Многие Голоса Рапапидакотля10 читателей тэги

Автор: Железный Пёс

Это нельзя выразить словами и это нельзя выразить без слов. Голоса Рапапидакотля не принадлежат виденным вещам и не принадлежат невиданным; они не принадлежат известным вещам и не принадлежат неизвестным; их не нужно искать, не нужно изучать и уж точно не нужно называть; чтобы войти в них, нужно стать открытым и широким, как небо.

О Дронго Кебабе, величайшем искателе приключений из когда либо живших, и его победе над Большим Джепетто — легендарной грозовой рыбой

Среди прочих историй, Свинцовый Пёс поведал Рапапидакотлю невероятную историю о победе Дронго Кебаба над Большим Джепетто — невероятным морским чудовищем, наводящим ужас на каждого, кто когда либо выходил в море. Когда его вой, преисполненный древней, тлеющей испокон веков ярости, разносился над поверхностью всех пяти океанов, даже самые отважные из моряков теряли рассудок, выдирали остатки зубов и бросались за борт, стремясь к блаженному забвению.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Так было, пока Дронго Кебабу, величайшему искателю приключений из когда либо живших, не попалась на глаза брошюра приглашающая поучаствовать в рыболовном состязании с главным призом в виде роли второго плана в новом фильме прекраснейшей из актрис современности Виолетты Конвульсии. Даже спустя многие годы, Дронго Кебаб помнил тот день так, словно тот происходил непосредственно в текущий момент. Он сидел тогда за барной стойкой и самый легковоспламеняющийся из имеющихся в наличии коньяков — "Афганский Испепелитель" — сжигал поверхностный слой эпителия в его пищеводе. Дронго Кебаб был тогда ещё не настолько пьян, насколько привык, но уже видел свет в конце туннеля.
Его память не сохранила последующий ряд незначительных деталей происходящего и временно отключилась до того момента, когда он уже стоял в центре очищенного от столиков бара перед точной копией великой пирамиды майа — Кукулькана, — сооружённой из 964 пустых стаканов и ровно сотни бутылок из-под "Афганского Испепелителя". Говорят, эта пирамида стала городской достопримечательностью, а рекорд Дронго Кебаба по поглощению "Афганского Испепелителя" так никогда и не был побит. Но история не об этом.
Следующая секунда, сумевшая отложиться в его памяти, отделённая от прошлой часами смутных, расплывчатых образов, полных незнакомых дам, разгневанных мужчин, воющих собак, пронзительно поющих птиц и танцующих венгерских карликов, застала Дронго Кебаба сидящим на большом валуне с плоской вершиной, подножие которого вот уже тысячи лет неторопливо подтачивали терпеливые воды Средиземного моря. Дронго Кебаб смотрел на звёзды и размышлял о том, какие же подвиги готовит ему будущее и какие чудеса смекалки и отваги ему предстоит совершить, чтобы навеки высечь их на скрижалях истории. Человечество ещё не достигло того уровня развития, на котором кто-либо смог бы испытать эмоцию соизмеримую по глубине и насыщенности с поэтичной меланхоличностью, задумчивой отстранённостью и безграничной свободой звёздного неба, сконцентрированными в исчезающе краткой секунде и единой точке пространства - прямо в миндалевидном теле в мозгу Дронго Кебаба. Но Дронго Кебаб не был бы Дронго Кебабом, если бы позволил эволюции и ограниченным возможностям мозга к проявлению эмоциональных реакций испортить столь прекрасный вечер своим несовершенством. В тот день им была изобретена эмоция, которую ещё многие тысячелетия никому больше не будет суждено испытать.
Вероятнее всего, следующее событие никоим образом не могло быть связано с предыдущими размышлениями Дронго Кебаба, но возможно также и то, что Вселенная, увлечённо наблюдающая за невероятными приключениями величайшего героя из когда либо живших, лично преподнесла ему дар в виде приглашения к новому подвигу, что вскоре потрясёт весь мир!
Задремавший Дронго Кебаб открыл глаза уже под утро и тут же увидел тот самый знак, что подготовила ему судьба. Он был начертан на огромном баннере, что полоскался на ветру за летящим на уровне облаков самолёте. "!!СОСТЯЗАНИЕ ОТВАЖНЕЙШИХ РЫБОЛОВОВ СОВРЕМЕННОСТИ!!" — гласил он. "!!ДА ОБРЯЩУТ ОНИ СЛАВУ ИЛИ ЖЕ ПОЗНАЮТ ОТЧАЯНИЕ ВО ТЬМЕ СРЕДИ ЧЕРВЕЙ!!" — неожиданно мрачно добавлялось в конце. На случай, если Дронго Кебаба не пронял рекламный баннер с множество раз повторяющейся надписью, протянувшийся зловещим предзнаменованием через половину небосвода, Вселенная уготовила ему ещё один знак и он тут же влажно шлёпнулся ему на лицо. Им оказался отсыревший буклет, посвящённый всё тому же рыболовному состязанию, но сообщавший также многие детали, в числе которых была одна, от которой глаза его вспыхнули пламенем неукротимого вожделения — призом в состязании выступала возможность сыграть роль второго плана в новом фильме самой Виолетты Конвульсии! "Это знак" — понял Дронго Кебаб и, спрыгнув с валуна, устремился навстречу приключениям. Он больше никогда не возвращался в эти места, поскольку был не из тех, кто оглядывается назад.
История валуна, всё же, на этом не закончилась. В это самое время, далеко вверху, на склоне горы, что нависла над побережьем, карабкался к вершине одинокий дикий козёл. История не сохранила свидетельств того, зачем он туда карабкался, но, как правило, это именно то, чем занимаются дикие козлы и особенной тайны в его карабканьи, скорее всего, нет. Так или иначе, хоть он и сумел взобраться на самую верхушку скалы, но сделал это несколько неуклюже и вывернул по пути несколько небольших булыжников, что стремительно покатились вниз, увлекая за собой всё новые и всё большие камни. Большинство из них остановились неподалёку от подножия, но один из наиболее крупных, использовав образовавшуюся насыпь в качестве трамплина, взмыл в высь и, со свистом рассекая воздух, устремился по дуге прямо к тому самому огромному валуну, на котором недавно мирно восседал Дронго Кебаб, величайший искатель приключений из когда-либо живших.
Пока он сидел там, предаваясь размышлениям и вдумчивому созерцанию, его могучее отважное сердце выбивало столь мощный и сокрушительный ритм, что, проходя через позвоночник и копчик, колебания передавались валуну и дестабилизировали кристаллическую решётку минералов, из которых он состоял, из-за чего, в конечном итоге, вся каменная глыба оказалась пронизана микротрещинками, лакунами и прочими невидимыми глазу дефектами.
Скатившийся с горы булыжник взлетел достаточно высоко, чтобы достичь максимальной скорости свободного падения и с грохотом врезаться в самую верхушку каменной глыбы. Силы удара оказалось достаточно, чтобы окончательно ослабить структуру камня — трещинки и полости разошлись и внешняя часть валуна распалась мелким крошевом. Но, повинуясь некоему чудесному стечению обстоятельств, сердцевина валуна осталась совершенно невредимой — сияя агатовой белизной, формой в точности повторяя могучую грудь, широкие плечи и благородный лик Дронго Кебаба, величайшего искателя приключений из когда-либо живших!
Кто знает, как именно могло произойти такое чудо? Возможно, дело в том, что дух Дронго Кебаба столь могуч и неудержим, что оставил материальный след в ткани бытия.
Как бы то ни было, ни у кого не возникало сомнений, что ягодицы Дронго Кебаба благословили этот камень. Многие и многие поколения с того дня в тени его белоснежного бюста находили отдохновение влюблённые парочки, поскольку верили, что если потереться щекой о плечо изваяния, это укрепит либидо, повысит фертильность, снизит риск развития геморроя и герпеса.
Сам же Дронго Кебаб, едва узнав о рыболовном состязании, тут же бросил все силы и ресурсы на подготовку к неминуемой победе. Условия её были просты — победителем считался тот, кто не позднее назначенного срока доставит судьям наибольшую рыбину. На какую же тварь морскую ему покуситься, дабы не только обойти соперников, но и сделать это с присущим ему шиком и великолепием? — задумался Дронго Кебаб, величайший искатель приключений из когда-либо живших. Некогда, когда он был ещё неоперившимся юнцом, тощим и робким, словно речной уж, отец его, — знаменитый мореплаватель, любитель крепкого алкоголя и столь же крепких женщин, — поведал ему множество историй, привезённых из дальних плаваний. В одной из них фигурировало страшное морское чудовище — невероятная помесь мегалодона, плезиозавра и гигантского спрута. Он носил множество имён, но в большей части изведанных земель его знали как Большого Джепетто или Грозовую Рыбу, что топила суда одним лишь вздохом. Многие пытались поймать его или убить, но все эти начинания обращались в итоге паническим бегством, неизменно оканчивающимся на дне морском или в утробе сего чудовища, — с придыханием рассказывал ему отец. "Кто вздумает тягаться с Большим Джеппето обрящет лишь погибель!" — дрожащим голосом завершал он истории о Грозовой Рыбе, что держала в страхе все пять океанов.
Во времена своего отрочества Дронго Кебаб слушал отцовские истории трепеща от страха, но сейчас он лишь удовлетворённо кивнул с довольной улыбкой, так как нашёл себе наконец достойного противника, — с такой добычей он, без сомнений, не оставит оппонентам ни шанса!
Насколько было известно Дронго Кебабу, Джепетто отличался не только необъятными размерами и физической мощью, но и необычно развитым для рыбы интеллектом. По отдельным свидетельствам, он мог сравниться с уровнем развития менеджера среднего звена в консалтинговой компании. Следовательно, к Джепетто требовался особый подход, отличный от простой рыбалки. Другими словами, — подытожил Дронго Кебаб собственные размышления — ему просто нужна особая приманка.
У Дронго Кебаба было в наличии три месяца на подготовку к состязанию. Первые две недели из них он потратил на изучение природы плотского влечения биологических систем. Это открыло ему много нового о собственной сексуальности, но главным оказалось то, что он понял, каким конкретно образом он может гарантированно привлечь Джепетто или же какого-нибудь другого морского левиафана, в случае неудачи с первым. Рецептом оказалась сложная смесь феромонов, ванили, охотничьего инстинкта, аромата жасмина, жимолости, мягкого оттенка красного, круглой формы, звука трения шерсти о чуть нагретую шершавую поверхность, запаха страха смерти, овуляции и мочи. Следующей задачей было совместить всё это в нечто цельное и эффективное.
За многие годы до описываемых событий, Дронго Кебаб участвовал в сексуально-групповой активности вместе с известным доктором генетики и вивисекции, преподающим на факультете генетики и вивисекции в Институте генетики и вивисекции имени Йозефа Менгеле. Забыть его было бы сложно при всём желании, которого, стоит заметить, имелось у Дронго Кебаба в избытке. Доктора звали Станислав Геномски и пригласили его на то эротическое мероприятие из-за чрезвычайно выдающихся физических характеристик. После множества неудачных генетических экспериментов и актов вивисекции он совместил в себе не только разнообразные и плохо сочетающиеся человеческие черты(что стали уже почти неразличимы), но также выразительные признаки плащеносной ящерицы, кальмара, благородного оленя, королевской цапли, человеческой женщины, кашалота, рака-отшельника, каракурта, гигантской египетской многоножки, дискомедузы и плесневого гриба. В совокупности, при должной степени извращённости и сексуальной раскрепощённости, эти особенности вполне можно было с успехом применять в рамках интимных межличностных взаимодействий, чем и воспользовались Дронго Кебаб и его партнёры.
Дронго Кебаб вломился прямо в аудиторию, где доктор читал лекцию по генетике и вивисекции, активно жестикулируя задне-верхним триплетом хватательных конечностей. Разогнав нерадивых студентов гневными воплями, знаменитый искатель приключений вежливо извинился перед профессором за внезапное появление и изложил ему стоящую перед ним задачу. Без сомнений, подобный вызов его научным талантам не мог быть проигнорирован! "По рукам!" — влажно пробулькал Станислав Геномски нижне-левым ротообразным придатком и протянул Дронго Кебабу одно из щупалец. Подавив секундную неловкость вызванную воспоминанием о применении конкретно этого щупальца в контексте непристойных забав, он благодарно пожал его в ответ.
