Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
В кармане что-то похрустывало. Малефицио выудил слегка замявшийся старый кусок пергамента и удивлённо уставился на него. Развернул, пробежал глазами… почерк был смутно знаком, но содержание выглядело туманным и лично к нему не относилось совершенно. Откуда бы? И кому могло понадобиться подсовывать ему в карманы чужие письма? Он прикрыл глаза, вспоминая прошедший день до секунды. Ах да, никто ничего не подсовывал – резвясь в папашином кабинете, он собственноручно сунул вылетевший из книг пергамент в карман и благополучно о нём забыл. Идиот, совсем потерял осторожность… но вроде, обошлось – пергамент не превратился ни во что странное, да и ядом, судя по всему, пропитан не был – магическое зрение показывало, что листок является именно тем, чем кажется, – старым письмом, написанным кем-то, чей почерк демону уже доводилось видеть, причём неоднократно.
Читать дальшеСтароадмирский, несмотря на присущую древнему языку витиеватость и иносказательность оборотов плюс крайне странное обращение с глаголами, Малефицио в своё время выучил, насколько было возможно – поэтому прочитать древнюю эпистолу смог без труда. Автор был ему знаком – во времена его юности именно этот изящный почерк с резким наклоном влево заверял почти всю важную документацию СВРиБ, тогда именовавшейся Тайной Канцелярией. Итак, что мы имеем… «По воле Хаоса близкая нам обоим персона прискорбно помрачилась рассудком, и опасаюсь, что без Вашего посильного вмешательства сохранить наш мир прежним никак не удастся», – писала Стальная Миледи еще до Первой Вселенской некому неизвестному, не называя адресата по имени. Судя по использованным оборотам, адресат был мужчиной, причем высокого ранга… В любом случае, дела давно минувших дней его не касаются – Веер находится на своём месте, так что проблема или разрешилась, или оказалась несущественной. Малефицио свернул пергамент и задумался. Возвращать ненужное папаше письмо обратно на полку? Глупо. Оставить у себя? Незачем. Оставалось поступить так, как подобало аристократу – вернуть случайно оказавшееся у него письмо автору или адресату. Извинившись, что по недоразумению оказался в курсе чужих дел, и заверив, что любая упомянутая в корреспонденции тайна умрёт вместе с ним.
Отправлять ветхий пергамент с посыльным и сопроводительным письмом было не слишком вежливо, такие вопросы традиция предписывала решать лично. Кстати, возможно, бывшей начальнице захочется присутствовать на свадьбе – хотя бы потому, что подобное мероприятие очевидно до крайности взбесит матушку, а возможно, и отца с дядей. Он ненадолго задумался. В результате курьер отправился к особняку Стальной Миледи с осколком редкого радужного алмаза в перламутровой шкатулке и написанным от руки витиеватым предложением составить компанию на конной прогулке на Пустоши или любом ином предпочитаемом королевой увеселении в любое выбранное госпожой время.
***
Городские стены скрылись из виду, но Рейна не спешила нарушать молчание. Ей давно не доводилось выбираться в эти места, впрочем, нельзя сказать, чтобы она о том сожалела. Пустоши всегда оставались неизменными. И незаметно подступали всё ближе в непрерывном движении, явном или скрытом. Чтобы не изводить мальчишку дальше, она прекратила изображать любование однообразными пейзажами и внимательно вгляделась в лицо Малефицио.
– Говорят, персонал Бездны так часто пополняет ряды пансионеров вовсе не из-за магических катаклизмов или ещё каких-нибудь загадочных причин: просто круг ежедневных забот подменяет собой прежние понятия о норме. Я рада, что тесное общение с прочими мужами Совета не позволило тебе растерять остатки здравого смысла. Ждёшь особой санкции? Если так, то твой галантный выстрел ушёл в молоко, малыш.
– О, за личное позволение госпожи премьера решать все наличные проблемы по собственному разумению я готов радостно вынести весь папашин кабинет, – Малефицио обаятельно улыбнулся. Всем видом демонстрируя, что это, конечно, шутка, но, если госпожа премьер будет торговаться, он вполне может счесть предложение деловым. – Всё несколько проще – совершенно случайно у меня оказалась принадлежащая вам вещь, и я готов вернуть её со всеми приличествующими уверениями и извинениями. А заодно с ними же поинтересоваться, не пожелаете ли вы почтить своим присутствием готовящийся в полнейшей тайне от моей венценосной родни междусобойчик? Формально я их приглашу, но не раньше, чем накануне.
