Лучшее за всё время
Господь Валерий, блог «Как говорит господь Валерий»
ОТРЫВОК ИЗ КНИГИ «Я И МОЯ ВСЕЛЕННАЯ. УРОКИ ЭГОИЗМА»
https://ridero.ru/books/ya_i_moya_vselennaya/
Нет у человека большего врага, чем тот, кто пытается жить его жизнью. Во-первых, живя жизнью ребенка, вы фактически отнимаете ее у него, то есть совершаете некий аналог убийства. Во-вторых, вы тем самым не даете ему развивать в себе навыки самостоятельной жизнью, превращая его тем самым в социального инвалида. Поэтому, дорогие родители, лучше обратитесь со своими неврозами к хорошему психологу, так как желание жить чужой жизнью – это всегда симптом невроза.
Psoj_i_Sysoj, блог «Логово Псоя и Сысоя»
Система «Спаси-Себя-Сам» для Главного Злодея. Глава 79. Былых чувств не вернуть
Предыдущая глава
Тело Тяньлан-цзюня и впрямь чудом не разваливалось, Чжучжи-лан по-прежнему висел, пригвождённый к стене, великий мастер Учэнь поддерживал настоятеля Увана, разбитая голова которого кровоточила, Мобэй-цзюнь тащил Шан Цинхуа, а Юэ Цинъюань стоял бок о бок с Шэнь Цинцю.
Лишь Ло Бинхэ стоял прямо против Синьмо, опустив голову, и невозмутимо оправлял рукава.
— Ло Бинхэ, иди сюда, — мягко окликнул его Шэнь Цинцю.
Ло Бинхэ качнул головой — всего один раз, но в этом движении сквозила непреклонность.
— Опять ты меня провел, — с горестью признал Шэнь Цинцю.
читать дальшеПомедлив, Ло Бинхэ всё же ответил:
— Учитель, я обещал, что помогу вам разобраться с Тяньлан-цзюнем — могу убить его хоть сейчас, если вы того пожелаете, отчего же вы считаете, будто я вас провёл?
— Использовать врага ради собственных целей [1] — воистину умно, — вновь усмехнулся Тяньлан-цзюнь. — Вот только от меня пользы на поверку оказалось немного, так что в итоге ему придется делать всё своими руками.
При словах «использовать врага ради собственных целей» сердце Шэнь Цинцю болезненно сжалось.
Выходит, Ло Бинхэ специально вручил Синьмо Тяньлан-цзюню? Ведь после обретения демонического меча тело из «корня бессмертия» принялось разлагаться с утроенной силой, так что, даже обладая самым могущественным оружием этого мира, он больше не представлял собой угрозы.
Видимо, Шэнь Цинцю настолько погрузился в свои мысли, что они отразились на его лице.
— О чём думает учитель? — бросил казавшийся по-настоящему задетым Ло Бинхэ. — Хоть он и похитил у меня Синьмо, меч всё равно продолжал признавать хозяином меня, только и всего. Вы ведь говорили, что впредь будете верить мне, отчего же теперь отступаетесь от своих слов?
— Я слишком часто доверялся тебе прежде, — медленно произнес Шэнь Цинцю. — Вплоть до настоящего момента я всегда верил в тебя.
— Это правда? — переспросил Ло Бинхэ, но тотчас кривовато улыбнулся: — А вот я больше не могу верить учителю.
Что-то в этой улыбке не давало покоя Шэнь Цинцю — осознав это, он намеренно смягчил выражение лица и голос, бросив:
— Что теперь не так?
Уловив в его голосе подлинное тепло, Ло Бинхэ внезапно прекратил улыбаться — теперь его лицо исказило неподдельное страдание.
— Учитель, я ведь говорил это прежде. Я вижу, что с ними вам гораздо лучше, чем со мной.
Поначалу Шэнь Цинцю никак не мог взять в толк, каких это «их» имеет в виду его ученик. Ло Бинхэ принялся мерить пещеру шагами, расхаживая взад-вперед рядом с Синьмо.
— Всякий раз, когда я молил учителя уйти со мной, он не соглашался, — горько усмехнулся он, словно бы потешаясь над самим собой. — А если и соглашался, то лишь под принуждением — а значит, против воли. Но когда они просят вас остаться, то вы соглашаетесь без малейших колебаний. — Бросив потерянный взгляд на Шэнь Цинцю, он продолжил: — Учитель, вы так редко улыбаетесь — а ведь я так люблю вашу улыбку. И всякий раз, когда вы улыбались, вы были с ними. Мне… — он перешел на шёпот, — …очень, очень больно.
Тут-то до Шэнь Цинцю наконец дошло, что под «ними» его ученик имел в виду весь хребет Цанцюн.
В тот момент, когда Лю Цингэ внезапно распахнул ставни, желая обнаружить там Ло Бинхэ, тот и впрямь был там — лорд пика Байчжань уловил исходящие от него эманации бессильного гнева.
Вместо того, чтобы удалиться, он остался под окнами, чтобы слышать жизнерадостную болтовню и смех, доносящиеся из хижины, равно как и согласие Шэнь Цинцю в ответ на просьбы сотоварищей остаться, и всё это запало ему в сердце, не давая покоя.
— Так ты поэтому злишься? — участливо бросил заклинатель.
— Злюсь? — взвился Ло Бинхэ, выплюнув. — Я ненавижу! Ненавижу себя! — И он принялся вышагивать ещё быстрее, сцепив руки за спиной. — Ненавижу себя за бесполезность. За то, что никто не желает остаться со мной. За то, что никто никогда… не захочет выбрать меня.
Прочие присутствующие в пещере хранили благоразумное молчание: убедившись, что именно Ло Бинхэ вливает энергию в Синьмо, они меньше всего желали, чтобы он внезапно вспылил. Однако Юэ Цинъюань всё же решился заговорить:
— Тебе не кажется, что именно сейчас ты принуждаешь его выбрать сторону?
Ло Бинхэ внезапно остановился, покачав головой.
— Выбрать сторону? Нет. Вовсе нет. Я знаю, что, если заставлю учителя выбирать, то он, безусловно, выберет не меня. Так что это даже хорошо, что у него не осталось выбора.
Бледное лицо Ло Бинхэ расцветилось румянцем, и он продолжил в лихорадочном воодушевлении:
— На сей раз я действительно усвоил урок. Ведь если хребет Цанцюн прекратит свое существование, что останется учителю? Только я.
Не в силах выносить эти бредовые речи, великий мастер Учэнь, который уже некоторое время, соединив руки в молитвенном жесте, повторял имена Будды, вновь заговорил:
— Милостивый господин Ло, в вас говорит безумие.
Ло Бинхэ лишь надменно рассмеялся в ответ.
— Лишив лорда Шэня возможности выбирать, вы, безусловно, лишаете его и возможности вас покинуть; но как вы можете при этом забыть всё, что он для вас сделал?
— Учитель, — вложив в это слово всю силу своего чувства, произнес Ло Бинхэ, — если пик Цинцзин падёт, я создам для вас новый. Можете винить меня во всём или ненавидеть — мне и этого довольно, я не буду требовать от вас слишком многого. Если я сделаю вас несчастным, можете избить меня или даже убить — в любом случае, я не могу умереть вот так просто. Но только… только не оставляйте меня. — Помедлив, он добавил: — Это в самом деле единственное моё желание.
При виде столь плачевного состояния своего ученика, который, окончательно съехав с катушек, явно находился на грани искажения ци, Шэнь Цинцю так и не смог вымолвить ни слова, преисполнившись горечи.
Взгляд Ло Бинхэ блуждал, словно будучи не в силах ни на чем сфокусироваться, а обведённые огненными кругами зрачки то расширялись, то сжимались до размеров булавочной головки. Его перекошенная улыбка лишь усугубляла впечатление полного безумия. Теперь Шэнь Цинцю уже не ведал, контролирует ли Ло Бинхэ источающий дьявольскую энергию меч, или тот управляет его учеником.
— Помимо хребта Цанцюн, — внезапно заговорил Чжучжи-лан, — в этом мире есть тысячи вещей, к которым неравнодушен бессмертный мастер Шэнь — и что же, ты не успокоишься, пока не уничтожишь их все?
— А почему бы и нет? — ухмыльнулся Ло Бинхэ. Склонив голову набок, он внезапно велел: — Заткни ему глотку!
К чести Мобэй-цзюня, тот помедлил, прежде чем ударить Чжучжи-лана кулаком в лицо.
В уставленном на сына взгляде Тяньлан-цзюня мелькнула жалость.
— …Синьмо и впрямь повредил твой рассудок, — вздохнул он. — Ты сошёл с ума.
При этих словах Шэнь Цинцю впервые увидел на лице владыки демонов что-то похожее на отеческую нежность. Но Ло Бинхэ успел уйти слишком далеко за грань реальности, чтобы это заметить — кивнув, он со слабой улыбкой признал:
— Да, это верно. Я сошёл с ума.
От этого признания сердце Шэнь Цинцю заныло с новой силой.
— Бинхэ, просто оставь этот меч, — мягко бросил он. — Отойди от него.
Заклиная Ло Бинхэ ласковыми словами, он украдкой опустил руку на рукоять Сюя, скрыв этот жест широким рукавом.
— Бесполезно, — расхохотался Ло Бинхэ ему в лицо. — Учитель, не утруждайте себя. Чем лучше ваше обращение, тем хуже мои опасения.
Ещё не договорив, он слегка приподнял правую руку, и поток льющейся из Синьмо лиловой энергии многократно усилился. Выплюнув изо рта сгусток крови, Чжучжи-лан бросил:
— Ты попросту жалок. — Видимо, удара Мобэй-цзюня оказалось недостаточно, чтобы заставить его замолчать.
— Жалок? — пробормотал Ло Бинхэ. — Ты прав, я жалок. Если учитель будет хотя бы жалеть меня, этого мне вполне достаточно. Учитель, вы можете остаться со мной хотя бы раз в жизни? — По его щекам катились неконтролируемые слезы. Стиснув зубы, Ло Бинхэ бросил, полыхнув глазами: — Учитель, вы всякий раз покидаете меня. Всегда все и вся меня покидают! Из-за них, а то и просто без причины — вы всё равно уходите!
Внезапно Шан Цинхуа шлёпнулся на пол, будто его сшибли с ног. Шэнь Цинцю бессознательно пододвинулся к стене, чтобы было на что опереться в случае чего.
И, как выяснилось, не зря — пол пещеры начал сотрясаться, не выдерживая ускорившегося роста хребта Майгу!
— Шиди, он помешался, — тихо бросил Юэ Цинъюань. — Ты все еще думаешь, что это можно как-то уладить?
Холодно усмехнувшись, Ло Бинхэ сделал пару шагов назад, ухватившись за рукоять Синьмо. Пол и вовсе заходил ходуном, а сквозь отверстие в стене виднелся целый лес пиков, выплывающих из клубящихся облаков. Шэнь Цинцю как раз собирался выхватить Сюя, когда воздух с парящими в нём снежинками и волнами лиловой энергии заполнила вспышка ослепительного белого света и невыносимый по высоте свист.
Сюаньсу покинул ножны!
Видя, что Юэ Цинъюань наставил меч на Ло Бинхэ, Мобэй-цзюнь выступил вперёд, чтобы принять удар на себя, однако демон ещё не успел коснуться меча, как его отшвырнула вспышка духовной энергии.
Шэнь Цинцю показалось, что он успел заметить на лице Мобэй-цзюня удивление, будто тот никак не ожидал подобного поворота событий, перед тем как он, вылетев из пещеры, свалился со стремительно растущего хребта Майгу. Шан Цинхуа, схватив меч, будто безумный [2] рванулся следом, но Шэнь Цинцю схватил его за рукав:
— Ты чего?
— Твою ж мать [3], он не умеет летать! — вырываясь, во всеуслышание выкрикнул Шан Цинхуа и сиганул вниз.
Шэнь Цинцю также бросился к выходу, силясь высмотреть сотоварища за мельтешением снега под жестокими порывами ветра. Наконец ему удалось различить, как парящий на мече Шан Цинхуа подхватил Мобэй-цзюня на высоте сотни чжанов [4] над поверхностью реки. Убедившись, что они не разбились о лёд, Шэнь Цинцю, не успев даже испустить вздоха облегчения, тотчас поворотился к Ло Бинхэ и Юэ Цинъюаню, которые уже вступили в схватку.
Взрывная демоническая энергия Ло Бинхэ потрясала воображение, однако Шэнь Цинцю не предполагал, насколько сокрушительным будет напор покинувшего ножны Сюаньсу — он мог на равных противостоять даже его обезумевшему ученику. От возмущения духовной и демонической энергий в воздухе Шэнь Цинцю чувствовал болезненное давление на барабанные перепонки и горло. Видя, что свод пещеры вот-вот обрушится окончательно, он вскарабкался на скалу, чтобы голыми руками ухватиться за Синьмо. Дернув со всей силы, он извлек меч из скалы.
Несмотря на это, скорость роста хребта Майгу ничуть не замедлилась. Узрев свой меч в чужих руках, Ло Бинхэ хотел было отобрать его, но Юэ Цинъюань не дал ему такого шанса. Острие Сюаньсу прочертило в воздухе замысловатую светящуюся печать, и Ло Бинхэ застыл, обездвиженный заклятьем небывалой силы, что сковало его, будто невидимая клетка.
Видя, что Шэнь Цинцю уже заполучил Синьмо, Юэ Цинъюань тихо бросил ему:
— Уходи!
Ну и как он мог уйти в подобный момент? Мотнув головой, Шэнь Цинцю собирался перебросить меч главе школы, но внезапно почувствовал, что ноги его не держат.
Впрочем, дело было отнюдь не в ногах — это пол ушёл из-под них. Пещера таки обрушилась!
***
На втором ярусе хребта Майгу.
Шэнь Цинцю наконец удалось откопать Юэ Цинъюаня из-под горы битого камня, встревоженно окликая его:
— Глава школы? Шисюн?
Тот был бледен, из уголка рта струилась кровь. С усилием сглотнув её, он поднял глаза на Шэнь Цинцю:
— …Где остальные?
Хребет Майгу изнутри походил на улей со множеством соединённых друг с другом ячей. Оглянувшись, Шэнь Цинцю признался:
— Я не видал ни великого мастера Учэня, ни Тяньлан-цзюня, ни прочих. Наверно, их завалило так же, как и вас, или же они провалились в другую пещеру… — Вновь повернувшись к Юэ Цинъюаню, он спросил: — Шисюн, когда вы были ранены?
Тот вместо ответа выдохнул:
— Синьмо всё ещё при тебе?
Шэнь Цинцю показал ему меч:
— При мне. Но хребет Майгу по-прежнему растет. Шисюн, вы должны уничтожить этот меч.
С его помощью Юэ Цинъюань кое-как поднялся на ноги.
— Ну а ты?.. — спросил он.
«Само собой, вернусь, чтобы разыскать Ло Бинхэ», — подумал Шэнь Цинцю, вместо ответа спросив:
— Шисюн, я никогда не видел таких ранений, как ваши. Что же всё-таки произошло?
Похоже, в этом разговоре ни одному из собеседников не суждено было дать прямого ответа.
— Я не хотел этого, — туманно произнес Юэ Цинъюань. — Но… я слишком порывистый человек, в конце концов.
Что-то в этих словах не понравилось Шэнь Цинцю, но у него не было возможности толком обдумать, что именно. Поддерживая Юэ Цинъюаня, он помог ему сделать первые шаги.
— Шисюн, вы можете идти? Спускайтесь с хребта, уничтожьте меч и найдите шиди Му, чтобы он позаботился о ваших ранениях. Предоставьте мне самому разобраться с Ло Бинхэ.
Юэ Цинъюань едва держался на ногах, на землю закапала алая кровь. Стоило Шэнь Цинцю отпустить его, как глава школы, немного постояв, вновь рухнул на землю.
Побелев от страха, Шэнь Цинцю бросился к нему, чтобы помочь подняться.
— Глава школы? Шисюн? — Когда он пощупал пульс Юэ Цинъюаня, даже его скромных познаний в медицине хватило, чтобы понять, что состояние его шисюна крайне тяжелое.
Тот глядел мимо Шэнь Цинцю и, казалось, вовсе не различал его слов.
— Но… тогда, в Цзиньлане, и когда Ло Бинхэ осадил наш хребет, я сумел себя контролировать, помня об общем благе… и всё же всякий раз потом думал, что лучше бы я… поддался порыву.
Видя, что глава школы впадает в забытьё, Шэнь Цинцю хотел было хорошенько ущипнуть его за губной желобок, чтобы привести в чувство, но не посмел совершить столь непочтительного действия по отношению к нему, вместо этого гаркнув в ухо:
— Шисюн, придите в себя! Вы всё сделали правильно!
Прикрыв глаза, Юэ Цинъюань покачал головой. Втянув воздух, он разразился столь тяжким кашлем, что сердце Шэнь Цинцю болезненно сжалось.
Кровь не заставила себя ждать, выплескиваясь с каждым выдохом.
— Помоги мне… зачехлить Сюаньсу, — с трудом выговорил Юэ Цинъюань.
Шэнь Цинцю поспешно спрятал в ножны ослепительно-белое лезвие лежащего неподалеку меча, чтобы вручить владельцу. Лишь тогда цвет лица Юэ Цинъюаня хоть немного изменился к лучшему, и он наконец с трудом сумел сделать несколько вдохов.
Уставив неподвижный взгляд на руки Шэнь Цинцю, держащие его меч, он вместо того, чтобы принять клинок, попросил:
— Если я умру здесь… прошу тебя, верни Сюаньсу на пик Ваньцзянь.
— Что вы сказали? — в ужасе переспросил Шэнь Цинцю.
О какой это смерти он толкует? Неужто раны Юэ Цинъюаня на поверку настолько серьезны?
— Сюаньсу обладает необычайной мощью, — продолжил глава школы, — но я почти никогда не вытаскивал его из ножен. Теперь-то ты догадываешься о причине?
Шэнь Цинцю кивнул. И, надо думать, догадывался не он один.
— Сюаньсу — вся моя жизнь. Ты понимаешь, что это значит?
Разумеется, нет — Шэнь Цинцю подозревал, что в такой момент его шисюн едва ли будет сочинять цветистые метафоры, желая показать, как он дорожит своим мечом.
А также он предчувствовал, что Юэ Цинъюань собирается поделиться с ним секретом, о котором не известно ни единой живой душе.
— Всякий раз, когда я извлекаю из ножен Сюаньсу, он сокращает мой жизненный срок, — изрёк глава школы, подтверждая его догадку.
Стоило Шэнь Цинцю услышать эти слова, как меч в его руках словно сделался тысячекратно тяжелее [5].
Неудивительно, что он столь редко покидал ножны.
Владелец подобного меча и впрямь не станет извлекать его без крайней необходимости.
— Шисюн… вас некогда постигло помутнение рассудка? — в смятении спросил Шэнь Цинцю.
Использовать собственный жизненный срок в качестве сырья для духовной энергии, связать свою жизнь с мечом подобным образом… Какой же заклинатель в здравом уме выбрал бы столь гибельный путь [6]?
— Я поступил на пик Цюндин пятнадцати лет от роду, — медленно проговорил Юэ Цинъюань. — Стремясь достичь заветной цели во что бы то ни стало, я проявил излишнюю торопливость и потерпел неудачу на Пути единения человека и меча [7], так что у меня не оставалось иного выбора. Не об этом я мечтал — о жизни, полной сожалений, по окончании которой в памяти людей останется лишь презрение.
На его лицо постепенно возвращался цвет благодаря тому, что кашель наконец прекратился.
— Не продолжайте, — поспешил прервать его Шэнь Цинцю. — Сейчас не время говорить об этом. Сперва позвольте мне доставить вас к шиди Му.
Они вдвоём кое-как проделали несколько шагов, когда Юэ Цинъюань внезапно бросил:
— Прости.
Шэнь Цинцю вновь не мог взять в толк, о чём говорит глава школы — он определённо не мог припомнить ни единой причины, по которой тот мог бы извиняться перед ним. Если уж на то пошло, это ему самому следовало извиняться перед Юэ Цинъюанем за все те проблемы, которые он походя создавал своим легкомыслием [8], раз за разом предоставляя своему шисюну разгребать все последствия.
Но, как выяснилось, глава школы не собирался останавливаться на этом:
— Мне правда… правда очень жаль, — произнес он дрожащим голосом. — Разумеется, я должен был вернуться раньше. И конечно же, я желал возвратиться за тобой тотчас же… но вместо этого я всё испортил. Ты был прав тогда. Всё дело в моей порывистости… После того, как мастер заблокировал моё тело и меридианы, меня заперли в пещере Линси на целый год. Мне пришлось начинать всё с самого начала. Я кричал, звал — всё безрезультатно. Целый год я сходил с ума взаперти, предоставленный сам себе — никто так и не склонил слуха к моим мольбам, никто не пожелал меня выпустить… Как бы я ни старался освободиться, к тому времени, как я вернулся в имение Цю, от него осталось лишь пепелище…
В сознании Шэнь Цинцю словно раздался оглушительный раскат грома.
Наконец-то всё встало на свои места: доброжелательная забота Юэ Цинъюаня и его желание во что бы то ни стало защитить бедового собрата — всё это в деталях предстало перед его глазами, словно мелькание теней на стенках вращающегося фонаря-калейдоскопа, в котором зажгли свечу [9].
Попутно разрешилась и загадка молчаливого попустительства Юэ Цинъюаня — что бы ни вытворял лорд пика Цинцзин, он никогда не удостаивался даже порицания [10], не говоря уж о наказании, заставляя остальных дивиться долготерпению главы школы.
Теперь Шэнь Цинцю ведал также о том, отчего Шэнь Цзю так и не дождался своего товарища.
Юэ Цинъюань и Шэнь Цинцю — это те же Юэ Ци и Шэнь Цзю.
Вот оно как.
— Я правда хотел вернуться, но жестокость этого мира привела к тому, что мы с тобой… разминулись.
Теперь кровь лилась из его рта ещё сильнее прежнего. Несмотря на то, что Шэнь Цинцю поддерживал его, им приходилось останавливаться, чтобы передохнуть, после каждого шага.
— Не продолжайте, — повторил он со вздохом.
В конце концов, всё остальное он знал и сам.