Было бы преувеличением сказать, что этот эксперимент оказался первым полностью успешным экспериментом в карьере доктора Геномски. Скорее, лишь одним из первых, поскольку некоторые из лабораторных работ в бытность его студентом, удавались ему со вполне удовлетворительным результатом. Всё же, восторгам доктора не было предела, когда он представил Дронго Кебабу, величайшему искателю приключений из когда-либо живших, крупную красноватую рыбу, формой представляющую слегка сплющенную по бокам сферу размером с большую свинью. Она лениво плавала в огромном аквариуме посреди испытательного ангара и пучила глаза почти не отличимые от человеческих, только в несколько раз больше. Горделиво расправленные крылья учёного возбуждённо трепетали и хлопали в гулком пространстве ангара, когда тот увлечённо расписывал все неоспоримые достоинства своего творения и насколько точно и мастерски ему удалось воплотить в жизнь все требования Дронго Кебаба.
Работа учёного действительно произвела на Дронго Кебаба очень глубокое впечатление. Даже при том что он не являлся древним морским чудовищем, пусть ему и льстило подобное сравнение, нередко употребляемое его половыми партнёрами, Дронго Кебаб всё равно ощутил явственный порыв наброситься на рыбу, растерзать её на мелкие клочки и персонально изнасиловать каждый из них.
Уже на следующее утро, полностью готовый к рыбалке, Дронго Кебаб, величайший искатель приключений из когда-либо живших, вышел в море навстречу своему новому подвигу.
Ограниченный лишь горизонтом и бескрайними небесами над необъятными водными просторами, Дронго Кебаб провёл две следующие недели в пьяном угаре, самозабвенно поглощая крепчайшее из когда-либо сваренного пива и вещества, искусно синтезированные прямо на ходу из подручных средств и чья химическая формула могла бы свести с ума даже самого вольномыслящего химика. Крепкий алкоголь в количествах немыслимых для обычного человека служил Дронго Кебабу топливом для его нечеловечески могучего организма, расширял границы сознания и придавал морально-волевым качествам крепость и несгибаемость скальной породы. Кроме того, рыболовное пьянство — традиция освящённая годами и поколениями заядлых удильщиков и он не был намерен предаваться ереси в отношении этого почти священного мероприятия. Третью неделю Дронго Кебаб посвятил яростным тренировкам и упражнениям тела и духа, поскольку никогда не позволил бы себе потерять форму, зная, что впереди ему предстоит ещё немало испытаний. Всё это время рыбный шедевр генной инженерии, которому он дал имя Ксикохтенкатл(что в переводе с науатля — языка древних ацтеков — значило Сердитый Шмель), неутомимо плавал по круговой траектории вокруг яхты Дронго Кебаба, в надежде, что рано или поздно его почует Джеппетто. Ксикохтенкатл то погружался в холодный мрак океанской пучины, то поднимался к самой поверхности, он удалялся от катера на сотни метров, возвращался и снова уплывал, выпрыгивал из воды, поднимая брызги, подкреплялся заинтересовавшимися им небольшими акулами и скрашивал неизбывное одиночество всеми доступными ему способами.
В один прекрасный день, когда Дронго Кебаб отжимался в стойке на руках со стоящей у него на пятках двухсотлитровой пивной бочкой, полной благодатного напитка, Ксикохтенкатл почувствовал необычное движение в толще воды. Ему показалось, будто сам океан пришёл в движение, точно пробудилась и пришла в движение под ним вся многокилометровая тёмная и мрачная океанская пучина, а вместе с ней и живущие в ней древние чудовища. Одно, по крайней мере, точно. Сначала он заметил как внезапно окрасилось тёмным всё вокруг. Затем понял, что это упала на мир надвигающаяся из глубины тень. После чего прямо перед ним распахнулся невероятных размеров желто-зелёный глаз с треугольным зрачком.
Дронго Кебаб выполнял шестьсот пятидесятое отжимание, когда вдруг, посреди неподвижного лазурного безмолвия, из-под воды истошно вопящим алым снарядом в жемчужных брызгах вылетел Ксикохтенкатл. Взмыв в воздух на много метров, по широкой дуге он перелетел через яхту Дронго Кебаба и громко плюхнулся в океан по другую сторону. С тех пор никто и никогда его больше не видел.
Дронго Кебаб, не зная, что именно произошло, не торопился предпринимать что-либо и продолжал отжиматься, не теряя, впрочем, бдительности. Ровно через девятнадцать секунд, океанская гладь вспучилась исполинским бугром и из воды вынырнула исполинская туша легендарного подводного зверя — Большого Джеппетто. Его уродливая голова на длинной шее поднялась высоко над волнами и распахнула усеянную огромными зубами, источающую удушающий смрад пасть и исторгла оглушающий рёв, от которого пивная бочка на ногах Дронго Кебаба резко завибрировала, приятно щекоча пятки. Джепетто, тем временем, неторопливо озирался, в поисках добычы, ради которой и поднялся к поверхности. Именно этого момента и ждал Дронго Кебаб в течении стольких недель — лучшей возможности для атаки нельзя было и вообразить!
С непринуждённой лёгкостью перекувыркнувшись в воздухе, он встал на ноги и оттолкнул пивную бочку в трюм, чтобы ни в коем случае, не дать ей пострадать в противостоянии с чудовищным морским гадом. Он занял позицию за гарпунной пушкой на корме и спокойно навёл прицел. Гарпун казался смехотворно малым, относительно размеров чудовища, но, Дронго Кебаб предусмотрительно оснастил его несколькими инжекторами с быстродействующим нерво-паралитическим ядом.
В ту секунду, когда он уже почти был готов спустить курок, Джеппетто, словно почуяв опасность, бросил на Дронго Кебаба краткий, преисполненный презрения взгляд огромного глаза и обрушил на яхту щупальце, обхватом подобное баобабу. Удар пришёлся на переднюю часть и в мгновение ока половину яхты перемололо в мелкое крошево. К счастью, Дронго Кебаба почти не зацепило обомками, но один из них попал прямо в пушку и покорёжил её настолько, что совершить из неё даже хотя бы один выстрел стало невозможно. Тем не менее, Дронго Кебаб, величайший искатель приключений из когда-либо живших, и бровью не повёл. Безоружность вовсе не значила, что он допустил хотя бы секундную мысль о том, чтобы сдаться. Ведь при нём всё ещё оставались его могучее тело, безграничная отвага и изобретательность, граничащая с помешательством.
Дронго Кебаб пинком отбросил в сторону обломки пушки, схватил гарпун мёртвой хваткой крепких, словно сталь, но гибких и изящных пальцев и скрестил взгляды с Большим Джеппетто —легендарным морским чудовищем. Это кажется невероятным, но на секунду эта монструозная рыбина, гроза пяти океанов, переворачивающая круизные лайнеры и даже айсберги одной лишь икотой, стушевалась под взглядом Дронго Кебаба, величайшего искателя приключений из когда либо живших. Джепетто, древний Большой Джепетто, повидавший, все ледниковые периоды в истории Земли; сражавшийся с ужасными мегалодонами; заживо заглатывающий гигантских кальмаров; не моргнув глазом, расслабленно спускающийся на самое дно Марианской впадины, чтобы пофлиртовать с живущими в беспросветном мраке океанских глубин древними полубожественными созданиями, пришедшими в наш мир на заре формирования солнечной системы. Он тусовался с самим Ктулху в кипящих пропитанных серой потоках, бьющих из подводных вулканов. Аквамен, король Атлантиды приплывал к нему, чтобы засвидетельствовать своё почтение. А теперь Дронго Кебаб одним лишь взглядом заставил его потерять самообладание, пусть и на секунду.
Легенды об этом взгляде передавались из уст в уста уже не одно поколение. Почти каждая молодая девушка, а нередко и зрелые женщины просили своих любовников, мужей и случайно встреченных привлекательных молодых людей посмотреть на них "по-дронгокебабьи". Их спутники отчаянно тужились, морщили свои низенькие лбы и пыжились до тех пор, пока не начинали лопаться капилляры в глазах, но встречали в ответ лишь снисходительное хихиканье и дружеский поцелуй в щёку за старание. Рано или поздно, все понимали, что тот самый взгляд Дронго Кебаба подвластен одному лишь Дронго Кебабу. Просто потому, что он — Дронго Кебаб, величайший искатель приключений из когда-либо живших!
Сквозящая в этом взгляде мощь необузданного, яростного духа Дронго Кебаба, подобно лавине сметала любого, кто оказывался на его пути. Его необоримая, ужасающе могучая воля сдирала заживо все многочисленные оболочки и преграды, воздвигнутые кем-либо вокруг своего эго — вера в собственную уникальность, в свою правоту, в то, что твоё существование может, хотя бы чисто гипотетически, иметь смысл — всё это моментально исчезало, оставляя лишь голый и беззащитный гаснущий уголёк истерзанного разума. Взгляд Дронго Кебаба не более чем на краткий миг останавливался на некоем конкретном объекте или персоне, непрерывно стремясь всё дальше и дальше, до самого края Вселенной, оставляя за собой лишь выжженную пустыню, устланную сломленными душами, корчащимися на безжизненной спёкшейся корке, что когда-то казалась им созданным специально для них миром.
Взгляд Дронго Кебаба пронзал миры. Сжигал любые препоны на пути его воли, сжатой в узкий поток ослепительного пламени. Точно так же сверхновые взирают на вращающиеся вокруг них миры, прежде чем в мгновение ока испепелить их.
Нет ничего удивительного, что даже Большой Джепетто дрогнул под этим взглядом. Но он не был бы Большим Джепетто, если бы тут же не взял себя в щупальца и не ответил Дронго Кебабу столь же пронзительным и преисполненным первобытной дикости взглядом.
Пространство и время, едва выдерживая невероятную мощь, сконцентрированную в их волевом противостоянии, скручивалось в невообразимые топологические аномалии, пульсировало и комкалось, выплёскивая повсюду ошмётки параллельных миров, потусторонних чудовищ и экзотическую материю. Невиданные доселе химические элементы рождались и распадались на линии пересечения их взглядов; зарождались новые формы жизни, только затем, чтобы тут же испариться в полыхающей между соперниками термоядерной печи. Не будет существенным преувеличением сказать, что в тот день наш мир едва не закончил своё существование.
От тотального разрушения пространственно-временной континуум спасла чистая случайность. Исполинские волны поднятые циклопической тушей бушующего Джепетто серьёзно взволновали желудок основательно выпившего Дронго Кебаба(чья плоть вместила за последние недели столько алкоголя, что, в рамках естественно механизма адаптации, та почти перешла на спиртовые метаболиты в качестве основного источника энергии, начиная забывать, как выглядят обычные углеводы) и, когда гравитационные возмущения между ними, порождённые невероятной, космических масштабов энергией, начали формировать чёрную дыру, искатель приключений осознал бренность плотского существования и свирепо сблевал за борт, прервав разрушительную битву схлестнувшихся пламенных сердец.
В этот самый миг, воодушевлённый кажущейся слабостью противника, Джепетто бросился на Дронго Кебаба, намереваясь сразить того единственным укусом. Вот только многолетний опыт бесконечных попоек научил легендарного искателя приключений не терять бдительности и быть готовым к бою даже в момент самой жестокой тошноты. Когда чудовище уже распахнуло громадную смрадную пасть с выстроившимся в несколько рядов частоколом многометровых зубов, Дронго Кебаб внезапно распрямился, воздел над головой гарпун и с громогласным рёвом прыгнул прямо в разверзтую глотку Джепетто!
Храбрость достойная воспевания в легендах спустя века или даже тысячелетия! Так держать, Дронго Кебаб! Так держать, бескомпромиссный ты психопат!
Он вошёл глубоко во влажную и липкую рыбью глотку и, отчаянно цепляясь руками и ногами за выступы пульсирующей плоти, начал пробираться глубже по пищеводу. Попутно он бил гарпуном повсюду, куда мог дотянуться. Инжекторы с нервно-паралитическим ядом быстро опустели, но и этого оказалось достаточно, чтобы даже находясь внутри его тела Дронго Кебаб почувствовал насколько притихло морское чудовище.
