День в истории Блогхауса: 11 апреля 2022
Ricky, блог «Где-то в чужих краях»
Дурдом
Последние 2 дня в украинском инфополе творится такой дурдом, что... 🤷🤦
Я никогда не видела, чтобы кто-то вызывал такой внутренний резонанс как наши ребята.
Чувствую, когда закончится война, будут большие разборки кто что сказал и в каких целях.
Арестовича не вывожу. Правильно сказал Валерий Маркус, он разговаривающая голова. А один из командиров Азова назвал его просто блогером. Уровень неприязни военных и Арестовича можете себе представить, решают всё равно генералы, а не разговаривающие головы.
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 3, из которой можно составить довольно точное представление о положении дел во Втором доме Адмира
"Как только позволят дела, надеюсь почтить вас родственным визитом", – Моза с тяжёлым вздохом отложила записку.
– Видимо, наши отставные слуги оказались ещё более алчными мерзавцами. Не думаю, что Бааль стал бы посвящать сына в детали, – ответил Диамар, сочувственно глядя на жену.
– И тем не менее, его наследник преподнёс мне не бутылочку альянико или букет стреблориз, а порто. Тот самый. Крайне интересно, что ещё дядя Вель успел узнать и утратил ли вообще возможность получать свежие сведения? Впрочем, если и так, скоро его осведомлённость сильно упадёт в цене.
читать дальше– Вы же отказались покидать столицу, матушка? – на низком диване материализовался припозднившийся Балто с обманчиво скучающим видом, хотя был обеспокоен ничуть не меньше.
– Очень рада, что ты всё-таки решил к нам присоединиться, – улыбнулась сыну Моза. – Теперь я наконец могу озвучить всем причину: есть другой способ избавить нашу семью от участия в игрищах Второго дома. Дядя Эфор разыграл эту карту, с учётом своих обстоятельств, и вполне доволен результатом. Нет смысла ждать, пока нас втянут в очередную интригу, – она нервно испепелила записку. – Cклепов и больничных палат в фундаменте величия Второго дома вполне достаточно, но Вель слишком привык получать желаемое, чтобы считать так же. Те, кто заключал с ним выгодные сделки, исчезали ненамного реже отказавших.
– Кажется, для третьей жены он составил совершенно чудовищный брачный контакт, нечто среднее между пактом о ненападении и договором добровольной передачи в рабство. И заботливо приказал изготовить по своему эскизу амулет для любимой, чтобы она всегда помнила все пункты. И детей приводил к присяге, нанося узор лояльности. Интересно, а есть ли такая роспись у дяди Иаля? – Балтазар задумчиво изучал портреты на стене, закинув руки за голову. Моза озадаченно взглянула на сына – картины находились здесь около полутысячи лет и давненько ни у кого не вызывали интереса.
Лёгок на помине. Зевель абсолютно бесшумно возник в гостиной и обвёл семейство острым оценивающим взглядом, быстро подёрнувшимся вуалью спокойного благодушия: так опускается мигательная перепонка на глаза дремлющего василиска. Кивнул вместо приветствия, небрежным движением руки подал знак не вставать, словно хоть кто-то проявил малейшее стремление это сделать.
– Надеюсь, ты получила мой скромный презент? – голос Зевеля был прямо-таки нафарширован участием, что немедля заставило всех задуматься, как давно дорогой родственник присутствует в комнате и сколько успел услышать. Моза отогнала эту мысль и ровным тоном ответила:
– Благодарю, дядя, он выше всяких похвал. Но я не вполне уверена в предмете нашей беседы.
Диамар с сыном переглянулись, Зевель истолковал это по-своему:
– Предмет беседы касается всего нашего Дома. И вашей семьи в частности. Я пришёл во имя нашего общего будущего, которое под угрозой после известных трагических событий. Последствия некоторых вполне обратимы, но всё это позорным пятном ложится на репутацию Второго дома. Наш отец и повелитель сейчас, увы, не в силах изменить это.
– Сложно руководить Домом, находясь в опале и, если верить слухам, в одном из отдалённых поместий, – кивнул Диамар, отметив чуть расширившиеся зрачки собеседника.
– Кто знает, чем обернётся его возвращение, – развёл руками Зевель. – Но объединёнными усилиями всех кланов мы сможем облегчить состояние главы Дома, сняв с его плеч… – четвертьсекундная заминка придала фразе отчётливый душок висельного юмора, которого оратор явно не был чужд, – бремя ответственности. Мой старший брат и твой отец, милая, устранился сразу, и я полагаю, что вправе принять эту ношу как законный наследник.
– Стало быть, вам нужно, чтобы дядюшка не имел возражений против вас в этом качестве, – вежливая улыбка Мозы покрылась тонким слоем невидимой наледи.
– Как дочь самого… миролюбивого из его сыновей, ты должна понимать, что безопаснее всего будет воспользоваться твоими талантами на благо клана. Уладим дело быстро и тихо.
– Как бы я ни относилась к дядюшке, я не желаю его низложения.
– Отнюдь, ты поможешь спасти его от этой участи и от гораздо худшей. В конце концов, мой несчастный отец с начала времён трудился на благо Империи. Он не заслуживает превращения в глазах народа вначале в опальное посмешище, которому квакают вслед, а затем в опасного безумца, способного навредить своим близким. Я позабочусь о том, чтобы он навсегда остался почитаемым и уважаемым патриархом Второго дома. И смог своими глазами наблюдать возвращение былой силы и славы. Если позволит его состояние, разумеется.