— Нет уж, на сей раз дай мне докончить, — настаивал Юэ Цинъюань. — Говоря, что «Я сожалею» — всего лишь пустые слова, ты был абсолютно прав. Я так и не нашёл в себе сил объясниться с тобой прежде, так что сегодня ты должен меня выслушать. Я не прошу тебя о понимании, и уж тем паче не имею права ждать сочувствия, но если я не выскажу этого сейчас… боюсь, что потом будет слишком поздно.
Сердце Шэнь Цинцю ныло всё сильнее с каждым его словом, в глазах подозрительно защипало.
Слишком поздно, говоришь… И как ты не понимаешь, что уже слишком поздно!
Твоего Шэнь Цзю уже нет на свете!
Быть может, он попросту исчез, или же его душа переселилась в иное тело, как душа самого Шэнь Юаня.
Как бы то ни было, Шэнь Цинцю так и не смог услышать то, что собирался рассказать Юэ Цинъюань, потому что Система устроила ему целый парад уведомлений:
[Нераскрытый герой 1 — Чжучжи-лан, сюжетная линия восстановлена на 100%]
[Нераскрытый герой 2 — Тяньлан-цзюнь, сюжетная линия восстановлена на 100%]
[Нераскрытый герой 3 — Су Сиянь, сюжетная линия восстановлена на 100%]
[Восполнение сюжетных дыр 1 — Шэнь Цинцю, сюжетная линия восстановлена на 100%]
[Восполнение сюжетных дыр 2 — Юэ Цинъюань, сюжетная линия восстановлена на 100%]
[Процент сюжетных дыр достиг необходимого минимума. Тестирование Системы не выявило сюжетных противоречий. Вам начислено 300 баллов крутости за выполнение задания, итоговая сумма — 1200. Поздравляем вас с достижением «Ничтожно мало поводов для придирок» и наградой «Вполне читабельная писанина»]
[Очки расположения были обнулены. В текущих условиях вы можете использовать очки крутости в качестве альтернативы для оплаты ключевых артефактов. Принимаете или отменяете?]
Далее Система разразилась радостным пиликаньем. Шэнь Цинцю, напротив, ощутил сильнейшее раздражение.
«А смысл?» — бросил он в пустоту.
Разумеется, Система не удосужилась дать ответ. Шэнь Цинцю от полноты чувств показал интерфейсу два средних пальца.
Что за бесовская штука эта Система? Что ей на самом деле от него нужно?
Просто продемонстрировать ему, насколько несчастными можно сделать персонажей отдельно взятой книги? Или устроить презентацию всевозможных жестоких способов поиздеваться над героями?
Или свести с ума Ло Бинхэ?
Все твердят, что он помешался, и даже сам Ло Бинхэ со смехом это признал.
В оригинальном романе, промучившись со своим мечом несколько миллионов слов, главный герой в итоге приструнил Синьмо — в этом же варианте меч окончательно разрушил его разум.
Само собой, виной был не какой-то там фактор или два — всё в совокупности повлияло на подобное развитие событий. Должно быть, Шэнь Цинцю встречалось немало знаков того, что сюжет явно забрёл не в те дебри, но прежде он со свойственной ему поверхностностью не обращал на них внимания.
Иначе, вероятно, вовремя заметил бы, насколько сильно сомневался в себе Ло Бинхэ, чувствуя себя неполноценным под всем этим фасадом напускной самоуверенности.
Сперва он полагал, что Ло Бинхэ — чёртов злобный гений, затем — что он просто необычайно талантливый молодой человек, знающий себе цену. Теперь же, оглядываясь назад, Шэнь Цинцю понимал, что следы губительного влияния Синьмо на разум ученика в полной мере проявились во время того прискорбного эпизода в храме Чжаохуа.
Лишь понаслышке ведая о своём происхождении, Ло Бинхэ испытал немалый шок, узнав всю правду — именно тогда, пребывая в отчаянной растерянности, он вцепился в Шэнь Цинцю, умоляя его уйти с ним.
Но он не принял его руки — вместо этого велел ему убираться. Должно быть, в этот момент разум Ло Бинхэ уже был крайне нестабилен — он нуждался отнюдь не в бегстве, а в Шэнь Цинцю. Даже оказаться в ловушке в храме Чжаохуа, одному против всех, для него было бы предпочтительнее, чем вновь быть отосланным прочь!
Для Ло Бинхэ, с его своеобразным пониманием природы вещей, это было всё равно что вновь оказаться всеми покинутым.
Тем самым Шэнь Цинцю невольно повторил поступок Су Сиянь, которая приняла яд, изгоняющий сына из её чрева.
Как и говорил Ло Бинхэ, он в самом деле не принуждал никого принять чью-либо сторону, потому что в глубине души твёрдо верил в одно: однажды наступит час, когда учитель бросит его подобно всем прочим.
Весь его разум был до отказа забит паническим беспокойством и параноидальными страхами перед тем, что ещё не случилось — как тут не сойдёшь с ума?
Тем временем шаги Юэ Цинъюаня делались всё более нетвёрдыми, и в конце концов он уже не мог держаться на ногах.
Шэнь Цинцю ещё никогда не доводилось видеть главу школы в столь плачевном состоянии — тот всегда источал ауру силы и невозмутимости. Хоть он говорил редко и мало и никогда не проявлял агрессию, оставаясь неизменно мягким и доброжелательным, это ничуть не вредило его достоинству.
Теперь же ноги Юэ Цинъюаня то и дело подкашивались, а слова, напротив, так и сыпались с языка — глядя на него, Шэнь Цинцю начал всерьёз опасаться, что глава школы долго не протянет.
Практически таща его на себе, Шэнь Цинцю умолял его:
— Глава школы, прошу вас, держитесь! Вы должны оставаться в сознании! С вами всё будет хорошо!
— За последние годы ты ни разу не помянул прошлого, — горько усмехнулся Юэ Цинъюань. — И всегда называл меня не иначе как главой школы. Ты намеренно больше не называешь меня Ци-гэ?
Мышцы сжимавшей меч руки Шэнь Цинцю непроизвольно напряглись. Юэ Цинъюань желал услышать, как Шэнь Цзю вновь называет его Ци-гэ — вот только вся закавыка была в том, что он-то не Шэнь Цзю!
Призвав к жизни образ оригинального Шэнь Цинцю, холодного и полного скрытой ненависти, он решительно отозвался:
— Даже не проси.
Он никак не мог выкинуть белый флаг именно сейчас! Исходя из своего читательско-зрительского опыта, Шэнь Цинцю отлично знал, что, если выполнить последнее желание загибающегося персонажа, тот тут же радостно отойдёт в мир иной, потому он сурово добавил:
— И вообще, я не могу разобрать, что вы говорите. Потерпите, пока мы не доберемся до подножия!
— Ох, Сяо Цзю… — прикрыв глаза, вздохнул Юэ Цинъюань.
А вот этого не надо.
Шэнь Цинцю даже не решался представить себе, какое выражение лица было у главы школы, когда Ло Бинхэ прислал ему в изукрашенном ящике отрезанные ноги его шиди — даже зная, что ему не одолеть Ло Бинхэ, он всё же безоглядно [11] ринулся в его ловушку в благородном, но тщетном порыве — лишь для того, чтобы быть пронзённым десятью тысячами стрел.
Какая страшная расплата за подобную верность…
И в итоге Юэ Цинъюань даже не смог сказать тому Шэнь Цинцю — который, преисполнившись ненависти, помог Ло Бинхэ заманить главу школы в ловушку, лишь чтобы продлить свою жалкую жизнь на жалкую четверть часа — отчего он тогда так и не вернулся за ним.
Почему бы ему, спрашивается, не сказать этого раньше?
А с другой стороны, взять его самого — почему бы ему не объясниться с Ло Бинхэ, пока была такая возможность?
Если бы он не пытался просчитать все с самого начала, сохраняя холодный разум, быть может, душа Ло Бинхэ не почернела бы, преисполнившись горечи, и он до самого конца жизни так и оставался бы преданным и любящим адептом пика Цинцзин.
Даже если в прошлом у Шэнь Цинцю и вправду не было иного выбора, кроме как столкнуть Ло Бинхэ в Бесконечную бездну, он мог бы добиться цели иным способом – тут даже думать нечего. До сих пор Шэнь Цинцю даже не приходило в голову, что, возможно, достаточно было одного его слова, чтобы Ло Бинхэ охотно спрыгнул туда сам.
Однако тогда Шэнь Цинцю и вообразить себе не мог, что кто-то может оказаться настолько наивным и послушным простачком, чтобы без слов подчиниться его наказу.
Но ведь именно таким простачком на деле и был его ученик.
И вот теперь, совершив множество поворотов и разворотов, миновав немало виражей и обходных путей, они в итоге описали круг, придя все к тому же разбитому корыту. Не зная, на каком он свете, Шэнь Цинцю теперь только и мог, что потерянно вздыхать, приговаривая: «Если бы я только знал…»
Но эта реальность не знает сослагательного наклонения.
Внезапно из-за поворота перед ними появились две с головы до ног покрытые пылью фигуры.
В этих чумазых людях было не так-то просто распознать великих заклинателей, но, едва узрев их блестящие бритые головы, Шэнь Цинцю тотчас выпалил:
— Великий мастер Учэнь, настоятель Уван!
Низенький монах, который тащил высокого собрата, определенно был великим мастером Учэнем. Он потерял один из своих деревянных протезов и с трудом ковылял на одном, опираясь на посох. Не имея возможности соединить руки в привычном молитвенном жесте, он всё же несколько раз пробормотал имя Будды.
— А-ми-то-фо, горный лорд Шэнь, наконец-то я вас нашел. Что случилось с главой школы Юэ?
Прикрыв глаза, Юэ Цинъюань окончательно навалился на Шэнь Цинцю всем своим весом.
— Глава школы… — пробормотал Шэнь Цинцю, — ударился головой о камень. А что с настоятелем Уваном?
— Его задело демонической энергией Тяньлан-цзюня, так что он до сих пор не очнулся. После того, как потолок обрушился, все представители демонической расы куда-то исчезли.
Вытащив Сюя из ножен, Шэнь Цинцю передал его монаху:
— Великий мастер, могу я попросить вас, чтобы вы позаботились о моем шисюне, спустив с горы его и настоятеля Увана на моём мече?
— А как же горный лорд Шэнь? — обеспокоенно переспросил великий мастер Учэнь.
— Я должен позаботиться о своем ученике, — лаконично ответил Шэнь Цинцю.
— Если горный лорд Шэнь сможет предстать перед ним со спокойным сердцем, это было бы наилучшим решением, — торжественно напутствовал его великий мастер Учэнь.
— Всё это моя вина, — покаянно признал Шэнь Цинцю. — Но я всё ещё надеюсь, что смогу разрешить эту проблему, пока она не приведет к непоправимым последствиям. В таком случае, позвольте мне вверить вам жизнь нашего главы школы — препоручите его шиди Му, лорду пика Цяньцао, как можно скорее, и этот Шэнь будет безмерно вам благодарен!
Опустив настоятеля Увана на землю, великий мастер Учэнь взялся за Сюя. Отвесив Шэнь Цинцю почтительный поклон, он изрек:
— Синьмо питается его одержимостью.
Шэнь Цинцю вздрогнул от удивления, выпалив:
— Великий мастер Учэнь имеет в виду, что, если уничтожить меч, исчезнет и одержимость?
Но монах лишь покачал головой:
— Если бы с ней было так просто совладать, она не была бы одержимостью.
— Так я и предполагал, — просто ответил Шэнь Цинцю и, отвесив ему ответный поклон, развернулся, чтобы удалиться.
И с какой это радости именно ему предназначено стать предметом одержимости Ло Бинхэ?
Примечания переводчиков:
[1] Использовать врага ради собственных целей – в оригилале 养寇自重 (yǎngkòu zìzhòng) – в букв. пер. с кит. «поддерживать разбойников, ценить себя».
[2] Будто безумный — в оригинале 魂飞魄散 (hún fēi pò sàn) — в пер. с кит. «душа разума улетела, а душа тела рассеялась», в образном значении «от страха душа ушла в пятки».
[3] Твою ж мать! – в оригинале 我靠 (wǒ kào) – в букв. пер. с кит. «я прислоняюсь; я придерживаюсь», используется вместо сходного по звучанию 我肏 (wǒcào), которое в букв. пер. с кит. значит «Я ебал!»
[4] Сто чжанов — около 300 метров; Чжан 丈 (zhàng) — около 3,25 м.
[5] Тысячекратно тяжелее – в оригинале 千斤 (qiānjīn) – в букв. пер. «тысяча цзиней». Цзинь — 斤 (jīn) — мера веса, равная 500 г.
[6] Гибельный путь – в оригинале 邪道 (xiédào) – в пер. с кит. «неправедный (кривой) путь, скользкая дорожка, стезя греха».
[7] Путь единения человека и меча 人剑合一境界 (rén jiàn héyī jìngjiè) — первая ступень искусства владения мечом. Как только таковое единство достигнуто, даже травинка может стать оружием.
[8] Создавал своим легкомыслием – в оригинале 摸鱼 (mōyú) – в букв. пер. с кит. «ловить рыбу руками», в образном значении «заниматься посторонними делами; делать вид, что работает».
[9] Мелькание теней на стенках вращающегося фонаря-калейдоскопа, в котором зажгли свечу 走马灯 (zǒumǎdēng) — в букв. пер. с кит. «фонарь скачущих лошадей» — фонарь со свечой и маленькой каруселью внутри, которая вращается от движения разогретого воздуха.
[10] Порицание – в оригинале 小鞋 (xiǎoxié) – в букв. пер. с кит. «маленькая (тесная) обувь», образно в значении «затруднение; трудность».
[11] Безоглядно — в оригинале используется идиома 义无反顾 (yìwú fǎngù) — в пер. с кит. «долг не позволяет оглядываться назад, долг обязывает идти до конца, моральные принципы не позволяют отступить».
Следующая глава (с цензурой)
Следующая глава (без цензуры) (только для достигших 18 лет!!!)
Тело Тяньлан-цзюня и впрямь чудом не разваливалось, Чжучжи-лан по-прежнему висел, пригвождённый к стене, великий мастер Учэнь поддерживал настоятеля Увана, разбитая голова которого кровоточила, Мобэй-цзюнь тащил Шан Цинхуа, а Юэ Цинъюань стоял бок о бок с Шэнь Цинцю.
Лишь Ло Бинхэ стоял прямо против Синьмо, опустив голову, и невозмутимо оправлял рукава.
— Ло Бинхэ, иди сюда, — мягко окликнул его Шэнь Цинцю.
Ло Бинхэ качнул головой — всего один раз, но в этом движении сквозила непреклонность.
— Опять ты меня провел, — с горестью признал Шэнь Цинцю.
читать дальшеПомедлив, Ло Бинхэ всё же ответил:
— Учитель, я обещал, что помогу вам разобраться с Тяньлан-цзюнем — могу убить его хоть сейчас, если вы того пожелаете, отчего же вы считаете, будто я вас провёл?
— Использовать врага ради собственных целей [1] — воистину умно, — вновь усмехнулся Тяньлан-цзюнь. — Вот только от меня пользы на поверку оказалось немного, так что в итоге ему придется делать всё своими руками.
При словах «использовать врага ради собственных целей» сердце Шэнь Цинцю болезненно сжалось.
Выходит, Ло Бинхэ специально вручил Синьмо Тяньлан-цзюню? Ведь после обретения демонического меча тело из «корня бессмертия» принялось разлагаться с утроенной силой, так что, даже обладая самым могущественным оружием этого мира, он больше не представлял собой угрозы.
Видимо, Шэнь Цинцю настолько погрузился в свои мысли, что они отразились на его лице.
— О чём думает учитель? — бросил казавшийся по-настоящему задетым Ло Бинхэ. — Хоть он и похитил у меня Синьмо, меч всё равно продолжал признавать хозяином меня, только и всего. Вы ведь говорили, что впредь будете верить мне, отчего же теперь отступаетесь от своих слов?
— Я слишком часто доверялся тебе прежде, — медленно произнес Шэнь Цинцю. — Вплоть до настоящего момента я всегда верил в тебя.
— Это правда? — переспросил Ло Бинхэ, но тотчас кривовато улыбнулся: — А вот я больше не могу верить учителю.
Что-то в этой улыбке не давало покоя Шэнь Цинцю — осознав это, он намеренно смягчил выражение лица и голос, бросив:
— Что теперь не так?
Уловив в его голосе подлинное тепло, Ло Бинхэ внезапно прекратил улыбаться — теперь его лицо исказило неподдельное страдание.
— Учитель, я ведь говорил это прежде. Я вижу, что с ними вам гораздо лучше, чем со мной.
Поначалу Шэнь Цинцю никак не мог взять в толк, каких это «их» имеет в виду его ученик. Ло Бинхэ принялся мерить пещеру шагами, расхаживая взад-вперед рядом с Синьмо.
— Всякий раз, когда я молил учителя уйти со мной, он не соглашался, — горько усмехнулся он, словно бы потешаясь над самим собой. — А если и соглашался, то лишь под принуждением — а значит, против воли. Но когда они просят вас остаться, то вы соглашаетесь без малейших колебаний. — Бросив потерянный взгляд на Шэнь Цинцю, он продолжил: — Учитель, вы так редко улыбаетесь — а ведь я так люблю вашу улыбку. И всякий раз, когда вы улыбались, вы были с ними. Мне… — он перешел на шёпот, — …очень, очень больно.
Тут-то до Шэнь Цинцю наконец дошло, что под «ними» его ученик имел в виду весь хребет Цанцюн.
В тот момент, когда Лю Цингэ внезапно распахнул ставни, желая обнаружить там Ло Бинхэ, тот и впрямь был там — лорд пика Байчжань уловил исходящие от него эманации бессильного гнева.
Вместо того, чтобы удалиться, он остался под окнами, чтобы слышать жизнерадостную болтовню и смех, доносящиеся из хижины, равно как и согласие Шэнь Цинцю в ответ на просьбы сотоварищей остаться, и всё это запало ему в сердце, не давая покоя.
— Так ты поэтому злишься? — участливо бросил заклинатель.
— Злюсь? — взвился Ло Бинхэ, выплюнув. — Я ненавижу! Ненавижу себя! — И он принялся вышагивать ещё быстрее, сцепив руки за спиной. — Ненавижу себя за бесполезность. За то, что никто не желает остаться со мной. За то, что никто никогда… не захочет выбрать меня.
Прочие присутствующие в пещере хранили благоразумное молчание: убедившись, что именно Ло Бинхэ вливает энергию в Синьмо, они меньше всего желали, чтобы он внезапно вспылил. Однако Юэ Цинъюань всё же решился заговорить:
— Тебе не кажется, что именно сейчас ты принуждаешь его выбрать сторону?
Ло Бинхэ внезапно остановился, покачав головой.
— Выбрать сторону? Нет. Вовсе нет. Я знаю, что, если заставлю учителя выбирать, то он, безусловно, выберет не меня. Так что это даже хорошо, что у него не осталось выбора.
Бледное лицо Ло Бинхэ расцветилось румянцем, и он продолжил в лихорадочном воодушевлении:
— На сей раз я действительно усвоил урок. Ведь если хребет Цанцюн прекратит свое существование, что останется учителю? Только я.
Не в силах выносить эти бредовые речи, великий мастер Учэнь, который уже некоторое время, соединив руки в молитвенном жесте, повторял имена Будды, вновь заговорил:
— Милостивый господин Ло, в вас говорит безумие.
Ло Бинхэ лишь надменно рассмеялся в ответ.
— Лишив лорда Шэня возможности выбирать, вы, безусловно, лишаете его и возможности вас покинуть; но как вы можете при этом забыть всё, что он для вас сделал?
— Учитель, — вложив в это слово всю силу своего чувства, произнес Ло Бинхэ, — если пик Цинцзин падёт, я создам для вас новый. Можете винить меня во всём или ненавидеть — мне и этого довольно, я не буду требовать от вас слишком многого. Если я сделаю вас несчастным, можете избить меня или даже убить — в любом случае, я не могу умереть вот так просто. Но только… только не оставляйте меня. — Помедлив, он добавил: — Это в самом деле единственное моё желание.
При виде столь плачевного состояния своего ученика, который, окончательно съехав с катушек, явно находился на грани искажения ци, Шэнь Цинцю так и не смог вымолвить ни слова, преисполнившись горечи.
Взгляд Ло Бинхэ блуждал, словно будучи не в силах ни на чем сфокусироваться, а обведённые огненными кругами зрачки то расширялись, то сжимались до размеров булавочной головки. Его перекошенная улыбка лишь усугубляла впечатление полного безумия. Теперь Шэнь Цинцю уже не ведал, контролирует ли Ло Бинхэ источающий дьявольскую энергию меч, или тот управляет его учеником.
— Помимо хребта Цанцюн, — внезапно заговорил Чжучжи-лан, — в этом мире есть тысячи вещей, к которым неравнодушен бессмертный мастер Шэнь — и что же, ты не успокоишься, пока не уничтожишь их все?
— А почему бы и нет? — ухмыльнулся Ло Бинхэ. Склонив голову набок, он внезапно велел: — Заткни ему глотку!
К чести Мобэй-цзюня, тот помедлил, прежде чем ударить Чжучжи-лана кулаком в лицо.
В уставленном на сына взгляде Тяньлан-цзюня мелькнула жалость.
— …Синьмо и впрямь повредил твой рассудок, — вздохнул он. — Ты сошёл с ума.
При этих словах Шэнь Цинцю впервые увидел на лице владыки демонов что-то похожее на отеческую нежность. Но Ло Бинхэ успел уйти слишком далеко за грань реальности, чтобы это заметить — кивнув, он со слабой улыбкой признал:
— Да, это верно. Я сошёл с ума.
От этого признания сердце Шэнь Цинцю заныло с новой силой.
— Бинхэ, просто оставь этот меч, — мягко бросил он. — Отойди от него.
Заклиная Ло Бинхэ ласковыми словами, он украдкой опустил руку на рукоять Сюя, скрыв этот жест широким рукавом.
— Бесполезно, — расхохотался Ло Бинхэ ему в лицо. — Учитель, не утруждайте себя. Чем лучше ваше обращение, тем хуже мои опасения.
Ещё не договорив, он слегка приподнял правую руку, и поток льющейся из Синьмо лиловой энергии многократно усилился. Выплюнув изо рта сгусток крови, Чжучжи-лан бросил:
— Ты попросту жалок. — Видимо, удара Мобэй-цзюня оказалось недостаточно, чтобы заставить его замолчать.
