Что почитать: свежие записи из разных блогов

Кемисэ

Прижимаясь грудью к спине Ирчи, а подбородком — к плечу, я вспоминаю, как давным-давно впервые заснул рядом с ним под одной дохой, спасаясь от ледяной ночной стужи. Уже тогда помимо стыда за собственную беспомощность меня мучило невольное любопытство: каково это — соприкасаться с этим обжигающим теплом обнажённой кожей, утопая в нём, будто в потоках лавы? Разумеется, тогда я об этом и мечтать не смел — мне стоило немалого труда даже просто заговорить с Ирчи, мог ли я подумать, что когда-то смогу получить над ним полную власть, слившись воедино — пусть и совсем ненадолго? От этой мысли мне почему-то становится легко и весело, будто голову кружит какое-то необычайно хмельное, но не дурманящее вино, и, не в силах сдержаться, я тихо окликаю:

— Ирчи.

— М-м, — сонно отзывается он, слегка разворачивая ко мне голову, так что я вижу его профиль и упавшую на лоб растрёпанную прядь.

читать дальше— Ты знаешь столько историй и делишься ими, не скупясь — а будешь ли ты рассказывать обо мне?

Я чувствую, как слегка напрягаются его плечи, и куда более ясный голос отвечает:

— По правде, не знаю, можно ли — я как-то не задумывался об этом. Из Верека с Анте вон слова не вытянешь, даже когда это бы весьма пригодилось.

— А если представить, что можно?

— Так значит, всё же нельзя, — бросает он. — А если было бы можно… — Он разворачивается полностью, обхватывая меня, и его ладонь ползёт по моей спине, порождая щекотные волны тепла. — Скажу, что как-то раз нашёл в горах алебастровую статуэтку — беленькую, гладенькую, да такую прекрасную, что я сразу вознамерился отвезти её кенде — ведь где же такой ещё место, как не в королевских покоях? Но по пути не смог удержаться — то и дело гладил её, пусть и понимал, что моим мужицким рукам её касаться не подобает; а она возьми да оживи от моих прикосновений, и давай просить, чтобы не отдавал я её кенде, а вернул в горы — но назад путь был далёкий, так что я отвёз её в родимые Татры, а уж по дороге она вволю меня отблагодарила, да так, что я ни на миг не пожалел о потерянном вознаграждении.

— А потом что же? — спрашиваю я, еле сдерживая смех.

— А что потом — как водится, меня по всему свету мотает, так что и в Татры волею судьбы нет-нет да занесёт — остаётся надеяться, что моя статуэтка будет мне рада.

— Ужасно пошлая у тебя вышла сказка, — выношу я вердикт, легонько шлёпая его по плечу. — Надеюсь, что она никогда не достигнет посторонних ушей.

— Ну вот, как я и говорил, сплошные запреты, — ворчит Ирчи, нарочито надувшись, так что уже я принимаюсь тормошить его, пока, приподнявшись, не нависаю над ним.

— А что насчёт того, что статуэтка твоя вся в трещинах? — бросаю я, пытаясь сохранять насмешливый тон, но чувствую, что в голосе появляется предательская дрожь. — Да так, что чуть не разваливается?

— Уж я этого не допущу, — отзывается Ирчи так, что даже в темноте я чувствую его улыбку. — Буду холить её и лелеять, пылинки с неё сдувать. А если никому, кроме меня, она не будет нужна — так заберу себе. — С силой притянув меня к себе, так, что жар захлёстывает с головой, он тут же отпускает меня:

— Давай спать. А если тебе так уж не понравилась та сказка, расскажу тебе другую.

Чувствуя, как в теле постепенно стихают обжигающие волны, я слушаю в темноте этот подобный лучам солнца голос, и мне кажется, что так и начинался мир: в холодной пустоте и тьме зазвучали слова, которых ещё никто не слышал и не понимал, однако он пробудил к жизни то, что может слышать.

— Давным-давно повстречалась на дороге соха с мечом… Соха в прежнем доме дала слабину, а потому, хоть хозяин её и не выбрасывал, ушла сама, чтобы найти такой дом, где сможет послужить на славу; ну а там, где был выкован меч, он никому не пришёлся по руке, так что решил он отправиться туда, где живут славные воины — там-то ему наверняка встретится достойный владелец. Долго ли, коротко ли, сошлись они на одной дороге, и, раз уж им было по пути, решили дальше идти вместе.

Да вот только, в то время как меч был молчалив и вынослив, соха нет-нет да попрекнёт его: мол, и толку от тебя никакого, и нос ты уж очень задираешь, и людям не служишь — лишь кровь льёшь. Терпел меч, ни слова не говоря сохе в ответ, ведь она порой землю вспашет, и хворост сгребёт да огонь высечет, а он знай себе полёживал в ножнах.

Но однажды повстречались наши путники на дороге с лихими людьми, которые решили соху украсть да сломать, а то и в костре сжечь; что ей было делать — проста она была да груба, только и оставалось ей, что примириться со своей долей. Но меч как выскочит из ножен — и давай негодяев охаживать, да так, что ни один живым не ушёл.

Тут бы впору сохе похвалить его, но она, неблагодарная, знай только бранится: «Такой ты сякой, говорила я, что ты злое создание — вон сколько крови пролил почём зря! Ведь как знать, может, и не причинили бы они мне вреда — ведь я добрая соха, присмотрелись бы ко мне как следует и решили бы, что лучше землю пахать, чем по дорогам разбойничать — а ты их всех погубил! Да и не позарились бы они на меня, старую да неказистую — по всему видать, ты их приманил, за тебя-то вон сколько денег выручить можно!

И вновь смолчал меч, бредёт себе позади, будто и впрямь вину чувствует, а сохе и это не по душе: «Что ты там едва плетёшься — тащи тебя за собой! Пошто мне такой спутник, уж лучше повстречала бы кого-то более резвого да работящего себе под стать!»

Долго ли, коротко ли странствовали они, уж зима настала, и вот как-то зашли они в дремучий лес, где не ко времени потревожили медведя. Рассвирепел босоногий, как встанет на задние лапы да заревёт! У сохи от страха душа ухнула в пятки, но меч и тут не растерялся: оттолкнул соху и прогнал медведя.

Что бы вы думали — соха и тут недовольна! Принялась сетовать, что не дал ей меч расправиться с медведем, а то было бы и мясо, и шкура, да ещё толкнул так, что она чуть не развалилась — мол, только мешается, сразу видать, что грубиян!

Снова смолчал меч, пошли они дальше, и тут на пути у них разлилась горная река. Что делать, как перебраться? Решила соха, что сможет по верёвочному мосту перейти, да вот незадача — старый был мост, лопнули верёвки, рухнула она в реку с высоты, так и унесло бы её водой, разбило бы о камни, если бы не меч: храбро прыгнул он в воду и поймал её, воткнувшись в дно, так что смогла соха кое-как выбраться наружу — вот только меч-то от этого совсем покорёжился.

Как увидела это соха, мигом подхватила его и бегом к кузнецу, а сама так и плачет-заливается: возьми, мол, кузнец, моё железо, но только верни ему прежний вид. Кузнец без лишних слов взялся за работу, долго трудился не покладая рук — не один день и не два, но стал меч таким же ровным, блестящим и звонким, как прежде, а уж остёр — солнечный луч надвое разрежет! Что до сохи, и над ней постарался кузнец: стала она как новая.

Поблагодарили друзья кузнеца и решили впредь не расставаться — вместе странствовать, покуда не найдут такого человека, которому по руке равно и меч, и орало придутся, да так, сказывают, по свету до сих пор и бродят…

Закончилась сказка — повисла тонкая, как паутинка, тишина.

— Спишь, Кесе? — тихо окликает меня Ирчи, и мне кажется, что его голос шуршит, будто крылья ночного мотылька.

Я не отзываюсь, делая вид, что в самом деле сплю; правда в том, что от этой истории повеяло такой бескрайней добротой, что мне не хотелось возвышать голос, чтобы сказать, что в ней всё не так.

Впрочем, Ирчи, как мне кажется, вполне доволен и тем, что ему удалось наконец убаюкать меня своими побасенками — он осторожно укладывается рядом, накрывая меня поплотнее, и, по привычке обхватив рукой поверх одеяла, замирает.

Когда его дыхание превращается в ровное сопение, я наконец открываю глаза. Мне всегда нравилось вглядываться в темноту: лишённый света мир становится будто хрустальным, обретает глубину и тонкость очертаний, коей никогда не достигнуть при дневном свете. Я тянусь к руке Ирчи, но останавливаюсь, не решаясь коснуться его пальцев, и осторожно шепчу начало собственной сказки:

— …Когда-то жила под горой серая ящерица, никогда не ведавшая, что творится снаружи, довольствуясь теснотой, холодом и скудной пищей. Стены пещеры, где она жила, то и дело осыпались, так что несколько раз ей едва удалось избежать смерти, однако она как ни в чём не бывало продолжала ползать по тем же проходам, не зная, что бывает на свете другая жизнь. Но вот как-то однажды гора содрогнулась, и стены пещеры в одночасье обвалились, так что пришлось ящерице спасаться бегством, а когда она наконец осмелилась остановиться и оглянуться, то поняла, что путь назад отрезан: её пещера наглухо завалена, а сама она очутилась под открытым небом, но, поскольку стояла глухая ночь, поначалу она не заметила разницы.

Ящерице ничего не оставалось, кроме как карабкаться на гору в поисках другой пещеры. Постепенно рассвело, мир озарился яркими красками и сиянием росы, и ящерица поневоле замедлила бег, принявшись оглядываться по сторонам. Начало припекать солнце, и она впервые поняла, насколько озябшим с самого рождения было её тело.

Внезапно перед ней открылась бескрайняя даль — она достигла вершины горы. Растерянно оглядываясь, она по-прежнему не видела вокруг ничего, похожего на пещеру, хоть сама уже неясно помнила, зачем ей туда нужно. Наконец её взгляд упал на растущий на вершине цветок — совершенно несвойственный этим местам, он неведомо как вырос на самой каменистой вершине, угнездившись в скальной расщелине, и доверчиво тянул свои лепестки к солнцу, словно вопрошая, как это его занесло так далеко от собратьев.

Поднявшись на задние лапки, ящерица вдохнула его сладкий аромат и долго не могла оторваться от нежных лепестков. Несмотря на притягательный запах и мясистый стебель, у неё ни на миг не возникло мысли полакомиться цветком — напротив, она, мигом позабыв и укромную пещеру, и всю свою прошлую жизнь, решила остаться на вершине, чтобы греться на солнышке, любоваться красотой цветка и защищать его от любых опасностей — будь то букашки, мыши, птицы или даже кто пострашнее.

Ясное дело, силы ящерицы ничтожны, а срок жизни цветка мимолётен, так что одному небу известно, был ли толк от этой клятвы — но тем вечером, когда садилось солнце, маленькой ящерице казалось, будто открывшийся перед ней мир наделил её великой силой, а цветок — бессмертием…

Я умолкаю, на сей раз честно собираясь уснуть, но тут над ухом раздаётся сонный голос Ирчи:

— Эта история мне нравится куда больше, чем та, что ты рассказывал в прошлый раз.

— Ничего ты не понимаешь, — с усмешкой отвечаю я. — То было родовое предание, а это — просто глупые выдумки под стать твоим.

— Я всегда считал, что добрая выдумка куда лучше худой правды, — столь же сонно отвечает он. — Я могу рассказать тебе что-нибудь ещё…

— Нет уж, хватит, — обрываю его я, ведь понимаю, что его-то, в отличие от меня, немилосердно клонит в сон. — Дай мне отдохнуть в тишине и покое.

— Как скажете, господин Нерацу, — с зевком бросает он, и вскоре его дыхание вновь становится размеренным и мягким. И я дорожу этими мгновениями как никакими другими.

#Ad_Dracones

тыква водопада, блог «говорливые пирожки»

про клубочек

29 июня 2020 (01:26:35) 15BEST

скрытый текстНебо, ещё минуту назад ясное, затянуло белёсой дымкой. Похолодать от этого никак не могло, но Иоганну стало зябко, и он поежился. Лес потускнел, погрустнел и стал окончательно неприятен: тощие осинки выросли прямо на пепелище, а кроме них почему-то ничего особенно и не росло - такое и при ярком свете выглядело не очень. С другой стороны, понятно хотя бы стало, куда идти – раньше они пробирались через адовые какие-то заросли на болоте, и там идти приходилось след в след за проводниками. Система в болоте вязла, теряла след и жалобно подвывала, отправляя бесконечные отчеты об ошибках.
- Нет, - сказал тот из проводников, который вроде как был помоложе. – Нахер. Хотите, лезьте, я туда ни ногой.
Звали его вроде бы Паулус, и вместо лица у него была какая-то жуткая мешанина, как он сам сказал – после ожога, так что по лицу о возрасте ничего сказать не получалось, но голос казался совсем мальчишеским: наглый, звонкий. Иоганну отвлеченно было интересно, как он ухитрился обгореть так, чтобы не повредить голосовые связки.
Второй проводник, представившийся Эриком, вроде как был постарше, и уж точно – поумнее, потому что смолчал и не стал скандалить, но по глазам его, по тому, как неторопливо он закуривал, Иоганн понял: и этот туда же.
- Навигационная система, - сказал Иоганн, стараясь не сорваться, - сами видите, куда показывает. Согласно условиям договора, вы обязаны провести меня, куда...
Система, словно разозлившись на заминку, загудела и завертелась на месте, разбрасывая прошлогодние листья и мелькая волокнцами сенсоров. Эрик добродушно хмыкнул и сказал:
- Ишь, крутится.
У Иоганна дернулся глаз, и он прижал веко пальцами.
- Ты не гони, - сказал Эрик. – Нечего гнать, стемнеет скоро. Ты эту херню приглуши пока, чтоб не жужжала. Ночь тут побудем, а утром поглядим, ага?
- Объект, - сказал Иоганн, не отнимая руки от лица, - уходит вперед, и если мы сейчас его упустим, то… - он запнулся, не понимая, как объяснять. Проводники были, конечно, местные, Иоганн сильно сомневался, что хоть один из них сумеет расписаться; как объяснять им про важность исследования оставалось непонятно.
- Ты если Мэб боишься, - сказал старший проводник и повёл рукой с сигаретой в воздухе, обрисовывая похожую на восьмёрку фигуру, - так ты не бойся, я ей сам объясню. Не надо гнать, говорю.
- При чём тут, - начал Иоганн и снова осекся, потому что, конечно, если он провалится, придется докладывать директору, и конечно, она не обрадуется, и конечно, фонды будут растрачены зря, но при чём тут вообще бояться, и что за идиотская у местных привычка называть Софью Владимировну только по фамилии, и откуда они вообще эту фамилию узнали, и это в конце концов грубо – объяснять всё это было долго и бессмысленно. Иоганн ограничился тем, что выразительно посмотрел на солнце, которое светило тускло, но стояло в зените и заходить прямо сейчас явно не собиралось.
- Вот и порешили, - сказал Эрик, - молодцом.
Больше не глядя на Иоганна, он в две тяги добил сигарету, спрятал окурок в пепельницу, а пепельницу в карман, повёл носом и скомандовал:
- Пабло, ставь нормальный периметр, дальше не пойдём.
Солнце погасло едва через час; обожженный Пабло – не Паулус - еле закончил втыкать в землю палки, натягивать между ними бечевку и развешивать бубенцы. Почему это считалось нормальным периметром, Иоганн не стал и спрашивать, просто активизировал защиту. Ему было немного стыдно за своё упрямство: если он ошибся насчёт заката, может и насчёт направления был не прав, может и вправду стоило сразу послушать и не терять время. С другой стороны, целью вылазки было не только найти объект, но и проверить систему, а если её сразу не слушать – какая уже тут проверка. С третьей стороны, некоторые совсем обнаглели: их, вообще-то, нанимали не советы давать, а вести, куда сказано, и следить, чтобы научный сотрудник не потерялся и не продолбал сроки; в возможность сколько-нибудь худшего исхода, чем потерянное время, Иоганн не верил. У него на вооружении была вся мощь НИИ, а это вам не палки с бубенцами.
Эрик к палкам и веревкам и пальцем не притронулся: по-турецки уселся на землю, выбрав участок посуше, разложил перед собой карту и что-то в ней начал черкать, не обращая внимания на отсутствие света. Помогать он явно не собирался. Иоганн уже знал, что дело не в лени и даже не в своеобразной иерархии: просто «периметр» был собственностью Пабло, а трогать чужие вещи без крайней необходимости здесь было не принято, особенно когда речь шла про походное снаряжение. Вроде как оно мистическим образом могло испортиться. Многие коллеги Иоганна считали это дикарским магическим мышлением; Иоганн, однако, много ходил в поле и знал, что даже если местные не могут объяснить, как что-то работает, это не всегда значит, что оно не работает вовсе.
Иоганн снова вспомнил свой срыв и устыдился.
- Ладно, - сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно, и ужаснулся, как жалко прозвучало то, что задумывалось примиряющим тоном, - я понял уже, что идти нельзя было. Так а почему нельзя? Там что, перегибы?
Иоганн считал местное словечко очень удачным, гораздо лучше официального термина, и гордился тем, что уместно его использовал.
- Нет, - удивленно сказал Эрик из темноты, - почему перегибы. Просто нельзя.
- Видно же, - сказал Пабло.

Утром солнце не встало.
Хмурый Эрик растолкал Иоганна, кивнул на жужжащую систему и велел поторапливаться. Причину его недовольства Иоганн не понял, но после вчерашнего позора – он долго, срывающимся голосом, пытался выяснить, что ещё за видно такое, и даже снова попытался использовать местные термины, и закончилось всё тем, что оба проводника смотрели на него с молчаливой брезгливостью, пока он окончательно не смолк – после вчерашнего позора он решил и не спрашивать.
Через час пути Эрик обозначил проблему сам.
- Приглушить эту хуйню никак нельзя? – спросил он, неприязненно кивая на систему. – Хули она орёт так?
Как по Иоганну, система не орала, и вообще, почти не шумела, тихонькое её, хоть и неумолчное гудение, совершенно терялось в других звуках: хлюпаньи их сапог по грязи, шуршании ив и осин под ветром, жужжании насекомых. Если не знать и специально не прислушиваться, так и не различишь. Однако спорить он снова не стал: эта вылазка оказалась какой-то совершенно неудачной с самого начала, и Иоганн не хотел ещё сильнее ухудшать отношения с проводниками, так что присел на колени, поймал вертящуюся систему и попытался отладить. Пабло, морщась, словно и действительно слышал громкий неприятный звук, подсветил фонариком.

Вылазка и не могла быть удачной, и Иоганн это понимал. Каждый раз, как кто-то из сотрудников НИИ слишком, как они это называли, погружался, никогда это ничем хорошим не заканчивалось. На этот раз погрузилась Василина из четвертого отдела, и самое лучшее, что её ждало по возвращению – месяц карантина. Ещё неприятнее было, что у Иоганна с Василиной складывалось что-то вроде…ну не романа, про роман говорить было ещё рановато, но, ну допустим, взаимопонимания. Иоганн очень надеялся, что это взаимопонимание разовьётся во что-то более серьёзное, и, с одной стороны, был благодарен Софье Владимировне, отправившей на поиски погрузившейся Василины и объекта именно его, что-то в этом было такое, будоражащее, а с другой, какой рыцарь спасает девицу, чтобы на месяц запереть её в башне?
Был ещё совсем скверный вариант, что никакого погружения не случилось, и что съехавший с катушек объект умыкнул Василину самым зловещим образом, но это настолько не вписывалось в его характеристику, что Иоганн про такое и думать не хотел.
Характеристику объекта он изучил добросовестно, но со скукой: вот эти вот эксперименты Лукасовской команды всегда казались ему дичью, и дичью недоказуемой. То есть ладно, допустим: передатчик, конечно, передаёт и объединяет, и все видели, что случилось с географией и языками, но создание новых объектов? Ладно, допустим, Лукас был прав, и при нужном настрое всех участников – бред, но допустим – если они уж очень сильно поверят в существование некоей никогда не существовавшей личности, и при нужных условиях – эта самая личность пуф! И окажется существующей. В общем, и условия были, что надо: база, на которой ставили эксперимент, стояла у самого передатчика. И по факту вот он результат: двенадцать капсул, тринадцать человек, и тринадцатый этот человек уверен, что всегда тут был, и остальные уверены в том же, но где, собственно, доказательства, что он из ничего появился? Может, это было как с полюсами – Иоганн до сих пор с содроганием вспоминал единственную свою вылазку к полюсам. От зрелища вывернутой планеты его чуть не стошнило. Может он где-то не там был, а потом сопряжения сдвинулись, и он оказался на базе. Может это вообще был какой-нибудь местный, который забрёл на базу, пока все были в криосне, а потом приспособился? Иоганн, например, тоже был на той базе, и что? Ни объекта, ни остальных своих коллег он в лицо толком не знал, про начало эксперимента им, ясное дело, никто не сказал, всё что он смог ответить на вопросы пятого отдела: да, этот мужик носит нашу форму, да, он вроде ориентируется в своей сфере, да, он скорее всего сотрудник базы.
Какие уж тут характеристики, скажите на милость?
Тем не менее, в личном деле объект описан был, как личность меланхоличная, склонная к рефлексии и не склонная к похищению людей и членовредительству, так что Иоганн гнал мысли про плохое.

Система затихла на мгновение и разразилась хриплым бренчанием. Иоганн помянул недобрым словом техников и развел руками:
- Или так, или как было.
- Ладно, - сказал Пабло, - оставь, лучше уж так, - лицо его разгладилось, насколько это можно было угадать за кошмарными складками и рытвинами, да и Эрик перестал выглядеть так, словно его мучает зубная боль. Иоганн вспомнил, как Юдифь – тоже бывшая с ним на базе, но оправившаяся быстрее – как-то докладывала, мол, местные, которые пережили сопряжение без укрытий, и особенно их дети, если и не изменились внешне, то всё равно сильно отличаются от персонала баз. Вроде бы она говорила что-то о пока не изученных органах чувств, о почти сверхспособностях, но всё это оставалось на этапе предположений, потому что ни наблюдение, ни аутопсия никаких результатов не дали. Иоганн пожалел, что не взял Юдифь с собой – они не очень ладили, но хоть поговорить было бы с кем, опять же, ей было бы интересно понаблюдать за этими двумя в естественной, так сказать, среде.
Система погрузилась в полужидкую грязь, бряцанье превратилось в бульканье. Иоганн понадеялся, что техники ничего не напортачили с изоляцией.
- Так а девка эта, - спросил внезапно Пабло, - она что, невеста твоя?
- Нет, - сказал Иоганн. - Эта девушка, - он сделал ударение на слове девушка, подавая, как он надеялся, пример, - моя коллега.
- Ну хорошо, - сказал Пабло, - коллега, так и что, если твоя эта бирулька захлебнётся, ты её искать не будешь? Типа отколлегились?
- Отстань от человека, Пабло, - сказал Эрик раньше, чем Иоганн успел возмутиться, - он на работе. Это ты, бестолочь, вечно со своей хуйней носишься, а тут деловой человек, сразу видно. Верно я говорю?
- Реально бросит? – изумился Пабло.
- Будет выслан другой поисковый отряд, - сухо сказал Иоганн, - более приспособленный. Но эксперимент, разумеется, будет считаться загубленным, и моя коллега, поверьте, первая будет не в восторге.
- Слышал, Пабло? – спросил Эрик, - Ясно тебе?
- Куда уж яснее, - сказал Пабло и сплюнул в грязь.
Дальше пошли молча.