Добравшись примерно до окрестностей желудка, Дронго Кебаб отсоединил от гарпуна тянущийся за ним трос и закрепил его у себя на поясе. Вогнав гарпун поглубже в какой-то кишечный отросток неподалёку, он продолжил своё склизкое и вонючее путешествие по невиданному ранее никем внутреннему миру доисторического монстра. Это был долгий путь. Долгий и полный вещей, которых Дронго Кебаб не хотил бы видеть никогда. Кошмарная океанская бездна, словно бы мрачное подсознание вселенского творца, испокон веков порождала чудовищ, что нашли свой конец в кишечнике Большого Джепетто. Их полупереваренные мерзопакостные туши, появившиеся на свет будто бы и вовсе не в этом мире, расползались под его руками, пока Дронго Кебаб, с упорством неостановимой стихии, пробирался всё дальше и дальше по бесконечным лабиринтоподобным кишкам. Кое где он узнавал очертания созданий, описываемых в старинных оккультных трактатах, где о них говорилось, как о древних и могущественным богах, достойных самого истового поклонения. Разлагались они, впрочем, как и самый обычный тунец рядом же, — Джепетто, по всей видимости, не проводил различий между божественными и мирскими сущностями, когда был голоден.
Не известно, сколько времени провёл Дронго Кебаб в кишках чудища, но, в конце концов, он с упрямой целеустремлённостью достиг того конца, которого достигаем все мы, когда приходит время. Сначала он просто упёрся лбом в исполинский и могучий анальный сфинктер, не осознав, что мучительный путь его наконец окончен, а затем впившись руками в его края, прикладывая неимоверные усилия, начал медленно его раздвигать. Анальная мощь Большого Джепетто оказалась неоспорима, — чтобы приоткрыть его зад едва ли на десяток сантиметров, попутно борясь с хлынувшими внутрь потоками воды, Дронго Кебабу пришлось приложить неимоверные усилия, истратившие последние капли оставшихся у него сил. Несмотря даже на его врождённую нечеловеческую мощь, взрощенную регулярными тренировками и опасными путешествиями, что перемололи бы обычного человека буквально за секунды, анус Джепетто оказался серьёзным соперником. Но Дронго Кебаб не стал бы величайшим искателем приключений из когда-либо живших, если бы его величие заключалось в одной лишь физической силе!
Безмерная сила духа — вот что дарит человеку подлинное могущество, и вот что вознесло Дронго Кебаба над всем остальным миром!
Сосредоточившись, он собрал всю свою волю в сверхплотный комок полыхающей духовной энергии и ещё сильнее налёг на жёсткие, колючие края сфинктера Джепетто. Он сосредоточился так сильно и напрягся столь яростно, что вся собранная им волевая мощь, сконцентрированная в одном единственном порыве, катализировала духовно-химическую реакцию с обуревающей его первобытной яростью, инстинктом выживания и не сравнимой ни с чем решимостью победить в рыболовном состязании, а также с алкоголем, составляющим заметный процент его телесных жидкостей. Результатом стало спонтанное самовозгорание.
Вода, успевшая к тому моменту полностью заполнить прямую кишку Большого Джепетто, под воздействием температуры, близкой к царящей в фотосфере Солнца, мгновенно распалась на водород и кислород, что повлекло за собой взрыв и мощную ударную волну. Это могло бы погубить Дронго Кебаба, если бы не два обстоятельства. Во-первых, окружающая его вода поглотила всю тепловую энергию, которая могла бы испепелить его; во-вторых, Дронго Кебаб спонтанно самовоспламенился дважды, и второй взрыв — более слабый — частично погасил ударную волну направленную вовнутрь, что спасло ему жизнь. Таким образом, осталась, по большому счёту лишь расширяющаяся волна, вскрывшая сфинктер Джепетто. Резко разомкнувшись, анус вытолкнул Дронго Кебаба наружу, после чего он с силой захлопнулся и, вместе с отражённой от стенок кишечника взрывной волной, придал отважному герою столь мощное ускорение в сторону поверхности, что буквально за несколько секунд тот преодолел около сотни метров и взмыл высоко над океаном.
Его обнажённое, сверкающее бронзой загорелое тело, бугрящееся узлами мощных, но не потерявших гибкости и изящества мышц, сверкало в лучах восходящего солнца(оказалось, Дронго Кебаб провёл в потрохах Джепетто около половины дня). Вознесясь над водной гладью, он на краткий, но небесно прекрасный миг замер, раскинув руки в стороны, окружённый поблёскивающими капельками воды, похожий на ангела, а затем ловко перекувыркнувшись, без единого всплеска вошёл обратно в воду.
От экипировки на нём остался только металлический пояс с закреплённым на нём тросом, тянущимся через Джепетто к лебёдке на до сих держащейся на плаву яхте, куда, рассекая воду мощными гребками, стремительно поплыл Дронго Кебаб.
Он взобрался на обломки и оценил ситуацию здраво и рассудительно, хоть и был почти при смерти от крайнего изнеможения и многочисленных травм, полученных при двух подряд подводных взрывах и последующем стремительном прохождении через толщу воды. Всё что уцелело после атаки Джепетто, который скорее всего к тому времени скончался от яда и разрыва кишечника, это корма яхты, надёжно закреплённая на ней лебёдка и часть трюма, — затопленного, но сохранившего часть имущества. Первым делом Дронго Кебаб закрепил второй конец троса на лебёдке, получив многосотметровую петлю с нанизанным на неё ужасающим морским гадом. Затем он нырнул в трюм, где с восторгом обнаружил около десятка столитровых пивных бочек. Эта находка придала ему сил и несколько отодвинула с порога смерти.
Впрочем, радость его длилась недолго, так как яхта продолжала тонуть, несмотря на все старания вернуть ей плавучесть, и достойно отметить очередную славную победу не представлялось возможным. Именно тогда, в тот самый миг, когда стала очевидной безвыходность его положения, Дронго Кебаб, величайший искатель приключений из когда-либо живших, проявил величайший акт самопожертвования и самоотречения в своей жизни и в истории галактики. Если бы кто-то увидел его в тот момент, обливающегося слезами, вытаскивая бочки на палубу и выстраивая их в ряд у борта, точно невинных сироток перед жестокой и несправедливой казнью, если бы кто-то заглянул в его омертвевший взгляд, в глубине которого разверзлась бездонной пастью, пожирающей любой лучик надежды, пучина отчаяния и безысходности, он бы ни за что не смог вынести этого душераздирающего зрелища, повредился бы умом и непременно удалился в добровольное изгнание в поисках утраченного душевного здоровья.
Затем, исторгая преисполненные невыносимой муки вопли, разносящиеся над океаном на многие километры, сводящие с ума чаек и аборигенов на близлежащих островах, Дронго Кебаб, несчастнейший искатель приключений из когда-либо живших, вылил за борт все десять бочонков крепчайшего бельгийского тёмного эля из когда-либо сваренных человеком. Никогда, ни до, ни после, не знавал он подобной утраты и несправедливости. Без сомнений, на суше его ждало любое количество тёмного бельгийского эля, какое бы он только ни пожелал, но разве горе матери, потерявшей ребёнка, притупится от того, что вокруг носится и голосит ещё множество других детей? Нет, — страдание Дронго Кебаба было искренним и неизбывным.
Дело должно быть сделано, — лишь эта установка позволила Дронго Кебабу пережить тот день. Он делал дело, несмотря на то, что в душе умер тысячью смертей. Он связал бочонки вместе при помощи запасной катушки с металлическим тросом, настелил на них обломки палубы и крупными болтами надёжно прикрутил к ним лебёдку, пользуясь при этом лишь собственными пальцами. Таким образом, проблема затопления была решена. Но как же ему отбуксировать исполинскую тушу Джепетто к берегу, где он сможет триумфально предстать перед жюри? Вскоре разрешилось и это препятствие на его пути к победе.
Сначала, крошечная креветочка, застигнутая врасплох пролитым в океан крепчайшим в истории пивом, моментально захмелела, пошла в разнос и начала глумливо оскорблять проплывавших мимо рыб. Те, в свою очередь, не смогли стерпеть подобного непотребства, направились к ней и тоже оказались под властью хмельного напитка. Устроив буйный дебош, все вместе они привлекли внимание более крупных рыб, точно так же, втянутых в итоге в разнузданную вакханалию. В конце концов, на шум явились тяжеловесы подводного мира — разномастные акулы. Их, как раз, уловив закономерность в поведении водной фауны, и поджидал Дронго Кебаб. Как только акулы вобрали в себя достаточно спиртного, Дронго Кебаб использовал все свои навыки и познания в области когнитивной и нейро-психологии, что получил когда-то благодаря буйному роману с доктором психологических наук, работающей над каким-то военным проектом, связанным с контролем сознания. Первые несколько попыток оказались неудачными и двух молотоголовых акул ему забить друг другом, так как они выказали признаки психопатического помешательства, но вот с большими белыми акулами дела пошли намного лучше. Уникальные техники, которым его обучила давняя любовница, позволили величайшему искателю приключений не только быстро поднять мыслительные способности этих благородных и свирепых рыб, но и привить им глубокое почтение к своей персоне вкупе с желанием услужить любым возможным способом. Всё что ему осталось дальше, так это просто запрячь акул в свой импровизированный плот и направить его вместе со своей грандиозной добычей прямо к берегу. Очередной великий триумф изобретательности и находчивости Дронго Кебаба! Так держать, неунывающий ты сукин сын!
Спустя пять дней и пять ночей, его плот, влекомый через океан дюжиной больших белых акул наконец добрался до места проведения конкурса. Дронго Кебаб был истощён. Дронго Кебаб был измождён, обожжён палящим солнцем и искусан хищной разновидностью летучей рыбы, но держался при этом прямо, горделиво и с несгибаемой уверенностью в себе. А ещё он был полностью обнажён, так как гардероб его на яхте не уцелел. В тот день сексуальная ориентация многих мужчин претерпела серьёзное испытание, а многие женщины и гомосексуальные мужчины испытали интенсивные эротические переживания от одного лишь взгляда на его сияющее бесподобие. В последствии, также, пресса опубликовала заявления нескольких женщин о непорочном зачатии, случившимся у них при виде блистательной плоти выходящего на берег Дронго Кебаба.
Когда же исполинскую тушу при помощи множества тягачей извлекли на сушу, собравшаяся поглазеть на происходящее толпа в ужасе ринулась прочь, панически топча друг друга, стремясь как можно скорее скрыться подальше, так ужасен был Большой Джепетто, гроза пяти океанов. И, разумеется, Дронго Кебаб одержал безоговорочную победу и поставил абсолютный рекорд, который никогда не будет побит — новый подвиг Дронго Кебаба, величайшего искателя приключений из когда-либо живших! Этот славный день ничто не могло омрачить, даже многочисленные жертвы — погибшие и раненые в неконтролируемом буйстве обезумевшей от страха толпы. Он навсегда вошёл в историю, как день победы над Большим Джепетто, наводящим ужас на всех, когда когда-либо выходил в море!
Чуть позднее, когда начались съёмки нового фильма Виолетты Конвульсии, роль в котором без промедления была отдана Дронго Кебабу, он столь блистательно её исполнил, несмотря на то, что никогда не брал уроков актёрского мастерства, что сама Виолетта Конвульсия припала к его ногам, не в силах сдержать восторженных рыданий. Дронго Кебаб был не из тех, кто упускает возможности, и он не замедлил воспользовался моментом её эмоциональной восприимчивости, чтобы пригласить на свидание актрису, которой так давно и так искренне восхищался, что, смотря вечерами её фильмы, пролил столько телесных жидкостей(включающих в себя слёзы), что в них можно было бы утопить стадо антилоп гну. К слову сказать, свидание также было полно невероятных подвигов, но это уже совсем другая и не менее увлекательная история.

