Старый замок (публикации за 13 февраля 2020)21 читатель тэги
Автор: Арабелла
Средневековая кухня - 2. Овсянка, сэр...
Вопреки сложившемуся стереотипу, англичане не едят овсянку каждое утро. Более того, она даже не всегда есть в меню гостиниц и b&b. Т.н. традиционный английский завтрак состоит из фасоли в томатном соусе, запеченных грибов, помидоров, яичницы-глазуньи, жареного бекона и/или сосиски и картофельной оладьи (порция - огромная; впрочем, Британия вообще славится в этом смысле щедростью).
скрытый текстПотребление овсянки на душу населения в Британии не выше, чем в Европе, и сверхъестественной популярностью она также не отличается (скорее всего, человек, спешащий с утра на работу, предпочтет съесть овсяных мюсли, а не стоять у плиты). Европейский миф об английской овсянке – в первую очередь, порождение ХХ века, детище экспорта и рекламы. Ну а для нас в создании этого мифа не последнюю роль сыграла знаменитая фраза «Овсянка, сэр!» из экранизации «Собаки Баскервилей».
А в небольшом эссе Джорджа Оруэлла «В защиту английской кухни» (1945) вообще нет ни слова нет о якобы популярной овсянке!
В современном английском языке для обозначения каши есть два слова – porridge и gruel. В ХХ веке, как уже было сказано, искусство рекламы (в первую очередь, привлекательные упаковки) способствовало созданию мифа об «английской (а на самом деле шотландской) овсянке», но на самом деле каши испокон веков варили в самых разных странах.
Более того, в Средние века porridge вовсе даже не обязательно готовили из крупы. Старый детский стишок-дразнилка помогает это понять. Он гласит:
Peas porridge hot,
Peas porridge cold,
Peas porridge in the pot
Nine days old.
(Гороховая каша горячая, гороховая каша холодная, гороховая каша в горшке, сварена девять дней назад).
То есть, мы видим, что главный ингредиент в porridge не крупа, а горох, притом горох не свежий, а, скорее всего, сушеный. Помимо гороха, в нее могли входить разнообразные овощи – иными словами, то, что англичане сейчас называют кашей, изначально варилось даже не из крупы! Этимология слова «porridge» не вполне ясна до сих пор, в цепочке отсутствует некоторое количество звеньев, но исследователи полагают, что оно родственно латинскому porrum/porrus, что означает «лук-порей», отсюда и среднеанглийское porree – луковый суп. Не исключено, что porridge изначально действительно готовилась, в первую очередь, из лука, а уж дополнительно – и из других ингредиентов, растущих в огороде. В крестьянском обиходе она могла быть относительно грубой, из приблизительно нарезанных и затем сваренных до мягкости овощей; при дворе, где большое внимание уделялось «тонкости» блюда, эту самую луковую кашу, вероятно, подавали в виде хорошо протертого пюре, в которое для густоты добавляли хлеба (многие средневековые рецепты содержат хлеб в качестве «загустителя»). В Испании аналогичное блюдо называлось porra и представляло собой смесь истолченных вареных овощей; ели его при помощи корки хлеба вместо ложки. Клали в него также ячменную, пшеничную и ржаную муку – в зависимости от региона.
В Средние века было весьма популярно блюдо под названием pottage, которое зачастую смешивают с porridge, хотя у этих слов разная этимология. Pottage (от французского potage – буквально «то, что в горшке») представляла собой густой овощной суп (или рагу) и была весьма популярным блюдом в Средние века. Обычно pottage готовили из гороха, репы, лука, капусты, трав, иногда добавляли мясо (кусочками или в виде «фрикаделек» из мелко нарезанного мяса, смешанного с яйцом и хлебными крошками). Для сгущения также зачастую использовали ржаной хлеб или овсяную муку, а иногда – во время мясоеда – кровь животных (птичью или свиную).
Вот примерный состав pottage
На литр воды (или мясного бульона) – по 250 г. следующих овощей: капуста, сельдерей, зеленый горох, лук-порей, репчатый лук, репа, щавель, 1-2 зубчика чеснока, две столовые ложки овсяной крупы. Из специй: базилик, майоран, петрушка, майоран, возможны также розмарин и тимьян.
В английском языке есть выражение mess of pottage, якобы почерпнутое из первого английского перевода Библии (а точнее, истории о том, как Исав продал свое первородство Иакову за чечевичную похлебку). Однако на самом деле эта фраза не фигурирует ни в одной из английских переводов Библии; впервые она появилась в английском «конспекте» одной из проповедей английского историка и теолога Джона Капгрейва (ок. 1452), очевидно прибегнувшего к местным реалиям для пущей доходчивости: «И тогда Иаков перехитрил брата, выкупив у него отцовское благословение за миску похлебки – mess of potage». К XVI в. это выражение окончательно входит в речевой обиход – оно появляется в английских переводах Эразма Роттердамского, в проповедях, хрониках, пересказах Библии, фактически превращается в поговорку.
Кстати, mess в этом выражении не несет уничижительного значения (значение «месиво, беспорядочная груда» появляется лишь в XIX в.). В среднеанглийском языке слово mess означало количество людей, которые ели вместе за столом; иными словами, mess of pottage – это количество, необходимое для того, чтобы насытить нескольких человек. В современном английском языке это слово сохранилось в военной и флотской среде – солдаты и моряки едят in messes, со своими messmates (товарищами по столу).
Разумеется, в Средние века варили и кашу как таковую (gruel) – из овсяной, ржаной или пшеничной муки, на воде и на молоке. Преобладала она, конечно, в крестьянском быту; со временем врачи стали рекомендовать ее для больных (чаще всего с добавлением мускатного ореха, вина, цедры). Варили gruel и в монастырях – от самой простой, на воде, до gruel на мясном бульоне, с луком и специями.
Но, несмотря на все возможные изыски, так она преимущественно и воспринималась – как еда бедняков (в крайнем случае – бережливых представителей среднего сословия). Вспомните «Оливера Твиста» - в работных домах кормили именно gruel’ом. Привычное меню Эбенезера Скруджа в «Рождественской песни» - небольшая кастрюлька овсянки – лишь подчеркивает крайнюю скупость этого персонажа. До того как в широкий обиход вошло представление о здоровом образе жизни, зажиточный дворянин, с аппетитом уписывающий овсянку, скорее всего, был бы воспринят как чудак и эксцентрик.
https://tal-gilas.livejournal.com/210122.html
скрытый текстПотребление овсянки на душу населения в Британии не выше, чем в Европе, и сверхъестественной популярностью она также не отличается (скорее всего, человек, спешащий с утра на работу, предпочтет съесть овсяных мюсли, а не стоять у плиты). Европейский миф об английской овсянке – в первую очередь, порождение ХХ века, детище экспорта и рекламы. Ну а для нас в создании этого мифа не последнюю роль сыграла знаменитая фраза «Овсянка, сэр!» из экранизации «Собаки Баскервилей».
А в небольшом эссе Джорджа Оруэлла «В защиту английской кухни» (1945) вообще нет ни слова нет о якобы популярной овсянке!
В современном английском языке для обозначения каши есть два слова – porridge и gruel. В ХХ веке, как уже было сказано, искусство рекламы (в первую очередь, привлекательные упаковки) способствовало созданию мифа об «английской (а на самом деле шотландской) овсянке», но на самом деле каши испокон веков варили в самых разных странах.
Более того, в Средние века porridge вовсе даже не обязательно готовили из крупы. Старый детский стишок-дразнилка помогает это понять. Он гласит:
Peas porridge hot,
Peas porridge cold,
Peas porridge in the pot
Nine days old.
(Гороховая каша горячая, гороховая каша холодная, гороховая каша в горшке, сварена девять дней назад).
То есть, мы видим, что главный ингредиент в porridge не крупа, а горох, притом горох не свежий, а, скорее всего, сушеный. Помимо гороха, в нее могли входить разнообразные овощи – иными словами, то, что англичане сейчас называют кашей, изначально варилось даже не из крупы! Этимология слова «porridge» не вполне ясна до сих пор, в цепочке отсутствует некоторое количество звеньев, но исследователи полагают, что оно родственно латинскому porrum/porrus, что означает «лук-порей», отсюда и среднеанглийское porree – луковый суп. Не исключено, что porridge изначально действительно готовилась, в первую очередь, из лука, а уж дополнительно – и из других ингредиентов, растущих в огороде. В крестьянском обиходе она могла быть относительно грубой, из приблизительно нарезанных и затем сваренных до мягкости овощей; при дворе, где большое внимание уделялось «тонкости» блюда, эту самую луковую кашу, вероятно, подавали в виде хорошо протертого пюре, в которое для густоты добавляли хлеба (многие средневековые рецепты содержат хлеб в качестве «загустителя»). В Испании аналогичное блюдо называлось porra и представляло собой смесь истолченных вареных овощей; ели его при помощи корки хлеба вместо ложки. Клали в него также ячменную, пшеничную и ржаную муку – в зависимости от региона.
