Семь чудовищ Медного берега5 читателей тэги

Этим принципом я всегда руководствовалась в общении с людьми. Вы знаете, я довольно безразличный человек и не большой любитель причинять добро. Но разносить зло мне нравится еще меньше.

В моменты общественных потрясений, получая дурные новости, не зная, что правда, а что нет, я не распространяла их, не обсуждала их, не упоминала их. Даже если бы все они были сплошь правдивы - и тогда ни одна не прошла бы дальше меня. В первые полгода пандемии, когда полмира сидело на карантине, я обсуждала что угодно, кроме коронавируса. В месяцы волнений в Беларуси, когда нам в почтовый ящик кидали листовки с призывами и описаниями (правдивыми или ложными) зверств ОМОНа, я ни одной не принесла домой. С начала СВО все мои посты, где она так или иначе упоминалась, были призваны успокоить и обнадежить.

Иногда, когда мне бывало тоскливо и страшно (в основном, в 2020 году), меня так и подмывало поделиться страхами хотя бы с подругой. Останавливало сознание того, что я понесу зло дальше, а ему этого и надо. Сейчас взгляды у меня скорее умеренно-оптимистические и достаточно спокойные, и мне не требуется особых душевных сил, чтобы сохранять присутствие духа.

Но представьте, что я чувствую, когда не передаю дурную новость, а матушка, прочтя в интернете очередной ужас, не заботясь даже о его правдивости, начинает звонить всем своим подругам и эмоционально обсуждать прочитанное. Представьте, что я чувствую, когда мои знакомые, которые находятся от зоны СВО гораздо дальше меня и не видели ни военных самолетов над собой, ни танков на шоссе, пишут посты, полные отчаяния и ненависти, - и несут отчаяние и ненависть дальше.

А чувствую я себя как военачальник, который жертвует своими солдатами или идет на ухищрения, чтобы не пропустить врага - в то время как его коллеги радостно показывают тому путь на столицу. Ну а что, мне же страшно! Неужели делиться своими чувствами - преступление?

Не преступление, черт возьми, но подумайте о тех, кто услышит вас, кто прочитает вас! Вы могли обсуждать свое личное горе - как вас бросил парень, как не взяли в институт - я бы слова не сказала. Но когда речь идет о переживаниях множества людей, ответственности больше и за языком лучше последить.

Я: - Ты уже придумал, как с невинным видом нести дичь?

Мой внутренний придурок: - Да, смотри: если хочешь писать о наемниках намдалени, сделай героиню проституткой.

Я: - Зачем?

Мой внутренний придурок: - Затем. Чтобы она могла, если что, переспать хоть со всем Намдаленом, а читатель бы сказал: ну, она же проститутка, что такого - и не отвлекался бы на это.

Я: - Звучит здраво, я в деле.

Если кто-то еще помнит, я старший корректор в бюро переводов. Проверять приходится совершенно разные заказы: от письма китайского посла к Путину до этикетки швабры, которая будет продаваться где-то в узбекском Фикс-прайсе.

Иногда мне кажется, что ребят, у которых горизонт планирования сузился до двадцати минут, которых пожирает тревога и которым кажется, что на этот раз уже точно все, конец, надо отправить на неделю к нам на работу. Мало где можно так ясно увидать, что жизнь продолжается. Продолжается и в войну, и в эпидемию, более того, война и эпидемия - лишь незначительная часть этой жизни. Мама иногда спрашивает меня: ну что там у вас на работе, ничего нет по текущей ситуации? Два года назад она задавала тот же вопрос. Что я могу ей ответить? Конечно, есть. Но за семь месяцев СВО таких заказов я видела штуки три. А за 2020 год заказов на тему коронавируса было, может, штук десять. Чтобы понять масштабы проблемы: каждый день нам приходит примерно полсотни заказов.

В основной своей массе люди продолжают делать дела, жениться-разводиться, заключать договоры, производить и покупать товары, устраиваться на работу, задротить в игры, качать нефть, лечить болезни, сраться из-за товарных знаков и заниматься еще миллионом других дел, для которых им нужны переводы.

