Гранатовый 13 читателей тэги

#моё искать «моё» по всему сайту с другими тэгами

Писанина всё ещё

10 октября 2020 (00:13:08) 249

Вот щаз конкретно выбесило, потому что пришлось переписывать с нуля из-за глюка. >_<

#9 Дорожное происшествие

Канон Крестовый поход Хроно
Размер 430 слов
Заметки О неповторимом стиле вождения Розетты прям в первой главе. Хроно, надо заметить, несмотря на негодуй уже относится к происходящему как к специфической рутине, что прозрачно намекает на частоту возникновения подобных картин. Текст — немного более ранних времён.

Хроно определённо видел в этой жизни достаточно страшных вещей. Ущелья чудовищной глубины, пожары, оставленные места жестоких схваток и тяжелейшие раны товарищей. Или горы трупов, например. Он успел побывать преследуемым сородичами преступником и даже убийцей. Он, в конце концов, не был человеком.

Всё это не помогало вообще.

скрытый текст— Ст... Сто-ой! — у Хроно всегда хватало духа смотреть в лицо опасностям, но прямо сейчас его посетило сомнение.

Отвратительный скрежет металла по камню оказался подобен волшебной музыке, для этого было достаточно осознать, что они едва-едва не врезались. Но Розетта справилась с поворотом. Если можно так сказать. Хроно откинул голову назад и всё-таки закрыл глаза. На минуточку, пообещал он себе.

— Ты же училась водить!

— Я и научилась! Чего ты суетишься?! — Розетта немедленно надулась. И выдала, будто подсказал кто:

— В жизни есть вещи пострашнее.

Хроно вздохнул. Поездка обещала быть долгой, но с ветерком.

***
Ну, потом он поздравил себя: почти угадал. Для Розетты поездка и впрямь была долгой. Она миновала по меньшей мере, восемь углов и четыре перекрёстка. Они целыми добрались до указанного места и успешно выпонили задание, даже не обрушив ничей крошечный балкончик, каких в этом районе было несправедливо много. В этот раз Хроно отделался чужой простынёй на голове, а Розетта едва не лопалась от гордости, докладывая по телефону сестре Кейт: ещё бы, одно из первых заданий!

...Машину она разбила уже на обратном пути.

***
— Ты что, совсем не думаешь! — дышать в этом положении было страшно неудобно. Зажатый между прикрытой Розеттой и снаряжением, которое он, не иначе как по наитию, перебросил за спину, Хроно чувствовал простую злость. Не досаду и не бешенство, что-то совсем земное и не слишком громоздкое. Подходящее.

— Это ты не думаешь! Не смей орать на меня, когда у тебя кровь идёт!

Спину он тогда не повредил, короб очень пригодился, выдержал. Зря Розетта так разозлилась, что даже треснула его по голове — слегка. Им обоим повезло в этой аварии, хотя врезались они на сей раз как следует.

Пускай ныли помятые рёбра и ссаженный лоб, Хроно не жалел. Розетте, не прикрой он её, пришлось бы хуже. Подумалось, что хорошо бы выпросить у Старшого какую-нибудь штуку для безопасности.

***
— Эй, вы целы?

Какой это был раз? Хроно ещё считал, но, кажется, успел немного сбиться.

— Почему ты вообще это делаешь! — как же он иногда всё-таки уставал с ней. А ведь казалось, она действительно ценила свою жизнь, и подобные выходки повергали его в растерянность.

Розетта взглянула с вызовом.

— Знаешь как говорят?

«Кому повешну быть, тот не утонет».

«Не собираюсь я так погибать, вот ещё выдумал»

Она никогда и ничего не делала наполовину или даже по-настоящему аккуратно. Даже без конца утекающей — жизни в ней было так много.

К этому следовало привыкнуть.

Писанина, день восьмой

8 октября 2020 (23:59:17) 278

#8 Ты тоже это слышал (а)?

Канон Гаргульи
Размер 680 слов
Заметки Постканон основного сериала, плюс примерно 10 лет, ХЭ. Допущение: тёмное будущее, которым Пак пугал Голиафа в надежде выманить у него Врата Феникса, есть по сути альтернативная реальность. Хотя "Лис" — взрослая версия сына Занатоса и Жанин, с шансами, не владеет магическими силами, он ощущает "эхо", поскольку является, собственно, тем же человеком.

Золотые и оранжевые фонари мерцают повсюду, одевая стены древнего замка потрясающе тёплым светом. Со своего места Анджела может видеть узор из огней — ласковых и ярких. Старшим эта картина не покажется такой мирной, но она видит иначе.

скрытый текстНовый большой мир всё ещё прекрасен и удивителен.

Анджела опускает руку на вихрастый рыжий затылок своего маленького друга.

«Осторожнее».

Здесь очень высоко, и у любого человека дух бы перехватило, но Алекс слишком заворожён. В его ярких глазах, сейчас кажущихся тёмными, как зелень елей перед грозой, отражаются золотые искры. Зубец рядом с её местом достаточно высок для ребёнка его возраста, и он опирается на его серый камень, положив голову на скрещенные руки. И совсем не боится.

