Свежие записи из блогов ~Кукулькан~
~Кукулькан~, блог «Змеиное молоко»
В борьбе обретёшь ты... (часть 3)
ГЛАВА 23ГЛАВА 23
Курить Рон никогда не пробовал, а потому совсем не умел, в чём сразу честно признался. Но бело-синяя коробочка настоящих магловских сигарет – дорогущие, небось! – в руках у пожирательского сынка смотрелась странно: «Из рейда, что ли? Папаша натаскивает маглов обносить?»
Рон на всякий случай огляделся – вдруг засада? – и как бы равнодушно поинтересовался:
– Надеюсь, ты не на свидание меня сюда зазвал?
– Сдурел? – заметно опешил Нотт и возмущённо постучал пальцем по лбу. – Мечтай, конечно, только…
– Да иди ты! Тоже мне…
– Значит, с этим разобрались, – перебил его Нотт и кивнул на брёвнышко, притащенное кем-то в уголок между шестой теплицей и кустом орешника. – Давай туда.
Рон пожал плечами: ну, давай.
Они уселись на дракклово брёвнышко как можно дальше друг от друга, и Рон заговорил первым – решил побыстрее разобраться со странным приглашением встретиться за теплицами:
– Ты писал, важное дело. Что за дело?
– Точно не будешь? – Нотт ещё раз протянул сигареты.
– Говорю ж, не умею, – снова отказался Рон.
– Что, и братья не научили?
Рон мотнул головой. Из братьев лишь Чарли иногда раскуривал трубочку, и то больше в руках её держал.
– А хочешь? – проклятый Нотт никак не переходил к «важному делу».
Рон снова насторожился:
– С чего тогда подкаты, раз не свидание?
– Задобрить хочу, – буркнул Нотт и вдруг ухмыльнулся: – Надо же, а с этого бока вроде как и свидание! Сечёшь, Уизел!
Рон уже открыл рот, чтобы послать придурка к Мордреду, но до него внезапно дошла первая часть фразы, и он решительно вскочил на ноги:
– Если ты про Хорька и Клювокрыла, то не переводи курево! Мы профессору Дамблдору и мистеру Огдену уже рассказали, как на самом деле случилось, и декан ваш тоже там был и всё слышал. Хорёк сам нарвался! Клятву могу дать!
– Такую клятву и я могу дать, – внезапно согласился Нотт, затеплил на кончике пальца огонёк и прикурил. – Чего взвился? Не буду я про этого сраного гиппогрифа толковать, всё ж ясно.
– Сам ты! – обиделся Рон за Клювокрыла. – А Клювик хороший!
– Ничего, что летает, не может быть хорошим! – убеждённо заявил Нотт и затянулся так лихо, что Рон даже немножко позавидовал. – Порядочные маги пешком ходят или аппарируют, а в небо лезут только те, кому на добрых людей сверху нагадить за счастье!
– Чего это сразу нагадить? – обалдел Рональд. – А совы? Ну, совы – да, зато они и почту носят! А квиддич? Там гадит только ваш гадский Флинт, но он и пёхом гадит будь здоров!
– Точно, квиддич! – процедил Нотт и снова затянулся. – Мало того, что всякие кретины бошки свои тупые без дела и пользы подставляют, так ещё заставляют на это смотреть! «Чего сидишь, идём болеть за наших!»
– Высоты боишься, так и скажи! – окончательно обиделся Рон. – А то начал тут… – он вспомнил Гермиону и удачно ввернул умное слово: – Дискуссию!
Нотт вздохнул и похлопал рукой по брёвнышку:
– Точно, свидание. Уизел, я тебя долго уговаривать буду?
Рон засопел и стиснул кулаки. Не нужно было даже разворачивать эту проклятую записку. Бумажная птичка ткнула Рона в руку в конце сдвоенного урока зельеварения – самого ужасного на его памяти.
Кто именно проболтался о битве Невилла с боггартом, Рон не знал, но намеревался непременно выяснить. Трепач заслуживал хор-рошего пинка под зад, потому что слухи про Снейпа в наряде старухи Лонгботтом стоили третьему курсу Гриффиндора немало крови.
Больше всех, конечно, досталось Невиллу. Снейп издевался над беднягой все два часа – обзывался, язвил и придирался, а под конец пригрозил напоить неудавшимся зельем Тревора. Вот тогда-то дружище Невилл и расстроился по-настоящему: Тревора на занятия он не носил давным-давно, и оттого упустил верный шанс избавиться от дурного жабака.
– Бабушка мне и слова не сказала бы, – прошептал он огорчённо. – Давай на следующий урок возьмём? Не отвяжется ведь теперь. Снейп, в смысле.
– Всех возьмём. И Тревора, и Коросту, и поганого кошака – весь зверинец! – согласился замотанный и издёрганный Рон; его самого Снейп тоже достал до печёнок, а ещё заставил крошить и резать ингредиенты для Малфоя, отпущенного наконец из Больничного крыла.
Что можно было два дня делать в Больничном крыле с едва-едва оцарапанной рукой? Рон своими глазами видел «рану», потому что первым кинулся оттаскивать с опасного места балбеса Поттера. Крови, конечно, натекло, но алым фонтаном она не била, счёт на секунды не шёл, так что Хорёк мог засунуть все свои «страдания» себе же в задницу. Но нет, Малфой двое суток зазря мял больничную койку, а теперь явился на урок с забинтованной рукой на перевязи – это после лечения-то! – и корчил из себя жертву.
Мог бы не стараться, подлый притворщик. У Хагрида и без его тупых кривляний появилась куча проблем.
***
Если быть честным, то на уроке Хагрида всех спас невесть откуда взявшийся громадный чёрный пёс – страшенный с виду, он завыл так, что Рон с перепугу чуть не дал стрекача следом за визжавшими девчонками.
Однако бояться сразу стало некогда. Пришлось со всех ног нестись в противоположную сторону – туда, где разъярённый Клювокрыл вырвался из рук Хагрида, а идиот Поттер не хуже гиппогрифа выкручивался из хватки своего ебанутого дружка и всё норовил зачем-то вылезти из кустов. На старте Рон ещё успел пихнуть замершего Невилла в спину: «Хватай Гермиону! В кусты! Прячьтесь! В кусты! Не бегите! Догонит!» Невилл очнулся, цапнул растерянно хлопавшую глазами Гермиону за руку и поволок в заросли орешника.
Рон же добежал до героического придурка, сшиб его с ног, неслабо приложив о землю, и в четыре руки они с Малфоем живенько затолкали ушибленного Поттера поглубже в кусты – не шибко надёжная, но хоть какая-то защита.
К счастью, Клювокрыл решил для начала расправиться с самым сильным противником и погнался не за Симусом и Дином, дуриком ломанувшимися напрямик через поле, а за псом. Всех остальных девчонок Нотт, надо отдать ему должное, сумел остановить и загнать под защиту нависших над опушкой деревьев, но распихать по зарослям поодиночке не успел. Поэтому над группой перепуганных девиц сияли щиты Крэбба, а сам Нотт, оскалившись, держал в руках огненный шар величиной с бладжер.
Пёс, заметно прихрамывая, бежал к Запретному лесу – «Подставился? Когда?» – за ним гнался Клювокрыл, а Поттер смаргивал слёзы и твердил: «Нет-нет-нет!»
Рон сплюнул, развернулся к Хорьку и уже замахнулся, когда в их убежище вломился Хагрид. Разодранный и окровавленный рукав малфоевской мантии заставил его перемениться в лице. Хагрид выдернул Малфоя из кустов, как морковку из грядки, закинул к себе на плечо и заорал:
– В Больничное крыло! Быстро! Все остальные – бегом отсюда!
Нотт «схлопнул» шар между ладонями и хрипло скомандовал выдвигаться: «Парами! Держать строй! Винс, вперёд! Грег, справа! Забини, в строй, дурак! Пошли! Остальные, ко мне! Бегом!»
Бегом – значит, бегом. В таких делах Нотту можно было довериться: семья, как ни крути, известная. Невилл вывалился из «своих» кустов и потащил за собой Гермиону. Рон довольно кивнул, попытался взять Гарри за руку и неожиданно заработал локтем под дых:
– Нет!
– Да блядь же! – взвыл Рон и ухватил спятившего героя за шиворот: не хочет бежать, проедется на жопе. Весил Поттер всего ничего, и волочь его за собой никакого труда не составило – к Нотту они с Невиллом подбежали одновременно.
Нотт вздёрнул Поттера на ноги и рявкнул:
– Башку включил! Ушёл уже, смотри!
Рон тоже посмотрел: пёс благополучно скрылся в лесу, а Клювокрыл взмыл над деревьями и снова нырнул вниз – видно, была там какая-то прогалина. Рон мысленно пожелал псу удачи, хотя она ему уже не требовалась: без крыльев среди деревьев куда как сподручней бегать и прятаться.
Облегчённо всхлипнувший Поттер был пинком отправлен к девчонкам, Гермиона, фыркнув, пошла сама, а Нотт занял место в конце строя.
– Пупс, не усрёшься? Вставай слева! Уизел, рядом! Бегом! – громко велел он и уже на бегу добавил еле слышно для Рона: – Молись своему Годрику, рыжий! Не приведи Салазар, хоть одна цепь лопнет!
Так и побежали. Впереди нёсся неожиданно резвый Крэбб с палочкой наизготовку, следом трусила неровная цепочка девчонок с Забини и Поттером в арьергарде, а по бокам их страховали Гойл и Невилл. Рон и Нотт замыкали строй и старались не думать, что будет, если сколоченная Хагридом коновязь не выдержит бесившихся на цепях гиппогрифов.
Обошлось. До замка добежали быстро, а коновязь и цепи устояли. Хагрид сдал Малфоя явившимся на шум профессорам и помчался назад – унимать животных.
– Они же его разорвут! – всполошилась Данбар, но профессор Флитвик её успокоил – мол, лучше Хагрида со зверьём ладит только Скамандер.
Хорёк поплёлся следом за мадам Помфри – на своих двоих, притвора! Остальных пригласили в ближайший к Главному холлу кабинет и устроили короткий допрос.
– Что случилось? – строго спросила декан Макгонагалл и остановила взгляд на Гермионе: – Мисс Грейнджер, прошу вас!
Гермиона встала и выдала расклад чуть не по минутам: кто, что и когда сказал или сделал. Остальные согласно кивали. Слизней, правда, малость трясло и перекашивало, но оно и понятно: Хорёк показал себя во всей красе и был кругом виноват. Поттер внезапно окрысился на Невилла: «Ты первый начал!» – но его немедленно заткнули свои же.
– За собаку переживает, – пояснил Нотт и оскалился в неискренней улыбке.
– Почему именно за собаку? – сухо поинтересовалась Макгонагалл.
– Так это ж его пёс. Тот самый, которого он в Косом подобрал.
– Вы привезли в Хогвартс собаку, мистер Поттер? Это запрещено правилами!
– Да кто б его возил! – ответил Нотт вместо Поттера. – Сам явился.
– Что за шутки! – рассердилась декан. – Как это – сам? Бежал за поездом, хотите сказать?
– Он не совсем пёс, – Нотт вздохнул. – Это грим. Гримы умеют аппарировать, мадам. Вот он и того… Соскучился.
Поттер двинул Нотта локтем под рёбра, и Рон невольно потёр собственный синяк, заполученный точно так же.
Декан Макгонагалл побледнела и даже шаг назад сделала, а дура Браун взвизгнула и заголосила:
– Грим! Прорицания! Ронни, ты видел грима! Ты умрёшь!
– Чего это?! – справедливо возмутился Рон. – Его все видели! – он секунду подумал и нехотя добавил: – Правде, чуть все и не померли, но это просто совпадение. Грим же нас и спас. Прикольная собака, и я хочу такую!
Следующий допрос был подольше, посерьёзней, и слизеринцев на него не позвали. Оно и верно: что слизням делать в кабинете директора школы? Невилл и Рон в гостях у профессора Дамблдора уже бывали, остальные же вертели головами и восхищённо ахали над каждой диковинкой. А уж рядом с легендарным мечом Гриффиндора, которым истинный воин-гриффиндорец Реджинальд Вуд сразил чудовище Слизерина, проняло даже Гермиону.
– Он прекрасен! – прошептала она с благоговением. – Какая грозная красота!
Профессор Дамблдор начинать беседу не торопился. Он с улыбкой наблюдал за третьекурсниками и негромко пояснял назначение непонятных предметов:
– Это переносной вредноскоп, мистер Томас. Разумеется, не похож, ведь ему больше трёхсот лет. Тогда была мода на обратные пирамиды, в последнее столетие делают волчки, но главное в форме остаётся неизменным. Что, по-вашему?
– Неустойчивое основание, – подсказала Гермиона крепко озадаченному Дину. – Простите, профессор, мы кого-то ждём?
– Да, – директор Дамблдор огладил бороду. – Мы ждём мистера Огдена – главу нашего попечительского совета. Эти гиппогрифы принадлежат ему, и он очень расстроен произошедшим. Я попрошу вас подробно и, главное, правдиво ответить на его вопросы.
Студенты согласно загомонили и расселись на диванчиках и креслах. Спустя минуту пришла декан Макгонагалл, а следом за ней заявился Снейп, брезгливо сморщил носище и молча проследовал к дальнему креслу в самом тёмном углу кабинета, где под потолком висела какая-то мерзкая с виду штуковина, похожая на старую грязную тряпку.
«Какие ещё тряпки в кабинете у директора, дурень? – обругал сам себя Рон. – Наверняка тоже что-нибудь эдакое… С неустойчивым основанием».
Тут загудел камин, и из зелёного пламени вышел мистер Огден. Богатый владелец самых знаменитых винокурен Британии оказался дядькой до того простым и славным, что у Рона мигом отлегло от сердца.
– Не представляю, как такое могло получиться! – мистер Огден развёл руками; ладони у него были крепкими, мозолистыми, а на пальцах – ни единого кольца. – Уж сколько я с ними возился! Лечил, кормил, лучших берейторов нанимал! К бабам и детворе животные приучены – неловкое обращение не любят, но терпят. И Хагрид к зверушкам со всей душой! Не понимаю! Я как узнал, к Малфою сразу кинулся – подсказали, где застать. Втолковываю: обошлось ведь ерундой, а виру заплачу, сколько потребуешь, только не губи Клювокрыла! Мол, зверь же не виноват, что твой малец такой… Талантливый, короче.
– И? – декан Макгонагалл, поморщившаяся ещё на упоминании «баб», неодобрительно нахмурилась. – Удостоил ответом?
– Да куда там! – удручённо махнул рукой мистер Огден. – Прошёл, как мимо пустого места! Ребятки, хоть вы расскажите, что и как было!
Гермиона дисциплинированно подняла руку, но мистер Огден, окинув студентов внимательным взглядом, вдруг просиял и обратился к Невиллу:
– Не серчай, паренёк, ежели ошибусь, но ты ведь Николаса Лонгботтома родич, верно?
– Внук, – ответил Невилл настороженно. – Это важно?
– Внук?! – мистер Огден даже подпрыгнул в кресле и с силой хлопнул себя по коленям: – Хельга-заступница! Наследник! А ведь болтали… Ты погляди-ка, одно лицо! Не пропала кровь, не ушла! То-то дедушка ваш радуется там, за Гранью!
Невилл ничего не ответил, лишь выжидательно посмотрел на собеседника.
– Как свезло-то на надёжного очевидца! – ликующе выдал мистер Огден. – Хоть в Палату лордов теперь ступай напрямик! Вот только… Гриффиндор, да? – пробормотал он себе под нос и смущённо осведомился: – Здорова ли леди Августа, мистер Лонгботтом? Благополучна ли?
– Благодарю вас, всё прекрасно, – сухо ответил Невилл.
– Не откажите в любезности, мистер Лонгботтом…
– Меня зовут Невилл, мистер Огден. Вы хотите узнать, что произошло?
– Да, дракклы меня дери! Ох, мадам профессор, прощения прошу, но я уже извёлся весь!
Когда Невилл начал рассказ, он немного волновался: тянул слова, заикался, прятал глаза и сутулился. Зато потом разошёлся, и Рон с удовольствием наблюдал, каким ясным у него стал взгляд, речь – чёткой и уверенной, а руками махать перестал вовсе. Боец!
Сам Рон никогда так не рассказал бы, чтоб не только правду, но и красиво. Запнулся Невилл всего в одном месте, когда объяснял, зачем Поттер кинулся спасать мордредова Хорька: погрустнел и по-детски ковырнул башмаком завиток ковра.
– Гарри мечтает стать целителем, – будто извиняясь, робко сказал Невилл. – У него и выбора-то не было – раненый есть раненый.
– Мистер Поттер мог пострадать?! – мистер Огден вскочил с кресла и схватился за сердце.
– Да нет же! – Рон решил поправить положение: Поттер для будущего целителя чересчур суетился, и бедный Невилл расстроился не на пустом месте. – Рядом же Хагрид был, да и Хорёк бросил придуриваться и утащил Гарри в укрытие. Малфой, то есть. Да и я подбежал – отбились бы как-нибудь, будьте спокойны!
– А ты, паренёк, кто-то из Уизли? Из которых, прости? – подозрительно прищурился мистер Огден и сразу же Рону разонравился.
– Шестой сын мистера Артура Уизли, сэр, – отчеканил он. Надо было бы гордо выпрямиться, как это умели делать сестрёнка и умница Билл, но Рон от волнения привычно набычился и добавил угрюмее, чем собирался: – Цела там будет Палата лордов-то? Или как?
– Полагаю, уцелеет, – усмехнулся профессор Дамблдор и одобрительно кивнул Рону и Невиллу. – Это дело в моём ведении как директора Хогвартса. Даже если мистер Малфой пожалуется в министерство, вряд ли у него что-то выйдет.
– Кто знает, – помрачнел Огден. – Эти жмыры линялые не одному человеку жизнь попортили. Ладно, будь по-вашему, господин директор! Свидетельство внука самого лорда Лонгботтома у нас имеется, а потому поборемся!
***
В следующие два дня ничего не происходило, но Рон извёлся от подспудной тревоги: вокруг будто тучи собирались, грозя разразиться настоящей бурей.
Малфой отирался в Больничном крыле с неизвестной хворью, Поттер ходил словно замороженный, по сторонам не глядел и кое-как откликался только на звонкие вопли Криви: «Здравствуй, Гарри! Как дела?» Лишь тогда герой чуть теплел глазами и размыкал сжатые в нитку губы: «Спасибо, Колин! Нормально!» Поговорить к нему было не подойти: за спиной у Гарри всегда отирались ебанутые Дерреки со злющими ухмылочками на одинаковых рожах, а на редких совместных занятиях его загораживал сам Нотт. В прямом смысле загораживал – заталкивал за ближайшую к выходу из класса парту и садился рядом, нахально вытянув ноги в проход.
Джинни и Невилл тоже приуныли и провожали дракклова Поттера тоскливыми взглядами, а Гермиона в редкие минуты, свободные от зубрёжки, порывалась навестить притвору Хорька, чтобы что-то там «уточнить».
Рону очень хотелось встряхнуть их за шкирку и понятными словами объяснить, что Мордред крепко над ними подшутил: у всех, кроме самого Рона, случился самый неудачный амурный интерес из возможных. Ни Поттеру, ни Гермионе не следовало даже смотреть в сторону Хорька. Поганая тварь плохо кончит, видит Годрик! И кабы сам, так нет – наверняка кого-то утащит за собой!
Гарри же совершенно не подходил ни Джинни, ни Невиллу. Красавчик, конечно, и далеко не дурак, но рядом с ним постоянно творилась какая-то херня: как бы чего не вышло. Рон вполне был готов рискнуть собственной башкой – долг есть долг! – но терять сестрёнку и лучшего друга… Права была мама. Нахрен такое счастье!
А ещё, словно мало выпало забот, треклятый кошак Гермионы взялся за поимку бедной Коросты всерьёз. Рыжая паршивая тварюка перепробовала все способы попасть в спальню третьего курса. Он и внаглую пихал приплюснутую морду в дверь, и втихаря пытался просочиться, и в гостиной выл как упырь, пока капитан Вуд не влупил в него Ступефаем и не пригрозил утопить в озере. Хорошо, что от укоров Гермионы Вуд просто отмахнулся, а то Рону пришлось бы волей-неволей улечься рядом с кошаком и забыть о предстоящем отборе в команду.
Проблему Рон решил по-простому: в крысиный корм стал подливать смесь успокоительного и сонного зелий, чтобы Короста не искала, как всегда, спасения в бегстве, а на клетку подвесил выпрошенный у близнецов продырявленный сикль со «следилкой». Форджи похихикали, но вредничать не стали, а вдобавок подарили «оповещатель»: кусочек янтаря, если его тронуть, разражался хриплым собачьим лаем.
Рон принял подарок с благодарностью, но тут же об этом пожалел. Несчастная крыса едва не рехнулась, спросонок заслышав этот лай. Она с надрывным писком билась в запертую наглухо дверцу, потом из всей мочи пыталась протиснуться сквозь прутья, ободрала морду до крови и пребольно тяпнула Рона за палец, когда он попытался её погладить. Зверька было жаль, но подлый кошак не оставлял выбора – о прогулках по спальне Коросте нечего было и мечтать.
Зато Тревор отрывался вовсю. Невилл махнул на него рукой, и бесстыжая жаба вольно разгуливала по всей башне. Живоглот его трогать брезговал, девчонки хором сюсюкали, а парни относились как к своему – пожимали лапу, интересовались делами, по первому же кваку открывали двери и всегда оставляли в умывальной таз с тёплой водой.
Короче, к проклятому уроку зельеварения Рон уже был на взводе, а тут ещё и Хорька принесло, наглую рожу. С забинтованной рукой на перевязи через плечо, он выделывался так, будто не гиппогриф его слегка царапнул, а стая драконов гнала Запретным лесом, да не догнала. Одно утешение – каменная морда Поттера не дрогнула, и из-за спины Нотта герой даже не подумал высунуться.
Любой на месте Малфоя расстроился бы и присмирел, но не такова хорёчья порода! Он, поганец, тут же состроил глазки зардевшейся Гермионе, облаял Невилла и прицепился к Рону, а Снейп, пожирательская морда, взялся угождать своему распроклятому крестничку.
Рональд уже был готов плюнуть на диплом Хога и достать свою новенькую классную палочку, когда маленькая бумажная птичка легко ткнула его клювом в руку.
«Приходи за шестую теплицу сразу после уроков, – прочитал он, украдкой развернув послание. Почерк был приятным, навроде его собственного – как у тролля, который чудом уцепил между когтями гусиное перо. – Дело есть. Важное. Не ссы, не подстава. Нотт.»
***
– Давай, Уизел, не ломайся, – Нотт снова хлопнул по брёвнышку, приглашая сесть. – Не в гиппогрифе дело.
– А в чём?
– Садись, держи сигарету и слушай.
– Да что мне делать с той сигаретой? – проворчал Рон и всё-таки уселся. Не рядом, поодаль.
– Дело нехитрое, мигом научишься. Дым только сразу не глотай, привыкни сначала.
Рон с некоторой опаской взял уже подкуренную сигарету и попробовал затянуться. Хватанул лишку, закашлялся, а потом как-то сразу приноровился. Взатяжку курить, конечно, больше не рисковал, но и попросту держать дым во рту показалось прикольным.
– Ну? – довольно ухмыльнулся Нотт.
– Ничего, – сдержанно похвалил Рон; ему и впрямь понравилось. Не будь табак так дорог, можно было бы завести в привычку. – Откуда сигареты?
– У Теренса выпросил, – вздохнул Нотт. – Пачку всего. А ему Поттер подарил, прикинь! Говорил, поклонник какой-то прислал. Хорошие, вкусные. Дорогие, кажется, но после флинтовых самокруток вообще как конфетки. На магловедении первым делом спрошу, где у маглов куревом торгуют и сколько галлеонов нужно поменять.
– Дофига, наверное, – пожал плечами Рон. – У кого б ещё спросить, где эти галлеоны заработать.
– Это да, – Нотт помрачнел и снова затянулся; кончик почти докуренной сигареты замерцал крохотными искорками.
– У тебя невеста богатая, – поддел его Рон. – Считай, устроился.
– Был бы я у неё один, – невесело осклабился Нотт, – и без мэнора в самой дальней жопе…
– Что, совсем глушь?
– Угу. Мы, леса и в лесах всякая погань.
– Круто! – искренне позавидовал Рон. – Я б пожил! У нас-то маглы, считай, через забор.
– Я потому с тобой и решил поговорить, – кивнул Нотт. – Ты из наших. Ты поймёшь.
– Из каких это «наших»? – подобрался Рон. – Твои «наши» не мои, слизень!
– Из тех, кто за Барьером и дня не протянет. Маг ты, Уизел, и магом помрёшь. Пальцы на палочке силком разжимать придётся, чтобы не с ней хоронить. Так ведь?
– Про чистую кровь и прочее такое не надо даже, – Рон поморщился, вспомнив Огдена. – Кровь кровью, а совесть совестью.
– В целом верно, а по мелочам я поспорил бы, но недосуг. Теперь к делу, – Нотт сжёг окурок, помолчал и сказал хмуро: – Поттер – тип странный, но неплохой. Напрямую он ни в чём не виноват. Однако завертелось всё это дело из-за него. Драко – мой друг. С Лонгботтомом дружишь ты. Предлагаю заключить союз.
– Кого с кем? – не понял Рон.
– Я и ты. Будем держать наших придурков за хвосты. На мозги капать потихоньку. Мол, Поттер – магл маглом, он себя в амантах у парня и в страшных снах не видел. Обидишь, оскорбишь, отпугнёшь, держи свои грязные мыслишки при себе и всякое такое, – Нотт скривился и добавил без особой надежды: – Глядишь, мало-помалу и остынут.
– Сомневаюсь, – не стал утешать его Рон, подумал и добавил: – Темнишь, Нотт. Своему дружку ты безо всякого союза можешь капать на то, что у него вместо мозгов. Или выкладывай как есть, или я скажу спасибо за сигарету и пойду.
Нотт задумчиво хмыкнул и оглядел Рона, будто впервые его встретил.
– Ладно, – сказал он. – Начистоту. Все наши сейчас очень злы на Драко. Снейпу пришлось его в Больничном крыле запереть.
– А-а! – дошло до Рона. – Тогда рано выпустил. Через год надо было. А с рукой что?
– Шрам. Рубец в два пальца толщиной, от запястья до локтя. Показывать не хочет, сам понимаешь. Подживёт, сводить будет. Ну и пальцы пока не очень шевелятся. Повезло кретину, вполне мог без руки остаться.
– Да ладно, – не поверил Рон. – Я своими глазами видел – царапина. Длинная, но царапина.
– И я своими глазами видел. Поттер догадался замораживающие чары применить. Сказал, что вспомнил байки Сметвика про войну. Только там, мол, переломы были, но он по запаре решил, что и на всё остальное сойдёт.
– Когда успел? – удивился Рон, припоминая несчастливый урок. – Палочку точно не доставал.
– Наш герой с перепугу и без палочки колдует запросто.
– Прямо так уж и ваш.
– А чей? Вы его просрали, рыжий. Напомнить, как?
– Да вы тоже приманить не особо старались, – пробурчал Рон с досадой.
Гриффиндор «просрал героя» исключительно его, недоумка, стараниями. Тот прошлый бестолковый Рональд, который не сидел в шкафу и не слышал про родную сестру, одержимую духом Неназываемого, даже не догадывался, что герой – это не обязательно Годрик во плоти. Однако от слизней Гарри натерпелся не меньше, и молча терпеть ноттовы подколки Рон не собирался.
– Никто не старался, – согласно кивнул Нотт. – Приманил Поттера Драко, и ты, Уизел, даже не спорь.
Как ни обидно, но спорить было не о чем. Проклятый Хорёк втёрся в доверие удивительно ловко, и вытащить его у Поттера из-за пазухи, очевидно, пока не по силам никому. Одна надежда, что следующий хорёчий проступок будет такой, что лопнет терпение даже у Гарри.
– Да уж, случилось такое горе, – Рон с сожалением посмотрел на догоревшую до половины сигарету и снова сунул её в рот. – Ты не мнись, Нотт. Выкладывай, чего хотел.
– Скажи-ка мне, рыжий, почему ты Поттера побежал от гиппогрифа оттаскивать, а не зазнайку свою?
– Зазнайка – это твой дружок. А Гермиона умница. Всё же остальное не твоего ума дело.
– Значит, есть причина, – усмехнулся Нотт. – Сдружиться ты с ним, смотрю, не рвёшься, но из виду не выпускаешь. Долг, контракт или просто Дамблдор велел?
– Пошёл ты!
– А жопу тебе не подпалить?
– А рожу тебе не поправить?
– Что ты этим летом жрал? – Нотт с весёлым интересом оглядел кулак, который Рон поднёс к самому его носу. – Вот-вот здоровее Гойла станешь!
Рон невольно скривился. Еда в Египте была не то чтобы невкусной, но непривычной. И вездесущий песок на зубах. Точно, песка за лето он сожрал столько, что вздумай Нотт его поджарить, то заимел бы дело с живым кирпичом.
– Толком говори! – хмуро велел он. – Достал уже, честно.
– Взаимно, рыжий, – Нотт тоже посерьёзнел и задумчиво покатал меж пальцев крохотный огонёк. – Тогда просьба. Не трожь ты Драко, а? И друзей своих придержи по возможности. Не подливайте ему ничего, не задирайте и тому подобное.
– Чего?!
– Толком, да? Толком не могу, просто чую. Поттера сейчас вообще нельзя трогать – взбесится. Он реально за Малфоя испугался, а потом ещё, как я понял, от мадам Помфри получил за мороженую рану. Неправильно что-то сделал, вроде. Раньше просто разревелся бы, а теперь… Теперь шипит на всех и к Мордреду шлёт всякого, кто заикнётся про Малфоя-идиота, – Нотт вздохнул. – С Драко тоже не разговаривает. Дуется за испуг.
– А охраняете вы Поттера от кого? От прочих слизней? От нас с Невиллом?
– Мы сейчас охраняем Запретный лес.
– Чего?!
– От Поттера. Рвётся пса своего проведать. Тот голодный и хромает – значит, надо срочно бежать в Запретный лес. Потому просьба номер два.
– Ты не охренел?
– Я заебался и дам ему сбежать. Завтра, например. Постарайся увязаться следом, а? Вы с Пупсом от акромантулов уже удирали. Считай, готовые егеря. Только в лес, Салазара ради, не лезьте. Пройдитесь по тропе, позовите псину. Должен выйти, по идее. Я с ребятами буду неподалёку. Заорёшь, если что.
Рон, обдумывая неожиданные просьбы, поскрёб в затылке – не успел в Косом постричься, эх! – и докурил сигарету до последней крошки табака.
Нотт, гадёныш, небось, и половины не рассказал по поганому слизеринскому обыкновению. Но и сказанного было достаточно, чтобы понять: история с Клювокрылом не закончилась.
Рон и сам вчера чуть язык не обмозолил, растолковывая Гермионе, что Люциус Малфой просто так это дело не оставит и несчастному гиппогрифу хорошо бы улететь подальше, а не коротать время на привязи у домика Хагрида в ожидании новостей. Прочих зверей мистер Огден забрал к себе, а Клювика не сумел – предписание министерства.
«Какая ерунда! – мило сердилась Гермиона. – Закон – един для всех! Хагрид провёл урок безупречно, просто Драко был недостаточно осторожен!»
После таких слов становилось немного стыдно за родной мир, где из-за всяких скользких типов законы соблюдались не так усердно, как у маглов. Теперь ещё и Поттер ввязался и, кажется, будет защищать Хорька, а заодно и свою собаку, которой по закону, «единому для всех», здесь быть не должно. Но пёс хоть в лесу спрятаться догадался. Может, как-нибудь ночью и Клювокрыла в лес спровадить? Ну да, а если сожрут? В любом случае, для начала стоило посоветоваться с Хагридом, но Хагрид с горя то и дело прикладывался к бренди и к серьёзным разговорам пока готов не был.
К Поттеру же взрослые прислушивались, и как бы не вышло худа. Между Хорьком и незнакомым гиппогрифом Гарри наверняка выберет Хорька, а бедняга Хагрид в лучшем случае лишится профессорской должности. Тоже несправедливо. Дракклову Локхарту, например, урок с корнуолльскими пикси с рук сошёл, хотя пострадавших – среди приличных людей, между прочим! – случилось куда больше.
– Ладно, – согласился наконец Рон и встал с брёвнышка. – Пока не разберутся с этим делом, Хорька мы трогать не будем. Только пусть и он нас не трогает!
Нотт поднял обе руки, будто сдался.
– Поттер когда сбежит? – недовольно поинтересовался Рон. Чем-то этот план его тревожил, но ощущения были смутными, а возражения никак не складывались в слова. – Надеюсь, после обеда?
– После уроков, – подумав, сказал Нотт. – По дороге к себе потеряем, в Главном холле. Н-да, не повезло Монти. Прямо крупно не повезло, но поделом. Ладно, Уизел, бывай.
Рональд молча махнул рукой и потопал к замку.
– Ничего свиданка, мне понравилось! – раздалось сзади, и Рон, не оборачиваясь, высоко вскинул руку с оттопыренным средним пальцем.
***
«Кажется, в этом году Хэллоуин начался в сентябре», – волшебное перо нервно скрежетнуло по пергаменту, и Гарри несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул, унимая душевное смятение. Не очень-то получилось, и он решил, что проще успокоить перо, чем самого себя.
– Тихо-тихо, – прошептал он и легонько провёл пальцем по гладкому стержню. – Поставишь кляксу и заработаешь славу самого неуравновешенного во всей Британии Прытко пишущего пера. Будет неловко перед другими перьями.
Перо встопорщилось и наверняка презрительно фыркнуло бы, будь ему чем фыркать. Гарри неожиданно для себя засмеялся и тут же ойкнул, потому что уколол пятку о шип Чудовищной книги, устроившейся на ночлег в изножье кровати.
Книженция, разбуженная неосторожным пинком, недовольно клацнула шипами, встряхнулась и по-собачьи потопталась по простыне, выискивая местечко, чтобы снова улечься. Рядом с книжкой – кличку ей дать, что ли? – прислоненное к спинке кровати, стояло «Счастье полёта», и Гарри подумал, что надо бы вернуть картину на место.
Рядом глубоким сном без сновидений спал Драко; больную руку он пристроил на груди, а здоровой обнимал громадный том по истории Первого крестового похода.
«Маги и в крестовые походы ходили?» – неосторожно поинтересовался Гарри и в ответ получил получасовую лекцию о том, каким нищим и захолустным местечком была Европа во времена Основателей и как цепко ухватилось тогдашнее общество за возможность наведаться в богатые и относительно благополучные страны по Очень Важному Поводу.
«Не скажу, что ни единого мага не заботила судьба Гроба Господня в руках у нечестивцев, – вещал Драко увлечённо. – В те времена маги ещё не рассорились со Святым престолом, и многие из нас веровали искренне и страстно. Но главной добычей стали знания – в Тёмные века европейские волшебники сильно одичали, а там, на востоке, Римская империя со всеми её свитками в библиотеках ещё была жива. Ну и деньги, само собой. В ту пору все серьёзные торговые пути вели мимо Европы, и это грозило ещё большим одичанием и магам, и маглам. Люди умные это понимали, а неумные – чуяли. Живи я тогда, Поттер, первым бы нашил на сюрко красный крест и присягнул бы славному Роберту Куртгёзу».(1)
Во избежание следующей лекции Гарри не стал спрашивать ни что такое «сюрко», ни почему неведомый Роберт щеголял в шортах, ни даже при чём здесь Красный крест. Ему было достаточно того, что глаза у Драко снова стали прежними, нахальными, а из чёткой линии плеч ушла дурацкая скованность.
Виноватый Хорёк – не Хорёк, и Гарри вздохнул с искренним облегчением, когда Малфой принялся как ни в чём ни бывало задирать Недогеройское трио на уроке зельеварения. Пришлось постараться, чтобы сохранить внешнюю невозмутимость, но наедине Гарри кинулся в объятия Драко первым: «Прости-прости! Я не должен был, прости!»
«И я не должен был, – Драко бережно обнял его и потёрся щекой о щёку. – Я такой болван, прости и ты меня, пожалуйста!»
Прощать Драко было не за что. Его внезапный поступок (эскапада, как сказал бы Сириус Третий Блэк) пришёлся как нельзя кстати. Все в Хогвартсе, кто мог бы знать о Блэке-анимаге, получили ясное и недвусмысленное послание: «Я здесь. Я в разуме. Я не опасен». Польза от сорванного урока перевешивала все истинные и мнимые прегрешения Хорька, и Гарри был бы счастлив, не провинись он сам.
Вмазать замораживающими чарами собственного сочинения по открытой резаной ране было самой тупой идеей из всех тупых идей.
«Мгновенный некроз повреждённых тканей и сосудов, – хмуро объяснила мадам Помфри. – Повезло, что твой приятель крепко сколочен, а в Мунго дежурил сам Шафик! О чём ты думал, ребёнок? Перетянул бы жгутом, и всё! Большая кровопотеря – дело поправимое даже у маглов!»
О чём думал? Да о том, чтобы не спалиться!
Трус!
Идиот!
«Тупое трусло – вот ты кто, Поттер! – перо яростно зачиркало по пергаменту, а Гарри крепко зажмурился, пережидая новый приступ ненависти к самому себе. – Ах, как бы не раскрыться! Ой, как бы чего не вышло! Да про тебя уже куча людей знает, и ничего! Всё потому, что ты дурак и паникёр! Да, артериальное кровотечение – это очень неприятно, и времени действительно было в обрез, но ты, балбес, даже не проверил, сколько именно. Должен был заглянуть на Изнанку, прикинуть скорость, с которой Драко несло к ребру Куба, и на этих условиях действовать. Вполне возможно, что обычного жгута действительно хватило бы с лихвой».
Гарри тяжело вздохнул и снова посмотрел на спящего Малфоя. Было очень стыдно за себя и ужасно жаль Драко: мистеру Шафику пришлось повозиться с последствиями обморожения.
«Запомни навсегда, кретин, что главное качество целителя – хладнокровие. Вспомни мистера Сметвика: «Больному не жалость твоя нужна, а голова и руки!» Всегда думай, что делаешь. О пациенте думай, не о себе!»
Гарри снова погладил взъерошенное перо, подтащил подушку повыше и устроился полулёжа, закинув руки за голову.
«Вся буча с гиппогрифом заняла минут пятнадцать, но последствия не разгребли до сих пор. Даже не знаю, в каком порядке это всё изложить, потому что тошно. Я даже зареветь ни разу не смог – в груди будто замёрзло что-то. Не потому, что я от испуга на Изнанку забился, а по-другому. Паршивый холод, мерзкий. Неправильный. Хуже даже, чем от дементоров.
Напишу как есть – кому врать-то? Читателей у этого дневника не будет никогда.
Итак, урок у Хагрида.
Не знаю, за каким чёртом Лонгботтома понесло кататься на гиппогрифе. Хотя нет, знаю. Хорёк потом объяснил, зар-раза! Оказывается, я интересую Лонгботтома в том самом смысле ещё с прошлого года, и об этом знают все, кроме меня самого. То есть он не перед девчонками рисовался, а передо мной. Ну отлично, блин! Не знаю, что с этим делать, и не буду делать ничего! Сам… Господи, как написать-то? Сам, короче, встрял, сам пускай и выбирается. Ничего не знаю и знать не хочу!
Но на уроке я немного занервничал. Опасный зверь, большая высота – что угодно могло случиться! Я даже собирался выловить Пупса в коридоре и по шее стукнуть, а потом его бабуле наябедничать. Мало ему путешествия на «фордике» было, летуну безмозглому? Короче, хвалить Невилла я не хотел, честно. Само собой от облегчения вырвалось, ведь все остались живы и никакого переполоха не случилось.
Ага, как же!
Потому что Малфой таки не стерпел.
Ревновал он, видите ли!
Когда он это сказал, я даже не удивился. Ясно, что ревновал. Типа, настолько ревнивого к центру сцены, ещё поискать! Я тогда подумал даже, что лучше бы чёртов Лонгботтом с дракклова гиппогрифа в озеро свалился – дешевле бы обошлось.
«В следующий раз, – сказал я, – когда захочешь покрасоваться, выбирай жертву с когтями покороче. И это… Прости меня, пожалуйста! Я так затупил с чарами этими дурацкими! Прости, никогда больше! Только то, что знаю и умею! Кля…»
Драко переменился в лице и так быстро зажал мне рот ладонью, что почти ударил. Я отшатнулся, офигевший, а он убрал руку и уткнулся лбом мне в лоб.
«Не клянись, Гарри, – прошептал он. – Твои умения, они… Ну, не всегда уместные. И потом, ты не понял. Я тебя ревновал. Я… Ты мне нравишься. Очень».
Гарри остановил перо и задумался.
Не сказать, чтобы признание было совсем-совсем неожиданным. Гарри с первого дня в Хогвартсе знал, что чистокровные бисексуальны чуть не поголовно, и за два года успел наслушаться и насмотреться всякого. К тому же они с Драко настолько часто прикрывали «влюблённостью» все свои оплошности, что…
«Не ври себе, придурок, – ровные строчки, выписанные идеальным почерком, послушно ложились на пергамент. – Ты даже сейчас не знаешь, что нужно было сказать или сделать, чтобы получилось правильно и необидно. Нет, я, конечно, промямлил что-то про хорошую девочку, которая ему ещё встретится. Ещё чего-то такого же тошно-правильного наплёл. Замяли, короче. Всё как бы осталось прежним: и задранный нос, и лекции по истории, и свары с недогероями, и восхваления себя необыкновенного, и даже ночёвки в моей кровати. Вот только с той самой минуты Драко ни разу ко мне не прикоснулся. Всегда на расстоянии. Вон, и во сне обниматься не лезет. Всё будто осталось по-прежнему, но на самом деле... Просто… Ну… Как с той дурацкой брошкой получилось: внезапно ни с того ни с сего мне перепало что-то красивое и ужасно дорогое, а я стою дурак дураком, и нечем отдариться».
Гарри покачал головой и свернул пергамент в трубочку, пачкая пальцы непросохшими чернилами.
– Дату поставь, – велел он перу. – И пометь, что сопли. Чтобы не перечитывать потом.
Он вылез из кровати, шёпотом выругал холодный каменный пол, повесил на место «Счастье полёта» и покопался в тумбочке, отыскивая чистые листы пергамента.
– Сейчас перепишем, – пообещал он перу. – Не мемуары, а позорище. Как там Бродяга учил? Настоящий тёмный маг всегда собой доволен, это остальные – дураки. Давай-ка лучше напишем, какой я молодец. Ну, попробуем хотя бы.
«Кровотечение я остановил по-мясницки, и никаких оправданий мне не найти. Зато обезболил круто. Драко остался в сознании и на ногах. Получилось это у меня, как всегда, с перепугу. Как только у Драко закатились глаза, я почувствовал его боль и дико испугался. Стоило останавливать кровь, чтобы загнать пациента в болевой шок? Все дурные мысли о маскировке под светлого мага вымело из головы, и я позвал Её.
Когда я обезболивал свою сломанную руку, я просто немного «ушёл» на Изнанку. Ну, вроде как на пороге посидел – спиной в дом, коленками на улице. Нормального человека такие посиделки убьют без вариантов, а времени хорошенько подумать уже не оставалось. Потому я просто повторил идею египтянина, который лечил Джинни: плотно-плотно «закутал» Драко нитями «завесы», а раненую руку сунул Туда. Как я и рассчитывал, болевые рецепторы отключились. Вместе со всем остальным, потому что нервная система мне ещё не снилась. Кажется, некоторое время у Драко была не вполне живая конечность. Частичный анабиоз, грубо говоря.
Ни с кем другим этот способ не сработает. Требуется непосредственный контакт со мной, а чтобы поддерживать его на расстоянии, нужна та самая нашивка с гербом Слизерина, которую я зачаровал на прошлое Рождество.
Вот и выяснилось, что за артефакт у меня получился.
Метка.
Метка, через которую мы с Изнанкой можем воздействовать на человека.
Теперь думай, твоё темнейшество, так ли ты отличаешься от Твари.
Как только всё чуть-чуть успокоится, поговорю с Драко. Он должен знать. Пусть решит, нужен ли ему такой подарок.
Хорошо, что это не татуировка. Всегда можно выбросить.»
Гарри снова остановил перо и подавил зевок. На очереди было описание ссоры с Терри Ургхартом, нелёгкого разговора со Снейпом и Сметвиком и неудачного свидания с Сириусом. Ещё стоило записать короткий разговор с портретом Габриэля Неккера, но сил уже не оставалось. Ужасно хотелось спать.
«Всё потом, – решил он, скатывая в трубочку недописанный лист пергамента. – Без режима я точно помру. Надо составить распорядок дня, и убереги господь того, кто затеет бучу поперёк расписания! Убью за восемь часов сна!»
__________________
(1) Роберт III, по прозвищу Куртгёз (Короткие штаны), (ок. 1054-1134) – герцог Нормандии, старший сын Вильгельма Завоевателя, неоднократный претендент на английский престол и один из руководителей Первого крестового похода. Своё прозвище получил из-за небольшого роста.
Курить Рон никогда не пробовал, а потому совсем не умел, в чём сразу честно признался. Но бело-синяя коробочка настоящих магловских сигарет – дорогущие, небось! – в руках у пожирательского сынка смотрелась странно: «Из рейда, что ли? Папаша натаскивает маглов обносить?»
Рон на всякий случай огляделся – вдруг засада? – и как бы равнодушно поинтересовался:
– Надеюсь, ты не на свидание меня сюда зазвал?
– Сдурел? – заметно опешил Нотт и возмущённо постучал пальцем по лбу. – Мечтай, конечно, только…
– Да иди ты! Тоже мне…
– Значит, с этим разобрались, – перебил его Нотт и кивнул на брёвнышко, притащенное кем-то в уголок между шестой теплицей и кустом орешника. – Давай туда.
Рон пожал плечами: ну, давай.
Они уселись на дракклово брёвнышко как можно дальше друг от друга, и Рон заговорил первым – решил побыстрее разобраться со странным приглашением встретиться за теплицами:
– Ты писал, важное дело. Что за дело?
– Точно не будешь? – Нотт ещё раз протянул сигареты.
– Говорю ж, не умею, – снова отказался Рон.
– Что, и братья не научили?
Рон мотнул головой. Из братьев лишь Чарли иногда раскуривал трубочку, и то больше в руках её держал.
– А хочешь? – проклятый Нотт никак не переходил к «важному делу».
Рон снова насторожился:
– С чего тогда подкаты, раз не свидание?
– Задобрить хочу, – буркнул Нотт и вдруг ухмыльнулся: – Надо же, а с этого бока вроде как и свидание! Сечёшь, Уизел!
Рон уже открыл рот, чтобы послать придурка к Мордреду, но до него внезапно дошла первая часть фразы, и он решительно вскочил на ноги:
– Если ты про Хорька и Клювокрыла, то не переводи курево! Мы профессору Дамблдору и мистеру Огдену уже рассказали, как на самом деле случилось, и декан ваш тоже там был и всё слышал. Хорёк сам нарвался! Клятву могу дать!
– Такую клятву и я могу дать, – внезапно согласился Нотт, затеплил на кончике пальца огонёк и прикурил. – Чего взвился? Не буду я про этого сраного гиппогрифа толковать, всё ж ясно.
– Сам ты! – обиделся Рон за Клювокрыла. – А Клювик хороший!
– Ничего, что летает, не может быть хорошим! – убеждённо заявил Нотт и затянулся так лихо, что Рон даже немножко позавидовал. – Порядочные маги пешком ходят или аппарируют, а в небо лезут только те, кому на добрых людей сверху нагадить за счастье!
– Чего это сразу нагадить? – обалдел Рональд. – А совы? Ну, совы – да, зато они и почту носят! А квиддич? Там гадит только ваш гадский Флинт, но он и пёхом гадит будь здоров!
– Точно, квиддич! – процедил Нотт и снова затянулся. – Мало того, что всякие кретины бошки свои тупые без дела и пользы подставляют, так ещё заставляют на это смотреть! «Чего сидишь, идём болеть за наших!»
– Высоты боишься, так и скажи! – окончательно обиделся Рон. – А то начал тут… – он вспомнил Гермиону и удачно ввернул умное слово: – Дискуссию!
Нотт вздохнул и похлопал рукой по брёвнышку:
– Точно, свидание. Уизел, я тебя долго уговаривать буду?
Рон засопел и стиснул кулаки. Не нужно было даже разворачивать эту проклятую записку. Бумажная птичка ткнула Рона в руку в конце сдвоенного урока зельеварения – самого ужасного на его памяти.
Кто именно проболтался о битве Невилла с боггартом, Рон не знал, но намеревался непременно выяснить. Трепач заслуживал хор-рошего пинка под зад, потому что слухи про Снейпа в наряде старухи Лонгботтом стоили третьему курсу Гриффиндора немало крови.
Больше всех, конечно, досталось Невиллу. Снейп издевался над беднягой все два часа – обзывался, язвил и придирался, а под конец пригрозил напоить неудавшимся зельем Тревора. Вот тогда-то дружище Невилл и расстроился по-настоящему: Тревора на занятия он не носил давным-давно, и оттого упустил верный шанс избавиться от дурного жабака.
– Бабушка мне и слова не сказала бы, – прошептал он огорчённо. – Давай на следующий урок возьмём? Не отвяжется ведь теперь. Снейп, в смысле.
– Всех возьмём. И Тревора, и Коросту, и поганого кошака – весь зверинец! – согласился замотанный и издёрганный Рон; его самого Снейп тоже достал до печёнок, а ещё заставил крошить и резать ингредиенты для Малфоя, отпущенного наконец из Больничного крыла.
Что можно было два дня делать в Больничном крыле с едва-едва оцарапанной рукой? Рон своими глазами видел «рану», потому что первым кинулся оттаскивать с опасного места балбеса Поттера. Крови, конечно, натекло, но алым фонтаном она не била, счёт на секунды не шёл, так что Хорёк мог засунуть все свои «страдания» себе же в задницу. Но нет, Малфой двое суток зазря мял больничную койку, а теперь явился на урок с забинтованной рукой на перевязи – это после лечения-то! – и корчил из себя жертву.
Мог бы не стараться, подлый притворщик. У Хагрида и без его тупых кривляний появилась куча проблем.
***
Если быть честным, то на уроке Хагрида всех спас невесть откуда взявшийся громадный чёрный пёс – страшенный с виду, он завыл так, что Рон с перепугу чуть не дал стрекача следом за визжавшими девчонками.
Однако бояться сразу стало некогда. Пришлось со всех ног нестись в противоположную сторону – туда, где разъярённый Клювокрыл вырвался из рук Хагрида, а идиот Поттер не хуже гиппогрифа выкручивался из хватки своего ебанутого дружка и всё норовил зачем-то вылезти из кустов. На старте Рон ещё успел пихнуть замершего Невилла в спину: «Хватай Гермиону! В кусты! Прячьтесь! В кусты! Не бегите! Догонит!» Невилл очнулся, цапнул растерянно хлопавшую глазами Гермиону за руку и поволок в заросли орешника.
Рон же добежал до героического придурка, сшиб его с ног, неслабо приложив о землю, и в четыре руки они с Малфоем живенько затолкали ушибленного Поттера поглубже в кусты – не шибко надёжная, но хоть какая-то защита.
К счастью, Клювокрыл решил для начала расправиться с самым сильным противником и погнался не за Симусом и Дином, дуриком ломанувшимися напрямик через поле, а за псом. Всех остальных девчонок Нотт, надо отдать ему должное, сумел остановить и загнать под защиту нависших над опушкой деревьев, но распихать по зарослям поодиночке не успел. Поэтому над группой перепуганных девиц сияли щиты Крэбба, а сам Нотт, оскалившись, держал в руках огненный шар величиной с бладжер.
Пёс, заметно прихрамывая, бежал к Запретному лесу – «Подставился? Когда?» – за ним гнался Клювокрыл, а Поттер смаргивал слёзы и твердил: «Нет-нет-нет!»
Рон сплюнул, развернулся к Хорьку и уже замахнулся, когда в их убежище вломился Хагрид. Разодранный и окровавленный рукав малфоевской мантии заставил его перемениться в лице. Хагрид выдернул Малфоя из кустов, как морковку из грядки, закинул к себе на плечо и заорал:
– В Больничное крыло! Быстро! Все остальные – бегом отсюда!
Нотт «схлопнул» шар между ладонями и хрипло скомандовал выдвигаться: «Парами! Держать строй! Винс, вперёд! Грег, справа! Забини, в строй, дурак! Пошли! Остальные, ко мне! Бегом!»
Бегом – значит, бегом. В таких делах Нотту можно было довериться: семья, как ни крути, известная. Невилл вывалился из «своих» кустов и потащил за собой Гермиону. Рон довольно кивнул, попытался взять Гарри за руку и неожиданно заработал локтем под дых:
– Нет!
– Да блядь же! – взвыл Рон и ухватил спятившего героя за шиворот: не хочет бежать, проедется на жопе. Весил Поттер всего ничего, и волочь его за собой никакого труда не составило – к Нотту они с Невиллом подбежали одновременно.
Нотт вздёрнул Поттера на ноги и рявкнул:
– Башку включил! Ушёл уже, смотри!
Рон тоже посмотрел: пёс благополучно скрылся в лесу, а Клювокрыл взмыл над деревьями и снова нырнул вниз – видно, была там какая-то прогалина. Рон мысленно пожелал псу удачи, хотя она ему уже не требовалась: без крыльев среди деревьев куда как сподручней бегать и прятаться.
Облегчённо всхлипнувший Поттер был пинком отправлен к девчонкам, Гермиона, фыркнув, пошла сама, а Нотт занял место в конце строя.
– Пупс, не усрёшься? Вставай слева! Уизел, рядом! Бегом! – громко велел он и уже на бегу добавил еле слышно для Рона: – Молись своему Годрику, рыжий! Не приведи Салазар, хоть одна цепь лопнет!
Так и побежали. Впереди нёсся неожиданно резвый Крэбб с палочкой наизготовку, следом трусила неровная цепочка девчонок с Забини и Поттером в арьергарде, а по бокам их страховали Гойл и Невилл. Рон и Нотт замыкали строй и старались не думать, что будет, если сколоченная Хагридом коновязь не выдержит бесившихся на цепях гиппогрифов.
Обошлось. До замка добежали быстро, а коновязь и цепи устояли. Хагрид сдал Малфоя явившимся на шум профессорам и помчался назад – унимать животных.
– Они же его разорвут! – всполошилась Данбар, но профессор Флитвик её успокоил – мол, лучше Хагрида со зверьём ладит только Скамандер.
Хорёк поплёлся следом за мадам Помфри – на своих двоих, притвора! Остальных пригласили в ближайший к Главному холлу кабинет и устроили короткий допрос.
– Что случилось? – строго спросила декан Макгонагалл и остановила взгляд на Гермионе: – Мисс Грейнджер, прошу вас!
Гермиона встала и выдала расклад чуть не по минутам: кто, что и когда сказал или сделал. Остальные согласно кивали. Слизней, правда, малость трясло и перекашивало, но оно и понятно: Хорёк показал себя во всей красе и был кругом виноват. Поттер внезапно окрысился на Невилла: «Ты первый начал!» – но его немедленно заткнули свои же.
– За собаку переживает, – пояснил Нотт и оскалился в неискренней улыбке.
– Почему именно за собаку? – сухо поинтересовалась Макгонагалл.
– Так это ж его пёс. Тот самый, которого он в Косом подобрал.
– Вы привезли в Хогвартс собаку, мистер Поттер? Это запрещено правилами!
– Да кто б его возил! – ответил Нотт вместо Поттера. – Сам явился.
– Что за шутки! – рассердилась декан. – Как это – сам? Бежал за поездом, хотите сказать?
– Он не совсем пёс, – Нотт вздохнул. – Это грим. Гримы умеют аппарировать, мадам. Вот он и того… Соскучился.
Поттер двинул Нотта локтем под рёбра, и Рон невольно потёр собственный синяк, заполученный точно так же.
Декан Макгонагалл побледнела и даже шаг назад сделала, а дура Браун взвизгнула и заголосила:
– Грим! Прорицания! Ронни, ты видел грима! Ты умрёшь!
