День в истории Блогхауса: 3 января 2018

Уранид, блог «Софи Тхэ спит и видит сны»

Шанс сделать все правильно

- Во! Вон тот, гляди, - грязный палец моей приятеля тычет в сторону толпы. - Разиня, точно тебе говорю. Как нехрен делать, чик — и все.

 

Я киваю. Нехрен делать, это точно. Чик — и все.

 

- Щас, щас… Погоди. Поглядим, в какой карман сунет кошелек, тогда уж можно.

 

Клаус хмыкает и внимательно следит за долговязым парнем, склонившимся над прилавком с рыбой. Потерять его трудно — он рыжий, как черт. На какое-то мгновение я отвлекаюсь на это сравнение. Интересно, а черти — рыжие? Фрау Шульц все время пугает меня чертями, а какие они — не рассказывает. Как же их бояться, если не понятно, какие они? Если рыжие, то не страшно. Мне нравится. Красивый цве…

- Че застыл, мелкий? Дуй давай. В правом кармане.

 

Он подталкивает меня вперед, и я легко проскальзываю в толпу. Сегодня моя очередь.

 

Ненавижу рыночную площадь. Тут всегда так пахнет, что у меня сводит живот и охота блевать. Во рту столько слюны, что я не успеваю ее сплевывать. Сглатывать без толку. Но что делать, если тут стащить кошель проще, чем где бы то ни было?

А все-таки, черти — рыжие? У них вообще-то волосы есть? Фрау Шульц говорит, они тычат вилам в зады грешников. Она всегда так потешно сопит, когда говорит про зады, что я начинаю так же сопеть, чтобы не засмеяться, а ей кажется, что я дразнюсь.

Представив, что черти все, как один, похожи на фрау Шульц с задом в рыжих волосах, я чувствую, что лопну от хохота прямо сейчас. Лишь через мгновение я вспоминаю, зачем я вообще приперся на базар.

Рыжий!

На секунду мне кажется, что я потерял его. Веселость мигом сменяется напряжением, похожим на тошноту. Я оглядываюсь и уже не думаю о том, как бы не привлекать к себе внимания. Его и так-то было не избежать — мальчишки вроде меня всегда вызывают в людях подозрения. Ну, надо сказать, справедливо вызывают-то… Но сейчас мне все равно. Если я не найду рыжего, мне не поздоровится. Если Клаус поймет, что я снова считал ворон, вместо того, чтобы обеспечить нам ужин…

 

В панике я едва не влетел в него. Точнее, влетел. Уж как удалось сообразить, что это — именно тот рыжий? Ну, рыжих тут вообще не много так что… Я живо сунул руку в правый карман чужого пиджака, пользуясь секундной заминкой. Кошель!

 

А теперь ходу, ходу, ходу!

 

Я слышал его голос за спиной — возмущенный, требовательный. Он кричал мне вслед, а я протискивался между чужими задницами (задницы, хыхы!), стараясь как можно скорее покинуть площадь. Если он не достанет меня в толпе, в проулках ему меня и подавно не догнать.

 

- Вор! Держи его! Вон, мальчишка! - заголосила вездесущая тетка необъятных размеров, в которую я врезался по чистой случайности. Она уронила корзину с яйцами и мгновенно заголосила.

Проклятье!

 

Теперь отовсюду ко мне тянулись руки — мужские и женские, толстые и тонкие, чистые и с грязью под ногтями. За спиной слышался топот и крик того, кого я только что обокрал. Где-то совсем рядом Клаус — он все видит и слышит. Если сейчас у меня отберут кошелек, то лучше мне остаться тут. Хотя бы помру быстро.

 

Как я оказался за площадью, я так и не понял. Но я оказался цел, чего нельзя было сказать о моей рубахе. И кепка куда-то делась… Ох и влетит мне! Но кошель с деньгами все еще в моей руке, а взбучку гораздо легче переживать с полным желудком.

Новый окрик действует на меня, как команда «Марш!». На всех парусах, а моя рубаха теперь больше похожа на парус, и воображать себя парусником теперь вдвойне легче — я мчу в ближайший проулок, на ходу вспоминая куда он ведет. Теперь я легко от него уйду. Я тут каждую норку знаю. Надо просто оторваться и схорониться в какой-нибудь куче хлама в одной из подворотен, да дождаться, пока рыжий проскочит мимо.

 

Надо сказать, я его недооценил. Он не местный, это точно — столько раз проскакивать повороты! Но бегун он отменный. Он быстрее меня, если догонит, отмутузит, как пить дать!

Я уже начал подумывать бросить кошель. Уж с Клаусом как-нибудь разберемся, а этот со злости из меня и дух вышибить может. Для меня погоня заканчивается неожиданно.

Я вдруг перестаю слышать частые шаги за спиной. Неужто отстал?!

 

Ошеломленный от страха, бега и того, как внезапно все закончилось, я остановился и оглянулся. Словно потерял приятеля, с которым только что играл в догонялки.

Проулок был пуст. Лишь откуда-то эхом доносился странный кашель — какой-то… неправильный. Как будто дырявые мехи сипят. Я слышал похожий кашель и знаю, что от такого люди умирают. Но рыжий не выглядел умирающим! Да и не бегают они так, умирающие эти.

Любопытство и смутная тревога заставляют меня на цыпочках вернуться туда, откуда я смогу осторожно подглядеть, что происходит с этим парнем.

Да, с ним точно что-то не так. Я вижу его ссутулившуюся фигуру, он опирается рукой о стену дома и дышит с каким-то жутким присвистом. Он наклонился так низко, что мне не видно его лица.

Если он тут окочурится, это повесят на меня! Меня видели. И его видели. И… и… тогда мне точно конец! Смесь любопытства и сомнения заставляют меня стоять и смотреть на человека, который, без сомнения, прям щас и откинется. Страх не позволяет мне высунуться из своего укрытия и попытаться помочь. А что я могу? «Вот, господин, ваш кошелек. Простите, пожалуйста, я так больше не буду»? Это что ли мне сказать ему?! А если бы Клаус был тут, что бы он мне велел?