«Ты ведь меня всё равно поймаешь?»

Анджела поймает, конечно.

«Твои родители не будут рады, даже если мне это удастся».

Алекс поднимает голову и смотрит серьёзно, потом кивает.

«Я не хочу, чтобы они огорчались» Слабо сказано. Они с ума сойдут, если с ним что-то случится. Но Анджела понимает. Она знает, когда любят так

«Но я смогу летать сам, когда стану старше».

Анджела надеется, что Пак ему такого не говорил, хотя от этого плута всего можно ожидать.

«Пак не говорил» — Алекс щурится. «Я и сам знаю».

Анджела вздыхает. Сложно с ним, а ведь ему всего одиннадцать. Но у мальчика доброе сердце, и это успокаивает. То, как любят в этом доме, успокаивает тоже — этой любовью полнится старый замок. Здесь не предают своих и не отворачиваются от чужих тревог. Даже странно, если вспомнить о прошлом, — но в этом тоже есть заслуга Алекса.

Даже в эту ночь, ночь, разделяющую год пополам, Анджеле здесь легко, и она знает, что не только ей. Чёрная ночь не войдёт сюда, и огни не погаснут — замок жив так, как не был долгие-долгие годы, а может, и никогда прежде, говорит ей отец.

«Ты тоже это слышала?» — Анджела почти вздрагивает, такой отчаянной кажется хватка тёплых человеческих пальцев на запястье. Глаза у Алекса широко распахнуты, и лицо слишком бледное.

«Нет» — вдыхает Анджела, соскакивая со своего места, и наклоняясь к мальчику, «нет, но всё хорошо, всё будет хорошо».

Он иногда слышит всякое. Иногда пение. Иногда смех. Иногда куда более страшные вещи. Это началось не очень давно, года два назад. Пак обычно гоняет непрошенных гостей, а временами даже весьма безжалостно подшучивает над ними. Это бесит всякую мелкую нечисть, тревожащую Алекса, но Пак веселится

«Напрашиваются же». Мелочь знает, что Владыка сердит на своего бешеного шута, но постоянно забывает его оговоренное право защищать внука Королевы.

К Паку Анджела отводит мальчика и сейчас. В ночи, подобные этой, он чаще бывает сам собой. Чего ему это стоит, никто не знает, но должно быть, думает Анджела, тоска его мучает слишком сильно, чтобы притворяться человеком.

Она не пытается в это лезть.

***
Алекс сидит, рассеянно дёргая собственные волосы. Очень хочется пойти к родителям, но, наверное, это их напугает сейчас. Он не знает, как выглядело его лицо, но Анджела так сильно встревожилась...

«Это по-другому» — шепчет он, зная, что наставник его услышит. Он всегда слышит. Он однажды пообещал.

Пак всегда оказывается рядом неожиданно. Вот и теперь — возникает прямо на подоконнике.

«Кто тебя позвал?» Он будто не сердится, но Алекс замечает, как ярко блестят его глаза.

Он всегда будет рядом.

«Это не... не наш народ» — «наш» получается как-то само собой.

«Просто кто-то предупреждал. Меня. И выстрелы были»

Лис! Лис, беги!

Кто-то другой, невозможно похожий на него, бывший им, блуждал в каменных мешках, одетый железом, блуждал, разыскивая и теряя друзей.

«Это... Это однажды...» — язык не слушается, зубы стучат, и к губам вдруг прижимается край возникшей из ниоткуда деревянной чашки с чем-то сладким, сильно пахнущим травами.

«Этого не будет, если постараешься», — длинные пальцы Пака ерошат волосы, и Алекс видит его яркие глаза близко-близко. «Или не будет вовсе»

«Запомни: в ночи как эта» — говорит он почти нараспев, «расходится ткань жизни и путаются времена и пути»

Эхо наполняет разные миры, смешивая возможности, как гадальные руны.

«Иногда его можно услышать».

***

«Ты тоже это слышал?»

Бруклин устало щурится на своего спутника. Взъерошенный Лис смотрит в темноту. На его мокром от пота лице на мгновение вспыхивает забытое выражение счастья.

«Нет. А ты что слышишь?»

«Наверное, показалось»

Позже он сознается,что в какой-то момент вдруг услышал голос давно погибшей матери, смеявшейся чему-то с отцом

Писанина, с отставанием

8 октября 2020 (00:05:26) 202

Ну пля.

# 7 Лабиринт

Канон Pet Shop of Horrors
Размер 610 слов
Заметки Героиня первого отрезка - из последней главы пятого тома.

Волшебное чувство торжества, пьянящей победы и хорошо сделанной работы ещё гудело в теле Жанет, когда она шагнула за кулисы. Всё будет по-другому, всё закончилось — будто нашёптывал кто-то. Голова кружилась, и тело было таким лёгким, каким она его уже давно не чувствовала.

скрытый текстДорога как будто растянулась. Здесь, за сценой, начинался другой мир. Она привыкла так думать, но прямо сейчас это была... не метафора. Резкий свет перемежался глубокими пятнами тени, шагни — и провалишься. Закончилось, закончилось.

Нет.

