Лучшее за всё время

Psoj_i_Sysoj, блог «Мастер календаря»

Мастер Календаря. Глава 5 — 12.02.2027. Няньсы. Часть 3

Предыдущая глава

Перед Сяо Наньчжу лежало два контракта.

Тот, что принадлежал работникам, испещряли 365 красных отпечатков больших пальцев, под контрактом работодателя покамест зияла пустота.

При виде выбравшегося из холодильника трясущегося от холода Няньсы лицо Сяо Наньчжу перекосилось весьма любопытным образом.

Уже не зная, как ему реагировать на череду всей этой бесовщины, он, решительно сдвинув брови, внезапно подхватил ничего не подозревающего Няньсы на плечо.

Тот, будучи хрупким изнеженным поэтом [1], толком не мог даже брыкаться — ему оставалось лишь вопить, издавая нечленораздельные звуки.

читать дальшеТем временем Сяо Наньчжу, недобро ухмыляясь, повесил календарь обратно на стену, после чего, невзирая на бурные протесты Няньсы, попытался запихнуть его в опустевшую страницу.

— А-а-а! Сяо Наньчжу, ты что, спятил?! Ай, моя голова! А-а-а! Моя причёска! Моё лицо!..

Эти отчаянные вопли напрочь разрушили веками пестуемый утончённый образ.

Сяо Наньчжу также отнюдь не радовало то, что этот чудик никак не желает залезать обратно в свой календарь. Наконец, донельзя напуганный подобным варварством, Няньсы выхватил из широкого рукава контракт, сунув его под нос агрессору.

Смирив гнев, Сяо Наньчжу удосужился бегло проглядеть его — и тотчас утратил дар речи. Восьмистраничный контракт испещряли многочисленные условия — от полагающегося жалования до условий работы, расписанных до мелочей. И всё это относилось к загадочной профессии мастера календаря.

Мастер календаря…

Мастера календаря — легендарные заклинатели, которые отвечают за ход времён года и надлежащее проведение праздников, а также предсказывают бедствия и определяют благоприятные дни для важных событий. Благодаря тому, что с древности появилось немало новых праздников и дней памяти, включая международные, в состав духов старого календаря безостановочно вливалась свежая кровь.

Интересы сотрудничающего с ними мастера календаря, равно как и его подчинённых, защищаются этим контрактом, в который с течением времени добавилось немало новых деталей.

В их число входят: происхождение, индивидуальные особенности и функции каждого из праздников; обязанности времён года и перемены, определяемые солнечным и лунным циклом — вплоть до больничных, декретов по уходу за ребёнком и отпуска по случаю свадьбы.

Поскольку этот контракт действовал с глубокой древности вплоть до нынешнего года, должно быть, он и впрямь был неплохо продуман.

Современный календарь представляет собой мешанину из традиционных китайских праздников и тех, что взяты из григорианского календаря — хоть это и предполагало некоторое размытие культурных ценностей, отклонения всё равно возникли бы с течением времени — так уж работает солнечный цикл.

Подводя итоги, можно сказать, что современный мастер календаря отвечает за всех духов нынешнего гражданского календаря, а также духов праздников и фаз лунного и солнечного цикла из традиционного. Но самым важным для Сяо Наньчжу оказалось то, что он обнаружил в конце: внизу длинного списка мастеров календаря прошлого значилось имя его бабушки, Сяо Жухуа.

Выходит, подписав контракт, она десятилетиями скрывала это ото всех, включая собственного внука.

На памяти Сяо Наньчжу предсказания его бабушки всегда безошибочно сбывались — свадьбы и похороны, проводившиеся в назначенную ею дату, проходили без сучка без задоринки. Однажды она даже предсказала живущей в соседнем переулке женщине на сносях, что у неё родятся пятерняшки.

Даже УЗИ неспособно предсказать подобное на столь ранней стадии — однако старушка неведомо как определила это с первого же взгляда, не прибегая ни к каким мало-мальски научным методам.

Сам же Сяо Наньчжу решил, что его бабка просто-напросто угадала [2].

Хотя бабушка на его памяти никогда не занималась гимнастикой [3] вместе с прочими старушками, она и в почтенном возрасте умудрялась гоняться за ним по улицам, чтобы затем основательно выбить из него дурь, чем и заслужила репутацию «ведьмы [4] Сяо».

Это-то и заставило Сяо Наньчжу всерьёз задуматься над предложением Няньсы, как бы сомнительно ни звучали слова того, кто только что вылез из холодильника.

В конце концов, он и впрямь остро нуждался в работе.

И, если уж выбирать, то лучше рискнуть, с головой окунувшись в это таинственное начинание, чем завязнуть в сетевом маркетинге, к которому подталкивает его Сыту Чжан. Хотя, если подумать, эта работа была ничуть не более надёжной — все эти изгнания злых духов, истолкования снов, предсказания, изменение будущего — тут научные основания даже мимо не проходили…

Нынешняя молодёжь не та, что раньше: теперь разве что старики и старушки верят во всю эту паранормальщину.

Благодаря прогрессу медицины и технологий у людей пропала надобность в молитвах, подношениях и целителях, на которых тысячелетиями возлагались все надежды. С тех пор немало воды утекло, и люди предпочитают брать судьбу в свои руки вместо того, чтобы полагаться на милость богов. Всё это однозначные пережитки феодализма, как и возросшие на суевериях профессии.

Из них самой разгромной критике подверглись предсказание будущего и астрология, некогда бывшие наиболее прибыльными [5].

Однако же, если подумать, и это «новое» отношение было своего рода предрассудком — после того, что Сяо Наньчжу увидел собственными глазами, он больше не мог столь безоговорочно отрицать всё то, над чем прежде смеялся.

И всё же эти аргументы пали под напором одной-единственной мысли, внезапно озарившей его…

Ведь мастерам календаря приходится работать 365 дней в году! Ни единого! Выходного! За год!

— Ну, на самом деле, работа не такая уж и тяжёлая — бóльшая часть времени остаётся свободной, — продолжал увещевать его Няньсы. — К тому же, контракт начинает действовать лишь со следующего года — покамест все отдыхают до праздников. Прошлой ночью вы имели удовольствие познакомиться с Сяонянем. Он — один из двадцати двух традиционных праздников и отвечает за огонь… Если возьмётесь за это дело, Чуи и Чуэр [6] поначалу помогут вам освоиться на новой работе…

Запнувшись, Няньсы пошарил в рукавах и извлёк гребень, чтобы поправить причёску. Сяо Наньчжу продолжал молча слушать его, не выказывая ни одобрения, ни несогласия — обычно, сталкиваясь с подобным отношением, люди думали, что он нарывается на ссору.

Покуривая на диване, где сидел, откинувшись на спинку и скрестив ноги, Сяо Наньчжу продолжал лениво листать контракт, глядя на собеседника из-под полуопущенных век — тому оставалось лишь гадать, что он думает обо всём этом на самом деле. Няньсы и впрямь становилось не по себе рядом с Сяо Наньчжу — неудивительно, что ему непросто ладить с незнакомыми людьми. Глядя на это холодное и отстранённое выражение, дух календаря начинал подозревать, что и более близкое знакомство отнюдь не упростит ситуацию.

Попросту говоря, Няньсы не имел понятия, о чём с ним говорить.

О норове этого бывшего вояки он знал не понаслышке — Сяо Наньчжу с малолетства был дичком, с бешеным темпераментом которого ничего не могла поделать даже его суровая бабушка. Если он сейчас заартачится, придётся им всем распроститься с надеждой на скорую работу.

Заметив, что Няньсы украдкой наблюдает за ним, Сяо Наньчжу наконец извлёк сигарету изо рта и, сжав её в пальцах, медленно начал:

— Прости за то, что я, ну… Кстати, как к тебе обращаться?

От неожиданности Няньсы ещё судорожнее замахал веером. Прикрыв рот рукой, он смущённо кашлянул, а затем, сложив руки перед собой [7], церемонно поклонился.

— Имя вашего покорного слуги [8] — Няньсы. Прощу простить ему дурные манеры, он имел несчастье поддаться панике…

Его голос тотчас обрёл мелодичные переливы, будто он играл на сцене. Каким бы изнеженным чистоплюем он ни казался Сяо Наньчжу, тот не мог не оценить старомодную безупречность его манер.

— А, — бросил он, украдкой взглянув на висящий на стене календарь. Страница выглядела абсолютно обычно — так же, как и все прочие, с той единственной разницей, что тот, кто должен был быть изображён на ней, нынче сидел прямо перед ним.

Сяо Наньчжу захлестнуло чувство невыносимого абсурда происходящего.

