Пять книг и ещё одна12 читателей тэги

Автор: Пыль-и-свет

* * *

Надеюсь, вы поняли, что все люди хотят быть свободными, и неважно, откуда они родом? Что идея свободы не родилась на Западе? Касательно этого мифа, мифа об Америке, я хотела бы упомнянуть ещё одну вещь. Некоторые рассуждают о так называемых «мусульманских обществах», представляя нас в ловушке культуры и религии, и считают, что это невозможно изменить. Но это двойные стандарты: не забывайте, что и на Западе в середине девятнадцатого века у женщин не было права голоса и многие люди в США и Европе утверждали, что место женщины — дома; то же написано в Библии. В Америке было рабство, в автобусах и ресторанах существовали отдельные места для черных и белых вплоть до конца 1950-х — начала 1960-х годов, и для того, чтобы афроамериканцы добились равных прав, пролилось много крови. Те же аргументы, что когда-то применяли на Западе против женщин и против отмены рабства, сейчас применяют, чтобы обосновать отказ что-то менять в правах женщин в странах мусульманского большинства. Если считать шариат исламской культурой, с таким же успехом можно назвать сожжение ведьм в Салеме американской культурой — сожжение ведьм, а не Эмерсона, не Торо и не Мартина Лютера Кинга. С таким же успехом можно назвать европейской культурой инквизиторские суды, а не Фому Аквинского, Данте и Кортеса. Люди должны понимать, что у нас, иранцев, есть Хафиз, есть Руми и другие великие поэты и мыслители, но есть отсталые и деспотические традиции, которые нужно изменить. Апологетов подобного мышления очень много — они утверждают, что люди в «таких» странах, «примитивные аборигены», заслуживают то, что имеют. Мол, такая у них культура, и Запад не должен ее критиковать, потому что это оскорбительно для культуры. Эти люди не видят разницы между государством и людьми, для них существует только один взгляд на религию, традиции, историю и культуру — господствующая государственная идеология. Вот некоторые и считают, что критика Исламской Республики — то же самое, что критика ислама и Ирана.

 

Азар Нафиси, автор книги «Читая «Лолиту» в Тегеране», в интервью Читательскому клубу Random House

Изъяны друга и величие врага

В такие времена, во времена твиттера и вообще соцсетей, наша Испания имеет свойство делить мир на черное и белое, и в этом мире все, что от врага, — дурно, а все, что от друга, — хорошо, царит это дурацкое манихейство с четко прочерченными границами, и мне представляется, что хотя бы в гигиенических целях имеет смысл показать: все устроено по-другому. В этой истории, с фактами в руках, я хотел показать, что все не так, герой неоднозначен, добро и зло перемешаны, можно быть героем поутру и злодеем под вечер, один и тот же человек способен на что угодно, хорошее и дурное, и величие в том, чтобы признавать изъяны друга и величие врага. Таковы мои персонажи. Может, потому что я и сам таков.

Артуро Перес-Реверте об «Итальянце» в интервью El Espanol

Книгоавгуст

Опять перебор с Японией.

1. Антон Власкин. Японская нечисть. Екай и другие

Компиляция из переводных источников, пересказанных в юмористическом ключе. С шутейками автор порой перебирает, так что для первого знакомства с екаями это не лучший вариант, но как развлекательное чтение мне зашло на ура. С другой стороны, жирный плюс в том, что екаев тут множество, более полного собрания под одной обложкой я ещё не встречала.

2. Антон Власкин. Японская нечисть. Юрей и другие

Всё то же самое, но про призраков. Жирный минус — неаккуратный подход к подбору материала. Наряду с легендами о «настоящих» призраках приведены истории заведомо вымышленных персонажей: Рокудзё-но миясудокоро из «Повести о блистательном принце Гэндзи» и Садако из «Звонка». Но это же вообще совсем другое.

3. М. Джон Гаррисон. Затонувшая земля поднимается вновь

Смысл есть... наверное. С сюжетом то же самое. Но зачем они нужны, если в этой книге так много дождя и тишины. Отзыв на LL.

4. Марион Пошманн. Сосновые острова

Чудаковатый немецкий профессор путешествует по Японии, пренебрегая границами между реальностью, снами и поэзией. Изящный оммаж Мацуо Басё и его запискам «По тропинкам Севера». Отзыв на LL.

5. Дзюнъитиро Танидзаки. Любитель полыни

Тихое, мирное и крайне неторопливое столкновение традиционных японских и современных (для 30-х гг. прошлого века) западных взглядов на примере одной супружеской пары. Отзыв на LL.