В зеркале гимёрки, куда она добралась своей странной, как будто раздваивающейся дорогой, всё ещё плыли тёмные потёки. Тогда... Что именно закончилось? Была ли какая-то дорога отсюда?

Он возник в зеркале за её спиной — тот самый, вспомнила она. Даже изувеченный глаз не портил резкого, упрямого лица. Танцор графа показался ей почти родным, и Жанет не вздрогнула, когда он протянул руку в приглашающем жесте. Единственный глаз сверкнул вызывающе: не боишься?

Ей уже нечего было бояться.

Глубина зеркала должна была быть прохладной, как в какой-то старой сказке, которую Жанет не могла вспомнить. Так ей казалось — но другая сторона была просто сумрачной, полнилась шорохом и порывами ветра. Где-то открывались и закрывались двери, бессчётное множество дверей. Под ногами оказывались то ковры, то камни, то обточенные временем плиты.

Жанетт не пыталась угадывать направление, и даже её одноглазый провожатый как будто ничего не выбирал. Его шаги были лёгкими и неспешными. Так можно идти целую вечность неизвестно куда.

То, оставшееся в зеркале, всколыхнулось, отозвалось тревогой: куда, куда же? Ей теперь тоже на арену? В клетку? На смерть?

Танцор обернулся и посмотрел с насмешкой. Легко отступил — и пропал.

Пол чуть холодил босые натруженные ноги — истоптанные помнившие нескончаемый труд пуанты остались по ту сторону отражения. Где-то хлонула дверь. Колыхнулся занавес.

Куда же?

Провожатый пропал, и это был ответ: ступай, ищи сама чего хочешь. В сотне спутанных коридоров, за тысячью дверей и лестниц — зачем ему лестницы, ведь дом — небольшой... Жанет развеселилась: мысль, глупая, ещё цеплялась за оставленное, привычное. Здесь, в этом доме, бесконечно тянутся залы и переходы. Здесь она сможет поискать место, которое у неё не отнимет кто-то, пришедший на смену.

Она шагнула, ещё и ещё, под ноги лёг ковёр и сменился льдом. Дальше, дальше и дальше. Вильнул коридор, и скрипнула дверь — колкий гравий, пришедший на смену гладким вощёным доскам, скрыла мягкая трава.

Прекрасно.

***

Люди очень легко теряли дорогу. Среди леса они делали это потому, что не понимали простых знаков мира. Это было обыкновенно. Ничего удивительного. Гораздо более странным в дни детства казалось Ди то, что люди умудрялись терятся даже в городах, которые строили сами. В плетении улиц они вечно начинали блуждать, словно в древнем лабиринте, построенном из гордости и страха на погибшем острове.

Потом он понял: они слишком часто даже не знали на самом деле, куда хотели бы прийти в конце концов и для чего отправились в путь. А другого способа найти выход никогда не существовало.

Его дом, как и дом каждого из его предков, не принимал подобных ошибок. Тянущийся мили и мили, изменчивый, пёстрый, вечный, много старше самого Ди, он приводил вошедших в него только туда, где им действительно нужно было быть. Сам Ди не сразу уразумел это и поначалу даже беспокоился: не хорошо выйдет, если пришлые обидят или потревожат тех, кого он берёг. Но это было невозможно, конечно.

Дом всегда был для каждого из гостей только тем, чего они заслуживали. Искали. Или приносили сами с собой. Дом был пристанищем, головоломкой, задачей.

Если кто-то оставался здесь навечно — что ж, это была не прихоть графа.

«Вернись к чаю, пожалуйста. Не опаздывай».

Дорога могла быть долгой: дом дарил ему собственные сложные узоры и переходы, где веранды, заплетённые виногдрадом, и мозаичные ступени сменял пышный лес под звёздным небом, но Крис не заблудился бы здесь даже без провожатых.

Каждый из пришедших получал только те пути, которые ему были действительно нужны.

За шестое

7 октября 2020 (00:58:06) 255

Ну нишмогла я, нишмогла (с), и дабы соблюсти попытку выдержать последовательность — другой лист, тыц

тема 6 «Сказка на ночь»

Канон Приключения Джеки Чана
Размер 711 слов
Заметки АУ в каноне, вселенная альт-реальности "Мира демонов", где Джеки был слугой во дворце Шен-ду, а Вальмонт и компания — там же шутами

Болит всё, и шевелиться не хочется настолько, что даже эта проклятая лежанка у стены кажется удобной. Ты не уверен, что сможешь поднять горящие веки, и вдруг приходит мысль, что хорошо было бы вовсе больше не открывать глаза.

скрытый текст От неё всё ещё слабо корчится что-то внутри: нет, нет, жить — хочется. Мысль вспыхивает и гаснет, спутанная подступающей новой волной пустого отчаянного бешенства, в пересохшем горле царапается крик, когда память опять подкидывает этот зал, пронзительный насмешливый взгляд демона и пол, от очередного соприкосновения с которым — всё ради представления! — из носа идёт кровь.