Рассвело через несколько часов – Иоганн сверялся по хронометру. К этому времени они вышли к горам, которых никак не могло оказаться сразу за болотом – а вот поди же ты. Под ногами были камни, черные в темноте и серые в тусклом свете, неровные и небезопасные. Приходилось идти медленно, приноравливаясь, чтобы не оступиться и не сломать ногу. Система карабкалась по камням уверенно, цепляясь усиками и отплёвываясь остатками болотной грязи. Иоганн подумал, что если они трое похожи на неприкаянные души – измождённые, ковыляющие – то система кажется неприятно живой и разумной.
День был серый и невнятный, солнца не было вовсе: просто небо посветлело и стало цвета сухого асфальта. Иногда с него начинало капать, и камни становились скользкими. Кроме хруста под ногами, тяжелого дыхания и жужжания системы звуков не было никаких. Мир словно вымер.
- Привал, может?- спросил обожженный, имя которого Иоганн снова забыл. Павло? Петер? – Транаускас, глянь карту, куда нас вообще занесло.
- Нормально нас занесло, - сказал Эрик, и растерявшийся было Иоганн понял, что Транаускас – это он. – Тут сейчас свернуть, и выйдем к реке, или, если ему не повезет, к озеру.
- Почему? – спросил Иоганн. – В смысле, почему не повезет? – он тут же и сам понял, почему, но рад был поводу передохнуть. Дышать пыльным и влажным одновременно воздухом было тяжело.
- Дура твоя дороги не разбирает, - сказал Эрик, помолчав. – Под воду полезет – хреново выйдет.
Иоганн кивнул, как будто нуждался в ответе, и в уме сделал пометку включить это в отчёт. Надо какие-то датчики воды, подумал он, и болота, опять же, и ивы.
- Ещё пару поворотов пройдём, - сказал Эрик, - а уж потом можно передохнуть, чтоб точно не заплутать.
Никаких поворотов Иоганн не видел, каменистая дорога шла вперёд, ровная, как стрела. Он хотел было спросить, что имеется в виду, но оба проводника уже припустили за системой, и говорить стало некогда. Приходилось беречь дыхание.
Скалы по сторонам от дороги становились всё выше. Иоганну они казались смутно похожими на старые здания, если присмотреться, можно было угадать очертания просевших крыш и перегородок, а то и перекошенные окна.
- Под ноги смотри, - велел Эрик, словно читая мысли, а может и читал, кто их разберет, мутантов, и добавил про нечего пялиться. Иоганн вяло порадовался, что место это пугало не только его. Очень скоро дорога оказалась в подобии каньона, и Иоганн снова поразился тому, какие такие повороты рассчитывал на ней найти Эрик. Стены – и теперь без сомнения стены – по обе руки стояли глухие, только где-то далеко, едва не на высоте в два человеческих роста, виднелись окошки-бойницы. Из некоторых всё ещё торчали стволы орудий, поникшие и безжизненные. Иоганн уже сталкивался с подобными местами, поэтому на всякий случай активировал броню: бывало, что какая-нибудь старая аппаратура нет-нет да и срабатывала на движение.
- Это с войны осталось? – спросил обожженный.
- С какой-то точно, - сказал Эрик безразлично.
- Ааа, - сказал обожженный.
Иоганн восхитился их бесчувственностью. Это насколько же одноклеточным надо быть, насколько не иметь фантазии, насколько не интересоваться ничем, кроме каждодневного выживания, чтобы сталкиваясь ежечасно с подобными вещами ни разу не заинтересоваться их природой. Иоганн представил, как его проводники шныряют по разрозненному, перекореженному миру сопряжений, глухие и немые к его чудесам, как глубоководные рыбы среди разбитых кораблей, полных сокровищ.
Окон стало больше, потом стены сменились стеклянными витринами. Стекло помутнело от старости, пошло радужными пятнами, покрылось пылью. Иоганну казалось, что за витринами что-то движется, но стоило присмотреться – движение замирало, оставались неясные расплывчатые формы. Между домами появились проходы, иногда забранные решётками, иногда свободные. Возле каждого прохода система замирала и выкидывала в воздух длинный поисковый щуп, снимая пробу.
- Пришли, - сказал Эрик. – А ведь ясно было сказано – не пялиться.
- И что, - спросил обожженный, - всё? Совсем?
Эрик пожал плечами, поднял с земли кусок асфальта, покрутил его в пальцах и поднёс к лицу, вроде как обнюхивая.
- Без понятия, - признался он. – Сесть бы обмозговать, да не место рассиживаться.
- Вы не знаете, где мы? – спросил Иоганн. – Это плохо?
- Да чего ж хорошего, - сказал обожженный. – Соображать надо.
- А ну тихо, - велел Эрик. – Давайте-ка шустрее, и помалкивайте, - не дожидаясь ответа он зашагал вперед, не глядя по сторонами и больше ничего не касаясь. Обожженный вздохнул с непонятным Иоганну восторгом и поторопился следом; Иоганн хотел было возмутиться, но система катилась с ту же сторону, так что он решил просто добавить ещё одну строчку в свой и без того нелестный отчёт. Больше, подумал он, никаких. Только личный подбор персонала, никаких местных, никаких лишних людей. Безобразие какое-то – он сознавал, что, вероятно, случилось что-то непредвиденное, но дикари эти никак не хотели понимать – катастрофа в их затхлом рыбьем мирке была совершенно не страшна представителю НИИ. Не страшна, но, возможно, интересна, и уж во всяком случае – её нужно было описать и классифицировать. И как теперь спросить, что стряслось? Да и зачем? Чтобы ему снова велели помалкивать?
Со скуки Иоганн начал было оглядываться, но вспомнил предупреждение и уставился под ноги. Интересно, подумал он, а вот если это, допустим, не суеверие, то что? Почему нельзя смотреть? Моделируемая реальность, идея светлой памяти Лукаса? Или какие-то следящие системы, которые сканируют взгляд? И ведь не спросишь, так и останется загадкой. А ведь если бы как-то разговорить местных, заставить поделиться…пробовали, впрочем, и заставлять, и разговаривать – результата, увы, не было ни так ни эдак. Слишком много времени прошло во внешнем мире, пока они валялись в заморозке, слишком этот мир стал привычен для его обитателей, чтобы они задумывались над тем, как он устроен. На безопасном маршруте всегда холодно и сыро. На перегибах из всех – по тонкому выражению одного опрашиваемых – говно лезет. Почему? Ну так это все знают. Представляете, рассказывала Софья Владимировна на каком-то собрании – и ах, как горели её глаза – они называют передатчик башней. И ладно называют, действительно, главное здание похоже, но у них и пословица уже есть: мол, теперь, как башня стоит, всё идёт как должно быть, или вроде того. Как должно быть, представляете? Вот это, по их мнению – как должно быть. Вы, сказал тогда Артём Витальевич, вскоре после этого разговора ушедший в поля и не вернувшийся, не очень понятно чему удивляетесь. Вы видите, что сейчас происходит, а что было до этого, никто из нас не знает. Может оно сейчас и вполне себе. Нету нонеча того, что давеча, сказала Софья Владимировна и захохотала, показывая белые зубы, и…и вот что было дальше Иоганн не помнил. Вообще, воспоминания про ранние дни были отрывочные, мутные, может из-за того что синапсы не отошли от криосна. Так, например, он никак не мог понять, что делал на этом собрании. Может, его там и не было? Может, ему кто рассказывал? Но откуда тогда…
- Всё, - сказал Эрик, как плюнул. – Стояночка.
Иоганн вскинул взгляд и понял, что да, действительно всё.
Ущелье из стеклянных стен оборвалось на берегу моря. Тусклый свет ярче не стал, и море казалось густым и тёмным, как битум, вместо обкатанной гальки оно шуршало по бетонному скату, и по-прежнему ничего живого не было кругом, кроме них троих. Иоганн прислушался, надеясь услышать хотя бы чайку – но нет, ничего, только мертвенный шорох серой воды по серому бетону.
- От-лично, - сказал Эрик. – Пабло, пойди принеси эту дуру.
Иоганн хотел было возразить: по условиям эксперимента системе надо было самой искать дорогу, но раздумал. Если она уйдёт под воду, технический отдел его заживо сожрёт. И всё же интересно, неужели объект здесь прошёл?
- Может вдоль берега? – спросил Иоганн, позабыв, что не озвучил первую часть вопроса.
- Может, - сказал Эрик, который, кажется, понял. – А может на лодку сел. А может улетел. А может эта твоя дура заплутала. Всё может, только всё равно сейчас не пойдём.
- Почему? – спросил Иоганн. Вдоль линии прибора носился Пабло – Пабло, Пабло, подумал Иоганн, да что ж такое, почему никак не получается запомнить – и пытался поймать систему. Система надсадно выла и уворачивалась.
- Стемнеет скоро, - ответил Эрик неожиданно понятно и дружелюбно. – Я по темноте здесь не пойду. Слышь! – крикнул он. – Хорош дурить, давай лови. Не надо у воды быть, - сказал он уже тише и обращаясь к Иоганну.
Запыхавшийся Пабло подбежал, держа систему обеими руками.
- Вырубай, – сказал он. – Отдыхать будем.
- Сейчас в спящий режим поставлю, - ответил Иоганн растеряно. Он чувствовал себя неуверенно из-за изменившегося поведения проводников. Те словно дождались чего-то, и теперь позволили себе расслабиться. Они что же, считают, что раз оказались у моря, то дальше можно и не идти? А выделывались-то как, ядовито подумал Иоганн, как будто им действительно было дело…со скуки выделывались, заключил он. Искали повод. Такое вот отношение.
Он нащупал в переплетении щупов и сонсоров переключатель и ввёл комбинацию. Система пискнула как будто даже обиженно и утихла.

Спалось неспокойно.
По настоянию Эрика они отошли от воды как можно дальше – не вернувшись, однако, обратно в брошенный город – но шум волн всё равно донимал: навязчивый и раздражающий. Воздух был влажным и тяжелым, ни ветерка, ни шевеления. Будь это нормальное место, Иоганн готов был бы поклясться, что собирается гроза, но, конечно, никакой грозой и не пахло. Он понимал, что завтра снова придётся идти непонятно где и терпеть насмешки и безразличие, и что дорога снова будет непростой, но заснуть толком не мог. Стемнеть тоже толком не стемнело: небо поменяло цвет на более насыщенный серый, да и всё. Огонь разводить не стали – во-первых, Эрик запретил, во-вторых, и без того парило. Иоганн то и дело вскидывался от неспокойного, душного полусна, и заставал обрывки чужого разговора: проводники, похоже, и не собирались ложиться.
- Так а что, - спрашивал обожженный. – Тебе его совсем не жалко? – и Иоганн, во-первых, с неудовольствием понимал, что снова забыл его имя, а во-вторых, недоумевал, почему его должно быть жалко.
- Кого? – отвечал Эрик. – Его же на самом деле и нету, не понял? – Иоганн сообразил, что речь идёт про объект, но дослушать не успел, потому что снова провалился в дрему.
В следующий раз он услышал:
- Не по-людски всё-таки, - и это, конечно, снова был обожженный. – А вот девка эта, её, скажешь, тоже не жалко? Ты бы как на её месте?
- Хуёво, - согласился Эрик. – Вот поэтому я на своём.
- Ну, хорошо, - сказал обожженный, - допустим и нету, так и что теперь, он-то не знает, что его нету,- Иоганн сообразил, что это продолжение прежнего разговора, и навострил уши.
- Ну, допустим, - сказал Эрик, - ну не знает. Ты вот мне скажи, вот допустим, это с тобой бы такая хуйня приключилась, и допустим, ты бы про неё узнал, и что? Вот ты бы что делал?
- Ничего, - сказал обожженный и хохотнул. – А и ничего. Жил бы себе.
- Вот именно, - сказал Эрик, - нормально делай, нормально… - остаток фразы заглушили волны и Иоганн снова уснул, а когда проснулся, небо стало яркого синего цвета и над горизонтом висело блеклое, но вполне настоящее солнце. Эрик сидел по-турецки на сложенной куртке и прихлебывал кофе из крышки от термоса.
- Будешь? – спросил он. Иоганн огляделся, и нигде не увидел обожженного.
- А где, - спросил он, сипло со сна.
- А, - сказал Эрик и повёл свободной рукой, - всё, отработал, ждать не захотел. Тонкая натура, интеллигент. Так тебе оставлять?
- Чего ждать? – спросил Иоганн. – При чём тут вообще… - спохватившись, он ощупал шею, и действительно, генератор поля исчез. Иоганн уставился на Эрика. Пугало даже не то, что местный дикарь решил умыкнуть броню, а то, что он сумел её снять незаметно.
- Как знаешь, - сказал Эрик, допил кофе, вытряхнул гущу в сторону прибоя и закрутил крышку. – Ты побудь спокойно, - посоветовал он. – Не надо никуда рваться.
Со стороны заброшенного города зарычали моторы. Иоганн вздрогнул от неожиданности и вскочил на ноги, вглядываясь. Эрик остался сидеть, не отрывая от него неприятного взгляда.
- Это что, - спросил Иоганн ошарашено. – Пятый отдел? Откуда? Зачем?
- Так по вызову, - сказал Эрик и поднялся. Колени его неприятно хрустнули. Он взял сложенную куртку, встряхнул и накинул на плечи, словно хватившись охлопал себя по бокам, достал неизвестно откуда мятую пачку и выбил из неё сигарету. – Я ж говорил, если до воды дойдём, то всё, конец. И что вас всех к воде тянет, а?
- Кого, всех? – спросил Иоганн.
Эрик не стал отвечать. Из подъехавшего вездехода на ходу выскочил человек в чёрной форме с нашивками на рукаве.
- По вашему… - начал он.
- Вольно, - сказал Эрик. – Огня нет? Проебал куда-то.
Человек в чёрном снял с пояса шокер и щелкнул им в воздухе.
- Серьёзно? – спросил Эрик. Человек в черном засмеялся, как над старой, но ещё не приевшейся шуткой, вытащил из кармана зажигалку, зажёг огонь и поднёс. Эрик затянулся и вежливо выдохнул дым в сторону.
- А вот раньше, - сказал человек в черном, - могли бы и…
- Да заебал, - сказал Эрик лениво, и оба они засмеялись.
Дверь остановившегося вездехода лязгнула, из неё посыпались пятые, все как на подбор плечистые, рослые и безликие. Иоганн мог поклясться, что не отличил бы одного от другого иначе, как по личному номеру.
- Грузите, - сказал Эрик и махнул сигаретой.
- Кого? – тупо спросил Иоганн.
- Сам пойдёшь? – спросил в ответ один из пятых. Иоганн с ужасов осознал, что лица у них действительно одинаковые, и при своей одинаковости совершенно незапоминающиеся.
- Подождите, - сказал он, - я не очень понимаю. Я, вообще-то, на задании, и если есть причина вернуться в институт, то вы её хоть назовите.
- Назовём, - сказал безжалостно один из пятых, вроде бы не тот, что говорил раньше, а потом сделал страшное: ухватил Иоганна за предплечье и вывернул ему руку за спину, заставляя согнуться, а потом так же грубо вцепился в шею и толкнул к вездеходу.
- Это будет в отчёте! – сипло и жалко крикнул Иоганн, ошалевший и от неожиданности, и от боли, и от дикости происходящего.
- Кстати, - сказал тот, что с нашивками. – Что по отчёту.
- Сам занесу, - сказал Эрик. – Если коротко: объект как обычно вышел к воде, эмоциональная привязка…ну, пусть будет шесть баллов, этот поудачнее вышел. А так – всё как и было. А! Модуль бы его глянуть, выл он как-то неправильно, может там что интересное.
В голове у Иоганна оглушительно молотил пульс, он немо раскрывал рот и пытался упереться ногами, пока его тащили и пихали. Он отчаянно рванулся в сторону, форменная куртка треснула и порвалась у ворота, и кто-то тут же сильно ударил его по уху. Иоганн повис, почти оглохший, обессилевший, и сквозь шум - прибоя ли, крови ли – расслышал, как человек в нашивках говорит:
- А всё-таки, не по-людски это, он ведь сам и… - Иоганн в последний раз рванулся, его снова ударили, и свет для него окончательно погас.

Shandian, блог «Liu Yao: The Revitalization of Fuyao Sect (Возрождение клана Фуяо)»

Глава 53. Так ты, оказывается, и есть Хань Тань.

26 июня 2020 (21:26:43) 3

Пока Чэн Цянь, как обезглавленная муха, искал гору Фуяо, Лужа следовала за ним по пятам. В полном замешательстве она оглядывала зелёные горы и равнины внизу, размышляя, с чего начать поиски. Но вдруг она почувствовала, как что-то шевельнулось у нее в рукаве, пощекотав запястье.

Когда Лужа опустила взгляд, то увидела за манжетой лист, неизвестно как попавший туда. Под её пристальным взглядом лист превратился в желто-зеленую гусеницу.

Девичья сторона Лужи ощутила, как по коже поползли мурашки, но птичья сторона хотела съесть эту гусеницу. Она никак не могла решить, что же ей делать, но тут насекомое бодро подняло верхнюю часть тела и заговорило голосом Ли Юня:

— Куда ты убежала?

... Второй старший брат все больше и больше терял человеческий облик.

скрытый текстВсю дорогу Лужа неслась вперед, обливаясь слезами, так что теперь в её голове все смешалось. Недолго думая, она выпалила:

— Я рядом с горой Фуяо.

Но стоило ей это произнести, как девушка чуть не прикусила язык. Она только что сказала правду. Как теперь она это объяснит?

Что и следовало ожидать, стоило волосатой гусенице услышать эти слова, как её настроение тут же переменилось. Ее слабое тельце неожиданно вытянулось во весь рост. Несмотря на её размеры, выглядела гусеница довольно внушительно и сердито.

Вдруг она заговорила голосом первого старшего брата. Янь Чжэнмин в ярости спросил:

— Зачем ты вернулась к горе Фуяо? Она всё ещё запечатана.

Это была очень долгая история. За последние сто лет они несколько раз тайно возвращались сюда. Но, кроме каких-то неизвестных подозрительных людей из соседних деревень и городов, они больше ничего здесь не видели. Они также не могли найти гору Фуяо, но та наверняка была где-то здесь. Иначе и быть не могло.

Только после того, как Янь Чжэнмин развил свой изначальный дух, он узнал, что только дух мог войти в печать главы клана, на самом деле являвшуюся ключом.

Оказалось, что пещеры горы Фуяо не случайно были связаны с Долиной демонов. Вся эта местность являлась запретной территорией. Уходя, глава клана забирал печать с собой. Если её потерять, никто больше не сможет ни подняться на гору, ни уйти с неё. Неудивительно, что их приходящий в упадок клан смог сохранить мир в самый разгар бури (1), даже несмотря на отсутствие охраны.

(1) 风雨飘摇 (fēng yǔ piāo yáo) переживать бури (штормы).

Услышав эти слова, Лужа на мгновение замолчала, будто обдумывая что-то, и тут же, заикаясь, продолжила:

— Я... Я... Я просто вдруг затосковала по дому, поэтому вернулась, чтобы осмотреться.

Жаль, что главу их клана и по совместительству старшего брата было не так-то легко обмануть. Янь Чжэнмин гневно воскликнул:

— Тоска по дому? Не говори мне об этом. Когда мы покинули гору Фуяо, ты ещё жевала пеленки в моем паланкине. Подумай еще раз и скажи правду.

Лужа вновь замолчала, лихорадочно придумывая оправдание.

Она никогда не умела лгать, потому что в этом не было никакой необходимости. Её братья были намного старше ее и обычно баловали девочку. Не считая обязательных домашних заданий, они всегда делали всё возможное, чтобы исполнить её желания. Даже если порой она совершала ошибки, ее никогда особо не наказывали.

Но сейчас она проделала весь этот путь, упрямо цепляясь за надежду. Если бы она сказала правду, она бы заставила своего старшего брата, всё ещё отказывающегося принять реальность, снова испытать разочарование. Что в этом хорошего?

Лужа стиснула зубы и решила во что бы то ни стало что-нибудь придумать. Она так напряглась, что по её спине заструился холодный пот. Наконец, девушка, заикаясь, выдавила из себя:

— Я... Пока мы ждали тебя, я взлетела в небо и увидела вдалеке кровавую ауру, окутавшую всю деревню. Я подумала, что это мог бы быть демон, которого мы искали, и погналась за ним. Э-э-э… Второй брат был рядом со мной, но я так спешила, что мне не удалось ничего ему объяснить. Э-э, а затем я прилетела к горе Фуяо. Старший брат, ты не думаешь, что на этот раз это действительно может быть... четвёртый брат?

Пока она сочиняла эту ложь, её сердце колотилось не переставая, у неё даже перехватило дыхание.

Гусеница долго молчала, как вдруг Янь Чжэнмин неторопливо заговорил:

— Твой второй старший брат сказал, что вы были слишком далеко. Он не почувствовал никакой кровавой ауры.

Одно то, что она не могла в совершенстве лгатьвсю, уже было довольно трагично, так кое-кто еще и подложил ей свинью!

Наконец, Лужа решила пустить всё на самотек и устало ответила:

— Ты такой надоедливый! Хорошо, я скажу тебе правду. Сквозь взгляд золотой цикады второго старшего брата я увидела очень красивого юношу и просто последовала за ним.

— А?

Внезапно Луже пришла в голову идея, и она поспешно добавила:

— Он был гораздо красивее тебя!

Эти слова ударили главу её клана по самому больному месту. Как и ожидалось, Янь Чжэнмин отказался продолжать этот разговор. Гусеница вновь растянулась на рукаве девушки. Наконец, перехватив инициативу, Ли Юнь поспешно сказал:

— Перестань валять дурака, поторопись и возвращайся.

Затем гусеница, казалось, исчерпала всю свою энергию. Превратившись обратно в лист, она тут же свернулась в трубочку и упала на землю.

Лужа почувствовало, что ей, наконец-то, удалось худо-бедно уклониться от расспросов старших братьев, и вздохнула с огромным облегчением. Она развернулась на месте и превратилась в маленькую, размером с ладонь, птичку. Птичка тут же взлетела на дерево и сосредоточилась на поиске человека.

В то же самое время в Шу Янь Чжэнмин говорил Ли Юню:

— Когда мы пришли сюда, я действительно видел вокруг этого места кровавую ауру, но теперь она исчезла. Вероятно, об этом позаботился кто-то из долины Минмин. Лужа — бесстыдная девчонка, я отказываюсь верить, что она станет более деликатной только потому, что ей понравился какой-то мальчишка. Она так сильно заикалась, должно быть что-то случилось. Нам лучше пойти за ней и проследить, чтобы она не угодила в беду.

Ли Юню его слова показались более, чем, убедительными, но затем он услышал, как Янь Чжэнмин ворчит.

— Гораздо красивее, чем я? Как возмутительно. Правду говорят: «Собака не знает цену нефриту в золотой оправе». Хм, хотел бы я сам в этом убедиться.

Ли Юнь тяжело вздохнул. Похоже, что маленькая уловка их сестры принесла ей куда больше вреда, чем пользы (2). Ее слова успешно спровоцировали старшего брата.

(2) 偷鸡不成蚀把米 (tōu jī bù chéng shí bǎ mǐ) попытаться украсть курицу в итоге лишь просыпав горсть риса (обр. в знач. получить прямо противоположные результаты).

Что до Чэн Цяня, то, поскольку он так и не смог найти гору Фуяо, у него не оставалось выбора, кроме как спрятать свой меч, обуздать свою ледяную ауру и, притворившись обычным человеком, проскользнуть в соседний город.

Похоже, что в последние годы дела здесь действительно пошли из рук вон плохо. Чэн Цянь до сих пор помнил, что, когда они с учителем впервые спустились с горы, намереваясь отправиться к Восточному морю, деревни и города, встречавшиеся у них на пути, были гораздо более оживлёнными, чем сейчас.

Он наугад выбрал таверну и заказал чай. Когда подошёл официант, юноша оставил дымящийся чайник в стороне и сказал:

— Младший брат, я хочу спросить у тебя об одном месте.

Официант видел, что Чэн Цянь имел вид человека с блестящими перспективами. К тому же, юноша был довольно хорошо одет, поэтому, конечно же, он был готов подлизаться к нему. Официант вышел вперед и подобострастно заговорил:

— Молодой господин, не стесняйтесь спрашивать.

— Я слышал, что менее чем в тридцати ли к востоку отсюда есть волшебная гора. Говорят, это место особенное, поэтому я желал посмотреть на её своими собственными глазами, но не смог найти. Я хотел бы спросить, может, кто-то из местных знает дорогу?

Когда официант услышал вопрос, выражение его лица стало более серьёзным. Он оглядел Чэн Цяня и осторожно спросил:

— Что, вы тоже один из этих бессмертных заклинателей?

— Бессмертный — это слишком громко сказано, — улыбнулся Чэн Цянь. — Я действительно практиковал некоторые методы самосовершенствования, но меня так и не приняли ни в один клан. Я бы не осмелился назвать себя заклинателем. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Много ли людей спрашивали об этой горе?

Официант закинул полотенце себе на плечо и рассмеялся.

— Два дня назад другие гости тоже приглашали меня поговорить. По правде сказать, этот скромный человек и есть самый настоящий местный житель, который родился и вырос здесь. Я слышал легенду о Небесной горе от моего деда, но никто никогда её не видел. Разве могут глаза обычных людей увидеть жилище бессмертных?

— Так ты говоришь, что посмотреть на неё приходили многие бессмертные, но они тоже не смогли ничего найти?

Официант ответил с улыбкой:

— Это просто легенда. Но виды там действительно красивые. Если молодой господин желает, он может сходить туда и как следует отдохнуть.

Официант уже собирался уходить, но Чэн Цянь вновь окликнул его:

— Подожди, ты сказал, что два дня назад кто-то еще искал эту гору. Куда они пошли? Если я поспешу и догоню их, то, возможно, смогу составить им компанию.

— Я видел, что они направились к главной дороге, но молодой господин, эти люди не выглядели дружелюбными. Они были больше похожи на тех, с кем не следует шутить. Было бы лучше, если бы молодой господин не провоцировал их.

Сердце Чэн Цяня дрогнуло, когда он услышал эти слова. Большая группа людей, стремящаяся к горе Фуяо… Чего они хотели?

Не дожидаясь, пока чай остынет, Чэн Цянь поднялся на ноги и вышел из таверны. Он ходил по этой дороге всего однажды, и это было ещё тогда, когда они спустились с горы.

Поскольку кортеж его старшего брата, целиком состоявший из больших экипажей, выглядел как свадебная процессия и никак не мог проехать по узкой тропинке, им пришлось устроить большое представление, путешествуя по главной дороге. В то время он даже на лошади толком не умел ездить, не говоря уже о полете на мече. Он постоянно отвлекался, пытаясь делать два дела одновременно, и учитель вынужден был присматривать за ним всё путешествие…

Фигура Чэн Цяня превратилась в морозную дымку, бесшумно следующую по указанному пути. В этом месте каждая травинка, каждое дерево хранили частицы его воспоминаний.

Он прошел около двадцати ли, но внезапно остановился. Почти сделав шаг, он едва успел убрать ногу. На ближайшей узкой тропинке напротив друг друга лежали два камня. Все это выглядело очень продуманно, будто кто-то намеренно сложил их там. На камнях были вырезаны едва заметные заклинания.

Заклинания образовывали сеть, перерезавшую главную дорогу пополам. Стоило кому-то пройти мимо, и он наверняка бы потревожил людей, установивших эту ловушку.

