День в истории Блогхауса: 13 февраля 2020

очень неловко и неудобно, когда куча работы, а тебе вдруг приспичило рассказать кулстори о Преступной Горе

все совпадения случайны, все персонажи и события вымышлены.

 

В Боомском ущелье преступная гора забросала камнями грузовой автомобиль

После происшествия дорожные работники расчищали трассу несколько часов. Минтранс сообщил, что пострадавших нет.

Putnik Киргизия, 13 февраля. — Сегодня утром преступная гора, проживающая в Боомском ущелье, произвела несанкционированное нападение на грузовой автомобиль, сообщили корреспонденту Putnik Киргизия в пресс-службе Министерства транспорта и дорог.

Преступление произошло примерно в 7:34 на 141 километре автотрассы Бишкек — Нарын — Торугарт. Примерный объем камней, брошенный обезумевшим геологическим объектом, составил 250 кубометров.

Жертв и пострадавших нет. На место происшествия выехали сотрудники правоохранительных органов, вот-вот начнется следствие.

Рисунок акриловыми красками на бутылке.

 

Из кн.: Barbara A. Hanawalt. The Ties, that Bound: Peasant Families in Medieval England.
Часть 1.

Старость и связанные с ней нормы и правила предполагали гораздо больше социальной адаптивности и мобильности, чем любая другая стадия жизни. Если при воспитании детей в расчет, в первую очередь, принимались биологические потребности (кормление, одевание, обучение детей базовым правилам выживания), а брак в большинстве доиндустриальных обществ представлял собой биолого-экономическую единицу, то старение было неразрывно связано с социальными и культурными концептами. Основной проблемой для пожилых людей было обеспечить себе относительное материальное благополучие, а также не потерять уважение в своей социальной среде. Крыша над головой, еда и одежда, конечно, доминировали в списке потребностей, но и участие в хозяйственных решениях, непременное участие в общественных и религиозных событиях, гарантия достойного погребения всегда были психологически очень важны. Кроме того, представители старшего поколения хотели гарантировать себе, что заботиться о них не перестанут, даже когда они станут совсем беспомощными.

скрытый текстСтолкновения «отцов и детей» были очевидны в обществе ничуть не менее, чем война полов. Моралисты не только произносили гневные проповеди о неблагодарности детей, но также и предостерегали родителей, советуя им не назначать отпрысков своими душеприказчиками – ведь дети наверняка не исполнят завещания, если им не понравятся условия. «Не делай душеприказчиком ни врача, ни наследника», - предупреждает поэт Роберт Мэннинг в начале XIV в. Судя по всему, между хозяевами и их наследниками действительно существовало некоторое, вполне понятное, напряжение. Как только старик уходил на покой, передавая свое имущество наследникам, ему оставалось полагаться на милость молодого поколения. С точки зрения молодежи – если верить документам эпохи – старики представляли целый ряд проблем. Они работали мало (во всяком случае, несопоставимо с тем, сколько потребляли); они мешали молодым «пробиваться» и, наконец, с эстетической точки зрения оскорбляли глаз. Молодому крестьянину порой приходилось ждать, пока отец умрет или окончательно уйдет на покой, прежде чем самому жениться и зажить собственным домом. Если старик женился на женщине помоложе, он лишал потенциальной жены какого-нибудь парня. Молодые крестьяне, в свою очередь, нередко женились на вдовах старше себя, рассчитывая пользоваться их приданым, и тем самым лишали деревенских девушек возможности выйти за ровесников. Получался замкнутый круг. Таким образом, у молодежи был повод недолюбливать стариков и как социальных конкурентов. Наверное, неудивительно, что те предпочитали юридически гарантировать себе покой и сытость, вместо того чтобы полагаться на культурные концепты почитания отца и матери.

Но насколько серьезной была конкуренция молодежи и стариков в средневековой Англии? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, насколько остро стояла проблема и каким образом старики вписывались в общество. Возраст, обозначенный как «старость» в Статуте о работниках (1351), - шестьдесят лет. «Каждый человек, крепкий телом и младше шестидесяти лет, обязан зарабатывать себе все то, что ему требуется, или же он будет сидеть в тюрьме, пока не найдет себе поручителей». В некоторых церковных источниках стариками (senex) названы люди старше пятидесяти. Но крестьяне, с вероятностью, могли бы не в курсе церковного деления на стадии жизни, и даже писцы в поместных и королевских судах редко использовали слово senex применительно к пожилым людям. Воистину, ни статут, ни книжные термины не могли иметь широкого практического применения, ведь у людей зачастую было весьма смутное представление о собственном возрасте – даты рождения записывались не всегда, и называть свой возраст в официальной обстановке крестьянам приходилось редко. В тех случаях, когда в судебных отчетах назван возраст, он обычно дан «в среднем», нередко с пометкой et amplis («и старше»). Определение человека как «пожилого», как правило, основывалось на его физических данных и общем состоянии здоровья.
Мы, вероятно, никогда в точности не узнаем процент пожилых людей среди населения средневековой Англии, но не следует думать, что, раз средняя продолжительность жизни составляла около 33 лет, то стариков было мало. Такую цифру давала не столько взрослая, сколько младенческая смертность, которая была весьма высока. Анализ костей из средневековых английских погребений свидетельствует, что как минимум десять процентов покойных разменяли шестой десяток.

Если и впрямь десять процентов населения было старше пятидесяти лет, то конфликт потребностей между стариками и молодыми просто обязан был вызвать некоторые трения. Тем не менее, криминальные варианты избавления от чрезмерно зажившегося отца в средневековой Англии встречаются очень редко. Вместо этого либо сами старики, либо их родственники, либо община старались заранее принять меры. Конечно, условия значительно варьировались по степени материального комфорта, но, тем не менее, для пожилых крестьян открывался целый ряд возможностей.

Одним из наиболее популярных вариантов было заключение, так сказать, «пенсионного договора» - именно такие контракты чаще всего фигурируют в документах манориальных судов. В них оговаривалось, что ушедший на покой крестьянин передает человеку, с которым заключен контракт (не обязательно родственнику), право пользования землей и постройками в обмен на пищу, приют и одежду. Нередко такие контракты заключали на смертном одре мужчины в пользу своих жен, чтобы обеспечить им относительно безбедную старость.

