Гранатовый13 читателей тэги

Автор: Зелёный бамбуковый лес

Склад всякого, как обычно. Мелочи, фанатское, книжное, интересности (теоретически)

 

Фикло, стихи: https://archiveofourown.org/users/Finnigan

Вот сколько времени прошло

...годы, кроме шуток, а я всё не могу простить создателям аниме выпиленную сцену в саду особняка Канрю


скрытый текст









Просто без неё это "обещание" хромает. Идею с "цветами" Аоши подкинул сам Кеншин, прямым текстом. Потому что понял, что кто-то щаз останки закопает и пойдёт выпиливаться за ближайшим деревом. А надо, чтобы цель была. Потому что умирать не стоит, как он до того сказал Мегуми. Просчитался маленько, не знал, что Аоши так замкнёт, но надеялся-то на то, что с задачей тому жить станет легче. И понятно, чего тот бесится в итоге: Кеншин нагло стоит между ним и могилой.

Забавно, что здесь и до Сано дошло, мне даже кажется, что он на себя оглядывается с этим "но не для того, чтобы ты мстил за них".

Занятно и то, что мстить Аоши если и настроен, то не Кеншину ни разу, у него к тому совершенно другие претензии.

Но этой линии в принципе дико не везёт за пределами исходника, в лайв-экшене достигнуто дно, я считаю.

Вот бы ребут да без филлеров и с аркой Джинчу, но тут только губозакатку использовать, хе-хе.

...Нет, я сильная, я смелая и не буду все это пересматривать энный раз...

* * *

Вызвала меня к себе инициативная соседка, на предмет написать бумажку, не суть.

 

Прихожу в маске, что логично.

 

"Ты зачем, ты разве болеешь?"

 

Ну пля. Я прихожу в чужую квартиру, общаюсь.

 

До кучи, у меня работа с людьми, а соседка пожилая. Блин, ну самоочевидно же всё, почему до людей не доходит?

Хоть у кого-то

* * *

Надо, наверное, поприкрыть себе инфопоток, а то последние дня два аж подташнивает от тупости человеческой непомерной. Даже больше, чем от ощущения общего трындеца.

 

почему все эти поборники мохнатых веков вообще сидят в богомерзком интернете? Зачем?

Угх

Нас опять перевели в режим "в контору через день", на самом-то деле для работников это ничего не меняет в плане собственно работы, ккк.

 

А вот зряплатку могут и покоцать.

 

Тьфу.

 

внезапно всё ещё

#22 Шорохи

Канон Фантом 2040
Размер 516 слов
Заметки Я об этом пожалею, потому что фандома (такого, чтоб с фичками и всем прочим), кажется, нет даже за бугром, а с другой стороны... не пофиг ли? Любопытный случай, когда мутсериал при сравнении с фильмом, на который отсылается, вышел в разы сумрачней и серьёзно-вдумчивей, если кф — бодрое красочное приключалово, местами тяготеющее к комедии, а его ГГ часто смахивает на иллюстрацию выражения "слабоумие и отвага", то м/с несмотря на жанр приключалова поднимает несколько печальных тем нерадужного будущего, в частности, экологии, да. Довольно грустная история человека, который мечтал стать экологом, а стал героем в маске. Последнее, впрочем, первому не совсем мешает. Близкий постканон.

Голос Метропии знаком Киту с детства. Голос огромного города, истощённого и холодного, никогда не засыпающего до конца, много лет задыхающегося отравой. В этом голосе звуки движения, гудки, сигналы электронных дверей и слишком чёткий шаг биотов. В нём сводки новостей, гудение генераторов, разномастная музыка и вой ветра между высотными зданиями.

скрытый текстВ нём нет шороха листвы. Даже бумага не живёт здесь долго, а настоящие общественные парки, как и большинство далёких лесов — давно уже всего лишь факт из учебника истории. В Метропии нет ни настоящей весны, ни говорливой осени. ...Ветер тогда играл листвой, швырял её под колёса автомобилей — говорила когда-то тётя Элоиза. Кит иногда всё ещё пытается это предствить: сухие радужные листья и шорох шин автомобилей старой модели. Получается плохо.