– Чего это?! – справедливо возмутился Рон. – Его все видели! – он секунду подумал и нехотя добавил: – Правде, чуть все и не померли, но это просто совпадение. Грим же нас и спас. Прикольная собака, и я хочу такую!
Следующий допрос был подольше, посерьёзней, и слизеринцев на него не позвали. Оно и верно: что слизням делать в кабинете директора школы? Невилл и Рон в гостях у профессора Дамблдора уже бывали, остальные же вертели головами и восхищённо ахали над каждой диковинкой. А уж рядом с легендарным мечом Гриффиндора, которым истинный воин-гриффиндорец Реджинальд Вуд сразил чудовище Слизерина, проняло даже Гермиону.
– Он прекрасен! – прошептала она с благоговением. – Какая грозная красота!
Профессор Дамблдор начинать беседу не торопился. Он с улыбкой наблюдал за третьекурсниками и негромко пояснял назначение непонятных предметов:
– Это переносной вредноскоп, мистер Томас. Разумеется, не похож, ведь ему больше трёхсот лет. Тогда была мода на обратные пирамиды, в последнее столетие делают волчки, но главное в форме остаётся неизменным. Что, по-вашему?
– Неустойчивое основание, – подсказала Гермиона крепко озадаченному Дину. – Простите, профессор, мы кого-то ждём?
– Да, – директор Дамблдор огладил бороду. – Мы ждём мистера Огдена – главу нашего попечительского совета. Эти гиппогрифы принадлежат ему, и он очень расстроен произошедшим. Я попрошу вас подробно и, главное, правдиво ответить на его вопросы.
Студенты согласно загомонили и расселись на диванчиках и креслах. Спустя минуту пришла декан Макгонагалл, а следом за ней заявился Снейп, брезгливо сморщил носище и молча проследовал к дальнему креслу в самом тёмном углу кабинета, где под потолком висела какая-то мерзкая с виду штуковина, похожая на старую грязную тряпку.
«Какие ещё тряпки в кабинете у директора, дурень? – обругал сам себя Рон. – Наверняка тоже что-нибудь эдакое… С неустойчивым основанием».
Тут загудел камин, и из зелёного пламени вышел мистер Огден. Богатый владелец самых знаменитых винокурен Британии оказался дядькой до того простым и славным, что у Рона мигом отлегло от сердца.
– Не представляю, как такое могло получиться! – мистер Огден развёл руками; ладони у него были крепкими, мозолистыми, а на пальцах – ни единого кольца. – Уж сколько я с ними возился! Лечил, кормил, лучших берейторов нанимал! К бабам и детворе животные приучены – неловкое обращение не любят, но терпят. И Хагрид к зверушкам со всей душой! Не понимаю! Я как узнал, к Малфою сразу кинулся – подсказали, где застать. Втолковываю: обошлось ведь ерундой, а виру заплачу, сколько потребуешь, только не губи Клювокрыла! Мол, зверь же не виноват, что твой малец такой… Талантливый, короче.
– И? – декан Макгонагалл, поморщившаяся ещё на упоминании «баб», неодобрительно нахмурилась. – Удостоил ответом?
– Да куда там! – удручённо махнул рукой мистер Огден. – Прошёл, как мимо пустого места! Ребятки, хоть вы расскажите, что и как было!
Гермиона дисциплинированно подняла руку, но мистер Огден, окинув студентов внимательным взглядом, вдруг просиял и обратился к Невиллу:
– Не серчай, паренёк, ежели ошибусь, но ты ведь Николаса Лонгботтома родич, верно?
– Внук, – ответил Невилл настороженно. – Это важно?
– Внук?! – мистер Огден даже подпрыгнул в кресле и с силой хлопнул себя по коленям: – Хельга-заступница! Наследник! А ведь болтали… Ты погляди-ка, одно лицо! Не пропала кровь, не ушла! То-то дедушка ваш радуется там, за Гранью!
Невилл ничего не ответил, лишь выжидательно посмотрел на собеседника.
– Как свезло-то на надёжного очевидца! – ликующе выдал мистер Огден. – Хоть в Палату лордов теперь ступай напрямик! Вот только… Гриффиндор, да? – пробормотал он себе под нос и смущённо осведомился: – Здорова ли леди Августа, мистер Лонгботтом? Благополучна ли?
– Благодарю вас, всё прекрасно, – сухо ответил Невилл.
– Не откажите в любезности, мистер Лонгботтом…
– Меня зовут Невилл, мистер Огден. Вы хотите узнать, что произошло?
– Да, дракклы меня дери! Ох, мадам профессор, прощения прошу, но я уже извёлся весь!
Когда Невилл начал рассказ, он немного волновался: тянул слова, заикался, прятал глаза и сутулился. Зато потом разошёлся, и Рон с удовольствием наблюдал, каким ясным у него стал взгляд, речь – чёткой и уверенной, а руками махать перестал вовсе. Боец!
Сам Рон никогда так не рассказал бы, чтоб не только правду, но и красиво. Запнулся Невилл всего в одном месте, когда объяснял, зачем Поттер кинулся спасать мордредова Хорька: погрустнел и по-детски ковырнул башмаком завиток ковра.
– Гарри мечтает стать целителем, – будто извиняясь, робко сказал Невилл. – У него и выбора-то не было – раненый есть раненый.
– Мистер Поттер мог пострадать?! – мистер Огден вскочил с кресла и схватился за сердце.
– Да нет же! – Рон решил поправить положение: Поттер для будущего целителя чересчур суетился, и бедный Невилл расстроился не на пустом месте. – Рядом же Хагрид был, да и Хорёк бросил придуриваться и утащил Гарри в укрытие. Малфой, то есть. Да и я подбежал – отбились бы как-нибудь, будьте спокойны!
– А ты, паренёк, кто-то из Уизли? Из которых, прости? – подозрительно прищурился мистер Огден и сразу же Рону разонравился.
– Шестой сын мистера Артура Уизли, сэр, – отчеканил он. Надо было бы гордо выпрямиться, как это умели делать сестрёнка и умница Билл, но Рон от волнения привычно набычился и добавил угрюмее, чем собирался: – Цела там будет Палата лордов-то? Или как?
– Полагаю, уцелеет, – усмехнулся профессор Дамблдор и одобрительно кивнул Рону и Невиллу. – Это дело в моём ведении как директора Хогвартса. Даже если мистер Малфой пожалуется в министерство, вряд ли у него что-то выйдет.
– Кто знает, – помрачнел Огден. – Эти жмыры линялые не одному человеку жизнь попортили. Ладно, будь по-вашему, господин директор! Свидетельство внука самого лорда Лонгботтома у нас имеется, а потому поборемся!
***
В следующие два дня ничего не происходило, но Рон извёлся от подспудной тревоги: вокруг будто тучи собирались, грозя разразиться настоящей бурей.
Малфой отирался в Больничном крыле с неизвестной хворью, Поттер ходил словно замороженный, по сторонам не глядел и кое-как откликался только на звонкие вопли Криви: «Здравствуй, Гарри! Как дела?» Лишь тогда герой чуть теплел глазами и размыкал сжатые в нитку губы: «Спасибо, Колин! Нормально!» Поговорить к нему было не подойти: за спиной у Гарри всегда отирались ебанутые Дерреки со злющими ухмылочками на одинаковых рожах, а на редких совместных занятиях его загораживал сам Нотт. В прямом смысле загораживал – заталкивал за ближайшую к выходу из класса парту и садился рядом, нахально вытянув ноги в проход.
Джинни и Невилл тоже приуныли и провожали дракклова Поттера тоскливыми взглядами, а Гермиона в редкие минуты, свободные от зубрёжки, порывалась навестить притвору Хорька, чтобы что-то там «уточнить».
Рону очень хотелось встряхнуть их за шкирку и понятными словами объяснить, что Мордред крепко над ними подшутил: у всех, кроме самого Рона, случился самый неудачный амурный интерес из возможных. Ни Поттеру, ни Гермионе не следовало даже смотреть в сторону Хорька. Поганая тварь плохо кончит, видит Годрик! И кабы сам, так нет – наверняка кого-то утащит за собой!
Гарри же совершенно не подходил ни Джинни, ни Невиллу. Красавчик, конечно, и далеко не дурак, но рядом с ним постоянно творилась какая-то херня: как бы чего не вышло. Рон вполне был готов рискнуть собственной башкой – долг есть долг! – но терять сестрёнку и лучшего друга… Права была мама. Нахрен такое счастье!
А ещё, словно мало выпало забот, треклятый кошак Гермионы взялся за поимку бедной Коросты всерьёз. Рыжая паршивая тварюка перепробовала все способы попасть в спальню третьего курса. Он и внаглую пихал приплюснутую морду в дверь, и втихаря пытался просочиться, и в гостиной выл как упырь, пока капитан Вуд не влупил в него Ступефаем и не пригрозил утопить в озере. Хорошо, что от укоров Гермионы Вуд просто отмахнулся, а то Рону пришлось бы волей-неволей улечься рядом с кошаком и забыть о предстоящем отборе в команду.
Проблему Рон решил по-простому: в крысиный корм стал подливать смесь успокоительного и сонного зелий, чтобы Короста не искала, как всегда, спасения в бегстве, а на клетку подвесил выпрошенный у близнецов продырявленный сикль со «следилкой». Форджи похихикали, но вредничать не стали, а вдобавок подарили «оповещатель»: кусочек янтаря, если его тронуть, разражался хриплым собачьим лаем.
Рон принял подарок с благодарностью, но тут же об этом пожалел. Несчастная крыса едва не рехнулась, спросонок заслышав этот лай. Она с надрывным писком билась в запертую наглухо дверцу, потом из всей мочи пыталась протиснуться сквозь прутья, ободрала морду до крови и пребольно тяпнула Рона за палец, когда он попытался её погладить. Зверька было жаль, но подлый кошак не оставлял выбора – о прогулках по спальне Коросте нечего было и мечтать.
Зато Тревор отрывался вовсю. Невилл махнул на него рукой, и бесстыжая жаба вольно разгуливала по всей башне. Живоглот его трогать брезговал, девчонки хором сюсюкали, а парни относились как к своему – пожимали лапу, интересовались делами, по первому же кваку открывали двери и всегда оставляли в умывальной таз с тёплой водой.
Короче, к проклятому уроку зельеварения Рон уже был на взводе, а тут ещё и Хорька принесло, наглую рожу. С забинтованной рукой на перевязи через плечо, он выделывался так, будто не гиппогриф его слегка царапнул, а стая драконов гнала Запретным лесом, да не догнала. Одно утешение – каменная морда Поттера не дрогнула, и из-за спины Нотта герой даже не подумал высунуться.
Любой на месте Малфоя расстроился бы и присмирел, но не такова хорёчья порода! Он, поганец, тут же состроил глазки зардевшейся Гермионе, облаял Невилла и прицепился к Рону, а Снейп, пожирательская морда, взялся угождать своему распроклятому крестничку.
Рональд уже был готов плюнуть на диплом Хога и достать свою новенькую классную палочку, когда маленькая бумажная птичка легко ткнула его клювом в руку.
«Приходи за шестую теплицу сразу после уроков, – прочитал он, украдкой развернув послание. Почерк был приятным, навроде его собственного – как у тролля, который чудом уцепил между когтями гусиное перо. – Дело есть. Важное. Не ссы, не подстава. Нотт.»
***
– Давай, Уизел, не ломайся, – Нотт снова хлопнул по брёвнышку, приглашая сесть. – Не в гиппогрифе дело.
– А в чём?
– Садись, держи сигарету и слушай.
– Да что мне делать с той сигаретой? – проворчал Рон и всё-таки уселся. Не рядом, поодаль.
– Дело нехитрое, мигом научишься. Дым только сразу не глотай, привыкни сначала.
Рон с некоторой опаской взял уже подкуренную сигарету и попробовал затянуться. Хватанул лишку, закашлялся, а потом как-то сразу приноровился. Взатяжку курить, конечно, больше не рисковал, но и попросту держать дым во рту показалось прикольным.
– Ну? – довольно ухмыльнулся Нотт.
– Ничего, – сдержанно похвалил Рон; ему и впрямь понравилось. Не будь табак так дорог, можно было бы завести в привычку. – Откуда сигареты?
– У Теренса выпросил, – вздохнул Нотт. – Пачку всего. А ему Поттер подарил, прикинь! Говорил, поклонник какой-то прислал. Хорошие, вкусные. Дорогие, кажется, но после флинтовых самокруток вообще как конфетки. На магловедении первым делом спрошу, где у маглов куревом торгуют и сколько галлеонов нужно поменять.
– Дофига, наверное, – пожал плечами Рон. – У кого б ещё спросить, где эти галлеоны заработать.
– Это да, – Нотт помрачнел и снова затянулся; кончик почти докуренной сигареты замерцал крохотными искорками.
– У тебя невеста богатая, – поддел его Рон. – Считай, устроился.
– Был бы я у неё один, – невесело осклабился Нотт, – и без мэнора в самой дальней жопе…
– Что, совсем глушь?
– Угу. Мы, леса и в лесах всякая погань.
– Круто! – искренне позавидовал Рон. – Я б пожил! У нас-то маглы, считай, через забор.
– Я потому с тобой и решил поговорить, – кивнул Нотт. – Ты из наших. Ты поймёшь.
– Из каких это «наших»? – подобрался Рон. – Твои «наши» не мои, слизень!
– Из тех, кто за Барьером и дня не протянет. Маг ты, Уизел, и магом помрёшь. Пальцы на палочке силком разжимать придётся, чтобы не с ней хоронить. Так ведь?
– Про чистую кровь и прочее такое не надо даже, – Рон поморщился, вспомнив Огдена. – Кровь кровью, а совесть совестью.
– В целом верно, а по мелочам я поспорил бы, но недосуг. Теперь к делу, – Нотт сжёг окурок, помолчал и сказал хмуро: – Поттер – тип странный, но неплохой. Напрямую он ни в чём не виноват. Однако завертелось всё это дело из-за него. Драко – мой друг. С Лонгботтомом дружишь ты. Предлагаю заключить союз.
– Кого с кем? – не понял Рон.
– Я и ты. Будем держать наших придурков за хвосты. На мозги капать потихоньку. Мол, Поттер – магл маглом, он себя в амантах у парня и в страшных снах не видел. Обидишь, оскорбишь, отпугнёшь, держи свои грязные мыслишки при себе и всякое такое, – Нотт скривился и добавил без особой надежды: – Глядишь, мало-помалу и остынут.
– Сомневаюсь, – не стал утешать его Рон, подумал и добавил: – Темнишь, Нотт. Своему дружку ты безо всякого союза можешь капать на то, что у него вместо мозгов. Или выкладывай как есть, или я скажу спасибо за сигарету и пойду.
Нотт задумчиво хмыкнул и оглядел Рона, будто впервые его встретил.
– Ладно, – сказал он. – Начистоту. Все наши сейчас очень злы на Драко. Снейпу пришлось его в Больничном крыле запереть.
– А-а! – дошло до Рона. – Тогда рано выпустил. Через год надо было. А с рукой что?
– Шрам. Рубец в два пальца толщиной, от запястья до локтя. Показывать не хочет, сам понимаешь. Подживёт, сводить будет. Ну и пальцы пока не очень шевелятся. Повезло кретину, вполне мог без руки остаться.
– Да ладно, – не поверил Рон. – Я своими глазами видел – царапина. Длинная, но царапина.
– И я своими глазами видел. Поттер догадался замораживающие чары применить. Сказал, что вспомнил байки Сметвика про войну. Только там, мол, переломы были, но он по запаре решил, что и на всё остальное сойдёт.
– Когда успел? – удивился Рон, припоминая несчастливый урок. – Палочку точно не доставал.
– Наш герой с перепугу и без палочки колдует запросто.
– Прямо так уж и ваш.
– А чей? Вы его просрали, рыжий. Напомнить, как?
– Да вы тоже приманить не особо старались, – пробурчал Рон с досадой.
Гриффиндор «просрал героя» исключительно его, недоумка, стараниями. Тот прошлый бестолковый Рональд, который не сидел в шкафу и не слышал про родную сестру, одержимую духом Неназываемого, даже не догадывался, что герой – это не обязательно Годрик во плоти. Однако от слизней Гарри натерпелся не меньше, и молча терпеть ноттовы подколки Рон не собирался.
– Никто не старался, – согласно кивнул Нотт. – Приманил Поттера Драко, и ты, Уизел, даже не спорь.
Как ни обидно, но спорить было не о чем. Проклятый Хорёк втёрся в доверие удивительно ловко, и вытащить его у Поттера из-за пазухи, очевидно, пока не по силам никому. Одна надежда, что следующий хорёчий проступок будет такой, что лопнет терпение даже у Гарри.
– Да уж, случилось такое горе, – Рон с сожалением посмотрел на догоревшую до половины сигарету и снова сунул её в рот. – Ты не мнись, Нотт. Выкладывай, чего хотел.
– Скажи-ка мне, рыжий, почему ты Поттера побежал от гиппогрифа оттаскивать, а не зазнайку свою?
– Зазнайка – это твой дружок. А Гермиона умница. Всё же остальное не твоего ума дело.
– Значит, есть причина, – усмехнулся Нотт. – Сдружиться ты с ним, смотрю, не рвёшься, но из виду не выпускаешь. Долг, контракт или просто Дамблдор велел?
– Пошёл ты!
– А жопу тебе не подпалить?
– А рожу тебе не поправить?
– Что ты этим летом жрал? – Нотт с весёлым интересом оглядел кулак, который Рон поднёс к самому его носу. – Вот-вот здоровее Гойла станешь!
Рон невольно скривился. Еда в Египте была не то чтобы невкусной, но непривычной. И вездесущий песок на зубах. Точно, песка за лето он сожрал столько, что вздумай Нотт его поджарить, то заимел бы дело с живым кирпичом.
– Толком говори! – хмуро велел он. – Достал уже, честно.
– Взаимно, рыжий, – Нотт тоже посерьёзнел и задумчиво покатал меж пальцев крохотный огонёк. – Тогда просьба. Не трожь ты Драко, а? И друзей своих придержи по возможности. Не подливайте ему ничего, не задирайте и тому подобное.
– Чего?!
– Толком, да? Толком не могу, просто чую. Поттера сейчас вообще нельзя трогать – взбесится. Он реально за Малфоя испугался, а потом ещё, как я понял, от мадам Помфри получил за мороженую рану. Неправильно что-то сделал, вроде. Раньше просто разревелся бы, а теперь… Теперь шипит на всех и к Мордреду шлёт всякого, кто заикнётся про Малфоя-идиота, – Нотт вздохнул. – С Драко тоже не разговаривает. Дуется за испуг.
– А охраняете вы Поттера от кого? От прочих слизней? От нас с Невиллом?
– Мы сейчас охраняем Запретный лес.
– Чего?!
– От Поттера. Рвётся пса своего проведать. Тот голодный и хромает – значит, надо срочно бежать в Запретный лес. Потому просьба номер два.
– Ты не охренел?
– Я заебался и дам ему сбежать. Завтра, например. Постарайся увязаться следом, а? Вы с Пупсом от акромантулов уже удирали. Считай, готовые егеря. Только в лес, Салазара ради, не лезьте. Пройдитесь по тропе, позовите псину. Должен выйти, по идее. Я с ребятами буду неподалёку. Заорёшь, если что.
Рон, обдумывая неожиданные просьбы, поскрёб в затылке – не успел в Косом постричься, эх! – и докурил сигарету до последней крошки табака.
Нотт, гадёныш, небось, и половины не рассказал по поганому слизеринскому обыкновению. Но и сказанного было достаточно, чтобы понять: история с Клювокрылом не закончилась.
Рон и сам вчера чуть язык не обмозолил, растолковывая Гермионе, что Люциус Малфой просто так это дело не оставит и несчастному гиппогрифу хорошо бы улететь подальше, а не коротать время на привязи у домика Хагрида в ожидании новостей. Прочих зверей мистер Огден забрал к себе, а Клювика не сумел – предписание министерства.
«Какая ерунда! – мило сердилась Гермиона. – Закон – един для всех! Хагрид провёл урок безупречно, просто Драко был недостаточно осторожен!»
После таких слов становилось немного стыдно за родной мир, где из-за всяких скользких типов законы соблюдались не так усердно, как у маглов. Теперь ещё и Поттер ввязался и, кажется, будет защищать Хорька, а заодно и свою собаку, которой по закону, «единому для всех», здесь быть не должно. Но пёс хоть в лесу спрятаться догадался. Может, как-нибудь ночью и Клювокрыла в лес спровадить? Ну да, а если сожрут? В любом случае, для начала стоило посоветоваться с Хагридом, но Хагрид с горя то и дело прикладывался к бренди и к серьёзным разговорам пока готов не был.
К Поттеру же взрослые прислушивались, и как бы не вышло худа. Между Хорьком и незнакомым гиппогрифом Гарри наверняка выберет Хорька, а бедняга Хагрид в лучшем случае лишится профессорской должности. Тоже несправедливо. Дракклову Локхарту, например, урок с корнуолльскими пикси с рук сошёл, хотя пострадавших – среди приличных людей, между прочим! – случилось куда больше.
– Ладно, – согласился наконец Рон и встал с брёвнышка. – Пока не разберутся с этим делом, Хорька мы трогать не будем. Только пусть и он нас не трогает!
Нотт поднял обе руки, будто сдался.
– Поттер когда сбежит? – недовольно поинтересовался Рон. Чем-то этот план его тревожил, но ощущения были смутными, а возражения никак не складывались в слова. – Надеюсь, после обеда?
– После уроков, – подумав, сказал Нотт. – По дороге к себе потеряем, в Главном холле. Н-да, не повезло Монти. Прямо крупно не повезло, но поделом. Ладно, Уизел, бывай.
Рональд молча махнул рукой и потопал к замку.
– Ничего свиданка, мне понравилось! – раздалось сзади, и Рон, не оборачиваясь, высоко вскинул руку с оттопыренным средним пальцем.
***
«Кажется, в этом году Хэллоуин начался в сентябре», – волшебное перо нервно скрежетнуло по пергаменту, и Гарри несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул, унимая душевное смятение. Не очень-то получилось, и он решил, что проще успокоить перо, чем самого себя.
– Тихо-тихо, – прошептал он и легонько провёл пальцем по гладкому стержню. – Поставишь кляксу и заработаешь славу самого неуравновешенного во всей Британии Прытко пишущего пера. Будет неловко перед другими перьями.
Перо встопорщилось и наверняка презрительно фыркнуло бы, будь ему чем фыркать. Гарри неожиданно для себя засмеялся и тут же ойкнул, потому что уколол пятку о шип Чудовищной книги, устроившейся на ночлег в изножье кровати.
Книженция, разбуженная неосторожным пинком, недовольно клацнула шипами, встряхнулась и по-собачьи потопталась по простыне, выискивая местечко, чтобы снова улечься. Рядом с книжкой – кличку ей дать, что ли? – прислоненное к спинке кровати, стояло «Счастье полёта», и Гарри подумал, что надо бы вернуть картину на место.
Рядом глубоким сном без сновидений спал Драко; больную руку он пристроил на груди, а здоровой обнимал громадный том по истории Первого крестового похода.
«Маги и в крестовые походы ходили?» – неосторожно поинтересовался Гарри и в ответ получил получасовую лекцию о том, каким нищим и захолустным местечком была Европа во времена Основателей и как цепко ухватилось тогдашнее общество за возможность наведаться в богатые и относительно благополучные страны по Очень Важному Поводу.
«Не скажу, что ни единого мага не заботила судьба Гроба Господня в руках у нечестивцев, – вещал Драко увлечённо. – В те времена маги ещё не рассорились со Святым престолом, и многие из нас веровали искренне и страстно. Но главной добычей стали знания – в Тёмные века европейские волшебники сильно одичали, а там, на востоке, Римская империя со всеми её свитками в библиотеках ещё была жива. Ну и деньги, само собой. В ту пору все серьёзные торговые пути вели мимо Европы, и это грозило ещё большим одичанием и магам, и маглам. Люди умные это понимали, а неумные – чуяли. Живи я тогда, Поттер, первым бы нашил на сюрко красный крест и присягнул бы славному Роберту Куртгёзу».(1)
Во избежание следующей лекции Гарри не стал спрашивать ни что такое «сюрко», ни почему неведомый Роберт щеголял в шортах, ни даже при чём здесь Красный крест. Ему было достаточно того, что глаза у Драко снова стали прежними, нахальными, а из чёткой линии плеч ушла дурацкая скованность.
Виноватый Хорёк – не Хорёк, и Гарри вздохнул с искренним облегчением, когда Малфой принялся как ни в чём ни бывало задирать Недогеройское трио на уроке зельеварения. Пришлось постараться, чтобы сохранить внешнюю невозмутимость, но наедине Гарри кинулся в объятия Драко первым: «Прости-прости! Я не должен был, прости!»
«И я не должен был, – Драко бережно обнял его и потёрся щекой о щёку. – Я такой болван, прости и ты меня, пожалуйста!»
Прощать Драко было не за что. Его внезапный поступок (эскапада, как сказал бы Сириус Третий Блэк) пришёлся как нельзя кстати. Все в Хогвартсе, кто мог бы знать о Блэке-анимаге, получили ясное и недвусмысленное послание: «Я здесь. Я в разуме. Я не опасен». Польза от сорванного урока перевешивала все истинные и мнимые прегрешения Хорька, и Гарри был бы счастлив, не провинись он сам.
Вмазать замораживающими чарами собственного сочинения по открытой резаной ране было самой тупой идеей из всех тупых идей.
«Мгновенный некроз повреждённых тканей и сосудов, – хмуро объяснила мадам Помфри. – Повезло, что твой приятель крепко сколочен, а в Мунго дежурил сам Шафик! О чём ты думал, ребёнок? Перетянул бы жгутом, и всё! Большая кровопотеря – дело поправимое даже у маглов!»
О чём думал? Да о том, чтобы не спалиться!
Трус!
Идиот!
«Тупое трусло – вот ты кто, Поттер! – перо яростно зачиркало по пергаменту, а Гарри крепко зажмурился, пережидая новый приступ ненависти к самому себе. – Ах, как бы не раскрыться! Ой, как бы чего не вышло! Да про тебя уже куча людей знает, и ничего! Всё потому, что ты дурак и паникёр! Да, артериальное кровотечение – это очень неприятно, и времени действительно было в обрез, но ты, балбес, даже не проверил, сколько именно. Должен был заглянуть на Изнанку, прикинуть скорость, с которой Драко несло к ребру Куба, и на этих условиях действовать. Вполне возможно, что обычного жгута действительно хватило бы с лихвой».
Гарри тяжело вздохнул и снова посмотрел на спящего Малфоя. Было очень стыдно за себя и ужасно жаль Драко: мистеру Шафику пришлось повозиться с последствиями обморожения.
«Запомни навсегда, кретин, что главное качество целителя – хладнокровие. Вспомни мистера Сметвика: «Больному не жалость твоя нужна, а голова и руки!» Всегда думай, что делаешь. О пациенте думай, не о себе!»
Гарри снова погладил взъерошенное перо, подтащил подушку повыше и устроился полулёжа, закинув руки за голову.
«Вся буча с гиппогрифом заняла минут пятнадцать, но последствия не разгребли до сих пор. Даже не знаю, в каком порядке это всё изложить, потому что тошно. Я даже зареветь ни разу не смог – в груди будто замёрзло что-то. Не потому, что я от испуга на Изнанку забился, а по-другому. Паршивый холод, мерзкий. Неправильный. Хуже даже, чем от дементоров.
Напишу как есть – кому врать-то? Читателей у этого дневника не будет никогда.
Итак, урок у Хагрида.
Не знаю, за каким чёртом Лонгботтома понесло кататься на гиппогрифе. Хотя нет, знаю. Хорёк потом объяснил, зар-раза! Оказывается, я интересую Лонгботтома в том самом смысле ещё с прошлого года, и об этом знают все, кроме меня самого. То есть он не перед девчонками рисовался, а передо мной. Ну отлично, блин! Не знаю, что с этим делать, и не буду делать ничего! Сам… Господи, как написать-то? Сам, короче, встрял, сам пускай и выбирается. Ничего не знаю и знать не хочу!
Но на уроке я немного занервничал. Опасный зверь, большая высота – что угодно могло случиться! Я даже собирался выловить Пупса в коридоре и по шее стукнуть, а потом его бабуле наябедничать. Мало ему путешествия на «фордике» было, летуну безмозглому? Короче, хвалить Невилла я не хотел, честно. Само собой от облегчения вырвалось, ведь все остались живы и никакого переполоха не случилось.
Ага, как же!
Потому что Малфой таки не стерпел.
Ревновал он, видите ли!
Когда он это сказал, я даже не удивился. Ясно, что ревновал. Типа, настолько ревнивого к центру сцены, ещё поискать! Я тогда подумал даже, что лучше бы чёртов Лонгботтом с дракклова гиппогрифа в озеро свалился – дешевле бы обошлось.
«В следующий раз, – сказал я, – когда захочешь покрасоваться, выбирай жертву с когтями покороче. И это… Прости меня, пожалуйста! Я так затупил с чарами этими дурацкими! Прости, никогда больше! Только то, что знаю и умею! Кля…»
Драко переменился в лице и так быстро зажал мне рот ладонью, что почти ударил. Я отшатнулся, офигевший, а он убрал руку и уткнулся лбом мне в лоб.
«Не клянись, Гарри, – прошептал он. – Твои умения, они… Ну, не всегда уместные. И потом, ты не понял. Я тебя ревновал. Я… Ты мне нравишься. Очень».
Гарри остановил перо и задумался.
Не сказать, чтобы признание было совсем-совсем неожиданным. Гарри с первого дня в Хогвартсе знал, что чистокровные бисексуальны чуть не поголовно, и за два года успел наслушаться и насмотреться всякого. К тому же они с Драко настолько часто прикрывали «влюблённостью» все свои оплошности, что…
«Не ври себе, придурок, – ровные строчки, выписанные идеальным почерком, послушно ложились на пергамент. – Ты даже сейчас не знаешь, что нужно было сказать или сделать, чтобы получилось правильно и необидно. Нет, я, конечно, промямлил что-то про хорошую девочку, которая ему ещё встретится. Ещё чего-то такого же тошно-правильного наплёл. Замяли, короче. Всё как бы осталось прежним: и задранный нос, и лекции по истории, и свары с недогероями, и восхваления себя необыкновенного, и даже ночёвки в моей кровати. Вот только с той самой минуты Драко ни разу ко мне не прикоснулся. Всегда на расстоянии. Вон, и во сне обниматься не лезет. Всё будто осталось по-прежнему, но на самом деле... Просто… Ну… Как с той дурацкой брошкой получилось: внезапно ни с того ни с сего мне перепало что-то красивое и ужасно дорогое, а я стою дурак дураком, и нечем отдариться».
Гарри покачал головой и свернул пергамент в трубочку, пачкая пальцы непросохшими чернилами.
– Дату поставь, – велел он перу. – И пометь, что сопли. Чтобы не перечитывать потом.
Он вылез из кровати, шёпотом выругал холодный каменный пол, повесил на место «Счастье полёта» и покопался в тумбочке, отыскивая чистые листы пергамента.
– Сейчас перепишем, – пообещал он перу. – Не мемуары, а позорище. Как там Бродяга учил? Настоящий тёмный маг всегда собой доволен, это остальные – дураки. Давай-ка лучше напишем, какой я молодец. Ну, попробуем хотя бы.
«Кровотечение я остановил по-мясницки, и никаких оправданий мне не найти. Зато обезболил круто. Драко остался в сознании и на ногах. Получилось это у меня, как всегда, с перепугу. Как только у Драко закатились глаза, я почувствовал его боль и дико испугался. Стоило останавливать кровь, чтобы загнать пациента в болевой шок? Все дурные мысли о маскировке под светлого мага вымело из головы, и я позвал Её.
Когда я обезболивал свою сломанную руку, я просто немного «ушёл» на Изнанку. Ну, вроде как на пороге посидел – спиной в дом, коленками на улице. Нормального человека такие посиделки убьют без вариантов, а времени хорошенько подумать уже не оставалось. Потому я просто повторил идею египтянина, который лечил Джинни: плотно-плотно «закутал» Драко нитями «завесы», а раненую руку сунул Туда. Как я и рассчитывал, болевые рецепторы отключились. Вместе со всем остальным, потому что нервная система мне ещё не снилась. Кажется, некоторое время у Драко была не вполне живая конечность. Частичный анабиоз, грубо говоря.
Ни с кем другим этот способ не сработает. Требуется непосредственный контакт со мной, а чтобы поддерживать его на расстоянии, нужна та самая нашивка с гербом Слизерина, которую я зачаровал на прошлое Рождество.
Вот и выяснилось, что за артефакт у меня получился.
Метка.
Метка, через которую мы с Изнанкой можем воздействовать на человека.
Теперь думай, твоё темнейшество, так ли ты отличаешься от Твари.
Как только всё чуть-чуть успокоится, поговорю с Драко. Он должен знать. Пусть решит, нужен ли ему такой подарок.
Хорошо, что это не татуировка. Всегда можно выбросить.»
Гарри снова остановил перо и подавил зевок. На очереди было описание ссоры с Терри Ургхартом, нелёгкого разговора со Снейпом и Сметвиком и неудачного свидания с Сириусом. Ещё стоило записать короткий разговор с портретом Габриэля Неккера, но сил уже не оставалось. Ужасно хотелось спать.
«Всё потом, – решил он, скатывая в трубочку недописанный лист пергамента. – Без режима я точно помру. Надо составить распорядок дня, и убереги господь того, кто затеет бучу поперёк расписания! Убью за восемь часов сна!»
__________________
(1) Роберт III, по прозвищу Куртгёз (Короткие штаны), (ок. 1054-1134) – герцог Нормандии, старший сын Вильгельма Завоевателя, неоднократный претендент на английский престол и один из руководителей Первого крестового похода. Своё прозвище получил из-за небольшого роста.
~Кукулькан~, блог «Змеиное молоко»
В борьбе обретёшь ты... (часть 3)
ГЛАВА 22ГЛАВА 22
Сбежать с урока не получилось.
Зануда Ургхарт, раздражённый девчачьими ссорами, увязался за Теодором, отобрал у него расписание третьего курса и выяснил, что весь курс, включая девчонок, записался на уроки ухода за магическими существами.
На мгновение Теренс завис и недоверчиво оглядел Панси, Дафну и Милли.
– Тоже из-за Поттера подались в монстроборцы?
– Сами! – Дафна, видно, решила, что терять ей уже нечего, и дерзко вскинула голову. – Потому что!
Панси дёрнула подругу за рукав и выдала умильную улыбку:
– Не слушай её, Терри. Мы ведь не в Запретный лес собрались. Интересно же посмотреть на всё, что не куры и не овцы. Ну, Терри, не сердись, пожалуйста!
– Малахольные, – помолчав, припечатал Теренс и обратился к смутившейся Миллисенте: – Будешь командовать бабской ватагой. Держитесь вместе и поблизости от Теодора. Ясно?
Милли покраснела и кивнула.
– Не слышу! – рявкнул префект, а проходившие мимо старшие девушки разом возвели глаза к потолку.
– Я – командир! – послушно отозвалась Милли. – Ближе к Нотту.
– Молодец! Книжки эти ваши траханые где?
«Траханые» книжки, оказывается, вчера успели отличиться. Вечером, пока Гарри отсыпался после приключения с дементором, штук пять чудовищных книг сбежали из дортуаров и затеяли грызню. Растащить их сумели не сразу, и префекты извели бутыль бадьяновой настойки на пострадавших миротворцев. Возмущённые старшекурсники порывались идти к Дамблдору немедленно, но были высмеяны явившимся на шум деканом.
– Так и скажете Великому светлому волшебнику, что последний оплот идей чистокровия можно затравить кусачими книжками? Что ж, не смею задерживать.
Снейп взметнул полами мантии и унёсся, а любители колдозоологии и увлекательных лекций-воспоминаний ушедшего в отставку профессора Кеттлберна поняли, как крепко встряли.
Теренс, видимо, тоже принял насмешку декана близко к сердцу, потому что наградил третьекурсников мрачным взглядом и по-снейповски скрестил руки на груди.
– Так это… – Винсент пристыженно вжал голову в плечи. – Кусаются же, сволочи! Мы их вчера покрепче ремнями перевязали и больше не трогали. Как с этим кошмаром на уроки ходить?
– Мне какое дело? – прошипел Ургхарт и зло сузил глаза. – Урок через полчаса всего! Бегом за книгами! Живо!
Делать нечего, побежали. Парни забрали сумки девчонок и неспешно потрусили по центральному коридору, чтобы «бабская ватага» не отстала. Гарри бежал предпоследним, а замыкал цепочку Хорёк, успевавший ещё и огрызаться на шуточки, сыпавшиеся со всех сторон.
Добежав до лестницы в подземелья, Тео Нотт остановился, показал непристойный жест в сторону Большого зала и буркнул угрюмо:
– Ещё я к Хагриду не бегал! Пошли нормально, времени навалом. Терри, зараза! Я сладкого взять не догадался!
– У меня в спальне домашний тортик припрятан, – новоиспечённый командир Миллисента перевела дух и добавила: – Так и быть, поделюсь.
– О прекрасная дева, благословенны будут доброта твоя и щедрость! – дурашливо заголосил Блейз и чмокнул Милли в щёчку. – Большой тортик-то?
– Всем хватит, – заверила Милли и улыбнулась. – Мальчики, понесёте моё чудовище? Я его даже связанным в руки брать боюсь!
Винс и Грег закивали, а Драко цокнул с досадой:
– Какие ещё торты? Накрылся наш пикничок!
– Пикничок? – заинтересовались девочки. – Когда?
– Никогда! Мы с урока хотели смыться потихоньку, а теперь твой Ургхарт, – Драко обвиняюще ткнул пальцем в Теодора, – обязательно об этом узнает!
– Чего это он мой? Мне одному столько счастья много! Девчонки, а слухов нет, что по нему сохнет какая-нибудь…
– Дура, – мрачно закончила фразу Дафна. – Смеёшься? Это кем надо быть, чтобы в такого гада влюбиться?
– Ничего не гад! – возмутился Теодор. – И боец отличный, только зануда малость. Его бы девчонкой какой отвлечь, чтобы чуть-чуть отдохнул от префектовых забот.
Панси и Дафна хором фыркнули, а Милли покачала головой:
– Девочку жалко. Может, мальчик какой-нибудь есть… Ну… Сирота, например?
– Пьюси! – расплылся в ехидной улыбочке Хорёк, а Миллисента сердито нахмурилась и погрозила ему пальцем.
– Терри больше по девчонкам, – помотал головой Тео. – Парня подсунуть без шансов – сразу строить начнёт.
– То-то, смотрю, Флинта застроил, – проворчал Винсент. – Теренс нормальный. Порядок любит. Я тоже люблю.
– Порядок или Ургхарта? – хохотнул Грег и заработал от друга хороший тычок локтем. – Да ладно, не дерись. Порядок, я понял.
– А вы додумались, – не унимался Винс, – сбежать с первого же урока дамблдорового дружка! Мозги за лето растеряли, что ли? Дракон, ты раньше аккуратней был в таких делах. Не видишь, что у нас в профессорах грифферов теперь дофига? Скоро на квиддичную команду хватит!
– Пятеро, – подсчитал Грег. – Директор, Маккошка, Хуч и двое новых. Флитвик из Рейвенкло, ясное дело. Синистра и Вектор тоже из умников, да? Наш декан понятно откуда. Остальные – хаффы.
– Шестеро, – возразил Винс. – Тётка по магловедению. Бойкая, говорят, тётка. Работала в министерстве. Болтали, будто у неё с самим Фаджем конфликт вышел. Что-то там ей антимагловское померещилось, и понеслась. Поттер, ты в высшем обществе пол-лета отирался. Ничего не слыхал интересного?
Гарри помотал головой:
– Можно подумать, при мне много разговаривали. Фадж точно не докладывался.
– А что так? Герой же вроде. Спаситель.
– Сплетни не слушали? Не с его новым «папой», – хмыкнул умница Драко. – Вышел наш Поттер из доверия у всех разом. Отстаньте, а? Видите же, и так сам не свой.
Он взял Гарри за руку и пошёл совсем рядом, притираясь плечом. Гарри благодарно кивнул и сжал его пальцы покрепче.
Говорить не хотелось. Вернее, хотелось, и ещё утром Гарри с удовольствием поучаствовал бы в общем разговоре. Однако после странной отключки на прорицаниях настроение снова испортилось. Его одолела тревога, и в душе поселилось ощущение, что он…
«Иду над пропастью, – мрачно процитировал Гарри про себя очередную фразочку из маминых нескончаемых сериалов. – Выражение избитое и дурацкое, но чертовски верно отражает ощущения. Я выше нашей яблони во дворе никуда не забирался. Ну, без лестниц и лифтов, в смысле. Но отчего-то точно знаю, как чувствует себя человек, заглянувший в пропасть: руки трясутся, дыхание перехватывает, живот подводит и очень-очень хочется спрятаться куда-нибудь, где сразу не найдут и откуда не скоро достанут».
Беспричинной тревогу назвать было нельзя. Причин паниковать набралось в избытке: Сириус и его самоубийственный план примирения с директором, сам директор и его клыкастый протеже Люпин, оскорблённый министр Фадж и свора дементоров с чужой Изнанкой, такой же любопытной, как наша, но и близко не такой же милой и отзывчивой. Вдобавок где-то болтался неупокоенный дух гадского Лорда и парочка ненайденных хоркруксов – та ещё проблема. Короче, причин спятить от беспокойства хватало. Но почему его накрыло посреди обычного учебного дня, когда ничего толком не случилось?
«Над пропастью? Серьёзно?» – хрипловатый смешок Нотта раздался в голове до того явственно, что Гарри вздрогнул и пристально уставился на Нотта-настоящего. Нет, тот не смеялся и вообще молчал. Отлично, теперь ещё и слуховые галлюцинации добавились. Итак, что ты хотела сказать, галлюцинация с голосом Тео?
«Когда живёшь в горах, глупо бояться высоты, – охотно ответила галлюцинация. – Помнить о ней нужно, но бояться – нет. Да, ты вырос на равнине, и ещё недавно всё здесь казалось тебе чужим. Но ты привыкаешь, верно? Человек так устроен: если не помер – значит, привык. Тут повсюду пропасти, чего их бояться?»
Гарри не удержался и потёр лоб на месте бывшего шрама. В чём-то бесшабашная галлюцинация была права, но к своим опасениям тоже стоило прислушаться: папина фраза об «ураганном сценарии» не выходила из головы.
Если принять за истину способность некромантов ломать и запутывать вероятности, то пришла пора учиться сводить в ноль своё участие в любых делах. Иначе ахнуть не успеешь, а ты уже режиссёр какого-нибудь боевика или ужастика с «ураганным сценарием».
Гарри вспомнил Сириуса с категоричным: «Молчи и не лезь!» – и снова потёр лоб. Вообще-то настоятельный совет крёстного касался общения с директором Дамблдором, но, если поразмыслить, годился на все случаи жизни. Как и просьбы Сметвика сидеть тихо, которые Гарри игнорировал два года подряд. Не специально, просто так получалось. Никак было не определить, «тихо» он сидит или не очень.
С разъяснениями Сириуса стало немного понятней. Кажется, в его, Гарри, случае, «сидеть тихо» – это умерить инициативу до жизненно необходимого минимума. В туалет, например, всё-таки ходить самому.
В молчании тоже стоило бы попрактиковаться, чтобы не провоцировать на какие-то действия ни себя, ни собеседника. На Трелони он зачем сегодня напал? Дура и дура, возьми и молча пройди мимо. Но нет, наш герой Поттер открыл рот и ни с того ни с сего заполучил потенциальный конфликт с профессором прорицаний: нужного и важного, как оказалось, предмета. Прорицания – это ведь не только чаинки в чашке, но и изучение тех самых вероятностей.
«Ты идиот? – спросил Гарри у себя и сам же себе ответил: – Надеюсь, не безнадёжный».
– Драко, – прошептал он тихонько, пока ребята с руганью вытаскивали из шкафов чешуйчатые книги. – Ты меня прикроешь на уроке? Кажется, на сегодня свар с преподавателями достаточно. И это… Вообще прикроешь? Немножко.
Малфой задумался на целых три секунды и прошептал в ответ:
– Хочешь уйти в тень? Давно пора. Прикрою, Поттер, а как же. Твоя книжка где?
– В сумке лежит. Смирно. Это проблема, да?
Драко продемонстрировал россыпь синеватых отметин на предплечье – следы залеченных бадьяном ранок – и с отчётливой завистью фыркнул:
– Ремнем потихоньку перевяжи и вели ей пошипеть и пощёлкать. Сойдёт за нормальную.
Гарри кивнул и полез в шкаф.
Не сказать, чтобы книженция осталась довольна связыванием, поэтому яростное «клац-клац» было вполне искренним. Холщовая сумка мгновенно украсилась дырочками от вздыбившихся шипов, а Драко покачал головой и продемонстрировал свою сумку для бешеного учебника – из толстой кожи с массивными застёжками.
– Я подумывал сейф для этой гадости заказать, – сказал Блейз и поправил кудри, растрепавшиеся во время возни с книжкой. – На колёсиках.
– Отчего же не заказал? – спросил Нотт и метнул огненный шарик в книжку Грега, нипочём не желавшую упаковываться. Та злобно-обиженно заклацала, но шмыгнула в сумку.
– Много чести! И потом, я чую, что над нами подшутили.
– Над нами – это над кем?
– Над теми, кто правильно реагирует на агрессию, – хмыкнул Блейз. – Я не выяснял специально, но хаффы вроде на пополнение библиотечного фонда не жаловались.
– Мне эту хрень поцеловать, что ли? – прорычал исцарапанный Грег и пнул сумку с укрощённой книжкой; Гарри едва успел прикусить язык и не заорать, чтобы не ломали классные игрушки.
– А давай! – воодушевился Тео и снова пульнул огнём – на сей раз в сторону книжки Винса. Его собственная лежала смирно, но встопорщенные шипы воинственно торчали сквозь сильно потрёпанную холстину сумки. – Хочу поглядеть на настоящий подвиг!
– Иди ты! – обиделся Грег. – Слушайте, надо бы девчонкам помочь!
– И под это дело узнать пароль в девчачьи спальни! – Тео азартно потёр полыхавшие ладошки и зубасто ухмыльнулся. – Вперёд, Гриф… Да блядь! Я это… Само просто вырвалось!
– Ренегат, – буркнул помрачневший Блейз. – Во всех смыслах.
– Кто?! Забини, да я тебя…
– Вперёд, Слизерин, но с оглядкой! – светским тоном прервал Теодора Драко, закинул сумку с чудовищной книгой на плечо и взял Гарри за руку. – С разведкой, обозом, боевым охранением и загодя подкупленными заставами по пути!
***
Само собой, бежать за Хогвартс-экспрессом он не стал.
Бродил по Косому, выжидая время, пока Гарри и семейство Арчи отбудут на вокзал; прибежал в «Дырявый котёл», от души повыл под запертой дверью одиннадцатого номера и с удовольствием послушал проклятия в свой адрес от собравшихся в зале гостей и постояльцев. Затем с грустным видом слопал здоровенный кусок сырого мяса, который толстуха-кухарка швырнула ему в сердцах: «Да заткнёшься ты когда-нибудь, мордредово отродье?!» – запил молоком, нахально выклянченным у какой-то старухи в шляпе с маргаритками, улёгся у камина и печально уставился на огонь.
– Тоскует, – единогласно постановило собравшееся в зале общество.
– А уж я-то как тоскую! – сквозь зубы поведал старикашка Том. – Пять фунтов наилучшей вырезки!
– Из жалованья вычти, – посоветовал здоровяк в лохмотьях дуэльной мантии, которого Бродяга раньше здесь не видел. Егерь, что ли, к осени из лесу выбрел да мимо дома сразу в кабак?
– Ага, – трактирщик опасливо покосился на щелястую дверцу, ведущую в кухню. – Она потом эти пять фунтов в натуре вычитать примется, а у меня лишнего-то и одного не наберётся.
– Такая могёт! – хохотнул здоровяк. – Тогда ты с неё – натурой! Делов-то!
– Охальник! Как язык только не отсох нести похабщину! – вяло возмутился Том и снова метнул косой взгляд в сторону кухни: на сей раз задумчивый.
Сириус прикинул, что времени у него навалом: поезд прибудет в Хогсмид лишь вечером. Стоило использовать это время с толком, и он снова завыл во всю глотку.
– Поди прочь! – топнул ногой трактирщик, но из-за стойки выползти не посмел. – Кыш, дурная псина!
«И тебе счастливо оставаться!» – фыркнул Сириус, напоследок выдал самую душераздирающую руладу, от которой перекосило даже егеря-оборванца, и выскочил в заднюю дверь. Дождался, пока какой-то парень (маглорождённый, судя по испуганному: «Чёрт подери, ну и зверюга!») откроет проход в Косой, побегал туда-сюда, подвывая встревоженно, пометался между лавок, заглянул во все щели между домами, обежал раза три по кругу крошечную площадь перед Гринготтсом, уселся посреди неё и снова завыл.
– Вот же горе! – сочувственно сказала проходившая мимо тётка из «Волшебного зверинца». – Всё-таки привязался! Иди сюда, лохматый! – она полезла в сумку и достала сверток, пахнувший копчёным мясом. – На-на, собачка! Идём со мной! Давай, милый, идём!
«Не в этот раз, мэм!» – Сириус встряхнулся и помчался назад, в «Дырявый котёл». Пробежал через арку, оттеснив какого-то толстячка в бархатной мантии, под ругательства трактирщика вновь повыл в зале, а потом ломанулся в парадную дверь.
– Куда, дурак?! – крикнул вслед старикашка Том. – Там маглы! Убьёшься!
«Сам дурак», – попрощался с ним Сириус и длинными скачками понёсся вдоль улицы, стараясь не обращать внимания на смрад от машин и панические вопли маглов: «Без намордника! Где хозяин? Бешеный! Позвоните кто-нибудь в полицию!»
Он добежал до какого-то кафе, обогнул его и обернулся человеком.
Магл в переднике, куривший на низеньком крыльце, икнул и выронил изо рта сигарету.
– Прости, мужик! – пробормотал Сириус и шарахнул в магла Конфундусом, а пока тот очумело мотал башкой, аппарировал на Гриммо.
Чёрная дверь распахнулась, едва он коснулся дверного молотка, и газовые светильники в прихожей зашипели, разгораясь. Сириус привалился спиной к двери и поморщился, глядя на возникшего на лестнице Кричера:
– Чего тебе?
– Негодный хозяин не помер? – деланно удивился Кричер, повернулся спиной и поплёлся по лестнице вверх. – Бедная моя хозяюшка! Её любимый дом, видишь ли, нехорош для паршивого щенка, позабывшего уют родных стен! Безмозглый юнец готов сдохнуть в канаве, лишь бы не возвращаться сюда! Хозяюшка явила великую милость, не отказав негоднику в приюте, но разве сорняк под великим древом может оценить благословенную тень?
– Может, – буркнул Сириус угрюмо и отлепился от двери, – но не хочет. В доме должна быть пространственная палатка. Помнишь, отец её доставал на чемпионаты по квиддичу?
– Палатка, – не оборачиваясь, проскрипел Кричер. – Слышите, хозяюшка? Он будет жить в палатке, а не в доме, где его всегда любили. Незаслуженно любили.
– И защитные амулеты, – добавил Сириус. – Все, какие есть. Я не нашёл в прошлый раз. Кричер, очень нужно!
– Она стучала, – не слушая Сириуса, скрипел Кричер. – Долго стучала, изрезала руки в кровь. Она плакала. И я плакал по другую сторону двери. Кем нужно быть, чтобы не пустить на порог родную кровь? Паршивец! А ведь его самого впустили, негодного мальчишку!
– Нарцисса опять ломилась, что ли? – встревожился Сириус. – Вот же упрямая баба! Кричер, старый ты пень, хоть изрыдайся весь, а помогать не смей! Рано ей сюда, понял? Целее будет эта дракклова родная кровь! Кричер!
Вредный домовик всхлипнул, щёлкнул пальцами, зажигая свечи в громадной люстре, и зашаркал куда-то в сторону библиотеки.
– Палатка и амулеты! – крикнул вслед Сириус, плюхнулся на пыльный диван и с силой потёр лицо, продумывая варианты. Как ни крути, но засветиться в собственном облике придётся. Вряд ли в доме есть серьёзные припасы, да и отвлечь авроров от Хога было бы славно.
– Вот! – задумавшийся Сириус вздрогнул от громкого хлопка, с которым проклятый домовик объявился в гостиной. – Палатка! – слежавшийся тряпичный ком шлёпнулся у ног. – Амулетов нет!
– Как нет? – изумился Сириус. – Всегда были!
– Война была, – хмуро ответил Кричер. – Кончились.
– Блин! – Сириус невольно усмехнулся, поняв, что подцепил забавное ругательство от Гарри. – Деньги хоть есть?
Кричер недовольно насупился и полез за пазуху. На грязной ладошке сиротливо покоилось три галлеона и восемь сиклей.
– Это всё?! Тоже кончились? Кричер, старый брехун, чтобы истратить маменькин счёт, нужно девять войн с Гриндевальдом или три войны с Мордредом!
– В банке, – Кричер недобро прищурился и спрятал деньги. – Там, где паршивый наследник их не спустит на дурные траты!
– Отлично! – скрипнул зубами Сириус. – Кого бы ограбить? За Нарциссу выкуп взять с её гадского муженька?
Кричер затрясся то ли от страха, то ли в негодовании, но смолчал и замер, опустив дурную ушастую башку.
Сириус вздохнул и попытался развернуть палатку. Из складок грубой ткани с противным писком посыпались докси, мгновенно разлетелись по гостиной и забились в шторы. Он ошарашенно выругался, глядя на многочисленные дыры в безнадёжно испорченной палатке.
– Так, – на мгновение пришлось прикрыть глаза, унимая желание оторвать ленивой скотине Кричеру тупую башку. – Доксицид тоже кончился? На войне, небось?
Кричер встал в позу и открыл было рот, но Сириус взял его за грудки и встряхнул так, что у дракклового домовика клацнули зубы.
– Дом моей драгоценной маменьки и твоей любимой хозяюшки всегда был местечком поганым и неуютным. Но здесь было чисто и вредителей не водилось. Твоя вина, что дом превратился в хлев!
– Кричер старенький! – захныкал струхнувший домовик. – Кричеру тяжело!
– Ясно, тяжело, – кивнул Сириус. – Старой ушлой жопе Кричеру всегда было тяжело работать честно. То ли дело таскаться следом за любимой хозяюшкой и пиздеть не затыкаясь! Про величие вещать! Уши греть повсюду и доносить на всех!
Он снова тряхнул домовика и промолвил так ласково, как только получилось:
– Отцовские покои – до блеска! Так, чтобы можно было принять самого Мерлина! Всё – спальня, уборная, ванная, кабинет – до блеска! Вход скрыть чарами и прикрыть портретом гада попротивнее на твой выбор. Ясно?
– У негод… У хозяина будет гость? – не открывая зажмуренных в страхе глаз, пролепетал домовик.
– У негодного домовика будет новый хозяин, – сказал Сириус, отпустил Кричера и снова задумался. – Не уверен, что тебе можно довериться, но больше и некому. Слушай внимательно, ты, позор своего народа! У меня есть крестник. Сын Джейми.
– Сын Предателя рода и поганой грязнокровки? – встрепенулся Кричер, и Сириус с наслаждением отвесил ему оплеуху.
– Сын моего любимого и достойнейшей женщины, отдавшей жизнь за спасение своего ребёнка. Особенного ребёнка, старый ты дурак! Гарри – некромант.
Кричер на мгновение замер, а потом выпучил крохотные для домовика глазки, засипел что-то непонятное и рухнул на узловатые колени.
– В обморок ещё свались, и я тебя точно прибью, – пообещал ему Сириус и пнул ком тряпья, когда-то бывший отличной палаткой. – Я мальчику защиту пообещал и гостеприимство, а здесь его ждут дурной лодырь-домовик, грязь, паутина и докси. Неудивительно, если он побрезгует этим, с позволения сказать, домом. Получается, я вырвался из Азкабана, чтобы опозориться перед Повелителем.
– Хозяин – крёстный Повелителя! – Кричер потрясённо на него таращился и вставать с колен не спешил: – Моя хозяюшка! Хозяюшка не дожила до своего счастья! Её первенец вернулся! По-настоящему вернулся, в разуме! В разуме и во славе!