В Средние века было весьма популярно блюдо под названием pottage, которое зачастую смешивают с porridge, хотя у этих слов разная этимология. Pottage (от французского potage – буквально «то, что в горшке») представляла собой густой овощной суп (или рагу) и была весьма популярным блюдом в Средние века. Обычно pottage готовили из гороха, репы, лука, капусты, трав, иногда добавляли мясо (кусочками или в виде «фрикаделек» из мелко нарезанного мяса, смешанного с яйцом и хлебными крошками). Для сгущения также зачастую использовали ржаной хлеб или овсяную муку, а иногда – во время мясоеда – кровь животных (птичью или свиную).
Вот примерный состав pottage
На литр воды (или мясного бульона) – по 250 г. следующих овощей: капуста, сельдерей, зеленый горох, лук-порей, репчатый лук, репа, щавель, 1-2 зубчика чеснока, две столовые ложки овсяной крупы. Из специй: базилик, майоран, петрушка, майоран, возможны также розмарин и тимьян.
В английском языке есть выражение mess of pottage, якобы почерпнутое из первого английского перевода Библии (а точнее, истории о том, как Исав продал свое первородство Иакову за чечевичную похлебку). Однако на самом деле эта фраза не фигурирует ни в одной из английских переводов Библии; впервые она появилась в английском «конспекте» одной из проповедей английского историка и теолога Джона Капгрейва (ок. 1452), очевидно прибегнувшего к местным реалиям для пущей доходчивости: «И тогда Иаков перехитрил брата, выкупив у него отцовское благословение за миску похлебки – mess of potage». К XVI в. это выражение окончательно входит в речевой обиход – оно появляется в английских переводах Эразма Роттердамского, в проповедях, хрониках, пересказах Библии, фактически превращается в поговорку.
Кстати, mess в этом выражении не несет уничижительного значения (значение «месиво, беспорядочная груда» появляется лишь в XIX в.). В среднеанглийском языке слово mess означало количество людей, которые ели вместе за столом; иными словами, mess of pottage – это количество, необходимое для того, чтобы насытить нескольких человек. В современном английском языке это слово сохранилось в военной и флотской среде – солдаты и моряки едят in messes, со своими messmates (товарищами по столу).
Разумеется, в Средние века варили и кашу как таковую (gruel) – из овсяной, ржаной или пшеничной муки, на воде и на молоке. Преобладала она, конечно, в крестьянском быту; со временем врачи стали рекомендовать ее для больных (чаще всего с добавлением мускатного ореха, вина, цедры). Варили gruel и в монастырях – от самой простой, на воде, до gruel на мясном бульоне, с луком и специями.
Но, несмотря на все возможные изыски, так она преимущественно и воспринималась – как еда бедняков (в крайнем случае – бережливых представителей среднего сословия). Вспомните «Оливера Твиста» - в работных домах кормили именно gruel’ом. Привычное меню Эбенезера Скруджа в «Рождественской песни» - небольшая кастрюлька овсянки – лишь подчеркивает крайнюю скупость этого персонажа. До того как в широкий обиход вошло представление о здоровом образе жизни, зажиточный дворянин, с аппетитом уписывающий овсянку, скорее всего, был бы воспринят как чудак и эксцентрик.
https://tal-gilas.livejournal.com/210122.html
Женщины в броне
XII-XIII века в очередной раз рвут шаблон. Имеем распространенный миф: женщины в Средние века ограничены только домом и воспитанием детей, все иные варианты – только посредством мужчин и негласно (мол, женщина, например, может влиять на политику только будучи женой или всесильной фавориткой… ну или Алиенорой Аквитанской).
Были иные варианты, были. Редко были, что уж там. Но зато какие :)
скрытый текстПомимо полулегендарных историях о женщинах (вроде герцогини Иды Австрийской), сражавшихся в крестовых походах наравне с мужчинами и даже наводившими ужас на Саладина, XII-XIII века нам дают сразу несколько реальных исторических примеров женского военного героизма. Николь де ла Хэй, жена адмирала королевского флота, отбывшего вместе с Ричардом в крестовый поход, унаследовала должность кастеляна Линкольнского замка, по традиции передававшуюся в ее семье. В отсутствие супруга эта ответственность полностью легла на нее – и в 1191 г. Николь де ла Хэй самостоятельно подготовила замок к обороне и выдержала месячную осаду; в 1217 г. ей пришлось повторить этот подвиг, когда замок вновь был осажден мятежными баронами. Более того, в 1216 г. эта отважная дама была официально назначена шерифом Линкольншира и исполняла свои обязанности в течение полугода. Графиня Пембрук была официально назначена командовать рыцарями своего мужа в 1267 году, тако же в отсутствие супруга. Матильда Рамсбери, возлюбленная епископа Роджера из Солсбери, руководила обороной замка Девизес, принадлежавшего епископу. Она и её сын были осаждены там армией короля Стивена в 1139 г. Матильда сдала замок, когда ей пригрозили расправой над Роджером. Петронилла, графиня Лестер, наравне с мужем приняла участие в восстании против Генриха II в 1173 году. По словам хрониста, "она была одета в кольчугу и несла меч и щит".
Иными словами, мы видим, что «женская слабость» отнюдь не мешала дамам занимать весьма ответственные должности, притом не номинально. Еще одна дама, Матильда де Ко (Maud de Caux), в течение многих лет исполняла обязанности главного смотрителя королевских лесов в Ноттингемшире и Дербишире – эта должность также была наследственной в семье де Ко и в отсутствие наследника по мужской линии переходила к женщинам (Матильда де Ко продолжала занимать должность смотрителя, оставшись вдовой).
https://finerollshenry3.org.uk/content/month/fm-01-2006.html
И - не про Англию, но тоже интересно :) Достаточно мало информации у нас про женский боевой (!) орденГневного Молота Топора. Вот что о нем известно. В 1149 году мавры атаковали Тортозу, и отражать эту атаку пришлось женщинам, потому что мужчины были заняты осадой Лериды. Женщины отбились от регулярного войска, притом отнюдь не швыряясь камнями, а сражаясь в мужских доспехах. Когда подошла подмога, дело уже было сделано, и женщин Тортозы нужно было отблагодарить за доблесть, что было сделано. Для них основали рыцарский орден, который назывался orden de la Hacha, Орден Топора (основное оружие сражавшихся, боевой топор). Замужним женщинам были даны одинаковые рыцарские права с их мужьями, незамужним – с их отцами и братьями.
https://tal-gilas.livejournal.com/181103.html
Часть 2.
Женщины Средневековья брали оружие в руки гораздо чаще, чем мы можем предположить, - времена были неспокойные :) Причем за ними стояла давняя литературная, легендарная и историческая традиция. Образованные читатели знали от античных авторов об амазонках; в различных средневековых хрониках нередко встречались истории о германских женщинах, которые "в давние времена" принимали участие в сражениях.
скрытый текстВ XII в. фрейзингский епископ Отто, составляя биографию своего племянника, императора Фридриха Барбароссы, пишет, что женщины лангобардов сражались бок о бок с мужчинами и связывали волосы в узел под подбородком, имитируя длинные мужские бороды (longobardi, т.е. «длиннобородые»). Сверхъестественными женщинами-воительницами изобилуют и героические северные саги – так, в «Саге о Гервор» (XII в.) главная героиня с детства обучается владеть оружием, после чего уходит в леса разбойничать, присоединяется под видом мужчины к шайке викингов, отсекает голову человеку, осмелившемуся дотронуться до ее меча, и даже рискует бросить вызов духу, живущему в кургане.
Существуют свидетельства того, что средневековые женщины иногда действительно принимали участие в сражениях или командовали вооруженными отрядами. Современники зачастую сравнивали их с амазонками и, как правило, относили в категорию «чудес», которые поражали воображение средневековых читателей еще сильнее, чем нынешних. Но сама идея «женщин на войне», пусть даже вне реального воплощения, была достаточно широко распространена и не так уж шокировала публику. Византийская принцесса Анна Комнина, одна из первых женщин-историков, упоминает нормандку по имени Гайта или Гэта (Gaita), которая отправилась в поход вместе с мужем, Робером Гвискаром. Гайта – «вторая Афина» - якобы представляла собой устрашающее зрелище в бою; однажды она бросилась с копьем наперевес к бегущим солдатам и заставила их вернуться на поле боя. А вот что пишет Никита Хониат (ок. 1150-1213), описывающий появление «варваров» на границах римского государства: «Я говорю о движении алеманов и других, поднявшихся с ними и единоплеменных им народов. Между ними были и женщины, ездившие на конях подобно мужчинам, - они бесстыдно сидели в седлах, не опустив ног в одну сторону, но верхом. Они так же, как и мужчины, были вооружены копьями и щитами, носили мужскую одежду, имели совершенно воинский вид и действовали смелее амазонок. В особенности отличалась одна из них, как бы вторая Пентесилея: по одежде своей, украшенной по краям и подолу золотом, она прозывалась Златоногою».
