Что почитать: свежие записи из разных блогов

Предыдущая глава

Кемисэ

Обычно Ирчи просыпается куда раньше меня, но сегодня то ли сказалось выпитое накануне вино, то ли накопившаяся усталость — он спит беспробудным сном в этом доме, где явно чувствует себя в безопасности. Это порождает лёгкую грусть — хотелось бы мне найти такой дом, где Ирчи чувствовал бы себя столь же безмятежно.

Соблазн просто полежать рядом с ним, нежась в тепле, невероятно силён, но на ум тут же приходят слова моего учителя: «Ты можешь увиливать от чего угодно другого, но если хоть раз откажешься от тренировки, поддавшись соблазну — ничего путного из тебя не выйдет». Теперь же, когда после ранения мне приходится осваивать всё заново, это обрело особую важность — ведь как иначе я смогу защитить себя и Ирчи? Подбадриваемый этой мыслью, я осторожно выбираюсь из постели и, одевшись, тихо покидаю дом в надежде найти какое-нибудь укромное место.

скрытый текстТаковое быстро обнаруживается позади дома, между конюшней и огораживающим двор плетнём — идеально ровная площадка с утоптанным снегом, достаточно просторная и в то же время скрытая от посторонних глаз — вот только она уже занята, причём не кем иным, как самим хозяином дома. Он явно пришёл сюда за тем же, что и я — одетый в простую шерстяную рубаху и штаны из некрашеной холстины, он с обнажённым мечом в руке делает выпады то в одну, то в другую сторону, нанося удары невидимому противнику то сверху, то снизу.

Похоже, поглощённый своим занятием, он не замечает моего появления, и первое побуждение велит мне столь же тихо удалиться, чтобы подыскать себе другое место для тренировки, однако вместо этого я прижимаюсь к углу дома, ведь мне любопытно посмотреть, как тренируются люди. Глядя на то, сколь стремительно и ловко двигается Эсеш, я лишь диву даюсь, вспоминая, сколько вина он выпил накануне — неужто для него оно и впрямь как вода? Тем временем хозяин, сменив меч на деревянный, принимается, делая широкий замах, рубить вкопанное вертикально бревно — судя по его потрёпанному виду, ему регулярно достаются подобные колотушки.

Наблюдая за человеком, я будто воочию чувствую исходящий от него жар. Когда Эсеш оставляет бревно в покое, я наконец собираюсь потихоньку удалиться, но тут хозяин внезапно задаёт вопрос:

— Что же, молодой господин так и будет молча наблюдать? У нас говорят, что тот, кто, услаждая взор, жалеет слов — самый что ни на есть настоящий вор.

Поскольку он говорит это, по-прежнему стоя лицом к своему болванчику и спиной ко мне, мне сперва кажется, что он обращается к кому-то другому, но я быстро соображаю, насколько глупа эта мысль.

— Прошу простить, я плохо говорю на вашем языке, — тихо отзываюсь я. — Просто я искал место, чтобы… чтобы… — я теряюсь, не в силах вспомнить нужное слово.

Тут он наконец оборачивается ко мне и кивает на мой меч:

— Тогда почему бы молодому господину не составить мне компанию?

Стоит мне лишь подумать о том, как вчера этот человек по-свойски говорил с Ирчи о тех людях, которых я не знаю, и о вещах, которых не понимаю, как я вновь чувствую, что в душе поднимается неприязнь, совсем непохожая на ту, что я изначально испытывал к людям, ещё их не зная.

Видя, что я по-прежнему медлю, Эсеш подбадривает:

— Смелее, это же не настоящий бой — обещаю, что с головы молодого господина не упадёт ни единый волос.

От этих слов в сердце мигом вскипает жар, и в то же время просыпается то самое упрямое злорадство, за которое некогда укорял меня мой дед — желая испытать меня на прочность, он никогда не достигал того предела, когда я поддавался, и винил меня за это. «Что же, если ты сам желаешь помериться со мной силами, — говорит этот полный мрачного предвкушения голос внутри меня, — то не пеняй мне на то, что над тобой одержат верх».

Вслух я лишь с безупречной вежливостью отзываюсь:

— Почту за великую честь, — сопроводив это поклоном.

Мне не раз доводилось видеть выражение досады на лицах куда более старших противников, когда их вновь и вновь побивал такой мальчишка, как я — и, что скрывать, это всегда доставляло мне одно из высших тайных удовольствий, хоть после я с подобающей скромностью заверял, что победил по чистой случайности. Однако сама эта «чистая случайность», повторявшаяся раз за разом, приводила к тому, что старшие ученики, а порой и взрослые бойцы изыскивали всевозможные причины не вступать со мной в бой. Сейчас же мне превыше всего хочется узреть то же выражение на лице Эсеша — и пусть Ирчи не увидит воочию, как я его одолею, я-то отлично знаю, что осознание того, что он потерпел поражение, будет сопровождать хозяина дома каждое мгновение вплоть до нашего расставания.

Глядя мне прямо в глаза, он улыбается в ответ — и в этой улыбке мне чудится вызов, который лишь пуще меня раззадоривает.

Эсеш вновь достаёт из ножен свой меч, и я следую его примеру. Пару мгновений мы просто ходим по площадке — несколько шагов вправо, несколько влево, и наконец он первым делает выпад. Левая рука тут же сама собой взметается вверх, блокируя удар, а я немного приседаю к земле и тут же наношу ответный удар, намереваясь, поднырнув под руку противника, одним точным движением приставить меч к его горлу, тем самым окончив состязание за какую-то пару мгновений. Однако ему удаётся разгадать мой замысел — молниеносно отклонившись, Эсеш отбивает мой выпад. Несколько обменов ударами заканчиваются тем же — ему не удаётся задеть меня, у меня точно так же не выходит застать его врасплох.

Сразу видно, что моему сопернику не столь привычно сражаться с левшой, однако он быстро приспосабливается. Хоть изначально я собирался лишь преподать этому самонадеянному человеку урок, вскоре азарт поединка захлёстывает меня, так что я и сам не замечаю, когда этот бой начинает приносить мне подлинное удовольствие — мелодичный звон мечей, стремительный ток крови, послушное воле тело — всё это с каждым мгновением будто вдыхает в меня новую жизнь, заставляя вспомнить, кто я на самом деле такой.

Внезапно хозяин, в очередной раз уйдя от удара, опускает меч — и я едва успеваю отреагировать, отдёрнув занесённую руку, и вопросительно гляжу на Эсеша.

— Давай-ка делаем перерыв, — предлагает он, кивая на деревянную колоду, притулившуюся у плетня неподалёку от болванчика, и наигранно вздыхает: — А то куда мне до таких молодых да резвых, как вы с Ирчи. Как я посмотрю, молодой господин не от рождения левша? — спрашивает он, предупредительно сметая снег с колоды, чтобы я мог сесть рядом.

— Я был ранен в правую руку, — признаюсь я и, подняв ею убранный в ножны меч, делаю пару движений. — Думаю, что скоро смогу пользоваться и правой, но пока что левой мне сподручнее.

— Рад это слышать. Однако не хотел бы я прочувствовать на своей шкуре, как вы сражаетесь в полную силу, — добродушно усмехается Эсеш. — А я вот с тех пор, как получил ранение в последнем странствии, больше не покидал этих земель. Хоть оседлая жизнь мне милее, всё же не могу не признать, что я скучаю по былым походам.

— Господин был серьёзно ранен? — удивлённо переспрашиваю я — ведь мне в глаза не бросилось какое-либо затруднение в его движениях.

— Я долго не мог оправиться от ран, и мой высокородный покровитель заявил мне, что во имя памяти моего отца больше никуда меня не отпустит. Вот с тех пор я и сражаюсь с деревяшкой, да сына побиваю, когда удаётся его изловить, чтобы вовсе не растерять былых навыков, — заканчивает он.

— У моего народа единственным детям в семье также запрещено подвергать свою жизнь опасности, — невольно пытаюсь утешить его я — и до меня тут же доходит весь смысл собственных слов: ведь кто, как не я сам, нарушил этот непреклонный запрет? Спохватившись, что я, уйдя в своим мысли, надолго замолчал, я добавляю: — Думаю, ваш покровитель весьма мудр. Мне также было нелегко оправиться после ранений, но, благодаря заботе Ирчи, я быстро иду на поправку.

— Теперь-то я понимаю, что вас связывает, — улыбается в ответ Эсеш. — Он и вправду умеет позаботиться о других. Он на редкость отзывчив, и потому к нему очень легко привязаться, вот только сам он нигде не задерживается надолго.

Мне нечего на это возразить: с первого же дня нашей близости она была окутана предчувствием близящейся разлуки — Ирчи напоминал мне лето, которое щедро дарит свои дары, но по истечении срока уходит без сожалений, оставляя по себе лишь прекрасные воспоминания. Пусть он не желал говорить об этом, в его речи с самого начала проскальзывали слова: «ты быстро меня забудешь…», «когда ты доберёшься до своей Цитадели» — когда бы он ни упоминал мельком мою грядущую жизнь, его самого там не было, не считая пары полушутливых фраз, которые я не смею воспринимать всерьёз. И в этом Ирчи по-своему прав: хоть сейчас он, вроде как, всем доволен, что я смогу предложить ему потом?

Под воздействием этих мыслей у меня само собой вырывается то, что я никак не решился бы спросить, если бы он был рядом:

— Господин Эсеш, как давно вы знаете Ирчи?

— А сам-то ты как давно его знаешь? — всё с тем же смешливым прищуром, который поневоле заставляет меня смутиться, спрашивает он.

Вопрос можно было бы счесть неуместным, но после того, как я сам спросил то же самое, отмолчаться уже не получится — а потому я честно признаюсь:

— Не очень давно. Чуть больше двух месяцев.

— Порой время не измеряется днями и ночами, — понимающе кивает он. — Бывает такое, что тот, кого знаешь от силы несколько дней, становится дороже того, с кем бок о бок прожил всю жизнь… — При этих словах он задумывается, и я начинаю подозревать, что он столь замысловатым образом ушёл от ответа, однако после продолжительного молчания Эсеш заговаривает вновь:

— Собственно говоря, я впервые встретил его четыре года назад. Он прибыл сюда с моим другом Тивадаром и они прогостили тут некоторое время — может, Ирчи тебе о нём рассказывал?

Я лишь покачал головой, внимательно ловя каждое слово.