Рейна недоверчиво вскинула бровь.
– Беру свои слова обратно. Насчёт здравого смысла я погорячилась. Сомнительно, однако, чтобы в драконьей пещере среди прочего хлама нашлась хоть какая-нибудь моя собственность. Разве что погребальная урна с пеплом моих нервов, но их не поднимет уже ни один некромаг. Что до второго твоего захода на цель – уволь, только участия в государственном перевороте мне сейчас и не хватало.
Малефицио состроил скорбную физиономию.
– Увы, я не встретил в папашиных закромах погребальных урн. Мои юношеские иллюзии он, по всей видимости, также зарыл без церемоний среди ночи под каким-нибудь неприметным кустом. Что же до менее скорбных свидетельств, извольте, – незаметное движение шенкелей и вышколенный гнедой пошёл бок о бок почти вплотную к белоснежной кобылке госпожи премьера. Белая покосилась на гнедого, похоже, оценивая возможные перспективы более нежного знакомства, но даже не сбилась с рыси, когда Малефицио с небрежным поклоном протянул её хозяйке плоскую, напоминающую портсигар металлическую коробочку. – Не обращайте внимания на упаковку, речь о содержимом, – пояснил он и чуть придержал коня.
– Крепко же его тогда накрыло, – констатировала Рейна, изучив пергамент. В голосе прорезались хорошо знакомые Малефу неприятные ноты, но с каким-то дополнительным, едва уловимым оттенком.
– То есть…
– Да. Сам бы додумался, хоть и дурак. Адресата тоже угадаешь, будет тебе, чем развлечься в медовый век.
Письмо вспыхнуло и рассыпалось горсткой пепла, коробочка полетела в песок. Малеф промолчал. Привычки к чрезмерной реакции по незначительным поводам за бывшей начальницей не водилось.
– Скверно, очень скверно, – безжизненным тоном произнесла Рейна, обращаясь скорее к собственным мыслям.
– Почему? – не понял Малеф. – Он даже не пошевелился, когда я случайно прибрал письмо. Сунул между книг, да и забыл.
– В первую очередь потому, что с тех пор ничего не изменилось. И не всякое отсутствие немедленной реакции означает то, что тебе бы хотелось. Ты добыл не только дурных вестей из прошлого. Не могу запретить тебе делать глупости, но будь предельно осторожен. Дурдом на Перешейке – меньшая из наших проблем.
– Кстати, о дурдоме, – Малефицио снова приблизился, но на Рейну демонстративно не смотрел, уставился на расстилавшийся впереди пейзаж, будто раздумывая вслух. – Из всех версий касаемо этого сумасшедшего ифрита наиболее вероятной мне кажется самая простая. То ли мой папаша, то ли дядюшка лет так с пятьсот назад недурно погуляли у пустынничков или на Перешейке. Полукровки входят в полную силу позже, так что до нынешнего времени мой неведомый родственник ограничивался воровством и гулянками, однако пришла пора поиграть по-крупному. Теоретически родную кровь чувствуют все сильные демоны, посему туда же, как мухи на мёд, полетели драгоценные кузены, обнявшись парой. Что бы и мне не покутить на Перешейке и не возобновить ряд родственных контактов?
– А что, ощущаешь какое-то кровное или иное родство с этим кучерявым правдозвоном и народолюбцем? Если пока нет – рекомендую на досуге освежить географические познания. Все привыкли считать, что Вавилон располагался значительно дальше на северо-запад. Путать следы и морочить головы государи-миродержцы, чтоб им на двоих один кривой глаз да хромую ногу, – большие мастера. Потому и ушедший под землю дарёный город до сих пор не нашли все заинтересованные лица, включая твоих кузенов. Намеренно ли, случайно ли, но ровно на том же месте окопался новоявленный пророк и самозваный царь. Так что если это слёт детей Лилит – кутить будут они и за твой счёт. Пока не прояснилось, что там забыли командоры кшатри, пока все инсургенты, ренегаты и дегенераты не собрались в этой точке – новых распоряжений не будет.