Балтазар, всё это время участия в беседе не принимавший, изучал дядюшку Веля с каким-то отстранённым любопытством, близким к таксономическому. Диамар тоже молчал, по его лицу было трудно догадаться, что он с большой охотой запер бы этого посла мира и прогресса в Бездне, в одной камере с Баалем и другими ретивыми борцами за благополучие Второго дома. И к тем, кто выживет, рекомендовал бы потом водить экскурсии. "Заповедник дядюшек", пожалуй, затмил бы славу Люцифера.
– А что будет в том случае, если я всё же откажусь? – Моза была предельно сдержанна и корректна. Если любящий сын искренне верит в то, что озвучил, дела гораздо хуже, чем можно было предположить. Особенно при наличии ещё Баалем отработанных схем, снискавших Второму дому репутацию оплота здравомыслия.
– Не вижу причин так поступать, моя милая, – Зевель мгновенно перешёл с любезного тона на командный, требующий беспрекословного подчинения. – Я обещаю тебе помощь и поддержку, ты знаешь, мои возможности велики, а слово нерушимо. Но благотворные перемены могут и не коснуться вашей семьи, если о некоторых гранях твоего алхимического дарования станет известно Темнейшему. У Второго дома много врагов.
– Не сомневаюсь, вы как достойный наследник и государственный муж в силах их сокрушить. И вам не стоит тратить время на тех, кто мог бы сообщить Его Темнейшеству то, что ему уже известно. Наш государь и повелитель не числит предателей среди своих вассалов, – последнее слово Моза выделила интонацией и умолкла с видом подчёркнутого смирения.
– Блеф, – недоверчиво прищурился Зевель.
Вместо ответа Диамар расстегнул рубаху.
– Хорошая попытка, капитан, но вы… – дядюшка застыл, словно фраза застряла в горле вместе со всем вложенным в неё презрением. Гвардейская метка Диамара, расположенная на ладонь ниже левой ключицы, изменила очертания, на глазах у всех сложившись в личную печать Темнейшего.
– Я полагаю, демонстрации от моего батюшки с вас довольно? – самым дружелюбным тоном осведомился со своего места Балтазар. – Как вам известно, эти знаки могут быть нанесены на любой участок тела. У нашего владыки давняя слабость к юмору на грани, потому нам бы не хотелось вас ненароком оскорбить. К тому же, обнажённые чресла сына – не то зрелище, что умиляет его мать, когда сын шагнул далеко за порог возраста нежной невинности.
Взбешённый Зевель повернулся к дерзкому мальчишке и встретил его спокойный насмешливый взгляд. У этого ублюдка в биографии вряд ли числился хотя бы год нежной невинности, подобный взгляд бен Бааль частенько ловил на себе в зале Совета. Со стороны господина председателя. Когда у "секретного оружия" этой семейки проявятся собственные амбиции, его отцу и братьям скучно не будет.
– Оставляющим своего кормчего на горящем корабле было бы неплохо точно знать, куда держит курс их новое непотопляемое роскошное судно, – мрачно блеснув глазами, процедил Зевель и, не дожидаясь ответа, растворился в воздухе.
Моза зябко передёрнула плечами, глядя на опустевшее кресло.
– На месте кормчего при таком преданном старпоме я бы сам прыгнул за борт, – задумчиво произнёс Диамар. Затем добавил, обращаясь к сыну:
– А ты молодец, ловко. Отвадили этот расфуфыренный комок нервов. А что сыграли на опережение...
Балтазар подчёркнуто непонимающе воззрился на отца, потом на мать, и все трое, не сговариваясь, оглядели комнату. Кроме них здесь по-прежнему никого не было. Оставалось надеяться, что шуточку Балто их сюзерен не воплотил вовсе уж буквально.
***
Зевель раздражённо смотрел, как брат ищет опору под нестройное звяканье рушащихся на пол бутылок и кувшинов. Столь же пустых, как расфокусированные глаза Иаля и его дурная башка. Брат молчал, даже не пытаясь оправдываться – учитывая, сколько он в себя влил накануне, без небольшой родственной помощи связная речь вернётся к нему нескоро. Слипшиеся волосы, след от ковра на щеке – Зевель с трудом подавил гримасу отвращения – и амбре, как в дешёвом кабаке после солдафонской гулянки.
– Иаль!
Никаких признаков просветления. Впрочем, нельзя сказать, чтобы братец и в трезвом виде мог разогнать свой умственный сумрак. Слава поколений, тысячелетия процветания, а на выходе – это совершенное животное, по уровню рефлексии стоящее где-то между самцом гуля и драконьим слётком.
– Родная кровь! – глухо рыкнул в пространство несчастный. И неожиданно чётко и презрительно выплюнул следом:
– Не предатель. Не стану.
Так-так. Кажется, и от мерзостной сивухи есть польза – Иаль предпочёл её власть власти патриарха Второго дома. И в хмельном бреду продолжал с ним спорить, причём с горячностью, которую никогда бы себе не позволил, проспавшись. Свежих шрамов не видно, значит, внятного ответа, в отличие от него, отец всё-таки не получил. Руками несносного буяна убрать конкурента под видом братской ссоры? Вот этого простого, как топор, и по-своему изящного варианта Зевель в уме не держал. Но оказалось, не зря. И не зря не показывался на глаза – приказ об устранении больше напоминал импровизацию, чем взвешенное решение. Братца вечно перетягивали на манер каната в старой народной игре "дождь и засуха", но теперь глава клана наконец заметил, что верёвка выскользнула из рук.