Отправляясь домой, он и подумать не мог, что ступит на эту таинственную дорожку, однако, похоже, у него попросту не оставалось выбора… Но почему же… вся эта телега с мастером календаря звучит как полное шарлатанство?..

Повертев наименование профессии в уме так и эдак, Сяо Наньчжу по-прежнему не обнаружил в нём ничего хорошего, однако не позволил своим мыслям отразиться на лице. Он исподволь продолжал вытягивать информацию из Няньсы — тот явно принадлежал к простодушному типу людей, которые готовы вывалить всё как на духу, лишь бы их слушали.

— Гм-м-м… Духи календаря остаются в мире людей на один день и одну ночь, а после этого возвращаются в календарь до конца года… Изгонять злых духов и нести человечеству благословение небес — наше обычное занятие. Вот только мало кто нынче в это верит… Поток клиентов значительно уменьшился — можно сказать, мы пробавляемся лишь назначениями благоприятных дат для свадеб да предсказаниями о рождении детей. Разумеется, мы можем покидать календарь и в нерабочие дни — было бы желание… Например, твоя бабушка нередко призывала Юаньсяоцзе [9] и остальных в новогодние праздники, если не хватало партнеров по игре в маджонг [10], но вы, наверно, их не помните… Сколько вам тогда было — то ли четыре, то ли пять…

Казалось, воспоминания о прошлом доставляют Няньсы немалое удовольствие, и Сяо Наньчжу не имел ничего против.

Теперь он уже склонялся к тому, чтобы принять предложение, но хотел разузнать побольше, прежде чем дать окончательный ответ. Потому-то он не прерывал поэта, между делом несколько раз сбросив звонки от Сыту Чжана, который явно хотел позвать его выпить.

Представив себе, как беснуется его друг, недоумевая, что с ним приключилось, Сяо Наньчжу ухмыльнулся про себя и вовсе отключил телефон.

В конце концов, этот разговор имел определяющее значение для его будущей карьеры. Желая подойти к исполнению своих обязанностей во всеоружии, Сяо Наньчжу дозволял Няньсы болтать в своё удовольствие, выуживая из этого цветистого потока крупицы информации.

Неудивительно, что говорят, будто люди науки и искусства обладают особой аурой — всё, что бы они ни изрекли, кажется утончённым и остроумным лишь потому, что это исходит от них. Вот только на деле Няньсы не знал ничего, кроме банальностей да досужих пересудов о товарищах по цеху, потому ничего дельного с его уст не слетало. Тем не менее, прислушиваясь к нему, Сяо Наньчжу невольно почувствовал, что начинает получать некое извращённое удовольствие от этих сплетен.

— Я кое-что расскажу вам по секрету, только никому не говорите, ладно?.. На самом деле День Святого Валентина и Цисицзе на дух друг друга не переносят, и знаете, почему? Всё потому, что они носят одно имя — Цинжэньцзе [11]! Так что не упоминайте при нём о Цисицзе, а то он, чего доброго, взбеленится!

При этих словах Сяо Наньчжу невольно усмехнулся. Подобными пикантными подробностями Няньсы располагал обо всех календарных божествах, начиная с Няньу и близящегося Дня Святого Валентина. Однако же, когда дело дошло до Чуси [12], то Няньсы попросту перескочил через него.

— А что насчет Чуси? — не преминул поинтересоваться Сяо Наньчжу и добавил, заметив, как заколебался поэт: — Что с ним не так?

— Т-с-с! — зашипел Няньсы, быстро приложив палец к губам и, склонившись к уху Сяо Наньчжу, зашептал: — Чуси — не такой, как мы все; впрочем, мне не следовало этого говорить. Увидите сами, когда время настанет, гм…

Само собой, при виде подобной реакции Сяо Наньчжу предпочёл отложить этот вопрос на потом.

В конце концов, до Чуси оставалось от силы несколько дней. И, как бы тяжело с ним ни было — это ведь всего на одни сутки! К этому моменту Сяо Наньчжу уже принял твёрдое решение попробовать себя в таинственной роли мастера календаря. Няньсы ведь упоминал, что он может бросить это дело в любой момент — при этом от него требовалось лишь подыскать себе замену.

Поскольку часть доходов мастера календаря причитается его подчинённым, качество его жизни напрямую влияет и на них. Несколько дней до начала года станут испытательным сроком, а после Нового года они вернутся к этому разговору.

За оживлённой беседой ночь подкралась незаметно. Поскольку Сяо Наньчжу явно не собирался приглашать Няньсы к ужину, тот тактично заметил:

— Пожалуй, отужинаю дома. Ваша бабушка сразу дала нам понять, что не собирается держать нас на своих хлебах.

С этими словами он бережно убрал в рукав листы контрактов и собрался было уйти, но тут Сяо Наньчжу, внезапно что-то припомнив, метнулся на кухню и вручил Няньсы мягкотелую черепаху [13].

— Что это?.. — озадаченно спросил поэт, разглядывая её. Сяо Наньчжу ухмыльнулся, указывая на календарь:

— Передай её Сяоняню — скажи, что это ему, чтобы больше не плакал. Черепашки ведь живут дольше карпов? Как думаешь?


Примечания Шитоу Ян (автора):

Вчера проработала весь день, но результат мне не понравился, так что утром первым делом бросилась переписывать.

Так я и продолжала ломать над этим голову до полудня. Пожалуй, девушкам не стоит заниматься подобным среди ночи.

Что до отзывов – хорошо, но мало, и от этого мне немного одиноко. Знайте, что я их трепетно собираю, почтительно принимая их от вас [14]!
Сердечно благодарю всех патронов, чмок-чмок!


Примечания переводчиков:

[1] Хрупкий изнеженный поэт – в оригинале 文弱书生 (wén ruò shū shēng) – в пер. с кит. «воспитанный и культурный, но слабый телом».

[2] Просто-напросто угадала – в оригинале 瞎猫碰著死耗子 (xiā māo pèngzhe sǐ hàozi) – в букв. пер. с кит. «слепой кот перед мёртвой мышью», означает, что человеку невероятно повезло.

[3] Гимнастика 广场舞 (guǎngchǎngwǔ) – в пер. с кит. «танцы на площади», вид китайской гимнастики, популярный у пенсионеров, позволяющий также пообщаться и завязать знакомства.

[4] Ведьма 神婆 (shénpó) – шэнпо – в пер. с кит. «колдунья, шаманка, знахарка».

[5] Некогда бывшие наиболее прибыльными – в оригинале 金领 (jīnlǐng) – в пер. с кит. «золотые воротнички» (высококвалифицированные специалисты).

[6] Чуи 初一 (chūyī) – первое число месяца.

Чуэр 初二 (chū èr) – второе число месяца.

[7] Сложив руки перед собой 拱手 (gǒngshǒu) – складывать руки (в знак приветствия, просьбы, почтения) (левая кисть охватывает правый кулак перед грудью).

[8] Ваш покорный слуга 在下 (zàixià) – цзайся – так вежливо упоминают о себе в разговоре.

[9] Юаньсяоцзе – 元宵节 (yuánxiāojié) – Праздник фонарей, отмечается 15-го числа 1-го месяца по китайскому лунному календарю.

[10] Маджонг – 麻将 (májiàng) – мацзян – традиционная игра в кости, «китайское домино», в него играют вчетвером.

[11] Носят одно имя – Цинжэньцзе — в современном Китае существует два Дня всех влюблённых: Цисицзе 七夕节 (qīxījié) – традиционный китайский День всех влюблённых, отмечаемый 7-го числа 7-го месяца по лунному календарю, и «прозападный» День Святого Валентина, который празднуется 14 февраля. Оба праздника имеют собирательное название Цинжэньцзе 情人节 (qíngrénjié) — в букв. пер. с кит. «День влюблённых».

[12] Чуси 除夕 (chúxī) — канун Нового года, 30-е число 12-го месяца по лунному календарю.

[13] Мягкотелая черепаха 王八 (wángba) – дальневосточная черепаха, или китайский трионикс (лат. Pelodiscus sinensis) — пресноводная черепаха, представитель семейства трёхкоготных черепах. Эти черепахи весьма крупны, стремительны и агрессивны. Длинная шея позволяет черепахе дотягиваться до заднего края карапакса. Укусы даже маленьких черепах очень болезненны, а крупные особи могут нанести довольно серьёзные раны острыми краями роговых челюстей.


[14] Почтительно принимая – в оригинале 捧 (pěng) – принимать в обе руки (из уважения); брать обеими руками.