***
Малефицио превратил валявшийся у портала камешек в удобное кресло и устроился с бокалом и сигарой. Всё организовалось куда лучше, чем можно было рассчитывать – папаша приглашение на грядущую свадьбу проигнорировал, как и прошлый визит в Янтарный. Матушка возмущенно спалила писанное от руки официальное приглашение, доставленное его собственной голограммой, вместе с красивой янтарной шкатулкой (никогда не задумывался, но, оказывается, янтарь прекрасно горит), а потом взглядом грохнула об пол роскошное зеркало в старинной раме. Ничего, дядюшка не обеднеет, слуги не переломятся убрать осколки, зато относительно явления Герцогини на свадьбу в роли злой феи с парой-тройкой хитрых заклятий для невесты можно не волноваться. Нет, и на этот счёт приняты меры – за Алиенор приглядывает не только эскорт из подружек – оперативниц Третьего, но и граф Маклин, а также он сам. «Дальняя слежка» всё же удобная штука, не зря её впихнули во все служебные амулеты, чтобы заклятие смог наложить даже не владеющий магией недолговечный.
Счастливый жених, планировавший мероприятие практически как диверсию на иностранной территории, встал, превратил кресло обратно в камень, чтобы не оставлять лишних улик, и, пожимая руки последним припоздавшим гостям, вывалившимся из портала прямо на центральную площадь небольшого провинциального городка, славящегося своими виноградниками и сыроварнями, уничтожил портал. При его силе создать новый было несложно, а оставлять столь заметный след, да ещё и лазейку, которой сможет воспользоваться кто угодно, он не желал. Ясное дело, что на несколько дней арендовать для свадьбы и последующей гулянки не только лучшую гостиницу очаровательного сонного городишка, но и здание местного магистрата, и саму центральную площадь так, чтобы об этом никто не узнал, в этой стране нечего и надеяться. Отчёт о мероприятии ляжет на маменькин (точнее, на дядюшкин) стол ещё до конца недели, но тогда это будет уже совершенно неважно…
***
Маклин поискал взглядом Астарота. Прокурор о чем-то увлечённо беседовал с невестой и её подружками – и, судя по дружному хохоту девчонок, чопорный законник вряд ли цитировал на память эдикты Князя и статьи Кодекса. «Закончишь очаровывать личный состав, глянь вероятности, будь любезен. Благодатное отсутствие любой родни со стороны жениха меня несказанно радует, но это ни о чем не говорит, предсказатель из меня всегда был так себе», – мысленно обратился граф к коллеге. Тот чуть прикрыл глаза, давая понять, что принял к сведению. Закончив веселить «цветник» выдержанными малотиражными анекдотами из личной коллекции, неторопливо приблизился.
– Толковые, – довольно заключил Астарот, провожая девиц взглядом. – В моём ведомстве любую из них будет ждать тёплый приём, если лет через двести-триста надоест рутина Третьего и тиран-начальник, а семья и брак всё ещё не сделаются привлекательней посильной борьбы с миром криминала. К слову о начальниках – никаких признаков. Но все мы знаем нездоровое пристрастие нашего общего друга к эффектным появлениям. Что до матушки жениха, то эта особа, боюсь, даже при полном искреннем одобрении сыновнего выбора не смогла бы почтить торжество своим присутствием. Полагаю, сведения о положении дел в братском Раймире нам поступают полностью идентичные. Признаться, не думал, что тамошние прецеденты cмогут удивить меня больше, чем происходящее на Перешейке. Чтобы без вести пропадал глава государства – это вполне привычная практика, но вот когда начинают бесследно и безосновательно исчезать молодые и подающие большие надежды деятели вроде Арвеля бен Адонаи, пора вызывать ремонтную бригаду для починки госаппарата.