Джунгли — его заветная, сумасшедшая мечта — приходят сначала в красочных снах, пробираются в голову или, догадывается он позже, возможно, наоборот, выползают из потайных уголков унаследованной памяти. Они полны шорохов, и шорохи эти, знак присутствия сотен живых существ, голоса растений и животных, в его снах куда более настоящие, чем когда-либо показывал ему симулятор.

А затем он получает своё наследство, и джунгли — всё ещё самая удивительная его часть. Кит осознаёт однажды, что действительно привык ко всему этому — семейному делу, костюму, технике, и даже к вещам труднообъяснимым и возмутительно ненаучным. Но джунгли — по-прежнему невозможное чудо. Сокровище.

И сейчас его джунгли шепчутся вокруг, пока они с Сэйган обмениваются тренировочными ударами. Гуран оставил их вдвоём, и Кит не может решить, задет его старший друг или доволен.

Приятно чувствовать силу движения, касаясь руками земли во время очередного переворота. Приятно знать, что Сейган здорова достаточно, чтобы наносить такие вот удары.

— Нападай, — Кит закрывает глаза, обращаясь в слух. Это тоже тренировка, это из вещей Гурана, и Киту нужно оттачивать привычку слушать и слышать. Даже если сейчас у него есть время для передышки — кто знает, сколько она продлится?

Джунгли полны шорохов. Он старается не отвлекаться и сосредоточиться на тех, за которыми угадывается присутствие Сейган. Она движется почти идеально, но джунгли всё равно отзываются и ей тоже. Пробившаяся трава и палая листва шуршат под ногами и это всё ещё удивительно.

Вдали срывается с ветки птица, и где-то в подлеске грызётся какая-то мелочь. Шаги Сейган лёгкие, скользящие, совсем не такие, как за работой. Кит всё-таки почти успевает блокировать её, но не до конца. Этого достаточно: земля вылетает из-под ног.

***

Иногда они просто бродят по заповеднику. Почти просто, потому что Кит всегда наблюдает. Ему мало чувства мальчишеского восторга от того, что сохранилось и прижилось здесь: он намерен поддерживать и тщательно хранить своё сокровище. Изучать и развивать. Это уже настоящая и сложная природная структура, живой лес. Киту до сих пор почти не верится, но он не позволяет растерянности брать верх. Здесь, в заброшенном метро, заново строится экосистема. Если она продержится — шанс будет, возможно, у всей планеты.

В этих джунглях, правда, всё ещё нет места той, исчезнувшей осени, багряным и золотым листьям, путающимсяв траве, шуршащим под ногами пешеходов иначе, чем ковёр в под древьями из Бенгалы. Её вернуть сложнее, до этого очень далеко. Но Кит не собирается отступать. Возможно, это ещё одно дело, за которое придётся браться не одному поколению.

У него есть пример решения слишком большой для одного смертного проблемы, в конце концов.

* * *

Ждала выходных, чтобы заняться всякими делами@делать ничего не хочу.

 

Классика.

 

Не выспалась и темнеет раное ещё, из-за погодны в том числе. Хорошая погода, на самом деле, люблю такое выраженно-осеннее, но световой день в такое время кажется даже меньше, чем зимой.

 

Почитала ещё кусок "Таинственной истории Билли Миллигана", почти догрызла в масштабах всей книги. Цепляет и нравится, если по-простому, но торможу, плюс, некоторые части почему-то прям тяжело даются. Не так тяжело, как "Жажда жизни", которую я таки не смогла, но всё же.

 

Вообще, с обретением дивана вернула привычку читать (более-менее), но сейчас день короткий, а я всё не допинаю себя купить удлиннитель в зал для бра. Вот когда я это сделаю, я всё же допилю свой райский читательский уголок.

