Tigris Fluvius13 читателей тэги

Автор: Tigris Alba

* * *

Прочитала "Дневник путешествия из Тоса", где, как и в любом приличном японском сочинении того периода, герои и героини при каждом удобном случае разражаются стихами, и он лиричный, и печальный, и всё бы хорошо.

Но мне вдруг представилось, на что был бы похож "Тоса-никки", или "Исэ-моногатари", или даже "Повесть о Гэндзи", если бы персонажи слагали не вака, а, скажем, стишки-пирожки или порошки. Томности в них определённо бы поубавилось, зато сколько прибыло бы живости!

Теперь не могу перестать об этом думать.

Ропща на даму, говорил ей:

 

Скалистых нет

меж нами гор

нагроможденных...

А дней без встречи сколько

прошло в любви!

 

ропща на даму говорил ей

скалистых нет меж нами гор

а сколько дней прошло без встречи

позор

 

Но тут да, даже стараться не пришлось.

* * *

С утра день не задался.

Захотела испечь яблоко к завтраку и поняла, что не включила духовку, только когда через 25 минут пропищал таймер.

Зажгла огонь под чайником и упустила из виду, что рядом на плите стоит противень, накрытый бумагой для выпечки. Бумага, конечно, немедленно загорелась. Спасать я её не стала, просто переставила противень так, чтобы больше ничего не полыхнуло, посмотрела, как горит. Горело быстро.

И вот это вот всё — до того, как я хотя бы зубы почистила.

После такого из квартиры и носа казать не хотелось, как бы чего похуже не вышло. Я ведь со вторника — как получила рассылку музея ИЗО — изводилась: идти на выставку китайской керамики или не идти?

Китайская — не японская, на японскую я бы побежала впереди собственного носа просто по привычке. С другой стороны — открытая экскурсия (значит: по цене входного билета).

И опять же, все эти китайские вазы и статуэтки части встречаются в книжках в качестве декора сюжета, любопытно же посмотреть, чтобы знать, что представлять.

Из дома я вышла готовой ко всему; не пригодилось.

Выставка маленькая и милая: буквально по два-три предмета из разных периодов, XVIII-XIX вв. в основном. Стекло скучное, в том смысле, насколько оно отличается от традиционного европейского художественного стекла — интересное, но само по себе — скучное, хотя резьба по двухслойному стекло как технология — это круто, конечно. Керамика симпатичнее, но, как пояснил экскурсовод, предметы по большей части изначально создавались для экспорта, оттого-то они такие аляповатые.

Экскурсовод, он же куратор выставки, тоже симпатичный, я его помню по своим предыдущим культпоходам: худой мальчик (э-э, я же в том возрасте, когда уже можно называть молодых мужчин мальчиками? кажется, да) с татуировкой на горле, пирсингом в ушах и на лице, браслетами на запястьях — очень органично смотрелся среди экспонатов и очевидно (хотя и интеллигентно) тащился от того, о чём рассказывал, это всегда подкупает.

Экспонаты, кстати, из частной коллекции, на следующей неделе будет встреча с владельцем, и вот уж на неё я точно не пойду, мне хватило встречи с тем коллекционером, благодаря которому я несколько лет назад вволю налюбовалась укиё-э — за это большое спасибо, но общение с владельцем уж точно было лишним.

То есть, в книжке владелец коллекции восточных произведений искусства с большой вероятностью окажется злодеем с грандиозным планом по уничтожению или хотя бы завоеванию мира, а в жизни — нудным мужиком, который воспользуется случаем и аудиторией, чтобы поговорить о своих детских годах и жизненном пути.

Особенно занятно, если заодно он начнёт задвигать насчёт духовности и религии, потому что. Мужик. Из всех присутствующих. Именно. Ты. Владелец множества редких, художественных, дорогостоящих. Предметов.

Я даже представить не могу более надёжного свидетельства привязанности к материальному миру, особенно если вспомнить, что в большинстве случаев даже утилитарные по названию и форме предметы абсолютно бесполезны в быту — в этих чайниках не заваривали чай, из этих чашек его не пили, на этих блюдах не лежали ни фрукты, ни сладости, в этих вазах не стояли цветы.