«Слава Мерлину, что не дожила, и хрен тебе, а не «первенец»!» – подумал Сириус, но промолчал, сурово сдвинув брови.
– Что угодно молодому хозяину? – залебезил паршивец Кричер.
– Гарри в Хогвартсе. Я должен быть рядом. Скрытно, – сказал Сириус. – Для того и нужна была палатка, дурень. Твоими трудами, тупица, я буду теперь жить в акромантульей норе, если сумею выгнать акромантула.
– Кричер может аппарировать хозяина в банк! Не по-человечески, а по-нашему! Прямо перед хранилищем! Вот! – Кричер снова пошарил за пазухой и вручил ему ключ от сейфа, а потом опустил голову и шмыгнул носом: – Кричер очень виноват. Кричеру следовало слушать хозяюшку и отдать ключ сразу.
– В банк! – Сириус встал с дивана и дёрнул домовика за ухо, вынуждая подняться с колен. – Меня – сколько угодно, но вздумаешь обижать Гарри, я тебя достану даже из чертогов Мордреда! Ясно?
Кричер энергично закивал, тряся седыми ушами, ухватил его за руку и щёлкнул пальцами, аппарируя.
Скрыть поход за деньгами не удалось: перед хранилищем толклась группа гоблинов, менявших шпалы.
Завидев Сириуса, они замерли неподвижно, и морды у них зазеленели пуще весенней травки.
– Глава Благороднейшего и древнейшего семейства Блэков с частным визитом! – важно выдал чокнутый Кричер и подобострастно поклонился, указывая на дверь хранилища.
– Не сдадут? – поинтересовался Сириус у домовика, зашел в сейф и присвистнул: золота прилично убыло, если верить детским воспоминаниям. Хорошо, если осталась половина. – Война?
– Своим непременно сдадут. Людям – нет. Наверное, – ответил Кричер и погрустнел. – Война, да. Взятки в министерство. Похороны. Много похорон.
– Ладно, – он набил кошель золотом и достал палочку на случай, если у входа нарисуются стражи банка. Кто знает, до чего договорились министерство и Гринготтс за прошедшую дюжину лет.
Однако обошлось. Стражей не было, рабочие тоже исчезли, оставив раскуроченные пути, а у двери маялся перепуганный клерк с официального вида свитком. Трясясь и заикаясь, гоблин сообщил, что Гринготтс не желает встревать в людские войны. Не угодно ли будет уважаемому клиенту пользоваться отделением, расположенным в магловском Лондоне?
– Угодно! – сухо ответил Сириус и принял свиток. – Надеюсь, мой визит останется тайной для министерства.
– Мы тоже надеемся, – тоскливо поведал клерк и с намёком взглянул на Кричера: мол, хватай хозяина, презренное создание, и уматывайте оба поскорее.
Дома Сириус нашёл отцовскую мантию для выходов, поскольку соваться в то место, куда он собрался, в обычных шмотках было бы самоубийством, и распихал по карманам и кармашкам золото из кошеля.
– Сидишь здесь, драишь отцовские покои и ждёшь вестей, – на прощание велел он Кричеру. – Может быть, Гарри придёт один. Примешь его как подобает и не посмеешь перечить ни в чём!
– Один? – понурился Кричер. – Хозяин?
Сириус отмахнулся, вышел из дома и аппарировал в Лютный.
***
Лавка «Боргин и Бэркс» находилась там же, где и прежде – на первом этаже мрачного каменного домишки с замшелыми стенами. Поговаривали, что когда-то одного из Бэрксов одолело тщеславие, и он пожелал выкупить для лавки новый красивый дом в Косом. Однако тамошний бомонд встал насмерть, не желая допускать «старьёвщиков» в свои ряды, и сделка не состоялась.
С тех пор прошло лет сто, нравы стали много проще, но лавка осталась в Лютном и превратилась в эдакую пещеру дракона из магловских сказок. Плевать, что большинство книг и побрякушек в любом другом месте обошлось бы вдвое дешевле – «подвиг» был важнее. Цивилы, необычайно гордые тем, что сумели пройти в жуткий переулок и остаться в живых, на цену не смотрели и охотно расставались с золотом. Мол, только так можно раздобыть настоящие амулеты и годные книги.
Сириус вспомнил, как они с Джейми и Питером в первый раз сюда попали, и грустно улыбнулся. Встреть он сейчас, взрослый, этих дурных юнцов, от души похохотал бы. От старой кирпичной арки, разделявшей Лютный и Косой, до лавки Боргина было рукой подать, и местное отребье ни за что не посмело бы пугать клиентов самых богатых барыг магической Британии. Вполне можно было идти прогулочным шагом, а не топать боевым порядком, беспрерывно озираясь в поисках опасностей. Они тогда ещё купили какую-то ерунду, чтобы не уходить с пустыми руками – оберег, что ли. Достался он, понятно, Хвосту, и Питер хвастался потом перед ахающими в восторге девчонками: «В Лютном? У самого Боргина? Годрик, какое безрассудство!»
Однако водились у скаредных жмыров вещички и посерьёзнее, за владение которыми светила отсидка в Азкабане. На витрине, разумеется, они не лежали, а приобретались после долгих-долгих переговоров через надёжных посредников. Ещё Боргин и Бэркс скупали родовые артефакты у обедневших семейств и, по слухам, имели неплохую библиотеку по запрещённым магическим искусствам.
Впрочем, ничего такого Сириусу нужно не было, но не идти же за палаткой и щитами в Косой! Аппарировал он с палочкой наизготовку. В этой части Лютного авроры ходили свободно, а ещё наверняка держали соглядатаев. Случайных же свидетелей Сириус надеялся сбить с толку отцовской мантией: небедный цивил, спрятав рожу под глухим капюшоном, чешет за амулетом для потенции.
Ему повезло. Улица была пустой, а если кто и пялился из окон, то пусть себе и дальше пялится. Колокольчик над дверью негромко звякнул, а в горах барахла, как попало наваленного на полках, что-то пискнуло и зажужжало.
– Чем могу помочь? – За прилавком торчал сам Боргин; в руке он держал походную жестяную кружку с каким-то травяным отваром. – Вас интересует что-то конкретное или вы просто желаете…
Сириус молча откинул капюшон. Барыга, позеленев хлеще давешних гоблинов, осторожно поставил кружку на стол и попятился, показывая раскрытые ладони.
– М-мист… М-милорд! Как… Ик! Как… Какая честь!
– Немалая, полагаю, – он неприятно усмехнулся и кивнул на по-прежнему жужжавшую кучу товара. – Отыщи-ка мне этот вредноскоп! Редкая, видно, калибровка.
Боргин мелко закивал, бочком выбрался из-за прилавка и, нервно оглядываясь, принялся копаться в завалах.
Сириус же взмахом руки подвинул к себе кресло для важных посетителей и уселся, нахально вытянув ноги.
– Не суетись, – благодушно посоветовал он Боргину, – а то оставишь в своём же товаре пару пальцев. Палатка ещё нужна. С большим баком для воды в ванной.
Боргин замер, а Сириус снова усмехнулся. Палатка означала отдых на природе, а слухи об охоте на Гарри Поттера резко сокращали список живописных мест.
– Если прикидываешь, оставлю ли я тебя в живых, то правильно прикидываешь, – Сириус напоказ зевнул и потянулся. – Объяснять пользу молчания?
Боргин яростно замотал головой, наконец-таки выхватил из кучи дребедени жужжащий волчок и спросил, жмурясь от собственной храбрости:
– Не угодно ли чаю? А палатка найдётся, милорд! Непременно! Что-то ещё?
– Стандартные щиты. Десятка хватит. Ах да, аптечка! Обычная, егерская. Всё, пожалуй. Чаю не хочу, спасибо.
Боргин торопливо метнулся куда-то в дальний угол лавки и через минуту приволок аккуратно свёрнутый тючок с палаткой. Затем он сгрёб все щиты с витрины и ссыпал в холщовый кошель. Неугомонившийся волчок вредноскопа упал туда же, и барыга заискивающе-выжидательно уставился на Сириуса.
– Посчитай, – милостиво кивнул Сириус и полез за золотом. – Да, чуть не забыл!
Расслабившийся было Боргин снова занервничал.
– Покажи-ка мне свою каминную решётку!
Сириус внимательно оглядел затейливое чугунное кружево, гордо расправил плечи и сказал всё ещё зелёному с лица барыге:
– Да, это мой мальчик!
Он небрежно отпихнул проклятую решётку ногой и без спроса запустил руку с банку с летучим порохом.
– Советую забыть последние полчаса. Иначе… Не я, так дражайшая кузина, понял?
Рёв зелёного пламени заглушил отчаянный вопль:
– Забуду, милорд! Магией клянусь, забуду!
Выпав из камина в гостиную дома на Гриммо, Сириус тут же повалился на пыльный ковёр и выругался в голос – нога болела, словно её громамонт оттоптал. Надежды на свежекупленную аптечку, понятно, не было.
– Кричер! Кричер, дракклы тебя дери! Тащи виски, жаровню и маменькины ножички! Будем проклятие снимать.
***
Перед аппарацией в Запретный лес Сириус крепко помолился Основателям, чтобы на памятной ему опушке не выросло или не поселилось что-нибудь, что охотно им поужинает. Основатели снизошли, и Сириус всего-то попал в силок на какую-то мелочь. Тонкая петля – на зайца, что ли? – взлетела вверх и закачалась перед глазами, а Сириус запнулся о расколотое пополам брёвнышко, приспособленное под основание силка.
– Хагрид! – взвыл он и зашипел от боли в изрезанной и обожжённой ноге. – Чтоб тебя!
Затем он оглядел опушку и со вздохом обернулся Бродягой: собака на трёх лапах подвижнее, чем хромой человек. Да, и палку под костыль потом тоже стоит выломать – грим палатку не поставит.
Но сначала – разведка.
Бродяга не торопился. Он медленно крался – ковылял, давай без кокетства! – по начавшему увядать лесу, принюхивался и прислушивался. По всему выходило, что со времён учёбы граница леса не изменилась, и зачарованная тропка профессора Флитвика всё так же змеилась меж седых елей, могучих дубов и громадных замшелых камней.
На какое-то мгновение ему показалось, будто он вернулся не в Хог, а в прошлое. Обернись, и за левым плечом неторопливо трусит поджарый рыже-серый волк, за правым величественно ступает королевский олень, а на крупе оленя сидит холёная крыса. По-человечески сидит, потешно скрестив на груди передние лапки.
Сириус не выдержал. Лёг, уткнул морду в палую хвою и тихонько заскулил. Мерлин всемогущий, дюжину лет не ревел, а тут… Дай шанс, великий, убить Питера в бою – быстро, милосердно и молча. Сердце ведь сорвёшь, объясняясь, а крестник тогда как? Отважный проныра-племянничек? Негоже оставлять мальчишек без защиты. Прости, Питер, ты снова в тени.
Сириус не понял, сколько времени пролежал носом в земле, но наконец-таки нашёл в себе силы подняться, встряхнулся и вздыбил шерсть на холке.
«Ты страшный тёмный маг! Ты псих и убийца, тебе незачем беспричинно длить твою поганую жизнь! Ты убиваешь направо и налево, никому и никогда не каешься, а враги в страхе бегут с поля боя! – сказал он себе грозно, но вместо свирепости в душу упорно лезла печаль. –Пошёл, соб-бака!»
Лес не изменился, а вот Хог – очень даже. Квиддичное поле обзавелось ещё двумя трибунами: наверное, на матчи стало модным приглашать гостей. Кольца тоже заменили на какие-то дорогущие, из воронёного железа. Стукнешься – мозгов не соберёшь. Но игроки, небось, радовались, ненормальные. Он, помнится, как-то полночи отпаивал Джейми сливочным пивом, когда болван Роули исхитрился своей тощей задницей напрочь снести центральное кольцо Гриффиндора, и матч перенесли на месяц, аннулировав счёт.
«Надо железные ставить, как на чемпионате Европы! – горячился Джейми и ерошил без того спутанные волосы. – Гнилое дерево – и всё! Нет матча!»
«То-то вся команда Ирландии на колдофотках странно лыбится! – рычал перепуганный Сириус, немедленно представивший эти волосы сплошь залитыми тёмной, густой кровью. – Это школьная игра, уймись! Развлечение, одержимый!»
Теплицы тоже разрослись вширь и в стороны, оранжерея обзавелась роскошным куполом, а клумба перед главными дверями замка пестрела яркими цветами. Видать, Шляпа наловчилась отправлять к хаффам не только тихонь, но и упёртых работяг. То-то декан Спраут развернулась во всю мощь! Есть на что полюбоваться: дорожки обрамлены декоративным кустарником, газоны засажены какой-то могучей травкой – ни единой тропки не видать! Деревья красиво пострижены, плющ вьётся лишь по шпалерам и не трогает каменных стен, а под дальней Северной башней разбит молоденький розарий. Сириус с удовольствием принюхался: аптекарский огород, не видимый за громадой Астрономической башни, благоухал так, что в носу свербело. Красиво! Душисто!
Он чуть высунулся из стриженых кустов и взглянул на жилище Хагрида. Старая деревянная хижина тоже исчезла. На её месте красовался каменный домик под черепичной крышей – небольшой, но очень симпатичный.
А вот и сам Хагрид! Вышел на крыльцо, потянулся… А потом вдруг подозрительно огляделся и не по комплекции резво помчался в сторону леса. Вслед за ним с истерическим лаем кинулся какой-то пёс, и Бродяга от удивления едва не вывалился из кустов. Пёс? Вот так новость! И как теперь прикажете незаметно шляться по окрестностям?
«Загрызу! – неуверенно пообещал себе Сириус, представив мороку с сокрытием палатки не только от чужих глаз, но и от чуткого собачьего носа. – Кстати, куда это они? Неужто проклятая шавка уже что-то учуяла?»
Он прополз под кустами и торопливо захромал к лесу, на каждом шагу нецензурно поминая Боргина и его поганую решётку.
Шавка оказалась псиной до того трусливой, что в драку лезть не понадобилось. Почуяв Бродягу, большой и грозный с виду кобель отчаянно завыл-заскулил, задрожал и бросился Хагриду в ноги. Бродяга озадаченно встряхнул головой: хоть бы тявкнул, дурачина, в ту сторону, откуда опасность!
– Ну-ну, не шуми, – Хагрид остановился и потрепал дурного кобеля по загривку. – Хороший мальчик! Тихо-тихо, вот он я! Никто тебя не тронет, я уж всё им про тебя обсказал. Что пёс ты хороший и добрый, и что пугать тебя нельзя. Пуганый уже.
Хагрид горько вздохнул и взял пса за ошейник:
– Идём, проведаем их.
«Кого это?» – Бродяга бесшумно двинулся следом, уже не стараясь держаться подветренной стороны.
Трусливая псина жалась к ногам Хагрида и делала вид, будто за спиной нет никого, кто запросто мог бы разодрать глотку её хозяину. За палатку беспокоиться не приходилось, и Сириус повеселел.
Ушли недалеко – в рощицу, начинавшуюся сразу за хагридовым огородом. Зачарованная тропа Запретного леса эту рощу не пересекала, а ныряла за мшистые валуны и уходила дальше. Оно и к лучшему, поскольку Сириус уже устал и в очередной раз разбираться с сигнальными чарами ему не хотелось. Кстати, надо бы найти проходы, оставленные для Хагрида, чтобы каждый раз не ломиться сквозь «сигналки» с риском быть обнаруженным.
В рощице тоже имелась опушка – крохотная, почти сплошь огороженная грубо сколоченными жердями. И в этом загончике бродила целая дюжина – четыре тройки! – взрослых гиппогрифов.
Бродяга растерянно опустил уши. Гиппогрифы? В Хогвартсе? Новость за новостью!
– Желаю здравствовать! – Хагрид меж тем церемонно поклонился всем разом и захлопотал: заменил воду в поилке, подсыпал в кормушку сушёного мяса, порубленного кусочками, и переворошил сено на лёжках. Во время работы он рассказывал снисходительно внимавшим гиппогрифам, как им обрадуются детишки и как весело будет на уроках.
«Я бы обрадовался!» – Бродяга, не удержавшись, завилял хвостом. Летать на гиппогрифах было здорово, не то что на мётлах. Сильный зверь под седлом, ветер в лицо, расстилающаяся ковром земля далеко внизу – восторг!
Когда Хагрид и его дурной пёс ушли, Сириус обернулся человеком и проковылял к загону. Животные слегка заволновались, но Сириус низко поклонился и замер, давая им привыкнуть к себе.
Самый смелый и любопытный из них пробился вперёд и вытянул мощную шею, разглядывая человека. Сириус неторопливо распрямился и осторожно протянул руку навстречу. Гиппогриф заинтересованно склонил голову, а потом внезапно опустился на передние колени, приглашая седока.
Польщённый Сириус улыбнулся:
– Прости, не с моей ногой. Какой ты красавец! Можно тебя погладить?
Гиппогриф снова вытянул шею, и Сириус ласково погладил сизые, как у голубя, пёрышки над клювом. Он ещё некоторое время полюбовался гиппогрифами, а потом обернулся гримом. Животные на мгновение насторожились, но тут же успокоились.
«Хватит бездельничать, – подумал Сириус. – Иди ставить палатку и мазаться бадьяном».
Он, оберегая больную лапу, шагом тащился по тропе Флитвика и принюхивался к чарам, отыскивая проход в Запретный лес, когда ощутил знакомый, но невероятный здесь холод.
«Дементоры?! Откуда дементоры?»
Он припал к земле и зарычал в бессильной злости. Такого хода от своих поимщиков он не ожидал. Да и кто, пребывая в здравом уме, догадается пустить дементоров по следу беглеца?
«Скримджер и Боунс? Фадж? Кто-то ещё, кого я не знаю? У кого в этом грёбаном министерстве сгнили мозги?»
Словно в утешение, Сириус учуял-таки проход в сигнальных чарах и решил не забивать себе голову большой политикой. Кто бы ни свихнулся там, в министерстве, этот кто-то ничего не знал о дементорах и ничего не смыслил ни в людях вообще, ни в Блэках в частности.
В обличье грима Сириус для дементоров невидим, да и в Запретный лес эти твари не сунутся. В лесу им холодно и голодно, они не пожелают далеко уходить от замка, полного ярких детских эмоций.
Неизвестный недоумок прозреет, когда огребёт дюжину-другую проклятий от разъярённых жителей Хогсмида: кому охота проснуться в филиале Азкабана и шарахаться от каждой тени в родной-то деревушке? А потом настанет пора прогонять тварей назад (обожравшихся, а оттого сильных и наглых), и выяснится, что лишь Светлый лорд Дамблдор, вооружённый Старшей палочкой, может сделать это быстро и наверняка. Вот тогда-то кретин поймёт, отчего даже такие мрази, как Гриндевальд и Волдеморт, прибегали к помощи дементоров только в самых отчаянных для себя обстоятельствах.
Сбежавший из тюрьмы Блэк – обстоятельство так себе, на «удовлетворительно». Пока этот «страшный-ужасный» Блэк нигде не засветился и никого не тронул. Зачем при таком раскладе нужны дементоры?
«Нужны, дурак, – поучительным тоном поведал сам себе Сириус. – Даже простой до тупости Нотт пытается «спекулировать на ситуации». Топорно и неумело, явно с подачи Люци Малфоя, но пытается, долбак. Пришла пора очередной драчки в верхах, и вы с Гарри – просто повод изобразить Борьбу со Злом и под шумок провернуть несколько вонючих делишек. Похоже, профессор Дамблдор снова в оппозиции, и это хорошо. Ему будет недосуг пристально к тебе присматриваться».
Бродяга в раздумье почесал задней лапой за ухом, обернулся человеком, достал палочку и осторожно шагнул в проход. Вроде тихо. Вот и славно – нужно запомнить ориентиры и, отдохнув, на пробу пару раз сюда аппарировать.
Он снова стал гримом и поковылял к давешней опушке, где грустила по добыче тоненькая петля разряженного силка. Смеркалось, и стоило поторопиться с палаткой.
***
Середину следующего дня Сириус встретил в кустах у загона с гиппогрифами. Ночка выдалась хлопотной: он устанавливал палатку и обвешивал её всеми скрывающими и защитными чарами, какие только вспомнил, таскал воду из ручейка, обустраивал нехитрый быт и готовил ужин, который съел далеко за полночь. Встать пришлось на рассвете, чтобы обежать Хогвартс по границе щитов и убедиться, что дементоров нагнали прорву. Он насчитал не меньше полутора десятков тварей, а сколько их толклось поблизости от Хогсмида, решил даже не проверять. И так ясно, что до хрена, и нечего мечтать отбиться от такой толпы в одиночку.
Зато теперь он с чистой совестью дремал под охраной дюжины чутких зверей, которые не подпустят к себе незамеченными ни человека, ни зверя, ни тварь. Где-то в полдень гиппогрифы заволновались; он насторожил уши и уловил слабо доносившийся гомон, то и дело прерываемый взвизгами и хохотом.
«Большая перемена», – вспомнил Сириус, взглянув на подбиравшееся к зениту солнце, и невольно затосковал. Поваляться бы сейчас на мягкой травке газона, положив голову на колени Джейми, чуть-чуть поддеть Луни, гордившегося значком старосты, и утешить Питера, мимо которого этот несчастный значок пролетел, как бы бедолага Пит ни старался его заслужить.
«Жалко, что ли, было дать? – с неожиданной злобой вспомнил он Дамблдора. – Доверие к оборотню – это, конечно, круто, но Питеру было нужней! Сам вещал направо и налево, что всего можно достичь усердием, и парня усерднее Петтигрю Хог не видывал, а вот поди ж ты! Не власти и не славы искал Питер, видит Мерлин, ему обычное признание было нужно! Доказательства были нужны, что всё не зря. Годрик-заступник, как же мы с ним до этого дожили?»
Он уже хотел было заскулить, но гиппогрифы вдруг оживились, заклекотали обрадованно, зазвенели удерживающими их цепями. Бродяга поднял голову и услышал звуки шагов, чересчур тяжёлых и широких для человека.
«А вот и Хагрид! Время кормёжки, да? Может, сегодня ему навязаться тайным питомцем? Нет, рискованно. Для начала нужно убедиться, что Дамблдор никому не рассказал о Блэке-анимаге», – Сириус снова вытянул противно нывшую заднюю лапу и прикрыл глаза.
– Вы это… Пошли, что ль… – сильное волнение в голосе Хагрида заставило Бродягу вскинуться. – Вы того… С пониманием, ладно? Детишки всё-таки, да и урок самый-самый первый. А? Ладно?
Хагрид нежно взъерошил рослому сизому гиппогрифу, Сириусову знакомцу, пёрышки на шее и безо всякой опаски встретился с ним взглядом. Вровень, как ни один человек не сумел бы. Гиппогриф согласно курлыкнул и подставился под ласку громадной ладони.
«Ого! – Сириус с изумлённым уважением наблюдал, как Хагрид смело заходит в загон, треплет гиппогрифов по холкам, гладит крылья, раздаёт кусочки мяса и в одиночку – Мерлин всеблагой! – ведёт табун самых непредсказуемых и своевольных созданий, словно стадо обычных коров. Ну, если бы коров водили на цепях. – Он сказал, первый урок? Кто же там храбрый такой нанялся? Ни за что не пропущу!»
И он крадучись последовал за Хагридом и его подопечными.
***
Наблюдательный пост оказался на диво удобным: с одной стороны Сириуса прикрывали густые кусты орешника, а с другой – бок огромной тыквы, важно разлёгшейся в высокой траве.
Бродяга, понятно, разлёгся рядом и полюбовался на собственного крестника, который при виде приближавшегося табуна восхищённо ахнул, а потом отчего-то спрятался за спинами любезного племянничка и мелкого Нотта. Те, впрочем, тоже удержать равнодушные рожи не смогли, а Нотт ещё и выругался не хуже собственного папаши.
«Минус пять баллов, Слизерин! – мысленно потёр ладони Сириус. – Где профессор-то? Снимай баллы, торопыга, за ругань, а ещё хорошо было бы рассказать про «позоришь славный род»! Ну, где ты там? Покажись!»
– Так, о чём это я? – Хагрид накинул цепи поводков на громадную, наскоро сколоченную из нестроганых брёвнышек коновязь, и подошёл к студентам. – А! Книжки! Все поладили с книжками? Ну вот, я же говорил! Ласку всё сущее понимает, так-то! Гладить надо было!
Все студенты, за исключением Гарри, наградили Хагрида отнюдь не ласковыми взглядами, и Сириус смешливо вывалил язык. С его места прекрасно были видны свежие ранки и царапины у них на руках. Видно, трусов тут не водилось, и война с псевдо-нежитью велась всерьёз.
Точно! Студентов было две группки: одна красовалась в зелёных галстуках, а вторая – в красных. Сдвоенный урок Гриффиндора и Слизерина – вот так чудо! Кажется, директор Дамблдор, утомлённый вечными сварами, подошёл к разрешению стародавнего конфликта с неожиданной стороны. Интересно, но рискованно. Неудивительно, что профессор, не боявшийся гиппогрифов, на урок не торопился. Да где же он?
– Теперь это… – Хагрид растерянно почесал бородищу и промямлил: – Ну, в книжках там хорошо написано, сами потом почитаете. Умеете уже, да?
– Читать? – мерзким голосом отозвался племянничек и капризно выпятил нижнюю губу. – Я – несомненно. За остальных не поручусь.
Бродяга снова заулыбался: крестник немедленно пнул паршивца коленом под зад, а мелкий Нотт с лучшей папашиной улыбочкой резко двинул Драко локтем под рёбра. Н-да, Малфоев бить бесполезно, проще сразу кончать: гадский племянник даже не шелохнулся и оттопыренную губу на место не вернул.
– Малфой! Тебе не стыдно?! – громко возмутилась какая-то девчонка из гриффиндорцев с такими знакомыми интонациями, что Сириус невольно вздрогнул и внимательно к ней присмотрелся.
Нет, внешне ничуть не похожа, хоть тоже худенькая и невысокая. Не рыжая, без веснушек и вполовину не такая женственно-миловидная, но взгляд! Девица – сталь! Из таких вырастают деканы Макгонагалл! «Когда доживают», – загрустил Сириус и опустил голову на лапы.
– Если это был вопрос, Грейнджер, – противно растягивая гласные, выдал Драко, – то ответ отрицательный, а если утверждение, то я польщён!
Девчонка в негодовании фыркнула, а огненно-рыжий парень, стоявший с ней рядом и ужасно похожий на Гидеона Прюэтта, набычился и проворчал угрюмо:
– Заткнулся бы ты, Хорёк! А то…
Племянник ответил непристойным жестом, и Сириус в нетерпении огляделся. Да где же носит дракклова профессора? Самое время слупить со Слизерина ещё десять баллов!
– Дети, тихо! – запоздало вмешался Хагрид. – Рядом шуметь нельзя! Гиппогрифы, они… Нрав такой, что нельзя им поперёк ничего говорить или делать. Слушайте внимательно! Гиппогриф – зверь гордый! А потому…
Пока Хагрид втолковывал студентам азы обращения с гиппогрифами, Сириус потрясённо осознавал, что новый профессор-храбрец – сам Хагрид и есть. Кажется, новостей в Хогвартсе куда больше, чем показалось на первый взгляд!
«Значит, Хагрид знает обо мне? – думал он, пытаясь прикинуть все возможные варианты. – Профессор, надо же! Пролезть бы в учительскую и послушать, что тут делается! Так, не мечтай даже! Опасно!»
– Гарри! – обратился меж тем Хагрид к крестнику, и Сириус насторожился. – Хочешь погладить гиппогрифа?
– Нет! – Гарри решительно замотал головой. – Что-то я не готов, профессор Хагрид, простите.
– Гер-рой! – негромко сказал какой-то темнокожий гриффиндорец и удостоился пристальных взглядов племянничка и рыжего Прюэтта.
«Сын Молли? – размышлял Сириус, разглядывая рыжего. – Ни у Гидеона, ни у Фабиана детей не было. Значит, Уизли. Но ведь всё равно Прюэтт! Покойтесь с миром, ребята, жива ваша кровь!»
– А клички у них есть? – поинтересовалась самая мелкая и невзрачная из девчонок; гриффиндорский галстук был у неё отчего-то развязан и болтался на шее, как шарф.
– Знамо дело, есть! Этот – Клювокрыл, – заулыбался Хагрид, освобождая сизого знакомца от цепи, и осторожно подвёл его ближе к студентам. – Стойте там, не подходите пока. Кто-то ещё хочет?
– Я хочу! – выкрикнул ещё один гриффиндорец, рослый увалень с добрым лицом и печальными глазами. – Гарри, смотри, это совсем просто!
Крестник выглянул из-за спины Драко и ответил со вздохом:
– Невилл, ты его когти видел? Громадные!
– Пу-упс! – насмешливо протянул мелкий Нотт. – Да ты, никак, задумал подвиг! Ну-ка, ну-ка, яви нам дух Гриффиндора!
Будь на месте парня по имени Невилл сам Сириус, придурок Нотт уже схлопотал бы по роже и вызов на дуэль. Кажется, у рыжего тоже руки чесались, но он лишь взглянул в сторону гиппогрифа и молча покачал головой: мол, не время и не место.
Невилл же упрямо стиснул челюсти и медленно сделал пару шагов навстречу гиппогрифу, затем поклонился и дождался одобрительного шёпота Хагрида:
– Молодец! Ты ему нравишься! Вставай потихоньку, только в глаза не гляди!
Невилл выпрямился и осторожно дотронулся до огромного клюва.
– Смотри, Клювик, – сказал Хагрид, – Невилл у нас хороший парень, храбрый!
Клювокрыл тоже был храбрым парнем или чересчур засиделся на земле, потому что Невилл немедля удостоился приглашения покататься. Мальчишка на секунду растерялся, но дражайший племянничек разом покончил с его колебаниями, обратившись к Нотту:
– Насчёт духа Гриффиндора ты был прав! Сейчас учуем!
Секунда, и Невилл уже сидел верхом на гиппогрифе, неловко вцепившись в густое оперение на шее зверя.
Девчонки заохали, и Хагрид встревожено пробасил:
– Того… Это… Рановато для катаний! Ты не того… Не шевелись! Сейчас помогу спуститься.
Невилл молча мотнул головой, а Клювокрыл плавно поднялся с колен и взмахнул широченными крыльями.
Теперь забеспокоились и парни, а Гарри нервно произнёс:
– Невилл, хватит! И так два подвига подряд, прекращай!
– Хорош, дружище, слезай! – присоединился к уговорам рыжий Прюэтт. – Вдруг он… Что я бабке-то твоей скажу?
– Ничего, – угрюмо выдал Нотт. – Не успеешь потому что. Эй, Лонгботтом, я пошутил!
«Лонгботтом! Годрик, это же сын Фрэнка!» – ахнул про себя Сириус и, позабыв про больную ногу, вскочил с места, перекинулся в человека и выхватил палочку. Гиппогрифы не деревянные лошадки, неумёх не катают!
– Так себе шутка, каюсь! – продолжил Нотт. – Слезай, дурень! Хрен знает, кто эту тварюку объезжал, и неизвестно, когда и что она выкинет!
– Клювик хороший! – невпопад заступился за гиппогрифа Хагрид и снова обратился к Невиллу: – Рано, рано тебе ещё! Ты ж и на метле-то… Упал тогда, руку сломал, помнишь?
Видимо, аргумент получился неудачным, потому что Невилл закаменел лицом и похлопал Клювокрыла по шее:
– Летим!
Клювокрыл, красуясь, снова взмахнул крыльями, плавно подпрыгнул, завис, удерживая свой немалый вес магией, горделиво заклекотал и неспешно взмыл в небо.
Сириус выдохнул, убрал палочку и снова обратился гримом. Похоже, объезжал «тварюку» настоящий талант. Настолько вышколенного зверя Сириус ещё не встречал. Интересно, в этом табуне все такие? И где Хагрид их раздобыл? Вообще-то, подобное удовольствие должно было обойтись попечителям школы в несколько десятков тысяч галлеонов. Не иначе, профессор Дамблдор залучил в донаторы кого-то очень щедрого.
Меж тем Клювокрыл сделал круг над квиддичным стадионом и озером и приземлился так же, как и взлетал: медленно и осторожно, словно нёс на спине собственного птенца.
Разрумянившийся Невилл с волосами, взлохмаченными ветром, под восхищённые ахи девчонок и слегка завистливые возгласы ребят слез-упал со спины гиппогрифа, поклонился и засмеялся радостно:
– У меня получилось!
– О-бал-деть! – Гарри даже в ладоши захлопал, но тут же спохватился: – Ой! Прости, я забыл, что шуметь нельзя! Круто, Невилл! Очень круто!
Клювокрыл добродушно курлыкнул и легонько толкнул Хагрида клювом в спину – мол, дай вкусненького, раз уж я хороший. Хагрид утёр рукавом взмокший лоб, скормил гиппогрифу кусочек сушеного мяса и сказал с облечением в голосе:
– Обошлось! Молодец, Невилл! Это… Десять баллов, да! Только давайте остальных просто гладить, ага? Ежели вся дюжина на крыло встанет, я помру прямо тут! На месте!
Студенты засмеялись и пошли к коновязи гладить гиппогрифов. Все, кроме крестника и любезного родича Драко. Гарри просто уселся на травку и показал большой палец Невиллу, объяснявшему симпатичной белокурой девчонке, как именно надо кланяться. Девчонка жеманно надувала губки и испуганно ойкала, но видно было, что она из тех, кто при нужде и цербера оседлает. Невилл, заметив одобрительный жест, осёкся и сильно покраснел, а Сириус мысленно присвистнул. Мистер Поттер у нас, оказывается, сердцеед!
Драко неприязненно скривился и громко сказал:
– Что-то маловато баллов за подвиг! Может, это и не подвиг вовсе?
– Уймись, – негромко посоветовал ему крестник. – Не порть человеку момент.
Но племянничка уже понесло, и Сириус снова напрягся.
– Это просто тупая порченая скотина, как и все прочие питомцы нашего уважаемого профессора!
«Минус пятьдесят баллов за гнусную издёвку в слове «уважаемый»!» – подумал Сириус и горько вздохнул. Племянник ревновал, бедняга. Ревновал дико, до потери лица. Интересно, сам Сириус так же жалко смотрелся, когда говорил гадости девице Эванс?
– Ну если уж с этим справился слюнтяй Пупс… – сказал Драко, сбросил с плеча сумку и вдруг быстро подошёл к Клювокрылу. Неправильно подошёл – лоб в лоб, будто желая напасть. После такого кланяться было бесполезно, но придурок Малфой, кажется, и не собирался.
Зверь, испуганный резким движением, встал на дыбы и лишь чудом не повалил Хагрида.
– Тихо-тихо, мой хороший! – Хагрид попытался успокоить зверя ещё одним кусочком мяса, но теперь сглупил крестник.
– Драко, нет! – завопил он во всю глотку, вскочил на ноги и побежал прямо к Клювокрылу – надо думать, выручать белобрысого кретина Малфоя.
Каким бы дрессированным умницей ни был гиппогриф, внезапный переполох отключил его несложные мозги. Он издал грозный клёкот, а потом пронзительно завизжал, опять встал на дыбы и пошёл в атаку. Хагрид, не тратя больше слов, повис на ошейнике Клювокрыла, и только поэтому дражайший родич Малфой не был разрублен на четыре части страшными кривыми когтями.
Драко упал ничком. Видно, ему достало ума притвориться мёртвым, но Клювокрыл на эту уловку не купился и снова завизжал, впустую полоснув когтями воздух, потому что Хагрид всё ещё удерживал его на месте.
Зато купился крестник. Он выкрикнул непристойное слово и, не обращая внимания на беснующееся рядом животное, принялся ощупывать «тело» Малфоя. «Тело» мигом ожило, с похвальной прытью рвануло под защиту ближайших кустов и потащило за собой отчаянно сквернословившего спасителя.
Всё произошло в один миг, никто из студентов даже понять ничего не успел. Сириус же испугался, что вот-вот взбесится весь табун и половина третьего курса навечно упокоится на этой полянке.
«Палочка! Не успею! Они стайные! Нужен враг!» – он выскочил из кустов и завыл так громко, что чуть сам не оглох.
Инстинкты гиппогрифов не подвели. Табун взвился в воздух, чтобы сверху толпой расправиться с напастью. Взлетели невысоко: Хагрид снял цепь только с Клювокрыла. Зато дети сообразили, что урок стал опасным, и бросились врассыпную.
Бродяга зарычал на парящего над полянкой Клювокрыла и помчался прочь, уводя разгневанного зверя подальше от студентов. Сзади донёсся рёв Хагрида: «В Больничное крыло! Быстро! Все остальные – бегом отсюда!»
«Говнюк, он всё-таки подставился!» – подумал Сириус и повернул к лесу. Под защитой деревьев он обернётся и постарается успокоить Клювокрыла. Бедный гиппогриф не виноват, что некоторые люди такие дураки.
Сбежать с урока не получилось.
Зануда Ургхарт, раздражённый девчачьими ссорами, увязался за Теодором, отобрал у него расписание третьего курса и выяснил, что весь курс, включая девчонок, записался на уроки ухода за магическими существами.
На мгновение Теренс завис и недоверчиво оглядел Панси, Дафну и Милли.
– Тоже из-за Поттера подались в монстроборцы?
– Сами! – Дафна, видно, решила, что терять ей уже нечего, и дерзко вскинула голову. – Потому что!
Панси дёрнула подругу за рукав и выдала умильную улыбку:
– Не слушай её, Терри. Мы ведь не в Запретный лес собрались. Интересно же посмотреть на всё, что не куры и не овцы. Ну, Терри, не сердись, пожалуйста!
– Малахольные, – помолчав, припечатал Теренс и обратился к смутившейся Миллисенте: – Будешь командовать бабской ватагой. Держитесь вместе и поблизости от Теодора. Ясно?
Милли покраснела и кивнула.
– Не слышу! – рявкнул префект, а проходившие мимо старшие девушки разом возвели глаза к потолку.
– Я – командир! – послушно отозвалась Милли. – Ближе к Нотту.
– Молодец! Книжки эти ваши траханые где?
«Траханые» книжки, оказывается, вчера успели отличиться. Вечером, пока Гарри отсыпался после приключения с дементором, штук пять чудовищных книг сбежали из дортуаров и затеяли грызню. Растащить их сумели не сразу, и префекты извели бутыль бадьяновой настойки на пострадавших миротворцев. Возмущённые старшекурсники порывались идти к Дамблдору немедленно, но были высмеяны явившимся на шум деканом.
– Так и скажете Великому светлому волшебнику, что последний оплот идей чистокровия можно затравить кусачими книжками? Что ж, не смею задерживать.
Снейп взметнул полами мантии и унёсся, а любители колдозоологии и увлекательных лекций-воспоминаний ушедшего в отставку профессора Кеттлберна поняли, как крепко встряли.
Теренс, видимо, тоже принял насмешку декана близко к сердцу, потому что наградил третьекурсников мрачным взглядом и по-снейповски скрестил руки на груди.
– Так это… – Винсент пристыженно вжал голову в плечи. – Кусаются же, сволочи! Мы их вчера покрепче ремнями перевязали и больше не трогали. Как с этим кошмаром на уроки ходить?
– Мне какое дело? – прошипел Ургхарт и зло сузил глаза. – Урок через полчаса всего! Бегом за книгами! Живо!
Делать нечего, побежали. Парни забрали сумки девчонок и неспешно потрусили по центральному коридору, чтобы «бабская ватага» не отстала. Гарри бежал предпоследним, а замыкал цепочку Хорёк, успевавший ещё и огрызаться на шуточки, сыпавшиеся со всех сторон.
Добежав до лестницы в подземелья, Тео Нотт остановился, показал непристойный жест в сторону Большого зала и буркнул угрюмо:
– Ещё я к Хагриду не бегал! Пошли нормально, времени навалом. Терри, зараза! Я сладкого взять не догадался!
– У меня в спальне домашний тортик припрятан, – новоиспечённый командир Миллисента перевела дух и добавила: – Так и быть, поделюсь.
– О прекрасная дева, благословенны будут доброта твоя и щедрость! – дурашливо заголосил Блейз и чмокнул Милли в щёчку. – Большой тортик-то?
– Всем хватит, – заверила Милли и улыбнулась. – Мальчики, понесёте моё чудовище? Я его даже связанным в руки брать боюсь!
Винс и Грег закивали, а Драко цокнул с досадой:
– Какие ещё торты? Накрылся наш пикничок!
– Пикничок? – заинтересовались девочки. – Когда?
– Никогда! Мы с урока хотели смыться потихоньку, а теперь твой Ургхарт, – Драко обвиняюще ткнул пальцем в Теодора, – обязательно об этом узнает!
– Чего это он мой? Мне одному столько счастья много! Девчонки, а слухов нет, что по нему сохнет какая-нибудь…
– Дура, – мрачно закончила фразу Дафна. – Смеёшься? Это кем надо быть, чтобы в такого гада влюбиться?
– Ничего не гад! – возмутился Теодор. – И боец отличный, только зануда малость. Его бы девчонкой какой отвлечь, чтобы чуть-чуть отдохнул от префектовых забот.
Панси и Дафна хором фыркнули, а Милли покачала головой:
– Девочку жалко. Может, мальчик какой-нибудь есть… Ну… Сирота, например?
– Пьюси! – расплылся в ехидной улыбочке Хорёк, а Миллисента сердито нахмурилась и погрозила ему пальцем.
– Терри больше по девчонкам, – помотал головой Тео. – Парня подсунуть без шансов – сразу строить начнёт.
– То-то, смотрю, Флинта застроил, – проворчал Винсент. – Теренс нормальный. Порядок любит. Я тоже люблю.
– Порядок или Ургхарта? – хохотнул Грег и заработал от друга хороший тычок локтем. – Да ладно, не дерись. Порядок, я понял.
– А вы додумались, – не унимался Винс, – сбежать с первого же урока дамблдорового дружка! Мозги за лето растеряли, что ли? Дракон, ты раньше аккуратней был в таких делах. Не видишь, что у нас в профессорах грифферов теперь дофига? Скоро на квиддичную команду хватит!
– Пятеро, – подсчитал Грег. – Директор, Маккошка, Хуч и двое новых. Флитвик из Рейвенкло, ясное дело. Синистра и Вектор тоже из умников, да? Наш декан понятно откуда. Остальные – хаффы.
– Шестеро, – возразил Винс. – Тётка по магловедению. Бойкая, говорят, тётка. Работала в министерстве. Болтали, будто у неё с самим Фаджем конфликт вышел. Что-то там ей антимагловское померещилось, и понеслась. Поттер, ты в высшем обществе пол-лета отирался. Ничего не слыхал интересного?
Гарри помотал головой:
– Можно подумать, при мне много разговаривали. Фадж точно не докладывался.
– А что так? Герой же вроде. Спаситель.
– Сплетни не слушали? Не с его новым «папой», – хмыкнул умница Драко. – Вышел наш Поттер из доверия у всех разом. Отстаньте, а? Видите же, и так сам не свой.
Он взял Гарри за руку и пошёл совсем рядом, притираясь плечом. Гарри благодарно кивнул и сжал его пальцы покрепче.
Говорить не хотелось. Вернее, хотелось, и ещё утром Гарри с удовольствием поучаствовал бы в общем разговоре. Однако после странной отключки на прорицаниях настроение снова испортилось. Его одолела тревога, и в душе поселилось ощущение, что он…
«Иду над пропастью, – мрачно процитировал Гарри про себя очередную фразочку из маминых нескончаемых сериалов. – Выражение избитое и дурацкое, но чертовски верно отражает ощущения. Я выше нашей яблони во дворе никуда не забирался. Ну, без лестниц и лифтов, в смысле. Но отчего-то точно знаю, как чувствует себя человек, заглянувший в пропасть: руки трясутся, дыхание перехватывает, живот подводит и очень-очень хочется спрятаться куда-нибудь, где сразу не найдут и откуда не скоро достанут».
Беспричинной тревогу назвать было нельзя. Причин паниковать набралось в избытке: Сириус и его самоубийственный план примирения с директором, сам директор и его клыкастый протеже Люпин, оскорблённый министр Фадж и свора дементоров с чужой Изнанкой, такой же любопытной, как наша, но и близко не такой же милой и отзывчивой. Вдобавок где-то болтался неупокоенный дух гадского Лорда и парочка ненайденных хоркруксов – та ещё проблема. Короче, причин спятить от беспокойства хватало. Но почему его накрыло посреди обычного учебного дня, когда ничего толком не случилось?
«Над пропастью? Серьёзно?» – хрипловатый смешок Нотта раздался в голове до того явственно, что Гарри вздрогнул и пристально уставился на Нотта-настоящего. Нет, тот не смеялся и вообще молчал. Отлично, теперь ещё и слуховые галлюцинации добавились. Итак, что ты хотела сказать, галлюцинация с голосом Тео?
«Когда живёшь в горах, глупо бояться высоты, – охотно ответила галлюцинация. – Помнить о ней нужно, но бояться – нет. Да, ты вырос на равнине, и ещё недавно всё здесь казалось тебе чужим. Но ты привыкаешь, верно? Человек так устроен: если не помер – значит, привык. Тут повсюду пропасти, чего их бояться?»
Гарри не удержался и потёр лоб на месте бывшего шрама. В чём-то бесшабашная галлюцинация была права, но к своим опасениям тоже стоило прислушаться: папина фраза об «ураганном сценарии» не выходила из головы.
Если принять за истину способность некромантов ломать и запутывать вероятности, то пришла пора учиться сводить в ноль своё участие в любых делах. Иначе ахнуть не успеешь, а ты уже режиссёр какого-нибудь боевика или ужастика с «ураганным сценарием».
Гарри вспомнил Сириуса с категоричным: «Молчи и не лезь!» – и снова потёр лоб. Вообще-то настоятельный совет крёстного касался общения с директором Дамблдором, но, если поразмыслить, годился на все случаи жизни. Как и просьбы Сметвика сидеть тихо, которые Гарри игнорировал два года подряд. Не специально, просто так получалось. Никак было не определить, «тихо» он сидит или не очень.
С разъяснениями Сириуса стало немного понятней. Кажется, в его, Гарри, случае, «сидеть тихо» – это умерить инициативу до жизненно необходимого минимума. В туалет, например, всё-таки ходить самому.
В молчании тоже стоило бы попрактиковаться, чтобы не провоцировать на какие-то действия ни себя, ни собеседника. На Трелони он зачем сегодня напал? Дура и дура, возьми и молча пройди мимо. Но нет, наш герой Поттер открыл рот и ни с того ни с сего заполучил потенциальный конфликт с профессором прорицаний: нужного и важного, как оказалось, предмета. Прорицания – это ведь не только чаинки в чашке, но и изучение тех самых вероятностей.
«Ты идиот? – спросил Гарри у себя и сам же себе ответил: – Надеюсь, не безнадёжный».
– Драко, – прошептал он тихонько, пока ребята с руганью вытаскивали из шкафов чешуйчатые книги. – Ты меня прикроешь на уроке? Кажется, на сегодня свар с преподавателями достаточно. И это… Вообще прикроешь? Немножко.
Малфой задумался на целых три секунды и прошептал в ответ:
– Хочешь уйти в тень? Давно пора. Прикрою, Поттер, а как же. Твоя книжка где?
– В сумке лежит. Смирно. Это проблема, да?
Драко продемонстрировал россыпь синеватых отметин на предплечье – следы залеченных бадьяном ранок – и с отчётливой завистью фыркнул:
– Ремнем потихоньку перевяжи и вели ей пошипеть и пощёлкать. Сойдёт за нормальную.
Гарри кивнул и полез в шкаф.
Не сказать, чтобы книженция осталась довольна связыванием, поэтому яростное «клац-клац» было вполне искренним. Холщовая сумка мгновенно украсилась дырочками от вздыбившихся шипов, а Драко покачал головой и продемонстрировал свою сумку для бешеного учебника – из толстой кожи с массивными застёжками.
– Я подумывал сейф для этой гадости заказать, – сказал Блейз и поправил кудри, растрепавшиеся во время возни с книжкой. – На колёсиках.
– Отчего же не заказал? – спросил Нотт и метнул огненный шарик в книжку Грега, нипочём не желавшую упаковываться. Та злобно-обиженно заклацала, но шмыгнула в сумку.
– Много чести! И потом, я чую, что над нами подшутили.
– Над нами – это над кем?
– Над теми, кто правильно реагирует на агрессию, – хмыкнул Блейз. – Я не выяснял специально, но хаффы вроде на пополнение библиотечного фонда не жаловались.
– Мне эту хрень поцеловать, что ли? – прорычал исцарапанный Грег и пнул сумку с укрощённой книжкой; Гарри едва успел прикусить язык и не заорать, чтобы не ломали классные игрушки.
– А давай! – воодушевился Тео и снова пульнул огнём – на сей раз в сторону книжки Винса. Его собственная лежала смирно, но встопорщенные шипы воинственно торчали сквозь сильно потрёпанную холстину сумки. – Хочу поглядеть на настоящий подвиг!
– Иди ты! – обиделся Грег. – Слушайте, надо бы девчонкам помочь!
– И под это дело узнать пароль в девчачьи спальни! – Тео азартно потёр полыхавшие ладошки и зубасто ухмыльнулся. – Вперёд, Гриф… Да блядь! Я это… Само просто вырвалось!
– Ренегат, – буркнул помрачневший Блейз. – Во всех смыслах.
– Кто?! Забини, да я тебя…
– Вперёд, Слизерин, но с оглядкой! – светским тоном прервал Теодора Драко, закинул сумку с чудовищной книгой на плечо и взял Гарри за руку. – С разведкой, обозом, боевым охранением и загодя подкупленными заставами по пути!
***
Само собой, бежать за Хогвартс-экспрессом он не стал.
Бродил по Косому, выжидая время, пока Гарри и семейство Арчи отбудут на вокзал; прибежал в «Дырявый котёл», от души повыл под запертой дверью одиннадцатого номера и с удовольствием послушал проклятия в свой адрес от собравшихся в зале гостей и постояльцев. Затем с грустным видом слопал здоровенный кусок сырого мяса, который толстуха-кухарка швырнула ему в сердцах: «Да заткнёшься ты когда-нибудь, мордредово отродье?!» – запил молоком, нахально выклянченным у какой-то старухи в шляпе с маргаритками, улёгся у камина и печально уставился на огонь.
– Тоскует, – единогласно постановило собравшееся в зале общество.
– А уж я-то как тоскую! – сквозь зубы поведал старикашка Том. – Пять фунтов наилучшей вырезки!
– Из жалованья вычти, – посоветовал здоровяк в лохмотьях дуэльной мантии, которого Бродяга раньше здесь не видел. Егерь, что ли, к осени из лесу выбрел да мимо дома сразу в кабак?
– Ага, – трактирщик опасливо покосился на щелястую дверцу, ведущую в кухню. – Она потом эти пять фунтов в натуре вычитать примется, а у меня лишнего-то и одного не наберётся.
– Такая могёт! – хохотнул здоровяк. – Тогда ты с неё – натурой! Делов-то!
– Охальник! Как язык только не отсох нести похабщину! – вяло возмутился Том и снова метнул косой взгляд в сторону кухни: на сей раз задумчивый.
Сириус прикинул, что времени у него навалом: поезд прибудет в Хогсмид лишь вечером. Стоило использовать это время с толком, и он снова завыл во всю глотку.
– Поди прочь! – топнул ногой трактирщик, но из-за стойки выползти не посмел. – Кыш, дурная псина!
«И тебе счастливо оставаться!» – фыркнул Сириус, напоследок выдал самую душераздирающую руладу, от которой перекосило даже егеря-оборванца, и выскочил в заднюю дверь. Дождался, пока какой-то парень (маглорождённый, судя по испуганному: «Чёрт подери, ну и зверюга!») откроет проход в Косой, побегал туда-сюда, подвывая встревоженно, пометался между лавок, заглянул во все щели между домами, обежал раза три по кругу крошечную площадь перед Гринготтсом, уселся посреди неё и снова завыл.
– Вот же горе! – сочувственно сказала проходившая мимо тётка из «Волшебного зверинца». – Всё-таки привязался! Иди сюда, лохматый! – она полезла в сумку и достала сверток, пахнувший копчёным мясом. – На-на, собачка! Идём со мной! Давай, милый, идём!
«Не в этот раз, мэм!» – Сириус встряхнулся и помчался назад, в «Дырявый котёл». Пробежал через арку, оттеснив какого-то толстячка в бархатной мантии, под ругательства трактирщика вновь повыл в зале, а потом ломанулся в парадную дверь.
– Куда, дурак?! – крикнул вслед старикашка Том. – Там маглы! Убьёшься!
«Сам дурак», – попрощался с ним Сириус и длинными скачками понёсся вдоль улицы, стараясь не обращать внимания на смрад от машин и панические вопли маглов: «Без намордника! Где хозяин? Бешеный! Позвоните кто-нибудь в полицию!»
Он добежал до какого-то кафе, обогнул его и обернулся человеком.
Магл в переднике, куривший на низеньком крыльце, икнул и выронил изо рта сигарету.
– Прости, мужик! – пробормотал Сириус и шарахнул в магла Конфундусом, а пока тот очумело мотал башкой, аппарировал на Гриммо.
Чёрная дверь распахнулась, едва он коснулся дверного молотка, и газовые светильники в прихожей зашипели, разгораясь. Сириус привалился спиной к двери и поморщился, глядя на возникшего на лестнице Кричера:
– Чего тебе?
– Негодный хозяин не помер? – деланно удивился Кричер, повернулся спиной и поплёлся по лестнице вверх. – Бедная моя хозяюшка! Её любимый дом, видишь ли, нехорош для паршивого щенка, позабывшего уют родных стен! Безмозглый юнец готов сдохнуть в канаве, лишь бы не возвращаться сюда! Хозяюшка явила великую милость, не отказав негоднику в приюте, но разве сорняк под великим древом может оценить благословенную тень?
– Может, – буркнул Сириус угрюмо и отлепился от двери, – но не хочет. В доме должна быть пространственная палатка. Помнишь, отец её доставал на чемпионаты по квиддичу?
– Палатка, – не оборачиваясь, проскрипел Кричер. – Слышите, хозяюшка? Он будет жить в палатке, а не в доме, где его всегда любили. Незаслуженно любили.
– И защитные амулеты, – добавил Сириус. – Все, какие есть. Я не нашёл в прошлый раз. Кричер, очень нужно!
– Она стучала, – не слушая Сириуса, скрипел Кричер. – Долго стучала, изрезала руки в кровь. Она плакала. И я плакал по другую сторону двери. Кем нужно быть, чтобы не пустить на порог родную кровь? Паршивец! А ведь его самого впустили, негодного мальчишку!
– Нарцисса опять ломилась, что ли? – встревожился Сириус. – Вот же упрямая баба! Кричер, старый ты пень, хоть изрыдайся весь, а помогать не смей! Рано ей сюда, понял? Целее будет эта дракклова родная кровь! Кричер!
Вредный домовик всхлипнул, щёлкнул пальцами, зажигая свечи в громадной люстре, и зашаркал куда-то в сторону библиотеки.
– Палатка и амулеты! – крикнул вслед Сириус, плюхнулся на пыльный диван и с силой потёр лицо, продумывая варианты. Как ни крути, но засветиться в собственном облике придётся. Вряд ли в доме есть серьёзные припасы, да и отвлечь авроров от Хога было бы славно.
– Вот! – задумавшийся Сириус вздрогнул от громкого хлопка, с которым проклятый домовик объявился в гостиной. – Палатка! – слежавшийся тряпичный ком шлёпнулся у ног. – Амулетов нет!
– Как нет? – изумился Сириус. – Всегда были!
– Война была, – хмуро ответил Кричер. – Кончились.
– Блин! – Сириус невольно усмехнулся, поняв, что подцепил забавное ругательство от Гарри. – Деньги хоть есть?
Кричер недовольно насупился и полез за пазуху. На грязной ладошке сиротливо покоилось три галлеона и восемь сиклей.
– Это всё?! Тоже кончились? Кричер, старый брехун, чтобы истратить маменькин счёт, нужно девять войн с Гриндевальдом или три войны с Мордредом!
– В банке, – Кричер недобро прищурился и спрятал деньги. – Там, где паршивый наследник их не спустит на дурные траты!