В цикле, который я читала, действие происходило в фантастическом аналоге Византии 13 века. О Византии я до этого знала только, что ее столица Константинополь и что оттуда приезжали ребята крестить Русь. И, кажется, впервые в жизни я смогла не просто головой понять, но прочувствовать, что значит "евразийская держава". Какие-то части местного обычая казались чисто европейскими - в какой-то миг могло почудиться, будто ты присутствуешь на торжественном приеме в замке какого-нибудь французского графа - но тут же появлялась какая-то чисто азиатская деталь: слуги-евнухи, шелковые халаты - и ты понимал, что не в Европе. Но и не в Азии. И все это было так уместно, так прекрасно сочеталось друг с другом, что ни в коей мере не выглядело дико.

Это смешение создавало очень теплый образ. Дело в том, что Азия для меня слишком экзотична и обусловлена, чтобы чувствовать к ней подлинное тепло и любовь. Европа же слишком груба и привычна, чтобы любоваться ею. Здесь же получился праздник души: и глазу приятно, и сердцу не пусто.

Но когда я задумалась о том, к какому из современных государств все увиденное ближе, такое государство нашлось только одно. Это Россия.

Да, все мы слышали, что Россия - евразийская держава, но лицом к лицу лица не увидать, для меня это были не более чем слова. Но тут вдруг я вспомнила - и ощутила - что Россия после падения Византии всегда считалась ее духовной наследницей, пожалуй, только северного извода.

Заметила между собой и наемниками намдалени еще одно сходство в отношении к работе.

Как любые наемники, намдалени не любят сражения, где шансы победить сильно меньше шансов огрести. И когда император хочет отвести им в таких сражениях важную роль, начинаются споры, ссоры, скандалы. Но если наемников все же удается убедить сделать что велено (пусть даже последний аргумент "не нравится - валите домой"), они делают свое дело лучшим образом.

Вот и я так же. Если мне не нравится заказ, который хочет впихнуть начальство, начинаются психи, вопли, простыни текста о том, почему я не хочу брать заказ (шансы в нем увязнуть сильно меньше шансов сделать из него конфетку). Но если начальству удается мне его все-таки впихнуть, какое бы это ни было днище, я работаю с ним так хорошо, как только могу.

И думаю сейчас: не оттого ли мы так переживаем о дурной работе, которая может на нас свалиться, что знаем: мы будем делать ее хорошо - и это может дорого нам стоить.

В школе у нас были уроки белорусской и русской литературы. Я сейчас задумалась, выходит, мы учились больше, чем российские дети, или они догонялись какими-то другими дисциплинами - так много вопросов, так мало ответов. Это были не самые мои любимые предметы, но по выпуске я хорошо запомнила разницу между ними. Белорусская классика от русской отличалась для меня двумя чертами. Во-первых, в белорусской литературе всегда была некая доля мистики, фантастики, мифологического восприятия мира (в 1844-46 гг. даже был выпущен сборник "Беларусь в фантастических рассказах" - задолго до зарождения фантастики как таковой). Даже если эта мистика не играла там особой роли, не совала рояли по кустам и вообще это повесть о фашистах, она там была. Во-вторых, когда ты заканчивал читать произведение белорусского классика, ощущение от него колебалось в диапазоне от "все хорошо" или "все будет хорошо" до "все плохо, но...". Какой бы ни описывался трэш, общее впечатление от текста никогда не бывало мрачным, всегда оставалась некая жизнеутверждающая нота. Русская классика давала куда более разнообразное послевкусие - от "как шикарно, надо ваять фанфик" до "хлебнул яду". Часть русских классиков, очевидно, ничего плохого не видела в том, чтобы закончить произведение в духе "все плохо, живи с этим, ну, или не живи".

Я не скажу, какая из литератур мне нравилась больше - видно, никакая, я в целом не слишком любила литературу. Но вот что я заметила. Теперь, когда я пишу сама, концовки моих произведений остаются в диапазоне от "все хорошо" до "все плохо, но...". Это золотой стандарт, от которого я не отхожу. Наверное, я могла бы написать и что-то депрессивное, без жизнеутверждающего последнего аккорда, но для меня такие тексты не имеют смысла. Не думаю, что на меня повлияла белорусская классика. Ее я читала лишь чуть более охотно, чем параграф по биологии. Но теперь я, кажется, понимаю, что двигало ее авторами.