Отчаянье накрывает так полно, что ты не сразу угадываешь новое присутствие в комнате. Чужие шаги в первые мгновения неразличимы, ты понимаешь, что кто-то вошёл, только по движению остальных вокруг тебя: хватка в шесть рук, цепкая, неприятно-тяжёлая на плечах и осторожная, но почти унизительная, на висках, исчезает, кто-то из ребят шагает к двери.

Ты мог бы испугаться собственной невнимательности — во дворце она может стоить жизни, но осознание, сквозь боль и подступающую истерику, настигает тебя слишком поздно. Почти сразу затем доходит: ошибки нет и бояться некого. Только один человек во дворце одновременно настолько упрям, глуп и добр.

Чан, племянник старого хранителя книг, снова явился со своей непрошенной помощью.

Вода — целый ковш — обрушивается на твою бедную голову таким неожиданным спасительным облегчением, что даже собственный жалкий вид тебя не волнует. Даже вспыхнувшая было злость на них на всех мгновенно захлёбывается.

Ты распахиваешь глаза.

Он опять умудрился притащить воды.

***

Вы по большей части молчите даже в такие вечера. Ты немного выучил здешний язык, но звучит всё равно отвратительно. Да и настоящее желание говорить с кем-то в этой мерзкой стране, задыхающейся в огне и пыли, у тебя появляется редко. Финн — другое дело. Иногда, конечно, молчит и он, но чаще — пытается разговорить Чана или принимается что-нибудь рассказывать сам.

Но в этот раз ты срываешься где-то на середине чужого тихого разговора. Срываешься, снова захлёбываясь злостью, и говоришь-говоришь-говоришь, глядя на этого идиота поверх тряпки, прижатой к лицу.

Говоришь, коверкая слова, о том, как сильно ненавидишь эту землю. Вся она неправильная. И дело не в демонах, она просто...

А он вдруг говорит, дурак: « ...расскажи о своей стране». Без злости говорит, сволочь, но это как пощёчина, от которой мгновенно замолкаешь.

«Я никогда нигде не бывал, даже пределов владений повелителя не знаю» — он слегка наклоняет голову, и тебя тошнит от этого смирения.

«Но иногда, только иногда, я думаю о том, как велик мир».

Ты закрываешь глаза. Ты не умеешь рассказывать, да и как рассказать ему... хоть о скалах и море? Это ему-то? Это верно, что даже те море и скалы, и далёкие зелёные поля — всё ещё владения другого Повелителя-демона, но там — там в это не верилось так легко.

...Ты тоже больше никогда этого не увидишь. Тряпка холодит губы, и хочется вцепиться в неё зубами. Мать рассказывала истории — очень давно это было, когда ты приходил к ней с положенной тебе работы, почти приползал, хотя по малолетству мера, конечно, была меньше, чем у старших. И вы добирались домой.

В этих историях духи были не такими, как в реальности. Они больше походили на людей. Они населяли когда-то, говорила мать, и горы, и леса, и море, играли и пели с волнами и деревьями, растили диковинные цветы и водили звериные стаи.

Враньё это всё было, конечно, потому что демоны правили этим миром всегда, и их прислужники не знали ничего, похожего на чудесные песни.

Ты стряхиваешь воспоминания и ловишь на себе взгляд Финна. Он слишком о многом догадывается. Это бесит, и ты молча отворачиваешься.

«Давай я расскажу, Чан»

Ты знаешь, что Финн когда-то жил совсем не так далеко от твоих родных земель, как этот идиот, но никогда не позволяешь себе думать о том, как много он помнит. Это не имеет значения. Финн временами кажется тебе безумным и пустым, и тебе меньше всего охота касаться его безумия.

Или искать утешения. Это отвратительно.

Но Финн помнит и говорит — он говорит всегда лучше остальных, особенно, когда по-настоящему увлекается и оставляет своё шутовство. Он рассказывает о море, о его чёрно-белом гневе и огромном спокойствии. О тёмных скалах и о тех, что сливаются с туманами. О могучих деревьях, которые здесь не растут.

Прямо сейчас это тоже всего лишь неправдоподобная история, как из детства. Но даже если и так — ты слушаешь её, медленно сползая в сон. Может быть, боль всё-таки подвластна словам, она как будто меньше из-за этих чужих воспоминаний.

Может быть, это и есть безумие.

Писанина, день пятый

5 октября 2020 (23:59:50) 190

# 5 Колокол

Канон Хоббит, Сильмариллион
Размер 566 слов
Заметки Лютый авторский глюк об одном опознаваемом (наверное) персонаже из Первой Эпохи в существенно более поздних временах.

Ниэннил прикрыл глаза и вслушался в ночную тишину. Что-то в ней сегодня было неправильное. В отдалении сонно заговорил колокол, отмечая время. Не тревожно, не с обещанием или весельем — мягко. Но в его спокойствии, всегда созвучном ночи, сейчас чудилось что-то непривычно печальное.