– Отлично! – скрипнул зубами Сириус. – Кого бы ограбить? За Нарциссу выкуп взять с её гадского муженька?
Кричер затрясся то ли от страха, то ли в негодовании, но смолчал и замер, опустив дурную ушастую башку.
Сириус вздохнул и попытался развернуть палатку. Из складок грубой ткани с противным писком посыпались докси, мгновенно разлетелись по гостиной и забились в шторы. Он ошарашенно выругался, глядя на многочисленные дыры в безнадёжно испорченной палатке.
– Так, – на мгновение пришлось прикрыть глаза, унимая желание оторвать ленивой скотине Кричеру тупую башку. – Доксицид тоже кончился? На войне, небось?
Кричер встал в позу и открыл было рот, но Сириус взял его за грудки и встряхнул так, что у дракклового домовика клацнули зубы.
– Дом моей драгоценной маменьки и твоей любимой хозяюшки всегда был местечком поганым и неуютным. Но здесь было чисто и вредителей не водилось. Твоя вина, что дом превратился в хлев!
– Кричер старенький! – захныкал струхнувший домовик. – Кричеру тяжело!
– Ясно, тяжело, – кивнул Сириус. – Старой ушлой жопе Кричеру всегда было тяжело работать честно. То ли дело таскаться следом за любимой хозяюшкой и пиздеть не затыкаясь! Про величие вещать! Уши греть повсюду и доносить на всех!
Он снова тряхнул домовика и промолвил так ласково, как только получилось:
– Отцовские покои – до блеска! Так, чтобы можно было принять самого Мерлина! Всё – спальня, уборная, ванная, кабинет – до блеска! Вход скрыть чарами и прикрыть портретом гада попротивнее на твой выбор. Ясно?
– У негод… У хозяина будет гость? – не открывая зажмуренных в страхе глаз, пролепетал домовик.
– У негодного домовика будет новый хозяин, – сказал Сириус, отпустил Кричера и снова задумался. – Не уверен, что тебе можно довериться, но больше и некому. Слушай внимательно, ты, позор своего народа! У меня есть крестник. Сын Джейми.
– Сын Предателя рода и поганой грязнокровки? – встрепенулся Кричер, и Сириус с наслаждением отвесил ему оплеуху.
– Сын моего любимого и достойнейшей женщины, отдавшей жизнь за спасение своего ребёнка. Особенного ребёнка, старый ты дурак! Гарри – некромант.
Кричер на мгновение замер, а потом выпучил крохотные для домовика глазки, засипел что-то непонятное и рухнул на узловатые колени.
– В обморок ещё свались, и я тебя точно прибью, – пообещал ему Сириус и пнул ком тряпья, когда-то бывший отличной палаткой. – Я мальчику защиту пообещал и гостеприимство, а здесь его ждут дурной лодырь-домовик, грязь, паутина и докси. Неудивительно, если он побрезгует этим, с позволения сказать, домом. Получается, я вырвался из Азкабана, чтобы опозориться перед Повелителем.
– Хозяин – крёстный Повелителя! – Кричер потрясённо на него таращился и вставать с колен не спешил: – Моя хозяюшка! Хозяюшка не дожила до своего счастья! Её первенец вернулся! По-настоящему вернулся, в разуме! В разуме и во славе!
«Слава Мерлину, что не дожила, и хрен тебе, а не «первенец»!» – подумал Сириус, но промолчал, сурово сдвинув брови.
– Что угодно молодому хозяину? – залебезил паршивец Кричер.
– Гарри в Хогвартсе. Я должен быть рядом. Скрытно, – сказал Сириус. – Для того и нужна была палатка, дурень. Твоими трудами, тупица, я буду теперь жить в акромантульей норе, если сумею выгнать акромантула.
– Кричер может аппарировать хозяина в банк! Не по-человечески, а по-нашему! Прямо перед хранилищем! Вот! – Кричер снова пошарил за пазухой и вручил ему ключ от сейфа, а потом опустил голову и шмыгнул носом: – Кричер очень виноват. Кричеру следовало слушать хозяюшку и отдать ключ сразу.
– В банк! – Сириус встал с дивана и дёрнул домовика за ухо, вынуждая подняться с колен. – Меня – сколько угодно, но вздумаешь обижать Гарри, я тебя достану даже из чертогов Мордреда! Ясно?
Кричер энергично закивал, тряся седыми ушами, ухватил его за руку и щёлкнул пальцами, аппарируя.
Скрыть поход за деньгами не удалось: перед хранилищем толклась группа гоблинов, менявших шпалы.
Завидев Сириуса, они замерли неподвижно, и морды у них зазеленели пуще весенней травки.
– Глава Благороднейшего и древнейшего семейства Блэков с частным визитом! – важно выдал чокнутый Кричер и подобострастно поклонился, указывая на дверь хранилища.
– Не сдадут? – поинтересовался Сириус у домовика, зашел в сейф и присвистнул: золота прилично убыло, если верить детским воспоминаниям. Хорошо, если осталась половина. – Война?
– Своим непременно сдадут. Людям – нет. Наверное, – ответил Кричер и погрустнел. – Война, да. Взятки в министерство. Похороны. Много похорон.
– Ладно, – он набил кошель золотом и достал палочку на случай, если у входа нарисуются стражи банка. Кто знает, до чего договорились министерство и Гринготтс за прошедшую дюжину лет.
Однако обошлось. Стражей не было, рабочие тоже исчезли, оставив раскуроченные пути, а у двери маялся перепуганный клерк с официального вида свитком. Трясясь и заикаясь, гоблин сообщил, что Гринготтс не желает встревать в людские войны. Не угодно ли будет уважаемому клиенту пользоваться отделением, расположенным в магловском Лондоне?
– Угодно! – сухо ответил Сириус и принял свиток. – Надеюсь, мой визит останется тайной для министерства.
– Мы тоже надеемся, – тоскливо поведал клерк и с намёком взглянул на Кричера: мол, хватай хозяина, презренное создание, и уматывайте оба поскорее.
Дома Сириус нашёл отцовскую мантию для выходов, поскольку соваться в то место, куда он собрался, в обычных шмотках было бы самоубийством, и распихал по карманам и кармашкам золото из кошеля.
– Сидишь здесь, драишь отцовские покои и ждёшь вестей, – на прощание велел он Кричеру. – Может быть, Гарри придёт один. Примешь его как подобает и не посмеешь перечить ни в чём!
– Один? – понурился Кричер. – Хозяин?
Сириус отмахнулся, вышел из дома и аппарировал в Лютный.
***
Лавка «Боргин и Бэркс» находилась там же, где и прежде – на первом этаже мрачного каменного домишки с замшелыми стенами. Поговаривали, что когда-то одного из Бэрксов одолело тщеславие, и он пожелал выкупить для лавки новый красивый дом в Косом. Однако тамошний бомонд встал насмерть, не желая допускать «старьёвщиков» в свои ряды, и сделка не состоялась.
С тех пор прошло лет сто, нравы стали много проще, но лавка осталась в Лютном и превратилась в эдакую пещеру дракона из магловских сказок. Плевать, что большинство книг и побрякушек в любом другом месте обошлось бы вдвое дешевле – «подвиг» был важнее. Цивилы, необычайно гордые тем, что сумели пройти в жуткий переулок и остаться в живых, на цену не смотрели и охотно расставались с золотом. Мол, только так можно раздобыть настоящие амулеты и годные книги.
Сириус вспомнил, как они с Джейми и Питером в первый раз сюда попали, и грустно улыбнулся. Встреть он сейчас, взрослый, этих дурных юнцов, от души похохотал бы. От старой кирпичной арки, разделявшей Лютный и Косой, до лавки Боргина было рукой подать, и местное отребье ни за что не посмело бы пугать клиентов самых богатых барыг магической Британии. Вполне можно было идти прогулочным шагом, а не топать боевым порядком, беспрерывно озираясь в поисках опасностей. Они тогда ещё купили какую-то ерунду, чтобы не уходить с пустыми руками – оберег, что ли. Достался он, понятно, Хвосту, и Питер хвастался потом перед ахающими в восторге девчонками: «В Лютном? У самого Боргина? Годрик, какое безрассудство!»
Однако водились у скаредных жмыров вещички и посерьёзнее, за владение которыми светила отсидка в Азкабане. На витрине, разумеется, они не лежали, а приобретались после долгих-долгих переговоров через надёжных посредников. Ещё Боргин и Бэркс скупали родовые артефакты у обедневших семейств и, по слухам, имели неплохую библиотеку по запрещённым магическим искусствам.
Впрочем, ничего такого Сириусу нужно не было, но не идти же за палаткой и щитами в Косой! Аппарировал он с палочкой наизготовку. В этой части Лютного авроры ходили свободно, а ещё наверняка держали соглядатаев. Случайных же свидетелей Сириус надеялся сбить с толку отцовской мантией: небедный цивил, спрятав рожу под глухим капюшоном, чешет за амулетом для потенции.
Ему повезло. Улица была пустой, а если кто и пялился из окон, то пусть себе и дальше пялится. Колокольчик над дверью негромко звякнул, а в горах барахла, как попало наваленного на полках, что-то пискнуло и зажужжало.
– Чем могу помочь? – За прилавком торчал сам Боргин; в руке он держал походную жестяную кружку с каким-то травяным отваром. – Вас интересует что-то конкретное или вы просто желаете…
Сириус молча откинул капюшон. Барыга, позеленев хлеще давешних гоблинов, осторожно поставил кружку на стол и попятился, показывая раскрытые ладони.
– М-мист… М-милорд! Как… Ик! Как… Какая честь!
– Немалая, полагаю, – он неприятно усмехнулся и кивнул на по-прежнему жужжавшую кучу товара. – Отыщи-ка мне этот вредноскоп! Редкая, видно, калибровка.
Боргин мелко закивал, бочком выбрался из-за прилавка и, нервно оглядываясь, принялся копаться в завалах.
Сириус же взмахом руки подвинул к себе кресло для важных посетителей и уселся, нахально вытянув ноги.
– Не суетись, – благодушно посоветовал он Боргину, – а то оставишь в своём же товаре пару пальцев. Палатка ещё нужна. С большим баком для воды в ванной.
Боргин замер, а Сириус снова усмехнулся. Палатка означала отдых на природе, а слухи об охоте на Гарри Поттера резко сокращали список живописных мест.
– Если прикидываешь, оставлю ли я тебя в живых, то правильно прикидываешь, – Сириус напоказ зевнул и потянулся. – Объяснять пользу молчания?
Боргин яростно замотал головой, наконец-таки выхватил из кучи дребедени жужжащий волчок и спросил, жмурясь от собственной храбрости:
– Не угодно ли чаю? А палатка найдётся, милорд! Непременно! Что-то ещё?
– Стандартные щиты. Десятка хватит. Ах да, аптечка! Обычная, егерская. Всё, пожалуй. Чаю не хочу, спасибо.
Боргин торопливо метнулся куда-то в дальний угол лавки и через минуту приволок аккуратно свёрнутый тючок с палаткой. Затем он сгрёб все щиты с витрины и ссыпал в холщовый кошель. Неугомонившийся волчок вредноскопа упал туда же, и барыга заискивающе-выжидательно уставился на Сириуса.
– Посчитай, – милостиво кивнул Сириус и полез за золотом. – Да, чуть не забыл!
Расслабившийся было Боргин снова занервничал.
– Покажи-ка мне свою каминную решётку!
Сириус внимательно оглядел затейливое чугунное кружево, гордо расправил плечи и сказал всё ещё зелёному с лица барыге:
– Да, это мой мальчик!
Он небрежно отпихнул проклятую решётку ногой и без спроса запустил руку с банку с летучим порохом.
– Советую забыть последние полчаса. Иначе… Не я, так дражайшая кузина, понял?
Рёв зелёного пламени заглушил отчаянный вопль:
– Забуду, милорд! Магией клянусь, забуду!
Выпав из камина в гостиную дома на Гриммо, Сириус тут же повалился на пыльный ковёр и выругался в голос – нога болела, словно её громамонт оттоптал. Надежды на свежекупленную аптечку, понятно, не было.
– Кричер! Кричер, дракклы тебя дери! Тащи виски, жаровню и маменькины ножички! Будем проклятие снимать.
***
Перед аппарацией в Запретный лес Сириус крепко помолился Основателям, чтобы на памятной ему опушке не выросло или не поселилось что-нибудь, что охотно им поужинает. Основатели снизошли, и Сириус всего-то попал в силок на какую-то мелочь. Тонкая петля – на зайца, что ли? – взлетела вверх и закачалась перед глазами, а Сириус запнулся о расколотое пополам брёвнышко, приспособленное под основание силка.
– Хагрид! – взвыл он и зашипел от боли в изрезанной и обожжённой ноге. – Чтоб тебя!
Затем он оглядел опушку и со вздохом обернулся Бродягой: собака на трёх лапах подвижнее, чем хромой человек. Да, и палку под костыль потом тоже стоит выломать – грим палатку не поставит.
Но сначала – разведка.
Бродяга не торопился. Он медленно крался – ковылял, давай без кокетства! – по начавшему увядать лесу, принюхивался и прислушивался. По всему выходило, что со времён учёбы граница леса не изменилась, и зачарованная тропка профессора Флитвика всё так же змеилась меж седых елей, могучих дубов и громадных замшелых камней.
На какое-то мгновение ему показалось, будто он вернулся не в Хог, а в прошлое. Обернись, и за левым плечом неторопливо трусит поджарый рыже-серый волк, за правым величественно ступает королевский олень, а на крупе оленя сидит холёная крыса. По-человечески сидит, потешно скрестив на груди передние лапки.
Сириус не выдержал. Лёг, уткнул морду в палую хвою и тихонько заскулил. Мерлин всемогущий, дюжину лет не ревел, а тут… Дай шанс, великий, убить Питера в бою – быстро, милосердно и молча. Сердце ведь сорвёшь, объясняясь, а крестник тогда как? Отважный проныра-племянничек? Негоже оставлять мальчишек без защиты. Прости, Питер, ты снова в тени.
Сириус не понял, сколько времени пролежал носом в земле, но наконец-таки нашёл в себе силы подняться, встряхнулся и вздыбил шерсть на холке.
«Ты страшный тёмный маг! Ты псих и убийца, тебе незачем беспричинно длить твою поганую жизнь! Ты убиваешь направо и налево, никому и никогда не каешься, а враги в страхе бегут с поля боя! – сказал он себе грозно, но вместо свирепости в душу упорно лезла печаль. –Пошёл, соб-бака!»
Лес не изменился, а вот Хог – очень даже. Квиддичное поле обзавелось ещё двумя трибунами: наверное, на матчи стало модным приглашать гостей. Кольца тоже заменили на какие-то дорогущие, из воронёного железа. Стукнешься – мозгов не соберёшь. Но игроки, небось, радовались, ненормальные. Он, помнится, как-то полночи отпаивал Джейми сливочным пивом, когда болван Роули исхитрился своей тощей задницей напрочь снести центральное кольцо Гриффиндора, и матч перенесли на месяц, аннулировав счёт.
«Надо железные ставить, как на чемпионате Европы! – горячился Джейми и ерошил без того спутанные волосы. – Гнилое дерево – и всё! Нет матча!»
«То-то вся команда Ирландии на колдофотках странно лыбится! – рычал перепуганный Сириус, немедленно представивший эти волосы сплошь залитыми тёмной, густой кровью. – Это школьная игра, уймись! Развлечение, одержимый!»
Теплицы тоже разрослись вширь и в стороны, оранжерея обзавелась роскошным куполом, а клумба перед главными дверями замка пестрела яркими цветами. Видать, Шляпа наловчилась отправлять к хаффам не только тихонь, но и упёртых работяг. То-то декан Спраут развернулась во всю мощь! Есть на что полюбоваться: дорожки обрамлены декоративным кустарником, газоны засажены какой-то могучей травкой – ни единой тропки не видать! Деревья красиво пострижены, плющ вьётся лишь по шпалерам и не трогает каменных стен, а под дальней Северной башней разбит молоденький розарий. Сириус с удовольствием принюхался: аптекарский огород, не видимый за громадой Астрономической башни, благоухал так, что в носу свербело. Красиво! Душисто!
Он чуть высунулся из стриженых кустов и взглянул на жилище Хагрида. Старая деревянная хижина тоже исчезла. На её месте красовался каменный домик под черепичной крышей – небольшой, но очень симпатичный.
А вот и сам Хагрид! Вышел на крыльцо, потянулся… А потом вдруг подозрительно огляделся и не по комплекции резво помчался в сторону леса. Вслед за ним с истерическим лаем кинулся какой-то пёс, и Бродяга от удивления едва не вывалился из кустов. Пёс? Вот так новость! И как теперь прикажете незаметно шляться по окрестностям?
«Загрызу! – неуверенно пообещал себе Сириус, представив мороку с сокрытием палатки не только от чужих глаз, но и от чуткого собачьего носа. – Кстати, куда это они? Неужто проклятая шавка уже что-то учуяла?»
Он прополз под кустами и торопливо захромал к лесу, на каждом шагу нецензурно поминая Боргина и его поганую решётку.
Шавка оказалась псиной до того трусливой, что в драку лезть не понадобилось. Почуяв Бродягу, большой и грозный с виду кобель отчаянно завыл-заскулил, задрожал и бросился Хагриду в ноги. Бродяга озадаченно встряхнул головой: хоть бы тявкнул, дурачина, в ту сторону, откуда опасность!
– Ну-ну, не шуми, – Хагрид остановился и потрепал дурного кобеля по загривку. – Хороший мальчик! Тихо-тихо, вот он я! Никто тебя не тронет, я уж всё им про тебя обсказал. Что пёс ты хороший и добрый, и что пугать тебя нельзя. Пуганый уже.
Хагрид горько вздохнул и взял пса за ошейник:
– Идём, проведаем их.
«Кого это?» – Бродяга бесшумно двинулся следом, уже не стараясь держаться подветренной стороны.
Трусливая псина жалась к ногам Хагрида и делала вид, будто за спиной нет никого, кто запросто мог бы разодрать глотку её хозяину. За палатку беспокоиться не приходилось, и Сириус повеселел.
Ушли недалеко – в рощицу, начинавшуюся сразу за хагридовым огородом. Зачарованная тропа Запретного леса эту рощу не пересекала, а ныряла за мшистые валуны и уходила дальше. Оно и к лучшему, поскольку Сириус уже устал и в очередной раз разбираться с сигнальными чарами ему не хотелось. Кстати, надо бы найти проходы, оставленные для Хагрида, чтобы каждый раз не ломиться сквозь «сигналки» с риском быть обнаруженным.
В рощице тоже имелась опушка – крохотная, почти сплошь огороженная грубо сколоченными жердями. И в этом загончике бродила целая дюжина – четыре тройки! – взрослых гиппогрифов.
Бродяга растерянно опустил уши. Гиппогрифы? В Хогвартсе? Новость за новостью!
– Желаю здравствовать! – Хагрид меж тем церемонно поклонился всем разом и захлопотал: заменил воду в поилке, подсыпал в кормушку сушёного мяса, порубленного кусочками, и переворошил сено на лёжках. Во время работы он рассказывал снисходительно внимавшим гиппогрифам, как им обрадуются детишки и как весело будет на уроках.
«Я бы обрадовался!» – Бродяга, не удержавшись, завилял хвостом. Летать на гиппогрифах было здорово, не то что на мётлах. Сильный зверь под седлом, ветер в лицо, расстилающаяся ковром земля далеко внизу – восторг!
Когда Хагрид и его дурной пёс ушли, Сириус обернулся человеком и проковылял к загону. Животные слегка заволновались, но Сириус низко поклонился и замер, давая им привыкнуть к себе.
Самый смелый и любопытный из них пробился вперёд и вытянул мощную шею, разглядывая человека. Сириус неторопливо распрямился и осторожно протянул руку навстречу. Гиппогриф заинтересованно склонил голову, а потом внезапно опустился на передние колени, приглашая седока.
Польщённый Сириус улыбнулся:
– Прости, не с моей ногой. Какой ты красавец! Можно тебя погладить?
Гиппогриф снова вытянул шею, и Сириус ласково погладил сизые, как у голубя, пёрышки над клювом. Он ещё некоторое время полюбовался гиппогрифами, а потом обернулся гримом. Животные на мгновение насторожились, но тут же успокоились.
«Хватит бездельничать, – подумал Сириус. – Иди ставить палатку и мазаться бадьяном».
Он, оберегая больную лапу, шагом тащился по тропе Флитвика и принюхивался к чарам, отыскивая проход в Запретный лес, когда ощутил знакомый, но невероятный здесь холод.
«Дементоры?! Откуда дементоры?»
Он припал к земле и зарычал в бессильной злости. Такого хода от своих поимщиков он не ожидал. Да и кто, пребывая в здравом уме, догадается пустить дементоров по следу беглеца?
«Скримджер и Боунс? Фадж? Кто-то ещё, кого я не знаю? У кого в этом грёбаном министерстве сгнили мозги?»
Словно в утешение, Сириус учуял-таки проход в сигнальных чарах и решил не забивать себе голову большой политикой. Кто бы ни свихнулся там, в министерстве, этот кто-то ничего не знал о дементорах и ничего не смыслил ни в людях вообще, ни в Блэках в частности.
В обличье грима Сириус для дементоров невидим, да и в Запретный лес эти твари не сунутся. В лесу им холодно и голодно, они не пожелают далеко уходить от замка, полного ярких детских эмоций.
Неизвестный недоумок прозреет, когда огребёт дюжину-другую проклятий от разъярённых жителей Хогсмида: кому охота проснуться в филиале Азкабана и шарахаться от каждой тени в родной-то деревушке? А потом настанет пора прогонять тварей назад (обожравшихся, а оттого сильных и наглых), и выяснится, что лишь Светлый лорд Дамблдор, вооружённый Старшей палочкой, может сделать это быстро и наверняка. Вот тогда-то кретин поймёт, отчего даже такие мрази, как Гриндевальд и Волдеморт, прибегали к помощи дементоров только в самых отчаянных для себя обстоятельствах.
Сбежавший из тюрьмы Блэк – обстоятельство так себе, на «удовлетворительно». Пока этот «страшный-ужасный» Блэк нигде не засветился и никого не тронул. Зачем при таком раскладе нужны дементоры?
«Нужны, дурак, – поучительным тоном поведал сам себе Сириус. – Даже простой до тупости Нотт пытается «спекулировать на ситуации». Топорно и неумело, явно с подачи Люци Малфоя, но пытается, долбак. Пришла пора очередной драчки в верхах, и вы с Гарри – просто повод изобразить Борьбу со Злом и под шумок провернуть несколько вонючих делишек. Похоже, профессор Дамблдор снова в оппозиции, и это хорошо. Ему будет недосуг пристально к тебе присматриваться».
Бродяга в раздумье почесал задней лапой за ухом, обернулся человеком, достал палочку и осторожно шагнул в проход. Вроде тихо. Вот и славно – нужно запомнить ориентиры и, отдохнув, на пробу пару раз сюда аппарировать.
Он снова стал гримом и поковылял к давешней опушке, где грустила по добыче тоненькая петля разряженного силка. Смеркалось, и стоило поторопиться с палаткой.
***
Середину следующего дня Сириус встретил в кустах у загона с гиппогрифами. Ночка выдалась хлопотной: он устанавливал палатку и обвешивал её всеми скрывающими и защитными чарами, какие только вспомнил, таскал воду из ручейка, обустраивал нехитрый быт и готовил ужин, который съел далеко за полночь. Встать пришлось на рассвете, чтобы обежать Хогвартс по границе щитов и убедиться, что дементоров нагнали прорву. Он насчитал не меньше полутора десятков тварей, а сколько их толклось поблизости от Хогсмида, решил даже не проверять. И так ясно, что до хрена, и нечего мечтать отбиться от такой толпы в одиночку.
Зато теперь он с чистой совестью дремал под охраной дюжины чутких зверей, которые не подпустят к себе незамеченными ни человека, ни зверя, ни тварь. Где-то в полдень гиппогрифы заволновались; он насторожил уши и уловил слабо доносившийся гомон, то и дело прерываемый взвизгами и хохотом.
«Большая перемена», – вспомнил Сириус, взглянув на подбиравшееся к зениту солнце, и невольно затосковал. Поваляться бы сейчас на мягкой травке газона, положив голову на колени Джейми, чуть-чуть поддеть Луни, гордившегося значком старосты, и утешить Питера, мимо которого этот несчастный значок пролетел, как бы бедолага Пит ни старался его заслужить.
«Жалко, что ли, было дать? – с неожиданной злобой вспомнил он Дамблдора. – Доверие к оборотню – это, конечно, круто, но Питеру было нужней! Сам вещал направо и налево, что всего можно достичь усердием, и парня усерднее Петтигрю Хог не видывал, а вот поди ж ты! Не власти и не славы искал Питер, видит Мерлин, ему обычное признание было нужно! Доказательства были нужны, что всё не зря. Годрик-заступник, как же мы с ним до этого дожили?»
Он уже хотел было заскулить, но гиппогрифы вдруг оживились, заклекотали обрадованно, зазвенели удерживающими их цепями. Бродяга поднял голову и услышал звуки шагов, чересчур тяжёлых и широких для человека.
«А вот и Хагрид! Время кормёжки, да? Может, сегодня ему навязаться тайным питомцем? Нет, рискованно. Для начала нужно убедиться, что Дамблдор никому не рассказал о Блэке-анимаге», – Сириус снова вытянул противно нывшую заднюю лапу и прикрыл глаза.
– Вы это… Пошли, что ль… – сильное волнение в голосе Хагрида заставило Бродягу вскинуться. – Вы того… С пониманием, ладно? Детишки всё-таки, да и урок самый-самый первый. А? Ладно?
Хагрид нежно взъерошил рослому сизому гиппогрифу, Сириусову знакомцу, пёрышки на шее и безо всякой опаски встретился с ним взглядом. Вровень, как ни один человек не сумел бы. Гиппогриф согласно курлыкнул и подставился под ласку громадной ладони.
«Ого! – Сириус с изумлённым уважением наблюдал, как Хагрид смело заходит в загон, треплет гиппогрифов по холкам, гладит крылья, раздаёт кусочки мяса и в одиночку – Мерлин всеблагой! – ведёт табун самых непредсказуемых и своевольных созданий, словно стадо обычных коров. Ну, если бы коров водили на цепях. – Он сказал, первый урок? Кто же там храбрый такой нанялся? Ни за что не пропущу!»
И он крадучись последовал за Хагридом и его подопечными.
***
Наблюдательный пост оказался на диво удобным: с одной стороны Сириуса прикрывали густые кусты орешника, а с другой – бок огромной тыквы, важно разлёгшейся в высокой траве.
Бродяга, понятно, разлёгся рядом и полюбовался на собственного крестника, который при виде приближавшегося табуна восхищённо ахнул, а потом отчего-то спрятался за спинами любезного племянничка и мелкого Нотта. Те, впрочем, тоже удержать равнодушные рожи не смогли, а Нотт ещё и выругался не хуже собственного папаши.
«Минус пять баллов, Слизерин! – мысленно потёр ладони Сириус. – Где профессор-то? Снимай баллы, торопыга, за ругань, а ещё хорошо было бы рассказать про «позоришь славный род»! Ну, где ты там? Покажись!»
– Так, о чём это я? – Хагрид накинул цепи поводков на громадную, наскоро сколоченную из нестроганых брёвнышек коновязь, и подошёл к студентам. – А! Книжки! Все поладили с книжками? Ну вот, я же говорил! Ласку всё сущее понимает, так-то! Гладить надо было!
Все студенты, за исключением Гарри, наградили Хагрида отнюдь не ласковыми взглядами, и Сириус смешливо вывалил язык. С его места прекрасно были видны свежие ранки и царапины у них на руках. Видно, трусов тут не водилось, и война с псевдо-нежитью велась всерьёз.
Точно! Студентов было две группки: одна красовалась в зелёных галстуках, а вторая – в красных. Сдвоенный урок Гриффиндора и Слизерина – вот так чудо! Кажется, директор Дамблдор, утомлённый вечными сварами, подошёл к разрешению стародавнего конфликта с неожиданной стороны. Интересно, но рискованно. Неудивительно, что профессор, не боявшийся гиппогрифов, на урок не торопился. Да где же он?
– Теперь это… – Хагрид растерянно почесал бородищу и промямлил: – Ну, в книжках там хорошо написано, сами потом почитаете. Умеете уже, да?
– Читать? – мерзким голосом отозвался племянничек и капризно выпятил нижнюю губу. – Я – несомненно. За остальных не поручусь.
Бродяга снова заулыбался: крестник немедленно пнул паршивца коленом под зад, а мелкий Нотт с лучшей папашиной улыбочкой резко двинул Драко локтем под рёбра. Н-да, Малфоев бить бесполезно, проще сразу кончать: гадский племянник даже не шелохнулся и оттопыренную губу на место не вернул.
– Малфой! Тебе не стыдно?! – громко возмутилась какая-то девчонка из гриффиндорцев с такими знакомыми интонациями, что Сириус невольно вздрогнул и внимательно к ней присмотрелся.
Нет, внешне ничуть не похожа, хоть тоже худенькая и невысокая. Не рыжая, без веснушек и вполовину не такая женственно-миловидная, но взгляд! Девица – сталь! Из таких вырастают деканы Макгонагалл! «Когда доживают», – загрустил Сириус и опустил голову на лапы.
– Если это был вопрос, Грейнджер, – противно растягивая гласные, выдал Драко, – то ответ отрицательный, а если утверждение, то я польщён!
Девчонка в негодовании фыркнула, а огненно-рыжий парень, стоявший с ней рядом и ужасно похожий на Гидеона Прюэтта, набычился и проворчал угрюмо:
– Заткнулся бы ты, Хорёк! А то…
Племянник ответил непристойным жестом, и Сириус в нетерпении огляделся. Да где же носит дракклова профессора? Самое время слупить со Слизерина ещё десять баллов!
– Дети, тихо! – запоздало вмешался Хагрид. – Рядом шуметь нельзя! Гиппогрифы, они… Нрав такой, что нельзя им поперёк ничего говорить или делать. Слушайте внимательно! Гиппогриф – зверь гордый! А потому…
Пока Хагрид втолковывал студентам азы обращения с гиппогрифами, Сириус потрясённо осознавал, что новый профессор-храбрец – сам Хагрид и есть. Кажется, новостей в Хогвартсе куда больше, чем показалось на первый взгляд!
«Значит, Хагрид знает обо мне? – думал он, пытаясь прикинуть все возможные варианты. – Профессор, надо же! Пролезть бы в учительскую и послушать, что тут делается! Так, не мечтай даже! Опасно!»
– Гарри! – обратился меж тем Хагрид к крестнику, и Сириус насторожился. – Хочешь погладить гиппогрифа?
– Нет! – Гарри решительно замотал головой. – Что-то я не готов, профессор Хагрид, простите.
– Гер-рой! – негромко сказал какой-то темнокожий гриффиндорец и удостоился пристальных взглядов племянничка и рыжего Прюэтта.
«Сын Молли? – размышлял Сириус, разглядывая рыжего. – Ни у Гидеона, ни у Фабиана детей не было. Значит, Уизли. Но ведь всё равно Прюэтт! Покойтесь с миром, ребята, жива ваша кровь!»
– А клички у них есть? – поинтересовалась самая мелкая и невзрачная из девчонок; гриффиндорский галстук был у неё отчего-то развязан и болтался на шее, как шарф.
– Знамо дело, есть! Этот – Клювокрыл, – заулыбался Хагрид, освобождая сизого знакомца от цепи, и осторожно подвёл его ближе к студентам. – Стойте там, не подходите пока. Кто-то ещё хочет?
– Я хочу! – выкрикнул ещё один гриффиндорец, рослый увалень с добрым лицом и печальными глазами. – Гарри, смотри, это совсем просто!
Крестник выглянул из-за спины Драко и ответил со вздохом:
– Невилл, ты его когти видел? Громадные!
– Пу-упс! – насмешливо протянул мелкий Нотт. – Да ты, никак, задумал подвиг! Ну-ка, ну-ка, яви нам дух Гриффиндора!
Будь на месте парня по имени Невилл сам Сириус, придурок Нотт уже схлопотал бы по роже и вызов на дуэль. Кажется, у рыжего тоже руки чесались, но он лишь взглянул в сторону гиппогрифа и молча покачал головой: мол, не время и не место.
Невилл же упрямо стиснул челюсти и медленно сделал пару шагов навстречу гиппогрифу, затем поклонился и дождался одобрительного шёпота Хагрида:
– Молодец! Ты ему нравишься! Вставай потихоньку, только в глаза не гляди!
Невилл выпрямился и осторожно дотронулся до огромного клюва.
– Смотри, Клювик, – сказал Хагрид, – Невилл у нас хороший парень, храбрый!
Клювокрыл тоже был храбрым парнем или чересчур засиделся на земле, потому что Невилл немедля удостоился приглашения покататься. Мальчишка на секунду растерялся, но дражайший племянничек разом покончил с его колебаниями, обратившись к Нотту:
– Насчёт духа Гриффиндора ты был прав! Сейчас учуем!
Секунда, и Невилл уже сидел верхом на гиппогрифе, неловко вцепившись в густое оперение на шее зверя.
Девчонки заохали, и Хагрид встревожено пробасил:
– Того… Это… Рановато для катаний! Ты не того… Не шевелись! Сейчас помогу спуститься.
Невилл молча мотнул головой, а Клювокрыл плавно поднялся с колен и взмахнул широченными крыльями.
Теперь забеспокоились и парни, а Гарри нервно произнёс:
– Невилл, хватит! И так два подвига подряд, прекращай!
– Хорош, дружище, слезай! – присоединился к уговорам рыжий Прюэтт. – Вдруг он… Что я бабке-то твоей скажу?
– Ничего, – угрюмо выдал Нотт. – Не успеешь потому что. Эй, Лонгботтом, я пошутил!
«Лонгботтом! Годрик, это же сын Фрэнка!» – ахнул про себя Сириус и, позабыв про больную ногу, вскочил с места, перекинулся в человека и выхватил палочку. Гиппогрифы не деревянные лошадки, неумёх не катают!
– Так себе шутка, каюсь! – продолжил Нотт. – Слезай, дурень! Хрен знает, кто эту тварюку объезжал, и неизвестно, когда и что она выкинет!
– Клювик хороший! – невпопад заступился за гиппогрифа Хагрид и снова обратился к Невиллу: – Рано, рано тебе ещё! Ты ж и на метле-то… Упал тогда, руку сломал, помнишь?
Видимо, аргумент получился неудачным, потому что Невилл закаменел лицом и похлопал Клювокрыла по шее:
– Летим!
Клювокрыл, красуясь, снова взмахнул крыльями, плавно подпрыгнул, завис, удерживая свой немалый вес магией, горделиво заклекотал и неспешно взмыл в небо.
Сириус выдохнул, убрал палочку и снова обратился гримом. Похоже, объезжал «тварюку» настоящий талант. Настолько вышколенного зверя Сириус ещё не встречал. Интересно, в этом табуне все такие? И где Хагрид их раздобыл? Вообще-то, подобное удовольствие должно было обойтись попечителям школы в несколько десятков тысяч галлеонов. Не иначе, профессор Дамблдор залучил в донаторы кого-то очень щедрого.
Меж тем Клювокрыл сделал круг над квиддичным стадионом и озером и приземлился так же, как и взлетал: медленно и осторожно, словно нёс на спине собственного птенца.
Разрумянившийся Невилл с волосами, взлохмаченными ветром, под восхищённые ахи девчонок и слегка завистливые возгласы ребят слез-упал со спины гиппогрифа, поклонился и засмеялся радостно:
– У меня получилось!
– О-бал-деть! – Гарри даже в ладоши захлопал, но тут же спохватился: – Ой! Прости, я забыл, что шуметь нельзя! Круто, Невилл! Очень круто!
Клювокрыл добродушно курлыкнул и легонько толкнул Хагрида клювом в спину – мол, дай вкусненького, раз уж я хороший. Хагрид утёр рукавом взмокший лоб, скормил гиппогрифу кусочек сушеного мяса и сказал с облечением в голосе:
– Обошлось! Молодец, Невилл! Это… Десять баллов, да! Только давайте остальных просто гладить, ага? Ежели вся дюжина на крыло встанет, я помру прямо тут! На месте!
Студенты засмеялись и пошли к коновязи гладить гиппогрифов. Все, кроме крестника и любезного родича Драко. Гарри просто уселся на травку и показал большой палец Невиллу, объяснявшему симпатичной белокурой девчонке, как именно надо кланяться. Девчонка жеманно надувала губки и испуганно ойкала, но видно было, что она из тех, кто при нужде и цербера оседлает. Невилл, заметив одобрительный жест, осёкся и сильно покраснел, а Сириус мысленно присвистнул. Мистер Поттер у нас, оказывается, сердцеед!
Драко неприязненно скривился и громко сказал:
– Что-то маловато баллов за подвиг! Может, это и не подвиг вовсе?
– Уймись, – негромко посоветовал ему крестник. – Не порть человеку момент.
Но племянничка уже понесло, и Сириус снова напрягся.
– Это просто тупая порченая скотина, как и все прочие питомцы нашего уважаемого профессора!
«Минус пятьдесят баллов за гнусную издёвку в слове «уважаемый»!» – подумал Сириус и горько вздохнул. Племянник ревновал, бедняга. Ревновал дико, до потери лица. Интересно, сам Сириус так же жалко смотрелся, когда говорил гадости девице Эванс?
– Ну если уж с этим справился слюнтяй Пупс… – сказал Драко, сбросил с плеча сумку и вдруг быстро подошёл к Клювокрылу. Неправильно подошёл – лоб в лоб, будто желая напасть. После такого кланяться было бесполезно, но придурок Малфой, кажется, и не собирался.
Зверь, испуганный резким движением, встал на дыбы и лишь чудом не повалил Хагрида.
– Тихо-тихо, мой хороший! – Хагрид попытался успокоить зверя ещё одним кусочком мяса, но теперь сглупил крестник.
– Драко, нет! – завопил он во всю глотку, вскочил на ноги и побежал прямо к Клювокрылу – надо думать, выручать белобрысого кретина Малфоя.
Каким бы дрессированным умницей ни был гиппогриф, внезапный переполох отключил его несложные мозги. Он издал грозный клёкот, а потом пронзительно завизжал, опять встал на дыбы и пошёл в атаку. Хагрид, не тратя больше слов, повис на ошейнике Клювокрыла, и только поэтому дражайший родич Малфой не был разрублен на четыре части страшными кривыми когтями.
Драко упал ничком. Видно, ему достало ума притвориться мёртвым, но Клювокрыл на эту уловку не купился и снова завизжал, впустую полоснув когтями воздух, потому что Хагрид всё ещё удерживал его на месте.
Зато купился крестник. Он выкрикнул непристойное слово и, не обращая внимания на беснующееся рядом животное, принялся ощупывать «тело» Малфоя. «Тело» мигом ожило, с похвальной прытью рвануло под защиту ближайших кустов и потащило за собой отчаянно сквернословившего спасителя.
Всё произошло в один миг, никто из студентов даже понять ничего не успел. Сириус же испугался, что вот-вот взбесится весь табун и половина третьего курса навечно упокоится на этой полянке.
«Палочка! Не успею! Они стайные! Нужен враг!» – он выскочил из кустов и завыл так громко, что чуть сам не оглох.
Инстинкты гиппогрифов не подвели. Табун взвился в воздух, чтобы сверху толпой расправиться с напастью. Взлетели невысоко: Хагрид снял цепь только с Клювокрыла. Зато дети сообразили, что урок стал опасным, и бросились врассыпную.
Бродяга зарычал на парящего над полянкой Клювокрыла и помчался прочь, уводя разгневанного зверя подальше от студентов. Сзади донёсся рёв Хагрида: «В Больничное крыло! Быстро! Все остальные – бегом отсюда!»
«Говнюк, он всё-таки подставился!» – подумал Сириус и повернул к лесу. Под защитой деревьев он обернётся и постарается успокоить Клювокрыла. Бедный гиппогриф не виноват, что некоторые люди такие дураки.
~Кукулькан~, блог «Змеиное молоко»
В борьбе обретёшь ты... (часть 3)
ИИИИИИИ!!!!!11111 Подарок!
Замечательный-чудесный Люпин от Птички!
ГЛАВА 21ГЛАВА 21
Как ни противно было признавать, а от подхалимства толк имелся, и немалый.
Уолден всего-то две недели протаскался следом за Амбридж, но обзавёлся целой кучей полезных знакомств и день через день удостаивался покровительственного хлопка по плечу от самого министра Фаджа: «Как там ваши чудовища, мистер Макнейр? Все ли – хе-хе! – вразумлены?»
Уолден степенно отвечал: «Не извольте беспокоиться, сэр», однако, по правде, знать не знал, как там «чудовища» и что поделывают. То ли по неопытности он выслуживался чересчур усердно, то ли занятие само по себе было хлопотным, но на работу времени не оставалось.
За эти недели «мистер Макнейр» брал в руки секиру лишь единожды, и то не по делу, а для колдографии в «Пророке». Секира получилась отлично, а Уолден – как всегда. Смурной и малость небритый, он возвышался за спиной мадам Амбридж и лохматой башкой подпирал крупные буквы заголовка: «Мы верим в торжество закона!»
– Поди не поверь, – бурчал толстячок Диггори, опасливо оглядываясь по сторонам. – С топором-то наперевес. Любой уверует.
– Секира это, – снисходительно объяснял Уолден бестолковому цивилу. – Боевой топор. Не дрова рубить, понял?
– Понял, – угрюмо отвечал Диггори. – Все всё поняли.
Уолден примирительно хмыкнул: добродушный балабол Диггори перевёлся в Департамент по тварям совсем недавно, спасаясь от разгрома, учинённого в Департаменте транспорта Скримджером и его псами. Повинны в разгроме были молодые дебилы, воображавшие, будто неправедное золотишко за «крысиные норы» в Барьере и незарегистрированные камины можно утаить от аврората. Спроси они кого-нибудь из своих, кто постарше да поумней, так узнали бы, что авроры за магическими перемещениями следят усердней, чем акромантулы за своими тенетами.
По сути, ещё со времён Гриндевальда единственным способом попасть куда-то быстро и скрытно оставались личная аппарация да самостоятельно зачарованные порт-ключи, отчего антиаппарационные купола разве только в чистом поле не ставили. Один, положим, сломаешь. Может быть, и второй, если Мерлин силой и мозгами не обидел. А на третьем за раз даже Главный тайнюк – интересно, кто он, кстати? – заработает грыжу и выбросит погоревшие в хлам амулеты. После двух-то страшных неправильных войн подряд не осталось дураков, чтобы не обвешивать купола «защитками», «следилками» и прочей дрянью. Вымерли. Подчистую.
Ну, а их место заняли наглые грязнокровые щенки, что устроились в Департамент магического транспорта и с какого-то драккла решили, будто набрели на золотую жилу. Ага, как же! Их просто пасли некоторое время, выведывая подробности и вычисляя клиентов. Честный-то человек нелегальным дерьмом не воспользуется, и в Лютном сейчас тоже царила паника среди мелкой шушеры, догадавшейся довериться министерский плесени. Понятно, что ребятишек Лютого Дика или Одноглазого Мо зачистки не коснулись: своих умельцев хватало, да таких, что куда там министерству.
Уолден даже пил когда-то с одним таким безымянным хреном, которого выгуливала по кабакам тройка дикарей. Пил на спор с сукиным сыном Яксли, ибо по своей воле связываться с четырьмя чудищами в человечьем обличье, одно из которых ещё и пьяное… Нет, подвиг удался, и полсотни золотых слегка уняли запоздалый ужас, но, протрезвев, Уолден поклялся сам себе, что больше ни за что! Во всяком случае, без УПСовой маски, мантии, десятка выданных под отчёт щитов и большой компании так же круто упакованных парней.
Но всё равно, урон «теневой экономике», как умно выразился Люци Малфой, был нанесён страшный. Мракоборцы устроили серию рейдов в самое неудачное время – когда герой-молокосос Поттер отбыл из «Дырявого котла» в Хог, и все вздохнули с облегчением. Решили, будто авроры замаялись кошмарить всех встречных-поперечных под тупым предлогом поимки Блэка – «Поймать?! Да вы его в Азкабане не удержали, ебанаты!» – и завалились по домам, отсыпаться и отжираться после беспрерывных дежурств.
Тут надо было бы понимать, что старые времена прошли и место честных и оттого предсказуемых сволочей Крауча и Шизоглаза теперь заняли хитрые подлые твари Скримджер и Боунс. Надо бы, но никто не понял, кроме такой же хитрой и подлой твари Малфоя.
Новость, которую необычайно гордый Уолден поведал Люци в надежду на… Мордред подери, да на что он только не надеялся! Даже успокоительного зелья пришлось глотнуть, чтобы хоть штаны застегнуть перед выходом. Однако новость оказалась не новостью: Хромец со своими уродами аккурат за день до начала рейдов залёг на дно, а с ними и почти все егеря, кто поопытнее. Цены в Лютном мигом взлетели до небес, мелкие барыги оказались на грани разорения, а крупные затихарились до прояснения ситуации. Все прочие, кто не содержал трактиры и бордели, терпели непомерные убытки и самыми чёрными словами крыли Поттера, Блэка и безмозглых грязнокровок из Департамента магического транспорта. Утешало только, что последние выйдут из Азкабана не скоро – ушлые мракоборцы перетолковали природную дурость подсудимых в сговор с «асоциальными элементами» Лютного.
Понятно, что грязнокровые недотёпы знать не знали, где этот Лютный вообще расположен и что за «элементы» там водятся, но Визенгамоту было класть – возможность запугать граждан и слегка сгладить впечатление от побега Блэка уж куда важнее печальной участи нескольких недоумков.
Диггори, понятно, никакого отношения к скандалу не имел. Несмотря на излишнее добродушие, дураком он не был. Вместе со своим дружком Огастом Бэзилом они даже докладную записку министру составили, требуя пересмотреть полномочия сотрудников и усилить контроль за выполнением их обязанностей. Записку министр проигнорировал, а на личном приёме отговорился какой-то ерундой. Теперь-то стало понятно, почему: за отделом уже наблюдали во все глаза, прикидывали места засад и согласовывали даты рейдов. Под подозрением были все, и по итогу Диггори и Бэзил удостоились серии допросов – мол, так вас и сяк, знали и молчали, что ли?
Спроси кто Макнейра, тот посоветовал бы слать дознавателей к Мордреду и нанятому адвокату. Хватило бы даже недорогого. Адвоката, в смысле, не Мордреда: из одних лишь тупых провокаций и ничем не подтверждённых подозрений дела не состряпать.
Уолден в своё время даже от Метки отмазался, причём безо всякого адвоката. Следов применённого на нём непростилова было как на кобеле блох. Круцио, понятно, ещё от Лорда, а Империо – от добрых товарищей по оружию как раз на такой случай. Три капли Веритасерума на загодя вшитый в потроха безоар – и готово. Запугали и принудили, ничего не помню, ничего не знаю, какая ещё маска, не было никакой маски. Правда, про безоар авроры потом допетрили: когда не подействовало спешно влитое перед судом заживляющее зелье. Битая рожа подсудимого слегка смутила Визенгамот – цивилы, блин! – так что Уолден отделался всего-то тремя месяцами Азкабана. Цена, конечно, плёвая, но повторять не хотелось. Бывший егерь и бывший же УПС-штурмовик Макнейр пораскинул мозгами и решил угробить заначку – очень неслабую, между прочим! – на переход к условно честной жизни.
Диггори же по крепости рожи и умению приспособиться к любым бзикам начальства было далеко даже до самого негодящего УПСёнка вроде мелкого истерика Крауча-младшего. Сначала испугался, потом обиделся, дурень, прямо в атриуме задвинул Скримджеру речугу про беспринципность и неумение ценить чужие таланты и свалил в другой отдел на первое же попавшееся место.
Теперь прирождённый Странник Амос Диггори занимался всякой ерундой вроде распределения бесхозных эльфов и контроля за миграциями гриндилоу, постоянно пребывал в дурном настроении и угрюмо косился на всякого мимопроходящего аврора. Будь Лорд жив, то сумел бы повернуть ситуацию себе на пользу, но Лорд убился об святого младенца Поттера, а министру и его прихлебателям было похрен, кто там и чем занимается – лишь бы ходили по струнке и помалкивали.
Уолден Лордом не был, и забавного толстячка взялся утешать просто так, от скуки.
– Умеете вы, мозговитые, на пустом месте горя себе найти, – сказал он и за шкирку отодвинул замешкавшегося Диггори с дороги тройки штурмовиков, деловито прущих по коридору. Сапогами они грохотали за шестерых и рожи скорчили суровей некуда: в сортир, небось, поспешали. – Вот он, твой закон, чешет. Не дурак пожрать, выпить и потрахаться, особенно если задарма. Не… Это… – Уолден задумался, вспоминая заковыристое словечко, которое Амбридж частенько вворачивала в свои бесконечные речи. – Не утрируй, вот! Закон – это люди. Всегда можно договориться. Ну, или в морду дать.
– Но это неправильно!
Уолдену только и осталось, что с укором поглядеть в потолок: цивил, что с него взять? Вроде и битый уже, а не поумнел ни на кнат.
– У вас, Макнейр, совершенно неверная концепция… – завёлся Диггори, и Уолден поморщился. Слово «концепция» Амбридж тоже любила, и это означало, что сейчас будет наговорено на три бочки с верхом, и кабы чего умного, а то всякой ерунды. Ещё слово «концепция» означало, что здравые возражения слушать никто не собирается, так что даже стараться не стоило.
Остановить никому не нужную болтовню можно было лишь одним способом, и Уолден, вздохнув, спросил:
– Сын твой как? Пишет?
Диггори заткнулся на полуслове и расплылся в глуповатой, но абсолютно счастливой улыбке.
– Конечно, пишет, – ответил он с гордостью. – Седрик – хороший мальчик и никогда не забывает писать родителям! Вы не представляете, Макнейр, до чего мой сын умён! В прошлую пятницу сам декан Флитвик оценил его эссе по чарам распознавания на «Превосходно» и обещал помочь переработать в статью! Мой мальчик далеко пойдёт, вот увидите! Он у меня необыкновенный!
– Сглазишь, дурень! – беззлобно рявкнул Уолден. Колдографию молодого Диггори он видел. Парень был удивительно хорош собой, и на редкость умные глаза красили его ещё больше. – Детей вообще-то на людях хвалить не положено, а уж в этом гадючнике и отругать не грех.
– За что?! – возмутился Диггори. – Да мой Седрик…
– Заткнись ты, сделай милость, а? Твоими стараниями, трепло, мальчишка, сам того не зная, обзаведётся десятком врагов ещё до выпуска!
Диггори захлопнул пасть, покраснел и наградил Уолдена подозрительным взглядом: видно, вспомнил, какими словами честили прошлое «сотрудника Макнейра» здешние болтуны.
– Пожалуй, мне пора, – промямлил он. – Спасибо вам за компанию, но мне… Мне некогда.
Уолден жестом, подсмотренным у Лорда, шевельнул кистью: вали да поживей. Дигори свалил, а Уолден уселся на скрипучий стул для посетителей в ожидании, пока Амбридж изложит беднягам, прогневавшим Мерлина, очередную «концепцию». Он приготовился торчать в коридоре до вечера, но не прошло и часа, как Амбридж выкатилась из кабинета и поманила Уолдена за собой.
– Вы не присутствовали на совещании, мистер Макнейр! – визгливо попеняла она. – Упущение с вашей стороны!
Свора её прилипал расплылась в гаденьких ухмылочках, предвкушая отлучение тупого выскочки, но Уолден в своё время был неплохим егерем и повадки всяких отвратных тварей просекал на раз.
– Я в умных речах не силён, мэм, – пророкотал он и небрежно взмахнул рукой, невербальным заклинанием распахивая перед Амбридж громадную двустворчатую дверь. – Мне сподручней совещания вести секирой.
Засуетившиеся было свитские, вздохнув с досадой, убрали палочки, а Амбридж покровительственно кивнула:
– Верно, мистер Макнейр! Каждый должен быть на своём месте! Кстати! У меня к вам есть дело! Довольно опасное. И деликатное. Весьма деликатное! Вы, конечно, можете отказаться…
– Не могу, мадам, – покачал головой Уолден. – Дело-то, чую, стоящее.
Амбридж всплеснула пухлыми руками, обрадованно захихикала и велела Уолдену следовать за ней, чтобы получить «инструкцию». Уолден помрачнел: если «инструкция» будет похожа на «концепцию», то с ужином он снова припозднится.
Очутившись в своём кабинете, Амбридж уселась в глубокое кожаное кресло, украшенное розовой вязаной шалью, устало прикрыла глаза и сказала без обычных взвизгов в конце каждой фразы, отчего её голос стал немного похож на человеческий:
– В Хогвартсе снова чрезвычайное положение. Беспрецедентное нападение дикого животного на ребёнка.
– Дикое животное? – недоверчиво спросил Уолден. – Откуда оно там взялось?
– Ну, не совсем дикое, – подумав, созналась Амбридж. – Скорее, плохо воспитанное домашнее. Но всё равно, ситуация скверная.
– На Поттера нагадила чья-то сова?
Амбридж вытаращилась на Уолдена, как на гриндилоу, подсевшего к егерям погреться у костерка, а потом фыркнула, скрывая смешок, и с показным осуждением покачала головой.
– Ай-яй-яй, мистер Макнейр! Где ваше уважение к герою магической Британии? По счастью, мистер Поттер не пострадал и вряд ли пострадает. Он под надёжной опекой величайшего волшебника современности. Мага, настолько могучего, – Амбридж насупилась и неприязненно скривила губы, – что в рамках закона ему стало тесновато.
«Ты мне, милашечка, скажи, кому там просторно! – мысленно хохотнул Уолден, изобразив на лице почтительное внимание. – Зря, что ли, всяк норовит выбиться в великие волшебники?»
– На этот раз мистер Дамблдор перешёл все границы! – Амбридж аккуратно стукнула пухлым кулачком по столешнице. – Профессорская должность – это, знаете ли, не шутка! Мистер же Дамблдор в этом году пригласил преподавать закоренелого преступника, уже дважды побывавшего в Азкабане, и какого-то безвестного бродягу! Результат налицо! Негодяй приволок на урок стаю гиппогрифов, и один из них…
– Бродяг? – уточнил Уолден, слегка потерявшийся в обилии дамблдоровых ставленников. – Или негодяев?
– Гиппогрифов! – ударил по ушам негодующий визг Амбридж. – Дракклов гиппогриф едва не убил студента!
– Ого! – Уолден присвистнул. – Выживет хоть? Или в тряпки?
– Гм… – Амбридж, слава Мерлину, чуть успокоилась и понизила голос. – Прогнозы целителей благоприятные. Но ведь надо что-то делать!
– То, что обычно, – пожал плечами Уолден. – Взять секиру да прибить дурную тварь. Я мигом управлюсь, мэм, не извольте беспокоиться. Ежели родные студента пожелают, могу потом маховые перья и когти им передать. Небольшие, но деньги.
– Нужен суд!
Уолден даже головой тряхнул, подумав, что ослышался. Суд? Над зверюгой? Да ладно!
– Прошу прощения, мэм, а суд-то зачем?
Амбридж вдруг заговорщицки улыбнулась; Уолден напрягся и почему-то вспомнил непролазные топи проклятого острова Дрир.
– Повторю, – пропищала Амбридж, – дело крайне деликатное. Видите ли, Макнейр, эта жуткая история огласки не получила. Директор Дамблдор намеревался держать происшествие в секрете. Заполучить эти сведения нам с министром удалось по чистой случайности. К сожалению, родители пострадавшего студента тоже не стали поднимать шум – неизвестно, отчего.
– Заплатили? – предположил Уолден.
– Исключено, – замотала головой Амбридж.
– Почему?
– Видите ли, этих людей трудно купить. Уолден… Вы позволите мне называть вас по имени?
– Это честь для меня, мэм.
– Уолден … – Амбридж сделала вид, что смутилась. – Простите, но до меня доходили слухи, будто вы дружны с лордом Малфоем. Это так?
Уолден озадаченно хмыкнул и почесал в затылке:
– Ну-у… Дружны – это сильно сказано. Так, встречались по делам. Нечасто. А что?
– Дело в том, что пострадавшего мальчика зовут Драко Малфой.