Следующая глава

Джулиан, блог «Мышиные заметки»

* * *

Psoj_i_Sysoj, блог «Логово Псоя и Сысоя»

Система «Спаси-Себя-Сам» для главного злодея. Глава 86. Воспоминания о том, как Великий и Ужасный Лю бился с обольстительными демоницами

Предыдущая глава

Действие этой экстры происходит после падения Ло Бинхэ в Бесконечную бездну и до событий в городе Цзиньлань.

— Я в самом деле думаю, что тебе не стоит идти со мной, — бросил Шэнь Цинцю.

Само собой, Лю Цингэ сделал вид, что не слышал, продолжая столь размашисто вышагивать бок о бок с ним, словно шествовал не по неровной извилистой [1] горной тропе, а по залитому солнцем широкому тренировочному полю пика Байчжань, отчего кисточка на эфесе Чэнлуаня колыхалась при каждом шаге.

— Право, шиди, тебе не стоит принуждать себя! — взмолился Шэнь Цинцю.

— Ты возвращаешься или нет? — отрезал его спутник.

— Как только я закончу с этим заданием… разберусь с этими демоницами, я тотчас вернусь!

— В прошлый раз ты говорил то же самое.

— Гм.

— А потом исчез на целый месяц!

читать дальше— Ничего с этим шисюном не станется, — продолжал уговаривать его Шэнь Цинцю. — Как только яд даёт о себе знать, я тотчас возвращаюсь на хребет Цанцюн и иду прямиком к тебе, разве нет? Шиди не стоит брать на себя такие труды, приглядывая за мной…

— Я бы и не подумал, — отрубил Лю Цингэ, — но мне приказал глава школы.

Ну ладно, так и быть.

— Глава школы и впрямь чересчур добр, — горестно вздохнул Шэнь Цинцю. Помедлив, он добавил: — На самом деле, этот шисюн лишь беспокоится о тебе: если верить ходящим в окрестностях слухам, эти демоницы весьма охочи до красивых здоровых мужчин, так что шиди, отправляясь со мной, безусловно, сделается их целью…

Лю Цингэ порывисто втянул воздух, явно готовясь возразить, когда их слуха достиг чарующий напев [2], доносящийся из скальной расселины.

Он манил и дразнил, так что внявший ему однажды жаждал слушать его вечно.

Двое заклинателей сошли с тропы, направившись ко входу в пещеру.

Из-за заплетавших его цветущих растений пред ними возникли семь-восемь юных дев: волосы закручены в «рожки» [3], личики нежные и свежие, будто они сроду не имели ни малейшего отношения к демонам.

— Кто вы? — настороженно поинтересовались они.

— Мы… — начал было Шэнь Цинцю весьма любезным тоном, однако прежде чем он успел закончить, Лю Цингэ запустил руку за спину, ухватившись за Чэнлуань и выдвинул его на пару цуней из ножен. Окрестности тотчас затопил поток духовной энергии.

Закрывавшая вход в пещеру каменная плита тотчас раскололась, а красотки синхронно вскрикнули, скрываясь за завесой лиан.

Благодаря обольстительной внешности эти демоницы обладали несомненным преимуществом перед мужчинами, так что им редко доводилось сталкиваться со столь грубым обращением. Кроме того, они и в самом деле были совсем юны, будучи почти незнакомыми с окружающим миром, так что тотчас ударились в слёзы.

Казалось, сами горы присоединились к ним, наполнив воздух эхом всхлипов.

— Шиди, а тебе не откажешь в умении обращаться с дамами! — бросил Шэнь Цинцю, потирая уши.

— Что толку миндальничать с этими демоническими отродьями, — раздражённо заявил Лю Цингэ. — Прикончим их поскорее — и по домам! — с лаконичной убедительностью бросил он.

Внезапно из пещеры раздался голос:

— Кто бы мог подумать, что бессмертные заклинатели могут быть столь грубы? Позвольте спросить, чем же мои девочки так прогневили благородных господ?

Ласкающий слух голос принадлежал стройной, словно ива, женщине в изумрудно-зелёном облачении, выгодно подчеркивающем тонкую талию и роскошные бёдра. Лучи солнца осветили её фигуру в проёме пещеры, позволяя вволю полюбоваться нежной белой кожей и исполненными грации жестами.

Девицы, которых напугал Лю Цингэ, тотчас заголосили:

— Госпожа Мэйинь [4], этот заклинатель такой жуткий! Он напугал нас до смерти!

Глядя на неё, невозможно было не признать, что эта госпожа Мэйинь необычайно хороша [5] даже для демонической искусительницы. И, как следствие, в оригинальном романе она не избежала постели Ло Бинхэ.

Обычно Шэнь Цинцю был крайне осторожен с женщинами, которых Ло Бинхэ коснулся хотя бы пальцем — да что там, он бежал от них, как от чумы! Вот и сейчас он едва ли пошёл бы на эту миссию, не будь у него на то особых причин.

Первой было то, что его действительно тронули душераздирающие рыдания живущей под горой старой четы, потерявшей единственного сына.

Второй же была известная ветреность госпожи Мэйинь: помимо Ло Бинхэ, она могла похвастать бессчётным количеством мужей и любовников. Её роман с главным героем длился одну-единственную ночь [6] — она так и не вошла в его обширный гарем, да и вся эта история была приведена лишь затем, чтобы читатели имели удовольствие понаблюдать, как Ло Бинхэ разом наставляет рога целой толпе.

Иными словами, формально госпожа Мэйинь не являлась женой Гордого Бессмертного Демона!

Не имеющий ни малейшего желания вести галантные беседы Лю Цингэ лишь отвернулся, явно ни капли не сожалея о разбитой двери, так что отвечать за него пришлось Шэнь Цинцю:

— Прошу простить, мой шиди не привык иметь дело с незнакомыми дамами, — кашлянул он.

— Мои девочки юны и неопытны, — мигом переключилась на него госпожа Мэйинь. — Ваша покорная служанка [7] готова принести извинения за то, что они застали вас врасплох. Но мы только что обустроили это место — кто же знал, что двое бессмертных мастеров изволят нанести нам визит — и всё порушить!

«Хэй, не надо так на меня глядеть — это не я! — возмутился про себя Шэнь Цинцю. — Вы ж имеете дело с главой департамента Уничтожения-Всего-И-Вся бюро Цанцюн! Желаете узнать о методах расправы с демонами? Тогда вам на пик Байчжань!»

Всегда предпочитая поначалу действовать добром [8], Шэнь Цинцю взмахнул веером, покаянно бросив:

— Мы вовсе не желали разрушать ваше жилище — молю простить нашу неучтивость. Но мы пришли сюда по поручению семейства Хуан, что живёт под горой — они просят вас отпустить их молодого господина.

— М-м? Какой ещё молодой господин Хуан? — отозвалась госпожа Мэйинь. — К нам заявляются столько молодых господ с такой фамилией — откуда же мне знать, о котором вы говорите?

— Ну так отпустите их всех! — осклабился Лю Цингэ.

— Не то чтобы ваша покорная служанка не желала этого сделать, — в мнимом беспокойстве нахмурилась госпожа Мэйинь, — но ведь он сам не захочет нас покинуть. Что же ей делать, если он откажется?

Лю Цингэ во всеуслышание фыркнул.

Не желая затягивать этот бесполезный разговор до бесконечности [9], Шэнь Цинцю нетерпеливо предложил:

— Даже если так, могу я просить хотя бы привести его сюда? С прочим мы сами разберёмся.

— Ах, тогда прошу бессмертных мастеров пожаловать к нам, — шёлковым голоском поманила его госпожа Мэйинь.

Развернувшись, она плавной походкой исчезла в пещере. Шэнь Цинцю последовал за ней в нескольких шагах.

— Похоже, она не только не собирается показать нам господина Хуана, — бросил Шэнь Цинцю, понизив голос так, чтобы его слышал только спутник, — но и нас выпускать не намерена.

— Обойдётся, — отрезал Лю Цингэ.

Однако разные обстоятельства требуют разного подхода [10] — и потому Шэнь Цинцю решил покамест подыграть демонице, не давая до времени понять, что они разгадали её игру.

Заклинателей отвели в широкую пещеру, устланную ароматными травами и парчовыми коврами. Дюжина прелестных фигуристых дев с круглыми веерами в руках разбились на две группки по обе стороны зала, непринуждённо перебрасываясь шутками.

Усадив их за каменный стол, госпожа Мэйинь заверила:

— Ваша покорная служанка уже послала за молодым господином. Не пожелают ли господа что-нибудь выпить, чтобы скрасить ожидание?

Видя её намерения насквозь, Шэнь Цинцю тем не менее беззаботно улыбнулся:

— Простите, что затрудняем вас.