В большинстве случаев состарившийся арендатор сам оговаривал условия контракта. Отец мог заключить договор с сыном, прежде чем передать ему семейный надел, или с дочерью, собирающейся вступить в брак. Так, Ричард Ловерд из Нортгемптоншира, как положено, передал свой дом и все имущество лорду; будущий муж Эммы, дочери и наследницы Ричарда, заплатил лорду пять шиллингов за право вступить во владение землей и пообещал, что, женившись на Эмме, он обеспечит ее отца едой и одеждой. В другом случае некий родственник престарелого Ральфа Бимонда вступил во владение его землей, поскольку Ральф был немощен. Ральфу оставались дом и огород; также родственник обещал ежегодно снабжать его одеждой на сумму два шиллинга шесть пенсов, покупать чулки и башмаки, выдавать четыре бушеля хорошей пшеничной муки и четыре бушеля ячменя. Такие договоры могли заключаться и с человеком, который не приходился «пенсионеру» родней. Когда односельчанин Хью занял надел престарелого Саймона, он согласился «заботиться об Элис, жене Саймона, об его сыне и других детях».

Престарелый крестьянин мог позаботиться о жене и детях, зафиксировав свою волю в манориальном суде. Бывало, что к смертному одру являлся бейлиф, чтобы записать пожелания умирающего. Так, Джон Уайтинг в смертный час передал дом и землю Саймону Уэллингу, с условием, что Саймон будет кормить вдову Джона и выдаст ей шестнадцать бушелей ячменя. Еще Саймон должен был держать для нее корову, шесть кур и гуся, а также каждый год обрабатывать и засевать в ее пользу один акр. На одежду для вдовы он должен был тратить три шиллинга ежегодно, а на Пасху покупать ей новую пару обуви. Вдове позволялось проживать в доме покойного супруга, хотя она и не имела там отдельного помещения – ей гарантировались только право беспрепятственного входа, место у очага и постель.

А как же те арендаторы, которые не могли обеспечить себе хорошее содержание в старости, поскольку им нечего было предложить в обмен? Необходимым минимумом для прокормления одного человека считались два-три акра пахотной земли; таким образом, беднякам попросту нечем было привлечь людей, готовых о них заботиться. Крестьяне, владевшие только домом и огородом, зачастую, чтобы обеспечить себе уход в старости, помимо права пользования своим участком, делали добровольного помощника главным наследником. Иными словами, вся домашняя утварь, одежда и прочее движимое имущество отходило человеку, который соглашался заботиться о престарелом бедняке.

Как правило, контракты дают понять, что составляли их с большим тщанием. Завещатели оговаривали все мелочи и ничего не оставляли на волю судьбы. Вместо того чтобы положиться на милость наследников или добровольных помощников в том, что касалось еды, одежды и крова, старики предпочитали обо всем условиться заранее. Иногда в условия входила перепланировка дома, чтобы старика можно было поместить в отдельной комнате (нередко на втором этаже). Иногда для «пенсионера» строился отдельный домик. Так. в 1281 г. Томас Брид согласился выстроить для своей матери дом длиной в 30 футов и шириной в 14, с тремя дверьми и двумя окнами. Кроме того, некоторые завещатели требовали для себя регулярной стирки белья, предоставления им лошади для поездок, топлива, инструментов, садового участка и так далее. Учитывались и психологические потребности – в контрактах часто идет речь о регулярных дружеских визитах к больному, о порядке похорон, о заупокойных службах.
https://tal-gilas.livejournal.com/248611.html

Часть 2
скрытый текстРазумеется, человек, с которым был заключен «пенсионный контракт» (назовем его «смотритель»), мог умереть раньше, чем «пенсионер». В XV в., после Черной смерти, возможность такого оборота событий была весьма велика. Поэтому в контракте порой специально оговаривались, что наследники «смотрителя», в свою очередь, должны будут заботиться о старике. Иногда изначальный «смотритель» решал продать свои права на землю и имущество «пенсионера», и тогда контракт перезаключался. Человек, к которому переходила собственность «пенсионера», продолжал заботиться о нем, если желал владеть его имуществом.
Старики, семейные или одинокие, как правило, предпочитали оставаться на своей земле. Нормой было проживание в одном доме со «смотрителем»; лишь один из десяти престарелых крестьян, в среднем, располагал такой роскошью, как отдельное жилье. Что характерно, только треть стариков заключала контракты с собственными детьми. Точных причин мы не знаем. Во-первых, можно предположить, что средневековые английские семьи необязательно были «родовыми» - иными словами, престарелый крестьянин-завещатель не приходился родней новой главе дома. Во-вторых, в манориальных записях могли фиксироваться, в первую очередь, именно контракты «на стороне», поскольку у родителей и детей в норме были дружеские отношение, не требующие непременных юридических гарантий. Известно, что обеспеченные крестьяне предпочитали все оговаривать в завещаниях, не составляя специальных контрактов, и строить взрослым детям отдельное жилье. Иными словами, в манориальных записях, по преимуществу, представлены контракты, составленные небогатыми крестьянами без близких родственников – или же крестьянами, которые уже распределили свое имущество между наследниками, оставив за собой домик и несколько акров земли.

Положение одиноких стариков вовсе не обязательно было хуже, чем положение семейных – если, конечно, у них была земля, которую они могли предложить в обмен на уход. Среди известных нам «пенсионных» контрактов 36 процентов составлены семейными парами, 43 – одинокими женщинами и 21 – одинокими мужчинами. Преобладание одиноких наводит на мысль, что пенсионные контракты обычно составлялись, когда человек чувствовал, что больше не может заботиться о себе сам, в частности после смерти супруга/супруги. Напрашивается неприятная мысль – бывало ли так, что «смотрители» соглашались заключить контракт лишь для того, чтобы заполучить землю и, может быть, даже ускорить смерть завещателя? Хотя, конечно, нельзя полностью исключить возможность преступных намерений, но процентное соотношение наводит на интересные соображения: больше половины «смотрителей» - достаточно молодые одинокие мужчины. С вероятностью, это были крестьяне, которые ничего не получили от своей семьи – возможно, собственные родители просто не могли обеспечить их – а потому они делались «смотрителями», намереваясь рано или поздно обзавестись собственным хозяйством. Даже в XV в., когда свободной земли было в избытке, «смотрители» предпочитали брать так называемые «семейные наделы», вместо пахотных, т.е., по сути, дом с огородом. Заключая контракт, они словно становились назваными детьми престарелых крестьян и по смерти подопечных могли предъявить на землю те же права, что и прежние владельцы. Таким образом, домик с несколькими акрами земли, считаясь, скорее, семейным участком, нежели арендуемым пахотным наделом, надежно закреплялся за «смотрителем».