По преданию, Алиенора Аквитанская и ее дамы в 1147 году отправились в крестовый поход, как настоящие амазонки, сидя на белых конях. Также авторы хроник прославляли и женщин-христианок, которые во время осады Акры загнали нескольких турок на корабельный камбуз и связали, после чего отрезали пленным головы ножом и с триумфом ушли, забрав с собой кровавые трофеи (пусть даже корабль был уже захвачен, а женщины всего лишь явились туда вместе с мужчинами). Судя по всему, присутствие вооруженной женщины в военном отряде было не так уж удивительно, особенно если она в качестве сюзерена сопровождала собственный отряд, но в большинстве случаев трудно сказать наверняка, сражались ли средневековые «амазонки» наравне с мужчинами. Современники, как правило, ограничиваются лишь упоминаниями о внешнем облике и смелости, необходимой для того, чтобы отправиться на войну. Восточные авторы – современники крестовых походов – нередко упоминают о вооруженных женщинах в рядах крестоносцев: «Среди франков воистину были женщины, которые стремились в бой в кольчугах и шлемах, одетые по-мужски; они врывались в самую гущу сражения и вели себя как отважные мужи, хотя на самом деле были нежными женами; но они вели себя так из благочестия, рассчитывая снискать небесную награду. В тот день [день битвы при Гераклее, где отряд крестоносцев был истреблен полностью] не одна женщина вступила в бой как рыцарь, выказав мужскую выносливость, несмотря на слабость своего пола. Они были одеты в кольчуги, и их пол распознали, лишь сняв с них доспехи».
В числе женщин, которые действительно принимали участие в боевых действиях, называют некую Элеану, которая якобы носила полный доспех и владела копьем и боевой секирой; Иду Австрийскую, пропавшую без вести в битве при Гераклее; Жанну де Монфор, которая сражалась в Бретани, «в доспехах с ног до головы, на прекрасном боевом коне… у нее был острый меч, которым она рубила с превеликой смелостью»; Изабеллу де Конш, еще одну женщину из рода Монфоров (дочь Симона де Монфора), которая «разъезжала вооруженная среди прочих рыцарей… щедрая, смелая и веселая» (ее сравнивали с амазонками и легендарной Камиллой из «Энеиды»). Шестнадцатилетняя Жанна Лэнь по прозвищу Ашет («Секира») в 1472 г. дралась на стенах осажденного бургундцами Бовэ.
Есть в хрониках упоминания о женщинах, пол которых был обнаружен лишь после их гибели в бою или пленения. Есть упоминания о простолюдинках, погибавших на поле боя, особенно во время восстаний против короля или местного сеньора (в Англии, Шотландии, Франции, Фландрии…).
В Средние века женщинам доводилось командовать вооруженными отрядами и участвовать в военных и политических интригах. И это не так уж удивительно, если вспомнить, что средневековая женщина практически из любого сословия должна была обладать не меньшим запасом знаний и умений, чем мужчина, для того, чтобы при необходимости достойно продолжить дело мужа или выступить его заместителем.
Хотя женщины, принимая командование, поступали точно так же, как поступили бы их братья и мужья, хронисты гораздо чаще склонны были называть их «хитрыми», «кровожадными», «жестокими». Так, например, аттестовали Матильду Тосканскую (1046-1115), которая поддерживала военной силой папу Григория VII против императора Генриха IV во время борьбы за инвеституру, и Матильду Английскую (1102-67), наследницу Генриха I, которая посылала в бой войска против своего кузена и соперника – короля Стефана. Есть и другие примеры женщин-командующих – Эрменгарда Нарбоннская (ум. в 1192 г.) сражалась на юге Франции против сына Матильды, английского короля Генриха II, и защищала собственные земли в бесчисленных местных междоусобицах. Гильдинхильд Каталонская в 1026 г. силой вернула себе отнятые у нее земли и сумела организовать их оборону. София Баварская в 1129 г. осадила замок Фалькенштейн от имени собственного брата, который в это время был занят, помогая своему сюзерену штурмовать замок Шпейер – что характерно, также обороняемый женщиной, Агнес Саарбрюке.
Женщинам зачастую приходилось организовывать оборону собственных земель – или замков сюзерена. «Черная Агнес» (Агнес Рэндольф, графиня Данбар) защищала замок Данбар в Шотландии (1338) против Эдуарда III; Николь де ла Хэй – женщина-шериф – дважды удерживала линкольнский замок, сначала от имени короля Джона, а затем – Генриха III. Знаменитая Мод (Матильда) де Браоз («леди Хэй», 1155-1210) поддерживала политические амбиции своего супруга, активно воевавшего с Уэльсом, - и в 1198 году обороняла замок Пейн от мощной атаки валлийцев, возглавляемых принцем Гвенвивином. Она успешно давала противнику отпор в течение трех недель, пока не подоспело подкрепление. Местные жители прозвали Пейн «замком Матильды»; местная легенда гласила, что, узнав о готовящемся нападении валлийцев, Мод де Браоз за ночь одной рукой надстроила стены до необходимой высоты, нося камни в переднике. Видимо, легенда возникла не на пустом месте, и Мод действительно отличалась недюжинной силой и здоровьем. Свидетельством тому, в том числе, шестнадцать детей, которых «леди Хэй» родила мужу, после чего сохранила достаточно сил для активной жизни и деятельного противостояния королю Джону, которое, увы, завершилось трагически (Мод вместе со своим старшим сыном была взята в плен и по приказу Джона уморена голодом в замке Корф).
Впрочем, участие в осадах для женщин было нормой – если они и не брались за оружие, в помощь мужьям и братьям, то, во всяком случае, швыряли в осаждающих камни, лили сверху кипяток и смолу, помогали заделывать бреши, носили воду, чтобы стоявшие на стене солдаты не страдали от жажды.
Специалисты по церковному праву спорили, «засчитываются» ли обеты, принесенные женщинами-крестоносцами. Поначалу эти обеты безусловно принимались, с оговоркой, что женщине негоже сражаться; подобный обет приравнивался к обету обыкновенного пилигрима. В конце XII в. специальные постановления стали воспрещать безоружным лицам обоего пола сопровождать военные экспедиции. Если женщины все-таки принимали крест, те из них, кто располагал средствами или собственными вассалами, обычно брали с собой отряд рыцарей, и воспретить им это значило бы лишить крестовые походы столь необходимого военного подспорья. Юридические дебаты шли, в основном, вокруг вопроса, можно ли женщинам в принципе принимать крест и не требуется ли для этого разрешения супруга. Знатные паломницы не раз приводили в Святую Землю целые отряды, а иногда даже командовали ими, в том числе по прямому требованию церковных властей и духовных наставников. Так, в XIV в. Екатерина Сиенская убедила неаполитанскую королеву Жанну лично возглавить экспедицию в Святую Землю.
В поэме XIII в. под названием «Дамский турнир» компания вымышленных героинь обсуждает мужские и женские понятия о чести. Одна из дам утверждает, что никакой разницы нет и что женщины также должны носить оружие и искать славы на войне и на турнирах. Она убеждает подруг принять участие в состязаниях, и каждая из участниц выступает под именем своего любимого рыцаря. Мужчины спорят, как им поступить, опасаясь, что «если женщины пойдут сражаться, мужчинам придется вести хозяйство». В книжной традиции к воинственным женщинам, как правило, относились с опаской; только в сочетании с религиозными добродетелями за воинственностью признавалось право на существование. Даже в рыцарских романах женщины, как правило, полностью зависели от мужчин; их функцией было вдохновлять героев на подвиги. Будучи вынуждены браться за оружие, такие героини в конце концов, как правило, возвращались к традиционному образу жизни (хотя были и исключения, о чем ниже).