— Тивадар — лантош… миннезингер… не знаю я, как это по-ромейски — в общем, певец, — продолжил Эсеш. — Ну и как у всей их братии, характер у него тот ещё — казалось бы, весёлый и лёгкий, но при этом порою вздорный и капризный, а когда на него находит стих, даже старший брат не в силах с ним совладать. Каково же было моё удивление, когда я увидел, как этот желторотик Ирчи без труда управляется с ним — достаточно пары слов этого воробушка, и наш непризнанный гений идёт на попятный, пусть махая на него руками и кляня последними словами. Тогда я думал, что Ирчи, прибившись к Тивадару, так с ним и останется — всё-таки какое-никакое тёплое место для того, кто почитай что бездомный… — пожав плечами, Эсеш заключает: — Да вот только каких-то полгода спустя он улетел на вольные хлеба и с тех пор редко удостаивает Тивадара своим посещением, а меня — тем более. Так что, хоть, казалось бы, знаю я его и дольше, но, сдаётся мне, молодой господин успел провести с ним куда больше времени.

— Вы сказали, что он вроде бездомного… — говоря об этом, я чувствую, что ступаю на зыбкую почву, ведь Ирчи едва ли обрадуется, если я за его спиной узнаю то, о чём сам он не пожелал мне рассказывать.

Словно разделив мои сомнения, Эсеш лишь пожимает плечами:

— В своё время ему пришлось несладко, но, что бы ни случилось с Ирчи в прошлом, это ещё не беда — разве что полбеды, ведь нет такого несчастья, которого не изгладило бы время.

По тому, как он это говорит, я понимаю, что ему известно, что случилось тогда с Ирчи, и от этого тем больнее сознавать, что со мной он никогда не поделится тем, что стало причиной перелома в его жизни. Но, если подумать, разве я сам готов рассказать ему о том, что лишило меня родного крова и гнетёт по сей день?

Внезапно Эсеш кладёт руку мне на плечо и предлагает:

— Пока жив, печалиться ни к чему. Давайте-ка лучше господин покажет мне, как работает его правая рука!

На сей раз я соглашаюсь не столь уверенно, ведь, взяв меч в правую руку, я будто возвращаюсь в те времена, когда впервые приступил к обучению боевым искусствам. Однако Эсеш взаправду проявляет терпение, а если ему и скучно подобное неуклюжее сражение, виду он не показывает, лишь иногда посмеиваясь над моими потугами. Так мы и возимся, пока моего слуха не достигает голос Ирчи:

— Господин Кемисэ! Так вот куда вы запропастились! — Когда я оборачиваюсь, он тут как тут — меряет нас с хозяином дома взглядом, в котором недоумение мешается с недовольством. — Что это вы тут затеяли?

— Так и знал, что за тобой дело не станет, — весело отзывается Эсеш. — Чтобы я в кои-то веки нашёл себе достойного партнёра, а ты нос не сунул — вот уж и вправду было бы чудо. Давай уж, забирай своего господина Нерацу живым и невредимым.

Приблизившись к нам, Ирчи окидывает меня придирчивым взглядом, будто и впрямь желая убедиться, что хозяин дома не нанёс мне никакого ущерба — и от этого мне поневоле делается смешно.

— Что это ты вздумал махаться с этим головорезом, — вполголоса отчитывает он меня по пути домой. — Когда он в прошлый раз вызвался меня поучить, так вывихнул мне руку и нос разбил — а говорил, что ребёнка не обидит. Кабы я знал, что ты с утра пораньше повадишься тут разгуливать, так предупредил бы тебя, чтоб к Эсешу и на полсотни шагов не приближался. Смешно ему, — раздражённо добавляет он, — а мне потом тебя же лечи да утешай!

— Зато он дал мне то, чего не можешь дать ты, — отвечаю я, не понижая голоса, так что, быть может, мои слова доносятся и до хозяина.

В ответ на это Ирчи сердито дёргает меня за рукав:

— Хватит уже ерундой маяться, подсобишь мне со сборами в дорогу — а то что всё я да я, от тебя никакого проку!

Я лишь безропотно соглашаюсь с Ирчи, радуясь тому, что в кои-то веки и вправду смогу помочь ему без постоянных понуканий — мол, я только ему мешаю и лучше бы спокойно посидел в сторонке.

Ирчи

Проснувшись, я первым делом пошарил рукой рядом с собой, чтобы, найдя Кемисэ, прижать его к себе — обычно он, обнимая меня в ответ, даже не просыпается. Однако на сей раз моя рука нащупала лишь пустоту — тут-то я мигом очнулся и сел на постели, оглядываясь: я так привык к тому, что Кемисэ в жизни не вылезет из кровати, пока я там, что всерьёз решил, что он во сне свалился с неё и теперь замерзает на полу. Однако я не нашёл его ни там, ни в комнате, а когда, поспешно натянув на себя одежду, выскочил за дверь, то обнаружил, что его и в доме нет. Когда я спрашивал домашних Эсеша, куда подевался их гость, они только руками разводили, так что в глубине моей души зародилось подозрение, что Кемисэ умудрился попросту просочиться сквозь стену — как знать, может, жителям Твердыни по силам и это?

Я как раз думал, где бы ещё поискать моего непоседливого любовника, когда меня кто-то подёргал за рукав. Опустив глаза, я увидел русоволосую девочку лет четырёх, чьё румяное личико будто переносило меня домой:

— Старший братец, твой гость пошёл туда, где отец мечом машет, я видела!

Я тут же поспешил туда, не потрудившись даже накинуть доху на плечи — не то чтобы я всерьёз боялся, что Эсеш поранит Кемисэ, но всё же подумал, что незачем оставлять их наедине...

Меня ждало непривычное зрелище — в противоположность тому стремительному прекрасному танцу с мечом, что я видел ранее, на сей раз Кемисэ двигался как-то неумело и будто бы устало — я не сразу сообразил, что дело в том, что он сражается правой рукой. То, что он способен хотя бы на это, немало порадовало меня в глубине души, однако я постарался этого не показывать, когда утянул его обратно в дом. Кемисэ же, против обыкновения, охватило веселье — вместо того, чтобы огорчаться из-за своей неуклюжей руки, он улыбался, будто его разбирает смех. Косясь на него, я невольно гадал: уж не оказало ли на него такое влияние непостижимое обаяние Эсеша, что его будет тянуть к этому дому и впредь, как высокое дерево притягивает молнии?

За порогом меня поджидала всё та же девочка: завидев нас вдвоём, она захлопала в ладошки:

— Вот видишь, я всё верно сказала! А что мне за это будет?

Присев на корточки, я по-словенски обратился к ней:

— Прости, Богданка — обещал тебе в прошлый раз сделать резную ложку, да совсем позабыл; придётся тебе подождать гостинца до следующего моего приезда.

— Жадина, — надулась она и ушла — по всей видимости, жаловаться матери.

— Что это ты ей сказал? — потребовал у меня Кемисэ, когда мы вернулись к себе. — Я ни слова не понял!

— Так это был язык склави, — пояснил ему я, вытаскивая наши узлы из-под лавки. — Её мать — склави, как и моя мать. Её зовут Богданой, а если по-нашему — Богларкой [1].

Она была дочкой Эсеша от его второй жены, Драгомиры. Та всегда охотно меня привечала — всё расспрашивала о моей семье, о родных, а потом рассказывала о собственном доме.

— А языку склави ты меня научишь? — внезапно вырвал меня из размышлений голос Кемисэ.

— Ты сначала один-то язык как следует выучи, — усмехнулся в ответ я. — А то будешь разговаривать на какой-то каше вместо языка, как эта девчушка.

Вместо ответа Кемисэ попросил:

— Позови обратно эту девочку!

— Это ещё зачем? — удивился я, но всё же пошёл выполнять его просьбу.

Однако, стоило мне выйти за порог, как я тут же повстречался с Богданой и её матерью. Подталкивая дочь, Драгомира велела:

— Поди к Ирчи, да извинись — где это видано, вот так выпрашивать гостинцы?

— Прости, Ирчи, — пробурчала Богдана и уткнулась в цветастую юбку матери. Тут к нам вышел Кемисэ и, бросив растерянный взгляд на меня и на Драгомиру, опустился на одно колено, окликнув девочку:

— Хэй, Богдана… Вот тебе подарок.

Когда девочка, не отрываясь от матери, всё же удосужилась взглянуть на него одним глазком, то увидела, что он протягивает ей серебряный браслет с бубенчиками, издававший мелодичный звон при малейшем движении — один из тех, что были на Инанне, когда она танцевала у моста.

— Да что вы, как можно? — испугалась Драгомира, глядя на браслет. При этих словах девочка умоляюще воззрилась на мать, но та была непреклонна: перейдя на язык склави, она попросила: — Ирчи, будь добр, объясни господину, что мы не можем принять такой подарок, это же настоящая драгоценность! — При этих словах она дёрнула за рукав Богдану, которая уже начала всхлипывать, кулачком размазывая быстро выступившие слёзы.

— Что это у вас тут за шум? — явился на взволнованный голос жены Эсеш. При виде Кемисэ, который так и застыл, протягивая браслет, потому что не знал, что делать дальше, он весело воскликнул:

— Никак жених для нашей Богларки пожаловал? Уже и со свадебным выкупом! Как я посмотрю, чужеземная красота его приворожила!

Девочка перестала хлюпать носом, с любопытством воззрившись сперва на отца, а потом на Кемисэ; а у того, напротив, на лице был проступил такой ужас, какового он не выказывал даже перед лицом смерти.

— Ирчи, что он сказал? — прошептал он, уставясь на меня глазами, зрачки которых сжались до размеров макового зёрнышка.

— Глупость, — во всеуслышание заявил я, прожигая Эсеша гневным взором. — Смотри, ты же его до смерти напугал! Да в его представлении это просто безделушка!

При этих словах Кемисэ закивал — сперва робко, затем судорожно.

— Бери, доченька, бери, — наигранно вздохнул Эсеш, — в память о красивом господине — как вырастешь, будешь носить и так же, как он, головы кружить.

После дозволения, данного мужем, Драгомира уже не решилась возражать, хотя я не сомневался, что поиграть всласть с серебряным браслетом у Богданки не выйдет — мать непременно запрёт его в сундук, где копит приданое для дочери.