Разумеется, знание условий, оговариваемых в контрактах, на самом деле не дает нам точного ответа на вопрос – каков был уровень жизнь деревенских стариков и как о них заботились? Обеспечивала ли юридическая практика, по крайней мере, обещанные им материальные блага? Жалобы на нарушение условий контракта свидетельствуют о том, что мошенники все-таки бывали. Так, в 1286 г. община в Уэйкфилде обвинила некоего Уильяма Вудмауса в том, что он выгнал женщину по имени Молл, с сыном, из ее собственного дома, убил ее собаку и унес десять локтей полотна; также он забрал у Молл плащ и отказался чинить ее жилище, хотя и обещал. В тех случаях, когда общине приходилось вмешиваться, она, как правило, налагала на нарушителя соответствующее наказание. Когда Джон Кейтлин выгнал Елену Мартин из ее дома и сломал его, присяжные велели ему отстроить дом заново, а до тех пор предоставить женщине подходящее жилище. Когда сын нарушил условия контракта, заключенного со своей престарелой матерью, манориальный суд оштрафовал его и вернул женщине землю, воспретив сыну вступать во владение ею, пока мать жива.

Контракт можно было перепродавать из рук в руки. Так, некий крестьянин, умерший в 1415 г., решил оставить жене дом и участок размером в акр – при условии, что она будет до конца жизни заботиться о его немощной сестре. Однако через шесть лет вдова переехала, договорившись с кем-то из соседей, что тот поселится в доме и возьмет заботу о бедной женщине на себя. Однако через год новый «смотритель» также уехал из деревни, перепродав контракт другому односельчанину. Если подопечный был не в состоянии сам отстаивать свои права, деревенская община зорко следила за соблюдением условий контракта; с вероятностью, в случаях вопиющего небрежения или откровенно дурного обращения соседи вмешивались в происходящее.

Когда жены старились, мужья нередко оговаривали их будущность в завещаниях, стараясь обеспечить им безбедную жизнь. В таких случаях чаще всего именно сыну предстояло заботиться о матери. Осторожные крестьяне старались предусмотреть максимум возможных нарушений. Один старик выразил подозрения в адрес сына и официально объявил, что на первый год его вдове следует получить половину урожая, а в последующие годы – урожай с трех акров, равно и «старую лошадь, чтобы отвезти зерно на мельницу». Нередко оговаривались условия проживания; матери и сыну обычно предстояло жить вместе, но, если они не могли поладить, мать имела право получить отдельный домик или отдельную комнату. Еще один крестьянин беспокоился, что его сын продаст дом, и объявил, что тот, к кому перейдет имущество его сына, обязан предоставить комнату жене завещателя, а также кормить ее со своего стола. Некий предприимчивый муж оставил старшему сыну, Джону, семейное имущество, с условием, что Джон будет выплачивать своей бабке четыре фунта в год пожизненно, а также кормить ее, если она пожелает жить с ним; вдове завещателя предстояло жить у второго сына и получать по двадцать шиллингов в год от каждого из троих младших сыновей, как только они достигнут совершеннолетия, а если она не будет довольна содержанием, то может потребовать стоимость своего приданого. Еще один обеспеченный крестьянин, намеревавшийся после ухода на покой поселиться в доме сына, решил вознаградить молодое поколение за доброту: он заранее передал невестке всю домашнюю утварь, которая еще принадлежала ему, и пообещал до конца дней выплачивать сыну на Рождество сорок шиллингов за стол – и столько же за «заботу и труды».

Трудно сказать, до какой степени престарелые крестьяне полагались на родственников, когда вставал вопрос о том, кто будет о них заботиться. Если судить по сохранившимся документам, может показаться, что проживание с детьми или другими родичами отнюдь не было предпочитаемым вариантом. В средневековой Англии престарелый родитель отправлялся жить к отпрыскам, только если больше никто не мог о нем позаботиться. Все средневековые свидетельства дают понять, что это была установленная практика: люди жили самостоятельно как можно дольше (пока позволяло здоровье и т.д.), но даже и потом только треть из них предпочитала переходить на иждивение родственников.

Еще одним вариантом было нанять человека, который приходил бы присматривать за домом старика и вести хозяйство. Так, Томас Кайн, богатый крестьянин, не имевший ни жены, ни детей, оставил деньги некоей женщине, которую обозначил как «домоправительница» (заметим, что при этом у него были двое братьев и сестра). Бездетная вдова Кэтрин Винсент упомянула в своем завещании служанку и «домоправителя». Престарелые приходские священники также часто нанимали помощников и «домоправителей», несмотря даже на то, что в средневековой Англии существовали организации, специально занимающиеся помощью дряхлым служителям церкви.

По большей части, у одряхлевших крестьян не было доступа в госпитали или в монастыри, чтобы провести там остаток жизни и спокойно умереть. Впрочем, они своими силами создавали нечто вроде добровольных ассоциаций, которые оказывали некоторую помощь старым и немощным. Из 507 гильдий, зафиксированных в документах в 1389 г., примерно треть обещала своим членам помощь, буде те заболеют или состарятся. Как правило, эта помощь представляла собой еженедельное пособие и одежду. Впрочем, пособие составляло всего 7 пенсов – этой суммы едва хватало на покупку каравая хлеба в день. Некоторые гильдии оплачивали погребение сочленов, которые были слишком бедны для устройства «приличных» похорон. Судя по всему, гильдейные пособия не предназначались для долговременной поддержки – они лишь помогали продержаться на плаву тому, кто попал в беду, и облегчали последние дни смертельно больным. Но при этом, несомненно, гильдии оказывали психологическую помощь своим немощным сочленам, давая понять, что не бросят их в час нужды. Это важный аспект заботы о стариках. Заметим, что завещатели нередко платили гильдиям благодарностью, оставляя им деньги, зерно, солод, иногда землю. В некотором отношении, гильдия была продолжение семьи: сочлены устраивали общие праздничные пиры, посещали больных, содержали священника или, как минимум, служили мессы за усопших.
https://tal-gilas.livejournal.com/250443.html

XII-XIII века в очередной раз рвут шаблон. Имеем распространенный миф: женщины в Средние века ограничены только домом и воспитанием детей, все иные варианты – только посредством мужчин и негласно (мол, женщина, например, может влиять на политику только будучи женой или всесильной фавориткой… ну или Алиенорой Аквитанской).