Колкая дрожь в позвоночнике не унималась, и Зевель осмотрелся внимательнее, истинным зрением: обстановка вокруг хранила не только следы удачного разрешения Иалева внутреннего конфликта. За ними проступал другой шлейф, ровный и тяжёлый. Присутствовал отец во плоти или обошёлся голограммой, можно справиться потом, но фон оказался достаточно красноречив. А ведь прошёл не день и не два, да и пар братец выпустить успел изрядно, пока напивался. Всё говорило об одном: Зевель нисколько не преувеличивал, а скорее преуменьшал масштаб возможных бедствий для Второго дома с прежним главой у руля. Нет, увольте. При таком положении дел если отец вдруг каким-то чудом просветлится и пришлёт любезное приглашение вместе с клятвенным обещанием передать титул, главным долгом наследника по-прежнему будет всеми силами избегать даже случайной встречи. Братьям просто повезло – отец мог их убить, но не захотел. Смерти своего лучшего сына он пожелал. Считать ли это высшей похвалой – или новым симптомом разрушительной мании?
Иаль скрежетнул зубами, дёрнул ногой, отмахнулся от чего-то видимого лишь ему и снова замер. В полуприкрытых глазах мелькнула искра узнавания. Потерянно промычал нечто надрывное и совершенно непонятное для стороннего слушателя. При виде этого жалкого зрелища Зевель вдруг испытал прилив редко его посещавшего, и потому очень яркого чувства.
По-прежнему молча сел рядом и опрокинул в кувшин с водой заранее припасённый флакон. Опалесцирующая жидкость пахла остро и терпко, примешивая к густой кислой вони в комнате свежий аромат срезанных зелёных стеблей, нагретых солнцем. Привычно придерживая брата под загривок, чтобы не захлебнулся, поднёс к его губам край кувшина и ровно, почти ласково, приказал:
– Пей.
Когда кувшин опустел наполовину, мутные глаза Иаля закрылись, а голова бессильно упала на грудь. Зевель отбросил сосуд прочь. Положил ладонь на лоб брата, убирая в сторону спутанные пряди. Лицо Иаля стало непривычно спокойным, а дыхание – ровным.
– Не волнуйся, ты не сделал ничего дурного. Отец ошибается. Всё можно исправить, всегда, – Зевель вздрогнул, но не обернулся. Слуг братец тоже распустил безобразно – что ж, настало время преподать им урок. Едва заметный взмах руки в ответ на новое торопливое движение за спиной сопроводили резкий короткий хруст и звук падающего тела.
***
Темноту разгоняли лишь огоньки масляных ламп и тлеющие уголья в расставленных по периметру курильницах. Их дым вкупе с целым комплексом мощных заклятий – особенно противопожарных – и строго выверенным расписанием необходимых повседневных процедур надёжно охраняли здешний покой. В последние годы от иного пришлось отказаться – яркий свет сделался окончательно неприятен хозяйке, и долгом главы клана было избавить от него, как и от любого возможного страдания.
Бааль вошёл бесшумно, тщательно запечатав за собой вход – не хватало ещё, чтобы она случайно попыталась покинуть свой уютный мир, совершенно не понимая, какие превратности судьбы ждут за порогом.
Тишина, ни малейших признаков того, что роскошные покои обитаемы – на всякий случай, чтобы предотвратить досадные недоразумения, он молча опустился в кресло у камина. Всецело принадлежащее тебе всегда найдёт способ вернуться. Это проверили братья-узурпаторы, превратившие Лилит в надежно скрытый от профанов источник чистой магии, – и это воссоздал он, сделав одну из наиболее близких дочерей Второго дома копией и подобием Лилит. Но преданным – и пусть в Шахматном и Янтарном кабинетах грызут локти – только ему.
Присутствие почувствовал до того, как на плечо легла тонкая изящная рука, чуть царапнув длинными острыми ногтями. Бааль успокаивающе накрыл её своей, не обращая внимания на расходящийся по телу ледяной холод. Восприятие легко обмануть – краткоживущие и вовсе терпят всевозможные лишения и в итоге умирают только потому, что из поколения в поколение приучались к подобному порядку вещей.
– Они называют это жизнью, – вслух произнёс бывший премьер-министр. – Садись, девочка.
Фигура одним грациозным движением скользнула вниз, и Бааль привычно погрузил пальцы в густую копну вьющихся волос цвета тёмной бронзы. Вероятно, его подопечная снова была голодна, но нарушать установленный порядок не следовало ради её же блага. Она как никто умела слушать – вот и сейчас замерла в ожидании. Ещё одним неоспоримым достоинством было то, что услышанное по большей части не затрагивало сознания, хотя кое-какие вещи из прежней далёкой жизни её всё же волновали.
– Не тревожься, моя царица, – Бааль извлёк из воздуха золотой кубок и наполнил его до краёв из тяжёлого кувшина. Никакой иной посуды здесь не появлялось не только потому, что хозяйка была достойна лишь лучшего. – Твои братья и сыновья благополучны и верно служат нуждам Дома. Было бы куда уместней, если бы абсолютно все дети клана поступали так, но нельзя ждать совершенства от каждого.