 

Алсо о диване: спонтанно постигла, наконец, принцип, сложить-разложить, в разложке он такой невероятно кайфовый, что подмывает переползти в зал. Но меня там замучают коты, поэтому на когда-нибудь (если планы-предложения осуществятся в итоге, диван мне может дополнительно оч пригодиться в т. ч. в режиме спального места

 

 

писанина, конечно

# 21 Грибной дождь (второй лист)

Канон Волкодав (Семёнова)
Размер 521 слово
Заметки постканон, пасмур, ХЭ, странные авторские попытки

Он обнаружил, что к дождям на Берегу приходится привыкать заново, а ведь не такой и большой срок минул его возвращению к морю. Но природного сегвана не переделаешь. От берегового отвыкалось легко. Потому и теперь дождь над стольным Галирадом делался чем-то новым.
скрытый текст
Мелкая злая морось на корабле быстро становилась для мореходов привычной докукой: следи только, чтобы не отсырели запасы, брони и оружие.

Моросящий же береговой дождь о такую вот летнюю пору, который в сольвенских землях и дальше к северу именовали грибным, казался приветливым. Он мешался с солнцем, шелестел по крышам и деревянной мостовой, шептал что-то.

В такой дождь нет в людях ни страха, ни трепета, ни молитвенной торжественности. А всё одно, город притих как будто: сбрызнула небесная чистая водица — людям да лесу и земле добро, а снеди да иному товару — это уж как поглядеть.

Кто из купцов попроворней — те натягивали пологи. Но народу вокруг поубавилось. Винитара это пожалуй что радовало: дождь ему нравился, а вот суета вокруг него самого — не слишком.

Добрые галирадцы, кажется, сочли его кем-то вроде спасителя кнесинки, после общего-то возвращения, мало того, что он был её мужем. Это озадачивало и оставляло горький след. Всего людям не расскажешь, да и молву не переспорить, хоть горло сорви. К приветствиям Винитар привык, да и держать себя умел, не первую зиму жил на свете и ходил по миру. Но чужая радость напоминала слишком о многом.

***

Елень нагнала его недалеко от города — Винитар безошибочно угадал сперва то, как она ехала и придержал коня. Братья Лихие, верно, тоже всё ещё следовали в отдалении, но не спешили: блюли вежливость. Да и знали: уж с ним-то Елени вовсе некого было бояться. Когда-то подобная поездка могла быть для неё бегством, но те времена прошли. Это был выбор, простое и лёгкое желание — хотя сторонним людям, знавшим нынешнюю Елень хуже, это могло показаться странной прихотью. Если она и стала свободнее и твёрже в своих желаниях — это была не беда, мыслил Винитар.

То, что понемногу сложилось между ними не было любовью из сказаний и баллад . Это было... понимание. Уважение. Интерес. Винитар ценил эту внутренню силу и живой ум. Елень видела в нём кого-то, кто стал ей другом. Достойным соперником в хитрой саккремской игре, которой она обучилась, правда, позже него, но быстро. Того, кто был достойным и смелым человеком.

Этого было довольно. Они часто находили о чём поговорить или помолчать — и это приносило радость. Вот как сейчас.

Елень не спрашивала, тосковал ли он по дому, тревожила ли его молва — она слишком многое знала.

О доме, что сгинул теперь окончательно.

О том, что случилось после.

Поэтому они просто неспешно ехали вот так вдвоём по светлому лесу, наполненному сейчас тонким золотым туманом: солнце играло в бессчётных мелких каплях парного, негромкого дождя.


Винитар не знал, было ли это счастьем — оно это казалось чем-то очень похожим

...Пса он почти не заметил — и не увидел бы вовсе, если бы дробящийся солнечный луч не стрельнул на миг на краю зрения, отразившись в чём-то, крупнее капель.

Огромный серый пёс замер в отдалении, у высокой сосны. Винитар успел увидеть яркую искру на тяжёлом старом ошейнике. И ещё — как едва-едва, скупо, дрогнул в довольном приветствии длинный хвост.

