Свежие записи из блогов Химура Кеншин

Бывают такие дни, когда с самого утра что-то идёт по-настоящему плохо, и нет никакого настроения, желания и сил двигаться, делать что-то, куда-то там идти и с кем-то там разговаривать.

Когда я пришла сегодня на работу, я думала о том, что даже не представляю себе, как пережить этот день. Впереди меня ждали занятия с активными, непоседливыми, говорливыми, постоянно задирающими друг друга детьми, предстояло закончить план на следующий месяц, хотя оба рабочих компьютера работают в режиме "жди пять минут ради 45 секунд работы как таковой", перевести для Лиз инструкции, которые она не понимает, потому что вся техника на корейском, все документы тоже на корейском, а она по-корейски только поздороваться может. Предстояло решать споры, улаживать ссоры, уговаривать, отслеживать... словом, быть очень активной и коммуникативной, а мне на самом деле хотелось только забраться под стол и просидеть там полдня, укрывшись одеялом и притворившись, что меня как бы и нет вовсе.

Я зашла в здание и прямо в пальто уселась в одно из кресел. Уйти, разумеется, я не могла - если бы на работу можно было приходить по желанию, мир, наверное, выглядел бы несколько иначе. Но и улыбку изобразить не особенно получалось. А, забыла уточнить, у меня ещё и не было голоса. Так бывает, когда ты ходишь на работу с температурой, много говоришь с больным горлом и так далее.

И вот сидела я в кресле, обозревая мрачную картину своей жизни сегодня, когда ко мне подошла Дженни. Младшая Дженни, которую обычно и не уговоришь пообщаться, потому что она предпочитает разговаривать с самой собой, а не с окружающими. Дженни подошла ко мне, вцепилась в подлокотник кресла и спросила: "Вам очень больно?" Мне показалось, что я отчётливо слышала, как что-то во мне рухнуло. С таким оглушающим грохотом. Я ответила ей, что мне больно. Тогда она взяла меня за руку и показала мне три монетки, которые до этого держала в кулаке: "У меня есть монетки. Давай играть с монетками?" Жизнь стала чуть менее мрачной. По сути, я увидела чудо - Дженни, участвующую в разговоре. Дженни, ставшую инициатором разговора. И я улыбнулась.

Потом прибежала Эмили. Она улыбалась, расспрашивала меня о мелочах, тормошила меня, и мне захотелось встать с кресла и сделать хоть что-то.

Пришёл Джей. Он ничего не сказал - только обнял меня и убежал обратно в класс.

Первым уроком у меня была "Наука" с семилетними учениками. Вопреки обыкновению занятие прошло без криков и беготни, болтовни и споров. Я не могла говорить, и все внезапно решили вести себя тихо. Мы делали браслеты из какого-то весёлого материала, который меняет цвет под воздействием солнечного света. Поминутно отовсюду раздавался шёпот: "Учитель, мне нужна помощь!" - и я провела двадцать минут, нанизывая бусины на нити. Потом я смогла поймать луч солнечного света, чтобы дети увидели, как меняется цвет браслета, и мы развлекались так, пока солнце не ушло дальше по небосклону. Хорошо, что в каждом классе стоят специальные шкафы для стерилизации металлической посуды - мы разместили все браслеты под ультрафиолетовой лампой и дальше уже обходились без солнечного света. Мой браслет достался Элли.

Потом мои самые шумные, непослушные, а заодно ещё почти постоянно всем недовольные ученики - им всем по шесть лет - тихо расселись по своим местам перед началом второго урока. В классе впервые было тихо. Вообще впервые, насколько мне известно. Я включила им мультфильм про Золушку (на этом занятии мы смотрим двадцатиминутные мультфильмы, просмотр которых я сопровождаю различными вопросами, на которые они должны ответить), и дети один за другим переместились со своих мест поближе ко мне. Минут через пять после начала занятия я была окружена со всех сторон: кто-то уселся ко мне на колени, кто-то подставил стул, чтобы стоять, обнимая меня за шею, кто-то пристроился под руку. В общем, у нас был сеанс коллективных объятий. Малышня активно отвечала на вопросы, а в остальном не раздавалось ни звука. Они вели себя тихо и на протяжении третьего урока, поэтому в качестве поощрения в конце занятия я выдала им интересные картинки для раскрашивания. Когда Стелла (их основной преподаватель) пришла в класс, чтобы позвать их на обед, они все отказались идти, потому что не закончили раскрашивать. Раскрашивали они - вопреки обыкновению - тоже в полной тишине.