– Близнец раймирского премьера – наш беспокойный врио мининдел, – равнодушно отозвался Маклин. – Так что сейчас волноваться рано, начинать нужно будет, если он найдется в каком-нибудь вовсе неподобающем представителю правящего дома виде или устроит внезапное сумасшедшее шоу – после всех концертов нашего паршивца Третье напоминает то ли сиротский приют, то ли бордель. Егеря приводят разгулявшихся фанаток – а они через одну вовсе дети, взять штраф да выпереть восвояси неудобно, приходится звать родителей. Хорошо ещё, если родня – демоны, их проще обнаружить, чем недолговечных или гулей, да и о потомстве пекутся куда ревностнее. Недолговечным, такое впечатление, проще нового родить, чем имеющегося воспитать.
– Легко пришло – легко ушло. Живи они дольше – ими бы действительно имело смысл всерьёз заниматься государству, а так и взрослые-то особи по сути нечто вроде детей, которые в большинстве своём умирают, не успев достигнуть зрелости, а до того непременно нуждаются в помощи державы. Хотя идея нашего покровителя наук с обучением магически одарённых до сих пор не заглохла, большой пользы в том я не вижу. А былым инициативам коллеги Молоха в области ювенальной юстиции – известно, какова цена. Но многие готовы были её платить, даже не будучи краткоживущими, – по лицу Астарота пробежала тень лёгкой брезгливости. – Наследственность – причудливая вещь. Шоу я бы ожидал от шефа службы вечного разгильдяйства и безоружности, Аралим больше сгодился бы на роль близнеца нашего неугомонного Хэмьена, но кто знает, кто знает… – прокурор задумчиво сощурился. – Интересно, визит в магистрат всё-таки входит в расписание жениха, или он тоже случайно провалился в неизвестном направлении?
– Если этот парень куда-то провалится, не завидую коренным обитателям того провала, – Маклин не утратил невозмутимости. – То ли мальчишка что-то чувствует, то ли перестраховывается, но сперва он развалил портал, а теперь прикрывает куполом этот сельский амбар, по недоразумению служащий главным официальным учреждением. Судя по тому, сколько магии швырнул, после церемонии меню ближайшего ресторана привлечет его много сильней невесты в неглиже, и первую брачную ночь она проведет рядом с полумертвым от усталости чучелом. Ну, хоть выспятся оба, – философски закончил он. – Пойдем делом займемся, пара лишних защитных заклинаний на здешних официальных записях не помешает.
***
Этот шумный вечер ничем не отличался от очередной совместной гулянки егерей и безопасников – та же атмосфера, те же лица, ну разве что расширен и более высок состав.
– А не сменить ли нам место службы? В любом магистрате нас на оклад возьмут с дорогой душой, – обратился Маклин к Астароту. Тот немного помолчал, словно бы всерьёз обдумывая перспективы, потом церемонно кивнул:
– Великолепная идея. Заодно кое-кому представится возможность произвести смену давнего одиозного прозвища на более благозвучное и подобающее новому мирному статусу. Регистратор – звучит не менее грозно, чем аластор.
– Ну так тебе влепят парное, не волнуйся. Избавишься разом и от излишков пафоса, и от хвалебного гимна жене прокурора.
Астарот лишь усмехнулся – видимо, оживлять свадьбу дракой с официальным представителем невесты он был ещё менее в настроении, чем сам представитель, но старые привычки требовали уважения.
– Я бы скорее избавился от автора. Но должен признать, его баллады «Окно Элизы», «Олень судьбы», «Три состояния ифритов» и «Впечатления диомедова коня-иностранца от посещения свадебного торжества в Осеннем дворце» вышли весьма проникновенными. Как бы там ни было, искренне надеюсь, что госпожа премьер сумеет обеспечить юному таланту должный объём занятости, исключающий сомнительные творческие досуги, связанные с написанием музыкальных карикатур на членов Совета. Смогла же она объяснить мальчишке, что практика непременного совмещения рабочих визитов с турне своего вокально-инструментального ансамбля глубоко порочна. Только его на Перешейке недоставало, впрочем, по части зрелищ для народных масс этот Зоэль справляется не хуже, чем по части хлеба.
Маклин не успел ничего ответить – к ним стремительной походкой направлялась сияющая, как новенький шеол, невеста. Девчонка никогда не страдала тщеславием и не гонялась за кавалерами, но сегодня ей позавидовала бы любая представительница более родовитых и могущественных кланов. Имеет право радоваться, её праздник – жених же, во исполнение всех возможных прогнозов, находился, что называется, на подзарядке. Разделить такой объём свалившегося счастья было решительно необходимо в компании более подходящей: зависть подружек сродни острой приправе и потому нуждается в строгом дозировании.