«Делай ноги, дубина!», вот что. И я бы, наверное, послушался бы. Но Клауса здесь нет…

 

Внезапно сип стихает. Отвлекаясь от своих мыслей о Клаусе и кошельке в руках, я с опаской вновь смотрю туда, где только что, сгорбившись, стоял рыжий. Я ожидаю увидеть труп, тем больше мое изумление: он стоит! И даже выпрямляется, отряхивает пиджак, убирает волосы с лица. Со своего места мне видно, что все его лицо в веснушках. Смешной.

Он бледен, но похоже вполне себе жив. Как это странно.

Он глядит в мою сторону, я пригибаюсь ниже, чтобы он вдруг не заметил меня. Через мгновение раздаются шаги, и я понимаю, что он уходит. Теперь можно перевести дух и сваливать.

Я несколько раз глубоко вдыхаю, но ожидаемого облегчения не наступает. Все-таки странный он какой-то. Задыхался, а не помер. Может это фокус такой, чтобы меня выманить? Да нет, больно уж натурально он тут помирал. Я чувствую зуд в заднице. Ну, так Клаус называет мое любопытство. Говорит, что у меня в жопе зудит, вот я и лезу, куда не надо. Вот прям как сейчас.

 

Отыскать его не составляет труда. А уж тащиться за ним, припрятав кошель в карман и того проще. Он идет медленно, словно очень уставший человек. От скуки я иногда даже умудряюсь его обогнать — все равно он только под ноги себе и смотрит.

Впервые в моей голове появляются мысли о том, что могут значить те деньги, что я украл. Пальцы крепко стискивают кошелек в кармане, и мне приходится напоминать себе нашу вечную молитовку: мне нужнее всех, мне нужнее тебя. Этот кошель — мое обещание лечь спать сытым. Один, а то и два вечера. Можно объестся хлеба, а можно шикануть и купить сосиски. От мыслей о еде становится только хуже. Теперь мне не только не по себе, но и есть хочется. Впрочем, как всегда.

 

Впервые я думаю о том, что этот человек — и не только он — на эти деньги тоже собирался купить еду. О том, что я не знаю, есть ли у него еще деньги или какая-то другая еда дома. Может быть, я его ужин украл?

Нет, ну подумайте! Я сам одергиваю себя. А мне что, есть не надо? Он вон, чистенький. И вшей наверное у него нет. И спит, наверное, на двух подушках. У него-то ребра поди не торчат! Смутная обида на незнакомого парня на некоторое время возвращает мне меня. До тех пор, пока мы не доходим до его дома.

 

Его встречают, и на секунду я перестаю мучиться угрызениями совести. У него дом! Семья. Подумаешь, кошель. Вон, мать встречает… Мне снова делается тошно. Встречает, ага. С ребенком на руках встречает. Ребенок у них, видите ли! А я, может, тоже ребенок! Мне может, тоже надо!..

Я ругаюсь с ними про себя, молчком. Доказываю им и себе, что мне — нужнее. И чем сильнее во мне кипит обида на них, на людей, у которых есть то, о чем каждый в Доме мечтает, тем отчетливей

понимаю, что наша гадкая, убогая молитовка больше не действует.

 

***

 

Я слоняюсь по округе до вечера. Клаус меня, наверное, потерял. Скоро в Доме будет ужин. Баланда какая-нибудь.

Я пинаю камешек у края дороги и сажусь прямо на тротуар. Кошель все еще в моей кармане. В другом — яблоко, которое я спер у лоточника неподалеку. Просто от нечего делать. Я его съем. Наверное. Пока что-то не хочется…

 

Я очень хочу, но не могу уйти. Что за чепуха? Чего мне тут сидеть, пялиться на их дом? Подумаешь, кошель. Тоже мне, большая потеря! И все же — сижу. И припоминая, как виновато этот рыжий пожимал плечами, с неудовольствием понимаю — большая.

 

Я подошел к их порогу, когда начало смеркаться, и из окон полился теплый, уютный свет. Мне всегда казалось, что в этом свете можно купаться, но мне редко удавалось оказаться на улицах в это время, а сейчас и вовсе хотелось укрыться от него в привычном влажном сумраке подворотен. Там, где мне место. А то тут… тут так видно, что у меня одежка грязная. И руки.

Утираю нос рукавом и неловко запихиваю рваную рубаху за пояс. И для верности еще раз возякаю рукавом под носом. Ну, приличней я все равно не стану.

 

Никогда еще ни к кому не стучался.

 

В открывшуюся дверь потоком выливается свет. На мгновение мне становится очень тепло, но вот передо мной возникает фигура. Рыжий. Секунду он глядит на меня, на кошелек, который я держу на вытянутой руке, крепко сжав пальцы.

Неприятное чувство теснится в груди, заполняет всего меня. Это чувство заставляет поджимать губы и хмуриться. И еще очень не хочется глядеть ему в глаза. Не хочется, но надо, а то можно схлопотать и не заметить. А так хоть увижу, когда драпать.

На его лице я легко узнаю знакомое и понятное выражение: так же на нас смотрят экономки и воспитатели. Его рука резко дергается, и я дергаюсь вместе с ней, выпуская из рук кошелек. Вот! Я же знал, что нельзя глаза опускать.

Я бы и драпанул, но из дома раздался женский голос. Мягкий такой, как одеяло. И теплый. Как одеяло. Нет! Как печка! Печка теплая, и голос теплый. И свет тоже.

Она выглядывает из-за плеча рыжего. Обалдеть! Тоже рыжая! Только веснушек поменьше.

 

Ну, раз уж я не драпаю… Я наклоняюсь и подбираю с земли кошелек.

- Вот.

Для верности я еще раз вытираю нос. Мало ли что. Тут общество, а у меня вдруг раз — и сопля.

 

одна Кисонька, блог «Писательский чердак»

Стивен Кинг - Правила жизни

01. Однажды я пришёл к психотерапевту. Она сказала: «Вы должны представить, что все ваши страхи — это такой шарик, который вы можете просто накрыть ладонью». Я сказал: «Девушка, милая, да я живу страхом. Для того чтобы накрыть мой страх, не хватит даже чернобыльского саркофага».

02. Ненавижу мозгоправов. Если у тебя есть проблемы — жри лекарства и никому не плачься.

