Название:
Алтарь
Размер: мини, 2280 слов
Пейринг/Персонажи: Дагон, люди
Категория: джен
Рейтинг: NC-21
Краткое содержание: встреча с Дагоном ничем хорошим не кончается
Примечание/Предупреждения: в основу сюжета положена история маяка Эйлин Мор
Рейтинг все видим?
Нью-Йорк, 191… г.
Сейчас, оборачиваясь в прошлое, я думаю: с чего же все началось? Может быть, с того, что мой дядя Джеймс Картер – профессор-океанолог – увлекался разными необычными происшествиями на море и тщательно собирал все газетные вырезки и даже рыбацкие байки в надежде, что это выведет его на след неизвестных науке морских животных? Но нет, у дяди Джеймса были коллеги, которые занимались тем же, что и он. Многие из них предпринимали рискованные путешествия в поисках гигантских осьминогов, человекообразных китов, мегалодонов и прочих существ — созданий скорее человеческого воображения, нежели природы. Однако ни с кем из них не случалось таких происшествий…
Тогда, может быть, с визита странного незнакомца вечером 190… года?
скрытый текстОн представился как некий господин М., – я не уверен, что могу назвать его полное имя, – и сказал, что был старшим смотрителем маяка на одном из островов в Северной Атлантике. Дядя Джеймс, разумеется, заинтересовался: он по опыту знал, что наблюдательные люди на этом посту могут увидеть и сообщить много любопытных сведений.
На первый взгляд, в господине М. не было ничего особенного. Это был коренастый мужчина средних лет, с небольшими залысинами и обветренной кожей – видно было, что он много времени проводил на воздухе. Высказывания его были простецкими, но не грубыми, а одежда – небогатой, но добротной; некоторые словечки и манера держаться выдавали в нем моряка. Словом, это был обыкновенный человек, ничем не примечательный. Однако в нем чувствовалось скрытое напряжение, а когда он заговорил, речь его потекла прерывисто и лихорадочно-быстро.
– Мои товарищи мертвы, – сказал он. – Маяк закрыт. Меня тоже считают мертвым, но это не так, я просто скрываюсь, я нигде не задерживаюсь больше, чем на день-два. Он гонит меня… Никто не верит. Но вы, док, вы-то мне поверите? Я же знаю, вы много чего смыслите в таких вещах. Поди, вы это чудо-юдо уже и класси… сицировали?
– Вас атаковало неизвестное науке животное? – взволновался дядя. – Гигантский хищник?
Я достал письменный прибор и приготовился стенографировать показания очевидца, как обычно, – поскольку выполнял при дяде роль секретаря всякий раз, когда сведения требовали конфиденциальности. Господин М. тревожно взглянул на меня.
– Пожалуйста, опишите его как можно подробнее, – попросил дядя. Глаза у него так и заблестели от научного азарта. Он был редкостным энтузиастом, что и помогло ему совершить немало открытий, и теперь чувствовал себя на пороге нового – может быть, прорыва в науке.
Господин М. в смятении оглянулся, наконец, принял какое-то решение и вынул из старого, потертого бювара какие-то бумаги.
– Вот мои записи, – сказал он. – Но я вам, так и быть, расскажу… Значит, было это 14 декабря. Погодка была – как будто сам дьявол схватил простуду и пытался расчихаться. Мы втроем работали на маяке. Маленький такой островок, на нем никого, кроме нас, и не жило. Провизию-то нам подвозили морем. Маяк работал на ацетилене, – знаете, пронзительный такой свет. Пока в маяках горели дрова, это не беспокоило никого в море. А этот резкий свет – он пугал и сердил тех, кого не надо…
Я поспешно запротоколировал его слова. Итак, свет ацетиленового маяка вызывает в чудовище приступы агрессии.