– Дядюшки! – Нора бросила лукавый взгляд на бокалы господ министров-регистраторов и отсалютовала своим. Астарот ухмыльнулся – к порывам хорошеньких девиц в свадебном кураже он более чем привык в собственном быту – сыновьями супруга его баловала реже, чем дочерьми.
Новоиспечённая принцесса-консорт Первого дома Адмира соблаговолила ради собственного бракосочетания облачиться в лёгкое коктейльное платье, но поверх болталась глубоко непарадная куртка явно с плеча наречённого и уже пару часов как благоверного – тяжёлая потёртая драконья кожа, на которой заклятий и амулетов было больше, чем блох на бродячей собаке. Нехитрый егерский фасон в сочетании с комплекцией невесты создавал ощущение самопальной плащ-палатки. Князья синхронно переглянулись, когда Нора с невинной гордостью девочки, внезапно получившей самый лучший в мире подарок, коснулась обновки: на шее красовалось ожерелье, воспроизводившее в золоте причудливо изогнутую ветвь лещины. Искусно отделанные эмалью листья с тончайшими прожилками, тяжёлые орехи – множества мелких бриллиантов, собранные в резных зелёных чашечках и удивительно точно дополненные вкраплениями сапфировых капель. Но самый оглушительный эффект произвело не это – уж чего-чего, а драгоценностей Астарот с Маклином повидали. Украшение излучало мощную магию, причём до тошноты знакомую обоим.
– Что-то я не видел на тебе этой побрякушки в начале церемонии, девочка, – стараясь казаться не слишком заинтересованным, чтобы не пугать счастливую невесту, произнес Маклин. – Неужели супруг не стал дожидаться утра и традиционный подарок вручил заранее? Видал, как распустилась молодежь, не чтит древние традиции ни на медяшку, – Маклин подмигнул Астароту и ухмыльнулся. «Найди пристойный повод, чтобы хотя бы на время снять это с девчонки», – мысленно прошипел он Астароту. Тот сохранил лицо, но в ответ фонил не хуже ожерелья. Нора, впрочем, ничего не заметила и сообщила с лёгкой обидой в голосе:
– Ну нет, боюсь, вручение несколько затянется. Похоже, мой драгоценный супруг в ущерб себе перестарался с мерами безопасности. А эта дивная штучка, – она снова тронула ожерелье – была мне вручена весьма любезным господином. Вроде, не из наших. Может, кто-то из безопасников, надо спросить у Малефа, не его ли соколы тратят государственные деньги в надежде подобраться к начальству через молодую жену.
– Это предполагаемое свидетельство коррупции напоминает мне шедевры одного знакомого ювелира, – молвил Астарот, приняв вид шутливый и заинтересованный. – Я понимаю, что юности важна лишь красота, но я был бы признателен, если бы мог лично убедиться в своей правоте. Тогда мы точно установим и вопиющий факт попытки подкупа супруги главы СВРиБ, и персону этого ушлого негодяя.
Девушка, чуть помедлив, расстегнула ожерелье – с одной стороны, ей было приятно, что впечатлить удалось даже таких искушённых ценителей, с другой – даритель, сам того не желая, попал в цель. Украшение было не только изысканным и удивительно подходящим ей, но и удобным, из тех, с которыми не хочется расставаться даже на время.
– Если он и из Третьего, то я его раньше не видела – обычный, средний рост, без особых примет. Но в целом неважно – визитной карточки не приложил, а значит, мы зря порочим его имя своими шутками. Он назвался, но в суматохе как-то вылетело из головы. Что-то очень простое, на языке вертится… – Нора нахмурилась: всё-таки свадьба – не повод для пробелов в памяти. Такого с ней раньше не случалось.