***
Под утро ему внезапно приснился сон.
Будто он тайно пробрался в какую-то лабораторию в поисках чего-то важного и впотьмах нечаянно, сам того не заметив, смахнул со стола какой-то фиал. Звон разлетевшегося в мелкие брызги стекла заставил его замереть неподвижно и облиться холодным потом. Ровно в полночь, когда слова «вчера», «сегодня» и «завтра» на миг потеряли всякий смысл, он застыл ни жив ни мёртв и гадал, что именно сейчас вдыхает – смерть, удачу, правду, любовь, мучения или просто какое-нибудь Бодроперцовое. Горло тотчас перехватило от ужаса неизвестности, он стремительно аппарировал прочь…
И проснулся, схватившись за чью-то руку.
– Милорд? – произнёс знакомый голос, и Люциус облегчённо выдохнул. Сон, всего лишь дурной сон.
– Успокоительное, – пробормотал он недовольно, продолжив приснившийся список зелий, и открыл глаза.
Аженор Неккер приподнялся на локте и нахмурился.
– Ерунда приснилась, – объяснил Люциус и наколдовал Темпус. Шестой час: спать бы и спать, но проклятый сон взбудоражил не хуже внезапной стычки. Он прикинул, что успокоиться и вернуть так нужное сейчас хладнокровие проверенными способами не выйдет. Куда-то бежать и что-то делать было слишком рано, алкоголь исключался по той же причине, а секс...
Потенциальный секс сонно моргал и возился на своей половине кровати, кутаясь в одеяло. К сожалению, спать обнажённым паршивец Неккер перестал, как только понял, что в качестве платы за покровительство его тело Люциуса не интересует.
Точнее, тело-то Люция интересовало, и чем дальше, тем больше, но совсем не хотелось, чтобы это драклово тело легло ничком, уткнуло нос в сгиб локтя и терпеливо дождалось, пока «его милость» кончит. «Сучёныш», – с привычной досадой постановил Люциус, закинул руки за голову и хмуро уставился в потолок гостиничного номера.
Проклятая неопределённость снова взялась его мучить, но теперь не было ни летнего леса вокруг, ни уютного гамака, ни даже виски, ибо пить не просыхая в нынешних обстоятельствах мог только самоубийца. Множество событий, большинство из которых по отдельности не тянуло не только на катастрофу, но даже на обычную проблему, упрямо сплетались между собой в прочную верёвку. Магловскую верёвку – толстую, кручёную, спрядённую из скользких нитей неведомого происхождения, на которых почти не держались чары.
Люциус однажды пробовал: дурная растрата сил. На такую верёвку бесполезно было вешать что-то незаметное и деликатное, чтобы освободиться без нарушения Статута. Только жечь. Жечь прямо на глазах ошарашенных маглов, с руганью стряхивая с рук жгучий черный расплав вместо честного пепла от нормальной верёвки. Затем бить по свидетелям самым сильным Конфундусом, на какой только способен, не заботясь о нежном содержимом магловских черепов, и улепётывать как можно быстрее и как можно дальше. Урок был обидным и болезненным, зато с тех самых пор Люций старательно держал дистанцию между собой и маглами. Что, впрочем, впоследствии не спасло его от автоматной очереди. Расстояние между ним и стрелявшим вроде было приличным, но Хромец Гилберт потом объяснил, что стреляли «практически в упор».
На мгновение забывшись, Люциус злобно оскалился, и понял, что возня рядом прекратилась. Паршивец настороженно замер и, кажется, прикидывал, как прикинуться спящим. В другое время Люций сделал бы вид, что ничего не заметил, но раздражение, клокотавшее в груди, настоятельно – «Ох, Север! Как я тебя сейчас понимаю!» – требовало выхода.
– Страшно? – вкрадчиво поинтересовался он, неимоверным душевным усилием удержавшись от гневного вопля и залпа ругательств: «Мерлин трижды величайший, я и Нарси теперь понимаю!»
Неккер нерешительно кивнул и плавно сдвинулся поближе к краю кровати.
– Ты меня до сих пор боишься? – уточнил Люций на всякий случай.
– Ваша милость не духе, – глаза у сучёныша потемнели. – В сердцах всякого можно… Простите.
Люциус глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Он решил сосредоточиться на том, что паршивец – меньшая из его проблем, и вообще необыкновенно хорош собой. Загляденье просто, а не ходячая головная боль.
– Я злюсь на плохой сон, – терпеливо повторил Люций. – Я не собираюсь тебя проклинать, бить, насиловать, калечить и отбирать учебники. Честное слово. Я даже клятву давал, помнишь? Я и пьяным до беспамятства ничего с тобой не делал! И не собирался! Объясни же, что со мной не так?
У паршивца достало совести покраснеть и смущённо опустить глаза.
– Понятно. Всё не так, – не дождавшись ответа, буркнул Люциус и снова уставился в потолок. Раздражение схлынуло как не бывало, а мозги наконец заработали и выдали весьма неутешительный вывод. Люций некоторое время осознавал свершившееся, а потом издал горестный стон.
– Милорд?
– Радуйся, – недовольно проворчал Люциус. – Пришла пора нам с тобой расстаться. Всё. На прощание я громко хлопну дверью. Это для охраны, не пугайся.
– А… – вопреки ожиданиям радоваться Неккер не спешил. Огорчаться, впрочем, тоже. Удивился, а затем что-то понял и покорно кивнул. – Осень. Я забыл, простите.
– В том числе, – Люций всё-таки не удержался и мстительно добавил: – И в постели ты… Тоска, в общем.
Теперь паршивец обиделся и слегка разозлился: сомкнул губы, сощурил глаза и раздул ноздри. Еле-еле, но Люций заметил и мысленно потёр ладони – ага, дружочек! Съел?
– До сегодняшней ночи всё было отлично, – подумав, уточнил Люциус. С одной стороны, разозлить Неккера было бы славно. Паршивец исправно бесил Люция каждую встречу и вполне заслужил маленькую месть. Но с другой стороны, обиженный малефик под боком – это очень, очень плохая идея. Как будто других неприятностей нет.
– Отлично? – растерялся паршивец.
– Ни одного дурного сна рядом с тобой, – проникновенно поведал Люций, стараясь не ухмыльнуться. – Спал как дитя! И вот, пожалуйста! Снова ночи без сна и фиалы с успокоительным зельем!
– И вот это всё, – Неккер повёл рукой, необъяснимым образом заключив в нехитром жесте свежую постель, дорогой номер, ванну, в которой полюбил плескаться, стопку учебников на прикроватной тумбочке и даже старичка-репетитора мистера Сноуоула, – только для того, чтобы выспаться?!
– Помучайся с моё от кошмаров! – возмутился Люций и добавил примирительно: – Нет, Аженор, ты сам по себе очень ценен, поверь. Ты хоть и не обучен, но очень силён. Для своей силищи ты на диво вменяемый. К тому же, я верю, что судьба не зря свела нас вместе. Постель, что бы мы с тобой под этим не подразумевали, здесь вовсе не главное.
– Судьба? – Неккер свёл брови, и Люций невольно им залюбовался: всё-таки есть что-то чарующее в юношах строгих и печальных. – Или «квадратики»?
Люций потёр виски, прогоняя незваные мыслишки, и сознался:
– Ни в какие «квадратики» ты не вписываешься вообще ни по какому раскладу. Я и так прикидывал, и эдак – пусто! Но мы зачем-то встретились, да ещё таким дурацким способом, и наши дела внезапно пошли в гору.
– Это смотря по тому, что считать горой, – здраво заметил паршивец и отодвинулся от Люция ещё на фут. – Да, я много лучше стал разбирать латынь, но зато из егеря превратился в дичь. На меня есть два тайных контракта. Вы знаете?
– Один – мой, – выдал Люций очередное признание и добавил: – А как прикажешь отслеживать исполнителей по первому? Перебиваем цену и отлавливаем потихоньку, но ты всё равно будь настороже. Не приведи Салазар, за дело возьмётся кто-нибудь принципиальный и не алчный. И потом, ты всё равно предрёк нам всем гибель через пару лет. Не поздно ли переживать?
– Мерлин, о чём я думал, отправляясь тогда на встречу с вами? – с тоской спросил Аженор у аляповатой люстры на потолке.
– Ещё спроси: «За что мне это?» – раздражённо хмыкнул Люций.
– И за что же?
– Ни за что! Просто так!
В комнате повисло нехорошее молчание, и Люциус был вынужден констатировать, что от «феномена Неккера» он излечился наполовину. На худшую половину: кошмары вернулись, а ясность ума – нет. Зачем он достаёт талантливого, но совершенно дикого мальчишку? Есть риск вляпаться в такое проклятие, которое и Конклав чароплётов не распутает.
– Уели, ваша милость, – отозвался наконец Аженор и смиренно вздохнул: – Никто, и ни за что, и ни в одном «квадратике».
– Да что ж такое? – пробормотал ошарашенный выводом Люций. – Давай начистоту. Ты меня боишься, и меня это огорчает. Не такой уж я и негодяй. До Лютого Дика, например, мне далеко. Я стараюсь выполнить свою клятву в точности, и не моя вина, что порой не угадываю твоих желаний – менталист я никакой. Скажешь вслух – исполню. Ты сыт, одет и не мёрзнешь. Ты учишься и имеешь на это время, поскольку не шляешься месяцами по лесам ради пары галлеонов. Ах да, ещё ты под охраной, чтобы оградить тебя от встреч с опасными людьми. Это проблема?
– Да! – с вызовом ответил паршивец и твёрдо посмотрел Люциусу в глаза. – Это проблема! Я давно совершеннолетний, ваша милость, и тоже давал вам клятву. Мне следует вас оберегать и защищать, но вы меня держите здесь, как… – он запнулся, явно подбирая сравнение пообиднее, и Люц поспешил его перебить.
– Малефика в поле? Настоящего тёмного малефика? Да ты рехнулся! Дешевле дорожки в саду мостить галлеонами! Опять неймётся поваляться в беспамятстве? Если хочешь поиграть в бойца и целителя, то это можно устроить без ядовитого когтя в заднице! Я в полном твоём распоряжении! Приступай!
Сучёныш густо покраснел.
– В плече, а не в заднице, – пробормотал он еле слышно и опустил глаза. – Не хочу я играть, с чего вы взяли?
– Ну вот, а я-то надеялся! – развеселился Люций. – Ладно, пора по делам. Дверью хлопать или проверим твою способность отгонять кошмары ещё разок?
– Проверим, – подумав, кивнул Аженор и вздохнул: – Когда вы спите, милорд, то ни капельки не страшный. Ну, ежели, конечно, заснули трезвым.
***
– Не, ну как ты его, а?! – Симус никак не мог успокоиться; в сотый, наверное, раз хлопнул Невилла по плечу и снова прыснул: – Шляпа! Сумка! Каблуки, Годрик всемогущий!
Дин тоже засмеялся:
– На зельеварение теперь хоть не ходи! Баллов же стрясёт кучу!
– Нехорошо обсуждать преподавателей, – наставительно произнесла Гермиона, – в подобном ключе.
– Какие ещё ключи? – отмахнулся Симус и расплылся в счастливой улыбке: – Прикиньте, народ, мчится это Снейп по коридору – нос вперёд, патлы назад, мантия парусом! Только на каблуках! Цок-цок-цок!
Теперь расхохотались все, и даже Гермиона заулыбалась смущённо. Воображаемая картинка получалась настолько забавной, что Рона наконец-таки отпустило, и смех вышел нормальным, а не истерическим.
– Дружище, – сказал он Невиллу негромко и подмигнул: – Спасибо!
Невилл слегка покраснел и молча ткнул его в бок.
– Рон тоже классно со своим пауком управился! – отсмеявшись, Финниган впал в воинственное настроение. – Лапы – раз! Тулово – р-раз! – и бах! Круто! А баньши эту паршивую как я сделал, видели? Чётко, да? Слава Мерлину, теперь-то у нас нормальные уроки ЗОТИ будут!
– Только Уизли больше к боггарту подпускать не надо! – жалобно пропищала кривляка Браун. – Где ты только такое чудище увидел, рыжий? Я чуть не умер…
– Уссалась, – мрачно буркнула тихоня-себе-на-уме Данбар. – Я – без малого, Уизел. Спасибо тебе, порадовал!
– Фе-е-й! – хором застонали Браун и Патил. – Ты же девочка, следи за языком! Даже Грейнджер, хоть и безнадёжная, а такого не ляпнула бы!
Гермиона фыркнула, задрала подбородок подозрительно знакомым манером, и Рон понял, что ненавидит Хорька ещё больше, чем даже вчера в поезде.
– Кстати, да, – кто-кто, а Данбар всегда плевать хотела на «ты же девочку». – Где, Уизел? В зверинце такую хрень не удержать. Да и в деревеньке вашей ловят мух твари попроще.
– Есть места, Данбар, – важно обронил Рон и опасливо покосился на Гермиону. За места, населённые акромантулами, им с Невиллом перед каникулами крепко от неё попало. Но из боггарта паучара и впрямь получился кошмарный. Рон на мгновение обеспамятел от ужаса, да и потом весь урок не мог поверить, что остался жив.
Пауков Рон боялся сколько себя помнил. Детские страхи исправно подновляли засранцы Форджи. Они, правда, каждый раз уверяли, что пытаются избыть испуг ещё большим испугом, но Рон им не верил – обычно бедовые братцы несработавшие фокусы по второму разу не пробовали. Заикой хоть не стал, и то счастье.
После рейда по карте-обманке в Запретный лес за «кладом» давний страх лишь укрепился. На малюсеньком-то паучке поди разбери, что такого в нём страшного и отвратительного. Зато на акромантулах Рон всё-всё разглядел в самых гнусных подробностях – и жирное мохнатое брюхо, и суставчатые лапы, и отвратное рыло с каким-то шевелящимся дерьмом вместо рта, и жуткие буркалы – все восемь. Погань как она есть! Боггарт, наверное, сам охренел, когда воплотился в эдакую срань.
А профессор Люпин всё-таки егерь. Интересно, а кличка у него какая для контрактов? Не скажет, конечно. Такой и ватагу может водить запросто. Умный, сволочь. Вернее, Рон сначала решил, что просто сволочь – матёрый акромантул, выметнувшийся из шкафа, склонять к другому мнению о преподавателе как-то не захотел. Теперь же, раз за разом прокручивая воспоминания об уроке, Рон сообразил, что егерь-профессор непрост даже для профессора, а уж для егеря и вовсе чересчур мозговитый.
Этот год вообще начался прикольно, даже если забыть про дементоров.
На самый первый урок пришлось тащиться в дальнюю Северную башню и карабкаться в класс прорицаний по верёвочной лестнице. На прорицания Гриффиндор поставили в пару с Рейвенкло, но на деле из умников к Трелони записалась лишь Падма Патил, сестрица Парвати. Именно она подняла визг и заставила парней лезть первыми, чтобы «под юбки не заглядывали». Невилл и Дин смущённо пожали плечами, а Рон и Симус обменялись досадливыми взглядами – вот ведь недоумки, могли же сами догадаться и чуть приотстать по дороге! Как раз явились бы к десерту!
На уроке Рон приготовился забиться на заднюю парту и вздремнуть хорошенько, но парт в классе не оказалось, да и дремать стало некогда. Мадам Трелони, во время обедов в Большом зале казавшаяся безобидной тетёхой, с ходу явила дурной нрав.
Для начала она заявила, что прорицания – самое трудное из всех магических искусств, для которого важны лишь врождённые способности, а личное усердие и уроки с учебниками полезны «лишь отчасти». Лучшего способа разозлить Гермиону просто не существовало: она дерзко фыркнула и демонстративно уставилась в учебник.
Затем мадам Трелони зачем-то напугала Невилла. Брякнула, мол, что старуху Лонгботтом может тяжёлая болезнь настичь или что-то вроде того. Оглушённый «новостью» Невилл, мигом растерял боевой настрой, и Рону пришлось доказывать, что разбитая чашка – это всего лишь разбитая чашка, а в битве Стальной Августы с какой-нибудь хворью можно смело ставить последний кнат на скорую и беспощадную победу Августы.
– Только много не заработаешь. На болячку-то и вовсе никто поставит, – притворно пригорюнился Рон, и Невилл наконец расправил плечи и улыбнулся.
Гермиона же утешать Невилла не стала, только буркнула сухо:
– Хочешь верить в эту ерунду, верь.
Прочие девчонки щебетали, разглядывая чаинки в чашках, Симус с Дином тоскливо переглядывались, а профессор Трелони монотонно гудела неожиданно низким и густым для своего тощего сложения голосом: «Проникните под покровы обыденного! Развейте туман над грядущим!»
Видит Мерлин, Рон хотел бы развеять этот проклятый туман и накрепко убедиться, что сам он дослужился до главы мракоборцев, Невилл выстроил самую большую в мире оранжерею и посадил там всё, что его душа пожелала, а Гермиона... Ну, этот туман хрен развеешь. Вот как ей рассказать, что пришла пора обратить внимание на парней? В смысле, на одного парня. Ничего так, парень, кстати. Получше многих. И уж точно лучше всяких высокомерных белобрысых говнюков.
Но врождённых способностей к прорицаниям у Рона отродясь не имелось, и надеяться на их внезапное обретение не стоило. Так что под покровы обыденности они с Невиллом так и не проникли, хоть и убили следующий час на гадания по чайной заварке.
– На что похоже, как думаешь?
– Крест? – неуверенно предполагал Невилл.
– Не, криво для креста, – мотал головой Рон и сверялся с учебником: – «Увидеть крест – испытать беды и несчастья». Точно, криво. Это снежинка, вот! Та-а-ак… Где тут у нас снег? Ага! «Кратковременная влюблённость».
Невилл краснел и бурчал смущённо:
– Тогда точно не снежинка. Смотри, а у тебя что-то похожее на кота. Что это значит?
– Это значит, что кое-кто купил мерзкого кошака, – напоказ вздыхал Рон, – который того и гляди сожрёт Коросту, а ей и так в жизни досталось.
– Мой замечательный кот, – металлическим голосом отвечала Гермиона, не отрывая взгляда от книги, – не станет есть старого лишайного вредителя и переносчика опасных болезней!
– Когда это твоё помоечное отродье научилось перебирать жратвой? Схарчит и не поперхнётся! Вон, посмотри в чашку! Заварка врать не станет!
– Это всё ерунда! – громко сказала Гермиона и от души шарахнула учебником прорицаний по столешнице, отчего чашки и блюдца жалобно задребезжали, а в классе воцарилась мёртвая тишина. – Чушь!
– О чём вы, мисс? – лениво осведомилась профессор Трелони, выпуская изо рта кольцо дыма; когда она успела закурить папиросу в длинном-предлинном мундштуке, Рон не заметил. – Не сошлись в интерпретации знаков? Я помогу.
Трелони, зазвенев бусами-браслетами-цепочками, встала с кресла и подошла к их столику.
– Вы все неправы, – заявила она, взглянув на раскисшие листики чая. – Это не кот. Это грим. Сочувствую вам, юноша. Грим – кладбищенское привидение. Его образ сулит смерть и только смерть. Боюсь, весны вы не увидите.
– Чего?! – обалдел Рон, а Гермиона упрямо тряхнула кудрями и нахмурилась.
– Это обычный чай! – запальчиво возразила она. – Это – чай, а теория вероятностей – раздел математики!
– Простите, милая, но ваша аура несовершенна, – изрекла профессор Трелони с фальшивым сожалением. – У вас весьма слабая восприимчивость волн, идущих из будущего. Боюсь, мой предмет лично для вас бесполезен.
Девчонки злорадно зашептались, а Гермиона внезапно успокоилась.
– Я тоже так думаю, – ответила она тихо. – Именно, что бесполезен. Благодарю.
На том урок и закончился.
О грядущей смерти Рон тут же позабыл, поскольку спуск девчонок по верёвочной лестнице вредина Падма организовать не успела. Он и раньше подозревал, что самые длинные и стройные ножки у Гермионы, но убедиться в этом воочию было приятно.
Следующим уроком была защита от тёмных искусств, и вот там Рон взаправду чуть не помер.
Егерь-профессор выглядел чуть лучше, чем вчера в поезде. Потрёпанная мантия осталась прежней, и шрамы с лица никуда не делись, но тёмные круги под глазами и болезненная бледность исчезли. Он поздоровался со студентами и велел оставить в классе учебники и писчие принадлежности.
– Возьмите лишь свои палочки. У нас будет практические занятия.
– Опять пикси? – взвизгнула Браун и прижала руку к левой сись… Кхм… Короче, изобразила, что вот-вот грянется в обморок.– Мне дурно! Я никуда не пойду!
Профессор изумлённо вскинул брови, но вежливости не растерял:
– Позволите применить к вам Энервейт, мисс Браун? Не нужно так переживать, я не дам вас в обиду.
Браун захлопала ресницами, заполыхала щеками и первая поскакала к выходу, напрочь позабыв про дурноту. Остальные, встревоженно переглядываясь, побрели следом за профессором, и только Гермиона осталась спокойной: в прошлогодней истории с пикси она единственная не растерялась и догадалась бить мелких гадёнышей замораживающим заклятием. Рон грустно вздохнул и мысленно пожелал дурному кошаку, рассорившему его с Гермионой, подцепить чуму, чесотку и три тысячи блох покусачей.
Профессор Люпин привёл их к дверям учительской, и народ напрягся всерьёз: ничего хорошего ни с кем из студентов в этом проклятом месте никогда не случалось. И точно! За одним из столов сидел Снейп и с угрюмой рожей яростно чёркал какой-то свиток. Невилл тихо ойкнул, и Рону пришлось взять друга за руку, чтобы хоть немного успокоить.
– Что происходит? – злобно выплюнул слизеринский декан, опуская приветствие и всякое вежливое обращение к коллеге.
Профессор же Люпин, напротив, повёл себя достойно:
– Добрый день, профессор Снейп! Я получил согласие директора Дамблдора на проведение здесь практических занятий по моему предмету. Прошу прощения, если мы вам помешали.
– Ничуть, – Снейп медленно поднялся с места, и бедняга Невилл стиснул ладонь Рона так, что впору было взвыть. – Эти бездари не в состоянии ничему помешать.
Люпин безмятежно улыбнулся и сделал вид, что не услышал грубости.
– Пожалуй, оставлю вас, – Снейп призвал охапку свитков, брезгливо сморщил носище и вдруг выдал ни с того ни с сего: – Предупреждаю, здесь присутствует некто Лонгботтом. Постарайтесь не поручать ему ничего сложного или важного. Он не справится. Думает за него Грейнджер, а действует – Уизли.
Невилла затрясло, а Рон наклонил голову и стиснул зубы, чтобы не обрадовать слизеринского гада словечками, которыми Олли Вуд поприветствовал за завтраком тролля-второгодника Флинта. Гермиона же, наоборот, вскинула голову, выпрямилась и даже воздуха успела набрать, но Люпин её опередил.
– Мне думается, вы ошибаетесь, профессор, – с мягкой улыбкой возразил Люпин. – Способности к зельеварению даются не всякому, но это всего лишь одна из множества магических наук. Мадам Спраут очень хвалила мистера Лонгботтома и рекомендовала мне обучать его без всяких поблажек.
Снейп скривил без того кривую рожу и под облегчённый выдох студентов выскочил из учительской. Небось, помчался портить ещё чью-то жизнь. Люпин вежливо склонил голову на грохот закрывшейся двери и снова улыбнулся.
Рон от всей души позавидовал самообладанию егеря-профессора. Круто же, ну! Вот чему нужно непременно научиться! Тявкнул, скажем, Хорёк какую-нибудь хрень, а Рон ему в ответ не «Сам такой!», а с улыбочкой: «Извольте проследовать, тварь вы белёсая, куда подальше, где ваш смрад не учуять!» В запале, правда, что-то мудрёное фиг придумаешь: в драке мозги не тем заняты. Но ведь можно загодя сочинить и накрепко выучить, верно?
Пока Рон мечтал, егерь-профессор подошёл к шкафу для преподавательских мантий и сказал:
– За лето здесь завёлся боггарт. Декан Флитвик мог бы уничтожить его одним щелчком, но любезно позволил мне воспользоваться удачной оказией.
Не отошедшие от встречи со Снейпом студенты взволнованно загомонили, а Браун снова принялась пищать и хвататься за… Интересно, если ей в Хогсмиде сласти какие купить, даст потрогать?
«Боггарт! – строго напомнил сам себе Рон. – Являет самые потаённые страхи! Мама нас всегда пугала. Мол, не лезте куда не надо, а то как выскочит! Ни разу ниоткуда не выскочил. Интересно, какой он с виду?»
Как объяснял когда-то Чарли, боггарты опасны тем, что не всякий человек знаком со своим настоящим страхом. Люди думают, что они боятся того, чего надо бояться – драконьей оспы, дуэлей, тёмной магии, полётов на дрянных мётлах, пятиногов и прочего, что сулит неминуемую смерть или непоправимые увечья. Всю жизнь думаешь, что боишься, к примеру, смеркута, а встретил боггарта и – бах! – теряешь разум от волосатой гусеницы.
Что обычная гусеница может сделать плохого? Ничего, но это ведь не гусеница, а ты сам, обезумевший от ужаса. «Самый страшный страх человеческий, – говорил Чарли, – без предупреждения столкнуться нос к носу с самим собой. Со своей изнанкой, если точнее. Себя надо знать очень хорошо и себя же перед самим собой не приукрашивать, а то мозги сожрёт первый попавшийся боггарт!»
Рону повезло – свой страх он знал. Пауки, чтоб им пусто было. И способ справиться знал: спасибо, Чарли! «Нет ног – не побежит! Не побежит – не догонит! Не догонит – не поймает!» – пробормотал он про себя придуманную братом скороговорку и хотел было наскоро просветить Гермиону, но профессор Люпин его опередил.
– Кто такой боггарт? Кто ответит? Мисс Грейнджер?
– Это привидение, которое умеет менять свой вид. Боггарт превращается в то, что человек больше всего боится, – опуская руку, бойко отбарабанила Гермиона, и Рон понял, что с просвещением опоздал.
– Отлично, – кивнул профессор, а Гермиона вновь подняла руку. – Да, мисс Грейнджер?
– Но ведь нас здесь много! В кого же боггарт будет превращаться? Это зависит от интенсивности страха конкретного человека? Или боггарта выбор случаен?
Рон в досаде едва не заехал сам себе по лбу. Точно! Чарли ведь рассказывал, как биться с боггартом в одиночку! А тут толпа! Гермиона опять первая ухватила самую суть! Вот кто был бы бойцом из бойцов, люби книжки чуть-чуть поменьше.
Профессору тоже понравились вопросы, и глаза его из неприступно-вежливых сделались нормальными, только чуточку грустными, как у Невилла.
– Верно, мисс Грейнджер. Нас много, и это хорошо. Что бы не писали в приключенческих романах, одиночка заведомо обречён на поражение. Вопрос времени и личного везения. У боггарта же никаких предпочтений не имеется, он слишком просто устроен. Необходимость выбора в буквальном смысле рвёт его на части. Я был свидетелем курьёза, когда боггарт пытался напугать двух человек одновременно. Получившееся видение было смешным, и боггарт упокоился мгновенно. Сейчас мы попробуем и то, и другое. Сначала научимся справляться один на один, а потом посмотрим, что происходит с боггартом при встрече с группой людей. Начнём?
Все закивали, и Люпин обратился к Невиллу:
– Чего вы боитесь, мистер Лонгботтом? Вопрос не праздный и никак вас не унижает. Наставник не должен отправлять в бой неподготовленного новичка. Итак?
Невилл покраснел и, уставившись в пол, пробубнил что-то неразборчивое.
– Бояться не стыдно, – подбодрил его профессор. – Стыдно стать жертвой собственных страхов.
Невилл помолчал, а потом выдавил:
– Я боюсь… Боюсь профессора Снейпа.
Рональд был готов двинуть в морду любому, кто посмеет хоть разочек хихикнуть, но никто не смеялся: до всех дошло, что собственные страхи нужно будет озвучить, а потом и встретиться с ними. На глазах у однокурсников. Рон помрачнел: вежливый профессор-егерь открылся с неожиданной стороны. Когда человек от рождения гад, ну как Снейп или, там, Малфой, это ничего. В смысле, не обидно. А бывает, что человек хороший-хороший, а потом вдруг – шар-рах! – и гад! Ну, вроде как в дерьмо тебя макнули.
– Давайте, я буду первый, – угрюмо предложил егерю-профессору Рон. – Пауков боюсь.
– Пауков? – задумался гадский профессор и решительно мотнул головой. – Нет, Снейп лучше!
Засмеялся даже сконфуженный до слёз Невилл, чего уж говорить об остальных. Рон и сам смешливо хрюкнул, изо всей мочи пытаясь удержать суровое выражение лица.
До Люпина дошло, что сморозил, и он тоже заулыбался, а потом укоризненно погрозил пальцем:
– Сейчас сами всё поймёте! Итак, мистер Лонгботтом, вы уже смеётесь над своим страхом. Молодец! Теперь слушайте внимательно! Страх и смех никогда не уживутся вместе. Вам или страшно, или смешно. Когда всё одновременно, пора бежать к мозгоправу, а не на урок ЗОТИ. Ясно? Отлично. Мистер Лонгботтом… Могу я звать вас по имени?
– И меня! – пропищала задавака Браун одновременно с робким кивком Невилла.
– Невилл, вы сумеете представить профессора Снейпа смешным?
– Нет!
– Вы только что смеялись. Можете, уверен. Итак, класс! Запомнили заклинание «Ридикулус»! «Ри-ди-ку-лус»! Теперь разучим движение палочкой, – Люпин достал свою палочку, такую же потрёпанную, как и сам. – Повторяйте за мной. Замах, дуга вниз, отмашка! Все вместе! Ридикулус! Отлично! Ещё раз! И ещё раз! Запомнили? Очень хорошо! Теперь дело за малым – нужно под взмах палочкой сказать заклинание и представить свой страх в смешном виде.
– Как?! – простонал несчастный Невилл.
– Как одевается ваша бабушка? – вопросом на вопрос ответил профессор. – Вообразите её парадный наряд и облачите в него боггарта.
Невилл, кусая губы, неуверенно подошёл к шкафу и нацелил палочку на резные дверцы. Кончик палочки подрагивал, а за дверцами что-то шуршало и скреблось.
Все затаили дыхание.
Невилл переступил на пару шагов ближе, дверцы распахнулись, и из шкафа стремительно шагнул слизеринский декан. Два Снейпа на один Хог было бы перебором даже для слизней, а уж нормальных студентов, понятно, передёрнуло всех до единого.
Невилл же – герой! – не оплошал и громко выкрикнул заклинание, исхитрившись ни разу не заикнуться. Поддельный Снейп обзавёлся прославленной шляпой с чучелом грифа, красной сумкой и старомодными ботами на каблуках-рюмках.
Парни и девчонки нервно засмеялись, Невилл оскалился в сумасшедшей ухмылке, и Рон, плюнув на приличия, взял палочку в боевой хват. Псевдо-Снейп запнулся на полушаге, окинул себя затравленным, совсем не снейповским взором, прикрылся сумкой и шмыгнул назад, в шкаф. И только после треска захлопнувшихся за боггартом дверок смех стал правильным – весёлым.
– Каблу-уки-и! – взвыл Симус восторженно и захохотал. Его хохот подхватили остальные; у Падмы Патил даже слёзы на глазах выступили. Гермиона тоже улыбалась, но будто через силу: видно, идея насмехаться над преподавателем ей не понравилась.
Рон же не на шутку озадачился. Чарли учил не так – о смехе и речи не было. Страх нужно было обезвредить. Неважно каким способом, лишь бы в этот способ верилось. «Нет ног – не побежит», – это не смешно, это здраво. Паук же в шляпе старухи Лонгботтом – ни хрена не весело, потому что все восемь проворных лап останутся при нём. Бегать не разучится, точно. Ладно, сейчас станет ясно, чьи уроки лучше. Он снова взял палочку «правильно», за рукоять, и принялся дожидаться своей очереди.
Дождался, блин, на свою голову!
После игрушечной мумии в дурацких больничных бинтах от Патил (уж после каникул в Египте Рон знал толк в правильных мумиях!), симусовой баньши, милой и очень симпатичной крыски от дуры Браун, чьей-то змеюки с погремушкой на хвосте и окровавленного обрубка руки от Томаса, Рон успокоился и приготовился «отрывать» лапы у своего паука.
Вот только из шкафа вылез не домашний паучок, а матёрый акромантул во всех тошнотворных подробностях. Профессор Люпин, кажется, сам на миг растерялся, а уж Рональд и вовсе чуть на жопу не упал от неожиданности и в панике заорал во всю знаменитую лужёную глотку Прюэттов:
– Ридикулус!
Девчонки хором завизжали, и лишь Гермиона принялась смеяться, но так, что лучше бы тоже взвизгнула. Рон даже про акромантула на секунду позабыл, заслышав этот злой и очень старательный смех:
– Ха-ха-ха!
«Вступилась! Помогает!» – понял Рон, углядев, что Гермиона без команды профессора достала палочку, и сам расплылся в счастливой улыбке. Лапы у дракклового богарта тут же отвалились сами собой, и жирное мохнатое тулово грузно плюхнулось наземь.
– Ур-ра! – радостно заорал Симус и добавил ехидно: – Но Снейп лучше! На каблуках!
Люпин укоризненно покачал головой и подошёл к слабо подёргивающейся туше акромантула. Та задрожала, превратилась в облачко и свернулась в серебристый шар, который тут же трансформировался в крысу со змеиным хвостом, а потом снова стал облачком и шустро метнулся в шкаф.
– Молодцы! Вы все прекрасно себя показали, – профессор Люпин неуловимым движением убрал палочку. – Домашнее задание: прочитать главу учебника о боггартах и написать эссе. Будет славно, если вы опишете свой личный опыт.
– А я? Я не успела применить заклинание «Ридикулус» и победить свой страх! – громко и слегка обиженно сказала Гермиона. – У меня нет личного опыта!
– Уверен, есть, – мягко улыбнулся профессор. – Каждый из нас побеждал свои страхи не раз, верно?
Гермиона медленно кивнула и крепко задумалась.
Обед прошёл весело, под тихие смешки над угрюмо-надменной рожей Снейпа, восседавшего за преподавательским столом с таким видом, будто он всему Хогвартсу одолжение делает. Профессор Люпин сидел рядом с директором и о чём-то с ним переговаривался, то и дело посматривая на Поттера и его драккловых дружков.
Поттер же и ухом не вёл: уплетал жареное мясо вприкуску с пирожными и отвлекался только на перешёптывания с Хорьком.
– Следующий урок у Хагрида? – негромко спросил Невилл, тоже посмотрел на Поттера и помрачнел. – Со Слизерином?
– Угу, – вздохнул Рон; друга стало жаль. Невилла хотелось как-то утешить, но Рон не представлял, как. Уж очень тесно сидели рядышком Поттер и Малфой, хотя места на скамье было вдоволь. – Правда, не думаю, что будет что-то круче, чем боггарт. Как думаешь?
Невилл рассеянно пожал плечами и снова печально уставился на Поттера, бедняга.
Замечательный-чудесный Люпин от Птички!
ГЛАВА 21ГЛАВА 21
Как ни противно было признавать, а от подхалимства толк имелся, и немалый.
Уолден всего-то две недели протаскался следом за Амбридж, но обзавёлся целой кучей полезных знакомств и день через день удостаивался покровительственного хлопка по плечу от самого министра Фаджа: «Как там ваши чудовища, мистер Макнейр? Все ли – хе-хе! – вразумлены?»
Уолден степенно отвечал: «Не извольте беспокоиться, сэр», однако, по правде, знать не знал, как там «чудовища» и что поделывают. То ли по неопытности он выслуживался чересчур усердно, то ли занятие само по себе было хлопотным, но на работу времени не оставалось.
За эти недели «мистер Макнейр» брал в руки секиру лишь единожды, и то не по делу, а для колдографии в «Пророке». Секира получилась отлично, а Уолден – как всегда. Смурной и малость небритый, он возвышался за спиной мадам Амбридж и лохматой башкой подпирал крупные буквы заголовка: «Мы верим в торжество закона!»
– Поди не поверь, – бурчал толстячок Диггори, опасливо оглядываясь по сторонам. – С топором-то наперевес. Любой уверует.
– Секира это, – снисходительно объяснял Уолден бестолковому цивилу. – Боевой топор. Не дрова рубить, понял?
– Понял, – угрюмо отвечал Диггори. – Все всё поняли.
Уолден примирительно хмыкнул: добродушный балабол Диггори перевёлся в Департамент по тварям совсем недавно, спасаясь от разгрома, учинённого в Департаменте транспорта Скримджером и его псами. Повинны в разгроме были молодые дебилы, воображавшие, будто неправедное золотишко за «крысиные норы» в Барьере и незарегистрированные камины можно утаить от аврората. Спроси они кого-нибудь из своих, кто постарше да поумней, так узнали бы, что авроры за магическими перемещениями следят усердней, чем акромантулы за своими тенетами.
По сути, ещё со времён Гриндевальда единственным способом попасть куда-то быстро и скрытно оставались личная аппарация да самостоятельно зачарованные порт-ключи, отчего антиаппарационные купола разве только в чистом поле не ставили. Один, положим, сломаешь. Может быть, и второй, если Мерлин силой и мозгами не обидел. А на третьем за раз даже Главный тайнюк – интересно, кто он, кстати? – заработает грыжу и выбросит погоревшие в хлам амулеты. После двух-то страшных неправильных войн подряд не осталось дураков, чтобы не обвешивать купола «защитками», «следилками» и прочей дрянью. Вымерли. Подчистую.
Ну, а их место заняли наглые грязнокровые щенки, что устроились в Департамент магического транспорта и с какого-то драккла решили, будто набрели на золотую жилу. Ага, как же! Их просто пасли некоторое время, выведывая подробности и вычисляя клиентов. Честный-то человек нелегальным дерьмом не воспользуется, и в Лютном сейчас тоже царила паника среди мелкой шушеры, догадавшейся довериться министерский плесени. Понятно, что ребятишек Лютого Дика или Одноглазого Мо зачистки не коснулись: своих умельцев хватало, да таких, что куда там министерству.
Уолден даже пил когда-то с одним таким безымянным хреном, которого выгуливала по кабакам тройка дикарей. Пил на спор с сукиным сыном Яксли, ибо по своей воле связываться с четырьмя чудищами в человечьем обличье, одно из которых ещё и пьяное… Нет, подвиг удался, и полсотни золотых слегка уняли запоздалый ужас, но, протрезвев, Уолден поклялся сам себе, что больше ни за что! Во всяком случае, без УПСовой маски, мантии, десятка выданных под отчёт щитов и большой компании так же круто упакованных парней.
Но всё равно, урон «теневой экономике», как умно выразился Люци Малфой, был нанесён страшный. Мракоборцы устроили серию рейдов в самое неудачное время – когда герой-молокосос Поттер отбыл из «Дырявого котла» в Хог, и все вздохнули с облегчением. Решили, будто авроры замаялись кошмарить всех встречных-поперечных под тупым предлогом поимки Блэка – «Поймать?! Да вы его в Азкабане не удержали, ебанаты!» – и завалились по домам, отсыпаться и отжираться после беспрерывных дежурств.
Тут надо было бы понимать, что старые времена прошли и место честных и оттого предсказуемых сволочей Крауча и Шизоглаза теперь заняли хитрые подлые твари Скримджер и Боунс. Надо бы, но никто не понял, кроме такой же хитрой и подлой твари Малфоя.
Новость, которую необычайно гордый Уолден поведал Люци в надежду на… Мордред подери, да на что он только не надеялся! Даже успокоительного зелья пришлось глотнуть, чтобы хоть штаны застегнуть перед выходом. Однако новость оказалась не новостью: Хромец со своими уродами аккурат за день до начала рейдов залёг на дно, а с ними и почти все егеря, кто поопытнее. Цены в Лютном мигом взлетели до небес, мелкие барыги оказались на грани разорения, а крупные затихарились до прояснения ситуации. Все прочие, кто не содержал трактиры и бордели, терпели непомерные убытки и самыми чёрными словами крыли Поттера, Блэка и безмозглых грязнокровок из Департамента магического транспорта. Утешало только, что последние выйдут из Азкабана не скоро – ушлые мракоборцы перетолковали природную дурость подсудимых в сговор с «асоциальными элементами» Лютного.
Понятно, что грязнокровые недотёпы знать не знали, где этот Лютный вообще расположен и что за «элементы» там водятся, но Визенгамоту было класть – возможность запугать граждан и слегка сгладить впечатление от побега Блэка уж куда важнее печальной участи нескольких недоумков.
Диггори, понятно, никакого отношения к скандалу не имел. Несмотря на излишнее добродушие, дураком он не был. Вместе со своим дружком Огастом Бэзилом они даже докладную записку министру составили, требуя пересмотреть полномочия сотрудников и усилить контроль за выполнением их обязанностей. Записку министр проигнорировал, а на личном приёме отговорился какой-то ерундой. Теперь-то стало понятно, почему: за отделом уже наблюдали во все глаза, прикидывали места засад и согласовывали даты рейдов. Под подозрением были все, и по итогу Диггори и Бэзил удостоились серии допросов – мол, так вас и сяк, знали и молчали, что ли?
Спроси кто Макнейра, тот посоветовал бы слать дознавателей к Мордреду и нанятому адвокату. Хватило бы даже недорогого. Адвоката, в смысле, не Мордреда: из одних лишь тупых провокаций и ничем не подтверждённых подозрений дела не состряпать.
Уолден в своё время даже от Метки отмазался, причём безо всякого адвоката. Следов применённого на нём непростилова было как на кобеле блох. Круцио, понятно, ещё от Лорда, а Империо – от добрых товарищей по оружию как раз на такой случай. Три капли Веритасерума на загодя вшитый в потроха безоар – и готово. Запугали и принудили, ничего не помню, ничего не знаю, какая ещё маска, не было никакой маски. Правда, про безоар авроры потом допетрили: когда не подействовало спешно влитое перед судом заживляющее зелье. Битая рожа подсудимого слегка смутила Визенгамот – цивилы, блин! – так что Уолден отделался всего-то тремя месяцами Азкабана. Цена, конечно, плёвая, но повторять не хотелось. Бывший егерь и бывший же УПС-штурмовик Макнейр пораскинул мозгами и решил угробить заначку – очень неслабую, между прочим! – на переход к условно честной жизни.
Диггори же по крепости рожи и умению приспособиться к любым бзикам начальства было далеко даже до самого негодящего УПСёнка вроде мелкого истерика Крауча-младшего. Сначала испугался, потом обиделся, дурень, прямо в атриуме задвинул Скримджеру речугу про беспринципность и неумение ценить чужие таланты и свалил в другой отдел на первое же попавшееся место.
Теперь прирождённый Странник Амос Диггори занимался всякой ерундой вроде распределения бесхозных эльфов и контроля за миграциями гриндилоу, постоянно пребывал в дурном настроении и угрюмо косился на всякого мимопроходящего аврора. Будь Лорд жив, то сумел бы повернуть ситуацию себе на пользу, но Лорд убился об святого младенца Поттера, а министру и его прихлебателям было похрен, кто там и чем занимается – лишь бы ходили по струнке и помалкивали.
Уолден Лордом не был, и забавного толстячка взялся утешать просто так, от скуки.
– Умеете вы, мозговитые, на пустом месте горя себе найти, – сказал он и за шкирку отодвинул замешкавшегося Диггори с дороги тройки штурмовиков, деловито прущих по коридору. Сапогами они грохотали за шестерых и рожи скорчили суровей некуда: в сортир, небось, поспешали. – Вот он, твой закон, чешет. Не дурак пожрать, выпить и потрахаться, особенно если задарма. Не… Это… – Уолден задумался, вспоминая заковыристое словечко, которое Амбридж частенько вворачивала в свои бесконечные речи. – Не утрируй, вот! Закон – это люди. Всегда можно договориться. Ну, или в морду дать.
– Но это неправильно!
Уолдену только и осталось, что с укором поглядеть в потолок: цивил, что с него взять? Вроде и битый уже, а не поумнел ни на кнат.
– У вас, Макнейр, совершенно неверная концепция… – завёлся Диггори, и Уолден поморщился. Слово «концепция» Амбридж тоже любила, и это означало, что сейчас будет наговорено на три бочки с верхом, и кабы чего умного, а то всякой ерунды. Ещё слово «концепция» означало, что здравые возражения слушать никто не собирается, так что даже стараться не стоило.
Остановить никому не нужную болтовню можно было лишь одним способом, и Уолден, вздохнув, спросил:
– Сын твой как? Пишет?
Диггори заткнулся на полуслове и расплылся в глуповатой, но абсолютно счастливой улыбке.
– Конечно, пишет, – ответил он с гордостью. – Седрик – хороший мальчик и никогда не забывает писать родителям! Вы не представляете, Макнейр, до чего мой сын умён! В прошлую пятницу сам декан Флитвик оценил его эссе по чарам распознавания на «Превосходно» и обещал помочь переработать в статью! Мой мальчик далеко пойдёт, вот увидите! Он у меня необыкновенный!
– Сглазишь, дурень! – беззлобно рявкнул Уолден. Колдографию молодого Диггори он видел. Парень был удивительно хорош собой, и на редкость умные глаза красили его ещё больше. – Детей вообще-то на людях хвалить не положено, а уж в этом гадючнике и отругать не грех.
– За что?! – возмутился Диггори. – Да мой Седрик…
– Заткнись ты, сделай милость, а? Твоими стараниями, трепло, мальчишка, сам того не зная, обзаведётся десятком врагов ещё до выпуска!
Диггори захлопнул пасть, покраснел и наградил Уолдена подозрительным взглядом: видно, вспомнил, какими словами честили прошлое «сотрудника Макнейра» здешние болтуны.
– Пожалуй, мне пора, – промямлил он. – Спасибо вам за компанию, но мне… Мне некогда.
Уолден жестом, подсмотренным у Лорда, шевельнул кистью: вали да поживей. Дигори свалил, а Уолден уселся на скрипучий стул для посетителей в ожидании, пока Амбридж изложит беднягам, прогневавшим Мерлина, очередную «концепцию». Он приготовился торчать в коридоре до вечера, но не прошло и часа, как Амбридж выкатилась из кабинета и поманила Уолдена за собой.
– Вы не присутствовали на совещании, мистер Макнейр! – визгливо попеняла она. – Упущение с вашей стороны!
Свора её прилипал расплылась в гаденьких ухмылочках, предвкушая отлучение тупого выскочки, но Уолден в своё время был неплохим егерем и повадки всяких отвратных тварей просекал на раз.
– Я в умных речах не силён, мэм, – пророкотал он и небрежно взмахнул рукой, невербальным заклинанием распахивая перед Амбридж громадную двустворчатую дверь. – Мне сподручней совещания вести секирой.
Засуетившиеся было свитские, вздохнув с досадой, убрали палочки, а Амбридж покровительственно кивнула:
– Верно, мистер Макнейр! Каждый должен быть на своём месте! Кстати! У меня к вам есть дело! Довольно опасное. И деликатное. Весьма деликатное! Вы, конечно, можете отказаться…
– Не могу, мадам, – покачал головой Уолден. – Дело-то, чую, стоящее.
Амбридж всплеснула пухлыми руками, обрадованно захихикала и велела Уолдену следовать за ней, чтобы получить «инструкцию». Уолден помрачнел: если «инструкция» будет похожа на «концепцию», то с ужином он снова припозднится.
Очутившись в своём кабинете, Амбридж уселась в глубокое кожаное кресло, украшенное розовой вязаной шалью, устало прикрыла глаза и сказала без обычных взвизгов в конце каждой фразы, отчего её голос стал немного похож на человеческий:
– В Хогвартсе снова чрезвычайное положение. Беспрецедентное нападение дикого животного на ребёнка.
– Дикое животное? – недоверчиво спросил Уолден. – Откуда оно там взялось?
– Ну, не совсем дикое, – подумав, созналась Амбридж. – Скорее, плохо воспитанное домашнее. Но всё равно, ситуация скверная.
– На Поттера нагадила чья-то сова?
Амбридж вытаращилась на Уолдена, как на гриндилоу, подсевшего к егерям погреться у костерка, а потом фыркнула, скрывая смешок, и с показным осуждением покачала головой.
– Ай-яй-яй, мистер Макнейр! Где ваше уважение к герою магической Британии? По счастью, мистер Поттер не пострадал и вряд ли пострадает. Он под надёжной опекой величайшего волшебника современности. Мага, настолько могучего, – Амбридж насупилась и неприязненно скривила губы, – что в рамках закона ему стало тесновато.
«Ты мне, милашечка, скажи, кому там просторно! – мысленно хохотнул Уолден, изобразив на лице почтительное внимание. – Зря, что ли, всяк норовит выбиться в великие волшебники?»
– На этот раз мистер Дамблдор перешёл все границы! – Амбридж аккуратно стукнула пухлым кулачком по столешнице. – Профессорская должность – это, знаете ли, не шутка! Мистер же Дамблдор в этом году пригласил преподавать закоренелого преступника, уже дважды побывавшего в Азкабане, и какого-то безвестного бродягу! Результат налицо! Негодяй приволок на урок стаю гиппогрифов, и один из них…
– Бродяг? – уточнил Уолден, слегка потерявшийся в обилии дамблдоровых ставленников. – Или негодяев?
– Гиппогрифов! – ударил по ушам негодующий визг Амбридж. – Дракклов гиппогриф едва не убил студента!
– Ого! – Уолден присвистнул. – Выживет хоть? Или в тряпки?
– Гм… – Амбридж, слава Мерлину, чуть успокоилась и понизила голос. – Прогнозы целителей благоприятные. Но ведь надо что-то делать!
– То, что обычно, – пожал плечами Уолден. – Взять секиру да прибить дурную тварь. Я мигом управлюсь, мэм, не извольте беспокоиться. Ежели родные студента пожелают, могу потом маховые перья и когти им передать. Небольшие, но деньги.
– Нужен суд!
Уолден даже головой тряхнул, подумав, что ослышался. Суд? Над зверюгой? Да ладно!
– Прошу прощения, мэм, а суд-то зачем?
Амбридж вдруг заговорщицки улыбнулась; Уолден напрягся и почему-то вспомнил непролазные топи проклятого острова Дрир.
– Повторю, – пропищала Амбридж, – дело крайне деликатное. Видите ли, Макнейр, эта жуткая история огласки не получила. Директор Дамблдор намеревался держать происшествие в секрете. Заполучить эти сведения нам с министром удалось по чистой случайности. К сожалению, родители пострадавшего студента тоже не стали поднимать шум – неизвестно, отчего.
– Заплатили? – предположил Уолден.
– Исключено, – замотала головой Амбридж.
– Почему?
– Видите ли, этих людей трудно купить. Уолден… Вы позволите мне называть вас по имени?
– Это честь для меня, мэм.
– Уолден … – Амбридж сделала вид, что смутилась. – Простите, но до меня доходили слухи, будто вы дружны с лордом Малфоем. Это так?
Уолден озадаченно хмыкнул и почесал в затылке:
– Ну-у… Дружны – это сильно сказано. Так, встречались по делам. Нечасто. А что?
– Дело в том, что пострадавшего мальчика зовут Драко Малфой.
***
Под утро ему внезапно приснился сон.
Будто он тайно пробрался в какую-то лабораторию в поисках чего-то важного и впотьмах нечаянно, сам того не заметив, смахнул со стола какой-то фиал. Звон разлетевшегося в мелкие брызги стекла заставил его замереть неподвижно и облиться холодным потом. Ровно в полночь, когда слова «вчера», «сегодня» и «завтра» на миг потеряли всякий смысл, он застыл ни жив ни мёртв и гадал, что именно сейчас вдыхает – смерть, удачу, правду, любовь, мучения или просто какое-нибудь Бодроперцовое. Горло тотчас перехватило от ужаса неизвестности, он стремительно аппарировал прочь…
И проснулся, схватившись за чью-то руку.
– Милорд? – произнёс знакомый голос, и Люциус облегчённо выдохнул. Сон, всего лишь дурной сон.
– Успокоительное, – пробормотал он недовольно, продолжив приснившийся список зелий, и открыл глаза.
Аженор Неккер приподнялся на локте и нахмурился.
– Ерунда приснилась, – объяснил Люциус и наколдовал Темпус. Шестой час: спать бы и спать, но проклятый сон взбудоражил не хуже внезапной стычки. Он прикинул, что успокоиться и вернуть так нужное сейчас хладнокровие проверенными способами не выйдет. Куда-то бежать и что-то делать было слишком рано, алкоголь исключался по той же причине, а секс...
Потенциальный секс сонно моргал и возился на своей половине кровати, кутаясь в одеяло. К сожалению, спать обнажённым паршивец Неккер перестал, как только понял, что в качестве платы за покровительство его тело Люциуса не интересует.
Точнее, тело-то Люция интересовало, и чем дальше, тем больше, но совсем не хотелось, чтобы это драклово тело легло ничком, уткнуло нос в сгиб локтя и терпеливо дождалось, пока «его милость» кончит. «Сучёныш», – с привычной досадой постановил Люциус, закинул руки за голову и хмуро уставился в потолок гостиничного номера.
Проклятая неопределённость снова взялась его мучить, но теперь не было ни летнего леса вокруг, ни уютного гамака, ни даже виски, ибо пить не просыхая в нынешних обстоятельствах мог только самоубийца. Множество событий, большинство из которых по отдельности не тянуло не только на катастрофу, но даже на обычную проблему, упрямо сплетались между собой в прочную верёвку. Магловскую верёвку – толстую, кручёную, спрядённую из скользких нитей неведомого происхождения, на которых почти не держались чары.
Люциус однажды пробовал: дурная растрата сил. На такую верёвку бесполезно было вешать что-то незаметное и деликатное, чтобы освободиться без нарушения Статута. Только жечь. Жечь прямо на глазах ошарашенных маглов, с руганью стряхивая с рук жгучий черный расплав вместо честного пепла от нормальной верёвки. Затем бить по свидетелям самым сильным Конфундусом, на какой только способен, не заботясь о нежном содержимом магловских черепов, и улепётывать как можно быстрее и как можно дальше. Урок был обидным и болезненным, зато с тех самых пор Люций старательно держал дистанцию между собой и маглами. Что, впрочем, впоследствии не спасло его от автоматной очереди. Расстояние между ним и стрелявшим вроде было приличным, но Хромец Гилберт потом объяснил, что стреляли «практически в упор».
На мгновение забывшись, Люциус злобно оскалился, и понял, что возня рядом прекратилась. Паршивец настороженно замер и, кажется, прикидывал, как прикинуться спящим. В другое время Люций сделал бы вид, что ничего не заметил, но раздражение, клокотавшее в груди, настоятельно – «Ох, Север! Как я тебя сейчас понимаю!» – требовало выхода.
– Страшно? – вкрадчиво поинтересовался он, неимоверным душевным усилием удержавшись от гневного вопля и залпа ругательств: «Мерлин трижды величайший, я и Нарси теперь понимаю!»
Неккер нерешительно кивнул и плавно сдвинулся поближе к краю кровати.
– Ты меня до сих пор боишься? – уточнил Люций на всякий случай.
– Ваша милость не духе, – глаза у сучёныша потемнели. – В сердцах всякого можно… Простите.
Люциус глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Он решил сосредоточиться на том, что паршивец – меньшая из его проблем, и вообще необыкновенно хорош собой. Загляденье просто, а не ходячая головная боль.
– Я злюсь на плохой сон, – терпеливо повторил Люций. – Я не собираюсь тебя проклинать, бить, насиловать, калечить и отбирать учебники. Честное слово. Я даже клятву давал, помнишь? Я и пьяным до беспамятства ничего с тобой не делал! И не собирался! Объясни же, что со мной не так?
У паршивца достало совести покраснеть и смущённо опустить глаза.
– Понятно. Всё не так, – не дождавшись ответа, буркнул Люциус и снова уставился в потолок. Раздражение схлынуло как не бывало, а мозги наконец заработали и выдали весьма неутешительный вывод. Люций некоторое время осознавал свершившееся, а потом издал горестный стон.
– Милорд?
– Радуйся, – недовольно проворчал Люциус. – Пришла пора нам с тобой расстаться. Всё. На прощание я громко хлопну дверью. Это для охраны, не пугайся.