А затем пёс исчез, растворился в тёплой пелене шепчущегося с лесом дождя.

«Удачи тебе».

однако всё равно писанина

# 20 Уловка
Канон Блич
Размер 804 слова
Заметки Выгул хэда и хулиганство, внутренняя недо-зеркалочка, жанр трудноопределим.

Тонкая ветка едва не хлестнула по лицу, и Бьякуя от души выругался. Эта её дурацкая игра, бесконечная сумасшедшая погоня, на сей раз увела их с Ёруичи в сторону от жилья. Лес шумел вокруг, напевал под порывами тёплого ветра, волновался под ногами, словно странное море. Бьякуя вынужден был признать, что потерял свою цель в этой путанице теней и света. Перепрыгнув на очередную ветвь, он замер и огляделся вокруг попристальнее, унимая раздражение.
скрытый текст
Неприятно было думать об этом, но лес давал Ёруичи преимущество, среди зданий, Бьякуе хотелось верить, ей бы не удалось ускользнуть так легко. Но здесь Ёруичи была будто в своей стихии. Неслась-неслась впереди, вот только что — и пропала. Метнулась в сторону, вниз, в тень — поди угадай. Эта выходка злила даже сильнее, чем её обычные подначки: то ли Ёруичи гадость какую ещё задумала, то ли он ей наскучил на сегодня.

Голос здравого смысла весьма слабо намекнул Бьякуе, что, возможно, ему следовало бы просто ухватиться за второе предположение и вернуться. Раз ей надоело, то он и не будет за ней бегать. Ёруичи говорила иногда, что это испытание, а он должен благодарить её как наставницу — а в этот раз сама как будто отказалась. Не справилась. Поэтому...

Бьякуя без раздумий голос придушил.

Ну уж нет, он найдёт её, даже если она наставила ловушек. Ёруичи слишком самоуверена. Он ведь тоже кое-что может.

Бьякуя отбросил с лица растрепавшиеся волосы, закрыл глаза и сосредоточился. Лесное море было полно движения — ветра, птиц и насекомых, мелких зверьков и потревоженных веток. И потоков духовных частиц, пусть они и не были заметны так явно.

Бьякуя не стал воплощать рейраку — просто, до предела сосредоточившись, нашёл знакомый отсвет.

Присутствие.

Ёруичи и правда была возмутительно беспечна. Торжествующе выдохнув, Бьякуя отправился по призрачному, тёплому следу. Он успел как следует разогнаться и едва не сорвался вниз, когда на пути открылась широкая, залитая солнцем прогалина. Спрыгнув в траву с крайнего дерева, Бьякуя застыл, как громом поражённый. Едва не задохнулся от накатившего возмущения.

Ёруичи разлеглась на солнышке, расстелив для удобства — какая небрежность! — собственное хаори. И теперь, кажется дремала.

Какая наглость.

Медлденно, осторожно, всё ещё не веря собственным глазам, он подобрался поближе. Её дыхание было безмятежно-спокойно, а присутствие — ничем не скрыто.

Она даже до ловушки не снизошла.

Бьякуя, уже набравший в грудь воздуха для сердитого вопля и смертельного вызова, ощутил себя как-то совсем по-новому уязвлённым. И непривычно озадаченным. Свет играл в волосах Ёруичи, на тёмной коже и белой ткани хаори. В её ладони по-прежнему был зажат его шнурок для волос.

Бьякуя помотал головой и подошёл совсем близко. Предусмотрительно, просто на всякий случай, зашёл так, чтобы его тень не упала на её лицо. И тихо опустился рядом с Ёруичи на колени.

Можно было, наконец, отобрать у неё шнурок. Конечно можно. Впервые у него получилось бы.

Это выходило не совсем честно и даже как-то обидно: её победил не он, а собственная неосмотрительность. Бьякуя наклонил голову, осторожно вглядываясь.