От Зевеля совершенства можно было даже дождаться, правда, в весьма специфическом смысле. Но о том стоило умолчать, поскольку упоминание имени этого мерзавца неизменно вызывало перепады её настроения. По всем прошёлся в попытке навести мосты, и что удивительно, в некоторых случаях ему сие удалось. Что ж, прекрасный способ отделить зёрна от плевел. Появиться лично уже опасался, даже голограммой, а ведь поводов для благонадёжного сына было предостаточно. Примитивная провокация. Бааль прекрасно различал вкус разумной осторожности и страха. Поступками сына руководил именно страх. Правитель трусливый и мелочный может оказаться гораздо хуже любого безумца, и хорошо, что большинство пока это осознаёт. Хотя любопытно было бы взглянуть, как ретивый наследник управится с непосильной для него, но столь желанной ношей. Пожалуй, любопытнее, чем просто убрать его с доски.
С Иалем разговор всё-таки состоялся, на повышенных тонах и с применением силы – следовало бы отправить мальчишку из столицы, подальше от Зевеля, но он наотрез отказался выполнять даже этот простой приказ. Видимо, невеликие мозги начисто промыты, и несчастный считает, будто может решать самостоятельно. Но желание быть полезным в первую очередь своему отцу всё же заслуживало похвалы. Откровенность Иаля принесла куда больше проку, чем любые возможные беседы с его "командиром". Умные нужны не всегда, приходит час, когда нужны верные.
Прильнувшая к его коленям фигура встрепенулась, словно почуяла фальшивую ноту. Подобие нежной привязанности к своим детям она сохранила до сих пор, хотя Берита забрали сразу после рождения.
– Тише. Я же сказал, что всё в порядке – и этого довольно. Я верю тебе – ты веришь мне. Для тебя ничего не изменится, – прекрасные, золотистые, чуть раскосые и совершенно пустые глаза смотрели прямо на Бааля, а тот, видя, что звук его голоса оказывает нужное действие, мягко продолжил. – Ни с тобой, ни из тебя, ни для тебя… Однажды и всегда.
Бледные губы тронула лёгкая улыбка. Диапазон оставшихся ей эмоций был невелик, но зато очень насыщен. Эту радость невозможно подделать – в такие моменты его любимица удивительно напоминала прежнюю себя, ровно до того мгновения, как выражение тихой восторженности сменялось застывшим лунатическим оскалом. Третий лик её и вовсе не подобало видеть посторонним. Сейчас она приветствовала силу, способную уничтожить всё неугодное повелителю, чуяла смутное движение растущей и совершенствуемой годами мощи. Пожалуй, она оказалась одной из немногих среди детей клана, кто смог приблизиться к пониманию природы могущества. К счастью, ни цена, ни любые другие проблемы такого свойства давно не омрачали её разум. А ведь блудный сын почти справился – но сгинул раньше, чем научился управлять своими талантами.
Любимая кукла двух братьев не пожелала понять, сколь редкий дар отвергает с такой лёгкостью. Брезгливый ужас вместо благоговения – неужто таких простых фокусов ни один из покровителей ей не ни разу не показывал? Иначе откуда ещё и жалость – Бааль оказал услугу, растворив ветхий немощный сосуд. Ничего полезного старый лавочник всё равно уже не смог бы принести.
Некоронованная королева Адмира, государыня спальни и царица паркета... Трусливая, суеверная провинциальная дура, способная лишь швыряться подцепленными у любовников заклинаниями да верещать, как дешёвая гадалка. "Хаос не примет тебя!" – какой надрыв, какой пафос. Что убогая подстилка сильных мира сего может знать про Хаос, не будучи с ним в прямом родстве? Истинный и изначальный, нерождённый, несотворённый, равно приемлющий благословение и проклятие, непознаваемый и неузнанный.
Обеспокоенная наперсница снова завозилась, нервно проехавшись ногтями по парче – ревность, очаровательный женский инстинкт. И похвальная чуткость совершенного создания к настроению своего владыки.
Бааль вынул из кармана массивный, грубой работы браслет. Неровный кабошон огненного опала, вставленный в литое, но, судя по латунному отблеску, низкопробное золото, держали в разверстых пастях два варана. Слишком тонкая для старинной игрушки кисть скользнула в него легко – можно было ожидать, что при малейшей небрежности тяжёлый браслет не удержится на руке, но этого не случилось. Металл пришел в движение, сжимаясь, затем неожиданно утратил форму и растекся по коже, не причинив вреда, а камень пошёл трещинами и распался на сотню осколков, похожих на искры костра. Бааль отшатнулся, одновременно стряхивая их и отстраняя неожиданно метнувшуюся к его горлу руку.
– Лайла! – окрик прозвучал как команда.
– Ама, – резко возразила женщина, которую он давно считал немой.
Почуяла то, что он взял себе, и захотела это. Нет, никак нельзя, дорогая. Терпкая ярость голодного духа слишком свежа, чтобы ты могла поглотить её без вреда для себя. На Пустошах нынче их великое множество – словно что-то тянет несчастных в эти места.
– Ама Лайла, – покладисто согласился Бааль, унимая цепкие пальцы любимицы, ощупью нашедшие пояс его халата. – Ама, только не волнуйся.
– Видимо, наши отставные слуги оказались ещё более алчными мерзавцами. Не думаю, что Бааль стал бы посвящать сына в детали, – ответил Диамар, сочувственно глядя на жену.