Такими вещами владеют ради того, чтобы ими владеть, и да, я люблю при случае поразглядывать всякое старинное барахло, но ещё больше я люблю чайники, горячие от чая, и тарелки с орехами и печеньем. (И фруктами. И пирожками.)

Я вообще люблю поесть.

Но, с другой стороны, очень здорово, что есть такие коллекционеры, пусть они и не злодеи мирового масштаба.

Потому что — до чего же интересно, что все люди разные и по-разному живут. У кого-то коллекция китайской керамики, а я тут задумалась, не причинит ли покупка фисташек непоправимого ущерба моему бюджету. (Причинит. Но очень хочется.)

А с другой стороны, я только в субботу забрала из пункта выдачи заказов не так чтобы необходимый, но дивно прекрасный шарф, кстати, случайно тоже китайский.

Широкий, длинный, замоталась в него и почувствовала себя девушкой с одной из тех фотографий, где в нарядной комнате мягкий свет, в камине а не на чёртовом противне! живое пламя, на столе — кружка в вязаном чехле и узорчатые пряники, а за окном — зимняя сказка.

Такие дела, и вещи такие.

Третий пол

— Уауаыыыы!

— Тише, мы же в очереди стоим, вот, стой в очереди за мальчиком... э-э, за девочкой... за рюкзаком!

* * *

Прямо с утра, прямо в метро впилась в мьевилевский "Октябрь".

Издательство тот ещё фокус, конечно, проделало, выпустив исторический научпоп в фантастической серии, но эту странную логику я примерно могу себе представить: аудитория Мьевиля — читатели фантастики, а любителям истории едва ли сдалась книга британского фантаста на такую благодатную для бурных споров тему, как Октябрьская революция, тем паче что Мьевиль с самого начала заявляет, что не претендует ни на объективность, ни на беспристрастность, и своих политических убеждений и личных симпатий (одно только восторженное описание Владимира Ульянова чего стоит) не скрывает. Впрочем, для того, чтобы узнать о левых взглядах Мьевиля, достаточно прочесть любой его роман или почти любой рассказ — они там будут: в складках сюжета, в изгибах архитектуры, в изломах персонажей.

Ничего принципиально нового в плане фактажа я от "Октября" не ожидаю, хотя прочесть о типографском восстании было интересно: работники типографий выступили с требованием, чтобы им платили не только за буквы, но и за знаки препинания; в отрыве от это звучит так сюрреалистично, так по-мьевильски (так мьевильно?).

Написано хорошо, ярко и не без художественности, чувствуется, как Мьевиля вдохновляет эта тема, это время, эти люди, эти города и поезда — как же в книге Чайны Мьевиля без городов и поездов? Он даже речь о революции заводит с основания Санкт-Петербурга.

"Октябрь" — не "моя" книга совершенно, историческое мне нравится скорее в духе путеводителей путешественника во времени Яна Мортимера, но я, конечно, дочитаю.

Надеюсь только, что для Мьевиля "Октябрь" останется разовым экспериментом, потому что писателей про какие угодно революции в мире достаточно, а про мьевилевские миры никто, кроме Мьевиля, не напишет.

* * *

Есть такие случаи, про которые точно знаешь, что с тобой они никогда не произойдут, ─ и, разумеется, они обязательно происходят, если это что-то плохое, а вот насчёт несбыточно-хорошего не стоит и волноваться ─ не сбудется.

Ну, может, найдутся за всю жизнь одно-два исключения…

Я среди прочего была уверена, что никогда, никогда-никогда-никогда не побываю на концерте Scorpions. Потому что ─ ну как?

But here I am! Rock you like a hurricane!

Вчера Scorpions были в «Уральце», и я там была, и до сих пор не могу уложить в голове, что всё было по-настоящему.

А-а-а-а-а-а-а-а! Я вживую слышала и видела Клауса Майне!

Ужасно душевный был концерт, я пришла после работы вся потухшая, начало задержали почти на сорок минут (и то народ продолжал подтягиваться и после, вечерний трафик в центре ─ это ад), уснуть можно было бы, если бы сосед слева, смущённый тем, что он пришёл с весёлой компанией, а я в одиночестве, не взялся развлекать меня светской беседой (его беспокойство было излишне, но порыв вежливости я оценила).