6. Эктор Гарсия. Гик в Японии. Вдохновляющий гид по миру аниме, манги, дзена и каваий

Набор случайных фактов разной степени достоверности. Не вдохновляет. Скептический бубнёж на LL.

Всё такое вкусное

Я советую всем писателям быть внимательными и выбирать прилагательные и наречия вдумчиво и осторожно. Язык похож на булочную: выбор велик, и все такое вкусное, но помните, что авторам нарративной прозы, особенно для забега на длинные дистанции, понадобится сила мышц, а не запасы жира.

© Урсула Ле Гуин. Парус для писателя от Урсулы Ле Гуин. Как управлять историей: от композиции до грамматики на примерах известных произведений

Книгоиюль

Чем же таким я занималась в июле, что прочитала всего две книги? Ах да. Возделывала ферму в Stardew Valley.

1. Джеймс Блэйлок. Айлсфордский череп

Медленно и с удовольствием перечитываю книги о приключениях Лэнгдона Сент-Ива сотоварищи, «Череп» — третья часть цикл. Блэйлока называют родоначальником стимпанка, но я люблю его не за стимпанк, а за то, что его книги одновременно увлекательны и уютны, а персонажи, всегда готовые ввязаться в первое подвернувшееся приключение, никогда не забывают о важности румяных пирогов, доброго эля и хорошей книги.

2. Лантаци Джузеппе, Франческо Маттеуцци. Хокусай. Великая волна, прокатившаяся по всему миру

Так называемый «биоГРАФИЧЕСКИЙ роман». Графическая часть и вправду ничего так, остальное мне не понравилось. Отзыв на LL.

Есть два вида стран...

Европейская часть России, Сибирь, Монголия, Китай, Япония — маршрут проходит исключительно над чайными странами. Гильберт Сильвестер прежде всегда категорически не принимал страны с повышенным потреблением чая. Он путешествовал в страны кофейные — Францию, Италию; после посещения очередного музея баловал себя чашкой кофе с молоком в каком-нибудь парижском кафе или в Цюрихе заказывал себе кофе со взбитыми сливками; он любил венские кофейни и все культурные традиции, с ними связанные. Традиции ясности, четкости, присутствия, различимости. В кофейных странах всё ясно и очевидно. А в чайных — сплошь туман и мистика. В кофейных странах так: заплати немного денег — получишь что хотел, даже немного скромной роскоши, если приплатишь сверху; в чайных странах, чтобы получить то же самое, приходится изрядно напрягать воображение. Никогда бы не поехал по своей воле в Россию, в страну, где ты вынужден задействовать фантазию для самых банальных повседневных вещей, даже сели речь идёт всего лишь о чашке нормального зернового кофе. По счастью, ГДР после объединения из чайной страны превратилась в кофейную.

© Марион Пошманн. Сосновые острова

Книгоиюнь

Июнь был скуден и скорбен более чем в одном отношении, а то, что читала я либо японскую литературу, либо литературу о Японии, случайно просто повезло.

1. Нацумэ Сосэки. Мальчуган

Зелёный учитель математики в дебрях интриг провинциальной школы. Слишком короткая история для того, чтобы заскучать. Отзыв на ЛЛ.

2. Антон Власкин, Юлия Чернышёва. Тоси дэнсэцу. Городские легенды современной Японии

Смешное изложение страшных историй, культурологический комментарий прилагается, но это не точно. Отзыв на ЛЛ.

3. Людмила Ермакова. Вести о Япан-острове в стародавней России и другое

Предыстория отечественного японоведения с интерлюдиями. Отзыв на ЛЛ.

Звучит весело

Вообще же истории о Нороварэта и Хайтеку-но кай — это интересный пример того, как «расколдовывание мира», начатое наукой и просвещением несколько столетий назад, наталкивается на глубинное нежелание человека существовать в совершенно расколдованном мире. Новейшие достижения техники прочно связываются с самыми густыми и мрачными тенями, явившимися из глубин времен и из темных закоулков человеческого сознания. В идеале человеческое воображение должно породить невиданный город будущего, где по верхушкам небоскребов будут прыгать тэнгу, сердитый онрё запустит в сеть чудовищный вирус, сжигающий чипы, вмонтированные в мозг горожан, а система охлаждения породит очень современную и эмансипированную Юки-онна.

© А.В. Власкин, Ю.А. Чернышёва. Тоси дэнсэцу. Городские легенды современной Японии

Книгомай

Май был хорош.

1. Токутоми Рока. Куросиво

Социально-политический роман эпохи Мэйдзи, скорее познавательный, нежели увлекательный. Отзыв на LL.