– А… – вопреки ожиданиям радоваться Неккер не спешил. Огорчаться, впрочем, тоже. Удивился, а затем что-то понял и покорно кивнул. – Осень. Я забыл, простите.
– В том числе, – Люций всё-таки не удержался и мстительно добавил: – И в постели ты… Тоска, в общем.
Теперь паршивец обиделся и слегка разозлился: сомкнул губы, сощурил глаза и раздул ноздри. Еле-еле, но Люций заметил и мысленно потёр ладони – ага, дружочек! Съел?
– До сегодняшней ночи всё было отлично, – подумав, уточнил Люциус. С одной стороны, разозлить Неккера было бы славно. Паршивец исправно бесил Люция каждую встречу и вполне заслужил маленькую месть. Но с другой стороны, обиженный малефик под боком – это очень, очень плохая идея. Как будто других неприятностей нет.
– Отлично? – растерялся паршивец.
– Ни одного дурного сна рядом с тобой, – проникновенно поведал Люций, стараясь не ухмыльнуться. – Спал как дитя! И вот, пожалуйста! Снова ночи без сна и фиалы с успокоительным зельем!
– И вот это всё, – Неккер повёл рукой, необъяснимым образом заключив в нехитром жесте свежую постель, дорогой номер, ванну, в которой полюбил плескаться, стопку учебников на прикроватной тумбочке и даже старичка-репетитора мистера Сноуоула, – только для того, чтобы выспаться?!
– Помучайся с моё от кошмаров! – возмутился Люций и добавил примирительно: – Нет, Аженор, ты сам по себе очень ценен, поверь. Ты хоть и не обучен, но очень силён. Для своей силищи ты на диво вменяемый. К тому же, я верю, что судьба не зря свела нас вместе. Постель, что бы мы с тобой под этим не подразумевали, здесь вовсе не главное.
– Судьба? – Неккер свёл брови, и Люций невольно им залюбовался: всё-таки есть что-то чарующее в юношах строгих и печальных. – Или «квадратики»?
Люций потёр виски, прогоняя незваные мыслишки, и сознался:
– Ни в какие «квадратики» ты не вписываешься вообще ни по какому раскладу. Я и так прикидывал, и эдак – пусто! Но мы зачем-то встретились, да ещё таким дурацким способом, и наши дела внезапно пошли в гору.
– Это смотря по тому, что считать горой, – здраво заметил паршивец и отодвинулся от Люция ещё на фут. – Да, я много лучше стал разбирать латынь, но зато из егеря превратился в дичь. На меня есть два тайных контракта. Вы знаете?
– Один – мой, – выдал Люций очередное признание и добавил: – А как прикажешь отслеживать исполнителей по первому? Перебиваем цену и отлавливаем потихоньку, но ты всё равно будь настороже. Не приведи Салазар, за дело возьмётся кто-нибудь принципиальный и не алчный. И потом, ты всё равно предрёк нам всем гибель через пару лет. Не поздно ли переживать?
– Мерлин, о чём я думал, отправляясь тогда на встречу с вами? – с тоской спросил Аженор у аляповатой люстры на потолке.
– Ещё спроси: «За что мне это?» – раздражённо хмыкнул Люций.
– И за что же?
– Ни за что! Просто так!
В комнате повисло нехорошее молчание, и Люциус был вынужден констатировать, что от «феномена Неккера» он излечился наполовину. На худшую половину: кошмары вернулись, а ясность ума – нет. Зачем он достаёт талантливого, но совершенно дикого мальчишку? Есть риск вляпаться в такое проклятие, которое и Конклав чароплётов не распутает.
– Уели, ваша милость, – отозвался наконец Аженор и смиренно вздохнул: – Никто, и ни за что, и ни в одном «квадратике».
– Да что ж такое? – пробормотал ошарашенный выводом Люций. – Давай начистоту. Ты меня боишься, и меня это огорчает. Не такой уж я и негодяй. До Лютого Дика, например, мне далеко. Я стараюсь выполнить свою клятву в точности, и не моя вина, что порой не угадываю твоих желаний – менталист я никакой. Скажешь вслух – исполню. Ты сыт, одет и не мёрзнешь. Ты учишься и имеешь на это время, поскольку не шляешься месяцами по лесам ради пары галлеонов. Ах да, ещё ты под охраной, чтобы оградить тебя от встреч с опасными людьми. Это проблема?
– Да! – с вызовом ответил паршивец и твёрдо посмотрел Люциусу в глаза. – Это проблема! Я давно совершеннолетний, ваша милость, и тоже давал вам клятву. Мне следует вас оберегать и защищать, но вы меня держите здесь, как… – он запнулся, явно подбирая сравнение пообиднее, и Люц поспешил его перебить.
– Малефика в поле? Настоящего тёмного малефика? Да ты рехнулся! Дешевле дорожки в саду мостить галлеонами! Опять неймётся поваляться в беспамятстве? Если хочешь поиграть в бойца и целителя, то это можно устроить без ядовитого когтя в заднице! Я в полном твоём распоряжении! Приступай!
Сучёныш густо покраснел.
– В плече, а не в заднице, – пробормотал он еле слышно и опустил глаза. – Не хочу я играть, с чего вы взяли?
– Ну вот, а я-то надеялся! – развеселился Люций. – Ладно, пора по делам. Дверью хлопать или проверим твою способность отгонять кошмары ещё разок?
– Проверим, – подумав, кивнул Аженор и вздохнул: – Когда вы спите, милорд, то ни капельки не страшный. Ну, ежели, конечно, заснули трезвым.
***
– Не, ну как ты его, а?! – Симус никак не мог успокоиться; в сотый, наверное, раз хлопнул Невилла по плечу и снова прыснул: – Шляпа! Сумка! Каблуки, Годрик всемогущий!
Дин тоже засмеялся:
– На зельеварение теперь хоть не ходи! Баллов же стрясёт кучу!
– Нехорошо обсуждать преподавателей, – наставительно произнесла Гермиона, – в подобном ключе.
– Какие ещё ключи? – отмахнулся Симус и расплылся в счастливой улыбке: – Прикиньте, народ, мчится это Снейп по коридору – нос вперёд, патлы назад, мантия парусом! Только на каблуках! Цок-цок-цок!
Теперь расхохотались все, и даже Гермиона заулыбалась смущённо. Воображаемая картинка получалась настолько забавной, что Рона наконец-таки отпустило, и смех вышел нормальным, а не истерическим.
– Дружище, – сказал он Невиллу негромко и подмигнул: – Спасибо!
Невилл слегка покраснел и молча ткнул его в бок.
– Рон тоже классно со своим пауком управился! – отсмеявшись, Финниган впал в воинственное настроение. – Лапы – раз! Тулово – р-раз! – и бах! Круто! А баньши эту паршивую как я сделал, видели? Чётко, да? Слава Мерлину, теперь-то у нас нормальные уроки ЗОТИ будут!
– Только Уизли больше к боггарту подпускать не надо! – жалобно пропищала кривляка Браун. – Где ты только такое чудище увидел, рыжий? Я чуть не умер…
– Уссалась, – мрачно буркнула тихоня-себе-на-уме Данбар. – Я – без малого, Уизел. Спасибо тебе, порадовал!
– Фе-е-й! – хором застонали Браун и Патил. – Ты же девочка, следи за языком! Даже Грейнджер, хоть и безнадёжная, а такого не ляпнула бы!
Гермиона фыркнула, задрала подбородок подозрительно знакомым манером, и Рон понял, что ненавидит Хорька ещё больше, чем даже вчера в поезде.
– Кстати, да, – кто-кто, а Данбар всегда плевать хотела на «ты же девочку». – Где, Уизел? В зверинце такую хрень не удержать. Да и в деревеньке вашей ловят мух твари попроще.
– Есть места, Данбар, – важно обронил Рон и опасливо покосился на Гермиону. За места, населённые акромантулами, им с Невиллом перед каникулами крепко от неё попало. Но из боггарта паучара и впрямь получился кошмарный. Рон на мгновение обеспамятел от ужаса, да и потом весь урок не мог поверить, что остался жив.
Пауков Рон боялся сколько себя помнил. Детские страхи исправно подновляли засранцы Форджи. Они, правда, каждый раз уверяли, что пытаются избыть испуг ещё большим испугом, но Рон им не верил – обычно бедовые братцы несработавшие фокусы по второму разу не пробовали. Заикой хоть не стал, и то счастье.
После рейда по карте-обманке в Запретный лес за «кладом» давний страх лишь укрепился. На малюсеньком-то паучке поди разбери, что такого в нём страшного и отвратительного. Зато на акромантулах Рон всё-всё разглядел в самых гнусных подробностях – и жирное мохнатое брюхо, и суставчатые лапы, и отвратное рыло с каким-то шевелящимся дерьмом вместо рта, и жуткие буркалы – все восемь. Погань как она есть! Боггарт, наверное, сам охренел, когда воплотился в эдакую срань.
А профессор Люпин всё-таки егерь. Интересно, а кличка у него какая для контрактов? Не скажет, конечно. Такой и ватагу может водить запросто. Умный, сволочь. Вернее, Рон сначала решил, что просто сволочь – матёрый акромантул, выметнувшийся из шкафа, склонять к другому мнению о преподавателе как-то не захотел. Теперь же, раз за разом прокручивая воспоминания об уроке, Рон сообразил, что егерь-профессор непрост даже для профессора, а уж для егеря и вовсе чересчур мозговитый.
Этот год вообще начался прикольно, даже если забыть про дементоров.
На самый первый урок пришлось тащиться в дальнюю Северную башню и карабкаться в класс прорицаний по верёвочной лестнице. На прорицания Гриффиндор поставили в пару с Рейвенкло, но на деле из умников к Трелони записалась лишь Падма Патил, сестрица Парвати. Именно она подняла визг и заставила парней лезть первыми, чтобы «под юбки не заглядывали». Невилл и Дин смущённо пожали плечами, а Рон и Симус обменялись досадливыми взглядами – вот ведь недоумки, могли же сами догадаться и чуть приотстать по дороге! Как раз явились бы к десерту!
На уроке Рон приготовился забиться на заднюю парту и вздремнуть хорошенько, но парт в классе не оказалось, да и дремать стало некогда. Мадам Трелони, во время обедов в Большом зале казавшаяся безобидной тетёхой, с ходу явила дурной нрав.
Для начала она заявила, что прорицания – самое трудное из всех магических искусств, для которого важны лишь врождённые способности, а личное усердие и уроки с учебниками полезны «лишь отчасти». Лучшего способа разозлить Гермиону просто не существовало: она дерзко фыркнула и демонстративно уставилась в учебник.
Затем мадам Трелони зачем-то напугала Невилла. Брякнула, мол, что старуху Лонгботтом может тяжёлая болезнь настичь или что-то вроде того. Оглушённый «новостью» Невилл, мигом растерял боевой настрой, и Рону пришлось доказывать, что разбитая чашка – это всего лишь разбитая чашка, а в битве Стальной Августы с какой-нибудь хворью можно смело ставить последний кнат на скорую и беспощадную победу Августы.
– Только много не заработаешь. На болячку-то и вовсе никто поставит, – притворно пригорюнился Рон, и Невилл наконец расправил плечи и улыбнулся.
Гермиона же утешать Невилла не стала, только буркнула сухо:
– Хочешь верить в эту ерунду, верь.
Прочие девчонки щебетали, разглядывая чаинки в чашках, Симус с Дином тоскливо переглядывались, а профессор Трелони монотонно гудела неожиданно низким и густым для своего тощего сложения голосом: «Проникните под покровы обыденного! Развейте туман над грядущим!»
Видит Мерлин, Рон хотел бы развеять этот проклятый туман и накрепко убедиться, что сам он дослужился до главы мракоборцев, Невилл выстроил самую большую в мире оранжерею и посадил там всё, что его душа пожелала, а Гермиона... Ну, этот туман хрен развеешь. Вот как ей рассказать, что пришла пора обратить внимание на парней? В смысле, на одного парня. Ничего так, парень, кстати. Получше многих. И уж точно лучше всяких высокомерных белобрысых говнюков.
Но врождённых способностей к прорицаниям у Рона отродясь не имелось, и надеяться на их внезапное обретение не стоило. Так что под покровы обыденности они с Невиллом так и не проникли, хоть и убили следующий час на гадания по чайной заварке.
– На что похоже, как думаешь?
– Крест? – неуверенно предполагал Невилл.
– Не, криво для креста, – мотал головой Рон и сверялся с учебником: – «Увидеть крест – испытать беды и несчастья». Точно, криво. Это снежинка, вот! Та-а-ак… Где тут у нас снег? Ага! «Кратковременная влюблённость».
Невилл краснел и бурчал смущённо:
– Тогда точно не снежинка. Смотри, а у тебя что-то похожее на кота. Что это значит?
– Это значит, что кое-кто купил мерзкого кошака, – напоказ вздыхал Рон, – который того и гляди сожрёт Коросту, а ей и так в жизни досталось.
– Мой замечательный кот, – металлическим голосом отвечала Гермиона, не отрывая взгляда от книги, – не станет есть старого лишайного вредителя и переносчика опасных болезней!
– Когда это твоё помоечное отродье научилось перебирать жратвой? Схарчит и не поперхнётся! Вон, посмотри в чашку! Заварка врать не станет!
– Это всё ерунда! – громко сказала Гермиона и от души шарахнула учебником прорицаний по столешнице, отчего чашки и блюдца жалобно задребезжали, а в классе воцарилась мёртвая тишина. – Чушь!
– О чём вы, мисс? – лениво осведомилась профессор Трелони, выпуская изо рта кольцо дыма; когда она успела закурить папиросу в длинном-предлинном мундштуке, Рон не заметил. – Не сошлись в интерпретации знаков? Я помогу.
Трелони, зазвенев бусами-браслетами-цепочками, встала с кресла и подошла к их столику.
– Вы все неправы, – заявила она, взглянув на раскисшие листики чая. – Это не кот. Это грим. Сочувствую вам, юноша. Грим – кладбищенское привидение. Его образ сулит смерть и только смерть. Боюсь, весны вы не увидите.
– Чего?! – обалдел Рон, а Гермиона упрямо тряхнула кудрями и нахмурилась.
– Это обычный чай! – запальчиво возразила она. – Это – чай, а теория вероятностей – раздел математики!
– Простите, милая, но ваша аура несовершенна, – изрекла профессор Трелони с фальшивым сожалением. – У вас весьма слабая восприимчивость волн, идущих из будущего. Боюсь, мой предмет лично для вас бесполезен.
Девчонки злорадно зашептались, а Гермиона внезапно успокоилась.
– Я тоже так думаю, – ответила она тихо. – Именно, что бесполезен. Благодарю.
На том урок и закончился.
О грядущей смерти Рон тут же позабыл, поскольку спуск девчонок по верёвочной лестнице вредина Падма организовать не успела. Он и раньше подозревал, что самые длинные и стройные ножки у Гермионы, но убедиться в этом воочию было приятно.
Следующим уроком была защита от тёмных искусств, и вот там Рон взаправду чуть не помер.
Егерь-профессор выглядел чуть лучше, чем вчера в поезде. Потрёпанная мантия осталась прежней, и шрамы с лица никуда не делись, но тёмные круги под глазами и болезненная бледность исчезли. Он поздоровался со студентами и велел оставить в классе учебники и писчие принадлежности.
– Возьмите лишь свои палочки. У нас будет практические занятия.
– Опять пикси? – взвизгнула Браун и прижала руку к левой сись… Кхм… Короче, изобразила, что вот-вот грянется в обморок.– Мне дурно! Я никуда не пойду!
Профессор изумлённо вскинул брови, но вежливости не растерял:
– Позволите применить к вам Энервейт, мисс Браун? Не нужно так переживать, я не дам вас в обиду.
Браун захлопала ресницами, заполыхала щеками и первая поскакала к выходу, напрочь позабыв про дурноту. Остальные, встревоженно переглядываясь, побрели следом за профессором, и только Гермиона осталась спокойной: в прошлогодней истории с пикси она единственная не растерялась и догадалась бить мелких гадёнышей замораживающим заклятием. Рон грустно вздохнул и мысленно пожелал дурному кошаку, рассорившему его с Гермионой, подцепить чуму, чесотку и три тысячи блох покусачей.
Профессор Люпин привёл их к дверям учительской, и народ напрягся всерьёз: ничего хорошего ни с кем из студентов в этом проклятом месте никогда не случалось. И точно! За одним из столов сидел Снейп и с угрюмой рожей яростно чёркал какой-то свиток. Невилл тихо ойкнул, и Рону пришлось взять друга за руку, чтобы хоть немного успокоить.
– Что происходит? – злобно выплюнул слизеринский декан, опуская приветствие и всякое вежливое обращение к коллеге.
Профессор же Люпин, напротив, повёл себя достойно:
– Добрый день, профессор Снейп! Я получил согласие директора Дамблдора на проведение здесь практических занятий по моему предмету. Прошу прощения, если мы вам помешали.
– Ничуть, – Снейп медленно поднялся с места, и бедняга Невилл стиснул ладонь Рона так, что впору было взвыть. – Эти бездари не в состоянии ничему помешать.
Люпин безмятежно улыбнулся и сделал вид, что не услышал грубости.
– Пожалуй, оставлю вас, – Снейп призвал охапку свитков, брезгливо сморщил носище и вдруг выдал ни с того ни с сего: – Предупреждаю, здесь присутствует некто Лонгботтом. Постарайтесь не поручать ему ничего сложного или важного. Он не справится. Думает за него Грейнджер, а действует – Уизли.
Невилла затрясло, а Рон наклонил голову и стиснул зубы, чтобы не обрадовать слизеринского гада словечками, которыми Олли Вуд поприветствовал за завтраком тролля-второгодника Флинта. Гермиона же, наоборот, вскинула голову, выпрямилась и даже воздуха успела набрать, но Люпин её опередил.
– Мне думается, вы ошибаетесь, профессор, – с мягкой улыбкой возразил Люпин. – Способности к зельеварению даются не всякому, но это всего лишь одна из множества магических наук. Мадам Спраут очень хвалила мистера Лонгботтома и рекомендовала мне обучать его без всяких поблажек.
Снейп скривил без того кривую рожу и под облегчённый выдох студентов выскочил из учительской. Небось, помчался портить ещё чью-то жизнь. Люпин вежливо склонил голову на грохот закрывшейся двери и снова улыбнулся.
Рон от всей души позавидовал самообладанию егеря-профессора. Круто же, ну! Вот чему нужно непременно научиться! Тявкнул, скажем, Хорёк какую-нибудь хрень, а Рон ему в ответ не «Сам такой!», а с улыбочкой: «Извольте проследовать, тварь вы белёсая, куда подальше, где ваш смрад не учуять!» В запале, правда, что-то мудрёное фиг придумаешь: в драке мозги не тем заняты. Но ведь можно загодя сочинить и накрепко выучить, верно?
Пока Рон мечтал, егерь-профессор подошёл к шкафу для преподавательских мантий и сказал:
– За лето здесь завёлся боггарт. Декан Флитвик мог бы уничтожить его одним щелчком, но любезно позволил мне воспользоваться удачной оказией.
Не отошедшие от встречи со Снейпом студенты взволнованно загомонили, а Браун снова принялась пищать и хвататься за… Интересно, если ей в Хогсмиде сласти какие купить, даст потрогать?
«Боггарт! – строго напомнил сам себе Рон. – Являет самые потаённые страхи! Мама нас всегда пугала. Мол, не лезте куда не надо, а то как выскочит! Ни разу ниоткуда не выскочил. Интересно, какой он с виду?»
Как объяснял когда-то Чарли, боггарты опасны тем, что не всякий человек знаком со своим настоящим страхом. Люди думают, что они боятся того, чего надо бояться – драконьей оспы, дуэлей, тёмной магии, полётов на дрянных мётлах, пятиногов и прочего, что сулит неминуемую смерть или непоправимые увечья. Всю жизнь думаешь, что боишься, к примеру, смеркута, а встретил боггарта и – бах! – теряешь разум от волосатой гусеницы.
Что обычная гусеница может сделать плохого? Ничего, но это ведь не гусеница, а ты сам, обезумевший от ужаса. «Самый страшный страх человеческий, – говорил Чарли, – без предупреждения столкнуться нос к носу с самим собой. Со своей изнанкой, если точнее. Себя надо знать очень хорошо и себя же перед самим собой не приукрашивать, а то мозги сожрёт первый попавшийся боггарт!»
Рону повезло – свой страх он знал. Пауки, чтоб им пусто было. И способ справиться знал: спасибо, Чарли! «Нет ног – не побежит! Не побежит – не догонит! Не догонит – не поймает!» – пробормотал он про себя придуманную братом скороговорку и хотел было наскоро просветить Гермиону, но профессор Люпин его опередил.
– Кто такой боггарт? Кто ответит? Мисс Грейнджер?
– Это привидение, которое умеет менять свой вид. Боггарт превращается в то, что человек больше всего боится, – опуская руку, бойко отбарабанила Гермиона, и Рон понял, что с просвещением опоздал.
– Отлично, – кивнул профессор, а Гермиона вновь подняла руку. – Да, мисс Грейнджер?
– Но ведь нас здесь много! В кого же боггарт будет превращаться? Это зависит от интенсивности страха конкретного человека? Или боггарта выбор случаен?
Рон в досаде едва не заехал сам себе по лбу. Точно! Чарли ведь рассказывал, как биться с боггартом в одиночку! А тут толпа! Гермиона опять первая ухватила самую суть! Вот кто был бы бойцом из бойцов, люби книжки чуть-чуть поменьше.
Профессору тоже понравились вопросы, и глаза его из неприступно-вежливых сделались нормальными, только чуточку грустными, как у Невилла.
– Верно, мисс Грейнджер. Нас много, и это хорошо. Что бы не писали в приключенческих романах, одиночка заведомо обречён на поражение. Вопрос времени и личного везения. У боггарта же никаких предпочтений не имеется, он слишком просто устроен. Необходимость выбора в буквальном смысле рвёт его на части. Я был свидетелем курьёза, когда боггарт пытался напугать двух человек одновременно. Получившееся видение было смешным, и боггарт упокоился мгновенно. Сейчас мы попробуем и то, и другое. Сначала научимся справляться один на один, а потом посмотрим, что происходит с боггартом при встрече с группой людей. Начнём?
Все закивали, и Люпин обратился к Невиллу:
– Чего вы боитесь, мистер Лонгботтом? Вопрос не праздный и никак вас не унижает. Наставник не должен отправлять в бой неподготовленного новичка. Итак?
Невилл покраснел и, уставившись в пол, пробубнил что-то неразборчивое.
– Бояться не стыдно, – подбодрил его профессор. – Стыдно стать жертвой собственных страхов.
Невилл помолчал, а потом выдавил:
– Я боюсь… Боюсь профессора Снейпа.
Рональд был готов двинуть в морду любому, кто посмеет хоть разочек хихикнуть, но никто не смеялся: до всех дошло, что собственные страхи нужно будет озвучить, а потом и встретиться с ними. На глазах у однокурсников. Рон помрачнел: вежливый профессор-егерь открылся с неожиданной стороны. Когда человек от рождения гад, ну как Снейп или, там, Малфой, это ничего. В смысле, не обидно. А бывает, что человек хороший-хороший, а потом вдруг – шар-рах! – и гад! Ну, вроде как в дерьмо тебя макнули.
– Давайте, я буду первый, – угрюмо предложил егерю-профессору Рон. – Пауков боюсь.
– Пауков? – задумался гадский профессор и решительно мотнул головой. – Нет, Снейп лучше!
Засмеялся даже сконфуженный до слёз Невилл, чего уж говорить об остальных. Рон и сам смешливо хрюкнул, изо всей мочи пытаясь удержать суровое выражение лица.
До Люпина дошло, что сморозил, и он тоже заулыбался, а потом укоризненно погрозил пальцем:
– Сейчас сами всё поймёте! Итак, мистер Лонгботтом, вы уже смеётесь над своим страхом. Молодец! Теперь слушайте внимательно! Страх и смех никогда не уживутся вместе. Вам или страшно, или смешно. Когда всё одновременно, пора бежать к мозгоправу, а не на урок ЗОТИ. Ясно? Отлично. Мистер Лонгботтом… Могу я звать вас по имени?
– И меня! – пропищала задавака Браун одновременно с робким кивком Невилла.
– Невилл, вы сумеете представить профессора Снейпа смешным?
– Нет!
– Вы только что смеялись. Можете, уверен. Итак, класс! Запомнили заклинание «Ридикулус»! «Ри-ди-ку-лус»! Теперь разучим движение палочкой, – Люпин достал свою палочку, такую же потрёпанную, как и сам. – Повторяйте за мной. Замах, дуга вниз, отмашка! Все вместе! Ридикулус! Отлично! Ещё раз! И ещё раз! Запомнили? Очень хорошо! Теперь дело за малым – нужно под взмах палочкой сказать заклинание и представить свой страх в смешном виде.
– Как?! – простонал несчастный Невилл.
– Как одевается ваша бабушка? – вопросом на вопрос ответил профессор. – Вообразите её парадный наряд и облачите в него боггарта.
Невилл, кусая губы, неуверенно подошёл к шкафу и нацелил палочку на резные дверцы. Кончик палочки подрагивал, а за дверцами что-то шуршало и скреблось.
Все затаили дыхание.
Невилл переступил на пару шагов ближе, дверцы распахнулись, и из шкафа стремительно шагнул слизеринский декан. Два Снейпа на один Хог было бы перебором даже для слизней, а уж нормальных студентов, понятно, передёрнуло всех до единого.
Невилл же – герой! – не оплошал и громко выкрикнул заклинание, исхитрившись ни разу не заикнуться. Поддельный Снейп обзавёлся прославленной шляпой с чучелом грифа, красной сумкой и старомодными ботами на каблуках-рюмках.
Парни и девчонки нервно засмеялись, Невилл оскалился в сумасшедшей ухмылке, и Рон, плюнув на приличия, взял палочку в боевой хват. Псевдо-Снейп запнулся на полушаге, окинул себя затравленным, совсем не снейповским взором, прикрылся сумкой и шмыгнул назад, в шкаф. И только после треска захлопнувшихся за боггартом дверок смех стал правильным – весёлым.
– Каблу-уки-и! – взвыл Симус восторженно и захохотал. Его хохот подхватили остальные; у Падмы Патил даже слёзы на глазах выступили. Гермиона тоже улыбалась, но будто через силу: видно, идея насмехаться над преподавателем ей не понравилась.
Рон же не на шутку озадачился. Чарли учил не так – о смехе и речи не было. Страх нужно было обезвредить. Неважно каким способом, лишь бы в этот способ верилось. «Нет ног – не побежит», – это не смешно, это здраво. Паук же в шляпе старухи Лонгботтом – ни хрена не весело, потому что все восемь проворных лап останутся при нём. Бегать не разучится, точно. Ладно, сейчас станет ясно, чьи уроки лучше. Он снова взял палочку «правильно», за рукоять, и принялся дожидаться своей очереди.
Дождался, блин, на свою голову!
После игрушечной мумии в дурацких больничных бинтах от Патил (уж после каникул в Египте Рон знал толк в правильных мумиях!), симусовой баньши, милой и очень симпатичной крыски от дуры Браун, чьей-то змеюки с погремушкой на хвосте и окровавленного обрубка руки от Томаса, Рон успокоился и приготовился «отрывать» лапы у своего паука.
Вот только из шкафа вылез не домашний паучок, а матёрый акромантул во всех тошнотворных подробностях. Профессор Люпин, кажется, сам на миг растерялся, а уж Рональд и вовсе чуть на жопу не упал от неожиданности и в панике заорал во всю знаменитую лужёную глотку Прюэттов:
– Ридикулус!
Девчонки хором завизжали, и лишь Гермиона принялась смеяться, но так, что лучше бы тоже взвизгнула. Рон даже про акромантула на секунду позабыл, заслышав этот злой и очень старательный смех:
– Ха-ха-ха!
«Вступилась! Помогает!» – понял Рон, углядев, что Гермиона без команды профессора достала палочку, и сам расплылся в счастливой улыбке. Лапы у дракклового богарта тут же отвалились сами собой, и жирное мохнатое тулово грузно плюхнулось наземь.
– Ур-ра! – радостно заорал Симус и добавил ехидно: – Но Снейп лучше! На каблуках!
Люпин укоризненно покачал головой и подошёл к слабо подёргивающейся туше акромантула. Та задрожала, превратилась в облачко и свернулась в серебристый шар, который тут же трансформировался в крысу со змеиным хвостом, а потом снова стал облачком и шустро метнулся в шкаф.
– Молодцы! Вы все прекрасно себя показали, – профессор Люпин неуловимым движением убрал палочку. – Домашнее задание: прочитать главу учебника о боггартах и написать эссе. Будет славно, если вы опишете свой личный опыт.
– А я? Я не успела применить заклинание «Ридикулус» и победить свой страх! – громко и слегка обиженно сказала Гермиона. – У меня нет личного опыта!
– Уверен, есть, – мягко улыбнулся профессор. – Каждый из нас побеждал свои страхи не раз, верно?
Гермиона медленно кивнула и крепко задумалась.
Обед прошёл весело, под тихие смешки над угрюмо-надменной рожей Снейпа, восседавшего за преподавательским столом с таким видом, будто он всему Хогвартсу одолжение делает. Профессор Люпин сидел рядом с директором и о чём-то с ним переговаривался, то и дело посматривая на Поттера и его драккловых дружков.
Поттер же и ухом не вёл: уплетал жареное мясо вприкуску с пирожными и отвлекался только на перешёптывания с Хорьком.
– Следующий урок у Хагрида? – негромко спросил Невилл, тоже посмотрел на Поттера и помрачнел. – Со Слизерином?
– Угу, – вздохнул Рон; друга стало жаль. Невилла хотелось как-то утешить, но Рон не представлял, как. Уж очень тесно сидели рядышком Поттер и Малфой, хотя места на скамье было вдоволь. – Правда, не думаю, что будет что-то круче, чем боггарт. Как думаешь?
Невилл рассеянно пожал плечами и снова печально уставился на Поттера, бедняга.
~Кукулькан~, блог «Змеиное молоко»
В борьбе обретёшь ты... (часть 3)
ГЛАВА 20ГЛАВА 20
– Неважно выглядишь, друг мой, – сочувственно сказал Альбус и чуть не подпрыгнул, услышав за спиной негромкий голос:
– Ничего удивительного, профессор. Полнолуние едва закончилось.
– Рем! – ахнул Альбус, обернувшись. – Прости, я не услышал, как ты вошёл, – он покачал головой и сокрушённо добавил: – Говорил я не о тебе, а о своём бессовестном фамилиаре. Кажется, он близок к очередной смерти.
Печально нахохлившийся Фоукс приоткрыл один глаз и неодобрительно курлыкнул.
– И потому бессовестный? – заинтересованно вскинул брови Люпин. – Любопытная концепция.
Альбус засмеялся и утёр повлажневшие от смеха глаза кончиком бороды.
– Ты всегда умел делать неожиданные выводы, – сказал он и повёл рукой, приглашая сесть. – Нет, бессовестный он потому, что отказывается от еды. Фоуксу вот-вот понадобятся все его силы, и что же? Кормушка полным-полна! Ты склевал хоть зёрнышко? – укоризненно обратился он к фениксу.
Фоукс вновь прикрыл глаза и сунул клюв во встопорщенные пёрышки на грудке. Альбус вздохнул, погладил его по крыльям, уже взявшимся серым налётом, и задумчиво растёр меж пальцев невесомые частицы пепла.
– Чай? – обратился он к своему гостю. – Пару дней назад я заполучил баночку отличного джема! С историей, я бы сказал.
– Не откажусь, – ответил Ремус. – Ни от чая, ни от джема. Что за история?
– О! – Альбус многозначительно воздел палец, а потом принялся неторопливо заваривать чай: омыл чайничек горячей водой и тут же высушил, насыпал туда чаю, залил кипятком и «укутал» согревающими чарами. Затем, повинуясь взмахам его палочки, чайные приборы плавно закружились в воздухе, круглый столик накрыла вышитая скатерть, а вазочки с конфетами, шоколадом, орешками и «историческим» джемом заняли свои места.
– Сахар! – вспомнил Альбус и снова улыбнулся: – Меня вечно укоряют, что я пью чай неправильно, по-русски. Подать тебе молоко и сэндвичи?
– Благодарю вас, но я сыт, – вернул улыбку Ремус. – Отчего же вы пьёте чай неправильно?
– Геллерт приохотил. Большой был любитель всяческой экзотики.
– И собиратель диковинок, – Ремус уже не улыбался. – Старшая палочка, обскур и, по слухам, даже маледиктус. Я знаю, что не первый, кто обманулся в друге. Но говоря откровенно, я предпочёл бы послушать историю джема.
– Дойдём и до неё, – кивнул Альбус, слегка досадуя на себя: умница Люпин всё понял верно, но заботу не оценил и откровенничать не собирается. Не стоило заходить в лоб: твоя промашка, Альбус, бывший друг Геллерта. – Джем апельсиновый, как видишь.
– Очень вкусный, – оценил Ремус. – Оранжереи?
– Апельсины из самой Италии, а сделала этот джем, по её уверениям, мадам Розабелла Забини собственноручно, – Альбус полюбовался мгновением лёгкой паники в жёлтых глазах Люпина; впрочем, уже через полсекунды тот снова стал спокоен и невозмутим.
– Только не говорите, что мадам Забини желает обзавестись очередным супругом и выбрала вас, – сказал Ремус с усмешкой. – Не знаю, сумею ли я вас отговорить, но идея не кажется мне хорошей.
– Кому я нужен, – вздохнул Альбус искреннее, чем собирался. – Это подарок Северусу. Благодарность за обучение её младшего сына. Север – добрый мальчик. Он со мной поделился.
– Добрый и талантливый, – согласно кивнул Ремус. – Раз уж Забини есть чему у него поучиться.
– Кстати, о таланте, – переход был неуклюжим, но тянуть Альбус не хотел. – Северус согласился изготовить для тебя аконитовое зелье. Ты же спрашивал, как быть с «пушистой проблемой»? Полагаю, это наилучшее решение.
– «Пушистая проблема», – криво ухмыльнулся Ремус, – называется ликантропией, а аконитовое зелье чересчур дорого и сложно в изготовлении, чтобы не остаться в долгу. Джем варить я не умею.
– Какие долги, друг мой? – взмахнул руками Альбус. – Север согласен, что ты лучше всех сумеешь присмотреть за Гарри и уберечь его от встречи с Блэком. Воспользоваться зельем – это было его предложение, клянусь!
Ремус замолчал, размышляя, и Альбус не решился его торопить. Видит Мерлин, предложение Северуса и впрямь было сказочно щедрым. Грех не подумать, прикидывая последствия, – всё-таки друзьями Снейп и Люпин не были.
– До следующего обращения почти месяц, – сказал Ремус наконец. – Я узнаю у Снейпа сам. Его мотивы в том числе.
– Рем, я понимаю, что…
– Не понимаете, – оборвал его Ремус, смягчив резкость извиняющейся улыбкой. – Мистер Снейп имеет некую татуировку, которую я чую лучше, чем мне бы того хотелось. А ещё я не желаю влезать в долги к человеку, который при активации этой татуировки не сможет за себя отвечать. Если честно, я очень надеюсь, что мы разберёмся со всем этим до следующего полнолуния. Блэка изловят, а я с чистой совестью покину Хогвартс.
– Вряд ли за это время что-то уладится,– покачал головой Альбус. – Но поговори, конечно. Вам действительно стоит поговорить.
Теперь вздохнул Ремус, и Альбус его понял: на праздничном пиру Северус сделал всё, чтобы его негодование новыми назначениями было замечено. Бедняга Хагрид сбежал из-за стола, не дождавшись десерта, и сейчас, скорее всего, ронял слёзы в стакан с бренди.
– У Севера нелёгкий характер, – добавил Альбус, – но он хороший человек. Я не жалею, что принял участие в его судьбе.
– Вы и в моей судьбе приняли участие, профессор, – склонил голову Ремус, и Альбус вновь замахал на него руками. – Я безмерно вам благодарен. Честно сказать, я очень рад вновь очутиться в Хогвартсе. Совершенно особое место. Мне… Мне здесь спокойно, как нигде и никогда.
– У тебя шрамы… – преодолев неловкость, сказал Альбус. – Мы можем чем-нибудь помочь? Филиус говорил, что преподаватель ЗОТИ…
– Должен иметь нетронутую физиономию, чтобы его не высмеяли мелкие чистокровные нахалы, – улыбка Ремуса изменилась, став лукавой. – Им надо показать мистера Моуди. Вблизи, а не с того расстояния, с какого их папаши обычно с ним общаются. Это отметины тёмных тварей, профессор. Кое-какие не сходят даже у меня, хотя в регенерации оборотни могут посоперничать… – он задумался и мотнул головой. – Не с кем нам соперничать. Оборотни в этом деле лучшие. Я беру охотничьи контракты, профессор. Через посредников и под обороткой, не волнуйтесь. Жить на что-то надо, а рассыльный в лавке из меня неважный.
– У тебя есть образование! – возразил Альбус. – Ты же рискуешь жизнью, зачем?
– Каждое полнолуние моё образование исчезает. Вместе с воспитанием и чувством юмора. Можно сказать, я исчезаю весь. Отлучки работника, привязанные к лунному календарю, могут расстроить любого нанимателя. Невезучего – до смерти, поскольку трансформация частенько плюёт на астрономию и происходит на несколько часов раньше полнолуния.
Альбус нервно огладил бороду и мысленно дал себе по рукам – не дёргать! Что за дурная привычка и как её извести? Колокольчики не помогают. Вплетать колючки?
– Как тебе Гарри? – поинтересовался он, решив, что вернётся к личным делам Ремуса попозже, когда тот успокоится, перестанет ершиться и позволит помочь хоть чем-нибудь. – Неожиданно, верно? Я сам, признаюсь, был поражён в своё время. Не скрою, поражён неприятно.
Ремус неопределённо пожал плечами.
– Я не успел составить о нём мнения. У Гарри есть друзья – уже хорошо.
– Да, но какие!
– Кажется, в этом отношении мы с вами тоже никому не можем послужить примером, – усмехнулся Ремус. – Время покажет, кто кому друг. Главное, чтобы у Гарри было это время, верно?
***
Как ни странно, наутро Гарри чувствовал себя превосходно, и даже воспоминания вчерашнего дня не особо портили настроение. То ли Нотт с Малфоем были круче дементоров, то ли сам Гарри привык к вечной свистопляске, происходившей вокруг него. Так или иначе, но проснулся он в отличном расположении духа и сразу же принялся тормошить Драко:
– Вставай, соня! Я голоден так, что даже овсянкой не побрезгую! Вставай-вставай-вставай!
– Поттер, угомонись, – зевнул Малфой, накрыл голову подушкой и пробубнил оттуда: – Спи, Мерлина ради! Баю-бай!
– Колыбельная от Малфоя! – восхитился вошедший в спальню Нотт. По своему обыкновению, с утра он был одет в одни лишь пижамные штаны, на шее висело полотенце, а по груди стекали капли воды. – Спой же и мне, а то давно кошмары не снились!
В ответ Драко лишь вяло похлопал рукой по постели, предлагая улечься рядом.
– Подъём! – заорал потерявший всякое терпение Гарри и сдёрнул с бесстыжего Хоря одеяло. – Тревога! Пожар! Потоп!
– Восстание гоблинов! – радостно подхватил Нотт. – Круши зеленорылых!
– Нашествие дебилов! – раздался страдальческий стон из-за задёрнутого полога кровати Забини. – Малфой, прокляни уже их! До завтрака целый час, сволочи!
– Я не умею колдовать во сне, – грустно сообщил Малфой из-под подушки. – Давай сам.
– Ой, – смутился Гарри. – Прости, Блейз, я… Прости, пожалуйста.
– Сначала Винс с Грегом топали как громамонты, – Блейз, позёвывая, раздвинул полог, потянулся и попытался пригладить растрёпанные со сна кудри. – Потом Теодор скакал бешеным книзлом, теперь Гарри орёт как пикси покусанный!
– Я сейчас сам кого-нибудь покусаю,– покаянно вздохнул Гарри. – Голодный – ужас, а до завтрака целый час! Ни у кого шоколадки не осталось?
– Ох, бедный мой! – всплеснул руками Блейз и соскочил с кровати; вся его сонливость мигом куда-то делась. ¬– Ни одной! Ни крошки! Драко! Гарри голоден, а ты дрыхнешь! Вот так всегда – кто-то погибает, а какой-нибудь балбес бесчувственный спит себе, как ни в чём ни бывало!
– Бесчувственный балбес напоминает, что у погибающего кого-то есть личный домовик, – Малфой откинул подушку в сторону, и, не открывая глаз, назидательно воздел указательный палец: – Чувства же мешают мыслить ясно!
– Точно! – обрадовался Гарри и позвал: – Динки!
Пока домовик верещал что-то восторженное и клялся раздобыть завтрак сию секунду, Малфой потихоньку снова заполз под одеяло и свернулся клубком. Гарри вздохнул и попросил Динки:
– Притащи, пожалуйста, побольше сэндвичей. Кажется, на завтрак я не попаду.
– Попадёшь, – пробормотал Драко. – Умывание – пять минут, душ – ещё пять. Ну хорошо, десять. Одеться – пять. Собрать сумку… – он сладко зевнул и потёр глаза: – Ладно, уже встал. Делись едой, жадина. Тео, ты собрался выхлебать всё молоко? Оставь хоть капельку. А где парни?
– Пошли в гостиную за новостями, – ответил Теодор и утёр полотенцем молочные «усы». – Холодненькое, класс! Теперь я готов к завтраку!
– И к восстанию гоблинов, – хихикнул Блейз. – Проглот! Я в душ. Оставьте парочку сэндвичей с тунцом. По дороге съем. Кто помнит наше расписание?
– Год начнётся хреново, – скривился Тео. – С трансфигурации.
– Вроде парных занятий теперь будет поменьше, да? – Гарри дожевал сэндвич и потянулся за следующим. – Я помню, что нам вчера раздавали расписание, но не помню, куда его дел. Драко?
– Без понятия. Зато зельеварение с грифферами опять, – Малфой ухитрялся великосветски тянуть гласные даже с набитым ртом, и Гарри в который раз позавидовал хорошо поставленной дикции чистокровных. – Уход за магическими существами тоже. Зачем я на него записался, а, Поттер?
– Да, Поттер, – встрепенулся Тео. – Зачем мы туда записались?
– Потому что лентяи? – с улыбкой предположил Гарри и закинул на плечо полотенце. – С ума сойти, я всё ещё голоден! Надо с завтрака что-нибудь прихватить подкрепиться на перемене.
– Боец растёт, – одобрительно кивнул Теодор. – Прихватим. Дуйте уже купаться, а то опоздаем.
***
Провидцем Тео оказался паршивеньким: урок трансфигурации впервые на памяти Гарри получился нормальным. Гарри не был уверен, что это его заслуга, но постарался от души. Перед занятиями он тщательнее обычного закутался в мысленную «мантию-невидимку», проверил блокировку браслета с черепами и на всякий случай ткнул Малфоя локтем под рёбра, чтобы тот ничего не учудил, папин сын.
На первом занятии в году Макгонагалл всегда превращалась в кошку, и Гарри, набравшийся опыта в «Волшебном зверинце», решил спрятать свою магию понадёжнее. Кажется, старания окупились: Макгонагалл, обернувшись, не топорщила шёрстку на холке и не била себя хвостом по бокам, а грациозно запрыгнула на стол и вальяжно прошлась туда-сюда. Кошка из Макгонагалл получалась очень милая, с забавными «очками» на мордочке, и девчонки сразу же заулыбались и захлопали в ладоши. Гарри тоже улыбнулся и вежливо похлопал, но про себя подумал, что до Бродяги Маккошке далеко. Грим – это всё-таки грим, а собаки в общении куда приятнее кошек.
Вдоволь накрасовавшись, кошка спрыгнула на пол и вновь стала деканом Макгонагалл.
– Анимагия, – сказала она непривычно мягко, – один из самых интересных разделов трансфигурации. Анимагом может стать каждый, но для этого необходимы прилежание и железная самодисциплина.
– Директор Дамблдор не стал, – брякнул дубина Нотт, и Гарри в досаде зажмурился: за снятые на первом же уроке баллы Ургхарт их прикончит и выбросит трупы в озеро, на корм гриндилоу.
Однако Макгонагалл не осадила нахала, а – спаси, Мерлин! – поощрительно кивнула.
– Ни один маг не станет использовать магию, пришедшуюся ему не по душе, мистер Нотт. Например, у вас сил предостаточно. Полагаю, и самодисциплина имеется, хоть мне вы её ни разу не демонстрировали. Но у вас нет желания облечь свои душевные порывы в анимагическую форму. Нет внутренней нужды в этом. Вот и профессор Дамблдор, обладая незаурядными способностями в трансфигурации, не стал анимагом.
– И какие такие душевные порывы заставляют обернуться, скажем, кошкой? – осмелел Нотт, а Паркинсон тихо застонала: «Ой, дура-ак!»
Макгонагалл вскинула брови, и Нотт торопливо добавил:
– Я не посмеяться, мэм, мне и впрямь интересно. Я вот никогда не хотел… Э-э-э… Стать, простите, животным. Зачем?
– Очень интересный вопрос, – сказала Макгонагалл спокойно, и все в классе украдкой перевели дух. – Человечество издревле замирялось с природой путем обретения родства с самыми удачными её созданиями. Разумеется, чаще всего в «родичи» брали хищников. Однако нередко ими становились нехищные животные и рыбы, насекомые или даже растения. Любое качество, нужное для выживания, как бы заимствовалось у зверя-покровителя. Например, умение распознавать ядовитые травы или видеть в темноте, быстро плавать или бегать, чуять опасность на расстоянии или внушать ужас одним лишь своим видом. В современной науке за объектом такого поклонения-подражания закрепился термин «тотем». Слово пришло к нам от аборигенов Северной Америки, ибо собственные слова для обозначения этого явления жители Старого света уже не помнят. Пожалуй, тотемизм – самая древняя социально-религиозная система, и её отголоски до сих пор можно найти во всех культурах мира. Мы говорим «силён как медведь» или «упрям как осёл», рисуем в гербах драконов и украшаем праздничные наряды мехом или перьями.
– Флаги факультетов! – обрадованно воскликнула Дафна.
– Верно, – Макгонагалл приподняла уголки губ, обозначая одобрительную улыбку. – И статуи вепрей на главных воротах. Волшебники в этом отношении ничуть не отличаются от маглов. Однако маги могут принять облик своего духовного «родича». Не стать им, – она сделала паузу и внимательно оглядела класс, – а принять облик! Это важно, запомните! Анимаги обретают лишь внешнее сходство с животными и полностью сохраняют свою личность!
– Тогда зачем?! – Тео развёл руками и помотал головой. – Не понимаю! Интересно же стать тигром, а не посмотреть на тигра! Нет, если там для разведки… Не тигр, конечно, а мышь или кош… Э-э-э… Ну, собака там. Ворона. Кто-то привычный, а потому незаметный. А можно выбрать себе аниформу?
– Нет, мистер Нотт, – покачала головой Макгонагалл. – Аниформа – это часть человека. Мы не можем выбрать вместо себя кого-то другого. Насчёт же стать тигром… Что интересного в жизни тигра вы надеетесь отыскать? Я имею в виду настоящего тигра, а не ваше представление о нём.
– Э-э-э… Ну не знаю. Я вообще-то про тигров ничего не знаю. Сильные, свирепые, полосатые. Охотятся, наверное, много. Большой зверь, еды много нужно. Самки там, детёныши… Не знаю, мэм. Не думал об этом, – Нотт наморщил лоб, а потом внезапно спохватился, что беседует с преподавателем сидя, и вскочил с места. – Простите, мэм. Но вообще-то они красивые, судя по картинкам. Очень красивые. Так что был неправ, мэм. Посмотреть на тигра я тоже не откажусь. На всякого – и в покое, и на охоте.
– Вы видите красоту лишь в силе? – заинтересованно склонила голову Макгонагалл. – Простите за праздное любопытство, но в беседах об анимагии красоту мне обсуждать как-то не приходилось. Да и вы первым делом заинтересовались пользой, а не красотой.
– Ну-у…
Не происходи дело на уроке у декана Гриффиндора, Гарри уже хохотал бы вовсю – до того потешно-взъерошенный видок был у Нотта. Бравый мелкий боевик, день ото дня изъяснявшийся всё короче и решительней, был вынужден вслух размышлять о предмете, о котором ровным счётом ничего не знал и ещё пять минут назад знать не хотел. Тео не был глупым, нет. Но он почти никогда не участвовал в праздных разговорах и старался держаться в одном, равнодушно-доброжелательном, настроении («В соплях я – смерть, Поттер! Отъебись!»), так что «красота тигра» оказалась неожиданной для всех. Вон, даже Винс с Грэгом рты открыли, а про девчонок и говорить нечего.
– Сила – это здорово, чего уж! – Теодор слегка опамятовался и засиял своей обычной улыбкой. – Красиво и полезно! Когда просто так красиво, тоже ничего. Но, может, я просто не замечаю силу в такой красоте. Медленную силу, что ли. Плющ, например, камни дробит только так, успевай от стен отдирать. Красиво, а без дома можно остаться запросто. Не знаю, мэм. Честно, не знаю.
– Вот как, – задумчиво вздохнула Макгонагалл. – Однако вы почти ответили на свой же вопрос, мистер Нотт. Разумеется, любое направление магической науки – это поиск силы, ранее недоступной. Анимаги заимствуют у своего «тотема» отличительные признаки – ловкость, скорость, наблюдательность и прочее. Человеческие возможности существенно дополняются возможностями аниформы. Я могу всю оставшуюся жизнь не превращаться в кошку, а хорошая физическая форма останется со мной навсегда. Нужное качество для волшебника, не так ли, господа боевые маги?
В ответ согласно закивали все, не только Нотт.
– Но! – Макгонагалл подняла указательный палец вверх и внезапно улыбнулась. – Мне нравится обращаться кошкой. В конце концов, это просто красиво. Однако мы немного отвлеклись. Класс! Открыли учебники на странице восемь. Итак, принцип материальности или третье исключение Гампа. Правило кажется простым лишь поначалу, потому что граница между материальным и нематериальным вовсе не так очевидна…
Всю перемену Малфой, соскучившийся за полтора часа вынужденного молчания, задирал Нотта и предлагал наколдовать тому полосатый хвост, а Нотт беззлобно грозился подпалить Малфою бесхвостую задницу.
Гарри же просто уселся на газон, подставил лицо под неяркое сентябрьское солнце и прикрыл глаза. Мирный урок трансфигурации поднял настроение, и Гарри лениво размышлял, добрался ли Сириус до Хогвартса и не пора ли отправить Драко на встречу с «дражайшим дядюшкой».
Письмо для Сириуса уже было почти готово. Коротенькое, оно содержало просьбу не рисковать понапрасну и спрятаться в доме Блэков. Ещё Гарри хотел предупредить Сириуса о новых преподавателях Хогвартса: по всему выходило, что полагаться на помощь Хагрида не стоило. Дописать послание Гарри планировал на большой перемене после Прорицаний, чтобы не терять времени зря.
«Усажу Драко на метлу, и пусть полетает немного, – думал он. – Вдруг заметит сверху Бродягу. Тогда же нужно идти к Дамблдору и врать про несчастную собачку, привязавшуюся к хозяину. Делать себе алиби. Сириус особенно на этом настаивал. Интересно, будет ли у меня хоть один спокойный год в Хогвартсе?»
***
Таким идиотом Драко не чувствовал себя уже очень давно – как бы не с памятного похода в Запретный коридор. Мало того, что весь вчерашний день он тупил как заведённый, так и ночью упустил единственный шанс признаться Гарри, что…
«Какой ещё шанс, придурок? – угрюмо поинтересовался не вовремя очнувшийся Драко Блэк. – Наш Повелитель едва избежал самой страшной участи, а тебя волнуют только твои непристойные фантазии!»
«Тебя будто не волнуют!» – огрызнулся внутренний Малфой и злорадно хихикнул над смущённым сопением своей дурной половины.
Однако Блэк был прав. В столкновении с чужой Изнанкой и её порождениями Гарри чудом не погиб и потом долго был не в себе – не та ситуация, чтобы поведать о своих чувствах.
Да и чувства у Драко случились какие-то ненормальные, о которых и сказать-то неловко, если вообще возможно.
Если верить девчачьим романчикам, то влюблённость – это такое необыкновенное светлое чувство, когда любимый превращается в неземное чудо, мир вокруг расцвечивается радугой, а сверху безостановочно сыплется пыльца фей. «Ликование души», как выразилась некая мадам Демонесса в своём последнем творении.
Ерунда, конечно. Однако какая-то реальная основа в дамском чтиве имелась. Пусть рассказы взрослых радугу и пыльцу не упоминали, но лица у всех рассказчиков всё равно делались восторженно-глуповатые.
Если допустить, что основной симптом влюблённости есть снижение умственных способностей, то всё становилось понятным. Собственная тупость злила, но не удивляла.
Дело неприятное, но должно было чем-то компенсироваться. Ничего не берётся ниоткуда и не даётся бесплатно, но если где-то убыло, то где-то непременно прибыло. Уж кто-кто, а Драко Малфой, сорок девятое колено чистой крови – наичистейшей! Про вейл всё врут! – знал это совершенно точно. Должен быть – и был! – какой-то фактор, помогавший не только преодолеть внезапное оглупление, но и получать от него удовольствие.
У Драко же сразу всё пошло наперекосяк. Фактор не включился, и мир не похорошел. Хогвартс остался Хогвартсом, шестой Уизел – шестым Уизелом, а упрямство Поттера и его совершенно дебильное стремление со всем на свете справиться в одиночку бесили по-прежнему, без всяких скидок на «ликование души».
Короче, дураком Драко стал, но обрадоваться этому не смог. Утешая самого себя, он малодушно надеялся, что ещё не всё потеряно. Ведь если где-то убыло, то где-то прибыло.
Или прибудет.
Потом.
Когда наступит пора сводить баланс.
Да и Мерлин с ним, пришла беда страшнее. С некоторых пор Гарри в глазах Драко стал… Драко долго искал подходящее слово, и нашёл только одно – «распадаться». Только оно всё равно не могло описать случившееся в точности. Драко совершенно перестал воспринимать Гарри целиком. Физически, в смысле. Телесно.
Ещё совсем недавно он знал, что Гарри красив, и мог аргументированно объяснить, в чём именно заключается красота – глаза, кудри, черты лица, сложение. Теперь же засбоивший мозг мог лишь выхватить из общей картины лишь какие-то детали и залипнуть на них до полной потери соображения.
Тёмный завиток на шее, выбившийся из-под магловской резинки, которой Гарри стягивал волосы. Сухая корочка на нижней губе. Левая бровь. Или правая. Обе красивые, но разные – «гениальное» открытие.
Детали же ниже шеи были такими, что умей Драко краснеть, сгорал бы, как тот феникс, раз по семь-восемь за день. И возрождался бы вновь – каждый раз чуть тупее, чем был до того.
Щиколотки, например. Вкупе с лодыжками. Косточки и косточки, внутренние и наружные – у девчонок изящные, у парней покрепче. Драко и свои рассмотрел как-то в душе – совершенно обычные. Хорошо, что они есть, – можно ходить, бегать и вдевать ноги в стремена. И только у Гарри эти косточки были особенными – такими, что Драко мог пялиться на них неотрывно. Хотелось бы сказать «часами», но босиком в Хоге не походишь, а жаль.
Или руки, внезапно отделившиеся от самого Гарри и распавшиеся на пальцы, запястья, локти, предплечья и прочую анатомию.
Да что анатомия, Драко залипал даже на пару волосков, за лето пробившихся у Гарри на груди! А ещё на груди были... Да. Они самые. Соски. Каждый наособицу.
Как снова «собрать» Гарри в целого человека, чтобы не рехнуться окончательно, Драко не знал, и в отчаянии обратился за советом к единственной, кому мог довериться.
– Это нормально, Дракон, – с вымученной улыбкой сказала Милли и опустила печальные глаза. – Это называется «разглядеть». Ты разглядел Гарри.
– Да чихать, как оно называется! – тихо взвыл Драко. – Что с этим делать?!
– Ничего. Ждать. Надеяться, что тебя разглядят в ответ, и бояться, что не разглядят.