Были иные варианты, были. Редко были, что уж там. Но зато какие :)
скрытый текстПомимо полулегендарных историях о женщинах (вроде герцогини Иды Австрийской), сражавшихся в крестовых походах наравне с мужчинами и даже наводившими ужас на Саладина, XII-XIII века нам дают сразу несколько реальных исторических примеров женского военного героизма. Николь де ла Хэй, жена адмирала королевского флота, отбывшего вместе с Ричардом в крестовый поход, унаследовала должность кастеляна Линкольнского замка, по традиции передававшуюся в ее семье. В отсутствие супруга эта ответственность полностью легла на нее – и в 1191 г. Николь де ла Хэй самостоятельно подготовила замок к обороне и выдержала месячную осаду; в 1217 г. ей пришлось повторить этот подвиг, когда замок вновь был осажден мятежными баронами. Более того, в 1216 г. эта отважная дама была официально назначена шерифом Линкольншира и исполняла свои обязанности в течение полугода. Графиня Пембрук была официально назначена командовать рыцарями своего мужа в 1267 году, тако же в отсутствие супруга. Матильда Рамсбери, возлюбленная епископа Роджера из Солсбери, руководила обороной замка Девизес, принадлежавшего епископу. Она и её сын были осаждены там армией короля Стивена в 1139 г. Матильда сдала замок, когда ей пригрозили расправой над Роджером. Петронилла, графиня Лестер, наравне с мужем приняла участие в восстании против Генриха II в 1173 году. По словам хрониста, "она была одета в кольчугу и несла меч и щит".
Иными словами, мы видим, что «женская слабость» отнюдь не мешала дамам занимать весьма ответственные должности, притом не номинально. Еще одна дама, Матильда де Ко (Maud de Caux), в течение многих лет исполняла обязанности главного смотрителя королевских лесов в Ноттингемшире и Дербишире – эта должность также была наследственной в семье де Ко и в отсутствие наследника по мужской линии переходила к женщинам (Матильда де Ко продолжала занимать должность смотрителя, оставшись вдовой).
https://finerollshenry3.org.uk/content/month/fm-01-2006.html

И - не про Англию, но тоже интересно :) Достаточно мало информации у нас про женский боевой (!) орден Гневного Молота Топора. Вот что о нем известно. В 1149 году мавры атаковали Тортозу, и отражать эту атаку пришлось женщинам, потому что мужчины были заняты осадой Лериды. Женщины отбились от регулярного войска, притом отнюдь не швыряясь камнями, а сражаясь в мужских доспехах. Когда подошла подмога, дело уже было сделано, и женщин Тортозы нужно было отблагодарить за доблесть, что было сделано. Для них основали рыцарский орден, который назывался orden de la Hacha, Орден Топора (основное оружие сражавшихся, боевой топор). Замужним женщинам были даны одинаковые рыцарские права с их мужьями, незамужним – с их отцами и братьями.
https://tal-gilas.livejournal.com/181103.html

Часть 2.
Женщины Средневековья брали оружие в руки гораздо чаще, чем мы можем предположить, - времена были неспокойные :) Причем за ними стояла давняя литературная, легендарная и историческая традиция. Образованные читатели знали от античных авторов об амазонках; в различных средневековых хрониках нередко встречались истории о германских женщинах, которые "в давние времена" принимали участие в сражениях.

скрытый текстВ XII в. фрейзингский епископ Отто, составляя биографию своего племянника, императора Фридриха Барбароссы, пишет, что женщины лангобардов сражались бок о бок с мужчинами и связывали волосы в узел под подбородком, имитируя длинные мужские бороды (longobardi, т.е. «длиннобородые»). Сверхъестественными женщинами-воительницами изобилуют и героические северные саги – так, в «Саге о Гервор» (XII в.) главная героиня с детства обучается владеть оружием, после чего уходит в леса разбойничать, присоединяется под видом мужчины к шайке викингов, отсекает голову человеку, осмелившемуся дотронуться до ее меча, и даже рискует бросить вызов духу, живущему в кургане.

Существуют свидетельства того, что средневековые женщины иногда действительно принимали участие в сражениях или командовали вооруженными отрядами. Современники зачастую сравнивали их с амазонками и, как правило, относили в категорию «чудес», которые поражали воображение средневековых читателей еще сильнее, чем нынешних. Но сама идея «женщин на войне», пусть даже вне реального воплощения, была достаточно широко распространена и не так уж шокировала публику. Византийская принцесса Анна Комнина, одна из первых женщин-историков, упоминает нормандку по имени Гайта или Гэта (Gaita), которая отправилась в поход вместе с мужем, Робером Гвискаром. Гайта – «вторая Афина» - якобы представляла собой устрашающее зрелище в бою; однажды она бросилась с копьем наперевес к бегущим солдатам и заставила их вернуться на поле боя. А вот что пишет Никита Хониат (ок. 1150-1213), описывающий появление «варваров» на границах римского государства: «Я говорю о движении алеманов и других, поднявшихся с ними и единоплеменных им народов. Между ними были и женщины, ездившие на конях подобно мужчинам, - они бесстыдно сидели в седлах, не опустив ног в одну сторону, но верхом. Они так же, как и мужчины, были вооружены копьями и щитами, носили мужскую одежду, имели совершенно воинский вид и действовали смелее амазонок. В особенности отличалась одна из них, как бы вторая Пентесилея: по одежде своей, украшенной по краям и подолу золотом, она прозывалась Златоногою».

По преданию, Алиенора Аквитанская и ее дамы в 1147 году отправились в крестовый поход, как настоящие амазонки, сидя на белых конях. Также авторы хроник прославляли и женщин-христианок, которые во время осады Акры загнали нескольких турок на корабельный камбуз и связали, после чего отрезали пленным головы ножом и с триумфом ушли, забрав с собой кровавые трофеи (пусть даже корабль был уже захвачен, а женщины всего лишь явились туда вместе с мужчинами). Судя по всему, присутствие вооруженной женщины в военном отряде было не так уж удивительно, особенно если она в качестве сюзерена сопровождала собственный отряд, но в большинстве случаев трудно сказать наверняка, сражались ли средневековые «амазонки» наравне с мужчинами. Современники, как правило, ограничиваются лишь упоминаниями о внешнем облике и смелости, необходимой для того, чтобы отправиться на войну. Восточные авторы – современники крестовых походов – нередко упоминают о вооруженных женщинах в рядах крестоносцев: «Среди франков воистину были женщины, которые стремились в бой в кольчугах и шлемах, одетые по-мужски; они врывались в самую гущу сражения и вели себя как отважные мужи, хотя на самом деле были нежными женами; но они вели себя так из благочестия, рассчитывая снискать небесную награду. В тот день [день битвы при Гераклее, где отряд крестоносцев был истреблен полностью] не одна женщина вступила в бой как рыцарь, выказав мужскую выносливость, несмотря на слабость своего пола. Они были одеты в кольчуги, и их пол распознали, лишь сняв с них доспехи».

