День в истории Блогхауса: 16 марта 2024
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 5, в которой адмирский министр культуры подвергается грубому насилию, но его это ничуть не радует, а раймирский премьер продолжает являть собой редкий образец адекватности и эффективности
Читать?«Доведите до кипения, добавьте Amanita pantherina и Amanita regalis, сварите и упарьте до нужных кондиций».
Малефицио сердито ругнулся и захлопнул книгу – надо или хотя бы изредка спать, или выбирать чтиво попроще. Треклятая книга над ним издевалась – до кипения он почти дошёл и до нужных кондиций упарился, не хватало только вместо недочитанной главы найти этот невероятно полезный кулинарный совет. Судя по всему, какой-то очередной особый соус, способный стать причиной массовых беспорядков, смены государственного строя или хотя бы рождения новой религии.
Душевное здоровье папаша не смог бы найти и в словаре с закладкой, потому Малефа уже мало что удивляло, скорее бесило до белых глаз. Вчерашнее описание действия некоторых проклятий свидетельствовало о том, что подопытных регулярно навещали и весьма заботливо следили за изменением состояния. Если выбросить из головы, кем они доводились исследователю и чем закончили – повествование весьма увлекательное.
Бросил тоскливый взгляд на стопку просмотренных донесений, сводок, отчётов и прочей макулатуры – огромная куча свежего драконьего навоза со всех концов Пластины, и как её разгребать – только Хаос знает. Зато доложить обо всём одной фразой очень легко.
***
Зал выглядел сиротливо: в столь урезанном составе Совет давненько не собирался. Малефицио поприветствовал Рейну легким поклоном, кивнул собравшимся и уселся рядом с графом. Судя по припухшим от недосыпа глазам, защитному костюму из драконьей кожи и обветренному лицу, заклинание призыва выдернуло его никак не из уютной постели.
Малефицио покосился на прочих присутствующих. Вместо Азазеля явилась голограмма, и та ненадолго. Скороговоркой сообщила, что все договоренности по размещению гостей из Адмира на других Пластинах достигнуты, осталась лишь пара непрояснённых моментов, но в ближайшую неделю разрешатся и они, с отсутствующим взором поскребла небритую щёку и, не дожидаясь соизволения Стальной Миледи, растаяла.
Даже Асмодей не мог похвастать обычным лощёным цветущим видом: синева под глазами, бледность, роскошная шевелюра явно не встречалась со щёткой минимум сутки. Стальная Миледи, как всегда, безупречна – но резко очерченные губы сжаты практически в нитку, а в глазах словно лёд застыл. Малеф потёр собственные глаза, наверняка красные от недосыпа, и подумал, что сторонний наблюдатель, случись он здесь, мог бы легко перепутать сборище самых могущественных магов Веера с измотанной компанией путешественников, застрявших на неделю в транзитном аэропорту на какой-нибудь паршивенькой Пластине. Самым приличным из всех выглядел символ государственности – свернулся в корзинке подле Рейны и сладко спал, прикрыв нос пушистым хвостом. Чтобы ненароком не последовать его примеру, Малеф обеспечил себя чашкой кофе.
– Предлагаю начать с новоприбывших, – Рейна кивнула Асмодею, который противу обычного не рвался взять слово, сидел молча, крутя в пальцах серебряную бонбоньерку с гербом Правящего дома. Вниманию к своей персоне не обрадовался совершенно.
– Ситуация в Сифре полностью под контролем. Но толку – пшик, пустая работа. Я оставил там своего помощника на случай, если стрясётся что-нибудь из ряда вон выходящее, но теперь курортная столица фактически пригород Вавилона, а номинальное правительство – не больше, чем эксцентричная администрация в сонном заштатном городишке. Братская держава – оплот стабильности: недурная кухня, приятный климат, стремительное сокращение численности населения и созерцательный покой. Ничего интересного.
– Кстати, о сокращающемся населении, – Малеф допил кофе залпом. – В Вавилоне оно растёт – за счет постоянного притока паломников. И похоже, правящие безумцы устраивают нечто вроде фильтрации, превращая в хлеб и зрелища недостаточно сильных и лояльных. Скорее всего, когда чистых окончательно отделят от нечистых, – он скривился, – нас ждут пренеприятные кульбиты. Постоянно вариться в собственном соку это кубло не сможет.
– Уж не рискнул ли ты туда прогуляться, мальчик? – окружённые синевой глаза Асмодея удивленно распахнулись.
– Там были мои люди, – Малеф снова потёр глаза. Похоже, от кофе пора переходить к стимуляторам посильнее.
– Что ещё они рассказывают? – Асмодей был прилипчив и участлив, как психотерапевт.
– Уже ничего, – зло ответил Малеф.
– Восхитительно, – Рейна наградила тяжёлым взглядом и его, и Асмодея. – Один под видом дипломатической миссии ушёл в загул, второй умудрился потерять своих людей в Вавилоне. Что ж, не будь этих – взяли б подставных. Самая мирная держава любви и веселья предсказуемо ищет внешнего врага. С внутренними у них куда проще – коварным предателем автоматически станет любой, кто проиграл в драке за место под юбками Лилит.
Асмодей поперхнулся – похоже, крошки разгрызенного леденца попали не в то горло. Унял кашель, промокнул глаза шёлковым платочком и выдал равнодушным тоном светского сплетника:
– Думаю, долго ждать не придётся. В гареме рыжей извращенки знатное пополнение, и на роль смирного наложника с опахалом оно вряд ли согласится. В какой канаве валялся её новый принц-компост, неизвестно, но вылез оттуда полным сил и окончательно рехнувшимся. Герой-башка-с-дырой, подпечатная боевая кукла на побегушках и опальный визирь-маньяк – славная упряжка для державной триги, далеко увезёт.
Лица всех присутствующих мрачно вытянулись.
– Что ещё вы забыли нам сообщить? – прошипела Рейна, с трудом сохраняя самообладание.
– Сущие пустяки – Бешеная Дотти со свитой отбыла к своей богиньке. Хорошая новость лишь для волков Лазури.
– Даже если бы вздумала вернуться обратно – сейчас там мои братья в сопровождении Всадников. Амулет предка до сих пор не подарил психичке хоть сколько-то заметное могущество, а оставшимся сторонникам не до неё, – Малеф понимал, что своей репликой оказывает мерзавцу услугу – ох, не договаривает господин Гадюка, да и выглядит слишком плачевно. Вымотать Асмодея пьянством и развратом – всё равно что кота парной телятиной.
– А что стряслось? – Асмодей немедля оживился.
– Ничего интересного, сущие пустяки, – передразнил Малеф скучающие интонации. – Всего лишь очередные разборки отсталых дикарей в лесной глухомани. Но у нас же курс на всеобщее примирение, вот Даджалл со Смертью и отправились мирить волков, а лояльный нам королевский двор ши в ответ на запрос о помощи получил Хэма. Если он не справится с задачей разнять дерущихся, Война по крайней мере сможет как следует развлечься.
– Ряды редеют, – скорбно вздохнул Асмодей. – Мало было эпидемии и Вавилона, ещё и провинции решили подкинуть хлопот. Мы сегодня удивительно узким кругом – из старой гвардии я да граф.
Рейна обычно на подколки такого сорта не реагировала, но сейчас будто невзначай потянулась за княжеской печатью.
– Маммона в Уделе, пришёл на выручку дочери и зятю вместе с Гладом. Упёртые горняки молчали до последнего, а теперь мы вынуждены организовывать эвакуацию и там. И заодно гасить волну ненависти в сторону «адмирской погани». Трон Рюбецаль сохранил бы, но одно дело заткнуть свору древних ревнителей чистоты крови, а другое – спасти взбесившихся, в числе которых его собственная жена. Обращение больных в камень – решение хорошее, но временное. И если вы не заметили, эпоха, когда на совет являлись почесать о товарищей языки и кулаки, закончилась.
– О некоторых... товарищей кулаки мне, признаться, очень хочется почесать, – граф, до этого момента напоминавший манекен и, похоже, спавший с открытыми глазами, зашевелился. Повёл затёкшими плечами, положил на стол руки, сцепив пальцы в замок, и воззрился на Асмодея. Тот немедля принял вид поруганной невинности, синева под глазами и растрепанная шевелюра дополняли маску лучше некуда:
– Не возьму в толк, чем бы я заслуживал такую немилость, драгоценный граф.
– Не знаю, – честно ответил Маклин без тени улыбки, – но чувствую. Но если ты позволишь мне просмотреть воспоминания о твоих недавних вояжах –разумеется, исключая личные, – мне будет намного проще извиниться. Коли найду, за что.
Малефицио исподлобья глянул на Стальную Миледи. В этом зале разве что она обладает властью прижать синьора Виперу и выяснить, что его так измучило в обычной рутинной поездке. Если причина невинная и сугубо личная, Малеф готов на всю оставшуюся жизнь дать обет трезвости и целомудрия – благо, наверняка не придется, не тот кадр.
Асмодей возмущённо скрестил руки на груди.
– О, раз вежливо просят разрешения и обещают извиниться после, то изнасилование волшебным образом превратится в дружескую беседу. Шарить по головам соратников, когда примерещилась какая-то чушь – что за нездоровые раймирские штучки? В таком состоянии лучше держитесь подальше от меня и моих воспоминаний. Мне больно это говорить, но вы сейчас похожи на психопата.
– Кому бы говорить о психопатах, – Малеф не удержался от мысленной шпильки в адрес Асмодея, но у того не хватило приличия хотя бы из вежливости смутиться. Ответом Малефу стал младенчески ясный взор из-под длиннющих ресниц и чуть надутые губы. Позёр неисправим, но явно что-то скрывает. – Кстати, он мне до сих пор должен, – теперь мысленная речь адресовалась Маклину. – Причём дважды. За некрофильский перформанс в роли синьоры Виперы и за фокус с бутылками в вашем кабинете. Не истратить ли один из должков, чтобы прижать нашего дорогого друга? Хаос побери, я не менталист, но даже я чувствую, что с ним что-то не так.
Маклин ухмыльнулся и прикрыл глаза – дескать, дело твоё, но будь у меня такие карты на руках – не оплошал бы.
– Думаю, господин Гадюка, к вам проявили достаточно уважения. Ответьте встречной любезностью – Малеф встал и через стол протянул Асмодею раскрытую ладонь, на которой заплясали язычки синеватого пламени.
Помимо удивления во взгляде прежней и нынешней начальницы Малеф заметил одобрение.
– Он ваш, господа, – на губах Рейны застыла мстительная улыбка.
– Глупое юношеское расточительство! – воскликнул Асмодей, решивший сопротивляться до последнего. – Подумай, мальчик, такими дарами судьбы не разбрасываются столь легкомысленно… Ты готов променять помощь главы Третьего дома на потачку чужой паранойе и собственной неприязни?
– Ничего личного, просто интересы державы, – с мягким нажимом произнёс Малефицио. – Ими можно оправдать что угодно, но и вы поднаторели в искусстве выворачиваться. А тут всё просто – пусть и малый, но должок. Граф будет нежен, не волнуйтесь. Возможно, вы даже не останетесь идиотом.
Асмодей поморщился – сопротивляться долговому обязательству он, оказывается, мог, но без особой приятности.
– Я им уже остался. Пусть оба – он и госпожа премьер – дадут клятву, и валяйте, насильники. Но учтите, умолчал я исключительно о своём скромном подвиге.
– Излишняя скромность – уже не добродетель, – граф перебрался ближе к Асмодею и после непременного «ни с тобой, ни из тебя, ни для тебя» официальным тоном поинтересовался:
– Мне транслировать интересующую всех часть ваших воспоминаний вовне, или составить докладную по форме с изложением фактов?
Княжеский фаворит устало махнул унизанной кольцами рукой.
– На твое усмотрение, Палач. Если не умрёшь от зависти, поделюсь с тобой адреском той раймирской цыпочки.
Рейна извлекла из воздуха стальную флягу с причудливой инкрустацией из крупных и грубо огранённых альмандинов, составлявших её сигил, и произвела серию глотков, демонстративных и почти музыкальных. Ого, полуведёрный объём, старая работа – Малеф, похоже, не один пытался найти папашу с помощью сделанных им вещей. После чего смерила всех участников цирка бритвенно-острым взглядом и отправила под своды зала затребованную формулу.
Маклин пронаблюдал, как его увёртливая добыча становится законной, и приступил к процедуре.
Сцена в садовом павильоне мининдел Раймира сильнее всего заинтересовала Малефицио. Реальное применение запрещённой кровной магии. У него мелькнула мысль, что обратиться к Асмодею за парой-тройкой уроков в счёт оставшегося долга куда проще, чем продираться через книжные описания и экспериментировать. Очевидно, для того чтобы понять, о чем он думает, Стальной Миледи не нужен был менталист. Она мрачно уставилась на него и беззвучно произнесла:
– Дурная идея, малыш. Напоминаю: это все ещё билет в Бездну, если не в саркофаг.
Малефицио поспешно сделал невинное лицо, но, по всей видимости, получилось не очень убедительно.
Маклин завершил свои манипуляции с равнодушием оператора в кинозале. Внешне ни удивления, ни отвращения не выказал – но Асмодея, как ни крути, знал куда дольше.
Жертва беспрецедентного насилия одарила всех кислой улыбочкой и в целом выглядела как степлившийся брют – откровенно несвеж, но пара пузырьков в запасе осталась.
– Поставили тельца против яйца – довольны?
– Более чем, – Рейна задумчиво провела рукой по короткой стрижке, не нуждающейся в расчёске, и сделала ещё один глоток из фляги с альмандинами. – У меня есть некоторые предположения о том, что произошло с нашим беглецом, и что он из себя теперь может представлять, но они нуждаются в проверке. Также предупреждаю: всё, что касается кровных заклятий, остается в силе.
– Бывшей госпоже министру чрезвычайных мер такие слова не к лицу, – Асмодей вновь воспользовался содержимым своей бонбоньерки. – Астарота здесь нет, но он бы, несомненно, подтвердил мою правоту. И как вы собираетесь проверять свои подозрения? Сманить сластёнку из садов Лилит вам, извините, нечем.
Папашин лис в корзинке издал протяжный вздох и потянулся, дёрнув во сне всеми четырьмя лапами.
– А зачем сманивать? Можно просто послать вас в Вавилон и посмотреть на результат, – Малефицио простодушно улыбнулся. – Прекрасная легенда для внедрения, обзаведёмся наконец надёжным информатором прямо при дворе.
Рейна шутки не оценила:
– Никаких внедрений. Прежних глаз и ушей хватило на приличный срок, так что просто отправь ещё кого-нибудь. Джибриль бен Бааль может скончаться в любой момент от самых разнообразных причин, и неизвестно, кто займёт его место. Учитывая официальную позицию Раймира, на непременное содействие рассчитывать глупо.
Малеф невесело фыркнул.
– Неплохо было бы смотреть новости из Вавилона, как тамошние добрые горожане, но такой подарок нам вряд ли сделают.
– Рыжая лярва точно не обрадуется горячему поклоннику на Ратхе под окнами дворца, – Асмодей скривил губы, всем видом выражая презрение. – Потому не даст развернуть вещание вовне, даже если мания величия Денницы возьмёт верх. Слухи о «граде тысячи чудес» привлекают не меньше, чем прямые репортажи оттуда. Уйма журналистской шушеры в первые дни понеслась туда в надежде на поживу – что характерно, вначале бурный восторг и сплошь дармовая реклама, а теперь – ни слуху, ни духу. Околпачивать и стричь овечек куда проще внутри Вавилона, постепенно расширяя границы.
Левиафан объявился в зале неожиданно и потрёпанным видом напоминал пирата. Не слишком удачливого, но всё ещё лихого. На заросшем щетиной лице прорезалась неизменная дельфинья ухмылка, а стеклянный блеск глаз и бодрая походка разом выдали общий для всех членов совета недуг.
Адмирал устроился в кресле очень осторожно, придерживая рукой свободную парусиновую куртку на животе. Ранен, что ли? И где умудрился? Додумать Малеф не успел: из ворота куртки высунулось остренькое отоционье рыльце. Зверёк поводил чёрным влажным носом и довольно шустро выпрыгнул на стол, свернувшись прямо перед адмиралом странным подобием меховой шапки.
– Вы принесли подружку господину председателю надеясь, что он замолвит о вас словечко по возвращении Темнейшего? – Асмодей опрометчиво счёл адмирала очередным кандидатом на разнос от Рейны и оживился. – Возможно, господин председатель это и оценит, но для случки вам следовало выбрать другое место и время, дорогой коллега.
– Кто о чем, а патриарх Третьего дома о работе, – процедил Левиафан. Обвёл поредевший Совет взглядом: внимательнее всего на него смотрели Рейна и немедля пробудившийся Алерт. Судя по подёргиванию носа и настороженным ушам, единственным, кто не был в замешательстве и сразу понял, что к чему, оказался княжеский лис. Он запрыгнул на стол, победительно вереща, и помчался прямиком к «подружке». Та зашевелилась и пискнула в ответ. Судя по всему, между зверьками завязалась оживлённая беседа.
– Премилая парочка, – Асмодей всегда расцветал в обществе тех, чьи дела шли не лучшим образом. – Смелее, господин председатель, дама определённо вам благоволит!
– Это. Моя. Жена, – отчеканил Левиафан тоном, отлично подходящим для просветления слабоумных нерадивых матросов и министра культуры. – Завязывай долбить, метаморфа от обычной лисы не отличаешь.
Асмодей обиженно поджал губы и отвесил вежливый поклон.
– Приношу вашей пушистой супруге свои искренние извинения. Так отчаялись найти Самаэля, что решили спросить у его питомца через переводчика? Совсем плохи дела в вашем полуподводном царстве.
– Странно, – словно ни к кому не обращаясь, произнес Маклин. – Несколько раз мне доводилось лазить в голове многоуважаемого министра культуры, и я готов был поклясться, что он – кто угодно, но не идиот. Похоже, я ошибся, ибо сейчас происходит демонстрация уникального кретинизма. Ты считаешь, Строитель, что Самаэль оставил лису адресок? Потрясающе. Кроме того, ты, кажется, забываешь, что эти твари кишат везде – и лучших разведчиков мы не могли бы найти, если бы с ними удалось договориться. Левиафан полагает, что его супруга может поговорить с лисом Темнейшего? Идея прекрасна, даже если дело не выгорит, попытка нам ничем не навредит и ничего не стоит. А если удастся договориться с господином местоблюстителем, то, возможно, получится столковаться с кем-нибудь из его племени. Чем дурно, если Самаэля будут искать лисы? И чем нам помешает, если какой-нибудь достойный представитель этого народа проберётся в Вавилон? Следящие заклинания любого пошиба могут раскрыть демона-метаморфа, но настоящий отоцион не заинтересует ровным счётом никого.
При упоминании безобидного прозвища Асмодея отчётливо перекосило. Малеф что-то слышал об этом, вроде бы забавная история, связанная с каким-то недолговечным царьком, но подробностей вызнать не смог.
– Проблемы с чувством юмора и тяга к конспирологии – первые признаки подступающего сумасшествия, Потрошитель. Лишь невинная маленькая шутка для оживления обстановки и поддержания боевого духа товарищей – а ты вывернул всё так, будто своим всеведеньем Самаэль обязан каким-то безмозглым пушистикам. Зоошпионаж, надо же.
Малефицио начал искренне опасаться, что кто-то из коллег не выдержит. В другое время он бы с удовольствием понаблюдал за дракой, а то и принял бы участие – но теперь эти развлечения могли слишком дорого обойтись.
– Надеюсь, министр культуры прискорбно ошибся относительно положения дел на Архипелаге. Очень хотелось бы услышать хоть какие-то хорошие новости.
– Мне легче, чем вам, – Левиафан с интересом следил за лисами, расположившимися прямо перед ним. Те, похоже, и вправду о чем-то разговаривали – верещание и попискивание зверьков напоминало диалог, а их поведение нимало не было схоже с брачными играми. – На Архипелаге не так много потомков Лилит, а кроме того, большинство демонов в той или иной степени метаморфы, и многие практически живут на кораблях. Когда моя супруга обнаружила, что оборот помогает от того, что одержимые именуют «шум крови в голове», изрядная часть сухопутного населения перебралась на пляжи. Как только возникает некая странная мысль или хоть тень её – море и облик любой угодной страдальцу морской твари. Разумеется, на пляжах дежурят полиция и медики, и, конечно, пришлось обеспечить желающим постоянно оставаться на берегу приличные условия существования, но в целом пока мы отделываемся легче, чем любой крупный город вдали от моря, благодарение Хаосу.
– Весьма своевременное открытие, – Рейна тоже внимательно следила за общением отоционов. – Буду рада познакомиться с вашей супругой поближе, когда она будет в более подходящем облике.
– Обстоятельства, при которых ей удалось прояснить спасительное свойство метаморфизма, особенно интересны, – Малеф был готов спорить на что угодно, что в бонбоньерке Асмодея были отнюдь не простые конфеты. – Говорят, она родом из Пандема – какая-то старая аристократическая фамилия?
– Если она пожелает рассказать вам о своей семье, я не стану возражать, –небрежно ответил адмирал. Ласково провёл пальцем около огромного пушистого уха – лиса потёрлась головой об руку, но взвякнула не слишком довольно – очевидно, не желала отвлекаться.
Отвлечься пришлось адмиралу и прочим, наблюдавшим за животными: в зале появилась голограмма. Льняные волосы, безжалостно стянутые в хвост, аквамариновые глаза, бледное лицо с тонкими резкими чертами, поверх расшитого жемчугом изящного коктейльного платья наброшена хламида, напоминающая лабораторный халат с огромными карманами. Леди Нэга, на этот раз не во плоти и без своего недолговечного – или же он находился вне поля зрения собравшихся.
– Кажется, у нас наметился некоторый просвет, – сообщила голограмма, и, порывшись в кармане, извлекла оттуда большой флакон с чем-то, на вид напоминающим денатурат.
Рейна резко поднялась в кресле и коротким жестом пригласила доложить. Заткнулся даже фонтан министра культуры.
– Прошу прощения, не тот образец, – Нэга передала флакон в чьи-то услужливые руки, подозрительно похожие на тонкокостные и длиннопалые грабли Мора, и без малейшего смущения достала из-за подвязки узкую колбу. – Вот! Результаты испытаний ошеломительны. Моза! – ответ прозвучал крайне невнятно, потому Нэга продолжила доклад сама. – Феноменальный талант, универсальная формула. Безумие завязано на магию – и эта карта легла превосходно. Итак. Состав блокирует магию, возможность творить заклинания, и делает это куда эффективнее обычных успокаивающих средств. Блок полный. Достаточно однократного приема. Никаких побочных эффектов.
Рейна скептически побарабанила пальцами по столу.
– Дорогая, ответь мне, только честно – ты сама согласилась бы на излечение такой ценой? Если, как у прочих подобных конкоктов, процесс необратим, большинство пострадавших предпочтет смерть – и я их пойму.
– В этом и прорыв! – оказалось, «мать лихорадок» обладает совершенно замечательной яркой улыбкой. – С помощью Мозы нам удалось разработать антидот, позволяющий, когда исчезнет необходимость в блокировке, магию вернуть. Да, не сразу, а постепенно, потребуется неоднократный приём средства, но это даёт нам возможность полностью прекратить «одержимость». Разумеется, нам понадобится время на изготовление нужного количества зелья...
– Ах, ирония, – голос Асмодея наполнился сочувствием. – Вы подарили доброму народу шанс на спасение, пусть и призрачный. Но не в силах спасти несчастных детей бывшего Дома вашей родственницы… и пассии.
Взгляд Нэги покрылся невидимой наледью.
В кои-то веки Асмодей счёл нужным пояснить, но понятнее стало далеко не всем:
– Младший сын Бааля от малолетней дурочки-лунатички. Со старшим всё скоро будет кончено, если не отлипнет от потомка первой законной крокодилицы, но малыша действительно жаль. Тихо угаснет на руках у приёмной семьи…
– Лай пуделя, стосковавшегося по хозяину, печальное зрелище. Я даже не стану требовать извинений, – голограмма вспыхнула ярче. – Господа, прошу прощения за сцену. Вся информация о новом средстве находится здесь – из кармана появилась горсть кристаллов, немедля полетевшая в Асмодея, и изображение растаяло в воздухе. Кристаллы оказались вполне материальны, и Малеф злорадно отметил, что увернуться несносному княжескому фавориту удалось не от всех. Распылить кристаллы или перенаправить их так, чтобы досталось не только ему, не посмел, а изворотливость всё же имеет свои пределы.