скрытый текст
Каждый из колоколов Дейла имел собственный тон, и каждый их отзвук говорил с Ниэннилом по-особенному, хотя он не был тем, кто сотворил их когда-то. Но музыка наполняла его слух всю жизнь, сколько он себя помнил — не имело значения, собой ли нынешним, или тем, кто сгинул в веках. И этот город пел для него долгие годы — каждую осень немного иначе, каждую весну по-другому. Первый колокол, давший душу этой дикой земле, люди давно уже сняли, но его звук всё ещё отдавался в памяти, резковатый и не такой уж чистый — его создателям, нашедшим здесь дом, тогда не хватало мастерства — но полный надежды.

«Вот и будет у нас новое королевство» — его мальчишки почти смеялись над ним, конечно. Но под их руку и в самом деле собирались люди, и долгими трудами взаправду ожила незнакомая земля по другую сторону гор.

Этот самый город, правда, родился не сразу. Детей человеческих сменили внуки, а тех — их внуки. Ниэннил помнил их всех.

Мог ли он когда-то давно подумать об этом?

Он не жаловался на память, но вспомнить, кто из его мальчишек выдумал, что им нужен колокол и даже не один, не получалось. Братья всегда были слишком похожи.

А время текло, и менялась бегущая река, и люди разведывали места, без затей дав реке имя. И однажды город всё-таки родился по-настоящему — но серые глаза, в которых Ниэннил увидел новое будущее, уже не принадлежали никому из его мальчиков.

Он не слишком-то доверял гномам, но не захотел вмешиваться, когда молодой король сошёлся с ними. Не больно-то этот очередной упрямый мальчишка принимал титул, но Ниэннил увидел его воистину королём, которым мог гордиться, и знал, что должен позволить ему действовать, не опираясь на чужую дурную память.

Колокола множились — сделанные людьми или подаренные гномами, затейливые и попроще, большие и малые, они перекликались над городом, напоминали о прошлом, были обещанием будущего. Они пели Ниэннилу о радости, когда он брал на руки очередного воспитанника в первый раз, и скорбели вместе с ним, когда он снова прощался навсегда с королём весёлого города Дейла.

И теперь в их молчании, с того мгновения, как отзвучал на часовой башне колокол работы старого гномьего мастера, было что-то, не дававшее Ниэннилу покоя. Что-то куда тревожнее внезапно поднявшегося ветра.

Ниэннил встал с резной скамьи и зашагал хорошо знакомой дорогой.

— Гирион! — по переходам старого дворца он уже бежал, каким-то давним, полузабытым чутьём угадывая, что не успеет.

...Бамм — удар колокола перекрыл вой ветра, коснулся слуха раньше, чем голоса, нет, крики, нараставшие на улицах.

«Его можно услышать издалека. И друг, и путник, и тот, кому нужна помощь, услышит. Можно предупредить об опасности. Помнишь, как мы перекрикивались, когда путешествовали через Белерианд? Это надёжнее! »

Кто из них это предложил? Ниэннил не помнил, хоть убей.

— Собирай тех, кого сможешь прямо сейчас, и уходите.

Ниэннил молча смотрел им вслед. Она выживет и дети тоже, это он снова просто знал. Очередной наследник обойдётся и без него, каким бы отчаянным не был сейчас взгляд серых ребяческих глаз (который по счёту?)

К себе самому он приказы Гириона не относил.

Не сейчас. И Гирион это понял. Усмехнулся едва заметно: ты, мол, всегда провожаешь нас.

Это будет последний раз, потому что с меня довольно веков и вашего смертного упрямства — не сказал Ниэннил.

Низкие, отчаянные голоса колоколов слились в его ушах в стон.

Писанина, день четыре

5 октября 2020 (00:00:26) 203

...а вот это уже издержки публикации

#4 Худший из страхов

Канон Артемис Фаул
Размер 673 слова
Заметки недопостканон Последнего Хранителя, где-то в те полгода до воскрешения, пов Артемиса-старшего

После катастрофы время у нас быстро сдвинулось к осени. «Проблема восприятия» — уточнил бы ты. Ведь мы все были слишком заняты, пытаясь подняться на ноги: наш мир оказался отброшен назад во времени после разрушения технологий. Всё это — глобальная проблема, отчасти, я хочу верить, объединившая людей. Достойная задача, тебе бы понравилось, я знаю. В такие моменты нет места страхам.

скрытый текстВ каком-то смысле это действительно так. Артемис, ты, конечно, был уже слишком большим, чтобы мне действительно удалось побыть твоим героем. Чтобы мне действительно приходилось геройствовать так, как должен любой отец. Но это правда: в момент катастрофы страха перед ней у меня не было. В какой-то момент не было страха даже за Ангелину — так сильно я верил, что сумею защитить её.

Хорошо развитый мозг, я полагаю, в таких ситуациях просто отодвигает страх: это чувство мешает и может стоить жизни.

Странный опыт. Сейчас я задумываюсь о том, что прежде часто испытывал страх, хуже которого, как я думал, не могло быть ничего.

В детстве я постоянно боялся. Мало кто сможет в это поверить. Ведь это нас боялись столетьями. Вся наша семья приложила немало усилий, чтобы оградить себя от беспокойства и ненужныхх помех в делах. Страх чужих перед одним твоим именем — нашим предкам, Артемис, казалось, что это хороший способ.

Но это не избавляло от страхов меня самого.