В числе женщин, которые действительно принимали участие в боевых действиях, называют некую Элеану, которая якобы носила полный доспех и владела копьем и боевой секирой; Иду Австрийскую, пропавшую без вести в битве при Гераклее; Жанну де Монфор, которая сражалась в Бретани, «в доспехах с ног до головы, на прекрасном боевом коне… у нее был острый меч, которым она рубила с превеликой смелостью»; Изабеллу де Конш, еще одну женщину из рода Монфоров (дочь Симона де Монфора), которая «разъезжала вооруженная среди прочих рыцарей… щедрая, смелая и веселая» (ее сравнивали с амазонками и легендарной Камиллой из «Энеиды»). Шестнадцатилетняя Жанна Лэнь по прозвищу Ашет («Секира») в 1472 г. дралась на стенах осажденного бургундцами Бовэ.

Есть в хрониках упоминания о женщинах, пол которых был обнаружен лишь после их гибели в бою или пленения. Есть упоминания о простолюдинках, погибавших на поле боя, особенно во время восстаний против короля или местного сеньора (в Англии, Шотландии, Франции, Фландрии…).

В Средние века женщинам доводилось командовать вооруженными отрядами и участвовать в военных и политических интригах. И это не так уж удивительно, если вспомнить, что средневековая женщина практически из любого сословия должна была обладать не меньшим запасом знаний и умений, чем мужчина, для того, чтобы при необходимости достойно продолжить дело мужа или выступить его заместителем.

Хотя женщины, принимая командование, поступали точно так же, как поступили бы их братья и мужья, хронисты гораздо чаще склонны были называть их «хитрыми», «кровожадными», «жестокими». Так, например, аттестовали Матильду Тосканскую (1046-1115), которая поддерживала военной силой папу Григория VII против императора Генриха IV во время борьбы за инвеституру, и Матильду Английскую (1102-67), наследницу Генриха I, которая посылала в бой войска против своего кузена и соперника – короля Стефана. Есть и другие примеры женщин-командующих – Эрменгарда Нарбоннская (ум. в 1192 г.) сражалась на юге Франции против сына Матильды, английского короля Генриха II, и защищала собственные земли в бесчисленных местных междоусобицах. Гильдинхильд Каталонская в 1026 г. силой вернула себе отнятые у нее земли и сумела организовать их оборону. София Баварская в 1129 г. осадила замок Фалькенштейн от имени собственного брата, который в это время был занят, помогая своему сюзерену штурмовать замок Шпейер – что характерно, также обороняемый женщиной, Агнес Саарбрюке.

Женщинам зачастую приходилось организовывать оборону собственных земель – или замков сюзерена. «Черная Агнес» (Агнес Рэндольф, графиня Данбар) защищала замок Данбар в Шотландии (1338) против Эдуарда III; Николь де ла Хэй – женщина-шериф – дважды удерживала линкольнский замок, сначала от имени короля Джона, а затем – Генриха III. Знаменитая Мод (Матильда) де Браоз («леди Хэй», 1155-1210) поддерживала политические амбиции своего супруга, активно воевавшего с Уэльсом, - и в 1198 году обороняла замок Пейн от мощной атаки валлийцев, возглавляемых принцем Гвенвивином. Она успешно давала противнику отпор в течение трех недель, пока не подоспело подкрепление. Местные жители прозвали Пейн «замком Матильды»; местная легенда гласила, что, узнав о готовящемся нападении валлийцев, Мод де Браоз за ночь одной рукой надстроила стены до необходимой высоты, нося камни в переднике. Видимо, легенда возникла не на пустом месте, и Мод действительно отличалась недюжинной силой и здоровьем. Свидетельством тому, в том числе, шестнадцать детей, которых «леди Хэй» родила мужу, после чего сохранила достаточно сил для активной жизни и деятельного противостояния королю Джону, которое, увы, завершилось трагически (Мод вместе со своим старшим сыном была взята в плен и по приказу Джона уморена голодом в замке Корф).

Впрочем, участие в осадах для женщин было нормой – если они и не брались за оружие, в помощь мужьям и братьям, то, во всяком случае, швыряли в осаждающих камни, лили сверху кипяток и смолу, помогали заделывать бреши, носили воду, чтобы стоявшие на стене солдаты не страдали от жажды.

Специалисты по церковному праву спорили, «засчитываются» ли обеты, принесенные женщинами-крестоносцами. Поначалу эти обеты безусловно принимались, с оговоркой, что женщине негоже сражаться; подобный обет приравнивался к обету обыкновенного пилигрима. В конце XII в. специальные постановления стали воспрещать безоружным лицам обоего пола сопровождать военные экспедиции. Если женщины все-таки принимали крест, те из них, кто располагал средствами или собственными вассалами, обычно брали с собой отряд рыцарей, и воспретить им это значило бы лишить крестовые походы столь необходимого военного подспорья. Юридические дебаты шли, в основном, вокруг вопроса, можно ли женщинам в принципе принимать крест и не требуется ли для этого разрешения супруга. Знатные паломницы не раз приводили в Святую Землю целые отряды, а иногда даже командовали ими, в том числе по прямому требованию церковных властей и духовных наставников. Так, в XIV в. Екатерина Сиенская убедила неаполитанскую королеву Жанну лично возглавить экспедицию в Святую Землю.

В поэме XIII в. под названием «Дамский турнир» компания вымышленных героинь обсуждает мужские и женские понятия о чести. Одна из дам утверждает, что никакой разницы нет и что женщины также должны носить оружие и искать славы на войне и на турнирах. Она убеждает подруг принять участие в состязаниях, и каждая из участниц выступает под именем своего любимого рыцаря. Мужчины спорят, как им поступить, опасаясь, что «если женщины пойдут сражаться, мужчинам придется вести хозяйство». В книжной традиции к воинственным женщинам, как правило, относились с опаской; только в сочетании с религиозными добродетелями за воинственностью признавалось право на существование. Даже в рыцарских романах женщины, как правило, полностью зависели от мужчин; их функцией было вдохновлять героев на подвиги. Будучи вынуждены браться за оружие, такие героини в конце концов, как правило, возвращались к традиционному образу жизни (хотя были и исключения, о чем ниже).