– А что-то толковое и… Ну… Активное в этой вашей любви вообще существует? – разозлился Драко. – Ждать и надеяться? Скажи, что ты шутишь!
– Существует, – внезапно ухмыльнулась Милли его собственной, наглой малфоевской улыбочкой. – Но только после «ждать и надеяться», и если это у вас взаимно.
– Бесстыдница, фу!
– Да! – гордо кивнула Милли. – Так что жди, Дракон. Надейся.
Драко одарил её негодующим взглядом и сбежал, не поблагодарив, хотя совет был толковым.
Стоило подождать, пока хоть что-нибудь не прояснится. Если признаться сейчас, то получится ужасно. Говорить надо правду, а правда была такой: «Гарри, я тебя люблю по частям! Нет, я понимаю, что нужно целиком, но пока не получается. Потерпи, пожалуйста, я скоро исправлюсь. Наверное. А сейчас можно мне поцеловать лодыжку? Любую».
После такого признания Гарри его проклянёт. Драко и сам проклял бы идиота с откровенно похабными планами на все части его тела, включая брови. Проклял бы, заавадил и схоронил бы на ближайшей опушке Запретного леса.
Нет, признаваться нельзя. Милли права, нужно ждать.
С другой стороны, предупредить о неладах с мозгами стоило. Гарри наверняка рассчитывал на его интеллект, но теперь под сводами малфоевской черепушки было пусто и гуляло эхо. Эхо и придурок Драко Блэк.
Хорошо, что дражайший дядюшка сбежал из тюрьмы. Гарри нужен настоящий защитник. Что ж, Драко может передавать письма. На это он сгодится. Ещё Драко мог отогревать Гарри по ночам, когда тот возвращался с Изнанки. Сова и грелка, да. Ладно, это лучше, чем ничего.
***
– Что случилось? – спросил вдруг Гарри.
Драко, вздрогнув, вынырнул из своих раздумий.
Гарри сидел на траве и жмурился под лучами солнца, и Драко снова залип. В этот раз на губах – чётко очерченных и словно подкрашенных по краям.
– Эй! – окликнул его Гарри и нахмурился.
– О чём ты? – уточнил Драко.
– Ты сегодня какой-то рассеянный, – Гарри склонил голову набок и подозрительно прищурился. – Признавайся, что затеял!
– Ничего! – замотал головой Драко.
– Так я и поверил!
– Точно, надо что-то затеять! – встрял Теодор и пихнул Драко в бок. – Думай, Хорь! Поттер, грифферы за вчерашнее очень даже заработали.
– Это за что? – напрягся Гарри. – Когда я очнулся, вы вроде не дрались.
– Не дрались, – кивнул Драко, обрадованный переменой темы. – Но стоило бы! Особенно рыжие напрашивались! Всем выводком!
– Ну так и подрались бы, – буркнул Гарри. – Тео, ты соображаешь вообще? На живых людей натравить Малфоя! В прошлый раз Ронни и Пупс удирали от акромантулов!
– Удрали же, – пожал плечами Нотт. – Герои-гриффиндорцы и всё такое. Им только в радость, спорим? Тем более, Пупс наконец на человека стал похож, а Уизел и раньше не слабак был. Такие даже от Дикой охоты удерут запросто. Что им Малфой с акромантулами? Тьфу!
– Но-но! – возмутился Драко и выпрямился, задрав подбородок. – Да я погибель всего живого!
– Разумного живого, – уточнил Нотт, скроив серьёзную морду. – Я, например, три раза подумаю, трогать ли эдакую пакость. А этим-то что? Им ебуки, что нюхлерам цацки.
Гарри в негодовании возвёл глаза к небу и вдруг резко вскочил с места:
– Они там!
– Кто? – хором спросили Драко и Тео и разом же задрали головы. Что увидел Нотт, Драко не знал, а сам он полюбовался хаотичной пляской вихрей, взбивавших воздушную влагу в пышные облака. Завтра будет дождь. Мелкий, унылый, на весь день.
– Дементоры! – прошипел Поттер с ненавистью и ткнул пальцем куда-то в зенит.
– Да ладно! – не поверил Нотт. – Сказали же, что за щитами школы будут.
– Они и за щитами, – Драко прищурился, но всё равно ничего не разглядел: обилие воздушных потоков расцвечивало небо тысячью оттенков синего, серого и фиолетового. – Щиты не стены, а купол, дурень.
– Точно, – хлопнул себя по лбу Нотт и злорадно оскалился. – Тогда плакал ваш квиддич, придурки! Поле далековато от замка, там наверняка щиты еле-еле над кольцами!
Драко обиженно ругнулся и ткнул Тео кулаком в плечо:
– Убью, если так!
– Меня за что?
– За поганый язык!
– Кто бы говорил!
– А где вообще эти щиты проходят? – спросил Гарри, хмурясь.
– По идее, по границам, – Теодор почесал в затылке. – У Винса спроси, он их должен видеть.
– А ты?
– А я щиты только осадные увижу. Их все видят, они плотные очень. Вот нападёт на Хог кто-нибудь, так сразу активируют.
– Кто-то нападал? – заинтересовался Гарри.
– На людскую школу магии? Ясен день! Все нелюди отметились, а вейлы с гоблинами так и не по разу. В старину, понятно. Говорят, в последний раз щиты от штурмовиков Гриндевальда поднимали пару раз. На всякий случай, когда у наших дела были не ахти и прикрыть Хог лишних троек не было.
– Троек?
– Стандартная штурм-группа – три мага, – пояснил Драко. – В Косом видел посты? Тройки.
– Видел, но не обращал внимания, – озадаченно кивнул Гарри, а потом просиял: – Сметвик просто тактику бойцов для целителей использовал, да? Двое работают, один страхует. Он мне рассказывал!
– Везёт! – с откровенной завистью сказал Тео. – Я б целителя Сметвика тоже послушал. Баек про него много ходит, а вот так, чтобы сам… Блин, Поттер! Ты записывай, что ли!
Гарри улыбнулся и покачал головой:
– Это обмолвки, а не рассказы. На записи не тянет. Ладно, идём. Что там у нас по расписанию?
– Прорицания! – сказал Драко с досадой. – Поттер, ты специально предметы выбирал, чтобы я издох с тоски на первом же занятии?
– Я – специально! Для себя! А почему ты сам себе предметы не выбрал?
Драко уже привычно замешкался с ответом, загоняя в подсознание придурочного Блэка с его воплем: «Потому что я всегда должен быть рядом с тобой, Гарри!»
Вместо него ответил Теодор:
– Тебя, Поттер, без присмотра оставлять нельзя. Декан это сразу просёк – вон, даже домовика приставил с первого же дня.
– А тебя кто приставил? – слегка разозлился Гарри. – Я не просил!
– Я сам! – гордо расправил плечи Теодор. – Потому что боец! Где беда, там и подвиг, верно?
– Идиоты! – обиделся Гарри, поднял из травы сумку и закинул на плечо. – Сейчас на уроке ка-ак напророчу вам по три отработки у Снейпа!
– Шарлатан! – засмеялся подошедший Забини. – Я напророчил бы им по шесть отработок у Хагрида, но я умный и иду на нумерологию. Пока, лодыри!
– Всегда-то я у него дурак, – проворчал себе под нос Теодор. – Вот и приставал бы к умным, я ему зачем?
Драко чуть не споткнулся: он-то полагал, что дубина Нотт в упор не замечает подкатов Блейза, и уже готов был поддать другу пинков в нужном направлении. Только теперь стало понятно, что Тео как-то чересчур ничего «не замечает» и что подобная глухота хоть сколько-то вменяемым людям обычно не свойственна. «Вот тебе и тупая боёвка!» – мелькнуло у него в голове.
«Тупая боёвка» должна знать, чем дышит каждый из его подчинённых, – буркнул в ответ чем-то раздражённый Драко Блэк. – Наблюдать за людьми и делать верные выводы будущий лорд «тупой боёвки» обучен крепко, не сомневайся даже. Молча наблюдать и помалкивать о выводах. Он не мозгоправ, он задачи должен правильные ставить. Не утешать, а поберечь. Малфоев же проклятие изменило. Из нормальных бойцов получилось... Расстройство одно, короче, получилось. Во-от с такущим языком и самомнением – куда там Мерлину».
«Отлично всё получилось! – разозлился Драко Малфой. – Молча тоже можно херни всякой натворить! Уж Блэки этим славны дальше некуда! Им языком шевельнуть сложнее, чем потом всю жизнь своё гордое молчание расхлёбывать!»
«Это ты ещё про Нотта или уже про себя, любимого? – фыркнул Блэк. – Тео не смолчит, если надо. Видишь, взял и сказал, чтобы ты не лез. Сами разберутся».
– Да ладно тебе, – Гарри успокаивающе улыбнулся Теодору. – Блейз не одного тебя обозвал, а нас троих, – мгновение подумал и добавил лукаво: – Меня – незаслуженно.
– Меня – тоже, – мгновенно подхватил игру Драко. – Так что обижаться на Забини нужно нам, а тебе не стоит. Ведь Блейз прав, да?
– Где эта мантикорова башня и как туда добраться? – вместо ответа спросил Нотт.
Гарри пожал плечами, и Драко повторил его жест. Где обреталась несуразная мадам Трелони со всеми её запасами бус, шалей и хереса, он не знал. И знать не хотел, но кто его спрашивал.
– Внемлите же с благоговением! – сказал Драко важно и величественно простёр руку в сторону замка. – Моё первое пророчество: опоздаем!
***
В отличие от Нотта, Малфой оказался годным пророком. На урок они опоздали.
«Мантикорова» башня на самом деле называлась Северной, и путь туда прямым не был. Торопливые пояснения встреченных по дороге девчонок, спешивших на занятия, позволили худо-бедно определить основные ориентиры, но они всё равно пару раз свернули не туда, пропустили пару нужных переходов и поднялись на восьмой этаж по какой-то совсем уж заброшенной лестнице, узкой и выщербленной.
– Хорошо хоть лестницы сегодня не выделывались, – очутившись на перекрестье коридоров, Нотт озадаченно завертел головой. – Теперь куда?
– Туда! – уверенно ткнул пальцем Драко.
– Почему это?
– Север там!
– Как ты определил? Тут ни единого окна!
– Ты, неуч, стоишь в самом центре некоей мозаики. Она изображает розу ветров, и северный луч указывает – какой сюрприз! – на север.
– Военная хитрость! – не согласился Тео. – Кто будет делать врагам подсказки, куда бежать?
– Замок Хогвартс неприступен! Идём!
Гарри хихикнул и пошёл следом за приятелями, шутливо толкавшими друг друга плечами. Пожалуй, плечи у Малфоя были чуть шире. И ростом он не догнал Тео совсем чуть-чуть, где-то на дюйм. «Опять я самый мелкий на курсе, – с досадой подумал Гарри. – Меня даже Панси с Дафной переросли, хотя в прошлом году мы с девчонками почти сровнялись. Блин!»
Роза ветров не обманула, и они дошли до очередной лестницы – на сей раз винтовой.
– Туда? – спросил Нотт и на всякий случай посмотрел под ноги. Пол ногами были каменные, давно не метённые полы.
– Получается, – вздохнул Гарри и осмотрелся.
У лестницы висела какая-то огромная картина в пышной раме: судя по размерам, групповой портрет. Однако холст был ожидаемо пуст, впрочем, как и на всех картинах, встреченных по дороге.
– Задолбало блуждать! Куда бы мы ни пришли, я там и останусь! – пригрозил Тео и пошёл первым.
Гарри перевесил сумку на другое плечо и поплёлся следом, а сзади топал Малфой. Вскарабкавшись по крутой лестнице, они очутились на тесной площадке, не ведущей никуда – вокруг были камни неоштукатуренных стен.
– Спорим, в старину тут морили голодом узников, – зловеще подвывая, выдал Малфой. – Их души оставались тут навечно!
Гарри поёжился и локтем двинул Хорька в бок – нашёл место для своих дурацких сказочек!
– Точно! – поддержал его Нотт. – И эти души до сих пор гомонят, слышишь?
Гарри прислушался. Откуда-то явственно донёсся слабый шум голосов. Затем у них над головами что-то скрипнуло.
– Где вас носит, придурки? – раздался громкий шёпот Паркинсон. – Хотите, чтобы нас всех сгноили на отработках?
Гарри поднял глаза и еле удержался, чтобы не выругаться: Панси сердито смотрела на них из люка в потолке. Нотт сдерживаться не стал, и Паркинсон мстительно сбросила верёвочную лестницу прямо ему на голову.
– Твою Моргану! – взвыл Тео и полез наверх.
– Давай! – хмуро скомандовал Малфой. – Я придержу эту хрень.
Гарри, поколебавшись, вцепился в грубые волокна верёвок, зачем-то выкрашенных в серебристый цвет, и полез следом за Тео. Лестница ходила ходуном, сумка соскочила с плеча и била по ногам, а Гарри оцарапал какой-то колючкой левую ладонь и к концу путешествия был зол, как котяра Гермионы, запертый в переноске. У него ещё хватило человеколюбия помочь Драко влезть в люк, а потом оно закончилось.
Разом, в единый миг, на фразе худой лохматой женщины в громадных очках с толстенными стёклами – профессора Сивиллы Трелони:
– Добро пожаловать в класс! Я знала, что вы трое не сразу найдёте дорогу сюда, и не торопилась начать урок!
– Тогда почему вы не послали кого-нибудь навстречу? – поинтересовался он, намеренно опуская приветствие и вежливое обращение. – Известное будущее вам дороже попавших в затруднение людей?
Трелони растерянно моргнула и в изумлении приоткрыла рот.
– Поттер! – прошипел сзади Драко и затараторил извиняющимся голосом: – Просим прощения, мадам! Мы сожалеем, что не выяснили путь в Северную башню заранее!
– Ага, – поддакнул Нотт. – Простите, мэм, мы не подумали.
– Э… – профессорша тряхнула головой, приходя в себя, и все её бесчисленные бусы, цепочки, браслеты и подвески забренчали, отзываясь на движение. – Извинения приняты. Садитесь.
– Куда? – спросил Малфой.
– Туда, где вам будет удобно. Выбирайте сами.
Чуть остывший Гарри огляделся и едва не присвистнул от удивления: класс был не класс, а какая-то… Кондитерская, вот. Круглые столики, пуфики, диванчики и десятки чайных сервизов, в беспорядке расставленных по полкам и полочкам. Ещё здесь было жарко и темно: окошки под самым потолком были закрыты плотными шторами, а старинные лампы прятались в тёмно-красных абажурах.
Студентов было немного: девчонки и пара ребят из Хаффлпаффа, а ещё Булстроуд и Паркинсон, занявшие столик рядом с «дверью» в класс. Теодора цапнула за руку всё ещё сердитая Панси и усадила рядом с собой, на обитый шёлком пуфик, отчего Тео стал похожим на бродячего пса, насильно усаженного на любимую подушку комнатной болонки.
Гарри хихикнул над пришедшим в голову сравнением и потащил Драко подальше от профессорши, в самый тёмный угол. Столика там не было, а вот диванчик, несмотря на нелепый вид, оказался неожиданно удобным.
Мадам Трелони меж тем замогильным голосом вещала, что прорицания – самая сложная из всех магических дисциплин и что к ясновидению должны быть врождённые способности.
– Отлично, – обрадовался Гарри и с чистой совестью откинулся на мягкую спинку диванчика. Врождённых способностей к прорицаниям у него не было, а вот способностей вздремнуть минут десять под монотонный бубнёж профессорши – сколько угодно. И врождённых, и приобретённых. Он сладко зевнул, вытянул ноги, запахнул мантию и закрыл глаза, чтобы почти сразу быть разбуженным.
– Вставай, пора, – Драко потряс его за плечо.
– Что? Куда?
– В Большой зал. Урок закончился, пора на обед. Вставай.
– Да?! Мне показалось, я на пару минут всего… Блин! Сколько баллов сняли?
– Нисколько, – ухмыльнулся Малфой. – Я сказал, что ты впал в пророческий транс.
– Чего?
– Осталось только придумать, что тебе примерещилось, и изложить в эссе.
– Какое ещё эссе?
– Забей, – Драко потянул его за руку, заставляя встать. – Ты отдохнул, и это хорошо. А эссе я сам напишу, не переживай.
– Эссе будет что надо, – пообещал Теодор; за его левый локоть цеплялась Панси, на этот раз весёлая и оживлённая. – Старая дура трясётся от радости всякий раз, когда обещает кому-то беду. Видно, сама горя не нюхала, а потому совести вообще никакой.
– Точно, дура, – опасливо покосившись в сторону преподавательского столика, шёпотом подтвердила Панси. – А я так надеялась, что научусь гадать!
***
– Ужасно устала! Первый день всегда такой длинный! – пожаловалась цаца Гринграсс и чмокнула свою бестолковую подружку Паркинсон в щёку. – Как ты, милая? Что на прорицаниях?
– Ерунда, – махнула рукой Паркинсон. – Гадание по чаинкам! Можешь себе представить чаепитие без ситечка для чая? Мне выпали тоска и одиночество.
– Это была моя чашка! – засмеялась Гринграсс. – Тоска и одиночество на древних рунах! Несчастная я, пол-Рейвенкло и храпящий на парте Гойл.
– Один? – изумилась Паркинсон. – Крэбб, а ты где храпел?
– Рядом, – зевнул в ответ Винс. – Только под партой, на лавке. Хороший предмет, я не пожалел о выборе.
Теодор одобрительно хлопнул довольного Грега по плечу:
– Бойцы! Но на вашем месте я просыпался бы время от времени. Папаня рассказывал, что руны егеря любят накалывать. Мол, не амулет – не отнимут, не пропьёшь и не потеряешь. Я и сам такие татухи пару раз видел. Выглядят круто.
Гарри почему-то горько вздохнул, но в разговор вступать не стал, а взялся за вилку с ножом.
– Ой! – округлила глаза и рот Гринграсс, отчего стала похожа на игрушечного пупса. – Как интересно! Жаль, что девочкам неприлично иметь татуировки.
– Наколи, где маменька не увидит, и будет прилично, – посоветовала бешеная Деррек и плюхнулась на свободное место рядом со своим братцем. – На бедро там. Или на жопу.
– Фу, Деррек! – зафыркали девчонки хором. – Что за слова?! Ты за столом! Вечно у тебя всякие гадости на уме! При чём тут маменька? Это неприлично, потому что девушка с татуировкой выглядит… Этой… Ну, ты поняла.
– Шлюхой, что ли? Это в голове прописано, дуры, а не на заднице.
– Три-икс! – тихо застонал Перегрин Деррек. – Уймись, а?
Остальные парни благоразумно помалкивали, делая вид, что оглохли, ослепли и вообще сидят не здесь, но сдержать ухмылки смогли не все. Особенно плющило старших, и на Деррек они поглядывали с весёлым одобрением.
Девчонки же злобно шипели что-то неразборчивое, но явно нелестное, пока дурища Уилкис не хлопнула в ладоши:
– Закончили! Стыдно, дамы! Деррек, с тебя пять баллов! Такое болтать! Последнего ума лишилась!
– Ты, курица, много о себе воображаешь, – прищурилась Деррек; её явно несло по кочкам. – Мелочь спросила, я ответила. Что не так?
Уилкис покраснела и поджала губы, игнорируя вопрос.
– Руны и вправду очень красивые. И да, я жалею, что нельзя сделать татуировку. Роберта, ты несправедлива, – дрожащим голоском сказала Гринграсс, и Драко заинтересованно вскинул голову. Он не ожидал, что Дафна осмелится встрять в свару, да ещё на стороне безголовой Деррек. Храбрая цаца, надо же!
– Гринграсс, ты… – Уилкис покраснела ещё больше и собралась что-то сказать, но её перебил Забини.
– Картиночки! – сладко пропел он и умильно похлопал глазками. – Ди-ивные картиночки отнял злой-злой декан у приличной девочки!
Уилкис выскочила из-за стола и понеслась на выход, забыв даже сумку, а дружный гнев разъярённых ведьм обрушился на храбреца Забини. Впрочем, длилось светопреставление недолго. Снейп даже встать не успел со своего места за преподавательским столом, когда Блейз надменно выпрямился и холодно поинтересовался:
– Полагаю, приличия нам дороже действующей лаборатории. Верно, дамы?
Шум мгновенно стих, и на лицах «приличных дам» нарисовалось осознание того, что всё имеет цену. Временами непомерную.
Драко не выдержал и засмеялся, заработав укоризненный тычок локтем от Гарри.
– Эй, Забини! – обернувшаяся на шум Анджелина Джонсон сурово свела брови. – Ты чего удумал? Я только-только разжилась золотишком на твою отраву, и на тебе! А ну быстро сказал, что пошутил!
– Зачем тебе золото, la mia bellezza? – солнечно улыбнулся Блейз. – Ты и без того прекрасна, храбрая охотница!
– Ага, особенно с отёками на полморды после Костероста! Забини, убью, понял?
– Неприличным девочкам – скидки, – объявил Блейз громко. – Отважным девочкам с синяками, отёками и прочими издержками отваги – неприличные скидки. Анджелина, ты довольна?
– Моя ты детка! Девочки, мы любим мелкого хитрого засранца?
– Да! – радостно завопили гриффиндорские охотницы и ловец Рейвенкло Чжоу Чанг.
– Ну охренеть теперь, – буркнула Деррек. – Им-то зачем? Они и так в отличной форме.
– Я тебе потом объясню, дева битвы, – мурлыкнул Блейз. – Если будешь делать тату, сам сварю краски. Даром.
– Пришибу обоих! – возмутился Перегрин. – Забини, ты охренел? Трикс, угомонись! Отцу скажу! Видит Салазар, скажу! Что с тобой такое?
– Ой, да пусть чудит, – снисходительно проронила Виникус-средняя. – Всё одно, хорошей партии ей не видать, даже если на мослах хоть что-то нарастёт.
Деррек хищно оскалилась, но её брат раздражённо махнул палочкой:
– Силенцио! Хорош! Остынь, Трикс! И без того с Уилкис разбираться ещё. Терри нас убьёт!
– Убьёт, – подтвердил Ургхарт с дальнего конца стола и скрестил руки на груди. – Трикси Деррек, минус ещё пять баллов! И на тренировках чтобы я тебя не видел неделю! Вон, к Забини сходи и выпроси успокоительного, раз не умеешь гонор унять! Всё ясно?
Трикс кивнула и опустила голову.
– Пообедали, блин, – выдохнул Теодор, и Драко согласно хмыкнул. – Что-то мне учиться захотелось прямо со страшной силой. Что там у нас дальше?
– Профессор Хагрид, уход за магическими существами, – ответил Драко, заглянув в расписание. – Гриффера прилагаются. Это плохо. Очень плохо.
– Почему? – удивился Тео.
– В прошлом году Пятикратный удостоил факультет отважных знакомством с корнуэльскими пикси. Чем захочет Хагрид порадовать своих обожаемых однокашников, даже представить боюсь.
– Жаб будем нянчить. Тебе понравится, – пообещала Паркинсон скривившемуся Теодору, взяла расстроенную Гринграсс под ручку и, задрав нос, поволокла её на выход.
– Все нервные какие-то, – Гарри завернул в салфетку небольшой пирог и вручил его Драко. – Спрячь. Предлагаю сбежать с ухода и посидеть где-нибудь рядышком, в кустах.
– А что так? – Тео последовал геройскому примеру и тоже запасся едой. – Нет, идея хороша, но от тебя я не ожидал.
– Кажется, с уходом я налажал, – повинился Гарри. – Как выяснилось этим летом, большинство магического зверья не выносит змееустов. Надо поговорить с Хагридом. Может быть, придётся менять предмет.
– Древние руны? – засмеялся Нотт. – Парням понравилось.
– Руны? – Гарри шутку не поддержал, а задумался и тяжело вздохнул. – Вряд ли.
– Почему? Будете храпеть втроём, а потом рисовать девчонкам татушки, – Тео подвигал бровями и хитро добавил: – На задницах.
Гарри помрачнел и передёрнул плечами.
– Рисую я неважно, – ответил он хмуро. – Чёрт-те что получается.
– Да ладно, портрет Хорька классный!
– Гады! – обиделся Драко. – С этой секунды я вас не знаю! Сами сидите в своих кустах!
– Уговорил, рисую классно, – невесело улыбнулся Гарри и сам – сам! – извиняясь, чмокнул Драко в щёку. – Но клиенты всё равно недовольны. Идёмте, пора.
– Неважно выглядишь, друг мой, – сочувственно сказал Альбус и чуть не подпрыгнул, услышав за спиной негромкий голос:
– Ничего удивительного, профессор. Полнолуние едва закончилось.
– Рем! – ахнул Альбус, обернувшись. – Прости, я не услышал, как ты вошёл, – он покачал головой и сокрушённо добавил: – Говорил я не о тебе, а о своём бессовестном фамилиаре. Кажется, он близок к очередной смерти.
Печально нахохлившийся Фоукс приоткрыл один глаз и неодобрительно курлыкнул.
– И потому бессовестный? – заинтересованно вскинул брови Люпин. – Любопытная концепция.
Альбус засмеялся и утёр повлажневшие от смеха глаза кончиком бороды.
– Ты всегда умел делать неожиданные выводы, – сказал он и повёл рукой, приглашая сесть. – Нет, бессовестный он потому, что отказывается от еды. Фоуксу вот-вот понадобятся все его силы, и что же? Кормушка полным-полна! Ты склевал хоть зёрнышко? – укоризненно обратился он к фениксу.
Фоукс вновь прикрыл глаза и сунул клюв во встопорщенные пёрышки на грудке. Альбус вздохнул, погладил его по крыльям, уже взявшимся серым налётом, и задумчиво растёр меж пальцев невесомые частицы пепла.
– Чай? – обратился он к своему гостю. – Пару дней назад я заполучил баночку отличного джема! С историей, я бы сказал.
– Не откажусь, – ответил Ремус. – Ни от чая, ни от джема. Что за история?
– О! – Альбус многозначительно воздел палец, а потом принялся неторопливо заваривать чай: омыл чайничек горячей водой и тут же высушил, насыпал туда чаю, залил кипятком и «укутал» согревающими чарами. Затем, повинуясь взмахам его палочки, чайные приборы плавно закружились в воздухе, круглый столик накрыла вышитая скатерть, а вазочки с конфетами, шоколадом, орешками и «историческим» джемом заняли свои места.
– Сахар! – вспомнил Альбус и снова улыбнулся: – Меня вечно укоряют, что я пью чай неправильно, по-русски. Подать тебе молоко и сэндвичи?
– Благодарю вас, но я сыт, – вернул улыбку Ремус. – Отчего же вы пьёте чай неправильно?
– Геллерт приохотил. Большой был любитель всяческой экзотики.
– И собиратель диковинок, – Ремус уже не улыбался. – Старшая палочка, обскур и, по слухам, даже маледиктус. Я знаю, что не первый, кто обманулся в друге. Но говоря откровенно, я предпочёл бы послушать историю джема.
– Дойдём и до неё, – кивнул Альбус, слегка досадуя на себя: умница Люпин всё понял верно, но заботу не оценил и откровенничать не собирается. Не стоило заходить в лоб: твоя промашка, Альбус, бывший друг Геллерта. – Джем апельсиновый, как видишь.
– Очень вкусный, – оценил Ремус. – Оранжереи?
– Апельсины из самой Италии, а сделала этот джем, по её уверениям, мадам Розабелла Забини собственноручно, – Альбус полюбовался мгновением лёгкой паники в жёлтых глазах Люпина; впрочем, уже через полсекунды тот снова стал спокоен и невозмутим.
– Только не говорите, что мадам Забини желает обзавестись очередным супругом и выбрала вас, – сказал Ремус с усмешкой. – Не знаю, сумею ли я вас отговорить, но идея не кажется мне хорошей.
– Кому я нужен, – вздохнул Альбус искреннее, чем собирался. – Это подарок Северусу. Благодарность за обучение её младшего сына. Север – добрый мальчик. Он со мной поделился.
– Добрый и талантливый, – согласно кивнул Ремус. – Раз уж Забини есть чему у него поучиться.
– Кстати, о таланте, – переход был неуклюжим, но тянуть Альбус не хотел. – Северус согласился изготовить для тебя аконитовое зелье. Ты же спрашивал, как быть с «пушистой проблемой»? Полагаю, это наилучшее решение.
– «Пушистая проблема», – криво ухмыльнулся Ремус, – называется ликантропией, а аконитовое зелье чересчур дорого и сложно в изготовлении, чтобы не остаться в долгу. Джем варить я не умею.
– Какие долги, друг мой? – взмахнул руками Альбус. – Север согласен, что ты лучше всех сумеешь присмотреть за Гарри и уберечь его от встречи с Блэком. Воспользоваться зельем – это было его предложение, клянусь!
Ремус замолчал, размышляя, и Альбус не решился его торопить. Видит Мерлин, предложение Северуса и впрямь было сказочно щедрым. Грех не подумать, прикидывая последствия, – всё-таки друзьями Снейп и Люпин не были.
– До следующего обращения почти месяц, – сказал Ремус наконец. – Я узнаю у Снейпа сам. Его мотивы в том числе.
– Рем, я понимаю, что…
– Не понимаете, – оборвал его Ремус, смягчив резкость извиняющейся улыбкой. – Мистер Снейп имеет некую татуировку, которую я чую лучше, чем мне бы того хотелось. А ещё я не желаю влезать в долги к человеку, который при активации этой татуировки не сможет за себя отвечать. Если честно, я очень надеюсь, что мы разберёмся со всем этим до следующего полнолуния. Блэка изловят, а я с чистой совестью покину Хогвартс.
– Вряд ли за это время что-то уладится,– покачал головой Альбус. – Но поговори, конечно. Вам действительно стоит поговорить.
Теперь вздохнул Ремус, и Альбус его понял: на праздничном пиру Северус сделал всё, чтобы его негодование новыми назначениями было замечено. Бедняга Хагрид сбежал из-за стола, не дождавшись десерта, и сейчас, скорее всего, ронял слёзы в стакан с бренди.
– У Севера нелёгкий характер, – добавил Альбус, – но он хороший человек. Я не жалею, что принял участие в его судьбе.
– Вы и в моей судьбе приняли участие, профессор, – склонил голову Ремус, и Альбус вновь замахал на него руками. – Я безмерно вам благодарен. Честно сказать, я очень рад вновь очутиться в Хогвартсе. Совершенно особое место. Мне… Мне здесь спокойно, как нигде и никогда.
– У тебя шрамы… – преодолев неловкость, сказал Альбус. – Мы можем чем-нибудь помочь? Филиус говорил, что преподаватель ЗОТИ…
– Должен иметь нетронутую физиономию, чтобы его не высмеяли мелкие чистокровные нахалы, – улыбка Ремуса изменилась, став лукавой. – Им надо показать мистера Моуди. Вблизи, а не с того расстояния, с какого их папаши обычно с ним общаются. Это отметины тёмных тварей, профессор. Кое-какие не сходят даже у меня, хотя в регенерации оборотни могут посоперничать… – он задумался и мотнул головой. – Не с кем нам соперничать. Оборотни в этом деле лучшие. Я беру охотничьи контракты, профессор. Через посредников и под обороткой, не волнуйтесь. Жить на что-то надо, а рассыльный в лавке из меня неважный.
– У тебя есть образование! – возразил Альбус. – Ты же рискуешь жизнью, зачем?
– Каждое полнолуние моё образование исчезает. Вместе с воспитанием и чувством юмора. Можно сказать, я исчезаю весь. Отлучки работника, привязанные к лунному календарю, могут расстроить любого нанимателя. Невезучего – до смерти, поскольку трансформация частенько плюёт на астрономию и происходит на несколько часов раньше полнолуния.
Альбус нервно огладил бороду и мысленно дал себе по рукам – не дёргать! Что за дурная привычка и как её извести? Колокольчики не помогают. Вплетать колючки?
– Как тебе Гарри? – поинтересовался он, решив, что вернётся к личным делам Ремуса попозже, когда тот успокоится, перестанет ершиться и позволит помочь хоть чем-нибудь. – Неожиданно, верно? Я сам, признаюсь, был поражён в своё время. Не скрою, поражён неприятно.
Ремус неопределённо пожал плечами.
– Я не успел составить о нём мнения. У Гарри есть друзья – уже хорошо.
– Да, но какие!
– Кажется, в этом отношении мы с вами тоже никому не можем послужить примером, – усмехнулся Ремус. – Время покажет, кто кому друг. Главное, чтобы у Гарри было это время, верно?
***
Как ни странно, наутро Гарри чувствовал себя превосходно, и даже воспоминания вчерашнего дня не особо портили настроение. То ли Нотт с Малфоем были круче дементоров, то ли сам Гарри привык к вечной свистопляске, происходившей вокруг него. Так или иначе, но проснулся он в отличном расположении духа и сразу же принялся тормошить Драко:
– Вставай, соня! Я голоден так, что даже овсянкой не побрезгую! Вставай-вставай-вставай!
– Поттер, угомонись, – зевнул Малфой, накрыл голову подушкой и пробубнил оттуда: – Спи, Мерлина ради! Баю-бай!
– Колыбельная от Малфоя! – восхитился вошедший в спальню Нотт. По своему обыкновению, с утра он был одет в одни лишь пижамные штаны, на шее висело полотенце, а по груди стекали капли воды. – Спой же и мне, а то давно кошмары не снились!
В ответ Драко лишь вяло похлопал рукой по постели, предлагая улечься рядом.
– Подъём! – заорал потерявший всякое терпение Гарри и сдёрнул с бесстыжего Хоря одеяло. – Тревога! Пожар! Потоп!
– Восстание гоблинов! – радостно подхватил Нотт. – Круши зеленорылых!
– Нашествие дебилов! – раздался страдальческий стон из-за задёрнутого полога кровати Забини. – Малфой, прокляни уже их! До завтрака целый час, сволочи!
– Я не умею колдовать во сне, – грустно сообщил Малфой из-под подушки. – Давай сам.
– Ой, – смутился Гарри. – Прости, Блейз, я… Прости, пожалуйста.
– Сначала Винс с Грегом топали как громамонты, – Блейз, позёвывая, раздвинул полог, потянулся и попытался пригладить растрёпанные со сна кудри. – Потом Теодор скакал бешеным книзлом, теперь Гарри орёт как пикси покусанный!
– Я сейчас сам кого-нибудь покусаю,– покаянно вздохнул Гарри. – Голодный – ужас, а до завтрака целый час! Ни у кого шоколадки не осталось?
– Ох, бедный мой! – всплеснул руками Блейз и соскочил с кровати; вся его сонливость мигом куда-то делась. ¬– Ни одной! Ни крошки! Драко! Гарри голоден, а ты дрыхнешь! Вот так всегда – кто-то погибает, а какой-нибудь балбес бесчувственный спит себе, как ни в чём ни бывало!
– Бесчувственный балбес напоминает, что у погибающего кого-то есть личный домовик, – Малфой откинул подушку в сторону, и, не открывая глаз, назидательно воздел указательный палец: – Чувства же мешают мыслить ясно!
– Точно! – обрадовался Гарри и позвал: – Динки!
Пока домовик верещал что-то восторженное и клялся раздобыть завтрак сию секунду, Малфой потихоньку снова заполз под одеяло и свернулся клубком. Гарри вздохнул и попросил Динки:
– Притащи, пожалуйста, побольше сэндвичей. Кажется, на завтрак я не попаду.
– Попадёшь, – пробормотал Драко. – Умывание – пять минут, душ – ещё пять. Ну хорошо, десять. Одеться – пять. Собрать сумку… – он сладко зевнул и потёр глаза: – Ладно, уже встал. Делись едой, жадина. Тео, ты собрался выхлебать всё молоко? Оставь хоть капельку. А где парни?
– Пошли в гостиную за новостями, – ответил Теодор и утёр полотенцем молочные «усы». – Холодненькое, класс! Теперь я готов к завтраку!
– И к восстанию гоблинов, – хихикнул Блейз. – Проглот! Я в душ. Оставьте парочку сэндвичей с тунцом. По дороге съем. Кто помнит наше расписание?
– Год начнётся хреново, – скривился Тео. – С трансфигурации.
– Вроде парных занятий теперь будет поменьше, да? – Гарри дожевал сэндвич и потянулся за следующим. – Я помню, что нам вчера раздавали расписание, но не помню, куда его дел. Драко?
– Без понятия. Зато зельеварение с грифферами опять, – Малфой ухитрялся великосветски тянуть гласные даже с набитым ртом, и Гарри в который раз позавидовал хорошо поставленной дикции чистокровных. – Уход за магическими существами тоже. Зачем я на него записался, а, Поттер?
– Да, Поттер, – встрепенулся Тео. – Зачем мы туда записались?
– Потому что лентяи? – с улыбкой предположил Гарри и закинул на плечо полотенце. – С ума сойти, я всё ещё голоден! Надо с завтрака что-нибудь прихватить подкрепиться на перемене.
– Боец растёт, – одобрительно кивнул Теодор. – Прихватим. Дуйте уже купаться, а то опоздаем.
***
Провидцем Тео оказался паршивеньким: урок трансфигурации впервые на памяти Гарри получился нормальным. Гарри не был уверен, что это его заслуга, но постарался от души. Перед занятиями он тщательнее обычного закутался в мысленную «мантию-невидимку», проверил блокировку браслета с черепами и на всякий случай ткнул Малфоя локтем под рёбра, чтобы тот ничего не учудил, папин сын.
На первом занятии в году Макгонагалл всегда превращалась в кошку, и Гарри, набравшийся опыта в «Волшебном зверинце», решил спрятать свою магию понадёжнее. Кажется, старания окупились: Макгонагалл, обернувшись, не топорщила шёрстку на холке и не била себя хвостом по бокам, а грациозно запрыгнула на стол и вальяжно прошлась туда-сюда. Кошка из Макгонагалл получалась очень милая, с забавными «очками» на мордочке, и девчонки сразу же заулыбались и захлопали в ладоши. Гарри тоже улыбнулся и вежливо похлопал, но про себя подумал, что до Бродяги Маккошке далеко. Грим – это всё-таки грим, а собаки в общении куда приятнее кошек.
Вдоволь накрасовавшись, кошка спрыгнула на пол и вновь стала деканом Макгонагалл.
– Анимагия, – сказала она непривычно мягко, – один из самых интересных разделов трансфигурации. Анимагом может стать каждый, но для этого необходимы прилежание и железная самодисциплина.
– Директор Дамблдор не стал, – брякнул дубина Нотт, и Гарри в досаде зажмурился: за снятые на первом же уроке баллы Ургхарт их прикончит и выбросит трупы в озеро, на корм гриндилоу.
Однако Макгонагалл не осадила нахала, а – спаси, Мерлин! – поощрительно кивнула.
– Ни один маг не станет использовать магию, пришедшуюся ему не по душе, мистер Нотт. Например, у вас сил предостаточно. Полагаю, и самодисциплина имеется, хоть мне вы её ни разу не демонстрировали. Но у вас нет желания облечь свои душевные порывы в анимагическую форму. Нет внутренней нужды в этом. Вот и профессор Дамблдор, обладая незаурядными способностями в трансфигурации, не стал анимагом.
– И какие такие душевные порывы заставляют обернуться, скажем, кошкой? – осмелел Нотт, а Паркинсон тихо застонала: «Ой, дура-ак!»
Макгонагалл вскинула брови, и Нотт торопливо добавил:
– Я не посмеяться, мэм, мне и впрямь интересно. Я вот никогда не хотел… Э-э-э… Стать, простите, животным. Зачем?
– Очень интересный вопрос, – сказала Макгонагалл спокойно, и все в классе украдкой перевели дух. – Человечество издревле замирялось с природой путем обретения родства с самыми удачными её созданиями. Разумеется, чаще всего в «родичи» брали хищников. Однако нередко ими становились нехищные животные и рыбы, насекомые или даже растения. Любое качество, нужное для выживания, как бы заимствовалось у зверя-покровителя. Например, умение распознавать ядовитые травы или видеть в темноте, быстро плавать или бегать, чуять опасность на расстоянии или внушать ужас одним лишь своим видом. В современной науке за объектом такого поклонения-подражания закрепился термин «тотем». Слово пришло к нам от аборигенов Северной Америки, ибо собственные слова для обозначения этого явления жители Старого света уже не помнят. Пожалуй, тотемизм – самая древняя социально-религиозная система, и её отголоски до сих пор можно найти во всех культурах мира. Мы говорим «силён как медведь» или «упрям как осёл», рисуем в гербах драконов и украшаем праздничные наряды мехом или перьями.
– Флаги факультетов! – обрадованно воскликнула Дафна.
– Верно, – Макгонагалл приподняла уголки губ, обозначая одобрительную улыбку. – И статуи вепрей на главных воротах. Волшебники в этом отношении ничуть не отличаются от маглов. Однако маги могут принять облик своего духовного «родича». Не стать им, – она сделала паузу и внимательно оглядела класс, – а принять облик! Это важно, запомните! Анимаги обретают лишь внешнее сходство с животными и полностью сохраняют свою личность!
– Тогда зачем?! – Тео развёл руками и помотал головой. – Не понимаю! Интересно же стать тигром, а не посмотреть на тигра! Нет, если там для разведки… Не тигр, конечно, а мышь или кош… Э-э-э… Ну, собака там. Ворона. Кто-то привычный, а потому незаметный. А можно выбрать себе аниформу?
– Нет, мистер Нотт, – покачала головой Макгонагалл. – Аниформа – это часть человека. Мы не можем выбрать вместо себя кого-то другого. Насчёт же стать тигром… Что интересного в жизни тигра вы надеетесь отыскать? Я имею в виду настоящего тигра, а не ваше представление о нём.
– Э-э-э… Ну не знаю. Я вообще-то про тигров ничего не знаю. Сильные, свирепые, полосатые. Охотятся, наверное, много. Большой зверь, еды много нужно. Самки там, детёныши… Не знаю, мэм. Не думал об этом, – Нотт наморщил лоб, а потом внезапно спохватился, что беседует с преподавателем сидя, и вскочил с места. – Простите, мэм. Но вообще-то они красивые, судя по картинкам. Очень красивые. Так что был неправ, мэм. Посмотреть на тигра я тоже не откажусь. На всякого – и в покое, и на охоте.
– Вы видите красоту лишь в силе? – заинтересованно склонила голову Макгонагалл. – Простите за праздное любопытство, но в беседах об анимагии красоту мне обсуждать как-то не приходилось. Да и вы первым делом заинтересовались пользой, а не красотой.
– Ну-у…
Не происходи дело на уроке у декана Гриффиндора, Гарри уже хохотал бы вовсю – до того потешно-взъерошенный видок был у Нотта. Бравый мелкий боевик, день ото дня изъяснявшийся всё короче и решительней, был вынужден вслух размышлять о предмете, о котором ровным счётом ничего не знал и ещё пять минут назад знать не хотел. Тео не был глупым, нет. Но он почти никогда не участвовал в праздных разговорах и старался держаться в одном, равнодушно-доброжелательном, настроении («В соплях я – смерть, Поттер! Отъебись!»), так что «красота тигра» оказалась неожиданной для всех. Вон, даже Винс с Грэгом рты открыли, а про девчонок и говорить нечего.
– Сила – это здорово, чего уж! – Теодор слегка опамятовался и засиял своей обычной улыбкой. – Красиво и полезно! Когда просто так красиво, тоже ничего. Но, может, я просто не замечаю силу в такой красоте. Медленную силу, что ли. Плющ, например, камни дробит только так, успевай от стен отдирать. Красиво, а без дома можно остаться запросто. Не знаю, мэм. Честно, не знаю.
– Вот как, – задумчиво вздохнула Макгонагалл. – Однако вы почти ответили на свой же вопрос, мистер Нотт. Разумеется, любое направление магической науки – это поиск силы, ранее недоступной. Анимаги заимствуют у своего «тотема» отличительные признаки – ловкость, скорость, наблюдательность и прочее. Человеческие возможности существенно дополняются возможностями аниформы. Я могу всю оставшуюся жизнь не превращаться в кошку, а хорошая физическая форма останется со мной навсегда. Нужное качество для волшебника, не так ли, господа боевые маги?
В ответ согласно закивали все, не только Нотт.
– Но! – Макгонагалл подняла указательный палец вверх и внезапно улыбнулась. – Мне нравится обращаться кошкой. В конце концов, это просто красиво. Однако мы немного отвлеклись. Класс! Открыли учебники на странице восемь. Итак, принцип материальности или третье исключение Гампа. Правило кажется простым лишь поначалу, потому что граница между материальным и нематериальным вовсе не так очевидна…
Всю перемену Малфой, соскучившийся за полтора часа вынужденного молчания, задирал Нотта и предлагал наколдовать тому полосатый хвост, а Нотт беззлобно грозился подпалить Малфою бесхвостую задницу.
Гарри же просто уселся на газон, подставил лицо под неяркое сентябрьское солнце и прикрыл глаза. Мирный урок трансфигурации поднял настроение, и Гарри лениво размышлял, добрался ли Сириус до Хогвартса и не пора ли отправить Драко на встречу с «дражайшим дядюшкой».
Письмо для Сириуса уже было почти готово. Коротенькое, оно содержало просьбу не рисковать понапрасну и спрятаться в доме Блэков. Ещё Гарри хотел предупредить Сириуса о новых преподавателях Хогвартса: по всему выходило, что полагаться на помощь Хагрида не стоило. Дописать послание Гарри планировал на большой перемене после Прорицаний, чтобы не терять времени зря.
«Усажу Драко на метлу, и пусть полетает немного, – думал он. – Вдруг заметит сверху Бродягу. Тогда же нужно идти к Дамблдору и врать про несчастную собачку, привязавшуюся к хозяину. Делать себе алиби. Сириус особенно на этом настаивал. Интересно, будет ли у меня хоть один спокойный год в Хогвартсе?»
***
Таким идиотом Драко не чувствовал себя уже очень давно – как бы не с памятного похода в Запретный коридор. Мало того, что весь вчерашний день он тупил как заведённый, так и ночью упустил единственный шанс признаться Гарри, что…
«Какой ещё шанс, придурок? – угрюмо поинтересовался не вовремя очнувшийся Драко Блэк. – Наш Повелитель едва избежал самой страшной участи, а тебя волнуют только твои непристойные фантазии!»
«Тебя будто не волнуют!» – огрызнулся внутренний Малфой и злорадно хихикнул над смущённым сопением своей дурной половины.
Однако Блэк был прав. В столкновении с чужой Изнанкой и её порождениями Гарри чудом не погиб и потом долго был не в себе – не та ситуация, чтобы поведать о своих чувствах.
Да и чувства у Драко случились какие-то ненормальные, о которых и сказать-то неловко, если вообще возможно.
Если верить девчачьим романчикам, то влюблённость – это такое необыкновенное светлое чувство, когда любимый превращается в неземное чудо, мир вокруг расцвечивается радугой, а сверху безостановочно сыплется пыльца фей. «Ликование души», как выразилась некая мадам Демонесса в своём последнем творении.
Ерунда, конечно. Однако какая-то реальная основа в дамском чтиве имелась. Пусть рассказы взрослых радугу и пыльцу не упоминали, но лица у всех рассказчиков всё равно делались восторженно-глуповатые.
Если допустить, что основной симптом влюблённости есть снижение умственных способностей, то всё становилось понятным. Собственная тупость злила, но не удивляла.
Дело неприятное, но должно было чем-то компенсироваться. Ничего не берётся ниоткуда и не даётся бесплатно, но если где-то убыло, то где-то непременно прибыло. Уж кто-кто, а Драко Малфой, сорок девятое колено чистой крови – наичистейшей! Про вейл всё врут! – знал это совершенно точно. Должен быть – и был! – какой-то фактор, помогавший не только преодолеть внезапное оглупление, но и получать от него удовольствие.
У Драко же сразу всё пошло наперекосяк. Фактор не включился, и мир не похорошел. Хогвартс остался Хогвартсом, шестой Уизел – шестым Уизелом, а упрямство Поттера и его совершенно дебильное стремление со всем на свете справиться в одиночку бесили по-прежнему, без всяких скидок на «ликование души».
Короче, дураком Драко стал, но обрадоваться этому не смог. Утешая самого себя, он малодушно надеялся, что ещё не всё потеряно. Ведь если где-то убыло, то где-то прибыло.
Или прибудет.
Потом.
Когда наступит пора сводить баланс.
Да и Мерлин с ним, пришла беда страшнее. С некоторых пор Гарри в глазах Драко стал… Драко долго искал подходящее слово, и нашёл только одно – «распадаться». Только оно всё равно не могло описать случившееся в точности. Драко совершенно перестал воспринимать Гарри целиком. Физически, в смысле. Телесно.
Ещё совсем недавно он знал, что Гарри красив, и мог аргументированно объяснить, в чём именно заключается красота – глаза, кудри, черты лица, сложение. Теперь же засбоивший мозг мог лишь выхватить из общей картины лишь какие-то детали и залипнуть на них до полной потери соображения.
Тёмный завиток на шее, выбившийся из-под магловской резинки, которой Гарри стягивал волосы. Сухая корочка на нижней губе. Левая бровь. Или правая. Обе красивые, но разные – «гениальное» открытие.
Детали же ниже шеи были такими, что умей Драко краснеть, сгорал бы, как тот феникс, раз по семь-восемь за день. И возрождался бы вновь – каждый раз чуть тупее, чем был до того.
Щиколотки, например. Вкупе с лодыжками. Косточки и косточки, внутренние и наружные – у девчонок изящные, у парней покрепче. Драко и свои рассмотрел как-то в душе – совершенно обычные. Хорошо, что они есть, – можно ходить, бегать и вдевать ноги в стремена. И только у Гарри эти косточки были особенными – такими, что Драко мог пялиться на них неотрывно. Хотелось бы сказать «часами», но босиком в Хоге не походишь, а жаль.
Или руки, внезапно отделившиеся от самого Гарри и распавшиеся на пальцы, запястья, локти, предплечья и прочую анатомию.
Да что анатомия, Драко залипал даже на пару волосков, за лето пробившихся у Гарри на груди! А ещё на груди были... Да. Они самые. Соски. Каждый наособицу.
Как снова «собрать» Гарри в целого человека, чтобы не рехнуться окончательно, Драко не знал, и в отчаянии обратился за советом к единственной, кому мог довериться.
– Это нормально, Дракон, – с вымученной улыбкой сказала Милли и опустила печальные глаза. – Это называется «разглядеть». Ты разглядел Гарри.
– Да чихать, как оно называется! – тихо взвыл Драко. – Что с этим делать?!
– Ничего. Ждать. Надеяться, что тебя разглядят в ответ, и бояться, что не разглядят.
– А что-то толковое и… Ну… Активное в этой вашей любви вообще существует? – разозлился Драко. – Ждать и надеяться? Скажи, что ты шутишь!
– Существует, – внезапно ухмыльнулась Милли его собственной, наглой малфоевской улыбочкой. – Но только после «ждать и надеяться», и если это у вас взаимно.
– Бесстыдница, фу!
– Да! – гордо кивнула Милли. – Так что жди, Дракон. Надейся.
Драко одарил её негодующим взглядом и сбежал, не поблагодарив, хотя совет был толковым.
Стоило подождать, пока хоть что-нибудь не прояснится. Если признаться сейчас, то получится ужасно. Говорить надо правду, а правда была такой: «Гарри, я тебя люблю по частям! Нет, я понимаю, что нужно целиком, но пока не получается. Потерпи, пожалуйста, я скоро исправлюсь. Наверное. А сейчас можно мне поцеловать лодыжку? Любую».
После такого признания Гарри его проклянёт. Драко и сам проклял бы идиота с откровенно похабными планами на все части его тела, включая брови. Проклял бы, заавадил и схоронил бы на ближайшей опушке Запретного леса.
Нет, признаваться нельзя. Милли права, нужно ждать.
С другой стороны, предупредить о неладах с мозгами стоило. Гарри наверняка рассчитывал на его интеллект, но теперь под сводами малфоевской черепушки было пусто и гуляло эхо. Эхо и придурок Драко Блэк.
Хорошо, что дражайший дядюшка сбежал из тюрьмы. Гарри нужен настоящий защитник. Что ж, Драко может передавать письма. На это он сгодится. Ещё Драко мог отогревать Гарри по ночам, когда тот возвращался с Изнанки. Сова и грелка, да. Ладно, это лучше, чем ничего.
***
– Что случилось? – спросил вдруг Гарри.
Драко, вздрогнув, вынырнул из своих раздумий.
Гарри сидел на траве и жмурился под лучами солнца, и Драко снова залип. В этот раз на губах – чётко очерченных и словно подкрашенных по краям.
– Эй! – окликнул его Гарри и нахмурился.
– О чём ты? – уточнил Драко.
– Ты сегодня какой-то рассеянный, – Гарри склонил голову набок и подозрительно прищурился. – Признавайся, что затеял!
– Ничего! – замотал головой Драко.
– Так я и поверил!
– Точно, надо что-то затеять! – встрял Теодор и пихнул Драко в бок. – Думай, Хорь! Поттер, грифферы за вчерашнее очень даже заработали.
– Это за что? – напрягся Гарри. – Когда я очнулся, вы вроде не дрались.
– Не дрались, – кивнул Драко, обрадованный переменой темы. – Но стоило бы! Особенно рыжие напрашивались! Всем выводком!
– Ну так и подрались бы, – буркнул Гарри. – Тео, ты соображаешь вообще? На живых людей натравить Малфоя! В прошлый раз Ронни и Пупс удирали от акромантулов!
– Удрали же, – пожал плечами Нотт. – Герои-гриффиндорцы и всё такое. Им только в радость, спорим? Тем более, Пупс наконец на человека стал похож, а Уизел и раньше не слабак был. Такие даже от Дикой охоты удерут запросто. Что им Малфой с акромантулами? Тьфу!
– Но-но! – возмутился Драко и выпрямился, задрав подбородок. – Да я погибель всего живого!
– Разумного живого, – уточнил Нотт, скроив серьёзную морду. – Я, например, три раза подумаю, трогать ли эдакую пакость. А этим-то что? Им ебуки, что нюхлерам цацки.
Гарри в негодовании возвёл глаза к небу и вдруг резко вскочил с места:
– Они там!
– Кто? – хором спросили Драко и Тео и разом же задрали головы. Что увидел Нотт, Драко не знал, а сам он полюбовался хаотичной пляской вихрей, взбивавших воздушную влагу в пышные облака. Завтра будет дождь. Мелкий, унылый, на весь день.
– Дементоры! – прошипел Поттер с ненавистью и ткнул пальцем куда-то в зенит.
– Да ладно! – не поверил Нотт. – Сказали же, что за щитами школы будут.
– Они и за щитами, – Драко прищурился, но всё равно ничего не разглядел: обилие воздушных потоков расцвечивало небо тысячью оттенков синего, серого и фиолетового. – Щиты не стены, а купол, дурень.
– Точно, – хлопнул себя по лбу Нотт и злорадно оскалился. – Тогда плакал ваш квиддич, придурки! Поле далековато от замка, там наверняка щиты еле-еле над кольцами!
Драко обиженно ругнулся и ткнул Тео кулаком в плечо:
– Убью, если так!
– Меня за что?
– За поганый язык!
– Кто бы говорил!
– А где вообще эти щиты проходят? – спросил Гарри, хмурясь.
– По идее, по границам, – Теодор почесал в затылке. – У Винса спроси, он их должен видеть.
– А ты?
– А я щиты только осадные увижу. Их все видят, они плотные очень. Вот нападёт на Хог кто-нибудь, так сразу активируют.
– Кто-то нападал? – заинтересовался Гарри.
– На людскую школу магии? Ясен день! Все нелюди отметились, а вейлы с гоблинами так и не по разу. В старину, понятно. Говорят, в последний раз щиты от штурмовиков Гриндевальда поднимали пару раз. На всякий случай, когда у наших дела были не ахти и прикрыть Хог лишних троек не было.
– Троек?
– Стандартная штурм-группа – три мага, – пояснил Драко. – В Косом видел посты? Тройки.
– Видел, но не обращал внимания, – озадаченно кивнул Гарри, а потом просиял: – Сметвик просто тактику бойцов для целителей использовал, да? Двое работают, один страхует. Он мне рассказывал!
– Везёт! – с откровенной завистью сказал Тео. – Я б целителя Сметвика тоже послушал. Баек про него много ходит, а вот так, чтобы сам… Блин, Поттер! Ты записывай, что ли!
Гарри улыбнулся и покачал головой:
– Это обмолвки, а не рассказы. На записи не тянет. Ладно, идём. Что там у нас по расписанию?