– И тем не менее, его наследник преподнёс мне не бутылочку альянико или букет стреблориз, а порто. Тот самый. Крайне интересно, что ещё дядя Вель успел узнать и утратил ли вообще возможность получать свежие сведения? Впрочем, если и так, скоро его осведомлённость сильно упадёт в цене.
читать дальше– Вы же отказались покидать столицу, матушка? – на низком диване материализовался припозднившийся Балто с обманчиво скучающим видом, хотя был обеспокоен ничуть не меньше.
– Очень рада, что ты всё-таки решил к нам присоединиться, – улыбнулась сыну Моза. – Теперь я наконец могу озвучить всем причину: есть другой способ избавить нашу семью от участия в игрищах Второго дома. Дядя Эфор разыграл эту карту, с учётом своих обстоятельств, и вполне доволен результатом. Нет смысла ждать, пока нас втянут в очередную интригу, – она нервно испепелила записку. – Cклепов и больничных палат в фундаменте величия Второго дома вполне достаточно, но Вель слишком привык получать желаемое, чтобы считать так же. Те, кто заключал с ним выгодные сделки, исчезали ненамного реже отказавших.
– Кажется, для третьей жены он составил совершенно чудовищный брачный контакт, нечто среднее между пактом о ненападении и договором добровольной передачи в рабство. И заботливо приказал изготовить по своему эскизу амулет для любимой, чтобы она всегда помнила все пункты. И детей приводил к присяге, нанося узор лояльности. Интересно, а есть ли такая роспись у дяди Иаля? – Балтазар задумчиво изучал портреты на стене, закинув руки за голову. Моза озадаченно взглянула на сына – картины находились здесь около полутысячи лет и давненько ни у кого не вызывали интереса.
Лёгок на помине. Зевель абсолютно бесшумно возник в гостиной и обвёл семейство острым оценивающим взглядом, быстро подёрнувшимся вуалью спокойного благодушия: так опускается мигательная перепонка на глаза дремлющего василиска. Кивнул вместо приветствия, небрежным движением руки подал знак не вставать, словно хоть кто-то проявил малейшее стремление это сделать.
– Надеюсь, ты получила мой скромный презент? – голос Зевеля был прямо-таки нафарширован участием, что немедля заставило всех задуматься, как давно дорогой родственник присутствует в комнате и сколько успел услышать. Моза отогнала эту мысль и ровным тоном ответила:
– Благодарю, дядя, он выше всяких похвал. Но я не вполне уверена в предмете нашей беседы.
Диамар с сыном переглянулись, Зевель истолковал это по-своему:
– Предмет беседы касается всего нашего Дома. И вашей семьи в частности. Я пришёл во имя нашего общего будущего, которое под угрозой после известных трагических событий. Последствия некоторых вполне обратимы, но всё это позорным пятном ложится на репутацию Второго дома. Наш отец и повелитель сейчас, увы, не в силах изменить это.
– Сложно руководить Домом, находясь в опале и, если верить слухам, в одном из отдалённых поместий, – кивнул Диамар, отметив чуть расширившиеся зрачки собеседника.
– Кто знает, чем обернётся его возвращение, – развёл руками Зевель. – Но объединёнными усилиями всех кланов мы сможем облегчить состояние главы Дома, сняв с его плеч… – четвертьсекундная заминка придала фразе отчётливый душок висельного юмора, которого оратор явно не был чужд, – бремя ответственности. Мой старший брат и твой отец, милая, устранился сразу, и я полагаю, что вправе принять эту ношу как законный наследник.
– Стало быть, вам нужно, чтобы дядюшка не имел возражений против вас в этом качестве, – вежливая улыбка Мозы покрылась тонким слоем невидимой наледи.
– Как дочь самого… миролюбивого из его сыновей, ты должна понимать, что безопаснее всего будет воспользоваться твоими талантами на благо клана. Уладим дело быстро и тихо.
– Как бы я ни относилась к дядюшке, я не желаю его низложения.
– Отнюдь, ты поможешь спасти его от этой участи и от гораздо худшей. В конце концов, мой несчастный отец с начала времён трудился на благо Империи. Он не заслуживает превращения в глазах народа вначале в опальное посмешище, которому квакают вслед, а затем в опасного безумца, способного навредить своим близким. Я позабочусь о том, чтобы он навсегда остался почитаемым и уважаемым патриархом Второго дома. И смог своими глазами наблюдать возвращение былой силы и славы. Если позволит его состояние, разумеется.
Балтазар, всё это время участия в беседе не принимавший, изучал дядюшку Веля с каким-то отстранённым любопытством, близким к таксономическому. Диамар тоже молчал, по его лицу было трудно догадаться, что он с большой охотой запер бы этого посла мира и прогресса в Бездне, в одной камере с Баалем и другими ретивыми борцами за благополучие Второго дома. И к тем, кто выживет, рекомендовал бы потом водить экскурсии. "Заповедник дядюшек", пожалуй, затмил бы славу Люцифера.
– А что будет в том случае, если я всё же откажусь? – Моза была предельно сдержанна и корректна. Если любящий сын искренне верит в то, что озвучил, дела гораздо хуже, чем можно было предположить. Особенно при наличии ещё Баалем отработанных схем, снискавших Второму дому репутацию оплота здравомыслия.
– Не вижу причин так поступать, моя милая, – Зевель мгновенно перешёл с любезного тона на командный, требующий беспрекословного подчинения. – Я обещаю тебе помощь и поддержку, ты знаешь, мои возможности велики, а слово нерушимо. Но благотворные перемены могут и не коснуться вашей семьи, если о некоторых гранях твоего алхимического дарования станет известно Темнейшему. У Второго дома много врагов.