– Потом, – продолжал господин М., – я прочел в газетах, будто никто из капитанов тех судов, что шли мимо нашего острова, никакой бури и знать не знал. Но как? Маяк наш, изволите ли видеть, светит на пятнадцать миль. Но задолго до бури нас совсем замучил этот остров, если правду сказать. Мы постоянно чувствовали, что за нами кто-то следит, кто-то дышал в спину – сопел так, будто корова или еще какое большое животное, кто-то захлопывал за нами дверь, опрокидывал наши стулья, примус, на котором мы готовили, задувал сквозняком так сильно, что стекла вылетали, хотя снаружи и ветра никакого не было. Верите, такое зло брало!
Наш ассистент – молодой парнишка, ирландец, они все добрые католики, – завел за правило молиться трижды в день, и то ему было страшно. Младший смотритель впал в меланхолию, и я даже несколько раз заставал его в слезах. А он был крепкий малый, стреляный воробей, и в последний раз в своей жизни плакал, наверное, еще в детстве! Вот как заморочил нас проклятый остров.
Да и как не заморочить? Пустынный клочок земли, с вашего позволения, болотистый, бесплодный, одни кустарники колючие. Кораблей-то тут много разбилось, потому и маяк решили поставить, вот души погибших моряков и бродят по острову неприкаянными. Да хоть бы зверье какое жило, все не так уныло, но из животных на острове водятся разве что летучие мыши. Мы их не трогали: они светляков ловили. Думаете, я свихнулся? – да нет, это в парке, где дамочки гуляют, светлячки красивые, а когда по всему острову они зажигают свои мертвые свечки, а поблизости, как нарочно, вопит козодой, – глаза бы не глядели!
И вот этот ассистент начал жаловаться, что ему снится всякая дрянь. Сначала приснилось, что море отступило, исчезли все звуки, и осталась только неподвижная черная трясина, полная дохлятины. Я как мог его утешил, сказал, что дохлятина и мертвецы во сне – это к дождю, и точно, на самом деле пошел дождь. Ну, в наших местах он каждый день идет. Но потом, гляжу, ассистент совсем расклеился. Сон этот повторяться ему стал. Всякий раз он видел одно и то же бесконечное черное гнилое болото на месте моря, но всякий раз с новыми подробностями. Младший смотритель ему посоветовал записывать сны, а потом читать и высмеивать: оно когда над несуразицей посмеешься, то больше и не страшно. Ассистент так и сделал.
…Господин М. прервал свой рассказ, покопался в бумагах и нашел аккуратную школьную тетрадку.
– Вот его записи, – продолжал он. – Взгляните-ка…
«20 ноября 190… года. Опять снилось черное болото. Слизистое, невыносимо мерзкое. Вокруг валялись протухшие рыбы. Самое гнусное – это полная неподвижность и тишина.
25 ноября 190… года. Опять был тот же сон. Сегодня я увидел огромную тушу кита поодаль. Сперва я и не понял, что это кит, – просто что-то невероятно громадное. Кожа прогнила, спеклась и облезла, гнилое мясо медленно-медленно сползало по костям, обнажая их. Между гигантскими ребрами виднелись коричневые внутренности, уже перегнившие в почти однородную массу. Так впервые я увидел во сне какое-то движение. Внезапно внутри туши что-то зашевелилось. Чудовищные щупальца обхватили ребра и подтянули к ним изнутри округлое тошнотворное туловище. Гигантский осьминог! Я замер от ужаса. Я никогда еще не испытывал ничего подобного и молился, чтобы оно меня не заметило, потому что его клюв мог бы запросто меня проглотить…»
– Значит, они существуют! – вскричал мой дядя Джеймс в экстазе. – Как я ждал этого дня!
– Дядя, – шепотом произнес я, – это же было во сне.
– Ах да… Но продолжайте, прошу вас.
«27 ноября 190… года. Я увидел все тот же сон, что и позавчера. Сегодня осьминог уже почти доел разлагающегося кита. Вонь стояла неимоверная. Удивительно, что осьминог не подох без воды.
На горизонте я рассмотрел холм, а на холме – что-то вроде утеса. Утес оказался правильной формы, похожий на обтесанный фаллос. Вокруг него трясина из черной становилась красноватой. Хотя тут не было людей, я вдруг подумал, что в этом болоте живут какие-то дикари и приносят человеческие жертвы. Я понял, что я тоже стану этой жертвой…
28 ноября 190… года. Проклятый сон повторяется каждый день! Ненавижу этот уродский холм!
