Мурлыкать можно4 читателя тэги

***

А мне говорили: Акелла, не промахнись. У дерзких волчат на загривке вздымалась шерсть. Но я не прыгал вверх, я спускался вниз - подальше от ваших сомнительных рубежей. А мне говорили: Акелла, ты стар и слаб, делили добычу, оставленную в пыли, у стаи в сердцах - мои отпечатки лап, да с волчьей долей справиться не смогли. А мне говорили: Акелла, вернись к скале, проси пощады, тянись из последних жил. Я спрыгнул и встал - живым на своей земле, и обнял мир, который я заслужил. Наступит октябрь, в ущелье придут дожди, исчезнет скала и все, что горит под ней, шакал Табаки останется выть один, волчата выйдут туда, где дороги нет. Я буду сидеть на горном хребте у звёзд, смотреть на любимых, беречь их святой покой. Я прыгнул сквозь годы, за тысячи долгих вёрст - туда, где я действительно высоко.

© Кот Басё

 

Это наша Рей притащила - Люку, мол, подходит. А оно и мне подошло, и так хорошо получилось, что свои стихи в ответ вышли:

 

Не бойся

Не бойся быть старым и слабым,

Ведь сила не в том, как крепко твое тело.

Не бойся жить - тебя не поймут,

Ну и пусть, так и надо, бывает.

Небо вечно, думаем мы,

Глядя вверх, на звездную пыль.

Небо хранит твои тайны, только оно.

Не бойся писать рунами сокровенные тайны -

Знать будут двое: небо и ты.

Не бойся. У нас есть только один путь -

В небо.

Я тут говорил Бену, что хотел бы проиллюстрировать его рассказы о путешествии стихами из сборника "Облака и хлопок". Не смог выбрать, что подошло бы лучше, но пока листал книгу, нашел стихи под свои нынешние эмоции.

 

Думаю о матери

Всей тяжестью коромысло

Матери давит на плечи.

 

Иссиня-черные волосы

Тронула старость давно.

 

Ее согбенную спину

По-прежнему ноша калечит:

 

Долг забот и тревог материнских

До смерти выплатить не дано.

 

Новогодняя сладость че лам

Волосы младшей тетушки

Тронула седина.

 

Нрав дорогого племянника

Знает она хорошо.

 

Каждый раз на стол новогодний

Ставит че лам она,

 

Ароматную нежную сладость,

Покрывает муки порошок.

 

В этот раз приехал племянник

Отметить, как прежде, Тет,

 

Тетка лежит в могиле

Под землей, среди прочих могил.

 

И аромат новогодний

Теперь, когда тетушки нет,

 

Совсем уж не тот, что прежде,

Совсем уж не тот, что был.

 

(прим.:

че лам - новогоднее лакомство из риса, арахиса имбиря, напоминает рахат-лукум.

Тет - Новый Год по лунному календарю)

 

Осенний вечер

Нет хозяина-господина

У вечеров осенних.

На сердце лежит тоска -

И горы, и облака

Принимают цвета печали.

 

Небо красно на закате,

Туманны-туманны тени

Гор и холмов вдалеке.

Дрожью-рябью на молоке -

Цвета облаков вечерних.

 

© Нго Ван Фу, "Облака и хлопок", перевод Юлии Мининой.

 

 

Сентябрь на грани. Звезды коротки —

Три точки вдоль. Транскрипция пространства...

Мы — шрамы лет на линии руки.

Заложники земного постоянства.

Нас пишут ангелы...

Мы — их черновики.

© Мария Хамзина

Здесь давно не было стихов. Исправляюсь.

 

Август

Реки мелеют, берег все выше,

Горы в лиловом тумане.

 

Аист в гнездо возвратился -

Крылья его белоснежны.

 

По кому ж ты томишься и кто так

Томится в смятенья дурмане?

 

Чьи это сваты в деревне

Гурьбою шумят безмятежной?

© Нго Ван Фу, "Облака и хлопок", в переводе Юлии Мининой.

Публикация из блога «Полёты во сне и наяву» (автор: Miss Canaveral):

© Источник: https://blog-house.pro/miss-canaveral/post-115714/

***

Трепещут цветы,

Но не гнется ветвь вишни

Под гнетом ветра

© Мацуо Басё

И Герой говорит...