Чэн Цянь нахмурился. Он сосредоточил всю свою энергию в глазах, посмотрел вперед и увидел, что сеть раскинулась повсюду. Заклинания были наложены очень аккуратно, слой за слоем. Камни на обочине, земля под ногами, даже неровные деревянные таблички, укрывшиеся в тени зеленых деревьев, все это были части ловушки.

Когда он окинул взглядом это место, в его сердце внезапно вспыхнул неописуемый огонь. Кто этот человек, крадущийся у подножия горы Фуяо?

Но, несмотря на бешено колотящееся сердце, Чэн Цянь не спешил давать волю своему сознанию. Через каждые два шага он отступал на один назад, старательно избегая ловушек. По мере того, как он продвигался вперед, его тревога росла. Даже не высвобождая своё сознание, он смутно чувствовал, что заклинатель, вырезавший все эти амулеты, определённо не был слабаком. Там, где их линии встречались, просачивалась та же кровавая аура. Не трудно было догадаться, что этот человек не практиковал надлежащий метод совершенствования.

Честно говоря, обычным заклинателям не запрещалось отнимать жизни. Но зачастую они делали это не ради убийства и не вынашивали никаких дурных намерений. Так что, сколько бы человеческих жизней они ни забрали, на них не оставалось ни следа кровавой ауры. Но заклинатели, следующие по Тёмному пути, были другими. Когда Чэн Цянь впервые вступил в клан, он по невежеству отправился исследовать три тысячи способов развития демонов и считал, что между «тёмным» и «правильным» нет большой разницы. Он даже спросил об этом у учителя. Но теперь он понял, что, может на первый взгляд они и казались похожими, их суть была абсолютно разной.

Самосовершенствование достигалось путем общения с окружающим миром, а также стремлением заклинателя получить чистую Ци небес и земли, чтобы сформировать ядро. Но суть Тёмного пути была всепоглощающей, она только принимала, ничего не отдавая взамен. Таким образом, для тёмных совершенствующихся не было никакой разницы между чистым и испорченным. Хотя их продвижение было быстрым, эта зловещая энергия со временем накапливалась. Даже если они не были запятнаны кровью, амулеты, которые они вырезали всё равно несли в себе кровавую ауру.

Но стоило следующему по Тёмному пути нарушить правило и запачкать руки, всё выходило из-под контроля. Никто больше не мог вернуть их обратно. Из-за этого с самых древних времен тёмные заклинатели крайне редко достигали Дао.

Те, кто вступал на этот путь, должны были быть готовы рискнуть всем и больше никогда не оглядываться назад.

Даже для Чэн Цяня прохождение через эту сеть заклинаний требовало больших усилий, но он так и не увидел никакой «группы людей», о которых упоминал официант. Когда Чэн Цянь с осторожностью обошёл ловушки, и вышел на открытую местность, он увидел перед собой поляну. На поляне, спиной к юноше, стоял высокий мужчина.

Этот человек самонадеянно распространил своё сознание по округе. Во всём его облике сквозила какая-то странная наглость, словно он безмолвно объявлял себя единственным властелином равнин, и даже воздух вокруг него был пропитан кровью. Чэн Цянь не мог сразу определить его уровень самосовершенствования, поэтому он спрятался за деревом и обуздал свою живую ауру, сделавшись похожим на мертвеца.

Тем временем, стоявший к нему спиной незнакомец, уже почти завершил создание заклинания. Но на полпути он вдруг начал вести себя странно.

Чэн Цянь увидел, как тот напрягся, словно перед лицом врага и что-то быстро прошептал себе под нос. Потом он вдруг разозлиться на пустое место. Он ударил ногой по земле и закричал, словно сумасшедший:

— Как ты смеешь!

Сказав это, мужчина вновь задеревенел, сделавшись похожим на марионетку, которую дергали за ниточки. Вскоре после этого он резко прекратил борьбу. Мрачно и зловеще рассмеявшись, он ответил сам себе:

— Почему это я не смею, никчёмный ты человек?

Чэн Цянь нахмурился. Нянь Дада, порой, тоже разговаривал сам с собой, но это было скорее смешно. Когда же это делал тёмный заклинатель, у любого человека по спине побежали бы мурашки.

В следующий момент заклинатель взревел от ярости и начал бить себя в грудь. Он бил так сильно, что по всей округе разносился оглушительный рёв ветра, смешавшийся с раскатами грома. Он совсем не сдерживался. От удара, из его ладони вырвался сгусток тёмной энергии. Не ясно было, ранил ли он себя сам, или это тёмная энергия ранила его руку. В любом случае, он проиграл дважды.

Пошатываясь, мужчина сделал два шага назад и сплюнул полный рот крови.

Чэн Цянь подумал про себя: «Что же это за безумие?»

И тут откуда-то издалека донесся удивлённый возглас. Амулеты, установленные по всему периметру, немедленно среагировали, и в воздухе расцвел ослепительный фейерверк. В мгновение ока из-под земли вырвались бесчисленные окровавленные когти, тут же превратившиеся в прочные цепи, и грубо схватили нарушителя. Попавшегося в ловушку швырнуло вниз и протащило по траве.

Этим несчастным оказалась Лужа.

Она не ожидала, что Чэн Цянь смешается с простым народом, и уже бог знает сколько времени осматривала лес в своем птичьем обличье. Чем дольше она искала, тем больше разочаровывалась. Она была истощена физически и морально, потому потеряла бдительность и легко угодила в ловушку тёмного заклинателя.

Когда её поймали, она немедленно превратилась обратно в человека, пытаясь сопротивляться, но быстро поняла, что её Ци оказалась полностью подавлена демонической энергией.

Упав, Лужа едва не выругалась вслух, но в конце концов сдержалась, чтобы не рассердить незнакомца. Она знала, что брат, должно быть, оставил что-то на её теле, чтобы защитить ее. Стараясь не издавать ни звука, девушка свернулась калачиком на земле, изображая мертвую, и сосредоточилась на борьбе с тёмной Ци, вошедшей в ее тело.

Лужа была права. В тот момент, когда эти цепи схватили ее, лента в её волосах порвалась. На ленте был амулет, оставленный Янь Чжэнмином. Именно из-за действия «Нитей марионетки» эти цепи не пронзили ее насквозь.

«Нити марионетки» созданные заклинателем, взращивающим изначальный дух, были совсем не похожи на то, что Чэн Цянь когда-то дал Сюэцину. Янь Чжэнмин и Ли Юнь были неподалёку, и как только амулет сломался, Янь Чжэнмин зафиксировал местоположение Лужи, и братья немедленно поспешили туда.

Но Чэн Цянь, все это время прятавшийся за деревом, совершенно не узнавал Лужу. Взрослея, девочки сильно преображались. Порой, когда малышка превращалась во взрослую барышню, она становилась почти неузнаваемой по сравнению со своим первоначальным обликом. Более того, в этот момент Лужа спрятала свои крылья.

Чэн Цянь понятия не имел, кто она такая, поэтому не показывался и продолжал наблюдать со стороны.

И тут Лужа вдруг почувствовала, что цепи вокруг неё ослабли. Она услышала, как сильный демон в панике воскликнул:

— Барышня, скорее бегите!

Лужа была ошеломлена. Но, прежде чем она почувствовала облегчение, цепи снова натянулись. Тон демона изменился, он мрачно произнёс:

— Чёрт возьми, это просто маленький столетний монстр!

Левая рука тёмного заклинателя резко вытянулась вперед, пальцы сжались в подобие когтей, собираясь сомкнуться на цепях. Но его правая рука крепко сжала левое запястье, как бы останавливая его. Первый голос снова взревел:

— Хватит прикидываться мёртвой! Скорее беги, я долго не продержусь!

Это был первый раз, когда Лужа встретила такого странного тёмного заклинателя. В конце концов, её любопытство взяло верх. Рискуя собственной жизнью, она просто не могла не взглянуть на него.

В тот момент, когда она подняла голову, девушка забыла, что должна была сбежать.

Она ошеломлённо воскликнула:

— Четвёртый старший брат?!

Глаза этого демона горели ярко-красным, а лицо было перекошено злобой. Его черты исказились почти до неузнаваемости, но она с первого взгляда поняла, что это был не кто иной, как Хань Юань. Хань Юань, которого они никак не могли найти, как бы ни старались!

Когда она окликнула его, Хань Юань тоже, казалось, удивился. Выражение его лица смягчилось, и его взгляд упал на Лужу. Но будто в недоверии или недоумении, он избегал долго смотреть на неё. Через некоторое время его губы наконец зашевелились, и он тихо произнёс:

— Ты, ты… Младшая се... Ах!

Прежде чем он успел договорить, демоническая аура снова вырвалась наружу. Вся его фигура, казалось, превратилась в чёрный туман.

Холодный голос вновь произнёс:

— Так ты, оказывается, и есть Хань Тань. Так даже удобнее!

Как только он сказал: «Хань Тань», зрачки Чэн Цяня сузились, и он больше не мог думать о чем-либо другом. Еще до того, как он появился в поле зрения, тень ледяного меча уже ринулась вперед, намереваясь разрубить цепи, связывающие девушку. В то же время откуда-то сверху раздался протяжный свист, и земля содрогнулась. Заклинания, установленные Хань Юанем, были разрушены мощной аурой меча.

А потом, прямо перед ними, как ветер, пронеслась человеческая фигура. Аура меча устремилась к Хань Юаню, напирая на него, как гора.

Лужа закричала:

— Нет! Четвёртый старший брат...

В урагане летящих искр и камней Чэн Цянь больше не мог думать о правилах клана Фуяо. В воцарившейся суматохе он инстинктивно защитил Хань Юаня и протянул руку, чтобы призвать свой клинок обратно.

«Падение из процветания» столкнулось с «Головокружительным полетом птицы Рух».

На лезвии меча вновь прибывшего образовалась трещина. Два клинка, имевшие одно и то же происхождение, наконец, встретились.

В этот момент все присутствующие оказались ошеломлены.

Shandian, блог «Liu Yao: The Revitalization of Fuyao Sect (Возрождение клана Фуяо)»

Глава 52. Гора Фуяо...исчезла

18 июня 2020 (21:49:47) 2

Ли Юнь некоторое время слушал, затем улыбка на его лице потускнела, и он спросил:

— Ты помнишь своего третьего старшего брата?

— Конечно, — недовольно сказала Лужа. — Я не только помню, как он выглядел, когда вырос, я также помню, что в детстве третий брат любил меня больше всех. Кроме того, даже если бы я забыла, старший брат все равно рисовал его почти сто лет. Как я могла не узнать его?

В клане Фуяо из поколения в поколение передавалась традиция оставлять свои портреты в девятиэтажной библиотеке. Даже если они не могли сейчас вернуться туда, Янь Чжэнмин всегда хотел нарисовать один для Чэн Цяня. К сожалению, он так ничего и не закончил. Каждый следующий портрет он снова и снова рвал в клочья. Ни один из них так и не был написан.

скрытый текстЛи Юнь улыбнулся.

— Бесстыдница, разве мы тебя не обожаем?

Сказав это, он тоже посмотрел на застывшую перед ними картину. Но профиль этого человека, как испуганный лебедь (1), появлялся лишь на миг. Они так ничего и не разобрали.

(1) 惊鸿 (jīnghōng) встревоженный лебедь (обр. о грации красавицы).

— Лицо твоего третьего брата всегда отличалось правильными чертами. Симпатичные люди, вероятно, все очень похожи друг на друга, не нужно суетиться. — Помолчав, Ли Юнь добавил. — Ну, ладно, только не говори об этом старшему брату. Он может рассердиться на тебя.

Лужа небрежно согласилась, но мысли ее были далеко. Она бесстыдно решила: «Этот парень кажется довольно симпатичным, я определенно должна узнать его получше».

Подумав об этом, она вдруг почему-то почувствовала нетерпение. Девушка расправила свои крылья и взмыла в воздух, тут же пожаловавшись:

— Почему старший брат еще не вернулся? Неужели он хочет стать зятем в этой долине Минмин?

Даже без своей чудовищной Ци, Лужа родилась со зрением, отличным от человеческого, и, естественно, могла видеть на тысячи ли вперед. Бросив лишь один случайный взгляд, она могла рассмотреть животных, бегущих далеко внизу. Бесцельно оглядевшись по сторонам, она вдруг заметила вдалеке сверкающий, как лед, меч, устремившийся прямо в небо. Следуя за блеском меча, Лужа, наконец, разглядела и кровавую ауру, окутавшую все это место.

Блеск клинка (2) принес с собой ледяной покров. Он накатывал волнами, сметая кровавую ауру. Вскоре густой черный туман рассеялся, будто спасаясь бегством. В мгновение ока он расползся во все стороны и исчез.

(2) 剑气 (jiànqì) блеск меча (обр. в знач.: воинственный дух).

Лужа была ошеломлена.

В ее памяти вспыхнуло воспоминание. Отрезанное от нее беспощадным потоком времени, оно казалось слишком свежим. Тогда, поздней осенью в маленьком дворике на морском острове появился молодой человек. Он был очень спокоен. Он улыбнулся ей и сказал:

— Младшая сестра, позволь мне показать тебе, что такое фехтование прилива.

Перед глазами возник неясный образ.

Сердце барышни забилось быстрее.

Она резко взмахнула крыльями и, не обращая внимания на крики Ли Юня, полетела в сторону ауры меча.

Что же касалось происхождения этой ауры, то это был Чэн Цянь, преследовавший призрачную тень, вышедшую из тела одной из жертв. Он своими глазами видел великого темного совершенствующегося Цзян Пэна и провел много лет с Тан Чжэнем, избежавшим плена Поглощающей души лампы. Ему была хорошо знакома зловещая атмосфера, характерная лишь для этой вещи, поэтому, когда тень только появилась, он сразу же почувствовал ее.

В то же время он был сильно озадачен. Призрачные тени из Поглощающей души лампы обычно были полностью сформированными душами или изначальными духами. Какой дух захочет выглядеть как кусок тряпки?

Пролетев более десяти миль, «тряпичная» тень нырнула в пещеру.

Чэн Цянь опустился рядом со входом и сразу же учуял запах крови, доносившийся изнутри. Он не стал торопиться, только расширил часть своего сознания. Если заклинатель совершенствовал изначальный дух, то, стоило ему сделать это, и в пределах ста ли больше ничто не могло ускользнуть от его взгляда.

Но эта пещера, казалось, была окутана каким-то густым туманом. Чэн Цянь мог лишь отчасти различить, что в глубине нее что-то есть. Как раз в тот момент, когда он осторожно обходил вход, он вдруг отчетливо услышал позади себя чьи-то голоса. Это Нянь Дада орал во всю глотку.

— Младший брат, ты говоришь, что раньше трупы были здесь?

— Да, мы все видели здесь белую тень, — ответил ему другой голос, помоложе.

Чэн Цяня нахмурился. Он тут же спрятался, наблюдая, как эти двое подошли к пещере. Он уже видел Люлана раньше, и у него сложилось впечатление, что юноша не слишком-то умел скрывать свои чувства. Но в данный момент, пока он вел Нянь Дада, лицо Люлана оставалось бесстрастным. Приглядевшись повнимательнее, Чэн Цянь почувствовал, что взгляд юноши поблек, а зрачки словно заволокло туманом. Когда они приблизились ко входу в пещеру, темнота внутри стала еще гуще.

Увидев, что этот дурень Нянь Дада ничего не заметил и беспечно последовал за Люланом внутрь, Чэн Цянь остановился в нерешительности. Он немедленно скрыл свое присутствие и поспешил за ними. Его тело было сформировано из камня сосредоточения души, поэтому он был очень искусен в сокрытии своей ауры. Теперь сделать это было намного проще, чем с обычным телом из плоти и крови. Он даже мог притвориться мертвым.

Пока они шли, Нянь Дада произнес:

— Не нужно ничего говорить. Эта пещера действительно выглядит так, будто раньше в ней умирали люди, здесь какой-то отвратительный запах.

Услышав это, Чэн Цянь вдруг почувствовал себя бессильным.

Люлан не ответил, продолжая смотреть прямо перед собой. Ритм, отбиваемый шагами юноши, не изменился ни на йоту.

— Младший брат?

Не дождавшись ответа, Нянь Дада, наконец, почувствовал, что что-то не так. Вскинув голову, он храбро крикнул:

— Дядя! Дядя Чэн! Дядя Чэн, ты здесь?

Но вдруг, голос юноши резко оборвался, будто у него вырвали язык. Он застыл в оцепенении. Узкая тропинка перед ними закончилась, и Люлан, шедший впереди, безмолвно рухнул на землю. Взгляду Нянь Дада открылась странная картина.

Впереди находился какой-то предмет. Он был размером с человека, похожий на масляную лампу с открытым длинным горлышком. Под горлышком виднелись изящные, плотно начертанные заклинания, тянувшиеся до самой земли. Кроваво-красные символы заполнили все пространство в нескольких чжанах от лампы.

На первый взгляд, в этих заклинаниях не было ничего ужасного. Но, даже если бы это было не так, глупые глаза Нянь Дада не смогли бы понять, в чем дело. Его испугало то, что жидкость в лампе оказалась не маслом, а кровью, что бурлила сама по себе. Внутри плавали бесчисленные останки. Вся пещера была окутана темной аурой.

Тихо следовавший за ним Чэн Цянь, нахмурился. Он с первого взгляда понял, что это была Поглощающая души лампа.

Более того, она казалась той же самой, что уничтожил тогда Господин Бэймин.

Как раз в тот момент, когда он внимательно изучал начертанные на земле заклинания, из лампы внезапно вырвалась белая тень и без предупреждения погрузилась в тело Люлана.

Юноша скорчился в странной неестественной позе и резко вскочил. Его ногти в одно мгновение выросли на три цуня, и он безжалостно сжал шею Нянь Дада. Нянь Дада был заклинателем с мечом в руках, он должен был блокировать эту атаку, но, когда он увидел молодое лицо Люлана, в нем взыграла жалость. Он подумал: «Этот парень всего лишь человек, если я ударю его мечом, он может и не выжить».

С минуту поколебавшись, Нянь Дада упустил последний шанс, и злой дух окончательно укоренился в теле Люлана. Светлая чистая кожа на лице юноши начала трескаться, а кости его рук извивались, как змеи. Из-за огромного давления, оказываемого аурой злого духа, одна сторона его тела удлинилась, а другая наоборот стала короче. Его пальцы деформировались, и суставы выступили наружу, указывая прямо на точку меж бровей Нянь Дада. Хриплый голос промурлыкал: «Собери тени преисподней, смешай в своем теле кровь тысяч людей, преврати десять тысяч духов в одного, путь призраков — единственный путь...»

Голова Нянь Дада разболелась так сильно, что, казалось, вот-вот расколется. Его душа испытала огромное потрясение. Он чувствовал, что его физическое тело не могло больше сдерживать ее, и она уже готова была вот-вот прорваться сквозь точку между его бровей.

Злобная улыбка появилась на лице «Люлана»:

— Поглощающая души лампа снова... кто?

Белоснежная аура меча вырвалась наружу, безжалостно ударив «Люлана» по голове. Действие «души художника» было прервано, и юноша едва не стал жертвой лампы. У него не осталось выбора. Отбросив Нянь Дада в сторону, он тут же испустил душераздирающий рев.

Чэн Цянь вышел вперед. Его голова была опущена, он все еще изучал странные письмена. Не поднимая взгляда на несчастного, он произнес:

— Старший Цзян, в прошлом, Господин Бэймин уничтожил Поглощающую души лампу при помощи своей собственной души, но разве ваше тело и дух не пострадали? Похоже, призрачный путь действительно уникален. Вы... Хм, может быть, вы пытаетесь восстановить Поглощающую души лампу?

Когда Чэн Цянь увидел ее, он сразу подумал о Цзян Пэне. Потом он услышал этот голос, и тут же почувствовал, что это было еще больше похоже на него, но он все еще не был до конца уверен.

Заклинания, начертанные на земле, были такими сложными, что даже Чэн Цянь не мог полностью понять их. Поэтому он намеренно тянул время, притворяясь глупцом, и нес полную бессмыслицу. Он хотел задержаться еще на пару мгновений, чтобы запомнить символы наизусть.

Но именно в тот момент, когда он произнес эти слова, лицо «Люлана» внезапно изменилось. Юноша с ревом бросился на Чэн Цяня. Казалось, он только что открыл какую-то тайну и теперь непременно должен был умереть.

Чэн Цянь развернулся и уклонился от нескольких атак темной Ци. Он был потрясен. Действительно ли этот человек — Цзян Пэн? Он что, правда, создавал еще одну Поглощающую души лампу?

Несмотря на то, что в прошлом Цзян Пэн был великим демоном, сейчас он обладал телом обычного человека, и у него больше не было ни лампы, ни призрачных теней. С нынешним уровнем развития, Чэн Цяню было наплевать на него. Цзян Пэн давно сошел с ума, словно взбесившийся пес.

Вспоминая великого повелителя демонов, появившегося на Восточном море много лет назад, чтобы полностью превратить достоинство и престиж кланов в пыль, разница с его нынешним состоянием была подобна расстоянию между небом и землей. И эта идея: притвориться злым духом, причиняющим неприятности, чтобы одурачить местных заклинателей... неужели он действительно придумал это сам?

Чэн Цянь вдруг почувствовал, что волосы у него на затылке встали дыбом. Что же на самом деле такое этот Призрачный путь?

Были ли это люди, использующие Поглощающую души лампу в качестве инструмента, или это была лампа, превращающая людей в призраков?

Тогда, кто именно сделал это с Цзян Пэном?

Чэн Цянь немедленно прекратил подавлять свою ауру и сосредоточился. Мороз распространился по всей пещере, но он не мог проникнуть в лампу.

Холод застал Цзян Пэна врасплох, и к нему вернулся рассудок. Он отступил назад и настороженно посмотрел на Чэн Цяня.

— Кто ты?

Чэн Цянь холодно ответил:

— Кто-то, кто изгонит скверну.

Сказав это, он поднял свое оружие, и блеск его клинка упал на Цзян Пэна, как свет звезды в холодную ночь. Это была техника владения деревянным мечом Фуяо. На лице Цзян Пэна промелькнуло удивление. Вскинув руку, он резко впился пальцами в тело Люлана и вырвал у юноши ребро. Окровавленная кость превратилась в длинный меч, окутанный темной энергией. Поднявшись в воздух, он немедленно призвал к себе десяток незавершенных духов. Даже несмотря на отсутствие у них реальной силы, духи тут же окружили Чэн Цяня.

Нянь Дада едва успел отдышаться и чуть не упал в обморок, увидев это. Напрягая сдавленное горло, он крикнул:

— Берегись!

Чэн Цянь не думал, что после ста лет совершенствования первым человеком, обменявшимся с ним ударами, будет его дядя из клана Фуяо.

Что все это значило?

Обычный, ничем не примечательный клинок в руке Чэн Цяня внезапно удлинился на три чи. Не став блокировать удар острого лезвия, он без труда разрубил призрачные тени, и с огромной силой двинулся на Цзян Пэна.

Давление, что испытал Цзян Пэн от меча своего собственного клана, было неописуемым. На краткий миг боевой дух этого великого демона окончательно пошатнулся. Как только это произошло, в безупречном кольце заклинаний вокруг Поглощающей души лампы тут же появилась брешь. Ледяная волна врезалась в кроваво-красные символы. Выпад, что совершил Чэн Цянь, на самом деле был обманным маневром, его истинной целью была Пожирающая души лампа.

Он услышал шепот: «Сломай…»

Своды пещеры содрогнулись, будто намереваясь рухнуть. Наполовину законченная Поглощающая души лампа была расколота надвое одним ударом Чэн Цяня. Тысячи призрачных теней вырвались из заточения, превращаясь в клубы черного тумана. Чэн Цянь вновь взмахнул мечом, и густая кровавая аура забурлила и с грохотом взорвалась.

Оглушительный взрыв вырубил Нянь Дада и тот упал в обморок. Придя в себя через некоторое время, он увидел, что одна стена пещеры рухнула, и снаружи лился свет. К счастью, гора еще могла противостоять такой силе и не похоронила их заживо. И вновь Поглощающая души лампа оказалась уничтожена. Старейшина озера вернул меч в ножны и теперь лишь спокойно стоял в стороне, глядя на окровавленное тело «Люлана».

Нянь Дада вцепился Чэн Цяню в бок.

— Дядя… Это…

— Настоящий заклинатель сбежал. — наконец, заговорил Чэн Цянь и протянул к юноше руку. — У тебя есть какое-нибудь лекарство?

— Да, да! — Нянь Дада в спешке похлопал себя по бокам и неуклюже выудил из складок одежды маленькую бутылочку. Когда он уже собирался скормить лекарство умирающему Люлану, Чэн Цянь потянулся, чтобы остановить его. Попав в ладонь Чэн Цяня, пилюля тут же превратилась в облачко тумана, и мягко перетекла в тело Люлана.

Шу славилась своей выдающейся медициной, порой лечение давало мгновенные результаты. Растерянный взгляд Люлана, наконец, сфокусировался. Все лицо юноши было в рытвинах, искореженные руки безвольно лежали по бокам. В его теле не хватало ребра, а на его месте теперь зияла темная кровавая дыра. Это было поистине жуткое зрелище.

Нянь Дада не мог удержаться, чтобы не спросить:

— Дядя, он выживет?

Чэн Цянь опустил взгляд и посмотрел на юношу, находящегося на грани смерти. Изуродованные пальцы Люлана с силой впились в землю, глаза широко раскрылись. Его переполняло почти маниакальное желания выжить.