Госпожа Мэйинь радушно налила им по чарке вина, украдкой бросая пламенные взгляды [11] на нахмуренного [12] Лю Цингэ. Однако, как бы она ни надувала губки в мнимой обиде, Лю Цингэ лишь закатывал глаза в ответ на все её усилия. Глядя на это Шэнь Цинцю чувствовал, как в нём против воли закипает азарт.

Похоже, эта госпожа Мэйинь отдавала явное предпочтение молодым красавчикам вроде Ло Бинхэ и Лю Цингэ — сможет ли последний избежать когтей демоницы, положившей на него глаз?

Залучив к себе подобного мужчину с тонкими чертами и белоснежной кожей, эта красотка явно применит весь свой арсенал, чтобы завоевать его, какими бы бесстыдными и сомнительными ни были эти методы — она наверняка не успокоится, пока не опрокинет лорда Байчжань на шелка, чтобы хорошенько с ним поразвлечься…

Вот это был бы вид! И, уж простите, Шэнь Цинцю не упустит шанса поглазеть на это!

Как он и предполагал, вскоре госпожа Мэйинь, стыдливо прикрыв губы рукавом, бросила на Лю Цингэ многозначительный взгляд, осторожно поинтересовавшись:

— Этот бессмертный мастер уже имеет спутницу на тропе совершенствования?

Похоже, эта дамочка не привыкла ходить вокруг да около.

Прежде никто — ни человек, ни демон — не осмеливался задать Лю Цингэ подобный вопрос. Сперва он застыл, будто громом поражённый, явно решив, что ослышался — со всё ещё подергивающимися губами и бровями на ошеломлённом лице он невольно повернулся к Шэнь Цинцю.

Тому и впрямь ни разу не доводилось видеть подобного выражения на лице своего шиди: в воображении мелькнуло сравнение с тысячелетним айсбергом, внезапно рассыпавшимся на осколки. Это видение породило в его душе такой силы порыв истерического хохота, что тот грозил смести всё на своём пути, подобно цунами. И всё же Шэнь Цинцю удалось сохранить внешнюю невозмутимость, хоть держащая веер рука и подрагивала, скрывая кривящийся в молчаливых спазмах рот.

— …Нет, он ещё не обзавелся ею, — торжественно ответил он за спутника.

— Отчего же? — недоумённо отозвалась госпожа Мэйинь. — Такой видный мужчина — неужто ни одна женщина до сих пор не отдала вам своего сердца? Ваша покорная служанка не в силах поверить в это!

— Гм. Это и вправду невероятно, — согласился с ней Шэнь Цинцю.

Иначе с чего бы одной из великих загадок хребта Цанцюн было: «Импотент ли мастер Лю?»

Молча втянув воздух, Лю Цингэ ледяным тоном бросил:

— Почему он до сих пор не явился?

— Прошу, не беспокойтесь об этом, — поспешила умилостивить его госпожа Мэйинь. — Быть может, молодой господин Хуан попросту не пожелал к вам выйти. Однако, как я посмотрю, господа заскучали; быть может, они позволят немного развлечь себя?

Шэнь Цинцю поспешил согласиться, и был награждён признанием:

— Ваша покорная служанка не наделена иными талантами, кроме провидческих способностей — зато её предсказания всегда сбываются. Кто из господ позволит погадать ему на любовь [13]?

— Шиди, быть может, тебе интересно? — любезно предложил Шэнь Цинцю.

— Уж явно не мне! — отрубил Лю Цингэ.

— Ну что ж, выходит, остаюсь я, — пожал плечами Шэнь Цинцю.

Он помнил из оригинального романа, что её слова про точность предсказаний относительно любовных уз были отнюдь не пустым бахвальством.

Если она некогда предсказала Ло Бинхэ, что у него будет шестьсот тринадцать жён — значит, за шестьсот двенадцатой последует ещё одна. А если она сказала, что одна из его жёнушек предпочитает по-собачьи — значит, не имеет смысла мучить её миссионерской позой.

Так как мог Шэнь Цинцю, закоренелый холостяк поневоле, не полюбопытствовать относительно своих перспектив?

Послав ему воодушевляющую улыбку, госпожа Мэйинь развернула фарфоровое запястье и явила его глазам нежный цветочный бутон, протянув его Шэнь Цинцю.

— Прошу бессмертного мастера подышать на цветок.

Уже знакомый с процедурой гадания, Шэнь Цинцю послушно опустил голову, осторожно подув на бутон.

Госпожа Мэйинь убрала руку, и сомкнутые лепестки тотчас начали распускаться. Подняв цветок за стебелёк, демоница подняла его к глазам — однако, стоило ей взглянуть на сердцевину, как лёгкая улыбка застыла на её лице.

Прежде сидевший в благопристойной позе с напряжённо выпрямленной спиной Лю Цингэ слегка склонился к ним, словно желал послушать, что же она скажет. Ткнув его веером в плечо, Шэнь Цинцю насмешливо бросил:

— Как я посмотрю, шиди и впрямь ни капли не интересно.

Лю Цингэ тотчас принял прежнюю позу.

Чем дольше созерцала цветок госпожа Мэйинь, тем более серьёзным становилось выражение её лица.

Похоже, увиденное обеспокоило её не на шутку:

— Бессмертный мастер, скромных способностей вашей покорной служанки не хватает, чтобы узреть, куда уходит ваша красная нить [14] в прошлом… С первого взгляда кажется, что вы одиноки, но, если присмотреться, то можно различить тень другой нити… однако она была обрезана, — горестно заключила она. — Какая жалость.

У Шэнь Цзю некогда и впрямь была невеста [15], но у Шэнь Юаня-то её в помине не было [16]! Однако нити их жизней оказались переплетены, так что немудрено, что госпожа Мэйинь в них запуталась!

— Не беспокойтесь о моём прошлом, — понимающе заверил он гадательницу. — Если госпожа не против, быть может, она поведает, что ждёт меня в будущем?

Он правда хотел знать, суждено ли ему когда-нибудь обзавестись девушкой! Ну пусть не первоклассной красоткой — лишь бы можно было отличить от мужика!

Мог ли он предвидеть, что при этом вопросе лицо госпожи Мэйинь обретёт ещё более странное выражение, будто она не в силах подобрать верных слов.

Сердце Шэнь Цинцю тревожно забилось.

Неужто… ему до скончания дней суждено остаться девственником?

И тут госпожа Мэйинь наконец заговорила.

— Гм… Ваша… пара… младше вас, — весьма туманно начала она. — Также… вы занимаете главенствующее положение.

Ну что ж, если речь идёт о заклинательницах помладше, то он мог навскидку припомнить нескольких молоденьких даосок с вершины Тяньи, с которыми его пару раз сводила судьба, но по правде говоря, все они были не в его вкусе. Ну а если взять во внимание весь мир заклинателей, то подходящих под описание госпожи Мэйинь было не так уж много, так что слова демоницы звучали не больно-то правдоподобно.

— Первая ваша встреча была несчастливой — возможно, она даже преисполнила вас обоих ненавистью. Однако после нескольких знаковых событий всё постепенно переменилось.

Фигура его наречённой начала обретать определённость, и сердце заклинателя забилось в предвкушении. Лю Цингэ вновь бессознательно склонился к ним, и на сей раз Шэнь Цинцю не стал отвлекаться на подтрунивания над ним — он весь превратился во слух, ловя каждое слово гадательницы.

— Вы часто бываете в обществе друг друга, — сдвинула брови госпожа Мэйинь. — И некогда спасали друг другу жизнь.

Следует признать, эти слова поставили Шэнь Цинцю в тупик.

Какая же женщина может отвечать подобным условиям?

Нин Инъин? Лю Минъянь?

Нет, о них не может быть и речи — обе принадлежат Ло Бинхэ: вычёркиваем!

Ци Цинци?

Эта заклинательница и впрямь была немного моложе Шэнь Цинцю, а их первая встреча… сказать по правде, он напрочь забыл, как она прошла. Конечно, слова насчёт частых встреч тут были бы порядочной натяжкой — пусть пик Сяньшу и занимал недюжинное место в его мыслях, как и любого мужчины их школы, он бы попросту не отважился заваливаться туда настолько часто — в его представлении это граничило бы с преследованием.

Да и, в конце концов, он попросту не мог представить себе, чтобы между ним и Ци Цинци хоть что-то было – и ему казалось, что это обоюдно!

— Ещё что-нибудь? — неожиданно возвысил голос Лю Цингэ.

Шэнь Цинцю вздрогнул от неожиданности: он и представить себе не мог, что Лю Цингэ всё это время прислушивался к словам гадательницы не менее внимательно, чем он сам.

С каких это пор Великий и Ужасный Лю пристрастился к подобного рода сплетням?