Можно было разбудить её всё же. Или... Нет, слишком большая это была удача. Он, наконец, мог посмеяться над ней. Забрать у неё вечный залог тоже требовало ловкости и могло быть испытанием.

Поколебавшись и почти не дыша, Бьякуя подался вперёд, протянув руку к пальцам Ёруичи, сжимавшим шнурок.

От неё пахло травой, солнцем и ещё чем-то,чем-то собственным, особенным.

...Сильная рука стремительно легла ему на затылок, заставляя посунуться вперёд и в сторону. Неожиданно Бьякуя понял, что его губ касаются другие — мягкие, горячие и уверенные. Это прикосновение, как и хватка в волосах, совершенно не было сонным.

— ...ммм.. фто...

Несколько мгноверий, показавшихся ужасно долгими, Ёруичи даже не позволяла ему отстраниться. Наконец, хватка ослабла и Бьякуя отшатнулся — только для того,чтобы ясно увидеть близко-близко её шальные глаза, полные дурного веселья и смеха.

— Да ты!..

***

Воспоминание о том, как широко распахнулись его глаза в тот момент, странно грело до сих пор. Было что-то неправильное здесь: видеть Бьякую таким, теперешним. Неправильное с самого начала. Прежде он был бесконечно живым.

А сейчас было даже не так, как на мосту, про такое говорят, кажется: краше в гроб кладут. Ёруичи знала, что этого не случится, конечно. Уже нет. Но чувство всё равно было неприятным.

Неслышно спрыгнув с подоконника на койку и мягко переступая лапами, она зашагала к изгловью. Лицо Бьякуи было сейчас очень спокойным, хотя всё ещё осунувшимся.

Её определённо не нравился странный осадок вины, который зрелище в ней рождало. Она не сожалела о своём уходе. Не отступала от принятых решений. Делала что хотела.

...Ладонь у него была шире, чем раньше, упрятанная в давно привычные мозоли. Рука Бьякуи теперь совершенно точно была рукой воина, жилистая и даже сейчас хранящая намёк на безжалостную силу. По крайней мере, ладонь его, без предупреждения опустившаяся на её спину, заставила Ёруичи замереть и насторожиться, моргнув от неожиданности.

Длинные пальцы неловко взъерошили блестящую чёрную шерсть, скользнули по хребту. Довольно бесцеремонно, и такое очень мало кому позволялось. Почти никому. Но она была слишком удивлена.

— Даже не вздумай превращаться, — в его голосе не было предупреждения, только почти безмятежная констатация.

Ёруичи вздохнула и решила, что пока и в самом деле обойдётся без этого.

писанина

#19 Клятва на крови

Канон Корзинка Фруктов
Размер 1199 слов
Заметки вбщт это действительно ближе к реинкарнации по сути. Я как-то сильно задумалась, что объединение в кровную семью должно было произойти отдельно, но канон ответов не даёт. Сигурэ подробностей не помнит, хотя, кажется, более чувствителен к механизму проклятия, чем другие, он просто делает допущение.

Они ведь когда-то не были друг другу кровными родственниками. Все эти звери — говорит однажды Сигурэ старой служанке. Звери были разными, у них не могло быть общей семьи и детей, верно же? Почему тогда мы наследуем это по крови? Служанка хмурится и терпеливым тоном просит господина Сигурэ не говорить такие странные вещи. Ведь духи Зодиака не имеют отношения к земному. Так есть. Так всегда было. Так распорядилась благая сила свыше.

скрытый текст
Сигурэ не слишком много лет, но он не доверяет этой силе. И когда с ним так разговаривают ему тоже не нравится.

Книги честнее окружающих. Лучше большинства людей. Сигурэ читает запоем, что угодно, всё равно. В семейной библиотеке он учится незаметно вытаскивать даже те книги, которые ему совершенно точно не не разрешат листать— «не по возрасту» Хотя возраст — дело наживное, Сигурэ не любит просто ждать.