- героиня «Романа о Лорене» Мэлайн (Maligne) переодевается мужчиной, чтобы отомстить сэру Кэю
- В романе «Флориан и Флорета» Флорета спасает своего мужа Флориана от дракона – она хватает копье и убивает чудовище
- в «Кларисе и Лорисе» женщины, переодетые мужчинами, устраивают турнир, и герою приходится с ними сразиться
- Силенс – героиня одноименного романа – с рождения получает мужское воспитание и ведет себя соответственно, не давая никому повода усомниться в своей принадлежности к сильному полу
- в «Повести о Мерлине и Гризандоле» героиня, разлученная с семьей, отправляется в Рим, переодевшись юношей и взяв имя Гризандоль. Совершив ряд подвигов, она удостаивается посвящения в рыцари и становится «наместником» Рима
- в фаблио «Беранжер Долгохвостый» женщина переодевается мужчиной, чтобы отомстить мужу-простолюдину за оскорбление, нанесенное ее благородному роду
- в «Пророчествах Мерлина» знатная дама переодевается мужчиной, чтобы сражаться с неверными и отомстить за смерть мужа. Там же – юная кузина Морганы переодевается юношей, чтобы помочь сэру Александру-Сироте
- в «Тристане из Нантейля» дама Эй из Авиньона переодевается рыцарем и отправляется на поиски своих пропавших родственников. Также и ее внучка, Бланкандина, в свою очередь выдает себя за мужчину и совершает столько подвигов, что по Божьему соизволению превращается в мужчину
- Ида – героиня «Иды и Оливы» - переодевшись в мужское платье, бежит в Рим, ко двору императора Оттона. Там она проявляет чудеса храбрости и спасает Рим от нашествия язычников. Оттон решает женить Иду на своей единственной дочери Оливе и сделать её наследником. Накануне свадьбы ангел превращает Иду в мужчину, и она благополучно сочетается браком с Оливой.
(Заметим, что реально существовавшие женщины, принимавшие участие в боевых действиях, преимущественно надевали мужскую одежду и доспехи не потому, что желали скрыть свою пол, а исключительно ради удобства.)
Примеры XI-XIII вв., в которых представлен положительный взгляд на «сильных женщин», как правило, взяты из античных, религиозных и исторических источников. Особенно часто в этом контексте упоминаются библейская Юдифь, Семирамида, царицы амазонок, добродетельные римлянки, византийская императрица Ирина, Жанна Сицилийская, персидская царица Томирис, меровингская королева Фредегунда и другие женщины, реально существовавшие и вымышленные, так или иначе повлиявшие на судьбы мира.
Рассуждая о мужественных женщинах, одни авторы нередко ссылались на Аристотеля, писавшего, что в животном мире самки зачастую крупнее и сильнее самцов, а главой пчелиного роя, как известно, является матка, окруженная рабочими пчелами мужеского пола. Зато другие рассуждали, как философ Эгидий Римский: «В отличие от некоторых самок животных, женщины не приспособлены для сражений. Бойцам надлежит иметь три качества – осторожный и предусмотрительный ум, храброе и одушевленное сердце, крепкое сильное тело. По этим признакам мы можем узнать воинственного мужчину… у него массивные ноги, как у льва, широкая грудь, крепкие жилы и мышцы, внимательные глаза, прямая спина, упругая плоть». Женщинам же, по словам Эгидия, недостает как физических данных, так и темперамента (считалось, что по природе своей женщины «холодны» и не способны из-за этого постичь хотя бы основы военного искусства, поскольку воинственной натуре надлежит иметь «горячий» темперамент). «У женщин хрупкие тела, нежная плоть, им недостает телесной силы и мощи, необходимой для того, чтобы носить тяжелое оружие и доспехи». Вслед за Исидором Севильским Эгидий производил латинское слово mulier (женщина) от mollitia (мягкость, нежность).
Иными словами, женщине дозволялось применять силу, если она:
- отстаивала правое дело (женщины в крестовом походе; женщины, защищавшие свои земли)
Гвеннлиан ап Гриффид родилась в 1097 г. Ее муж активно боролся с норманнами в Южном Уэльсе; когда правящая фамилия в очередной раз была низложена, Гвеннлиан вместе с мужем укрылась в укрепленном горном замке. Оттуда небольшой и легкий валлийский отряд наносил молниеносные удары по норманнским позициям. В 1136 году, в разгар междоусобиц в Англии, в Уэльсе вспыхнуло восстание. Пока ее муж собирал союзников, Гвеннлиан вынуждена была собирать армию и организовывать оборону своих земель. В битве у замка Кидвелли войско Гвеннлиан было разгромлено, а сама она взята в плен и обезглавлена. Там же погиб и ее старший сын Морган.
- защищала права детей и мужа (Жанна Фландрская, боровшая за восстановление прав своего малолетнего сына – наследника Бретани)
- действовала от имени своего супруга либо как его преемница. Так, леди Этельфлед после гибели мужа в битве при Тетенхолле заняла место не только правителя, но и военачальника и в этом качестве правила Мерсией восемь лет. Продолжая дело мужа, она начала строительство ряда крепостей, а 916 г. лично возглавила карательную экспедицию в Уэльс, желая отомстить за убийство мерсийского священника.
https://tal-gilas.livejournal.com/203036.html
Были иные варианты, были. Редко были, что уж там. Но зато какие :)
скрытый текстПомимо полулегендарных историях о женщинах (вроде герцогини Иды Австрийской), сражавшихся в крестовых походах наравне с мужчинами и даже наводившими ужас на Саладина, XII-XIII века нам дают сразу несколько реальных исторических примеров женского военного героизма. Николь де ла Хэй, жена адмирала королевского флота, отбывшего вместе с Ричардом в крестовый поход, унаследовала должность кастеляна Линкольнского замка, по традиции передававшуюся в ее семье. В отсутствие супруга эта ответственность полностью легла на нее – и в 1191 г. Николь де ла Хэй самостоятельно подготовила замок к обороне и выдержала месячную осаду; в 1217 г. ей пришлось повторить этот подвиг, когда замок вновь был осажден мятежными баронами. Более того, в 1216 г. эта отважная дама была официально назначена шерифом Линкольншира и исполняла свои обязанности в течение полугода. Графиня Пембрук была официально назначена командовать рыцарями своего мужа в 1267 году, тако же в отсутствие супруга. Матильда Рамсбери, возлюбленная епископа Роджера из Солсбери, руководила обороной замка Девизес, принадлежавшего епископу. Она и её сын были осаждены там армией короля Стивена в 1139 г. Матильда сдала замок, когда ей пригрозили расправой над Роджером. Петронилла, графиня Лестер, наравне с мужем приняла участие в восстании против Генриха II в 1173 году. По словам хрониста, "она была одета в кольчугу и несла меч и щит".
Иными словами, мы видим, что «женская слабость» отнюдь не мешала дамам занимать весьма ответственные должности, притом не номинально. Еще одна дама, Матильда де Ко (Maud de Caux), в течение многих лет исполняла обязанности главного смотрителя королевских лесов в Ноттингемшире и Дербишире – эта должность также была наследственной в семье де Ко и в отсутствие наследника по мужской линии переходила к женщинам (Матильда де Ко продолжала занимать должность смотрителя, оставшись вдовой).
https://finerollshenry3.org.uk/content/month/fm-01-2006.html
И - не про Англию, но тоже интересно :) Достаточно мало информации у нас про женский боевой (!) орден
https://tal-gilas.livejournal.com/181103.html
Часть 2.
Женщины Средневековья брали оружие в руки гораздо чаще, чем мы можем предположить, - времена были неспокойные :) Причем за ними стояла давняя литературная, легендарная и историческая традиция. Образованные читатели знали от античных авторов об амазонках; в различных средневековых хрониках нередко встречались истории о германских женщинах, которые "в давние времена" принимали участие в сражениях.
скрытый текстВ XII в. фрейзингский епископ Отто, составляя биографию своего племянника, императора Фридриха Барбароссы, пишет, что женщины лангобардов сражались бок о бок с мужчинами и связывали волосы в узел под подбородком, имитируя длинные мужские бороды (longobardi, т.е. «длиннобородые»). Сверхъестественными женщинами-воительницами изобилуют и героические северные саги – так, в «Саге о Гервор» (XII в.) главная героиня с детства обучается владеть оружием, после чего уходит в леса разбойничать, присоединяется под видом мужчины к шайке викингов, отсекает голову человеку, осмелившемуся дотронуться до ее меча, и даже рискует бросить вызов духу, живущему в кургане.