***
Беседа с Рафаэлем побила все рекорды бесполезности. Осторожничал министр здравоохранения, свою шкуру берёг. Издавна берёг, иначе под печать не пошёл бы. Хороши нынче опоры трона – марионетки, смертники да покойники. Шахматные фигурки, приклеенные к доске спятившим гроссмейстером. Габриэль, однако, проявил себя куда лучше, чем можно было ожидать. Словно пытался успеть сделать всё, от него зависящее, в самые короткие сроки. Сведения получал не только по своей линии, но и через каналы брата – башка у Аралима в лучшие времена годилась лишь для питья и тумаков, а после коррекционного вмешательства государя отказала вовсе. Хоть Бааль в Вавилоне, хоть Вторая вселенская у ворот – ему что, очередная сводка, подтереться и забыть. Золотой беспорточник хозяйничал вовсю, но ни в разведку, ни в армию не лез – бодро объедал просторы Раймира и довольствовался личным войском мёртвых. Своих верных Михаэль удержал от пары-тройки опасных глупостей. Проверять границы дозволенного и открыто нарушать их – в случае с Адинатхой безразлично.
На вызов Михаэль ответил не сразу.
– Ещё одна пропажа нашлась.
– Рады видеть в добром здравии, – ответил Накир. Его брат наверняка отирался где-то поблизости.
– Таким и запомните, – висельный юмор давно набил оскомину, но для иного поводов не было.
Холодный ртутный взгляд и спокойное лицо командора кшатри не дрогнули – очевидно, шутка не показалась ему хоть сколько-то забавной.
– Что, наш венценосный родитель так и не пришёл в себя, вместо реальных врагов озабочен мнимой изменой? Или драгоценный старший брат изловчился порвать поводок?
– Мой преемник очень занят в Раймире, – Михаэль криво ухмыльнулся, – так что поводок, полагаю, на месте. Что же до вашего сиятельного отца... Сложно сказать, что или кого он разыскивает в данный момент. Я чем дальше, тем меньше пользуюсь его доверием.
– Мир не ограничивается нашей многострадальной родиной, – медленно и вроде как в пространство произнес Накир. Повёл рукой и несколько расширил поле голограммы, позволив увидеть не только свое лицо. Опальный кшатри был бос, обнажён по пояс и одет только в свободные черные брюки, стянутые на талии шнурком. За спиной собеседника простиралась поросшая травой и невысокими цветами лужайка, заканчивавшаяся стеной из туй или кипарисов – в ботанике Михаэль был не силён. По лужайке игривым котёнком мотался здоровенный леопард в безуспешных попытках поймать сверкающую, словно солнечный зайчик, антилопу. Существование этого копытного монстра, режущего глаза сиянием, очевидно, поддерживала демоница, стоявшая к зрителю спиной. Девица была растрёпана, из высокой прически выбивались выкрашенные во все цвета радуги пушистые пряди, и скорее раздета, чем одета: подол платьица с огромным вырезом на спине заканчивался на пару ладоней выше колен.
Наконец леопарду повезло – антилопа рухнула на траву, сбитая мощным броском, но растворилась, едва коснувшись земли. Озадаченный зверь в два прыжка добрался до шутницы и повалил на землю уже её – падать девчонка, очевидно, умела, покатилась по земле, как акробатка. Однако леопард оказался быстрее – попытавшись вскочить, девушка уткнулась в пятнистый меховой бок. Обхватила леопарда за шею и повалилась в траву, заставив животное вытянуться, а потом улегшись на него головой и плечами, как на диванный валик.
Недурно, – завистливо подумал Михаэль. Неизвестно, где находится этот чудесный уголок, но парни там не скучают. Да и любые шпионы, ищущие двоих неотличимых друг от друга мужчин или двух огромных кошек, вряд ли отреагируют на девушку с ручным зверем или одинокого мужика.
– С комфортом устроились. Зашёл бы в гости, да дел по горло, – Михаэль усмехнулся, подкрепив слова соответствующим жестом. – Можете не волноваться, в розыск вас всё ещё не подали и даже арест на имущество не наложен. Разве что решите отбыть к матушке в Золотой город – это будет куда сложнее объяснить дипломатической инициативой, внезапно вспыхнувшим любовным интересом или желанием лично добыть ценные сведения для трона.
– Матушка и на расстоянии умудряется обеспечить нам определённые неудобства, – признался Накир, потерев висок. – Отец с братцем, как выяснилось, пошли по неверному пути: если хватает силы воли, то, чтобы ничего не натворить по матушкиной указке, достаточно убить наиболее разумную ипостась или её способность к заклятиям. Если перекинуться, когда в голову настойчиво лезет нечто омерзительное, становится не в пример легче. Ну или, как здесь недавно выяснилось, можно лишиться магии – тогда воздействие исчезнет. Если честно, даже старые добрые бездненские составы мне не понравились, поэтому спасаемся кхм... подвижными играми или охотой. На всякий случай своих людей мы предупредили. Наши заместители – вы с ними знакомы, прекрасные ребята – при необходимости будут подчиняться вам, если вы спроецируете им из своей памяти эту картинку – он махнул рукой за плечо. Девица с разноцветной причёской, по-прежнему отворачиваясь от зрителя, теперь сидела на валяющемся в траве леопарде верхом и старательно пристраивала на лобастую башку яркий венок из луговых цветов. Запомните. Случайный менталист не выудит из этой картинки ничего путного, а то и сочтет сном или эротической фантазией, – кшатри ухмыльнулся. – И на всякий случай повторюсь – Раймир – не единственное обитаемое место на Пластине, а в Веере их много.
Михаэль удивления не выказал, но живописную и несколько вольную интерпретацию игральной карты в умозрительные реестры занёс.
– Лишней такая «фантазия» не будет, благодарю. Поскольку ваши замы подчиняются сейчас одному командиру – чувству самосохранения. Те, кому удалось выжить. Белую гвардию вашего брата манит отнюдь не запах крамолы. Есть ощущение, что бесплотные подонки расплодились и обнаглели настолько, что порой докучают даже своему предводителю. Лекарство предсказуемо оказалось страшнее болезни – ну хоть с общим наркозом минздрав превосходно справляется. О других Пластинах речи пока не идёт – хотя ресурсов достаточно даже сейчас, количество не всегда компенсирует качество.
– Чем богаты, – развёл руками Накир.
Михаэль кивнул в знак признательности и прервал связь.
Девица старательно отворачивалась, но сложить два и два смог бы любой, кто видел на приёме в мэрии Сифра пару франтов в обнимку с дочерью Чистильщика. Глубокая разведка в тылу врага.
Михаэль вынул из ящика сигару, задумчиво покрутил в пальцах, срезал кончик и закурил. Вакации за пределами Раймира пошли парням на пользу.
Дочка в последнее время жаловалась на кошмары – всегда была чуткой и чрезмерно впечатлительной. Общую тревожно-траурную атмосферу в шкаф не запрёшь, просачивается даже в девичьи сны. Недуг матери и брата её не коснулся, но, когда кругом сходят с ума вприпрыжку и наперегонки, кто даст гарантию? Смена обстановки куда лучше пичканья микстурами и враньём.
Когда от сигары остался жалкий окурок, бросил его в пепельницу и послал вызов. Раздражающе мерно тикали часы на столе – треклятый подарок Адинатхи после нескольких досадных случайностей обзавёлся уродливо поплывшим циферблатом, но работать продолжал исправно. Кроме этого издевательски тонкого напоминания о неоплаченном долге тишину ничто не нарушало. Разница во времени, уйма дел, банальная конспирация. Мало ли причин.
– Дым спасаемой державы? – мягкий голос Герцогини прозвучал раньше, чем появилась голограмма. Наглухо закрытое старомодное платье на другой бы смотрелось нелепым маскарадным костюмом, ей же удивительно шло.
– Прими вы моё предложение, я бы непременно бросил курить.
Улыбнулась уголками губ, грустно качнула головой – обычный ответ на привычную шутку. Смотрела внимательно и очень серьёзно.
– Вряд ли вы связались со мной лишь для того, чтобы напомнить о несбывшемся. Вести из Адмира не радуют, но, по крайней мере, приходят регулярно, чего нельзя сказать о Раймире, – пухлые, красиво очерченные губы дрогнули, словно она хотела сказать что-то ещё, но передумала.
– Стабильность крематория, безмятежность колумбария. Смотритель разогнал всех неравнодушных и остался один посреди этого великолепия, – Михаэль скривился. – Вы поступили мудро, покинув нас. В нынешних условиях прелестной даме легко зачахнуть и поддаться унынию – ни балов, ни приёмов, в моде сидеть по норам и блюсти идиотский самоналоженный домашний арест. На фоне белого безмолвия столицы вольная жизнь в провинции должна казаться глотком свежего воздуха. Если, конечно, в провинции всё благополучно.
– Домашний арест? Самоналоженный? – синие глаза изумлённо распахнулись. – Я, конечно, помню о высочайшей ментальной дисциплине граждан Раймира, но не подозревала, что оная доходит до столь странного аскетизма с тюремным оттенком, – Кора фыркнула. – Похоже, сменив Пластину, я не прогадала, события минувших лет подсказывают, что на титульной и в провинции не отсидеться.
– Таких высот дисциплина достигла благодаря летучим отрядам золочёного нудиста. Новое пополнение отличается исключительным усердием. И странной близорукостью. Я с трудом смог объяснить дочери, почему стоит отклонить приглашение подружки на маленький пикник в Эдеме. Белла очень доверчива, но всё же не круглая дура. Чем дальше от Джаганната, Раймира и нашей Пластины в целом – тем спокойней. Многие последовали вашему примеру. И примеру хозяина той замечательной глуши, где можно получать дурные вести без риска и радоваться малым милостям Хаоса.
– Слухи про распоясавшихся марутов до меня доходили, – Кора вздохнула. – Странно, мне как-то довелось видеть их командира мельком – даже не сразу поняла, кто это. Но он не произвел на меня впечатления злобного или чрезмерно жестокого, – она замялась. – Даже помог вовремя убраться из оранжереи. Не понимаю, зачем Наи понадобилось выпускать безмолвных из сада, не понимаю... но в любом случае, вы правы, для юной девушки Эдем в это время – неподходящее место.
Разумеется, взрыв в оранжерее никакая не случайность – и сейчас Михаэль был искренне рад, что по части лишних жертв мёртвый мерзавец в тот раз оказался куда щепетильнее Светлейшего или своих питомцев.
– Объяснить, вероятно, смог бы Рафаэль. Как и то, почему, пока государь давал аудиенции, к его обычному костюму непременно прилагались зеркальные очки. Но его печать – в том числе и печать молчания. А Белла сохранила о вас весьма нежные воспоминания. Ей сейчас очень одиноко. Любимый брат снова в отъезде – врал и не краснел – отец вечно занят, а с подругами – сами понимаете. Хандрит, капризничает – вдруг встреча с той, что проявила к ней участие почти материнское, поможет девочке вернуться к нормальной жизни? Не успел вовремя выдать замуж – но и узницей во дворце держать не хочу. Особенно когда не знаю, где придётся встретить утро будущего дня – Вавилон новый, дерьмо старое.
– Очень жаль, что милая Белла не стала моей невесткой – видит Хаос, я сделала для этого всё возможное, но сын оказался больше похож на своего отца, чем мне бы хотелось, – она махнула рукой. – Не уверена, что девочке здесь понравится – вынуждена предупредить, что в основном Пластина населена недолговечными, и у них довольно странное отношение к магии. Верные подданные именуют нас с супругом «король-чародей» и «королева-ведьма», – она очаровательно, по-девчоночьи хихикнула. – Но, если её это не смутит, она всегда будет желанной гостьей. Как и вы, – взгляд Коры стал очень серьезным. – Азраил поймет.
Михаэль криво усмехнулся и покачал головой.
– Пока подданные верны и отношение к магии выражают не с помощью вил и факелов – мир вертится в нужном темпе. Я воспитывал Беллу как любой на моём месте – но не всякая дочь короля способна стать королевой. Она не принесёт вашему двору ничего, кроме радости. А её отец не доставит хлопот ни вам, ни Азраилу. Передайте ему мою благодарность. Если бы его бывший товарищ вёл себя разумнее, возможно, мне не пришлось бы вас беспокоить.
– Никаких вил, – она снова улыбнулась. – Здесь странные верования, довольно разномастные, но все они сходятся на том, что магия – дар богов, а с богами шутки плохи. Белле будут грозить здесь разве что тоска по дому и недостаток магически одарённых женихов. Хотя вторая беда, возможно, не так велика. Последние события заставили многих искать себе более безопасное пристанище. А что до товарищей... О ком речь? – поинтересовалась Кора. – Благоразумие не помешало бы очень и очень многим из наших общих знакомых.
– Бэл, чтоб ему щедротами Рыжей захлебнуться. Мог принять прощение и вернуться в Адмир, мог молча послать Темнейшему ось Веера за щеку и уйти подальше. Кто так подпалил ему… бакенбарды, что из ссылки понесло прямиком к трону Лилит, мне неведомо. Говорят, вконец спятил – не верю. Как скоро Новый Вавилон сменит хозяина – вопрос риторический. И куда ударит – пирог с начинкой не в пример вкусней пустого, как выражается Уриэль.
– Бааль? – имя бывшего премьера Кора произнесла с отчетливо брезгливым выражением. – Подался к Лилит? Не рада это слышать, но ничуть не удивлена. Удивляет лишь то, что к этому столь благодушно отнёсся Светлейший. Ему следовало бы знать, следовало, даже без меня, – она нервно переплела пальцы.
Михаэль тяжело опёрся локтями о столешницу и сцепил ладони. Уставился на собеседницу в упор, не рискуя напугать, – часть шарма Коры всегда заключалась в том, что с нею это было исключено.
– Знать что?
– Что наш общий знакомец нарушает все запреты, – тихо, но твёрдо произнесла она. – Он выпил как минимум двоих, обладавших магией, – увы, я пришла слишком поздно, и не застала процесса, хотя в полной мере оценила результат. Свидетельствовать лично могу лишь, что он также поглотил древний артефакт, принадлежавший Лилит. Не из самых мощных, но этого достаточно. Я пыталась рассказать об этом Светлейшему, но он не был расположен что-либо выслушивать.
Великолепно. Вернулся к истокам. Каннибализм с гарниром из артефактов – дошёл ли до некрофагии образец умеренности и осторожности? Это уже не тревожный звоночек вроде прежнего закрытого гастримаргического клуба, набатный колокол с вырванным языком. Кора, Кора, прекраснейшее воплощение гордости и несговорчивости – и они спасли тебе жизнь.
– Разделяю вашу скорбь. Из тех, кто однажды ступил на этот путь, чудовищами на моей памяти не сделались лишь двое.
– У третьего не получилось, ручаюсь, – Кора очередного вранья не учуяла, зло сощурилась. – Я постаралась подпортить его триумф, но, видимо, не преуспела. Изначального даже покалечить непросто, не говорю – убить, но старые боевые заклинания вам известны лучше моего. «Петля Хаоса» должна была надолго вывести его из строя – поверьте, магии я не пожалела. Увы, – она пожала плечами. – Не посылала справиться о здоровье, однако вряд ли сейчас мы обсуждали бы его явление ко двору.
– Восхищён и признателен, – Михаэль сжал ладонь, словно укрывал в ней нервные тонкие пальцы Коры. – И могу сообщить, что шрам обидчику вы оставили изрядный. Остальное предоставьте мне.
Малефицио сердито ругнулся и захлопнул книгу – надо или хотя бы изредка спать, или выбирать чтиво попроще. Треклятая книга над ним издевалась – до кипения он почти дошёл и до нужных кондиций упарился, не хватало только вместо недочитанной главы найти этот невероятно полезный кулинарный совет. Судя по всему, какой-то очередной особый соус, способный стать причиной массовых беспорядков, смены государственного строя или хотя бы рождения новой религии.
Душевное здоровье папаша не смог бы найти и в словаре с закладкой, потому Малефа уже мало что удивляло, скорее бесило до белых глаз. Вчерашнее описание действия некоторых проклятий свидетельствовало о том, что подопытных регулярно навещали и весьма заботливо следили за изменением состояния. Если выбросить из головы, кем они доводились исследователю и чем закончили – повествование весьма увлекательное.
Бросил тоскливый взгляд на стопку просмотренных донесений, сводок, отчётов и прочей макулатуры – огромная куча свежего драконьего навоза со всех концов Пластины, и как её разгребать – только Хаос знает. Зато доложить обо всём одной фразой очень легко.
***
Зал выглядел сиротливо: в столь урезанном составе Совет давненько не собирался. Малефицио поприветствовал Рейну легким поклоном, кивнул собравшимся и уселся рядом с графом. Судя по припухшим от недосыпа глазам, защитному костюму из драконьей кожи и обветренному лицу, заклинание призыва выдернуло его никак не из уютной постели.
Малефицио покосился на прочих присутствующих. Вместо Азазеля явилась голограмма, и та ненадолго. Скороговоркой сообщила, что все договоренности по размещению гостей из Адмира на других Пластинах достигнуты, осталась лишь пара непрояснённых моментов, но в ближайшую неделю разрешатся и они, с отсутствующим взором поскребла небритую щёку и, не дожидаясь соизволения Стальной Миледи, растаяла.
Даже Асмодей не мог похвастать обычным лощёным цветущим видом: синева под глазами, бледность, роскошная шевелюра явно не встречалась со щёткой минимум сутки. Стальная Миледи, как всегда, безупречна – но резко очерченные губы сжаты практически в нитку, а в глазах словно лёд застыл. Малеф потёр собственные глаза, наверняка красные от недосыпа, и подумал, что сторонний наблюдатель, случись он здесь, мог бы легко перепутать сборище самых могущественных магов Веера с измотанной компанией путешественников, застрявших на неделю в транзитном аэропорту на какой-нибудь паршивенькой Пластине. Самым приличным из всех выглядел символ государственности – свернулся в корзинке подле Рейны и сладко спал, прикрыв нос пушистым хвостом. Чтобы ненароком не последовать его примеру, Малеф обеспечил себя чашкой кофе.
– Предлагаю начать с новоприбывших, – Рейна кивнула Асмодею, который противу обычного не рвался взять слово, сидел молча, крутя в пальцах серебряную бонбоньерку с гербом Правящего дома. Вниманию к своей персоне не обрадовался совершенно.
– Ситуация в Сифре полностью под контролем. Но толку – пшик, пустая работа. Я оставил там своего помощника на случай, если стрясётся что-нибудь из ряда вон выходящее, но теперь курортная столица фактически пригород Вавилона, а номинальное правительство – не больше, чем эксцентричная администрация в сонном заштатном городишке. Братская держава – оплот стабильности: недурная кухня, приятный климат, стремительное сокращение численности населения и созерцательный покой. Ничего интересного.
– Кстати, о сокращающемся населении, – Малеф допил кофе залпом. – В Вавилоне оно растёт – за счет постоянного притока паломников. И похоже, правящие безумцы устраивают нечто вроде фильтрации, превращая в хлеб и зрелища недостаточно сильных и лояльных. Скорее всего, когда чистых окончательно отделят от нечистых, – он скривился, – нас ждут пренеприятные кульбиты. Постоянно вариться в собственном соку это кубло не сможет.
– Уж не рискнул ли ты туда прогуляться, мальчик? – окружённые синевой глаза Асмодея удивленно распахнулись.
– Там были мои люди, – Малеф снова потёр глаза. Похоже, от кофе пора переходить к стимуляторам посильнее.
– Что ещё они рассказывают? – Асмодей был прилипчив и участлив, как психотерапевт.
– Уже ничего, – зло ответил Малеф.
– Восхитительно, – Рейна наградила тяжёлым взглядом и его, и Асмодея. – Один под видом дипломатической миссии ушёл в загул, второй умудрился потерять своих людей в Вавилоне. Что ж, не будь этих – взяли б подставных. Самая мирная держава любви и веселья предсказуемо ищет внешнего врага. С внутренними у них куда проще – коварным предателем автоматически станет любой, кто проиграл в драке за место под юбками Лилит.
Асмодей поперхнулся – похоже, крошки разгрызенного леденца попали не в то горло. Унял кашель, промокнул глаза шёлковым платочком и выдал равнодушным тоном светского сплетника:
– Думаю, долго ждать не придётся. В гареме рыжей извращенки знатное пополнение, и на роль смирного наложника с опахалом оно вряд ли согласится. В какой канаве валялся её новый принц-компост, неизвестно, но вылез оттуда полным сил и окончательно рехнувшимся. Герой-башка-с-дырой, подпечатная боевая кукла на побегушках и опальный визирь-маньяк – славная упряжка для державной триги, далеко увезёт.
Лица всех присутствующих мрачно вытянулись.
– Что ещё вы забыли нам сообщить? – прошипела Рейна, с трудом сохраняя самообладание.
– Сущие пустяки – Бешеная Дотти со свитой отбыла к своей богиньке. Хорошая новость лишь для волков Лазури.
– Даже если бы вздумала вернуться обратно – сейчас там мои братья в сопровождении Всадников. Амулет предка до сих пор не подарил психичке хоть сколько-то заметное могущество, а оставшимся сторонникам не до неё, – Малеф понимал, что своей репликой оказывает мерзавцу услугу – ох, не договаривает господин Гадюка, да и выглядит слишком плачевно. Вымотать Асмодея пьянством и развратом – всё равно что кота парной телятиной.
– А что стряслось? – Асмодей немедля оживился.
– Ничего интересного, сущие пустяки, – передразнил Малеф скучающие интонации. – Всего лишь очередные разборки отсталых дикарей в лесной глухомани. Но у нас же курс на всеобщее примирение, вот Даджалл со Смертью и отправились мирить волков, а лояльный нам королевский двор ши в ответ на запрос о помощи получил Хэма. Если он не справится с задачей разнять дерущихся, Война по крайней мере сможет как следует развлечься.
– Ряды редеют, – скорбно вздохнул Асмодей. – Мало было эпидемии и Вавилона, ещё и провинции решили подкинуть хлопот. Мы сегодня удивительно узким кругом – из старой гвардии я да граф.
Рейна обычно на подколки такого сорта не реагировала, но сейчас будто невзначай потянулась за княжеской печатью.
– Маммона в Уделе, пришёл на выручку дочери и зятю вместе с Гладом. Упёртые горняки молчали до последнего, а теперь мы вынуждены организовывать эвакуацию и там. И заодно гасить волну ненависти в сторону «адмирской погани». Трон Рюбецаль сохранил бы, но одно дело заткнуть свору древних ревнителей чистоты крови, а другое – спасти взбесившихся, в числе которых его собственная жена. Обращение больных в камень – решение хорошее, но временное. И если вы не заметили, эпоха, когда на совет являлись почесать о товарищей языки и кулаки, закончилась.
– О некоторых... товарищей кулаки мне, признаться, очень хочется почесать, – граф, до этого момента напоминавший манекен и, похоже, спавший с открытыми глазами, зашевелился. Повёл затёкшими плечами, положил на стол руки, сцепив пальцы в замок, и воззрился на Асмодея. Тот немедля принял вид поруганной невинности, синева под глазами и растрепанная шевелюра дополняли маску лучше некуда:
– Не возьму в толк, чем бы я заслуживал такую немилость, драгоценный граф.
– Не знаю, – честно ответил Маклин без тени улыбки, – но чувствую. Но если ты позволишь мне просмотреть воспоминания о твоих недавних вояжах –разумеется, исключая личные, – мне будет намного проще извиниться. Коли найду, за что.
Малефицио исподлобья глянул на Стальную Миледи. В этом зале разве что она обладает властью прижать синьора Виперу и выяснить, что его так измучило в обычной рутинной поездке. Если причина невинная и сугубо личная, Малеф готов на всю оставшуюся жизнь дать обет трезвости и целомудрия – благо, наверняка не придется, не тот кадр.
Асмодей возмущённо скрестил руки на груди.
– О, раз вежливо просят разрешения и обещают извиниться после, то изнасилование волшебным образом превратится в дружескую беседу. Шарить по головам соратников, когда примерещилась какая-то чушь – что за нездоровые раймирские штучки? В таком состоянии лучше держитесь подальше от меня и моих воспоминаний. Мне больно это говорить, но вы сейчас похожи на психопата.