— Все зависит от того, захочет ли он так жить, — сказал Чэн Цянь.

Прежде, чем Нянь Дада понял, что означают эти слова, он увидел, как из ладони Чэн Цяня протянулись три потока холодной энергии, которые, словно три гвоздя, безжалостно вонзились в байхуэй (3) и даньтянь (4) Люлана, а также в его стопы. Люлан открыл было рот, но не смог издать ни звука. Все его тело забилось в яростных конвульсиях, оставляя за собой длинный кровавый след.

(3) 百汇 (bǎihuì) кит. мед. аккупунктурная точка на макушке головы.

(4) 丹田 (dāntián) кит. мед. даньтянь (часть тела, находящаяся на 3 цуня ниже пупка; половая сфера, место сосредоточения жизненных сил).

— Душа обычного человека рассеивается вместе со смертью тела, поэтому я запер ее. Если он сможет продержаться два часа, отнеси его в долину Минмин. Попроси своего отца отправить его к Тан Чжэнь чжэньженю, — сказал Чэн Цянь. — Если он не выживет, я больше ничем не смогу ему помочь. И еще кое-что, я не могу взять тебя с собой. Если судьба позволит, мы еще встретимся.

Закончив говорить, он повернулся и быстро исчез в облаке лазурного дыма.

— Ах! Дядя! Подожди!

Нянь Дада подпрыгнул на три чи, желая побежать за Чэн Цянем, но не смог заставить себя оставить лежащего без сознания Люлана. Ему ничего не оставалось, кроме как покрутиться на месте и сдаться. Вдруг, в горную пещеру, как падающая звезда, ворвался огненный шар. Приземлившись, шар превратился в человека. Нянь Дада в испуге отпрянул, но присмотревшись, увидел, что прибывший оказался красивой девушкой. Залившись краской, он поприветствовал ее:

— Барышня, ты…

Человеком, ворвавшимся сюда, была Лужа. Она огляделась и топнула ногой.

— Где он?

— К-кто? — заикаясь, спросил Нянь Дада.

Лужа схватила юношу за воротник, подняла его в воздух и нетерпеливо произнесла:

— Человек, который только что был здесь с мечом, где он?

Нянь Дада еще сильнее покраснел и с большим трудом выдавил из себя:

— Он ушел.

— Куда?

Пытаясь спасти свою шею, Нянь Дада снова сказал:

— Я не знаю, барышня. Это старший из нашего скромного клана, зачем ему говорить мне, куда он идет?

Лужа, наконец, отпустила его, намереваясь уйти, но, немного подумав, обернулась и напористо спросила:

— Из какого ты клана? Что за старший?

Сухо кашлянув, Нянь Дада, тем не менее, ответил:

— В этих краях есть только долина Минмин, а он старейшина озера из нашего клана. Он совершенствовался в уединении почти пятьдесят лет и только недавно вышел в люди. Это первый раз, когда он покинул долину. Барышня, вы, должно быть, ошиблись…

Лужа нетерпеливо прервала его:

— Как его зовут?

Увидев, что девушка очень упряма, Нянь Дада вздохнул, но все же ответил честно:

— Чэн...

Прежде чем он успел произнести следующее слово, Лужа вновь превратилась в огненный шар и бросилась прочь, даже не обернувшись.

«Пятьдесят лет уединения», «впервые покинул долину». Если это действительно ее третий брат, то куда он мог пойти? Лужа не могла придумать никакого другого места, кроме горы Фуяо.

Она проплакала весь полет. Честно говоря, она понятия не имела, о чем, но почему-то не могла сдержать слез. Влажные дорожки на ее лице тут же испарялись от жара пламени, окутывавшего ее.

Лужа хотела бы объявить эту новость всей Поднебесной или хотя бы отправить сообщение первому старшему брату, второму брату и старшему брату Чжэши. Но она не осмеливалась, боясь, что это всего лишь сон, цветок в зеркале, луна, отражающаяся в воде.

Она даже не осмелилась дослушать, как тот идиот произносит полное имя этого человека.

За последние сто лет третий брат стал чешуей дракона для главы их клана (5). Никому не разрешалось упоминать о нем. Даже малейший намек мог вызвать его гнев.

(5) 逆鱗 (nìlín) чешуя против ворса [под горлом дракона] (обр. по трактату 说难 Хань Фэй-цзы; в знач.: затрагивать больное место, неосторожно возбуждать ярость могущественного человека).

Но, запрещая другим любое упоминание, их глава сам вырезал для себя кольцо в форме медной монеты, из которого иногда появлялся призрак, чтобы помучить его. Не говоря уже о том, что Янь Чжэнмин снова и снова рисовал портрет третьего брата. Каждый раз, когда он заканчивал картину, он смотрел на нее в оцепенении, а затем собственноручно уничтожал.

Лужа хорошо знала причину такого поведения. Он не хотел, чтобы человек на портрете навсегда остался молодым, но никак не мог этого изменить.

Может ли мертвый вернуться к жизни? Она подумала про себя: «Это невозможно. Даже совершенствующие изначальный дух после перерождения больше не могут быть такими, как раньше. Более того, третьему брату тогда еще не было и семнадцати лет, он был слишком далек от того, чтобы достичь уровня изначального духа».

Лужа почти убедила себя, но ее крылья отказывались повиноваться ей, и она продолжала целеустремленно лететь к горе Фуяо.

Она была совершенно права, Чэн Цянь действительно собирался туда. После того, как он снова увидел Цзян Пэна, он вспомнил о запутанных старых связях предыдущего поколения. У него было смутное предчувствие, что, решив эти вопросы, он сможет найти ключ к возрождению их клана.

Ну почему гора Фуяо не могла стать второй долиной Минмин?

По пути Чэн Цянь мысленно приготовился, обдумывая самые худшие варианты. Может быть, гора Фуяо уже превратилась в голый холм? Да и эта их библиотека, с самыми изысканными коллекциями книг и бесчисленными экземплярами заклинаний… Мог ли кто-то другой претендовать на них?

Но он никак не ожидал, что ничто из этого не окажется правдой. Он просто не смог найти обратную дорогу к горе.

Когда Мучунь чжэньжэнь привел Чэн Цяня в клан, он шаг за шагом проводил его наверх. Чэн Цянь и подумать не мог, что когда-нибудь ему попросту не удастся найти гору Фуяо. Но после безжалостного суточного путешествия на мече по следам своих воспоминаний, у него больше не осталось выбора, кроме как признать: гора Фуяо... исчезла.

Psoj_i_Sysoj, блог «Ad Dracones»

Ad Dracones. Глава 43. Тень птицы – Madár árnyéke (Модар арнейке)

18 июня 2020 (21:07:40) 31

Предыдущая глава

Элек

Заслышав о новоприбывших, я тотчас поспешил к посланцам короля, пусть весть о подобных гостях наполнила душу дурным предчувствием.

Первым я заметил того, что помоложе, с буйными смоляными кудрями. Разоблачившись от верхней одежды, он остался в кафтане из яркой узорчатой парчи и красных сафьяновых сапогах – сразу видать весёлого молодого дворянина. Когда же я увидел второго, то терзавшая меня тревога немного отпустила при взгляде на знакомое лицо:

– Акош, вот уж не думал, что встречу тебя в этой глуши!

читать дальше– Что и говори, давненько не виделись, – ухмыльнулся мой знакомец – крепко сбитый смуглый мужчина с проседью в косах, еле виднеющихся между меховой шапкой и высоким воротом. – Пожалуй, с тех пор, как вместе на ромеев ходили… Рад, что при случае удалось к тебе завернуть.

– И я рад, – поспешил заверить его я. – Вот только время сейчас… – оборвав себя, я повернулся ко второму: – А это, надо думать, твой сын?

Я сразу понял, что ошибся в этом предположении, по насмешливому взгляду прищуренных чёрных глаз, который он бросил в мою сторону, и Акош тут же подтвердил это:

– Какое там, мой едва на лошадь сел. Это – Цинеге, Хромого Боньхи сын, он вместе со мной служит у корхи.

– И какое же дело привело сюда господ служащих королевского суда? – тут же спохватился я, вспомнив о высоком статусе своих гостей.

Вместо ответа Акош, уставив на меня цепкий взгляд, спросил:

– А почему ты сказал, что мы явились не ко времени?

Я на мгновение задумался, в какие обстоятельства стоит посвящать королевских посланцев, если они прибыли по совсем другому делу, но потом рассудил, что мне всё равно придётся уведомить кенде о гибели одного из его ишпанов, а потому, может, и хорошо, что я сумею рассказать это, не ломая голову над тем, как бы поскладнее изложить это на письме.

– Недалеко, у соседнего селения, случилась сеча, а местное дурачьё мало того, что знать не знает, кто это был, так ещё рассказали об этом почти месяц спустя, закопав тела.

– Почти месяц назад? – переспросил Акош, перекинувшись быстрым взглядом со своим молодым спутником.

– Прямо-таки сеча? – недоверчиво спросил тот. – Тут со времён нашествия кунов, пожалуй, и драки-то толковой не было…

– Шестнадцать убитых, – мрачно ответил я. – Столько павших не во всякой битве бывает. Я только что вернулся оттуда, тела скоро должны доставить в крепость – по правде, не знаю, что с ними делать дальше, так что, может, и хорошо, что вы, господа, приехали именно сегодня. Всё бы ещё ничего, если бы одним из убитых не был ишпан Коппань – а остальные, скорее всего, его люди.

На сей раз изумление на лицах моих гостей было подлинным, младший даже переспросил:

– Точно Коппань? Можешь за это поручиться?

– Насколько это возможно для тела, пролежавшего в земле столько времени, – угрюмо добавил я. – Ишпан Коппань не раз бывал здесь проездом – последний раз месяца три назад, так что я хорошо знаю его в лицо.

Я полагал, что гостей заинтересуют подробности сражения, но вместо этого Акош спросил:

– Куда он ехал?

Вопрос был столь неожиданным, что я переспросил:

– Когда?

– В последний раз, когда здесь был.

– К себе, вестимо, – растерянно ответил я, – в Эрдей, из столицы – за пару седмиц до этого ехал туда, я думал, что он там задержится, но, видимо, быстро обернулся… – Тут я хотел спросить, почему Акоша вдруг так заинтересовали дела Коппаня, но он тотчас озадачил меня новым вопросом:

– И зачем же он ездил в Гран?

– К дяде своему, надо думать – впрочем, не поручусь, он тогда мрачный был, будто туча, от силы на пару слов расщедрился… – поморщившись, я припомнил: – У него ж крепость разрушили соседи, считай, без дома остался, так что немудрено, что он был такой смурной – я-то думал, он в Гране задержится, будет плакаться дяде на причинённую обиду, а он назад метнулся, да так торопился, будто за ним по пятам эрдёг гонится, только и завернул, чтобы лошади передохнули – и дальше…

– И что же, в этот раз, выходит, он тоже ехал к Вароду со своими людьми, – рассудил Акош, – но не добрался?

– Да то-то и оно… – я не на шутку задумался, ведь я и сам не знал, как это объяснить, – …что Коппань, по словам людей из ближней деревни, в этом самом лесу, где голову сложил, просидел с дюжину дней, будто кого-то поджидал. Само собой, он нашёл бы у меня и приют, и помощь, но отчего-то не посчитал нужным дать о себе знать…

– А крестьяне? – нетерпеливо спросил младший, Цинеге. – Почему они не сообщили в крепость? Столько вооружённых людей на чужой земле – неужто они совсем страха не ведают?

Я задумчиво пожевал губами, припоминая всё, что услышал от старосты, и наконец ограничился кратким:

– Говорю же, дурачьё.

– А не может быть, чтобы они… – задумчиво начал Акош.

– Шестнадцать славных воинов? – парировал я. – Прежде эти селяне только и знали, что бросаться врассыпную по лесам да горам, стоит им завидеть врага.

Мои слова погрузили гостей в глубокую задумчивость. Наконец, не выдержав, я первым нарушил эту странную напряжённую тишину, кое-как придав голосу бодрость, которой на самом деле не ощущал:

– А вас-то каким ветром сюда занесло? Вот только не говорите, что собрались в Эрдей – вам туда сейчас не добраться…

– Сказывают, тут дичи в любое время хватает, – весело бросил Цинеге. – Отчего бы не поохотиться зимой?

– Так-то оно так, – удивлённо отозвался я, – тогда вам не помешают опытные провожатые, а то тут вон какие дела творятся…

– Да не затем мы здесь, – понизив голос, ответил Акош. – Вот скажи-ка, друг, помимо Коппаня с его людьми, проходил ли кто-нибудь через Подкову месяц назад?

– Уж будь уверен, я всех перетряс, пытаясь вызнать, кто это учинил, – ответил я, начиная думать, что моим гостям об этом происшествии известно куда больше моего. – Все твердят одно и то же: не было здесь никого… – тут в памяти поневоле всплыли слова Дару: «олень – попутный ветер в рогах». – Одним словом, чертовщина какая-то, – подытожил я.

– Если б чертовщина… – вздохнул Акош и, придвинувшись на лавке поближе, поведал: – Скажу тебе без утайки, как старому другу – странные дела нынче творятся в столице. Как ни повернётся, всяко полетят головы, и уж лучше бы повинные.

Сказать, что эти речи растревожили меня до глубины души, значило вовсе ничего не сказать – по мне, так сама по себе смерть племянника мелека предвещала недоброе, но в словах моего давнего знакомца таился намёк на куда более дурные вести.

– Потому-то мы и явились сюда на охоту, но иного рода. Мудрый наш господин, корха Кешё, послал нас с поручением – но, положа руку на сердце, подобных вестей мы не ожидали.

Его слова повергли меня в то двойственное состояние, какое бывает, когда слышишь далёкий стук копыт несметного неприятельского войска. Казалось бы, тень грозовой тучи нависла над твоей головой, чтобы поразить молнией и тебя, и твоих людей, и в то же время на тебя нисходит чувство облегчения – вот-вот грядёт битва, больше не надо мучиться ожиданием и терзаниями.

– Разумеется, господа посланники королевского судьи, – отозвался я плохо слушающимся языком. – Все мои люди и я сам в вашем распоряжении…

– Это лишнее, – всё так же тихо заверил меня Акош. – Для нас будет довольно крова – ведь мы прибыли сюда как гости, чтобы вволю поохотиться в горах.

Тут же сообразив, куда он клонит, я поспешил заверить его:

– Ни единое слово не покинет этого зала. – При этом мне едва удалось скрыть облегчение: ведь если посланцы короля покуда не желают заявить о своих полномочиях, значит, и возмездие откладывается – хотя бы на время. – Друзья всегда найдут здесь хороший приём, а мои люди при необходимости проведут по горам – прошу не пренебрегать их услугами, ведь нынче там небезопасно.

– Я был бы рад, если бы ты сам выбрался на охоту вместе с нами, – непринуждённо бросил Акош, будто не было этого разговора, нависшего над моей головой, словно тяжёлый меч. – Пусть мы прибыли сюда и не по этому делу, но постараемся разобраться. Ты говорил, что тела должны привезти сюда? Мы хотели бы взглянуть на них, когда они прибудут.

– Хорошо. Тогда позвольте мне оказать вам подобающий приём, – предложил я. – Отдохните и подкрепитесь с дороги, а там я дам вам знать, когда тела привезут…

***

Долго ждать не пришлось – мы едва успели закончить нашу небогатую трапезу, когда один из моих воинов, нагнувшись ко мне, вполголоса поведал о том, что подводы прибыли. Я тотчас уведомил об этом гостей, и мы все вместе отправились во внутренний двор, а оттуда, взяв по смолистому факелу, двинулись в холодный сарай, где на расстеленной рогоже разложили в ряд тела.

Сам я остался у входа, не питая никакого желания рассматривать не первой свежести трупы после обильной трапезы; похоже, мои чувства разделял и Цинеге, который также старался держаться близ входа, пока Акош не подозвал его к себе.

– Глянь-ка, ничего не находишь необычным?

Вглядевшись в лицо мёртвого воина, рядом с которым остановился старший товарищ, Цинеге признал:

– Безусловно, это Коппань.

– И кто, по-твоему, мог бы лишить его жизни? – пытливо спросил Акош.

– Да кто угодно, хоть бы мы с вами, – бросил Цинеге, жестом обведя всех присутствующих.

– А этого? – кивнул королевский посланник в сторону лежавшего неподалёку воина.

Склонившись над телом, его младший товарищ так долго в него вглядывался, что с факела успела капнуть не одна капля смолы.

– Кто-то, очень лихо орудующий мечом, – наконец бросил он товарищу, который тем временем успел осмотреть остальных. – Первый раз вижу подобные раны, что на живых, что на мёртвых.

– То ты, – с усмешкой отозвался тот. – Подобных и мне видеть не доводилось – а это о чём-то да говорит. По всему видно, что тот, кто зарубил его, бился не на жизнь, а насмерть. А вот этот, глянь-ка, с простреленным горлом.

– Ну, этому-то удивляться не приходится, – отозвался Цинеге.

– Да, я бы, скорее, удивлялся тому, что ран от стрел так мало, – рассудил Акош. – Едва ли у них было больше одного лучника.

– Или остальных убили в самом начале, – отрубил молодой посланец судьи. – Где, кстати, тела нападавших? Надо думать, их забрали – или похоронили в другом месте?

– Поутру я велю своим людям, чтобы хорошенько прошлись по окрестностям, – пообещал я Акошу.

– Это непременно надо сделать, – кивнул тот, не поднимая взгляда от тел. – Ну а наши покойнички явно служили одному господину.

– Хотя иные не успели толком облачиться, – заметил Цинеге. – Выходит, на них напали ночью?

При этом предположении я невольно поёжился: в памяти вновь всплыло: «Эрдёг их забрал».

– Утро вечера мудренее, – подытожил старший из посланцев, хлопнув по рукояти меча. – Отведёшь нас с утра пораньше туда, где приключилось это побоище?

Цинеге

Когда хозяин крепости наконец оставил нас наедине в отведённых для гостей покоях, узкое забранное решёткой окно которых выходило на поблескивающий в свете факелов ров, за которым высилась непроглядная громада леса, Акош первым делом спросил:

– Что думаешь насчёт всего этого?

– Если бы не прочие обстоятельства, я решил бы, что это сделал сам ишпан Элек, – ответил я, выглядывая из окна, в то время как мой спутник устало опустился на широкую кровать. – Уж больно всё это подозрительно – появляющиеся и исчезающие, будто туман, враги, крестьяне, не осмеливающиеся проронить ни слова… Кому как не ишпану Элеку под силу так их запугать?

– Ишпан Коппань нажил себе немало врагов, – задумчиво отозвался Акош. – И всё же мне с трудом верится, что Элек заодно с теми, кто плетёт заговор против Онда – а может, как знать, и Кешё… К тому же, зачем бы ему тогда рассказывать нам о смерти Коппаня? Сделай он вид, что ни о чём не ведает, то и мы едва ли узнали бы об этом до весны…

– Но ведь мелек послал племяннику письмо с голубем, – не преминул возразить я, силясь различить во тьме очертания гор. – Не получив ответа, он наверняка забеспокоился бы…

– И всё же у него нет причин думать, что его племянник может оказаться по эту сторону гор. – Акош со вздохом обернулся к двери. – А ведь по всему выходит, что теми, кто должен доставить королю Коппаня, окажемся мы – вот уж непредвиденный поворот…

– Особенно учитывая, в каком он прибудет состоянии, – невесело усмехнулся я, подкручивая ус. От окна тянуло промозглой сыростью, но я не двигался с места, жадно втягивая холодный воздух.

Мой спутник, по-видимому, не на шутку задумался о том, как бы так устроить с отправкой тел, чтобы это раньше времени не наделало большого шума – судя по всему, ни одному из нас уехать отсюда до полного выяснения обстоятельств не получится. В конце концов, когда мне наскучило его молчание, я заговорил сам:

– И что же, выходит, этот самозванец своими словами хотел сам навести нас на могилу ишпана Коппаня? Ведь что ему стоило назвать другой путь – и мы без толку рыскали бы там…

– Выходит, что хотел. – Порой Акош бывал на удивление немногословен, в особенности когда он раздумывал над каким-то непростым вопросом, так что пришлось мне продолжать разговор самостоятельно.

– Что и говорить, доказательств своей правоты у него немного… Но что удивительно – так это то, что о смерти Коппаня ишпан Элек узнал аккурат накануне нашего приезда – бывают ли такие совпадения?

– Пожалуй, что нет… – вновь ограничился парой слов Акош, принимаясь стягивать сапоги.

– Это что же выходит – никто не знал о нашем появлении, а крестьяне знали? Неужто этот самозванец с ними сговорился? – не дождавшись ответа старшего спутника, который, похоже, окончательно ушёл в себя, я принялся рассуждать: – Не так уж трудно рассчитать время, которое потребно на то, чтобы добраться отсюда в Гран… Равно как и предвидеть, что после королевского суда будут немедленно высланы люди корхи… И всё же не понятно, к чему подобное промедление, если самозванец мог повернуть это в свою пользу на суде – разве что за это время его сообщники должны были что-то провернуть? К тому же… – я нахмурился, подсчитывая, но тут ход моих мыслей неожиданно прервал Акош:

– А как ты думаешь, сколько времени потребуется мелеку, чтобы узнать о гибели племянника?

Если прежде я мог догадаться, о чём он раздумывает, то этот вопрос застал меня врасплох.

– Полагаю, когда об этом сообщим ему мы – но, как я понимаю, пока делать этого не стоит?

– Верно понимаешь, – задумчиво потирая бритый подбородок, бросил Акош. – А ты успел приметить, кто служит ишпану Элеку?

– А это-то зачем? – уязвлённо отозвался я, чувствуя, что на сей раз он меня обставил.

– Тот, который нас встретил, не могу вспомнить имя… только прозвище – Борно [1]… так вот, его свояк служит Онду, не последний человек…

Тут мне оставалось лишь признать его превосходство: само собой, участвуя во множестве странствий [2] бок о бок со всеми дворянами нашего королевства, Акош успел узнать в лицо не только всю старую знать, но и их людей – у меня же подобной возможности не было.

– Так полагаешь, он уже отправил весть Онду?

– Может, отправил, а может, и нет… – рассудил Акош. – Вот только мелек – могущественный человек, немного найдётся таких, кто не захочет при случае ему услужить…

В последний раз попытавшись угадать, что скрывается за чернильной тьмой окна, я бросил эту затею, опустившись на кровать рядом с Акошем и, подперев подбородок ладонью, заметил:

– Пожалуй, узнай мелек об этом раньше… Самозванцу не добраться бы до Грана.

– То-то и оно, – признал мой спутник и принялся, покряхтывая, укладываться на постель. – Согласно словам Элека, Коппань кого-то здесь дожидался… И я буду не я, если окажется, что это не тот самый горбун – вот только мелек об этом не ведал…

– А я буду не я, если мелеку понравится то, что мы здесь узнали, – заметил я и повторил: – Коппань кого-то ждал… но, видать, это было как с той самой кошкой, которая стерегла у норы крысу, а дождалась лису…

– Шестнадцать человек, – покачал головой Акош. – Конечно, те, что их перебили, могли быть и поменьше числом, но чтобы явиться и исчезнуть незамеченными… Да ещё со своими убитыми и ранеными…

– Если они шли через Подкову, то должны были зайти через Вёрёшвар, – подсказал я.

– Чёртова зима, – выругался Акош. – Если бы мы могли достучаться до Тархачи, наверняка он мигом разрешил бы эту загадку…

– И всё же, чьи это были люди? – продолжал задаваться вопросом я.

– Кто бы это ни был, он желает смуты в королевстве, – отрубил Акош. – Чтобы стравить мелека с корхой, большого ума не надо, но чтобы сделать это так, что в итоге падут оба… Давай-ка на боковую, – раздражённо тряхнул головой он. – А то одним переливанием из пустого в порожнее дела не решишь.

В этом я мог бы с ним поспорить – по мне, так нам ещё многое можно было обсудить, пока рядом нет посторонних ушей, да и в сон меня совсем не клонило. Однако нужно было отдать должное возрасту моего спутника, который, должно быть, и впрямь утомился не на шутку: сперва долгая дорога из Грана, а здесь – вместо долгожданного отдыха неожиданные известия, способные поставить в тупик кого угодно.

Хоть я и думал, что не засну: взбудораженный рассудок так и кипел, отдаваясь жаждой действия во всех мускулах, стоило мне улечься на мягкую медвежью шкуру, как меня поглотил сон без сновидений, непроглядный, словно ночь за окном.

Леле

Дни моего заточения тянулись нескончаемой чередой, пока однажды вместо привычных звуков пробуждающегося замка до меня не донеслись суматошные крики и топот. Поначалу я не заподозрил в этом ничего необычного: подобный переполох нередко возникал, когда возвращался Коппань, так что всё, о чём мне подумалось – пожелает ли он на сей раз вытащить меня на свет или же благополучно не вспомнит?

Положа руку на сердце, я почти боялся последнего – ведь, если вначале заточения я более всего страшился этого столкновения с моим извечным недругом, против которого был беззащитен, то постепенно страх словно бы выцвел, истёрся, как мои некогда богатые одежды, и я сам не заметил, как начал невольно подумывать: когда же? Откроется ли на сей раз дверь, доведётся ли мне, понукаемому стражниками, кое-как спуститься с лестницы – а по пути хотя бы на краткие мгновения выглянуть в окна, чтобы убедиться, осень сейчас или весна? Будни мои были столь унылы и беспросветны, что даже брань и побои сделались отрадными хотя бы тем, что вносили в них хоть какое-то разнообразие – и порой я испытывал что-то вроде разочарования, если Коппань, едва взглянув на меня, тотчас отсылал обратно, будучи не в настроении осыпать меня насмешками.