О Дронго Кебабе - величайшем искателе приключений

Кроме прочих историй, Свинцовый Пёс часто рассказывал Рапапидакотлю новые слухи об удивительных похождениях величайшего искателя приключений из когда-либо живших — благородного англо-сакса франко-марсианского происхождения, зовущего себя Дронго Кебаб, эсквайр!

Говорили, что регулярные инъекции медвежьего тестостерона непосредственно в спинной мозг сделали его могучим и устрашающим воителем. К тому же, все сфинктеры его тела приобрели столь невообразимую мощь, что он запросто мог колоть ими орехи и чистить бананы.

Рассказывали также, что однажды, за одну ночь и используя лишь разрешённые вещества, Дронго Кебаб отрастил себе дополнительный большой палец на правой руке для допуска к чемпионату по венерианскому фингерболизму, где он грациозно одолел всех соперников и получил главный приз — свидание с прекрасной принцессой Венерочкой. Она действительно была так прекрасна, как о ней говорили и лишь слегка смахивала на слизня, что уже в десятки раз больше, чем можно сказать о прочих венерианцах. Он триумфально уселся в седло своего космоцикла, галантно помог устроиться у себя за спиной прекрасной принцессе Венерочке и, ни разу не оглянувшись, покинул пределы венерианской атмосферы, зная, что его рекорд в фингерболизме никогда не будет побит. В добрый путь, Дронго Кебаб! В добрый путь, блистательный ты сукин сын!

Передавалась из уст в уста и иная история — о том, как Дронго Кебаб избежал смерти от укусов тысяч дряблых и бледных зомби-змей в Гималайских горах. Неутомимо преследуя легендарного вепря-альбиноса, он, по несчастливой случайности, угодил в яму заполненную зомби-змеями. Такие ловушки там встречались повсюду, расставленные беглыми гаитянскими еретиками-вудуистами и предназначавшиеся для охоты на йети.

Благодаря исключительным рефлексам, которые не смогли притупить даже долгие годы употребления алкоголя способного плавить гранит или разогнать сверхтяжёлую ракету от нуля до третьей космической за 10.7 секунд(что он однажды и сделал, когда погнался за пришельцем, оскорбившим его женщину), Дронго Кебаб сумел зацепиться пряжкой ремня за выступающий из стены ямы древесный корень и завис на достаточной высоте, чтобы, поджав ноги, плевать в зомби-змей, оставаясь при этом в недосягаемости.

Используя лишь силу собственных мышц и безграничной решимости несгибаемого мужского духа, Дронго Кебаб оторвал свою правую руку и раздробил в ней все до последней кости. Затем он связал ставшие эластичными и похожими на желе пальцы в элегантный бантик. Обрывки мышц и кожи на ампутированной конечности он сшил при помощи волос в довольно симпатичную змеиную мордашку, после чего кровавыми штрихами придал ей выражение томного кокетства и манящей любовной истомы. Без сомнений, в тот момент Дронго Кебаб создал настоящее произведение извращённого таксидермистского искусства, перед которым не устояли бы даже зомби. Он бросил чучело в копошащуюся кучу некротичных пресмыкающихся и стал ждать.

Вскоре зомби-змеи заметили безграничную сексуальную привлекательность творения Дронго Кебаба и воздали ей надлежащие почести через решительную и самозабвенную инициацию генитально-стыковочных процедур.

Выбрав зомби-змею, что оказалась ближе всех к кульминации сладострастного блаженства, он выдёргивал её за хвост из общей кучи и, пока та не успела опомниться, вонзал её зубами в собственный хвост, после чего завязывал его у неё на макушке. Перед тем, как повторить то же самое со следующей, Дронго Кебаб продевал её в получившееся из предыдущей зомби-змеи кольцо, чтобы в результате получить некое подобие зомби-змеиной цепи.

Когда цепь насчитала более трёх сотен не-мёртвых гадов, он сумел закинуть её на верхушку растущего вблизи ямы кипариса и выбраться наружу. Эту задачу Дронго Кебабу сильно облегчила значительная кровопотеря, сделавшая его тело более лёгким и обтекаемым.

Гениальный в своей психопатической непредсказуемости план! Так держать, Дронго Кебаб! Так держать, сумасшедший ты ублюдок!

 

Об абсолютно нормальных сновидениях

Привиделась мне во сне погружённая в кромешную тьму комната. В самом её центре черноту слегка раздвигала в стороны железа, подвешенная на тонком шнуре из сплетённых вместе нейрона и пары кровеносных сосудов и вырабатывающая светящийся жёлтым газ. Прямо под ней, на полу, выложенным складывающейся в сложный геометрический узор красно-чёрной плиткой, сидел обнажённый молодой парень, в безнадёжном отчаянии рвущий на себе волосы. Его лицо было залито слезами. "Что в моей жопе!?" - пронзительно вопил он. "Молю тебя, отец, скажи, что в моей жопе!?". По окружности вокруг него, тихо шурша тысячами лапок, ползли в луже собственной слюны похожие на многоножек насекомые с человеческими лицами, искажёнными болезненным экстазом.

 

О Свинцовом Псе, Плутониевой Черепахе и Ртутной Выдре

Рапапидакотль нередко играл в Го, преферанс или Mortal Kombat с одним из трио металлических духов природы — Свинцовым Псом, Плутониевой Черепахой или Ртутной Выдрой. Со временем они хорошо узнали друг друга и стали близкими друзьями.

Свинцовый Пёс любил истории. Для него весь мир слагался из бесконечного количества отдельных историй. Многие тысячелетия он путешествовал по миру, собирая их. Он встречал посреди каменистых пустынь исхудавших путников с пустыми глазами, которые рассказывали ему, как уже много лет идут через безжизненные земли, позабыв откуда они и куда направлялись; он видел, как строится самый большой в мире поезд, размером с город; он посещал разрушенные дома, где призраки былых хозяев угощали его персиками; он говорил с учёным, нашедшим способ перемещать свой разум в колонию микроскопических роботов, чтобы пугать таким образом свою дочь-подростка; общался с обретшим самосознание термитником; познакомился с двумя близнецами-пивоварами, которые каждую неделю менялись личностями. Все они рассказывали Свинцовому Псу свои истории, а он, в ответ, рассказывал им свои.

Свиноцовый Пёс любил играть в Го.

Плутониевая Черепаха преимущественно жила на океанском дне и слушала, как гравитационные колебания колыхают плывущие через пространство энергетические поля. Она говорила с камнем; смотрела, как кванты танцуют, нанизанные на струны, из которых сплетается бытие; чувствовала, как на её панцире появляются невиданные ранее формы жизни.

Плутониевая Черепаха любила играть в преферанс.

Ртутная Выдра была самой безумной из троицы. Пронзительно вереща, она прыгала по скалам, разбивая кулаками древние каменные глыбы, перетирая их зубами в пыль и с помощью слюны лепила из неё полуразумных сверхагрессивных маленьких големов; она спускалась в глубочайшие пещеры и находила там неизвестные более никому виды грибов, чтобы месяцами вести с ними лишённые особого смысла беседы; она смотрела, как сгорают в пожарах леса и пела старовавилонские песни, а затем бросалась в огонь и смеясь танцевала там, пока не оставалась одна на остывшем пепелище.