А потом как ахнуло, как грянуло, взвыли гитары, загрохотали ударные, заорал зал, и наконец-то началось. Я сама не сильна в том, чтобы орать, топать и свистеть, но улыбаться до сих пор не могу перестать: такая взаимная любовь музыкантов и аудитории с первой же секунды, красотища.

В фан-зоне держали фан-полотнища, Майне в них в конце в несколько слоёв завернулся; говорил слишком быстро, чтобы я могла понять что-то, кроме «Thank you!», но главное ж ─ пел.

Как же хорошо было.

* * *

Странно сказать, но вчера я впервые в жизни пила капучино. Я, в общем, совсем не по кофе, но меня жадность задавила отдать 30 рублей за картонный стакан с чайным пакетиком, когда за 60 можно купить целую пачку того же самого «Гринфилда», а целый чайник перед трёхчасовым сеансом ─ чересчур безбашенный риск, на мой вкус. К тому же в кассе кинотеатра при покупке билета выдавали флаер с пятидесятипроцентной скидкой не на абы какой капучино, но аж на лавандовый, и как тут было не поколебать мхи своего консерватизма?

Но в остальном и в основном я от традиций не отступила ─ «Глобус». (:

«Много шума из ничего», и не помню, когда я в последний раз так беззастенчиво ржала, наверняка на какой-то другой глобусовской постановке, но «Много шума из ничего» даже для «Глобуса» исключительно изумительна.
скрытый текстБеатриче и Бенедикт были как луна и месяц (да, одновременно!) на звёздном небе.
Любовь ─ чувство, которое играют чаще всего, но которое сложнее всех прочих изобразить убедительно. Горе, страх, ненависть и, внезапно, радость ─ в них легко верится, а любовь, несмотря на все переглядывания, поцелуи, объятия и соответствующие реплики обычно выглядит условностью, с которой нужно смириться, чтобы не потерять всю историю.
Возможно, это особенность моего личного восприятия, но я вижу любовь на экране очень редко, а в Беатриче и Бенедикте вчера вечером она просто сияла даже за вычетом текста: как они говорили и молчали друг с другом и не друг с другом, как они смотрели ─ друга на друга и в сторону, как они двигались и обмирали, как не целовались ─ а когда поцеловались, как это было наконец-то прекрасно и безоговорочно достойно всех оваций.
До этого я настолько поверила лишь в Виолу и Орсино из глобусовской же «Двенадцатой ночи», а Беатриче и Бенедикт их едва ли не превзошли.

Примечательно, что в первой половине пьесы, пока всё хорошо, Бенедикт ─ трепло и балагур и ведёт себя в самом деле как «принц шутов», даже уверившись, что Беатриче в него влюблена. Но как он меняется после трагедии, разыгравшейся на свадьбе Геро и Клавдио, просто до неузнаваемости, и сразу вспоминается то, что в начале пьесы в одно ухо влетело и из другого вылетело: как его друзья называли Бенедикта человеком благородным, доблестным и надёжным. Все эти качества, в благополучные времена скрытые беспрерывным потоком блестящих пустых острот, проявились в нём в тяжелый час, тогда как Клавдио, весь такой славный, хороший и очаровательно деревянный в присутствии возлюбленной, в той же самой ситуации повёл себя омерзительно, и, говоря по чести, вовсе не заслужил прекрасной Геро.
А Геро прекрасна без всяких условностей, очень красивая чернокожая актриса, с такой внешностью можно просто ходить туда и сюда, а можно даже не ходить, только стоять, всё равно глаз не оторвать будет, но она ещё и сыграла отлично.
Беатриче, в отличие от Геро, выглядит нарочито лахудрой, а возмечтав о любви, ещё и дурёхой под стать Бенедикту, но вот под этим всем ясно видны ─ и это точно заслуга актрисы ─ её ум, и сила, и страсть.