Когда мне что-то нравится, оно в моей голове завершает почти любую мысленную цепочку. Я из тех студентов, которые учат один билет и потом ответ на любой вопрос сводят к тому, что выучили.

Вот и сейчас, когда я очарована наемниками намдалени, мои мысли пражизнь их так или иначе касаются. Поэтому здесь будет три мысли пражизнь, а намдалени послужат примером тому, что я хочу донести.

1. О честности1. О честности. Куда девается хваленая намдаленская честность, которой был так очарован главный герой в первой книге? Почему вдруг потом оказывается, что они умеют в интриги, двойную игру, большую политику? Что они не наивные варвары, а умные хитрые люди? Да никуда не девается вообще-то. Честность в большинстве случаев - не врожденное качество, а выбор, который человек делает каждый день. И прямота намдалени, да и многих других людей, думаю, - не константа нерушимая, а ежедневный выбор. Сегодня они выбрали говорить и поступать честно, завтра снова, послезавтра - еще раз. Это не значит, что они не могли делать по-другому. Это значит, что не хотели.

И еще кое-что стоит сказать о честности. Поскольку она - ежедневный выбор, это единственное качество, которое я могу проявлять, чтобы считать себя достойным человеком (любители порассуждать о принятии себя, давайте не в этот раз). Когда миновал подростковый бунтарский возраст, я поняла, что в отношениях с другими людьми хочу быть хорошим человеком. Чтобы людям было со мной легко, чтобы меня не боялись, чтобы мне доверяли. К сожалению, доброты, которую я так ценю в других, я в себе не нашла. Мое сердце оставалось холодно и пусто при виде чужих несчастий - даже смерти близких родственников не вызвали у меня ничего, кроме облегчения, что гемор с похоронами ляжет не на меня. Насиловать себя, заставляя проявлять сострадание, которого я не чувствовала, желание помочь, когда помогать не хотелось, мне было трудно. А несколько лет назад я поняла, что и черт с ним. Сердцу не прикажешь, я не могу любить того, кто нуждается в любви, и жалеть по указке. Но я могу хорошо делать свою работу, держать слово и не пытаться манипулировать людьми. И для того чтобы со мной было легко и безопасно иметь дело, этого достаточно.

2. Об отношении к работе2. Об отношении к работе. Большинство намдалени, упомянутых в цикле - наемники, одни из лучших, если не лучшие воины тамошнего фантастического мира. Их отношение к своему ремеслу кажется мне весьма здравым. Сделай все, что от тебя зависит, и так хорошо, как сможешь, но зря не рискуй, не поливай песок в пустыне, лучше сдайся или отступи, если видишь, что враг сильнее, ну проиграли и проиграли, что, повеситься теперь. И с недавних пор я стала переносить это отношение на свою работу. В рабочее время я предельно собранный котик, готовый выполнить любое задание, которое мне поручат, и не ныть, что трудно. Но с сидением над работой до позднего вечера я покончила: не успею, прилагая разумные усилия, в рабочее время - штош, такова судьба, подумаем, как быть, может, сделаю не так тщательно, может, поручу часть работы кому-то другому, в любом случае продолжать порочную практику внеурочного труда не стоит.

Кстати говоря, примерно такое же отношение у меня к состраданию. Это одно из самых важных для меня чувств, но, естественно, оно тяжело. И если я понимаю, что не так уж мне человек и дорог, я не утруждаю себя хотя бы легким состраданием его беде - цель не стоит сил, которых требует, лучше отступить в самом начале.

3. Лицом к лицу лица не увидать3. Лицом к лицу лица не увидать. У блогеров, которых я некогда смотрела, была занятная реклама компьютерной игры. В первом кадре мужчина стоял у плиты и помешивал суп. Голос за кадром говорил: "Он - капитан военного корабля. У него много наград. Все сослуживцы считают его отважным и бесстрашным". На втором кадре другой персонаж пылесосил ковер. Голос за кадром продолжал: "Он - храбрый и независимый пилот, который совершил тысячи удачных вылетов". В третьем кадре еще один мужик массировал стопы своей даме сердца, пока та говорила по телефону. О нем голос за кадром сказал, что "он - герой многих жестоких сражений, в которых проявил свою смелость и переломил их ход". И затем: "Как это возможно? Просто они играют в онлайн-экшен War Thunder".