– Не сомневаюсь, вы как достойный наследник и государственный муж в силах их сокрушить. И вам не стоит тратить время на тех, кто мог бы сообщить Его Темнейшеству то, что ему уже известно. Наш государь и повелитель не числит предателей среди своих вассалов, – последнее слово Моза выделила интонацией и умолкла с видом подчёркнутого смирения.
– Блеф, – недоверчиво прищурился Зевель.
Вместо ответа Диамар расстегнул рубаху.
– Хорошая попытка, капитан, но вы… – дядюшка застыл, словно фраза застряла в горле вместе со всем вложенным в неё презрением. Гвардейская метка Диамара, расположенная на ладонь ниже левой ключицы, изменила очертания, на глазах у всех сложившись в личную печать Темнейшего.
– Я полагаю, демонстрации от моего батюшки с вас довольно? – самым дружелюбным тоном осведомился со своего места Балтазар. – Как вам известно, эти знаки могут быть нанесены на любой участок тела. У нашего владыки давняя слабость к юмору на грани, потому нам бы не хотелось вас ненароком оскорбить. К тому же, обнажённые чресла сына – не то зрелище, что умиляет его мать, когда сын шагнул далеко за порог возраста нежной невинности.
Взбешённый Зевель повернулся к дерзкому мальчишке и встретил его спокойный насмешливый взгляд. У этого ублюдка в биографии вряд ли числился хотя бы год нежной невинности, подобный взгляд бен Бааль частенько ловил на себе в зале Совета. Со стороны господина председателя. Когда у "секретного оружия" этой семейки проявятся собственные амбиции, его отцу и братьям скучно не будет.
– Оставляющим своего кормчего на горящем корабле было бы неплохо точно знать, куда держит курс их новое непотопляемое роскошное судно, – мрачно блеснув глазами, процедил Зевель и, не дожидаясь ответа, растворился в воздухе.
Моза зябко передёрнула плечами, глядя на опустевшее кресло.
– На месте кормчего при таком преданном старпоме я бы сам прыгнул за борт, – задумчиво произнёс Диамар. Затем добавил, обращаясь к сыну:
– А ты молодец, ловко. Отвадили этот расфуфыренный комок нервов. А что сыграли на опережение...
Балтазар подчёркнуто непонимающе воззрился на отца, потом на мать, и все трое, не сговариваясь, оглядели комнату. Кроме них здесь по-прежнему никого не было. Оставалось надеяться, что шуточку Балто их сюзерен не воплотил вовсе уж буквально.
***
Зевель раздражённо смотрел, как брат ищет опору под нестройное звяканье рушащихся на пол бутылок и кувшинов. Столь же пустых, как расфокусированные глаза Иаля и его дурная башка. Брат молчал, даже не пытаясь оправдываться – учитывая, сколько он в себя влил накануне, без небольшой родственной помощи связная речь вернётся к нему нескоро. Слипшиеся волосы, след от ковра на щеке – Зевель с трудом подавил гримасу отвращения – и амбре, как в дешёвом кабаке после солдафонской гулянки.
– Иаль!
Никаких признаков просветления. Впрочем, нельзя сказать, чтобы братец и в трезвом виде мог разогнать свой умственный сумрак. Слава поколений, тысячелетия процветания, а на выходе – это совершенное животное, по уровню рефлексии стоящее где-то между самцом гуля и драконьим слётком.
– Родная кровь! – глухо рыкнул в пространство несчастный. И неожиданно чётко и презрительно выплюнул следом:
– Не предатель. Не стану.
Так-так. Кажется, и от мерзостной сивухи есть польза – Иаль предпочёл её власть власти патриарха Второго дома. И в хмельном бреду продолжал с ним спорить, причём с горячностью, которую никогда бы себе не позволил, проспавшись. Свежих шрамов не видно, значит, внятного ответа, в отличие от него, отец всё-таки не получил. Руками несносного буяна убрать конкурента под видом братской ссоры? Вот этого простого, как топор, и по-своему изящного варианта Зевель в уме не держал. Но оказалось, не зря. И не зря не показывался на глаза – приказ об устранении больше напоминал импровизацию, чем взвешенное решение. Братца вечно перетягивали на манер каната в старой народной игре "дождь и засуха", но теперь глава клана наконец заметил, что верёвка выскользнула из рук.
Колкая дрожь в позвоночнике не унималась, и Зевель осмотрелся внимательнее, истинным зрением: обстановка вокруг хранила не только следы удачного разрешения Иалева внутреннего конфликта. За ними проступал другой шлейф, ровный и тяжёлый. Присутствовал отец во плоти или обошёлся голограммой, можно справиться потом, но фон оказался достаточно красноречив. А ведь прошёл не день и не два, да и пар братец выпустить успел изрядно, пока напивался. Всё говорило об одном: Зевель нисколько не преувеличивал, а скорее преуменьшал масштаб возможных бедствий для Второго дома с прежним главой у руля. Нет, увольте. При таком положении дел если отец вдруг каким-то чудом просветлится и пришлёт любезное приглашение вместе с клятвенным обещанием передать титул, главным долгом наследника по-прежнему будет всеми силами избегать даже случайной встречи. Братьям просто повезло – отец мог их убить, но не захотел. Смерти своего лучшего сына он пожелал. Считать ли это высшей похвалой – или новым симптомом разрушительной мании?