03. Я уважаю страх. Он организует людей. Например, если бы можно было представить себе возможность такого выбора, то я никогда не полетел бы на самолёте, весь экипаж которого не боится летать.

04. Я всегда летаю бизнес-классом. В случае катастрофы я хочу быть к ней как можно ближе.

05. Когда-то давно все самолёты, на которых я летал, были оснащены мониторами, на которых транслировалось изображение с носовой камеры: вы могли видеть, как самолёт отрывается от земли, взлёт, посадку. А потом в Чикаго разбился самолёт. Представляете, как это было? «Так, земля всё ближе, ближе — боже, как быстро — ещё ближе. Всё, ребята, мы мертвецы».

скрытый текст06. Как-то раз я летел на самолёте, и со мной рядом сидел какой-то придурок. Когда мы набрали высоту, он начал блеять: «Мистер Кинг, я давно мечтал задать вам ОЧЕНЬ НЕОБЫЧНЫЙ вопрос: откуда вы черпаете вдохновение?» Я сказал: «Мне никогда не задавали этот вопрос на высоте 12 тысяч метров, но всё равно — идите в жопу». Потом я даже пожалел его: до самого конца полёта он просидел белый, как простыня, и даже не притронулся к еде.

06. Меня задолбал вопрос «Как вы пишете?». С некоторых пор я отвечаю на него однообразно: «По слову зараз».

07. Дорога в ад вымощена наречиями.

08. Вдохновение можно черпать отовсюду. В моей книге «Ночная смена» есть рассказ «Давилка» — про гладильную машину, которая несколько озлобилась на мир. Идея родилась у меня в тот год, когда я работал в прачечной. Вместе со мной работал парень, который потерял на этой работе руки — из предплечий у него торчали два металлических крюка. Знаете, есть некоторые вещи, которые работодатели забывают вам сказать, когда вы поступаете на новую работу. Этому парню забыли сообщить, что тому, кто работает на валиковой гладильной машине, не стоит носить галстук. Более всего меня потрясало, что когда после смены все шли мыть руки, он просил кого-нибудь открыть ему воду и спокойно мыл свои крюки под краном.

09. Господь бывает жесток настолько, что иногда оставляет тебя жить дальше.

10. Хорошая идея — как йо-йо. Ты можешь оттолкнуть её от себя, но она всё равно останется на дальнем конце резинки. Она не умирает там, она лишь спит. А потом, когда ты забудешь о ней, она вернётся и хлопнет тебя по голове.

11. Литература — это правда, обёрнутая в ложь.

12. Я не готовлюсь к написанию книг. Не просиживаю в библиотеках, не делаю выписок, ничего нигде не подчёркиваю. Я просто сажусь и пишу грёбаные слова. Называйте меня колбасником. Да, я долбаный колбасный писатель. То, что я пишу, — это колбаса. Сел и съел. Я признаю это и не принимаю никаких претензий: ведь я никогда не выдаю свою колбасу за белужью икру.

13. Талант не статичен. Он либо взрослеет, либо умирает.

14. Принято думать, что я очень странный или даже страшный человек. Это не верно. У меня по-прежнему сердце маленького мальчика. Оно пылится в стеклянном графине на моём столе.

15. Многие удивляются, но в детстве я не любил выкапывать трупы животных или мучить насекомых.

16. Можно быть счастливым в 8 и в 28, но если кто-то говорит вам, что он был счастлив в 16, значит, он либо лжец, либо идиот.

17. Лучше быть хорошим, чем плохим. Но иногда порядочность приобретается слишком высокой ценой.

18. Только ваши враги скажут вам правду. Друзья и возлюбленные будут лгать бесконечно, запутавшись в паутине принятых на себя обязательств.

19. Самые важные вещи сложнее всего выразить словами. Иногда это оборачивается тем, что мы стыдимся собственных чувств, потому что слова делают наши чувства ущербными.

20. Надежда — неплохая штука. А неплохие штуки не склонны умирать.

21. Писать о своей жизни — сложная задача. Это как секс: лучше пережить это, чем писать об этом.

22. Я пишу лишь о том, что меня пугает. Например, я никогда не писал про змей — мне плевать на них. Я люблю писать про крыс — эти серые ублюдки пугают меня куда сильнее.

23. Пугать людей книгами в наше время становится всё сложнее. Они уже запуганы телевизором, так что я тут бессилен.

24. Американские президенты постоянно произносят вялые речи о неприятии школьного насилия. От этих жалких спектаклей меня обычно тянет зевать. Особенно если вспомнить, что эти люди отдали приказ разбомбить Югославию и залили кровью Ирак. Мне кажется, это можно сравнить лишь с лекцией о вреде наркотиков, которую ведёт трясущийся тип, ноздри которого обсыпаны кокаином, а в руке зажата трубка для крэка.

25. Кокаин — это дар. Он всегда был моей кнопкой «вкл.». Я начал употреблять его в 1979-м и продолжал, наверное, 8 лет. Не слишком-то долго, чтобы по-настоящему подсесть, но уж точно дольше, чем Вторая мировая война.

26. Мне кажется, марихуану стоит не только полностью легализовать, но и сделать её выращивание надомной работой для тысяч одиноких людей. Для моего родного штата Мэн это было бы даром божьим. Там и так можно взять неплохую траву домашней высадки, но ведь она будет гораздо качественнее, если люди будут открыто выращивать её в теплицах и пользоваться удобрениями.

27. Я начал напиваться с той самой минуты, когда закон разрешил мне делать это. Я всегда пил только для того, чтобы просто напиться. Никогда не понимал выпивки в компании. Это для меня как трахнуть сестру.

28. Кто-то говорит, что творческие люди больше страдают от пристрастия к алкоголизму, чем остальные. Они, мол, более ранимы и тонки. Но я так не думаю. Мы все выглядим одинаково, когда блюём себе на ботинки.

29. Для меня не существует такой вещи, как настроение или вдохновение. Я всегда нахожусь в настроении что-нибудь написать.

30. Ненавижу пустые страницы.

31. Я говорил это прежде, я говорю это сейчас. Когда ты вдруг обнаруживаешь что-то, к чему у тебя есть талант, ты будешь корпеть над этим до тех пор, пока твои пальцы не начнут кровоточить и пока твои глаза не вывалятся из глазниц.

