День в истории Блогхауса: 10 февраля 2018

Для полноты восприятия мультфильма о котором я писала ниже, неплохо бы знать «ху есть ху» во всей этой мифологической кухне.

И начну я наверное с тех вокруг кого вертится вся история — с шелки или селки. Именно так они называются в мифологии Оркнейских и Шетландских островов, а вот в Ирландии и Шотландии носят название роанов.

Автор Яна Хейдерсдорф

Морские фэйри. Тюленьи шкуры позволяют им жить под водой, но все же иногда селки необходимо выныривать что бы глотнуть воздуха. По одной из версий — это люди которые были бречены на такую жизнь за свои грехи. Вот почему селки иногда выходят из воды. Попадая на сушу им приходится сбрасывать свои шкуры под которыми прячутся прекрасные девушки и юноши. Выходит на берег могут они всего раз в 9 дней. В целом селки это добрые, грациозные существа с карими глазами, но в отличие от роанов

могут жестоко отомстить тем, кто их обидил. Наслать шторм, потопить лодку или лишить улова.

 

Несколько фактов о селки:

1. если спрятать шкуру селки, она или он так и останется на суше (иногда использовалось что бы принудить волшебное существо к браку);

2. У ребенка рожденного от селки и человека будут перепонки на пальцах и целительские способности;

3. Если вами заинтерисовалась/лся селки, то вы найдете на берегу красную шапку. И если принимаете предложение, то нужно выйти к берегу на закате следующего дня;

4. Браки с тюленьим народом, как правило, не продолжительны;

5. Если вы хотите призвать когото из них, то нужно ночью сесть на камень у воды и уронить семь слезинок.

 

 

 

 

Даже не знаю, кого тегнуть — с одной стороны, мне интересно было бы увидеть ответы решительно всех пч, в особенности — тех, с кем я общаюсь в комментариях и за пределами. С другой стороны — ну мало ли, вдруг кому-то флэшмоб уже поднадоел или вопросы окажутся не в кассу? В общем, если у вас будет желание-настроение, буду рада ответам в комментах или в ваших дневниках, но всё сугубо добровольно. :)

 

продолжение следует…

(Текст написан совместно с Павлом Илларионовичем Горбуновым.)

Павловск - престранное место, думал я. Где еще так может случиться, что люди, связанные с тобой, но между собой незнакомые, многие годы жившие в тысячах верст друг от друга, внезапно оказались в маленьком городке, и между домами их и полутора верст не будет? Конечно, всему можно найти разумное объяснение: в самом модном дачном пригороде столицы летом кто только из петербуржцев не снимает жилье. Князь и княгиня Кашидзе занимают роскошный дом, где собирается целый кружок гостей. Вдова генерала Иволгина с сыном устроились гораздо скромнее, но зато на собственной даче. А коллежский асессор министерства иностранных дел Павел Горбунов считает, что довольно с него и двух комнат во флигеле у совершенно посторонних людей. И нынче вечером все вышеназванные лица сойдутся на концерте в здании Павловского вокзала и станут здороваться и светски улыбаться, оттого что уже знакомы друг с другом через посредство некоего господина Полянского. Впрочем, господин Горбунов не мастер расточать улыбки, да и княгиня Кашидзе глядит на него черными своими очами без всякой сердечности. Но оттого благородные люди и называются благородными, что истинными своими чувствами стараются никому не докучать.