Иаль скрежетнул зубами, дёрнул ногой, отмахнулся от чего-то видимого лишь ему и снова замер. В полуприкрытых глазах мелькнула искра узнавания. Потерянно промычал нечто надрывное и совершенно непонятное для стороннего слушателя. При виде этого жалкого зрелища Зевель вдруг испытал прилив редко его посещавшего, и потому очень яркого чувства.
По-прежнему молча сел рядом и опрокинул в кувшин с водой заранее припасённый флакон. Опалесцирующая жидкость пахла остро и терпко, примешивая к густой кислой вони в комнате свежий аромат срезанных зелёных стеблей, нагретых солнцем. Привычно придерживая брата под загривок, чтобы не захлебнулся, поднёс к его губам край кувшина и ровно, почти ласково, приказал:
– Пей.
Когда кувшин опустел наполовину, мутные глаза Иаля закрылись, а голова бессильно упала на грудь. Зевель отбросил сосуд прочь. Положил ладонь на лоб брата, убирая в сторону спутанные пряди. Лицо Иаля стало непривычно спокойным, а дыхание – ровным.
– Не волнуйся, ты не сделал ничего дурного. Отец ошибается. Всё можно исправить, всегда, – Зевель вздрогнул, но не обернулся. Слуг братец тоже распустил безобразно – что ж, настало время преподать им урок. Едва заметный взмах руки в ответ на новое торопливое движение за спиной сопроводили резкий короткий хруст и звук падающего тела.
***
Темноту разгоняли лишь огоньки масляных ламп и тлеющие уголья в расставленных по периметру курильницах. Их дым вкупе с целым комплексом мощных заклятий – особенно противопожарных – и строго выверенным расписанием необходимых повседневных процедур надёжно охраняли здешний покой. В последние годы от иного пришлось отказаться – яркий свет сделался окончательно неприятен хозяйке, и долгом главы клана было избавить от него, как и от любого возможного страдания.
Бааль вошёл бесшумно, тщательно запечатав за собой вход – не хватало ещё, чтобы она случайно попыталась покинуть свой уютный мир, совершенно не понимая, какие превратности судьбы ждут за порогом.
Тишина, ни малейших признаков того, что роскошные покои обитаемы – на всякий случай, чтобы предотвратить досадные недоразумения, он молча опустился в кресло у камина. Всецело принадлежащее тебе всегда найдёт способ вернуться. Это проверили братья-узурпаторы, превратившие Лилит в надежно скрытый от профанов источник чистой магии, – и это воссоздал он, сделав одну из наиболее близких дочерей Второго дома копией и подобием Лилит. Но преданным – и пусть в Шахматном и Янтарном кабинетах грызут локти – только ему.
Присутствие почувствовал до того, как на плечо легла тонкая изящная рука, чуть царапнув длинными острыми ногтями. Бааль успокаивающе накрыл её своей, не обращая внимания на расходящийся по телу ледяной холод. Восприятие легко обмануть – краткоживущие и вовсе терпят всевозможные лишения и в итоге умирают только потому, что из поколения в поколение приучались к подобному порядку вещей.
– Они называют это жизнью, – вслух произнёс бывший премьер-министр. – Садись, девочка.
Фигура одним грациозным движением скользнула вниз, и Бааль привычно погрузил пальцы в густую копну вьющихся волос цвета тёмной бронзы. Вероятно, его подопечная снова была голодна, но нарушать установленный порядок не следовало ради её же блага. Она как никто умела слушать – вот и сейчас замерла в ожидании. Ещё одним неоспоримым достоинством было то, что услышанное по большей части не затрагивало сознания, хотя кое-какие вещи из прежней далёкой жизни её всё же волновали.
– Не тревожься, моя царица, – Бааль извлёк из воздуха золотой кубок и наполнил его до краёв из тяжёлого кувшина. Никакой иной посуды здесь не появлялось не только потому, что хозяйка была достойна лишь лучшего. – Твои братья и сыновья благополучны и верно служат нуждам Дома. Было бы куда уместней, если бы абсолютно все дети клана поступали так, но нельзя ждать совершенства от каждого.
От Зевеля совершенства можно было даже дождаться, правда, в весьма специфическом смысле. Но о том стоило умолчать, поскольку упоминание имени этого мерзавца неизменно вызывало перепады её настроения. По всем прошёлся в попытке навести мосты, и что удивительно, в некоторых случаях ему сие удалось. Что ж, прекрасный способ отделить зёрна от плевел. Появиться лично уже опасался, даже голограммой, а ведь поводов для благонадёжного сына было предостаточно. Примитивная провокация. Бааль прекрасно различал вкус разумной осторожности и страха. Поступками сына руководил именно страх. Правитель трусливый и мелочный может оказаться гораздо хуже любого безумца, и хорошо, что большинство пока это осознаёт. Хотя любопытно было бы взглянуть, как ретивый наследник управится с непосильной для него, но столь желанной ношей. Пожалуй, любопытнее, чем просто убрать его с доски.
С Иалем разговор всё-таки состоялся, на повышенных тонах и с применением силы – следовало бы отправить мальчишку из столицы, подальше от Зевеля, но он наотрез отказался выполнять даже этот простой приказ. Видимо, невеликие мозги начисто промыты, и несчастный считает, будто может решать самостоятельно. Но желание быть полезным в первую очередь своему отцу всё же заслуживало похвалы. Откровенность Иаля принесла куда больше проку, чем любые возможные беседы с его "командиром". Умные нужны не всегда, приходит час, когда нужны верные.