Ртутная Выдра любила играть в Mortal Kombat.

 

О познании

Понимание всего, что вовне начинается с самовосприятия, поскольку чистому осознанию всегда предшествует собственное существование, так же как плоть всегда предшествует разуму. Так говорил Рапапидакотль, даже когда его никто не спрашивал.

О целенаправленности

"С чистым сердцем и ради мясца!" — часто говаривал Рапапидакотль, приступая к какому-нибудь сложному делу. Когда его спрашивали, какого чёрта он несёт, тот неизменно пояснял, что нет цели искреннее и яснее, чем хорошая еда. Цели же более абстрактные, комплексные и отдалённые проявляют, по его словам, недисциплинированность и неорганизованность ума и являются признаком склонности к самообману и иррациональности.

 

Many Voices of Schizm

Пять коротких зарисовок, пытающихся передать атмосферу, настроение и некоторые присущие описываемому миру внешние детали.

ЗАРИСОВКА IНинген счастлив.
Он стоит на носу парома, медленно ползущего по смрадным водам густой буроватой реки. У неё нет названия — это просто поток ядовитой жижи, струящийся через район Небожителей. Над ней нависают такие же густые, отравленные, сине-зелёные тучи. Они пребывают в постоянном движении — вспучиваются исполинскими пузырями, почти достигая земли, закручиваются спиралями, содрогаются от проходящих по ним от горизонта до горизонта спазмов; с противоположной стороны их то и дело озаряют ослепительные сполохи, сопровождаемые резким металлическим громом. Там находятся воздушные поселения Небожителей, куда закрыт ход всем посторонним. Внизу же, по обоим берегам, гудят, воют, грохочут и извергают нечистоты их промышленные районы — громадные нагромождения заводов, складов, фабрик и циклопических машин, непрерывно что-то перемещающих, строящих, ломающих и собирающих заново. Их наползающие друг на друга бесформенные туши, схожие своей безобразностью с засохшими струпьями гноя и крови, без устали выбрасывают в воздух токсичные нечистоты, что обжигают кожу Нингена, оставляя на ней болезненные язвы. Ему больно дышать, сквозь зловонный туман он почти ничего не видит, всё его тело нестерпимо зудит.
Нинген счастлив. Он движется навстречу зову, что впервые услышал неделю назад. Он самый счастливый человек на свете.
Огромные цепи, какими можно было бы сдвигать горы, спускаются из-за туч и скрываются внутри шахт, зияющих повсюду широкими провалами, откуда периодически извергаются многометровые языки цветного пламени. По цепям в обе стороны снуют такие же гигансткие, как и всё вокруг, полумеханические твари. Среди них попадаются обезьяноподобные существа размером с дом, чьи спины венчают сверкащие цилиндры из стекла и металла с беснующимися в них шаровыми молниями; гигантские пауки, внутри прозрачного брюха которых призрачным светом переливаются химикаты с копошащимися там змееподобными созданиями.
Паромщик за его спиной уверенно лавирует между периодически возникающими на поверхности водоворотами и вздымающимися из под воды розоватыми панцирями живущих в этой отраве животных. Так же, как и все жители этого района, его больше нельзя назвать полностью живым. Верхняя часть его тела — единственное, что ещё напоминает о человеческом происхождении — резко переходит в гротескное переплетение трубок, проводов и механических сочленений и соединяется со скрытыми под палубой механизмами. Вместо рук, из его плеч торчат толстые кабели, протянутые к массивным треногам по каждому борту, выполняющим роль опор для огромных клешней, что походят своими размерами и грубостью черт на строительные краны.
Паром и его паромщик являют собой одно целое. Он что-то говорит Нингену, но тот не слушает. Нинген счастлив.
Лишь спустя много часов промышленный район остаётся позади. Ядовитые тучи расступаются и открывают абсолютную, девственную черноту беззвёздных небес. Ни единый лучик света не дерзнул запятнать эту тьму с самого начала времён. Она прекрасна. Вечная ночь для вечного города Схизма.
Нинген счастлив. Он готов петь, но лёгкие, изъеденные испарениями ядовитой реки, с трудом справляются с дыханием и его ликование безмолвно.
Река сужается и с берегов над ней нависают немыслимые архитектурные конгломераты, невесть как до сих пор не рассыпавшиеся под собственным весом. Дома слово веками нарастали друг на друга, беспорядочно переплетаясь так, что в итоге стало невозможно различить отдельные строения.
"Улица Потухших Свечей" — скрипуче говорит паромщик, — "Приехали".
Паром швартуется у небольшого деревянного пирса и Нинген сходит на берег. Его буквально распирает от счастья.
Он уверенно шагает по переулкам, больше похожим на узкие коридоры — столь тесно сплелись дома над ними. Покинутые давным давно постройки, словно заброшенный сад, разрослись и утратили былую аккуратность, свойственную жилым помещениям. Теперь это дикие дома, где живут только призраки и, возможно, чудовища. Они смотрят на него ото всюду сквозь разномастные окошки, хаотично разбросанные по стенам, — тысячи стеклянных глаз всех форм и размеров. Дверцы в самых неожиданных местах тихонько поскрипывают и кажется, что они таким образом шепчут что-то друг другу.
Нинген не обращает на это ни малейшего внимания. Он торопится навстречу зовущему его голосу.
Нинген выходит в маленький круглый дворик. Несколько причудливо изогнутых балконов почти соприкасаются в нескольких метрах над землёй. Под одним из них, привалившись спиной к стене сидит механический гибрид. Его органическая составляющая давно мертва и почти истлела, но механизм всё ещё пытается работать — скрипя пришедшими в негодность сервоприводами, скрежеща и жалобно подвывая.
Нинген направляется в дальний угол дворика к одной из множества окружающих его дверей. За ней находится крошечная прихожая, где из под пола доносится громкая музыка и металлические удары. По левую руку от него наверх ведёт узкая витая лестница, будто бы наспех сбитая из старых досок и витых чугунных поручней, а вправо уходит столь же узкий коридор, заканчивающийся лестницей вниз — Нинген направляется к ней.
Одна лестница сменяется другой, коридоры запутываются в сложные узоры, оканчиваются покинутыми комнатами — одни затянуты люминисцирующей паутиной с безжизненно висящими в ней скелетами паукообразных существ, чьи лапы удивительно походят на человеческие руки; в других призрачные фигуры в клубах чёрного дыма неподвижно всматриваются куда-то вдаль; стены третьих прямо на глазах покрываются меловым текстом, описывающим случайные эпизоды его жизни.
Некогда полнящийся обитателями, а теперь вымерший, лабиринт, в конце концов, выводит Нингена к гигантскому пустырю, в центре которого зияет бездна двадцати километров в поперечнике. Нинген, не в силах совладать с охватившими его чувствами, едва не падает на колени, но, не смотря на минутную слабость, заставляет себя идти нетвёрдой походкой навстречу манящему шёпоту. Он останавливается на самом краю бездны, рядом с сотнями таких же, как он, кто явился сегодня на зов. Они стоят какое-то время, молча глядя в непроглядную черноту у их ног, а затем все разом прыгают вниз.


ЗАРИСОВКА IIОни пришли в эти земли издалека, изгнанные собственными сородичами. Они удивлённо взирали на торчащие из земли исполинские костяные шестерни с присохшими к ним остатками плоти. Шагая мимо удивительной сложности механизмов — когда-то бывших чьими-то склетами, а теперь догнивающие в грязи — они благоговейно молчали, гадая, чьи останки они дерзнули потревожить. В тот момент они ещё не верили в богов, но вскоре это изменилось — как только они встретили Механического Человека.
Огромная фигура, состоящая из неисчислимого множества шестерен, механических передач, пружин всех мыслимых форм и размеров и силовых приводов с оглушительным воем и треском уже едва способных пошевелить единственным его пальцем. Гнилостные обрывки плоти, при каждой попытке движения, окровавленными кусками валились на землю перед ним. Он обратился к новоприбывшим и в тот же миг все они пали ниц.
"Вы построите меня заново" — сказал он и его новые люди принялись за работу.
Они вели раскопки, находили останки собратьев Механического Человека, изучали их, учились воспроизводить. Они научились многому. Они строили механизмы. Их дома стали единой громадной машиной, которая однажды подняла их в небо, где они продолжили свою работу. Внизу же осталась промышленная инфраструктура, производящая всё более и более совершенные детали для новых механизмов.
Они построили новое тело для своего божества. Затем модифицировали его. И ещё раз. Они продолжали модернизировать его в течении тысяч лет и не остановятся на протяжении всех грядущих тысячелетий, пока не достигнут совершенства.


ЗАРИСОВКА IIIОн просто один из множества затонувших кораблей на дне высохшего моря, насквозь проржавевший бок которого не сохранил даже намёка на название. На том месте, где когда-то плескались бурные морские воды, сейчас, с едва слышимым перезвоном, плывут в воздухе хрустальные призраки рыб и китов. Иногда их ловят полудикие племена, заселившие ничейные земли — их худые высокие фигуры с бледно-зелёной кожей, разукрашенные хной и цветными рыбьими чешуйками, стремительно скользят в тенях на морском дне, охотясь на призраков.
Необычным же этот корабль делает то, что в глубине его уже тридцать две тысячи лет висит распятым мальчик по имени Чио, не знающий жив он или уже умер. В те далёкие времена, когда корабль ещё был на ходу, его использовали для перемещений через замкнутые компактные измерения, где водятся ценные породы многомерных рыбок из экзотической материи. Он был очень необычным мальчиком и многие хотели использовать его таланты, и кое кому, в конечном итоге, это удалось. Но затем корабль погиб, а Чио так и остался жить, хотя многие тысячелетия он уже не был в этом уверен. Иногда он начинает кричать и не может замолчать многие недели. Иногда конденсаторы, ослабляющие поля, через колебания которых Чио и перемещался в скрытых измерениях, перегреваются и он загорается, горит днями, но всё равно не может умереть. Возможно, он не умрёт никогда.