 

…И Герой говорит: я живой. Сумасшедший и верный. В венах жидкий огонь, трепет тысячи крыльев внутри.

Ты смеёшься над ним, как смеётся творец над твореньем, и небрежным мазком добавляешь ещё один штрих. Ты смеёшься над ним, как смеётся над мрамором скульптор, ты сжимаешь в руках его сердце — кусок твоего. Ты смеёшься над ним, как смеётся правитель над культом.

Потому что забудешься ты — и не станет его.

Но Герой говорит: что за бред? Я свободный, я дикий! Я могу улететь вместе с клином кочующих птиц!

Ты смеёшься над этим отчаянным, яростным криком. И сшиваешь его из отмерших, замёрзших частиц. Тусклый жемчуг слезы — милосердие, нежность, участье. Капля крови на холст — жизнь во взгляде и сила в руках.

И Герой говорит: эй, послушай… напишешь мне счастье? Потому что, ну, знаешь… без счастья живому никак.

Ты смеёшься над ним. Ты мурлычешь ему в подреберье: да какой ты живой, да какой ты, мой мальчик, ж и в о й?

Он упрямо твердит: я-не-верюневерюневерю. Ты смеёшься над ним — и выходит измученный вой.

И шагает Герой, припадая на левую ногу, и тебе говорит: у меня есть характер, портрет!

Ты ему говоришь: люди живы по милости Бога. Ты живёшь потому, что я выдумал твой трафарет.

Он молчит день и два. А на третий тебя не хватает. Ты кричишь в пустоту, ты сжимаешь руками виски. Он ехидно молчит. Твой народ, твой отряд, твоя стая. Он ехидно молчит. Ты свихнуться готов от тоски. Ты хватаешь тетрадь. Пишешь гневно, не глядя на почерк, рвёшь на части листы злым отчаяньем скачущих букв.

Твой Герой состоит из тире, многоточий и точек.

И когда ты кончаешь писать, ты не чувствуешь рук. Ты не слышишь ни слов, ни мольбы, ни отчаянных всхлипов. Ты. Не. Слышишь. Оʼкей? Ты не слышишь. Не слышишь.

Ты смог.

Под футболкой, внутри, как-то пусто, тоскливо и липко.

Твой роман завершён. Твой Герой не пришёл в эпилог. Он был, в общем, как все. Безымянным, бездумным, бездомным. Он был, в общем, как все. Не особенным. Так, рядовым…

Ты придумал его, как придумал Франческа Мадонну. Ты придумал его.

И нечаянно сделал живым.

 

© Светлана Усс

Брэдбери блюз

 

я говорю тебе: вместо смерти золотая летняя кровь

растечется по венам, толкнется в сердце - и поминай как звали.

смотри, я отныне ветер,

безымянный сторож пустых дворов,

голубых цветов, прорастающих из городских развалин.

 

я хранитель бумажной, ветхой и сладкой небыли,

я тот, кто за час до рассвета услышал выстрел…

я помню,

как потомок салемской ведьмы

мою душу

по буквам

на белый лист

выпускал из грохочущего «Ремингтона».

 

и с тех пор время суток прозрачные сумерки,

с тех пор время года лето,

время ранних яблок на солнечной стороне.

одуванчики тянут стебли из-под каменных склепов,

ибо летние травы бессмертней любых камней.

 

я говорю тебе, что ускользнуло во сне,

вернется во сне же,

яблоком в руки, теплой звездой над крышей…

в день середины лета бессильна любая нежить,

впрочем, мы сами не хуже нежити,

так уж вышло,

и когда оживают ночные тени в пустых лабиринтах улиц,

когда по спине мурашки и фары по потолку,

я вырезаю контур растущей луны

на серебряном теле пули,

я вырезаю свою улыбку на круглом ее боку.

я открываю окно, говорю, смотри же, а ты не веришь,

ты подбираешь на слух,

забываешь на вкус,

переводишь на бред.

это дорога живых,

по колено травы

и лето за каждой дверью,

а смерти нет,

говорю тебе, смерти нет...

(с) raido