Существуют свидетельства того, что средневековые женщины иногда действительно принимали участие в сражениях или командовали вооруженными отрядами. Современники зачастую сравнивали их с амазонками и, как правило, относили в категорию «чудес», которые поражали воображение средневековых читателей еще сильнее, чем нынешних. Но сама идея «женщин на войне», пусть даже вне реального воплощения, была достаточно широко распространена и не так уж шокировала публику. Византийская принцесса Анна Комнина, одна из первых женщин-историков, упоминает нормандку по имени Гайта или Гэта (Gaita), которая отправилась в поход вместе с мужем, Робером Гвискаром. Гайта – «вторая Афина» - якобы представляла собой устрашающее зрелище в бою; однажды она бросилась с копьем наперевес к бегущим солдатам и заставила их вернуться на поле боя. А вот что пишет Никита Хониат (ок. 1150-1213), описывающий появление «варваров» на границах римского государства: «Я говорю о движении алеманов и других, поднявшихся с ними и единоплеменных им народов. Между ними были и женщины, ездившие на конях подобно мужчинам, - они бесстыдно сидели в седлах, не опустив ног в одну сторону, но верхом. Они так же, как и мужчины, были вооружены копьями и щитами, носили мужскую одежду, имели совершенно воинский вид и действовали смелее амазонок. В особенности отличалась одна из них, как бы вторая Пентесилея: по одежде своей, украшенной по краям и подолу золотом, она прозывалась Златоногою».
По преданию, Алиенора Аквитанская и ее дамы в 1147 году отправились в крестовый поход, как настоящие амазонки, сидя на белых конях. Также авторы хроник прославляли и женщин-христианок, которые во время осады Акры загнали нескольких турок на корабельный камбуз и связали, после чего отрезали пленным головы ножом и с триумфом ушли, забрав с собой кровавые трофеи (пусть даже корабль был уже захвачен, а женщины всего лишь явились туда вместе с мужчинами). Судя по всему, присутствие вооруженной женщины в военном отряде было не так уж удивительно, особенно если она в качестве сюзерена сопровождала собственный отряд, но в большинстве случаев трудно сказать наверняка, сражались ли средневековые «амазонки» наравне с мужчинами. Современники, как правило, ограничиваются лишь упоминаниями о внешнем облике и смелости, необходимой для того, чтобы отправиться на войну. Восточные авторы – современники крестовых походов – нередко упоминают о вооруженных женщинах в рядах крестоносцев: «Среди франков воистину были женщины, которые стремились в бой в кольчугах и шлемах, одетые по-мужски; они врывались в самую гущу сражения и вели себя как отважные мужи, хотя на самом деле были нежными женами; но они вели себя так из благочестия, рассчитывая снискать небесную награду. В тот день [день битвы при Гераклее, где отряд крестоносцев был истреблен полностью] не одна женщина вступила в бой как рыцарь, выказав мужскую выносливость, несмотря на слабость своего пола. Они были одеты в кольчуги, и их пол распознали, лишь сняв с них доспехи».
В числе женщин, которые действительно принимали участие в боевых действиях, называют некую Элеану, которая якобы носила полный доспех и владела копьем и боевой секирой; Иду Австрийскую, пропавшую без вести в битве при Гераклее; Жанну де Монфор, которая сражалась в Бретани, «в доспехах с ног до головы, на прекрасном боевом коне… у нее был острый меч, которым она рубила с превеликой смелостью»; Изабеллу де Конш, еще одну женщину из рода Монфоров (дочь Симона де Монфора), которая «разъезжала вооруженная среди прочих рыцарей… щедрая, смелая и веселая» (ее сравнивали с амазонками и легендарной Камиллой из «Энеиды»). Шестнадцатилетняя Жанна Лэнь по прозвищу Ашет («Секира») в 1472 г. дралась на стенах осажденного бургундцами Бовэ.
Есть в хрониках упоминания о женщинах, пол которых был обнаружен лишь после их гибели в бою или пленения. Есть упоминания о простолюдинках, погибавших на поле боя, особенно во время восстаний против короля или местного сеньора (в Англии, Шотландии, Франции, Фландрии…).
В Средние века женщинам доводилось командовать вооруженными отрядами и участвовать в военных и политических интригах. И это не так уж удивительно, если вспомнить, что средневековая женщина практически из любого сословия должна была обладать не меньшим запасом знаний и умений, чем мужчина, для того, чтобы при необходимости достойно продолжить дело мужа или выступить его заместителем.
Хотя женщины, принимая командование, поступали точно так же, как поступили бы их братья и мужья, хронисты гораздо чаще склонны были называть их «хитрыми», «кровожадными», «жестокими». Так, например, аттестовали Матильду Тосканскую (1046-1115), которая поддерживала военной силой папу Григория VII против императора Генриха IV во время борьбы за инвеституру, и Матильду Английскую (1102-67), наследницу Генриха I, которая посылала в бой войска против своего кузена и соперника – короля Стефана. Есть и другие примеры женщин-командующих – Эрменгарда Нарбоннская (ум. в 1192 г.) сражалась на юге Франции против сына Матильды, английского короля Генриха II, и защищала собственные земли в бесчисленных местных междоусобицах. Гильдинхильд Каталонская в 1026 г. силой вернула себе отнятые у нее земли и сумела организовать их оборону. София Баварская в 1129 г. осадила замок Фалькенштейн от имени собственного брата, который в это время был занят, помогая своему сюзерену штурмовать замок Шпейер – что характерно, также обороняемый женщиной, Агнес Саарбрюке.
Женщинам зачастую приходилось организовывать оборону собственных земель – или замков сюзерена. «Черная Агнес» (Агнес Рэндольф, графиня Данбар) защищала замок Данбар в Шотландии (1338) против Эдуарда III; Николь де ла Хэй – женщина-шериф – дважды удерживала линкольнский замок, сначала от имени короля Джона, а затем – Генриха III. Знаменитая Мод (Матильда) де Браоз («леди Хэй», 1155-1210) поддерживала политические амбиции своего супруга, активно воевавшего с Уэльсом, - и в 1198 году обороняла замок Пейн от мощной атаки валлийцев, возглавляемых принцем Гвенвивином. Она успешно давала противнику отпор в течение трех недель, пока не подоспело подкрепление. Местные жители прозвали Пейн «замком Матильды»; местная легенда гласила, что, узнав о готовящемся нападении валлийцев, Мод де Браоз за ночь одной рукой надстроила стены до необходимой высоты, нося камни в переднике. Видимо, легенда возникла не на пустом месте, и Мод действительно отличалась недюжинной силой и здоровьем. Свидетельством тому, в том числе, шестнадцать детей, которых «леди Хэй» родила мужу, после чего сохранила достаточно сил для активной жизни и деятельного противостояния королю Джону, которое, увы, завершилось трагически (Мод вместе со своим старшим сыном была взята в плен и по приказу Джона уморена голодом в замке Корф).
Впрочем, участие в осадах для женщин было нормой – если они и не брались за оружие, в помощь мужьям и братьям, то, во всяком случае, швыряли в осаждающих камни, лили сверху кипяток и смолу, помогали заделывать бреши, носили воду, чтобы стоявшие на стене солдаты не страдали от жажды.
Специалисты по церковному праву спорили, «засчитываются» ли обеты, принесенные женщинами-крестоносцами. Поначалу эти обеты безусловно принимались, с оговоркой, что женщине негоже сражаться; подобный обет приравнивался к обету обыкновенного пилигрима. В конце XII в. специальные постановления стали воспрещать безоружным лицам обоего пола сопровождать военные экспедиции. Если женщины все-таки принимали крест, те из них, кто располагал средствами или собственными вассалами, обычно брали с собой отряд рыцарей, и воспретить им это значило бы лишить крестовые походы столь необходимого военного подспорья. Юридические дебаты шли, в основном, вокруг вопроса, можно ли женщинам в принципе принимать крест и не требуется ли для этого разрешения супруга. Знатные паломницы не раз приводили в Святую Землю целые отряды, а иногда даже командовали ими, в том числе по прямому требованию церковных властей и духовных наставников. Так, в XIV в. Екатерина Сиенская убедила неаполитанскую королеву Жанну лично возглавить экспедицию в Святую Землю.
В поэме XIII в. под названием «Дамский турнир» компания вымышленных героинь обсуждает мужские и женские понятия о чести. Одна из дам утверждает, что никакой разницы нет и что женщины также должны носить оружие и искать славы на войне и на турнирах. Она убеждает подруг принять участие в состязаниях, и каждая из участниц выступает под именем своего любимого рыцаря. Мужчины спорят, как им поступить, опасаясь, что «если женщины пойдут сражаться, мужчинам придется вести хозяйство». В книжной традиции к воинственным женщинам, как правило, относились с опаской; только в сочетании с религиозными добродетелями за воинственностью признавалось право на существование. Даже в рыцарских романах женщины, как правило, полностью зависели от мужчин; их функцией было вдохновлять героев на подвиги. Будучи вынуждены браться за оружие, такие героини в конце концов, как правило, возвращались к традиционному образу жизни (хотя были и исключения, о чем ниже).