Я боялся подвести отца, боялся не опрравдать ожиданий, и не достигнуть новых вершинсам.

Наше имя рождало во мне страх.

Моя собственная гордость рождала во мне страх.

Всё это ослабло, когда появилась твоя мать.

Новый страх, что однажды она просто сочтёт, что я, Фаул, ей слишком отвратителен, и оставит меня, появился не сразу. Но он, безжалостный, медленно точивший мои унаследованные привычки, единственный из всех страхов был в какой-то мере благословением.

Сейчас и он кажется лишь доказательством несовершенства: я недооценил волю Ангелины. Моя жена не собиралась отступать.

Знаешь, когда появился ты, я всё ещё не задумывался о том, что всё это значит, или о страхе, который поджидал меня. Только оказавшись в плену, я начал чувствовать что-то... совсем новое.

Страх, что я больше вас не увижу. Нечто совершенно неподобающее для Фаула.

Моё возвращение — не только из плена, нет, больше: к самой настоящей человеческой жизни — вскружило мне голову. Все страхи, даже перед собственной слабостью, с того времени казались мелкими. Мир стал новым, Артемис.

И в этом мире жил теперь только один настоящий страх, но я и помыслить не мог о его реальности.

Потому что я — Фаул, и это всё ещё значит, что я смогу заставить жизнь быть такой, как я хочу. Я не позволю этому случиться.

Я никогда не потеряю никого из вас.

Знаешь, в те два года... иногда я верил Дворецки. Иногда нет. Но в глубине души я чувствовал близость с ним даже в такие моменты. Я видел: он тоже не верит, что ты исчез навсегда.

Это было... по-другому, Артемис. Совсем по-другому. И это, и даже та прокля тая болезнь, еда не отнявшая твою мать после твоего возвращения.

Всегда был шанс. Самый безумный, невероятный, один на миллиард — для меня не имело значения, как он мал.

Мы иногда говорили об этом с Ангелиной в те два года. Мы не могли прийти к чему-то одному, но однажды она свирепо (о, она умеет злиться, за это я тоже её люблю) отрезала мне в лицо: я не поверю, пока не увижу его мёртвым.

В этот раз нет так.

Всё время, пока мы добиирались сюда из Лондона, я не молился. Ни одной минуты. Но я верил, что мы найдём вас всех живыми. Не могло быть иначе, Артемис.

Мы опоздали — не знаю, как сильно, я не подсчитывал. Просто не мог.

Это был только один глаз, эта травма не была смертельной, так почему? Я не могу найти ответ на этот вопрос.

Дворецки всё ещё не верит, что ты мёртв, Артемис. Беккет, по-моему, тоже, но он очень мал. А факты — упрямая вещь.

Я не могу сдаться и должен продолжать двигаться. Мы все должны. И мы будем.

Розы на твоём лугу всё ещё цветут. Они очень яркие. Сегодня я закончил оформлять раздел поместья на участки для земледелия. Кто-то спросил меня, не боюсь ли я остаться ни с чем в новом мире.

Знаешь, я почти по-настояшему развеселился.

Писанина, день третий, чуть промахнулась

4 октября 2020 (00:15:01) 206

#3 Чердак

Канон Хроники Нарнии
Размер 455 слов
Заметки Вечная тема, но кольца-то, чсх, реально остались без присмотра

«Это началось однажды в такой же дождливый день» — профессор верит им, не сомневается ни секунды. Даже не так. Он будто ждёт этих оговорок, этого расссказа, который ему, наконец, поверяет Люси. Просто знает. Это странно успокаивает их всех. Он приводит их на чердак, совсем не думая о том, что сказали бы родители. Чердак в его старом доме не похож на те места, которыми стращали их взрослые: это уютная комната даже сейчас. "Немного напоминает пещеру сокровищ", — замечает Эдмунд, и профессор отчего-то выглядит очень довольным. И серьёзно кивает: так и должно быть.

скрытый текстОн очень странный взрослый, думает Сьюзен. Сейчас легче дышать и двигаться, но для того, чтобы привыкнуть к другим людям и себе нынешним заново им потребуется время. Ей потребуется время. Она чувствует себя обворованной.

Но этот чердак действительно хранит сокровища. Профессора не пугает прошлое, и Сьюзен не чувствует испуга от рассказа о противном дядюшке Эндрю. Это не его кабинет, и кресла с высокой спинкой, как в старых историях, здесь нет.
большой пёстрый ковёр и груда подушек перед камином гораздо удобнее.

Это началось на чердаке — далековато отсюда, конечно. Это было взаправду — хотя и в те времена, когда сам профессор был только маленьким мальчиком.

***

Это было взаправду, хотя ни дома на лондонской улице, ни дома с чердаком, похожим на пещеру сокровищ, давно уже нет. Это было взаправду, и от понимания, такого ясного сейчас, когда ей почти столько, сколько профессору, Сьюзен почти тошнит. Она встряхивает кудрями — всё ещё не седыми, конечно, седина ей не идёт, она решила с самого начала.

Всё это глупости ...Сьюзен знает, что это неправда — и то, что она не может с прежней лёгкостью убедить себя, что "это глупости", почти злит. У неё есть ещё одно решение, побольше, чем о краске для волос.