5 декабря 190… года. Я уж надеялся, что больше не увижу это болото. Поганая вонючка, и этот каналья осьминог, и этот холм. И по-прежнему тишина была абсолютной, а болото – совершенно однородным, унылым, колышущимся, тошнотным. Сегодня я лучше рассмотрел тот утес, потому что не отвлекался на кита – от него остался один скелет, но осьминог все еще копошится вокруг. Он испускал свечение вроде полярного сияния или мерцания светляков, бледное и мертвенное. Кажется, на нем вырезаны какие-то рельефы и письмена. Точно, это какой-то языческий жертвенник. Господи, помилуй меня и избавь от этих снов.
9 декабря 190… года. Опять тот же сон. Но я очутился вблизи жертвенника. На нем довольно искусно вырезаны рыбы, осьминоги, альбатросы. Были также и люди, но такие странные, что меня пробрала дрожь. Резьба изображает, как люди поклоняются этому самому жертвеннику. Язычники, что с них взять.
13 декабря 190… года. Сегодня я наконец-то увидел живое существо. Бог мой, это был настоящий великан! Один из гигантов, которые в Библии господь наслал, не помню, на какой непокорный народ. Он зашагал по трясине, подошел к утесу, склонился перед ним и обхватил своими ручищами. Как от него воняло! Я понял, что завтра моя очередь…»
– А дальше? – спросил взволнованный дядя Джеймс.
Я-то понимал, что он не хочет ни в какую расставаться с мечтой о гигантском осьминоге, так как уверен в его существовании. Дядя иногда развивал передо мной эту мысль, настаивая, что раз существуют гигантские кальмары – мегатойтисы, то и гигантские осьминоги тоже живут где-то в глубинах Атлантики, порукой тому миф о Сцилле и Харибде. В его воображении рисовались целые содружества гигантских древних головоногих, перед которыми не могли устоять кашалоты и мегалодоны (которых он также надеялся обнаружить). И теперь, когда странные сны ассистента – как я понял, покойного – дали дяде призрачную надежду на осуществление его мечты, понятно, что дядя проявил неописуемый энтузиазм.
Однако господину М. было не до его научных амбиций. Он выглядел очень измученным и затравленным.
– А на следующий день, с вашего позволения, док, началась та самая буря, которой никто из капитанов даже и не заметил. Громадная волна окатила весь наш остров. Мы усилили свет и включили ревун – на тот случай, если какой-то несчастный окажется в этих водах, храни его Господь. Но шансов у него, по правде говоря, было маловато.
А потом волна отступила. И мы с ужасом увидели, что обнажилось морское дно. Но оно было не такое, как дно у обычного моря, а та самая черная трясина, которую видел во сне наш бедолага-ассистент! Мы увидели даже скелет кита, весь обглоданный, и дохлых протухших рыб, и какие-то вонючие ракушки, камни, бесформенную дохлятину и всякую пакость… Получается, все, что снилось бедному парню, было на самом деле! Неподалеку и взаправду виднелся холм, а на нем – тот мерцающий алтарь, с этим его трупным свечением и жуткими уродами, вырезанными с богомерзким мастерством. Я перекрестился и сказал товарищам: ребята, это все опасно, не надо на него даже смотреть. Потом вернулся на маяк, проверил приборы – надо было послать сигнал, что в сторону нашего острова не следует плыть, и занялся этим. Младший смотритель тоже вернулся и начал накрывать на стол: мы жутко проголодались. И тут наш ассистент как заорет: «Дагон! Дагон! Владыка рыб!»
Он побежал по трясине к дьявольскому алтарю. Она хотя и пружинила, но держала. Младший смотритель забеспокоился и заспешил за ним, так торопился, что и стол опрокинул. Я понадеялся, что он скрутит ирландца – тот был хлипким парнишкой, а младший смотритель у нас ого-го мужик! Но когда они долго не возвращались, я понял, что пора вмешаться.