— Жалок? — пробормотал Ло Бинхэ. — Ты прав, я жалок. Если учитель будет хотя бы жалеть меня, этого мне вполне достаточно. Учитель, вы можете остаться со мной хотя бы раз в жизни? — По его щекам катились неконтролируемые слезы. Стиснув зубы, Ло Бинхэ бросил, полыхнув глазами: — Учитель, вы всякий раз покидаете меня. Всегда все и вся меня покидают! Из-за них, а то и просто без причины — вы всё равно уходите!
Внезапно Шан Цинхуа шлёпнулся на пол, будто его сшибли с ног. Шэнь Цинцю бессознательно пододвинулся к стене, чтобы было на что опереться в случае чего.
И, как выяснилось, не зря — пол пещеры начал сотрясаться, не выдерживая ускорившегося роста хребта Майгу!
— Шиди, он помешался, — тихо бросил Юэ Цинъюань. — Ты все еще думаешь, что это можно как-то уладить?
Холодно усмехнувшись, Ло Бинхэ сделал пару шагов назад, ухватившись за рукоять Синьмо. Пол и вовсе заходил ходуном, а сквозь отверстие в стене виднелся целый лес пиков, выплывающих из клубящихся облаков. Шэнь Цинцю как раз собирался выхватить Сюя, когда воздух с парящими в нём снежинками и волнами лиловой энергии заполнила вспышка ослепительного белого света и невыносимый по высоте свист.
Сюаньсу покинул ножны!
Видя, что Юэ Цинъюань наставил меч на Ло Бинхэ, Мобэй-цзюнь выступил вперёд, чтобы принять удар на себя, однако демон ещё не успел коснуться меча, как его отшвырнула вспышка духовной энергии.
Шэнь Цинцю показалось, что он успел заметить на лице Мобэй-цзюня удивление, будто тот никак не ожидал подобного поворота событий, перед тем как он, вылетев из пещеры, свалился со стремительно растущего хребта Майгу. Шан Цинхуа, схватив меч, будто безумный [2] рванулся следом, но Шэнь Цинцю схватил его за рукав:
— Ты чего?
— Твою ж мать [3], он не умеет летать! — вырываясь, во всеуслышание выкрикнул Шан Цинхуа и сиганул вниз.
Шэнь Цинцю также бросился к выходу, силясь высмотреть сотоварища за мельтешением снега под жестокими порывами ветра. Наконец ему удалось различить, как парящий на мече Шан Цинхуа подхватил Мобэй-цзюня на высоте сотни чжанов [4] над поверхностью реки. Убедившись, что они не разбились о лёд, Шэнь Цинцю, не успев даже испустить вздоха облегчения, тотчас поворотился к Ло Бинхэ и Юэ Цинъюаню, которые уже вступили в схватку.
Взрывная демоническая энергия Ло Бинхэ потрясала воображение, однако Шэнь Цинцю не предполагал, насколько сокрушительным будет напор покинувшего ножны Сюаньсу — он мог на равных противостоять даже его обезумевшему ученику. От возмущения духовной и демонической энергий в воздухе Шэнь Цинцю чувствовал болезненное давление на барабанные перепонки и горло. Видя, что свод пещеры вот-вот обрушится окончательно, он вскарабкался на скалу, чтобы голыми руками ухватиться за Синьмо. Дернув со всей силы, он извлек меч из скалы.
Несмотря на это, скорость роста хребта Майгу ничуть не замедлилась. Узрев свой меч в чужих руках, Ло Бинхэ хотел было отобрать его, но Юэ Цинъюань не дал ему такого шанса. Острие Сюаньсу прочертило в воздухе замысловатую светящуюся печать, и Ло Бинхэ застыл, обездвиженный заклятьем небывалой силы, что сковало его, будто невидимая клетка.
Видя, что Шэнь Цинцю уже заполучил Синьмо, Юэ Цинъюань тихо бросил ему:
— Уходи!
Ну и как он мог уйти в подобный момент? Мотнув головой, Шэнь Цинцю собирался перебросить меч главе школы, но внезапно почувствовал, что ноги его не держат.
Впрочем, дело было отнюдь не в ногах — это пол ушёл из-под них. Пещера таки обрушилась!
***
На втором ярусе хребта Майгу.
Шэнь Цинцю наконец удалось откопать Юэ Цинъюаня из-под горы битого камня, встревоженно окликая его:
— Глава школы? Шисюн?
Тот был бледен, из уголка рта струилась кровь. С усилием сглотнув её, он поднял глаза на Шэнь Цинцю:
— …Где остальные?
Хребет Майгу изнутри походил на улей со множеством соединённых друг с другом ячей. Оглянувшись, Шэнь Цинцю признался:
— Я не видал ни великого мастера Учэня, ни Тяньлан-цзюня, ни прочих. Наверно, их завалило так же, как и вас, или же они провалились в другую пещеру… — Вновь повернувшись к Юэ Цинъюаню, он спросил: — Шисюн, когда вы были ранены?
Тот вместо ответа выдохнул:
— Синьмо всё ещё при тебе?
Шэнь Цинцю показал ему меч:
— При мне. Но хребет Майгу по-прежнему растет. Шисюн, вы должны уничтожить этот меч.
С его помощью Юэ Цинъюань кое-как поднялся на ноги.
— Ну а ты?.. — спросил он.
«Само собой, вернусь, чтобы разыскать Ло Бинхэ», — подумал Шэнь Цинцю, вместо ответа спросив:
— Шисюн, я никогда не видел таких ранений, как ваши. Что же всё-таки произошло?
Похоже, в этом разговоре ни одному из собеседников не суждено было дать прямого ответа.
— Я не хотел этого, — туманно произнес Юэ Цинъюань. — Но… я слишком порывистый человек, в конце концов.
Что-то в этих словах не понравилось Шэнь Цинцю, но у него не было возможности толком обдумать, что именно. Поддерживая Юэ Цинъюаня, он помог ему сделать первые шаги.
— Шисюн, вы можете идти? Спускайтесь с хребта, уничтожьте меч и найдите шиди Му, чтобы он позаботился о ваших ранениях. Предоставьте мне самому разобраться с Ло Бинхэ.
Юэ Цинъюань едва держался на ногах, на землю закапала алая кровь. Стоило Шэнь Цинцю отпустить его, как глава школы, немного постояв, вновь рухнул на землю.
Побелев от страха, Шэнь Цинцю бросился к нему, чтобы помочь подняться.
— Глава школы? Шисюн? — Когда он пощупал пульс Юэ Цинъюаня, даже его скромных познаний в медицине хватило, чтобы понять, что состояние его шисюна крайне тяжелое.
Тот глядел мимо Шэнь Цинцю и, казалось, вовсе не различал его слов.
— Но… тогда, в Цзиньлане, и когда Ло Бинхэ осадил наш хребет, я сумел себя контролировать, помня об общем благе… и всё же всякий раз потом думал, что лучше бы я… поддался порыву.
Видя, что глава школы впадает в забытьё, Шэнь Цинцю хотел было хорошенько ущипнуть его за губной желобок, чтобы привести в чувство, но не посмел совершить столь непочтительного действия по отношению к нему, вместо этого гаркнув в ухо:
— Шисюн, придите в себя! Вы всё сделали правильно!
Прикрыв глаза, Юэ Цинъюань покачал головой. Втянув воздух, он разразился столь тяжким кашлем, что сердце Шэнь Цинцю болезненно сжалось.
Кровь не заставила себя ждать, выплескиваясь с каждым выдохом.
— Помоги мне… зачехлить Сюаньсу, — с трудом выговорил Юэ Цинъюань.
Шэнь Цинцю поспешно спрятал в ножны ослепительно-белое лезвие лежащего неподалеку меча, чтобы вручить владельцу. Лишь тогда цвет лица Юэ Цинъюаня хоть немного изменился к лучшему, и он наконец с трудом сумел сделать несколько вдохов.
Уставив неподвижный взгляд на руки Шэнь Цинцю, держащие его меч, он вместо того, чтобы принять клинок, попросил:
— Если я умру здесь… прошу тебя, верни Сюаньсу на пик Ваньцзянь.
— Что вы сказали? — в ужасе переспросил Шэнь Цинцю.
О какой это смерти он толкует? Неужто раны Юэ Цинъюаня на поверку настолько серьезны?
— Сюаньсу обладает необычайной мощью, — продолжил глава школы, — но я почти никогда не вытаскивал его из ножен. Теперь-то ты догадываешься о причине?
Шэнь Цинцю кивнул. И, надо думать, догадывался не он один.
— Сюаньсу — вся моя жизнь. Ты понимаешь, что это значит?
Разумеется, нет — Шэнь Цинцю подозревал, что в такой момент его шисюн едва ли будет сочинять цветистые метафоры, желая показать, как он дорожит своим мечом.
А также он предчувствовал, что Юэ Цинъюань собирается поделиться с ним секретом, о котором не известно ни единой живой душе.
— Всякий раз, когда я извлекаю из ножен Сюаньсу, он сокращает мой жизненный срок, — изрёк глава школы, подтверждая его догадку.
Стоило Шэнь Цинцю услышать эти слова, как меч в его руках словно сделался тысячекратно тяжелее [5].
Неудивительно, что он столь редко покидал ножны.
Владелец подобного меча и впрямь не станет извлекать его без крайней необходимости.
— Шисюн… вас некогда постигло помутнение рассудка? — в смятении спросил Шэнь Цинцю.
Использовать собственный жизненный срок в качестве сырья для духовной энергии, связать свою жизнь с мечом подобным образом… Какой же заклинатель в здравом уме выбрал бы столь гибельный путь [6]?
— Я поступил на пик Цюндин пятнадцати лет от роду, — медленно проговорил Юэ Цинъюань. — Стремясь достичь заветной цели во что бы то ни стало, я проявил излишнюю торопливость и потерпел неудачу на Пути единения человека и меча [7], так что у меня не оставалось иного выбора. Не об этом я мечтал — о жизни, полной сожалений, по окончании которой в памяти людей останется лишь презрение.
На его лицо постепенно возвращался цвет благодаря тому, что кашель наконец прекратился.
— Не продолжайте, — поспешил прервать его Шэнь Цинцю. — Сейчас не время говорить об этом. Сперва позвольте мне доставить вас к шиди Му.
Они вдвоём кое-как проделали несколько шагов, когда Юэ Цинъюань внезапно бросил:
— Прости.
Шэнь Цинцю вновь не мог взять в толк, о чём говорит глава школы — он определённо не мог припомнить ни единой причины, по которой тот мог бы извиняться перед ним. Если уж на то пошло, это ему самому следовало извиняться перед Юэ Цинъюанем за все те проблемы, которые он походя создавал своим легкомыслием [8], раз за разом предоставляя своему шисюну разгребать все последствия.
Но, как выяснилось, глава школы не собирался останавливаться на этом:
— Мне правда… правда очень жаль, — произнес он дрожащим голосом. — Разумеется, я должен был вернуться раньше. И конечно же, я желал возвратиться за тобой тотчас же… но вместо этого я всё испортил. Ты был прав тогда. Всё дело в моей порывистости… После того, как мастер заблокировал моё тело и меридианы, меня заперли в пещере Линси на целый год. Мне пришлось начинать всё с самого начала. Я кричал, звал — всё безрезультатно. Целый год я сходил с ума взаперти, предоставленный сам себе — никто так и не склонил слуха к моим мольбам, никто не пожелал меня выпустить… Как бы я ни старался освободиться, к тому времени, как я вернулся в имение Цю, от него осталось лишь пепелище…
В сознании Шэнь Цинцю словно раздался оглушительный раскат грома.
Наконец-то всё встало на свои места: доброжелательная забота Юэ Цинъюаня и его желание во что бы то ни стало защитить бедового собрата — всё это в деталях предстало перед его глазами, словно мелькание теней на стенках вращающегося фонаря-калейдоскопа, в котором зажгли свечу [9].
Попутно разрешилась и загадка молчаливого попустительства Юэ Цинъюаня — что бы ни вытворял лорд пика Цинцзин, он никогда не удостаивался даже порицания [10], не говоря уж о наказании, заставляя остальных дивиться долготерпению главы школы.
Теперь Шэнь Цинцю ведал также о том, отчего Шэнь Цзю так и не дождался своего товарища.
Юэ Цинъюань и Шэнь Цинцю — это те же Юэ Ци и Шэнь Цзю.
Вот оно как.
— Я правда хотел вернуться, но жестокость этого мира привела к тому, что мы с тобой… разминулись.
Теперь кровь лилась из его рта ещё сильнее прежнего. Несмотря на то, что Шэнь Цинцю поддерживал его, им приходилось останавливаться, чтобы передохнуть, после каждого шага.
— Не продолжайте, — повторил он со вздохом.
В конце концов, всё остальное он знал и сам.
— Нет уж, на сей раз дай мне докончить, — настаивал Юэ Цинъюань. — Говоря, что «Я сожалею» — всего лишь пустые слова, ты был абсолютно прав. Я так и не нашёл в себе сил объясниться с тобой прежде, так что сегодня ты должен меня выслушать. Я не прошу тебя о понимании, и уж тем паче не имею права ждать сочувствия, но если я не выскажу этого сейчас… боюсь, что потом будет слишком поздно.
Сердце Шэнь Цинцю ныло всё сильнее с каждым его словом, в глазах подозрительно защипало.
Слишком поздно, говоришь… И как ты не понимаешь, что уже слишком поздно!
Твоего Шэнь Цзю уже нет на свете!
Быть может, он попросту исчез, или же его душа переселилась в иное тело, как душа самого Шэнь Юаня.
Как бы то ни было, Шэнь Цинцю так и не смог услышать то, что собирался рассказать Юэ Цинъюань, потому что Система устроила ему целый парад уведомлений:
[Нераскрытый герой 1 — Чжучжи-лан, сюжетная линия восстановлена на 100%]
[Нераскрытый герой 2 — Тяньлан-цзюнь, сюжетная линия восстановлена на 100%]
[Нераскрытый герой 3 — Су Сиянь, сюжетная линия восстановлена на 100%]
[Восполнение сюжетных дыр 1 — Шэнь Цинцю, сюжетная линия восстановлена на 100%]
[Восполнение сюжетных дыр 2 — Юэ Цинъюань, сюжетная линия восстановлена на 100%]
[Процент сюжетных дыр достиг необходимого минимума. Тестирование Системы не выявило сюжетных противоречий. Вам начислено 300 баллов крутости за выполнение задания, итоговая сумма — 1200. Поздравляем вас с достижением «Ничтожно мало поводов для придирок» и наградой «Вполне читабельная писанина»]
[Очки расположения были обнулены. В текущих условиях вы можете использовать очки крутости в качестве альтернативы для оплаты ключевых артефактов. Принимаете или отменяете?]
Далее Система разразилась радостным пиликаньем. Шэнь Цинцю, напротив, ощутил сильнейшее раздражение.
«А смысл?» — бросил он в пустоту.
Разумеется, Система не удосужилась дать ответ. Шэнь Цинцю от полноты чувств показал интерфейсу два средних пальца.
Что за бесовская штука эта Система? Что ей на самом деле от него нужно?
Просто продемонстрировать ему, насколько несчастными можно сделать персонажей отдельно взятой книги? Или устроить презентацию всевозможных жестоких способов поиздеваться над героями?
Или свести с ума Ло Бинхэ?
Все твердят, что он помешался, и даже сам Ло Бинхэ со смехом это признал.
В оригинальном романе, промучившись со своим мечом несколько миллионов слов, главный герой в итоге приструнил Синьмо — в этом же варианте меч окончательно разрушил его разум.
Само собой, виной был не какой-то там фактор или два — всё в совокупности повлияло на подобное развитие событий. Должно быть, Шэнь Цинцю встречалось немало знаков того, что сюжет явно забрёл не в те дебри, но прежде он со свойственной ему поверхностностью не обращал на них внимания.
Иначе, вероятно, вовремя заметил бы, насколько сильно сомневался в себе Ло Бинхэ, чувствуя себя неполноценным под всем этим фасадом напускной самоуверенности.
Сперва он полагал, что Ло Бинхэ — чёртов злобный гений, затем — что он просто необычайно талантливый молодой человек, знающий себе цену. Теперь же, оглядываясь назад, Шэнь Цинцю понимал, что следы губительного влияния Синьмо на разум ученика в полной мере проявились во время того прискорбного эпизода в храме Чжаохуа.
Лишь понаслышке ведая о своём происхождении, Ло Бинхэ испытал немалый шок, узнав всю правду — именно тогда, пребывая в отчаянной растерянности, он вцепился в Шэнь Цинцю, умоляя его уйти с ним.
Но он не принял его руки — вместо этого велел ему убираться. Должно быть, в этот момент разум Ло Бинхэ уже был крайне нестабилен — он нуждался отнюдь не в бегстве, а в Шэнь Цинцю. Даже оказаться в ловушке в храме Чжаохуа, одному против всех, для него было бы предпочтительнее, чем вновь быть отосланным прочь!
Для Ло Бинхэ, с его своеобразным пониманием природы вещей, это было всё равно что вновь оказаться всеми покинутым.
Тем самым Шэнь Цинцю невольно повторил поступок Су Сиянь, которая приняла яд, изгоняющий сына из её чрева.
Как и говорил Ло Бинхэ, он в самом деле не принуждал никого принять чью-либо сторону, потому что в глубине души твёрдо верил в одно: однажды наступит час, когда учитель бросит его подобно всем прочим.
Весь его разум был до отказа забит паническим беспокойством и параноидальными страхами перед тем, что ещё не случилось — как тут не сойдёшь с ума?
Тем временем шаги Юэ Цинъюаня делались всё более нетвёрдыми, и в конце концов он уже не мог держаться на ногах.
Шэнь Цинцю ещё никогда не доводилось видеть главу школы в столь плачевном состоянии — тот всегда источал ауру силы и невозмутимости. Хоть он говорил редко и мало и никогда не проявлял агрессию, оставаясь неизменно мягким и доброжелательным, это ничуть не вредило его достоинству.
Теперь же ноги Юэ Цинъюаня то и дело подкашивались, а слова, напротив, так и сыпались с языка — глядя на него, Шэнь Цинцю начал всерьёз опасаться, что глава школы долго не протянет.
Практически таща его на себе, Шэнь Цинцю умолял его:
— Глава школы, прошу вас, держитесь! Вы должны оставаться в сознании! С вами всё будет хорошо!
— За последние годы ты ни разу не помянул прошлого, — горько усмехнулся Юэ Цинъюань. — И всегда называл меня не иначе как главой школы. Ты намеренно больше не называешь меня Ци-гэ?
Мышцы сжимавшей меч руки Шэнь Цинцю непроизвольно напряглись. Юэ Цинъюань желал услышать, как Шэнь Цзю вновь называет его Ци-гэ — вот только вся закавыка была в том, что он-то не Шэнь Цзю!
Призвав к жизни образ оригинального Шэнь Цинцю, холодного и полного скрытой ненависти, он решительно отозвался:
— Даже не проси.
Он никак не мог выкинуть белый флаг именно сейчас! Исходя из своего читательско-зрительского опыта, Шэнь Цинцю отлично знал, что, если выполнить последнее желание загибающегося персонажа, тот тут же радостно отойдёт в мир иной, потому он сурово добавил:
— И вообще, я не могу разобрать, что вы говорите. Потерпите, пока мы не доберемся до подножия!
— Ох, Сяо Цзю… — прикрыв глаза, вздохнул Юэ Цинъюань.
А вот этого не надо.
Шэнь Цинцю даже не решался представить себе, какое выражение лица было у главы школы, когда Ло Бинхэ прислал ему в изукрашенном ящике отрезанные ноги его шиди — даже зная, что ему не одолеть Ло Бинхэ, он всё же безоглядно [11] ринулся в его ловушку в благородном, но тщетном порыве — лишь для того, чтобы быть пронзённым десятью тысячами стрел.
Какая страшная расплата за подобную верность…
И в итоге Юэ Цинъюань даже не смог сказать тому Шэнь Цинцю — который, преисполнившись ненависти, помог Ло Бинхэ заманить главу школы в ловушку, лишь чтобы продлить свою жалкую жизнь на жалкую четверть часа — отчего он тогда так и не вернулся за ним.
Почему бы ему, спрашивается, не сказать этого раньше?
А с другой стороны, взять его самого — почему бы ему не объясниться с Ло Бинхэ, пока была такая возможность?
Если бы он не пытался просчитать все с самого начала, сохраняя холодный разум, быть может, душа Ло Бинхэ не почернела бы, преисполнившись горечи, и он до самого конца жизни так и оставался бы преданным и любящим адептом пика Цинцзин.
Даже если в прошлом у Шэнь Цинцю и вправду не было иного выбора, кроме как столкнуть Ло Бинхэ в Бесконечную бездну, он мог бы добиться цели иным способом – тут даже думать нечего. До сих пор Шэнь Цинцю даже не приходило в голову, что, возможно, достаточно было одного его слова, чтобы Ло Бинхэ охотно спрыгнул туда сам.
Однако тогда Шэнь Цинцю и вообразить себе не мог, что кто-то может оказаться настолько наивным и послушным простачком, чтобы без слов подчиниться его наказу.
Но ведь именно таким простачком на деле и был его ученик.
И вот теперь, совершив множество поворотов и разворотов, миновав немало виражей и обходных путей, они в итоге описали круг, придя все к тому же разбитому корыту. Не зная, на каком он свете, Шэнь Цинцю теперь только и мог, что потерянно вздыхать, приговаривая: «Если бы я только знал…»
Но эта реальность не знает сослагательного наклонения.
Внезапно из-за поворота перед ними появились две с головы до ног покрытые пылью фигуры.
В этих чумазых людях было не так-то просто распознать великих заклинателей, но, едва узрев их блестящие бритые головы, Шэнь Цинцю тотчас выпалил:
— Великий мастер Учэнь, настоятель Уван!
Низенький монах, который тащил высокого собрата, определенно был великим мастером Учэнем. Он потерял один из своих деревянных протезов и с трудом ковылял на одном, опираясь на посох. Не имея возможности соединить руки в привычном молитвенном жесте, он всё же несколько раз пробормотал имя Будды.
— А-ми-то-фо, горный лорд Шэнь, наконец-то я вас нашел. Что случилось с главой школы Юэ?
Прикрыв глаза, Юэ Цинъюань окончательно навалился на Шэнь Цинцю всем своим весом.