– Кому бы говорить о психопатах, – Малеф не удержался от мысленной шпильки в адрес Асмодея, но у того не хватило приличия хотя бы из вежливости смутиться. Ответом Малефу стал младенчески ясный взор из-под длиннющих ресниц и чуть надутые губы. Позёр неисправим, но явно что-то скрывает. – Кстати, он мне до сих пор должен, – теперь мысленная речь адресовалась Маклину. – Причём дважды. За некрофильский перформанс в роли синьоры Виперы и за фокус с бутылками в вашем кабинете. Не истратить ли один из должков, чтобы прижать нашего дорогого друга? Хаос побери, я не менталист, но даже я чувствую, что с ним что-то не так.
Маклин ухмыльнулся и прикрыл глаза – дескать, дело твоё, но будь у меня такие карты на руках – не оплошал бы.
– Думаю, господин Гадюка, к вам проявили достаточно уважения. Ответьте встречной любезностью – Малеф встал и через стол протянул Асмодею раскрытую ладонь, на которой заплясали язычки синеватого пламени.
Помимо удивления во взгляде прежней и нынешней начальницы Малеф заметил одобрение.
– Он ваш, господа, – на губах Рейны застыла мстительная улыбка.
– Глупое юношеское расточительство! – воскликнул Асмодей, решивший сопротивляться до последнего. – Подумай, мальчик, такими дарами судьбы не разбрасываются столь легкомысленно… Ты готов променять помощь главы Третьего дома на потачку чужой паранойе и собственной неприязни?
– Ничего личного, просто интересы державы, – с мягким нажимом произнёс Малефицио. – Ими можно оправдать что угодно, но и вы поднаторели в искусстве выворачиваться. А тут всё просто – пусть и малый, но должок. Граф будет нежен, не волнуйтесь. Возможно, вы даже не останетесь идиотом.
Асмодей поморщился – сопротивляться долговому обязательству он, оказывается, мог, но без особой приятности.
– Я им уже остался. Пусть оба – он и госпожа премьер – дадут клятву, и валяйте, насильники. Но учтите, умолчал я исключительно о своём скромном подвиге.
– Излишняя скромность – уже не добродетель, – граф перебрался ближе к Асмодею и после непременного «ни с тобой, ни из тебя, ни для тебя» официальным тоном поинтересовался:
– Мне транслировать интересующую всех часть ваших воспоминаний вовне, или составить докладную по форме с изложением фактов?
Княжеский фаворит устало махнул унизанной кольцами рукой.
– На твое усмотрение, Палач. Если не умрёшь от зависти, поделюсь с тобой адреском той раймирской цыпочки.
Рейна извлекла из воздуха стальную флягу с причудливой инкрустацией из крупных и грубо огранённых альмандинов, составлявших её сигил, и произвела серию глотков, демонстративных и почти музыкальных. Ого, полуведёрный объём, старая работа – Малеф, похоже, не один пытался найти папашу с помощью сделанных им вещей. После чего смерила всех участников цирка бритвенно-острым взглядом и отправила под своды зала затребованную формулу.
Маклин пронаблюдал, как его увёртливая добыча становится законной, и приступил к процедуре.
Сцена в садовом павильоне мининдел Раймира сильнее всего заинтересовала Малефицио. Реальное применение запрещённой кровной магии. У него мелькнула мысль, что обратиться к Асмодею за парой-тройкой уроков в счёт оставшегося долга куда проще, чем продираться через книжные описания и экспериментировать. Очевидно, для того чтобы понять, о чем он думает, Стальной Миледи не нужен был менталист. Она мрачно уставилась на него и беззвучно произнесла:
– Дурная идея, малыш. Напоминаю: это все ещё билет в Бездну, если не в саркофаг.
Малефицио поспешно сделал невинное лицо, но, по всей видимости, получилось не очень убедительно.
Маклин завершил свои манипуляции с равнодушием оператора в кинозале. Внешне ни удивления, ни отвращения не выказал – но Асмодея, как ни крути, знал куда дольше.
Жертва беспрецедентного насилия одарила всех кислой улыбочкой и в целом выглядела как степлившийся брют – откровенно несвеж, но пара пузырьков в запасе осталась.
– Поставили тельца против яйца – довольны?
– Более чем, – Рейна задумчиво провела рукой по короткой стрижке, не нуждающейся в расчёске, и сделала ещё один глоток из фляги с альмандинами. – У меня есть некоторые предположения о том, что произошло с нашим беглецом, и что он из себя теперь может представлять, но они нуждаются в проверке. Также предупреждаю: всё, что касается кровных заклятий, остается в силе.
– Бывшей госпоже министру чрезвычайных мер такие слова не к лицу, – Асмодей вновь воспользовался содержимым своей бонбоньерки. – Астарота здесь нет, но он бы, несомненно, подтвердил мою правоту. И как вы собираетесь проверять свои подозрения? Сманить сластёнку из садов Лилит вам, извините, нечем.
Папашин лис в корзинке издал протяжный вздох и потянулся, дёрнув во сне всеми четырьмя лапами.
– А зачем сманивать? Можно просто послать вас в Вавилон и посмотреть на результат, – Малефицио простодушно улыбнулся. – Прекрасная легенда для внедрения, обзаведёмся наконец надёжным информатором прямо при дворе.
Рейна шутки не оценила:
– Никаких внедрений. Прежних глаз и ушей хватило на приличный срок, так что просто отправь ещё кого-нибудь. Джибриль бен Бааль может скончаться в любой момент от самых разнообразных причин, и неизвестно, кто займёт его место. Учитывая официальную позицию Раймира, на непременное содействие рассчитывать глупо.
Малеф невесело фыркнул.
– Неплохо было бы смотреть новости из Вавилона, как тамошние добрые горожане, но такой подарок нам вряд ли сделают.
– Рыжая лярва точно не обрадуется горячему поклоннику на Ратхе под окнами дворца, – Асмодей скривил губы, всем видом выражая презрение. – Потому не даст развернуть вещание вовне, даже если мания величия Денницы возьмёт верх. Слухи о «граде тысячи чудес» привлекают не меньше, чем прямые репортажи оттуда. Уйма журналистской шушеры в первые дни понеслась туда в надежде на поживу – что характерно, вначале бурный восторг и сплошь дармовая реклама, а теперь – ни слуху, ни духу. Околпачивать и стричь овечек куда проще внутри Вавилона, постепенно расширяя границы.
Левиафан объявился в зале неожиданно и потрёпанным видом напоминал пирата. Не слишком удачливого, но всё ещё лихого. На заросшем щетиной лице прорезалась неизменная дельфинья ухмылка, а стеклянный блеск глаз и бодрая походка разом выдали общий для всех членов совета недуг.
Адмирал устроился в кресле очень осторожно, придерживая рукой свободную парусиновую куртку на животе. Ранен, что ли? И где умудрился? Додумать Малеф не успел: из ворота куртки высунулось остренькое отоционье рыльце. Зверёк поводил чёрным влажным носом и довольно шустро выпрыгнул на стол, свернувшись прямо перед адмиралом странным подобием меховой шапки.
– Вы принесли подружку господину председателю надеясь, что он замолвит о вас словечко по возвращении Темнейшего? – Асмодей опрометчиво счёл адмирала очередным кандидатом на разнос от Рейны и оживился. – Возможно, господин председатель это и оценит, но для случки вам следовало выбрать другое место и время, дорогой коллега.
– Кто о чем, а патриарх Третьего дома о работе, – процедил Левиафан. Обвёл поредевший Совет взглядом: внимательнее всего на него смотрели Рейна и немедля пробудившийся Алерт. Судя по подёргиванию носа и настороженным ушам, единственным, кто не был в замешательстве и сразу понял, что к чему, оказался княжеский лис. Он запрыгнул на стол, победительно вереща, и помчался прямиком к «подружке». Та зашевелилась и пискнула в ответ. Судя по всему, между зверьками завязалась оживлённая беседа.
– Премилая парочка, – Асмодей всегда расцветал в обществе тех, чьи дела шли не лучшим образом. – Смелее, господин председатель, дама определённо вам благоволит!
– Это. Моя. Жена, – отчеканил Левиафан тоном, отлично подходящим для просветления слабоумных нерадивых матросов и министра культуры. – Завязывай долбить, метаморфа от обычной лисы не отличаешь.
Асмодей обиженно поджал губы и отвесил вежливый поклон.
– Приношу вашей пушистой супруге свои искренние извинения. Так отчаялись найти Самаэля, что решили спросить у его питомца через переводчика? Совсем плохи дела в вашем полуподводном царстве.
– Странно, – словно ни к кому не обращаясь, произнес Маклин. – Несколько раз мне доводилось лазить в голове многоуважаемого министра культуры, и я готов был поклясться, что он – кто угодно, но не идиот. Похоже, я ошибся, ибо сейчас происходит демонстрация уникального кретинизма. Ты считаешь, Строитель, что Самаэль оставил лису адресок? Потрясающе. Кроме того, ты, кажется, забываешь, что эти твари кишат везде – и лучших разведчиков мы не могли бы найти, если бы с ними удалось договориться. Левиафан полагает, что его супруга может поговорить с лисом Темнейшего? Идея прекрасна, даже если дело не выгорит, попытка нам ничем не навредит и ничего не стоит. А если удастся договориться с господином местоблюстителем, то, возможно, получится столковаться с кем-нибудь из его племени. Чем дурно, если Самаэля будут искать лисы? И чем нам помешает, если какой-нибудь достойный представитель этого народа проберётся в Вавилон? Следящие заклинания любого пошиба могут раскрыть демона-метаморфа, но настоящий отоцион не заинтересует ровным счётом никого.
При упоминании безобидного прозвища Асмодея отчётливо перекосило. Малеф что-то слышал об этом, вроде бы забавная история, связанная с каким-то недолговечным царьком, но подробностей вызнать не смог.
– Проблемы с чувством юмора и тяга к конспирологии – первые признаки подступающего сумасшествия, Потрошитель. Лишь невинная маленькая шутка для оживления обстановки и поддержания боевого духа товарищей – а ты вывернул всё так, будто своим всеведеньем Самаэль обязан каким-то безмозглым пушистикам. Зоошпионаж, надо же.
Малефицио начал искренне опасаться, что кто-то из коллег не выдержит. В другое время он бы с удовольствием понаблюдал за дракой, а то и принял бы участие – но теперь эти развлечения могли слишком дорого обойтись.
– Надеюсь, министр культуры прискорбно ошибся относительно положения дел на Архипелаге. Очень хотелось бы услышать хоть какие-то хорошие новости.
– Мне легче, чем вам, – Левиафан с интересом следил за лисами, расположившимися прямо перед ним. Те, похоже, и вправду о чем-то разговаривали – верещание и попискивание зверьков напоминало диалог, а их поведение нимало не было схоже с брачными играми. – На Архипелаге не так много потомков Лилит, а кроме того, большинство демонов в той или иной степени метаморфы, и многие практически живут на кораблях. Когда моя супруга обнаружила, что оборот помогает от того, что одержимые именуют «шум крови в голове», изрядная часть сухопутного населения перебралась на пляжи. Как только возникает некая странная мысль или хоть тень её – море и облик любой угодной страдальцу морской твари. Разумеется, на пляжах дежурят полиция и медики, и, конечно, пришлось обеспечить желающим постоянно оставаться на берегу приличные условия существования, но в целом пока мы отделываемся легче, чем любой крупный город вдали от моря, благодарение Хаосу.
– Весьма своевременное открытие, – Рейна тоже внимательно следила за общением отоционов. – Буду рада познакомиться с вашей супругой поближе, когда она будет в более подходящем облике.
– Обстоятельства, при которых ей удалось прояснить спасительное свойство метаморфизма, особенно интересны, – Малеф был готов спорить на что угодно, что в бонбоньерке Асмодея были отнюдь не простые конфеты. – Говорят, она родом из Пандема – какая-то старая аристократическая фамилия?
– Если она пожелает рассказать вам о своей семье, я не стану возражать, –небрежно ответил адмирал. Ласково провёл пальцем около огромного пушистого уха – лиса потёрлась головой об руку, но взвякнула не слишком довольно – очевидно, не желала отвлекаться.
Отвлечься пришлось адмиралу и прочим, наблюдавшим за животными: в зале появилась голограмма. Льняные волосы, безжалостно стянутые в хвост, аквамариновые глаза, бледное лицо с тонкими резкими чертами, поверх расшитого жемчугом изящного коктейльного платья наброшена хламида, напоминающая лабораторный халат с огромными карманами. Леди Нэга, на этот раз не во плоти и без своего недолговечного – или же он находился вне поля зрения собравшихся.
– Кажется, у нас наметился некоторый просвет, – сообщила голограмма, и, порывшись в кармане, извлекла оттуда большой флакон с чем-то, на вид напоминающим денатурат.
Рейна резко поднялась в кресле и коротким жестом пригласила доложить. Заткнулся даже фонтан министра культуры.
– Прошу прощения, не тот образец, – Нэга передала флакон в чьи-то услужливые руки, подозрительно похожие на тонкокостные и длиннопалые грабли Мора, и без малейшего смущения достала из-за подвязки узкую колбу. – Вот! Результаты испытаний ошеломительны. Моза! – ответ прозвучал крайне невнятно, потому Нэга продолжила доклад сама. – Феноменальный талант, универсальная формула. Безумие завязано на магию – и эта карта легла превосходно. Итак. Состав блокирует магию, возможность творить заклинания, и делает это куда эффективнее обычных успокаивающих средств. Блок полный. Достаточно однократного приема. Никаких побочных эффектов.
Рейна скептически побарабанила пальцами по столу.
– Дорогая, ответь мне, только честно – ты сама согласилась бы на излечение такой ценой? Если, как у прочих подобных конкоктов, процесс необратим, большинство пострадавших предпочтет смерть – и я их пойму.
– В этом и прорыв! – оказалось, «мать лихорадок» обладает совершенно замечательной яркой улыбкой. – С помощью Мозы нам удалось разработать антидот, позволяющий, когда исчезнет необходимость в блокировке, магию вернуть. Да, не сразу, а постепенно, потребуется неоднократный приём средства, но это даёт нам возможность полностью прекратить «одержимость». Разумеется, нам понадобится время на изготовление нужного количества зелья...
– Ах, ирония, – голос Асмодея наполнился сочувствием. – Вы подарили доброму народу шанс на спасение, пусть и призрачный. Но не в силах спасти несчастных детей бывшего Дома вашей родственницы… и пассии.
Взгляд Нэги покрылся невидимой наледью.
В кои-то веки Асмодей счёл нужным пояснить, но понятнее стало далеко не всем:
– Младший сын Бааля от малолетней дурочки-лунатички. Со старшим всё скоро будет кончено, если не отлипнет от потомка первой законной крокодилицы, но малыша действительно жаль. Тихо угаснет на руках у приёмной семьи…
– Лай пуделя, стосковавшегося по хозяину, печальное зрелище. Я даже не стану требовать извинений, – голограмма вспыхнула ярче. – Господа, прошу прощения за сцену. Вся информация о новом средстве находится здесь – из кармана появилась горсть кристаллов, немедля полетевшая в Асмодея, и изображение растаяло в воздухе. Кристаллы оказались вполне материальны, и Малеф злорадно отметил, что увернуться несносному княжескому фавориту удалось не от всех. Распылить кристаллы или перенаправить их так, чтобы досталось не только ему, не посмел, а изворотливость всё же имеет свои пределы.
***
Беседа с Рафаэлем побила все рекорды бесполезности. Осторожничал министр здравоохранения, свою шкуру берёг. Издавна берёг, иначе под печать не пошёл бы. Хороши нынче опоры трона – марионетки, смертники да покойники. Шахматные фигурки, приклеенные к доске спятившим гроссмейстером. Габриэль, однако, проявил себя куда лучше, чем можно было ожидать. Словно пытался успеть сделать всё, от него зависящее, в самые короткие сроки. Сведения получал не только по своей линии, но и через каналы брата – башка у Аралима в лучшие времена годилась лишь для питья и тумаков, а после коррекционного вмешательства государя отказала вовсе. Хоть Бааль в Вавилоне, хоть Вторая вселенская у ворот – ему что, очередная сводка, подтереться и забыть. Золотой беспорточник хозяйничал вовсю, но ни в разведку, ни в армию не лез – бодро объедал просторы Раймира и довольствовался личным войском мёртвых. Своих верных Михаэль удержал от пары-тройки опасных глупостей. Проверять границы дозволенного и открыто нарушать их – в случае с Адинатхой безразлично.
На вызов Михаэль ответил не сразу.
– Ещё одна пропажа нашлась.
– Рады видеть в добром здравии, – ответил Накир. Его брат наверняка отирался где-то поблизости.
– Таким и запомните, – висельный юмор давно набил оскомину, но для иного поводов не было.
Холодный ртутный взгляд и спокойное лицо командора кшатри не дрогнули – очевидно, шутка не показалась ему хоть сколько-то забавной.
– Что, наш венценосный родитель так и не пришёл в себя, вместо реальных врагов озабочен мнимой изменой? Или драгоценный старший брат изловчился порвать поводок?
– Мой преемник очень занят в Раймире, – Михаэль криво ухмыльнулся, – так что поводок, полагаю, на месте. Что же до вашего сиятельного отца... Сложно сказать, что или кого он разыскивает в данный момент. Я чем дальше, тем меньше пользуюсь его доверием.
– Мир не ограничивается нашей многострадальной родиной, – медленно и вроде как в пространство произнес Накир. Повёл рукой и несколько расширил поле голограммы, позволив увидеть не только свое лицо. Опальный кшатри был бос, обнажён по пояс и одет только в свободные черные брюки, стянутые на талии шнурком. За спиной собеседника простиралась поросшая травой и невысокими цветами лужайка, заканчивавшаяся стеной из туй или кипарисов – в ботанике Михаэль был не силён. По лужайке игривым котёнком мотался здоровенный леопард в безуспешных попытках поймать сверкающую, словно солнечный зайчик, антилопу. Существование этого копытного монстра, режущего глаза сиянием, очевидно, поддерживала демоница, стоявшая к зрителю спиной. Девица была растрёпана, из высокой прически выбивались выкрашенные во все цвета радуги пушистые пряди, и скорее раздета, чем одета: подол платьица с огромным вырезом на спине заканчивался на пару ладоней выше колен.
Наконец леопарду повезло – антилопа рухнула на траву, сбитая мощным броском, но растворилась, едва коснувшись земли. Озадаченный зверь в два прыжка добрался до шутницы и повалил на землю уже её – падать девчонка, очевидно, умела, покатилась по земле, как акробатка. Однако леопард оказался быстрее – попытавшись вскочить, девушка уткнулась в пятнистый меховой бок. Обхватила леопарда за шею и повалилась в траву, заставив животное вытянуться, а потом улегшись на него головой и плечами, как на диванный валик.
Недурно, – завистливо подумал Михаэль. Неизвестно, где находится этот чудесный уголок, но парни там не скучают. Да и любые шпионы, ищущие двоих неотличимых друг от друга мужчин или двух огромных кошек, вряд ли отреагируют на девушку с ручным зверем или одинокого мужика.
– С комфортом устроились. Зашёл бы в гости, да дел по горло, – Михаэль усмехнулся, подкрепив слова соответствующим жестом. – Можете не волноваться, в розыск вас всё ещё не подали и даже арест на имущество не наложен. Разве что решите отбыть к матушке в Золотой город – это будет куда сложнее объяснить дипломатической инициативой, внезапно вспыхнувшим любовным интересом или желанием лично добыть ценные сведения для трона.
– Матушка и на расстоянии умудряется обеспечить нам определённые неудобства, – признался Накир, потерев висок. – Отец с братцем, как выяснилось, пошли по неверному пути: если хватает силы воли, то, чтобы ничего не натворить по матушкиной указке, достаточно убить наиболее разумную ипостась или её способность к заклятиям. Если перекинуться, когда в голову настойчиво лезет нечто омерзительное, становится не в пример легче. Ну или, как здесь недавно выяснилось, можно лишиться магии – тогда воздействие исчезнет. Если честно, даже старые добрые бездненские составы мне не понравились, поэтому спасаемся кхм... подвижными играми или охотой. На всякий случай своих людей мы предупредили. Наши заместители – вы с ними знакомы, прекрасные ребята – при необходимости будут подчиняться вам, если вы спроецируете им из своей памяти эту картинку – он махнул рукой за плечо. Девица с разноцветной причёской, по-прежнему отворачиваясь от зрителя, теперь сидела на валяющемся в траве леопарде верхом и старательно пристраивала на лобастую башку яркий венок из луговых цветов. Запомните. Случайный менталист не выудит из этой картинки ничего путного, а то и сочтет сном или эротической фантазией, – кшатри ухмыльнулся. – И на всякий случай повторюсь – Раймир – не единственное обитаемое место на Пластине, а в Веере их много.
Михаэль удивления не выказал, но живописную и несколько вольную интерпретацию игральной карты в умозрительные реестры занёс.
– Лишней такая «фантазия» не будет, благодарю. Поскольку ваши замы подчиняются сейчас одному командиру – чувству самосохранения. Те, кому удалось выжить. Белую гвардию вашего брата манит отнюдь не запах крамолы. Есть ощущение, что бесплотные подонки расплодились и обнаглели настолько, что порой докучают даже своему предводителю. Лекарство предсказуемо оказалось страшнее болезни – ну хоть с общим наркозом минздрав превосходно справляется. О других Пластинах речи пока не идёт – хотя ресурсов достаточно даже сейчас, количество не всегда компенсирует качество.
– Чем богаты, – развёл руками Накир.
Михаэль кивнул в знак признательности и прервал связь.
Девица старательно отворачивалась, но сложить два и два смог бы любой, кто видел на приёме в мэрии Сифра пару франтов в обнимку с дочерью Чистильщика. Глубокая разведка в тылу врага.
Михаэль вынул из ящика сигару, задумчиво покрутил в пальцах, срезал кончик и закурил. Вакации за пределами Раймира пошли парням на пользу.
Дочка в последнее время жаловалась на кошмары – всегда была чуткой и чрезмерно впечатлительной. Общую тревожно-траурную атмосферу в шкаф не запрёшь, просачивается даже в девичьи сны. Недуг матери и брата её не коснулся, но, когда кругом сходят с ума вприпрыжку и наперегонки, кто даст гарантию? Смена обстановки куда лучше пичканья микстурами и враньём.
Когда от сигары остался жалкий окурок, бросил его в пепельницу и послал вызов. Раздражающе мерно тикали часы на столе – треклятый подарок Адинатхи после нескольких досадных случайностей обзавёлся уродливо поплывшим циферблатом, но работать продолжал исправно. Кроме этого издевательски тонкого напоминания о неоплаченном долге тишину ничто не нарушало. Разница во времени, уйма дел, банальная конспирация. Мало ли причин.
– Дым спасаемой державы? – мягкий голос Герцогини прозвучал раньше, чем появилась голограмма. Наглухо закрытое старомодное платье на другой бы смотрелось нелепым маскарадным костюмом, ей же удивительно шло.
– Прими вы моё предложение, я бы непременно бросил курить.
Улыбнулась уголками губ, грустно качнула головой – обычный ответ на привычную шутку. Смотрела внимательно и очень серьёзно.
– Вряд ли вы связались со мной лишь для того, чтобы напомнить о несбывшемся. Вести из Адмира не радуют, но, по крайней мере, приходят регулярно, чего нельзя сказать о Раймире, – пухлые, красиво очерченные губы дрогнули, словно она хотела сказать что-то ещё, но передумала.
– Стабильность крематория, безмятежность колумбария. Смотритель разогнал всех неравнодушных и остался один посреди этого великолепия, – Михаэль скривился. – Вы поступили мудро, покинув нас. В нынешних условиях прелестной даме легко зачахнуть и поддаться унынию – ни балов, ни приёмов, в моде сидеть по норам и блюсти идиотский самоналоженный домашний арест. На фоне белого безмолвия столицы вольная жизнь в провинции должна казаться глотком свежего воздуха. Если, конечно, в провинции всё благополучно.