— Предначертанная вам судьбой пара вовсе не интересуется другими людьми — тот, на кого падёт её выбор, будет осенён абсолютной верностью.

Поразмыслив немного, Лю Цингэ со всей серьёзностью поинтересовался:

— А что насчёт внешности?

Шэнь Цинцю воззрился на него, утратив дар речи.

Даже я не осмелился спросить о подобном — а тебе-то какое дело?

Да ещё так в лоб!

— Прекрасна без изъяна, — без колебаний ответила госпожа Мэйинь.

— Каковы её духовные силы? — против ожиданий, продолжал настаивать Лю Цингэ. — Способности?

— Непревзойдённые таланты, неиссякаемые духовные силы, недосягаемо высокое положение и происхождение, — перечислила гадательница.

— И вы говорите, что они часто бывают в обществе друг друга? — недоверчиво покачал головой Лю Цингэ.

— Возможно, они могут разлучиться на какое-то время, но быстро воссоединятся, — кивнула госпожа Мэйинь. — И всякий раз его пара сама будет брать на себя труд разыскать его.

При этих словах взгляд Лю Цингэ так и забегал по сторонам, словно кто-то не на шутку его растревожил — или, вернее сказать, поверг его в шок!

Именно этот момент выбрала госпожа Мэйинь, чтобы нанести решающий удар:

— На самом деле, бессмертный мастер достоин зависти, — вздохнула гадательница, — ибо эта особа влюблена в вас до безумия.

Лю Цингэ вновь оборотился к сотоварищу с нечитаемым выражением на лице — казалось, его что-то снедает изнутри, хоть непросто было понять, страдание это или радость.

— Шиди, в чём дело? — обеспокоенно спросил Шэнь Цинцю.

— …Неверно, — наконец выдавил тот.

— А? — только и смог сказать не на шутку удивленный Шэнь Цинцю.

— Она ошибается! — вскинув голову, отрубил Лю Цингэ.

— Что даёт вам основания усомниться в моих словах? — с вызовом вопросила госпожа Мэйинь.

Сказать по правде, Шэнь Цинцю и сам впервые усомнился в точности её предсказаний.

Почти всегда рядом с ним, юная, прекрасная и прославленная, да ещё и способная полностью его обеспечивать… всё это порядком отдавало жаркими сексуальными фантазиями одинокого лузера — но даже самый отъявленный Марти Стю [17] не имеет шансов воплотить их в жизнь! И уж определённо подобная девушка его мечты [18] не имела обыкновения околачиваться поблизости! А если бы такая и нашлась, то её бы мигом заграбастал Ло Бинхэ, ха-ха!

— Что за вздор! — продолжал настаивать на своём Лю Цингэ. — «Влюблена до безумия»? Да ничего подобного!

Провидческие способности были предметом гордости госпожи Мэйинь, так что, столкнувшись с подобным неверием, она тут же ощетинилась:

— Ты — не тот, кто ему предназначен, так откуда тебе знать?

«Постойте-ка, молодой господин Хуан ещё не явился, — запротестовал про себя Шэнь Цинцю, — не могли бы вы двое осадить назад, прежде чем сцепитесь из-за подобной ерунды? Это ведь касается только меня одного — разве нет?»

Однако терпение Лю Цингэ иссякло — в ответ на отповедь госпожи Мэйинь он грохнул ладонью по столу, отчего каменная столешница раскололась надвое, а Чэнлуань вылетел из ножен, высвобождая рассекающую подобно лезвию духовную энергию.

Госпожа Мэйинь в ярости всплеснула руками:

— Вон!

«Постойте… — взмолился Шэнь Цинцю. — Только что мы мирно беседовали — и вдруг драка, ни с того, ни с сего! Я даже не успел заметить, как все обернулось подобным образом!»

Разумеется, никто не обратил внимания на его выброшенную в тщетной попытке остановить схватку руку [19]. При виде того, как госпожа Мэйинь и десятки её демониц смыкают круг, Шэнь Цинцю, вернув лицу бесстрастное выражение, изготовился к бою. Чэнлуань уже парил вокруг них в сумасшедшем танце вспышек духовной энергии, когда глава демониц пронзительно свистнула.

«Чёрт, не так быстро! — в панике промелькнуло в голове Шэнь Цинцю. — Я ведь не успел приготовиться!»

И в тот же момент по приказу госпожи одеяния прелестных дев разлетелись в клочья!

Они словно угодили в лютую метель: куда ни глянь, повсюду кружились обрывки белых одежд…

Хоть Шэнь Цинцю был знаком с подобной тактикой: заключить жертву в хоровод бешеной пляски, разодрав на себе одежды — это не значило, что он мог остаться равнодушным к подобному зрелищу!

Невольно зажмурившись, он отступил на пару шагов, врезавшись спиной в Лю Цингэ.

Свод пещеры отражал полные безудержной страсти крики демониц. Обычный мужчина давно отбросил бы меч, с радостью предавшись воле этих неистовых захватчиц — однако к вящему изумлению заклинателя Лю Цингэ ни на мгновение не поддался наваждению — с недрогнувшим выражением лица он бросился в атаку, взметая фонтаны крови при каждом взмахе меча.

Обнажённые демоницы наконец приняли свою истинную форму, подползая к ним на четвереньках, они скребли длинными когтями камень и землю, роняя капли слюны из разверстых ртов — однако, стоило им устремиться в атаку, как их отшвырнула волна духовной энергии.

Шэнь Цинцю всем сердцем желал биться бок о бок с Лю Цингэ — но не мог заставить себя хотя бы поднять глаза!

Даже столь опытный, привыкший владеть собой заклинатель, как он, при виде столь… волнительного зрелища поневоле утратит самообладание! И как только Лю Цингэ умудрялся биться с такой невозмутимостью, словно перед ним были чучела из соломы?

Прежде прекрасный лик госпожи Мэйинь покрыла смертельная бледность: она никак не могла предвидеть, что не сумеет зачаровать этих двоих даже с помощью всех своих подопечных! Подняв подол, она ударилась в бегство. Шэнь Цинцю думал было пуститься следом, но, в конце концов, его главной задачей было вызволение молодого господина семьи Хуан — а заодно и прочих пленённых мужчин, так что он велел Лю Цингэ:

— Оставь их — они всё равно больше не представляют собой угрозы. Сейчас гораздо важнее спасти людей.

— Не верь ей, — внезапно бросил Лю Цингэ.

— А? — растерялся Шэнь Цинцю.

— Этой шарлатанке! — в неистовстве выпалил его сотоварищ.

— Не стоит так распаляться — разумеется, я и не думал ей верить, — попытался успокоить его Шэнь Цинцю.

И всё же непривычное поведение Великого и Ужасного Лю не на шутку его встревожило, так что Шэнь Цинцю украдкой то и дело бросал на него пытливые взгляды. Заметив это, Лю Цингэ сердито воззрился на него:

— Не смотри на меня так!

Однако же, чем больше он злился, чем сильнее притягивался к нему взгляд Шэнь Цинцю — и тут он понял, что по какой-то неведомой причине — быть может, от гнева — лицо Лю Цингэ сплошь залилось густой краской; казалось, его незыблемое самообладание наконец дало трещину — в смятенном взгляде отражалась настоящая буря чувств.

Присмотревшись к нему, Шэнь Цинцю внезапно схватил его за руку.

Он тотчас убедился, что температура тела Лю Цингэ и впрямь подскочила не на шутку. Послушав его пульс, Шэнь Цинцю сурово велел:

— Шиди Лю, немедленно открой этому шисюну правду: ты прежде занимался с кем-либо совместным совершенствованием?

— Почему ты это спрашиваешь? — насторожился Лю Цингэ.

— Просто так. Ты ведь знаешь, что происходит во время совместного совершенствования?

Лю Цингэ стиснул зубы, с трудом выдавив:

— Шэнь. Цин. Цю.

— Ну ладно, не будем об этом, — отступил его сотоварищ. — Шиди Лю… как ты себя чувствуешь?

На самом деле, Шэнь Цинцю волновал немного иной вопрос: сможет ли он спуститься с горы своими ногами?

— Не очень, — признался Лю Цингэ.

Ещё бы.

Даже для Великого и Ужасного Лю воздействие обольщающего аромата демониц-искусительниц [20], наводняющего ум мужчины нечистыми помыслами… не могло пройти без последствий!


Примечания переводчиков:

[1] Извилистая тропа – в оригинале 葛藤垂连 (géténg chuí lián) – в пер. с кит. «сплетённые лозы цветущих глициний».

[2] Чарующий напев – в оригинале 羽搔在心 (yǔ sāo zàixīn) – в пер. с кит. «словно перьями тревожит сердце», «словно перьями скользнуло по сердцу».