— Глава школы… — пробормотал Шэнь Цинцю, — ударился головой о камень. А что с настоятелем Уваном?
— Его задело демонической энергией Тяньлан-цзюня, так что он до сих пор не очнулся. После того, как потолок обрушился, все представители демонической расы куда-то исчезли.
Вытащив Сюя из ножен, Шэнь Цинцю передал его монаху:
— Великий мастер, могу я попросить вас, чтобы вы позаботились о моем шисюне, спустив с горы его и настоятеля Увана на моём мече?
— А как же горный лорд Шэнь? — обеспокоенно переспросил великий мастер Учэнь.
— Я должен позаботиться о своем ученике, — лаконично ответил Шэнь Цинцю.
— Если горный лорд Шэнь сможет предстать перед ним со спокойным сердцем, это было бы наилучшим решением, — торжественно напутствовал его великий мастер Учэнь.
— Всё это моя вина, — покаянно признал Шэнь Цинцю. — Но я всё ещё надеюсь, что смогу разрешить эту проблему, пока она не приведет к непоправимым последствиям. В таком случае, позвольте мне вверить вам жизнь нашего главы школы — препоручите его шиди Му, лорду пика Цяньцао, как можно скорее, и этот Шэнь будет безмерно вам благодарен!
Опустив настоятеля Увана на землю, великий мастер Учэнь взялся за Сюя. Отвесив Шэнь Цинцю почтительный поклон, он изрек:
— Синьмо питается его одержимостью.
Шэнь Цинцю вздрогнул от удивления, выпалив:
— Великий мастер Учэнь имеет в виду, что, если уничтожить меч, исчезнет и одержимость?
Но монах лишь покачал головой:
— Если бы с ней было так просто совладать, она не была бы одержимостью.
— Так я и предполагал, — просто ответил Шэнь Цинцю и, отвесив ему ответный поклон, развернулся, чтобы удалиться.
И с какой это радости именно ему предназначено стать предметом одержимости Ло Бинхэ?
Примечания переводчиков:
[1] Использовать врага ради собственных целей – в оригилале 养寇自重 (yǎngkòu zìzhòng) – в букв. пер. с кит. «поддерживать разбойников, ценить себя».
[2] Будто безумный — в оригинале 魂飞魄散 (hún fēi pò sàn) — в пер. с кит. «душа разума улетела, а душа тела рассеялась», в образном значении «от страха душа ушла в пятки».
[3] Твою ж мать! – в оригинале 我靠 (wǒ kào) – в букв. пер. с кит. «я прислоняюсь; я придерживаюсь», используется вместо сходного по звучанию 我肏 (wǒcào), которое в букв. пер. с кит. значит «Я ебал!»
[4] Сто чжанов — около 300 метров; Чжан 丈 (zhàng) — около 3,25 м.
[5] Тысячекратно тяжелее – в оригинале 千斤 (qiānjīn) – в букв. пер. «тысяча цзиней». Цзинь — 斤 (jīn) — мера веса, равная 500 г.
[6] Гибельный путь – в оригинале 邪道 (xiédào) – в пер. с кит. «неправедный (кривой) путь, скользкая дорожка, стезя греха».
[7] Путь единения человека и меча 人剑合一境界 (rén jiàn héyī jìngjiè) — первая ступень искусства владения мечом. Как только таковое единство достигнуто, даже травинка может стать оружием.
[8] Создавал своим легкомыслием – в оригинале 摸鱼 (mōyú) – в букв. пер. с кит. «ловить рыбу руками», в образном значении «заниматься посторонними делами; делать вид, что работает».
[9] Мелькание теней на стенках вращающегося фонаря-калейдоскопа, в котором зажгли свечу 走马灯 (zǒumǎdēng) — в букв. пер. с кит. «фонарь скачущих лошадей» — фонарь со свечой и маленькой каруселью внутри, которая вращается от движения разогретого воздуха.
[10] Порицание – в оригинале 小鞋 (xiǎoxié) – в букв. пер. с кит. «маленькая (тесная) обувь», образно в значении «затруднение; трудность».
[11] Безоглядно — в оригинале используется идиома 义无反顾 (yìwú fǎngù) — в пер. с кит. «долг не позволяет оглядываться назад, долг обязывает идти до конца, моральные принципы не позволяют отступить».
Следующая глава (с цензурой)
Следующая глава (без цензуры) (только для достигших 18 лет!!!)
Господь Валерий, блог «Как говорит господь Валерий»
ОТРЫВОК ИЗ КНИГИ «Я И МОЯ ВСЕЛЕННАЯ. УРОКИ ЭГОИЗМА»
https://ridero.ru/books/ya_i_moya_vselennaya/
Привлекательной стороной положения раба является обязанность рабовладельца нести ответственность за его (раба) судьбу, в результате раб чувствует себя в определенной степени защищенным от необходимости думать своей головой и жить своей жизнью, на что он, будучи рабом по своей сути, не способен в принципе. Поэтому современное рабство держится, прежде всего, на желании самих рабов сохранить свой статус.
Psoj_i_Sysoj, блог «Логово Псоя и Сысоя»
Система «Спаси-Себя-Сам» для главного злодея. Глава 78. Лица из прошлого [1]
Предыдущая глава
— Дело не в этом, — ответил Шэнь Цинцю.
— Тогда в чём? — продолжал настаивать Ло Бинхэ.
— Сперва нужно покончить с нашей задачей, — заявил Шэнь Цинцю, заслоняясь веером. — Обсудим это позже.
— Хорошо. — Ло Бинхэ нехотя отнял руку со слабой улыбкой и тихо добавил: — …В любом случае, у нас будет много времени, чтобы это обсудить.
читать дальшеКаждый из заклинателей не мог отделаться от чувства, что в гуще темных ветвей, травы по пояс высотой, за грудами мертвенно-бледного щебня копошатся бесчисленные невидимые глазу создания. Проблески жадных зелёных глаз и шепчущие вздохи окружали их, словно волны подступающего прилива.
Теперь все не сговариваясь признали, что роль лидера лучше препоручить Ло Бинхэ — за все время следования даже самые непримиримые его противники не решались издать ни звука [2]. В присутствии Ло Бинхэ таящиеся в тенях демоны либо не решались пошевелиться, либо ударялись в паническое бегство.
Одним словом, к ним будто пожаловал дух поветрия [3] собственной персоной…
И это божественное вмешательство немало поспособствовало тому, что они достигли места назначения куда быстрее, чем предполагалось.
При виде смерча тёмной энергии вздымающегося к небесам посреди поля клубящегося белого тумана любой имеющий глаза понял бы, что тут не обошлось без демонического вмешательства.
Вход в пещеру был сокрыт густой тёмной порослью, подобной кущам дремучего леса, и эманации от неё исходили такие, что даже стоящего неподалеку пробирал озноб. Группа заклинателей приблизилась к пещере в некоторой нерешительности.
Что и говорить, все они ожидали, что для того, чтобы добраться до этой локации, им придется изничтожить по меньшей мере восемь сотен вражеских генералов и тысячу демонов, не говоря уже о неисчислимых ядовитых тварях, а также преодолеть многие другие опасности, которых они не в силах даже вообразить.
Ну ладно тысячи врагов, но могли бы их хотя бы для вида сбрызнуть кровью перед столкновением с верховным БОССОМ?
— Думаю, нам не стоит очертя голову кидаться в пасть зверя, — наконец изрёк общее мнение один из глав школ.
— Да, лучше сперва разведать ситуацию, — тотчас присоединился к нему другой.
— С этим не поспоришь, — бросил Ло Бинхэ.
Он ещё не успел договорить, когда Мобэй-цзюнь внезапно пнул Шан Цинхуа, отправив его в свободный полёт.
Он только что пнул его в… в… в…
Пред изумленным взглядом Шэнь Цинцю Шан Цинхуа скатился в пещеру, чтобы произвести «разведку».
Спустя мгновение мёртвой тишины, из пещеры раздался истошный вопль.
Действуя с быстротой молнии [4], Шэнь Цинцю отбросил закрывающие вход лозы, чтобы последовать за прочими заклинателями, ворвавшимися в пещеру.
— Вот мы и встретились вновь, горный лорд Шэнь, — поприветствовал его знакомый голос.
Синьмо торчал в скальной трещине в дальнем конце пещеры, из которой непрестанно изливались волны тёмной энергии и клубы лилового дыма. Влетев на всей скорости, Шэнь Цинцю чуть не врезался в сидящего на глыбе серо-голубого камня Тяньлан-цзюня.
Падающий в пещеру приглушённый свет достаточно ясно обрисовывал верхнюю часть тела Тяньлан-цзюня, при виде которой многие из последовавших за Шэнь Цинцю заклинателей невольно втянули воздух.
Теперь-то Шэнь Цинцю понял, отчего так заорал Шан Цинхуа.
Хоть улыбка Тяньлан-цзюня не утратила благородной сдержанности, вся правая половина его лица обратилась в темную массу полуразложившейся плоти, придавая его благосклонной усмешке невыразимо жуткий оттенок.
Левый рукав был предсказуемо пустым — видимо, приставить то и дело отваливающуюся руку больше не было возможности.
Эта жалкая картина, подобная лампе, в которой иссякло масло, порядком расходилась с тем, что ожидал увидеть Шэнь Цинцю, направляясь на битву с главным злодеем.
При этой мысли он не удержался от того, чтобы украдкой бросить взгляд на лицо ученика — однако ему предстала лишь маска неколебимого равнодушия, надёжно скрывающая любые эмоции.
— По правде говоря, я ожидал, что вас будет куда больше, — бросил Тяньлан-цзюнь, задумчиво склонив голову. — Как некогда на горе Байлу — сотни мастеров против одного.
— Ты только посмотри на себя, — фыркнул настоятель Уван. — На что ты похож — ни на человека, ни на демона — так что все твои приспешники разбежались от отвращения. Разве нам требуется больше народу, чтобы разобраться со столь жалкой тварью?
— Да, моих приспешников тут и правда нет, — тихо признал Тяньлан-цзюнь. — Зато есть мой племянник.
Эти слова ещё не успели сорваться с его губ, когда в сумраке пещеры мелькнула зелёная тень — и вот перед заклинателями предстал Чжучжи-лан, заслонив собою Тяньлан-цзюня.
При виде него Шэнь Цинцю вынужден был признать, что и его состояние оставляло желать лучшего. Ну с Тяньлан-цзюнем хотя бы все ясно: поскольку «корень жизни» не переносит демонической энергии, после подобного свершения не стоило дивиться тому, что состоящее из него тело сплошь в дырах — а вот отчего глаза Чжучжи-лана налились желтизной, а чешуя вновь расползлась по всем открытым частям тела — по шее, щекам, лбу и рукам — этого Шэнь Цинцю не мог взять в толк. Теперь этот некогда красивый молодой человек был пугающе близок к той твари, что встретилась им у озера Лушуй.
— Мастер Шэнь, — хрипло поприветствовал он заклинателя.
— Да, это я, — озадаченно отозвался Шэнь Цинцю. — А с тобой-то что приключилось?
— Шиди, — тотчас вмешался Юэ Цинъюань, — что тебя с ним связывает?
«Похоже, истоки наших отношений и впрямь глубоки [5]», — невольно усмехнулся про себя Шэнь Цинцю, который все больше убеждался, что у него с главой школы явно имелась некая предыстория. Он как раз собирался ответить, когда Тяньлан-цзюнь, прищурясь, внезапно бросил:
— А ведь я вас знаю. — Порывшись в памяти, он добавил: — Помнится, тот старик из дворца Хуаньхуа подбивал вас напасть на меня исподтишка, но вы не стали плясать под его дудку. А теперь, как я слышал, вы стали главой хребта Цанцюн? Неплохо.
— У Вашей Милости [6] воистину превосходная память.
Тяньлан-цзюнь улыбнулся ему, а затем испустил вздох.
— Если бы вы провели столько времени, сколько я, раздавленным в кромешной тьме, десятилетиями не видя солнечного света [7], когда только и остается, что раз за разом воскрешать в памяти дела минувших дней, то и ваша память была бы не хуже моей.
На сей раз никто не дал ему ответа. Юэ Цинъюань лишь крепче стиснул рукоять Сюаньсу, замахнувшись зачехлённым мечом.
Тяньлан-цзюнь как раз уклонялся от удара, когда по пещере внезапно прокатилась волна грохота, стена позади него обрушилась, являя взору небо, шум падающих камней замер далеко внизу. Через провал ворвался ледяной вихрь, несущий тучи пыли, в воздухе заплясали первые снежинки. С далёкой поверхности заледеневшей реки донеслись звуки битвы — звон мечей и крики монстров: выходит, первая волна демонов с южных рубежей уже прорвалась сквозь барьер.
— Дайте-ка угадаю, — как ни в чём не бывало бросил Тяньлан-цзюнь. — На передовой опять лорд пика Байчжань, я угадал?
Десятки заклинателей мигом рассеялась по пещере, готовясь атаковать с разных направлений. Уван, взмахнув посохом, высвободил порыв ветра необычайной силы, вслед за чем очертя голову бросился в бой. Чжучжи-лан, напротив, отступал перед мощью Сюаньсу, однако при этом отвлекал на себя бóльшую часть нападающих. Тяньлан-цзюнь, в свою очередь, восседал на своем каменном троне с прежней невозмутимостью.
— Помнится, в прошлый раз вы тоже тянули до последнего, прежде чем вытащить меч из ножен, — бросил он. — И сегодня повторится то же?
Юэ Цинъюань не ответил, собираясь ударить ладонью в грудь Чжучжи-лана, но другой глава школы опередил его. Племянник Тяньлан-цзюня даже не попытался уклониться, принимая на себя всю силу удара, однако в итоге крик боли издал не он, а самонадеянный заклинатель.
Зрачки Шэнь Цинцю моментально сузились.
— Не трогайте его! — выкрикнул он. — Его тело покрыто ядом!
В хаосе битвы несколько заклинателей уже успели повторить ошибку своего злополучного собрата, ещё нескольких подбросило в воздух взрывами демонической или духовной энергии — они тотчас приземлялись на свои мечи, чтобы погасить импульс. Шан Цинхуа под шумок двинулся к Шэнь Цинцю. Когда поглощённый битвой Чжучжи-лан заметил, что один из заклинателей крадётся к выходу, он машинально вскинул руку, швырнув ему вслед двух змей. Ясно видя, что Шан Цинхуа не сможет отразить удар, Шэнь Цинцю поспешно взмахнул рукавом, посылая бамбуковый лист на спасение собрата-Самолёта, но прежде, чем тот достиг летящих змей, те были пронзены осколками льда, сконденсировавшимися прямо из воздуха.
Ринувшийся в бой словно мстительный дух Мобэй-цзюнь схватил Шан Цинхуа в охапку и швырнул его Шэнь Цинцю, будто курёнка, вслед за чем тотчас врезал Чжучжи-лану.
В течение последующих десяти секунд Шэнь Цинцю удостоился возможности понаблюдать из первого ряда за тем, что называют «зверским избиением»…
Поскольку Чжучжи-лан был выведен из строя Мобэй-цзюнем, остальные переключились на Тяньлан-цзюня.
Хоть тот и вынужден был сражаться одной рукой против многих, это ничуть не повредило его благородной сдержанности.
— Итак, всё свелось к тому же — все на одного. Вам не кажется, что подобная победа противоречит законам справедливости?
Глава одной из школ устремился вперёд с бранью:
— Тебе ли, презренному демону, который денно и нощно вынашивает дурные замыслы, ведомый лишь одним желанием — увидеть, как весь мир погрязнет в хаосе — вести речи о справедливости!
В следующее мгновение его голова разлетелась на куски, будто головка чеснока.
— Говоря начистоту, — усмехнулся Тяньлан-цзюнь, — поначалу мои намерения отнюдь не были дурными, и жаждал я вовсе не хаоса или абсолютной власти. Если я и преступал границу вашего мира, то лишь затем, чтобы петь песни и читать книги. Тогда он казался мне чудным местом. Но после столь длительного заточения под горой Байлу я был вынужден самую малость склониться к тому, что вы мне приписываете.
Юэ Цинъюань щёлкнул пальцами, и Сюаньсу показался из ножен на три цуня [8], послав в демона волну духовной энергии, от которой тело Тяньлан-цзюня хрустнуло, будто все кости выскочили из пазов, а сам он издал изумлённый возглас:
— Теперь-то я вижу, что вы по праву занимаете свой пост. Весьма недурно. Ваш наставник не особенно блистал талантами, но готов признать, что глаз на способных учеников у него был намётан. — Протянув руку, он схватил Сюаньсу за лезвие, будто не ведая о его гибельной силе, и улыбнулся Юэ Цинъюаню, словно бы позабыв о всех прочих. — Но почему бы вам не извлечь его полностью? Подобным образом вы ничего не добьётесь.
Взгляд Юэ Цинъюаня потемнел, и он вытянул меч еще на полцуня.
Внезапно рядом раздался холодный голос Ло Бинхэ.
— Он и впрямь не в силах с тобой совладать. А как насчет меня?
Неизменная улыбка ещё не покинула лицо Тяньлан-цзюня, когда на него обрушился сокрушительный поток демонической энергии, рассекая воздух подобно тесаку.
Его единственная рука отделилась от плеча и, подхваченная жестоким вихрем, вылетела из пещеры, упав на хребет Майгу.
В дело наконец-то вступил Ло Бинхэ!
Отец и сын вновь сошлись в бою, и на сей раз пришла очередь Тяньлан-цзюня потерпеть поражение.
Глаза Ло Бинхэ прямо-таки сияли раскалёнными угольями, на лице застыло яростное выражение, в каждом движении сквозила мощь, не знающая пощады; Тяньлан-цзюнь, у которого осталась лишь культя правой руки, мало что мог ему противопоставить. Когда Чжучжи-лан наконец смог хотя бы на миг оторваться от Мобэй-цзюня, на него уже жалко было смотреть — на его чешуйчатом теле живого места не осталось. Увидев, в каком положении оказался его господин, он, окончательно потеряв голову, рванулся прямо к нему. В этот самый момент отброшенный демонической энергией Тяньлан-цзюня настоятель Уван отлетел назад, харкая кровью, и великий мастер Учэнь устремился к нему, чтобы подхватить собрата. Видя, что он вот-вот столкнется с Чжучжи-ланом, Шэнь Цинцю метнулся к нему, заслонив монаха собой.
При виде заклинателя в сверкающих золотом глазах Чжучжи-лана мелькнуло узнавание — он тотчас затормозил, едва не потеряв при этом равновесие. Он как раз собирался обогнуть Шэнь Цинцю, чтобы прийти на подмогу к господину, когда его настигла вспышка белого света, и Чжучжи-лан осел, пригвождённый к стене.
Из его груди торчало сверкающее лезвие Чжэнъяна.
Когда Шэнь Цинцю обернулся, Ло Бинхэ медленно отступал. В паре чжанов [9] от него стоял Тяньлан-цзюнь, невозмутимый, как всегда.
Спустя мгновение он упал — но даже это движение было проникнуто благородством.
И что, типа всё?
Вот так просто?
Разум Шэнь Цинцю решительно отказывался принимать подобный исход.
Он сам даже единого удара нанести не успел — ну как они могли так вот просто отдать концы?
Чтобы хоть отчасти выплеснуть раздражение, он от души двинул Шан Цинхуа:
— Эй, разве ты не утверждал, что одолеть Тяньлан-цзюня просто нереально?
— Ну, это было непросто, — проблеял Шан Цинхуа.
— Да кто вообще схавает подобную развязку?
— Слушай, как бы крут ни был злодей, ему не дозволено гнать волну на главного героя — разве это не общеизвестно?
Оглянувшись, они увидели, что из десятка заклинателей, с которыми они прибыли сюда, лишь несколько остались стоять на ногах посреди этой залитой кровью жуткой сцены. Тогда Шэнь Цинцю перевёл взгляд на горемычных злодеев этой истории, мысленно оплакав одного, пришпиленного к стене, словно бабочка в коллекции энтомолога, и второго, валяющегося на полу, будто тряпичная марионетка с оборванными верёвочками.
И он не ощущал ни капли удовлетворения от подобной победы. Чем дольше он об этом думал, тем сильнее это походило на издевательство над стариками и увечными, вроде нападения банды гопников на пару несчастных неудачников, а не на славное свершение…
Ну да, определенно, так и обстояло дело. И как всё могло дойти до подобного? Сила этого злобного гения оказалась воистину далека от ожиданий!
Ло Бинхэ обернулся к нему — на сей раз не запятнанный ни единой каплей крови.
— Хотите убить его? — невозмутимо поинтересовался он у Шэнь Цинцю.
При этом он указывал на Тяньлан-цзюня. Заслышав эти слова, Чжучжи-лан вцепился в лезвие Чжэнъяна, силясь выдернуть его из груди. Во время битвы он лишился немалого числа чешуек на лице и шее, и теперь от его отчаянных усилий из ран заструилась кровь.
С тех пор, как Шэнь Цинцю узнал, что от его рук погиб Гунъи Сяо, у него в душе засела заноза, не дающая ему покоя при мысли о Чжучжи-лане, однако при виде этого жуткого зрелища он не мог не испытывать сочувствия. Пусть Чжучжи-лан успел попортить ему немало крови своими экзотическими методами выражения благодарности, заклинатель отлично сознавал, что по отношению к нему тот и впрямь никогда не питал дурных намерений.
— Погляди, во что они превратились, — вздохнул Шэнь Цинцю, — какой в этом прок?
— Во что превратились? — прохрипел Чжучжи-лан, закашлявшись кровавой пеной, и криво улыбнулся: — А что подумал бы мастер Шэнь, скажи я ему, что тогда, на горе Байлу, он видел мою истинную форму?
Эти слова поразили Шэнь Цинцю, будто гром средь ясного дня.
Что, этот уродливый змеечеловек и есть истинный облик Чжучжи-лана?
— Мой род весьма скромен, — продолжил тот, задыхаясь. — Из-за того, что мой отец был первозданным гигантским змеем, сам я родился получеловеком. До пятнадцати лет я терпел непрестанные насмешки, оскорбления и побои со стороны моих близких, знал лишь ненависть и презрение. Если бы не мой господин, который помог мне обрести человеческую форму, я бы всю жизнь так и провел пресмыкающейся по земле жалкой тварью. — Стиснув зубы, он продолжил: — Цзюнь-шан даровал мне первую возможность стать человеком, а вы, мастер Шэнь — вторую. Быть может, для вас обоих это ничего не значило, но для меня это долг, который я не смогу отплатить даже десятью тысячами смертей… А теперь мастер Шэнь говорит «какой прок?» В самом деле, какой?