далее
-Поглядите, Юрий Анатольевич. Опять Узнай белку учуял.
Леночка (да полно, была она прежде Леночка, а теперь Елена Илларионовна) с годами приобрела некое сходство с моей маменькой. В облике их не было ничего общего - маменька светловолосая и дородная, Леночка темно-русая и даже сейчас такая же изящная и с талией "в рюмочку", как и в дни своей институтской юности. Но что-то схожее было в тихой и уверенной манере говорить, в умном взгляде, в кротком упорстве, если они чувствовали собственную правоту. Что-то очень женское, очень сильное в этой кажущейся на мужской взгляд слабости. Не случайно с Тамарой они с первой встречи совершенно поладили.
Гончий Женечкин щенок и точно облаивал березу. Мальчик вместе с Павлом стояли под деревом задрав головы. В который уже раз я удивился, как похож Женя на Пашку. Тот же овал лица, линия волос, губы и глаза. Да только мальчишеское лицо при всем сходстве - завершенное. Породистое. Да и неудивительно. Породы выше и драгоценнее этой во всей Российской империи не отыскать.
-Павел Женю хвалит, - заметил я несколько невпопад. -Французский он уже хорошо знает, а теперь вот и английский.
-Это он вам хвалит, за глаза, - заулыбалась Леночка. -В глаза, говорит, нечего портить. Да Женя, плут, и так знает, кто его сильней всех готов баловать. Вечно к дяде Павлу просится.
Мальчик и щенок выбежали перед нами на дорожку. Павел шагнул следом. Он улыбался - это было зрелище редкостное, вроде aurora borealis в южных широтах. Я понятия не имел, чем все у них решилось с сестрой после его приезда в столицу, угадывал только по косвенным признакам. Хоть и жаль мне было Лену, но я все не мог забыть, как в Оренбурге Пашка бился об стену головой. Теперь же с Леночкой он был очень сдержан. С Лизаветой Аркадьевной почти не поддерживал отношений. Занятно, что и Леночка, овдовев, не спешила пригласить матушку жить к себе. По всей видимости, брат с сестрою выделяли ей какие-то средства, потому что та не бедствовала и сейчас тоже покойно проживала на съемной дачке почти тут же, в деревне под Павловском. У коллежского асессора жалованье на одного выходило не дурное, но я не сомневался, что Пашка бы все спускал на книги, кабы не Женя. Приличная квартира в Петербурге на Екатерининском канале, комнаты в Павловске, сносный стол и холостяцкое, но аккуратное хозяйство, - все это устроил он ради того, чтобы племянника к нему беспрепятственно отпускали. Болезненную привязанность угадывать я умел за версту, и только радовался молча, что Женя уже вышел из младенческого возраста и казался вполне здоровым и резвым мальчуганом. Впрочем, можно было надеяться, что к услугам его и Лены были хорошие, даже самые лучшие в Российской империи доктора.

Аллея кончилась, выведя нас на высокое место, и внизу перед нами открылся вид на Славянку. Круглились над водой мостики, деревья шелестели листвой. Но, признаться, я не разделял общего восторга перед парком. Романтические руины или дуб-солитер мне были понятны, но искусственно насаживать березовые или осиновые рощи, которые бы не отличались от натуральных - в этом виделось мне что-то невыносимо претенциозное, вроде атласных и бархатных придворных сарафанов. Примечательно, что и Тамара - я знал - тоже не любила Павловска, считая его, как и все окрестности Петербурга, местом плоским и блеклым.
Женя подхватил какую-то палку, повернул ко мне сияющее радостью лицо.
-Юрий Анатольевич, глядите! Узнай, пиль!
Бело-черно-рыжий клубок вихрем помчался за палкой, замшевые ушки трепались, точно два флажочка.
-Сейчас, он живо обратно принесет. Он уже столько команд знает! Только он ведь охотничий пес, его надо особо учить... - в голосе Жени проскользнула озабоченность. И мы - взрослые - все трое мимолетно переглянулись.
-Эжен, мы сейчас будем спускаться к реке. Возьми Узная на цепочку. Ах, он так разыгрался нынче... вот и будешь его теперь унимать.
-Дядя Павел, помогите мне его взять. Он, маменька, живо успокоится!
-Славный щенок у Жени, - заметил я вполголоса, когда дядя с племянником от нас отошли.
-Это... друзья мои подарили, - сказала Елена Илларионовна с еле приметной заминкой. -Мы, верно, поедем с Женей в августе в Финляндию... к друзьям.
Вот как, подумал я. Стало быть, кто подарил, тот и станет "особо учить". Да и поездка, может статься, затеяна с какой-то сложной целью. Генерал Иволгин отошел в лучший мир уже три года тому назад, а Женя до сих пор зовет его "покойным папенькой". Скоро уже надо будет решать, идти ли ему в гимназию или в корпус - неудивительно, что "друзья" зашевелились, стали заявлять о себе и делать особенные подарки. В каждой порядочной гончей своре найдется Ругай, Бушуй, Подымай, Догоняй и другие глаголы в повелительном наклонении. Но мне все же казалось, что кличку "Узнай" выбрали со значением.

- Юрий Анатольевич, я вот как раз у вас совета просить хотела. Об этой поездке. Совсем не знаю как быть - и поехать надо... и Пашу оставлять одного страшно. Он ведь сразу вернется на городскую квартиру. В Петербурге в ту пору пыль, жара. И он ведь нелюдимый такой, будет только в службу выходить, а так все дома один и станет сидеть... Это дурно, вредно даже и для здоровья при Пашином характере. У него... вы ведь знаете, Юрий Анатольевич, с маменькой очень отношения разладились... А другой родни у нас нет уже никого...

"А вы ведь как раз на воды собираетесь..." закончил мысленно я за нее, но Елена Илларионовна замолкла, очивидно ожидая, что я буду паинькой, и дам "совет" сам, без слишком грубых намеков с ее стороны.