— Я сделал что-то неподобающее? — всё ещё не отойдя от шока, пробормотал Кемисэ, когда мы остались одни.

— Не бери ты в голову подначки этого насмешника, — велел ему я. — Он тебе ещё и не такое скажет, лишь бы всласть над тобой посмеяться. Но всё же впредь будешь знать, как раздаривать свои сокровища направо и налево, — назидательно закончил я.

— Мне показалось, что ты хотел ей что-то подарить, — только и ответил Кемисэ — и на это я уже ничего возразить не мог.

Примечание:

[1] Богларка — Boglárka — женское имя, означающее «лютик», название цветка, в свою очередь, происходит от старовенгерского слова boglár — «украшение (или пуговица, из драгоценных камней, бисера, эмали, золота или серебра)».

#Ad Dracones

Найотри, блог «Заброшенный замок»

* * *

8 декабря 2021 (03:39:28) 84

#Гарри Поттер

Kentigerna, блог «книгофрения»

оставлю это здесь

5 декабря 2021 (16:32:36) 96

Про книжки пишу тут - https://t.me/kngphr

Если вы есть в телеграме, милости прошу, канал свежайший, там полтора землекопа и очень уютно.

#books

WEIDMAS, блог «Последняя охота»

Глава 2. Ударная волна.

21 ноября 2021 (12:27:01) 65

Оправившись от неведомого потрясения, я встала на ноги, отряхнулась и решила осмотреться. Напольное покрытие было усыпано тысячами мелких, средних и крупных осколков стекла. Они были повсюду. Географические карты и стенды так же слетели со стен. Все документы со стола миссис Вилсон были разбросаны по полу.

Никто не мог понять, что произошло. Миссис Вилсон успела спрятаться под стол. Она нервно смотрела на свои руки, по которым стекала кровь. Осколки все-таки попали в нее. Все остальные были в шоке от неожиданной световой волны. Они прикрыли свои головы руками и книгами. Как же повезло, что Вилсон посадила нас на третьем ряду: стекла нас практически не задели. Но ей повезло меньше, ее стол стоял прямо около окна.

Мы пересеклись взглядами с Джойс:

— Что… Что это было? — спросила она.

Миссис Вилсон встала из-под стола и медленно прошла по осколкам к нам. Она пыталась прикрыть выступающую кровь на руке своим платком.

— Все целы? Осколки вас не задели? — с небольшой дрожью в голосе спросила она.

— Да вроде бы, все целы… — ответила я.

— Я увидела что-то яркое в окне, похожее на волну от взрыва, — сказала миссис Вилсон.

— Вам нужно в медпункт! У вас же кровотечение! — крикнула Джойс.

— Не беспокойтесь. Это всего лишь маленькие порезы, — ответила Вилсон.

Эдвин достал из портфеля платок и поднес его к миссис Вилсон:

— Возьмите, он поможет вам остановить кровотечение.

— Спасибо, Эдвин. И почему вы так добры ко мне?

— Ну как? Вы же наш преподаватель, — ответила Джойс.

В ее глазах показались слезы. Миссис Вилсон будто подобрела к нам:

— Я не понимаю… Я ведь всегда на вас кричала, можно сказать без повода, — сказала Вилсон.

— Вы строгий учитель, но так, как вы преподаете уроки, никто не умеет, — сказала я.

— Спасибо вам, — улыбнулась она и взяла платок.

Может быть в ее жизни было очень мало добра? Поэтому она стала такой злобной на весь мир? Сегодня, я впервые увидела улыбку на ее лице. Она ей очень идет.

— Вы думаете, в городе произошел какой-то взрыв? — спросила Джойс.

— Я не знаю… Но тест переносится на следующую неделю…

Осмотревшись, я поняла, что все, кроме Анила, уже встали с пола. Он сидел под партой и будто всхлипывал, его лицо начало принимать голубоватый оттенок. Я подошла к нему и спросила:

— Что случилось, Анил?

Он держался за горло и пытался что-то сказать:

— Я… я не могу… не могу дышать.

Я испугалась и не знала что делать.

— Где твой ингалятор?

Анил пытался судорожными движениями глотать воздух, но будто ком в горле мешал ему, и он задыхался — прямо у меня на глазах. Вытянув дрожащую руку, он указал пальцем на стекла, и я сразу же поняла, что он хотел сказать. Я начала осматривать пол, заглянула под парты, но ничего не нашла…

— Что ты делаешь? — спросила Джойс.

— Помоги мне, Анилу плохо. Он потерял свой ингалятор.

Джойс присоединилась к поискам, решив исследовать покрытие под шкафами и упавшими стендами. Все остальные тоже обратили на нас внимание, но не понимали что мы делаем.

— Что же вы стоите? Помогайте искать! Ему же плохо! — крикнула Джойс всему классу.

Они сразу же разбежались по всему классу. Одноклассники и миссис Вилсон начали разгребать стекла на полу. Далеко его флакончик улететь не мог.

Но вдруг я услышала голос Эдвина:

— Вот он! — крикнул он, держа в руках ингалятор.

Я сразу же подбежала к Эдвину. Он кинул флакон мне в руки, а я поймала и передала Анилу. Дрожащими руками руками я помогла ему сделать несколько вдохов.

— Спокойно, главное дыши.

Анил смотрел мне прямо в глаза и делал глубокие вдохи, один за другим. Спустя минуту, его лицо приобрело нормальный цвет и он сказал:

— Спасибо вам. Я так испугался, что и правда не мог дышать.

— Ты снова наш должник, — сказала Джойс с улыбкой на лице.

Миссис Вилсон подошла по ближе и с тревогой спросила:

— Анил, тебе лучше?

— Да, да. Все в порядке, — улыбнулся он.

Миссис Вилсон подошла к своему шкафу и открыла дверцу. На стопке каких-то книг и документов лежало зеленое яблоко. Она взяла его и поднесла к Анилу.

— Это конечно не красное яблоко. Но тоже вкусное, — улыбнулась она.

— Спасибо, -неуверенно сказал он.

Миссис Вилсон будто стало неловко, за тот инцидент в коридоре. Но это был добрый поступок с ее стороны. Мы с Джойс встретились взглядами и улыбнулись.

Никто из нас не мог понять, что это было: землетрясение или ударная волна. Голос из громкоговорителя, внезапно снова заговорил.

— Внимание! Никто не предвидел таких обстоятельств! Надеемся что все целы. Просим всех учащихся и учителей спустится вниз и выйти на улицу! Повторяю! Всем учащимся и учителям спустится на улицу! Внизу будут стоять медсестры, которые помогут вам!

После слов мистера Джексона, мы начали отряхивать свои портфели и сумки от стекол.

— Вам нужно к медсестре! Она остановит кровотечение! — сказала Джойс.

— Тогда вставайте, и пойдем на выход, — скомандовала миссис Вилсон.

— Но мне кажется там не безопасно, — сказал Эдвин.

Он подошел к окну и посмотрел по сторонам: небо приняло серый оттенок, ветер уже стих. Воронов в округе уже не было. Они будто испарились. Но посмотрев вниз, он ужаснулся. Вся земля была усыпана черными воронами.

— Я не знаю что это было, но на улице творится ужасный беспорядок. Воронов больше нет, поэтому, наверное можно выйти на улицу, — сказал Эдвин.

— В любом случае, в школе оставаться нельзя. Вдруг это произойдет снова и кто — то пострадает… — ответила миссис Вилсон.

Отряхнув свои портфели от стекол и другого мусора, мы стали ждать миссис Вилсон у двери. Она забрала несколько папок с документами со стола и вместе с нами вышла из класса. В коридоре на полу было тоже много осколков, веток и погибших птиц.

Я не хотела смотреть, но не смогла отвести глаз — это была ужасная картина. Маленькие тельца безобидных пташек будто окаменели от ужаса. Их и без того черные глаза налились алой кровью и стали словно стеклянными. Они выглядели настолько жутко, что на минуту все мое тело охватила дрожь.

Быстрым шагом мы приблизились к лестнице. По ней уже спускались другие классы, в том числе и класс Стивена. Ступени были вымазаны в крови разбившихся птиц. А эта безумная компашка Стивена беспечно пинала погибшего ворона вниз по лестнице. Я с трудом переносила такой цинизм:

— Эй, ты что творишь? Зачем ты это делаешь? — крикнула я.

Крис оглянулся и посмотрел на меня:

— Я что, обидел твоего мертвого, пернатого друга? — с ехидством и улыбкой на лице сказал он.

— Вот бы тебя жизнь так помотала! — крикнула Джойс.

Крис снова обернулся и показал нам фак.

— Эй, что там за разборки? Ну-ка все успокоились! Не поднимайте бунт! — крикнул один из учителей.

Я не понимала, как можно быть такими ужасными людьми. Возможно не только отец, но и Крис повлиял на характер Стивена. Почему они дружат? Крис ведь из богатой семьи. Какое ему дело до Стивена? Наверное это все из-за того, что они вместе ходили на охоту.

Мне было не по себе от всего происходящего. Я пыталась не смотреть по сторонам и хотелось побыстрее спустится вниз. Но Эдвин взял меня за руку и мне стало немного спокойнее.

Открыв входные двери, мы вышли на улицу. На земле также валялись осколки стекла, ветки. Тут и там были разбросаны мертвые черные птицы. Во дворе уже стояли практически все школьники и очень громко обсуждали происходящее: никто не мог понять, в чем дело. В стороне от всех, стояла медсестра с предметами для оказания первой медицинской помощи. Мы провели миссис Вилсон сквозь толпу к медсестре. Пострадавших было не так много. У всех были незначительные порезы в области рук и ног. Медсестра быстро и уверенно перебинтовывала раны учащихся.

Вдруг к двери, едва пробившись меж напуганных учащихся, вышли мистер Ньюман и директор школы мистер Джексон. Все сразу же угомонилась — в ожидании ответов. Из толпы учеников начали доноситься вопросы:

— Что это было? Неужели началась война?

— Это что землетрясение?

— Что случилось?

— Спокойно! Задавайте по одному вопросу! Нам кажется, это была ударная волна, — ответил мистер Ньюман.

— Мы видели свет перед тем, как все стекла были разбиты. Птицы как будто предупреждали нас об опасности, но я не обратила на это внимания, — сказала миссис Вилсон.

— Они и правда вели себя очень странно, но разве мы могли предугадать такое? — сказал директор.