Прильнувшая к его коленям фигура встрепенулась, словно почуяла фальшивую ноту. Подобие нежной привязанности к своим детям она сохранила до сих пор, хотя Берита забрали сразу после рождения.
– Тише. Я же сказал, что всё в порядке – и этого довольно. Я верю тебе – ты веришь мне. Для тебя ничего не изменится, – прекрасные, золотистые, чуть раскосые и совершенно пустые глаза смотрели прямо на Бааля, а тот, видя, что звук его голоса оказывает нужное действие, мягко продолжил. – Ни с тобой, ни из тебя, ни для тебя… Однажды и всегда.
Бледные губы тронула лёгкая улыбка. Диапазон оставшихся ей эмоций был невелик, но зато очень насыщен. Эту радость невозможно подделать – в такие моменты его любимица удивительно напоминала прежнюю себя, ровно до того мгновения, как выражение тихой восторженности сменялось застывшим лунатическим оскалом. Третий лик её и вовсе не подобало видеть посторонним. Сейчас она приветствовала силу, способную уничтожить всё неугодное повелителю, чуяла смутное движение растущей и совершенствуемой годами мощи. Пожалуй, она оказалась одной из немногих среди детей клана, кто смог приблизиться к пониманию природы могущества. К счастью, ни цена, ни любые другие проблемы такого свойства давно не омрачали её разум. А ведь блудный сын почти справился – но сгинул раньше, чем научился управлять своими талантами.
Любимая кукла двух братьев не пожелала понять, сколь редкий дар отвергает с такой лёгкостью. Брезгливый ужас вместо благоговения – неужто таких простых фокусов ни один из покровителей ей не ни разу не показывал? Иначе откуда ещё и жалость – Бааль оказал услугу, растворив ветхий немощный сосуд. Ничего полезного старый лавочник всё равно уже не смог бы принести.
Некоронованная королева Адмира, государыня спальни и царица паркета... Трусливая, суеверная провинциальная дура, способная лишь швыряться подцепленными у любовников заклинаниями да верещать, как дешёвая гадалка. "Хаос не примет тебя!" – какой надрыв, какой пафос. Что убогая подстилка сильных мира сего может знать про Хаос, не будучи с ним в прямом родстве? Истинный и изначальный, нерождённый, несотворённый, равно приемлющий благословение и проклятие, непознаваемый и неузнанный.
Обеспокоенная наперсница снова завозилась, нервно проехавшись ногтями по парче – ревность, очаровательный женский инстинкт. И похвальная чуткость совершенного создания к настроению своего владыки.
Бааль вынул из кармана массивный, грубой работы браслет. Неровный кабошон огненного опала, вставленный в литое, но, судя по латунному отблеску, низкопробное золото, держали в разверстых пастях два варана. Слишком тонкая для старинной игрушки кисть скользнула в него легко – можно было ожидать, что при малейшей небрежности тяжёлый браслет не удержится на руке, но этого не случилось. Металл пришел в движение, сжимаясь, затем неожиданно утратил форму и растекся по коже, не причинив вреда, а камень пошёл трещинами и распался на сотню осколков, похожих на искры костра. Бааль отшатнулся, одновременно стряхивая их и отстраняя неожиданно метнувшуюся к его горлу руку.
– Лайла! – окрик прозвучал как команда.
– Ама, – резко возразила женщина, которую он давно считал немой.
Почуяла то, что он взял себе, и захотела это. Нет, никак нельзя, дорогая. Терпкая ярость голодного духа слишком свежа, чтобы ты могла поглотить её без вреда для себя. На Пустошах нынче их великое множество – словно что-то тянет несчастных в эти места.
– Ама Лайла, – покладисто согласился Бааль, унимая цепкие пальцы любимицы, ощупью нашедшие пояс его халата. – Ама, только не волнуйся.
Породистый Ракшаса, блог «Говорящие Шрамы»
арррр!
Подписка на Лайтрум кончилась Т__Т"
То ли .apk где-то тянуть, то ли СРОЧНА переобуваться в формат "российское нефильтрованное"
Уже смеемся на тему хештегов - #светлое_нефильтрованное для дневных фото и #темное_нефильтрованное для ночных
Mallari, блог «Судовой Журнал»
* * *
Для тех кому любопытно).
Фото:
Вверху: старая офисная бумага (с финским отбеливателем)
Внизу: отечественная новая (без отбеливателя).
* * *
Звонил заказчик, и я вдруг поняла, что ко мне подкрадывается дедлайн. 
Кажется, мне надо перестать чередовать и писать теперь только "сказку"...
Arnel, блог «Pili Puppet Show»
* * *
Сложно пройти мимо пупсиков))
И петельки, и не только мне XD
...ну, во-первых, это удобно!
И петельки, и не только мне XD
...ну, во-первых, это удобно!
Джулиан, блог «Мышиные заметки»
* * *
Четвёртый класс. Шумная и хулиганистая группа.
Вова: Как делать это задание?
я: Используй мозг.
Вова: У меня его нет.
я: Тогда что ты здесь делаешь?
Саша: Да, тебе к дурачкам надо.
я: Нет, у них есть мозг. Это надо в океанариум. К медузам.
вся группа, включая Вову: 
Комментарии 20