«Как вы и просили, я прислал вам то, что удалось найти. Мои соболезнования. Мы всё ещё выясняем судьбу двух дорожных служащих. Будьте осторожны. Всегда ваш С.»

Сьюзен откладывает старую, пожелтевшую записку в сторону и долго смотрит на аккуратную шкатулку. Эти кольца и правда очень красивы. В другое время ей бы даже захотелось подобрать к ним наряд.

Это время прошло.

Глупо было закапывать такие вещи в землю позади дома. Ненадёжно. Слишком по-детски. Но разве мог мальчишка поверить, что мир изменится так?

Сьюзен думает о пропавших, всего-то нашедших когда-то оставленное её погибшими братьями. Это просто занятно — она не то чтобы планирует кого-то спасать. Но они и правда исчезли. Совсем как рассказывал профессор.

Чердак в её доме, конечно, всего лишь чердак. Там чисто и пусто — как и должно быть в приличном доме. Конечно, она туда не пойдёт: дешёвый символизм.

Но в посленюю ночь, перед тем, как положить два кольца в разные карманы, крепко зажать под мышкой шкатулку и снять старую замшевую перчатку, Сьюзен увидит во сне длинный коридор под крышей — и до самого утра будет пытаться верно сосчитать балки.

Писанина, день второй

2 октября 2020 (23:56:28) 261

#2 Тень на стене
Канон: Бродяга Кеншин
Размер: 517 слов
Заметки: манга, привет 252 главе

Очередной порыв ветра, нагнавший Сайто уже на пути к дому, показался ещё холоднее, чем тот, ворвавшийся в окно рабочего кабинета. Ветер на сей раз почти ластился, будто тосковал.

скрытый текстСмешно.

Сайто принял решение и не жалел об отвергнутом подарке Химуры: этот вызов был слишком искренней и бесполезной глупостью. Его долгожданного противника уже не было на свете — да и жил ли он на самом деле?

Не стоило попусту обмениваться ударами с другим человеком, это было ясно как день. Если глупости Химуры и прочих были привычны, то себе самому Сайто неразумных поступков прощать точно не собирался.

Пустые сожаления были чем-то неразумным, почти унизительным. И поэтому он твёрдо знал, что ни о чём не жалеет, не приняв вызова. Он не сожалел.

Но внутри слабо царапалось неприятное горчащее чувство, будто он что-то потерял. Или, больше того — даже утратил кого-то. Чувство было вдвойне противным оттого, что спустя немного времени к нему вдруг примешалось явственное ощущение чужого знакомого присутствия. Не было угрозы и даже ясности — но воинское чутьё никогда не подводило Сайто.

Ветер качнул оставленный поздним прохожим фонарь — догорающий, тот всё же встревожил мутную предрассветную темноту, расчертив узорами стены дома на другой стороне улочки.

...он стоял неподалёку от чёткого тёмного угла — тени соседнего здания. Худой и взъерошенный, невысокий... верно, он всё-таки был тогда немного ниже, чем теперь. Безликий тёмный силуэт качнулся навстречу собственной тени Сайто, казавшейся сейчас слишком большой. Качнулся — и замер, насторожённый. Ни следа нынешнего дружелюбия.

Забавно.

Если бы сторонний человек невзначай увидел эту встречу — надо думать, бежал бы без оглядки. Сайто усмехнулся. Тянуло закурить, ещё раз за эту длинную ночь, вот только сигареты он поизвёл. Незваный гость повернулся прямо — по-прежнему безликий, но безошибочно узнаваемый. Осенний ветер дотянулся и до него, растрепав высоко подвязанные пряди. Сайто не мог видеть ни рта, ни глаз мальчишки, но почему-то вдруг подумалось: он в растерянности. Он искал что-то, чего уже не было.

Потерялся.

"Разве Кеншин Химура и Хиттокири Баттосай не один и тот же человек?"

Чо не мог этого понять. Сайто и сам не поручился бы наверняка. Была ли чёрная тень, которую он столько лет молчаливо преследовал в мыслях, ожидая настоящего поединка, живым человеком? Был ли это кровавый дух, обуявший глупого мальчишку? Или сама его душа в неизмеримой своей глупости когда-то просто не выдержала столконовения с безрадостной правдой мира — и разлетелась на две части?

По большому счёту, это не имело значения теперь. Человек, приславший Сайто письмо, не был тем, с кем он искал поединка. А тот, другой, был сейчас лишь отголоском.

Тоской о прошлом, страхом перед ним.

Бесплотной тенью.

— Ступай себе.

Не было ни злости, ни даже настоящего желания подколоть. Бессмысленно язвить мёртвого.

Мальчишка вскинул голову — смотрел; Сайто не знал, каким был этот взгляд, но и это было уже не важно. Гость шагнул в сторону, как будто ослабив свою вечную готовность к бою, замер на мгновенье.

И исчез.