Кроме того, вскоре я подметил крохотные, но от этого не менее заметные перемены – в моём положении они были сродни эпохальным событиям: после какой-то из подобных «аудиенций» мне сменили тюфяк и дали новое одеяло; после иной – однообразная еда сделалась малость получше; перед тем, как представить меня господину, меня мыли – и тогда вдобавок к тому, что я наконец избавлялся от слоя грязи, нараставшего подобно коре, мне удавалось хоть ненадолго покинуть ненавистные стены. Интересно, что сказал бы Коппань, узнай он, с каким нетерпением я подчас дожидался подобных встреч – для того, чтобы предстать перед ним всё с тем же выражением угрюмого безразличия на лице?

Однако же в тот раз растревоживший меня шум не стихал, и спустя какое-то время до меня добрался запах дыма, а после я различил треск горящего дерева. Пусть до этого я не особенно дорожил своей жизнью, тут-то я перепугался не на шутку: даже смертнику не хочется сгореть заживо в своей камере!

Приникнув к двери, я принялся колотить в неё, крича что было сил: «Выпустите меня! Я здесь!» – уповая на то, что присматривавший за мной стражник вспомнит обо мне – о побеге я тогда и не помышлял, думая лишь о том, как спастись от пожара. Хватая едкий воздух ртом, я закашлялся, более не в силах кричать.

Казалось, мучительно долгое время спустя, в течение которого я то пытался звать на помощь, то сгибался под напором рвущего грудь кашля, снизу послышались голоса – сплошь незнакомые, а ведь за проведённое здесь время я выучил наперечёт почти всех стражников – да и вели себя эти люди странно: вместо того, чтобы тушить пожар, они явно что-то искали. Как бы то ни было, мне их появление несло надежду, так что я возобновил свой зов:

– Выпустите меня! Я здесь! Я не преступник!

Голоса поднимались по лестнице – и я решил, что мне почудилось, ведь среди них я различил тот, что не слышал со времён детства – но с губ само собой сорвалось:

– Дядька Эгир!

– Кто там? – прозвучал столь знакомый голос совсем близко – из-за двери.

Более всего на свете боясь, что эта иллюзия сейчас растает – что это сон, или морок, навеянный угаром, помрачившим мой рассудок – я в исступлении закричал:

– Это я, Леле, вытащите меня отсюда!

Другой голос отрывисто велел:

– Отойди от двери!

В ужасе решив, что они сейчас уйдут, отмахнувшись от меня, я по-прежнему прижимался к двери, пока она не содрогнулась, натужно затрещав – тогда-то я наконец отполз от неё. Далее застучали топорики, и вскоре люди ворвались в камеру, выломав петли замка.

Слезящимися от дыма глазами я отыскал Эгира – в моей памяти он был почти таким же, разве что седых волос прибавилось – и устремился к нему, думая, что он тоже узнает меня, но на его выдубленном годами лице застыло лишь непонимание, смешанное с ужасом; я уж думал, что он оттолкнёт меня, когда с его губ сорвалось тихое:

– Господин Леле? Да что ж с вами стало?

– Нет времени, – оборвал его другой, по-видимому, предводитель. – Выведи… господина, – велел он, бросив на меня мимолётный взгляд.

Убедившись, что здесь никого нет, кроме моей персоны, он вместе со своими людьми исчез внизу. Я собрался было последовать за ними, кое-как цепляясь за стены, но Эгир, оценив моё состояние, мигом подхватил меня на руки – я даже удивился, насколько легко ему это удалось – а я всё вглядывался в его лицо, не умолкая ни на мгновение, хоть мне едва хватало голоса, а горло драло так, словно я наелся камней:

– Эгир, ты ведь отвезёшь меня домой? Как там сейчас, разлилась ли река? Увижу ли я матушку? Жив ли ещё мой конь, мой Репюлеш? – но он вместо ответов лишь приговаривал:

– Потерпите, господин, потерпите, я вам потом всё расскажу.

Попав во двор, я понял, что замок захвачен: деревянные стены пылали, а безоружные воины Коппаня сбились угрюмой кучкой в углу двора, охраняемые чужими, среди которых были как господа, так и простые бойцы, и даже крестьяне.

Эгир опустил меня на телегу и тут же ушёл. Там уже сидело несколько бедолаг, по-видимому, только что вытащенных из темницы: судя по их виду, немногие из них могли бы подняться на ноги, а некоторые были откровенно безумны – один катался по телеге, крича, что свет режет ему глаза, и требуя, чтобы его немедля вернули обратно; другой, цепляясь за силящегося утихомирить его мужчину – по-видимому, родича – уверял его, что они должны поторопиться к предкам, пока тропа к их дому ещё не скрылась из глаз.

Возможно, я и сам выглядел не лучше них: глядя словно заворожённый на то, как языки пламени поглощают замок, я не заметил, как из груди исторгся смех – сперва он лишь беззвучно сотрясал плечи, болезненно отдаваясь в спине, но затем достиг горла – и раскатами полился наружу, заглушая треск дерева и доносящиеся откуда-то крики.

– Я не вернусь туда, слышите? – выкрикнул я куда-то ввысь, туда, где из окон башни исторгалось пламя. – Моя темница сгорела – некуда больше возвращаться! – сгибаясь в три погибели, хватаясь за борт телеги, я продолжал хохотать с такой силой, что какой-то сердобольный старичок принялся приговаривать:

– Полно тебе, полно – ты себе навредишь!

Грохот рушащихся перекрытий был самым отрадным, что мне доводилось слышать в жизни, а языки огня казались краше любого золота, милее переливов драгоценных камней и взметающихся в танце платьев.

Когда от замка осталась лишь выжженная скорлупа, а все его обитатели были либо согнаны в один угол двора, либо сложены в другом, либо, как я, рассажены на телеги, во дворе вновь появился предводитель со своими людьми – в их числе и Эгир, основательно перемазанные сажей и задыхающиеся от дыма.

Видно было, что уничтожение замка подходит к концу: победители собирались группами, устало переговариваясь, кто-то из них двинулся к нашей кучке, к своим родичам и знакомцам, уверяя их, что они скоро будут дома. Предводитель же обратился к пленённым защитникам разорённого замка, сообщив им, что они могут идти на все четыре стороны, когда их отпустят – но пускай имеют в виду, что впредь им не спустят с рук бесчинств их господина. Я, как ни старался, не мог разглядеть в их числе Коппаня – и решил, что, должно быть, он погиб при осаде.

Закончив с ними, предводитель подошёл ко мне бок о бок с Эгиром – лихорадочное возбуждение, охватившее меня при виде горящего замка, уже отпустило, и в глубине моей души зародилась тревога: чего-то мне ждать от этих людей, из которых я знаю разве что Эгира, да и тот, судя по его реакции, едва меня помнит.

– Стало быть, ты сын ишпана Дёзё? – без предисловий бросил плечистый предводитель с бритой головой, на затылке которой виднелись три смоляные косы, и густыми черными усами, из-под которых блестели крупные белые зубы. – Я, ишпан Зомбор, рад предложить тебе свой кров, прошу уважить моё приглашение.

Я медлил, не зная, что ответить этому мужчине, сложением напоминающему богатырей древности – некогда ишпан Коппань тоже предложил мне гостеприимство, и чем это для меня кончилось? И могу ли я отказаться, если уж на то пошло?

– Я бы предпочёл вернуться в свои владения, если господин поможет мне с этим, – наконец ответил я.

– Помочь-то, само собой, помогу, – удручённо хохотнул он. – Вот только…

– Господину Леле прежде надо отдохнуть, – прервал его Эгир. – А после он, без сомнения, примет верное решение.

Отлично сознавая, что без посторонней помощи я сейчас едва ли куда-то доберусь, я покорился на волю дружинника своего отца, который разместил меня возке с парой раненых сотоварищей, после чего мы двинулись в путь, сопровождаемые целой кавалькадой конных воинов.

Примечания:

[1] Борно – венг. Barna – в пер. с венг. «коричневый» или «загорелый».

[2] Странствия – венг. kalandozások – колондозашок – в букв. пер. с венг. «скитания» – так именуются венгерские военные походы в Европе (IX – середина X вв.) в направлении Византии, Италии – вплоть до Франции. О размахе, который принимали «странствия», можно судить по распространённой в первой половине X века католической молитве “De furore normannorum libera nos, Domine, de sagittis hungarorum libera nos, Domine” «От меча норманна и стрелы мадьяра упаси нас, господи!»

##Ad_Dracones

Shandian, блог «Lie Huo Jiao Chou (Топить в вине бушующее пламя печали)»

Глава 26

16 июня 2020 (00:36:32)

История записана на тысячах страниц и все они полны коварства.

Шаманы не были воинственным народом, они отличались мягкостью характеров. Достаточно взглянуть на «проклятия», которые люди извлекли из их могил. Почти все эти заклинания, в итоге, не оставляли после себя никаких последствий. Ведь не так сложно заколоть мертвого, как спасти раненого. Если бы только в те давние времена, предки шаманов знали, что их заклинания в будущем станут орудием мошенников… Но на самом деле, всю их магию с легкостью можно отнести к обычной «самозащите».

Не говоря уже о том, что ни один из детей никогда не попадал под воздействие злых сил.

Шэн Линъюань успешно применил одно из «проклятий», с которыми часто забавлялись дети шаманского клана. Но и это оказалось бесполезно. Двое подростков были вынуждены скрываться, ведь демоны преследовали их, чтобы убить.

Вся дорога до деревни была усыпана телами. Везде царило запустение, и вороны, слетевшиеся сюда со всей округи, ничуть не улучшали эту жуткую картину.

скрытый текстМаленький Алоцзинь всегда считал, что слезы – это удел трусов. Они не стоили ни денег, ни жизни той девушки. Но он ничего не мог с собой поделать. Всю дорогу он, не отрываясь, смотрел на спину Шэн Линъюаня, старательно сдерживая рыдания. Сегодня он впервые в своей жизни увидел чужую кровь, и то, насколько ничтожной была человеческая жизнь. Он едва не умер от страха. И этот страх в итоге превратился в котел, с плескающимся гневом. Он злился на этот порочный мир, злился на собственную слабость и беспомощность.

Но Сюань Цзи — не восьмилетний Алоцзинь, его было не так легко разжалобить.

Он некоторое время наблюдал за этой картиной, а после спросил:

— Ваше Величество, возможно, мой вопрос покажется вам не слишком уважительным, но вы уверены, что ваши воспоминания достоверны?

Шэн Линъюань все еще смотрел на детей, ушедших уже довольно далеко, а затем наклонился к нему.

— Почему ты так говоришь?

— Вы сказали, что приказ выследить вас отдал сам король демонов. Демоны знали, что вы прячетесь на территории клана шаманов. Но ведь с шаманами было не так-то просто иметь дело, верно? Предположим, что существует очень важная цель — это вы, Ваше Величество. И есть группа очень сильных противников — это клан шаманов. Я думаю те, кто отвечал за принятие подобных решений, непременно послал бы за вами самых надежных своих «людей». Вы говорили, что, когда вы бежали в Дунчуань, три демона преследовали вас вплоть до территории клана шаманов. Может, я не очень хорошо разбираюсь в истории, порой мне не достает элементарных знаний, и я понятия не имею, что это за «великий демон», но вы также сказали, что все двенадцать ваших телохранителей погибли по пути сюда. Теперь я хочу разобраться, где правда, а где вымысел. Даже если вы оба были важными персонами, в то время вы были еще детьми. Вы взяли с собой лишь кувшин, наполненный заклинаниями, и таким образом смогли сбежать? Не думаю, что в этом есть хоть капля здравого смысла.

Шэн Линъюань оглянулся и непонимающе посмотрел на него.

— Что ты имеешь в виду?

Сожженная одежда Сюань Цзи лохмотьями свисала с него и больше напоминала обноски нищего. Джинсы промокли и были заляпаны грязью. В таком виде юноша сильно походил на представителя какого-нибудь неформального молодежного движения. Произносимое им «вы» звучало очень почтительно, но скрытый смысл этого слова был резким и беспощадным. В его улыбающихся глазах мелькала настороженность.

— Я только что задал вам вопрос, — улыбнулся Сюань Цзи и вновь посмотрел на Шэн Линъюаня. — Может быть, демоны плохо поели в тот день, или у них была аллергия на колдовство.

Шэн Линъюань подумал: «Этот маленький демон полон энтузиазма, но в его сердце таятся коварные замыслы. Еще немного, и его крылья выжгут здесь все дотла».

Очень хорошо.

Люди, у которых слишком горячее сердце, долго не взрослеют. Для них, как и для Алоцзиня, нет хорошего конца.

— Мой учитель не оставил свое имя в истории? — неожиданно спросил Шэн Линъюань.

— Ваш учитель... Эм, можно сказать, прославился, — Сюань Цзи попытался припомнить все, что он читал в детстве на уроках. — Наставник императора Дань Ли лицом был похож на хорошенькую девушку. Он не был охоч до денег и редко занимался с императором У. Долгие годы он строил различные заговоры, чтобы помочь императору восстановить страну и вернуться в столицу. А через пять лет после этого был казнен…

Последнее предложение часто встречалось на экзаменах. Сюань Цзи чуть было не выпалил его целиком, как вдруг вспомнил, с кем говорит, и едва не прикусил кончик языка.

Через пять лет его обезглавили.

Да, среди «великих достижений» императора У было еще и убийство учителя.

В глазах Шэн Линъюаня плескалась безмолвная темнота, и свет, отражавшийся в них, был подобен блеску пламени, отраженному от глыбы льда.

Сюань Цзи лишился дара речи. Он быстро сменил тон, притворился невежественным и сказал:

— Ну ладно, он что, действительно был таким красавцем? Вы знали, что если написать в учебниках истории: «лицо, как у хорошенькой девушки», то одна только эта фраза будет висеть в «горячем» еще пятьсот лет. Я видел несколько телесериалов с его участием. Дань Ли очень почитали при дворе, он даже женился на Мэри Сью (1). Но я так до конца и не понял, кем же он был на самом деле.

(1) Мэри Сью – архетип персонажа, которого автор наделил гипертрофированными, нереалистичными достоинствами, способностями и везением.

— Что…? — В голове Шэн Линъюаня был настоящий туман. Увидев сощуренные глаза Сюань Цзи, он понял, что тот снова был несерьезен. Он покачал головой и отвел взгляд. — Дань Ли не был женат. Рядом с ним был только один доверенный человек (2). Мне неудобно произносить имя девушки за ее спиной, но это вовсе не Мэри Сью. Современным людям так нравится наговаривать на древних?

(2) 红颜知己 (hóngyán zhījǐ) близкая подруга мужчины (без любовных отношений), доверенное лицо.

Сюань Цзи мгновенно оживился.

— Не волнуйтесь, эти сплетни не имеют к вам никакого отношения.

Шэн Линъюаня закатил глаза. Выражение его лица было немного странным, словно он находился в смятении (3).

(3) 啼笑皆非 (tíxiàojiēfēi) в смятении чувств, обр. и горько и смешно.

— Потому что в книгах по истории говорилось, что у вас был… Более величественный облик.

Его рост составлял девять чи. Он возвышался над людьми, как Небесный царь и мог с легкостью разрубить человека пополам, как дыню.

— Эээ… Порой честность может хорошо защитить от сплетен о личной жизни. Стоило бы любой девушке увидеть ваш потрет, и ни одно девичье сердце больше не билось бы, как прежде.

Шэн Линъюань редко терял дар речи, но сейчас ему действительно нечего было ответить.

— … Спасибо за снисходительность.

Когда он улыбнулся, лед в его глазах, казалось, пошел трещинами. Он говорил об учителе, которого сам же и убил, но оставался при этом совершенно спокойным. Тон его голоса был точно таким же, как у ученика средней школы, праздно рассказывающего родным о своем классном руководителе. Сюань Цзи на мгновение усомнился в подлинности исторических книг. Ведь у императора У вовсе не было свирепого лица и бороды.

Может быть, слухи о «кровавой расправе над учителем» тоже были придуманы более поздними поколениями для привлечения всеобщего внимания?

— Наставник императора, Дань Ли, каким человеком он был?

Шэн Линъюань прищурился, вглядываясь вдаль и прислушался к прозвучавшему вопросу. Морщинки, собравшиеся в уголках его глаз, когда он улыбнулся, внезапно разгладились.

Помолчав немного, он продолжил все тем же вежливым тоном:

— Он… Ах. У него был удивительный талант к военному делу (4), я вырос с ним, он учил меня. Много лет спустя, после его смерти, люди все еще строили для него храмы (5). Они считали его богом. Они продолжали делать это, даже несмотря на запреты, и мне пришлось издать указ: «Незаконное сооружение храмов понесет за собой смертную казнь. Осмелившиеся изображать Дань Ли, будут рассматриваться, как организаторы заговора и восстания против императора».

(4) 文韬武略 «Гражданские секреты и военные стратегии» (отсылка к книгам по стратегии «Шесть секретных учений» (六韬) и «Три стратегии» (三略)).

(5) 祠堂 (cítáng) храм предков, воздвигнутый в честь предков семьи или крупного деятеля, напр. Конфуция.

Ветер в долине внезапно переменился, обдав вынужденных наблюдателей холодом.

Шэн Линъюань стоял, опустив руки, и его взгляд все еще был устремлен вдаль. Внезапно, там, куда он смотрел, все начало рушиться. Его воспоминания становились все темнее и темнее, они все глубже погружались во мрак, но, вопреки ожиданиям, его выражение лица ни капли не изменилось.

— Ты думаешь, что мы слишком легко сбежали от демонов? Так и есть. Если я правильно помню, сейчас Дань Ли должен быть где-то поблизости. Он с таким трудом поставил меня на ноги, естественно, он не мог позволить мне умереть.

Сюань Цзи был так потрясен, что совсем забыл про вежливость.

— Ты имеешь в виду...

— Я думал, что просто сбегаю. Демоны гнали меня до земель клана шаманов. С двенадцатью лучшими телохранителями мы пытались прорваться с боем, и все они умерли за меня. Но на самом деле все опасности, подстерегавшие меня на пути, были тщательно продуманы. — Глаза Шэн Линъюаня не улыбались, но губы дрогнули в усмешке. — Маленький демон, ты весьма находчив, но запомни, в этом мире не бывает совпадений.

Похоже, Его Величество был не только атеистом, но и сторонником теории заговора.

Однако у Сюань Цзи не было времени думать об этом. Весь мир внезапно рухнул к их ногам. Сюань Цзи схватил Шэн Линъюаня, и они провалились еще глубже. Все тело охватило ощущение невесомости. Сюань Цзи едва сдержался, чтобы не раскрыть крылья, и полностью сосредоточился на борьбе с чужими воспоминаниями, заполонившими его сознание.

Во времена войны, хотя человеческая раса и превышала количеством расу демонов, им все равно не хватало боевой мощи. Монахи понятия не имели, сколько лет им требовалось посвятить практикам, к тому же эти их буддийские учения… Они едва могли противостоять демонам. А стоило обычному человеку столкнуться с чудовищем или призраком, как он, в большинстве своем, оказывался убит.

Маленький демон задержал дыхание, с трудом подавив поднявшийся изнутри гнев, и, наконец, увидел, реальное положение дел.

В те времена императорский род оскудел и человечество превратилось в стаю драконов без головы (6). Отчаявшимся людям оставалось лишь положиться на смутное пророчество, даже если главный герой его был всего лишь подростком. Единственный шанс преломить ситуацию — это помогать всем, чем только можно. В этом деле клан шаманов играл очень важную роль.

(6) 群龙无首 (qúnlóng wúshǒu) – стая драконов без главы (обр. в знач. остаться без лидера; остаться без вождя).

Их сила была реальна, ведь свои заклинания шаманы вкладывали в особые предметы, и даже обычные люди могли использовать их в качестве оружия.

Единственная проблема заключается в том, что, пусть шаманы и были дружелюбным кланом, они никогда не покидали Дунчуань. Что бы ни случилось, они оставались равнодушными ко всему происходящему. У них не было никакого стремления к победе. Их не трогало ни высокое положение, ни богатство императора Пина, не говоря уже о погубивших страну бездомных псах.

Дунчуань был окружен горами, игравшими роль природной границы, и клан шаманов постоянно находился в изоляции от внешнего мира. Независимо от того, насколько ожесточенные бои шли снаружи, шаманы предпочитали «переживать непогоду под одной крышей». Зачем им было впутываться в неприятности?

Угрозами и посулами нельзя было ничего добиться, поэтому Дань Ли придумал третий путь. План «страдание плоти» (7). Маленькому принцу было всего десять лет, он был лишь слабым ребенком, в отчаянии обратившимся за помощью к клану шаманов. Как он мог бросить этих безвинных юнцов на произвол судьбы.

(7) 苦肉计 (kǔròujì) план «страдание плоти» обр. в знач.: наносить себе увечья или прикидываться страдающим, чтобы вызвать к себе доверие или сострадание. Хитрость, когда увечат себя с целью обмануть противника и втереться к нему в доверие.

И только человеческое дитя ступило на земли шаманов, как шаманы тотчас оказались втянуты в дела людей.

Глаза великих видят только выгоду, но в сердце юноши все еще есть место для истины.

И эта истина в смутные времена превращается в редкий клинок.

История записана на тысячах страниц и все они полны коварства.

В «обратном течении» мелькали бесчисленные картины прошлого. Юный Алоцзинь выбрал того, за кем хотел следовать, и с тех пор стал совершенно другим человеком. Он был ядром молодого поколения клана шаманов, они больше не желали оставаться такими же безучастными, как их предки. Они были сильны и стремились оставить свои имена в истории.

Шесть лет спустя, после долгих ожесточенных боев, люди, наконец, прорвались через окружение демонов в Дунчуань. Они пришли, чтобы приветствовать своего потерянного принца и вернуть его обратно. Тогда Алоцзинь сильно поссорился с главой клана, своим отцом. Долг обязывал его идти до конца, несмотря на опасность. Следуя за мечтой о мире в великой стране четырех морей (8), он ушел и увел за собой мятежную молодежь.

(8) 四海 (sìhǎi) страна четырёх морей (обр. о Китае).

Перед глазами Сюань Цзи промелькнуло немало беспорядочных фрагментов. Они были не такими красивыми и яркими, как в начале, некоторые из них почти невозможно было рассмотреть.

Когда Шэн Линъюань покинул Дунчуань, ему было шестнадцать или семнадцать лет, формально он стал официальным наследником престола. За это время он уже вырос во взрослого человека. Кроме того, ранние годы его жизни выдались очень тяжелыми. Чертами лица и ростом он не отличался от людей вокруг, но, тем не менее, казался совсем другим.

Молодой император всегда выглядел уставшим. За исключением встреч с людьми, когда его лицо сияло чистотой. Он всегда опирался на меч и засыпал в любое время и в любом месте. Над его верхней губой появился первый пушок. Когда он вспоминал об этом, то просто соскребал его ножом. Если он этого не делал, то выглядел неряшливо. Неудивительно, что он оставил после себя изображение кровожадного чудовища.

Но когда он открывал глаза, в них был свет. Его взгляд был тверд, как скала, долгие годы противостоявшая дождю и ветру. Они были такими яркими, что захватывало дух.

Эти глаза должны был привлекать людей, заставлять их следовать за их владельцем.

Взгляд и сердце Сюань Цзи внезапно обратились к юноше. Молодой император торопливо прошел мимо него, и Сюань Цзи подсознательно протянул руку, чтобы остановить его. Два человека, разделенные пространством и временем, пересеклись друг с другом.

«Что я делаю?» — Сюань Цзи сжал пальцы и в этот момент они оба рухнули на землю.

Сюань Цзи пришел в себя и увидел Алоцзиня, с маленькими косичками на голове. Мальчик бежал за Шэн Линъюанем. Юному шаману было всего четырнадцать или пятнадцать лет. По сравнению со своими сверстниками он показался юноше умственно отсталым и слишком низким. Он не доставал Сюань Цзи даже до плеча. Алоцзинь был больше похож на младшеклассника, сбежавшего с урока физкультуры. Сюань Цзи почувствовал, что для его косичек требуется отдельная статья в законе «О защите несовершеннолетних».

— Этот Алоцзинь… он же мелкий, как клещ. Как он вообще стал преемником главы клана?

— А, — холодно улыбнулся Шэн Линъюань, — хороший вопрос.

В следующее мгновение картина перед ними снова разрушилась. Ноги Сюань Цзи задрожали, послышался рев.

— Прочь с дороги! Отпусти меня! — глаза Алоцзиня налились кровью. Даже четверо молодых шаманов не могли его удержать.

— Молодой глава, не будьте таким импульсивным!

Алоцзинь выбежал из палатки. Снаружи стремительно затормозила лошадь и тут же встала на дыбы. Ее передние ноги поднялись так высоко, что, казалось, еще чуть-чуть, и всадник опрокинулся бы на спину. Всадником оказался молодой император. Он был ранен, его грудь была стянута бинтами. В некоторых местах повязки уже успели пропитаться кровью. Спешившись, он мертвой хваткой вцепился в поводья, прежде чем опуститься на колени.

Стоило Алоцзиню увидеть его, как он едва не разрыдался и с трудом выдавил из себя фразу:

— Старший брат, они несут чушь, верно?

Посиневшие губы Шэн Линъюаня беззвучно шевельнулись.