ЗАРИСОВКА IVЗадача 01-B0/KZi заключается в окончательной стерилизации зачищенной территории. Раньше там жили феи, но теперь он стоит, закрыв глаза, в геометрическом центре почти опустевшего района. Феи селились на крышах домов, внутреннее пространство которых отводилось не под жилищные, а, преимущественно, служебные и подсобные нужды, так что, в подавляющем большинстве, их архитектурные решения являли собой весьма причудливые плоды изощрённого воображения. Некоторые из них смахивали на развесистые кроны деревьев, некоторые — на перевёрнутые пирамиды; иные напоминали бесформенные кустарники — в столь сложные сочетания форм складывалось их строение; попадались и такие, что небрежно громоздились друг на друга, постепенно достигая многокилометровой высоты.
Феи почти никогда не спускались на землю, поэтому совершенно не заботились о планировке улиц. Вместо этого они прокладывали между крышами подвесные мосты и натяжные рельсы, где курсировали самоходные кабинки. 01-B0/KZi совершенно не заботит систематичность их застройки — он уже начал выполнять свою задачу и ожидает полностью завершить её в течении 12.589 минут.
01-B0/KZi — агент второго ранга одиннадцатого звена пятого Y-уровня в коропорации IterationZ. 9 часов назад ударные отряды корпорации вычистили район фей, чтобы расширить сюда свои хранилища данных. 01-B0/KZi лично оперировал работой отряда Кибер-ангелов — наблюдение за математической точностью движений фотонных кристаллов, подвешенных в электромагнитных полях вокруг них, всегда дарило ему глубочайшее наслаждение. Основная часть операции завершилась за 47 минут и теперь он методично добивал выживших фей.
Сознание агента 01-B0/KZi, как и всегда, находится онлайн в общей сети, центром которой выступает собственный искуственный интеллект разработки IterationZ. Вся его вычислительная мощь, поддающаяся лишь самым приблизительным оценкам, и все его знания, воспринимаются 01-B0/KZi как свои собственные. Всё, что знает искуственный интеллект корпорации, он может просто вспомнить точно так же, как если бы это были его личные воспоминания.
В данный момент агента интересует количество и расположение выживших фей и тут же у него возникает ощущение, словно он знал это всегда — их осталось лишь трое. Двое прячутся на противоположном конце района, а третья находится в двадцати метрах, за углом ближайшего здания.
Кибер-ангелы уничтожили все источники освещения в первые секунды атаки и вечная ночь Схизма вступила здесь в свои законные владения, но агент этого даже не замечает. Все его органы чувств являют собой чудо бионической технологии и он видит области спектра, о существовании которых многие даже не подозревают. Впрочем, сейчас ему даже не требуется что-либо видеть — 01-B0/KZi вызывает мысль о рабочих параметрах комплекса пяти автономных микро-дронов и те моментально ввводят их в свои алгоритмы и вылетают из двух небольших капсул, подключённых к предназначающмся для дополнительных внешних устройств гнёздам возле его лопаток. По квантовой связи он может отправлять и получать данные мгновенно и при любых условиях, и сейчас, в области с зенитным углом 25° и азимутальным — 90° в сферическом поле зрения, он выводит пять небольших окошек транслирующих видео с дронов. Он наблюдает, как те окружают невысокую стройную фигурку феи, а она даже не замечает их. Как правило, феи не отличались существенным половым диморфизмом, но агент всё же быстро определяет в данной особи молодую самку, почти детёныша.
Эти дроны принадлежат к облегчённым моделям, так что каждый несёт не более одного заряда. В данном случае, это составные вольфрамовые иглы, после попадания раскрывающиеся на девять лепестков, которые затем скручиваются в острые спирали и начинают стремительное вращение. Для быстрого умерщвления достаточно одного попадания, так что выстрел произведёт сначала только первый дрон, а последующие будут осуществляться поочерёдно, в случае промаха предыдущего.
Что оказывается неожиданностью для агента 01-B0/KZi, так это то, что промахиваются все.
Фею окутывает мутное, радужно переливающееся облако, скрадывающее её ставшие неестественно стремительными движения. Окружённая облаком, фея одним прыжком преодолевает разделяющее её и агента расстояние. Оказавшись в непосредственной близости, облако принимает форму клина, нацеленного ему в голову. Среагировав на угрозу физического столкновения и мгновенно проанализировав её природу, автоматические системы защиты, в качестве противодействия, решают покрыть тело агента слоем высокотемпературной плазмы, заключённым в мощное электромагнитное поле. Соприкоснувшись с ним, облако феи моментально испаряется и та падает на землю. Агенту 01-B0/KZi остаётся лишь наклониться и прикоснуться к её голове, чтобы она тут же испарилась. Осталось две особи.


ЗАРИСОВКА VЭтот ночной клуб вызывает у Джоя трудновыразимую смесь из смутного омерзения и сексуального возбуждения. Над танцплощадкой, где сейчас в экстатическом танце под стремительную музыку содрогается совершенно обезумевшая толпа разнообразных существ, натянута плотная паутина из колючей проволоки, в которой, лениво перебирая колючими лапами, снуют металлические пауки размером с большую собаку. В центре паутины, завывая от наслаждения, корчится трёметровое рогатое существо — счастливчик ставший сегодняшним талисманом. После короткой процедуры его кровь на время приобрела свойства почти мгновенного заживления при контакте и мощнейшего наркотического кайфа. Так что, пауки не ленятся кромсать его тут же исцеляющееся тело, поливая толпу под ними густым дождём из чёрной крови.
Джой пришёл сюда не за этим. Он следит за грузной слизнеобразной тушей, которую сопровождают две высоких тощих фигуры в мешковатых серых костюмах. Они собираются покинуть клуб и Джой следует за ними.
Они выходят на улицу района, сверкающего порой совершенно невообразимыми цветами и оттенками; звучащего оглушительной музыкой, пронзительными криками, смехом и гневными воплями; пахнущего пряностями, металлом и древесиной, гарью, жареной пищей, потом и кровью. Взгляду здесь, при всём желании, попросту негде было бы отдохнуть, разве что, если крепко-накрепко зажмуриться. Куда ни посмотри — вывески всех форм и размеров покрывают здания от земли до крыш, многие из которых уносятся настолько далеко в небеса, что теряются из виду; у дверей бесчисленных магазинов и уличных прилавков привественно машут и что-то кричат зазывалы; увеселительные заведения всех направленностей и уровней извращённости соревнуются в вульгарности названий и плакатов. Из тысяч переулков то и дело выскакивают куда-то торопящиеся люди и скрываются в многочисленных дверях, а в следующую секунду из них кто-то выбегает в противоположном направлении. Двери здесь буквально повсюду — их так много, что кажется, будто попасть тут можно откуда угодно и куда угодно. В определённой степени, это действительно так.
В стене рядом с Джоем распахивается миниатюрная дверка и из неё вереща вылетает яркая птичка, держащая в лапах сверток с каким-то товаром — служба доставки. Подобные ей — среди них также встречаются ловкие обезьяноподобные существа, роботы, насекомые и пауки, эфемерные призрачные создания и армада куда более немыслимых форм жизни — буквально роятся в воздухе. Они снуют по сложной вязи труб и лестниц, увивающих стены домов вокруг, скользят по натянутым поперёк улиц тросам и проводам, прыгают по карнизам.
Здесь можно потеряться и исчезнуть в мгновение ока — каждый поворот, закоулок, дверь, люк, лестница или даже небольшое окошко может вести в некое совершенно неожиданное место, где просто повернуть назад уже не получится — так что Джой внимательно следит за своей целью и старается не отставать.
Они покидают пёстрое, сверкающее столпотворение и идут через менее оживлённые районы. Здесь Джою приходится увеличить дистанцию, чтобы не оказаться замеченным. Дома становятся ниже и большинство из них выглядит так, словно возникли в результате сминания вместе нескольких домов поменьше. Улицы здесь освещаются простыми газовыми фонарями, торчащими то тут, то там. Неверные, смутные тени заполняют подобные районы испокон веков.
Преследуемая Джоем цель сворачивает в узкий переулок между двумя зданиями, похожими на поставленные друг на друга несколько мокрых картонных коробок, утыканных кривыми корягами. Он выжидает какое-то время и следует за ними. По пути он едва не натыкается на небольшое существо, похожее на бобра, одетое в жилет со множеством корманов, откуда торчат разнообразные инструменты, и с фонарём висящим на длинной жерди, прикреплённой к поясу за спиной. Оно недовольно бурчит что-то себе под нос и ковыляет прочь.
Джой едва не теряет цель в лабиринте переулков и внутренних двориков, но каждый раз ему всё же удаётся их нагнать. В каждом переулке существует отдельная экосистема и идёт своим чередом собственная обособленная жизнь. Где-то, в вырубленной в стене нише, приютился маленький домишко, на крыльце у него отдыхает в кресле-качалке похожая на ежа толстая курящая трубку зверушка; где-то стены по обе стороны переулка пестрят беспорядочной россыпью миниатюрных окошек, а за ними видна почти бесконечная библиотека, где между маленьких, кажущихся игрушечными книжными стеллажами важно прохаживаются одетые в строгие костюмы создания, похожие на крошечных грызунов; в одном из дворов Джой встречает маленькую девочку, сидящую на покрытой пеплом земле, под сожжённым дотла деревом, и держащую за длинную нить зелёный воздушный шарик — когда он поравнялся с ней, она исчезла рассыпавшись пеплом, а шарик унёсся ввысь.
Путешествие через переулки заканчивается на "Улице Распятых Паломников". Цель — его имя Жирный Жоб — в сопровождении охранников останавливается в парке на противоположной стороне улицы, а Джой остаётся неподалёку от переулка, наблюдая за ними из тени. Рядом с ним несколько существ, похожих одновременно на котов и богомолов, роются во внутренностях мёртвого бездомного.
Проходит какое-то время, Джой неподвижно стоит в темноте и только случайные блики на обсидиановых очках, отброшенные фарами проезжающих мимо машин, выдают его присутствие. Два гладких овала из вулканического стекла крепятся прямо к черепу цинковыми болтами, а под ними холодной мертвенной белизной сверкают костяные глаза.
Наконец, цель встречается с неизвестным техномантом, который, взамен на толстый конверт, передаёт гладкую опалесцирующую шкатулку — Джою нужна именно она.
Он следует за новым обладателем шкатулки ещё немного, пока не оказывается в относительно безлюдном районе, и начинает действовать. Он не чувствует ни предвкушения, ни волнения, ни страха, всё это осталось в далёкой прошлой жизни. В новой жизни нелюдя всему этому места нет, словно бы не только глаза его окостенели. Он смотрит на телохранителей Жирного Жоба не как на смертельно опасных противников, а как на сложную, но разрешимую задачу. Их часто называют Стручками, за вытянутые, тощие, бледные тела, даже не пытающиеся казаться живыми. В момент опасности, не успеешь ты и глазом моргнуть, как, вроде бы, нелепое и неуклюжее тело расплетётся на десять тысяч раскалённых стальных лент. Такова их подлинная природа — смертельный ураган из множества многометровых разумных клинков. Обычно к ним избегают даже приближаться, но Джою придётся убить обоих.
Он достаёт из чехла на поясе спиритуальную маску и прилаживает к лицу. Она выглядит, как простой фарфоровый овал, условно похожий на человеческое лицо, со сложными цветными узорами. В ней покоится дух древнего убийцы, покровителя хищников и гневного вдохновителя дикости. Его злоба обжигает серую грубую кожу Джоя, несмотря даже на почти полную нечувствительность. Жилы Джоя заполняются лавой, его сердце вспыхивает сверхновой, сознание ослеплено пламенными зарницами первобытной ярости. Он пошёл на огромный риск ради шкатулки и в следующую секунду может просто сгореть, даже если сумеет уничтожить стручков и заполучить желаемое, но все прочие доступные варианты обещали значительно меньший процент успеха. Простой расчёт.
Вокруг Джоя возникает призрачное сияние, быстро концентрирующееся в форму высокой человеческой фигуры с ярко выраженными звериными чертами — длинными мускулистыми руками и острыми хищными когтями, шипами на загривке и вдоль позвоночника, стоящей на полусогнутых коротких ногах с массивными бёдрами. Джой чувствует себя прекрасно.
Из ниоткуда в его руках появляются два огромных револьвера и он, не раздумывая, открывает огонь по ближайшему Стручку. Эти пистолеты стреляют сверхплотными сгустками металлического водорода. При попадании они на исчезающе малую долю мгновения разогреваются до температуры начала термоядерной реакции. Первые три выстрела мгновенно испаряют всю нижнюю половину Стручка, но верхняя тут же взрывается облаком лезвий с визгом рассекающих воздух. Выстрелы оставляют в нём заметные прорехи, но не останавливают противника.
Пока Джой занят первым из них, второй Стручок тоже избавляется от человеческого облика, оборачивает Жирного Жоба тугим коконом и уносит прочь. Джой разберётся с ним чуть позднее.
Когда последний заряд выжигает ещё кусок несущегося к нему Стручка, Джой отбрасывает оружие и кидается вперёд, выставив перед собой когтистые лапы. Он впивается в до бела раскалённый металл и рвёт его на куски зубами и когтями, пока тот, в свою очередь, кромсает плоть Джоя. Пускай, дух и защищает его, как может, долго он бы таким образом всё равно не продержался. Как бы то ни было, ему хватает времени и сил на то, чтобы разорвать металлического демона на клочки, оставив его вяло извиваться на земле, будто груду плоских червей. Однако, цена победы оказалась велика — дух почти обессилел, отчего маска стала полупрозрачной, а звероподобные эфемерные формы окружающие Джоя, заметно истончились и подёрнулись дымкой. Так или иначе, он всё ещё силён и преследует цель.
В пару рывков, вонзая когти прямо в кирпичную кладку, он взбирается на ближайшую крышу, перепрыгивает на соседнюю, ищет свою добычу. Джой находит её почти сразу — пока дух ещё не уснул, он чувствует её столь ясно, будто они соединены цепью. Джой прыгает сверху на второго стручка, внутри которого скрывается Жоб со шкатулкой, намереваясь покончить с ним так же, как и с первым.
Это роковая ошибка. Первый из стручков был ранен, что и позволило Джою добить его голыми руками — второй же полон сил и застаёт нападающего врасплох. Пока Джой ещё в воздухе, он выстреливает в него сразу дюжиной клинков, пронзает его насквозь и с размаху пришпиливает к земле.
Джой не может пошевелить даже пальцем, он парализован и умирает. Меркнущим зрением он успевает увидеть, как жирная туша Жоба нависает над ним и опускает ему на голову тяжёлый ботинок.
Пустыня серебряного песка вновь расстилается перед ним. Джой хотел бы отправиться через неё на поиски Сюзанны, хотел бы остаться здесь навсегда, но ему ещё рано умирать — у него до сих пор полно работы. Он станет сильнее и попробует снова.