– Домашний арест? Самоналоженный? – синие глаза изумлённо распахнулись. – Я, конечно, помню о высочайшей ментальной дисциплине граждан Раймира, но не подозревала, что оная доходит до столь странного аскетизма с тюремным оттенком, – Кора фыркнула. – Похоже, сменив Пластину, я не прогадала, события минувших лет подсказывают, что на титульной и в провинции не отсидеться.
– Таких высот дисциплина достигла благодаря летучим отрядам золочёного нудиста. Новое пополнение отличается исключительным усердием. И странной близорукостью. Я с трудом смог объяснить дочери, почему стоит отклонить приглашение подружки на маленький пикник в Эдеме. Белла очень доверчива, но всё же не круглая дура. Чем дальше от Джаганната, Раймира и нашей Пластины в целом – тем спокойней. Многие последовали вашему примеру. И примеру хозяина той замечательной глуши, где можно получать дурные вести без риска и радоваться малым милостям Хаоса.
– Слухи про распоясавшихся марутов до меня доходили, – Кора вздохнула. – Странно, мне как-то довелось видеть их командира мельком – даже не сразу поняла, кто это. Но он не произвел на меня впечатления злобного или чрезмерно жестокого, – она замялась. – Даже помог вовремя убраться из оранжереи. Не понимаю, зачем Наи понадобилось выпускать безмолвных из сада, не понимаю... но в любом случае, вы правы, для юной девушки Эдем в это время – неподходящее место.
Разумеется, взрыв в оранжерее никакая не случайность – и сейчас Михаэль был искренне рад, что по части лишних жертв мёртвый мерзавец в тот раз оказался куда щепетильнее Светлейшего или своих питомцев.
– Объяснить, вероятно, смог бы Рафаэль. Как и то, почему, пока государь давал аудиенции, к его обычному костюму непременно прилагались зеркальные очки. Но его печать – в том числе и печать молчания. А Белла сохранила о вас весьма нежные воспоминания. Ей сейчас очень одиноко. Любимый брат снова в отъезде – врал и не краснел – отец вечно занят, а с подругами – сами понимаете. Хандрит, капризничает – вдруг встреча с той, что проявила к ней участие почти материнское, поможет девочке вернуться к нормальной жизни? Не успел вовремя выдать замуж – но и узницей во дворце держать не хочу. Особенно когда не знаю, где придётся встретить утро будущего дня – Вавилон новый, дерьмо старое.
– Очень жаль, что милая Белла не стала моей невесткой – видит Хаос, я сделала для этого всё возможное, но сын оказался больше похож на своего отца, чем мне бы хотелось, – она махнула рукой. – Не уверена, что девочке здесь понравится – вынуждена предупредить, что в основном Пластина населена недолговечными, и у них довольно странное отношение к магии. Верные подданные именуют нас с супругом «король-чародей» и «королева-ведьма», – она очаровательно, по-девчоночьи хихикнула. – Но, если её это не смутит, она всегда будет желанной гостьей. Как и вы, – взгляд Коры стал очень серьезным. – Азраил поймет.
Михаэль криво усмехнулся и покачал головой.
– Пока подданные верны и отношение к магии выражают не с помощью вил и факелов – мир вертится в нужном темпе. Я воспитывал Беллу как любой на моём месте – но не всякая дочь короля способна стать королевой. Она не принесёт вашему двору ничего, кроме радости. А её отец не доставит хлопот ни вам, ни Азраилу. Передайте ему мою благодарность. Если бы его бывший товарищ вёл себя разумнее, возможно, мне не пришлось бы вас беспокоить.
– Никаких вил, – она снова улыбнулась. – Здесь странные верования, довольно разномастные, но все они сходятся на том, что магия – дар богов, а с богами шутки плохи. Белле будут грозить здесь разве что тоска по дому и недостаток магически одарённых женихов. Хотя вторая беда, возможно, не так велика. Последние события заставили многих искать себе более безопасное пристанище. А что до товарищей... О ком речь? – поинтересовалась Кора. – Благоразумие не помешало бы очень и очень многим из наших общих знакомых.
– Бэл, чтоб ему щедротами Рыжей захлебнуться. Мог принять прощение и вернуться в Адмир, мог молча послать Темнейшему ось Веера за щеку и уйти подальше. Кто так подпалил ему… бакенбарды, что из ссылки понесло прямиком к трону Лилит, мне неведомо. Говорят, вконец спятил – не верю. Как скоро Новый Вавилон сменит хозяина – вопрос риторический. И куда ударит – пирог с начинкой не в пример вкусней пустого, как выражается Уриэль.
– Бааль? – имя бывшего премьера Кора произнесла с отчетливо брезгливым выражением. – Подался к Лилит? Не рада это слышать, но ничуть не удивлена. Удивляет лишь то, что к этому столь благодушно отнёсся Светлейший. Ему следовало бы знать, следовало, даже без меня, – она нервно переплела пальцы.
Михаэль тяжело опёрся локтями о столешницу и сцепил ладони. Уставился на собеседницу в упор, не рискуя напугать, – часть шарма Коры всегда заключалась в том, что с нею это было исключено.
– Знать что?
– Что наш общий знакомец нарушает все запреты, – тихо, но твёрдо произнесла она. – Он выпил как минимум двоих, обладавших магией, – увы, я пришла слишком поздно, и не застала процесса, хотя в полной мере оценила результат. Свидетельствовать лично могу лишь, что он также поглотил древний артефакт, принадлежавший Лилит. Не из самых мощных, но этого достаточно. Я пыталась рассказать об этом Светлейшему, но он не был расположен что-либо выслушивать.
Великолепно. Вернулся к истокам. Каннибализм с гарниром из артефактов – дошёл ли до некрофагии образец умеренности и осторожности? Это уже не тревожный звоночек вроде прежнего закрытого гастримаргического клуба, набатный колокол с вырванным языком. Кора, Кора, прекраснейшее воплощение гордости и несговорчивости – и они спасли тебе жизнь.
– Разделяю вашу скорбь. Из тех, кто однажды ступил на этот путь, чудовищами на моей памяти не сделались лишь двое.
– У третьего не получилось, ручаюсь, – Кора очередного вранья не учуяла, зло сощурилась. – Я постаралась подпортить его триумф, но, видимо, не преуспела. Изначального даже покалечить непросто, не говорю – убить, но старые боевые заклинания вам известны лучше моего. «Петля Хаоса» должна была надолго вывести его из строя – поверьте, магии я не пожалела. Увы, – она пожала плечами. – Не посылала справиться о здоровье, однако вряд ли сейчас мы обсуждали бы его явление ко двору.
– Восхищён и признателен, – Михаэль сжал ладонь, словно укрывал в ней нервные тонкие пальцы Коры. – И могу сообщить, что шрам обидчику вы оставили изрядный. Остальное предоставьте мне.
Концертное
Звезды сошлись, и мне повезло урвать билет на концерт-презентацию "Дракулы". Сбылась мечта идиота)))
Мне понравилось. Это было очень драйвово.
Внезапный рэп был очень даже неплох, за счёт музыки и приятных голосов. Ну и, конечно, же текста.
Ну а теперь по персонажам. С ними не так гладко.
Дракула - Роман Колпаков. Ух. И да, и нет. Сцена искушения Джонатана... Ух. Что граф, что его невесты... Актёры кайфовали.
Дракула Колпакова периодически слишком живой, эмоциональный и, как его охарактеризовали две интелегентные леди за мной, Сен-Жермен. Но какая мимимика. Божечки. Эти взгляды, эта лёгкая ухмылка, эта этакая робость перед Миной... Браво.
А нет от того, что как раз иногда из-за графа проглядывал артист. Понятно, что концерт презентация, но всё же...
Джонатан - Ярослав Баяранус.
Мне кажется концертная версия не дала персонажу раскрыться. Не знаю почему, но показалась какая-то скованность. Возможно, потому что у него премьера сегодня была. Не знаю.
Хотя опять таки же... Сцена искушения, как он вытаскивал портрет Мины, как боролся с собой... А потом на песне "Шторм". Мурашки.
Возможно, ему проще работать с кем-то, чем соло. Потому что как раз на соло его не хватало.
Мина - Елена Минина. Диснеевская принцесса, даже платье с рукавами-фонариками. Моё полное нет. Поёт шикарно. Но... Мина сложнее, чем светлая, наивная девушка. В Мининой сквозит Крисания. И мне это мешало.
Знаю, что поставили ещё один мюзикл театр антрепризы. И там Мину поёт Бурлюк. Вот её бы глянула.
Люси - Дарья Бурлюк. Ей всегда достаются роли антагонисток. Из того, что знаю.
И какая же прекрасная Люси у неё вышла. Просто хотелось сказать графу: зачем тебе Мина, бери эту. Она чудесная вышла бы жена. По сценарию Люси должна выйти за Ван Хелсинга.
Ван Хелсинг - Сергей Смолин. Безумный профессор, серьёзный охотник. Тем внезапней было слышать и видеть что-то лирическое от него на момент венчания Джонатана и Мины.
Доктор может быть таким? Да ладно.
Моё да)
А какие девушки в роли подруг и в тоже время невест графа. Сколько пластики, достоинства, когда надо. И сколько страсти, огня, искусительности и опасности в другой раз. Почтение.
Итоги: теперь это хочется увидеть в декорациях, на большой сцене, с хорошим светом и звуком и до конца. Хотя, стоит отметить, что большую часть времени исполнителей было слышно прилично. А до конца, потому что не доставили. Да и концерт - презентация вряд ли подразумевает пропевку всех номеров.
Мне кажется, это хороший, очень даже годный поклон в сторону классики и образа Дракулы. Большая часть песен очень западает. За исключением лирики. Но это моё настроение сейчас. Диалоги между остроумны, забавны и как будто ты действительно заглянул к персонажам на страницы книги. Я очень надеюсь, что нам привезут весь мюзикл. Конечно, можно и в Москве отловить, но хотелось бы в родном городе такую красотукрасоту.
И да, простите, шипер внутри снова активно за графа и Джонатана.
Резервная копия, блог «Мемуары тэнши»
2.3 Мемуары тэнши: Наставление Мидзу-но ками
После Равноденствия дни потекли настолько однообразно, что потихоньку это начало даже раздражать. Хотя ведь я сама выклянчила у братьев разрешение приезжать в храм один раз в неделю вместо прежних двух, и всего на полдня, только чтобы отдать законченное мешочки и исписанные прописи и получить вместо них новые. Оба Первосвященника сперва в один голос категорически отказали, даже не желая выслушать мои, право сказать, довольно-таки жалкие доводы, но вдруг вмешался Мидзу-но ками, как всегда "совершенно случайно" проходивший мимо в моменты самых важных разговоров, и братья, хотя долго ещё ворчали, скрипели зубами и недовольно морщились, в конце концов уступили сияющему ками, пообещав, что во время подготовки к ближайшему празднику (а как назло, это должно было быть празднование в честь Кадзэ-но ками!) сдерут с меня три шкуры, если я не проявлю должного усердия в работе. Конечно, оба прекрасно понимали, что за моей просьбой скрывается гораздо больше, чем просто забота о бедной Момотаро, которая скучала одна в пустой квартире, пока меня не было дома. Но, как они и предупреждали ранее, подобного рода причины не считались уважительными, поэтому-то первосвященники и были крайне недовольны. Сердить братьев, проявивших обо мне такую заботу, разумеется, хотелось меньше всего, но сейчас моей первейшей задачей было в кратчайшие сроки вернуть себе душевное равновесие, а для этого требовалось находиться как можно дальше от болезненных воспоминаний. В "Берлоге отшельника" же мне было уютно и спокойно, а главное — совершенно безопасно. Почему-то я была уверена, что при сложившихся обстоятельствах Кадзэ-но ками ни при каких условиях там не появится.
читать дальшеЕжедневные хлопоты по хозяйству, шитьё мешочков и прописи занимали у меня довольно-таки большую часть времени, остальное уходило на интенсивные размышления и детальную внутреннюю работу. В предложение Хикари-но ками поискать для себя Третий Путь я вцепилась мёртвой хваткой, сознательно пропустив мимо ушей замечание о том, что он не вполне уверен в правильности такого шага. Вот только нащупать это тонюсенькое, бритвенно-острое состояние идеального равновесия было совсем не так просто... Раз за разом я мысленно разбивала свои отношения с Кадзэ-но ками на множество отдельных эпизодов, тасовала их в произвольном порядке, и пыталась собрать снова в некую цельную картину, отыскивая недостающие фрагменты, без которых эта целостность казалась неполной, чтобы попытаться хотя бы приблизительно восстановить их при помощи логики или интуиции — смотря что больше подошло бы в конкретной ситуации. Так я пыталась приблизиться к ясному пониманию ситуации, в которой оказалась, а значит, и к преодолению её, но однако же каждый раз терпела фиаско и начинала всё сначала, потому что недостающих "пазлов" оказывалось слишком много. Мне было важно выяснить причину, по которой Кадзэ-но ками настолько внезапно решил прекратить наши отношения, но спросить его об этом напрямую не представлялось возможным, поэтому оставалось только бесчисленное количество раз просеивать и просеивать через мелкое сито анализа собственные воспоминания, чтобы где-нибудь вдруг, случайно, наткнуться на какую-то ничтожную детальку, крохотную зацепочку, которая могла бы стать ключом к разгадке. Несколько раз я пыталась незаметно подключить к моим умственным исканиям зачастившего в последнее время с визитами Хикари-но ками, заводя издалека малозначимые разговоры, постепенно сводя их к темам, в информации по которым нуждалась острее всего, но он очень умело уходил от прямых ответов, оставляя меня в итоге ни с чем. Застать же его врасплох было и вовсе нереально. Что ж — решила я однажды, — в конце концов поиск истины — важнейший этап в обретении равновесия, и тут ками совершенно прав в том, что не хочет мне помогать. Свой Путь нужно всегда искать самостоятельно. И я продолжала с маниакальной настойчивостью препарировать собственные воспоминания и чувства, чтобы в конечном итоге когда-нибудь суметь собрать из имеющейся у меня половины некое подобие целого.
Однако же несправедливо утверждать, будто Хикари-но ками совсем никак не помогал в моих изысканиях, но в тот момент его участие проходило мимо моего сознания, усиленно переваривающего в сотый раз одни и те же воспоминания и чувства. Я просто не замечала, что всё это время он терпеливо идёт рядом, не указывая мне направление ни словом, ни жестом, но уже одним своим присутствием давая понять, что выбранная дорога верна. Как ребёнок, который боится заблудиться, я невольно держалась поблизости от более старшего и опытного, не задумываясь над тем, что он, хотя и не объясняет дорогу, но всё равно ведёт меня туда, куда нужно.
С самого начала нашего знакомства здесь, в мире сновидений, Хикари-но ками, бывший тогда ещё тэнши высшей ступени, всегда и, на мой взгляд, частенько совсем незаслуженно, открыто поддерживал меня. Сперва я решила, что он делает это из уважения к Мидзу-но ками, чуть погодя подумала, что для наставника вполне логично заботиться о своей подопечной, а ещё спустя некоторое время, когда мы неожиданно обрели друг друга в совместном молчании и между нами установились достаточно неоднозначные дистанционно-партнёрские отношения без каких-либо гарантий и перспектив, поддержка ками уже казалась некой само собой разумеющейся дружеской любезностью, и в глубине души я всегда знала, что независимо от того, сближаемся мы или расходимся, независимо от изменяющегося личного статуса в этом мире, у меня было никем не определённое, но всё-таки право рассчитывать на эту любезность.
Я уже не раз упоминала о том, что одно только молчаливое присутствие наставника рядом каким-то непостижимым образом снимало с души добрую половину скребущих там кошек, и если даже в какие-то особенно счастливые дни все кошки разом брали выходной, поселявшееся во мне умиротворение становилось ещё обширнее и глубже, если мы оказывались наедине с Хикари-но ками. Правду сказать, после моего отречения случалось это крайне редко, потому как Кадзэ-но ками не очень-то любил, чтобы я оставалась без дополнительного присмотра даже с теми, кому сам он безоговорочно доверял... И хотя вместе с изменившимися обстоятельствами в наших отношениях с теперь уже бывшим наставником всегда существовавшая дистанция значительно увеличилась, я продолжала в полной мере ощущать исходившую от него готовность поддержать меня в любой момент так, как если бы были связаны каким-то очень серьёзным обещанием.
Причина существования этого чувства стала очевидна после того, как мне в руки попала та злосчастная манга о влюблённой куртизанке и верном самурае. Хикари-но ками не очень был расположен тогда что-то мне объяснять, но кое-что всё-таки я от него услышала, а кое до чего впоследствии дошла сама. Во всяком случае теперь я понимала причину его такого почти детского смущения при нашей первой встрече — ведь он отлично знал, кто я, и, должно быть, прикладывал неимоверные усилия, чтобы научиться воспринимать меня по-новому, в нынешнем моём воплощении. Пусть тот, кто был когда-то самураем по прозвищу Ину, и не сохранил прежних чувств к той, которую когда-то называли госпожой Ханой, воспоминания об этих чувствах жили в его душе, и от этого Хикари-но тэнши было никуда не деться, в то время как я благополучно обо всём забыла, и когда мы наконец встретились после стольких лет разлуки, моё сердце даже не дрогнуло в едва уловимом предчувствии. Да, должно быть очень нелегко ему было привыкнуть к произошедшим во мне изменениям. От той прежней госпожи Ханы остался разве лишь остов, и он был так глубоко скрыт в наслоениях нового рождения, что сходу докопаться до него вряд ли было под силу даже тэнши самой высшей ступени. Наверняка от этого он испытал определённого рода шок, хотя, по его же собственным словам, узнал обо всём заранее от сияющего ками и готовился к встрече...
По той же самой причине он так настойчиво отказывался от участия в ритуальном возрождении мира со мной — пусть бы это был кто угодно, но не женщина, имевшая с ним общее прошлое, даром что ничего об этом не помнящая. Конечно, нынешняя я уже никоим образом не была ему незнакомой и чужой, но всё-таки и не настолько родной, чтобы мой наставник захотел по собственной воле перевести наши сложившиеся доброжелательно-дружеские отношения в иную плоскость. Но Мидзу-но ками зачем-то настоял именно на таком развитии событий. Безусловно, он вёл какую-то свою игру, резон которой мне так и не удалось понять. Интересно, а понимал ли это тогда Хикари-но тэнши? И добился ли всё-таки Мидзу-но ками того, чего хотел?.. Не скажу, что после ритуала мы с Хикари-но тэнши стали как-то особенно ближе... за исключением того, может быть, что теперь наше молчаливое дистанционное партнёрство украшалось изредка такой же дистанционной, неромантичной, но достаточно нежной близостью. Впрочем, и её-то было совсем немного, а после его посвящения так и вовсе не стало. Тем не менее, воспоминания о тех кратких мгновениях, что мы провели тогда вместе с наставником-тэнши, были мне необычайно дороги, в них скрывалось какое-то трепетное наивное чувство — не любовь, нет, даже близко ничего похожего, — скорее, это напоминало зарождение всё того же чувства сопричастности друг другу и какого-то почти братского единения. Как бы то ни было, эти воспоминания я бережно хранила, заперев глубоко в душе, как в шкатулке, без намерений когда-либо вынимать их оттуда, даже для того, чтобы наедине с собой переживать заново.
Вполне естественно, что после того, как Хикари-но тэнши стал ками, наши отношения закономерным образом изменились, но и несмотря на это, ощущение тёплой сопричастности друг другу так и не исчезло. И во время поединка с Мидзу-но ками в день моего отречения, и потом, когда звёздный свет и чёрный танто подарили мне освобождение от Бездны сияющего божества, и тогда, когда я постигала законы равновесия по жестокой методике Кадзэ-но ками, катаясь по траве и скуля от боли в раненых ногах, — каждый раз я чувствовала, что надёжное крепкое плечо Хикари-но ками совсем рядом, и он не задумываясь подставит его, случись в том необходимость. Но почему-то, осознавая в полной мере, насколько здорово было иметь такую мощную поддержку, я никогда не задумывалась о том, получилось бы у меня пройти через всё, не будь этой стопроцентной уверенности в близости его плеча. Быть может, я не осмелилась бы, хотя... Сейчас, когда прошло достаточно времени, уже не так легко представить себе, как бы я поступила тогда.
Однажды, по-моему даже ещё до ритуала возрождения мира, в каком-то разговоре наставник впервые упомянул о существующей между нами невозможности быть когда-либо вместе. Со временем я поняла, что он имел в виду, и согласилась, что в нашем случае это несомненное благо. У каждого были свои задачи, свои уроки и произнесённые клятвы, слишком многое не давало нам даже предпринять попытку к сближению, поэтому сохранение дистанции в отношениях, в общем-то, было единственным, что нам оставалось. И такое положение вещей, казалось, совершенно не тяготило обоих. Прикрывшись невозможностью, как щитом, мы спокойно сближались и расходились, влюблялись в других, непринуждённо общались при встречах, не чувствуя ни робкой неловкости, ни смущённого напряжения...
Но в тот день, когда мне в руки попала история о госпоже Хане и верном самурае Ину, вместе с утерянными в круге рождений воспоминаниями появилось какое-то смутное и не слишком хорошее чувство не только невозможности обрести друг друга в настоящем, но и тщетности каких-либо отношений вообще. Что толку теперь мне в его плечах, а ему — в моём участии, если он не сдержал клятву, и всё, что могло бы случиться, так и закончилось, даже не успев начаться? В тот вечер, когда всё открылось, мы оба были слишком взволнованы и ошеломлены, чтобы хоть как-то во взаимном обсуждении разобраться с тем, как теперь нам обоим быть дальше. По большому счёту ничего и не менялось: Кадзэ-но ками держал меня крепко, я даже краешком сознания не могла допустить мысль о том, чтобы попробовать поискать в своём сердце отголоски утраченной привязанности госпожи Ханы, Хикари-но ками тоже дал мне чётко понять, что любовь самурая Ину осталась там, в далёком прошлом, и нынешние мы уже не те, и ничего само по себе не вернётся.
С тех пор, как знание о несдержанной клятве породило ощущение тщетности, мы незаметно начали отдаляться друг от друга, и по всей видимости настолько успешно, что когда крепкое плечо божества звёздного света выплыло навстречу из мрака, в который я погрузилась после расставания с Кадзэ-но ками, это и удивило и смутило меня, как будто участие в моей судьбе проявил не близкий друг и бывший наставник, а совершенно посторонний человек. Поэтому, переехав в токийскую "Берлогу отшельника", я первое дни заново привыкала чувствовать былую тёплую сопричастность с ним, и наконец вдруг начала постепенно открывать для себя совершенно другого Хикари-но ками, более живого, менее отстранённого и молчаливого. Но всё это происходило подспудно, почти не затрагивая сознание. В мыслях, в сердце, в душе тогда у меня безраздельно господствовали только ранящие воспоминания о счастливом лете, а в снах я беспрестанно грезила о ледяном Космосе на дне любимых чёрных глаз, который, вероятнее всего, так никогда больше и не оттает под моими губами...
***
— Пошли что ли в кино сходим? Сколько можно дома сидеть? — спросил как-то утром Хикари-но ками, лениво перелистывая журнал за кухонным столом, пока я мыла посуду.
Я молниеносно поймала выскользнувшую из рук намыленную чашку, аккуратно поставила её в мойку и повернулась к нему:
— С чего бы это вдруг? Мне всегда казалось, что ты не любитель подобных развлечений.
— И правильно казалось. Просто сегодня мне захотелось сходить в кино. С тобой.
— Знаешь, я сейчас, наверное, не самая подходящая компания... — начала я нерешительно, возвращаясь к недомытой чашке, но ками не дослушал.
— Если бы я искал подходящую компанию, то позвонил бы... ммм... ну вот хотя бы своим племянницам. Они прекрасно разбираются в современных фильмах и отлично знают, в какое кафе лучше всего отвести престарелого дядюшку после кино, чтобы раскрутить его на парочку больших, — да нет же, просто огромных! — шоколадных десертов... По два — каждой.
— Ну вот, — подхватила я, расставляя чистые чашки на сушилке, — а я совсем не разбираюсь в современных фильмах, не знаю ни одного мало-мальски приличного кафе, кроме разве что того, с особенным чаем, где мы были в прошлом году с Младшим Первосвященником, да и то сейчас вряд ли его найду, и от огромного шоколадного десерта откажусь заранее, как впрочем и от не шоколадного тоже. Говорю же, что плохая из меня получится спутница...