32. Если у тебя нет времени на чтение, у тебя не будет и времени на то, чтобы писать.

33. Я редко иду на уступки. Когда компания ABC взялась за экранизацию моего «Противостояния», я сразу понял, что имею дело с упёртыми уродами. Их цензоры знали только два словосочетания: «это нам подходит» и «ни в коем случае». Меня это мало беспокоило до тех пор, пока мы не добрались до сцены, где моя героиня произносит следующую фразу: «Раз тебе так важна работа — не выпускай её из рук и засунь поглубже в жопу!» Как мне кажется, слово «жопа» небезызвестно и весьма употребимо на телевидении, но цензоры заявили мне, что это не пройдёт никогда. Видимо, процесс помещения работы в жопу слишком будоражил их сознание. Поэтому в фильме вы услышите лишь: «…и засунь её поглубже!» Но знайте: я всегда был за жопу.

34. Французский язык способен превратить грязь в любовь.

35. Господь имеет к нам определённую милость. В конце концов, за последние 63 года на планету упала лишь пара атомных бомб.

36. Каждая форма жизни бессознательно или подсознательно стремится к бессмертию.

37. Я никогда не приму участия в спиритическом сеансе. Даже если моя жена завтра умрёт, и ко мне придёт медиум и скажет, что жена только что вышла на связь и собирается мне сказать что-то очень важное.

38. Монстры и привидения существуют. Они всегда живут и борются внутри каждого из нас, а иногда побеждают. «Ночь живых мертвецов» (фильм режиссёра Джорджа Ромеро) — величайшее кино. Когда оно вышло на экраны, системы возрастных рейтингов для фильмов не было и в помине. Помню, когда я отправился посмотреть этот фильм, весь зал был полон детьми. Клянусь, я никогда не видел настолько тихих детей. Они даже боялись пошевелиться. Они выходили из зала со стеклянными глазами и открытыми ртами. Это был самый сильный аргумент в пользу классификации фильмов по возрасту, который я когда-либо видел.

39. Как-то раз, после того как я перенёс тяжёлую болезнь в госпитале и вернулся домой, я сел смотреть «Титаник». Никогда в жизни я так остро не чувствовал наносимый моему мозгу ущерб.

40. Кино не победит книги. Все эти ребята типа Кингсли Эмиса постоянно твердят: книга мертва, общество сползает в трясину, культура уничтожена, кругом идиоты, имбецилы, телевидение, поп-музыка, разложение, дегенерация и всё такое. И тут вдруг появляется чёртов Гарри Поттер — грёбаная хрень на 734 страницы, которая расходится пятимиллионным тиражом за 12 часов. Про себя я промолчу.

41. Большинство из того, что было написано и опубликовано с середины 1980-х по середину 1990-х — суть откровенное и высококонцентрированное говно. Хотя, возможно, окончен век некоторых книг.

42. Век книг не окончен.

43. Иногда меня спрашивают: «Стив, почему вы не напишете нормальный роман, такую серьёзную штуку?» И под этой серьёзной штукой большинство людей, как правило, имеют в виду какую-нибудь херню про старого профессора, у которого проблемы с потенцией и всё такое. Почему я не напишу такую херню? Я не знаю. И без меня найдётся множество людей, которые пишут примерно так же, как старики трахаются. Для отменного говна всегда будет отменный рынок.

44. Не пытайтесь нае.ать бесконечность.

одна Кисонька, блог «Писательский чердак»

18 законов художественной литературы Марка Твена

01. Роман должен воплотить авторский замысел и достигнуть какой-то цели.

02. Эпизоды романа должны быть неотъемлемой его частью, помогать развитию действия.

03. Героями произведений должны быть живые люди (если только речь идет не о покойниках), и нельзя лишать читателя возможности уловить разницу между теми и другими.

04. Все герои, и живые, и мертвые, должны иметь достаточно веские основания для пребывания на страницах произведения.

05. Действующие лица должны говорить членораздельно, их разговор должен напоминать человеческий разговор и быть таким, какой мы слышим у живых людей при подобных обстоятельствах, и чтобы можно было понять, о чем они говорят и зачем, и чтобы была хоть какая-то логика, и разговор велся хотя бы по соседству с темой, и чтобы он был интересен читателю, помогал развитию сюжета и кончался, когда действующим лицам больше нечего сказать.

скрытый текст06. Слова и поступки персонажа должны соответствовать тому, что говорит о нем автор.

07. Речь действующего лица, в начале абзаца, позаимствованная из роскошного, переплетенного, с узорчатым тиснением и золотым обрезом тома, не должна переходить в конце этого же абзаца в речь комика, изображающего безграмотного негра.

08. Герои произведения не должны навязывать читателю мысль, будто грубые трюки, к котрым они прибегают по воле автора, объясняются их удивительной сноровкой.

09. Герои должны довольствоваться возможным и не тщиться совершать чудеса. Если же они и отваживаются на что-то сверхъестественное, дело автора — представить это как нечто достоверное и правдоподобное.

10. Автор должен заставить читателя интересоваться судьбой своих героев, любить хороших людей и ненавидеть плохих.

11. Авторская характеристика героев должна быть предельно точна, так чтобы читатель мог представить себе, как каждый из них поступит в тех или иных обстоятельствах.

Автор обязан:

12. Сказать то, что хочет сказать, не ограничиваясь туманными намеками.

13. Найти нужное слово, а не его троюродного брата.

14. Не допускать излишнего нагромождения фактов.

15. Не опускать важных подробностей.

16. Избегать длиннот.

17. Не делать грамматических ошибок.

18. Писать простым,понятным языком.

Shikky-chan, блог «Цитатник»

* * *

- Вы сидите на нашем торте! - сказала фрекен Снорк.

Ондатр поспешно вскочил, и - о боже! - какой он имел задний вид! И какой вид имел торт!

- Вот это уж слишком так слишком! - крикнул Снифф, вылезая из-под матраца.- Наш торт!

- В мою честь,- мрачно заметил Муми-тролль.

- Теперь я останусь липкий на всю жизнь! - возмутился Ондатр.- И в этом вы виноваты!