- героиня «Романа о Лорене» Мэлайн (Maligne) переодевается мужчиной, чтобы отомстить сэру Кэю

- В романе «Флориан и Флорета» Флорета спасает своего мужа Флориана от дракона – она хватает копье и убивает чудовище

- в «Кларисе и Лорисе» женщины, переодетые мужчинами, устраивают турнир, и герою приходится с ними сразиться

- Силенс – героиня одноименного романа – с рождения получает мужское воспитание и ведет себя соответственно, не давая никому повода усомниться в своей принадлежности к сильному полу

- в «Повести о Мерлине и Гризандоле» героиня, разлученная с семьей, отправляется в Рим, переодевшись юношей и взяв имя Гризандоль. Совершив ряд подвигов, она удостаивается посвящения в рыцари и становится «наместником» Рима

- в фаблио «Беранжер Долгохвостый» женщина переодевается мужчиной, чтобы отомстить мужу-простолюдину за оскорбление, нанесенное ее благородному роду

- в «Пророчествах Мерлина» знатная дама переодевается мужчиной, чтобы сражаться с неверными и отомстить за смерть мужа. Там же – юная кузина Морганы переодевается юношей, чтобы помочь сэру Александру-Сироте

- в «Тристане из Нантейля» дама Эй из Авиньона переодевается рыцарем и отправляется на поиски своих пропавших родственников. Также и ее внучка, Бланкандина, в свою очередь выдает себя за мужчину и совершает столько подвигов, что по Божьему соизволению превращается в мужчину

- Ида – героиня «Иды и Оливы» - переодевшись в мужское платье, бежит в Рим, ко двору императора Оттона. Там она проявляет чудеса храбрости и спасает Рим от нашествия язычников. Оттон решает женить Иду на своей единственной дочери Оливе и сделать её наследником. Накануне свадьбы ангел превращает Иду в мужчину, и она благополучно сочетается браком с Оливой.

(Заметим, что реально существовавшие женщины, принимавшие участие в боевых действиях, преимущественно надевали мужскую одежду и доспехи не потому, что желали скрыть свою пол, а исключительно ради удобства.)

Примеры XI-XIII вв., в которых представлен положительный взгляд на «сильных женщин», как правило, взяты из античных, религиозных и исторических источников. Особенно часто в этом контексте упоминаются библейская Юдифь, Семирамида, царицы амазонок, добродетельные римлянки, византийская императрица Ирина, Жанна Сицилийская, персидская царица Томирис, меровингская королева Фредегунда и другие женщины, реально существовавшие и вымышленные, так или иначе повлиявшие на судьбы мира.

Рассуждая о мужественных женщинах, одни авторы нередко ссылались на Аристотеля, писавшего, что в животном мире самки зачастую крупнее и сильнее самцов, а главой пчелиного роя, как известно, является матка, окруженная рабочими пчелами мужеского пола. Зато другие рассуждали, как философ Эгидий Римский: «В отличие от некоторых самок животных, женщины не приспособлены для сражений. Бойцам надлежит иметь три качества – осторожный и предусмотрительный ум, храброе и одушевленное сердце, крепкое сильное тело. По этим признакам мы можем узнать воинственного мужчину… у него массивные ноги, как у льва, широкая грудь, крепкие жилы и мышцы, внимательные глаза, прямая спина, упругая плоть». Женщинам же, по словам Эгидия, недостает как физических данных, так и темперамента (считалось, что по природе своей женщины «холодны» и не способны из-за этого постичь хотя бы основы военного искусства, поскольку воинственной натуре надлежит иметь «горячий» темперамент). «У женщин хрупкие тела, нежная плоть, им недостает телесной силы и мощи, необходимой для того, чтобы носить тяжелое оружие и доспехи». Вслед за Исидором Севильским Эгидий производил латинское слово mulier (женщина) от mollitia (мягкость, нежность).

Иными словами, женщине дозволялось применять силу, если она:

- отстаивала правое дело (женщины в крестовом походе; женщины, защищавшие свои земли)

Гвеннлиан ап Гриффид родилась в 1097 г. Ее муж активно боролся с норманнами в Южном Уэльсе; когда правящая фамилия в очередной раз была низложена, Гвеннлиан вместе с мужем укрылась в укрепленном горном замке. Оттуда небольшой и легкий валлийский отряд наносил молниеносные удары по норманнским позициям. В 1136 году, в разгар междоусобиц в Англии, в Уэльсе вспыхнуло восстание. Пока ее муж собирал союзников, Гвеннлиан вынуждена была собирать армию и организовывать оборону своих земель. В битве у замка Кидвелли войско Гвеннлиан было разгромлено, а сама она взята в плен и обезглавлена. Там же погиб и ее старший сын Морган.

- защищала права детей и мужа (Жанна Фландрская, боровшая за восстановление прав своего малолетнего сына – наследника Бретани)

- действовала от имени своего супруга либо как его преемница. Так, леди Этельфлед после гибели мужа в битве при Тетенхолле заняла место не только правителя, но и военачальника и в этом качестве правила Мерсией восемь лет. Продолжая дело мужа, она начала строительство ряда крепостей, а 916 г. лично возглавила карательную экспедицию в Уэльс, желая отомстить за убийство мерсийского священника.
https://tal-gilas.livejournal.com/203036.html

Аутентичные документы, на которых основана законодательная власть.

Лесная ассиза (1184)