— Это все чушь! Я им не нравлюсь, поэтому они лгут мне! Ведь так?

Шэн Линъюань внезапно опустил голову. Выражение его красивого лица изменилось, будто все его тело пронзила острая боль. Он глубоко вздохнул, стиснул зубы и хрипло сказал:

— За полмесяца до этого ты послал письмо в Западную Сычуань… Вампиры напали на гонца, превратили его в марионетку и отправили обратно в клан. Глава клана… он не стал проверять… Алоцзинь!

Алоцзинь закачался и упал на колени.

В этот момент, оба Шэн Линъюаня, древний призрак и император, одновременно протянули руки, сомкнули пальцы на затылке юноши и крепко прижали Алоцзиня к себе.

Две ладони Шэн Линъюаня столкнулись во времени и пространстве. Те же кости, та же плоть, но рука древнего призрака была холодна и прекрасна, как ледяная скульптура. Рука юноши же была вся покрыта шрамами, большими и маленькими. Его ладонь была вся в мозолях, и от того, что он так сильно сжимал поводья, остался красный след. Казалось, юношу лихорадило.

Соприкосновение двух реальностей казалось поразительным. Даже древний призрак что-то почувствовал и быстро отстранился.

— Это был Новый год, — совладав с собой, сказал Шэн Линъюань Сюань Цзи. — Человеческий год ничего не значил для шаманов, но они были любопытные и живые. Для них это был просто праздник. Они собирались вместе, чтобы выпить вина. Но в армии нет ничего веселого. После третьего бокала, кто не свалился сразу, начинали состязаться в силе и ловкости. Кто-то играл на многострунной цитре и пел. Некоторые младшие братья вспоминали песни из родных мест и плакали в голос, потому что их семьи погибли на войне. Они стали бездомными. Алоцзинь долго слушал их, но так ничего и не сказал. Ночью он вернулся к себе и впервые написал письмо. Он попросил самого надежного человека тайно доставить его. Он не хотел, чтобы я подумал, будто он слаб, хотя я и понятия не имел об этом до самого инцидента. Это было большой ошибкой.

Сюань Цзи вдруг спросил:

— Кто этот «самый надежный человек»?

Шэн Линъюань вздохнул и вновь спрятал руки в рукава халата, сотканного из увядших лоз.

— Похоже, ты уже догадался.

— Алоцзинь в спешке увел своих людей следом за мной. Он не был к этому готов. Он ни слова не знал на официальном языке. Он был невежественен. Когда я только вступил на трон, я так боялся, что, не успев позаботиться об одном я непременно потеряю что-то другое. Я оберегал маленького главу клана шаманов, и, естественно, императорский наставник Дань Ли должен был быть дотошным и внимательным к мельчайшим деталям. Они часто виделись с Алоцзинем. Однажды, он по секрету сказал мне, что в Дань Ли есть что-то очень похожее на великого мудреца. Когда он увидел его, то почувствовал доброту, — сказал Шэн Линъюань. — Поэтому он последовал за мной, желая соответствовать учителю.

Сюань Цзи вдруг почувствовал, что что-то не так.

«Дань Ли», должно быть, был очень важным человеком в жизни императора, но почему он до сих пор не видел его в памяти Шэн Линъюаня.

В «обратном течении» все детали были четкими, а лица и поведение каждого человека были предельно ясными. До сих пор он видел вокруг молодого императора всех его телохранителей, важных чиновников и генералов, и даже этого, не в меру активного шамана, Алоцзиня. Попав в проклятие, Сюань Цзи успел познакомиться со многими людьми.

Но как здесь могло не быть Дань Ли?

По словам Его Величества, Дань Ли всегда должен был быть рядом с ним и Алоцзинем.

В те времена еще не было интернета, как эти сведения могли так сильно отличаться?

В голове Сюань Цзи промелькнули бесчисленные варианты, и его взгляд внезапно застыл. Он насторожился и сунул руку в карман штанов.

В «Книге шаманов Дунчуаня» был отрывок о каннибалах. Там была поговорка: «Демоны, пожирающие сердца людей, не заслуживают доверия».

Сюань Цзи с преспокойным видом спросил:

— Значит, старого главу клана убило то смертоносное письмо, посланное Алоцзинем? И Алоцзинь стал его преемником. Клан шаманов вступил в кровную вражду с расой демонов. Все они официально примкнули к вам. В каком году произошли эти события?

Shandian, блог «Liu Yao: The Revitalization of Fuyao Sect (Возрождение клана Фуяо)»

Глава 51. Он чем-то напоминает третьего брата.

11 июня 2020 (23:53:17) 5

Не успел Чэн Цянь сделать и двух шагов из долины, как вдруг оглянулся, протянул руку и кого-то схватил. Со стороны послышалось: «Ай!», и крепкого вида молодой человек спрыгнул с большого дерева.

Но едва его ноги коснулись земли, как сверху упал его дорожный мешок и приземлился юноше прямо на голову. В мешке, похоже, лежало что-то тяжелое. Столкнувшись с чужой макушкой, неизвестная ноша издала глухой стук. Глаза юноши тут же закатились, и он упал навзничь. Казалось, он умер, не успев закончить учебу.

Чэн Цянь был так ошеломлен, что не смог вымолвить ни слова.

Несмотря на то, что, кроме владыки долины Минмин, Чэн Цянь больше никого не знал, он все равно не мог ошибиться, увидев этого удивительного человека. Он с первого взгляда понял, что это был никто иной, как первый ученик.

скрытый текстНо как раз в тот момент, когда он уже собрался уходить, потерявший сознание юноша начал приходить в себя. Стоило ему увидеть Чэн Цяня, как лицо его сразу же озарилось счастьем. Не обращая никакого внимания на шишку размером с кулак, он тут же бросился к ногам Чэн Цяня, крича:

— Старейшина! Я жду тебя здесь уже полночи, старейшина!

От этих слов Чэн Цяню стало слегка неловко. Вся эта ситуация была похожа на спланированный побег, где один из сговорившихся не сдержал своего обещания.

Чэн Цянь сухо кашлянул.

— К чему столько условностей... И не называй меня «старейшиной».

Молодой человек удивился.

— О, старейшина Чэн, я всего лишь хочу путешествовать. Пожалуйста, возьми меня с собой! Тебе не нравится «старейшина»? Тогда как мне тебя называть? Дядя Чэн? Нет, точно! Чэн-Чэн, мастер Чэн! Почему бы тебе не взять меня в ученики?

Слова юноши ошеломили Чэн Цяня еще больше, так что он попросту не нашел, что ответить.

Видя, что тот готов прямо здесь и сейчас преклонить перед ним колени и поднести ему горсть земли, вместо чашки чая, чтобы посвятить себя в ученики, Чэн Цянь поспешно протянул руку и помог юноше подняться.

— Не стоит, я пока не собираюсь брать учеников. Кто учил тебя в долине?

— Никто, — небрежно ответил юноша. — Я просто слепо тренировался вместе с владыкой. Владыка долины — мой отец, он не будет возражать, если я уйду в другой клан.

Услышав столь неожиданный ответ, Чэн Цянь не смог удержаться от тихого замечания.

— О, неудивительно, синяя краска действительно получается куда ярче (1).

(1) 青出于蓝 (qīng chū yú lán) обр. превзойти своего учителя, превзойти своих предшественников; букв. синяя краска получается из индиго (Сюнь-цзы, утверждая, что возможности человеческого познания безграничны, сказал: 青取之于蓝，而青于蓝(qīng qǔ zhī yú lán ér qīng yú lán) - синяя краска получается из индиго, но она синее самого индиго).

Юноша, похоже, остался доволен, услышав эти слова. Он действительно принял их за искренний комплимент, и скромно сказал:

— Нет, нет, этому младшему еще многому предстоит научиться.

Чэн Цянь несильно ущипнул себя за переносицу и спросил:

— Как тебя зовут?

Юноша выпятил грудь и гордо ответил:

— Нянь Дада!

Даже самый лицемерный человек не смог бы пойти против своей совести, чтобы похвалить это имя. В этот момент Чэн Цянь окончательно убедился, что разум владыки долины, должно быть, когда-то повредился.

Чэн Цянь отказался взять его в ученики, но Нянь Дада это не волновало. Он оказался куда настойчивей и, подняв свою дорожную сумку, как хвост последовал за Чэн Цянем. Шагая за юношей, он нагло спросил:

— Ст... Дядя Чэн, куда мы идем?

Это была явная попытка завязать разговор. Чэн Цянь не хотел его развлекать, потому притворился, что не услышал этих слов. Но Нянь Дада и не возражал. Так и не получив ответа, он самостоятельно нашел решение.

— Ерунда, конечно, мы идем в Шиу. Дядя, ты ведь уже догадался, что это за злой дух?

Не дожидаясь, что скажет ему Чэн Цянь, он просто продолжил говорить сам с собой:

— Не имеет значения, что это такое, никому не разрешено сеять хаос. Мы должны избавиться от него!

Наконец, Чэн Цянь прервал его монолог.

— Ты покинул долину без разрешения? Твой отец дал согласие на это?

— Моему отцу все равно, — сказал Нянь Дада. — Дядя, не волнуйся. Как только жители долины Минмин заканчивают свое обучение, они становятся свободными.

Чэн Цянь почувствовал, как у него заныли зубы. Он мысленно задался вопросом, что за «мастер» мог отпустить такого ученика.

Но Нянь Дада не понял выражение его лица и немного неуверенно объяснил.

— Дядя, ты ведь всегда совершенствовался в уединении и, вероятно, не знаешь этого. Правило нашего клана гласит: «Не обязательно становиться выдающимся заклинателем. Достаточно и малого мастерства, пока вы не доставляете неприятностей снаружи... Но, если вы оступились, ни в коем случае не упоминайте имя вашего клана».

Чэн Цянь окончательно лишился дара речи.

Нянь Дада продолжил:

— Как бы то ни было, отправиться в путешествие — значит веселиться и получать удовольствие. А еще по пути можно избавиться от парочки демонов. О, но нужно тщательно выбирать, кого ты можешь победить, а кого нет. Если победа тебе не по силам, лучше найти более сильного старшего.

Чэн Цянь бросил взгляд на меч, подаренный владыкой долины, и понял, для чего его на самом деле отдали. Если в дороге его обманут, он сможет легко заложить это «сокровище», а на вырученные деньги обеспечить себе сытую и беззаботную жизнь.

Внезапно, он будто вспомнил о чем-то и невольно улыбнулся.

Нянь Дада тут же сделался похожим на задушенную утку. Юноша едва не онемел от шока.

Обычно, когда его братья-ученики из долины Минмин собирались вместе, они часто обсуждали старейшину ледяного озера. Какой человек мог бы десятилетиями совершенствоваться в уединении среди невыносимого холода? Неужели даже покинув это место он не станет ни с кем говорить?

Что же это за человек, который может пережить несколько Небесных Бедствий и остаться невредимым?

Да он уже совершенно точно не человек!

Нянь Дада казался Чэн Цяню очень энергичным, но из-за своего необъяснимого поклонения молодому старейшине он постоянно нервничал. Его ноги дрожали под халатом.

Увидев его ошеломленный взгляд, Чэн Цянь в замешательстве спросил:

— В чем дело?

Нянь Дада тут же с силой ущипнул себя.

— Я-я-я... Э-э, это, это…

— Не волнуйся, я просто подумал о главе моего клана. Он чем-то похож на твоего отца, — на этот раз Чэн Цянь, похоже, был в настроении говорить. — О, то есть, я имел в виду их образ мыслей, конечно. У моего старшего брата все еще есть талия.

Нянь Дада расплылся в улыбке и льстиво сказал:

— Как такое возможно? Как он может быть похож на моего отца? Тогда как же ему удалось воспитать такого грозного человека, как дядя?

Но на этот раз его лесть не увенчалась успехом.

Его слова немало озадачили Чэн Цяня. Легкий намек на улыбку тут же исчез с его лица. Он опустил голову и направился к видневшейся вдалеке деревне. Через некоторое время он, наконец, вновь заговорил тихим голосом, замечая, что его сердце переполняют самые разные чувства.

— Я не знаю, наверное... Не повезло.

Чэн Цянь не говорил, что возьмет его с собой, но Нянь Дада, похоже, наконец нашел кого-то, за кого можно было бы зацепиться, поэтому он продолжал упорно следовать за юношей.

Примерно на полпути к деревне Чэн Цянь заметил, что что-то не так. Нисколько не изменившись в лице, он сосредоточил часть своей энергии в глазах и увидел, что все окрестности были окутаны кровавой аурой.

Она тянулась до самого горизонта, где собирались зловещие, темные облака.

Чэн Цянь нахмурился. Это было очень необычно. Он не верил, что с обладателями подобной энергии будет легко иметь дело.

Следует помнить, что чем выше мастерство заклинателя, тем больше он посеет семян (2). Что до тех попрошаек, всю жизнь скитавшихся с пустыми руками, то они мало чем отличались от обычных людей. Их поведение напоминало поведение диких зверей. Даже демонические совершенствующиеся не стали бы так унижаться.

(2) 春風化雨 (chūnfēng huàyǔ) весенний ветер рождает дождь (обр. в знач.: сеять семена просвещения; благотворное влияние воспитания).

Может быть, истинный преступник намеренно создавал ложное впечатление, желая заставить жителей долины Минмин думать, что «злой дух» — это всего лишь никчемный бродячий заклинатель?

Если бы это действительно было так, никто не стал бы использовать большой меч, чтобы убить курицу. Если бы Чэн Цянь, по чистой случайности, не решил сегодня спуститься с горы, владыка долины, вероятно, послал бы для решения этой проблемы юного и неопытного младшего адепта.

Ну и что с того?

Внезапно поток мыслей Чэн Цяня свернул в другое русло. Ему вдруг подумалось, что целью убийцы, вероятно, были вовсе не жители деревни, а заклинатели из долины Минмин!

Он немедленно скрыл свое присутствие. Уникальная для каждого, кто совершенствовал свой изначальный дух, ужасающе холодная аура, окружавшая его тело, тут же исчезла. Когда он шел рядом с Нянь Дада, они казались парой братьев, чьи уровни развития не слишком-то отличались друг от друга.

Нянь Дада был крайне беззаботным человеком. Он не заметил ни кровавой ауры над деревней ни перемен, произошедших в Чэн Цяне. Он все также шагал вперед, ни на минуту не замолкая.

— Однажды, когда я был маленьким, я вышел за пределы долины, чтобы поиграть... Дядя, ты это видел? Похоже, жители деревни вышли, чтобы поприветствовать нас!

Вернувшись раньше, Люлан уже давно ждал их. Увидев заклинателей, он сразу же поспешил к ним на встречу. Но юноша никак не ожидал, что на просьбу о помощи откликнется именно Чэн Цянь. Он был так потрясен неожиданной милостью, что не смог произнести ни слова и некоторое время просто молчал.

— Трупы все еще здесь? Я хочу их увидеть. — Чэн Цянь не стал тратить время на любезности. Целенаправленно обойдя юношу, он направился прямо в деревню.

Люлан тут же пришел в себя и поспешно догнал его.

— Д-да, сяньчан... Пожалуйста, присядь ненадолго, я... Я попрошу кого-нибудь налить тебе чаю…

Но Чэн Цянь отмахнулся от него.

— Не нужно, я не привык пить горячую воду. Сначала нам лучше осмотреть…

Его голос резко оборвался. Открывшееся перед ним зрелище потрясло его. Деревня казалась слишком пустынной.

Все вокруг было старым и обветшалым. Услышав о приближении заклинателей, практически все жители вышли посмотреть на них. Каждый человек выглядел голодным, их одежда напоминала лохмотья. Во всей деревне не было ни одного дома с черепичной крышей. Некоторые хижины были накрыты связками соломы и выглядели так, будто их только-только восстановили после разрушения. Даже те редкие собаки, что пробегали мимо, были такими тощими, что походили на скелеты, обтянутые кожей. Но их взгляды казались настолько свирепыми, что их легко можно было бы спутать с волками.

Они не осмеливались приближаться к Чэн Цяню, и лишь смотрели на Нянь Дада голодными глазами.

Эти собаки определенно пробовали сырое мясо и хорошо знали вкус свежей крови.

Возможно, Чэн Цянь и провел последние сто лет вдали от мира смертных, но он тоже родился в бедной деревеньке. Его родители были нищими, и он не понаслышке знал, что значит жить впроголодь. Именно это время многому научило его.

— Сяньчан, вероятно, не часто покидал долину Минмин, так что ты не знаешь, — неуверенно начал, стоявший рядом с ним, Люлан. — Предыдущие два года ознаменовались чередой катастроф, а после в стране вспыхнуло вооруженное восстание императора Аньпина, длившееся три года. Но даже после этого императорский двор продолжил требовать барщину (3) и собирать налоги... Мы еще не восстановились и не можем оказать тебе достойный прием. Сяньчан, пожалуйста, не обижайся…

(3) Даровой принудительный труд крестьян на помещичьей земле.

Чэн Цянь покачал головой. Он чувствовал себя слегка растерянным.

Только теперь он, наконец, понял, что вернулся в мир смертных после ста лет совершенствования. Ему вдруг показалось, что слишком богатый меч в его руке был самым настоящим бельмом на глазу, поэтому Чэн Цянь незаметно сложил печать, намереваясь скрыть его из виду.

Но вдруг, что-то коснулось его сознания, которое он непроизвольно распространил вокруг. Чэн Цянь резко обернулся. В пестрой тени деревьев позади него ничего нельзя было рассмотреть.

Нянь Дада тоже обернулся и небрежно спросил:

— Дядя, что ты делаешь? Почему ты не идешь?

Чэн Цянь подумал: «За нами следят, болван».

Хотя он и ругался в душе, но на его лице так ничего и не отразилось. Он лишь успокоил свое сознание и, притворившись невежественным, молча пошел вслед за Люланом туда, где находились трупы.

Нянь Дада в нетерпении забежал вперед.

— Дядя, я слышал, как другие говорили, будто бы тем, кто это сделал, был темный заклинатель, совершенствующий призрачный путь!

— Поглощающая души лампа? Даже если это так, для практики управления призраками лампе требуется кровь девственников, — медленно произнес Чэн Цянь. — Я также слышал, что кровь обязательно должна быть свежей, взятой у еще живого человека. Много не нужно, так что этого определенно недостаточно для убийства. Но, если повторять процедуру несколько раз, несчастный не выдержит, и его больше нельзя будет использовать. Итак, жертвы Поглощающей души лампы совсем не похожи на этих обескровленных людей. Кроме того, эти лампы очень опасны, как их может быть так много…

Сердце Нянь Дада сразу же наполнилось благоговейным трепетом.

— Дядя, почему ты так хорошо осведомлен?

Встретившись со взглядом этих больших невежественных глаз, Чэн Цянь вдруг почувствовал, что этот сопляк не годится даже для того, чтобы избавить его от скуки. Он слишком раздражал.

Лето было в самом разгаре, так что пролежавшие ни один день трупы уже успели сгнить. Когда подняли саван, потревоженные мухи принялись неистово жужжать. Но едва приблизившись к Чэн Цяню, они тут же разлетелись в страхе перед исходившим от него холодом. Под восхищенным взглядом Нянь Дада Чэн Цянь спокойно опустил руку на труп ребенка. Через мгновение из детского тела вырвалась темная аура и тут же взвилась в небо, превращаясь в черное, как смоль, призрачное лицо. Но стоило лицу увидеть Чэн Цяня, как оно в панике исчезло.

Чэн Цянь слегка нахмурился и в мгновение ока последовал за ним.

Рефлексы Нянь Дада оставляли желать лучшего. Он успел выпалить лишь короткое: «Ай-я». Но едва он собрался броситься за Чэн Цянем, от того не осталось и следа.

Юноша поспешно вытащил из сумки меч и, сунув остальные свои вещи Люлану, вскочил на сияющее лезвие, все еще крича:

— Дядя! Дядя! Подожди меня!

Но Чэн Цяня уже давно не было рядом. Сделав в воздухе круг, удрученный Нянь Дада приземлился обратно и застенчиво сказал:

— Я потерял его.

Люлан тут же ответил:

— Сяньчан, не мог бы ты взять меня с собой? Я вырос в этих местах, я хорошо знаю дороги. Я могу отвести тебя туда, где впервые появилась та белая фигура.

Нянь Дада смущенно посмотрел на него. Его мастерства вполне хватало, чтобы самостоятельно летать на мече, но он не был достаточно искусен, чтобы взять с собой еще одного человека. Услышав чужие слова, он слишком растерялся, чтобы признаться в этом. Он сухо кашлянул, убрал меч и поспешно придумал себе оправдание.

— В полете очень легко промахнуться, будет плохо, если мы потеряем моего дядю. Почему бы нам не пойти по земле?

Сказав это, он порылся в своей сумке и достал ворох желтых бумажных талисманов с киноварно-красными знаками. И хотя талисманы не требовали много энергии, они были сделаны из определенных материалов. Их можно было использовать только один раз. Обычно, старшие давали их своим никчемным ученикам на случай, если те внезапно пропадут из поля зрения.

Нянь Дада все перебирал и перебирал их, глядя на нарисованные знаки, пока, наконец, не выбрал два амулета для быстрого перемещения. Прикрепив один из них к ноге Люлана, а второй к своей собственной ноге, он воскликнул:

— Вперед!

Лицо Люлана резко побледнело, и конечности тут же унесли его прочь.

Никто из них не заметил золотой цикады, все это время неподвижно сидевшей на большом дереве. Подождав немного, цикада бесшумно слетела со ствола и медленно поплыла за Нянь Дада и Люланом. Но не пролетев и четырех ли, ее тело замерло, будто на что-то наткнувшись.

Покружив у обочины, золотая цикада опустилась на дорогу и превратилась в лист. В середине листа образовалась трещина, и чистая Ци, заключенная внутри него, рассеялась, устремившись по небу прямо к холмам, находившимся примерно в пятидесяти ли от этого места.

Среди множества гор, на одном из склонов стояли двое и смотрели вниз. Это были никто иные, как Лужа, облетевшая большую часть страны, и Ли Юнь.

— Старший брат послал меня сюда, сообщить тебе, что он отправился с визитом к владыке долины Минмин. Так как это чужая территория, мы не можем пренебречь вежливостью и не уведомить их.

Ли Юнь кивнул. Он хотел было что-то спросить, но вдруг услышал слабое жужжание. Юноша поднял голову и тут же увидел свою сверкающую золотую цикаду. Полупрозрачное насекомое приземлилось ему на плечо.

— Золотая цикада? — Лужа была сбита с толку. — Могла ли она так быстро найти темного заклинателя?

По мановению руки Ли Юня золотая цикада рассеялась в воздухе, и перед ними тут же возникла безлюдная деревня. Юноша, одетый в лохмотья, вел по улочке двух заклинателей.

Как только идущий впереди молодой человек вошел в поле зрения золотой цикады, он внезапно обернулся, будто что-то почувствовал. Затем открывшаяся им картина полностью исчезла.

Лужа охнула.

— Ничего особенного. — Ли Юнь же наоборот не нашел в этом ничего странного. — У этого человека, должно быть, сильный изначальный дух, но по какой-то причине он скрывает свой уровень совершенствования. Заклинатели, взращивающие изначальный дух, обладают чрезвычайно острым чутьем, они заметят тебя, даже если ты всего лишь посмотришь на них подольше. В присутствии такого грозного мастера золотая цикада, вероятно, больше не осмелилась открыть глаза.

Он как раз закончил говорить, когда в воздухе возникла новая картина. На этот раз действие происходило в старой хижине. Под соломенным карнизом лежал ряд трупов. Человек, едва не обнаруживший золотую цикаду, исчез, а пришедший с ним молодой заклинатель еще долго кричал: «Дядя!». Затем он попытался улететь на своем мече, но деревенский паренек уговорил его пойти вместе, и заклинателю ничего не оставалось, кроме как взять его с собой при помощи талисмана быстрого перемещения. Цикада некоторое время следовала за этими двумя, но потом, похоже, столкнулась с чем-то и внезапно остановилась. Все исчезло.

Снова держа цикаду в своей ладони, Ли Юнь произнес:

— Она почувствовала опасность, поэтому не осмелилась и дальше преследовать их... Хм, когда старший брат вернется, мы сходим туда посмотреть.

— Подожди! — Лужа настойчиво схватила Ли Юня за плечо. — Второй брат, давай еще раз посмотрим начало, я хочу увидеть человека, появившегося первым!

— А что тут видеть? Это было всего лишь мгновение, ты даже не сможешь его ясно рассмотреть. — Ли Юнь был смущен. — Разве тот шумный ребенок не называл его «дядей»? Вероятно, это просто старший из их клана, разве нет? Что это?

— Этот размытый профиль, — сказала Лужа. — Мне кажется, он чем-то напоминает третьего брата.

Shandian, блог «Lie Huo Jiao Chou (Топить в вине бушующее пламя печали)»

Глава 27

8 июня 2020 (23:17:07)

Но после этого происшествия сердце молодого главы клана оказалось всецело обращено к огромному и безжалостному миру людей.

Пока они разговаривали, воспоминания в персиковом саду начали оживать, а невольно вовлеченные в это Шэн Линъюань и Сюань Цзи, вынуждены были последовать за ходом времени.