— Неразумное дитя, — внезапно вздохнул Тяньлан-цзюнь. — Зачем ты всё это ему рассказываешь?
Валяясь на земле, он всё равно умудрялся являть собой образец царственности — лишь половина лица, разъеденная демонической энергией, несколько портила впечатление.
Уставясь на небо сквозь дыру в своде пещеры, он задумчиво бросил:
— Эти люди придают столь большое значение своему принципу: «Разным родам разные пути [10]», потому-то, как бы близок ни был тебе человек, он предаст тебя не моргнув глазом. Зачем же ты так цепляешься за свою благодарность, не находящую отклика [11]? Что бы ты ни говорил ему, твои слова не достигнут его сердца — тем самым ты лишь испытываешь его терпение. К чему подобные речи?
Отчего-то все погрузились в угрюмое молчание. Юноша с самыми добрыми намерениями, всей душой наслаждавшийся разговорами о любви, обнаружил, что это не более чем коварная ловушка, угодив в которую, он был заточён на невыносимо долгий срок, лишённый даже единого лучика света. И кто после этого скажет, что его ненависть безосновательна? Кто имеет право походя бросить ему: «Просто забудь об этом и живи дальше»?
— Если Ваша Милость и впрямь не питала подобных намерений в прошлом, — наконец заговорил великий мастер Учэнь, — то с нашей стороны было большой ошибкой поверить несправедливым наветам. Но, как говорят, от бедствия не убежишь и не спрячешься, а каждое злое деяние приносит горькие плоды. Рано или поздно каждый неправедный поступок получит воздаяние. — Соединив руки в молитвенном жесте, он продолжил: — Но милостивая госпожа Су решилась принять яд, после чего покинула родные стены, чтобы увидеться с вами — как вы можете после этого винить её в предательстве?
При этих словах Тяньлан-цзюнь застыл, приподнимая голову.
Сердце Шэнь Цинцю также болезненно встрепенулось.
Великий мастер Учэнь никогда не солгал бы даже ради благой цели, но его версия событий несколько расходилась с той, что ему довелось услышать ранее.
— Этот старый монах не мог рассказать этого в храме Чжаохуа, — продолжил великий мастер Учэнь, — поскольку обещал милостивой госпоже Су хранить её тайну и не желал, чтобы её имя подвергалось дальнейшему поруганию. Знайте же, что её силой удерживали во дворце Хуаньхуа. В своей упрямой гордости она отказалась подчиниться приказам главы Дворца, не пожелав завлечь вас в ловушку, окружённую дюжинами подавляющих заклятий. За это её заточили в Водной тюрьме, подвергнув пыткам — там она и обнаружила, что беременна. Насильственное прерывание беременности поставило бы её жизнь под угрозу, а она тем паче не собиралась на это соглашаться. В результате старый глава Дворца дал милостивой госпоже Су яд, смертельный для демонической расы, сказав, что, если она выпьет всё, то он разрешит ей повидаться с вами. Выпив это зелье, она отправилась в путь в одиночестве. Но она не знала о том, что старый глава Дворца изменил планы, устроив засаду на горе Байлу, где вы встречались.
Тяньлан-цзюнь силился поднять голову, сотрясаясь всем своим покорёженным телом. Казалось, в забытьи он не замечал, как на его губах подсыхают пятна крови — теперь его некогда гордый вид мог вызвать лишь жалость.
— Этот монах повстречал милостивую госпожу Су по пути к горе Байлу. Все её тело кровоточило, так что следы были напоены кровью. После её сбивчивых объяснений у меня не хватило духу скрыть от неё правду. Узнав, что Тяньлан-цзюнь был окружён и заточён под горой, она в тот же миг поняла, что всё, что ей говорил наставник, было ложью от начала до конца — сообщая о засаде, он неверно указал не только место, но и время! По просьбе милостивой госпожи Су этот старый монах помог ей укрыться от патрулей дворца Хуаньхуа и сопроводил её к верховьям реки Ло. О том, что сталось с ней дальше, он не ведает. — Переведя дыхание, великий мастер Учэнь продолжил: — Тяньлан-цзюнь, быть может, милостивая госпожа Су была не лишена своей доли заблуждений: старый глава Дворца столь высоко ставил её [12] с самых юных лет, что ей непросто было не поддаться соблазну гордыни. Возможно, поначалу, сближаясь с вами, она и впрямь вынашивала не слишком чистые намерения. Однако, в конце концов, разве не вы обольстили её, воспользовавшись тем, что она не властна над своими чувствами? Разумеется, этот старый монах не принимал участия в этих событиях, так что не смеет утверждать, будто ему ведома истина. Но что известно мне наверняка, так это то, что милостивая госпожа Су отказалась следовать приказам своего наставника, который взрастил её с малолетства, безропотно перенесла все выпавшие на её долю страдания, дабы не пойти на предательство — да и какая мать этого мира решилась бы выпить подобное зелье, не будучи доведенной до крайности? Она бы никогда не покинула вас, будь у неё такая возможность. И вот она умерла, лишенная хотя бы единой сострадающей души, из-за череды прискорбных ошибок…
Губы Тяньлан-цзюня задрожали.
— Вот как?.. — помедлив, он добавил: — Это правда?
— Этот старый монах готов поклясться собственной жизнью, — торжественно произнес великий мастер Учэнь, — что каждое его слово — истинная правда.
Повернувшись к Шэнь Цинцю и Юэ Цинъюаню, Тяньлан-цзюнь повторил, словно жаждая подтверждения именно от них:
— Это правда?
Похоже, он готов был спрашивать об этом у каждого встречного-поперечного, нимало не заботясь, имеет ли тот хотя бы малейшее отношение к этим событиям. Однако Юэ Цинъюань лишь безмолвно опустил голову, размышляя о чём-то своем. Шэнь Цинцю хорошенько обдумал всё ещё раз, прежде чем медленно кивнуть.
Возможно, изначально намерения старого главы Дворца были не столь уж и дурны, но, глядя на то, как Су Сиянь сближается с Тяньлан-цзюнем, он начал сожалеть о том, что подослал к нему свою ученицу.
Всем сердцем полюбив Тяньлан-цзюня, Су Сиянь в итоге зачала Ло Бинхэ — видимо, это и оказалось последней соломинкой, сломавшей спину старого верблюда. Тогда глава Дворца пошёл на прямые подтасовки, своими недомолвками [13] запустив серию событий, сотворивших из Тяньлан-цзюня грозу всех трёх царств.
Тем самым погубив немало безвинных жизней и разрушив бессчетное число никак не связанных с его горестями судеб на многие поколения вперёд.
Казалось, Тяньлан-цзюнь лишился последних остатков сил, вновь осев на землю грудой тряпья.
— Хорошо, — вздохнул он. — Выходит, всё же эта история была не столь скверной, как мне думалось.
Несколько снежинок подрагивали на его ресницах — то ли его осенил первый снег за многие десятилетия, то ли из глаз наконец выкатились затвердевшие непролитые слезы.
Шэнь Цинцю обернулся к Ло Бинхэ — тот слышал всё от начала до конца, но, казалось, вовсе не понял смысла сказанного, под конец даже позволив себе лёгкую усмешку.
Похоже, это объяснение, наконец-то сняв камень с сердца Тяньлан-цзюня, никак не повлияло на ожесточённую душу его сына.
И это можно было понять: хоть его родители и не отвергли свое дитя, как он думал; жертвуя всем ради друг друга, они попросту позабыли о своем ребёнке. И, как ни крути, звучало это ничуть не лучше.
Он остался покинутым всеми, как и был.
Однако Синьмо всё ещё испускал тёмно-лиловые волны энергии, и звуки битвы снизу доносились всё отчётливее. Видимо, хребет Майгу продолжал расти, приближаясь к заледеневшей реке Ло. Юэ Цинъюань сделал несколько шагов по направлению к засевшему в расселине мечу.
— Это конец, — бросил Шэнь Цинцю. — Тяньлан-цзюнь, вы ещё можете отступиться.
Он говорил чистую правду: сейчас ещё можно было поворотить события назад, но, если Тяньлан-цзюнь продолжит вливать энергию в Синьмо, то единственным способом прекратить всё это будет убить его. А Шэнь Цинцю, что и говорить, не желал смерти Тяньлан-цзюня. В конце концов, этот некогда восторженный юноша и впрямь перенёс достаточно страданий. Если же он ещё и погибнет при этой неудачной попытке добиться своего, едва ли в каком-либо произведении мира найдется злодей несчастнее!
Но Тяньлан-цзюнь лишь усмехнулся в ответ.
Этот тихий смешок эхом раскатился по пещере, продолжив гулять по всему горному хребту. Словно и впрямь находя в сложившемся положении что-то крайне забавное, он склонил голову набок, бросив:
— Горный лорд Шэнь, да вы только посмотрите на меня — я даже поддерживать человеческую форму Чжучжи-лана не в состоянии.
В тот самый миг, когда Шэнь Цинцю осознал значение его слов, сердце заклинателя подскочило в груди.
— Я так долго бился с вами, — протянул Тяньлан-цзюнь, — что малость переборщил с нагрузкой на это тело, которое того и гляди развалится на части. Подумайте об этом хорошенько и ответьте: кто теперь вливает демоническую энергию в Синьмо?
Каждое слово этой неторопливо произнесённой фразы падало в уши Шэнь Цинцю подобно ледышкам, от которых постепенно онемел затылок, будто он провалился в полынью.
— Вам следует велеть отступиться кое-кому другому.
Примечания переводчиков:
[1] Лица из прошлого — в названии главы используются иероглифы 昔颜 (xī yán), которые читаются так же, как имя матери Ло Бинхэ – Сиянь (первый иероглиф отличается, но является омонимом, второй иероглиф совпадает); всё вместе получается «На смерть Сиянь».
[2] Не решались издать ни звука — в оригинале употребляется идиома 鸦雀无声 (yāquèwúshēng) — в букв. пер. с кит. «не слышно ни вороны, ни воробья», образно в значении «мертвая тишина, гробовое молчание» — то бишь, «не чирикали, ни каркали» :-)
[3] Дух поветрия 瘟神 (wēnshén) вэньшэнь — в переносном значении — человек. приносящий несчастья.
[4] Действуя с быстротой молнии — в оригинале используется идиома 迅雷不及掩耳 (xùn léi bù jí yǎn ěr) — в букв. пер. с кит. «от внезапной молнии не успеешь заткнуть уши», в образном значении — «с молниеносной быстротой».
[5] Истоки наших отношений весьма глубоки — в оригинале используется игра слов: 渊源深 (yuānyuán shēn) юаньюань шэнь в букв. пер. с кит. — «глубокие истоки», где 渊源 (yuānyuán) означает как «исток, происхождение», так и «знакомство», причем иероглиф 源 (yuán) — как «Юань» в имени Цинъюаня, а иероглиф 深 (shēn), означающий «глубокий, крепкий, сильный», а также «тёмный», является омонимом иероглифа 沈 (shēn) из фамилии Шэнь Цинцю и Шэнь Юаня, и в нём используются те же ключи.
[6] Ваша милость — тут опять все то же 閣下 (Géxià) гэся, букв. «Ваше Превосходительство».
[7] Раздавленный в кромешной тьме, десятилетиями не видя солнечного света — в оригинале употребляется идиома 不见天日 (bùjiàntiānrì) — в букв. пер. с кит. «не видя света дня», в переносном значении — «страдать от подавления и несправедливости».
[8] Три цуня — около 10 см., Цунь –寸 (cùn) 3,25 см.
[9] В паре чжанов — метрах в шести: чжан 丈 (zhàng) — около 3,25 м.
[10] Разным родам разные пути — 非我族类，其心必异 (fēi wǒ zú lèi qí xīn bì yì) — в букв. пер. с кит. «Другого рода — другого сердца», высказывание из Цзо-чжуаня 左傳 (zuǒzhuàn), или «Комментариев Цзо», написанных Цзо Цюмином 左丘明 (Zuǒ Qiūmíng) около IV в. до н. э. к хронике «Чуньцю» 春秋 — «Вёснам и осеням» (приписываемой Конфуцию летописи княжества Лу, пятой книге конфуцианского «Пятикнижия». Чуньцю, соответственно — как «Чунь» в «Сожалениях горы Чунь» и «Цю» в имени Цинцю, так что все взаимосвязано :-)
[11] Благодарность, не находящая отклика – в оригинале 一厢情愿 (yīxiāngqíngyuàn) – в пер. с кит. «принятие желаемого за действительное; одностороннее желание; несбыточная мечта; пустопорожние иллюзии; самообман».
Любопытно, что вторая часть этого выражения 情愿 (qíngyuàn) является омофоном имени Юэ Цинъюаня 清源 (Qīngyuán), отличаясь только двумя ключами в иероглифах – возможно, это совпадение неслучайно.
[12] Высоко ставил её – в оригинале 高高在上 (gāogāozàishàng) – в букв. пер. с кит. «высоко, в вышине», в образном значении «ставить себя высоко, полностью оторваться от массы», например, о порочном руководстве.
[13] Подтасовки и недомолвки – в оригинале 断章取义 (duànzhāng qǔyì) – в букв. пер. с кит. «вырывать цитаты из контекста» и 缺斤少两 (quē jīn shǎo liǎng) – в букв. пер. с кит. «отсутствует цзинь, не хватает ляна», в переносном значении – «недомерить, недовесить».
Следующая глава
— Дело не в этом, — ответил Шэнь Цинцю.
— Тогда в чём? — продолжал настаивать Ло Бинхэ.
— Сперва нужно покончить с нашей задачей, — заявил Шэнь Цинцю, заслоняясь веером. — Обсудим это позже.
— Хорошо. — Ло Бинхэ нехотя отнял руку со слабой улыбкой и тихо добавил: — …В любом случае, у нас будет много времени, чтобы это обсудить.
читать дальшеКаждый из заклинателей не мог отделаться от чувства, что в гуще темных ветвей, травы по пояс высотой, за грудами мертвенно-бледного щебня копошатся бесчисленные невидимые глазу создания. Проблески жадных зелёных глаз и шепчущие вздохи окружали их, словно волны подступающего прилива.
Теперь все не сговариваясь признали, что роль лидера лучше препоручить Ло Бинхэ — за все время следования даже самые непримиримые его противники не решались издать ни звука [2]. В присутствии Ло Бинхэ таящиеся в тенях демоны либо не решались пошевелиться, либо ударялись в паническое бегство.
Одним словом, к ним будто пожаловал дух поветрия [3] собственной персоной…
И это божественное вмешательство немало поспособствовало тому, что они достигли места назначения куда быстрее, чем предполагалось.
При виде смерча тёмной энергии вздымающегося к небесам посреди поля клубящегося белого тумана любой имеющий глаза понял бы, что тут не обошлось без демонического вмешательства.
Вход в пещеру был сокрыт густой тёмной порослью, подобной кущам дремучего леса, и эманации от неё исходили такие, что даже стоящего неподалеку пробирал озноб. Группа заклинателей приблизилась к пещере в некоторой нерешительности.
Что и говорить, все они ожидали, что для того, чтобы добраться до этой локации, им придется изничтожить по меньшей мере восемь сотен вражеских генералов и тысячу демонов, не говоря уже о неисчислимых ядовитых тварях, а также преодолеть многие другие опасности, которых они не в силах даже вообразить.
Ну ладно тысячи врагов, но могли бы их хотя бы для вида сбрызнуть кровью перед столкновением с верховным БОССОМ?
— Думаю, нам не стоит очертя голову кидаться в пасть зверя, — наконец изрёк общее мнение один из глав школ.
— Да, лучше сперва разведать ситуацию, — тотчас присоединился к нему другой.
— С этим не поспоришь, — бросил Ло Бинхэ.
Он ещё не успел договорить, когда Мобэй-цзюнь внезапно пнул Шан Цинхуа, отправив его в свободный полёт.
Он только что пнул его в… в… в…
Пред изумленным взглядом Шэнь Цинцю Шан Цинхуа скатился в пещеру, чтобы произвести «разведку».
Спустя мгновение мёртвой тишины, из пещеры раздался истошный вопль.
Действуя с быстротой молнии [4], Шэнь Цинцю отбросил закрывающие вход лозы, чтобы последовать за прочими заклинателями, ворвавшимися в пещеру.
— Вот мы и встретились вновь, горный лорд Шэнь, — поприветствовал его знакомый голос.
Синьмо торчал в скальной трещине в дальнем конце пещеры, из которой непрестанно изливались волны тёмной энергии и клубы лилового дыма. Влетев на всей скорости, Шэнь Цинцю чуть не врезался в сидящего на глыбе серо-голубого камня Тяньлан-цзюня.
Падающий в пещеру приглушённый свет достаточно ясно обрисовывал верхнюю часть тела Тяньлан-цзюня, при виде которой многие из последовавших за Шэнь Цинцю заклинателей невольно втянули воздух.
Теперь-то Шэнь Цинцю понял, отчего так заорал Шан Цинхуа.
Хоть улыбка Тяньлан-цзюня не утратила благородной сдержанности, вся правая половина его лица обратилась в темную массу полуразложившейся плоти, придавая его благосклонной усмешке невыразимо жуткий оттенок.
Левый рукав был предсказуемо пустым — видимо, приставить то и дело отваливающуюся руку больше не было возможности.
Эта жалкая картина, подобная лампе, в которой иссякло масло, порядком расходилась с тем, что ожидал увидеть Шэнь Цинцю, направляясь на битву с главным злодеем.
При этой мысли он не удержался от того, чтобы украдкой бросить взгляд на лицо ученика — однако ему предстала лишь маска неколебимого равнодушия, надёжно скрывающая любые эмоции.
— По правде говоря, я ожидал, что вас будет куда больше, — бросил Тяньлан-цзюнь, задумчиво склонив голову. — Как некогда на горе Байлу — сотни мастеров против одного.
— Ты только посмотри на себя, — фыркнул настоятель Уван. — На что ты похож — ни на человека, ни на демона — так что все твои приспешники разбежались от отвращения. Разве нам требуется больше народу, чтобы разобраться со столь жалкой тварью?
— Да, моих приспешников тут и правда нет, — тихо признал Тяньлан-цзюнь. — Зато есть мой племянник.
Эти слова ещё не успели сорваться с его губ, когда в сумраке пещеры мелькнула зелёная тень — и вот перед заклинателями предстал Чжучжи-лан, заслонив собою Тяньлан-цзюня.
При виде него Шэнь Цинцю вынужден был признать, что и его состояние оставляло желать лучшего. Ну с Тяньлан-цзюнем хотя бы все ясно: поскольку «корень жизни» не переносит демонической энергии, после подобного свершения не стоило дивиться тому, что состоящее из него тело сплошь в дырах — а вот отчего глаза Чжучжи-лана налились желтизной, а чешуя вновь расползлась по всем открытым частям тела — по шее, щекам, лбу и рукам — этого Шэнь Цинцю не мог взять в толк. Теперь этот некогда красивый молодой человек был пугающе близок к той твари, что встретилась им у озера Лушуй.
— Мастер Шэнь, — хрипло поприветствовал он заклинателя.
— Да, это я, — озадаченно отозвался Шэнь Цинцю. — А с тобой-то что приключилось?
— Шиди, — тотчас вмешался Юэ Цинъюань, — что тебя с ним связывает?
«Похоже, истоки наших отношений и впрямь глубоки [5]», — невольно усмехнулся про себя Шэнь Цинцю, который все больше убеждался, что у него с главой школы явно имелась некая предыстория. Он как раз собирался ответить, когда Тяньлан-цзюнь, прищурясь, внезапно бросил:
— А ведь я вас знаю. — Порывшись в памяти, он добавил: — Помнится, тот старик из дворца Хуаньхуа подбивал вас напасть на меня исподтишка, но вы не стали плясать под его дудку. А теперь, как я слышал, вы стали главой хребта Цанцюн? Неплохо.
— У Вашей Милости [6] воистину превосходная память.
Тяньлан-цзюнь улыбнулся ему, а затем испустил вздох.
— Если бы вы провели столько времени, сколько я, раздавленным в кромешной тьме, десятилетиями не видя солнечного света [7], когда только и остается, что раз за разом воскрешать в памяти дела минувших дней, то и ваша память была бы не хуже моей.
На сей раз никто не дал ему ответа. Юэ Цинъюань лишь крепче стиснул рукоять Сюаньсу, замахнувшись зачехлённым мечом.
Тяньлан-цзюнь как раз уклонялся от удара, когда по пещере внезапно прокатилась волна грохота, стена позади него обрушилась, являя взору небо, шум падающих камней замер далеко внизу. Через провал ворвался ледяной вихрь, несущий тучи пыли, в воздухе заплясали первые снежинки. С далёкой поверхности заледеневшей реки донеслись звуки битвы — звон мечей и крики монстров: выходит, первая волна демонов с южных рубежей уже прорвалась сквозь барьер.
— Дайте-ка угадаю, — как ни в чём не бывало бросил Тяньлан-цзюнь. — На передовой опять лорд пика Байчжань, я угадал?
Десятки заклинателей мигом рассеялась по пещере, готовясь атаковать с разных направлений. Уван, взмахнув посохом, высвободил порыв ветра необычайной силы, вслед за чем очертя голову бросился в бой. Чжучжи-лан, напротив, отступал перед мощью Сюаньсу, однако при этом отвлекал на себя бóльшую часть нападающих. Тяньлан-цзюнь, в свою очередь, восседал на своем каменном троне с прежней невозмутимостью.
— Помнится, в прошлый раз вы тоже тянули до последнего, прежде чем вытащить меч из ножен, — бросил он. — И сегодня повторится то же?
Юэ Цинъюань не ответил, собираясь ударить ладонью в грудь Чжучжи-лана, но другой глава школы опередил его. Племянник Тяньлан-цзюня даже не попытался уклониться, принимая на себя всю силу удара, однако в итоге крик боли издал не он, а самонадеянный заклинатель.
Зрачки Шэнь Цинцю моментально сузились.
— Не трогайте его! — выкрикнул он. — Его тело покрыто ядом!