- героиня «Романа о Лорене» Мэлайн (Maligne) переодевается мужчиной, чтобы отомстить сэру Кэю
- В романе «Флориан и Флорета» Флорета спасает своего мужа Флориана от дракона – она хватает копье и убивает чудовище
- в «Кларисе и Лорисе» женщины, переодетые мужчинами, устраивают турнир, и герою приходится с ними сразиться
- Силенс – героиня одноименного романа – с рождения получает мужское воспитание и ведет себя соответственно, не давая никому повода усомниться в своей принадлежности к сильному полу
- в «Повести о Мерлине и Гризандоле» героиня, разлученная с семьей, отправляется в Рим, переодевшись юношей и взяв имя Гризандоль. Совершив ряд подвигов, она удостаивается посвящения в рыцари и становится «наместником» Рима
- в фаблио «Беранжер Долгохвостый» женщина переодевается мужчиной, чтобы отомстить мужу-простолюдину за оскорбление, нанесенное ее благородному роду
- в «Пророчествах Мерлина» знатная дама переодевается мужчиной, чтобы сражаться с неверными и отомстить за смерть мужа. Там же – юная кузина Морганы переодевается юношей, чтобы помочь сэру Александру-Сироте
- в «Тристане из Нантейля» дама Эй из Авиньона переодевается рыцарем и отправляется на поиски своих пропавших родственников. Также и ее внучка, Бланкандина, в свою очередь выдает себя за мужчину и совершает столько подвигов, что по Божьему соизволению превращается в мужчину
- Ида – героиня «Иды и Оливы» - переодевшись в мужское платье, бежит в Рим, ко двору императора Оттона. Там она проявляет чудеса храбрости и спасает Рим от нашествия язычников. Оттон решает женить Иду на своей единственной дочери Оливе и сделать её наследником. Накануне свадьбы ангел превращает Иду в мужчину, и она благополучно сочетается браком с Оливой.
(Заметим, что реально существовавшие женщины, принимавшие участие в боевых действиях, преимущественно надевали мужскую одежду и доспехи не потому, что желали скрыть свою пол, а исключительно ради удобства.)
Примеры XI-XIII вв., в которых представлен положительный взгляд на «сильных женщин», как правило, взяты из античных, религиозных и исторических источников. Особенно часто в этом контексте упоминаются библейская Юдифь, Семирамида, царицы амазонок, добродетельные римлянки, византийская императрица Ирина, Жанна Сицилийская, персидская царица Томирис, меровингская королева Фредегунда и другие женщины, реально существовавшие и вымышленные, так или иначе повлиявшие на судьбы мира.
Рассуждая о мужественных женщинах, одни авторы нередко ссылались на Аристотеля, писавшего, что в животном мире самки зачастую крупнее и сильнее самцов, а главой пчелиного роя, как известно, является матка, окруженная рабочими пчелами мужеского пола. Зато другие рассуждали, как философ Эгидий Римский: «В отличие от некоторых самок животных, женщины не приспособлены для сражений. Бойцам надлежит иметь три качества – осторожный и предусмотрительный ум, храброе и одушевленное сердце, крепкое сильное тело. По этим признакам мы можем узнать воинственного мужчину… у него массивные ноги, как у льва, широкая грудь, крепкие жилы и мышцы, внимательные глаза, прямая спина, упругая плоть». Женщинам же, по словам Эгидия, недостает как физических данных, так и темперамента (считалось, что по природе своей женщины «холодны» и не способны из-за этого постичь хотя бы основы военного искусства, поскольку воинственной натуре надлежит иметь «горячий» темперамент). «У женщин хрупкие тела, нежная плоть, им недостает телесной силы и мощи, необходимой для того, чтобы носить тяжелое оружие и доспехи». Вслед за Исидором Севильским Эгидий производил латинское слово mulier (женщина) от mollitia (мягкость, нежность).
Иными словами, женщине дозволялось применять силу, если она:
- отстаивала правое дело (женщины в крестовом походе; женщины, защищавшие свои земли)
Гвеннлиан ап Гриффид родилась в 1097 г. Ее муж активно боролся с норманнами в Южном Уэльсе; когда правящая фамилия в очередной раз была низложена, Гвеннлиан вместе с мужем укрылась в укрепленном горном замке. Оттуда небольшой и легкий валлийский отряд наносил молниеносные удары по норманнским позициям. В 1136 году, в разгар междоусобиц в Англии, в Уэльсе вспыхнуло восстание. Пока ее муж собирал союзников, Гвеннлиан вынуждена была собирать армию и организовывать оборону своих земель. В битве у замка Кидвелли войско Гвеннлиан было разгромлено, а сама она взята в плен и обезглавлена. Там же погиб и ее старший сын Морган.
- защищала права детей и мужа (Жанна Фландрская, боровшая за восстановление прав своего малолетнего сына – наследника Бретани)
- действовала от имени своего супруга либо как его преемница. Так, леди Этельфлед после гибели мужа в битве при Тетенхолле заняла место не только правителя, но и военачальника и в этом качестве правила Мерсией восемь лет. Продолжая дело мужа, она начала строительство ряда крепостей, а 916 г. лично возглавила карательную экспедицию в Уэльс, желая отомстить за убийство мерсийского священника.
https://tal-gilas.livejournal.com/203036.html
Об идеале женской красоты Средневековья
Об идеале женской красоты Средневековья и вообще Идеальной Женщине
Для Средневековья характерен идеал красоты одновременно девственной и женственной. Вьющиеся золотистые, белокурые (или, на худой конец, рыжеватые) волосы, зачастую украшенные венчиком, лентой или цветами, - несомненный атрибут незамужней девушки. Светские и религиозные власти в равной мере утверждали положительный образ девственности, толкуя ее как путь к спасению, сокровище, которое предназначено в дар только Небесному Жениху.
скрытый текст
Сохранить себя в чистоте для девушки значило сохранить незапятнанной душу, отстраниться от мирского существования и, в идеале, греха. Но, с другой стороны, если девушка не уходила в монастырь, столь тщательно оберегаемую девственность надлежало в конце концов отдать законному мужу. Что характерно, далеко не все родители поощряли у дочерей стремление надеть покрывало монахини.
С самого начала Средних веков в моду вошла «ангельская» внешность, наводящая на мысль о непорочности, святости – белая кожа, «нежная как персик», с умеренным (никоим образом не вульгарным!) румянцем, удлиненный овал лица, большие глаза, маленький рот, алый как вишня или роза вешней порой.
...И примется изображать
Мне светло-золотую прядь,
И стан во всей красе своей,
И переливный блеск очей,
Лилейно-чистое чело,
Где ни морщинки не легло,
И ваш прямой, изящный нос,
И щеки, что свежее роз,
И рот, что ослепить готов
В улыбке блеском жемчугов,
Упругой груди белоснежность
И обнаженной шеи нежность,
И кожу гладкую руки,
И длинных пальцев ноготки…
Яркий румянец, круглые щеки и уж тем более загар – удел грубых крестьянок. Никаких пышных форм a la Рембрандт, минимум открытого тела. Анри де Мондевиль пишет в своей «Хирургии» (начало XIV в.): «Некоторые женщины, которые не хотят или не могут обратиться к хирургу или же не желают предать огласке свое неприличие (sic!), шьют нижние рубашки с двумя мешочками по размеру грудей и надевают эти рубашки каждое утро, после чего как можно туже бинтуют грудь повязкой. Другие, например женщины в Монпелье, сжимают грудь тугими платьями и шнуровкой».
Чтобы кожа была интересно бледной, модницы натирались соком лимона или белилами, в состав которых входили ртуть и свинец, или даже делали регулярные кровопускания. В XIV-XV вв. женщины, придавая лицу модную удлиненную форму и невинный вид, выщипывали брови и брили лоб (иногда даже выводили волосы известью, а затем, чтобы воспрепятствовать их росту в дальнейшем, наносили на кожу сок цикуты или золу, предварительно вымоченную в уксусе). Для того чтобы шея казалась более длинной, выбривали затылки.
Тогда же, в период расцвета готики, в моду входит S-образный силуэт с маленькой грудью и тонкой талией, но при этом с выпуклым животом (поэтому грудь зачастую бинтовали, чтобы она казалась плоской, а под платьем носили накладные валики, т.н. «босы»). Развитию этого полудевического-полуженственного образа способствовал и культ Девы Марии.
Дева Мария на иллюстрациях (особенно северноевропейских) нигде не носит головной убор, подобающий замужней женщине; напротив, она везде изображена с длинными распущенными волосами и юными чертами лица (в отличие, например, от св. Елизаветы). Это – облик девушки, еще не вышедшей из подросткового возраста (16-17 лет).