Это ассиза короля Генриха, сына Матильды, относительно его лесов и дичи в Англии; оглашена в Вудстоке с согласия и ведома архиепископов, епископов и английских баронов – графов и дворян.
скрытый текст1. Во-первых, король запретил кому-либо наносить ущерб в отношении королевских лесов и королевской дичи; он желает, чтобы тот, кто нанес помянутый ущерб, поплатился не только в отношении имущества. Таким образом, если кто-нибудь совершил подобное преступление против короля и уличен в нем, должно с ним поступить так, как поступили бы во времена короля Генриха, дедушки нынешнего короля.
2. Далее, король приказал, чтобы никто не появлялся в лесу с луками, стрелами и собаками, если только у этого человека нет разрешения от короля или за него законным образом не может поручиться кто-нибудь другой.
3. Далее, он воспрещает дарить, продавать, рубить и сводить деревья из королевских лесов; но жители могут забирать из лесу упавшие деревья (т.е. не срубая их), если им необходимо, под присмотром королевского лесничего.
4. Далее, король приказал, чтобы те бароны, которым принадлежат лесные угодья в пределах королевского леса, назначили лесничих; и для этих лесничих они будут поручителями или же должны будут выплатить компенсацию в том случае, если лесничий совершит какое-либо преступление в отношении королевского имущества. А если они не хотят назначать лесничих, то должны под присягой поклясться соблюдать королевский закон, не трогать королевскую дичь и уважать любого, кому король доверит заботу об этом лесе.
5. Далее, король приказал лесничим заботиться о том, чтобы в лесных угодьях, входящих в состав королевского леса, деревья не вырубали. И если деревья будут вырублены, то должно дать об этом знать хозяину угодий, чтобы с него и ни с кого другого была взыскана компенсация в пользу короля.
6. Далее, король приказал, чтобы все лесничие поклялись блюсти закон, который он установил, и чтобы они не беспокоили рыцарей и других порядочных людей и не утесняли их в тех правах, которые даровал им король в отношении лесных угодий.
7. Далее, король приказал, чтобы в каждом графстве, где есть леса, были назначены двенадцать рыцарей для охраны королевской дичи в лесу; и еще четыре для того, чтобы следить за пастьбой скота в лесу, получать и хранить плату за выпас. Король запрещает дворянам позволять выпас скота в своих лесных угодьях, прежде чем начнется выпас скота в королевских лесах.
8. И если были вырублены деревья в королевском лесу и лесничий не может дать тому никакого достойного оправдания, то король приказывает, чтобы наказан был сам лесничий, и никто иной.
9. Далее, король воспрещает всем священнослужителям наносить ущерб королевским лесам и королевской дичи. Он строго приказывает лесничим, буде найдут они священника, который наносит помянутый ущерб, то надлежит немедленно его арестовать и поместить под стражу, на что король дает свое полное соизволение.
10. Далее, король приказал учредить надзор над теми участками леса, что расчищены под пашню, давно либо недавно, а также над всеми вырубками, и чтобы сообщали ему обо всяком нарушении.
11. Далее, король сказал, что каждый лесничий, архиепископ, епископ, граф, барон, рыцарь, свободный арендатор и всякий иной человек, если пожелает защиты, может подать королю жалобу, после чего вправе вернуться к своим занятиям.
12. Также король приказал, чтобы после первого нарушения в отношении королевского леса с провинившегося потребовали надежного поручительства, то же самое и во второй раз; но если он нарушит закон в третий раз, то никаких поручительств от него принимать не следует, а расплатится он своей жизнью.
13. Далее, король приказал, чтобы всякий мужчина старше 12 лет, проживающих в пределах королевских лесов, поклялся соблюдать закон, и священнослужителям надлежит сделать то же самое.
14. Далее, король приказал, чтобы лесничие подрезали когти своим собакам, дабы помешать им гоняться за дичью.
15. Далее, он приказал, чтобы в королевских лесах, за пределами деревни, не смел селиться никакой кожевник или дубильщик.
16. Далее, король приказал, чтобы никто не смел гоняться за дикими животными ночью, в лесу или за его пределами, под страхом тюремного заключения сроком в один год и уплаты штрафа; и чтобы никто, под страхом того же наказания, не смел возводить никаких преград для диких животных, в промежутке между лесом и тем местом, где живет он сам.

Кларендонская ассиза

скрытый текст
Кларендонская ассиза утвердила юридическую процедуру в отношении преступлений, особенно систему присяжных. Также ассиза использовалась, чтобы контролировать власть местных магнатов, обретенную во времена анархии, - сокращать полномочия местных судов (и, следовательно, местных баронов) и возвращать их королю.

Кларендонская ассиза, составленная королем Генрихом II, с одобрения архиепископов, епископов, аббатов, графов и баронов во всей Англии.
1. В первую очередь, названный король Генрих приказал всем своим баронам, ради сохранения мира и соблюдения правосудия, чтобы по нескольким графствам было проведено расследование и найдены двенадцать законопослушных людей из каждого округа и четыре законопослушных человека из каждой деревни; и присягнут они сказать правду, есть ли в их округе или их деревне какой-нибудь человек, известный или обвиненный как грабитель, или убийца, и вор, или всякий, кто известен как сообщник грабителей, убийц или воров, с тех пор как правит наш король. И пусть местные суды это расследуют, и шерифы также.
2. И всякого, кого найдут по словам вышеназванных людей (известный или обвиненный как грабитель, убийца, вор или их укрыватель), должно арестовать.
3. И если лорд того человека, который арестован, или его управляющий, или его вассалы потребуют выпустить его под поручительство в пределах трех дней после ареста, то должно его выпустить и вернуть ему его имущество, пока не будет оглашен приговор.
4. И если грабитель, убийца, вор или их укрыватель арестованы по словам тех, кто поклялся, а судьи не приехали немедленно в то графство, где был произведен арест, то пусть шериф пошлет какого-нибудь разумного человека к исполнителю правосудия с вестью, что такие-то и такие-то люди задержаны, и судьи должны ответить шерифу, куда нужно арестованных привезти на суд; и также они должны взять с собой из округа и деревни, где кого-нибудь арестовали, двух законопослушных людей, чтобы рассказать, почему обвиняемые были арестованы, и чтобы судьи могли решать.
5. А что касается тех, кто был арестован по словам поклявшихся, то никто не вправе завладеть их имуществом, кроме короля. Но что касается тех, кто был арестован иначе, чем по словам присягнувших, то да будет с ними поступлено по обычаю.
6. И пусть шерифы, которые их арестовали, доставят их в суд, не дожидаясь иных приказов. И когда грабители, убийцы, воры и их укрывали, арестованные по словам присягнувших либо иначе, будут обратно шерифам возвращены, то должно их принять безотлагательно.
7. А в тех графствах, где нет тюрем, пусть будут они в городах или в королевских замках, за королевский счет, и выстроенные из королевского леса, если таковой есть поблизости, или из любого другого соседнего леса, за счет королевских слуг, для того чтобы шерифы могли в тех тюрьмах держать арестованных.
8. Также такова королевская воля, чтобы все пришли в суды графств и принесли присягу, с той целью, чтобы никто не оставался в стороне, под тем предлогом, что у него-де есть привилегия или он исполняет какую-либо должность.
9. И не должно быть никого в замке либо вокруг замка, кто отказался бы впустить шерифа к себе во двор или на свои земли, чтобы тот мог повидать общины и проверить, все ли дали присягу.
10. И пусть никто в городе или поселении не принимает в своем доме, на своей земле или под своей властью людей, которых не намерен представить суду, если их ищут; в противном же случае пусть за него отвечает община.
11. И пусть никто в городе или поселении, в замке или за его пределами, не отказывает шерифу в праве войти на его земли, с тем чтобы арестовать тех, кто известен или обвинен как грабитель, убийца, вор или их укрыватель, или объявленный вне закона, или браконьер; но должно, чтобы все помогали их арестовать.
…
12. Также король желает, чтобы те, кто был под судом и был оправдан, но у кого очень дурная репутация и они публично хулили свидетельства законопослушных людей, должны покинуть королевскую землю, с тем чтобы через восемь дней отплыть за море (если только ветер им не воспрепятствует, но с первым же ветром им надлежит отплыть и более никогда не возвращаться в Англию, разве что по милости короля). И да будут они объявлены вне закона, и если они вернутся, то должно поступить с ними, как с объявленными вне закона.
13. И также король воспрещает, чтобы всякому бродяге, т.е. праздношатающемуся или неизвестному человеку, давали приют, иначе как в городе; но и там не надлежит принимать его дольше, чем на одну ночь, если только он не заболеет, находясь там, или не заболеет его лошадь – то есть, если он не будет иметь оправдания.
14. А если он останется дольше, чем на одну ночь, то должно его арестовать и держать в тюрьме, покуда его лорд не освободит его под свое ручательство или он сам не предложит поручителей, и тот, кто дал ему приют, тоже должен быть арестован.
15. И если шериф посылает другому шерифу весть, что из его графства в другое графство сбежали люди, совершившие грабеж, убийство, воровство, или виновные в пособничестве, или объявленные вне закона, или браконьеры, то пусть другой шериф их арестует; и если он узнает, сам или через других, что в его графство пришли такие люди, должно ему их арестовать и держать в тюрьме, пока не сыщется надежных поручителей.
16. И пусть шерифы составят список беглецов, которые покинули их графства, и пусть огласят его перед судом графства, и пошлют судьям, когда те приедут, чтобы преступников искали по всей Англии, а их имущество отошло королю.
17. А также король хочет, чтобы шерифы, как только получат от судей приказ явиться, собрали бы немедля суд графства и узнали, кто в последнее время поселился в графстве; и чтобы отослали этих людей, под поручительством, дабы те предстали перед судьями, или держали их в тюрьме, пока судьи не приедут сами.
18. Также король воспрещает монахам и каноникам и любой обители принимать людей иного звания, нежели монахи, каноники и члены орденов, до тех пор пока не вызнано будет о его репутации (если только человек не болен смертельно).
19. Более того, король воспрещает кому бы то ни было в Англии принимать в своем доме или на своей земле изменников и еретиков, отлученных от церкви. И если кто примет их, то пусть ждет милости от короля; и дом, в котором их принимали, надлежит разломать, вынести за пределы деревни и сжечь. И каждый шериф должен поклясться, что будет сие блюсти, и все его служители должны в том поклясться, и все управляющие, и рыцари, и свободные арендаторы.