В хаосе битвы несколько заклинателей уже успели повторить ошибку своего злополучного собрата, ещё нескольких подбросило в воздух взрывами демонической или духовной энергии — они тотчас приземлялись на свои мечи, чтобы погасить импульс. Шан Цинхуа под шумок двинулся к Шэнь Цинцю. Когда поглощённый битвой Чжучжи-лан заметил, что один из заклинателей крадётся к выходу, он машинально вскинул руку, швырнув ему вслед двух змей. Ясно видя, что Шан Цинхуа не сможет отразить удар, Шэнь Цинцю поспешно взмахнул рукавом, посылая бамбуковый лист на спасение собрата-Самолёта, но прежде, чем тот достиг летящих змей, те были пронзены осколками льда, сконденсировавшимися прямо из воздуха.
Ринувшийся в бой словно мстительный дух Мобэй-цзюнь схватил Шан Цинхуа в охапку и швырнул его Шэнь Цинцю, будто курёнка, вслед за чем тотчас врезал Чжучжи-лану.
В течение последующих десяти секунд Шэнь Цинцю удостоился возможности понаблюдать из первого ряда за тем, что называют «зверским избиением»…
Поскольку Чжучжи-лан был выведен из строя Мобэй-цзюнем, остальные переключились на Тяньлан-цзюня.
Хоть тот и вынужден был сражаться одной рукой против многих, это ничуть не повредило его благородной сдержанности.
— Итак, всё свелось к тому же — все на одного. Вам не кажется, что подобная победа противоречит законам справедливости?
Глава одной из школ устремился вперёд с бранью:
— Тебе ли, презренному демону, который денно и нощно вынашивает дурные замыслы, ведомый лишь одним желанием — увидеть, как весь мир погрязнет в хаосе — вести речи о справедливости!
В следующее мгновение его голова разлетелась на куски, будто головка чеснока.
— Говоря начистоту, — усмехнулся Тяньлан-цзюнь, — поначалу мои намерения отнюдь не были дурными, и жаждал я вовсе не хаоса или абсолютной власти. Если я и преступал границу вашего мира, то лишь затем, чтобы петь песни и читать книги. Тогда он казался мне чудным местом. Но после столь длительного заточения под горой Байлу я был вынужден самую малость склониться к тому, что вы мне приписываете.
Юэ Цинъюань щёлкнул пальцами, и Сюаньсу показался из ножен на три цуня [8], послав в демона волну духовной энергии, от которой тело Тяньлан-цзюня хрустнуло, будто все кости выскочили из пазов, а сам он издал изумлённый возглас:
— Теперь-то я вижу, что вы по праву занимаете свой пост. Весьма недурно. Ваш наставник не особенно блистал талантами, но готов признать, что глаз на способных учеников у него был намётан. — Протянув руку, он схватил Сюаньсу за лезвие, будто не ведая о его гибельной силе, и улыбнулся Юэ Цинъюаню, словно бы позабыв о всех прочих. — Но почему бы вам не извлечь его полностью? Подобным образом вы ничего не добьётесь.
Взгляд Юэ Цинъюаня потемнел, и он вытянул меч еще на полцуня.
Внезапно рядом раздался холодный голос Ло Бинхэ.
— Он и впрямь не в силах с тобой совладать. А как насчет меня?
Неизменная улыбка ещё не покинула лицо Тяньлан-цзюня, когда на него обрушился сокрушительный поток демонической энергии, рассекая воздух подобно тесаку.
Его единственная рука отделилась от плеча и, подхваченная жестоким вихрем, вылетела из пещеры, упав на хребет Майгу.
В дело наконец-то вступил Ло Бинхэ!
Отец и сын вновь сошлись в бою, и на сей раз пришла очередь Тяньлан-цзюня потерпеть поражение.
Глаза Ло Бинхэ прямо-таки сияли раскалёнными угольями, на лице застыло яростное выражение, в каждом движении сквозила мощь, не знающая пощады; Тяньлан-цзюнь, у которого осталась лишь культя правой руки, мало что мог ему противопоставить. Когда Чжучжи-лан наконец смог хотя бы на миг оторваться от Мобэй-цзюня, на него уже жалко было смотреть — на его чешуйчатом теле живого места не осталось. Увидев, в каком положении оказался его господин, он, окончательно потеряв голову, рванулся прямо к нему. В этот самый момент отброшенный демонической энергией Тяньлан-цзюня настоятель Уван отлетел назад, харкая кровью, и великий мастер Учэнь устремился к нему, чтобы подхватить собрата. Видя, что он вот-вот столкнется с Чжучжи-ланом, Шэнь Цинцю метнулся к нему, заслонив монаха собой.
При виде заклинателя в сверкающих золотом глазах Чжучжи-лана мелькнуло узнавание — он тотчас затормозил, едва не потеряв при этом равновесие. Он как раз собирался обогнуть Шэнь Цинцю, чтобы прийти на подмогу к господину, когда его настигла вспышка белого света, и Чжучжи-лан осел, пригвождённый к стене.
Из его груди торчало сверкающее лезвие Чжэнъяна.
Когда Шэнь Цинцю обернулся, Ло Бинхэ медленно отступал. В паре чжанов [9] от него стоял Тяньлан-цзюнь, невозмутимый, как всегда.
Спустя мгновение он упал — но даже это движение было проникнуто благородством.
И что, типа всё?
Вот так просто?
Разум Шэнь Цинцю решительно отказывался принимать подобный исход.
Он сам даже единого удара нанести не успел — ну как они могли так вот просто отдать концы?
Чтобы хоть отчасти выплеснуть раздражение, он от души двинул Шан Цинхуа:
— Эй, разве ты не утверждал, что одолеть Тяньлан-цзюня просто нереально?
— Ну, это было непросто, — проблеял Шан Цинхуа.
— Да кто вообще схавает подобную развязку?
— Слушай, как бы крут ни был злодей, ему не дозволено гнать волну на главного героя — разве это не общеизвестно?
Оглянувшись, они увидели, что из десятка заклинателей, с которыми они прибыли сюда, лишь несколько остались стоять на ногах посреди этой залитой кровью жуткой сцены. Тогда Шэнь Цинцю перевёл взгляд на горемычных злодеев этой истории, мысленно оплакав одного, пришпиленного к стене, словно бабочка в коллекции энтомолога, и второго, валяющегося на полу, будто тряпичная марионетка с оборванными верёвочками.
И он не ощущал ни капли удовлетворения от подобной победы. Чем дольше он об этом думал, тем сильнее это походило на издевательство над стариками и увечными, вроде нападения банды гопников на пару несчастных неудачников, а не на славное свершение…
Ну да, определенно, так и обстояло дело. И как всё могло дойти до подобного? Сила этого злобного гения оказалась воистину далека от ожиданий!
Ло Бинхэ обернулся к нему — на сей раз не запятнанный ни единой каплей крови.
— Хотите убить его? — невозмутимо поинтересовался он у Шэнь Цинцю.
При этом он указывал на Тяньлан-цзюня. Заслышав эти слова, Чжучжи-лан вцепился в лезвие Чжэнъяна, силясь выдернуть его из груди. Во время битвы он лишился немалого числа чешуек на лице и шее, и теперь от его отчаянных усилий из ран заструилась кровь.
С тех пор, как Шэнь Цинцю узнал, что от его рук погиб Гунъи Сяо, у него в душе засела заноза, не дающая ему покоя при мысли о Чжучжи-лане, однако при виде этого жуткого зрелища он не мог не испытывать сочувствия. Пусть Чжучжи-лан успел попортить ему немало крови своими экзотическими методами выражения благодарности, заклинатель отлично сознавал, что по отношению к нему тот и впрямь никогда не питал дурных намерений.
— Погляди, во что они превратились, — вздохнул Шэнь Цинцю, — какой в этом прок?
— Во что превратились? — прохрипел Чжучжи-лан, закашлявшись кровавой пеной, и криво улыбнулся: — А что подумал бы мастер Шэнь, скажи я ему, что тогда, на горе Байлу, он видел мою истинную форму?
Эти слова поразили Шэнь Цинцю, будто гром средь ясного дня.
Что, этот уродливый змеечеловек и есть истинный облик Чжучжи-лана?
— Мой род весьма скромен, — продолжил тот, задыхаясь. — Из-за того, что мой отец был первозданным гигантским змеем, сам я родился получеловеком. До пятнадцати лет я терпел непрестанные насмешки, оскорбления и побои со стороны моих близких, знал лишь ненависть и презрение. Если бы не мой господин, который помог мне обрести человеческую форму, я бы всю жизнь так и провел пресмыкающейся по земле жалкой тварью. — Стиснув зубы, он продолжил: — Цзюнь-шан даровал мне первую возможность стать человеком, а вы, мастер Шэнь — вторую. Быть может, для вас обоих это ничего не значило, но для меня это долг, который я не смогу отплатить даже десятью тысячами смертей… А теперь мастер Шэнь говорит «какой прок?» В самом деле, какой?
— Неразумное дитя, — внезапно вздохнул Тяньлан-цзюнь. — Зачем ты всё это ему рассказываешь?
Валяясь на земле, он всё равно умудрялся являть собой образец царственности — лишь половина лица, разъеденная демонической энергией, несколько портила впечатление.
Уставясь на небо сквозь дыру в своде пещеры, он задумчиво бросил:
— Эти люди придают столь большое значение своему принципу: «Разным родам разные пути [10]», потому-то, как бы близок ни был тебе человек, он предаст тебя не моргнув глазом. Зачем же ты так цепляешься за свою благодарность, не находящую отклика [11]? Что бы ты ни говорил ему, твои слова не достигнут его сердца — тем самым ты лишь испытываешь его терпение. К чему подобные речи?
Отчего-то все погрузились в угрюмое молчание. Юноша с самыми добрыми намерениями, всей душой наслаждавшийся разговорами о любви, обнаружил, что это не более чем коварная ловушка, угодив в которую, он был заточён на невыносимо долгий срок, лишённый даже единого лучика света. И кто после этого скажет, что его ненависть безосновательна? Кто имеет право походя бросить ему: «Просто забудь об этом и живи дальше»?
— Если Ваша Милость и впрямь не питала подобных намерений в прошлом, — наконец заговорил великий мастер Учэнь, — то с нашей стороны было большой ошибкой поверить несправедливым наветам. Но, как говорят, от бедствия не убежишь и не спрячешься, а каждое злое деяние приносит горькие плоды. Рано или поздно каждый неправедный поступок получит воздаяние. — Соединив руки в молитвенном жесте, он продолжил: — Но милостивая госпожа Су решилась принять яд, после чего покинула родные стены, чтобы увидеться с вами — как вы можете после этого винить её в предательстве?
При этих словах Тяньлан-цзюнь застыл, приподнимая голову.
Сердце Шэнь Цинцю также болезненно встрепенулось.
Великий мастер Учэнь никогда не солгал бы даже ради благой цели, но его версия событий несколько расходилась с той, что ему довелось услышать ранее.
— Этот старый монах не мог рассказать этого в храме Чжаохуа, — продолжил великий мастер Учэнь, — поскольку обещал милостивой госпоже Су хранить её тайну и не желал, чтобы её имя подвергалось дальнейшему поруганию. Знайте же, что её силой удерживали во дворце Хуаньхуа. В своей упрямой гордости она отказалась подчиниться приказам главы Дворца, не пожелав завлечь вас в ловушку, окружённую дюжинами подавляющих заклятий. За это её заточили в Водной тюрьме, подвергнув пыткам — там она и обнаружила, что беременна. Насильственное прерывание беременности поставило бы её жизнь под угрозу, а она тем паче не собиралась на это соглашаться. В результате старый глава Дворца дал милостивой госпоже Су яд, смертельный для демонической расы, сказав, что, если она выпьет всё, то он разрешит ей повидаться с вами. Выпив это зелье, она отправилась в путь в одиночестве. Но она не знала о том, что старый глава Дворца изменил планы, устроив засаду на горе Байлу, где вы встречались.
Тяньлан-цзюнь силился поднять голову, сотрясаясь всем своим покорёженным телом. Казалось, в забытьи он не замечал, как на его губах подсыхают пятна крови — теперь его некогда гордый вид мог вызвать лишь жалость.
— Этот монах повстречал милостивую госпожу Су по пути к горе Байлу. Все её тело кровоточило, так что следы были напоены кровью. После её сбивчивых объяснений у меня не хватило духу скрыть от неё правду. Узнав, что Тяньлан-цзюнь был окружён и заточён под горой, она в тот же миг поняла, что всё, что ей говорил наставник, было ложью от начала до конца — сообщая о засаде, он неверно указал не только место, но и время! По просьбе милостивой госпожи Су этот старый монах помог ей укрыться от патрулей дворца Хуаньхуа и сопроводил её к верховьям реки Ло. О том, что сталось с ней дальше, он не ведает. — Переведя дыхание, великий мастер Учэнь продолжил: — Тяньлан-цзюнь, быть может, милостивая госпожа Су была не лишена своей доли заблуждений: старый глава Дворца столь высоко ставил её [12] с самых юных лет, что ей непросто было не поддаться соблазну гордыни. Возможно, поначалу, сближаясь с вами, она и впрямь вынашивала не слишком чистые намерения. Однако, в конце концов, разве не вы обольстили её, воспользовавшись тем, что она не властна над своими чувствами? Разумеется, этот старый монах не принимал участия в этих событиях, так что не смеет утверждать, будто ему ведома истина. Но что известно мне наверняка, так это то, что милостивая госпожа Су отказалась следовать приказам своего наставника, который взрастил её с малолетства, безропотно перенесла все выпавшие на её долю страдания, дабы не пойти на предательство — да и какая мать этого мира решилась бы выпить подобное зелье, не будучи доведенной до крайности? Она бы никогда не покинула вас, будь у неё такая возможность. И вот она умерла, лишенная хотя бы единой сострадающей души, из-за череды прискорбных ошибок…
Губы Тяньлан-цзюня задрожали.
— Вот как?.. — помедлив, он добавил: — Это правда?
— Этот старый монах готов поклясться собственной жизнью, — торжественно произнес великий мастер Учэнь, — что каждое его слово — истинная правда.
Повернувшись к Шэнь Цинцю и Юэ Цинъюаню, Тяньлан-цзюнь повторил, словно жаждая подтверждения именно от них:
— Это правда?
Похоже, он готов был спрашивать об этом у каждого встречного-поперечного, нимало не заботясь, имеет ли тот хотя бы малейшее отношение к этим событиям. Однако Юэ Цинъюань лишь безмолвно опустил голову, размышляя о чём-то своем. Шэнь Цинцю хорошенько обдумал всё ещё раз, прежде чем медленно кивнуть.
Возможно, изначально намерения старого главы Дворца были не столь уж и дурны, но, глядя на то, как Су Сиянь сближается с Тяньлан-цзюнем, он начал сожалеть о том, что подослал к нему свою ученицу.
Всем сердцем полюбив Тяньлан-цзюня, Су Сиянь в итоге зачала Ло Бинхэ — видимо, это и оказалось последней соломинкой, сломавшей спину старого верблюда. Тогда глава Дворца пошёл на прямые подтасовки, своими недомолвками [13] запустив серию событий, сотворивших из Тяньлан-цзюня грозу всех трёх царств.
Тем самым погубив немало безвинных жизней и разрушив бессчетное число никак не связанных с его горестями судеб на многие поколения вперёд.
Казалось, Тяньлан-цзюнь лишился последних остатков сил, вновь осев на землю грудой тряпья.
— Хорошо, — вздохнул он. — Выходит, всё же эта история была не столь скверной, как мне думалось.
Несколько снежинок подрагивали на его ресницах — то ли его осенил первый снег за многие десятилетия, то ли из глаз наконец выкатились затвердевшие непролитые слезы.
Шэнь Цинцю обернулся к Ло Бинхэ — тот слышал всё от начала до конца, но, казалось, вовсе не понял смысла сказанного, под конец даже позволив себе лёгкую усмешку.
Похоже, это объяснение, наконец-то сняв камень с сердца Тяньлан-цзюня, никак не повлияло на ожесточённую душу его сына.
И это можно было понять: хоть его родители и не отвергли свое дитя, как он думал; жертвуя всем ради друг друга, они попросту позабыли о своем ребёнке. И, как ни крути, звучало это ничуть не лучше.
Он остался покинутым всеми, как и был.
Однако Синьмо всё ещё испускал тёмно-лиловые волны энергии, и звуки битвы снизу доносились всё отчётливее. Видимо, хребет Майгу продолжал расти, приближаясь к заледеневшей реке Ло. Юэ Цинъюань сделал несколько шагов по направлению к засевшему в расселине мечу.
— Это конец, — бросил Шэнь Цинцю. — Тяньлан-цзюнь, вы ещё можете отступиться.
Он говорил чистую правду: сейчас ещё можно было поворотить события назад, но, если Тяньлан-цзюнь продолжит вливать энергию в Синьмо, то единственным способом прекратить всё это будет убить его. А Шэнь Цинцю, что и говорить, не желал смерти Тяньлан-цзюня. В конце концов, этот некогда восторженный юноша и впрямь перенёс достаточно страданий. Если же он ещё и погибнет при этой неудачной попытке добиться своего, едва ли в каком-либо произведении мира найдется злодей несчастнее!
Но Тяньлан-цзюнь лишь усмехнулся в ответ.
Этот тихий смешок эхом раскатился по пещере, продолжив гулять по всему горному хребту. Словно и впрямь находя в сложившемся положении что-то крайне забавное, он склонил голову набок, бросив:
— Горный лорд Шэнь, да вы только посмотрите на меня — я даже поддерживать человеческую форму Чжучжи-лана не в состоянии.
В тот самый миг, когда Шэнь Цинцю осознал значение его слов, сердце заклинателя подскочило в груди.
— Я так долго бился с вами, — протянул Тяньлан-цзюнь, — что малость переборщил с нагрузкой на это тело, которое того и гляди развалится на части. Подумайте об этом хорошенько и ответьте: кто теперь вливает демоническую энергию в Синьмо?
Каждое слово этой неторопливо произнесённой фразы падало в уши Шэнь Цинцю подобно ледышкам, от которых постепенно онемел затылок, будто он провалился в полынью.
— Вам следует велеть отступиться кое-кому другому.
Примечания переводчиков:
[1] Лица из прошлого — в названии главы используются иероглифы 昔颜 (xī yán), которые читаются так же, как имя матери Ло Бинхэ – Сиянь (первый иероглиф отличается, но является омонимом, второй иероглиф совпадает); всё вместе получается «На смерть Сиянь».
[2] Не решались издать ни звука — в оригинале употребляется идиома 鸦雀无声 (yāquèwúshēng) — в букв. пер. с кит. «не слышно ни вороны, ни воробья», образно в значении «мертвая тишина, гробовое молчание» — то бишь, «не чирикали, ни каркали» :-)
[3] Дух поветрия 瘟神 (wēnshén) вэньшэнь — в переносном значении — человек. приносящий несчастья.
[4] Действуя с быстротой молнии — в оригинале используется идиома 迅雷不及掩耳 (xùn léi bù jí yǎn ěr) — в букв. пер. с кит. «от внезапной молнии не успеешь заткнуть уши», в образном значении — «с молниеносной быстротой».
[5] Истоки наших отношений весьма глубоки — в оригинале используется игра слов: 渊源深 (yuānyuán shēn) юаньюань шэнь в букв. пер. с кит. — «глубокие истоки», где 渊源 (yuānyuán) означает как «исток, происхождение», так и «знакомство», причем иероглиф 源 (yuán) — как «Юань» в имени Цинъюаня, а иероглиф 深 (shēn), означающий «глубокий, крепкий, сильный», а также «тёмный», является омонимом иероглифа 沈 (shēn) из фамилии Шэнь Цинцю и Шэнь Юаня, и в нём используются те же ключи.
[6] Ваша милость — тут опять все то же 閣下 (Géxià) гэся, букв. «Ваше Превосходительство».
[7] Раздавленный в кромешной тьме, десятилетиями не видя солнечного света — в оригинале употребляется идиома 不见天日 (bùjiàntiānrì) — в букв. пер. с кит. «не видя света дня», в переносном значении — «страдать от подавления и несправедливости».
[8] Три цуня — около 10 см., Цунь –寸 (cùn) 3,25 см.
[9] В паре чжанов — метрах в шести: чжан 丈 (zhàng) — около 3,25 м.
[10] Разным родам разные пути — 非我族类，其心必异 (fēi wǒ zú lèi qí xīn bì yì) — в букв. пер. с кит. «Другого рода — другого сердца», высказывание из Цзо-чжуаня 左傳 (zuǒzhuàn), или «Комментариев Цзо», написанных Цзо Цюмином 左丘明 (Zuǒ Qiūmíng) около IV в. до н. э. к хронике «Чуньцю» 春秋 — «Вёснам и осеням» (приписываемой Конфуцию летописи княжества Лу, пятой книге конфуцианского «Пятикнижия». Чуньцю, соответственно — как «Чунь» в «Сожалениях горы Чунь» и «Цю» в имени Цинцю, так что все взаимосвязано :-)
[11] Благодарность, не находящая отклика – в оригинале 一厢情愿 (yīxiāngqíngyuàn) – в пер. с кит. «принятие желаемого за действительное; одностороннее желание; несбыточная мечта; пустопорожние иллюзии; самообман».
Любопытно, что вторая часть этого выражения 情愿 (qíngyuàn) является омофоном имени Юэ Цинъюаня 清源 (Qīngyuán), отличаясь только двумя ключами в иероглифах – возможно, это совпадение неслучайно.
[12] Высоко ставил её – в оригинале 高高在上 (gāogāozàishàng) – в букв. пер. с кит. «высоко, в вышине», в образном значении «ставить себя высоко, полностью оторваться от массы», например, о порочном руководстве.
[13] Подтасовки и недомолвки – в оригинале 断章取义 (duànzhāng qǔyì) – в букв. пер. с кит. «вырывать цитаты из контекста» и 缺斤少两 (quē jīn shǎo liǎng) – в букв. пер. с кит. «отсутствует цзинь, не хватает ляна», в переносном значении – «недомерить, недовесить».
Следующая глава
Psoj_i_Sysoj, блог «Логово Псоя и Сысоя»
Система «Спаси-Себя-Сам» для Главного Злодея. Глава 77. Демонический хребет Майгу
Предыдущая глава
Чувства собравшихся здесь заклинателей были обострены до предела, так что после этих слов все, как стоявшие по соседству, так и в отдалении, как по команде развернулись, уставясь на Шэнь Цинцю — сотни пар глаз.
Развернув веер, он потихоньку прикрыл им лицо.