2. Дэвид Пэдрейра. Пороховая Луна

Фантастика ближнего прицела с унылым сюжетом, но годным месседжем. Внезапно актуалочка (ну или триггер, кому как). LL

3. Джим Батчер. Воздушная гавань

Вся. Моя. Любовь. LL

4. Маделин Мартин. Последняя книжная лавка в Лондоне

Хорошая идея, слабое исполнение. Но эту книгу я получила на LL в бесплатной раздаче, поэтому постаралась помягче. Бесплатные книги — это добро.

5. Куникида Доппо. Равнина Мусаси (сборник рассказов)

Классическая классика. Отзыв.

6. Терри Пратчетт. Маскарад

Пратчетт как всегда. Но я расстроилась, потому что опять хочу в оперу, чтобы сидеть в мягком кресле и смотреть и слушать красивое, но не знаю, когда смогу себе это позволить. Нянюшка Ягг смогла — и ты сможешь.

Ричард Адамс. Майя

Я была в восторге от «Шардика» Ричарда Адамса, и за «Майю», пусть и не связанную с ним сюжетно, но принадлежащую тому же циклу и повествующую о том же мире, принялась с огромным воодушевлением и в полной уверенности в том, что меня ожидает ещё одна потрясающая книга. Но один эпизод в начале книги, эпизод, в котором пятнадцатилетнюю Майю совращает отчим, уничтожил моё воодушевление и уверенность на корню.

скрытый текстНе то что бы я раньше не читала про секс ─ читала (и ещё как читала! и читаю! и буду читать!), не то что бы я раньше не читала про растление несовершеннолетних ─ «Лолита» мимо меня тоже не прошла, не что что бы я не читала мерзких и гадких сцен ─ без них сейчас ни одно приличное фэнтези не обходится (а я поклонница жанра), но вот этот конкретный эпизод соблазнения Майи вызвал у меня такое отвращение, что я, с трудом одолев несколько последующих глав, не выдержала и положила книгу куда подальше с неопределённым намерением дочитать когда-нибудь потом. Что же в этом эпизоде было настолько невыносимо ужасным, что все лавкрафтовские монстры завистливо вздыхали в сторонке? То, что Майю, вечноголодного подростка из нищей деревушки, отчим завлёк в свои объятья не силой, не угрозами, не ложью, а ─ сладостями. Сладостями, твоюжмать. В общем, я не смогла.

Прошло три года.

Я подумала, подумала получше, подумала совсем хорошо, и решилась дочитать «Майю». Зачем мне, в свете вышеизложенного, это сдалось? Во-первых, я предположила, что самое противное уже прочитала и хуже уже точно не будет. И, к счастью, оказалось права: «Майя» ─ толстый роман, в нём множество упоминаний жестокости и разнообразных сексуальных и околосексуальных практик, которые у незаинтересованных в них людей вызовут скорее тошноту, нежели эротическое волнение, но нет ничего гаже того самого эпизода. Во-вторых (и в свете вышеизложенного это может показаться странным), мне очень нравится, как Адамс пишет. В «Майе» есть всё, за что я превозносила «Шардика»: вдумчивое, неторопливое повествование; богатые, красочные описания пейзажей, городов, интерьеров и одежд, дающие возможность с лёгкостью узреть очами души своей Беклу, столицу империи (больше всего напоминающей Римскую империю в период расцвета её упадка), и своеобразные имперские провинции; сказки, музыка, песни и танцы, вдыхающие жизнь в выдуманный мир и равно увлекающие героев и читателей. И также, как в «Шардике», у читателей есть возможность самим судить, влияют ли боги, которым герои поклоняются, на их судьбы, или же всё это суеверия невежественного древнего мира и только люди могут определять судьбы людей; в тексте однозначного ответа на этот вопрос не найти. Но при этом судьба как таковая, несомненно, присутствует в истории, правда, замечаешь это, лишь прочитав изрядное количество страниц. Так же, как в «Шардике», в «Майе» к героям возвращаются последствия всех их поступков, но если главный герой «Шардика» изведал плоды собственной жестокости, то к Майе раз за разом возвращается её доброта.

Тот самый эпизод ─ лишь пролог к злоключениям и приключениям Майи, по-настоящему они начинаются после того, как разгневанная мать продаёт её в рабство. Легко догадаться, что юную красавицу отправят не на кухню посуду мыть, а в опочивальню, ублажать хозяина. Подруги Майи ─ такие же рабыни для постельных утех или свободные куртизанки-шерны, так что разговоры их вертятся вокруг вполне определённых тем. Для обсуждения определённых тем требуются определённые слова, но вот незадача ─ те слова, которыми в своём кругу пользуются наложницы, в приличном обществе неприличны, а читатели, конечно же, относятся к приличному обществу. Адамс решил эту проблему оригинальным, хоть и несколько обескураживающим способом: для всех исключительно важных терминов придумал эквиваленты на бекланском языке, чтобы персонажи, никого не стесняясь, могли сказать вместо «жопа» ─ «венда», вместо «сиськи» ─ «дельды», а слова «зард», «терть» и «бастать» я переводить не буду, контекст и так не даст ошибиться в их значении.