И тут кто-то выкрикнул из толпы:

— Но это ведь не просто птицы, это были вороны. А как известно, они вестники смерти!

Ученики в смятении вновь беспорядочно заговорили, на что мистер Джексон попытался всех успокоить:

— Тишина! Нет повода паниковать. Будем надеяться на то, что власти Хантербрука дадут пояснения о произошедшем. Прошу учителей проверить, все ли классы вышли из школы.

— Давайте пересчитаем учеников, — сказал мистер Ньюман.

Миссис Вилсон уже перебинтовали руку. Она встала и начала пересчитывать наш класс. Перекличка прошла успешно — все оказались на месте. Если бы не учителя, в школе бы началась паника. Именно они сплотили нас, и именно благодаря им мы организованно вышли на улицу.

Один за другим, преподаватели сообщили о том что все на месте. Директор улыбнулся, поправил свой галстук и сказал:

— Хочу поблагодарить всех преподавателей! Спасибо вам за то, что смогли успокоить учеников и мирно вывести их из школы.

Уроков явно сегодня больше не будет. Всех учеников стоило развести по домам, только вот школьного автобуса рядом не оказалось. Тогда мистер Ньюман предложил:

— Думаю, нужно обзвонить всех родителей. Пусть они заберут своих детей домой.

— На сегодня уроки закончены. И в ближайшие дни, скорее всего, школа тоже будет закрыта — до того момента, пока здание не вернут в прежнее состояние. А пока, просим всех учеников дозвониться до своих родителей, преподаватели вам помогут, — объявил мистер Джексон.

— Вот так фортануло! — восторженно крикнул Крис.

— Не то слово! — поддержал его Стивен.

Кажется, школьники уже забыли и про свой страх, и про погром, они радовались, что в ближайшие дни будут отдыхать и не думать об учебе. Но не тут-то было.

— Так как уроков не будет около недели, я разошлю каждому классу задания на эти дни, — невозмутимо сказал мистер Джексон.

— Что? Вы издеваетесь? — выкликнул один из учеников.

Толпа учеников превращалась в сборище ворчащих и угрюмых людей, зря понадеявшихся на полноценный отдых от уроков. Они продолжали громко разговаривать и обсуждать происходящее. Будто их не волновало, что происходит вокруг — главное выходные.

— Их и в правду волнуют выходные? А если это начался апокалипсис? — спросила я у ребят.

— Трудно понять что это, пока власти не сообщат нам о происходящем, — сказал Эдвин.

— Вы посмотрите, что волна сделала со школой! — сказал Анил.

— Я уверена, тоже самое она сотворила и с другими зданиями, -ответила я.

— Ну да, как бы я не любила выходные, это точно не подходящее время радоваться им, — сказала Джойс.

Спустя некоторое время к школе начали подъезжать машины с выбитыми стеклами. Это были родственники и родители наших учеников. Те тоже никак не могли поверить в случившееся, но увидев, во что превратилось здание школы, они задавали лишь один вопрос своим детям: «Все ли с вами в порядке». Я только хотела позвонить маме, как вдруг увидела подъезжающую машину отца. Он вышел из машины и крикнул нам со Стивеном:

— Давайте в машину, а то потом не уедем.

Я повернулась к Джойс, чтобы узнать, приедут ли за ней:

— А где твой дядя? Ты вообще звонила ему?

— Скоро приедет, не беспокойся, — ответила она.

— Может быть, мы тебя подвезем?

— Да нет, все хорошо. Я подожду его, — неуверенно сказала Джойс.

Ее дядюшки всегда не было дома. Я боялась что он за ней не приедет, но Джойс стояла на своем. Я повернулась к Эдвину и задала тот же вопрос:

— А ты, поедешь?

— Спасибо, но мои родители уже едут, застряли в пробке на шоссе.

— Тогда звоните, если что, я на связи.

Я была не уверена в том, что мой отец довез бы моих друзей до дома. Но спросить, заберут их или нет, я была должна. И если бы не забрали, я настояла бы на своем и убедила забрать отца их с собой.

Отец не любил долго ждать. Попрощавшись с Эдвином и Джойс, я направилась к машине. Стивен сидел уже на переднем месте. Он высунул голову в разбитое стекло и крикнул:

— Травоядная, давай быстрей! Долго тебя ждать? Сейчас без тебя уедем!

Я подошла уже к двери, как машине внезапно тронулась с места. Отец со Стивеном решили подшутит надо мной. Я остановилась сжав кулаки:

— Мне идти пешком? — со злобой спросила я.

Не получив ответа, я подошла к двери и услышала их громкий смех.

— Давай бегом садись! Что такая долгая? — крикнул отец.

Закатив глаза, я села на заднее сидение, а они продолжали смеяться. Каждый день я задавалась лишь одном вопросом — что я сделала им не так? Почему они, так со мной обращаются? Но я могла лишь думать. Изменить что-то было не в моих силах.

Почти все из класса разъехались по домам, только Джойс все стояла и ждала своего дядю. По рассказам Джойс, ее дядюшка был очень ветреным человеком, он запросто мог и не приехать за племянницей, но она все равно верила в это. Я надеялась, что он все же заберет ее со школы. Высунув голову из разбитого окна, я крикнула:

— Джойс! Может, все-таки поедешь с нами? Вдруг твой дядюшка не приедет?

— Нет-нет. Все хорошо, спасибо! Я дождусь его! Спасибо, Венди!

Но не успела я ответить, как отец газанул вперед.

— Мы не обязаны развозить твоих друзей, девчонка! — сказал отец.

Я посмотрела ему в глаза через зеркало заднего вида и просто промолчала. Ветер раздувал мои светлые волосы по сторонам. Я опрокинулась на сидение, смотрела в окно и пыталась успокоиться.

В машине Стивен и отец уже спорили о причине ударной волны и в каком-то роде соревновались, чья выдуманная версия окажется краше. Я захлопнула дверь и слушала их разговор. Конечно же, я понимала: все, что мы видели, — какую-то непонятную и яркую вспышку. Но никто из нас не мог понять,… продолжение следует…

WEIDMAS, блог «Последняя охота»

Глава 1. Итоговый тест.

21 ноября 2021 (12:24:57) 72

Невозможно предугадать, что нас ждет в будущем…Любой день может оказаться последним…

***

Если ты следуешь за мной, а вернее, за нашими историями, то, полагаю, ты вполне подготовлен к тому, чтобы посетить один очень тихий, прелестный городок.

Хантербрук — это спокойный, тихий городок, основанный несколькими охотниками еще в 1906 году. Тогда эти земли были заселены большим количеством живности, начиная от благородных оленей и заканчивая дикими кроликами. Идея оказалась очень полезной, сделать поселение рядом с пастбищами. Только вот популяция животных резко начала ухудшаться, ведь поселение разрасталось практически ежедневно. Охотники приезжали из разных стран и городов и больше не собирались покидать это чудное место, где на каждом шагу бродили трофеи. До сих пор остается загадкой, как они все узнали об этом месте. Наверняка сработало так называемое «сарафанное радио», ведь в то время на интернет, даже и намека не было. Когда поселение начало переваливать за тысячу, а палатки с ветхими зимовками уже негде было ставить, двое братьев – строителей решили начать стройку. Проект поддержали все основатели и уже к 1965 году, благодаря продаже комфортабельных домиков, поселение обрело статус города. И на данный момент, Хантербрук является столицей охотников, точкой с самыми свежими мясными изделиями. На сотню лет, в 2006 году, центр города обзавелся небольшим сквером, где по центру красовался памятник двум братьям, вылитый из природного камня.

Дописав свой доклад по географии, я убрала тетрадь в рюкзак и продолжила наслаждаться прекрасным видом из окна. Утро радовало ярким солнцем. Как обычно — по крайней мере, в эту неделю — я проснулась очень рано, ведь нужно было дописать доклад и как следует подготовиться к итоговому тестированию — последнему в этом году перед долгожданными каникулами.

Повернувшись к левому углу, где стоял мой комод с зеркалом, я начала всматриваться в детали. Светлое, в яркой оправе, заклеенное различными наклейками и напоминаниями зеркало. Я столько раз смотрелась в него, столько раз плакала и ненавидела себя! В голове всегда лишь был один вопрос - почему именно мне удосужилось родиться в семье охотников? Вы подумаете, а что в этом такого? Все бы ничего, если бы я не была вегетарианкой. Именно из-за этого, жизнь в родном доме, была для меня испытанием. При других условиях я бы не обращала на это внимания, но из за насмешек моего брата, и полной ненависти отца я вогнала себя в угол. Так уж изначально сложилось, что все в жизни мне давалось нелегко. Все события, даже самые отвратительные, создаю я сама, то есть своим «глубоким бессознательным» творю весь тот беспредел, который мне приходится проживать. Эти слова отца постоянно вгоняли меня в тупик. Может, меня и бесило, что каждый день был похож на предыдущий, но сегодня мне казалось, все будет иначе.

Мои светлые, до лопаток волосы были ужасно взъерошены. Кое-как расчесав их, я заплела маленький локон в косичку, а затем надела синюю футболку и фиолетовую юбку — мои «счастливые» вещи, безусловно необходимые для сегодняшнего успеха.

До первого урока в школе еще оставалось полтора часа. У меня еще было время подготовиться к итоговому тесту. Примостившись за письменным столом, я принялась повторять изученный материал.

Спустя минут двадцать, когда я была точно уверена, что готова, пришло время завтрака. Доносящиеся с кухни звуки свидетельствовали о том, что моя мама Зои уже занялась готовкой. Спускаясь по лестнице, я спросила у мамы:

— Что у нас на завтрак?

— Специально для тебя — пшеничная каша! — сказала она, улыбаясь.

Мама всегда готовила много разнообразной еды, дабы накормить всех нас досыта. Но утром я ела только каши, а иногда просто довольствовалась печеньем с чаем.

— Ты снова вскочила ни свет ни заря? — спросила меня мама.

— Я хотела подготовиться к сегодняшним тестам, — я пожала плечами.

— Ну, садись быстренько за стол, будем завтракать. Тебе сегодня понадобятся силы! — мама щедро наполнила мою тарелку кашей.

— Ма-а-ам, зачем так много?!

— Венди, ты и так практически ничего не ешь! — беззлобно пожурила она.

Внезапно сверху послышался голос отца:

— Да, не говори! Скоро упадет в обморок, и никто ей уже не поможет!