Но даже книги не дают ответов на его вопросы. Люди с таким и подавно не справятся.

Позже он всё-таки узнаёт новое слово — реинкарнация. В средней школе он уже прицельно пытается разобраться в этом. Это похоже. Очень похоже. Но не совсем так, проклятье всё равно не поддаётся, оставаясь загадкой.

«Знаешь, если они возвращаются в мир опять и опять, то могли бы делать это в любой его части. Мы могли бы родиться на разных концах земли».

«Не могли бы», — отрезает Хатори.

«Ты пытаешься объяснить это через аналогию, но она бессмысленна».

Тоже верно. Сигурэ смотрит в усталое лицо Ха и вздыхает. Зодиакам, древним монстрам, отчего-то мало возвращаться. Они всегда связаны. У них уже много веков общая дорога, общая кровь. Подумать только, что всему виной старая кровь, дурное семейное наследие.

Нерушимые узы. Иногда Сигурэ почти до одури счастлив ощущать эту близость — хотя бы со своими друзьями. Иногда его мутит, и он не знает, от чего больше: от этой привязи, или от мысли, что его дружба, и то, другое, сокровенное, что он хранит глубже — порождение этой старой, гнилой, тяжёлой верёвки на шее.

Был ли он просто обречён — дружить или даже любить? И можно ли назвать эти чувства настоящими? Его собственными? Это бесит его до оскала зубов, и он только надеется, что здесь не прорывается очередная унаследованная от духа привычка.

...Когда-то, возможно, они были разделены. Может быть, они искали друг друга по миру целую вечность. Сигурэ воображает это: долгие годы странствий, в которые его далёких предшественников гнала тоска. Меняющиеся картины стран и земель. Может быть, они однажды не захотели слишком поздних встреч и возможности разминуться. И нашли какого-нибудь колдуна, который связал их кровью.

Должно быть, они даже были счастливы.

Но если и так — Сигурэ знает, что будет ненавидеть их за это столько, сколько проживёт в своём кругу из выглаженных камней, тонкой рисовой бумаги и пышных камелий, за высокими стенами родового гнезда. Он чувствует, что будет ненавидеть этих незнакомцев за то, что они не ценили радость долгожданных встреч с ещё неузнанными и весь мир, лежавший перед ними.

Он не слишком хороший человек.

***

Лёжа на разостланном футоне в гостинной дома Хатори, Сигурэ смотрит на лампу сквозь растопыренные пальцы. Кончики их как будто светятся красноватым.

Кровь всё ещё бежит по телу, неся яд старого обещания.

Ая плюхается рядом, опираясь на его плечо, а Ха лежит с другой стороны и почти спит. Он слишком много занимается, особенно теперь, когда его отец так сдал, знает Сигурэ. Под глазами у Ха тени, их хочется стереть.

«Выпьем ещё!» — радостно объявляет Аямэ.

Хатори настолько вымотан, что даже не рассказывает, почему им не следует этого делать. Его дом — общее убежище, потому что никто не будет их здесь проверять. Даже служанки, если сам Ха скажет им уйти.

Поэтому сегодня они пьют вино. Это один из первых разов, и взрослым знать необязательно.

Сигурэ снова начинает тошнить. Это не совсем от алкоголя, он знает. Он ни с чем не спутает это чувство. Аямэ заливается соловьём, рассказывая очередную абсурдную историю, и Хатори делает попытку отнять у Сигурэ свою тетрадь — Сигурэ её торжественно конфисковал и сейчас опирается на неё локтем.

Это один из тех моментов, когда мир восхитительно-целостный. Умиротворяюще общий, только для них. Наше вечное счастье.

Проклятье.

Сигурэ садится, ловко перепрятав тетрадь под колено.

«А потом эта штука просто... ещё?» — Аямэ обрывает рассказ, одной рукой удерживает бутылку, а второй дотягивается до Ха и дёргает его за рукав.