Нежданно напомнило «Гордость и предубеждение»: Элизабет и Дарси демонстративно игнорировали друг друга, но когда Элизабет была в отчаянии, Дарси забыл своё высокомерие и сделал всё, чтобы ей помочь. Беатриче и Бенедикт, напротив, демонстративно грызлись, но когда беда стряслась в доме Беатриче, Бенедикт мигом отбросил своё шутовство, и, заявив, что на всё готов для Беатриче, немедленно подтвердил слова делом.
А, и, конечно, есть у обеих парочек ещё кое-что общее: и те, и другие, дескать, слишком умны, чтобы мило любезничать. Умники)))

Ожидаемо напомнило «Отелло» ─ гнусным поклёпом, возведённым на безвинную жертву, и «Ромео и Джульетту» ─ мнимой смертью девушки при участии священника.
Но поскольку «Много шума из ничего» ─ не трагедия, а комедия, план святого отца увенчался успехом (но мне крайне подозрительным кажется сам факт того, что подобные планы рождаются в умах священнослужителей), а клевета была опровергнута придурковатыми, но честными и усердными гражданами Мессины; комедии лучше.

И, кстати, о гнусном поклёпе, точнее, о его заказчике: главзлодей дон Хуан прямо настоящий злодей, ошибки быть не может, ведь он носит чёрное, как настоящий злодей, ходит, как настоящий злодей, делает жесты руками и поворачивает голову, как настоящий злодей, вращает глазами, как настоящий злодей, принимает злодейские позы и говорит с настоящими злодейскими интонациями. Более злодейским злодеем он мог бы быть только в том случае, если бы вышел на сцену и возгласил: «Я настоящий злодей. ХА. ХА. ХА», хотя, кажется, что-то в таком роде он действительно проделал.

* * *

Повесили объявление о новом собрании жильцов, на этот раз не всего дома, а только нашего подъезда. Подумала и решила, что я всё-таки не настолько взрослая, пока нет.

Впервые стала свидетельницей тому, как слово «коричневый» используют в значении «шоколадный» по отношению к еде.

Не видела, но отчётливо слышала, как маленький ребёнок, выйдя на улицу, в изумлении заорал: «Мама! Зима!», и был, к сожалению, прав.

Я из тех несчастных, кому непременно нужно прочитать приведённый в конце книги список использованной литературы, даже если этот список состоит исключительно из узкоспециализированных научных работ на иностранных языках, к которым я не смогла бы получить доступ даже в том случае, если бы вознамерилась с головой погрузиться в тему.

Ещё двадцать электронных страниц.

К счастью, моей силы воли хватает хотя бы на то, чтобы игнорировать предметные указатели.

Жизнь наконец-то вернулась в нормальную колею ─ всё, что может пойти не так, идёт не так, да ещё и спотыкается.

* * *

— Я хочу, чтобы моя жизнь имела хоть немного общего с… реальностью.

— Реальностью? — переспросила Ухти-Тухти. — Это такое место, где ежики не разговаривают и не стирают?

(c)]Джаспер Ффорде. Неладно что-то в нашем королевстве, или Гамбит Минотавра

 

Вчера присутствовала на собрании жильцов, прямо как взрослая. Обычно я их игнорирую ─ собрания, не жильцов, хотя вообще-то да, жильцов тоже. То есть, я здороваюсь с теми, кто здоровается со мной (хотя мне кажется, мы делаем это просто от неожиданности ─ что ещё сказать человеку, который столкнулся с тобой на лестнице?), и придерживаю дверь для тех, кто явно в этом нуждается, но в лицо не узнаю даже соседей по этажу.

Игнорировать домовые собрания, конечно, неправильно, даже по моим личным меркам ─ ЖКТ, как-никак, но переходить дорогу в неположенном месте тоже неправильно, а я этим также грешу на постоянной основе, и всё для того, чтобы уехать одним поездом раньше. Вечером поезда в метро ходят каждые несколько минут, и я ничего не выигрываю, разве что считать выигрышем потрёпанные нервы мимоезжих автомобилистов, но они, по-моему, тоже привыкли ─ кажется, в этом конкретном неположенном месте переходят дорогу все, кто работает в том же здании, что и я. Двое из моих коллег уже нарвались на штрафы, так что теперь я знаю минимальную цену вопроса ─ 500 рублей; даже это не останавливает; не останавливает даже то, что я потеряла моральное право осуждать автомобилистов, ездящих по тротуарам.

Делать неправильные вещи, не делать правильные вещи ─ всё ради того, чтобы жизнь стала немного легче, но вряд ли это работает именно так (а хорошо было бы).