Он спускался по лестнице — в белой майке, заправленной в потертые синие джинсы, в его длинной бороде торчало перо от подушки. Сойдя вниз, он зевнул и сделал несколько резких движений, прогоняя остатки сна. Увидев отца, мама спросила:

— А где Стивен? Он что, еще не проснулся?

— Ну ты же знаешь, что он устал после вчерашней охоты! Наверное, все еще спит.

— Венди, иди, разбуди своего брата! — попросила меня мама. — А ты, Генри, не жди его. Все стынет!

Я покорно встала из-за стола и направилась в сторону лестницы, заранее зная, что Стивена мне ни за что не добудиться.

— Вы думаете, он меня послушает? — спросила я у семьи.

Но в ответ — лишь тишина, меня просто проигнорировали. Я поднялась по лестнице, прошла к комнате брата и постучала:

— Стивен, вставай!

Мне никто, естественно, не отвечал. Итак, вторая попытка…

— Вставай, быстро! Мы уже завтракаем!

— Отвали! — ответил мне Стивен сонным голосом.

— Если ты сейчас не встанешь, мы съедим все без тебя!

В ответ я услышала лишь язвительный смешок:

— Ты-то, и съешь? Да ты же даже мясо не жрешь!

Моего брата всегда бесил мой образ жизни. Ни одного дня не обходилось без его изощренных насмешек над тем, что я вегетарианка.

— Почему ты всегда задеваешь меня? Что я тебе сделала?

Он неожиданно промолчал. Я подошла очень близко к двери, как вдруг Стивен резко открыл ее — я и моргнуть не успела, как оказалась на полу с нарастающей зудящей шишкой на лбу.

— Жрать нужно нормально, чтобы не падать от голода! — сказал он мне.

Каштановая шевелюра Стивена неравномерно топорщилась во все стороны, а под его карими глазами виднелись темные круги от недосыпа — видок еще тот, если честно. Он без зазрения совести натянул вчерашнюю красную футболку и с довольной улыбкой направился в сторону лестницы. Я уже привыкла к его шуточкам, поэтому молча встала и пошла за ним.

Отец сидел посередине, я пристроилась по правую сторону, а Стивен и мама — по левую. На столе было много мясной еды, от вида которой меня буквально подташнивало. Пододвинув к себе остывшую кашу, я начала через силу есть. Отец тем временем уже доедал вчерашние крылышки, которые мама вчера приготовила на ужин. Стивен тоже их обожал, он положил себе несколько и полил острым соусом. Отец довольно улыбнулся и погладил его по голове рукой, испачканной в жире. Происходящее, наверное, выглядело довольно комично, но я все равно не могла смотреть на то, как они едят мясо. Опустив свой взгляд в тарелку с кашей, я продолжила завтрак, но тарелка и вправду была переполнена. Съесть столько каши — непосильная работа для хрупкой школьницы.

Обгладывая косточки, Стивен посмотрел на меня и сказал:

— Чего такая грустная? Надоело давиться крупой? — он взял одно крылышко со своей тарелки и кинул в мою. — Лови! Уж это точно поаппетитнее будет! — хохотнул он.

Отцу тоже стало смешно, и он чуть не подавился косточкой.

— Стивен! Ты, вообще-то, за столом! — строго сказала мама.

— А что в этом такого? Брат заботится о своей сестре! — заметил отец с усмешкой на лице.

Вот так всегда: никто, кроме мамы, не понимал меня. Я вышла из-за стола и сказала:

— Спасибо, Стивен, за прекрасный завтрак!

— А как же чай? Я тут блинчики приготовила! — воскликнула мама.

— Нет, спасибо! Я лучше пойду!

Я задвинула свой стул и направилась в сторону лестницы, но Стивен остановил меня.

— Подожди! А как же десерт?

Он привстал, схватил меня за руку, собрал все косточки со своей тарелки и сунул их прямо к моим рукам. Я не успела подставить ладони, и все кости тут же рухнули на пол. Естественно, я разозлилась на Стивена, но выяснять отношения не было смысла. Поэтому, прибрав за братцем, я молча отправилась на верх.

— Ты совсем уже, что ли? Посмеялись и хватит! — прикрикнул отец, ударив его легонько по затылку.

— Она меня провоцирует! Я не понимаю таких, как она!

— Хватит ее трогать! Пусть сама решает, как ей жить! — сделала замечание мама.

— Зои, я тоже, честно говоря, не понимаю. Как можно не любить мясо в семье охотников? Это все твоя мать! Одни салатики готовила и на обед, и на ужин! — упрекнул отец маму.

— А ты мою мать не трогай! Следи за собой!

Услышав крики с кухни, я закрыла дверь на замок и села на кровать. Я не могла понять, почему мой брат стал так жесток ко мне. В детстве мы были не разлей вода — общие друзья, одинаковые увлечения. Куда делся тот Стивен, который любил меня такую, какая я есть?!

Посмотрев на часы, я поняла, что уже опаздываю в школу, и, собрав рюкзак, накинула куртку и побежала вниз. Обстановка на кухне уже была спокойной.

Заметив меня, отец сказал:

— Стивен! Твоя сестра уже в школу бежит, а ты все еще чай пьешь!

— Давайте быстрее, вы опаздываете! — добавила мама, посмотрев на часы.

— Да все будет нормально! Это всего лишь школа! — лениво отмахнулся Стивен.

— Допивай чай, я вас отвезу! — не послушал возражений отец.

Я не хотела ехать с ними в одной машине — за эти десять-пятнадцать минут можно было получить сотню насмешек от брата. Стивен сделал последний глоток чая, надел свою толстовку и подошел ко мне.

— Как тебе десертик? Понравился? — спросил он, ухмыляясь.

Я посмотрела на него злобным взглядом и отошла в сторону двери. Он приблизился и обнял меня за шею:

— Ты готова ехать, сестричка?

Вырвавшись из его объятий, я открыла входную дверь и выскочила на улицу, а следом вышли и остальные.

— Садитесь в машину! — скомандовал нам отец.

Открыв заднюю дверь, я спокойно села на сиденье. Стивен, конечно же, устроился на переднем. Сняв свой портфель, он просто кинул его назад, будто меня там и не было. Упавший на меня портфель я молча отодвинула, достала наушники и стала слушать музыку. Наверное, я никогда не пойму своего брата. Может быть, он таким образом пытается привлечь к себе внимание? Или ему просто нравится меня доставать? Сквозь музыку я услышала любимую песню папы и Стивена. Они врубили ее на полную громкость — так, что я практически не воспринимала свою, подпевали и при этом орали во весь голос.

Слушать музыку в наушниках оказалось бесполезной попыткой избавиться от насмешек. Не прошло и минуты, как брат снова попытался меня задеть:

— Травоядная, подпевай! — крикнул мне Стивен.

Как ни бесили его насмешки, я не видела смысла что-то ему доказывать: он все равно ничего не поймет, да и нервничать не стоило, ведь итоговый тест сам себя не напишет.

Спустя пару минут мы уже подъехали к школе, я схватила свой портфель и вышла из машины, хлопнув дверью.

— Она что, не в настроении? — хмыкнул отец.

— Да она всегда такая странная, — ответил Стивен.

— Ладно… — задумчиво протянул отец. — Удачи сегодня! Не забудь, сегодня идем на охоту!

— Конечно, не забуду! Жду с нетерпением, — улыбнулся Стивен.

Их любовь к охоте нельзя было сравнить ни с чем.

Стивен забрал портфель и потопал к школе — дружки, как я заметила, уже ждали его на крыльце. Подбежав к ним, он поздоровался сначала с Крисом, а потом и с остальными. Крис — это его лучший друг, они вместе ходили на охоту каждые выходные. Крис был высоким парнем со светлыми волосами и голубыми глазами, а одевался практически так же, как и Стивен: синяя футболка и потертая толстовка черного цвета.

Я обошла их и направилась по коридору к своему шкафчику, украшенному разными блестящими наклейками. Внутри него я хранила фото своих друзей: Джойс и Эдвина. Только они понимали меня, могли поддержать в трудную минуту. С ними я могла быть сама собой.

Джойс — моя лучшая подруга и просто веселая девчонка. Если Джойс начинает рассказывать какую-то историю, всем становится очень весело: она так смешно коверкает слова и пародирует людей, что самый грустный человек, увидев это, улыбнется. Только благодаря Джойс мое настроение в школе остается более-менее приподнятым. А вот с Эдвином я знакома с детства. Он — высокий парень с карими глазами и темными волосами, постоянно носит длинные свитера, и у него их очень много. Также Эдвин — хороший фотограф, он все время щелкает нас с Джойс. Мне нравятся его снимки, поэтому я тоже учусь фотографировать, вдохновляясь его увлечением. Больше всего люблю фотографировать животных и растения. Все снимки я вкладываю в альбом, который мне подарила Джойс. Его я храню на верхней полке в шкафчике.

Положив свои вещи, я обернулась в сторону класса и увидела в дверном проеме Джойс в очень яркой одежде. Впрочем, ничего необычного — для нее, конечно: шляпа с ушками красного цвета, желтая кофточка с белыми цветочками, белые шорты и красно-желтые сандалии на платформе. От такой жизнерадостной картины у меня сразу же поднялось настроение, я улыбнулась и пошла к ней. Заметив меня, Джойс сломя голову побежала навстречу. Мы обнялись, и я спросила:

— Ну что? Ты подготовилась к тестам?

— Ну-у… Я читала… — уклончиво ответила Джойс.

— Джойс, ну ты же сказала что у тебя все под контролем. Если ты не сдашь этот тест, то тебе придется ходить на отработки.

— Ну, разве я когда-нибудь получала «неуд» по тестам? — с ухмылкой на лице спросила Джойс.

— Не получала. И как мне кажется это моя заслуга, ведь ты благодаря мне получаешь нормальные оценки.

— Хочешь сказать что без тебя я бы не справилась?

— Ты бы справилась с любым тестом, если бы хоть иногда готовилась к ним.

— Ты же знаешь что у меня ужасная память на все эти обозначения.

— А мне кажется, что это все твои сериалы. Они не дают тебе учиться.

— Мои сериалы учат жизни! А эта география не понадобится мне!

— Мне тоже не легко дается запоминать столицы и города. Но ты же понимаешь, что это итоговый тест, по провалу которого миссис Вилсон не даст нам проходу!