— А я, между прочим, собирался сводить тебя в один маленький зал тут неподалёку, где сейчас идёт ретроспектива послевоенных фильмов. Ты же ничего не имеешь против чёрно-белой классики? И вместо кафе предложил бы прогуляться вдоль Сумиды, пока ещё позволяет погода.
— А вместо десерта? — спросила я, невольно улыбаясь, развязывая фартук.
— Ну-у... — потянул он с деланно-задумчивым лицом. — Ну, например... например... приготовлю сегодня ужин сам?
— О, вот это воистину потрясающе! Против такого довода и возразить нечего, — рассмеялась я в ответ. — Конечно, раз так — я целиком в твоём распоряжении, веди меня куда хочешь. Вот если бы ты ещё и посуду после ужина помыл, я бы тогда вообще согласилась на всё что угодно.
— Когда-нибудь я обязательно припомню тебе эти слова, Саку-чан, — довольно улыбнулся ками, вставая из-за стола и потягиваясь. — Давненько я уже не ходил с девушками на дневные сеансы. Надо бы вспомнить, как это делается...
И уж не знаю почему, но его слова, тон и движения в тот момент так живо напомнили Кадзэ-но ками, что моё весёлое настроение вмиг улетучилось без следа.
— Что такое? — тихо спросил ками без прежней весёлости, мгновенно ощутив перемену.
— Прости, — пробормотала я, отворачиваясь. — Вероятно, мне ещё рано так развлекаться. Просто... — только не смейся, ладно? — это всё очень напоминает... свидание... и от этой мысли мне вдруг стало как-то не по себе. Тебе всё же лучше позвать сегодня кого-нибудь другого...
Хикари-но ками подошёл ближе и положил пятерню сверху мне на голову, слегка поворачивая её и заставляя посмотреть ему в глаза.
— И совсем это не похоже на свидание, что за глупости! — произнёс он серьёзно и твёрдо, не позволяя мне снова отвернуться или опустить лицо. — Братья между прочим сказали, что четвертуют меня по очереди, если я не приподниму свою ленивую зад... в общем, если я не начну уже развлекать... хм... "малышку". И вообще, они уверены, что это только из-за моей нерадивости ты до сих пор хандришь, поскольку я, тиран и деспот, держу тебя взаперти в четырёх стенах на рисе и воде, истязая непомерным домашним трудом и неусыпными заботами о Момо, и вместо того, чтобы помочь тебе перестать копаться в прошлом, создаю такие условия, в которых и в принципе-то жить больше не захочется, не то что успокоиться и вернуться к нормальному счастливому состоянию.
— Шутишь? — спросила я, силясь улыбнуться.
— Немного, — сощурился ками, и потрепал меня по волосам. — Чуть-чуть сгустил краски, но в целом всё так и было, ты же отлично знаешь их обоих... Наши Первосвященники считают, что тебе пора уже завязывать с переживаниями и возвращаться в храм. Но если ты уедешь, кто будет мыть посуду и заботиться о Момотаро? Я пообещал развлекать тебя всеми возможными способами, и они согласились, чтобы ты пожила здесь ещё некоторое время. Если ты сама этого хочешь, конечно...
— Хочу! — ответила я быстро, выскальзывая из-под его руки. — Очень хочу, ками!
И помолчав немного, спросила:
— Так мы идём в кино?
— Идём. Только уже в другой кинозал, на шикарный кровавый гангстерский боевик, с погонями, перестрелками и мордобоем, чтобы тебе меньше казалось, что это похоже на свидание, — усмехнулся он.
— Да какое уж тут свидание! На гангстерские боевики меня даже Кадзэ-но ками никогда не водил, я же их терпеть не могу, — проворчала я тихонько себе под нос, так, чтобы ками не услышал, и ушла в спальню переодеваться...
То ли он всё-таки услышал, то ли почувствовал, а может быть, мне просто плохо удалось скрыть свою кислую мину, но вместо гангстерского боевика мы всё-таки пошли смотреть "Позднюю весну" Одзу Ясудзиро. Кинозал был совсем крошечный — человек на двадцать-тридцать зрителей, и вместо привычных кресел тут располагались на мягких диванчиках, наподобие тех, что обычно стоят в приёмных элитных клиник. Свободных мест ещё оставалось много, мы выбрали крайний диванчик у противоположной от входа стены и уселись там, ожидая начала сеанса в привычном обоюдном молчании...
До сегодняшнего дня я никогда не видела этот фильм, хотя и была хорошо знакома с большинством работ Одзу-сенсея, поэтому лёгкое возбуждение от предвкушения встречи с чем-то пока неизведанным очень быстро выветрило остатки плохого настроения. Мой извечный бес любопытства, приморенный было сердечными переживаниями, воспрянул духом, почуяв "кормёжку" в виде новой информации и непременно потянущихся за ней новых впечатлений. Но когда погас свет, и экран запестрел иероглифами начальных титров, до меня вдруг дошло: а ведь субтитров с переводом тут не будет!
— Ками, — встревоженно зашептала я, наклонившись к самому его уху, — мой японский всё ещё безнадёжно плох, вдруг я чего-нибудь не пойму?
— Не волнуйся, поймёшь, — сверкнул он в полумраке зубами, даже не пытаясь погасить широкую улыбку. — Это же Одзу, тут слова вообще не важны. Но если хочешь, я переведу, когда будет непонятно.
— Хочу-хочу, разумеется! — мой любопытный бесёнок аж задрыгал лапками от счастья.
— Только не дыши мне в ухо, Саку-чан, — щекотно!
— Ладно-ладно, постараюсь...
И в самом деле, как и предрекал Хикари-но ками, я поняла почти всё. И, наверное, дело даже не в том, что слова были не важны — всё-таки несколько раз мне пришлось потеребить его за рукав, во время длинных диалогов, когда напряжённый мозг переставал улавливать смысл, — просто эти слова были настолько естественны и обыденны, что даже моего убогого японского хватило для их восприятия.
Выйдя из кинозала, мы прошли пешком несколько кварталов и свернули к реке. Вечерело, и совершенно не по-октябрьски горячие солнечные лучи становились, казалось, всё гуще и горячее. Мы шли молча вдоль искрящейся Сумидагавы. Я была слишком поглощена впечатлениями от фильма, и, как это часто бывало в подобных случаях, когда чувства зашкаливали, впала в полумедитативное оцепенение, в котором с трудом отдавала себе отчёт даже в том, где нахожусь. Хикари-но ками же, судя по всему, просто молчал по своему обыкновению, и шёл чуть впереди меня, засунув руки в карманы расстёгнутой куртки. Я вдруг заметила по его ссутуленной спине и опущенным плечам, что он выглядит очень усталым, как будто мы возвращались не из кино, а из какой-нибудь каменоломни, после полноценной рабочей смены... Поражённая внезапной догадкой, я остановилась.
— Как давно ты можешь создавать такие первоклассные иллюзии? — спросила я чуть севшим голосом, взволнованная только что сделанным открытием.
Ками тоже остановился и повернулся ко мне, щурясь от солнца.
— Да видимо всё-таки не настолько первоклассные, раз ты так быстро раскусила их, — усмехнулся он не без досады. — Где же я прокололся?
— В выборе фильма, я думаю, — ответила я с извиняющейся улыбкой. — Слишком очевиден подтекст: ты хотел показать мне, что любые расставания закономерны и их надо принимать без горечи, ведь так?
— Может быть... А может, и нет... — добавил он тихо, уже было собравшись снова развернуться и продолжить прогулку.
— Только я не могу без горечи... пока не пойму, в чём была закономерность...
Хикари-но ками вздохнул, приблизился, вытащил из кармана руку и обнял меня за плечи.
— И ты до сих пор думаешь, что поиск закономерностей — это твой Третий Путь? — спросил он тихо, наклонив голову и прижавшись лбом к моим волосам.
Его слова прозвучали как-то слишком печально здесь, у радостно сверкающей бриллиантовым блеском Сумидагавы, посреди залитого густым осенним солнцем тёплого вечера, и от этого мне сделалось не по себе.
— Я чувствую, что где-то очень серьёзно ошиблась... или ошибаюсь до сих пор, ками. Даже если мой Третий Путь и не в этом, я хочу понять.
— Для поиска Третьего Пути есть очень простая формула, Саку-чан. Обходи левое справа, а правое — слева, потому что иначе, устремляясь каждое к своему полюсу, они могут тебя покалечить. Но при этом не забывай про взаимное притяжение противоположностей, которое неминуемо раздавит тебя, если окажешься посередине. Принцип равновесия здесь бесполезен, не применяй его.
— Ничего себе простая формула! — выпалила я, моментально набросав в голове примерную схемку. — Так покалечит, и сяк раздавит, уравновесить невозможно... Остаётся только... перелететь?
— Расшибёшься.
— Ммм... перепрыгнуть?
— Нереально.
— Ну, не знаю... Стремительно пробежать? Уклониться? Лавировать?
Ками не выдержал и расхохотался:
— У тебя в корне неверное представление о Третьем Пути, тэнши!
— А ты не смейся, пожалуйста! — возмутилась я. — Откуда же мне это знать, если я — "возлюбленное дитя" Мидзу-но ками, и воспринимаю вибрации Космоса только пропустив их через себя? Исходя из этого, Третий Путь я смогу найти не раньше, чем познаю его на себе, а значит, только после того, как меня покалечит и слева и справа, а потом расплющит посередине при попытке всё уравновесить. Но Кадзэ-но ками приучил меня не соваться очертя голову в то, что мне не до конца понятно, поэтому-то я и стремлюсь отыскать причины и закономерности... Понимаешь?
— Понимаю.
— А если понимаешь... — я прервалась и облизала пересохшие губы, — почему не поможешь?
На самом деле у меня самой перехватило дыхание от собственной наглости. Хикари-но ками же продолжал стоять, устало прижимаясь ко мне лбом, и даже бровью не повёл.
— Я зря сбил тебя тогда с толку разговорами про Третий Путь, тэнши, и теперь очень об этом жалею. Выброси-ка всё из головы и пошли домой.
И я поняла, что ничего сверх этого он мне сегодня опять не скажет.
— Трудно делать такие масштабные иллюзии, а, ками?
— Ну... у меня пока ещё не слишком хорошо получается, но, например, Мидзу-но ками может создать подобное играючи. И даже для Кадзэ-но ками это раз плюнуть.
Я внезапно вспомнила старое кладбище, превращённое в больницу для маленькой Куруми, и вынуждена была признать, что небольшой кинозал — это действительно пустяки даже для моего бывшего ками, не отличающегося большими талантами в этой области.
— Ха, ну зато ты лучше всех разбираешься в сложностях Третьего Пути, — с грустной иронией проворчала я.
— Да, Саку-чан, каждому своё, — серьёзно ответил Хикари-но ками, отстраняясь и беря меня за руку. — Через пару десятков лет, при условии, что не будешь филонить всё это время, ты сможешь с лёгкостью создавать такие кинозалы, "возлюбленное дитя" Мидзу-но ками... Всё, пошли домой! Момотаро наверняка уже давно соскучилась и проголодалась.
И он зашагал вперёд, отпустив мою руку. Но я не двинулась с места.
— А мне кажется, мы ещё не договорили, — бросила я вслед его удаляющейся спине.
— Хорошо, — вздохнул ками, возвращаясь. — Давай договорим. Мне захотелось сегодня в кино. С тобой. На хороший старый фильм. Мне не нравятся кинотеатры, где много людей, которые жуют попкорн с шоколадками и хлюпают колой, поэтому я создал такой, в котором и мне было бы комфортно, но при этом и ты не скучала. Я понимаю, что проще всего, конечно, было взять диск в прокате и посмотреть фильм дома, однако я обещал братьям, что ты будешь гулять и развлекаться. Вот и всё. Может быть, я слишком перестарался, выбирая фильм, и это показалось тебе навязчивым... морализаторством с моей стороны. Если так, то я прошу прощения. Честно признаться, и в мыслях не было... Я только хотел развлечь... и отвлечь тебя хоть немножко.
— Мне очень понравился твой кинозал, ками, — и говоря это, я ничуть не кривила душой. — И фильм тоже. Одзу-сан великолепен, было очень приятно смотреть его вместе с тобой. И я так надеялась, что ты выбрал его не случайно, и там кроется какая-то подсказка для меня...
— Случайности не случайны, — пробормотал Хикари-но ками как бы про себя любимую фразу Мидзу-но ками, ковыряя носком обуви трещину в асфальте.
— Нет, правда, я очень благодарна тебе за сегодняшний день, — продолжала я как ни в чём не бывало, сделав вид, что не расслышала. — Может быть, ты разрешишь мне в качестве благодарности заняться сегодня ужином? Помнится, ты с утра планировал готовить сам, но, может, всё-таки позволишь мне?..
Наверняка лёгкая ирония моих слов не ускользнула от уха Хикари-но ками, но он очень ловко притворился, что не слышит её.
— Конечно, разве я могу тебе в чём-то отказать, Саку-чан? Если ты так просишь...
— Вот и чудненько, ками! Я теперь не буду чувствовать себя неблагодарной скотиной. Прямо гора с плеч!
***
Спустя примерно неделю позвонила очередная барышня. Они звонили время от времени на домашний номер Хикари-но ками, выслушивали моё сдержанное "Извините, сейчас его нет в городе", после чего, словно заранее сговорившись, задавали один и тот же вопрос: "Прошу прощения, а с кем я говорю?" Я неизменно представлялась домработницей, записывала по их просьбам имена и номера телефонов, по которым надлежало "очень срочно перезвонить", потому что это "крайне важно" в специально купленный для этих целей блокнотик, который потом торжественно вручала Хикари-но ками во время очередного его визита. Он деловито просматривал записи, но при мне ни разу так никому и не перезвонил. Не знаю, верили ли звонившие девушки в миф о домработнице (хотя, собственно, почему миф? — ведь если не брать в расчёт наше прошлое и дружеские отношения, то так и получалось, что сейчас я жила в его квартире как домработница), но некое подобие допроса мне учинили лишь однажды. Девица позвонила посреди ночи, и я спросонок не сообразила, что трубку лучше не брать. Естественно, её тут же заинтересовало, какого чёрта так называемая домработница делает ночью в квартире её "друга", почему у неё сонный голос и такой жуткий иностранный акцент. Она вообще трещала так быстро, что большую часть из сказанного я просто не поняла, но как можно спокойнее и чётче постаралась объяснить, что пока "хозяин" в отъезде, меня попросили присмотреть за его кошкой, оставив без внимания замечание насчёт акцента. Нервная девушка к тому времени видимо сумела взять себя в руки, потому что несколько раз извинилась, попросила записать её номер телефона и попрощалась куда вежливее, чем поздоровалась... Так вот, спустя примерно неделю после того, как мы с Хикари-но ками сходили в кино, позвонила очередная барышня, оставив стандартное сообщение "Пожалуйста, перезвоните как можно быстрее!", но что-то в её голосе заставило меня насторожиться, поэтому на этот раз я не стала дожидаться, когда ками сам заглянет в "Берлогу", и отправила ему координаты девушки смс-кой. Примерно через полчаса я получила ответную смс-ку, в которой он сообщал, что вынужден срочно уехать по делам на несколько дней, просил не скучать и в случае каких-либо затруднений немедленно звонить кому-нибудь из братьев. Что ж... В том, как было написано его сообщение, не читалось между срок, что случилось что-то плохое, значит, и ничего страшного в его отъезде не было...
— Твой папочка уехал по делам, Момо-чан, — сообщила я свесившемуся со спинки дивана рыжему созданию, отчаянно пытающемуся засунуть любопытный розовый нос в форме сердечка в мой раскладной мобильник. Увидев, что я безжалостно захлопнула интересную штукенцию, кошка недовольно муркнула, выгнулась и попыталась потянуться, но не удержалась на узком пространстве и скатилась прямо мне на руки.
— Рыбки хочешь? — спросила я, легонько покачивая её, как ребёнка, и по моментально вспыхнувшему в больших золотистых глазах плотоядному огоньку поняла, что, вне всякого сомнения, хочет. — Пойдём кушать?
И хотя госпожа Момотаро была дамой, до кончиков ушей преисполненной чувства собственного достоинства, магическое слово "кушать" в любое время дня и ночи повергало её в самый настоящий, плохо контролируемый экстаз...
Дни шли, от Хикари-но ками не было ни слуху ни духу, его мобильник не отвечал. Я не волновалась только потому, что твёрдо знала — случись с кем-нибудь из храма что-нибудь плохое, я тотчас же это почувствую. Несколько раз звонил Младший Первосвященник, чтобы узнать, всё ли у меня в порядке, я бодренько отвечала, что в полном. Пока не вернётся Хикари-но ками, мне разрешили вообще не появляться в храме, и даже Старший Первосвященник просил передать, чтобы я не беспокоилась пока относительно того, что приходится бездельничать.
— Считай, что у тебя каникулы, Саку-чан, — радостно, по своему обыкновению, щебетал в трубку Младший. — Брат говорит, ты столько мешочков нашила, что давно уже заслужила. Но если тебе вдруг одиноко там, — добавил он, чуть понизив голос, — то бери с собой кошечку и приезжай в любое время.
Я поблагодарила и горячо заверила, что совсем не скучаю, и уединение мне сейчас только на пользу.
— Хорошо-хорошо, — согласился он радостно, — я просто так, на всякий случай. Вообще-то я тоже думаю, что в Токио тебе сейчас должно быть комфортнее и в некотором роде даже безопаснее. Но если будешь практиковаться, не забывай, что возможности магии там сильно ограничены, не выматывай себя лишний раз.
— Да всё я помню, гуджи-сама, не беспокойтесь за меня так уж, пожалуйста!
Тут надо бы пояснить, что с тех пор, как я научилась раздваивать сознание и существовать одновременно в материальной реальности и мире сновидений, последний совершенно естественным образом потерял для меня однородность. Если раньше, засыпая в своей основной реальности, я целиком переносила сознание в грёзы, и покидала их только в момент пробуждения, и токийские улицы, кафе, храмовый сад, долины, по которым мчался волшебный поезд Мидзу-но ками, имели в моём восприятии одинаковую природу снов, то сейчас, когда часть меня полностью отделилась от той, что оставалась в реальности, окончательно поселившись в этом мире, я начала чувствовать, что тут не всё было так просто, и реальность мира сновидений делится на вполне чёткие слои. Условно, я пока побывала только в трёх из них. Первый, слой эфемерных грёз, был насквозь пропитан тонкими магическими вибрациями, сюда я попала после того, как сломала печать в "коридорах сознания", и здесь же прошли первые дни моего ученичества. Но маленьким бестолковым тэнши очень опасно находиться в нём без присмотра опытного наставника, потому что где-то там — увы, я это знала лучше, чем многие — был скрыт вход в Великую Бездну. Второй, слой отражённой реальности, конечно, куда безопаснее, и для меня это был мир сновидческого Токио. Вообще же, любая точка физического мира имеет своё отражение в мире снов, но моё сознание выбрало для воплощения ту, к которой ближе всего находились мои ками. В отражённой реальности обитало подавляющее большинство непосвящённых смертных, в некотором роде она являлись чем-то вроде безопасной резервации, и внутренние законы этого слоя почти во всём соответствовали стандартным законам реальности материальной, с той лишь разницей, что возможности магии для тех, кто владел ею, были несколько шире. Третий слой был точкой перехода между двумя первыми, и для меня, как собственно и для очень-очень многих, это был наш загородный храм. Именно благодаря этой слоистой структуре мира сновидений, я могла жить привычной жизнью в "Берлоге отшельника": ходить по магазинам, ездить в транспорте, смотреть телевизор и готовить еду, но стоило мне приехать в храм, как я оказывалась в совершенно другой среде, где охранные свитки с заклинаниями-печатями, хотя и соседствовали мирно с электричеством и водопроводом, тем не менее были гораздо важнее любых замков или сигнализаций. Я давно уже поняла, что территориальное нахождение храма "за городом" в мире сновидений означает совсем не то, что в материальной реальности. Это "за городом" на самом деле означало "за пределами отражённой реальности", а всё, что было и "за городом" и "вне пределов храмовой территории" — это уже была область эфемерных грёз. Тот факт, что попасть из одной области в другую можно было без каких-либо затруднений обычным способом, то есть пешком или на транспорте, в данном случае, существенного значения не имел: смертные редко покидали свои уютные "резервации", посвящённые никогда не задерживались в них надолго, потому что здесь было трудно заниматься магией — расход сил возрастал, эффективность, наоборот, снижалась и результаты часто получались далёкими от ожидаемых. Вот именно-то об этом просил меня не забывать Младший Первосвященник по телефону.
***
...Когда я открыла ключом дверь, то от неожиданности чуть не растеряла пакеты. Мидзу-но ками собственной персоной стоял как ни в чём не бывало в прихожей и усердно тискал возмущённую до глубины своей маленькой кошачьей души Момотаро. Услышав щелчок замка, он обернулся, буквально искупав меня с ног до головы в своей сияющей радостной улыбке, а Момо, почувствовав, что прибыло долгожданное спасение, издала протяжное сдавленное мяуканье, и усердно начала отбиваться задними лапами, оставляя глубокие царапины на его тонких белых руках. Ками тихонько застонал и зажмурился от боли, однако же попытался ещё крепче прижать к себе беснующееся рыжеухое создание.
— Ками, ками! — закричала я, швырнув под вешалку пакеты, и бросилась к ним, пытаясь то ли освободить подопечную, то ли спасти эти до сих пор ещё очень дорогие мне руки. — Она не любит, когда её так...
В пылу сражения Момотаро уже не разбиралась, от кого ей следует отбиваться, поэтому мне тоже несколько раз хорошенько досталось когтистой лапой, но боли я не почувствовала. Освободив наконец брыкающееся тельце, я спровадила её на кухню и встала в дверях, чтобы до самозабвения обожавший кошек Мидзу-но ками не ринулся, не ровен час, следом. Но он только тихо рассмеялся, слизнул медленно стекающую по запястью капельку крови, и произнёс нараспев:
— Я знаю, маленькая моя Саку-чан, я прекрасно это знаю. Потому что это именно я выбирал её из нескольких таких же хорошеньких кошачьих девочек, чтобы подарить нашему Коо-чану.
Коо-чан — это было "домашнее" прозвище Хикари-но ками. Теперь, когда я официально стала каннуси, мне тоже можно было в неформальной обстановке использовать эти короткие прозвища вместо громоздких официальных обращений, но я пока ещё к этому не привыкла. К слову сказать, Мидзу-но ками простоты ради звали просто Суй, Кадзэ-но ками — Фуу, а Старшего и Младшего Первосвященников — Кэй и Тэй соответственно. Было "домашнее" прозвище и у меня, но его не использовали, потому-то всех вполне устраивала сокращённая форма "официального" имени.
Тем временем, ками нарочито грустно вздохнул, ещё раз лизнул изодранное запястье и продолжал:
— Но это было так давно, что малютка Момо уже забыла, на чьих руках впервые переступила порог этого дома. И вот тому яркое свидетельство! — закончил он, картинно воздев окровавленные руки и горестно разглядывая полученные увечья. — Но как я могу сердиться на неё за это? — закончил он патетично.
"Конечно, ведь ты же сам её схватил и тискал!" — чуть не вырвалось у меня, однако я вовремя успела прикусить язык.
— Но я, собственно, зашёл по делу, — продолжил Мидзу-но ками уже совсем другим тоном.
Я моментально встрепенулась:
— А вот, кстати! Как ты вошёл?
— Так ведь Коо-чан оставил мне ключики перед отъездом, — ответил он самым невозмутимым образом, всё ещё не опуская руки.
Глядя на вспухшие, обильно сочащиеся кровью царапины, я огорчённо подумала, что Момотаро на сей раз очень уж превзошла саму себя. Удивительное дело, но в то время, как ками, казалось, совершенно не беспокоился по этому поводу, мне было почти до слёз жалко его тонких белых рук. И как обычно, говорить ничего не пришлось, потому что он почувствовал моё желание ещё до того, как я успела его осознать. Израненные руки Мидзу-но ками неспеша подплыли почти вплотную к моему лицу, замерев в считанных миллиметрах от губ. Несколько кратчайших мгновений я, к собственному удивлению, ещё пыталась сопротивляться, хотя знала — бесполезно.
— Ну же, девочка, — промурлыкал он ободряюще, — окажи уже "первую помощь", сделай одолжение.