- Да успокойтесь вы все! - воскликнула Муми-мама.- Неужели вы не понимаете, что это комета заставляет нас так нервничать. Ведь торт-то остался совершенно тот же, он только немножко видоизменился. А ну-ка, подходите ко мне с тарелками, и мы по справедливости разделим его!

 

(с) Туве Янссон, "Муми-Тролль и комета"

одна Кисонька, блог «Писательский чердак»

Точка зрения персонажа. Фокальный персонаж

Идея написать про точку зрения возникла так.

Римма Малова в одном из топиков «Мастерской форума ЭКСМО» сказала: «Действительно, по-моему весьма интересно, когда повествование ведется глазами какого-то персонажа».

Меня в тот момент это поразило чрезвычайно. Я за годы писания на английском языке привыкла к тому, что вопрос «чьими глазами» — это привычный, ежедневно необходимый выбор каждого автора. Знание и применение POV (point of view, то есть дословно «точки зрения» литературного персонажа) на Западе считается самым главным навыком будущего писателя. Это — первое, чему он учится в любом любительском литературном кружке. И когда я решила «подчитать литературку» на этот предмет на русском языке, я ужаснулась — у нас материалов об этом практически нет!

Действительно, в русскоязычной писательской среде вопрос «точки зрения» (то есть чьими глазами мы «смотрим» на происходящее в книге), похоже, считается сугубо теоретическим — литературоведческим. Мол, сначала автор напишет, как бог на душу положит, а потом придет литературовед и с умным лицом проанализирует, что за точки зрения в своем произведении автор интуитивно использовал. Самого же автора никто, похоже, не учит, как выгодно и с умом применять различные виды точек зрения на благо произведению.

Но в мировой писательской практике совсем другая картина. Овладению письмом в различных точках зрения там учат даже в пятых классах школ, на сочинениях! Поэтому я решила тут дать коротЕнький, минут на сорок-сорок пять, материал по точке зрения. Пригодится кому или нет — это вам судить, но лучше все-таки знать, хотя бы в теории, что это за зверь.

скрытый текстЗаранее прошу прощения за примеры: поскольку хотелось дать очень явные, четкие примеры «правил» и «нарушений», то я составила их сама. Они примитивные, но зато ясно иллюстрируют мысль.

Конечно, великое множество выдающихся писателей работают интуитивно, не считаясь с правилами. Но мне кажется, чтобы блестяще нарушать правила, нужно их сначала знать и уметь применять. «Точка зрения» — это и есть одно из таких обязательных писательских правил. Сначала изучим — и будем знать, как с наибольшей выгодой для произведения эти правила можно нарушать.

Примечание. Я стараюсь пользоваться терминологией, введенной Б.А.Успенским в «Поэтике композиции». Это, кажется, чуть ли ни единственное сочинение в русском литературоведении, которое впервые подняло вопрос точки зрения. Однако некоторые исследователи в своих статьях используют и переводы английских терминов (которые мне кажутся более образными, чем термины Успенского), так что их я тоже буду упоминать по ходу.

Примерно до начала 20-го века (датировка тут очень размытая, потому что, ессно, лит-ра развивалась неравномерно) существовало в принципе только две точки зрения, с которых могло вестись повествование.

01. Первая — это так называемая «точка зрения всезнающего автора» (Успенский ее называет «нулевой»). То есть автор знает все события романа, видит всё, что творится в мыслях и на душе у героев, и обо всем без утайки докладывает читателю. Например:

Виктор пришел в отчаяние. — Ну ты и дура, Машка!
Машке ужасно хотелось заплакать, но она терпела. — От дурака слышу.


Тут автор влезает в голову обоим героям и описывает, что оба чувствуют и думают: Виктор приходит в отчаяние, Машке хочется плакать.

Почему это точка зрения всезнающего автора? Потому что автор знает и показывает нам всё, что происходит в душах героев. Автор может даже подсказать, что произойдет дальше: «Ах, если бы Машка знала, что эта ничтожная встреча перевернет всю ее жизнь!». Такой автор показывает нам события произведения опосредованно, через призму собственного восприятия. Читатель как бы слушает автора-рассказчика, докладывающего обо всех событиях и эмоциях. АВТОР ЗНАЕТ ВСЁ! Эту точку зрения Успенский называет «нулевой» (то есть как бы отсчетной), а также встречаются названия «точка зрения всезнающего автора» и, прямая калька с английского, — «третье лицо всеведущее».

Естественно, эта точка зрения имеет много плюсов, но ее главный минус — читатель лишен возможности сопереживать персонажу напрямую, не может сам влезть ему в душу. Поэтому как противовес тогда же, сотни лет назад, в лит-ре возникла еще одна точка зрения:

02. Повествование от первого лица.

С этим тоже всё ясно. Автор передает микрофон главному герою и предоставляет ему самому рассказывать о том, что с ним произошло. Тут уже начинаются ограничения: герой не может ничего знать о событиях, при которых не присутствует, он не может влезать в головы другим персам и описывать, что они чувствуют и думают. Такое произведение пишет только о том, что пропустил через собственное восприятие главный герой. Хотя и тут были возможны фокусы типа «ах, знал бы я тогда, что...» Налицо ограничение свободы автора, но читатель более охотно сопереживает повествованию от первого лица. Читатель как бы совмещает себя с героем — рождается эмпатия, то есть сопереживание, а оно и является главной задачей любого литературного произведения.

Но это всё было давно. Две точки зрения — вот вам и вся литература. И хорошо писали!

С развитием профессионального литературного мастерства, которое приходится где-то на конец 19-го — начало 20-го века, авторы стали осваивать более интимный, «человеческий» подход к читателю. Оказалось, что и в третьем лице можно писать не от имени автора, а от имени одного или нескольких персонажей, которые будут называться «фокальными персонажами», потому что все события автор показывает нам через ФОКУС их восприятия. И так развилась самая сейчас употребительная точка зрения:

03. Третье лицо ограниченное.

