будет у нас новое королевство» — его мальчишки почти смеялись над ним, конечно. Но под их руку и в самом деле собирались люди, и долгими трудами взаправду ожила незнакомая земля по другую сторону гор.

Этот самый город, правда, родился не сразу. Детей человеческих сменили внуки, а тех — их внуки. Ниэннил помнил их всех.

Мог ли он когда-то давно подумать об этом?

Он не жаловался на память, но вспомнить, кто из его мальчишек выдумал, что им нужен колокол и даже не один, не получалось. Братья всегда были слишком похожи.

А время текло, и менялась бегущая река, и люди разведывали места, без затей дав реке имя. И однажды город всё-таки родился по-настоящему — но серые глаза, в которых Ниэннил увидел новое будущее, уже не принадлежали никому из его мальчиков.

Он не слишком-то доверял гномам, но не захотел вмешиваться, когда молодой король сошёлся с ними. Не больно-то этот очередной упрямый мальчишка принимал титул, но Ниэннил увидел его воистину королём, которым мог гордиться, и знал, что должен позволить ему действовать, не опираясь на чужую дурную память.

Колокола множились — сделанные людьми или подаренные гномами, затейливые и попроще, большие и малые, они перекликались над городом, напоминали о прошлом, были обещанием будущего. Они пели Ниэннилу о радости, когда он брал на руки очередного воспитанника в первый раз, и скорбели вместе с ним, когда он снова прощался навсегда с королём весёлого города Дейла.

И теперь в их молчании, с того мгновения, как отзвучал на часовой башне колокол работы старого гномьего мастера, было что-то, не дававшее Ниэннилу покоя. Что-то куда тревожнее внезапно поднявшегося ветра.

Ниэннил встал с резной скамьи и зашагал хорошо знакомой дорогой.

— Гирион! — по переходам старого дворца он уже бежал, каким-то давним, полузабытым чутьём угадывая, что не успеет.

...Бамм — удар колокола перекрыл вой ветра, коснулся слуха раньше, чем голоса, нет, крики, нараставшие на улицах.

«Его можно услышать издалека. И друг, и путник, и тот, кому нужна помощь, услышит. Можно предупредить об опасности. Помнишь, как мы перекрикивались, когда путешествовали через Белерианд? Это надёжнее! »

Кто из них это предложил? Ниэннил не помнил, хоть убей.

— Собирай тех, кого сможешь прямо сейчас, и уходите.

Ниэннил молча смотрел им вслед. Она выживет и дети тоже, это он снова просто знал. Очередной наследник обойдётся и без него, каким бы отчаянным не был сейчас взгляд серых ребяческих глаз (который по счёту?)

К себе самому он приказы Гириона не относил.

Не сейчас. И Гирион это понял. Усмехнулся едва заметно: ты, мол, всегда провожаешь нас.

Это будет последний раз, потому что с меня довольно веков и вашего смертного упрямства — не сказал Ниэннил.

Низкие, отчаянные голоса колоколов слились в его ушах в стон.

Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)