Вторично приглашать меня не пришлось. Кровь ками священна. Каждая капля содержит в себе огромную концентрацию силы, и мне сейчас совсем не помешал бы некоторый запас, потому что в ближайшие дни я намеревалась продолжить практику. Аккуратно облизывая каждый подставленный палец, я старалась думать только об этом, и не обращать внимание на его участившееся дыхание и сладкие постанывания. Времена, когда Мидзу-но ками мог меня легко втянуть в свои чувственные игры, миновали давно и безвозвратно, пора было уже начать привыкать к этому нам обоим.
— Так что за дело, ками? — полюбопытствовала я, спустя четверть часа, вынимая из микроволновки разогретую еду.
Мидзу-но ками как-то кисло взглянул на моё овощное рагу, но без лишних слов вооружился палочками и приступил к еде. После "первой помощи", царапины на его руках моментально затянулись, припухлость спала, и я не без гордости подумала, что при всей своей бестолковости по части целительства, иногда тоже могу принести реальную пользу.
— Ах да, дело! — улыбнулся ками, как бы вдруг опомнившись, и между делом ловко выловил палочками морковочку. — Коо-чан задержится ещё на несколько дней: что-то у него там не получилось с первого раза решить... а может, не у него... в общем, я особо не вникал, да и он в подробности не вдавался.
— И?.. — спросила я наконец, потому что ками вдруг замолчал, пытаясь поймать упрямую скользкую фасоленку.
— Что "и"? — удивлённо вскинул он голову и непонимающе уставился на меня своими прекрасными чёрными глазищами.
— И что же это всё-таки за дело, ради которого ты приехал сюда, ками? — стараясь сохранять спокойствие, процедила я сквозь зубы.
— А? Так я уже всё сказал, Саку-чан: Коо-чан задержится, — улыбнулся он самой очаровательнейшей и подкупающей улыбкой.
— Ками, — начала я вкрадчиво, — ты хочешь сказать, что приехал только за тем, чтобы сообщить мне эту новость?
В кармане висевшего в прихожей плаща у меня лежал телефон с полученной ещё утром смс-кой от Хикари-но ками, которой он предупреждал меня о незапланированной задержке. Мидзу-но ками нечасто наведывался в Токио без особых причин, потому что здесь мощная аура его сияющей божественности практически сходила на нет из-за магических ограничений, а чувствовать себя как "простой смертный" он терпеть не мог (при том, что так хорошо воспетые когда-то Кадзэ-но ками "маленькие человеческие слабости" имели для него ничуть не меньшую притягательность). Сейчас мне показалось, что сияющий ками опять начал какую-ту свою непонятную игру, и я невольно насторожилась. Непроходящая паранойя была далеко не самым тяжёлым последствием сердечных объятий живущей в нём Бездны.
— Да, Саку-чан, — протянул он слегка обиженно, то ли на меня, то ли на вероломную фасолину, всё ещё не желавшую вылавливаться, — я приехал для того, чтобы сообщить тебе новость, поговорить о твоих проблемах и скрасить твоё одиночество, в конце концов. По-твоему, это не достаточный повод?
— Для тебя — не достаточный, ками, — ответила я без обиняков, проворно подцепляя своими палочками чёртову фасолину из его миски, пока ещё не весь соус оказался на столе.
Мидзу-но ками расплылся в благодарной улыбке и потянулся губами за докучливым "трофеем". За ним вообще водилась эта трогательная детская привычка ждать, чтобы его накормили, и при этом ему было совершенно всё равно, чьи руки будут подносить еду, хотя, конечно, женские руки тэнши были предпочтительнее, чем, скажем, не особенно церемонящиеся руки Старшего Первосвященника. Ещё со времён своего ученичества я хорошо знала, что простым кормлением подобные игры с Мидзу-но ками заканчивались редко, но блестящие чёрные глаза горели слишком призывно, и кончик языка бессознательно скользил по верхней губе слишком нетерпеливо, чтобы отказывать ему в удовольствии. Заполучив в рот долгожданную фасоленку с моих палочек, ками облизнулся, и его улыбка почему-то вдруг стала неожиданно робкой, чуть ли не виноватой. В ответ полустёртые временем воспоминания больно хлестнули меня, как развернувшаяся пружина. Судорожно выдохнув, я придвинулась ближе и начала не торопясь кормить сияющее божество. Чувства смешались, а мысли разом улетучились; словно зачарованная, я неотрывно следила за его открывающимся ртом, за плавно скользящими по кончикам палочек губами, за степенными движениями челюсти, когда он жевал, и всё это время тихая и робкая улыбка не сходила с лица Мидзу-но ками, преимущественно с левой его половины — он всегда улыбался левой стороной, когда немного смущался, — а я сидела напротив в каком-то благоговейном трепете перед этой улыбкой, потрясённая, отрешённая и абсолютно счастливая, чего со мной не бывало уже... да, очень давно. Но вот ками осторожно снял губами с палочек последний кусочек и потянулся за салфеткой, и я снова судорожно выдохнула и даже слегка потрясла головой, прогоняя наваждение. И тут же заметила, что его левая рука уже давно лежит у меня на колене. Нет, вот это-то уж совсем в мои планы не входило!
— Тебе хоть вкусно было? — спросила я хрипло, чтобы скрыть смятение, вскочила, как ошпаренная, и стремительно ринулась к мойке, успев краем глаза заметить пару рыжих любопытных ушей, выглядывающую из-за холодильника, за которым они до сих пор прятались от любвеобильности сияющего божества.
— Определённо, было лучше, чем я ожидал. Всё-таки, смотрю, наш Коо-чан совсем тут неплохо устроился... Я даже начинаю завидовать, — весело промурлыкал Мидзу-но ками; к нему вновь вернулось прежнее игривое настроение. — А, Момо-чан! — вдруг воскликнул он, ныряя под стол и выуживая оттуда рыжее тельце. Я швырнула намыленную губку в мойку, приготовившись было вновь отбивать хвостатую и лечить причинённый её когтями урон, но к удивлению увидела, что Момотаро и не думает сопротивляться, покорно повиснув между небом и землёй, крепко сжатая красивыми и ласковыми руками Мидзу-но ками. Тихонько хмыкнув про себя, я вернулась к недомытой посуде, прислушиваясь к нежному воркованию ками у себя за спиной.
Когда я поставила на стой чашки, Момотаро уже лежала, свернувшись, у него на коленях, и тарахтела, как трактор, на всю кухню, жмурясь от удовольствия и подставляя для почёсывания то одно то другое ушко под его искусные в этом деле длинные пальцы.
— Я всё-таки хочу, чтобы ты мне рассказал, что случилось, ками, — вернулась я прерванному разговору. — Ты не приехал бы сюда только ради того, чтобы провести со мной вечер, мне слишком хорошо известно, насколько тебе не по душе здешний Токио... Значит, должно было произойти что-то достаточно серьёзное, чтобы... — я внезапно замолчала, начиная чувствовать нарастающее с каждой минутой беспокойство.
— Ещё раз повторяю тебе, недоверчивая моя девочка, что ничего особенного не случилось, — проговорил спокойно ками, продолжая почёсывать за ушком Момо и придвигая свободной рукой к себе чашку. Ну да, здешний Токио я в самом деле не очень люблю, поэтому всё откладывал поездку, хотя кому, как не мне, призвавшему тебя, следовало быть рядом, когда моей девочке плохо... На том уровне развития души, на котором ты пребываешь сейчас, бесполезно было бы напоминать, что все твои страдания — всего лишь следствие ненужных привязанностей. Понимать ты это понимаешь, но прочувствовать, маленькая моя, до сих пор не можешь... Впрочем, оно тебе сейчас и ни к чему.
Тон его становился всё серьёзнее, глаза смотрели пристально и губы больше не улыбались.
— Я приехал наставить тебя на путь истинный, тэнши, и не уйду, пока не увижу, что ты исцелилась, — продолжал он без тени улыбки, и голос его теперь уже звенел такой непривычной решительной твёрдостью, почти суровостью, что даже Момотаро беспокойно прижала ушки и перестала мурчать. — Терпение, переживания, боль, муки, слёзы — это всё не имеет отношения к истинной любви. В твоём сердце, девочка моя, должна жить только безграничная радость... Я знаю, что вам, маленьким, достичь этой радости очень непросто, поэтому и учу вас, учу вас всех, как быть счастливыми, но ты всегда казалась мне одарённее многих, потому что умела отдавать и отдаваться, испытывая наслаждение от собственных чувств, а не от того, чем тебе платят взамен. Когда я заметил, что ты, вопреки моим наставлениям, начинаешь привязываться, я чуть отдалился от тебя на время, чтобы не усугублять... Кто же мог знать, что в образовавшийся просвет тут же бесцеремонно вклинится Фуу-кун со своей прагматичностью и неуёмным желанием забирать, забирать всё и сразу, пока есть ещё, что можно забрать... Помнишь, я ведь предупреждал тебя об этом? Я говорил, что Кадзэ-но ками высушит тебя до основания — не по злому умыслу, и не из-за эгоизма, а потому что по-другому он не умеет? А ты — нежная девочка, "водная" девочка — не приспособлена к тому, чтобы жить на суше... ветер убивает тебя, солнце обжигает, но ты всё равно упрямо лезла навстречу своей боли, и я отпустил тебя... потому что в своей безрассудной упёртости ты настолько сильно полюбила, что перестала чувствовать боль. Ты просто следовала своей природе, наслаждаясь возможностью переживать яркие эмоции, вычерпывая себя, а Кадзэ-но ками... да, видимо ему очень нужно было то, что шло от тебя... и в том объёме, в каком оно шло. Он не из тех, кого удовлетворит маленький ручеёк, когда ему хочется пить — это непременно должен быть океан. "Для полётов мне нужно ВСЁ небо" — помнишь, когда-то он так сказал? И когда он нашёл в тебе океан...
— ... Он вряд ли понимал, что ищет океан не для того, чтобы напиться, а потому что он сам готов стать океаном для любого, кому это будет нужно, — закончила я, спрятав в ладонях сухое горящее лицо, чтобы спастись от обжигающе-сияющего взгляда напряжённых чёрных глаз.
— Я не это хотел сказать тебе, девочка...
— Да я всё знаю, ками... Я много думала. Наверное больше, чем когда-либо за всю свою жизнь. Океан — это он, небо — это он, вся Вселенная — тоже он. У меня нет права претендовать на его внимание, ни малейшего. Будучи Вселенной, он ищет такую же Выселенную, чтобы излиться в неё и достичь той самой бесконечной радости, о которой ты говорил, но не находит, никак не находит, поэтому у него в глазах всегда эта холодная чернота и горечь... Да, он нашёл во мне океан, но океан так ничтожно мал в масштабах целой Вселенной... всего лишь океан... Мне не согреть его глаза. Сколько бы я не отдавала себя, ему этого никогда не хватит, ками!
— Ты — Вселенная, девочка, — едва слышно проговорил Мидзу-но ками, и я почувствовала, как его руки легко легли мне на голову. — Каждый человек — Вселенная. Боги знают об этом. Пока ты чувствуешь себя только океаном, но, согласись, океан это уже гораздо больше, чем море, значительно больше, чем озеро, что уж говорить про лужи и капли...
— Слабое утешение, ками, быть океаном, когда ты никому не нужна, — пробормотала я с горечью, судорожно вцепившись в его руки и поднося их к губам.
Я по-прежнему не смотрела на Мидзу-но ками, но почувствовала, что он улыбается.
— Что бы ты ответила мне сейчас, если бы я попросил тебя вернуться? — спросил он ласково.
— Отказалась бы, — ответила я честно.
— А если бы сказал, что люблю тебя?
— Ответила бы, что я тоже тебя люблю, как любила всегда, но в твоих глазах Бездна... а горечи — нет...
— Вот поэтому я и не говорю тебе всего этого... пока... — проговорил он, встал из-за стола, и, подойдя сзади, склонился и обнял меня, утопив в своих длинных шелковистых волосах...
— Ну и как это понимать? — удивлённо вскинул брови Мидзу-но ками, выходя голышом из ванной, и застав меня за расстиланием постели на диване.
— А ты разве не останешься на ночь? — спросила я не менее удивлённо, на всякий случай глянув на настенные часы. Было поздно, а он не за рулём...
— Я-то останусь. Но мне до сих пор не понятно, чем ты занимаешься?
— Эээ... хочешь спать без постели? — неуверенно поинтересовалась я, несколько растерявшись.
— То есть ты хочешь сказать, что я... должен спать здесь? — по его голосу я не поняла, то ли он сейчас расплачется, то ли рассмеётся.
— Ну если тебе тут не нравится, спи в спальне. Тогда я лягу здесь, это, в общем-то, не проблема.
— Тэ-энши-и... — застонал он, закрывая руками лицо.
— Просто Хикари-но ками всегда спит здесь, вот я и подумала... — начала было оправдываться я.
— Что?! — закричал Мидзу-но ками, резко убирая ладони от лица. — Ты хочешь сказать, что бедненький Коо-чан спит на диване?! Ха-ха-ха, вот это да! О, ну за что ты так с ним, Саку-чан, это же гадко!
— Почему это сразу я? — от возмущения я тоже начала говорить громче обычного. — Он сам сказал, что ему так удобнее, вот и всё! Да, кровать в спальне шире, но здесь теплее, потому что нет окна, и вообще... хороший же диван, что в этом гадкого?
— Так Коо-чан сам вызвался спать на диване? САМ?!
Мидзу-но ками согнулся пополам от хохота и долго тряс мокрыми волосами. Я стояла и в недоумении вертела в руках подушку, так и не решаясь надеть на неё чистую наволочку.
— О-ох, — простонал наконец ками, распрямляясь и вытирая выступившие от смеха слёзы. — Девочка моя, я, видишь ли, не настолько щепетилен, как наш доблестный Хикари-но ками... Я специально приехал наставить тебя на путь истинный... поверь, наставлять на этом диване крайне неудобно — я как-то проверял и больше не хочу. Поэтому бери уже эту подушечку и пойдём скорее в спальню, я замёрз!
— Но... — начала было я, но все возражения застряли в горле, не желая никак произноситься.
— Хватит жить воспоминаниями, девочка! "Его прикосновения", "его поцелуи" — ты не сможешь сохранить память о них навечно, а я не смогу стереть их с тебя, как бы ни старался... Даже я... — проговорил он еле заметно дрогнувшим голосом, развернулся и пошёл в спальню.
— А, Момо-чан уже ждёт меня! Какая умница!.. Какая красавица!.. Иди скорее ко мне, пушистик, я тебя обниму, моя детка!.. — услышала я его радостное воркование.
Долго ещё просидела я в гостиной, обнимая подушку и слушая, как Мидзу-но ками беседует с Момотаро. Я не торопилась, хотя знала, что всё равно приду к нему, и это будет тяжело... Тяжелее, чем видеться каждый день с Повелителем Ветров, тяжелее, чем осознавать, что невозможность быть вместе навсегда развела меня с Хикари-но ками... Сегодня ночью я приду в объятия Мидзу-но ками и получу прощение за своё отречение, которого так давно жду. Он прав: мне не сохранить прикосновения Кадзэ-но ками, как бы я ни берегла своё тело от чужих прикосновений, как бы ни старалась тщательно оберегать память о них...
***
...Когда спустя несколько дней вернулся Хикари-но ками, он посмотрел на меня как-то странно, но ничего не спросил. За весь вечер мы не сказали друг другу ни слова, сверх необходимых. (Здравствуй. — Здравствуй. Как съездил? — Нормально. У тебя тут всё хорошо? — Как видишь... Голодный? Поешь? — Да. Но сначала хочу вымыться. — Иди. Я пока разогрею...). Потом мы долго сидели в гостиной на злополучном диване, как всегда укрыв ноги одним пледом, и молча слушали "Битлз". Соскучившаяся Момотаро дремала, свернувшись у него на коленях, я шила очередной мешочек, развернув настольную лампу на журнальном столике так, чтобы свет не бил ками в глаза... Осень перевалила за середину, приближался праздник в честь Кадзэ-но ками, а я почему-то всё время думала о Куруми. Мне хотелось плакать. Но больше всего хотелось умереть.
читать дальшеЕжедневные хлопоты по хозяйству, шитьё мешочков и прописи занимали у меня довольно-таки большую часть времени, остальное уходило на интенсивные размышления и детальную внутреннюю работу. В предложение Хикари-но ками поискать для себя Третий Путь я вцепилась мёртвой хваткой, сознательно пропустив мимо ушей замечание о том, что он не вполне уверен в правильности такого шага. Вот только нащупать это тонюсенькое, бритвенно-острое состояние идеального равновесия было совсем не так просто... Раз за разом я мысленно разбивала свои отношения с Кадзэ-но ками на множество отдельных эпизодов, тасовала их в произвольном порядке, и пыталась собрать снова в некую цельную картину, отыскивая недостающие фрагменты, без которых эта целостность казалась неполной, чтобы попытаться хотя бы приблизительно восстановить их при помощи логики или интуиции — смотря что больше подошло бы в конкретной ситуации. Так я пыталась приблизиться к ясному пониманию ситуации, в которой оказалась, а значит, и к преодолению её, но однако же каждый раз терпела фиаско и начинала всё сначала, потому что недостающих "пазлов" оказывалось слишком много. Мне было важно выяснить причину, по которой Кадзэ-но ками настолько внезапно решил прекратить наши отношения, но спросить его об этом напрямую не представлялось возможным, поэтому оставалось только бесчисленное количество раз просеивать и просеивать через мелкое сито анализа собственные воспоминания, чтобы где-нибудь вдруг, случайно, наткнуться на какую-то ничтожную детальку, крохотную зацепочку, которая могла бы стать ключом к разгадке. Несколько раз я пыталась незаметно подключить к моим умственным исканиям зачастившего в последнее время с визитами Хикари-но ками, заводя издалека малозначимые разговоры, постепенно сводя их к темам, в информации по которым нуждалась острее всего, но он очень умело уходил от прямых ответов, оставляя меня в итоге ни с чем. Застать же его врасплох было и вовсе нереально. Что ж — решила я однажды, — в конце концов поиск истины — важнейший этап в обретении равновесия, и тут ками совершенно прав в том, что не хочет мне помогать. Свой Путь нужно всегда искать самостоятельно. И я продолжала с маниакальной настойчивостью препарировать собственные воспоминания и чувства, чтобы в конечном итоге когда-нибудь суметь собрать из имеющейся у меня половины некое подобие целого.
Однако же несправедливо утверждать, будто Хикари-но ками совсем никак не помогал в моих изысканиях, но в тот момент его участие проходило мимо моего сознания, усиленно переваривающего в сотый раз одни и те же воспоминания и чувства. Я просто не замечала, что всё это время он терпеливо идёт рядом, не указывая мне направление ни словом, ни жестом, но уже одним своим присутствием давая понять, что выбранная дорога верна. Как ребёнок, который боится заблудиться, я невольно держалась поблизости от более старшего и опытного, не задумываясь над тем, что он, хотя и не объясняет дорогу, но всё равно ведёт меня туда, куда нужно.
С самого начала нашего знакомства здесь, в мире сновидений, Хикари-но ками, бывший тогда ещё тэнши высшей ступени, всегда и, на мой взгляд, частенько совсем незаслуженно, открыто поддерживал меня. Сперва я решила, что он делает это из уважения к Мидзу-но ками, чуть погодя подумала, что для наставника вполне логично заботиться о своей подопечной, а ещё спустя некоторое время, когда мы неожиданно обрели друг друга в совместном молчании и между нами установились достаточно неоднозначные дистанционно-партнёрские отношения без каких-либо гарантий и перспектив, поддержка ками уже казалась некой само собой разумеющейся дружеской любезностью, и в глубине души я всегда знала, что независимо от того, сближаемся мы или расходимся, независимо от изменяющегося личного статуса в этом мире, у меня было никем не определённое, но всё-таки право рассчитывать на эту любезность.
Я уже не раз упоминала о том, что одно только молчаливое присутствие наставника рядом каким-то непостижимым образом снимало с души добрую половину скребущих там кошек, и если даже в какие-то особенно счастливые дни все кошки разом брали выходной, поселявшееся во мне умиротворение становилось ещё обширнее и глубже, если мы оказывались наедине с Хикари-но ками. Правду сказать, после моего отречения случалось это крайне редко, потому как Кадзэ-но ками не очень-то любил, чтобы я оставалась без дополнительного присмотра даже с теми, кому сам он безоговорочно доверял... И хотя вместе с изменившимися обстоятельствами в наших отношениях с теперь уже бывшим наставником всегда существовавшая дистанция значительно увеличилась, я продолжала в полной мере ощущать исходившую от него готовность поддержать меня в любой момент так, как если бы были связаны каким-то очень серьёзным обещанием.
Причина существования этого чувства стала очевидна после того, как мне в руки попала та злосчастная манга о влюблённой куртизанке и верном самурае. Хикари-но ками не очень был расположен тогда что-то мне объяснять, но кое-что всё-таки я от него услышала, а кое до чего впоследствии дошла сама. Во всяком случае теперь я понимала причину его такого почти детского смущения при нашей первой встрече — ведь он отлично знал, кто я, и, должно быть, прикладывал неимоверные усилия, чтобы научиться воспринимать меня по-новому, в нынешнем моём воплощении. Пусть тот, кто был когда-то самураем по прозвищу Ину, и не сохранил прежних чувств к той, которую когда-то называли госпожой Ханой, воспоминания об этих чувствах жили в его душе, и от этого Хикари-но тэнши было никуда не деться, в то время как я благополучно обо всём забыла, и когда мы наконец встретились после стольких лет разлуки, моё сердце даже не дрогнуло в едва уловимом предчувствии. Да, должно быть очень нелегко ему было привыкнуть к произошедшим во мне изменениям. От той прежней госпожи Ханы остался разве лишь остов, и он был так глубоко скрыт в наслоениях нового рождения, что сходу докопаться до него вряд ли было под силу даже тэнши самой высшей ступени. Наверняка от этого он испытал определённого рода шок, хотя, по его же собственным словам, узнал обо всём заранее от сияющего ками и готовился к встрече...
По той же самой причине он так настойчиво отказывался от участия в ритуальном возрождении мира со мной — пусть бы это был кто угодно, но не женщина, имевшая с ним общее прошлое, даром что ничего об этом не помнящая. Конечно, нынешняя я уже никоим образом не была ему незнакомой и чужой, но всё-таки и не настолько родной, чтобы мой наставник захотел по собственной воле перевести наши сложившиеся доброжелательно-дружеские отношения в иную плоскость. Но Мидзу-но ками зачем-то настоял именно на таком развитии событий. Безусловно, он вёл какую-то свою игру, резон которой мне так и не удалось понять. Интересно, а понимал ли это тогда Хикари-но тэнши? И добился ли всё-таки Мидзу-но ками того, чего хотел?.. Не скажу, что после ритуала мы с Хикари-но тэнши стали как-то особенно ближе... за исключением того, может быть, что теперь наше молчаливое дистанционное партнёрство украшалось изредка такой же дистанционной, неромантичной, но достаточно нежной близостью. Впрочем, и её-то было совсем немного, а после его посвящения так и вовсе не стало. Тем не менее, воспоминания о тех кратких мгновениях, что мы провели тогда вместе с наставником-тэнши, были мне необычайно дороги, в них скрывалось какое-то трепетное наивное чувство — не любовь, нет, даже близко ничего похожего, — скорее, это напоминало зарождение всё того же чувства сопричастности друг другу и какого-то почти братского единения. Как бы то ни было, эти воспоминания я бережно хранила, заперев глубоко в душе, как в шкатулке, без намерений когда-либо вынимать их оттуда, даже для того, чтобы наедине с собой переживать заново.
Вполне естественно, что после того, как Хикари-но тэнши стал ками, наши отношения закономерным образом изменились, но и несмотря на это, ощущение тёплой сопричастности друг другу так и не исчезло. И во время поединка с Мидзу-но ками в день моего отречения, и потом, когда звёздный свет и чёрный танто подарили мне освобождение от Бездны сияющего божества, и тогда, когда я постигала законы равновесия по жестокой методике Кадзэ-но ками, катаясь по траве и скуля от боли в раненых ногах, — каждый раз я чувствовала, что надёжное крепкое плечо Хикари-но ками совсем рядом, и он не задумываясь подставит его, случись в том необходимость. Но почему-то, осознавая в полной мере, насколько здорово было иметь такую мощную поддержку, я никогда не задумывалась о том, получилось бы у меня пройти через всё, не будь этой стопроцентной уверенности в близости его плеча. Быть может, я не осмелилась бы, хотя... Сейчас, когда прошло достаточно времени, уже не так легко представить себе, как бы я поступила тогда.