[3] Рожки 双髻 (shuāngjì) шуанцзи – вид девичьей причёски.


[4] Мэйинь 魅音 (Mèiyīn) – её имя можно перевести как «демонический голос».

[5] Необычайно хороша – в оригинале 国色天香 (guósè tiānxiāng) – в букв. пер. с кит. «краса Китая и небесный аромат» (образно о пионе).

[6] Роман длился одну ночь – в оригинале 露水姻缘 (lù shuǐ yīn yuán) – в пер. с кит. «превратности судьбы свели любовников вместе».

[7] Ваша покорная служанка – госпожа Мэйинь употребляет слово 奴家 (nújiā) – нуцзя – так в старину женщины называли себя при разговоре. Это можно перевести с китайского как «раба дома/семьи».

[8] Поначалу действовать добром – в оригинале 先礼后兵 (xiānlǐhòubīng) – в букв. пер. с кит. «сначала ― этикет, потом ― оружие (война)», образно в значении «не добром ― так силой; не милостью ― так кнутом».

[9] До бесконечности – в оригинале 打太极 (dǎ tàijí) – в пер. с кит. до Великого предела. Великий предел, или Тайцзи太极 (tàijí) – широко известный символ инь и янь.

[10] Разные обстоятельства требуют разного подхода – в оригинале 兵来将挡,水来土掩 (bīng lái jiàng dǎng, shuǐ lái tǔ yǎn) – в букв. пер. с кит. «вторгнется враг — найдутся генералы, чтобы отразить его, разбушуется паводок — дамба его остановит», в образном значении – «принимать меры в зависимости от конкретной ситуации, быть готовым к любому развитию событий», «из любой ситуации найдётся выход», «бог не выдаст, свинья не съест».

[11] Пламенные взгляды 秋波 (qiūbō) – в букв. пер. с кит. «прозрачные (светлые) осенние волны», в образном значении «глаза женщины».

[12] Нахмуренный 苦大仇深 (kǔdàchóushēn) — в букв. пер. с кит. «горе великое и ненависть глубокая», образно в значении «натерпевшись страданий в старом обществе», «питать к кому-либо лютую ненависть». Любопытно, что в «Системе» этот эпитет автор приберегает исключительно для Лю Цингэ.

[13] Погадать на любовь – в оригинаде 风月 (fēngyuè) – в пер. с кит. «свежий ветер и светлая луна», в образном значении – «любовь, любовные отношения», а также «лирика, поэзия» и «прекрасный пейзаж».

[14] Красная нить 红线 (hóngxiàn) – хунсянь – нить предопределения, по поверью связывающая будущих супругов.

[15] Невеста – здесь это именно «невеста» 未婚妻 (wèihūnqī) – вэйхуньци – 未婚 в букв. пер. означает «ещё не в браке», в то время как сама Цю Хайтан при её первом появлении заявила, что она – жена 妻 (qī) – ци – Шэнь Цинцю. Что и говорить, на тот момент Шэнь Юань знал далеко не всё…

[16] У Шэнь Юаня её в помине не было – в оригинале 单身狗 (dānshēn gǒu) – в букв. пер. с кит. «одинокий пёс», так довольно пренебрежиительно именуют холостяков.

[17] Марти-Стю — мужской аналог Мэри-Сью. В оригинале используется Джек Сью 杰克苏 (Jiékè Sū).

[18] Девушка его мечты – в оригинале 白富美 (báifùměi) – в букв. пер. с кит. «белокожая, богатая и красивая», жаргонное, об успешных девушках.

[19] Выброшенную в тщетной попытке остановить схватку руку — в оригинале используется мем «рука Эркана» — это когда кто-то тянется за кем-то рукой, типа: «Сто-о-ой!»
Как уже упоминалось в предыдущих главах, Эркан 福尔康 (Fú Ěrkāng) — герой сериала 还珠格格 (Huán zhū gége) — в рус. пер. «Моя прекрасная принцесса» или «Возвращение жемчужной принцессы» — основанного на истории династии Цин XVIII века.

[20] Обольщающий аромат демониц-искусительниц — в оригинале 魅妖迷香 (mèi yāo mí xiāng) — в пер. с кит. «очаровывающий/затуманивающий разум любовью аромат демониц-обольстительниц», коим они завлекают мужчин в свои сети.


Следующая глава

Кривой Порог, блог «Максимальная честность»

* * *

Есть такая китайская пословица: хочешь научиться жить? Научись сперва умирать.

 

Как же она верна! Жить я учусь только сейчас. Но прежде, чем начать это обучение, я долго учился умирать. И мне удалось этому научиться.

Люда Орел, блог «Новая жизнь»

Новая жизнь. День 973.

Хорош кидать тапками в маркетологов! Вы же и в меня таким образом попадаете! Потому что у меня несколько профессий, а по маркетингу - вообще красный диплом Плехановки.

Потому что в мире есть в том числе такое зло, которое нетрудно побеждается баблом. Голод, болезнь, бездомность или балансирование на грани бездомности и голода за счет сохранения "хороших" отношений, часто вполне "лечатся" деньгами. Вопрос только в том, где их взять в нужном количестве.

И маркетинг, вообще-то, дает некоторый ассортимент ответов на этот вопрос. И помогает вырабатывать новые под каждую конкретную ситуацию.

полный текст

Big Bad Wolf, блог «Vital not Vicious»

Выть или не выть

А на луну ваши волки выли?
Они воют не на луну, просто полнолуние вызывает прилив эмоций.
А зачем воют?
Общаются с другими группами, это социальный контакт, «прикосновение». Кроме того, это информация — о расстоянии до других зверей, о статусе, об эмоциональном состоянии. У каждого есть своя партия — и судя по всему, они строго функциональны.
Откуда они знают, как выть?
Вообще есть две категории звуков. Врожденные, на которые реакция у других тоже врожденная. Например, звук опасности — это такой фыркающий лай. Щенки его слышат — разбегаются, хотя их никто не учил. И есть приобретенные звуки, которым научили. Притом есть диалекты: допустим, кахетинский волк вряд ли поймет волка из Западной Грузии. Я был в Канаде по приглашению Джона Тебержа, пришли в национальный парк. Я начал вабить [призывно выть], развернулся — ул-лю-лю — по-грузински, завитушки пустил — и вообще наплевали на меня волки. Я был страшно оскорблен. А Теберж просто кларнетом так — уууу — и всё, они заголосили.
И что значат все эти завитушки? Что они друг другу говорят?
Если бы я знал, я бы составил словарь. Эти вопросы меня тоже страшно интересуют — жаль вот, нет возможности заниматься. Разная информация передается. Я, например, нашел, что родители, когда волчат подзывают к добыче на большом расстоянии, воем объясняют, как идти. Там же тропы, прямо идти невозможно. Матерый идет до поворота — воет, щенок слышит. Потом до следующего — там повоет. В четыре-пять месяцев волчата уже соображают, этот зигзаг формируется в воображении, они легко находят. Есть вой для собирания стаи, когда группа разбредается и волк скучает. Этот звук легко отличить — он такую тоску наводит, душу выворачивает. Честно говоря, много всяких взглядов на эту тему, но пока понятно мало.

© Шура Буртин, фрагмент из интервью с этологом Ясоном Бадридзе

Видео в дополнениеШон Эллис демонстрирует поисковый вой.

6

Big Bad Wolf, блог «Vital not Vicious»

Альтруизм

Одни ученые изучают природу и мир вокруг, не выходя из своего кабинета. Другие отваживаются на поездки и экспедиции. Ясон Константинович Бадридзе, всю свою жизнь изучая волков, изучает их особым образом: он не изолирует животных, а сам приходит к ним. Почти два года он провел в волчьей стае, жил и охотился вместе с волками, потом учил их — и учился у них сам.

[…]

Какое самое яркое воспоминание от жизни с волками у Вас осталось?

Самое яркое впечатление, с чисто эмоциональной точки зрения, — конечно, когда они меня спасли от медведя. Мы с охоты возвращались, я еле на ногах стоял, потому что одиннадцать часов беспрерывной беготни. И вот на обратном пути захотелось просто присесть. Был валун, теплый такой, нагретый в течение дня на солнышке. И когда я подошел к этому валуну, я увидел, как медведь рядом на дыбы встал. Видно, он тоже уставший был, присел отдохнуть. А расстояние между нами было — ему только лапы вытянуть. Судя по всему, я там вскрикнул или закричал — не знаю, что там было, не помню уже. И в какой-то момент увидел, что матерые — и самец, и самка — атаковали медведя и напугали его, он просто сбежал. Это, конечно, самый важный момент в моей жизни, в жизни с волками. Во-первых, надо знать, что волки во всех возможных случаях избегают медведя. И щенков своих обучают этому. А тут они атаковали. В жизни не часто можно увидеть альтруистическое поведение, но когда такое поведение вам демонстрируют животные, то это же вообще потрясающе!