– Стоит честному демону ненадолго отвлечься, как коварные мужи Совета начинают сманивать его юную неискушенную супругу с пути аскезы и добродетели разнообразными блестяшками, – за спиной Норы возник свежеиспеченный супруг, что-то торопливо дожёвывавший – как и предсказывал граф, к концу церемонии вымотанный Малефицио мечтал только о еде и постели. Неизвестно, о чем больше – кажется, он умудрился задремать за столом с открытыми глазами и куском мяса в зубах. По крайней мере, ничем, кроме короткого сна, нельзя было объяснить, что он не насторожился сразу – ему казалось, что он находится в Осеннем. То, что вокруг фонило папашиной магией, было вполне естественным. Вряд ли спал он больше нескольких минут – придя в себя, Малеф понял, что ничего не заметили даже ближайшие соседи по столу. Стараясь выглядеть как можно более невозмутимым, он пошёл выяснять, в чем дело. Папаша, конечно, горазд на самые неожиданные выходки, и много сильнее его – но Маклин и Астарот отцовские ровесники, и вряд ли столь разительно уступают отцу в силе…
– Прелестная вещица, – изобразил он приличествующий случаю восторг. – Тонкая работа, великолепная идея… я благодарю за столь подходящий моей супруге дар, – адресованный старшим коллегам вежливый полупоклон и улыбка, плюс мысленно посланное им же: «Что, Хаос побери, тут творится, вы не чувствуете, что у вас в руках фактически кусок Осеннего?!»
Коллеги ответили оглушительной сдержанностью, сказавшей больше любых слов. Нора приняла из рук Астарота свою собственность и тут же предъявила мужу.
– Увы, ты не угадал. Этот образчик ювелирного искусства преподнёс мне какой-то загадочный тип – ни вашим, ни нашим, но со вкусом и обаянием у него явно лучше, чем у большинства егерей или безопасников.
– И ты его, конечно, не запомнила, потому описать не сможешь, – кивнул Малеф. – Всё в порядке, одна из любимых папашиных шуток. А вот это, – он дотронулся до знака на обратной стороне изящных ореховых розеток, – уже серьёзнее. Герб Первого дома и личное папочкино клеймо – я не очень понимаю, как он это делает, но заклятые им собственноручно вещи становятся как бы частями Осеннего. И того, кто носит врученную повелителем вещицу, дворец не тронет – так же, как не разрушит самоё себя, какими бы странными архитектурными экспериментами ни приспичило заняться папаше. Простенькие украшения на прислуге – брошки, запонки или жетоны типа служебных амулетов, иногда браслеты или серьги – обычно разрешают находиться лишь в определенных частях дворца, дальше своего рабочего места слуга не пройдёт, если его не проведёт хозяин. – Он прижал пальцы к клейму на украшении и сосредоточился, затем облегченно вздохнул и передал его Норе. – Кажется, эта штука позволит тебе пройти хоть в Янтарный кабинет – ну или, по крайней мере, до самых его дверей. Касаемо отцовского логова никогда ни в чем нельзя быть уверенным.
***
Алхимией Арвель никогда не увлекался, но секретер в кабинете всё же содержал некоторые ходовые составы. Он дёрнул дверцу, забыв повернуть ключ в замке, замок предсказуемо не выдержал, дверца хрустнула. А, плевать. Нужный флакон нашёлся не сразу – обычно летейей он не злоупотреблял. Негоже высшему демону вести себя, как распоследний недолговечный, стремящийся обрести покой и сладкие грёзы в обезболивающем и убивающем память о неприятностях дурмане. Впрочем, то, что именовалось летейей у добрых горожан, на деле таковой не являлось – слишком разбавленный состав… Тёмно-синий стеклянный флакон, обретавшийся где-то в глубине полки, содержал летейю истинную – человека убила бы чайная ложка этого зелья. Арвель небрежно выплеснул в хрустальный кубок с водой едва ли не полфлакона. Остро и пряно запахло соком трав и изломанных ветвей, вода превратилась в молочно-белую опалесцирующую жидкость. Он выпил её почти залпом – и впоследствии не помнил, как дошёл до кресла, в котором очнулся спустя несколько часов.