А я подумала тогда: в смысле "как это возможно"? А что, военный моряк не может готовить суп? Пилот не может пылесосить? Ветеран войны не может сделать массаж?

Когда мы видим человека только в его, скажем так, парадном обличии, нам сложно представить его в вульгарной бытовухе (а он в ней бывает). Напротив, когда мы видим человека преимущественно в быту, нам сложно представить, что за пределами быта он может чего-то стоить (думаю, поэтому многие не воспринимают достижения своих родных всерьез). Так, в книгах Тертлдава Сотэрик, шурин главного героя, предстает к концу истории захватчиком, предателем, одним из вождей мятежа. Мы видим его на войне и видим его в плену, и легко забыть за этой жестокостью, как они с героем праздновали местный Новый год, или как он шел по городу с маленьким племянником, а тот постоянно донимал его "подсади меня, нет, опусти меня, о, а что это такое?".

У героев, звезд, великих мастеров, воинов, царей, у всех, кем мы когда-либо восхищались и кому ужасались, есть лицо для мира и лицо для близких. И глядя только в одно лицо, невольно думаешь, что оно единственное.

Я сейчас нахожусь, как говорит одна моя сетевая подруга, в состоянии жестокого книжного похмелья. В прошлом посте я уже писала, что взялась перечитывать "Хроники пропавшего легиона" Тертлдава. Взялась потому, что мне стало интересно: как я оценю поступок одной из героинь, спустя восемь лет. И, как хороший судья должен ознакомиться со всеми обстоятельствами дела, прежде чем вынести приговор, так и я решила прочитать не одно только описание спорного поступка, но вообще всю тетралогию, чтобы судить на основании как можно большего количества сведений.
И не пожалела. Книги произвели совсем не то же впечатление, что восемь лет назад. Тогда я читала ради персонажа Виридовикса, галльского вождя. Сейчас же я отнеслась к нему благодушно-безразлично, хотя и признаю за ним некое обаяние.
Мне не нравится рассказывать о том, что знаю я одна, потому расскажу вкратце, о чем книги. Это псевдоисторическое фэнтези, хоть и с весьма незначительной ролью волшебства в сюжете. Колдовством галльских друидов римский легион и один из галльских вождей оказываются в ином мире, списанном, как я понимаю, с Византии и окрестностей примерно 13 века (на столетие указывает ряд косвенных признаков, не буду вдаваться в детали). Им везет: так как в Империи проблемы с собственными солдатами, у нее на службе состоят наемники множества народов, и римлян просто принимают за еще один наемный отряд. Так они поступают на имперскую службу и постепенно знакомятся с новым миром и его народами.

скрытый текстИ вот эти народы и есть то самое, что тронуло меня во время второго чтения. Конечно, судить о них в большинстве случаев можно лишь по наемникам, ведь часто герой видел только их. Поэтому на высшую объективность я не претендую. И тем не менее, я уже составила свой топ-3. Скажу честно, составлялся он довольно мерзким способом. Как вы уже поняли, в книгах много войн и всего, что с ними связано. И хотя Тертлдаву далеко до Мартина и он куда осторожней распоряжается чужими жизнями, читатель не может поручиться, что персонаж, приглянувшийся ему в начале цикла, доживет до его конца. Во всяком случае, треть поименованных героев не дожила, не говоря уж о непоименованных. И вот когда во время сражения описываются потери какого-либо отряда, а сердце мое остается спокойно "штош, это война, люди умирают, пойду поем", значит, этот народ меня не впечатлил. А если каждая рана, каждая смерть для меня - маленький укол в сердце, вызывающий мысли о том, что война отвратительна и каждая жизнь ценна - значит, эти ребята меня тронули.
И вот мой личный рейтинг местных войск.
Третье место в нем занимают хатриши - один из народов степи. Главный герой воспринимает их как легкомысленных добродушных ребят. Кажется, они ни к чему не относятся серьезно, но на результатах их работы это никак не сказывается.

... его народ научился ловкости и здравому смыслу с тех пор, как каморские предки затопили степи Пардрайи и освободили эту провинцию, отвоевав ее у Видессоса восемьсот лет назад. Хатриши походили на старое хорошее вино в дешевых глиняных кувшинах, качество которого было легко проглядеть на шумном пиру.