Для сравнения - иллюстрация из "южной" рукописи, где Мария и Елизавета одеты одинаково "по-женски".
Архиепископ кентерберийский Ансельм публично провозгласил искусственное осветление волос нечестивым занятием. Использование косметики если не запрещали, то всячески стремились ограничить, высмеивая неумеренное пристрастие к румянам и пудре и утверждая, что косметика искажает облик Божьего создания.
Недолго цветет их весна, — Ведь смертный стареть обречен,
Но краской обман совершен: Глядишь — а старуха юна!
Фома Аквинский, рассуждая о пристрастии женщин к косметике, неохотно признавал, что краситься само по себе не грех, если женщина хочет сделать себя более привлекательной для мужа, дабы у него не возникло желания изменить. С другой стороны, женщина должна быть осторожна и не придавать себе чересчур соблазнительный облик, чтобы не увлекать чужих мужей.
Мне бог, обернувшись, сказал:
— Жены, монах, нагрешили,
Статуи красок лишили,—
Их облик святой облинял.
Смотри, как вот эта бледна!
Почаще всходи на амвон,
Громи их, повапленных жен!
Для кары пришли времена.
Исследования показывают, что англичанки усердно белились, чтобы придать лицам модную бледность (самые непритязательные обходились пшеничной мукой в качестве белил); также признанными средствами для высветления кожи считались цикламен и корень лилии. Вот рецепт, приведенный в книге 13 в. «Украшение женщины»: «Залить хорошо просеянную муку водой на пятнадцать дней, затем растолочь и смешать с водой. Процедить сквозь ткань и дать застыть, чтобы вода вся испарилась. Это будет пудра, которая сделает кожу белее снега. Смешайте ее с розовой водой и нанесите на лицо, сперва умыв его теплой водой, а затем вытерев полотенцем».
Гребни были не только необходимым предметом гигиены, но и подарком любимой женщине. Они нередко украшались рисунками или замысловатой резьбой, в том числе сценами куртуазной любви:
Один документ 1316 г. содержит упоминание о зеркальце, гребне, пудренице и кожаном чехле для всего вышеперечисленного; этот «набор» стоил 74 шиллинга, что было весьма существенной суммой.
Образ Богоматери сформировал требования, которые выдвигали по отношению к женщине начиная с середины XI в. Когда ее фигура из величественной, суровой и далекой превратилась в милостивую и близкую, у женщин появился библейский образец для подражания. В том числе, этому способствовало появление жанра миракля – драматического произведения, кульминацией которого являлось чудо, совершаемое Богоматерью или святыми, приходящими на помощь людям. Гвибер Ножанский, французский монах и историограф первого крестового похода, свидетельствует, что образ Девы Марии обретает в представлении людей все бОльшую значимость: «При рождении я был посвящен Ей, Царице небесной, которая занимает место рядом с Господом». Вполне естественно, что, помимо полудевической - полуженственной внешности, идеальный женский образ также предполагал добродетельность, благочестие, неизменное достоинство и учтивость, поскольку Деву Марию славили во всем христианском мире именно за эти качества. «Ее поведение было так серьезно, что всем становилось ясно, как она презирает мирскую суету, - пишет Гвибер о своей матери, - а скромное выражение ее лица отнюдь не располагало к игривым взглядам. Никогда или почти никогда она не бывала в обществе женщин, которые выставляли себя напоказ… а если посторонние люди или ее собственные домочадцы пересказывали какую-нибудь скандальную историю, она сердилась, как будто чернили ее самое».
Если мужчин из благородного сословия ценили за богатство, земли, познания и военную доблесть, женщины зарабатывали себе репутацию примерным поведением. Средневековые повествования зачастую концентрируются вокруг образа главной героини, которая так чиста и идеально женственна, что привлекает всех мужчин, попадающихся ей на жизненном пути. Женщина должна была стремиться к идеалу, воплощенному в образе Девы Марии, - быть скромной в поведении, учтивой, держаться с достоинством вне зависимости от ситуации. Неуклонно следуя этим правилам, женщина могла достичь высшей цели – стать преданной женой и любящей матерью, что в свою очередь нередко было способом обрести серьезное влияние.
Гвибер Ножанской так отзывался о своей матери – «красота, облеченная в добродетель». Он особенно восхвалял ее за внутреннюю силу, необходимую для того, чтобы в одиночку вырастить сына (Гвибер рано лишился отца). Для того времени это была не вполне обычная практика, и матери Гвибера, которая овдовела достаточно молодой, не раз предлагали вступить в брак вторично, «чтобы жить богато и привольно», но та предпочла заниматься образованием сына и полностью принесла в жертву его интересам собственные удобства. А в «Лэ о ясене» Марии Французской речь идет о женщине по имени Френа, которая, уклоняясь от преследований назойливого ухажера, проявляет скромность и добродетель, как и положено идеальной женщине.
Женщина должна быть учтива и отнюдь не вульгарна, причем вне зависимости от происхождения, будь она дворянка или простолюдинка. В «Лэ о ясене» одна из героинь ядовито замечает, что двойняшки могут родиться лишь от разных мужей; хотя сказано это было в самом узком кругу, слух о том «вскоре разошелся по всей Бретани, и все женщины, кто о том слыхал, богатые и бедные, порицали ее за ненавистничество и злой язык». Как Дева Мария сохраняла достоинство и спокойствие, когда окружающие сомневались в ее непорочности, так и средневековые женщины должны были держаться спокойно и хладнокровно вне зависимости от ситуации. Гвибер пишет, что в течение трех лет после брака его мать не могла вступить в супружеские отношения (возможно, потому что ее слишком рано выдали замуж - она едва достигла 12 лет), и в результате ее буквально принудили к тому жестокими насмешками. Тем не менее, «она это выдержала, спокойно снеся все оскорбления, которыми ее осыпали». Ее долгом было подставить другую щеку – и далее идти своим путем. То же самое – в «Лэ о ясене». Френа видит, как ее возлюбленный женится на другой, но «ни единым звуком она не выдала своих чувств». Она продолжает прилежно трудиться в доме своего господина, скрывая сердечную муку и не выказывая ни тревоги, ни печали. Даже новобрачной она прислуживает как положено, «споро и изящно».
Мать Гвибера в конце концов так полюбила своего супруга, что посвятила ему всю дальнейшую жизнь. Узнав, что муж попал в плен, «она упала наземь, как мертвая, а потом воздерживалась от еды и питья и почти не спала от тревоги». Исполняя волю покойного мужа, она постаралась всеми средствами дать сыну достойное образование, с целью посвятить его в дальнейшем Церкви. Когда она узнала, что наставник бьет Гвибера, ее первым инстинктом было поклясться, что «он больше никогда не будет ради знаний терпеть такие муки». Но когда Гвибер заявил, что не бросит учебу, какой ценой ему бы ни достались знания, мать обрадовалась, убедившись, что мальчик и сам стремится выполнить желание отца, которое было свято для нее.
https://tal-gilas.livejournal.com/193060.html
Для Средневековья характерен идеал красоты одновременно девственной и женственной. Вьющиеся золотистые, белокурые (или, на худой конец, рыжеватые) волосы, зачастую украшенные венчиком, лентой или цветами, - несомненный атрибут незамужней девушки. Светские и религиозные власти в равной мере утверждали положительный образ девственности, толкуя ее как путь к спасению, сокровище, которое предназначено в дар только Небесному Жениху.
скрытый текст
Сохранить себя в чистоте для девушки значило сохранить незапятнанной душу, отстраниться от мирского существования и, в идеале, греха. Но, с другой стороны, если девушка не уходила в монастырь, столь тщательно оберегаемую девственность надлежало в конце концов отдать законному мужу. Что характерно, далеко не все родители поощряли у дочерей стремление надеть покрывало монахини.
С самого начала Средних веков в моду вошла «ангельская» внешность, наводящая на мысль о непорочности, святости – белая кожа, «нежная как персик», с умеренным (никоим образом не вульгарным!) румянцем, удлиненный овал лица, большие глаза, маленький рот, алый как вишня или роза вешней порой.
...И примется изображать
Мне светло-золотую прядь,
И стан во всей красе своей,
И переливный блеск очей,
Лилейно-чистое чело,
Где ни морщинки не легло,
И ваш прямой, изящный нос,
И щеки, что свежее роз,
И рот, что ослепить готов
В улыбке блеском жемчугов,
Упругой груди белоснежность
И обнаженной шеи нежность,
И кожу гладкую руки,
И длинных пальцев ноготки…
Яркий румянец, круглые щеки и уж тем более загар – удел грубых крестьянок. Никаких пышных форм a la Рембрандт, минимум открытого тела. Анри де Мондевиль пишет в своей «Хирургии» (начало XIV в.): «Некоторые женщины, которые не хотят или не могут обратиться к хирургу или же не желают предать огласке свое неприличие (sic!), шьют нижние рубашки с двумя мешочками по размеру грудей и надевают эти рубашки каждое утро, после чего как можно туже бинтуют грудь повязкой. Другие, например женщины в Монпелье, сжимают грудь тугими платьями и шнуровкой».
