День в истории Блогхауса: 28 апреля 2018

Персонаж: молодой Пикман
драббл написан в сеттинге миров Г.Ф. Лавкрафта, но можно читать какоридж, тут ничего понимать из канона не надо

Золотисто-розовый туман окутывал прибрежные утесы, и тонкие ветви деревьев на фоне рассветного неба казались кружевом. Дорога взбежала на холм, и путник – юноша с саквояжем и мольбертом – не мог не остановиться, чтобы полюбоваться открывшимся видом. Кингспорт лежал в низине у берега – там, где кольцо утесов и холмов разрывалось, и разноцветные крыши и шпили уже золотились под первыми лучами солнца, по морю пролегла сверкающая дорожка. Вблизи Кингспорта виднелось несколько загородных вилл местных богачей. Особенно привлекала взгляд одна, в старинном стиле, выстроенная на вершине самого высокого утеса.
Наверняка ее хозяин – большой оригинал и влюблен в море, подумал молодой художник. Из окон должен открываться потрясающий вид на море, особенно по утрам… но как же трудно, наверное, добираться на такую верхотуру. Да, хозяин, должно быть, анахорет. А может быть, он поэт или художник, как и я. Вот здорово было бы встретить родственную душу! Пылкое воображение мигом нарисовало художнику еще и симпатичную хозяйскую дочку – несомненно, любящую живопись…
скрытый текстПока он дошел до города, дочка в его грезах примеряла фату, а в гостиничном номере художник уже представлял себе, как устроит вместе с супругой персональную выставку.
Фамилия художника была Пикман и ровно ничего еще не говорила ни одному знатоку – до сих пор ему удалось выставить только одну картину, и то на совсем заштатной выставке, только для своих. Друзья считали, что Пикман когда-нибудь прославится на весь мир; и верно, таланта ему было не занимать. Загвоздка была в том, что картины юной надежды новоанглийского искусства отличались мрачным и фантасмагорическим содержанием и были популярны лишь в узких кругах эксцентричных ценителей – примерных девиц они попросту пугали. Но ведь дочь человека, выстроившего себе виллу под облаками, должна мыслить несколько шире?
Однако расспросы в гостинице разочаровали Пикмана. Хозяина виллы на Туманном утесе никто не знал. Она всегда была там, но никто ни разу не видел, чтобы туда поднимались люди. Правда, горничная, оглянувшись, шепотом поведала Пикману, что иногда в окнах виллы загорается свет, а порой на рассвете утес окутывают туманы, и в них мерцают какие-то огоньки…
Бедой Пикмана, как многих творческих людей, было воображение паче рассудка. Придуманная художником невеста была для него куда реальнее, чем старая чистенькая гостиница и розовощекая горничная, и рассказы последней только придали происходящему столь обожаемый Пикманом романтически-мистический оттенок. Он в тот же день выбрался на пленэр: вышел на окраину Кингспорта поближе к Туманному утесу, натянул на мольберт холст, загрунтовал его хорошенько, наконец, впервые тронул кистью… Пикман любил этот момент нарушения девственности холста, когда будто из ничего начинали проявляться черты и светотени.
Как начинающего, его частенько постигали неудачи. В этот раз Пикману никак не удавалось уловить колорит: то, что возникло на холсте, казалось красивым, но обыденным. Вскоре художник был близок к отчаянию: очарование, которое охватило его утром, упорно не желало переноситься на холст. Тем временем день уже заканчивался. Сгущались вечерние туманы. Вот-вот они поглотили бы вершину утеса и виллу…
– О! – заорал Пикман, приплясывая, и лихорадочно заработал кистями.
Вытянувшиеся тени, окутавшие город и море; последние отсветы вечернего солнца, позолотившие Туманный утес, призрачный силуэт старинной виллы, тревожные облака – свинцовые сверху и золотистые снизу… Это был один из тех редких пейзажей, в которые Пикману не захотелось вписывать домовых и призраков: он был таинственным и нереальным сам по себе. Пикман работал, пока совсем не стемнело, и с сожалением оторвался от картины лишь тогда, когда не смог видеть холст. Бросив последний взгляд на виллу, он с изумлением заметил, что в ней тускло загорелись окна. Видимо, в этом старом доме не было электричества, и кто-то зажег свечу.
Утро для Пикмана началось в том же месте, где он закончил работу; едва перекусив что-то на завтрак, художник взялся за работу. Хотя освещение и настроение сегодня были совсем другим, но Пикман легко вызвал в памяти увиденное: и этот волшебный вечерний свет, и смутный силуэт домика, и темные громады утесов…
Обед ему принесла горничная Мэри, а ужин дожидался художника в номере, совершенно остывший.
Влюбленный в воображаемую хозяйку виллы, Пикман и не заметил, что Мэри прониклась к нему симпатией. «Впервые вижу, чтобы кто-то приехал сюда на эти их и-итюды, а не пьянствовать и приставать», – говорила она подругам. Да, соглашались девушки, вот это видно, что художник: рисует и рисует себе свои картинки, и даже поесть забывает, не то, что мистер Дженкинс, который напился и утопил мольберт в море! И не то, что мистер Аллан, который приставал к Кэтрин, пока ее жених не начистил ему рыло и не вымазал на голову все его краски! И рисует похоже и красивенько, не мазню какую…
Спустя неделю Мэри забеспокоилась и решила с ним поговорить.
– Вы бы, мистер Пикман, того… отдыхали побольше, – сказала она. – Вон, похудели даже. Сходили бы, развеялись, у нас тут клуб есть и можно потанцевать…
Неопытный юноша, Пикман не догадался, что его пытаются обаять.
– Я хочу сперва закончить работу, – воскликнул он. – О мисс, это будет моя лучшая картина! А хотите, я потом напишу ваш портрет?
Он был искренне благодарен Мэри за ее заботу: ведь она давала ему возможность писать больше и больше… Но Мэри вздохнула. С ее точки зрения, такая одержимость была не лучше пьянства.
В тот вечер солнце опять пробилось сквозь туманы так же, как и когда Пикман только приступил к работе. Волшебный свет, который горел в его памяти, повторился наяву, и на холст легли последние мазки. Пикман поднял голову: в окнах виллы горел свет, и кисть Пикмана отобразила этот чарующий тусклый отблеск на холсте. А потом туман начал изменяться, и Пикман поспешно зарисовывал его причудливые клубы…
Утром Мэри нашла его спящим в траве у готовой картины. Поставив корзинку с завтраком, она присмотрелась. Испуг наполнил простое сердце девушки: пейзаж на картине выглядел зловещим и неотмирным, дом на Туманном утесе – мертвым, а свет словно проникал из преисподней, но самым жутким были туманные сущности, окружившие дом. В этом доме не было места никаким поэтам и никаким невестам – только мрак и черные воспоминания жили там.
Пикман проснулся и гордо кивнул побледневшей Мэри.
– Вот, – сказал он, вытряхивая травинки из волос. – Вот так я всегда хотел писать! Это будет новое слово в живописи – моя лучшая картина!