— Да-а-а, миссис Вилсон та еще дракониха! Надеюсь пролетим сегодня. Надоела эта учеба уже…

—… продолжение следует…

Psoj_i_Sysoj, блог «Ad Dracones»

Ad Dracones. Глава 48. Где прошёл дракон — герою делать нечего — Ahol a sárkány elhaladt — a hősnek semmi köze (Охол о шаркань элхолодт — о хёшнек шемми кёзэ)

7 ноября 2021 (18:55:49) 153

Предыдущая глава

Пожалуйста, обратите внимание, что в начало 43-й главы мы вставили НОВУЮ часть от лица Левенте 😉

Леле

После нашего разговора ни корха Кешё, ни кто-либо другой больше не появлялся у меня в камере, так что уже который день моё одиночество нарушает лишь молчаливый стражник, что дважды в сутки приносит мне еду и питьё, да хитрый и осторожный грызун — чёрная крыса, чья шкурка так хорошо сливается с темнотой, что я замечаю лишь насторожённо сверкающие красным глазки, когда она выходит из щели в стене, чтобы полакомиться моей едой. Крысы мало в ком вызывают приязненные чувства, и всё же я не возражаю против её ночных похождений — ведь они вносят в мою жизнь хоть какое-то разнообразие, потому всё, что мне здесь остаётся — это расхаживать по камере, прислушиваясь к доносящимся со двора звукам и думать.

В первые дни заточения я пребывал в каком-то оцепенении, как человек, который так долго шёл к своей цели, что, достигнув её, уже не знает, что делать дальше, — а потому даже не замечал, как дневной свет сменялся ранними сумерками. Однако теперь дни тянутся нескончаемо долго — кажется, что у меня гудит и в голове, и в руках и ногах от неуёмной жажды хоть чем-то заняться — вот бы мне столько сил тогда, когда они были нужны мне больше всего — в самом начале нашего путешествия, когда со мною приключилась та злосчастная хворь…

читать дальше***

…С самого моего вызволения из замка Ших моё тело сделалось для меня обузой, узилищем, в котором я был заточён взамен своей прежней клетки — но никогда я не сознавал этого так отчётливо, как тогда, когда впервые слёг на пути в Альбу-Юлию. Прежде, как бы ни ломило у меня спину, мне всегда удавалось подняться на ноги, пусть и наваливаясь всем весом на костыль, а теперь любое движение причиняло нестерпимую боль, руки и лоб будто налились свинцом, так что я был не в силах оторвать их от меховой полости.

Хоть я продолжал уверять Эгира, что не стоит ради этого прерывать путь — ведь я могу ехать и так, а в дороге я быстро оправлюсь — лицо моего старого друга становилось всё более встревоженным. Наконец он не выдержал — пощупав мой лоб, заявил:

— С таким жаром вы не то что до Грана — до Бихора живым не доберётесь. Тут уж как хотите, а придётся нам найти постоялый двор и там обождать, пока не поправите здоровье.

— Зачем же останавливаться на постоялом дворе? — вмешался ювелир Саболч, наш добрый попутчик. — В моём доме молодому господину не будет недостатка в заботе! — покачав головой, он с непритворным сожалением в голосе добавил: — Молодые люди часто не обращают внимания на такие хвори, почитая их пустяком, а ведь они для них иной раз опаснее, чем для нас, стариков…

Итак, мы приняли приглашение нашего благодетеля. Я искренне верил в то, что, отлежавшись пару дней, наберусь сил и тут же продолжу путь. Я до сих пор не знаю, правильно ли поступил тогда, согласившись на это приглашение, которое так сильно повлияло не только на мою жизнь, но и на судьбу тех, кого я, сам того не желая, впутал в свою авантюру. Ведь, откажись я тогда, из-за моего безумного замысла не пострадали бы ни господин Нерацу, ни Эгир… ни Инанна.

***

С самого первого дня ухаживать за мною взялась невестка хозяина, госпожа Инанна, и я не понимал причину грустной нежности в её глазах, пока не узнал, что её молодой муж всего-то год назад сгорел от лихорадки, простудившись в дороге; возможно, глядя на меня, она вспоминала, как не смогла выходить его. Разумеется, я стремился причинять ей как можно меньше беспокойства: стараясь не показывать, каких трудов мне стоят самые обычные движения, я пытался развлечь её разговором, чтобы хоть чем-то отблагодарить за заботу. По правде говоря, это не стоило мне больших усилий — казалось, при виде Инанны улыбка возникает сама собой, как и желание говорить о чём-то светлом и радостном, покамест отложив все мрачные помыслы.

Даже понимая, насколько это неуместно, я не мог не любоваться красотой и статью этой женщины — никогда прежде мне не доводилось видеть столь благородных черт лица, поневоле притягивающих взгляд, таких чудесных ореховых глаз, будто светящихся изнутри, шелковистых густых ресниц и чёрных кос, блики на которых мерцали подобно россыпи звёздной пыли. Катая на языке её чужеземное имя, которое так ей подходило, я заранее думал о том, как буду повторять его годы спустя.

Украдкой следя за каждым её движением, я малодушно сожалел о том, что моё пребывание в этом городе будет столь кратким, ведь близость Инанны позволяла мне хотя бы ненадолго забыть о ежечасно терзающей меня досаде на своё немощное тело, которое столь вероломно подвело меня в самый неподходящий момент.

Наконец усилия добрых хозяев, не жалевших для меня ни времени, ни ласки, ни целебных снадобий, принесли свои плоды — жар совсем спал, да и терзающая спину боль по временам притуплялась, так что я уже мог без посторонней помощи вставать с постели. Эгир явно испытывал при этом двойственные чувства: с одной стороны, он был рад тому, что болезнь отступила и я вновь набираюсь сил, а с другой стороны, ему было совсем не по душе, что, едва встав на ноги, я тут же начал поторапливать его со сборами, упрекая:

— Отчего ты до сих пор не подыскал для нас проводника? Я ведь говорил тебе, чтобы ты занялся этим сразу!

— Уже тогда никто не желал держать путь через Бихор, — отговаривался Эгир, — а сейчас и подавно! Все как один твердят, что наступает пора, когда никто не совершает таких переходов, надобно ждать весны!

В глубине души подозревая, что Эгир в поисках проводника был не слишком усерден и настойчив, я ответил, что подумаю над этим — при этих словах мой старый друг приободрился, по-видимому, решив, что я близок к тому, чтобы отказаться от идеи выступить в путь немедля — однако у меня на этот счёт были свои соображения.

Стоило выйти Эгиру, как ко мне зашла Инанна, которая принесла мне обед. Я лишь поблагодарил её, принявшись за еду: хоть обычно я сразу пытался вовлечь её в разговор, на этот раз все мои мысли были всецело поглощены новым затруднением, что встало на моём пути.

Однако, даже видя это, Инанна не торопилась покидать меня — присев рядом, она заговорила сама:

— Я слышала ваш разговор с Эгиром — вы всё же собираетесь в Гран, даже в такое время?

— Увы, я не могу ждать до весны, — отозвался я. — Будь это в моей воле, я бы куда охотнее задержался в этом прекрасном городе — пусть я почти его не видел, он мне уже полюбился по вашим рассказам — но господин, что пожелал меня нанять, не потерпит промедления.

Инанна вздохнула, затем, словно на что-то решившись, начала:

— Как бы ни был хорош этот город, уже ставший для меня родным, каждый день пребывания здесь причиняет мне подлинную муку, ведь сердце влечёт меня в Гран.

Когда я воззрился на неё непонимающим взглядом, она продолжила:

— Ещё до того, как господин, захворав, попал в наш дом, я получила весточку из родных мест — я ведь говорила, что родом из Грана?

На это я лишь кивнул — Инанна мельком упоминала о том, что её отец — плотник при дворе кенде.

— Брат передал мне через знакомого, что мой отец с лета хворает, и ему хуже с каждым днём. С тех пор тревога за отца тяжким камнем легла мне на сердце, ведь каждый день может стать для него последним — я даже не знаю, жив ли он ещё…

Теперь-то я понял, что причиной порой овладевающей Инанной грусти была не только тоска по безвременно ушедшему мужу. Я и сам лишился родителей, а потому мог понять, какую боль она испытывает в этой вынужденной разлуке с родными, когда ей важнее всего быть с ними рядом.

— Матушка покинула нас семь лет назад, с тех пор я заботилась о младшем брате и сестре, пока не вышла замуж, — продолжила Инанна. — Мне уже тогда горько было покидать их, но, пока батюшка был здоров, они не ведали горя, а теперь брату стало тяжко управляться и с работой, и с хозяйством, и с заботой о больном отце. Если бы я только могла обернуться птицей, чтобы увидеть их всех хотя бы ненадолго и утешить… — При этих словах Инанна горестно покачала головой. — Едва получив весть от брата, я хотела ехать немедля, едва ли не в тот же день, но свёкор со свекровью принялись меня отговаривать: мол, разве можно женщине ехать одной так далеко с незнакомыми людьми — и всё-таки упросили меня обождать, пока в Гран не соберётся кто-то из хороших знакомых. Я знаю, что они всем сердцем за меня радеют, и всё же впервые я с неохотой подчинилась их воле…

— Ваши батюшка и матушка правы, — горячо заверил её я. — Я верю, что вы скоро сможете увидеться со своими родными, а здоровье вашего батюшки, быть может, уже пошло на поправку, так что он будет вдвойне рад встрече с вами…

— Я тоже на это уповаю, — тепло отозвалась Инанна, — тем более, что теперь у меня появилась надежда. — Сложив руки на коленях, она, глядя мне в глаза, попросила: — Господин Вистан, будете ли вы столь милостивы, что согласитесь взять меня с собой в Гран?

Я был столь поражён этой просьбой, что сумел вымолвить лишь:

— А как же ваши батюшка с матушкой — согласятся ли они на это?

— Узнав о том, что господин едет в Гран, куда так стремлюсь и я, хорошенько всё обдумав, я вновь обратилась к родителям мужа, прося отпустить меня с вами — ведь вы не чужие люди, — улыбнулась Инанна. — Батюшка уже в дороге успел с вами сдружиться, сразу сочтя вас достойнейшим человеком. Матушка сперва колебалась, но, лучше узнав вас и Эгира, и она поверила заверениям свёкра о том, что вы — честные и порядочные люди, которым можно без опаски доверить самое дорогое — так они мне и сказали.