Чтобы кожа была интересно бледной, модницы натирались соком лимона или белилами, в состав которых входили ртуть и свинец, или даже делали регулярные кровопускания. В XIV-XV вв. женщины, придавая лицу модную удлиненную форму и невинный вид, выщипывали брови и брили лоб (иногда даже выводили волосы известью, а затем, чтобы воспрепятствовать их росту в дальнейшем, наносили на кожу сок цикуты или золу, предварительно вымоченную в уксусе). Для того чтобы шея казалась более длинной, выбривали затылки.
Тогда же, в период расцвета готики, в моду входит S-образный силуэт с маленькой грудью и тонкой талией, но при этом с выпуклым животом (поэтому грудь зачастую бинтовали, чтобы она казалась плоской, а под платьем носили накладные валики, т.н. «босы»). Развитию этого полудевического-полуженственного образа способствовал и культ Девы Марии.
Дева Мария на иллюстрациях (особенно северноевропейских) нигде не носит головной убор, подобающий замужней женщине; напротив, она везде изображена с длинными распущенными волосами и юными чертами лица (в отличие, например, от св. Елизаветы). Это – облик девушки, еще не вышедшей из подросткового возраста (16-17 лет).
Для сравнения - иллюстрация из "южной" рукописи, где Мария и Елизавета одеты одинаково "по-женски".
Архиепископ кентерберийский Ансельм публично провозгласил искусственное осветление волос нечестивым занятием. Использование косметики если не запрещали, то всячески стремились ограничить, высмеивая неумеренное пристрастие к румянам и пудре и утверждая, что косметика искажает облик Божьего создания.
Недолго цветет их весна, — Ведь смертный стареть обречен,
Но краской обман совершен: Глядишь — а старуха юна!
Фома Аквинский, рассуждая о пристрастии женщин к косметике, неохотно признавал, что краситься само по себе не грех, если женщина хочет сделать себя более привлекательной для мужа, дабы у него не возникло желания изменить. С другой стороны, женщина должна быть осторожна и не придавать себе чересчур соблазнительный облик, чтобы не увлекать чужих мужей.
Мне бог, обернувшись, сказал:
— Жены, монах, нагрешили,
Статуи красок лишили,—
Их облик святой облинял.
Смотри, как вот эта бледна!
Почаще всходи на амвон,
Громи их, повапленных жен!
Для кары пришли времена.
Исследования показывают, что англичанки усердно белились, чтобы придать лицам модную бледность (самые непритязательные обходились пшеничной мукой в качестве белил); также признанными средствами для высветления кожи считались цикламен и корень лилии. Вот рецепт, приведенный в книге 13 в. «Украшение женщины»: «Залить хорошо просеянную муку водой на пятнадцать дней, затем растолочь и смешать с водой. Процедить сквозь ткань и дать застыть, чтобы вода вся испарилась. Это будет пудра, которая сделает кожу белее снега. Смешайте ее с розовой водой и нанесите на лицо, сперва умыв его теплой водой, а затем вытерев полотенцем».
Гребни были не только необходимым предметом гигиены, но и подарком любимой женщине. Они нередко украшались рисунками или замысловатой резьбой, в том числе сценами куртуазной любви:
Один документ 1316 г. содержит упоминание о зеркальце, гребне, пудренице и кожаном чехле для всего вышеперечисленного; этот «набор» стоил 74 шиллинга, что было весьма существенной суммой.
Образ Богоматери сформировал требования, которые выдвигали по отношению к женщине начиная с середины XI в. Когда ее фигура из величественной, суровой и далекой превратилась в милостивую и близкую, у женщин появился библейский образец для подражания. В том числе, этому способствовало появление жанра миракля – драматического произведения, кульминацией которого являлось чудо, совершаемое Богоматерью или святыми, приходящими на помощь людям. Гвибер Ножанский, французский монах и историограф первого крестового похода, свидетельствует, что образ Девы Марии обретает в представлении людей все бОльшую значимость: «При рождении я был посвящен Ей, Царице небесной, которая занимает место рядом с Господом». Вполне естественно, что, помимо полудевической - полуженственной внешности, идеальный женский образ также предполагал добродетельность, благочестие, неизменное достоинство и учтивость, поскольку Деву Марию славили во всем христианском мире именно за эти качества. «Ее поведение было так серьезно, что всем становилось ясно, как она презирает мирскую суету, - пишет Гвибер о своей матери, - а скромное выражение ее лица отнюдь не располагало к игривым взглядам. Никогда или почти никогда она не бывала в обществе женщин, которые выставляли себя напоказ… а если посторонние люди или ее собственные домочадцы пересказывали какую-нибудь скандальную историю, она сердилась, как будто чернили ее самое».
Если мужчин из благородного сословия ценили за богатство, земли, познания и военную доблесть, женщины зарабатывали себе репутацию примерным поведением. Средневековые повествования зачастую концентрируются вокруг образа главной героини, которая так чиста и идеально женственна, что привлекает всех мужчин, попадающихся ей на жизненном пути. Женщина должна была стремиться к идеалу, воплощенному в образе Девы Марии, - быть скромной в поведении, учтивой, держаться с достоинством вне зависимости от ситуации. Неуклонно следуя этим правилам, женщина могла достичь высшей цели – стать преданной женой и любящей матерью, что в свою очередь нередко было способом обрести серьезное влияние.
Гвибер Ножанской так отзывался о своей матери – «красота, облеченная в добродетель». Он особенно восхвалял ее за внутреннюю силу, необходимую для того, чтобы в одиночку вырастить сына (Гвибер рано лишился отца). Для того времени это была не вполне обычная практика, и матери Гвибера, которая овдовела достаточно молодой, не раз предлагали вступить в брак вторично, «чтобы жить богато и привольно», но та предпочла заниматься образованием сына и полностью принесла в жертву его интересам собственные удобства. А в «Лэ о ясене» Марии Французской речь идет о женщине по имени Френа, которая, уклоняясь от преследований назойливого ухажера, проявляет скромность и добродетель, как и положено идеальной женщине.
Женщина должна быть учтива и отнюдь не вульгарна, причем вне зависимости от происхождения, будь она дворянка или простолюдинка. В «Лэ о ясене» одна из героинь ядовито замечает, что двойняшки могут родиться лишь от разных мужей; хотя сказано это было в самом узком кругу, слух о том «вскоре разошелся по всей Бретани, и все женщины, кто о том слыхал, богатые и бедные, порицали ее за ненавистничество и злой язык». Как Дева Мария сохраняла достоинство и спокойствие, когда окружающие сомневались в ее непорочности, так и средневековые женщины должны были держаться спокойно и хладнокровно вне зависимости от ситуации. Гвибер пишет, что в течение трех лет после брака его мать не могла вступить в супружеские отношения (возможно, потому что ее слишком рано выдали замуж - она едва достигла 12 лет), и в результате ее буквально принудили к тому жестокими насмешками. Тем не менее, «она это выдержала, спокойно снеся все оскорбления, которыми ее осыпали». Ее долгом было подставить другую щеку – и далее идти своим путем. То же самое – в «Лэ о ясене». Френа видит, как ее возлюбленный женится на другой, но «ни единым звуком она не выдала своих чувств». Она продолжает прилежно трудиться в доме своего господина, скрывая сердечную муку и не выказывая ни тревоги, ни печали. Даже новобрачной она прислуживает как положено, «споро и изящно».
Мать Гвибера в конце концов так полюбила своего супруга, что посвятила ему всю дальнейшую жизнь. Узнав, что муж попал в плен, «она упала наземь, как мертвая, а потом воздерживалась от еды и питья и почти не спала от тревоги». Исполняя волю покойного мужа, она постаралась всеми средствами дать сыну достойное образование, с целью посвятить его в дальнейшем Церкви. Когда она узнала, что наставник бьет Гвибера, ее первым инстинктом было поклясться, что «он больше никогда не будет ради знаний терпеть такие муки». Но когда Гвибер заявил, что не бросит учебу, какой ценой ему бы ни достались знания, мать обрадовалась, убедившись, что мальчик и сам стремится выполнить желание отца, которое было свято для нее.
https://tal-gilas.livejournal.com/193060.html