После обеда мы с Лиз остались в саду, а остальные учителя собрали всех детей и отправились с ними на прогулку. В течение двух часов в помещении не было никого, кроме нас. Я успела вычистить самый медленный из компьютеров, помочь Элизабет исправить ошибки в её плане уроков, помогла ей найти новое расписание (каждый месяц расписание уроков меняется, как меняются преподаватели, которые эти занятия ведут).

По возвращении детей мы со старшими отправились смотреть анимационный фильм. Дети активно что-то хомячили, мы с Элизабет ели принесённый кем-то из родителей клубничный торт. Вскоре старшая Элли устроила себе гнездо из моих рук и улеглась там, Джей привалился к моему плечу, и даже Лиз тихонько посапывала в уголке.

В 3.30 у меня началось последнее в этом году занятие. Амос сидел хмурый, как туча, и не желал признаваться, в чём дело. Он упорно отмаличвался в ответ на все вопросы, а сам спросил лишь, может ли он прописывать слова цветными карандашами. Как ни странно, даже Дженни выполнила задание. Она, конечно, при этом ни на секунду не переставала петь, чем здорово раздражала остальных детей (остановить её, как всегда, не смогли ни просьбы, ни уговоры), но всё же для Дженни взяться за задание - уже прогресс. Каждый, кто заканчивал прописывать слова, получал рождественскую картинку для раскрашивания. Дженни радостно извлекла из закромов картинку с прошлого занятия, которую она не закончила красить, и принялась за неё. Моя коробка карандашей снова произвели фурор: каждый, кто получал разрешение взять какой-либо карандаш, хвастался остальным, и малышня даже освоила идею переговоров в рамках отдельно взятого урока: вместо ссор из-за тех самых карандашей дети вполне себе мирно договаривались о том, кто после кого будет рисовать тем иди иным цветом. Я и сама немного пораскрашивала, чем вызвала бурный восторг Дженни, которая все повторяла, какая красивая у меня получается бабочка. В конце занятия Дженни спросила, может ли она взять рождественскую картинку домой. Я, разумеется, разрешила, да ещё выдала ей ту самую бабочку для раскрашивания. Девочка была счастлива и тут же побежала рассказать об этом Мэри - их корейской учительнице.

... Так бывает: день иногда не задаётся с самого начала, и ты в какой-то момент перестаёшь понимать, как же тебе его пережить.

В такие дни я особенно люблю свою работу. Оказалось, что боль не переносит прикосновений: она тает, когда ребёнок берёт тебя за руку и ведёт куда-то, чтобы показать свои достижения. Она сгорает в огне твоей нежности, когда ты слышишь голос трёхлетнего малыша, разыскивающего тебя, чтобы вместе вымыть руки. Она захлёбывается любовью, щедро изливаемой на тебя семилетними учениками, которые пишут на доске твоё имя и украшают его массой сердечек. Она задыхается в объятиях, она ломается, будучи зажатой в пространстве соприкасающихся ладоней. Она глохнет от смеха, она слепнет от радости, что ты видишь вокруг. Её смывают волны сострадания, её растаптывают дети, что хотят показать тебе, какие очаровательные у них сегодня тапки-зайчики. Она утрачивает свою чёрно-белую остроту, когда дети разрисовывают её яркими красками.

Ей не выжить, пока рядом дети. Они исцеляют всех.

Потому что если ты сам способен постоять за себя, то за них кроме тебя стоять попросту некому. Так все твои печали уносит прочь стремление любить и защищать.