Более 90% всей издаваемой в наши дни на Западе литературы написано именно в этой позиции. В случае третьего лица ограниченного повествование идет от третьего лица, но «рассказчиком» и одновременно главным действующим лицом является не автор, а один из персонажей книги. Все действия и события описываются так, как ОН — персонаж — их воспринимает. Его глазами мы смотрим на происходящее, ему мы сопереживаем. Естественно, это очень ограничивает свободу автора: ведь ему разрешается писать только о тех вещах, которые известны данному персонажу, и тем языком, которым бы он говорил. Но воздействие такого произведения на читателя гораздо глубже и сильнее: читатель забывает о посреднике-авторе и с головой погружается в события, непосредственным очевидцем которых является фокальный персонаж.

Успенский называет ее также «внутренней точкой зрения», потому что всё происходящее описывается как бы изнутри конкретного персонажа. Именно этот тип точки зрения доминирует в современной литературе. Но он же является и самым сложным. Овладение ограниченной точкой зрения требует большой практики и умения включать в текст только то, что видит, о чем думает и что ощущает данный перс.

Поэтому в ее применении сложились некоторые облегчающие жизнь «правила», которые я тут приведу.

01. Самое главное — это сам выбор фокального персонажа. Как решить, через чье мироощущение показать читателю события романа? Чьими глазами этот читатель будет смотреть на происходящее в книге?

Правило на этот счет есть — старое, простое и незыблемое. Большинство «литературных правил» нарушать можно и нужно — с умом, конечно, — но нарушение именно этого правила рискованно и чаще всего неразумно. Нарушение это карается страшно: читатель потеряет интерес и закроет книжку. Скорее всего, навсегда.

Итак: фокальный персонаж — это всегда тот, чья проблема главнее: во всей книге, или в данной главе, или в коротенькой сцене. У кого больше всего поставлено на карту — тот и будет главным героем происходящих событий, за ним и будет наблюдать читающая публика. Разумеется, им может (вот вам и первое нарушение правила) оказаться и случайный эпизодический персонаж, который появится в данной сцене в первый и последний раз за всю книгу. Но чаще всего фокальные персонажи — это и есть главные герои произведения. Это им читатель будет сопереживать, с ними он будет отождествлять себя при чтении.

Выбор фокальных персонажей — самый ответственный и сложный выбор автора при написании произведения. Тут спешка неуместна: известны случаи, когда маститые западные авторы переписывали роман по нескольку раз, просто меняя точки зрения и фокальных персонажей.

Вот еще несколько правил, нарушение которых неопытным автором гарантирует отказ англоязычного издательства, агентства или редакции журнала (умение «писать в точке зрения» особенно важно при написании журнального рассказа):

02. Пользуясь ограниченной точкой зрения, автор обязан показывать события через менталитет данного персонажа (образовательный уровень, воспитание, убеждения и предрассудки, стиль речи и т.п.).

Стиль повествования имеет тут огромное значение! Автор может писать, как сам царь Давид, но если точка зрения в произведении принадлежит полуграмотному босяку, то оно должно писаться голосом полуграмотного босяка. С умом отредактированным, естественно. То есть те слова, понятия, предметы, которые прекрасно известны автору, но с которыми данный герой не знаком, из текста исключаются автоматом.

03. Всё, что автор сам хочет сказать о данном персе, он обязан вложить в его собственные уста, мысли и поведение, передать через отношение к нему других героев (особенно через диалог это хорошо делать!), но незаметно и непринужденно, не нарушая хода повествования. Если, например, перс — редиска и нехороший человек, автор не имеет права где-то в уголке взять микрофон и намекнуть читателю, что не разделяет взглядов этого мерзавца. Но автор обязан показать перса со всех сторон так — через его собственные мысли, слова, поступки, через отношение к нему других персонажей — что читатель сам захочет размазать эту сволочь по стенке, без намеков со стороны автора.

Хорошее упражнение-зарисовка: набросайте описание комнаты или квартиры. А затем перепишите описание несколько раз, с позиции разных людей и их голосом (но от третьего лица!). Многодетная мать заметит, что нигде не валяются игрушки. Педанта поразит невытертая пыль. Электрик не заметит пыли, но отметит плохую проводку. Ученый не заметит проводки и бросится сразу к книгам. Всё разным языком, четыре человека — четыре менталитета, четыре разные комнаты.

Точек зрения в произведении может быть, конечно, несколько — события могут описываться вперебивку глазами нескольких фокальных персонажей. Но и тут есть некоторые правила относительно их количества и употребления:

04. Чем короче произведение, тем меньше фокальных персонажей.

В современном рассказе может быть только одна точка зрения, только один фокальный персонаж, только его глазами мы смотрим на события рассказа. Имейте в виду, что это самое главное требование к журнальному рассказу в западной литературе! Если рассказ не выдержан строго в одной точке зрения одного персонажа, такой "ненацеленный", несфокусированный рассказ практически обречен на отказ редакции. Повествование в рассказе может вестись от первого или третьего лица, да хоть от второго, но все события рассказа должны подаваться не авторским голосом, а через призму восприятия главного героя, который и будет являться фокальным персонажем произведения — будь он хоть человек, хоть целый народ или вообще кто/что угодно.

В большом рассказе (novellette) может быть два фокальных персонажа, в повести (novella; кстати заодно обратите внимание, что по-английски слово novella означает «повесть», а не «новелла»!) — часто бывает два фокальных перса или даже более, в романе — обычно четыре-восемь фокальных персонажей (хотя бывает и два, и может быть даже вообще одна точка зрения на весь роман).

05. Взялся — ходи. Без веской причины точку зрения не менять. Метаться из головы одного фокального персонажа в другую без конкретной авторской задачи называется «прыгать по головам». В одном абзаце мы переживаем происходящее с героем, в другом вдруг попадаем в голову его противника и узнаем, что тот чувствует и думает... это игра в поддавки с читателем, признак непрофессионализма начинающего автора.

Опять-таки выдающиеся авторы нарушают и это правило... но им можно, на то они и выдающиеся. Начинающий же автор должен сначала отработать умение так построить сцену, чтобы всю необходимую информацию либо дать через голову фокального персонажа, либо удержать до более подходящего момента. Простейшее правило такое: одна сцена — одна точка зрения, один фокальный персонаж. Его глазами мы смотрим на события сцены. Нужна очень веская, серьезная причина, чтобы внутри сцены переносить точку зрения с одного перса на другого. И при таком переносе нужно всегда следить, чтобы читателю было ясно, чьими именно глазами мы смотрим на события.