Публикация из блога «Софи Тхэ спит и видит сны» (автор: Уранид):

© Источник: https://blog-house.pro/blog-1208/post-58659/

1. Не менее 200 ррi.

2. Хорошая автономность (~2 дня чтения книжек/прослушивания музыки с фул зарядки), возможен вариант с быстрой зарядкой или спец режимом с уменьшением производительности.

3. Соотношение сторон 4:3. (очень желательно, узкие девайсы неудобны для рисования).

4. Размер ~ 8-9 дюймов (желательно именно экран, а не мега чёрные рамки!)

5. Наличие слота для карт памяти (до 128 гб).

6. Вай-фай и 3G.

Дальше не обязательные, но приятные дополнения:

1. Нормальная цветопередача и не большой вес.

2. Наличие стилуса аля Ваком.

3. Ремонтопригодность (наличие сменного акк. или распространённость конкретной модели), наличие аксесуаров (бампера, обложки и т.д.)

4. Цена соразмерная качеству (никаких "дерём за позапрошлогодний проц как за новенький").

5. Водонепроницаемость.

*осматривает написанное*

Вроде идиалестично, но вменяемо)).

Принципиально - п.1, п 2, п 5, п 6 и п. 4 второго списка)) с остальным готова поторговатся)).

Оташ замолчал. Какое-то время он просто лежал на камне, закрыв глаза. Затем поднялся и обернулся на Юргена.
– Мне тоже надо? – спросил он.
– Только если ты сам хочешь, – ответил шоно.
Юрген не знал, хотел ли он. А ещё представления не имел, что мог бы сказать. Если бы были живы его родители, он бы попросил за них, а теперь? Может быть, он не так понимал действие этого камня. Оташ говорил, что идёт за силой. Юргену она очень была нужна. Шу осторожно подошёл к камню и лёг на него точно так же, как до этого Оташ. Камень казался тёплым. Юрген закрыл глаза.
– Помоги мне, – прошептал Шу. – И прости меня.
Он уже хотел подняться, но, передумав, добавил:
– И ему помоги тоже. Пожалуйста.
Ещё секунду помедлив, Юрген всё-таки встал.
– Что дальше? – спросил он.
– Давай посидим здесь немного, – предложил Оташ. Шу кивнул. Достав из сумки шкуру, он постелил её на землю и сел, как тогда у костра. Шоно сел рядом.
читать дальше– Не жалеешь, что уехал из Нэжвилля? – вдруг спросил Оташ.
– Нет, – ответил Юрген.
– Но у нас нет тёплых каменных домов.
– У вас есть тёплые геры.
– А ещё у нас нет ванны.
– Это большое упущение, согласен. Но воду же подогреть можно? На огне?
– Можно. В некоторых поселениях есть бани. Я свожу тебя туда.
– Бани? Как у древних нортов? Такие большие купальни?
– Нет, – усмехнулся Оташ. – Совсем нет. Потом увидишь. Мне они нравятся.
– Вот заинтриговал, – ответил Юрген.