Ло Бинхэ неспешно приблизился к ним — подол его черного одеяния живописно трепетал на ветру. На его поясе Шэнь Цинцю к немалому своему удивлению узрел Чжэнъян. За его левым плечом возвышался надменно вздёрнувший подбородок Мобэй-цзюнь, за правым покачивала бедрами Ша Хуалин. За ближайшими соратниками тащились адепты дворца Хуаньхуа, которых давненько уже не видывали в приличном обществе. Замыкал это импровизированное шествие отряд демонов в чернёных доспехах. Где-то посерёдке болтался Шан Цинхуа, то и дело проскальзывающий то в авангард, то в арьергард с грацией угря [1] — хоть он являл собой весьма забавное зрелище, Шэнь Цинцю тотчас вперил в собрата ненавидящий взгляд, который тот, как ни странно, возвратил, не моргнув глазом — совсем стыд потерял!
читать дальшеВопреки исполненным скромности словам, Ло Бинхэ прямо-таки сочился самодовольством — приблизившись к Юэ Цинъюаню и Шэнь Цинцю, он остановился рядом с ними, словно заняв своё законное место [2]. Выражения, которые при этом появились на лицах остальных, достойны были запечатления в мемах. В особенности зверские застыли на лицах адептов хребта Цанцюн, которые уже привыкли реагировать подобным образом на появление супостатов из дворца Хуаньхуа — Шэнь Цинцю казалось, что он чувствует исходящие от них волны ярости; однако же, если верить великим мастерам храма Чжаохуа, на сей раз они явились не как враги, а как союзники, так что придется его собратьям волей-неволей смирить неприязнь.
— То, что говорят великие мастера — правда? — вмешалась Ци Цинци.
— Госпожа пика Сяньшу подозревает, что заклинатели из храма Чжаохуа были также… одурманены и запуганы мной? — ухмыльнулся в ответ Ло Бинхэ.
Видя, что они вот-вот сцепятся, Шэнь Цинцю поспешил заверить её:
— Разумеется, слова великого мастера Учэня — сущая правда!
При этих словах даже те, кто успел отвернуться, потеряв интерес, вновь жадно воззрились на Шэнь Цинцю. Осуждающий взгляд Ци Цинци, казалось, так и сыпал гневными эпитетами, которые поневоле всплыли в памяти Шэнь Цинцю: «железу не стать сталью» [3] — нет, это чересчур… «выросшую девушку не стоит держать дома» [4] — ещё того хуже!
Глаза Ло Бинхэ также были прикованы к лицу Шэнь Цинцю, словно только он один и существовал для него в целом мире:
— Учитель, этот ученик так скучал по вам все эти дни…
Какие ещё дни — мы же расстались прошлой ночью!
Скажи такое кто-нибудь другой, все прочие не знали бы, куда девать глаза от смущения, но счастливые свойства ореола главного героя были таковы, что всё, что бы он ни говорил, воспринималось окружающими как нечто абсолютно нормальное, так что, вместо того, чтобы переключиться на Ло Бинхэ, всеобщее внимание по-прежнему безраздельно принадлежало Шэнь Цинцю. Ощущая наставленные на него взгляды, он только и мог, что бросить глубокомысленное:
— Гм.
В уголках губ Ло Бинхэ всё ещё пряталась улыбка, когда он вновь заговорил:
— Демоны Севера и Юга никогда не ладили между собой. Северные земли, лидером которых я являюсь, не одобряют эту затею со слиянием миров, потому-то мы и приняли решение помочь вам, объединившись против общего врага.
Степенно рассуждая с заведёнными за спину руками, Ло Бинхэ являл собой настоящий образец для подражания — кто бы мог подумать, что, когда никто не видит, он то и дело ревёт, словно девчонка, капризничая под стать избалованному ребёнку… Кто бы поверил подобному?
— Прошу простить Юэ за проявленное недоверие, — спокойно отозвался Юэ Цинъюань. — Наше расставание в храме Чжаохуа не сочтёшь хорошим — и всё же нынче глава Дворца Ло желает объединить силы, дабы противостоять собственному отцу…
— Вам известно, ради кого я это делаю, — суховато бросил Ло Бинхэ в ответ. — А мнение прочих меня не волнует.
Ну да, он не произнес имени Шэнь Цинцю вслух — но можно подумать, хоть кто-то не догадался, о ком он!
Содрогнувшись от холода — как-никак, уже выпал снег — Шэнь Цинцю вновь развернул свой складной веер, всей душой желая, чтобы его изящный аксессуар образованного человека обратился в веер из пальмового листа [5], которым он мог бы отмести все эти любопытные взгляды прямиком на девятые небеса. Один из глав школ бросил с сухим смешком:
— Какого хорошего ученика воспитал горный лорд Шэнь — воистину для меня большая удача совершенствоваться рядом с ним!
Подобным тоном он с тем же успехом мог бы вместо «воспитал хорошего ученика» сказать «нашёл славного муженька». В судорожных движениях веера Шэнь Цинцю начало зарождаться убийственное намерение, настоятель Уван же смотрел так, словно жаждал забить этих двоих растлителей общественной морали посохом. Видя это, великий мастер Учэнь поспешил вмешаться:
— Раз милостивый господин Ло желает предложить нам помощь, мы будем счастливы её принять. Я бы также попросил главу школы Юэ взять на себя руководство всей кампанией.
Все представители различных школ сходились в одном: в моменты, подобные этому, только на Юэ Цинъюаня и можно было положиться. Вот и на этот раз он без лишних разговоров тотчас принялся раздавать указания:
— Глава храма Чжаохуа, организуйте поддержку барьера между мирами, чтобы сдержать рост хребта Майгу. Не дайте ему дойти до реки.
— Мы сделаем всё, что в наших силах, — бросил на него неуверенный взгляд великий мастер Учэнь. — Однако же река Ло широка, места на её берегах мало, да и сама почва сейчас нестабильна — мы едва ли сможем там закрепиться.
Поразмыслив пару мгновений, Юэ Цинъюань рассудил:
— Как насчет того, чтобы подняться на мечах и развернуть строй в воздухе?
— Нет нужды идти на подобные сложности, — внезапно вмешался Ло Бинхэ.
Повернув голову налево, он не сказал ни слова, однако вперёд тотчас выступил Мобэй-цзюнь, который, подойдя к реке, ступил прямиком на поверхность воды. Везде, где он проходил, водная гладь моментально застывала — вскоре реку сковал ледяной панцирь не менее трех чи [6] толщиной, в прозрачной толще которого виднелись вмерзшие в него рыбы. Казалось, дайте ему еще немного времени — и он проморозит всю реку Ло до самого дна.
Тем самым он наглядно продемонстрировал всю глубину преимущества демонов перед людьми. Отовсюду тотчас послышались восхищённые возгласы, разбавленные восклицаниями, исполненными зависти и неудовольствия. Великий мастер Учэнь поспешил изъявить благодарность за столь простое решение вопроса. Ло Бинхэ, не выказывая ни тени самодовольного торжества, с сияющими глазами обернулся к учителю.
Убедившись, что Ло Бинхэ и впрямь усердно работает над очищением своей репутации и, что главное, у него получается — уровень враждебности окружающих падал прямо на глазах — Шэнь Цинцю выразил благодарность скупым:
— Гм. Молодец.
По лицу Ло Бинхэ тотчас расплылась счастливая улыбка, и, глядя на него, Шэнь Цинцю ощутил, что и уголки его собственных губ невольно ползут вверх. Он тотчас одёрнул себя, вернув лицу равнодушное выражение, поражаясь тому, что не только слёзы, но и улыбка может быть настолько заразительна.
Юэ Цинъюань вернулся к руководству операцией. Даосам с вершины Тяньи следовало, рассыпавшись по берегам реки Ло в местах, где хребет Майгу уже дал о себе знать, позаботиться о простых людях. Следующей настала очередь его собственной школы. Поразмыслив, Юэ Цинъюань решил:
— Когда первые демоны южных земель прорвут барьер, их должны встретить адепты пика Байчжань.
Адептов с горы Ста Битв набралось от силы четыре десятка человек, и кто-то не удержался от вопроса:
— Большинство демонов южных земель — полузвери, свирепость которых не знает себе равных; смогут ли какие-то сорок человек противостоять подобному натиску?
Да как они смеют подвергать сомнению адептов пика Байчжань — их свирепость даст сто очков вперёд любым демонам!
Лю Цингэ молча взлетел на ближайшую скалу, при этом ледяной ветер тотчас принялся играть с его белыми рукавами, черными волосами и кисточкой меча. Вместо того, чтобы ответить ничтоже сумнящемуся, он бросил своим адептам:
— Тот, кто не уничтожит хотя бы тысячу этих тварей, может убираться на Аньдин.
— Будет сделано! — в унисон ответили все сорок.
— Зачем же так принижать пик Аньдин, — проблеял за его спиной Шан Цинхуа.
В самом деле, далеко ли вы уйдете без службы доставки — многая лета логистике!
Раздавая указания, Юэ Цинъюань, само собой, не обошел вниманием другие пики: Цюндин, Сяньшу, Цяньцао и прочие — все получили свои задания и в кратчайшие сроки заняли свои позиции. Видя, что Ло Бинхэ не торопится следовать примеру главы школы, Шэнь Цинцю не удержался от вопроса:
— А ты, скольких ты привел с собой? Тебе не надо раздать им приказы?
Стоило ему открыть рот, как бесчисленное количество ушей навострились, чтобы ловить каждое его слово с затаённым дыханием — даже шепотки стихли, лишь три оказавшиеся неподалеку сестрички-даоски сдавленно хихикнули в унисон.
— Всех, кого смог, — просто отозвался Ло Бинхэ. — И задачи у них — проще некуда. — Обернувшись, он указал на Ша Хуалин и Мобэй-цзюня. — Предоставьте ей разобраться с Цзючжун-цзюнем, ему — со зверьём.
Как, опять науськивание детей на отцов? В самом деле, куда уж проще…
— А ещё распоряжения будут?.. — осторожно поинтересовался Шэнь Цинцю.
— Разумеется, — торжественно кивнул Ло Бинхэ, вновь расплываясь в улыбке. — Я позабочусь об учителе.
Отовсюду тотчас послышалось смущённое покашливание.
С немалым трудом сохранив самообладание, Шэнь Цинцю захлопнул веер, стиснул его в руке и, убедившись, что на лице застыло всё то же бесстрастное выражение, заявил:
— Мне нужно перемолвиться парой слов с бывшим лордом Аньдин. Прошу, употреби это время на то, чтобы обсудить военные действия с прочими главами школ.
Не дожидаясь реакции со стороны окружающих, он, едва договорив, сорвался на бег. Схватив Шан Цинхуа за шиворот, он бесцеремонно оттащил его в сторону, словно тушу убитого им кабана — под дерево.
— Почему ты до сих пор жив? — без предисловий потребовал он у собеседника. — Ты же должен был двинуть кони еще восемь сотен глав назад! Почему Мобэй-цзюнь тебя не прикончил?
— Шэнь-дада, — исполненным благородного негодования тоном отозвался Шан Цинхуа, поправляя воротник, — тебе стоило бы помереть прежде меня, однако вот он ты — живой и ещё более буйный, чем раньше. И как у тебя хватает совести спрашивать у меня подобное!
От души хлопнув себя по лбу, Шэнь Цинцю испустил глубокий вздох.
— Братец Пронзающий Небеса, Самолёт ты наш, не пойму, тебя, что, в детстве недолюбили? Зачем ты, спрашивается, сделал из Шэнь Цинцю обездоленного сироту, над которым всё детство издевался какой-то извращенец? Тебе, что, доставляет особое удовольствие переливать сопли из стакана в стакан?
— Чем трагичнее предыстория, тем популярнее персонаж, — невозмутимо отозвался Шан Цинхуа.
— Хрень собачья! — прошипел Шэнь Цинцю. — О какой популярности ты говоришь после двух длиннющих тредов, под завязку набитых громогласными требованиями меня кастрировать?
— Это всё потому, что в итоге я зарубил твою предысторию, — пояснил Шан Цинхуа, добив его аргументом: — Ты ещё скажи, что Бин-гэ недостаточно популярен!
Подумать только, после всего этого он не стыдится использовать Ло Бинхэ в качестве примера! Двинув его веером, Шэнь Цинцю потребовал:
— Признайся, тебе просто нравится измываться над детьми!
При этих словах в его сознании тут же всплыли непрошеные образы маленького Ло Бинхэ, поднимающего с пола чашку; хрупкой фигурки, согбенной под тяжестью влекомых вверх по ступеням вёдер с водой; забившегося в угол дровяного сарая дрожащего от холода ребенка. Чтобы излить скопившуюся в душе горечь, Шэнь Цинцю срочно требовалось избить кого-нибудь, причастного ко всем этим страданиям — и на его счастье главный виновник стоял прямо перед ним!
Глядя на перемены в его лице, Шан Цинхуа потрясенно пробормотал:
— Это что ещё за выражение? Вот только не говори мне, что тебе его жалко! Черт, да я всегда считал тебя непрошибаемым типом, которому ни до чего, кроме собственного благополучия, и дела нет! И, кстати, думал, что ты натурал!
Не удержавшись, Шэнь Цинцю таки пнул его.
— У меня нет времени на твои бредни. Живо колись, как нам одолеть Тяньлан-цзюня!
— Это ещё зачем? — возмутился Шан Цинхуа, похоже, вновь вздумавший поболеть за чужую команду. — По-твоему, он недостаточно настрадался? Да и, по правде, не уверен, что я сам знаю, учитывая, что так толком и не проработал его линию…
— Сам подумай, — одёрнул его Шэнь Цинцю, — если его не побить, то вволю настрадаемся мы с тобой, так что лучше бы тебе напрячь мозги и что-нибудь придумать. В конце концов, ты ведь создатель этого мира — тебе ли не найти какую-нибудь лазейку в ткани сущего!
Так и не успев договорить, он услышал голос Ло Бинхэ:
— Дозволено ли мне побеспокоить учителя? Нам пора выдвигаться.
Чёрт, даже пяти минут дать не удосужился!
— Куда выдвигаться? — тут же обернувшись, спросил Шэнь Цинцю.
— Глава школы и я подумали, что самым лучшим будет послать за Синьмо человек десять. Вы пойдёте? Я пойду, если вы присоединитесь.
— Хорошо, — отозвался Шэнь Цинцю. Немного поколебавшись, он указал на Шан Цинхуа: — И его тоже прихватим.
С лица Шан Цинхуа тотчас схлынули все краски, а брови нервно дёрнулись, однако Шэнь Цинцю уже двинулся прочь, не обращая внимания на обращенные к братцу Огурцу мольбы. Лю Цингэ и его адептов оставили на льду охранять реку. Уже пройдя мимо него, Шэнь Цинцю внезапно развернулся, полушутливо бросив:
— Раз твои ученики, шиди, должны убить по тысяче, то с тебя причитается по меньшей мере десять тысяч, чтобы подать им пример.
— Я убью любого, кто оттуда появится, — хмыкнул Лю Цингэ.
— Что, уверенность в своих силах вернулась?
Задумавшись на мгновение, Лю Цингэ неохотно бросил:
— Само собой, ведь глава школы здесь.
Потянув Шэнь Цинцю за краешек рукава, Ло Бинхэ попросил:
— Учитель, возьми меня на свой меч.
— Разве у тебя своего нет? — подивился Шэнь Цинцю, вновь воззрившись на его пояс с ножнами Чжэнъяна.
Наедине с Шэнь Цинцю личина самоуверенного лидера [7] тут же слетела с Ло Бинхэ, который пристыженно бросил:
— В последнее время я слишком часто использовал демоническую энергию и слишком редко — духовную. Боюсь, я порядком подзабыл, как ею пользоваться.
Остальные десять участников экспедиции уже изумлённо оглядывались на них, так что, не желая продлевать этот неловкий момент, Шэнь Цинцю велел ученику:
— Ну так залезай!
Взмыв в воздух, они вскоре приземлились аккурат на хребте Майгу, так что Ло Бинхэ к облегчению Шэнь Цинцю не так уж долго его тискал.
Там, где они приземлились, твердь была сплошь усеяна скелетами и торчащими из расщелин между камнями разрозненными косточками. Над ними возвышались непривычные на вид темные деревья, переплетающиеся ветвями где-то в высоте. Откуда-то раздавался крик неизвестной твари, перемежаемый вороньим граем, эхом отдающимся по всему хребту.
Памятуя о том, что им понадобится некоторое время на поиски, Шэнь Цинцю предупредил спутников:
— На хребте Майгу таится немало неведомых монстров, так что лучше не трогайте тут ничего, что может оказаться живым.
Будучи демоном, Ло Бинхэ повёл остальных за собой, желая продемонстрировать добрую волю. Шэнь Цинцю двинулся бок о бок с ним, и спустя какое-то время Ло Бинхэ молча протянул руку, взявшись за ладонь учителя.
При этом настоятель Уван разразился прямо-таки оглушительным кашлем, великий мастер Учэнь бросил свое страдальческое: «А-ми-то-фо», — а Юэ Цинъюань попросту отвёл глаза.
У Шэнь Цинцю от такого перехватило дыхание — лоб, щёки, шея и мочки ушей горели так, что, казалось, светились бы в темноте. Отчего-то чувствуя себя виноватым, он медленно, но решительно вытянул руку из захвата ученика.
В тот самый момент, когда его ладонь опустела, в глазах Ло Бинхэ, казалось, пошёл снег сродни тому, что Шэнь Цинцю видел прошлой ночью.
Спустя какое-то время он издал смешок и, понизив голос, добавил:
— Чего боится учитель? Я оказываю им услугу, так что они ничего не осмелятся сказать.
Примечания переводчиков:
[1] С грацией угря – в оригинале Шан Цинхуа сравнивается с жареным амурским вьюном (Misgurnus anguillicaudatus) 泥鳅 (níqiu).
[2] Приблизившись к Юэ Цинъюаню и Шэнь Цинцю, он остановился рядом с ними, словно заняв своё законное место – в оригинале 鼎足而立 (dǐngzú érlì) – в пер. с кит. «они образовали ножки треножника» – то бишь, образовали трёхполярный баланс сил.
[3] Железу не стать сталью 恨铁不成钢 (hèn tiě bù chéng gāng), в образном значении — «предъявлять человеку слишком высокие требования» или «хотеть сделать из кого-то человека».
[4] Выросшую девушку не стоит держать дома 女大不中留 (nǚ dà bù zhōng liú) — идиома, означающая, что девушку нужно поскорее выдать замуж.
[5] Веер из пальмового листа (или душистого тростника) 蒲扇 (púshàn) – возможно, именно этот веер упоминается в романе У Чэнэня «Путешествие на Запад»: «Мы достигли Огнедышащей горы, но перейти ее невозможно. Я спрашивал местных жителей, и они сказали мне, что у какого-то праведника по прозванию Железный веер есть веер из бананового листа. Стоит только взмахнуть им, и огонь погаснет. Я отправился на розыски и узнал, что этот праведник не кто иной, как супруга Князя с головой быка и мать Красного младенца. ... Она взмахнула своим веером, меня подхватил бешеный вихрь и, как видишь, принес сюда. Я только что спустился с вершины этой горы, за которую мне удалось зацепиться». (пер. с кит. А. Рогачева)
[6] Не менее трех чи толщиной — т. е. не менее метра. Чи 尺 (chǐ) — единица длины, равная около 32,5 см.
[7] Самоуверенный лидер 邪魅狂狷酷炫狂霸了, где 邪魅 (xiémèi) – в пер. с кит. «бесовщина», 狂狷 (kuángjuàn) – конфуцианское понятие «чересчур страстный и чересчур холодный»: увлекающийся и равнодушный; фанатичный и опасливый (уклоняющийся от пути середины в активную или пассивную крайности), 酷炫 (kùxuàn) – жаргонное «крутой», 狂 (kuáng) – «бешеный, сумасшедший, безудержный», 霸 (bà) – князь-гегемон, тиран, деспот, узурпатор.
Следующая глава
Чувства собравшихся здесь заклинателей были обострены до предела, так что после этих слов все, как стоявшие по соседству, так и в отдалении, как по команде развернулись, уставясь на Шэнь Цинцю — сотни пар глаз.
Развернув веер, он потихоньку прикрыл им лицо.
Ло Бинхэ неспешно приблизился к ним — подол его черного одеяния живописно трепетал на ветру. На его поясе Шэнь Цинцю к немалому своему удивлению узрел Чжэнъян. За его левым плечом возвышался надменно вздёрнувший подбородок Мобэй-цзюнь, за правым покачивала бедрами Ша Хуалин. За ближайшими соратниками тащились адепты дворца Хуаньхуа, которых давненько уже не видывали в приличном обществе. Замыкал это импровизированное шествие отряд демонов в чернёных доспехах. Где-то посерёдке болтался Шан Цинхуа, то и дело проскальзывающий то в авангард, то в арьергард с грацией угря [1] — хоть он являл собой весьма забавное зрелище, Шэнь Цинцю тотчас вперил в собрата ненавидящий взгляд, который тот, как ни странно, возвратил, не моргнув глазом — совсем стыд потерял!
читать дальшеВопреки исполненным скромности словам, Ло Бинхэ прямо-таки сочился самодовольством — приблизившись к Юэ Цинъюаню и Шэнь Цинцю, он остановился рядом с ними, словно заняв своё законное место [2]. Выражения, которые при этом появились на лицах остальных, достойны были запечатления в мемах. В особенности зверские застыли на лицах адептов хребта Цанцюн, которые уже привыкли реагировать подобным образом на появление супостатов из дворца Хуаньхуа — Шэнь Цинцю казалось, что он чувствует исходящие от них волны ярости; однако же, если верить великим мастерам храма Чжаохуа, на сей раз они явились не как враги, а как союзники, так что придется его собратьям волей-неволей смирить неприязнь.
— То, что говорят великие мастера — правда? — вмешалась Ци Цинци.
— Госпожа пика Сяньшу подозревает, что заклинатели из храма Чжаохуа были также… одурманены и запуганы мной? — ухмыльнулся в ответ Ло Бинхэ.
Видя, что они вот-вот сцепятся, Шэнь Цинцю поспешил заверить её:
— Разумеется, слова великого мастера Учэня — сущая правда!