С самого начала романа и до самого конца на все лады повторяется идея о том, что молодость и красота ─ это могущественная сила, благодаря которой можно добиться всего на свете. Подневольные любовницы слышат это от мужчин, а потом пересказывают друг другу, ободряя в трудный час. Такая сладкая лесть, такая наглая ложь. Слова ничего не стоят, а ирония ситуации заключается в том, что пока девушки-рабыни убеждают друг друга в превосходстве молодости и красоты (над чем, не уточняется), мужчины и женщины, обладающие реальной властью, используют их в хвост и в гриву: и для удовлетворения сексуальных желаний, и для политических интриг, и для шпионажа. Девушки покорно выполняют их приказы, подчас с риском для жизни, однако же идею о всемогуществе молодости и красоты сомнению не подвергают.

Майя, юная и прекрасная, едва ли не в одночасье переносится из провинциальной глуши в дом очень влиятельного и очень развращённого сановника. Автор всё время подчёркивает её наивность и невинность (не физическую, до такой пошлости Ричард Адамс не опустился бы), и если насчёт наивности я всецело согласна, то в невинности вовсе не убеждена. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы хотя бы обдумать мысль о том, что бастаться с мужем собственной матери ─ не очень хорошая идея, да и в небрезгливую профессионалку эта растерянная девчушка превратилась на удивление быстро. Майя невинна в том же смысле, в каком невинны птицы и звери, но от людей, как правило, ожидаешь иного.

Майя не относится к тем персонажам, которым я симпатизирую. Мне нравятся сдержанные, вдумчивые, склонные рефлексии, преданные своему делу или высокой цели ─ ничего общего с Майей. Майя ─ доверчивая, падкая на постельные утехи, очень добрая и не очень умная. Именно эти качества (да, глупость тоже) и спасают Майю, и делают её героиней. Девушка более сложного душевного склада, потеряв всех близких и угодив в рабство к садисту и развратнику, могла бы сломаться, как это едва не случилось с одной из майиных подруг, но Майя неизменно легко приспосабливается к меняющимся обстоятельствам. Она открыта для плотских удовольствий, а если с удовольствием не сложится, удовлетворится сознанием хорошо выполненной работы, или уж, в самом крайнем случае, утешится простым физическим комфортом: возможностью помыться, одеться в чистое, досыта поесть. Майя вообще очень телесно ориентированный человек: ей тяжело даётся обучение грамоте, но легко ─ танцам, и, надо отдать ей должное, благодаря силе, ловкости и выносливости она спасла и погубила немало людей.

Наивность Майи ─ обоюдоострый меч. Она не понимает вещей, очевидных для всех остальных, Майю не принимают всерьёз люди, пользующиеся ею в своих целях, но именно благодаря своей наивности Майя совершает небывалое. Там, где умный человек остановился бы, подумал и испугался, Майя безрассудно следует велениям своего сердца, а редкий мудрец способен предугадать, что велит сердце шестнадцатилетней и до беспамятства влюблённой девушки. Это уже не глупость, это священное безумие, благодаря которому простушка Майя становится непредсказуемой для опытных интриганов.

И всё-таки главное качество Майи ─ доброта. Пусть красота Майи ослепительна, но именно доброта привлекает к ней людей, готовых помочь и умным советом, и нужным делом, именно доброта даёт ей и смелость, и силу, и стойкость. Порой Майя откровенно раздражает мелочным самодовольством, но в других ситуациях она поражает самоотверженностью.

У каждого свои недостатки. И я не могу не съязвить в адрес Ричарда Адамса, как бы ни восхищалась его способностью создать плотно переплетённое повествовательное полотно, в котором нет ни одной случайной нити, зато каждый раз открываются новые детали, стоит лишь взглянуть на узор под другим углом.

На обложку романа вынесена цитата автора:
«Я хотел написать книгу о девушке, которая начинает жизнь, не имея буквально ничего, кроме сверхъестественной, божественной красоты. «Майя» ─ это отражение моей веры в природную, неотъемлемую чистоту женского духа».

Так вот. Какого чёрта книга о чистоте женского духа начинается с влагалища?

Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)