Будучи в изгнании, маленький принц все еще страдал от полученных ран. Он закрыл глаза и прислонился к окну старой хижины, как вдруг внутрь влетело большое странное насекомое и тут же уселось ему на лоб. Местные шалуны не могли сдержать смех. И, хотя самому Шэн Линъюаню было всего десять лет, часть из них он провел в бегах и бесконечном страхе за свою жизнь, потому он попросту растерял всю детскую невинность. Он не понимал этих детей и не хотел опускаться до их уровня. Мальчик спокойно схватил насекомое пальцами, протянул руку к окну, выкинул его, а затем холодно произнес на ломаном языке клана шаманов:

— Еще раз так сделаешь, и я скажу твоему отцу.

скрытый текстВеселый смех прекратился. Мгновение спустя среди ветвей показалась голова Алоцзиня. Мальчик бросил на него сердитый взгляд и, соскользнув с дерева, убежал прочь вместе с группой своих последователей.

Юного Алоцзиня очень интересовал Шэн Линъюань, он хотел поиграть с ним и не очень-то активно ему угождал. Алоцзинь был единственным сыном главы, и клан баловал его с малых лет. Все дети бегали за ним как звезды вокруг луны (1). В его сознании не было понятия «поступиться с репутацией и подружиться добровольно». Он думал, что достаточно им было лишь пройтись перед наследным принцем, как юный государь тут же должен был смутиться перед лицом невиданной милости (2) и присоединиться к ним.

(1) 众星捧月 (zhòngxīngpěngyuè) как звёзды вокруг луны (обр. в знач.: быть центром всеобщего внимания, являться кумиром публики).

(2) 受宠若惊 (shòu chǒng ruò jīng) обрадован и изумлен такой неожиданной милостью.

Кто бы мог подумать, что этот несчастный, оставшийся без средств к существованию наследный принц, совсем не желал щадить чье-либо самолюбие.

Где уж тут держать себя в руках. Алоцзинь сердился, но одновременно с этим испытывал чувство, которое легко можно было описать словами: «Чего он не мог достичь, того еще больше желал». Чем сильнее Шэн Линъюань его игнорировал, тем сильнее Алоцзинь хотел напомнить о своем существовании. Поэтому каждый день он собирал группу младших братьев и отправлялся приставать к нему, не давая покоя ни курам, ни собакам (3).

(3) 鸡犬不宁 (jīquǎn bùníng) курам и собакам нет покоя (обр. не давать покоя; устроить переполох).

Но пережитые события давно закалили характер маленького принца. Он не боялся этих ребят и не сердился на них, а когда уставал — в полной мере демонстрировал свои способности и прибегал к проверенному методу: «Я скажу твоему отцу».

Частота избиений Алоцзиня росла в геометрической прогрессии. Любовь и ненависть, испытываемые мальчиком к наследнику престола, доводили его до зубного скрежета.

В исторических книгах говорилось, что император У был «умен не по годам», однако в них почему-то не упоминалось, что Его Величество выучил чужой язык быстрее, чем попугай.

Поначалу Сюань Цзи думал, что Шэн Линъюань был прирожденным гением, не забывающим ничего из того, что услышал. Юноша думал, что он не шел ни в какое сравнение со студентами университета, десятилетиями изучавшими английский язык. Но в итоге он понял, что все это было лишь вопросом выживания.

В эпоху войны Цзючжоу ни у кого не было цели популяризировать «путунхуа». Наречия всех этнических групп и регионов очень разнились, некоторые из них были даже из разных языковых семей. Быстро овладеть диалектом и слиться с чужой средой было обязательным условием для юного Шэн Линъюаня. Он должен был выжить.

Однако, даже Шэн Линъюаню было очень трудно учить шаманскую письменность. Шаманы записывали иероглифы на листьях местных растений. На первый взгляд они чем-то напоминали древнеегипетские. Символы состояли из больших и малых кругов, и не имели привычных штрихов. Они были такими же простыми, как и жилища шаманов, но в то же время казались очень неоднородными. Их письменность имела долгую историю и являлась частью культурного наследия.

На вершине горы, рядом с домом великого мудреца, было место, похожее на современную библиотеку. Оно также имело большую культурную ценность. Иноплеменники могли приходить к ней, когда им заблагорассудится.

Даже современному Сюань Цзи открытость и цивилизованность этой древней нации казалась удивительной. Это «неразвитое» общество в сердце Дунчуаня перевернуло все его представление о шаманах.

Земля шаманов была колыбелью бабочек-паразитов. Люди здесь могли использовать всевозможные странные заклинания, а само слово «шаман» было окутано особой аурой. Кроме того, к не в меру разговорчивому Алоцзиню Сюань Цзи был неизбежно предвзят. Он считал, что образ «шамана» похож на образ «черного волшебника» из фильмов. Все они должны были быть закутаны, как арабские женщины, оставив свободной лишь прорезь для глаз. Они должны были скрываться весь день и выходить только по ночам. А когда им нечего было делать, они собирались вокруг костра и совещались, кто же умрет в ближайшее время.

Однако Дунчуань вовсе не был таким мрачным. Местные шаманы вели довольно яркую жизнь. Люди здесь казались очень ленивыми. Каждый раз, выпасая скот, хозяин сразу же начинал искать себе место, где можно было бы прилечь. Если животные разбредались, люди не видели в этом особой проблемы, ведь они могли запросто вернуть их всех в течение нескольких дней. Здешние дети начинали учиться, когда им исполнялось пять или шесть лет. В клане не было ни одного неграмотного человека. Вечерами делать было особо нечего. Все жители поднимались на вершину горы и отдыхали. Глава клана и великий мудрец неизменно присоединялись к ним. Люди сидели вместе, никого не возвеличивая и не испытывая неловкости. Они пели и танцевали, рассказывали истории и даже спорили о чем-то из ранней философии.

— Мне кажется, это место очень похоже на Афины, — будто сам себе сказал Сюань Цзи. — Зачем было называть себя «шаманами»? Это так страшно звучит.

— По их словам, они называли себя «людьми, живущими в лесу на склоне холма»», — сказал Шэн Линъюань. — «Шаманами» их прозвали чужаки. Страшно? Возможно, тогда это звучало пугающе.

— Их дети тоже звали тебя…

— Линъюань?

— Я думал, это псевдоним.

— Я не помню своего настоящего имени. Я не знаю, какое из них псевдоним, — улыбнулся Шэн Линъюань. — Имя «Линъюань» довольно редкое. Говорили, что оно детское, дарованное мне старшими. Его легко произносить, поэтому я так и представился.

Говорят, что древние, давая имена, уделяли самое пристальное внимание скрытому в них смыслу. Но два иероглифа «Линъюань» (4) в действительности имели дурное значение. В особенности учитывая, в какой непростой период родился Его Величество.

(4) 灵渊 (língyuān) бездонное (глубокое) озеро; таинственная пучина.

«Что же это за старшее поколение, что имело такие злые намерения?» — подумал Сюань Цзи.

Он следовал за молодым Шэн Линъюанем, и всякий раз юноше казалось, будто маленький принц находился в отпуске. Каждый день он только и делал, что отдыхал, читал книги, задавал вопросы великому мудрецу или помогал подавать травы. Самая большая беда заключалась в том, что главный проказник Алоцзинь постоянно ему докучал.

Сюань Цзи думал, что в памяти императора его ожидали кровавые реки. Но в действительности, они лишь бесконечно следовали за мальчиком, наблюдая за его ежедневными хлопотами. В конце концов, в «обратном течении» Шэн Линъюань был всего лишь десятилетним ребенком, и у него еще не было никакого интереса к взрослению.

— Подождите, Ваше Величество, — на мгновение засомневавшись, Сюань Цзи все же не удержался от вопроса. — Вы только что сказали, что если кто-то попадет в воспоминание, то навсегда застрянет в нем. Неужели мы теперь в ловушке?

Шэн Линъюань безразлично посмотрел на юношу.

Сюань Цзи внезапно обнаружил, что чем больше взлетов и падений в настроении Шэн Линъюаня он видел, тем более отчужденным становилось его отношение. Если бы он не знал, что попал в ловушку в сознании человека, не желавшего просыпаться, Сюань Цзи подумал бы, что она безупречна (5).

(5) 无懈可击 (wú xiè kě jī) нет слабого места, по которому можно было бы ударить (обр. в знач.: безупречный; непогрешимый).

Неужели он действительно так слаб, что позволит обмануть себя? Неужели он действительно намерен навечно остаться в воспоминаниях?

На мгновение Сюань Цзи показалось, что, поднявшийся со дна озера император У, впервые за все время был похож на человека из плоти и крови. Слабость сильного так же волнительна, как и храбрость труса.

— Но мы ведь все равно должны найти выход, верно?… — медленно произнес Сюань Цзи.

Прежде чем он успел договорить, Шэн Линъюань слегка кивнул.

— Ну, это было бы разумно.

Сюань Цзи промолчал.

На долгие уговоры времени не было.

— Это врожденный инстинкт человека – избегать тягот и забот (6). Я ведь тоже не могу пренебречь условностями. — на мгновение задумавшись, спокойно произнес Шэн Линъюань. — Все это было так давно, что я даже растерялся и какое-то время ничего не мог понять. Почему бы нам не сделать так: что ты хочешь узнать? Просто спроси меня. Может быть, при помощи твоих вопросов, я смогу выбраться из этого бесконечного круга незначительных мелочей.

(6) 避重就轻 (bì zhòng jiù qīng) избегать тяжёлого, искать лёгкого (обр. в знач.: идти по пути наименьшего сопротивления).

— Ваше Величество, — не удержался Сюань Цзи, — как может что-то, что заманило вас в ловушку, быть незначительным?

Шэн Линъюань, вероятно, решил, что маленький демон слишком сентиментален для того, чтобы это понять. Глядя на него, он улыбнулся.

— Хорошо, тогда что ты предлагаешь?

В его присутствии Сюань Цзи постоянно испытывал чувство бессилия, будто он только и делал, что растрачивал свои чувства впустую. Этот человек всегда сохранял хладнокровие и держал себя в руках. Что бы ни случилось, он продолжал изучать свои слабости и уничтожать их. Это было то таинственное, что отличало Его Величество от всех остальных людей.

Но, как только он понял свою ошибку и до того, как он успел заговорить, окружающая их действительность начала рушиться. Очевидно, Шэн Линъюань привел в порядок свои мысли и, сохраняя самообладание, оставил это простое и теплое воспоминание о юности позади.

Мирная деревня клана шаманов внезапно разлетелась на множество осколков, как разбитая ваза.

Они провалились в ночь. Прежде чем Сюань Цзи перестал падать, он увидел, как со скрипом открылась задняя дверь дома главы. Держа в руках матерчатый мешок, маленький Алоцзинь выскользнул из хижины и направился прямо к подножию горы. Лицо его выражало обиду, а ладонь левой руки покраснела и распухла. «Стукач» потерял всякое терпение и Алоцзинь вынужден был сбежать из дома.

— Что с ним случилось?

— Он украл у великого мудреца «заклинание ужаса» и подложил его мне под подушку, — сказал Шэн Линъюань. — «Заклинания ужаса» могут пробудить в людях их самые сокровенные страхи, но в этом нет ничего плохого. Страх — это всего лишь иллюзия. Когда человек это поймет, он исчезнет. Первоначально сам великий мудрец использовал эти заклинания для практики. Позже я часто брал их с собой. Но в то время я был еще слишком юн, потому глава клана и великий мудрец избегали пугать меня. Когда глава клана узнал об этом, он пришел в ярость и публично избил Алоцзиня. Не стерпев обиду, он тайно сбежал в ту же ночь.

Сюань Цзи услышал поблизости тихий шелест. Оглянувшись, он увидел Шэн Линъюаня, спускавшегося с большого дерева. Юный принц смотрел в спину Алоцзиню. Мальчик с минуту колебался, но все же последовал за ним.

— Ты...

— В тот день я так и не заснул, — откровенно ответил Шэн Линъюань. — Не важно, насколько хорошим является «заклинание ужаса», в конце концов, это очень мощное средство. Когда я впервые прикоснулся к нему, я был так напуган, что больше не смел закрывать глаза.

Шаманы не были полностью оторваны от внешнего мира. Некоторые из них регулярно одевались как обычные люди и выходили за покупками и для обмена. Хотя Алоцзинь никогда не ходил с ними, он явно знал дорогу, и все время, пока шел, он не переставал плакать. Мальчик и сам не заметил, как прорвался через барьер, установленный у подножия горы, и покинул зону защиты клана.

Он думал, что снаружи его ждут высокие горы и широкие реки. И с какой вообще стати чужой ребенок был таким драгоценным?

Но, едва покинувший клан юный шаман не ожидал так скоро вкусить все «трудности и опасности внешнего мира».

Клан шаманов не вел никакой борьбы, но их магия была непредсказуема. Их боялись как люди, так и демоны. Они знали, что Шэн Линъюань спрятался в горах, и, учитывая сложившуюся ситуацию, не осмеливались действовать безрассудно. В этом случае, сбежавший из дома Алоцзинь, оказался «человеческой головой, присланной за тысячу ли» (7). Стоило ему только выйти, как его тут же увели.

(
7) 千里送人头，礼轻情意重 (qiānlǐ sòngrén réntóu, lǐ qīng qíngyì zhòng) – дословно всю эту фразу можно перевести как «дорог не подарок, а внимание», и не учитывать при этом первую часть, но есть очень схожий вариант этой фразы, звучащий как 千里送鹅毛礼轻情意重 (qiān lǐ sòng é máo, lǐ qīng qíngyì zhòng), что буквально означает «за тысячу ли прислали гусиное перышко: легок подарок, да дорого внимание».

Демоны знали, что Шэн Линъюань находился в клане шаманов, и потому не могли осуществить ни один из своих планов (8). Но вдруг, Небеса услышали их, и они случайно захватили Алоцзиня. Они были вне себя от радости. В ту ночь демоны бросили связанного Алоцзиня в клетку, и, чтобы отпраздновать это событие, устроили пир прямо перед ним. Едой на празднике, разумеется, были люди.

(8) 一筹莫展 (yīchóu mòzhǎn) ни одного плана не осуществить (обр. в знач.: оказаться беспомощным; не в силах ничего не придумать).

Они смешивал с вином человеческую кровь, а детские кости тушили в котле. В кипящем супе плавал маленький скелет. Кое-где на костях еще можно было рассмотреть ошметки кожи и плоти. Но главным блюдом была красивая молодая девушка. Ее внутренности выпотрошили и вымыли, но сама она все еще была жива при помощи какого-то жуткого колдовства. Пока демоны живьем срезали с нее мясо, девушка истекала кровью и страшно кричала.

Демоны до костей обглодали ее ноги. Вынужденный смотреть на это Алоцзинь едва не сошел с ума.

А потом демоны бросили несчастную девушку к нему в клетку. Взгляд девушки был абсолютно пустым. Она смотрела мальчику прямо в глаза и улыбалась. Алоцзинь проплакал полночи.

Сюань Цзи, вынужденный лишь смотреть на происходящее, как беспристрастный наблюдатель, одеревенел, и непроизвольно расправил крылья. Однако, как только это произошло, он вздрогнул. Холодная, не боящаяся огня, рука, потянула его назад.

— Я здесь, не паникуй. — холодно сказал Шэн Линъюань. — Если бы они поменялись местами, люди поступили бы точно так же. Но все это – дела тысячелетней давности. К потомкам это не имеет никакого отношения, маленький демон.

— Вовсе нет... — Сюань Цзи попытался было сказать, что он вовсе не является «потомком демонов», но на середине предложения он снова запнулся.

Он действительно не был демоном, но и определенно не мог считаться человеком. Сюань Цзи на мгновение растерялся. Внезапно, его без какой-либо причины охватило чувство одиночества. Он вдруг понял, что у него никогда не было клана, не было кровных родственников. Обо всем этом он не имел ни малейшего понятия.

В это время, в «обратном течении», маленький Алоцзинь все еще плакал. Рыдания были такими долгими, что охранявший его демон не выдержал, и хотел было ударить мальчика. Но едва он поднялся на ноги, как что-то с силой ударило его самого. Кто-то подошел к нему со спины с кинжалом в руках и с точностью вонзил в шею острое лезвие.

Демон беззвучно упал, и оба, Алоцзинь и Сюань Цзи, пойманные в ловушку своих эмоций, во все глаза уставились на юного принца. Это был никто иной, как маленький «стукач», болезненный и хилый человеческий ребенок.

«Стукач» вытер кровь с лица, умело подхватил мертвое тело и оттащил его в сторону. Похоже, он проделывал подобное тысячи раз.

На его кинжале была начертана мантра усмирения демонов. Разрезав прутья клетки, как спелую дыню, он свободной рукой вытащил мальчишку и сунул ему кувшин, доверху наполненный заклинаниями.

— Иди.

Спотыкаясь, Алоцзинь успел сделать всего несколько шагов, но вдруг обнаружил, что Шэн Линъюань не пошел за ним. Он поспешно обернулся и увидел, как Шэн Линъюань протянул руку, чтобы прикрыть девушке глаза, после чего наклонился и что-то мягко сказал ей на ухо.

Девушка задрожала и принялась бессознательно бормотать. Шэн Линъюань некоторое время смотрел на нее, затем взял кинжал и, наконец, подарил ей долгожданное забвение.

Под острием ножа магия, поддерживающая ее жизнь, рассыпалась, и девушка, наконец, освободилась от оков этого, похожего на трясину, мира. Ее сознание на мгновение прояснилось.

Кто знает, даже достигнув состояния Будды, осмелится ли она когда-нибудь переродиться вновь.

Едва отойдя от девушки, Шэн Линъюань тут же схватил Алоцзиня.

— Чего застыл?

А после, больше не говоря ни слова, он потащил Алоцзиня прочь. Слезы застилали глаза юного шамана. Он то и дело задыхался и упрашивал:

— Я… О-о! Я хочу одеть ее… Брат, могу ли я хотя бы одеть ее…

Это был первый раз, когда Алоцзинь сказал ему что-то кроме: «привет», «ничтожество» и «стукач».

Но хватка Шэн Линъюаня не ослабла, он даже не взглянул на мальчика. Он лишь тихо заговорил с ним.

Не понимавший языка шаманов Сюань Цзи, нетерпеливо спросил:

— Что ты ему сказал?

Шэн Линъюань не ответил.

«Однажды я закрою глаза всем, кто погиб напрасно, и похороню их останки»

Тогда он лишь бесстыдно хвастался, но эти слова испортили Алоцзиню жизнь.

Шаманы завещали: «Никогда не покидай Дунчуань».

Но после этого происшествия сердце молодого главы клана оказалось всецело обращено к огромному и безжалостному миру людей.

I Dafna I, блог «Неизвестный миф: Хроники Милариона»

Глава 32 Добро пожаловать в Фуюки

8 июня 2020 (17:12:00)

Путешествие от кабинета до обеденного зала оказалось для Артурии едва ли не роковым. Подбирая полы мантии на бегу к ней спешил один из придворных магов:
- Ваше Величество, к юго-западу замечена активность демонов. Их отряд невелик и пока ничего не предпринимает, но я посчитал нужным сообщить об этом.
- Если они не приближаются к городу, то пока нет причин для беспокойства, - успокоила юного мага королева.
- Ваше Величество, дозвольте доложить! - в дверях коридора по стойке смирно встал один из дворцовых стражников.
- Говори, - вскинула на него взгляд Артурия.
- Во дворец прибыл гонец от правителя Рун и требует срочной аудиенции!
Из-за спины стражника показался Советник Фердинанд с еще одним известием, не успела Артурия и рта раскрыть, чтобы ответить на первое.
- Ваша сфера-измерение! Она украдена! Только скажите, и я брошу все силы на её поиски! - заявил он.
Глаза Пендрагон сначала расширились, но спустя мгновение веки опустились и на её лице отразилась вселенская усталость.
скрытый текст

***

Дневное светило близилось к закату, а отряд гелиадовцев, состоящий из экзорцистов и рыцарей продвигался навстречу с Королем Героев. И вот, наконец, эта встреча состоялась.
- Приветствую короля Рун на своей земле, - холодно, но тем не менее соблюдая рамки этикета, поприветствовала Артурия Гильгамеша.
- Это теперь и моя земля тоже, - рявкнул в ответ Гильгамеш.
- Отнюдь, - Педрагон была беспристрастна, как никогда.
- Со мной так еще никто не поступал... - процедил сквозь зубы юноша, - Убью тебя. Не будешь моей - не будешь ничьей, - рывком он выдернул из открывшегося перед ним портала Энума элиш.
Артурия схватилась из Экскалибур и, вынимая меч из ножен, выпрыгнула из седла. Пора с этим закончить раз и навсегда. На мгновение её сердце кольнула слепая ярость, но девушка поспешила заглушить её в зачатке, ей нужна светлая голова во время боя.
Гильгамеш поднял свой артефакт, как в этот самый момент с неба на громадной скорости упало нечто черное. Шум падения и пылевое облако заставили всех присутствующих прикрывать глаза, а когда пыль немного осела, все увидели Архидемона Астарот в черных доспехах, из под которых пробивался перьевой шлейф, с бледной серой кожей и пепельного цвета волосами собранными в небрежный растрепанный хвост.
- Два правителя в одном месте, - Астарот окинула Артурию своими желтыми глазами, обернулась через плечо на Гильгимеш, - Владыка будет доволен, - одним рывком демонесса выдернула из вошедшее в неё едва ли не по рукоять огромное широкое черное копье с пульсирующей красной сердцевиной. Человек бы не смог его даже поднять, но Архидемон управлялась с ним, как с пушинкой.
Гильгамеш наставил на незваную гостью артефакт и его части завращались, готовясь к залпу.
- Занятная игрушка, - Астарот наклонила голову на бок, изучая Энума элиш, - Владыка будет доволен вдвойне, - в следующее мгновение Архидемон взмыла вверх, расправив кожистые крылья и уклоняясь от короткой атаки, которую погасила Экскалибуром Артурия. А теперь Пендрагон пришлось уклоняться от залпа мечами из сокровищницы.
- Что?! - вознегодовала Нефилимка, - Здесь же Архидемон!
- Сначала ты, потом она, - мрачно произнес Гильгимеш. И очередная порция мечей и копий полетела в сторону Пендрагон. Какие-то она отбила, какие-то оцарапали её доспехи, плечо и голень. Девушка поспешила отступить. Земля затряслась, как сердце в груди. Смешались в кучу кони, люди. И залпы магических атак слились в единый вой. Экзорцисты атаковали Астарот, рыцари схлестнулись с воинами Рун. Замелькали магические вспышки, мантры отовсюду пронзали слух. Дезориентировавшись среди всего этого ада, Артурия закрутилась на месте с мечом наперевес, ища глазами своего противника. Уловив краем глаза портал в воздухе, она уклонилась от меча, следующего, копье ранило её в бок. Спасаясь от залпа Энумы Артурия подняла Эксалибур и отразила энергетическую вспышку, но остатки ударной волны отбросили её назад. Прокувыркавшись по земле, Нефилимка приподнялась на локте, с облегчением замечая, что меч при падении она слава Всевышнему не выронила. Хоть сфера и украдена, она до сих пор работала и Пендрагон могла сменить доспехи, а значит сфера в целости.
- Вот, Ваше Величество, это поможет вам восстановиться, - рядом с Артурией упала на колени лекарка и сунула ей склянку с какой-то прозрачной жидкостью.
Не задавая лишних вопросов, Артурия залпом выпила достаточно противное на вкус содержимое флакона, а когда вскочила на ноги, то увидела, что окружена странными людьми в черных мантиях. Кажется, они что-то говорили. Сиреневый свет под ногами заставил Пендрагон взглянуть вниз.
"Печать!" - увидев вырисовывавшийся на земле узор, подумала Артурия. Что за печать создавали эти черные, она не знала, но знала, что нужно немедленно покинуть пределы её действия, иначе быть беде. Схватив лекарку под локоть, Артурия бросилась вперед, спасая девушку, но земля под ногами становилась мягкой и зыбкой, и вот Артурию захлестнуло чувство падения.

***

Генма выжал педаль газа в пол и новенький черный Порш ринулся рассекать просторы загородного шоссе Фуюки. Да, вечеринка была отличной. Элитная выпивка, девочки, диджей качает. Но что-то все-равно не то. Приелась Генме такая жизнь. Чего же может хотеться, когда уже и так все есть. Может скорости? Затормозив на повороте так, что шины завизжали по дороге, оставляя черные полосы, Хасаши вновь выжал педаль газа. Фонари замелькали перед глазами. Парень поправил солнцезащитные очки на носу. Зачем солнцезащитные ночью? Это новая разработка компании Хасаши. Мини-процессор в дужках выводил на линзы расчет расстояния до точки назначения и время приближения к ней. А Генма хотел побить свой собственный рекорд, и человека на трассе заметил в самый последний момент.
"Какого черта!" - в панике Генма дал по тормозам. То нечто, что он должен был по логике вещей только что сбить каким-то образом оказалось на его капоте, а какое-то оружие словно масло прорезало пуленепробиваемое лобовое стекло и вонзилось в сиденье, оставив порез на плече Генмы у основания шеи. Все произошло так быстро, парень впал в какой-то шок, потерял управление, и машина вылетела с обрыва прямо в океан.