Спустился, запер двери – все обстоятельно. Об этом потом и газетчики написали. Ну, и пошел по трясине. Думаю, слава Богу, держит – значит, я их сейчас найду и верну, дураков этаких…
Я был уже у алтаря, когда увидел их. Всех троих.
Младший смотритель, освежеванный и выпотрошенный, лежал на каменном ложе у алтаря. Я с ужасом понял, что он еще жив. Лицо сохранилось почему-то нетронутым, оно было искажено невыносимой мукой, рот открыт, но ни говорить, ни кричать несчастный не мог: у него вырвали язык и, похоже, перерезали связки. Кровь стекала по желобку и растекалась вокруг – это поэтому вокруг алтаря почва была красноватой; живот был вскрыт, грудина тоже вскрыта, словно чудовищными когтями, все внутри у него выскребли, а кишки и ярко-красные легкие, и всякая такая требуха, лежали кучкой неподалеку.
Рядом с алтарем сидел великан. Он был похож на человека, но не очень, а так – если не присматриваться, а присматриваться к нему вы бы нипочем не стали: кожа мертвая, будто гнилая, белесые глаза, огромная пасть, с рук чуть ли не мясо отваливается, губы сгнили, глаза сгнили…
А в лапе с когтищами – это ими он и освежевал беднягу смотрителя – у великана был наш ассистент. Я его и не узнал бы, потому что кожа на нем вся была ободранная, – остались только клочки его рыжих ирландских волос на черепе. Великан поднес его к пасти и начал жадно обгладывать, причмокивая и урча…
Спасти их я уже не мог, оружия с собой по глупости не захватил, поэтому без зазрения совести кинулся бежать. И тут стало подниматься море… Меня подхватила и завертела волна, что было потом – я не помню. Очнулся в каком-то гроте, сам не помню, как выбрался. Потом опять очнулся, теперь уже на борту парохода. Меня подобрали посреди Атлантики, я цеплялся за обломок бревна. Из одежды на мне остались только брюки, кожа у меня вся разбухла от воды, я был сильно истощен, но сколько проболтался по океану – не знаю.
Дядя понурился. Расставаться с надеждой на открытие гигантского осьминога ему очень не хотелось, к тому же он проникся большим сочувствием к судьбе смотрителей маяка. Мне и самому было жаль их до боли, а чудовищные подробности гибели товарищей господина М. вызвали у меня настоящий шок.
– Может быть, вы, док, скажете мне, что это такое было? Я теперь боюсь спать. Я уже три ночи не спал, а когда становится невмоготу, выпиваю много снотворного. Так мне ничего не снится. Однажды я, наверное, умру от этих таблеток. Но лучше от таблеток, чем в пасти чудовища, – сказал господин М. – Потому что, знаете, с вашего позволения, мне тоже теперь снится эта трясина и этот дьявольский алтарь. И этот желобок для стока крови на камне тоже снится. Я знаю, что я тоже был намечен в жертву, и что однажды этот Дагон меня заберет…
Мы с дядей не знали, как ему помочь. Тогда господин М. откланялся, поблагодарив за внимание и кофе (дядя любил потчевать гостей изысканными сортами кофе), и пообещал зайти завтра.
Этой ночью дядя не ложился: он размышлял над рассказом господина М. и над тем, как ему помочь. Я же уснул, но спал неспокойно и проснулся с головной болью. Мы ждали господина М. к вечеру, однако он не пришел. Тогда дядя попросил меня навестить его в гостинице, где он остановится. Я повиновался, но в гостинице меня ожидала неудача: портье сказал, что господин М. вышел из гостиницы еще утром и более не появлялся.
Он не появился и спустя три дня. Его багаж остался в гостинице, из чего следовало, что несчастного постигло какое-то бедствие.
А сегодня мне приснилось, что море отступило от берегов Нью-Йорка. Обнажилось дно, но не обычное морское дно, а бесконечная черная зловонная трясина, душная, молчаливая и неподвижная. Поодаль лежал обглоданный скелет кита, а впереди виднелся холм с алтарем, светящимся жутким трупным свечением…