Вчерашнее собрание я намеревалась пережить до самого конца, как бы оно ни затянулось, но всей твёрдости моих намерений хватило только на сорок пять минут: после того, как председательница отчиталась по финансам, огласила список актуальных вопросов и подробно разъяснила каждый из пунктов для голосования, начался такой жилищно-коммунальный гвалт, что я не выдержала и свалила не слишком элегантно ускользнула.

Примечательно, что на собрании присутствовали все основные для собраний такого рода типажи: прошаренные тётки-активистки, которые, хотя и чудовищно много говорят, но зато действительно разбираются в том, о чём идёт речь; дедок-зануда, который в принципе в общедомовой жизни не участвует, но, придя на собрание, начинает цепляться к каждой мелочи (именно к мелочи, потому что по существу ему сказать нечего) и этим чудовищно тормозит процесс; дедок-революционер, в данном случае представленный тем же дедком-занудой, который в ответ на некатегоричное предложение правления сделать так-то и так, начинает орать «Не обращайтесь с людьми как со стадом!», хотя единственный, кто ведёт себя как баран, это он сам (его уже через 15 минут все возненавидели настолько, что я аж почувствовала эмоциональную общность с этими незнакомыми людьми); женщина-мать «У нас же у всех дети!».

Окей, дети ─ вполне себе аргумент, когда речь идёт об улучшении освещения приподъездной территории, но вот не надо, не у всех. И я сомневаюсь, что ещё одна лампочка отпугнёт грабителя или маньяка, который решит найти жертву в нашем дворе, но хоть лбы о ступеньки не порасшибаем, и то хлеб.

Внезапно узнала, что живу в маргинальном подъезде, серьёзно: «Все подъезды у нас более-менее, и только второй…». Свалка на площадке десятого этажа, бездомные кошки под лестницей, которых кто-то кормит, но за которыми никто не прибирает, таинственный неизвестный, на регулярной основе путающий лифт с туалетом, наркоманы, оказывается, вообще везде.

Жизнь кипит, а я ничего не замечаю ─ может, и к лучшему.

* * *

— Извините, у меня был трудный день, и нервы на пределе. Мне надо домой, принять долгую горячую ванну, а потом мартини.

Четверг-5 на секунду задумалась.

— Когда вы выпьете долгую горячую ванну, — заметила она, — мартини в вас уже не влезет.

(с)Джаспер Ффорде. Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов

Не было печали, но вчера вечером я это исправила, наступив на очки. Очки лежали не на полу, а, впрочем, какая разница; можно тысячу раз положить очки на место и три тысячи раз бросить куда попало, и всё будет в порядке, но наступит он, 4001-й раз — хрусть.

И ноутбук можно включить тысячу раз, и всё с ним будет в порядке, но наступит он, 1001-й...

Но не одновременно с очками же!

Из салона оптики меня послали в сервисный центр, и я поехала — но не в оптический, а в компьютерный. Оставила там ноутбук на диагностику и отправилась развлекаться дальше в своей излюбленной манере:

села не на тот трамвай;

вернулась обратно;

села на тот трамвай;

но проехала нужную остановку;

дошла до нужной остановки;

свернула не туда;

вернулась обратно;

свернула туда;

но случайно;

поэтому не поняла;

и, вконец отчаявшись, спросила у прохожей, где нужная улица, стоя на той самой улице обеими ногами в двух домах от искомого адреса.

В оптическом сервисном центре случилось странное — мою несчастную покорёженную оправу вкорёжили обратно за 100 рублей и 10 минут, я даже отогреться не успела. (Почему, когда я уезжаю чёрт знает на чём чёрт знает куда, всегда так холодно? Почему бы для разнообразия не заплутать в городе в хорошую погоду?) Я от удивления окончательно перестала соображать, села на трамвай, который подошёл к остановке одновременно со мной, и доехала до дома без приключений.

Утром, когда ещё только собиралась сдавать в сервис-центры своих пострадавших, забыла положить в рюкзак ридер, так что пришлось смотреть не в книгу, а на соседей по муниципальному транспорту; что интересно, в отличие от меня никто из них не выглядел человеком, попадающим в идиотские ситуации при каждом удобном случае.

Какая восхитительно бессмысленная суббота; а ведь я могла бы весь день провести дома за чаем, чтением и чем-нибудь шекспировским на экране большого ноутбука, но зачем же так просто?