***
Редкие островки зелени остались далеко позади. Здесь повсюду царили следы природного буйства иного сорта. Лишь два цвета – серовато-коричневый и угольно-чёрный отмечали прошлое и настоящее этих мест. Непривычно безжизненный и скудный пейзаж обладал при этом суровой угрожающей красотой – в любой момент ярких красок могло стать слишком много. В окрестностях Барканы действующих вулканов было достаточно, чтобы даже самые оптимистичные местные жители возводили свои поселения на почтительном расстоянии от огнедышащих гор. Западная сторона, выходившая к морю, и вовсе пустовала – во время извержений там можно было наблюдать всю мощь Абаси, одного из самых неукротимых и величественных вулканов Перешейка.
Слои застывшей лавы, песок и камни. И ни единой души вокруг – туристов зрелищные катаклизмы обычно интересуют с безопасного расстояния, а дремлющий вулкан вызывает лишь смутное чувство беспокойства или отвлечённые мысли о бренности сущего при виде едва заметных остатков древних построек. Сюда забредали разве что любители магических аномалий и прочие самоубийцы. Ходили легенды, что эти места могли причинить вред путникам, но лишь с помощью того, что те несли с собой – очередное милое суеверие. Арвель и сам не знал, зачем решил отправиться именно сюда, возможно, подспудно счёл это место наиболее подходящим – невидимка среди руин, живой призрак, пустое кресло. С момента позорного дебюта в Совете и разговора с отцом все будто окончательно забыли о его существовании, только подтверждая печальные выводы. Полуденное солнце действительно нагревало песок безо всякой нужды в приказах, где-то в Сифре творилась история, но тот, кто числился премьер-министром великой державы, оказался вне игры по причине своего малого веса. Хуже смерти разочарование отца, причём глубокое и настолько окончательное, что приказа о переводе с должности или хоть каких-нибудь распоряжений так и не последовало. Все прекрасно справляются и без премьера, а декорация – пусть сидит и дальше, хоть так послужит. Выполнять его обязанности, пожалуй, смог бы и дрессированный попугай, незачем было тратить столько времени на подготовку наследника. Арвель бессильно опустился на ближайший валун и замер, пытаясь уловить то, что отец называл «пульсом мира», но слышал только свой собственный, лихорадочно учащённый. Быть несколько больше своего кресла – да он бы всё отдал, чтобы служить Империи каждым своим вздохом и держать её сильной и щедрой рукой, как отец и дядя держат Веер. Сделаться наконец частью того идеального мира, что был построен задолго до его рождения. Ничего кроме государства и ничего выше государства, со всеми и во всём – поля Элизиума, сады Эдема, гудящие ульи больших городов и деловитые муравейники маленьких деревушек, где всякий точно знает, что солнце светит для него, земля всегда приносит обильные урожаи, а дождь не медлит пролиться на поля в нужный час. Ни боли, ни скорби под каждой крышей, пока цветут асфодели и пробивается сквозь мутные воды упорный в своём спокойствии лотос. Мириады мелких несовершенств и мнимых ошибок составляют великий абсолют изначального замысла. Для любого в нём есть долг и радость. Каждую долю секунды в неразрывном круговороте прекрасное становится правильным, а правильное – прекрасным. Увидеть, коснуться и разделить – и беглая улыбка мира трогает губы, тут же расходясь лучистым множеством отражений в волнах светового ветра, несущих равно жизнь, смерть и нечто большее.
Солнце почти село, камни и чёрный песок бережно хранили накопленное за день приятное тепло, но неизбежно должны были отдать его, повинуясь всеобщему закону. Глубоко под грубыми напластованиями лавы ворочались в огненной дремоте земные недра. Их ровное дыхание продолжало питать горячие источники. Потоки растворённых горных пород дружно и привычно двигались к морю, ничуть не сомневаясь в верности выбранного пути.
Ниже по склону мелкая живность приступила к очередному пересменку – дневные создания спешили закончить необходимые дела до того, как придёт опасная тьма, а ночные лениво готовились к пробуждению. Где-то далеко ветер осторожно тронул гладь озёр, словно проверяя, каково им своей расслабленной толщей привольно раскинуться там, где раньше хрипели магмой разъярённые кратеры.
Высоко в небе прокладывали свои вечерние маршруты птичьи стаи, перекликаясь резкими голосами. Каждая птица точно знала, что ей следовало делать, и была полностью довольна своим местом в мире.