Темнота вокруг заметно поредела, выцвела. Налетевший ветер бросил в лицо тонкие клочья дыма от погасшего фонаря. Сайто прищурился, не закрывая лицо, и снова зашагал своей дорогой. Его собственная тень, истаявшая на стене, потянулась по улице. Кто-то со стороны мог бы сказать, что она всё ещё слишком большая и лохматая. Впрочем, увидеть её в такой ранний час было некому.

Писанина, день один

1 октября 2020 (23:27:57) 208

#1 Вишнёвый пирог
Канон: Чёрный дворецкий
Размер: 337 слов
Заметки : Ну, эээ, я на дайри сказала, что мрачнота как-то не моё, а в итоге мне пришло в голову это. Кхе.

Пускай Грелль никогда не был идеальным дворецким, кое-что он всё-таки умел. И если уж надо было делать пирог — он делал его сам и весьма неплохо. Намного, намного, неожиданно лучше, чем подавал чай или правил лошадьми.

скрытый текстМожно сказать, он вкладывал в это всю душу. Если только она действительно у него была — временами думала мадам.

По совести, если уж Грелль делал пирог — он делал его на славу. Из раза в раз, с почти неправдоподобным для себя старанием. Настоящим, а не тем, которое иногда казалось мадам скрытой издёвкой. В такие дни к Греллю возвращалось природное, страшное проворство — то самое, ночное, нечеловеческое. Слишком хорошо знакомое ей.

Мадам сталась не думать об этом так, но мысль всё равно лезла в голову: этот пирог Грелль готовил с тем же хищным восторгом, с каким убивал.

— Если пирог для вас — он улыбался так радостно, что фальшивая робость прямо сползала с худого лица — то только вишнёвый!

Конечно же, чёрт возьми. Неизменное продолжение их общей привычки: яблоки и орехи не годятся для Мадам Рэд. Не по нраву её дворецкому: сликом тускло.

На её красных волосах даже первая седина как будто никому не была видна. На красной одежде не так заметна кровь — должно быть, это правда, ведь никто ничего не знал. Или всё дело в том, что даже в той ярости, которую пробуждали эти женщины, даже в своих справделивых убийствах ей удавалось быть аккуратнее Грелля.

Вишнёвый пирог у него даже не подгорал никогда, хотя временами мадам надеялась, что это случиться, что можно будет отослать его, душистый и яркий, обратно на кухню. Со всей этой вишней, такой подходящей им обоим.

Должно быть, спелые, глянцевые ягоды тоже напоминали Греллю кровь, завораживали его, приводили в неподдельный восторг художника (мадам не хотела об этом знать). Как врач, она понимала, что эта кровь была бы совсем не похожа на высоко бьющую при ударе — нет, эта была бы густая, кажущаяся сликом тёмной на первый взгляд, неспешная.

Застывшая большими блестящими каплями.

Из раза в раз пирог удавался Греллю отлично — тёплый, дышащий, золотистый. Кисловато-сладкий.

Из раза в раз отдающий во рту у мадам железом и солью.

Пёсье

21 мая 2020 (22:33:48) 326

Прокастинирую как тварь, пытаясь заставить себя что-то писать. Идей есть, время тоже, но за что хвататься, блин.

Пусть тут будет лежалое стихо по Фурубе, что ли.

Иногда по ночам возвращается память чужая,

И чужая душа норовит отделиться от снов.

В них привидится смерть. Кто-то прожил и умер, сражаясь,

И на горле врага не разжал двухвершковых клыков.

Или будет война. И пути, и чужая тревога,

Возвращений бессчётных исполнившийся уговор.

Полустёртое эхо, оставшееся за порогом,

Не твоё, не к тебе. Груз столетий, бессмысленный вздор.

Темнота посулит пробежаться по свежему следу

Да азартом погонь и убийства поманит в крови.

И откроешь глаза, и, поддавшись горчащему бреду,

Снова будешь твердить: "Не зови, не зови, не зови,

Не зови." Вдалеке позабытый, печальнейший голос

Всё звучит и звучит, обещая покой и тепло.

Ты оскалишься в ночь, собирая всю злобу и гордость:

"Мне не надо тебя. Я не тот. Твоё время прошло."

Пёс беспечен и жаден, и всё ещё чем-то похожа

На него твоя тень, порождённая отсветом ламп.

Что-то ноет внутри, отзываясь охотничьей дрожью,

И следы позади — на снегу отпечатками лап

Вдруг покажутся. Что ж. Ты же знаешь, пусть знанье неточно:

Не поймать навсегда дух живой, приневолив к земле.

Всё-то слышится скрип: цепь проклятую ржавчина точит.

Утекает водой лёд с вершин, побывавший в тепле

Настоящей весны. Подождать вам осталось немного,

Лопнут старые цепи, далёкое эхо уйдёт.

Не собакой у ног в детском страхе жестокого Бога —

Будешь только собой, век лелеящим только её.

...А косматая тень по знакомому следу помчится,

За хозяином в путь, со звезды на звезду высоко.

И ушедшим друзьям, наконец, засияет денница:

Кончен пир, как и ночь за широкой небесной рекой.

Вдохновилась, помнится, артом Сигурэ с тумбы. Отражает суть (тм), я считаю

Страницы: ← предыдущая 1 2 3 4 следующая →

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)