06. Поскольку всё происходящее пропускается через восприятие конкретного перса и описывается его "голосом", всё, что не попадает в эти рамки, должно опускаться. Иначе возникает так называемый «глюк» ограниченной точки зрения. Например:
(из одного любительского рассказа НФ-литмастерской Critters)

Кэт сидела на диване и горько плакала. Сволочи! какие же все сволочи! Ну ничего, она еще им покажет...
Кэт поплакала еще немножко, вытерла платочком покрасневшие глаза, расправила складочки розового в горошек платья и слезла с дивана.


Редактор зарубил этот рассказ с первых же слов, с приговором: глюк точки зрения. Где же он? А вот:

Начало хорошее, нейтральное: Кэт сидела на диване и горько плакала. Читатель еще не знает, в какой точке зрения пойдет повествование, и готов настроиться на любую. А вот и она:

Сволочи! какие же все сволочи! Ну ничего, она еще им покажет...

Всё ясно! — мы смотрим на всё глазами Кэт! Это ее чувства, ее мысли. Но вдруг — бэмс:

Кэт поплакала еще немножко, вытерла платочком покрасневшие глаза, расправила складочки розового в горошек платья и слезла с дивана.

Глазами Кэт, говорите вы? А Кэт что, знает, что у нее глаза красные? И платье, она же его в данный момент не воспринимает как «розовое в горошек», она ревет и страдает, куда ей о платье думать? Это автор-всезнайка высунул голову и зачем-то описал глаза и платье героини — никто его об этом не просил, читатели бы сами всё в уме дорисовали. А получился — прокол точки зрения...

Вот подобных проколов точки зрения нужно очень остерегаться. Когда они могут возникнуть? — всегда, когда фокальный персонаж говорит, знает или ощущает то, чего не может ни знать, ни говорить. И отсюда еще одно, пока что последнее правило:

07. При письме в ограниченной точке зрения третьего лица настоятельно рекомендуется опускать глаголы чувственного восприятия и мыследеятельности: подумал, увидел, услышал, ощутил и т.п. Почему: читатель и так «сидит» в голове данного перса. Читателю и так понятно, что это именно перс увидел или подумал ту или иную вещь. Употребление этих глаголов как бы отстраняет читателя, напоминает, что между ним и персом стоит автор и встревает со своими комментами. Поэтому такая точка зрения называется «фильтрованной» (пропущенной через голову автора). Вот например, какой из двух абзацев читается «живее» и естественнее? С глаголами чувственного восприятия:

Такой клинок королю под стать, подумал Зигфрид. Он протянул руку и погладил сталь. Она была на ощупь скользкая, лезвие неощутимое. Зигфрид почувствовал, как под кожей у него забегали мурашки.

Сравните с так называемой глубокой позицией, где автор молчит в тряпочку со своими ремарками, только передавая нам состояние перса:

Такой клинок королю под стать! Зигфрид протянул руку и погладил сталь. Скользкая, лезвие неощутимое. Под кожей у него забегали мурашки.

Вот еще пример:

Фильтрованная позиция: Виктор выглянул в окно и увидел, как в песочнице копошится девочка.

Глубокая позиция: Виктор выглянул в окно. В песочнице копошилась девочка.

Фильтрованная позиция: В воцарившейся тишине Таня услышала, как вдалеке о чем-то пел соловей.

Глубокая позиция: Воцарилась тишина — только вдалеке о чем-то пел соловей.

Наверное, нет смысла добавлять, что «глубокая позиция» гораздо живее фильтрованной и как бы переносит читателя в произведение, заставляет его сопереживать. То есть — все «подумал, увидел, ощутил» лучше опускать.

Ну, и коротенько об остальных возможных точках зрения, менее употребительных:

Третье лицо всеведущее (точка зрения всезнающего автора) в наше время разделяется на две категории: всезнающий автор объективный (или «рассказчик, заслуживающий доверия») и всезнающий автор субъективный (или «рассказчик, не заслуживающий доверия»).

Всезнающий автор объективный — это то, как в принципе написана вся классическая литература. Рассказчик, заслуживающий доверия (типа Диккенс или Достоевский), ЧЕСТНО сообщает читателю обо всех происходящих событиях. Он ничего не утаивает и не привирает. Такой автор прямым текстом дает свою оценку происходящему: что, по его мнению, хорошо и что плохо. Эта позиция придает произведению оттенок публицистики — кто, в конце концов, такие Диккенс или Достоевский, как не гениальные публицисты? Именно в этом сильная сторона позиции всезнающего объективного автора: читатель верит всему сказанному писателем, расслабляется и поддается его внушению.

Слабая сторона точки зрения всезнающего объективного автора заключается в том, что именно в этой позиции читатель наименее настроен думать самостоятельно и самостоятельно сопереживать героям. Как телезритель, он наблюдает за происходящим и ждет, чтобы автор ему объяснил на пальцах: вот этот — хороший, а этот — негодяй. Написать удачное произведение в технике объективного всезнающего автора немыслимо трудно, это действительно задача для гениев. Поэтому в наше время она применяется только в двух случаях:

Когда автор — действительно выдающийся и бесстрашный писатель, обладающий природным талантом рассказчика и публициста. Таких немного: всего 1-2% современной западной литературы написано в привычной для российского читателя позиции объективного всезнающего автора.

В некоторых жанрах, однако, традиционно часто используется точка зрения объективного всеведущего автора. Это прежде всего романс (женский роман о любви) и детская литература. В обоих случаях это делается как поправка на уровень аудитории: читательницы женских романов о любви, как правило, ищут предсказуемого, комфортабельного чтения, где добрый автор им все объяснит и подскажет. Детская же аудитория, как правило, в силу нехватки жизненного опыта пока не способна делать адекватные выводы самостоятельно.