Однажды, по-моему даже ещё до ритуала возрождения мира, в каком-то разговоре наставник впервые упомянул о существующей между нами невозможности быть когда-либо вместе. Со временем я поняла, что он имел в виду, и согласилась, что в нашем случае это несомненное благо. У каждого были свои задачи, свои уроки и произнесённые клятвы, слишком многое не давало нам даже предпринять попытку к сближению, поэтому сохранение дистанции в отношениях, в общем-то, было единственным, что нам оставалось. И такое положение вещей, казалось, совершенно не тяготило обоих. Прикрывшись невозможностью, как щитом, мы спокойно сближались и расходились, влюблялись в других, непринуждённо общались при встречах, не чувствуя ни робкой неловкости, ни смущённого напряжения...
Но в тот день, когда мне в руки попала история о госпоже Хане и верном самурае Ину, вместе с утерянными в круге рождений воспоминаниями появилось какое-то смутное и не слишком хорошее чувство не только невозможности обрести друг друга в настоящем, но и тщетности каких-либо отношений вообще. Что толку теперь мне в его плечах, а ему — в моём участии, если он не сдержал клятву, и всё, что могло бы случиться, так и закончилось, даже не успев начаться? В тот вечер, когда всё открылось, мы оба были слишком взволнованы и ошеломлены, чтобы хоть как-то во взаимном обсуждении разобраться с тем, как теперь нам обоим быть дальше. По большому счёту ничего и не менялось: Кадзэ-но ками держал меня крепко, я даже краешком сознания не могла допустить мысль о том, чтобы попробовать поискать в своём сердце отголоски утраченной привязанности госпожи Ханы, Хикари-но ками тоже дал мне чётко понять, что любовь самурая Ину осталась там, в далёком прошлом, и нынешние мы уже не те, и ничего само по себе не вернётся.
С тех пор, как знание о несдержанной клятве породило ощущение тщетности, мы незаметно начали отдаляться друг от друга, и по всей видимости настолько успешно, что когда крепкое плечо божества звёздного света выплыло навстречу из мрака, в который я погрузилась после расставания с Кадзэ-но ками, это и удивило и смутило меня, как будто участие в моей судьбе проявил не близкий друг и бывший наставник, а совершенно посторонний человек. Поэтому, переехав в токийскую "Берлогу отшельника", я первое дни заново привыкала чувствовать былую тёплую сопричастность с ним, и наконец вдруг начала постепенно открывать для себя совершенно другого Хикари-но ками, более живого, менее отстранённого и молчаливого. Но всё это происходило подспудно, почти не затрагивая сознание. В мыслях, в сердце, в душе тогда у меня безраздельно господствовали только ранящие воспоминания о счастливом лете, а в снах я беспрестанно грезила о ледяном Космосе на дне любимых чёрных глаз, который, вероятнее всего, так никогда больше и не оттает под моими губами...
***
— Пошли что ли в кино сходим? Сколько можно дома сидеть? — спросил как-то утром Хикари-но ками, лениво перелистывая журнал за кухонным столом, пока я мыла посуду.
Я молниеносно поймала выскользнувшую из рук намыленную чашку, аккуратно поставила её в мойку и повернулась к нему:
— С чего бы это вдруг? Мне всегда казалось, что ты не любитель подобных развлечений.
— И правильно казалось. Просто сегодня мне захотелось сходить в кино. С тобой.
— Знаешь, я сейчас, наверное, не самая подходящая компания... — начала я нерешительно, возвращаясь к недомытой чашке, но ками не дослушал.
— Если бы я искал подходящую компанию, то позвонил бы... ммм... ну вот хотя бы своим племянницам. Они прекрасно разбираются в современных фильмах и отлично знают, в какое кафе лучше всего отвести престарелого дядюшку после кино, чтобы раскрутить его на парочку больших, — да нет же, просто огромных! — шоколадных десертов... По два — каждой.
— Ну вот, — подхватила я, расставляя чистые чашки на сушилке, — а я совсем не разбираюсь в современных фильмах, не знаю ни одного мало-мальски приличного кафе, кроме разве что того, с особенным чаем, где мы были в прошлом году с Младшим Первосвященником, да и то сейчас вряд ли его найду, и от огромного шоколадного десерта откажусь заранее, как впрочем и от не шоколадного тоже. Говорю же, что плохая из меня получится спутница...
— А я, между прочим, собирался сводить тебя в один маленький зал тут неподалёку, где сейчас идёт ретроспектива послевоенных фильмов. Ты же ничего не имеешь против чёрно-белой классики? И вместо кафе предложил бы прогуляться вдоль Сумиды, пока ещё позволяет погода.
— А вместо десерта? — спросила я, невольно улыбаясь, развязывая фартук.
— Ну-у... — потянул он с деланно-задумчивым лицом. — Ну, например... например... приготовлю сегодня ужин сам?
— О, вот это воистину потрясающе! Против такого довода и возразить нечего, — рассмеялась я в ответ. — Конечно, раз так — я целиком в твоём распоряжении, веди меня куда хочешь. Вот если бы ты ещё и посуду после ужина помыл, я бы тогда вообще согласилась на всё что угодно.
— Когда-нибудь я обязательно припомню тебе эти слова, Саку-чан, — довольно улыбнулся ками, вставая из-за стола и потягиваясь. — Давненько я уже не ходил с девушками на дневные сеансы. Надо бы вспомнить, как это делается...
И уж не знаю почему, но его слова, тон и движения в тот момент так живо напомнили Кадзэ-но ками, что моё весёлое настроение вмиг улетучилось без следа.
— Что такое? — тихо спросил ками без прежней весёлости, мгновенно ощутив перемену.
— Прости, — пробормотала я, отворачиваясь. — Вероятно, мне ещё рано так развлекаться. Просто... — только не смейся, ладно? — это всё очень напоминает... свидание... и от этой мысли мне вдруг стало как-то не по себе. Тебе всё же лучше позвать сегодня кого-нибудь другого...
Хикари-но ками подошёл ближе и положил пятерню сверху мне на голову, слегка поворачивая её и заставляя посмотреть ему в глаза.
— И совсем это не похоже на свидание, что за глупости! — произнёс он серьёзно и твёрдо, не позволяя мне снова отвернуться или опустить лицо. — Братья между прочим сказали, что четвертуют меня по очереди, если я не приподниму свою ленивую зад... в общем, если я не начну уже развлекать... хм... "малышку". И вообще, они уверены, что это только из-за моей нерадивости ты до сих пор хандришь, поскольку я, тиран и деспот, держу тебя взаперти в четырёх стенах на рисе и воде, истязая непомерным домашним трудом и неусыпными заботами о Момо, и вместо того, чтобы помочь тебе перестать копаться в прошлом, создаю такие условия, в которых и в принципе-то жить больше не захочется, не то что успокоиться и вернуться к нормальному счастливому состоянию.
— Шутишь? — спросила я, силясь улыбнуться.
— Немного, — сощурился ками, и потрепал меня по волосам. — Чуть-чуть сгустил краски, но в целом всё так и было, ты же отлично знаешь их обоих... Наши Первосвященники считают, что тебе пора уже завязывать с переживаниями и возвращаться в храм. Но если ты уедешь, кто будет мыть посуду и заботиться о Момотаро? Я пообещал развлекать тебя всеми возможными способами, и они согласились, чтобы ты пожила здесь ещё некоторое время. Если ты сама этого хочешь, конечно...
— Хочу! — ответила я быстро, выскальзывая из-под его руки. — Очень хочу, ками!
И помолчав немного, спросила:
— Так мы идём в кино?
— Идём. Только уже в другой кинозал, на шикарный кровавый гангстерский боевик, с погонями, перестрелками и мордобоем, чтобы тебе меньше казалось, что это похоже на свидание, — усмехнулся он.
— Да какое уж тут свидание! На гангстерские боевики меня даже Кадзэ-но ками никогда не водил, я же их терпеть не могу, — проворчала я тихонько себе под нос, так, чтобы ками не услышал, и ушла в спальню переодеваться...
То ли он всё-таки услышал, то ли почувствовал, а может быть, мне просто плохо удалось скрыть свою кислую мину, но вместо гангстерского боевика мы всё-таки пошли смотреть "Позднюю весну" Одзу Ясудзиро. Кинозал был совсем крошечный — человек на двадцать-тридцать зрителей, и вместо привычных кресел тут располагались на мягких диванчиках, наподобие тех, что обычно стоят в приёмных элитных клиник. Свободных мест ещё оставалось много, мы выбрали крайний диванчик у противоположной от входа стены и уселись там, ожидая начала сеанса в привычном обоюдном молчании...
До сегодняшнего дня я никогда не видела этот фильм, хотя и была хорошо знакома с большинством работ Одзу-сенсея, поэтому лёгкое возбуждение от предвкушения встречи с чем-то пока неизведанным очень быстро выветрило остатки плохого настроения. Мой извечный бес любопытства, приморенный было сердечными переживаниями, воспрянул духом, почуяв "кормёжку" в виде новой информации и непременно потянущихся за ней новых впечатлений. Но когда погас свет, и экран запестрел иероглифами начальных титров, до меня вдруг дошло: а ведь субтитров с переводом тут не будет!
— Ками, — встревоженно зашептала я, наклонившись к самому его уху, — мой японский всё ещё безнадёжно плох, вдруг я чего-нибудь не пойму?
— Не волнуйся, поймёшь, — сверкнул он в полумраке зубами, даже не пытаясь погасить широкую улыбку. — Это же Одзу, тут слова вообще не важны. Но если хочешь, я переведу, когда будет непонятно.
— Хочу-хочу, разумеется! — мой любопытный бесёнок аж задрыгал лапками от счастья.
— Только не дыши мне в ухо, Саку-чан, — щекотно!
— Ладно-ладно, постараюсь...
И в самом деле, как и предрекал Хикари-но ками, я поняла почти всё. И, наверное, дело даже не в том, что слова были не важны — всё-таки несколько раз мне пришлось потеребить его за рукав, во время длинных диалогов, когда напряжённый мозг переставал улавливать смысл, — просто эти слова были настолько естественны и обыденны, что даже моего убогого японского хватило для их восприятия.
Выйдя из кинозала, мы прошли пешком несколько кварталов и свернули к реке. Вечерело, и совершенно не по-октябрьски горячие солнечные лучи становились, казалось, всё гуще и горячее. Мы шли молча вдоль искрящейся Сумидагавы. Я была слишком поглощена впечатлениями от фильма, и, как это часто бывало в подобных случаях, когда чувства зашкаливали, впала в полумедитативное оцепенение, в котором с трудом отдавала себе отчёт даже в том, где нахожусь. Хикари-но ками же, судя по всему, просто молчал по своему обыкновению, и шёл чуть впереди меня, засунув руки в карманы расстёгнутой куртки. Я вдруг заметила по его ссутуленной спине и опущенным плечам, что он выглядит очень усталым, как будто мы возвращались не из кино, а из какой-нибудь каменоломни, после полноценной рабочей смены... Поражённая внезапной догадкой, я остановилась.
— Как давно ты можешь создавать такие первоклассные иллюзии? — спросила я чуть севшим голосом, взволнованная только что сделанным открытием.
Ками тоже остановился и повернулся ко мне, щурясь от солнца.
— Да видимо всё-таки не настолько первоклассные, раз ты так быстро раскусила их, — усмехнулся он не без досады. — Где же я прокололся?
— В выборе фильма, я думаю, — ответила я с извиняющейся улыбкой. — Слишком очевиден подтекст: ты хотел показать мне, что любые расставания закономерны и их надо принимать без горечи, ведь так?
— Может быть... А может, и нет... — добавил он тихо, уже было собравшись снова развернуться и продолжить прогулку.
— Только я не могу без горечи... пока не пойму, в чём была закономерность...
Хикари-но ками вздохнул, приблизился, вытащил из кармана руку и обнял меня за плечи.
— И ты до сих пор думаешь, что поиск закономерностей — это твой Третий Путь? — спросил он тихо, наклонив голову и прижавшись лбом к моим волосам.
Его слова прозвучали как-то слишком печально здесь, у радостно сверкающей бриллиантовым блеском Сумидагавы, посреди залитого густым осенним солнцем тёплого вечера, и от этого мне сделалось не по себе.
— Я чувствую, что где-то очень серьёзно ошиблась... или ошибаюсь до сих пор, ками. Даже если мой Третий Путь и не в этом, я хочу понять.
— Для поиска Третьего Пути есть очень простая формула, Саку-чан. Обходи левое справа, а правое — слева, потому что иначе, устремляясь каждое к своему полюсу, они могут тебя покалечить. Но при этом не забывай про взаимное притяжение противоположностей, которое неминуемо раздавит тебя, если окажешься посередине. Принцип равновесия здесь бесполезен, не применяй его.
— Ничего себе простая формула! — выпалила я, моментально набросав в голове примерную схемку. — Так покалечит, и сяк раздавит, уравновесить невозможно... Остаётся только... перелететь?
— Расшибёшься.
— Ммм... перепрыгнуть?
— Нереально.
— Ну, не знаю... Стремительно пробежать? Уклониться? Лавировать?
Ками не выдержал и расхохотался:
— У тебя в корне неверное представление о Третьем Пути, тэнши!
— А ты не смейся, пожалуйста! — возмутилась я. — Откуда же мне это знать, если я — "возлюбленное дитя" Мидзу-но ками, и воспринимаю вибрации Космоса только пропустив их через себя? Исходя из этого, Третий Путь я смогу найти не раньше, чем познаю его на себе, а значит, только после того, как меня покалечит и слева и справа, а потом расплющит посередине при попытке всё уравновесить. Но Кадзэ-но ками приучил меня не соваться очертя голову в то, что мне не до конца понятно, поэтому-то я и стремлюсь отыскать причины и закономерности... Понимаешь?
— Понимаю.
— А если понимаешь... — я прервалась и облизала пересохшие губы, — почему не поможешь?
На самом деле у меня самой перехватило дыхание от собственной наглости. Хикари-но ками же продолжал стоять, устало прижимаясь ко мне лбом, и даже бровью не повёл.
— Я зря сбил тебя тогда с толку разговорами про Третий Путь, тэнши, и теперь очень об этом жалею. Выброси-ка всё из головы и пошли домой.
И я поняла, что ничего сверх этого он мне сегодня опять не скажет.
— Трудно делать такие масштабные иллюзии, а, ками?
— Ну... у меня пока ещё не слишком хорошо получается, но, например, Мидзу-но ками может создать подобное играючи. И даже для Кадзэ-но ками это раз плюнуть.
Я внезапно вспомнила старое кладбище, превращённое в больницу для маленькой Куруми, и вынуждена была признать, что небольшой кинозал — это действительно пустяки даже для моего бывшего ками, не отличающегося большими талантами в этой области.
— Ха, ну зато ты лучше всех разбираешься в сложностях Третьего Пути, — с грустной иронией проворчала я.
— Да, Саку-чан, каждому своё, — серьёзно ответил Хикари-но ками, отстраняясь и беря меня за руку. — Через пару десятков лет, при условии, что не будешь филонить всё это время, ты сможешь с лёгкостью создавать такие кинозалы, "возлюбленное дитя" Мидзу-но ками... Всё, пошли домой! Момотаро наверняка уже давно соскучилась и проголодалась.
И он зашагал вперёд, отпустив мою руку. Но я не двинулась с места.
— А мне кажется, мы ещё не договорили, — бросила я вслед его удаляющейся спине.
— Хорошо, — вздохнул ками, возвращаясь. — Давай договорим. Мне захотелось сегодня в кино. С тобой. На хороший старый фильм. Мне не нравятся кинотеатры, где много людей, которые жуют попкорн с шоколадками и хлюпают колой, поэтому я создал такой, в котором и мне было бы комфортно, но при этом и ты не скучала. Я понимаю, что проще всего, конечно, было взять диск в прокате и посмотреть фильм дома, однако я обещал братьям, что ты будешь гулять и развлекаться. Вот и всё. Может быть, я слишком перестарался, выбирая фильм, и это показалось тебе навязчивым... морализаторством с моей стороны. Если так, то я прошу прощения. Честно признаться, и в мыслях не было... Я только хотел развлечь... и отвлечь тебя хоть немножко.
— Мне очень понравился твой кинозал, ками, — и говоря это, я ничуть не кривила душой. — И фильм тоже. Одзу-сан великолепен, было очень приятно смотреть его вместе с тобой. И я так надеялась, что ты выбрал его не случайно, и там кроется какая-то подсказка для меня...
— Случайности не случайны, — пробормотал Хикари-но ками как бы про себя любимую фразу Мидзу-но ками, ковыряя носком обуви трещину в асфальте.
— Нет, правда, я очень благодарна тебе за сегодняшний день, — продолжала я как ни в чём не бывало, сделав вид, что не расслышала. — Может быть, ты разрешишь мне в качестве благодарности заняться сегодня ужином? Помнится, ты с утра планировал готовить сам, но, может, всё-таки позволишь мне?..
Наверняка лёгкая ирония моих слов не ускользнула от уха Хикари-но ками, но он очень ловко притворился, что не слышит её.
— Конечно, разве я могу тебе в чём-то отказать, Саку-чан? Если ты так просишь...
— Вот и чудненько, ками! Я теперь не буду чувствовать себя неблагодарной скотиной. Прямо гора с плеч!
***
Спустя примерно неделю позвонила очередная барышня. Они звонили время от времени на домашний номер Хикари-но ками, выслушивали моё сдержанное "Извините, сейчас его нет в городе", после чего, словно заранее сговорившись, задавали один и тот же вопрос: "Прошу прощения, а с кем я говорю?" Я неизменно представлялась домработницей, записывала по их просьбам имена и номера телефонов, по которым надлежало "очень срочно перезвонить", потому что это "крайне важно" в специально купленный для этих целей блокнотик, который потом торжественно вручала Хикари-но ками во время очередного его визита. Он деловито просматривал записи, но при мне ни разу так никому и не перезвонил. Не знаю, верили ли звонившие девушки в миф о домработнице (хотя, собственно, почему миф? — ведь если не брать в расчёт наше прошлое и дружеские отношения, то так и получалось, что сейчас я жила в его квартире как домработница), но некое подобие допроса мне учинили лишь однажды. Девица позвонила посреди ночи, и я спросонок не сообразила, что трубку лучше не брать. Естественно, её тут же заинтересовало, какого чёрта так называемая домработница делает ночью в квартире её "друга", почему у неё сонный голос и такой жуткий иностранный акцент. Она вообще трещала так быстро, что большую часть из сказанного я просто не поняла, но как можно спокойнее и чётче постаралась объяснить, что пока "хозяин" в отъезде, меня попросили присмотреть за его кошкой, оставив без внимания замечание насчёт акцента. Нервная девушка к тому времени видимо сумела взять себя в руки, потому что несколько раз извинилась, попросила записать её номер телефона и попрощалась куда вежливее, чем поздоровалась... Так вот, спустя примерно неделю после того, как мы с Хикари-но ками сходили в кино, позвонила очередная барышня, оставив стандартное сообщение "Пожалуйста, перезвоните как можно быстрее!", но что-то в её голосе заставило меня насторожиться, поэтому на этот раз я не стала дожидаться, когда ками сам заглянет в "Берлогу", и отправила ему координаты девушки смс-кой. Примерно через полчаса я получила ответную смс-ку, в которой он сообщал, что вынужден срочно уехать по делам на несколько дней, просил не скучать и в случае каких-либо затруднений немедленно звонить кому-нибудь из братьев. Что ж... В том, как было написано его сообщение, не читалось между срок, что случилось что-то плохое, значит, и ничего страшного в его отъезде не было...
— Твой папочка уехал по делам, Момо-чан, — сообщила я свесившемуся со спинки дивана рыжему созданию, отчаянно пытающемуся засунуть любопытный розовый нос в форме сердечка в мой раскладной мобильник. Увидев, что я безжалостно захлопнула интересную штукенцию, кошка недовольно муркнула, выгнулась и попыталась потянуться, но не удержалась на узком пространстве и скатилась прямо мне на руки.
— Рыбки хочешь? — спросила я, легонько покачивая её, как ребёнка, и по моментально вспыхнувшему в больших золотистых глазах плотоядному огоньку поняла, что, вне всякого сомнения, хочет. — Пойдём кушать?
И хотя госпожа Момотаро была дамой, до кончиков ушей преисполненной чувства собственного достоинства, магическое слово "кушать" в любое время дня и ночи повергало её в самый настоящий, плохо контролируемый экстаз...
Дни шли, от Хикари-но ками не было ни слуху ни духу, его мобильник не отвечал. Я не волновалась только потому, что твёрдо знала — случись с кем-нибудь из храма что-нибудь плохое, я тотчас же это почувствую. Несколько раз звонил Младший Первосвященник, чтобы узнать, всё ли у меня в порядке, я бодренько отвечала, что в полном. Пока не вернётся Хикари-но ками, мне разрешили вообще не появляться в храме, и даже Старший Первосвященник просил передать, чтобы я не беспокоилась пока относительно того, что приходится бездельничать.
— Считай, что у тебя каникулы, Саку-чан, — радостно, по своему обыкновению, щебетал в трубку Младший. — Брат говорит, ты столько мешочков нашила, что давно уже заслужила. Но если тебе вдруг одиноко там, — добавил он, чуть понизив голос, — то бери с собой кошечку и приезжай в любое время.
Я поблагодарила и горячо заверила, что совсем не скучаю, и уединение мне сейчас только на пользу.
— Хорошо-хорошо, — согласился он радостно, — я просто так, на всякий случай. Вообще-то я тоже думаю, что в Токио тебе сейчас должно быть комфортнее и в некотором роде даже безопаснее. Но если будешь практиковаться, не забывай, что возможности магии там сильно ограничены, не выматывай себя лишний раз.
— Да всё я помню, гуджи-сама, не беспокойтесь за меня так уж, пожалуйста!
Тут надо бы пояснить, что с тех пор, как я научилась раздваивать сознание и существовать одновременно в материальной реальности и мире сновидений, последний совершенно естественным образом потерял для меня однородность. Если раньше, засыпая в своей основной реальности, я целиком переносила сознание в грёзы, и покидала их только в момент пробуждения, и токийские улицы, кафе, храмовый сад, долины, по которым мчался волшебный поезд Мидзу-но ками, имели в моём восприятии одинаковую природу снов, то сейчас, когда часть меня полностью отделилась от той, что оставалась в реальности, окончательно поселившись в этом мире, я начала чувствовать, что тут не всё было так просто, и реальность мира сновидений делится на вполне чёткие слои. Условно, я пока побывала только в трёх из них. Первый, слой эфемерных грёз, был насквозь пропитан тонкими магическими вибрациями, сюда я попала после того, как сломала печать в "коридорах сознания", и здесь же прошли первые дни моего ученичества. Но маленьким бестолковым тэнши очень опасно находиться в нём без присмотра опытного наставника, потому что где-то там — увы, я это знала лучше, чем многие — был скрыт вход в Великую Бездну. Второй, слой отражённой реальности, конечно, куда безопаснее, и для меня это был мир сновидческого Токио. Вообще же, любая точка физического мира имеет своё отражение в мире снов, но моё сознание выбрало для воплощения ту, к которой ближе всего находились мои ками. В отражённой реальности обитало подавляющее большинство непосвящённых смертных, в некотором роде она являлись чем-то вроде безопасной резервации, и внутренние законы этого слоя почти во всём соответствовали стандартным законам реальности материальной, с той лишь разницей, что возможности магии для тех, кто владел ею, были несколько шире. Третий слой был точкой перехода между двумя первыми, и для меня, как собственно и для очень-очень многих, это был наш загородный храм. Именно благодаря этой слоистой структуре мира сновидений, я могла жить привычной жизнью в "Берлоге отшельника": ходить по магазинам, ездить в транспорте, смотреть телевизор и готовить еду, но стоило мне приехать в храм, как я оказывалась в совершенно другой среде, где охранные свитки с заклинаниями-печатями, хотя и соседствовали мирно с электричеством и водопроводом, тем не менее были гораздо важнее любых замков или сигнализаций. Я давно уже поняла, что территориальное нахождение храма "за городом" в мире сновидений означает совсем не то, что в материальной реальности. Это "за городом" на самом деле означало "за пределами отражённой реальности", а всё, что было и "за городом" и "вне пределов храмовой территории" — это уже была область эфемерных грёз. Тот факт, что попасть из одной области в другую можно было без каких-либо затруднений обычным способом, то есть пешком или на транспорте, в данном случае, существенного значения не имел: смертные редко покидали свои уютные "резервации", посвящённые никогда не задерживались в них надолго, потому что здесь было трудно заниматься магией — расход сил возрастал, эффективность, наоборот, снижалась и результаты часто получались далёкими от ожидаемых. Вот именно-то об этом просил меня не забывать Младший Первосвященник по телефону.