Оружейная ассиза (1181 г., скорее, интереса ради и для пущего внедрения мысли о том, что всякий йомен имеет право обзаводиться оружием, лишь бы не браконьерствовал)

скрытый текст1. Всякий рыцарь, который имеет свой фьеф, должен иметь кольчугу, шлем, щит и копье; каждый рыцарь должен иметь столько кольчуг, шлемов, щитов и копий, сколько у него фьефов в личном владении.
2. Каждый свободный мирянин, который владеет имуществом на сумму 16 марок или соответствующей рентой, должен иметь кольчугу, шлем, щит и копье; каждый свободный мирянин, владеющий имуществом на сумму 10 марок, должен иметь короткую кольчугу (hauberk), железный шишак и копье.
3. Все свободные горожане должны иметь гамбезон, железный шишак и копье.
4. Кроме того, каждый свободный человек должен поклясться, что обзаведется оружием до дня св. Хилари, а также будет верным королю Генриху (сыну императрицы Матильды) и будет служить ему помянутым оружием, выполняя королевские приказы, во имя короля и королевства. Таким образом, никто из имеющих оружие не должен продавать его, или оставлять в залог, или давать взаймы, или отбирать у другого; и никакой лорд не должен отбирать у своих людей оружия, ни путем конфискации, ни в обмен на подарок, ни в залог, никак иначе.
5. Если владелец оружия умирает, оружие остается его наследникам. Если наследник не вошел еще в нужный возраст, чтобы пользоваться оружием при необходимости, то его опекун должен также отвечать и за его оружие и найти человека, который сможет этим оружием владеть во имя короля, пока законный наследник не войдет в лета – и тогда он свое оружие получит.
6. Всякий горожанин, у которого оружия больше, чем по ассизе положено, должен продать излишки, или подарить, или иначе от них избавиться в пользу другого человека, который будет владеть этим оружием во благо короля Англии.
7. Никакой еврей не должен иметь у себя кольчуги, короткой или длинной, но должен продать ее, или отдать, или как-либо иначе от нее избавиться, чтобы она не пропала зря.
8. Никто не должен вывозить оружие из Англии, разве что по приказу короля; никто не должен продавать оружие другому на вывоз из Англии; никакой торговец не должен вывозить оружие из Англии.
9. Все законопослушные рыцари и прочие свободные и законопослушные люди из деревень и городов должны под присягой назвать в суде тех людей из помянутых деревень и городов, которые обладают имуществом на сумму, обязывающую иметь оружие (кольчугу, шлем, копье и щит); они должны назвать в суде тех людей из своих деревень и городов, которые владеют имуществом или рентой на сумму 16 и 10 марок. И судья должен записать имена присяжных и тех, кого они назвали, и узнать, сколько стоит их имущество, и каким оружием, в зависимости от этого, они должны обзавестись. Затем, в их присутствии, они должны зачитать сию ассизу и привести помянутых людей к присяге в том, что они обзаведутся оружием сообразно стоимости своего имущества и будут служить королю, согласно помянутой ассизе. Если же случится так, что одного из этих людей не окажется в графстве в то время, когда соберется суд, судьи должны назначить ему время, в какое он явится пред ними в другом графстве. И если он не предстанет перед ними в другом графстве, через которое они проезжают, должно назначить ему время в Вестминстере, накануне недели Св. Михаила. Так что, если дороги ему жизнь и имущество, должен он приехать и принести присягу. И будет стребовано с него, чтобы завел он оружие до дня св. Хилари, как было сказано.
10. Далее, судьи должны объявить в графствах, через которые они проезжают, что тех, кто не завел помянутое оружие, король накажет, и лишатся они не только земель и имущества, но и будут искалечены.
11. Далее, человек, не владеющий имуществом на сумму 10 или 16 марок, не имеет права присягать, как указано выше.
12. Король приказывает, чтобы никто не смел присягать в том, что касается оружия, если он не свободный человек.

Также и здесь
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/engl.html