«Ага».

Хатори вздыхает, и на лице его принятие. Хатори злится на себя и терпит их. И то, и другое — его вечные привычки. Он дорожит ими самими, Сигурэ знает, ими обоими, но всё же... Могли бы они быть друзьями в другой жизни? Иначе? Сигурэ жмурится и снова резко открывает глаза. Его почти душит внезапная злость.

«Эй, мы всегда будем вместе, верно?» — Аямэ опрокидывает в себя стакан и растягиавается на полу. Его глаза в свете лампы полны жидкого золота.

Хатори чуть наклоняет голову. В его улыбке сквозит печаль, и Сигрэ не может её не чувствовать.

«Поклянитесь», — выпаливает он, и это кажется неожиданным даже ему самому.

«Да зач...»

«Сейчас», — Сигурэ, озарённый странным вдохновением, тянется в сторону и вытаскивает из своего позабытого пенала тонкое перо — совсем недавно ему пришла прихоть использовать это вместо традиционной кисти для каллиграфии.

«Что за дурацкая идея», — Хатори смотрит с укором, глаза Аямэ блестят восторгом — таковы вечные, обязательные части его жизни уже целые годы. Сигурэ вдруг снова до скрипа зубов хочется вырвать их обоих из этого. Почти так же сильно, как Акито. Чтобы это всё, всё... не было велением свыше, было чем-то, что принадлежит ему по-настоящему.

Старая, неумолимая связь не поддастся торжественной и глупой подростковой клятве, но это — здесь и сейчас принятое решение. Собственный выбор.

«В чём клясться-то?» — Хатори тоже вытягивается рядом. Это его усталое да делай что хочешь.

«Я знаю, я! Давайте: клянусь, что мы всегда...»

«Тише, Ая».

Сигурэ выдыхает это коротко и резковато, устраивается между ними и смотрит в потолок с минуту.

«Дайте руки».

Он может различить их с закрытыми глазами — у Ха кисти холоднее, чем у Аи.
Сигурэ быстро режет указательные пальцы. Им, и почти тут же, не задумываясь, — себе самому. Им — на поданной руке. Себе — на обеих, по одной на каждого. И откидывает голову назад, закрывая глаза. Стискивает чужие ладони, чувствуя, как между сжатыми пальцами ползут, смешиваясь, тёпые капли.

Поклянитесь.

Поклянитесь, что вы проживёте свою жизнь. Что вы не перестанете мечтать, хотя бы немного, хотя бы иногда — довольно и этого. Поклянитесь, что вы не забудете то, что было.

Когда ты придумаешь себе несбыточное — не вини себя. Когда тебе надоест кото-то из нас — на время, но — пошли его подальше. И если кто-то посылает тебя подальше — не обижайся.

Поклянись, что всегда будешь желать чего-то. Чего угодно, хоть новый карандаш. Для себя.

Поклянитесь, что когда-нибудь станете счастливыми.


«Что за клятва странная такая, ты на ходу выдумываешь абсолютную чушь», — он даже не сердится по-настоящему, Сигурэ слышит. — «А послать тебя к чёрту я могу в любой день и без этого». По губам против воли ползёт улыбка. Сопротивляться у Хатори, большей частью, получается так себе, но Сигурэ этого не говорит. В конце концов, Хатори действительно единственный, кому хотя бы иногда удаётся оставить его с носом или пристыдить. И пальцы у него стали теплее.

«А по-моему, очень поэтично!» — объявляет Аямэ. Громко икает и давится смешком, прижавшись носом к волосам Сигурэ. Ая умеет иногда смеяться над собой. Для Сигурэ это сложнее.

Хатори говорит, что им нужно перевязать порезы. Но глаза у него не открываются, а лежать так втроём слишком удобно. Сигурэ не отпускает руки.

Я буду искать и ждать. Я буду желать для себя.

Эгоистично, невечно, по-земному — однажды мы будем счастливы.

Я клянусь.



Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)