* * *

Бродила в выходные по магазинам самыми запутанными и длинными маршрутами, купила всего ничего: здесь мыльницу, там десяток яиц. Настолько кругом было светло и прозрачно, что с одного взгляда стало ясно ─ долго эти дни не простоят, и от того такая сладкая грусть.

Сейчас самое золотое и шуршащее время ─ листья уже ковром лежат на земле, но ещё окутывают покрывалами деревья ─ и ускользает оно в точности как листья по ветру.

В овощном ларьке продавали тыквы ─ маленькие, но тяжёлые, круглые, очень оранжевые, очень славные ─ хотелось унести одну домой, но в это воскресенье я с ней возиться не стала бы, и уж точно не стала бы заморачиваться с приготовлением тыквы в будни, а там уже следующие выходные, и кто знает, какими они будут?

Взяла хурмы, она тоже оранжевая. Но если настроение не переменится, ближе к концу недели зайду проверить, не осталось ли для меня круглой увесистой тыковки. Хочу положить такую на белый подоконник, хочу тыквенного супа и тыквенного пирога (с пирогом больше всего хлопот).

 

Saiyuki Reload Blast перевели целиком, посмотрела буквально за один присест, чтобы не травить душу; не помогло, весь дзен вдребезги на первом же «Хараэта!» Сколько уже эти засранцы едут на Запад, лет пятнадцать? Мне сейчас тридцать один, им всё ещё около двадцати, они всё ещё не доехали.

Я даже не уверена, что хочу, чтобы они доехали, как хотела, чтобы Роланд дошёл до Тёмной Башни.

Когда за новым поворотом ждут новые приключения ─ это молодость, а конец пути ─ это конец пути, и так уж получилось, что моё ощущение молодости тесно переплелось с историей Санзо-икко, а конец своего пути я вижу достаточно ясно (это определённо не героическая гибель в лучах закатного солнца, и на том спасибо).

Одна из знаковых для Saiyuki фраз ─ «чувствовать себя живым», как она нравилась мне лет десять назад, такая яркая и ёмкая, как хорошо я её понимала; прочувствовала позже.

Чтобы «чувствовать себя живой» ощущалось отдельно от «чувствовать себя выспавшейся (или невыспавшейся)», «чувствовать себя сытой (или голодной), «чувствовать себя промокшей», «чувствовать себя счастливой», надо значительное количество времени не чувствовать себя живой. Подобный опыт неизбежно накапливается с возрастом, у всех свой срок. Бывает, почувствовать себя живой просто некогда, или сил не хватает, или даже не хочется, или что угодно.

И когда среди рутины, суеты и усталости вдруг выдаются минуты, когда чувствуешь себя по-настоящему живой, это ощущение не спутаешь ни с каким другим, оно уникально, ни с чем несравнимо и драгоценно.

И кратко.

И ─ по-честному ─ неописуемо.

И не так уж важно, на самом-то деле.

Невозможно радоваться жизни только из-за того, что живёшь, для радости нужны причины. Никто не выбирает родиться, а если бы выбор был, многие бы отказались; я бы точно отказалась и ничего бы из-за этого не потеряла, и мир бы не потерял.

Какие там у меня перспективы на оставшуюся часть жизни ─ возможность увидеть в зеркале своё постаревшее лицо? Так я и от юного не была в восторге.

Я могу съесть ещё один, и даже не один, а десять или сто пирогов, прочитать ещё одну книгу ─ или десять, или сто, сколько-то километров пробродить под дождём, сколько-то раз увидеть, как небо меняет цвет. А могу не успеть ничего, и это будет ничуть не хуже.

Заявления «я имею значение для мира» и «я не имею значения для мира» равно высокомерны и бессмысленны, но второе, в отличие от первого, ещё и утешительно ─ достаточно, чтобы продержаться до конца пути даже тем, у кого нет великой миссии.

 

История, которую рассказывают, может оборваться на полуслове, навсегда замереть на крутом вираже или на развилке перед множеством будущих поворотов сюжета, её герои будут вечно стремиться к концу пути и никогда его не достигнут.

Историю, которую живёшь, волей-неволей проживаешь от начала до конца единственно возможным способом ─ нельзя прожить одну и ту же жизнь хотя бы в двух вариантах.


Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)