Видя мою растерянность, Инанна истолковала её по-своему и принялась уверять:

— Господин Вистан, я не доставлю вам в пути никаких неудобств — ведь я привычна к самой разной работе и к тяготам пути. К тому же, я смогу заботиться о вас, если вы опять захвораете! Обещаю, что вы ни разу не пожалеете, если согласитесь взять меня в попутчицы!

— Однако дорога в такое время и впрямь опасна… — произнёс я, не зная, как дать ей понять, что я сам представляю куда бóльшую опасность, чем любой незнакомец.

— Но ведь вас это не останавливает, — горячо возразила Инанна. — А причины, что влекут меня в Гран, обладают не меньшей силой, чем ваши. Конечно, я пойму, если вы откажетесь, — заверила она под конец — но смирение, с которым она это произнесла, окончательно сломило моё сопротивление.

— Я не стану возражать, если вы полны решимости идти в Гран вместе с нами, — вырвалось у меня. — Хотя я по-прежнему считаю, что госпоже следовало бы дождаться весны и избрать в спутники более надёжных людей, чем калека и его старый слуга…

Однако лицо Инанны тотчас озарилось таким счастьем, что у меня больше не осталось сил на возражения — к тому же, в глубине моей души также всколыхнулась радость: ведь скорый отъезд больше не сулил мне разлуку…

— Вот только, боюсь, мы столкнулись с одним препятствием, — припомнил я. — Эгир говорит, что везде искал, но нигде не смог найти проводника, который согласился бы вести нас через перевал в такую пору…

Однако Инанну это вовсе не смутило:

— Мне кажется, я могу помочь вам с этим затруднением, — лукаво улыбнулась она. — Обождите немного, я скоро вернусь к вам с ответом.

***

По всей видимости, Инанна тут же поспешила поделиться этой вестью со свёкром и свекровью, потому что вскоре хозяин Саболч зашёл, чтобы поблагодарить меня.

— Превыше всего мы все желаем, чтобы Инанна вовсе никуда не уезжала, — поделился он. — Но, как бы ни мила она была нам, я понимаю, что теперь мы мало что можем ей предложить — тем более в такое трудное для её семьи время. Конечно, всем нам было бы спокойнее, если бы она не торопилась так с отъездом, но, если уж на то пошло, о более надёжном и почтенном спутнике для неё мы бы и мечтать не могли, ведь я убеждён, что в вашем обществе ей не грозит никакая опасность.

Разумеется, я тут же заверил его, что нам общество госпожи Инанны только в радость, и, само собой, мы сделаем всё возможное, чтобы дорога до родного дома для неё стала лёгкой и быстрой, но при этом меня впервые посетили угрызения совести: ведь этот человек, так много для нас сделавший, не имел ни малейшего понятия о том, что мы — совсем не те, за кого себя выдаём. Но я тут же подавил эти мысли, убеждая себя, что и впрямь сделаю всё от меня зависящее, чтобы Инанна в пути не испытала ни малейшего неудобства.

По правде говоря, я опасался, что Эгир не одобрит моё решение взять Инанну с собой, почитая это одной лишь блажью, которая может послужить причиной задержек или иных трудностей, но он только пожал плечами:

— Почему бы и нет — это и вправду хорошая возможность сделать доброе дело для наших хозяев, которые так нам помогли. К тому же, — прищурившись на меня, добавил он, — мне кажется, что у госпожи Инанны лёгкая рука — благодаря её заботе вы пошли на поправку на удивление быстро.

— Да, так что тебе будет меньше хлопот, — радостно добавил я. — Хотя, разумеется, я надеюсь, что больше не расхвораюсь так, что за мной придётся ухаживать…

Тогда я искренне верил в то, что у нас есть все шансы добраться до Грана целыми и невредимыми, избежав всех опасностей.

***

Когда я на следующий день увидел Инанну, по её заговорщической улыбке я сразу понял, что она уже приступила к осуществлению своего плана.

— Благодаря тому, что моему свёкру часто приходится путешествовать по делам, он знаком со многими людьми, которые сопровождают караваны, — с радостно сияющими глазами начала она. — Сегодня мы вместе со свёкром сходили к нескольким таким проводникам и, хоть в ответ на наш вопрос они повторили в точности то же, что вам сказал Эгир, один из них посоветовал нам обратиться к пареньку с необычным именем — Ирчи. Он сказал, что, поскольку у этого парня нет своего дома и семьи, он более лёгок на подъём. При этом тот проводник предупредил, чтобы мы не смотрели на его юные года — мол, несмотря на молодость, у него немало опыта, так что подчас он проявляет больше рассудительности и ответственности, чем другие проводники.

— И как же его найти, ежели у него нет своего дома? — тут же поинтересовался я.

— Нам сказали, что с конца осени по весну он обычно подрабатывает в лавке господина Анте. Свёкор пообещал мне завтра сходить туда вместе со мной, если его не отвлекут дела…

— Я сам мог бы сходить с вами прямо сегодня, — с плохо сдерживаемым нетерпением предложил я. — Конечно, если моё общество вас устроит… — поспешил прибавить я, сообразив, что это может показаться неуместным.

— Да, думаю, что так будет даже лучше, — улыбнулась в ответ Инанна. — Пожалуй, прогулка пойдёт вам только на пользу.

Её слова наполнили меня необычайным восторгом, который не оставлял меня на протяжении всей этой краткой вылазки. Казалось, что мы с Инанной — будто заговорщики, которых выгнало из дома не серьёзное дело, а желание прогуляться по городу в своё удовольствие. Я неторопливо брёл по улице, опираясь на руку своей прекрасной спутницы, и не отказывал себе в удовольствии хорошенько рассмотреть всё, что представало моим глазам, убеждаясь, что этот город и вправду настолько хорош, как представлялось мне по рассказам Инанны…

***

Разумеется, Эгир был вовсе не в восторге от того, что мы с Инанной наняли в качестве проводника какого-то юнца.

— Только ещё одного мальчишки нам и не хватало, — язвительно заметил он. — Не проще ли тогда обойтись вовсе без проводника? — впрочем, он тотчас пожалел о своих словах, когда я как ни в чём не бывало ответил:

— Да, можно и так — пусть дорога там и не самая торная, но едва ли мы на ней заплутаем.

Говоря так, я отнюдь не ставил себе целью напугать Эгира: по правде говоря, я уже преисполнился решимости поступить именно так, если не преуспею в поисках подходящего человека. Однако всё-таки перебираться через горы без проводника было несподручно: не говоря уже о том, что лучше держаться того, кто хорошо знаком с коварным нравом местных гор, а также знает уютные, не слишком людные места, чтобы остановиться там, проводник также будет сам договариваться о постое и плате за проход через мост или крепость, так что меньше вероятности, что кто-то запомнит нас с Эгиром.

— Ну ладно, пойду-ка я сам с ним потолкую, — сдался мой друг. — Если он дельный парень, то так и быть, а если на него нельзя положиться — так вам и скажу.

По счастью, беседа с Ирчи вполне удовлетворила Эгира — или он, как и я, решил, что лучше неопытный проводник, чем вовсе никакого.

— Главное, что сам парень с гор, — приговаривал старый воин. — А значит, это у него в крови. Хотя не больно-то мне по нраву его самоуверенность — да и немного почтительности ему бы не помешало.

— Опять ты забываешь, дядька Эгир, — со смехом отозвался я, — что теперь ты — простой слуга.

— Но ему всё же следует проявлять уважение к старшим, — не унимался старый воин, не в силах смириться с подобной дерзостью на устах мальчишки.

***

На лице Ирчи, который зашёл к нам на следующий вечер, было написано столь мрачное выражение, что я тут же встревоженно спросил:

— В чём дело? Ты же не вздумал отказаться от нашей договорённости?

— Я-то не вздумал, — со вздохом бросил он, опускаясь на лавку. То, что он сел, несколько успокоило меня, ведь это значило, что едва ли он пришёл, чтобы сообщить об отказе — быть может, предложенная плата показалась ему недостаточной, или какие-то обстоятельства требуют отложить отъезд? — Но я должен спросить господина, — продолжил Ирчи, — не станет ли он возражать, если с нами поедут ещё трое господ, также желающих пересечь перевал?

— Кто эти господа? — тут же потребовал Эгир, насторожённо подобравшись.

— Вы ведь помните, где мы с вами встретились? — уклончиво начал Ирчи, из-за чего моё нехорошее предчувствие лишь окрепло.

— К сожалению, я плохо знаю город, — стараясь не выказывать волнения, ответил я. — Нам сказали справиться в лавке господина Анте, но больше мне об этом ничего не известно.

— Да, вы же нездешний, — согласился Ирчи и, опираясь локтями на колени, склонился ко мне. — Здесь все знают, что семья почтенного господина Анте занимается весьма необычным ремеслом — однако ничего бесчестного в этом нет, — поспешил заверить он при виде того, как нахмурился Эгир. — Семья господина Анте испокон веков привозит кенде дань из Твердыни — а также поставляет твердынцам всё, что им требуется.

— Я слышал об этом, — кивнул я. — И что же, нас будут сопровождать люди, везущие сокровища Твердыни? — При этом я подивился про себя, до чего причудливыми бывают повороты судьбы: когда я в детстве слушал рассказы о твердынцах, таинственном и загадочном племени, о которых толком никто не знал, люди ли они или чудовища, мог ли я подумать, что когда-нибудь соприкоснусь с ними так близко?

— Берите выше, — просто ответил Ирчи. — Одному из господ-твердынцев вдруг понадобилось перебраться к сородичам в Цитадель, что в Тертре — вот его-то мне и велено сопровождать, мне да двоим сыновьям господина Анте. — Заметив, как переглянулись мы с Эгиром, он добавил: — Само собой, вы вправе отказаться, если вам не по душе подобный попутчик, но я немало сил потратил на то, чтобы убедить хозяина Анте, что вы будете этому господину Нерацу достойными спутниками. А если вы боитесь, что он какое-то неведомое чудо-юдо, то ничего такого и близко нет — на вид он совсем как мы с вами.

Эгир еле заметно кивнул мне, и я с улыбкой заверил Ирчи:

— Отнюдь, мы почтём за честь общество господина из Твердыни и его добрых спутников. Можешь заверить их, что мы ни в чём не стесним наших будущих попутчиков.