- А, ерунда, - отмахнулся хатриш. Трибун так и знал, что Пакимер не поймет его. - Знаешь, как надо поступать? На свою половину весов клади груз потяжелее, а после просто уповай на лучшее.

Среди всех упомянутых народов хатриши мне ближе прочих. Я тоже любопытна, тоже произвожу впечатление легкомысленной кисоньки (иногда намеренно), тоже могу, умею, практикую не ссориться даже с самыми адовыми суками и тоже подвергаю сомнению даже те вещи, которые кажутся многим едва не законом природы.
Второе место занимает в моем сердце еще один степной народ - аршаумы. Если бы их обычаи разбирали современные психологи, то нашли бы их весьма токсичными. Во-первых, в отличие от большинства народов степи, аршаумы весьма дисциплинированны и хорошо организованы - насколько это вообще возможно для кочевников. Они, кстати, в книгах представлены не наемниками, а собственным войском. Во-вторых, у них (во всяком случае, у мужчин) не принято показывать горя и боли. Желая плакать, они делают на щеках продольные надрезы и плачут, таким образом, кровью вместо слез.

Хотя Горгид носил ту же одежду, что и все кочевники, Виридовикс легко узнал его даже со спины по прямому римскому мечу и по опущенным плечам. Самоуверенные аршаумы никогда не позволяли себе такой осанки.

Кочевник даже глазом не моргнул, пока игла протыкала кожу, и не вздрогнул, когда врач облил рану дезинфицирующим составом из ярь-медянки, смолы, дегтя, уксуса и жидкого масла.
- Лучше бы ты оставил этого колдуна в живых, - как ни в чем не бывало продолжал говорить Каратон. Можно подумать, он сидел у костра и вел неторопливую беседу. - Он мог бы поведать куда больше, чем эти дурни, которых мы схватили.

И хотя я понимаю всю неоднозначность подобных нравов, я не могу не уважать их.
Ну, и, наконец, мы подошли к звездам нашей сегодняшней программы, наемникам намдалени. Полагаю, герои книг меня не осудят, потому что среди всех упомянутых народов намдалени и вправду одни из лучших воинов, если не лучшие. Но меня, как вы понимаете, тронули не их боевые качества. С этими-то намдалени и была связана история, о которой я хотела судить, более того, я запомнила даже название народа, хотя суть дела спустя столько лет уже забылась.
В намдалени привлекает меня варварская невинность и неискушенность (но не наивность!). Кроме того, они хорошие друзья и хорошие враги, и последнее, пожалуй, наиболее ценно. Даже находясь с ними в состоянии войны, если тебе некуда эвакуировать детей/жену/тещу/любимую собачку, ты можешь доверить намдалени своих близких. Если они дадут обещание по доброй воле, уже его не нарушат. В третьей книге, где они выступают противниками главного героя, я фактически ни за кого не болею. Я знаю: если победит главный герой, он не станет издеваться над побежденными. Если верх одержат намдалени - то же самое. Они показаны разными: в торжестве и в страдании, друзьями и врагами, не говоря уж о том, что среди намдалени мы видим очень разные типы людей - от двуличного властолюбивого барона до сентиментальной кисы, от яростного молодого человека, уверенного в своей непогрешимости, до ироничного надменного офицера. И все же что-то неуловимо объединяет их. И об этом чем-то пускай лучше скажут автор и его герои.

А ведь Марк не отрицал своей симпатии к намдалени. Их подход к жизни напоминал тот, что был принят у римлян. Они смотрели на вещи по-деловому, не страдали чувствительной гордостью и не носились с религиозными фантазиями, как видессиане. Не было у них и мрачных мистических воззрений, как у халога. Люди Княжества делали свое дело как можно лучше, а их взгляды хорошо согласовывались с учением стоиков, столь близким Марку.

Наблюдая за сценами, которые предстали их взору, Марк еще раз подумал о характере намдалени. Почему они любили игру - потому что верили в игрока-Фоса, которого придумали их теологи, или просто потому, что родились для азарта? Сейчас он мог держать пари на последнее - и, скорее всего, нашелся бы намдалени, готовый поспорить с ним.