Это означает, что Вы для них были небезразличны?

Да, безусловно. Альтруизм почему-то приписывают только человеку. Альтруизм — это поведение, при котором, несмотря на возможный вред индивиду, он всё равно действует. Понимаете, все виды поведения, вообще всё поведение без потребности — физиологической и психологической — не может существовать. В данном случае потребность — это спасти ближнего. Ни животное, ни человек не думают, какие последствия будут. Когда человек кидается в огонь, спасая своих детей, за своими ближними, он же не думает, что может сгореть в этом огне, он думает, каким образом ему спасти. Это ему надо, без этого он не может. Если бы это было безразлично и не было бы потребностью, человек в огонь не залез бы. Это такая психологическая потребность. Не физиологическая, а именно психологическая. […]

© Вадим Карелин, фрагмент из интервью для журнала «Человек без границ»

3

Господь Валерий, блог «Как говорит господь Валерий»

ОТРЫВОК ИЗ КНИГИ «Я И МОЯ ВСЕЛЕННАЯ. УРОКИ ЭГОИЗМА»

https://ridero.ru/books/ya_i_moya_vselennaya/

Внутренняя среда обитания – это наш внутренний мир. Фактически, мы обитаем именно в ней, так как мы имеем дело не с самой реальностью, а с имитирующим ее интерфейсом, созданным и постоянно обновляемым нашим сознанием, поэтому качество внутренней среды обитания можно считать определяющим фактором нашего состояния.

Она зависит, прежде всего, от фонового состояния организма, от способности справляться с пиковыми переживаниями, от развития ума, качества и объема знаний, от наличия или отсутствия невротических программ, а также от состояния самого сознания, которое способно работать на уровне четырех, пяти, шести, семи и восьми контуров.

 

Люда Орел, блог «Новая жизнь»

Новая жизнь. День 970.

До меня тут дошло, кто я. Ветеран. Но не официальной войны, а той войны, которую ведут многие люди (и не только).

 

Войну за себя, за свою свободу и независимость, за воплощение своих надежд и мечтаний. Войну с социальной несправедливостью, с обесчеловечиванием, с запугиванием, с реально страшными вещами. С собственными слабостями и травмами, с болезнями, нехваткой навыков, информации и других ресурсов.

 

Список можно продолжать, наверное, почти бесконечно.

 

Просто до меня вдруг дошло, что все те негативные и разрушительные вещи, с которыми мне довелось столкнуться, не сделали из меня инвалида. (И это счастье и большое везение.) Но я, пройдя через все это, стал опытным бойцом.

полный текст

Psoj_i_Sysoj, блог «Логово Псоя и Сысоя»

Система «Спаси-Себя-Сам» для Главного Злодея. Глава 85. Слово о Чжучжи [1]. Часть 1

Предыдущая глава

Чжучжи-лан с рождения знал, что не способен пробудить в окружающих ничего, кроме отвращения.

Даже в южных землях Царства демонов, где пруд пруди всяческих монстров, он был уродцем средь уродов.

Правда, тогда он ещё не был Чжучжи-ланом — у него вовсе не было никакого имени. По правде говоря, никто просто не пожелал озаботиться тем, чтобы придумать хоть какое-то имя для полузмея-получеловека, пресмыкающегося по земле. Если кто из встречающихся ему демонов и был наделён достаточной силой воображения [2], вместо этого они предпочитали наградить его пинком-другим, завязать его хвост узлом или попытаться выведать, где находится уязвимое место этого нелепого создания, и сдохнет ли оно, если по нему хорошенько вдарить [3].

читать дальшеРаспорядок его жизни был проще не придумаешь: ползти, чтобы найти воду, ползти в поисках пищи, ползти и быть вовлеченным в схватку с каким-нибудь другим монстром.

И, пусть его наружность нельзя было назвать выигрышной, она была не лишена достоинств, когда дело доходило до драки: его мягкие конечности не только отличались невероятной гибкостью, но и своим отвратительным видом нередко отвлекали противников, сбивая их с боевого настроя.

Короче говоря, этого мерзкого на вид создания, с которым ко всему прочему весьма непросто совладать, сторонились абсолютно все на южных рубежах.

Даже утончённый Тяньлан-цзюнь, впервые смерив его взглядом, со всей искренностью бросил:

— Ну и уродство!

Разумеется, его облаченные в воронёные доспехи генералы, стоявшие за его спиной, ничего не могли к этому прибавить. Словно жалуясь какому-то незримому собеседнику, Тяньлан-цзюнь повторил:

— Право, невыносимое уродство.

Это было произнесено с таким нажимом, что даже привыкшее к оскорблениям существо слегка поёжилось.

И всё же в его словах не было того открытого презрения, которого всеми ненавидимая тварь успела немало хлебнуть за свою жизнь — в них звучало что-то иное.

Грациозно опустившись на корточки, Тяньлан-цзюнь спросил, вновь воззрившись на него:

— Ты помнишь свою мать?

Существо покачало головой.

— Что ж, может, это и к лучшему, — рассудил Тяньлан-цзюнь. — Будь у меня такая мать, я тоже предпочёл бы её забыть.

Существо не знало, что и сказать на это. Разумеется, даже приди ему что-нибудь в голову, ответить оно всё равно бы не смогло — разве что прошипеть низким, хриплым голосом.

— И всё же кое-что я должен тебе поведать, — усмехнулся Тяньлан-цзюнь. — Твоя мать мертва. Я — её старший брат. Я пришёл, чтобы увидеть тебя по её последней просьбе.

Демоны всегда были весьма чёрствым народом, не склонным к сантиментам: даже если умирал кто-то из близких, они могли так вот запросто поведать об этом и тотчас забыть.

По правде, существо также ничего не почувствовало, услышав эти слова — так что просто кивнуло.

По всей видимости, утратив к нему всякий интерес, Тяньлан-цзюнь равнодушно бросил:

— Ну вот я и выполнил её последнее желание. Это — твои новые подчинённые. С этого дня все эти земли принадлежат тебе.

По всей видимости, под «подчинёнными» он имел в виду те несколько сотен облачённых в чёрную броню генералов, что пришли с ним. Не обладая личностью, они не способны были мыслить самостоятельно, зато не боялись ни боли, ни смерти — такие никогда не остановятся ни перед чем, образуя непобедимую [4] армию; и вот их господин в одночасье вручает их жуткой твари — получеловеку-полузмее.

Поднявшись на ноги, Тяньлан-цзюнь отряхнул с подола несуществующую пыль и повернулся, собираясь удалиться. К его удивлению, нелепое создание медленно поползло следом.

— Зачем ты преследуешь меня? — удивлённо обернулся к нему владыка демонов.

Существо тут же замерло на месте; при виде этого Тяньлан-цзюнь вновь сделал шаг — и тотчас услышал из-за спины тихий шорох ползущего тела.

— Ты что, не понял, что я сказал тебе? — раздражённо топнув, бросил Тяньлан-цзюнь.

После ещё пары-тройки подобных заходов он решил попросту игнорировать настырное создание и двинулся дальше, соединив руки за спиной, в то время как его непонятливый спутник знай себе пресмыкался следом.

Тяньлан-цзюнь неспроста считал себя особенным: его отличало безупречное происхождение и недосягаемо высокое положение — само собой, и во врагах недостатка не было. Вот и сейчас на его пути попалось немало возмутителей спокойствия. Разумеется, он мог бы без труда разобраться с ними сам, но его змееподобный попутчик бесшабашно бросался на каждого противника, сражаясь не на жизнь, а на смерть — и подобное рвение с лихвой возмещало недостаток сил.

После нескольких подобных инцидентов Тяньлан-цзюнь уже не мог игнорировать спутника.

Бросив взгляд на покрытое ранами и ссадинами змеиное тело, он бросил:

— И всё же ты чересчур уродлив.

Не на шутку задетое подобными словами существо сжалось.

— И упрям вдобавок, — улыбнулся Тяньлан-цзюнь. — Не очень-то приятное качество.

Неотступно следуя за ним, получеловек-полузмей безропотно преодолевал любые препятствия и невзгоды — и всё же после этих слов ему захотелось лишь развернуться и убежать — то бишь, уползти — прочь.

Мог ли он предвидеть, что в следующее мгновение Тяньлан-цзюнь со вздохом коснётся его макушки голыми руками:

— Упрям и уродлив — нет, я положительно больше не могу этого выносить.