Успокоенный тем, что мы пришли к согласию, Ирчи обговорил с нами все заготовленные им припасы, после чего отбыл.

— Подумать только, а я думал, что живущие в Карпатах драконы — не более чем сказки, — задумчиво бросил я, когда он ушёл.

— Завтра вы сможете увидеть эту сказку воочию, — хмыкнул Эгир.

— А ты, как я посмотрю, не особенно удивился, — заметил я. — Тебе ведомо о них больше, чем мне?

— Я не особенно много знаю о твердынцах, — неторопливо ответил старый воин, — но сейчас припоминаю, что мне доводилось слышать об этой семье, о которой упомянул паренёк. Они всего лишь простолюдины, однако удостоились чести перевозить несметные богатства — при этом не то что простые грабители, а даже те из числа дворян, что не брезгуют грабежом, не осмеливаются их тронуть, потому как они пользуются милостью кенде — и своих покровителей, которых люди боятся даже поминать вслух. Да и сами они не промах, раз всего этого добились, так что, пожалуй, нам и впрямь на руку иметь подобных попутчиков…

— К тому же, для всех посторонних мы будем не более чем сопровождающими господина из Твердыни, — рассудил я. — Чьё внимание привлечёт какой-то там горбун, когда рядом с ним обретается живой дракон?

***

Слова Ирчи поневоле возбудили во мне почти мальчишеское любопытство — я всё думал, какой он, этот дракон? Теперь я почти боялся, что завтра наш проводник скажет: мол, господин из Твердыни передумал, мы поедем без него, как и уговаривались с самого начала.

Однако утро меня не то чтобы разочаровало, но изрядно удивило — прежде всего тем, что все наши новые попутчики были на удивление молоды.

Члены таинственной семьи Анте, в противоположность ожиданиям, держались без малейшей отчуждённости — старший из братьев, Верек, вполне дружелюбно поприветствовал нас и, перегрузив вещи, принялся поторапливать младшего — Феньо, который спросонья бурчал, двигаясь через силу, будто не отправлялся в путь с важным поручением, а спозаранку ехал с родителями на рынок. Глядя на него, я невольно сравнивал его с Ирчи, который по деловитости и вниманию к деталям не уступал Эгиру — а заодно и с собой: неужто, не случись со мной беды семь лет назад, сейчас я мог бы быть таким же беспечным?

Что до легендарного твердынца, то он держался так незаметно, что поначалу я вообще не заподозрил, что это и есть наш чудесный спутник — худой и тихий, он кутался в плащ, стоя в стороне, но при этом нет-нет да поглядывал в нашу сторону. По правде говоря, я даже задумался было, правда ли всё то, что рассказал нам Ирчи, или это просто бесцельное мальчишечье хвастовство.

Однако всё это лишь ещё сильнее меня заинтриговало — если бы не явное стремление твердынца держаться особняком, я бы не удержался от того, чтобы завязать с ним разговор. Мне не терпелось узнать, так ли обыденно звучит его голос, как выглядит он сам — но пока что у меня были все основания считать, что господин Нерацу немой.

Цинеге

Встали мы ещё затемно, когда за дверью землянки царила кромешная тьма, так что я поневоле ёжился, с неохотой думая о том, что придётся уходить от ещё теплящихся углей очага в стылую предрассветную тьму. Акош с самого утра так сурово хмурил брови, что Юлло взглянул на него с удивлением, предположив:

— Что, дурно спалось? — на что мой товарищ наградил его таким взглядом, что тот больше не решался ничего спрашивать, спускаясь в столь же угрюмом расположении духа.

Я отлично понимал, что Акош при Юлло ни слова ни скажет, и всё же от его молчания становилось не по себе даже мне, так что я еле удерживался от того, чтобы нарушить эту гнетущую тишину, сказав хоть что-нибудь, но в итоге лишь то и дело поводил плечами, разгоняя кровь.

Наш провожатый был уверен, что теперь-то мы вместе с ним вернёмся в Варод, однако Акош сказал ему, что у нас остались кое-какие дела в деревне и я согласно кивнул. После того, как Юлло ушёл, мы не сговариваясь двинулись к дому талтоша.

Казалось, угрюмое настроение, овладевшее нами на спуске с горы, повлияло и на деревню — серое небо нависло над голыми деревьями и плетнями, будто грозило раздавить убогие домишки.

Едва увидев нас, староста отослал бывшего при нём сына со словами:

— Ступай, проверь, задали ли корм скотине.

— А ты, отец? — встревоженно отозвался тот.

— Ты же видишь, у меня дела с господами, — велел староста, нахмурившись. — Так что поторопись!

После этого его сын мигом выскочил во двор — Акош покосился ему вслед, но ничего не сказал.

Усевшись за стол, мой товарищ без околичностей начал:

— Нам известно, что в вашу деревню недавно приходили люди со стороны перевала — и я говорю не про тех, кого здесь нашли мёртвыми. Сперва они пытались пересечь реку выше по течению, но верёвки моста обрубил тот, кто не желал, чтобы они ускользнули, а самим им наладить переправу не удалось. Тогда они были вынуждены спуститься к мосту, но там наткнулись на засаду, так что им пришлось пробиваться с боем. Каким-то чудом им это удалось, но при этом они сами пострадали и обратились к вам за помощью. — Хоть меня немало удивило, сколь складное объяснение произошедшему умудрился выстроить Акош на основе наших смутных догадок, я старался не подавать вида. Наконец он задал тот самый вопрос, ради которого мы сюда и приехали: — Один из них был горбуном?

Видя, что староста колеблется, я решил поддержать своего товарища:

— Мы уже сполна наслушались того, что сюда не заходила ни одна живая душа — как по мне, так для бестелесных духов ваши гости оставили по себе слишком много следов.

Покосившись на меня, Акош добавил:

— Для меня не имеет никакого значения, люди это, духи или сам эрдёг — меня интересует только одно: был ли здесь горбун.

— Раз вы и сами всё знаете, что изменят мои слова? — после краткого молчания отозвался Дару. — Одна волна идёт за другой волной, и обе они, что бы ни встало на пути, достигнут берега.

— Кто он? Вернее, как он называл себя? — раздражённо прервал его Акош.

— Есть ли смысл спрашивать имя у волны? Вот я и не справлялся, — кратко отозвался талтош.

— Что ж, будь по-твоему… — пробурчал Акош в усы, и я в который раз поразился его долготерпению. — Так кто пришёл с ним?

— Их было четверо — трое мужчин и женщина, — поведал Дару с таким спокойствием, словно это была обычная беседа.

— Почему же твои сельчане ничего о них не помнят? — не удержавшись, спросил я.

— Я им сказал, — просто ответил талтош, никак не пояснив своё распоряжение.

— Так что же, ты скажешь, Коппаня убили те трое, что были с горбуном? — вновь взялся за него Акош.

— Коппаня убил человек, который служит горбатому господину. Вы можете мне не верить, но это истинная правда.

Мы с Акошем поневоле переглянулись, после чего он, нахмурившись, припомнил:

— А остальных… пятнадцать — что, тоже он?

Дару покачал головой.

— Были те, что стали попутчиками того господина по воле случая и были вынуждены защищаться.

Воздух словно содрогнулся, ведь нам обоим в голову пришло одно и то же.

— Кто же они такие? — не выдержав, потребовал Акош.

Однако Дару, прежде столь охотно отвечавший на наши вопросы, на сей раз отговорился:

— Вы скоро узнаете это сами.

— Куда они направились после? — Сидя рядом с Акошем, я заметил, как его рука стиснула рукоять сабли.

— Вы скоро узнаете, — повторил Дару и, переведя взгляд с Акоша на тускло светящееся окно, казалось, вовсе позабыл о нашем существовании.

Я был в полной уверенности, что теперь-то Акош уж точно пустит в ход силу, чтобы выбить из упрямого шамана всё, что тому известно и даже не известно — однако мой товарищ после продолжительного молчания поднялся с места:

— Что ж, тогда благодарим старосту за гостеприимство. Но должен вас предупредить, что скоро к вам пожалуют другие гости, что не чета нам — вместо того, чтобы задавать вопросы, они сами за вас же на них и ответят. Тут уж вам самим решать, как готовиться к их приезду.

Не дожидаясь ответа старосты, он вышел за дверь. Поспешив за ним, я проследовал по странно притихшей деревне — на прежде оживлённой улице не раздавалось ни единого звука, будто все разом попрятались по домам. Акош продолжал шагать вперёд с такой решимостью, будто вознамерился проделать так путь до самого Грана — я с трудом поспевал за ним, хоть был привычен к долгим переходам.

— Их было двое, — наконец нарушил я тяжёлое, как зимний туман, молчание.

Акош резко остановился, воззрившись на меня.

— Те «два братца», — напомнил я ему о своём открытии.

Мой товарищ испытующе на меня посмотрел.

— Они ведь… — я сглотнул, заставляя непослушный язык наконец произнести это вслух: — …не люди.

Но Акош, задумчиво глядя под ноги, рассудил:

— То, что тот мальчишка видел двоих, ещё ничего не значит. — Вновь подняв на меня взгляд, он сказал: — Нужно как можно скорее возвращаться в Гран.

Акош

Вернувшись в Варод, я нашёл Элека, чтобы сообщить ему:

— Поутру мы уезжаем, а заодно заберём тело Коппаня в Гран.

— А с остальными что делать? — почесал в затылке Элек.

— Их пока оставляем на тебя, — распорядился я.

— Повезло мне, ничего не скажешь, — ухмыльнулся ишпан. — Хорошо ещё, что сейчас зима…

— Время покажет, кому из нас повезло, — отрезал я. — Думаю, ты и без меня знаешь, что будет делать Онд…

При этих словах Элек стиснул зубы, тут же посуровев.

— Мой долг — следить за порядком во вверенных мне владениях. Если же с меня спросят, то и у меня будет, что спросить у мелека.

— Если что-то будет зависеть от меня — я уж постараюсь отвести от тебя и твоих людей карающую руку, — пообещал ему я.

— Благодарю, — кратко ответил Элек, — только смотри, сам не подставляйся.

Примечание:

В качестве названия мы взяли из Интернета шуточную поговорку о драконах, первоисточник которой, к сожалению, не нашли.

Следующая глава

#Ad Dracones

Страницы: 1 2 3 … 100 следующая →

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)