Воины с островного княжества Намдален были в глазах Видессоса еретиками, к тому же, слишком гордыми, но сражались они так хорошо, что Империя охотно нанимала их на службу.

Боевому призыву Империи последовали и намдалени. Хорошо сложенные, крепкие парни из Княжества привели в Видессос два больших отряда, готовых драться с каздами. Но доставить их в столицу оказалось непросто. Намдален и Империя слишком часто оказывались противниками, чтобы полностью доверять друг другу. Маврикиос, хотя и обрадованный дополнительной силой, был не слишком счастлив видеть в своей гавани корабли намдалени, потому что опасался, как бы пиратские наклонности не взяли верх над добрыми намерениями. Поэтому союзники были высажены на острове Ключ, а в столицу они прибыли уже на имперских судах. Тот факт, что они полностью согласились с такой транспортировкой, убедил Марка в том, что опасения Гавраса были обоснованы.
- Верно, - согласился Гай Филипп. - Они даже не пытаются притвориться невинными ребятами. Будь у них хоть малейшая возможность, они скинули бы Маврикиоса, не задумываясь. А он это знает, и им тоже известно, что он это знает. На таких условиях вполне можно сосуществовать.

В глазах Императора светилось нескрываемое торжество, и Скаурус внезапно подумал о том, что сейчас, уговорив намдалени принять участие в запланированном им штурме, Гаврас, быть может, одержал свою главную победу.

Несмотря на свою прямолинейность и неприязнь к обычаям и нравам видессиан, некоторые намдалени играли в ту же хитрую игру, что и их хозяева, причем иногда даже более успешно, чем те, от кого они этому научились.

- Если эти гнилые, разложившиеся имперцы не могут удержать своих наемников, чья в том вина? Наша? Клянусь Богом-Игроком, странно, что их Империя вообще до сих пор не развалилась!
Иногда Скаурус находил разглагольствования островитян о своей безупречности и разложении имперцев невыносимыми и с трудом переваривал все это.

Маврикиос мог не доверять намдалени, когда дело касалось интересов Империи, но он совершенно не боялся оставаться среди них.

Скавр перескочил через тело поверженного врага; легионеры один за другим спрыгивали с насыпи во двор крепости. Сейчас сопротивление оказывала лишь горстка намдалени, да и те - едва только убедились, что дело проиграно, - начали сдаваться, бросая на землю мечи и шлемы в знак своего поражения. Старые наемники, эти люди не видели большого смысла биться до последнего, не имея ни малейшей надежды победить.
- Как думаешь, возьмет нас Туризин обратно на службу? - спросил у Марка один из командиров намдалени, нимало не смущенный своим участием в мятеже. Он говорил совершенно серьезно.
... Выходя из крепости и присоединяясь к армии Зигабена в качестве пленных, намдалени непринужденно болтали с легионерами - знакомились, обменивались опытом.

Ох, не люблю я биться с этими проклятыми намдалени... Такие же здоровенные, как галлы, но вдвое умнее.

Римляне порой были в более дружественных отношениях с намдалени, чем с имперцами, - именно потому, что островитяне привлекали их прямотой и открытым характером.

Если бы трибун был на месте барона, он атаковал бы легион немедленно. Но Дракс прослужил наемником куда дольше, чем Скавр. Когда перед намдалени было столько трофеев, их командир просто не осмеливался приказать им снова броситься в бой.

Как и в замке, что был взят к северу от Сангария, островитяне вовсе не опечалились поражением. Проигрыш был вещью неизбежной и часто сопутствовал жизни профессионала. И командир, и его солдаты держались совершенно спокойно. Один намдалени заговорил с имперцами, с которыми только что сражался, и в его голосе совершенно не было вражды:
- Не подоспей эти ублюдки-римляне, вам бы точно уж не видать завтра рассвета.

Жрец злобно смотрел на каждого еретика, однако молчал. Марк был доволен. Люди Княжества будут держаться клятвы, данной согласно их собственным обычаям. Если бы они клялись теми словами, к которым вынудили их имперцы, они могли бы счесть себя вправе объявить впоследствии такую клятву недействительной.

Мне кажется, эти ребята заслуживают о себе хорошего фанфика. А автор - длинного благодарственного письма на плохом английском. Позабочусь о том, чтобы все получили по заслугам.))