Паинькой у меня особой охоты быть не было, но опять всплыли в памяти винное пятно на беленой стене и разлетевшиеся по полу осколки бутылки. "Не знаете вы, Елена Илларионовна, что ваш брат выкинуть может, когда узнает про цели вашего визита к друзьям... И я - увы - не знаю."

- Елена Илларионовна, а я ведь как раз в августе на воды собираюсь. Если бы Павел Илларионович мне компанию составил...
- Ах, Юрий Анатольевич, как хорошо это вы придумали! Уговорите, уговорите его, пожалуйста, с вами поехать.

Помнится, на самой заре своих увлечений я болела тремором безвестности и исходила изо рта пеной зависти к тем, у кого известность была. Юность – она такая. Требует блесток, фанфар, парадов и всегоговна, без этого увлечение не есть что-то сверх, а всего лишь очередной пункт в списке между чисткой зубов и домашним заданием.

На заре писанинкового увлечения мне стррррррашно хотелось всего этого. Комментариев, внимания, признаний в любви. И я закатывала истерики в духе «где мои комментики?!», и я болела «зато я сделал для фандома!», и у меня были катарсисы «три часа без комментария, О ЖИЗНЬ КАК ТЫ СУРОВА».

Еще я очень хорошо помню, как у меня это все отсекло. Катарсис пришелся на сложный жизненный период, размолвку с человеком, которого я считала близким другом, сложности в учебе, февраль, пиздец и неписец. И вот стою я, напрасно провоевавшая с тремя абзацами текста в течение трех часов (это были хорошие по тогдашним меркам три абзаца текста). Закипает чайник. Гремят в чашке чаинки. Чайник щелкает. Щелкает у меня в голове. Было третье февраля две тысячи десятого года. Примерно полдень.

Как-то все это бурление преобразовалось в творческие муки двух недель, боль, агрессию, сраный ад. Все это сплавилось мучительно и больно в текст, который я рождала тогда. Через ненависть к себе, через страх не вытащить, через любовь к процессу. Последнее стало определяющим: я всегда была страстной увлекающейся натурой, но только тогда я вдруг в полной мере осознала, насколько тщетно бытие и не нужно все остальное, если процесс не доставляет сам по себе.

Процесс – это почти живое существо. Симбиоз от тебя и невыплеснутой агрессии. Все мои тексты рождаются через агрессию. Через жажду выебать идею или быть выебанной ею. Только тогда, пока кипел чайник, пока кипели мысли, пока я проходила через отрицание («ОНО ТОГО НЕ СТОИТ О БЛЯДЬ КАКУЮ ХУЙНЮ Я ПИШУ») – только тогда вывелась эта парадигма. «Насрать на результат».

С тех пор я так и пишу.

Идею нужно выплеснуть из себя. Вытряхнуть, выжать, вынести через весь свой личностный опыт, через все свои несовершенства, через эхо в голове, которое заклинает остановиться, ведь результат все равно будет говном, ведь оно того не стоит – но!

Стоит того процесс.

Есть та точка, в которой схлопывается время. И как было в том фильме – любовь есть материя, живущая вне пространства и времени. Творчество – такая же материя. В какой-то момент у тебя исчезает ощущение тела. Нет больше времени – не вспомнить, сколько было высижено над клавиатурой, не вспомнить, что происходило. Время и место сливаются в череду слов – и вот оно. Катарсис. Момент истины и единения.

А потом ты заканчиваешь, потный и мокрый, злой и несчастный, выбрасываешь все это в интернет, на жесткий диск, куда угодно еще – и все. Насрать. Нет комментов? Все равно говно пишу, люди молодцы, не читают его. Есть комменты? Ну, люди и не такое говно читают, им любопытно, наверное. В какой-то момент я перестала подписываться на тексты и отвечать на комментарии. Готовый текст я с трудом воспринимаю как часть себя. Так, наверное, люди смотрят на выпавшие волосы или отрезанные ногти. Мы есть субстанции отдельные, и для меня важны только нерожденные идеи. Рожденные – они как-нибудь без меня разберутся.

Все это пейсал я к тому, что мне кажется, лютая зависимость от чужого мнения проходит, когда в творчестве помимо желания понравиться появляется что-то еще. Что – решать автору.

А вообще с годами я так разучилась реагировать на комментарии, что мне нужен специальный сетевой гуру по отвечанию на комменты.

Уже пару дней кошусь на кочующий по ленте флэшмоб, а тут меня ещё и осалили. :) Напоминаю правила:

 

1. Ответить на вопросы и придумать 15 собственных.

2. Тегнуть 13 человек.

 

В этом посте отвечу на вопросы от тегнувшей меня Xin Rei, а свои вопросы повешу отдельным постом. По причине сугубо эстетической: иначе придётся ставить множественные каты, а от этого опять может слететь межстрочный интервал.

 

продолжение следует…