Внезапно поток энергии, непостижимо прохладный и тёплый одновременно, устремился в тело твари, заполняя его до кончиков пальцев.

Но откуда им вообще взяться?

Внезапно бывший монстр обнаружил, что его прежде короткие деформированные конечности преобразовались в полноценные руки и ноги. На ладонях стремительно отрастали пальцы, которые он прежде считал недосягаемым для него воплощением изящества.

Он преобразился в молодого человека пятнадцати-шестнадцати лет от роду, белокожего, высокого, стройного, здорового и абсолютно нормального. Тяньлан-цзюнь наконец убрал руку, и в его угольно-чёрных зрачках отразился новый облик юноши.

— Пожалуй, так лучше, — задумчиво бросил владыка демонов, подперев рукой подбородок. — Есть возражения?

Юноша открыл рот, желая ответить — но новообретённые человеческие язык и губы отказывались подчиняться. Пару мгновений спустя изо рта вырвался первый звук, но ещё раньше из глаз потекла непривычная влага.

Хоть Чжучжи-лан всегда верил, что Цзюнь-шан во всём прав, в глубине души он всё же считал, что его господин — тот ещё насмешник.

Но даже получив разрешение Тяньлан-цзюня следовать за ним, долгое время Чжучжи-лан по-прежнему не имел имени.

Поскольку владыка демонов вообще редко отдавал приказы, он не ощущал нужды как-то называть своего попутчика. Так они и провели бок о бок несколько месяцев.

Пока в один прекрасный день Тяньлан-цзюню не понадобился сборник стихов из Царства людей. После долгих бесплодных поисков [5] он наконец смирился с тем, что придётся просить кого-то о помощи — тут-то его и осенило, что у него есть племянник [6], который скромно притулился в уголке его кабинета.

Однако, бросив ему: «Эй!» — Тяньлан-цзюнь понял, что не знает, как продолжить предложение.

— Я прежде спрашивал о твоём имени? — нахмурился он.

— Цзюнь-шан, у этого подчинённого нет имени, — честно ответил его племянник.

— Как такое возможно? — озадаченно отозвался Тяньлан-цзюнь. — Это так странно… Как же мне тебя называть?

— Цзюнь-шан может называть меня, как ему угодно. — С этими словами его подопечный двинулся к шкафу, выудил оттуда сборник стихов, который владыка демонов небрежно запихнул туда, полистав, и протянул господину на вытянутых руках.

— Да уж, не иметь имени — это никуда не годится, — удовлетворённо заметил Тяньлан-цзюнь. — Давай-ка выберем что-нибудь подходящее. — Опустив голову, он перевернул пару страниц, затем бросил: — Как насчёт Чжучжи-цзюнь?

Поскольку у его племянника был острый глаз, он с первого взгляда ухватил кусок текста:

«Меж зелёных ив река течёт,
В лодке мой возлюбленный поёт.
Солнце на востоке, на западе — тень,
Пасмурны речи, и всё же ясен день»
Побеги бамбука
[7]

Юноша покачал головой.

— Не нравится? — Вручив ему книгу, Тяньлан-цзюнь заявил: — Ну и привереда же ты. Тогда сам выбирай.

Его племянник не знал, плакать ему или смеяться.

— Цзюнь-шан, лишь благородные господа достойны носить подобное имя.

— Такой молодой, и уже такой щепетильный. Ну раз дело в этом, будешь Чжучжи-ланом.

Казалось, Тяньлан-цзюнь ни к чему в этой жизни не относится серьёзно: он походя дал ему новую жизнь и новое имя, не задумываясь ни на мгновение.

Однако, пусть для него всё это было пустой забавой, Чжучжи-лан готов был пройти сквозь огонь и воду ради своего Цзюнь-шана, рискнуть жизнью и конечностями, которые обрёл благодаря ему.

Он и не подозревал, что в тот момент, когда он над этим раздумывал, Тяньлан-цзюнь также задавался вопросом: не слишком ли долго его племянник пробыл в змеиной форме — быть может, это всё же сказалось на его умственных способностях?

Он никогда не называл его дядей [8] — только Цзюнь-шаном. Не пожелал остаться в южных землях в качестве его независимого вассала, вместо этого предпочитая состоять при его особе в роли мальчика на посылках. Отказался от хорошего имени и высокого статуса, добровольно себя принижая.

Он и в самом деле был самую малость простоват — но с этим, пожалуй, уже ничего не поделаешь. Видимо, ему предначертано до скончания жизни оставаться наивным дурачком — что ж, так тому и быть.


***

Тяньлан-цзюнь действительно всем сердцем тянулся ко всему, что связано с людьми.

Возможно, причиной тому была холодность и приземлённость демонов. И, как всегда бывает при романтизации чуждого народа, его тяга к людям граничила с ненормальностью, а представления о достоинствах людей были порядком преувеличены.

Пускаясь в очередное путешествие, он всё чаще забредал в пограничные земли. Пересекая границу, он не мог отказать себе в искушении выпить чарочку вина под занятный рассказ [9] и всласть побродить по окрестностям, наслаждаясь красотами природы — порой он проводил так целые года, что уж тут скажешь.

Само собой, при этом он не любил, чтобы за ним кто-то следовал, отсылая прочь свои сотни и тысячи генералов. Однако Чжучжи-лан никогда не докучал ему — просто молча шёл следом, будучи настолько ненавязчивым, что порой Тяньлан-цзюнь вовсе забывал о его существовании. Время от времени племянник оплачивал его счета и выполнял иные поручения — постепенно владыка демонов привык к тому, что тот всегда под рукой, предугадывая любое его желание, так что готов был признать, что Чжучжи-лан не вызывает у него неприязни.

Даже когда Тяньлан-цзюнь повстречал деву Су, они оба не возражали против того, что Чжучжи-лан находится рядом, воспринимая его как зверушку, которая не понимает слов любви, так что зачастую забывали о том, что они не одни.

Лишь однажды Тяньлан-цзюнь попытался прогнать Чжучжи-лана — даже бросил ему: «Убирайся!» — пожалуй, это был единственный случай в жизни утончённого владыки демонов, когда он употребил столь грубое слово.

Это случилось на горе Байлу.


Примечания переводчиков:

[1] Слово о Чжучжи – буквальный перевод названия главы, если разбить иероглифы следующим образом: 竹枝 词 (zhúzhī cí). Если не разбивать, то 竹枝词 (zhúzhīcí) в пер. с кит. означает «бытовая фольклорная поэзия» (старинные любовные песни или поэмы на случай в классическом стиле), так что название главы можно было бы перевести и как «Песнь о любви». Да, вот так романтичный Тяньлан назвал племянника :-)

[2] Достаточная сила воображения – в оригинале 功夫 (gōngfu) – гунфу – в пер. с кит. «навык, умение», а также распространённое написание слова кун-фу. Так что кун-фу этих демонов недостаточно силён, чтобы придумать ребёнку имя :-)

[3] Вдарить по уязвимому месту 打蛇打七寸 (dǎ shé dǎ qī cùn) – китайская идиома, в букв. пер. означающая «ударь змею – ударь на семь цуней [ниже головы – предположительно там у змеи находится сердце]».

[4] Непобедимая – в оригинале 无坚不摧 (wújiān bùcuī) – в букв. пер. с кит. «нет таких твердынь, которые нельзя было бы сокрушить», образно – «несокрушимый, неодолимый».

[5] После долгих бесплодных поисков – в оригинале 翻箱倒柜 (fān xiāng dǎo guì) – в букв. пер. с кит. «опрокинуть сундуки и перевернуть шкафы», образно в значении «перевернуть всё вверх дном; перерыть всё до основания».

[6] Племянник – 外甥 (wàisheng) – вайшэн – сын сестры.

[7] Пер. стихотворения – Псой и Сысой.
Китайский оригинал:
杨柳青青江水平,闻郎江上唱歌声。
东边日出西边雨,道是无晴却有晴。
Стихотворение принадлежит перу Лю Юйси (772-842), поэту Танской династии, основано на народной песне. Это стихотворение отражает сомнения юной девы, которая не уверена, любит ли её молодой благородный возлюбленный.
Последняя строчка — 道是无情却有情 (Dàoshì wúqíng què yǒuqíng) — в букв. пер. с кит. «Слова пасмурны, однако погода ясная» — использована Тяньлан-цзюнем для характеристики Шэнь Цинцю перед смертью Чжучжи-лана.

[8] Дядя – 舅舅 (jiùjiu) – цзюцзю – дядя со стороны матери.

[9] Рассказ – в оригинале 评书 (píngshū) – в пер. с кит. «устный рассказ, пересказ» (например романа, предания, притчи).


Следующая глава

Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)