Еще одна, крайне редко встречающаяся разновидность — это всезнающий автор субъективный, он же рассказчик, не заслуживающий доверия. В этой позиции, в общем-то, пишутся только басни, меннипеи и сатирические произведения. Такой автор, вроде бы предоставляя доверчивому читателю всю информацию о событиях, многое утаивает или искажает в расчете на то, что умный, самостоятельно мыслящий читатель выловит в тексте все «ключи» — намеки, бросающиеся в глаза ошибки и проч. — и сам всё додумает. Sapienti sat, короче. Россия, где владение эзоповым языком часто было необходимым элементом писательского мастерства, дала миру самое большое количество произведений, написанных в этой позиции.

От второго лица. Редко, но, если сделать с умом, очень красиво. «Вы входите в трамвай... навстречу вам поднимается красивая девушка...» Часто применяется в туристической литературе.

Третье лицо внешнее (Успенский так и называет эту точку зрения «внешней»). Также называется «бихевиористское повествование». При письме в данной позиции автор описывает только внешние признаки поведения героев. Все мысли и чувства остаются за кадром, неупомянутые. Читателю показывают картинку и предоставляют самому делать выводы: кто что почувствовал или подумал. Он улыбнулся, она опустилась на стул... своего рода кинофильм. Опять же, если применять с умом, дает сильный эффект.

Что еще почитать:
Б.А. Успенский. «Поэтика композиции». М., 1972; переизд. в книге: Б.А. Успенский. «Избранные труды». т. 1. М., 1994, 1996;
bw.keytown.com/mnauka.htm (часть о «Мастере и Маргарите» — вот сложнейший пример манипуляции точками зрения!)
www.amstud.msu.ru/full_text/text ... rova35.htm
infolio.asf.ru/Philos/Postmod/fokalizatsia.html (в других терминах о том же)
rinasolo.narod.ru/pushkin.html (Пушкин один из первых в мировой лит-ре применил ограниченную точку зрения!)
www.iek.edu.ru/publish/pult6.htm
Напоследок, как один из лучших примеров множественной ограниченной точки зрения (несколько фокальных персонажей), советую перечитать «Раковый корпус» Солженицына, именно наблюдая, как он это делает! Ас, настоящий ас.

Отсюда

Финька, блог «Башня из черного дерева и слоновой кости»

Первый в новом году!

Случайно (ха-ха) зашла на страничку своей подруги из детства, с которой не общаюсь уже лет 10.

У неё есть такие красивые фотографии... Захотелось нарисовать её. Жаль, получилось не очень, так бы, может быть, отправила ей.

продолжение следует…

A.Hux, блог «somewhere оn the captain's bridge»

* * *

в рамках замены медитации на что-нибудь более удобоваримое, думал вчера перед сном о Лее Органе, как о последнем оставшемся члене Сопротивления, способном заметить свое замешательство.

 

о том, как она, помотавшись по галактике с кучкой повстанцев, начинает понимать, что действия Первого Ордена под руководством ее сына перестают напоминать действия типичной империи зла. то пару деревушек не сожгут, а оставят в покое, то шахтерскую планету не разорят, а заключат договор о поставках, то не просто посадят своего наместника в регионе, а еще и думающего, и со строгим указанием коренное население не чмырить, а всячески способствовать его ассимиляции в систему новой империи. еще пару лет и Программу будущего вернут.

 

все это, конечно, вперемешку с жестким подавлением любых попыток поддержки Сопротивления.

 

и вот посмотрит Лея на десяток планет, начавших выбираться из экономической ямы, и на пару планет, которые после посещения их повстанцами вспомнили, что такое приказ База Дельта Ноль. посмотрит и подумает о том, что она не молодеет, и что можно еще лет двадцать ждать, когда мальчики с метлами подрастут, а можно попробовать сделать что-то уже сейчас. прочитает По ускоренный курс менеджмента... и сдастся.

 

вот тут и должен начаться остро-политический роман на 600 страниц, о том, как умная убежденная республиканка становится наставницей двух строителей империи, и в итоге находит в Хаксе сына, которого всегда хотела... ну потому что это была моя версия замены медитации на что-нибудь удобоваримое.)

 

пока Рен мотается по галактике, подавляя, насаждая и захватывая, Хакс с Леей ведут беседы, сначала через стол для допросов, потом в специально отведенной для особой гостьи каюте. Лея дает Хаксу советы, к которым тот относится настороженно, пытаясь найти подвох, а потом начинает прислушиваться, и неожиданно для самой себя не только корректирует его цели и методы, но и изменяет свои собственные. их совместные решения оказываются более эффективными, непримиримые разногласия начинают вызывать не злость, а сожаление. происходит постепенное сближение, которое замедляет паранойя Хакса, но ускоряет спокойная прямолинейность Леи, и вот уже Хакс шарахается от ее простых жестов - коснуться его плеча, когда он согнулся за столом над очередными отчетами, или забрать остывшую чашку кафа. они часами говорят о политике, спорят о стратегиях и преимуществах демократии. однажды он даже решается спросить ее о Таркине, а у нее получается спокойно говорить о том, кто уничтожил ее родную планету. империя под их руководством медленно разворачивается в сторону порядка и процветания.

 

вероятно, в конце должна произойти какая-то трагедия. это было бы весьма архетипично. злодейский генерал и героиня Сопротивления, что может пойти так? но я этого не вижу. я вижу только, как они стоят вместе на балконе и Хакс искоса бросает на Лею взгляд. "вы же понимаете, что я всегда буду держать бластер наготове?" и Лея пожимает плечами. "как хочешь, я все равно не собираюсь давать тебе повода его применить". и над горизонтом обязательно встает вторая луна.

Kamie, блог «so Сorellian»

* * *

Внезапно нашла свое "ольфакторное я"

 

Не скажу кто, микроблог «флудилка»

Arnel, блог «Pili Puppet Show»

еще про 吞佛童子

Очередная попытка раскопок истины в мутном потоке китайского. Потому что персонаж несколько сезонов уже на сцене, проходит стадии развития, а понимания нету никакого. Хотя не, вру, я успела его полюбить :3
Я знаю, что у него платоническая любовь с королевой, неясные отношения с Линхуа, дружба с Полночью (такая же невнятная, как отношения с Линхуа, потому что Полночь) и что он бывший 人邪 (一剑封禅 ), про которого я тоже впрочем ничего не понимаю :hang: и копать надо отдельно

+


полный текст

Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)