***
...Когда я открыла ключом дверь, то от неожиданности чуть не растеряла пакеты. Мидзу-но ками собственной персоной стоял как ни в чём не бывало в прихожей и усердно тискал возмущённую до глубины своей маленькой кошачьей души Момотаро. Услышав щелчок замка, он обернулся, буквально искупав меня с ног до головы в своей сияющей радостной улыбке, а Момо, почувствовав, что прибыло долгожданное спасение, издала протяжное сдавленное мяуканье, и усердно начала отбиваться задними лапами, оставляя глубокие царапины на его тонких белых руках. Ками тихонько застонал и зажмурился от боли, однако же попытался ещё крепче прижать к себе беснующееся рыжеухое создание.
— Ками, ками! — закричала я, швырнув под вешалку пакеты, и бросилась к ним, пытаясь то ли освободить подопечную, то ли спасти эти до сих пор ещё очень дорогие мне руки. — Она не любит, когда её так...
В пылу сражения Момотаро уже не разбиралась, от кого ей следует отбиваться, поэтому мне тоже несколько раз хорошенько досталось когтистой лапой, но боли я не почувствовала. Освободив наконец брыкающееся тельце, я спровадила её на кухню и встала в дверях, чтобы до самозабвения обожавший кошек Мидзу-но ками не ринулся, не ровен час, следом. Но он только тихо рассмеялся, слизнул медленно стекающую по запястью капельку крови, и произнёс нараспев:
— Я знаю, маленькая моя Саку-чан, я прекрасно это знаю. Потому что это именно я выбирал её из нескольких таких же хорошеньких кошачьих девочек, чтобы подарить нашему Коо-чану.
Коо-чан — это было "домашнее" прозвище Хикари-но ками. Теперь, когда я официально стала каннуси, мне тоже можно было в неформальной обстановке использовать эти короткие прозвища вместо громоздких официальных обращений, но я пока ещё к этому не привыкла. К слову сказать, Мидзу-но ками простоты ради звали просто Суй, Кадзэ-но ками — Фуу, а Старшего и Младшего Первосвященников — Кэй и Тэй соответственно. Было "домашнее" прозвище и у меня, но его не использовали, потому-то всех вполне устраивала сокращённая форма "официального" имени.
Тем временем, ками нарочито грустно вздохнул, ещё раз лизнул изодранное запястье и продолжал:
— Но это было так давно, что малютка Момо уже забыла, на чьих руках впервые переступила порог этого дома. И вот тому яркое свидетельство! — закончил он, картинно воздев окровавленные руки и горестно разглядывая полученные увечья. — Но как я могу сердиться на неё за это? — закончил он патетично.
"Конечно, ведь ты же сам её схватил и тискал!" — чуть не вырвалось у меня, однако я вовремя успела прикусить язык.
— Но я, собственно, зашёл по делу, — продолжил Мидзу-но ками уже совсем другим тоном.
Я моментально встрепенулась:
— А вот, кстати! Как ты вошёл?
— Так ведь Коо-чан оставил мне ключики перед отъездом, — ответил он самым невозмутимым образом, всё ещё не опуская руки.
Глядя на вспухшие, обильно сочащиеся кровью царапины, я огорчённо подумала, что Момотаро на сей раз очень уж превзошла саму себя. Удивительное дело, но в то время, как ками, казалось, совершенно не беспокоился по этому поводу, мне было почти до слёз жалко его тонких белых рук. И как обычно, говорить ничего не пришлось, потому что он почувствовал моё желание ещё до того, как я успела его осознать. Израненные руки Мидзу-но ками неспеша подплыли почти вплотную к моему лицу, замерев в считанных миллиметрах от губ. Несколько кратчайших мгновений я, к собственному удивлению, ещё пыталась сопротивляться, хотя знала — бесполезно.
— Ну же, девочка, — промурлыкал он ободряюще, — окажи уже "первую помощь", сделай одолжение.
Вторично приглашать меня не пришлось. Кровь ками священна. Каждая капля содержит в себе огромную концентрацию силы, и мне сейчас совсем не помешал бы некоторый запас, потому что в ближайшие дни я намеревалась продолжить практику. Аккуратно облизывая каждый подставленный палец, я старалась думать только об этом, и не обращать внимание на его участившееся дыхание и сладкие постанывания. Времена, когда Мидзу-но ками мог меня легко втянуть в свои чувственные игры, миновали давно и безвозвратно, пора было уже начать привыкать к этому нам обоим.
— Так что за дело, ками? — полюбопытствовала я, спустя четверть часа, вынимая из микроволновки разогретую еду.
Мидзу-но ками как-то кисло взглянул на моё овощное рагу, но без лишних слов вооружился палочками и приступил к еде. После "первой помощи", царапины на его руках моментально затянулись, припухлость спала, и я не без гордости подумала, что при всей своей бестолковости по части целительства, иногда тоже могу принести реальную пользу.
— Ах да, дело! — улыбнулся ками, как бы вдруг опомнившись, и между делом ловко выловил палочками морковочку. — Коо-чан задержится ещё на несколько дней: что-то у него там не получилось с первого раза решить... а может, не у него... в общем, я особо не вникал, да и он в подробности не вдавался.
— И?.. — спросила я наконец, потому что ками вдруг замолчал, пытаясь поймать упрямую скользкую фасоленку.
— Что "и"? — удивлённо вскинул он голову и непонимающе уставился на меня своими прекрасными чёрными глазищами.
— И что же это всё-таки за дело, ради которого ты приехал сюда, ками? — стараясь сохранять спокойствие, процедила я сквозь зубы.
— А? Так я уже всё сказал, Саку-чан: Коо-чан задержится, — улыбнулся он самой очаровательнейшей и подкупающей улыбкой.
— Ками, — начала я вкрадчиво, — ты хочешь сказать, что приехал только за тем, чтобы сообщить мне эту новость?
В кармане висевшего в прихожей плаща у меня лежал телефон с полученной ещё утром смс-кой от Хикари-но ками, которой он предупреждал меня о незапланированной задержке. Мидзу-но ками нечасто наведывался в Токио без особых причин, потому что здесь мощная аура его сияющей божественности практически сходила на нет из-за магических ограничений, а чувствовать себя как "простой смертный" он терпеть не мог (при том, что так хорошо воспетые когда-то Кадзэ-но ками "маленькие человеческие слабости" имели для него ничуть не меньшую притягательность). Сейчас мне показалось, что сияющий ками опять начал какую-ту свою непонятную игру, и я невольно насторожилась. Непроходящая паранойя была далеко не самым тяжёлым последствием сердечных объятий живущей в нём Бездны.
— Да, Саку-чан, — протянул он слегка обиженно, то ли на меня, то ли на вероломную фасолину, всё ещё не желавшую вылавливаться, — я приехал для того, чтобы сообщить тебе новость, поговорить о твоих проблемах и скрасить твоё одиночество, в конце концов. По-твоему, это не достаточный повод?
— Для тебя — не достаточный, ками, — ответила я без обиняков, проворно подцепляя своими палочками чёртову фасолину из его миски, пока ещё не весь соус оказался на столе.
Мидзу-но ками расплылся в благодарной улыбке и потянулся губами за докучливым "трофеем". За ним вообще водилась эта трогательная детская привычка ждать, чтобы его накормили, и при этом ему было совершенно всё равно, чьи руки будут подносить еду, хотя, конечно, женские руки тэнши были предпочтительнее, чем, скажем, не особенно церемонящиеся руки Старшего Первосвященника. Ещё со времён своего ученичества я хорошо знала, что простым кормлением подобные игры с Мидзу-но ками заканчивались редко, но блестящие чёрные глаза горели слишком призывно, и кончик языка бессознательно скользил по верхней губе слишком нетерпеливо, чтобы отказывать ему в удовольствии. Заполучив в рот долгожданную фасоленку с моих палочек, ками облизнулся, и его улыбка почему-то вдруг стала неожиданно робкой, чуть ли не виноватой. В ответ полустёртые временем воспоминания больно хлестнули меня, как развернувшаяся пружина. Судорожно выдохнув, я придвинулась ближе и начала не торопясь кормить сияющее божество. Чувства смешались, а мысли разом улетучились; словно зачарованная, я неотрывно следила за его открывающимся ртом, за плавно скользящими по кончикам палочек губами, за степенными движениями челюсти, когда он жевал, и всё это время тихая и робкая улыбка не сходила с лица Мидзу-но ками, преимущественно с левой его половины — он всегда улыбался левой стороной, когда немного смущался, — а я сидела напротив в каком-то благоговейном трепете перед этой улыбкой, потрясённая, отрешённая и абсолютно счастливая, чего со мной не бывало уже... да, очень давно. Но вот ками осторожно снял губами с палочек последний кусочек и потянулся за салфеткой, и я снова судорожно выдохнула и даже слегка потрясла головой, прогоняя наваждение. И тут же заметила, что его левая рука уже давно лежит у меня на колене. Нет, вот это-то уж совсем в мои планы не входило!
— Тебе хоть вкусно было? — спросила я хрипло, чтобы скрыть смятение, вскочила, как ошпаренная, и стремительно ринулась к мойке, успев краем глаза заметить пару рыжих любопытных ушей, выглядывающую из-за холодильника, за которым они до сих пор прятались от любвеобильности сияющего божества.
— Определённо, было лучше, чем я ожидал. Всё-таки, смотрю, наш Коо-чан совсем тут неплохо устроился... Я даже начинаю завидовать, — весело промурлыкал Мидзу-но ками; к нему вновь вернулось прежнее игривое настроение. — А, Момо-чан! — вдруг воскликнул он, ныряя под стол и выуживая оттуда рыжее тельце. Я швырнула намыленную губку в мойку, приготовившись было вновь отбивать хвостатую и лечить причинённый её когтями урон, но к удивлению увидела, что Момотаро и не думает сопротивляться, покорно повиснув между небом и землёй, крепко сжатая красивыми и ласковыми руками Мидзу-но ками. Тихонько хмыкнув про себя, я вернулась к недомытой посуде, прислушиваясь к нежному воркованию ками у себя за спиной.
Когда я поставила на стой чашки, Момотаро уже лежала, свернувшись, у него на коленях, и тарахтела, как трактор, на всю кухню, жмурясь от удовольствия и подставляя для почёсывания то одно то другое ушко под его искусные в этом деле длинные пальцы.
— Я всё-таки хочу, чтобы ты мне рассказал, что случилось, ками, — вернулась я прерванному разговору. — Ты не приехал бы сюда только ради того, чтобы провести со мной вечер, мне слишком хорошо известно, насколько тебе не по душе здешний Токио... Значит, должно было произойти что-то достаточно серьёзное, чтобы... — я внезапно замолчала, начиная чувствовать нарастающее с каждой минутой беспокойство.
— Ещё раз повторяю тебе, недоверчивая моя девочка, что ничего особенного не случилось, — проговорил спокойно ками, продолжая почёсывать за ушком Момо и придвигая свободной рукой к себе чашку. Ну да, здешний Токио я в самом деле не очень люблю, поэтому всё откладывал поездку, хотя кому, как не мне, призвавшему тебя, следовало быть рядом, когда моей девочке плохо... На том уровне развития души, на котором ты пребываешь сейчас, бесполезно было бы напоминать, что все твои страдания — всего лишь следствие ненужных привязанностей. Понимать ты это понимаешь, но прочувствовать, маленькая моя, до сих пор не можешь... Впрочем, оно тебе сейчас и ни к чему.
Тон его становился всё серьёзнее, глаза смотрели пристально и губы больше не улыбались.
— Я приехал наставить тебя на путь истинный, тэнши, и не уйду, пока не увижу, что ты исцелилась, — продолжал он без тени улыбки, и голос его теперь уже звенел такой непривычной решительной твёрдостью, почти суровостью, что даже Момотаро беспокойно прижала ушки и перестала мурчать. — Терпение, переживания, боль, муки, слёзы — это всё не имеет отношения к истинной любви. В твоём сердце, девочка моя, должна жить только безграничная радость... Я знаю, что вам, маленьким, достичь этой радости очень непросто, поэтому и учу вас, учу вас всех, как быть счастливыми, но ты всегда казалась мне одарённее многих, потому что умела отдавать и отдаваться, испытывая наслаждение от собственных чувств, а не от того, чем тебе платят взамен. Когда я заметил, что ты, вопреки моим наставлениям, начинаешь привязываться, я чуть отдалился от тебя на время, чтобы не усугублять... Кто же мог знать, что в образовавшийся просвет тут же бесцеремонно вклинится Фуу-кун со своей прагматичностью и неуёмным желанием забирать, забирать всё и сразу, пока есть ещё, что можно забрать... Помнишь, я ведь предупреждал тебя об этом? Я говорил, что Кадзэ-но ками высушит тебя до основания — не по злому умыслу, и не из-за эгоизма, а потому что по-другому он не умеет? А ты — нежная девочка, "водная" девочка — не приспособлена к тому, чтобы жить на суше... ветер убивает тебя, солнце обжигает, но ты всё равно упрямо лезла навстречу своей боли, и я отпустил тебя... потому что в своей безрассудной упёртости ты настолько сильно полюбила, что перестала чувствовать боль. Ты просто следовала своей природе, наслаждаясь возможностью переживать яркие эмоции, вычерпывая себя, а Кадзэ-но ками... да, видимо ему очень нужно было то, что шло от тебя... и в том объёме, в каком оно шло. Он не из тех, кого удовлетворит маленький ручеёк, когда ему хочется пить — это непременно должен быть океан. "Для полётов мне нужно ВСЁ небо" — помнишь, когда-то он так сказал? И когда он нашёл в тебе океан...
— ... Он вряд ли понимал, что ищет океан не для того, чтобы напиться, а потому что он сам готов стать океаном для любого, кому это будет нужно, — закончила я, спрятав в ладонях сухое горящее лицо, чтобы спастись от обжигающе-сияющего взгляда напряжённых чёрных глаз.
— Я не это хотел сказать тебе, девочка...
— Да я всё знаю, ками... Я много думала. Наверное больше, чем когда-либо за всю свою жизнь. Океан — это он, небо — это он, вся Вселенная — тоже он. У меня нет права претендовать на его внимание, ни малейшего. Будучи Вселенной, он ищет такую же Выселенную, чтобы излиться в неё и достичь той самой бесконечной радости, о которой ты говорил, но не находит, никак не находит, поэтому у него в глазах всегда эта холодная чернота и горечь... Да, он нашёл во мне океан, но океан так ничтожно мал в масштабах целой Вселенной... всего лишь океан... Мне не согреть его глаза. Сколько бы я не отдавала себя, ему этого никогда не хватит, ками!
— Ты — Вселенная, девочка, — едва слышно проговорил Мидзу-но ками, и я почувствовала, как его руки легко легли мне на голову. — Каждый человек — Вселенная. Боги знают об этом. Пока ты чувствуешь себя только океаном, но, согласись, океан это уже гораздо больше, чем море, значительно больше, чем озеро, что уж говорить про лужи и капли...
— Слабое утешение, ками, быть океаном, когда ты никому не нужна, — пробормотала я с горечью, судорожно вцепившись в его руки и поднося их к губам.
Я по-прежнему не смотрела на Мидзу-но ками, но почувствовала, что он улыбается.
— Что бы ты ответила мне сейчас, если бы я попросил тебя вернуться? — спросил он ласково.
— Отказалась бы, — ответила я честно.
— А если бы сказал, что люблю тебя?
— Ответила бы, что я тоже тебя люблю, как любила всегда, но в твоих глазах Бездна... а горечи — нет...
— Вот поэтому я и не говорю тебе всего этого... пока... — проговорил он, встал из-за стола, и, подойдя сзади, склонился и обнял меня, утопив в своих длинных шелковистых волосах...
— Ну и как это понимать? — удивлённо вскинул брови Мидзу-но ками, выходя голышом из ванной, и застав меня за расстиланием постели на диване.
— А ты разве не останешься на ночь? — спросила я не менее удивлённо, на всякий случай глянув на настенные часы. Было поздно, а он не за рулём...
— Я-то останусь. Но мне до сих пор не понятно, чем ты занимаешься?
— Эээ... хочешь спать без постели? — неуверенно поинтересовалась я, несколько растерявшись.
— То есть ты хочешь сказать, что я... должен спать здесь? — по его голосу я не поняла, то ли он сейчас расплачется, то ли рассмеётся.
— Ну если тебе тут не нравится, спи в спальне. Тогда я лягу здесь, это, в общем-то, не проблема.
— Тэ-энши-и... — застонал он, закрывая руками лицо.
— Просто Хикари-но ками всегда спит здесь, вот я и подумала... — начала было оправдываться я.
— Что?! — закричал Мидзу-но ками, резко убирая ладони от лица. — Ты хочешь сказать, что бедненький Коо-чан спит на диване?! Ха-ха-ха, вот это да! О, ну за что ты так с ним, Саку-чан, это же гадко!
— Почему это сразу я? — от возмущения я тоже начала говорить громче обычного. — Он сам сказал, что ему так удобнее, вот и всё! Да, кровать в спальне шире, но здесь теплее, потому что нет окна, и вообще... хороший же диван, что в этом гадкого?
— Так Коо-чан сам вызвался спать на диване? САМ?!
Мидзу-но ками согнулся пополам от хохота и долго тряс мокрыми волосами. Я стояла и в недоумении вертела в руках подушку, так и не решаясь надеть на неё чистую наволочку.
— О-ох, — простонал наконец ками, распрямляясь и вытирая выступившие от смеха слёзы. — Девочка моя, я, видишь ли, не настолько щепетилен, как наш доблестный Хикари-но ками... Я специально приехал наставить тебя на путь истинный... поверь, наставлять на этом диване крайне неудобно — я как-то проверял и больше не хочу. Поэтому бери уже эту подушечку и пойдём скорее в спальню, я замёрз!
— Но... — начала было я, но все возражения застряли в горле, не желая никак произноситься.
— Хватит жить воспоминаниями, девочка! "Его прикосновения", "его поцелуи" — ты не сможешь сохранить память о них навечно, а я не смогу стереть их с тебя, как бы ни старался... Даже я... — проговорил он еле заметно дрогнувшим голосом, развернулся и пошёл в спальню.
— А, Момо-чан уже ждёт меня! Какая умница!.. Какая красавица!.. Иди скорее ко мне, пушистик, я тебя обниму, моя детка!.. — услышала я его радостное воркование.
Долго ещё просидела я в гостиной, обнимая подушку и слушая, как Мидзу-но ками беседует с Момотаро. Я не торопилась, хотя знала, что всё равно приду к нему, и это будет тяжело... Тяжелее, чем видеться каждый день с Повелителем Ветров, тяжелее, чем осознавать, что невозможность быть вместе навсегда развела меня с Хикари-но ками... Сегодня ночью я приду в объятия Мидзу-но ками и получу прощение за своё отречение, которого так давно жду. Он прав: мне не сохранить прикосновения Кадзэ-но ками, как бы я ни берегла своё тело от чужих прикосновений, как бы ни старалась тщательно оберегать память о них...
***
...Когда спустя несколько дней вернулся Хикари-но ками, он посмотрел на меня как-то странно, но ничего не спросил. За весь вечер мы не сказали друг другу ни слова, сверх необходимых. (Здравствуй. — Здравствуй. Как съездил? — Нормально. У тебя тут всё хорошо? — Как видишь... Голодный? Поешь? — Да. Но сначала хочу вымыться. — Иди. Я пока разогрею...). Потом мы долго сидели в гостиной на злополучном диване, как всегда укрыв ноги одним пледом, и молча слушали "Битлз". Соскучившаяся Момотаро дремала, свернувшись у него на коленях, я шила очередной мешочек, развернув настольную лампу на журнальном столике так, чтобы свет не бил ками в глаза... Осень перевалила за середину, приближался праздник в честь Кадзэ-но ками, а я почему-то всё время думала о Куруми. Мне хотелось плакать. Но больше всего хотелось умереть.
Топор, блог «Мельпомена»
мерзость
Мерзкое чувство
Он мне рассказывает, что все вокруг переженились и он бы такого не хотел
Что одиночество лучше, чем это
Что он думал, что бывшая его и родила уже мейби, а оказывается вообще рассталась с тем челом
А я только думаю блядь, да я всегда хотела только семьи
Я каждый раз надеялась, что этот раз последний
Я на тебя надеялась, что ты будешь тем самым и не кинешь меня
Как быстро блядь слова "будет у нас семья" могут смениться на "я не хочу с тобой ничего"
Говорить мне, что он в принципе не хочет семьи, а потом вскользь НУ ВОТ ЕСЛИ Я ЖЕНЮСЬ
Да прямо ты скажи, что не хочешь НА МНЕ жениться
А я сижу и думаю, что именно на тебе кончились мои надежды и что больше не хочу я пробовать и стараться
Я больше не вынесу ещё одного расставания
Отношения в год-два, а потом наблюдать, как тебя предают?
Знает ли он, что мне неприятно слышать всё, что он говорит?
ДА ЗНАЕТ ОН, КАТЮШ, ВСЁ ЗНАЕТ
Фу.
Nekot_evrv, блог «magatsunote_rus»
＼Дни Рождения 2024／
◤￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣
「Да, у нас небольшой перерыв. Позвольте нам отпраздновать, хорошо?」
Photo by Иэяу (CV. Таики Бидо)
＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿◢
17 марта - день рождения Тадакацу (CV. Кадзухиро Окамото)!
Давайте отпразднуем День Рождения Тадакацу в 2024 году😈
Читайте и делайте РТ, чтобы получить лимитированную фотокарточку на 10 человек📸
Nekot_evrv, блог «magatsunote_rus»
＼Дни Рождения 2024／
◤￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣￣
「Я прослежу, чтобы с завтрашнего дня вы работали как следует」
Photo by Канбей (CV. Баба Дзюнпэй)
＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿＿◢
17 марта - день рождения Хидэёши (CV. Дзин Огасавара)!
Давайте отпразднуем День Рождения Хидэёши в 2024 году😈
Читайте и делайте РТ, чтобы получить лимитированную фотокарточку на 10 человек📸
Nekot_evrv, блог «magatsunote_rus»
* * *
✦✦━━
#マガツノート 2-я годовщина
Специальный выпуск SS!
━━✦✦
С 17 марта
Каждый день будет выходить по одному специальному рассказу о событиях "2 годичной давности" в каждом лагере!
К каждой истории прилагается новая нарисованная иллюстрация😈!
👇 Перейдите по ссылке, чтобы узнать, какие рассказы уже доступны!
Nekot_evrv, блог «magatsunote_rus»
* * *
✦✦━━
#マガツノート2-я годовщина
Опубликованы поздравительные сообщения
━━✦✦
Макото Кэдоин (сценарист)
Поздравляем вас с двухлетием проекта Магацунот.
Это все благодаря всем нашим подписчикам, которые любят, заботятся и наблюдают за нашими полководцами. Большое вам спасибо.
В Магацунот еще много нерассказанных "закулисных" историй и много возможностей для полководцев.
Мы надеемся, что вы продолжите наслаждаться напряженным, красивым и сияющим временем вместе с ними.
Ваши голоса придадут нам сил. Пожалуйста, продолжайте поддерживать Магатунот и полководцев.
Kazukiyone (иллюстратор)
Поздравляю вас с двухлетием Магатунот!
Оглядываясь назад, я понимаю, что за два года я нарисовала много иллюстраций.
Мне очень нравится наблюдать за тем, как мир расширяется, как различные авторы и группы вплетаются в него.
Пожалуйста, продолжайте поддерживать Магатунот, пока он продолжает расти!