О профессиональном пауке

Первая лапа беззвучно пронзает воздух, забирая голову жертвы — без ненависти или голода, лишь выполняя работу; вторая лапа заливает кипятком зелёный чай в церемониальной чаше — наслаждаясь ароматом отвара, танцем струй пара и медитативным движением листьев в воде; третья лапа чертит чернилами на белоснежной бумаге тысячу слов Рапапидакотля — и каждый росчерк иероглифа стремится поймать неуловимый ход его мысли; четвёртая лапа сеет семена редиса — ибо смиренные мирские дела благородны и угодны духам наших предков; пятая лапа пожинает ужас, рождённый в огне и вскормленный кровью, — ибо воля его нерушима; шестая лапа ласкает плоть корчащейся в его сетях добычи, поскольку любовь к жертве — отличительная черта прирождённого охотника; седьмая лапа плетёт всё новые сети — ведь труд его неокончен; восьмую и последнюю лапу он жвалами своими сжимает, кровью и болью свой дух укрощая.

Таков он — профессиональный паук.

О Крабе

Рапапидакотль нередко наведывался на берег Средиземного моря, где его встречал краб по имени Ик. Самый обыкновенный крабик, каких миллионы, но лично для Рапапидакотля он был особенным уже потому, что именно с ним его свела судьба. Он приходил в одно и то же место неподалёку от раскидистой смоковницы, садился на камень и ждал, когда Ик заползёт на него и устроится рядом. Каждый раз Рапапидакотль угощал краба салатом из водорослей, креветок, грибов и детрита, а затем Ик засыпал у его ног, лёжа на брюшке и изредка пощёлкивая во сне клешнями.

Рапапидакотлю нравилось говорить со своим ракообразным другом, даже зная, что тот не понимает его язык. Возможно, впрочем, именно поэтому он так и ценил своё с ним одностороннее общение — иногда один молчаливый краб лучше десятка энергичных собеседников.

— Как ты, Ик? — временами спрашивал он краба, — Надеюсь, у тебя всё хорошо.

На самом деле, как правило, этим их беседа и ограничивалась, поскольку Рапапидакотль и сам был крайне немногословен. Для него много больше значило то, что он потенциально мог бы сказать собеседнику — это отражало степень близости и доверительности их отношений. Реально же произнесённые слова редко являлись чем-то большим нежели информационным шумом, жёстко ограниченным низкой пропускной способностью человеческой речи.

С крабом по имени Ик, между ними не существовалдо практически никаких преград. Сидя рядом с ним, Рапапидакотль испытывал глубокое умиротворение и гармонию с собой. Он был благодарен Ику за то, что тот всегда приходил и принимал его угощение. Пока крабик сладко дремал рядом с ним, Рапапидакотль смотрел на море и думал о той жизни, которую ведёт его крабий друг и отличается ли она фундаментально от жизни, которую ведёт кто-либо другой. Сам он так не считал.

 

О Леденце со Вкусом Козлиной Морды

Она напоминала Рапапидакотлю леденец со вкусом козлиной морды. Внешне столь милая, хрупкая и нежная, что он даже придумал для неё специальный термин — "Обнаженственная" — означающий трепетную красоту, при которой, скрывающая её одежда воспринимается как противоестественное нарушение основополагающих принципов нравственности и эстетики. Мощь её привлекательности была столь невероятна, что Рапапидакотлю хотелось превратить девушку в слизь, чтобы обмазаться ею с ног до головы. Но нельзя забывать и о второй части сравнения — внутри она являлась рогатым зверем, окружённым аурой смерти, ненависти и разрушения.

продолжение — Сдохни! — Испустила она рык столь же глубокий и зловещий, как и центральная идея философского трактата "Так Бормотал Бормотустра".
— Пожалуйста, не надо, — попросил её Рапапидакотль.
Молодую женщину сидящую перед ним на троне из костей шестиста шестидесяти шести единорогов, десяти фей(ушедших на подлокотники), одного хорька(для подстаканника) и одного живого гнома служащего подставкой для ног и, судя по всему, получающего от этого острое непристойное наслаждение, звали Эми и вскоре ей предстояло стать его женой, пусть даже никто во вселенной, как и он сам, об этом не подозревал.
Пока что же Рапапидакотль был подвешен за ноги на колючей цепи, уходящей в густую тьму, что скрывала собой всю верхнюю часть тронного зала. Из тьмы на него немигая глядели перламутровые глаза Теребунклевых демонов. Когда-то они были лишь цифровыми эротическими абстракциями, до тех пор, пока некий идеалист не выпустил их на волю. Теперь же встречались практически повсюду, причём люди вовсе не спешили избавляться от них, как сделали бы это с клопами, поскольку Теребунклевым демонам, в отличии от клопов, всегда можно было найти полезное применение.
Сам же зал находился в центре дворца, построенного внутри металлоникелевого астероида, некогда бышего, судя по всему, ядром планетоида размером с Луну. Много сотен лет назад он вышел на высокую эллиптическую орбиту около Земли и там и остался. Вокруг толпились многочисленные слуги и придворные. Большинство из них представляли собой программные конструкты воплощённые в виртуальной материи. Рапапидакотль поначалу засомневался, что её использование может быть эффективней простых структурных наномашин, но тут же вспомнил, что перед ним сейчас стоят вопросы посерьёзнее.

Изначально, он решил навестить дворец Эми, в надежде одолжить оригинальную рукопись знаменитого научного труда, посвящённого исследованию теории квантовой гравитации и связанных с ней оккультных практик многомерных форм жизни — "Скрытая действительность и детальные представления о бесконечности". Его автор Хассельдорф Бургундский в процессе написания начал стремительно терять рассудок, так что эта книга вполне могла послужить также и материалом для психиатрических изысканий. Впрочем, цель Рапапидакотля заключалась в другом — доказать запутанную физическую теорию, вокруг которой у него состоялся ожесточённый спор с добрым другом и непримиримым соперником Хроссбьёрном Кальтенбруннером. В конечном итоге они порешили, что, если Рапапидакотлю удастся убедительно доказать свою точку зрения, Хроссбьёрн подарит ему редчайший не распечатанный первый выпуск комикса о Чумовике. Если же он потерпит неудачу, то отдаст сопернику Ключ от Десяти Тысяч Сундуков Бесконечности.
Помощь в доказательстве своей теории Рапапидакотль надеялся найти в рукописи Хассельдорфа, где тот, кроме блестящего изложения фундаментальных принципов квантовых струн, также оставил заметки на полях, содержащие остроумные замечания касательно взаимосвязи исследуемой им темы и множества сопряжённых дисциплин, включающих в себя биологию, квантовые вычисления, медицину, кулинарию и комедийные театральные постановки.
К превеликому его сожалению, с самого начала знакомство с Эми зашло в тупик. Несмотря на то, что он специально напёк несметное количество овсяных коржиков и принёс целую цистерну горячего какао — оба угощения были старательно приготовленны по рецептам Распределённого Человека, которому Рапапидакотль приходился прямым потомком, — Эми буквально через несколько минут их беседы твёрдо вознамерилась собственоручно казнить Рапапидакотля. Он находил такой исход болезненно разочаровывающим, так как считал, что ближе всех приблизился к тому самому оригинальному вкусу овсяных коржиков Распределённого Человека, что некогда объединяли империи, сближали народы, пробуждали давно забытые чувства и даже, как иногда казалось, были способны изменить к лучшему саму глубинную человеческую природу.