При этих словах даже те, кто успел отвернуться, потеряв интерес, вновь жадно воззрились на Шэнь Цинцю. Осуждающий взгляд Ци Цинци, казалось, так и сыпал гневными эпитетами, которые поневоле всплыли в памяти Шэнь Цинцю: «железу не стать сталью» [3] — нет, это чересчур… «выросшую девушку не стоит держать дома» [4] — ещё того хуже!
Глаза Ло Бинхэ также были прикованы к лицу Шэнь Цинцю, словно только он один и существовал для него в целом мире:
— Учитель, этот ученик так скучал по вам все эти дни…
Какие ещё дни — мы же расстались прошлой ночью!
Скажи такое кто-нибудь другой, все прочие не знали бы, куда девать глаза от смущения, но счастливые свойства ореола главного героя были таковы, что всё, что бы он ни говорил, воспринималось окружающими как нечто абсолютно нормальное, так что, вместо того, чтобы переключиться на Ло Бинхэ, всеобщее внимание по-прежнему безраздельно принадлежало Шэнь Цинцю. Ощущая наставленные на него взгляды, он только и мог, что бросить глубокомысленное:
— Гм.
В уголках губ Ло Бинхэ всё ещё пряталась улыбка, когда он вновь заговорил:
— Демоны Севера и Юга никогда не ладили между собой. Северные земли, лидером которых я являюсь, не одобряют эту затею со слиянием миров, потому-то мы и приняли решение помочь вам, объединившись против общего врага.
Степенно рассуждая с заведёнными за спину руками, Ло Бинхэ являл собой настоящий образец для подражания — кто бы мог подумать, что, когда никто не видит, он то и дело ревёт, словно девчонка, капризничая под стать избалованному ребёнку… Кто бы поверил подобному?
— Прошу простить Юэ за проявленное недоверие, — спокойно отозвался Юэ Цинъюань. — Наше расставание в храме Чжаохуа не сочтёшь хорошим — и всё же нынче глава Дворца Ло желает объединить силы, дабы противостоять собственному отцу…
— Вам известно, ради кого я это делаю, — суховато бросил Ло Бинхэ в ответ. — А мнение прочих меня не волнует.
Ну да, он не произнес имени Шэнь Цинцю вслух — но можно подумать, хоть кто-то не догадался, о ком он!
Содрогнувшись от холода — как-никак, уже выпал снег — Шэнь Цинцю вновь развернул свой складной веер, всей душой желая, чтобы его изящный аксессуар образованного человека обратился в веер из пальмового листа [5], которым он мог бы отмести все эти любопытные взгляды прямиком на девятые небеса. Один из глав школ бросил с сухим смешком:
— Какого хорошего ученика воспитал горный лорд Шэнь — воистину для меня большая удача совершенствоваться рядом с ним!
Подобным тоном он с тем же успехом мог бы вместо «воспитал хорошего ученика» сказать «нашёл славного муженька». В судорожных движениях веера Шэнь Цинцю начало зарождаться убийственное намерение, настоятель Уван же смотрел так, словно жаждал забить этих двоих растлителей общественной морали посохом. Видя это, великий мастер Учэнь поспешил вмешаться:
— Раз милостивый господин Ло желает предложить нам помощь, мы будем счастливы её принять. Я бы также попросил главу школы Юэ взять на себя руководство всей кампанией.
Все представители различных школ сходились в одном: в моменты, подобные этому, только на Юэ Цинъюаня и можно было положиться. Вот и на этот раз он без лишних разговоров тотчас принялся раздавать указания:
— Глава храма Чжаохуа, организуйте поддержку барьера между мирами, чтобы сдержать рост хребта Майгу. Не дайте ему дойти до реки.
— Мы сделаем всё, что в наших силах, — бросил на него неуверенный взгляд великий мастер Учэнь. — Однако же река Ло широка, места на её берегах мало, да и сама почва сейчас нестабильна — мы едва ли сможем там закрепиться.
Поразмыслив пару мгновений, Юэ Цинъюань рассудил:
— Как насчет того, чтобы подняться на мечах и развернуть строй в воздухе?
— Нет нужды идти на подобные сложности, — внезапно вмешался Ло Бинхэ.
Повернув голову налево, он не сказал ни слова, однако вперёд тотчас выступил Мобэй-цзюнь, который, подойдя к реке, ступил прямиком на поверхность воды. Везде, где он проходил, водная гладь моментально застывала — вскоре реку сковал ледяной панцирь не менее трех чи [6] толщиной, в прозрачной толще которого виднелись вмерзшие в него рыбы. Казалось, дайте ему еще немного времени — и он проморозит всю реку Ло до самого дна.
Тем самым он наглядно продемонстрировал всю глубину преимущества демонов перед людьми. Отовсюду тотчас послышались восхищённые возгласы, разбавленные восклицаниями, исполненными зависти и неудовольствия. Великий мастер Учэнь поспешил изъявить благодарность за столь простое решение вопроса. Ло Бинхэ, не выказывая ни тени самодовольного торжества, с сияющими глазами обернулся к учителю.
Убедившись, что Ло Бинхэ и впрямь усердно работает над очищением своей репутации и, что главное, у него получается — уровень враждебности окружающих падал прямо на глазах — Шэнь Цинцю выразил благодарность скупым:
— Гм. Молодец.
По лицу Ло Бинхэ тотчас расплылась счастливая улыбка, и, глядя на него, Шэнь Цинцю ощутил, что и уголки его собственных губ невольно ползут вверх. Он тотчас одёрнул себя, вернув лицу равнодушное выражение, поражаясь тому, что не только слёзы, но и улыбка может быть настолько заразительна.
Юэ Цинъюань вернулся к руководству операцией. Даосам с вершины Тяньи следовало, рассыпавшись по берегам реки Ло в местах, где хребет Майгу уже дал о себе знать, позаботиться о простых людях. Следующей настала очередь его собственной школы. Поразмыслив, Юэ Цинъюань решил:
— Когда первые демоны южных земель прорвут барьер, их должны встретить адепты пика Байчжань.
Адептов с горы Ста Битв набралось от силы четыре десятка человек, и кто-то не удержался от вопроса:
— Большинство демонов южных земель — полузвери, свирепость которых не знает себе равных; смогут ли какие-то сорок человек противостоять подобному натиску?
Да как они смеют подвергать сомнению адептов пика Байчжань — их свирепость даст сто очков вперёд любым демонам!
Лю Цингэ молча взлетел на ближайшую скалу, при этом ледяной ветер тотчас принялся играть с его белыми рукавами, черными волосами и кисточкой меча. Вместо того, чтобы ответить ничтоже сумнящемуся, он бросил своим адептам:
— Тот, кто не уничтожит хотя бы тысячу этих тварей, может убираться на Аньдин.
— Будет сделано! — в унисон ответили все сорок.
— Зачем же так принижать пик Аньдин, — проблеял за его спиной Шан Цинхуа.
В самом деле, далеко ли вы уйдете без службы доставки — многая лета логистике!
Раздавая указания, Юэ Цинъюань, само собой, не обошел вниманием другие пики: Цюндин, Сяньшу, Цяньцао и прочие — все получили свои задания и в кратчайшие сроки заняли свои позиции. Видя, что Ло Бинхэ не торопится следовать примеру главы школы, Шэнь Цинцю не удержался от вопроса:
— А ты, скольких ты привел с собой? Тебе не надо раздать им приказы?
Стоило ему открыть рот, как бесчисленное количество ушей навострились, чтобы ловить каждое его слово с затаённым дыханием — даже шепотки стихли, лишь три оказавшиеся неподалеку сестрички-даоски сдавленно хихикнули в унисон.
— Всех, кого смог, — просто отозвался Ло Бинхэ. — И задачи у них — проще некуда. — Обернувшись, он указал на Ша Хуалин и Мобэй-цзюня. — Предоставьте ей разобраться с Цзючжун-цзюнем, ему — со зверьём.
Как, опять науськивание детей на отцов? В самом деле, куда уж проще…
— А ещё распоряжения будут?.. — осторожно поинтересовался Шэнь Цинцю.
— Разумеется, — торжественно кивнул Ло Бинхэ, вновь расплываясь в улыбке. — Я позабочусь об учителе.
Отовсюду тотчас послышалось смущённое покашливание.
С немалым трудом сохранив самообладание, Шэнь Цинцю захлопнул веер, стиснул его в руке и, убедившись, что на лице застыло всё то же бесстрастное выражение, заявил:
— Мне нужно перемолвиться парой слов с бывшим лордом Аньдин. Прошу, употреби это время на то, чтобы обсудить военные действия с прочими главами школ.
Не дожидаясь реакции со стороны окружающих, он, едва договорив, сорвался на бег. Схватив Шан Цинхуа за шиворот, он бесцеремонно оттащил его в сторону, словно тушу убитого им кабана — под дерево.
— Почему ты до сих пор жив? — без предисловий потребовал он у собеседника. — Ты же должен был двинуть кони еще восемь сотен глав назад! Почему Мобэй-цзюнь тебя не прикончил?
— Шэнь-дада, — исполненным благородного негодования тоном отозвался Шан Цинхуа, поправляя воротник, — тебе стоило бы помереть прежде меня, однако вот он ты — живой и ещё более буйный, чем раньше. И как у тебя хватает совести спрашивать у меня подобное!
От души хлопнув себя по лбу, Шэнь Цинцю испустил глубокий вздох.
— Братец Пронзающий Небеса, Самолёт ты наш, не пойму, тебя, что, в детстве недолюбили? Зачем ты, спрашивается, сделал из Шэнь Цинцю обездоленного сироту, над которым всё детство издевался какой-то извращенец? Тебе, что, доставляет особое удовольствие переливать сопли из стакана в стакан?
— Чем трагичнее предыстория, тем популярнее персонаж, — невозмутимо отозвался Шан Цинхуа.
— Хрень собачья! — прошипел Шэнь Цинцю. — О какой популярности ты говоришь после двух длиннющих тредов, под завязку набитых громогласными требованиями меня кастрировать?
— Это всё потому, что в итоге я зарубил твою предысторию, — пояснил Шан Цинхуа, добив его аргументом: — Ты ещё скажи, что Бин-гэ недостаточно популярен!
Подумать только, после всего этого он не стыдится использовать Ло Бинхэ в качестве примера! Двинув его веером, Шэнь Цинцю потребовал:
— Признайся, тебе просто нравится измываться над детьми!
При этих словах в его сознании тут же всплыли непрошеные образы маленького Ло Бинхэ, поднимающего с пола чашку; хрупкой фигурки, согбенной под тяжестью влекомых вверх по ступеням вёдер с водой; забившегося в угол дровяного сарая дрожащего от холода ребенка. Чтобы излить скопившуюся в душе горечь, Шэнь Цинцю срочно требовалось избить кого-нибудь, причастного ко всем этим страданиям — и на его счастье главный виновник стоял прямо перед ним!
Глядя на перемены в его лице, Шан Цинхуа потрясенно пробормотал:
— Это что ещё за выражение? Вот только не говори мне, что тебе его жалко! Черт, да я всегда считал тебя непрошибаемым типом, которому ни до чего, кроме собственного благополучия, и дела нет! И, кстати, думал, что ты натурал!
Не удержавшись, Шэнь Цинцю таки пнул его.
— У меня нет времени на твои бредни. Живо колись, как нам одолеть Тяньлан-цзюня!
— Это ещё зачем? — возмутился Шан Цинхуа, похоже, вновь вздумавший поболеть за чужую команду. — По-твоему, он недостаточно настрадался? Да и, по правде, не уверен, что я сам знаю, учитывая, что так толком и не проработал его линию…
— Сам подумай, — одёрнул его Шэнь Цинцю, — если его не побить, то вволю настрадаемся мы с тобой, так что лучше бы тебе напрячь мозги и что-нибудь придумать. В конце концов, ты ведь создатель этого мира — тебе ли не найти какую-нибудь лазейку в ткани сущего!
Так и не успев договорить, он услышал голос Ло Бинхэ:
— Дозволено ли мне побеспокоить учителя? Нам пора выдвигаться.
Чёрт, даже пяти минут дать не удосужился!
— Куда выдвигаться? — тут же обернувшись, спросил Шэнь Цинцю.
— Глава школы и я подумали, что самым лучшим будет послать за Синьмо человек десять. Вы пойдёте? Я пойду, если вы присоединитесь.
— Хорошо, — отозвался Шэнь Цинцю. Немного поколебавшись, он указал на Шан Цинхуа: — И его тоже прихватим.
С лица Шан Цинхуа тотчас схлынули все краски, а брови нервно дёрнулись, однако Шэнь Цинцю уже двинулся прочь, не обращая внимания на обращенные к братцу Огурцу мольбы. Лю Цингэ и его адептов оставили на льду охранять реку. Уже пройдя мимо него, Шэнь Цинцю внезапно развернулся, полушутливо бросив:
— Раз твои ученики, шиди, должны убить по тысяче, то с тебя причитается по меньшей мере десять тысяч, чтобы подать им пример.
— Я убью любого, кто оттуда появится, — хмыкнул Лю Цингэ.
— Что, уверенность в своих силах вернулась?
Задумавшись на мгновение, Лю Цингэ неохотно бросил:
— Само собой, ведь глава школы здесь.
Потянув Шэнь Цинцю за краешек рукава, Ло Бинхэ попросил:
— Учитель, возьми меня на свой меч.
— Разве у тебя своего нет? — подивился Шэнь Цинцю, вновь воззрившись на его пояс с ножнами Чжэнъяна.
Наедине с Шэнь Цинцю личина самоуверенного лидера [7] тут же слетела с Ло Бинхэ, который пристыженно бросил:
— В последнее время я слишком часто использовал демоническую энергию и слишком редко — духовную. Боюсь, я порядком подзабыл, как ею пользоваться.
Остальные десять участников экспедиции уже изумлённо оглядывались на них, так что, не желая продлевать этот неловкий момент, Шэнь Цинцю велел ученику:
— Ну так залезай!
Взмыв в воздух, они вскоре приземлились аккурат на хребте Майгу, так что Ло Бинхэ к облегчению Шэнь Цинцю не так уж долго его тискал.
Там, где они приземлились, твердь была сплошь усеяна скелетами и торчащими из расщелин между камнями разрозненными косточками. Над ними возвышались непривычные на вид темные деревья, переплетающиеся ветвями где-то в высоте. Откуда-то раздавался крик неизвестной твари, перемежаемый вороньим граем, эхом отдающимся по всему хребту.
Памятуя о том, что им понадобится некоторое время на поиски, Шэнь Цинцю предупредил спутников:
— На хребте Майгу таится немало неведомых монстров, так что лучше не трогайте тут ничего, что может оказаться живым.
Будучи демоном, Ло Бинхэ повёл остальных за собой, желая продемонстрировать добрую волю. Шэнь Цинцю двинулся бок о бок с ним, и спустя какое-то время Ло Бинхэ молча протянул руку, взявшись за ладонь учителя.
При этом настоятель Уван разразился прямо-таки оглушительным кашлем, великий мастер Учэнь бросил свое страдальческое: «А-ми-то-фо», — а Юэ Цинъюань попросту отвёл глаза.
У Шэнь Цинцю от такого перехватило дыхание — лоб, щёки, шея и мочки ушей горели так, что, казалось, светились бы в темноте. Отчего-то чувствуя себя виноватым, он медленно, но решительно вытянул руку из захвата ученика.
В тот самый момент, когда его ладонь опустела, в глазах Ло Бинхэ, казалось, пошёл снег сродни тому, что Шэнь Цинцю видел прошлой ночью.
Спустя какое-то время он издал смешок и, понизив голос, добавил:
— Чего боится учитель? Я оказываю им услугу, так что они ничего не осмелятся сказать.
Примечания переводчиков:
[1] С грацией угря – в оригинале Шан Цинхуа сравнивается с жареным амурским вьюном (Misgurnus anguillicaudatus) 泥鳅 (níqiu).
[2] Приблизившись к Юэ Цинъюаню и Шэнь Цинцю, он остановился рядом с ними, словно заняв своё законное место – в оригинале 鼎足而立 (dǐngzú érlì) – в пер. с кит. «они образовали ножки треножника» – то бишь, образовали трёхполярный баланс сил.
[3] Железу не стать сталью 恨铁不成钢 (hèn tiě bù chéng gāng), в образном значении — «предъявлять человеку слишком высокие требования» или «хотеть сделать из кого-то человека».
[4] Выросшую девушку не стоит держать дома 女大不中留 (nǚ dà bù zhōng liú) — идиома, означающая, что девушку нужно поскорее выдать замуж.
[5] Веер из пальмового листа (или душистого тростника) 蒲扇 (púshàn) – возможно, именно этот веер упоминается в романе У Чэнэня «Путешествие на Запад»: «Мы достигли Огнедышащей горы, но перейти ее невозможно. Я спрашивал местных жителей, и они сказали мне, что у какого-то праведника по прозванию Железный веер есть веер из бананового листа. Стоит только взмахнуть им, и огонь погаснет. Я отправился на розыски и узнал, что этот праведник не кто иной, как супруга Князя с головой быка и мать Красного младенца. ... Она взмахнула своим веером, меня подхватил бешеный вихрь и, как видишь, принес сюда. Я только что спустился с вершины этой горы, за которую мне удалось зацепиться». (пер. с кит. А. Рогачева)
[6] Не менее трех чи толщиной — т. е. не менее метра. Чи 尺 (chǐ) — единица длины, равная около 32,5 см.
[7] Самоуверенный лидер 邪魅狂狷酷炫狂霸了, где 邪魅 (xiémèi) – в пер. с кит. «бесовщина», 狂狷 (kuángjuàn) – конфуцианское понятие «чересчур страстный и чересчур холодный»: увлекающийся и равнодушный; фанатичный и опасливый (уклоняющийся от пути середины в активную или пассивную крайности), 酷炫 (kùxuàn) – жаргонное «крутой», 狂 (kuáng) – «бешеный, сумасшедший, безудержный», 霸 (bà) – князь-гегемон, тиран, деспот, узурпатор.
Следующая глава
Господь Валерий, блог «Как говорит господь Валерий»
ОТРЫВОК ИЗ КНИГИ «Я И МОЯ ВСЕЛЕННАЯ. УРОКИ ЭГОИЗМА»
https://ridero.ru/books/ya_i_moya_vselennaya/
Столкнувшись с очередной задачей, необходимо ее классифицировать по 2 признакам: решаемость и принадлежность. По первому признаку задачи делятся на решаемые и нерешаемые. По второму – на ваши, которые нужно решать именно вам, и не ваши, которые должен решать кто-то другой. В результате мы получаем 4 вида задач: ваша решаемая, ваша нерешаемая, не ваша решаемая, не ваша нерешаемая.
При возникновении вашей решаемой задачи, вам требуется совершить ряд необходимых для ее решения действий. Если перед вами стоит несколько задач такого типа, очередность их решения следует выбирать в зависимости от срочности, наличия необходимого ресурса и высвобождения ресурса в результате решения задачи. Со срочностью, думаю, все понятно. Необходимый ресурс – это то, что нужно для решения задачи, например, деньги, инструменты, квалификация, достаточное количество времени и так далее. Высвобожденный ресурс – это то, что вы получаете в результате решения задачи. Например, выспавшись, вы получаете достаточно хорошее самочувствие для решения других «более важных» задач.
Хуже обстоит дело, когда ваша задача оказывается нерешаемой. Например, у вас обнаруживается смертельная болезнь. В этом случае вам следует сосредоточиться на решении сопутствующих решаемых задачах. В данном примере это – борьба с болью и поддержание себя максимально долго в приемлемом состоянии, приведение в порядок своих дел, организация оставшегося времени, подготовка к процессу умирания (обеспечение себя нужным уходом или возможностью «вовремя» прекратить страдания) и подготовка к шагу в неизвестное, чем для нас и является смерть. Безрезультатное битье головой об стену в попытке решить нерешаемую задачу или отрицание ее существования ни к чему хорошему не приведет, так как подобное поведение приносит лишь потерю средств, времени и сил.
Классифицировав задачу, как решаемую, но не вашу (ее должен решать кто-то другой), необходимо примириться с тем фактом, что эта задача не ваша. Многим этот шаг представляется невыполнимым, однако, отказ его сделать превращает человека в то назойливо лезущее в чужие дела существо, которое хочется послать подальше. Разумеется, всем нам кажется, что львиная доля окружающих, включая наших близких, делает не то или не так, но если вас это никак не касается, и вас не просят помочь, лучшее, что вы можете сделать – не лезть к людям со своим «верным» взглядом на то, что они должны делать или не делать. Также не стоит вестись на чью-то кажущуюся беспомощность и заниматься решением их задач. Разумеется, я не против помощи людям. Но это должна быть именно помощь, а не забадывание и не сажание кого-то себе на шею. Причем, помогать следует, когда человек готов получить помощь, когда вы обладаете всем необходимым для оказания этой помощи, и когда эта помощь не противоречит вашим интересам. В противном случае ваше вмешательство в чужие дела приведет только к дальнейшему ухудшению ситуации.
Что же до чужих нерешаемых задач, то на них тратят свое время только идиоты, мошенники и лентяи. К идиотам следует отнести всех, кто действительно тратит свои ресурсы на попытки решить такого рода задачи, так как надо быть идиотом в квадрате, чтобы биться головой о неразрешимую задачу, которая, ко всему прочему, не является твоей. Остальные две категории граждан делая вид, что заняты нерешаемой задачей, используют ее в своих целях. Так, например, адекватные борцы с всеобщей бедностью решают задачу приобретения для себя денег, статуса и политического капитала. Что же до лентяев, то они задачами четвертого типа прикрывают нежелание или неспособность заниматься своими делами. Поэтому большинство самоотверженных борцов с мировым «злом» являются неспособными организовать нормально свою жизнь неудачниками.
Люда Орел, блог «Новая жизнь»
Новая жизнь. День 925.
Я совсем что-то забила на ведение этого блога, хотя очень скучаю по вашим откликам, долетающим до меня лайками, комментами, личными сообщениями, важными разговорами и просто расходящимися по инфопространству волнами.
Все потому, что пребываю я сейчас в состоянии "и жить торопится, и чувствовать спешит".
После нескольких лет почти непроглядных депрессий, двух лет подбора лекарств, побочек вплоть до судорог и других малоприятных эффектов, я вдруг снова почувствовала себя человеком, и мне пока удается это поддерживать.
Частично за счет лекарств. Но в той дозировке, в которой лекарства бы решали проблему целиком, организм их воспринимать не готов.
А частично - за счет знаний о мозге и о взаимодействии регуляторных систем в организме.