***

Чувство падения исчезло вместе со стуком металлических сапог об асфальт. Артурия вскинула голову, наблюдая, как захлопывается портал и выпрямилась. На мгновение ей показалось, что это был конец, но, похоже, все обошлось, её просто перебросили в очень странное незнакомое место. Девушка осмотрелась. Ночь, обрыв, огороженный бело-черным бардюром, череда фонарей и твердая серая широкая полоса под ногами с белыми черточками, по другую сторону небольшая возвышенность с несколькими деревьями. Что делать? Куда идти? И ощущения какие-то не такие, будто сама земля стала притягивать сильнее, а в теле ощущалась непривычная тяжесть.
Неожиданно из-за поворота вылетело нечто светящееся и ослепило Пендрагон огнями. Нефилимка расценила это как нападение и подпрыгнула, поднимая меч. То ли она потеряла слишком много праны в прошлых атаках, то ли сказывалась усталость, но Артурия заметила, насколько упал уровень её реакции и скорости. Об этом она подумает потом, а сейчас, нужно напрячься для новой битвы. Экскалибур легко пронзил пронзил врага, этого нового демона, который едва не протаранил мечницу. Полетели осколки, и вдруг Артурия увидела по ту сторону треснувшего стекла ошарашенное лицо Гильгамеша. Теперь она абсолютно перестала что-либо понимать. Железный демон уже летел вниз с обрыва, и девушка поспешила выдернуть Экскалибур и отскочить назад.

***

Новенький Порш шел ко дну, и морская вода заполняла салон через дыру в лобовом стекле. Протрезвевший от таких событий Генма схватил портмоне и смартфон, глотнул воздуха и открыл дверь. Вода хлынула в салон, вытесняя остатки воздуха, а Генма покинул автомобиль и в несколько гребков всплыл на поверхность, где снова глотнул воздуха, он был в отличной форме, не зря в качалку ходил. То, что увидел теперь ввело его в шок. На поверхности воды, покачиваясь на мелких волнах стоял человек, девушка, судя по темно-голубому платью на ней, в доспехах и мечом в руках.
- Ты...Иисус? - вытаращив глаза, только и смог выдавить из себя Генма.
"А может это галлюцинация! Мне же в бокал могли какую-нибудь дурь подсыпать!" - неожиданная мысль поразила Генму словно молнией.
- Гильгамеш... - незнакомка направила лезвие своего средневекового меча в нос Генмы, - Значит, и тебя сюда перенесло?
"Ну, точно подсыпали... Но ведь какие-то еще симптомы должны быть, а я чувствую себя нормально, ну, более-менее."
Ради, чисто научного интереса, Генма решил пойти на контакт с незваной гостьей. Мало ли, может это его подсознание подает какие-то сигналы, вызывая образы мелкорослых девушек а-ля средневековье.
- Детка, ты меня с кем-то путаешь, - Хасаши толком не знал, как и о чем говорить с этой особой и плел все, что первое в голову приходило, - Если хочешь пообщаться с шумерским царьком, то тебе понадобится тарелочка, темная комната и свечи.
Девушка ничего не ответила и нельзя было понять её реакцию на юмор парня, на её лице не отражалось эмоций, но меч от его лица он опустила.
- Это Миларион?
- Что? - изогнул бровь Генма, - Что еще за Миларион?
- Это мой мир.
- О нет, детка. Это планета Земля. Япония. Город Фуюки. Слышала о таком? Добро пожаловать! Где там твой межгалактический корабль? - Генма приложил смартфон ко лбу, имитируя им козырек и повертел головой из стороны в сторону.
Девушка же бесцеремонно схватила его рукой в металлической перчатке за запястье и поволокла на буксире к берегу, ступая по воде под шелест юбки.
- Ты-ы-ы точно не Иисус? - Хасаши широко открытыми глазами наблюдал за мельканием каблуков сапог незнакомки у своего носа.
- Я не знаю кто это, - в голосе незнакомки промелькнули тревожные нотки, - Мое имя Артурия Пендрагон.
- Правда? - ситуация начала забавлять Генму, - Вроде внебрачной дочери короля Камелота, которую решили назвать в честь великого папаши?
- Я не понимаю о чем ты.
Недоюмор разбивался о глухую стену его непонимания отсутствия знаний о новом мире.
- Ладно, окей, давай серьезнее, - Генма вышел на песочный берег и начал снимать мокрый пиджак и рубашку.
- Что значит "окей"?
- Значит "хорошо", - про перевод с английского парень решил не упоминать, дабы не загружать гостью лишней информацией.
- Окей, - Артурия пробовала на вкус новое слово.
- Ты ведь точно реальна? Дай потрогать, - закинув пиджак на плечо парень потянулся к лицу девушки, но направленное ему в грудь острие Экскалибура остудило его интерес.
- Реальная. Порез на твоем плече оставила я. Какие тебе еще доказательства? А теперь отвечай, где я могу найти ближайшего мага, который смог бы телепортировать меня обратно в Миларион. Там идет бой, я должна как можно быстрее вернуться.
- Увы, в нашем мире телепортацию еще не изобрели. Эх, какая бы технологи была, патент бы бешеных бабок стоил, - поскреб в затылке Генма, - И спешу тебя огорчить, Артурия, в нашем мире нет магии, - он развел руками, - Настоящая попаданка, - Генма наклонился вперед, с интересом рассматривая девушку, - До сих пор глазам поверить не могу. Можешь звать меня Генмой. Генма Хасаши генеральный директор компании робототехники и электроники "TechnoLife", - он протянул руку Артурии, и та пожала её, буравя Генму ледяным взглядом, - Давай поднимемся наверх и ты мне расскажешь все поподробнее.
Пока они выбирали более-менее пологий склон и карабкались вверх на трассу, Артурия кратко поведала о создании Милариона могущественным Божеством, об изгнании Сатанаэля, о нескончаемой войне света и тьмы, кто она сама и кто Гильгамеш в её мире.
- Думаю, что это были демоны, - Пендрагон закончила рассказ своим внезапным переносом на Землю, - В вашем мире есть хоть какая-то возможность переправить меня в Миларион?
- Без вариантов, - отрезал Генма. Оба замолчали. Повисла неловкая пауза, продолжавшаяся до тех пор, пока Хасаши не нажал на боковую кнопку противоударного и неутопляемого смартфона, нашел нужный контакт и позвонил, - Алло, Себастьян, подгони машинку на-а-а... - парень повертел головой по сторонам, - ...на ближайшую заправку, - заметив вдалеке огни станции Генма дал ориентир, - Какую? Да любую. Хоть лимузин. Черный, белый или серебристый? Черный. Угу, жду.
- И ты еще утверждаешь, что в этом мире нет магии? - хмурясь, задала вопрос Артурия, - А это тогда что было? - девушка указала на потухший смартфон.
- Хах, никакая это не магия. Это же технологии. Миникомпьютер с сим-картой. Сигнал передается на спутник в космосе, а после на второе устройство, так и происходит связь, - по удивленным глазам девушки Генма понял, что она ничего не понимает из его слов, и махнул рукой, - Пошли уже. Себастьян скоро заберет нас.
Часть пути до автозаправки они прошли в молчании. На самой станции Артурию удивила самооткрывающаяся дверь и пестрящие яркими красками упаковки товаров, выставленные рядами на полках.
- Два пончика и напитка алоэ, - заказал Генма открывая портмоне с мокрыми купюрами, - Хм...интересно карта считается, - вытащив мокрую банковскую карту, Хасаши отряхнул её от морской воды.
Девушка в зеленой жилетке и кепке за кассой выложила пончики в пакете и пару бутылочек с напитком на прилавок и пока выбирала безналичный расчет на экране все бросала удивленные взгляды на Артурию, тыкающую указательным пальцем в пачку чипсов на витрине и слушающую шелест упаковки.
- Это косплей. Девушка в образе, не обращайте внимания, - Генма быстро нашел алиби королевне-потеряшки, расплатился и вывел ту на улицу, где быстро нашел места на скамейке для ожидания, - Держи, - протянул он Артурии пончик.
- Твое плечо...
Генма взглянул на окровавленную прореху на липнущей к телу рубашке.
- Пустяки, до свадьбы заживет, - заметив, как Артурия вертит в руках кондитерское изделие в прозрачной упаковке, Генма отобрал у неё пончик, разорвал упаковку и всучил обратно, после то же самое сделал со своим и откусил, - Ешь, не отравлено, - усмехнулся он, наблюдая за девушкой.
- Вкусно, - только сейчас Артурия заметила, насколько проголодалась. Вроде бы и праны не так много потратила и восстановилась после лекарского снадобья, а организм требовал восполнить силы. Девушка быстро умяла свой пончик и получила от Хасаши открытую бутылочку с прозрачной сладкой жидкостью с кусочками алоэ, - Что это никогда такого не пила, - удивилась Артурия.
- Блага нашего мира. у землян на первом месте стоит индустрия развлечений и еды. Ты привыкнешь, к хорошему быстро привыкаешь, - усмехнулся Генма.
На автозаправку выкатил блестящий черный лимузин и остановился у скамейки. Тонированное стекло опустилось, и Артурия увидела мужчину в смокинге с зачесанными назад подернутыми сединой волосами.
- Артурия, это Себастьян - мой дворецкий, - представил Генма.
Себастьян вышел из лимузина и подошел к поднявшимся со скамейке своего господина и юной девушки.
- Раз знакомству, мисс. Сэр, что с вами произошло? - дворецкого, видимо, ничем нельзя было удивить. Он уже и так видел все.
- Я упал с обрыва в океан, так что мой порш кормит рыб на дне. Свяжешься завтра со службой спасения, пусть достанут. Разберем его на запчасти.
- Как скажете, сэр. Позвольте ваш пиджак.
- Артурия попаданка из другой вселенной, ничего не знает о Земле. Приготовишь для неё гостевую комнату и все ей покажешь.
- Разумеется, сэр, - Себастьян открыл дверь, впуская Генму и его спутницу в салон.

***

Почувствовав под ногами земную твердь, Адель ошарашенно начала озираться по сторонам, поддаваясь панике. Вокруг огни, светящиеся вывески, высоченные небоскребы, куда спешащие люди. Гудок несущегося на лекарку грузовика оглушил её, свет фар ослепил. Адель зажала уши ладонями и зажмурилась. В состоянии шока девушка не знала, как оказалась лежащей на боку на асфальте, а грузовик пронесся мимо. Мгновение и Адель вскочила на ноги. Люди на тротуаре заахали, водитель грузовика выпрыгнул из кабины и выбежал на дорогу:
- Я не мог так резко затормозить, он сам бросился под колеса! - в панике выкрикнул он.
- Нужно вызвать скорую! - всполошилась какая-то женщина, доставая из сумочки телефон.
"Он спас меня?" - Адель видела лежащего в луже крови парня в горчичного цвета школьной форме, - Расступитесь, я лекарь! - Левтерова бросилась к раненому сквозь толпу собравшихся вокруг людей и упала рядом на колени. Паника отступила назад, сменившись привычным в таких ситуациях рациональным расчетом военного медика. Она наклонилась послушала дыхание, припала к груди парня послушала сердцебиение - никаких признаков жизни. Адель вытащила из бокового кармана сумки кинжал и распорола одежду на груди парня - перед ней открылся жуткий перелом грудной клетки и ребер.
"Исцеляющие снадобья тут не помогут, он уже мертв, даже выпить их не сможет." - Адель запустила руку за ворот платья, вытащила золотой круглый амулет и открыла его. Здесь она хранила свои самые важные предметы - фотографию улыбающейся мамы и эдемовские кристаллы, способные исцелить в одно мгновение. Кристально прозрачные капельки лежали каждый в своем отсеке по кругу, и оставалось их всего три. Не задумываясь, Нефилимка вынула один, ткнула кинжалом парня между ребер в районе сердца и затолкала в открывшуюся рану кристалл. Толпа ахнула, многие уже снимали происходящее на смартфоны.
Такого никто и никогда еще не видел. Словно по волшебству все раны на теле парня затянулись и он начал дышать.
- Фух, - Адель с облегчением вздохнула и улыбнулась, смахивая выступивший на лбу пот. Вот она снова спасла жизнь.
- Господи, это просто чудо, - в шоке произнесла одна из женщин, - Девочка, как ты это сделала?
- Вы видели? Она может воскрешать людей, - пробормотал один из мужчин.
- Я...я... - растерялась Адель.
Раздался звук сирены скорой. Адель ощутила, что тревога и паника вновь подкатывают и накрывают её волной. Она поднялась на ноги и попятилась назад, прижав руки к груди. Как это люди не понимают, что она сделала? Это же магия. Могущественная магия Эдема. Кто-то положил руку на плечо лекарки, и от испуга она резко обернулась. Перед ней стоял мужчина в полицейской форме.
- Пройдемте с нами, мисс.

***

Артурия осматривала свои новые апартаменты, постукивая каблучками по дорогому паркету.
- Это комната для гостей в особняке, - рассказывал Себастьян, - Душевая за той дверью.
- А это что? - Артурия указала на черный прямоугольник на стене.
- Это телевизор. Включается через пульт, вот так, - дворецкий взял пульт с тумбочки и нажал на красную кнопку. На экране замелькали кадры рекламы.
- Волшебство, - заморгала королевна.
- Вовсе нет, мисс. Это всего лишь кабельное телевидение.
- Себастьян.
- Да, мисс?
- В этом мире я утеряла связь со своей магической сферой и не могу отозвать свои доспехи. Снимать их придется по старинке. Не побудите ли моим оруженосцем на этот вечер.
- С удовольствием, мисс. Только расскажите, как их правильно снимать.
- Сначала перчатки. Здесь на запястьях есть кнопки, если их одновременно нажать, то створки колец раздвинуться и я смогу вынуть руку.
- Понятно.
Снятые перчатки отправились на кровать.
- Теперь нагрудник. Там есть ремешки на плечах и боках, их нужно расстегнуть. А на поясе шнуровку ослабить.
Нагрудник и боковые пластины тоже отправились на кровать.
- Благодарю, поножи я сама сниму, - Артурия подняла юбку, нашаривая пальцами ремни от кольчужных чулок на поясе, спрятанных от белой тканью окровавленных репетуз.
- Если понадобится помощь, обращайтесь, - Себастьян раскланялся и вышел из комнаты.
Избавившись от поножей, Пендрагон осмотрела подпорченную кольчугу.
"Интересно, здесь её можно починить?"
Кольчуга отправилась на кровать к остальным частям доспеха, а сама девушка замерла перед телевизором.
- Экстренные новости, - вещала диктор на экране, - на окраине Фуюки был зафиксирован случай чуда, по словам очевидцев. Девушка оживила сбитого грузовиком юношу прямо на улице, используя неизвестные науке предметы.
На экран вывели записи с телефонных камер очевидцев.
- В настоящее время чудотворица находится на допросе в полицейском участке.
- Адель... - глаза Артурии расширились и она пулей выскочила из комнаты и босиком побежала по коридору под шелест юбок платья. По пути чуть не сбила Себастьяна с подносом в руках, - Где комната Генмы?!
- За поворотом, мисс.
Артурия ворвалась к Генме без стука.
- Генма?!
Парень сидел в кресле в белом халате после душа с кружкой кофе в руках.
- И сколько же вас таких сюда закинуло? - он указал кружкой на экран телевизор, по котором крутили видео с чудотворицей.
- Это Адель Левтерова. Она была в круге вместе со мной, когда нас перебросило. Ее нужно забрать.
- Ну, да. Иначе её приберет к рукам какая-нибудь служба и пустит на опыты.
- Что...? На опыты? - заморгала Артурия.
- Во всех фильмах про пришельцев их исследовать начинают. Переоденься для начала, не в этих же средневековых тряпках поедешь за своей подружкой. Себастьян тебе подберет что-нибудь.

***

- Иностранка. Точно иностранка. Взгляни на её одежду. И с акцентом говорит, - объяснял один полицейский второму в комнате для допросов.
Адель чувствовала себя здесь неуютно. Белые стены, белые лампы и большое непроницаемое стекло нагнетали тоску по дому.
- Значит, тебя зовут Адель?
- Да. Адель Левтерова. Я из известного клана экзорцистов. Неужели вы не слышали о таком?
- У тебя есть какое-нибудь удостоверение личности?
- Что за удостоверение? Я лекарь, у лекарей нет никаких удостоверений.
Полицейские переглянулись.
- Есть хочешь? Доширак?
- Угу, - кивнула Адель, - До-ни-рак?
- Да, быстрозавариваемая лапша.
Вскоре перед Адель возникла дымящаяся паром лапша в лотке и одноразовая вилка к ней. И девушка начала изучать неизвестный ей продукт, надевая лапшу на вилку и поднимая в воздухе, а после пробуя на вкус.
- Ну, что будем с ней делать? - спросил один полицейский у другого, наблюдая через стекло, как девушка пытается справиться со скользкой лапшой.
- Сообщим в главное полицейское управление. Пусть они решают.
- Извините прошу прощение, - появившийся в коридоре Генма вместе с переодетой в вечернее серебристом платье Артурией, которой наряд был великоват, привлек к себе внимание, - Мы приехали забрать нашу больную сестру. У бедной девушки синдром Альцгеймера, и она воспринимает мир искаженных образах. Вот сбежала из дома, заставила нас волноваться.
- У вас есть её документы? - спросил полицейский.
- Её паспорта у меня с собой нет. Но могу предъявить мой, если нужно, - Генма открыл свой кейс и достал потрепанный намоканием и сушкой феном паспорт, - Черт, менять придется, - взглянув на своё удостоверение, Хасаши передал его сотрудникам правопорядка, - А теперь позвольте пройти к сестре.
Полицейские расступились, и первой в комнату для допросов Генма пропустил Артурию.
- Ваше Величество! - радостно воскликнув, Адель выронила вилку в лапшу, подскочила с места и поклонилась, едва не вписавшись лбом в крышку стола.
- Тише, Адель, мы пришли за тобой, - постаралась успокоить её Артурия.
- А это кто? - растерялась лекарка, когда в комнату вошел Генма.
- Мы твои брат и сестра, узнаешь нас? - проигнорировав вопрос, спросила Артурия.
Генма подмигнул.
- Да, - так же растерянно кивнула Адель, ей показалось, что она должна ответить именно так.

***

Адель тонула в мягком обитом кожей кресле лимузина и стирала слезы, обильно катившиеся по её подернутым румянцем щеках.
- Там ведь наши сражаются. Им нужна помощь. Там мои братья. Неужели нет никакой возможности вернуться? - причитала лекарка.
- Похоже, мы застряли здесь, - отвела взгляд Артурия.
- Верно, в этом мире нет ни грамма этой вашей магии. Есть только технологический прогресс. Я и сам не верил в существование магии, до недавнего времени, пока не увидел своими глазами. Интересно, её как-то можно объяснить с научной точки зрения, - забормотал Генма.
- Конечно, - Адель скрестила руки на груди, - Уже давным-давно объяснили.
- Хм, - парень взялся за подбородок, - С удовольствием послушаю вашу теорию, когда мы приедем.
Неожиданно лицо Нефилимки просияло, она открыла боковой карманчик на своей сумке со снадобьями и извлекла серебристый кристалл.
- Ваше Величество, может это поможет? - с надеждой спросила она.
- У тебя есть телепортационный кристалл? Достаточно редкая вещица, - Артурия взяла камень из рук лекарки.
- Ага, отец нам с собой дает. Они на крайний случай отступления.
- Что это еще за камень? - поднял бровь Генма.
- Если раздавить этот кристалл, представив место, то перенесешься в загаданное место, - пояснила Артурия, - Но будет ли он работать здесь? Сможет ли перенести нас в наш мир?
- А вдруг не перенесет? Вы загадаете место, которого нет в этом мире, произойдет парадокс, и вы исчезните? Да и вообще я сомневаюсь, что такое может быть возможно, - пожал плечами Генма.
- Ваше Величество, что это вообще за тип такой? Не верит в очевидные вещи, - нахмурилась Адель.
- Это двойник Гильгамеша...
- Что?! - глаза Адель расширились.

***

Адель повертела в руках черный маркер, открыла колпачок.
- Рисуй уже, дите, - закатил глаза Генма.
Адель свела брови на подбородке, но оставила колкости при себе. Маркер запорхал по белой доске, вычерчивая жирные черные линии, и вскоре на ней появилось схематичное изображение человека.
- В теле каждого живого существа есть конвертер, - в левой части грудной клетки на схеме появился кружок сердца. В тело извне поступает мана. Она повсюду вокруг. И если в теле существа есть магические цепи..., - картинку исполосовали линии от сердца и до конечностей с головой, - ...то в них накапливается переработанная конвертером из маны прана. Прану можно использовать для воплощении магии в жизнь, активируя свои магические цепи. Когда прана тратится, то конвертер перерабатывает ману быстрее, чтобы наполнить цепи вновь, и эта скорость переработки имеет важное значение во время боя. Все просто, каждый ребенок это знает.
- То есть возможно колдовать определяется наличием так называемых магических цепей? - спросил внимательно слушавший Генма.
- Да, если нет цепей, то нечего активировать. Но конвертер даже у людей без цепей может перерабатывать ману, и некоторая часть праны накапливается в теле, поэтому любой может пользоваться магическими артефактами. Для их активации только прана нужна, а цепи ни к чему.
- В этом мире намного меньше маны, чем в нашем. Я до сих пор чувствую слабость, - заметила Артурия.
- Может, поэтому здесь и нет магии, потому что маны очень мало? - Адель опустила маркер от доски.
- Эту версию вполне можно допустить.
- И как же определить, есть ли у человека магические цепи или нет? - спросил Генма, откидываясь плечами на спинку кресла.
- Я легко могу определить. У меня, как у лекаря, есть навык передачи праны, я могу почувствовать чужие цепи, - горделиво заявила Адель.
- Так определи, есть ли у меня?
Адель наклонилась над парнем, взяла его за запястье, за плечо, приложила ладонь к груди.
- Нет, ты обычный человек.
- Что и требовалось доказать. Ведь в нашем мире нет магии. Так, цыпочки, - Генма шлепнул ладонями по подлокотникам кресла, - Уже за полночь, а у меня с утра важная конференция. Так что вы как хотите, а я на боковую, - парень подняла с кресла и зашагал на выход из гостиной.
Взглянув вслед уходящему Хасаши, Адель припала на колено перед Артурией величественно восседавшей в кресле Артурией.
- Ваше Величество, позвольте проводить вас в ваши покои. С радостью побуду у вас в услужении.
Генма замер на выходе наблюдая такую занимательную картину.
- Эх, латексного костюмчика и плеточки не хватает, - широко заулыбался своим мыслям он под недоумевающими взглядами девушек.

***

Кирицугу Эмия вышел из машины на стоянке в своем неизменно черном плаще, под которым удобно было прятать оружие, сейчас под ним находилось только Калико М950 и нож, Эмия не на задание все-таки собирался.
- Майя, жди здесь, - сухо бросил он остриженной под каре черноволосой девушке, захлопывая дверь автомобиля и отправился со стоянки прямиком к входу в больницу. На стойке узнал, где ему забрать своего приемного сына, и отправился в указанный кабинет. Только вот встретил его там вовсе не сын, а консиллиум врачей, рассевшихся за столами перед светящейся доской. Одни из них как раз выступал с докладом.
- И этот неизвестный предмет, так сказать вживлен в... - докладчик - полный мужчина с проплешиной и крыглыми очками - прервался на полуслове, уставившись на так внезапно вошедшего Кирицуго, который, сунув руки в карманы пальто пробегал холодным взглядом по собравшимся.
- Где мой сын? - без приветствий и даже малейшей доброжелательности спросил Эмия.
- Вы ведь Эмия Кирицуго? Опекун нашего юного пациента Эмии Широ? - спросил врач у доски.
- Да, верно. Где и как я могу его забрать?
- Не стоит так торопиться. У нас возникли некоторые...так сказать...непредвединные обстоятельства. Взгляните на эти снимки, - врач указал ладонью на ренгеновские снимки на светящейся доске.
Кирицуго подошел ближе, изучая их.
- Мы обнаружили странное образование в груди мальчика. Вот, видите? - врач обвел ручкой темное пятно, - Похоже на какой-то предмет, будто он застрял в загрудинном пространстве. А эти линии? Мы полагаем, что это сосуды прямо вросли в этот предмет. Это удивительно. Наука с подобным еще не сталкивалась. Мы должны лучше исследовать мальчика, но нам нужна ваша подпись на некоторых бумагах, как его опекуна, - доктор поправил очки.
- Никаких исследований, - отрезал Кирицуго.
- Вы не понимаете. Это может оказаться опасной для жизни опухолью. Зачем подвергать мальчика такой опасности? В нашей клинике о нем хорошо позаботятся, - доктор протянул Кирицуго пару листов печатного текста с местами для его подписи внизу. Эмия даже читать не стал, разорвал листы на четыре части и отправил их лежать на ближайший стол.
- Я не люблю повторять дважды. Отведите меня к моему сыну.

***

Сакура, устроившись на стульчике у постели Широ, чистила ему яблоко.
- Я так испугалась за вас, сенсей, когда увидела новости. Говорили, что вас оживили прямо на улице.
- А может, я просто визунчик, или просто крепкий, - улыбнувшись, Широ почесал в затылке.
Неожиданно в палату вошел Кирицуго, а следом за ним ввалилась толпа врачей в белых халатах. Сакура растерялась, прекратив счищать красную кожуру с плода, а Широ недоумевающе заморгал:
- Отец? Ты все же приехал?
- Как только узнал об аварии, сразу и выехал. Как ты себя чувствуешь? - мужчина подошел ближе к кровати.
- Превосходно, как будто и не попадал под колеса. Врачи говорят, что ни единого перелома, все кости целы.
- Есть ли у Широ какие-то отклонения по здоровью? - Кирицуго обернулся на столпившихся за его спиной медицинских сотрудников.
Одна из женщин подняла к глазам планшет с документами, - Все показатели в норме, исключая этот...
- Тогда выписывайте его, - Кирицуго не дал ей закончить, - Я забираю его домой.

Страницы: 1 2 3 … 100 следующая →

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)