— Твои муки угождают мне, падаль! — Рычала Эми вставая со своего костяного трона. Гном сладострастно застонал, когда её острый каблук глубоко вонзился ему в копчик.
Чем-то это всё напоминало их с сестрой — Зарадакакотлией — детские игры. Правда, сейчас всё пока что получалось несколько более щадяще.
В её руке сверкнул церемониальный кварцевый томагавк. Широким решительным шагом она направилась через зал прямо к Рапапидакотлю занося оружие над головой. Руки его по самые плечи были надёжно зафиксировали монолитным цинковым параллелепипедом, приваренным к металлическому каркасу, покрывшему всё его туловище от бёдер до шеи. На секунду Рапапидакотлю показалось, что сейчас его череп разлетится окровавленными обломками по всему залу, но момент слабости тут же сменился хладнокровной расчётливостью.
С обезоруживающей улыбкой Эми занесла томагавк над головой и обрушила его на Рапапидакотля. Несмотря на практически обездвиживающие стальные путы, он всё же сумел извернуться так, что хребет его едва не разорвался в нескольких местах, и вцепился зубами в рукоять топорика. Его рот мгновенно заполнился кровью и осколками зубов, но, пересиливая ослепляющую боль, он изо всех сил рванул головой, вырвал оружие из рук Эми и отбросил его далеко в сторону. Затем он повернулся к ещё не успевшей до конца удивиться девушке и плюнул ей в лицо смесью крови, обломков зубов и обрывков разорванных дёсен. Эми зажмурилась от отвращения, а Рапапидакотль, воспользовавшись её замешательством, резко качнулся навстречу в попытке вонзить острые осклоки оставшихся зубов в её горло. Но она всё же сумела уклониться и изувеченные челюсти схватили лишь собранные в хвостик волосы. Эми коротко взвизгнула и отвесила Рапапидакотлю звонкую пощёчину.
— Подонок!
— Пожалуйста, прости, — с трудом прошепелявил Рапапидакотль.
По некой невыразимой словами причине, ему действительно стало неловко перед Эми. Не так он привык обращаться с дамами.
— Да не больно-то и хотелось тебя казнить!
Она отвернулась от него и гневно цокая железными каблуками удалилась обратно к трону. Она разражённо плюхнулась на него и так резко опустила ноги на своего гнома, что тот пронзительно заверещал от наслаждения.
В силу ограничивающих его обстоятельств, Рапапидакотль остался висеть, где висел, капая кровью на мраморный пол.
— Так мы, собственно, потом продолжим или лучше не будем больше этим заниматься? У меня ещё полно коржиков осталось.
— Делай, что хочешь.
— Прямо сейчас может показаться, что мне больше всего хочется висеть, но это не так. Мне бы хотелось, чтобы между нами была тарелка с овсяными коржиками, а не лужа крови и колючая цепь.
— Да снимите его уже и дайте таблетку от разбитой пасти, слышать уже не могу это чавкающее бормотание! — Недовольно воскликнула Эми. — Не то, чтобы мне было не всё равно, конечно...
Сковывающий Рапапидакотля металл тут же рассыпался в нанопыль осевшую не стенах и полу зала невидимым слоем толщиной в пару атомов. При этом, задачи безопасно опустить его вниз явно ни перед кем не стояло, так что пролетев полтора метра до пола он лишь чудом не сломал себе шею.
— Премного благодарен, спасибо, — с болезненным трудом ворочая обломками челюсти, выдавил из себя Рапапидакотль, беря с поданного ему подошедшим слугой подноса небольшую синеватую пилюлю. Едва её проглотив, он сразу почувствовал, как содержащиеся в ней нанороботы принялись за восстанавливающие процедуры. Вскоре уже ничего не напоминало о недавних неудобствах.
— Благодарю за ваше милосердие, госпожа, — галантно поклонился он Эми.
Та покраснела.
— Да плевать я хотела, — лениво процедила она в адрес потолка, если судить по направлению её взгляда.
— Как бы то ни было, госпожа, — чопорно молвил Рапапидакотль, — мне начинает казаться, что мы начали наше знакомство в неудачном ключе. Я приношу свои глубочайшие извинения и молю вас о снисхождении к моей неразумности. Могу ли я сделать что-либо, что смягчит вашу немилость и позволит нам начать сначала?
— Может быть признать свою неправоту..? — Эми словно бы забыла о существовании Рапапидакотля и просто размышляла вслух.
— Разумеется я был неправ! Моя неправота не ведает границ! Я лично буду слагать о ней легенды ещё долгие годы!
— Но в чём же её суть..? — Всё так же задумчиво протянула Эми.
— Если бы я только зн... — Рапапидакотль мгновенно осёкся едва заметив, что глаза его собеседницы сужаются в две мрачные щёлочки, сквозь сквозь которые на него повеяло неминуемой смертью. Он стоял на краю пропасти, откуда медленно поднимался невообразимый ужас. Ужас, ещё помнящий времена древних чудовищ, рождающихся в пламени новорождённых звёзд и уходящих спать в сияющие сердца галактик; распыляющихся после их гибели по чёрной бесконечности космоса, оседающих пылью на планетах, скрывающихся в частицах зарождающейся жизни. Оставались считанные секунды и лишь одна попытка, пока он не сгинет в его кровожадных лапах.
Настало время напрячь до предела, до бела раскалить каждый из имеющихся в его распоряжении нейронов; достичь предельно возможного уровня концентрации; сфокусировать разум в исчезающе малую сверхплотную точку и, подобно наконечнику копья, пронзить лежащую перед ним кажущуюся неразришимой задачу.

Рапапидакотль прикрыл глаза.
Рапапидакотль сделал медленный вдох.
Пока Рапапидакотль выдыхал, перед его внутренним взором с молниеносной скоростью пронеслась почти бесконечная череда мыслей, идей и абстрактных образов.
Сначала он воспроизвёл их с Эми диалог, закончившийся его грубым пленением. В нём не было ничего особенного — обычный обмен формальными приветствиями, замаскированный флирт, сдержанные комплименты с едва уловимым сексуальным подтекстом и искренние похвалы овсяным коржикам.
"В какой же момент всё начало рушиться?"
В один момент она просто окатила его взглядом холодным, точно снежная шапка на вершине спящего вулкана, чей сон, тем не менее, готовится подойти к концу, а затем расколотила о его голову чайник, кресло — сначала то, на котором сидела сама, а вслед за ним то, на котором сидел Рапапидакотль, — погнула о его лицо серебряный поднос, а в самом конце разбила его затылком висевшую под потолком люстру.
"Что же я сделал прямо перед этим?"
Рапапидакотль настолько напряг память, что послышался едва различимый треск.
"Я же просто жевал коржик... Должно быть что-то ещё!"
Рапапидакотль подкинул новую порцию ядерного топлива в топку воспоминаний. Из его левого уха сбежала тонкая струйка крови.
Прокручивая воспоминания в обратном порядке, дрожа от изнеможения, Рапапидакотль отчаянно искал ту точку в линии её поведения, которую можно было бы назвать переломной — внезапно расширившиеся зрачки, резко расширившиеся капилляры на скулах, приподнявшиеся волоски на шее — что угодно.
Отмотав время ещё на 17.3 секунды ближе к началу разговора, ему показалось, что он наткнулся, наконец, на то, что искал. В тот момент кончики волос, собранных в прелестные хвостики по бокам её головы, вздрогнули чуть сильнее, чем это могло бы произойти при обычных обстоятельствах, а где-то глубоко в её зрачках начало разгораться пламя сродни тому, что бушевало в печи мироздания во времена, когда Вселенная лишь зарождалась. Она едва заметно подобралась, крошечные волоски на её скулах и предплечьях возбуждённо затрепетали, мышцы и сухожилия напряглись заметно сильнее, чем можно было бы ожидать от столь хрупкого тела. Разумеется Рапапидакотль ничего этого тогда не заметил, поскольку был занят описанием исключительной красоты научного труда, который он так жаждал получить. Кроме того, попутно он жевал вкусный коржик, занимающий остатки его внимания.
"Что же я тогда ей сказал?"
Отдельные слова ничего особенного не значили — вся суть заключалась в их возможном толковании и подтексте. Путём немыслимого интеллектуального напряжения Рапапидакотль понял, что Эми разгневали несколько его неосторожных фраз, которые, при сильном желании, могли быть интерпретированы как подразумевающие, что содержание труда Хассельдорфа Бургундского ей совершенно неизвестно. Поначалу Рапапидакотль отмахнулся от этой гипотезы, как от абсурдной, но вскоре понял, что иных объяснений тут попросту нет.
"Но что-то тут, всё равно, не сходится..."
Её реакция была слишком внезапной и бурной. Она не могла объясняться одним лишь гневом от недооценки её познаний. Тут что-то ещё... Что-то более глубинное и личное.
"Не может быть..."

— Я глубоко раскаиваюсь, — торжественно провозгласил Рапапидоктль, расправив плечи и выставив вперёд правую ногу, — в том, что не признал в вас досточтимого автора "Скрытой действительности и детальных представлений о бесконечности"!
— Ай, молодец! — Воскликнула Эми, хлопнув себя по коленкам и вскочив с трона, — вот и хорошо!
"Она будто только этого и ждала..."
— Развлеклись и хватит!
"Развлеклись?"
— У меня было столько работы в последние годы, — дружелюбно пояснила Эми, — что совсем не оставалось времени на то, чтобы хоть немного расслабиться. Спасибо, кстати, за коржики. Они великолепны. Как и какао.
— Не за что.
Не то, чтобы он действительно находил развлекательным висеть вверх ногами с разбитым в кашу лицом, но кусать её хвостик обломками зубов оказалось, по-своему, забавно.
— И, если уж на то пошло, не окажете ли вы мне честь ознакомиться с вашими трудами? Также, надеюсь, вы простите мне подобную дерзость, но смею ли я надеяться на вашу компанию, ваши непревзойдённые познания и вашу неоценимую помощь в их освоении?
— С удовольствием!

Много дней и ночей не покидали они стен библиотеки, а когда наконец вышли, выглядели они растрёпанными, уставшими, но чрезвычайно довольными. Позднее Рапапидакотль, как и ожидалось, вывел целый ряд смелых постулатов подкреплённых неопровержимой аргументацией, благодаря которым триумфально заполучил вожделенный комикс; Хроссбьёрн Кальтенбруннер был посрамлён; Эми же — посвежевшая и с новыми силами — вернулась к работе. Однако, вскоре её прервал новый визит Рапапидакотля — уже менее формальный, но столь же богатый коржиками(на сей раз с шоколадной крошкой и кокосовой стружкой) и какао. Она была рада ему, а он был рад увидеть её улыбку. Подобные визиты стали началом долгой и страстной любви, а, спустя много лет, достигшее запредельных показателей, биполярное расстройство Эми послужило её концом.




Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)