– Прорицания! – сказал Драко с досадой. – Поттер, ты специально предметы выбирал, чтобы я издох с тоски на первом же занятии?
– Я – специально! Для себя! А почему ты сам себе предметы не выбрал?
Драко уже привычно замешкался с ответом, загоняя в подсознание придурочного Блэка с его воплем: «Потому что я всегда должен быть рядом с тобой, Гарри!»
Вместо него ответил Теодор:
– Тебя, Поттер, без присмотра оставлять нельзя. Декан это сразу просёк – вон, даже домовика приставил с первого же дня.
– А тебя кто приставил? – слегка разозлился Гарри. – Я не просил!
– Я сам! – гордо расправил плечи Теодор. – Потому что боец! Где беда, там и подвиг, верно?
– Идиоты! – обиделся Гарри, поднял из травы сумку и закинул на плечо. – Сейчас на уроке ка-ак напророчу вам по три отработки у Снейпа!
– Шарлатан! – засмеялся подошедший Забини. – Я напророчил бы им по шесть отработок у Хагрида, но я умный и иду на нумерологию. Пока, лодыри!
– Всегда-то я у него дурак, – проворчал себе под нос Теодор. – Вот и приставал бы к умным, я ему зачем?
Драко чуть не споткнулся: он-то полагал, что дубина Нотт в упор не замечает подкатов Блейза, и уже готов был поддать другу пинков в нужном направлении. Только теперь стало понятно, что Тео как-то чересчур ничего «не замечает» и что подобная глухота хоть сколько-то вменяемым людям обычно не свойственна. «Вот тебе и тупая боёвка!» – мелькнуло у него в голове.
«Тупая боёвка» должна знать, чем дышит каждый из его подчинённых, – буркнул в ответ чем-то раздражённый Драко Блэк. – Наблюдать за людьми и делать верные выводы будущий лорд «тупой боёвки» обучен крепко, не сомневайся даже. Молча наблюдать и помалкивать о выводах. Он не мозгоправ, он задачи должен правильные ставить. Не утешать, а поберечь. Малфоев же проклятие изменило. Из нормальных бойцов получилось... Расстройство одно, короче, получилось. Во-от с такущим языком и самомнением – куда там Мерлину».
«Отлично всё получилось! – разозлился Драко Малфой. – Молча тоже можно херни всякой натворить! Уж Блэки этим славны дальше некуда! Им языком шевельнуть сложнее, чем потом всю жизнь своё гордое молчание расхлёбывать!»
«Это ты ещё про Нотта или уже про себя, любимого? – фыркнул Блэк. – Тео не смолчит, если надо. Видишь, взял и сказал, чтобы ты не лез. Сами разберутся».
– Да ладно тебе, – Гарри успокаивающе улыбнулся Теодору. – Блейз не одного тебя обозвал, а нас троих, – мгновение подумал и добавил лукаво: – Меня – незаслуженно.
– Меня – тоже, – мгновенно подхватил игру Драко. – Так что обижаться на Забини нужно нам, а тебе не стоит. Ведь Блейз прав, да?
– Где эта мантикорова башня и как туда добраться? – вместо ответа спросил Нотт.
Гарри пожал плечами, и Драко повторил его жест. Где обреталась несуразная мадам Трелони со всеми её запасами бус, шалей и хереса, он не знал. И знать не хотел, но кто его спрашивал.
– Внемлите же с благоговением! – сказал Драко важно и величественно простёр руку в сторону замка. – Моё первое пророчество: опоздаем!
***
В отличие от Нотта, Малфой оказался годным пророком. На урок они опоздали.
«Мантикорова» башня на самом деле называлась Северной, и путь туда прямым не был. Торопливые пояснения встреченных по дороге девчонок, спешивших на занятия, позволили худо-бедно определить основные ориентиры, но они всё равно пару раз свернули не туда, пропустили пару нужных переходов и поднялись на восьмой этаж по какой-то совсем уж заброшенной лестнице, узкой и выщербленной.
– Хорошо хоть лестницы сегодня не выделывались, – очутившись на перекрестье коридоров, Нотт озадаченно завертел головой. – Теперь куда?
– Туда! – уверенно ткнул пальцем Драко.
– Почему это?
– Север там!
– Как ты определил? Тут ни единого окна!
– Ты, неуч, стоишь в самом центре некоей мозаики. Она изображает розу ветров, и северный луч указывает – какой сюрприз! – на север.
– Военная хитрость! – не согласился Тео. – Кто будет делать врагам подсказки, куда бежать?
– Замок Хогвартс неприступен! Идём!
Гарри хихикнул и пошёл следом за приятелями, шутливо толкавшими друг друга плечами. Пожалуй, плечи у Малфоя были чуть шире. И ростом он не догнал Тео совсем чуть-чуть, где-то на дюйм. «Опять я самый мелкий на курсе, – с досадой подумал Гарри. – Меня даже Панси с Дафной переросли, хотя в прошлом году мы с девчонками почти сровнялись. Блин!»
Роза ветров не обманула, и они дошли до очередной лестницы – на сей раз винтовой.
– Туда? – спросил Нотт и на всякий случай посмотрел под ноги. Пол ногами были каменные, давно не метённые полы.
– Получается, – вздохнул Гарри и осмотрелся.
У лестницы висела какая-то огромная картина в пышной раме: судя по размерам, групповой портрет. Однако холст был ожидаемо пуст, впрочем, как и на всех картинах, встреченных по дороге.
– Задолбало блуждать! Куда бы мы ни пришли, я там и останусь! – пригрозил Тео и пошёл первым.
Гарри перевесил сумку на другое плечо и поплёлся следом, а сзади топал Малфой. Вскарабкавшись по крутой лестнице, они очутились на тесной площадке, не ведущей никуда – вокруг были камни неоштукатуренных стен.
– Спорим, в старину тут морили голодом узников, – зловеще подвывая, выдал Малфой. – Их души оставались тут навечно!
Гарри поёжился и локтем двинул Хорька в бок – нашёл место для своих дурацких сказочек!
– Точно! – поддержал его Нотт. – И эти души до сих пор гомонят, слышишь?
Гарри прислушался. Откуда-то явственно донёсся слабый шум голосов. Затем у них над головами что-то скрипнуло.
– Где вас носит, придурки? – раздался громкий шёпот Паркинсон. – Хотите, чтобы нас всех сгноили на отработках?
Гарри поднял глаза и еле удержался, чтобы не выругаться: Панси сердито смотрела на них из люка в потолке. Нотт сдерживаться не стал, и Паркинсон мстительно сбросила верёвочную лестницу прямо ему на голову.
– Твою Моргану! – взвыл Тео и полез наверх.
– Давай! – хмуро скомандовал Малфой. – Я придержу эту хрень.
Гарри, поколебавшись, вцепился в грубые волокна верёвок, зачем-то выкрашенных в серебристый цвет, и полез следом за Тео. Лестница ходила ходуном, сумка соскочила с плеча и била по ногам, а Гарри оцарапал какой-то колючкой левую ладонь и к концу путешествия был зол, как котяра Гермионы, запертый в переноске. У него ещё хватило человеколюбия помочь Драко влезть в люк, а потом оно закончилось.
Разом, в единый миг, на фразе худой лохматой женщины в громадных очках с толстенными стёклами – профессора Сивиллы Трелони:
– Добро пожаловать в класс! Я знала, что вы трое не сразу найдёте дорогу сюда, и не торопилась начать урок!
– Тогда почему вы не послали кого-нибудь навстречу? – поинтересовался он, намеренно опуская приветствие и вежливое обращение. – Известное будущее вам дороже попавших в затруднение людей?
Трелони растерянно моргнула и в изумлении приоткрыла рот.
– Поттер! – прошипел сзади Драко и затараторил извиняющимся голосом: – Просим прощения, мадам! Мы сожалеем, что не выяснили путь в Северную башню заранее!
– Ага, – поддакнул Нотт. – Простите, мэм, мы не подумали.
– Э… – профессорша тряхнула головой, приходя в себя, и все её бесчисленные бусы, цепочки, браслеты и подвески забренчали, отзываясь на движение. – Извинения приняты. Садитесь.
– Куда? – спросил Малфой.
– Туда, где вам будет удобно. Выбирайте сами.
Чуть остывший Гарри огляделся и едва не присвистнул от удивления: класс был не класс, а какая-то… Кондитерская, вот. Круглые столики, пуфики, диванчики и десятки чайных сервизов, в беспорядке расставленных по полкам и полочкам. Ещё здесь было жарко и темно: окошки под самым потолком были закрыты плотными шторами, а старинные лампы прятались в тёмно-красных абажурах.
Студентов было немного: девчонки и пара ребят из Хаффлпаффа, а ещё Булстроуд и Паркинсон, занявшие столик рядом с «дверью» в класс. Теодора цапнула за руку всё ещё сердитая Панси и усадила рядом с собой, на обитый шёлком пуфик, отчего Тео стал похожим на бродячего пса, насильно усаженного на любимую подушку комнатной болонки.
Гарри хихикнул над пришедшим в голову сравнением и потащил Драко подальше от профессорши, в самый тёмный угол. Столика там не было, а вот диванчик, несмотря на нелепый вид, оказался неожиданно удобным.
Мадам Трелони меж тем замогильным голосом вещала, что прорицания – самая сложная из всех магических дисциплин и что к ясновидению должны быть врождённые способности.
– Отлично, – обрадовался Гарри и с чистой совестью откинулся на мягкую спинку диванчика. Врождённых способностей к прорицаниям у него не было, а вот способностей вздремнуть минут десять под монотонный бубнёж профессорши – сколько угодно. И врождённых, и приобретённых. Он сладко зевнул, вытянул ноги, запахнул мантию и закрыл глаза, чтобы почти сразу быть разбуженным.
– Вставай, пора, – Драко потряс его за плечо.
– Что? Куда?
– В Большой зал. Урок закончился, пора на обед. Вставай.
– Да?! Мне показалось, я на пару минут всего… Блин! Сколько баллов сняли?
– Нисколько, – ухмыльнулся Малфой. – Я сказал, что ты впал в пророческий транс.
– Чего?
– Осталось только придумать, что тебе примерещилось, и изложить в эссе.
– Какое ещё эссе?
– Забей, – Драко потянул его за руку, заставляя встать. – Ты отдохнул, и это хорошо. А эссе я сам напишу, не переживай.
– Эссе будет что надо, – пообещал Теодор; за его левый локоть цеплялась Панси, на этот раз весёлая и оживлённая. – Старая дура трясётся от радости всякий раз, когда обещает кому-то беду. Видно, сама горя не нюхала, а потому совести вообще никакой.
– Точно, дура, – опасливо покосившись в сторону преподавательского столика, шёпотом подтвердила Панси. – А я так надеялась, что научусь гадать!
***
– Ужасно устала! Первый день всегда такой длинный! – пожаловалась цаца Гринграсс и чмокнула свою бестолковую подружку Паркинсон в щёку. – Как ты, милая? Что на прорицаниях?
– Ерунда, – махнула рукой Паркинсон. – Гадание по чаинкам! Можешь себе представить чаепитие без ситечка для чая? Мне выпали тоска и одиночество.
– Это была моя чашка! – засмеялась Гринграсс. – Тоска и одиночество на древних рунах! Несчастная я, пол-Рейвенкло и храпящий на парте Гойл.
– Один? – изумилась Паркинсон. – Крэбб, а ты где храпел?
– Рядом, – зевнул в ответ Винс. – Только под партой, на лавке. Хороший предмет, я не пожалел о выборе.
Теодор одобрительно хлопнул довольного Грега по плечу:
– Бойцы! Но на вашем месте я просыпался бы время от времени. Папаня рассказывал, что руны егеря любят накалывать. Мол, не амулет – не отнимут, не пропьёшь и не потеряешь. Я и сам такие татухи пару раз видел. Выглядят круто.
Гарри почему-то горько вздохнул, но в разговор вступать не стал, а взялся за вилку с ножом.
– Ой! – округлила глаза и рот Гринграсс, отчего стала похожа на игрушечного пупса. – Как интересно! Жаль, что девочкам неприлично иметь татуировки.
– Наколи, где маменька не увидит, и будет прилично, – посоветовала бешеная Деррек и плюхнулась на свободное место рядом со своим братцем. – На бедро там. Или на жопу.
– Фу, Деррек! – зафыркали девчонки хором. – Что за слова?! Ты за столом! Вечно у тебя всякие гадости на уме! При чём тут маменька? Это неприлично, потому что девушка с татуировкой выглядит… Этой… Ну, ты поняла.
– Шлюхой, что ли? Это в голове прописано, дуры, а не на заднице.
– Три-икс! – тихо застонал Перегрин Деррек. – Уймись, а?
Остальные парни благоразумно помалкивали, делая вид, что оглохли, ослепли и вообще сидят не здесь, но сдержать ухмылки смогли не все. Особенно плющило старших, и на Деррек они поглядывали с весёлым одобрением.
Девчонки же злобно шипели что-то неразборчивое, но явно нелестное, пока дурища Уилкис не хлопнула в ладоши:
– Закончили! Стыдно, дамы! Деррек, с тебя пять баллов! Такое болтать! Последнего ума лишилась!
– Ты, курица, много о себе воображаешь, – прищурилась Деррек; её явно несло по кочкам. – Мелочь спросила, я ответила. Что не так?
Уилкис покраснела и поджала губы, игнорируя вопрос.
– Руны и вправду очень красивые. И да, я жалею, что нельзя сделать татуировку. Роберта, ты несправедлива, – дрожащим голоском сказала Гринграсс, и Драко заинтересованно вскинул голову. Он не ожидал, что Дафна осмелится встрять в свару, да ещё на стороне безголовой Деррек. Храбрая цаца, надо же!
– Гринграсс, ты… – Уилкис покраснела ещё больше и собралась что-то сказать, но её перебил Забини.
– Картиночки! – сладко пропел он и умильно похлопал глазками. – Ди-ивные картиночки отнял злой-злой декан у приличной девочки!
Уилкис выскочила из-за стола и понеслась на выход, забыв даже сумку, а дружный гнев разъярённых ведьм обрушился на храбреца Забини. Впрочем, длилось светопреставление недолго. Снейп даже встать не успел со своего места за преподавательским столом, когда Блейз надменно выпрямился и холодно поинтересовался:
– Полагаю, приличия нам дороже действующей лаборатории. Верно, дамы?
Шум мгновенно стих, и на лицах «приличных дам» нарисовалось осознание того, что всё имеет цену. Временами непомерную.
Драко не выдержал и засмеялся, заработав укоризненный тычок локтем от Гарри.
– Эй, Забини! – обернувшаяся на шум Анджелина Джонсон сурово свела брови. – Ты чего удумал? Я только-только разжилась золотишком на твою отраву, и на тебе! А ну быстро сказал, что пошутил!
– Зачем тебе золото, la mia bellezza? – солнечно улыбнулся Блейз. – Ты и без того прекрасна, храбрая охотница!
– Ага, особенно с отёками на полморды после Костероста! Забини, убью, понял?
– Неприличным девочкам – скидки, – объявил Блейз громко. – Отважным девочкам с синяками, отёками и прочими издержками отваги – неприличные скидки. Анджелина, ты довольна?
– Моя ты детка! Девочки, мы любим мелкого хитрого засранца?
– Да! – радостно завопили гриффиндорские охотницы и ловец Рейвенкло Чжоу Чанг.
– Ну охренеть теперь, – буркнула Деррек. – Им-то зачем? Они и так в отличной форме.
– Я тебе потом объясню, дева битвы, – мурлыкнул Блейз. – Если будешь делать тату, сам сварю краски. Даром.
– Пришибу обоих! – возмутился Перегрин. – Забини, ты охренел? Трикс, угомонись! Отцу скажу! Видит Салазар, скажу! Что с тобой такое?
– Ой, да пусть чудит, – снисходительно проронила Виникус-средняя. – Всё одно, хорошей партии ей не видать, даже если на мослах хоть что-то нарастёт.
Деррек хищно оскалилась, но её брат раздражённо махнул палочкой:
– Силенцио! Хорош! Остынь, Трикс! И без того с Уилкис разбираться ещё. Терри нас убьёт!
– Убьёт, – подтвердил Ургхарт с дальнего конца стола и скрестил руки на груди. – Трикси Деррек, минус ещё пять баллов! И на тренировках чтобы я тебя не видел неделю! Вон, к Забини сходи и выпроси успокоительного, раз не умеешь гонор унять! Всё ясно?
Трикс кивнула и опустила голову.
– Пообедали, блин, – выдохнул Теодор, и Драко согласно хмыкнул. – Что-то мне учиться захотелось прямо со страшной силой. Что там у нас дальше?
– Профессор Хагрид, уход за магическими существами, – ответил Драко, заглянув в расписание. – Гриффера прилагаются. Это плохо. Очень плохо.
– Почему? – удивился Тео.
– В прошлом году Пятикратный удостоил факультет отважных знакомством с корнуэльскими пикси. Чем захочет Хагрид порадовать своих обожаемых однокашников, даже представить боюсь.
– Жаб будем нянчить. Тебе понравится, – пообещала Паркинсон скривившемуся Теодору, взяла расстроенную Гринграсс под ручку и, задрав нос, поволокла её на выход.
– Все нервные какие-то, – Гарри завернул в салфетку небольшой пирог и вручил его Драко. – Спрячь. Предлагаю сбежать с ухода и посидеть где-нибудь рядышком, в кустах.
– А что так? – Тео последовал геройскому примеру и тоже запасся едой. – Нет, идея хороша, но от тебя я не ожидал.
– Кажется, с уходом я налажал, – повинился Гарри. – Как выяснилось этим летом, большинство магического зверья не выносит змееустов. Надо поговорить с Хагридом. Может быть, придётся менять предмет.
– Древние руны? – засмеялся Нотт. – Парням понравилось.
– Руны? – Гарри шутку не поддержал, а задумался и тяжело вздохнул. – Вряд ли.
– Почему? Будете храпеть втроём, а потом рисовать девчонкам татушки, – Тео подвигал бровями и хитро добавил: – На задницах.
Гарри помрачнел и передёрнул плечами.
– Рисую я неважно, – ответил он хмуро. – Чёрт-те что получается.
– Да ладно, портрет Хорька классный!
– Гады! – обиделся Драко. – С этой секунды я вас не знаю! Сами сидите в своих кустах!
– Уговорил, рисую классно, – невесело улыбнулся Гарри и сам – сам! – извиняясь, чмокнул Драко в щёку. – Но клиенты всё равно недовольны. Идёмте, пора.
Комментарии 12
~Кукулькан~, блог «Змеиное молоко»
В борьбе обретёшь ты... (часть 3)
ГЛАВА 19Спроси кто у великого бойца Малфоя, когда именно он почуял неладное, в ответ услышал бы горы бессовестного вранья. На самом деле все мысли Драко занимал упрямец Поттер, ни в какую не желавший мириться. Ясно, что у Гарри было множество причин злиться, но не было ни единой – слышите, ни единой! – причины просидеть всю дорогу в одном купе с дебильной троицей недогероев и мелкой замарашкой Уизлеттой. Поэтому Драко, измученный ревностью и досадой, самым позорным образом прозевал все признаки приближавшейся беды.
Когда до прибытия в Хогсмид оставалось всего ничего и поезд стал понемногу замедлять ход, Драко не выдержал и снова отправился к Гарри. «На самый крайний случай, – мрачно размышлял он, – пригрожу утопиться в озере! Или нет. Лучше устрою истерику по-гриффиндорски: мол, скажи сразу и при всех, за что такие немилости. Ага, и буду уповать на Мерлина, что у Поттера хватит мозгов и выдержки не выдать что-нибудь такое же гриффиндорское в ответ».
Через пару минут невесёлых раздумий Драко пришёл к выводу, что испытывать выдержку Гарри не стоит. Кто знает, что от неё осталось после василиска, Блэка и… Ну да, и после него, Драко. Тем не менее, он всё равно пошёл мириться. Вдруг Гарри уже остыл? Винс и Грег, само собой, увязались следом.
За пару вагонов от дракклова гриффиндорского купе Драко почти передумал. Гарри упрям, как все Блэки. Не нужно на него давить – только хуже сделаешь. «Просто посмотрю, – сказал он сам себе, – всё ли у Гарри в порядке. Посмотрю, и всё. Ну, может быть, случайно прокляну Лонгботтома. Или рыжую. Кого-нибудь. Кто первый пасть разинет. Так, невзначай».
И тут поезд, и без того шедший намного медленнее обычного, остановился.
– Что. За. Хрень, – медленно процедил Винс и намертво зажал палочку в кулаке.
Коридор вагона был пуст. От каких-то дверей доносился шум голосов, от каких-то фонило мёртвой тишиной «заглушек» – наверное, старшекурсники напропалую врали о летних амурных приключениях.
– Почему стоим? – с наигранным легкомыслием поинтересовался Грег непонятно у кого, и Драко, кретин придурочный, ничуть не обеспокоился. Мало ли, вдруг машинист Хогвартс-экспресса решил наведаться к тележке со сладостями.
– А мы почему стоим? – раздражённо огрызнулся он. – Идёмте уже!
Грег с тяжёлым вздохом заступил Драко дорогу, постучал пальцем по лбу и, не торопясь, потопал первым. Палочку он тоже держал боевым хватом.
– Что за прогулочки под зонтиком? – окончательно озлился Драко. – Быстрее можно?
– Заткнись, будь добр! – не своим голосом прошипел сзади Винс, и Драко от обалдения заткнулся.
Свет в вагоне погас настолько внезапно, что Драко не успел сориентироваться, споткнулся на полушаге и вписался лбом между лопаток шедшего впереди Грега. Тот выругался, судя по грохоту, бахнулся на пол и резко дёрнул Драко за одежду, зачем-то заставляя упасть рядом. Через мгновение сверху повалился Винс, и Драко невольно крякнул: Крэбб за лето успел нажрать столько, что от него бладжеры должны были отскакивать.
– Щиты? – еле слышно поинтересовался непроглядный мрак голосом Грега.
– Да уж сообразил, – ворчливо отозвался Винс, не торопясь слезать со слегка оглушённого подопечного. – Ты как?
«Сейчас раздавишь, придурок!» – хотел было возмутиться Драко, но Грегори его опередил.
– Синячище будет на полспины, – пожаловался он. – Дракон, твою черепушку Поттер, что ли, благословил? Громамонты нежнее бодаются!
– Иди ты! – прохрипел изнемогающий под тушей Крэбба Драко. – Вы что творите?
– Угадай! – буркнул Винс. – Ладно, щиты – вот они. А пиздец-то где? Мне откровенно хреново, но вокруг тиши…
И тишина закончилась.
Завизжали и заскрипели, открываясь, двери купе, загомонили встревоженно невидимые школяры, совсем рядом раздался залп синхронной ругани одинаковыми голосами, а Грег помянул Салазара-спасителя и велел держать грёбаные гриффиндорские копыта при себе.
– Что за слизняк, блядь, тут разлёгся? – раздался недовольный голос идиота Джордана. – Ребята, пните-ка долбоёба ещё разок!
– Захлопни пасть, еблан! – рыкнул Грегори и завозился: наверное, поднимался на ноги. – А то следующий матч мы выиграем под шепелявые комментарии!
– Мечтай! – хохотнул Джордан, а его приятели-ублюдки Уизелы хором пообещали «уебать вонючего слизня».
Драко кое-как приподнялся на локте, собираясь вступить в перепалку – ох, и многое хотелось сказать рыжим сволочам и их трепливому дружку! – но Винс внезапно дёрнулся, снова вжимая Драко в пол и заорал во весь голос:
– Прячьтесь! Прячьтесь, на хуй, все! Патронус! Кто умеет – Патронус! Гриффера, блядь! Светлые, мать вашу! Патронус!
Кажется, никто, кроме Грега, не лёг – тот упал сразу же и прижался тесно-тесно, лишая Драко всякой возможности пошевелиться. Наоборот, шум в вагоне стал сильнее: все спрашивали друг у друга, что случилось и почему так темно. Спустя минуту выяснилось, что ни у кого не получается наколдовать Люмос, и до Драко наконец-таки дошло.
Дементоры! Дементоры, о которых Гарри говорил несколько часов назад! Гарри! Что с Гарри?!
Драко резко выдохнул и зашептал в надежде, что друзья хорошо его слышат:
– Какой же я дебил! Парни, мне надо туда! Срочно!
– Патронус умеешь? – шепнул в ответ Грегори. – Не умеешь, так лежи и не вякай! Винс, нам бы в купе отползти. И дверь закрыть. Они же вроде сквозь двери не ходят?
– Да вроде нет, – отозвался Винс. – Поползли! – он издал какой-то странный звук, подозрительно похожий на всхлип, и жалобно добавил: – Они рядом, ребят!
– Ни зги не видать, – пропыхтел Грег и подпихнул Драко под задницу: – Ходу, Дракон, ходу!
Ползти, чтобы прямо на пузе, они не стали. На четвереньках удирать оказалось намного удобней и быстрее. По дороге ползущий впереди Винс сбил с ног парочку отчаянно ругавшихся парней и одну пронзительно визжавшую девчонку. Девчонку Драко зачем-то прихватил с собой и тут же сам себя обругал, но поздно. Голосистая мелочь вцепилась в него руками-ногами и уткнулась сопливым носом в шею. Визжать она перестала, но взялась тоскливо причитать что-то вроде: «Мамочка-мамочка, боже мой, мамочка!»
«Ещё и грязнокровка! – не вовремя проснулся гадский Блэк. – Хорошо, что темно и никто не видит!»
Однако некоторая польза от сопливой девчонки была: от чужого страха своя собственная, неумолимо накатывавшая паника чуть-чуть отступила. Драко сумел каким-то чудом разглядеть (или почуять?) проём двери и подтолкнул Винса в нужную сторону. Грег, ползший сзади, закрыл за собой дверь. Сиденья все были заняты, и они устроились прямо на полу. Подвывавшую девчонку кто-то снял со спины почти сразу, точнее, сумел отодрать: «Тихо-тихо, маленькая, ничего не бойся! Ребята, вы как?»
– Нормально, – машинально ответил Драко и понял, что ни хрена не нормально: его колотило, а по щекам бежали слёзы. Он яростно оскалился и утёрся, но легче не стало. Наоборот, захотелось завыть в голос. Страшно было – жуть, и Драко решил, что вода из глаз лучше воплей во всю глотку. Всё равно темно, никто не увидит.
Несколько секунд ничего не происходило, и он даже успел помечтать, что Винс ошибся и проклятые твари пролетели стороной. Увы, нет. Резко похолодало, и Грег, крепко притёршийся к Драко плечом, затрясся и застучал зубами.
Свой ужас смешался с чужим, стал осязаемым, словно табачный чад в паршивом пабе, и забил-залепил рот и нос. Стало нечем дышать, и Драко испугался по-настоящему: вспомнил, что он не кто-нибудь, а самый настоящий боевой маг. Он со стоном выпрямился, долбанувшись затылком о чьи-то костлявые колени, и сумел выдать короткий горячий вихрь, согревший ледяные пальцы и прочистивший башку от бессвязных панических мыслей.
Грег тоже перестал дрожать и обхватил Драко за плечи:
– Стоп! Хватит, я в порядке уже!
В дальнем углу купе что-то слабо засеребрилось, но тут же погасло.
– Ещё! – умоляюще выдал Джордан. – Парни, ещё попробуйте!
– Не-а, – помолчав, выдали близнецы Уизелы. – Никак! Никак, сука!
– Язык! – возмутился кто-то из девчонок и облегчённо всхлипнул: – Улетели, что ли? О, Мерлин!
– Ага! – обрадованно воскликнул Винс. – Теперь далеко! Уходят! Слава Салазару!
В купе повисла недобрая тишина, а потом разом вспыхнуло не меньше десятка Люмосов. Купе оказалось забито грифферами – видно, такое уж у Драко сегодня было везение.
– Это кто у нас тут в гости напросился, а? – сладко пропел Джордан. – Не иначе, Хорёк со своими тупицами!
– Пошёл ты! – огрызнулся Грег, поднимаясь на ноги сам и помогая встать Драко.
– Ути-пути, папин мальчик плачет! – кто-то из козлов Уизелов ткнул в Драко пальцем. – А Крэбб, трусло, помощи запросил!
– Зря просил, – выплюнул Винс. – Всё равно ни хрена не можете!
– Зато вы много можете! Реветь и звать мамочку, например!
– Идём! – Драко решил убить поганую троицу попозже и без свидетелей. – Идём скорее!
Он выскочил из купе и понёсся было по коридору, но Грег дёрнул его за мантию и вновь заставил уступить себе дорогу.
– Да не психуй ты! – Винс умиротворённо утёр лоб и снова стал сама рассудительность. – Цел твой Поттер, уверен. Там есть шестой Уизел, который почти Прюэтт. Значит, башка у него навроде задницы – без единой лишней мысли. На этой тупой тыкве любой дементор хоть на миг да застрянет. К тому же у них в купе целый профессор, забыл? Отбились они, три сикля ставлю.
– Ставлю пять, что от профессора твари и улепетнули, – покивал Грег. – Понятно теперь, почему Поттер там остался. Где велено, там и сидит. Молодец. В отличие от.
– А по шее? – вяло пригрозил слегка успокоившийся Драко. – Вот появится у тебя симпатия, посмотрю я, как ты будешь сидеть где велено!
– Уел, – признался Грег со вздохом. – Ну, пошли тогда. Хотя знаешь, Дракон? Кажется, у меня для тебя неважные новости. Поттер-то того…
– Чего?
– Сидит.
Драко стиснул челюсти и молча зашагал по коридору. Думать о плохом не хотелось, а о хорошем он был не в состоянии. Сидит и сидит. Пусть сидит, лишь бы был здоров и не напуган.
Но Гарри не сидел. Бледный до зелени, он лежал на сиденье без всяких признаков жизни – прямо как тогда, когда чересчур далеко ушёл на Изнанку, напугав Драко до истерики. Вокруг бестолково суетились Грейнджер с Уизлеттой и дракклов профессор, и глазела на это дело целая толпа студентов.
***
Понятно, что на вопль Поттера сбежался народ. Не сразу, правда, а чуть погодя: когда проклятая, нагоняющая ужас тварь убралась куда подальше. Слава Основателям, у Рона намертво перехватило дыхание, а то бы он орал громче Поттера и не факт, что сумел бы замолчать без крепкой оплеухи. Штаны тоже были сухими, и это обрадовало особо: поговаривали, что при встречах с дементорами случалось всякое.
Да, эта тварь была дементором. Профессор, похожий на егеря, просветил. Будь Рон тогда в уме, он и сам сообразил бы. Блин, ведь только что всем про охрану от Блэка рассказывал!
Однако теперь идея министерства казалась не просто неудачной, а пиздец какой неудачной. Что за охрана такая, от которой подзащитные готовы бежать сломя голову? Хоть к Блэку, хоть к Мордреду, лишь бы подальше! Вот только не убежишь никуда, потому как смылась тварь молниеносно – люди так не бегают. И сама утекла, и приятелей прихватила: профессор объяснил, что дементор был в большой компании сородичей. Оттого, мол, и переполох случился общий. Массовый, как сказала бы Гермиона.
Но Гермиона ничего не говорила, потому что всхлипывала и на пару с Джиневрой трясла Поттера: «Вставай! Вставай!» Рон сунулся было с советом подождать, пока герой сам очухается («Вы его так добьёте!»), но был вежливо послан профессором. Профессор же влупил в Поттера штуки три Энервейта и забеспокоился по-настоящему: побледнел, рявкнул на девчонок (тоже как-то очень вежливо) и рухнул на колени рядом с неподвижным героем.
– Гарри! – потрясённо прошептал Невилл, и Рон поспешил обхватить друга за плечи. – Как же так… Гарри!
– Тихо! – скомандовал Рон, хотя Невилл и не думал шуметь. – Он сидел дальше всех от двери – в самом углу, у окна. Тварь его не тронула, не бойся. Просто обморок. Это же Поттер, ему не впервой народ пугать. Распределение помнишь? Полежит и отойдёт.
Профессор коротко обернулся, внимательно посмотрев на Рона, и снова занялся Поттером. Вот тогда-то и начала собираться толпа, а Невилл снова затрясся и прошептал:
– Почему он с нами сел? Надо было…
– Ну да, надо было переться в вагон со слизнями, где ни один дебил Патронуса не наколдует. Приди в себя, мы нечаянно лучшее место в поезде отхватили, – проворчал Рон и прикрикнул на толпившихся в дверях: – Чего уставились?
Кто-то из ребят огрызнулся в ответ, кто-то из девчонок пожалел «бедняжку Гарри», но расходиться никто не торопился, пока не раздался голос кретина Гойла:
– Дорогу! Да дайте дорогу, блин!
– А вот и падальщики, – подал голос мрачный хаффлпаффец со шрамом на брови. – Что, наигрались уже с куклой героя?
Рон позабыл имя этого типа, но именно он пару раз прилюдно собачился с Поттером. Тогда Рону было плевать, с кем и за что Поттер зацепился, но теперь у всех Уизли имелся неоплатный долг перед Гарри, а потому спускать такое было нельзя.
– Кто там у нас такой храбрый? – прорычал он и встал. Плечом к плечу со зло оскалившейся Джинни. Сестрёнка – родная кровь! – уже стискивала палочку, нацеленную в упор на дракклова умника.
Тут поезд наконец-таки, дёрнувшись, тронулся, и толпа покачнулась, невольно давая дорогу троице слизней во главе с Малфоем. Рон даже залюбовался поганцем: белый до синевы, со следами слёз, второпях размазанных по морде не шибко чистой лапой. И наглухо застёгнутая дорогущая мантия – мятая-перемятая, словно его всем курсом по полу валяли. Интересно, штаны у него сухие? Под мантией-то хрен разглядишь: видно, имелся свой резон и в старозаветной моде.
– Чего тебе? – неласково осведомилась Джинни. Очень неласково, но палочку почему-то убрала.
– Утихни, замарашка! – тявкнул Хорёк, и Рон потащил из кармана собственную палочку. Новенькую, классную – мало не покажется!
Затем вконец обнаглевший Хорь протянул грабки к его сестре, быстро щёлкнул по носу и – уёбок! – переставил в сторону. Вот прямо ухватил за талию, приподнял и переставил. Как горшок с мандрагорой.
Рон до того озлился, что пришёл в себя только поняв, что рука с палочкой у него больно заломлена за спину Гойлом, а Джинни смотрит умоляющим взглядом и мотает головой: мол, нет, не надо.
– Не лез бы ты, Уизел, – еле слышно пропыхтел Гойл, – в чужие амурные страдания, а то кокнут тебя, дурака. Дуплетом.
Рон, дурея от беспомощной злости, рванулся и зашипел от адовой боли в плече и локте.
– Живо отпустил! – неожиданно раздался спокойный-преспокойный голос Невилла.
– Да ладно, Пупс, ладно, – хватка исчезла. – Держи уже своё… Гм… Не мешайте, а? Чую, тут сказка о спящей красавице в самом разгаре.
И точно. Хорёк нахально хлопнулся задом на сиденье, слегка подвинув тело Поттера, и обратился к профессору, до сих пор стоявшему на коленях, с такой честной рожей, что сразу стало ясно: пиздит и не кается.
– Скоро очнётся, – мерзко растягивая слова, выдал Хорь. – Неприятно, но обычно проходит без особых последствий. Поттер у нас впечатлительный очень, да и магия у него шалила, помнится. Да, ребят?
– Ага, – толстяк Крэбб, ухнув, утёр потный лоб рукавом мантии. – Чуть что не так – хлоп! Отдохнёт и встанет, проверено. Но мы мадам Помфри обязательно скажем, честно! Всегда говорим.
Профессор одним плавным движением – да егерь это, егерь! – поднялся на ноги, отступил на полшага и внимательно уставился на Малфоя.
– Вы уверены, мистер… Э-э…
– Малфой, – склонил голову Хорёк и ухватил Поттера за руку. – К вашим услугам, сэр!
– Вот как, – задумчиво изрёк профессор, и Рон окончательно уверился, что последнюю дюжину лет тот преподавал в местах, куда совы не летают. Не признать Хоря, чья наглая рожа регулярно красовалась то в «Пророке», то в «Ведьмополитене»!
– Скажите мне… – начал профессор, но его перебил шум в коридоре.
– С дороги, блядь! – злющий хрипловатый голос не узнать было невозможно. – Съебитесь нахуй! Малфой, дебил! Где ты?!
Студенты живо шарахнулись в стороны, и было понятно отчего: у ворвавшегося в купе Нотта руки до локтей полыхали самым настоящим пламенем, а морда была перекошена так, что Рон и сам съебался бы без вопросов. Точно, съебался бы, кабы не испуганная Гермиона, забравшаяся на сиденье с ногами, не замершая посреди купе Джинни и не Невилл, отпихнувший дебила Гойла и вставший рядом. Рональд Доблестный грустно выругался и в который раз за день поднял палочку.
– Добрый день, юноша, – егерь-профессор оказался не робкого десятка. – Что у вас случилось?
– То же, что и у вас! – рыкнул Нотт и бросился ощупывать Малфоя. Руки у него погасли, и очень жаль. – Ты живой? Целый? Слава Салазару! С Поттером что? Не Поцеловали, нет? Точно нет? С-сука, узнаю, кто на поезд тварей навёл, глаза выжгу, блядь! Слушай, он опять холодный! Колдовал, да?
– Не видел, – мотнул головой Хорёк. – Скорее всего. Тут и рыжая, и безголовая – наверняка кинулся спасать.
– Что?! – возмущённо крикнула мигом отмершая Гермиона. – Это кто ещё безголовая? Ты сам такой, Малфой! А ты, Нотт, даже таблицу умножения выучить не в состоянии!
– Да нахрен она мне сдалась, – буркнул Нотт, и руки у него вновь запылали. – Подержи его, – скомандовал он Малфою. – Попробую отогреть. Поттер, очнись!
Нотт запустил горящие руки герою под свитер, но свитер отчего-то даже не затлел. Зато через пару секунд Поттер застонал и выдохнул: – Солнце! Солнышко!
– Да, это я! – самодовольно отозвался Нотт и расплылся в ухмылке: – Я уже высоко! Просыпайтесь, детки! Настал, сука, новый день! – и нетерпеливо добавил: – Вставай, Поттер! Хорош придуриваться!
– Хватит его лапать! – скривился Малфой и попытался оттолкнуть дружка от Поттера.
Не тут-то было. Поттер, не открывая глаз, вдруг потянулся навстречу Нотту, обнял его крепко-крепко и потёрся щекой о грудь:
– Не уходи! Ты такой тёплый!
– Это да, – Нотт заметно офигел, но отстраняться не стал: – Вот только помереть в расцвете лет я не готов!
Поттер прижался к нему ещё крепче и замер.
– Поттер, не губи! Отцепись, Мерлина ради!
Малфой вздохнул и встал.
– Грей! – надменно велел он Нотту. – Герой магической Британии оказал тебе честь, дубина, а ты выделываешься!
– Главное, чтобы ты мне честь не оказал и не придушил как-нибудь ночью, – фыркнул Нотт, помрачнел и добавил: – Там Флинт Пьюси отпаивает, а старосты с ног сбиваются. Куча девиц в обмороке, малышня ревмя ревёт, ещё и ты хрен знает куда делся. Пиздец денёк! Ой, прошу прощения, сэр! Я в смысле, что день как-то не задался.
– Пожалуй, – задумчиво отозвался профессор, и Рональд согласно кивнул.
***
В неверном свете восьми сильно оплывших свечей – не свечей даже, огарков! – третий сектор пятой теплицы казался настоящими джунглями. Зловеще шелестели перистые листья гремучего саговника, уныло поскрипывали ветви тюльпанового дерева, и что-то невидимое монотонно постукивало в непроглядной тьме, начинавшейся где-то в зарослях малазийской алихоции.
Восьмой огарок не только чадил и мигал, но ещё и противно трещал перемасленным фитилем, и Северус, поморщившись, его погасил.
– Со свечами совсем беда? – поинтересовался он у мадам Спраут, сосредоточенно нарезавшей шмат вареного мяса. – Нужно сказать Аргусу. Он спрашивал вчера, всего ли у нас в достатке.
– Нужно, да только я запамятовала совсем, – Помона снова взмахнула палочкой, и кусок овечьего сыра распался на толстые, истекающие сывороткой ломти. – Ничего, завтра скажу.
Северус нервно передёрнул плечами и, не удержавшись, засветил на кончике палочки Люмос. Помона молча поставила рядом высокий стакан, и палочка Северуса устроилась в импровизированном подсвечнике. Стало светлее и намного спокойнее. Люмос горит, и горит ярко – значит, дементоры далеко.
– Север, – глухо произнесла Помона и неловко потрепала его по плечу, – ты же сильный окклюмент. Не вспоминай ты лишнего, оно того не стоит.
– Не вспоминаю, – солгал Северус. – Не до того. Как ваши?
– Лучше, чем могло бы быть, – слабо улыбнулась мадам Спраут, вынула из корзины бутылку «Старого Огдена» и плюхнулась на жалобно скрипнувший табурет. – Первачки перепугались, конечно, но вроде всё обошлось. У старших тоже по мелочи. Особо нервные барышни числом в девять бестолковых голов попадали в обмороки, а четверо балбесов закатили истерику – магия у них, видите ли, пропала! Говорила я Альбусу, что ныне Хог – колыбель неженок.
– Люмос – это первое осознанное заклинание для каждого волшебника, – не согласился Северус. – Нет Люмоса – нет магии. Убийственно логично, хоть и неправда, – он кивнул на собственную палочку и вздохнул: – А ведь мне уже не пятнадцать.
– Сравнил, – буркнула Помона угрюмо, помолчала, а потом добавила с наигранной весёлостью: – В общем, прошлогодние запасы успокоительных зелий мы за сегодня извели напрочь, но в Больничное крыло, славься Хельга, никто не попал. У тебя что?
– То же самое. Первачки в слезах, шесть девиц и Поттер без чувств, а Пьюси спит под зельем Сна без сновидений.
– Да уж, менталам досталось хлеще всех.
– Поттер не ментал, оказывается, – мотнул головой Снейп. – Эмпат, самое большее. Он сам по себе впечатлительный просто. Натура такая.
– Н-да, – мадам Спраут тряхнула седыми кудрями и спросила грозно: – Где это Поппи носит? Мы уже должны кутить вовсю, изгоняя мрачные думы!
Северус невольно улыбнулся: идея мадам Спраут с внеочередным заседанием их маленького клуба пришлась как нельзя кстати. Он уже смирился было с длинной-предлинной ночью без сна, под гнётом «мрачных дум», как в спальне возникла серебристая росомаха: «Север, накрепко запри своих балбесов и бегом в пятую теплицу! У меня нервы!»
Бежать он, конечно, не побежал, но мешкать тоже не стал: бессонная ночь обрела цель и смысл. Прошлое не вернуть, и слава Мерлину, а дружеское участие – лучшее, что можно пожелать после сегодняшнего непростого дня.
– Мадам Помфри, наверное, ещё занята, – предположил он. – Вдруг у Минервы или Филиуса проблемы с детьми?
– Нет, – мотнула головой Помона. – Я узнавала, пока ты был у Дамблдора. Койки в Больничном крыле пусты, а…
Хлопнула-задребезжала низенькая стеклянная дверь, закачались плети неведомых лиан с плотными кожистыми листьями, и в теплицу вошла мадам Помфри, левитируя нарядную коробку в бумажных розах и с этикеткой «Сладкого королевства».
– Опять будем портить вкус благородного напитка кондитерскими извращениями, – скривилась мадам Спраут. – Ох уж эти сладкоежки!
– Это тоже лекарство, – сказала Поппи, опуская коробку на «пеленальный» столик. – Комплексное же применение целебных снадобий неизменно даёт превосходный результат. Север, ты только погляди – шоколадный торт! Самое верное средство от печали!
– Благодарю вас, мадам Помфри, – почтительно склонил голову Северус и снова улыбнулся. – Грешно игнорировать рекомендации компетентного колдомедика. Дозировка?
– Несомненно, выше обычной. Скажем, полфунта на приём, – мадам Помфри открыла коробку и разрезала торт. Ножом, без магии. – Повторять до исчезновения симптомов.
– Уважаемые коллеги, – мадам Спраут повела палочкой, снимая с горлышка бутылки залитую сургучом пробку, – считаю заседание клуба открытым. Поппи, положи-ка и мне кусочек. Повестка дня неизменная: как не свихнуться в этот чудесный год, начавшийся так интересно и весело.
– Задача, – усмехнулась мадам Помфри и заняла место за «пеленальным» столиком с той стороны, где не было бортика. – Тряхнуть попечителей и закупить много-много шоколада и какао?
– Кстати, идея, – Помона зажмурилась, одним махом опрокинув свою порцию виски. – Надо Альбусу сказать, а то сам не додумается. Припасённые студентами шоколадки, я так понимаю, завтра закончатся, а Хогсмид… Какой уж теперь Хогсмид!
– Ну почему же, – возразил Северус. – Решено ведь не менять заведённый порядок. Вот только хлопот на дежурствах у нас прибавится в разы.
– Можно подумать, что когда-то убавлялось, – буркнула Помона. – Хельга милостивая, это уже третий подряд испорченный праздничный пир!
Поппи задумалась, а потом кивнула:
– Точно, перелёт Уизли и Лонгботтома. За василиском как-то подзабылось, но тоже было весело. С другой стороны, набирается неплохой материал для мемуаров.
– Да кто ж издаст сплошную нецензурщину? – фыркнула Помона. – Север, что там у Альбуса? Орден Феникса снова в деле? Рассказать можешь?
Северус едва не подавился куском торта и потрясённо на неё уставился. Орден Феникса, точно! Ну что он за идиот, а? Чего только не успел себе придумать, вплоть до истерично-сопливого: «Моё прошлое меня никогда не отпустит!» – а самую простую и явную причину новых преподавательских контрактов просмотрел!
Орден Феникса снова в деле! Магистру Дамблдору надоело сражаться с опрометчиво созданным «героем магической Британии» в одиночку и без всякой надежды на победу. Ясно, что тут замешано прошлое, да только вовсе не Снейпово!
– Мадам Спраут, вы гений! – торжественно произнёс Северус и отсалютовал стаканом с огневиски.
– В гербологии – несомненно, – скромно потупилась Помона, но тут же оживлённо заёрзала на табурете. – Ага, клятвы нет! Ну что там было? Север, не томи!
– Да отстань ты от человека, неугомонная! – возмутилась Поппи. – Дай прожевать хотя бы!
– Даже запить позволю. Но быстро!
Северус в некотором обалдении помотал головой: разрозненные дотоле факты и догадки словно по взмаху волшебной палочки выстроились в ряд и явили… О, Мерлин!
– Дамы, ради вашей же безопасности, – сказал он, – вы сами должны мне поклясться. Иначе слова не вымолвлю, а на каждом заседании клуба буду молча и загадочно потягивать виски.
– Змей! – хлопнула по столешнице Помона и жалобно посмотрела на подругу: – Вот что в Слизерине за люди, а?
– Как минимум, предусмотрительные, – пробормотала Поппи с лёгкой досадой и, подумав, добавила: – В свете последних событий не могу их в этом винить. Что за клятва, Север?
– Как всегда, – пожал плечами Северус. – Молчание и возможность обсудить тайну лишь в кругу посвящённых в неё лично мной.
– Или соглашайся, или к дракклам все тайны, – мрачно обратилась Поппи к Помоне. – Мне нужен круг для обсуждения, уж прости.
– Не хотелось бы, но придётся, – так же мрачно отозвалась Помона. – Я же взорвусь от любопытства, будь оно проклято! Ты засвидетельствуешь мою клятву, а я твою. Идёт? Магию в залог не оставляем. Мало ли. Север?
– Принято, милые дамы. Кто первый?
Принесение клятв много времени не заняло, но Северус успел на радостях уплести второй кусок торта. Настроение, ещё полчаса назад бывшее без малого похоронным, с ликующим воплем устремилось вверх. Отличный виски, превосходный торт, ровно и ярко сияющий Люмос, надёжные друзья, возлюбленный в безопасном отдалении и под негласным присмотром самого лютого тролля Британии, верно истолкованная информация из надёжных источников и – самое главное! – тихий и на диво осмотрительный Гарри Поттер, в кои веки покорно внимающий чужим разумным советам: что ещё нужно для счастья задёрганному декану Слизерина?
Ну, разве только шкуры Блэка и Люпина над камином, но счастье не может быть абсолютным. Сойдут и скромные некрологи на последней странице «Пророка». Это попозже. Когда мистер Поттер, герой, символ мира, единения и прочей чепухи, поймёт, что его разыгрывают пешкой.
Северус терпеливый. Он дождётся. Во что бы то ни стало.
– Север! – хором прикрикнули дамы, и он потянулся за следующим куском «лекарства».
– Разумеется, это только догадки, – вздохнул он. – Но факты, на которых они основаны… В общем, это факты. Начну издалека. Уверен, вы тоже читали познавательный отчёт о состоянии здоровья мистера Поттера, который наш дорогой целитель Сметвик представил в министерство и директору Хогвартса.
– О-о-о, да! – закатила глаза мадам Спраут. – Не смотри на меня так, Поппи! Иногда твой бесстыжий дружок меня просто бесит! Он и впрямь считает профессоров Хогвартса идиотами? Магия стабилизирована, последствия тёмного проклятия излечены полностью, слава святому Мунго, а мой анчар мне померещился. Как и небывалое сходство мистера Поттера с физиономией мистера Блэка на розыскных листках. Враньё! От первого и до последнего слова!
– Мой бесстыжий дружок полагает, что кое-какие профессора Хогвартса – люди порядочные и не станут болтать о ребёнке, который и без того жив лишь чудом, – сухо ответила Поппи. – Остальные же могут идти Запретным лесом, ибо сама по себе профессорская должность ни ума, ни порядочности сверх уже имеющихся не добавляет.
– Это ты сейчас про Минерву?
– Вот она как раз не дура и не сволочь, но и ей знать лишнего незачем. Ради её же блага, как говорится. Дама – сталь, однако борьба долга с совестью и не таких ломала. Кому, позволь спросить, польза от правды?
– Самому Гарри? Парень должен осознать свою суть и нести ответственность за поступки!
– Погляди, как странно получается: поступков-то ещё толком и не было, а парень уже вовсю несёт ответственность! Например, за распределение на один из четырёх факультетов Хогвартса, за дружбу с однокурсниками и – о ужас! – за несомненное сходство с ближайшей роднёй! Помона, не разочаровывай меня!
Мадам Спраут сконфуженно запыхтела и опрокинула ещё одну порцию виски.
– Ладно, – сказала она, переведя дух, – твой дружок прав, а я хватила лишку. Прости, пожалуйста. И ты, Север, прости: у тебя таких страдальцев чуть не треть факультета.
– Милостью Мерлина, едва ли седьмая часть. Остальные просто надувают щёки, – пожал плечами Северус. – Справедливости ради, мадам Помфри, по-настоящему тёмные маги – господа как минимум своеобразные. Уж я-то знаю. Однако вернёмся к нашим тайнам. Итак, отчёт. Сделан специально для любителей посплетничать, как я полагаю, потому что директор Дамблдор читал его мне вслух с весьма скептическим видом. Ещё он дёргал себя за бороду и косился на портрет всеми нами горячо любимого Финеаса Найджелуса Блэка.
– И что наш разлюбимый говнюк Финеас? – оживилась Помона. – Узнал о полукровке среди потомков и с горя попросил облить себя скипидаром?
– Если бы, – с сожалением сказал Северус. – Спесивый идиот просто притворился спящим.
– Почему ты думаешь, что для сплетников? – нахмурилась мадам Помфри. – Насколько я помню, отчёт адресован министру и директору Хогвартса с предупреждением о сугубой конфиденциальности информации.
– А как ещё, по-вашему, обеспечить достоверность сплетни? Она должна идти «с самого верха», и добывать её полагается с некоторым трудом, – Северус зажмурился, с трудом отгоняя воспоминания о проклятом «подслушанном» пророчестве. Будь он тогда чуть-чуть старше и опытнее, ни за что не купился бы! – Ваш друг не только выдающийся целитель, но и неплохой интриган.
– Надеюсь, – с непонятным вздохом промолвила Поппи. – Итак, Гарри по-прежнему тёмный маг, но лишь для посвящённых?
– Именно, – кивнул Северус. – По идее, теперь недоумки должны успокоиться, а шквал пересудов – стихнуть. Толково придумано, если Поттер оставит свои фокусы. Надеюсь, всё получится, но…
– Но? – напряглась мадам Помфри.
– Но Орден Феникса снова в деле, – зло выдохнул Северус. – Героя магической Британии будут знакомить с его крёстным. Ну и заодно попортят репутацию министру.
– Знакомить?! – хором выкрикнули дамы, а мадам Спраут добавила: – Класть на министра! За дементоров я ему и рожу попорчу запросто!
Мадам же Помфри застыла неподвижно и во все глаза уставилась на Снейпа.
– Блэк – незарегистрированный анимаг, – сказал Снейп. – Огромная чёрная собака. В холке ростом с оборотня. Блэк и Поттер умели обращаться в животных. В своё время я пару раз видел их, шлявшихся по Запретному лесу, но никому не сказал. Хотел сдать всю их дракклову компашку директору. Следил за ними. Однажды слежка вышла мне очень дорого. Впрочем, вы, мадам Помфри, знаете эту историю.
– А я не знаю! – возмутилась Помона.
– И не узнаешь, – ответила Поппи. – Клятвы, милая. У меня – ещё и Гиппократова.
– Что за бред? У Минервы на курсе было целых два – два! – анимага, а она не похвасталась? Два несовершеннолетних анимага! Это ж статья на разворот в «Вестнике трансфигурации»! Не верю!
– Про этих не знала. Знала только про одного, – усмехнулась Поппи, и тут же погрустнела: – Безумно талантливые были ребята. Жаль, что вы не сошлись характерами, Север.
– Мне – ничуть, – буркнул слегка уязвлённый Снейп. – Дела прошлые, драккл с ними. Нынешним летом Гарри месяц жил в «Дырявом котле» и чуть не в первый же день подобрал на улице голодного бродячего пса.
– Правда? Того самого? Ты предупредил Гарри? Ты сказал Дамблдору? – набросились дамы с вопросами.
– Полагаю, того самого, – кивнул Снейп. ¬– Нет, не предупредил. Гарри я не видел – меня к нему не пустили.
– Декана Дома не пустили к ученику? Это как?
– Под благовидным предлогом, разумеется. В Косом же больше распинались про доброту Гарри, чем про масть и размер облагодетельствованной псины. Вчера Квинтус Флинт добрых полтора часа изливался в благодарностях мне и Гилу за участие в судьбе Марка и мимоходом упомянул «собачку». Мол, хорошая собачка – большая, чёрная, с во-от такими зубками! – и непременно прибежит вслед за хозяином, не пришибите ненароком.
– Флинт? – изумилась мадам Помфри. – Север, я ничего не понимаю!
– Кстати, о Флинте, – прищурилась мадам Спраут. – Как вы это провернули, прощелыги?
– Это не я! – поспешно открестился Северус. – Кто стал бы меня слушать? Это Гилдерой. Облачился в чешуйчатую мантию и отправился в Министерство изображать раненого монстроборца. Мадам Гризельда Марчбэнкс не продержалась и трёх минут, а Дамблдор и вовсе сбежал, приговаривая, что с такой-то тягой к знаниям Маркусу непременно надо дать второй шанс. Надо – дали. Я даже рад, но ненаходимые тайники со спиртным меня всё равно бесят.
– Какая прелесть! – развеселилась Поппи.
– Продешевили, – хмыкнула мадам Спраут. – Я хоть Большого кальмара приняла бы в студенты, лишь бы не связываться с твоим драккловым золотком.
– Флинт знает о Блэке? – мадам Помфри снова нахмурилась. – Блэк и впрямь воевал по одну сторону с Пожирателями? Север, не тяни!
– Сторона у Блэка всегда была одна – сам Блэк, – буркнул Северус с неприязнью. – А за кого он воевал, вопрос. Ковен клянётся, что бился Блэк всерьёз, без поблажек, не признавая тайных договорённостей между семьями. Розье люто его ненавидели и угробили с десяток дикарей, стараясь подловить в поле. Сами же после гибели Итана Розье в драку не лезли – боялись. Братцы Лестрейнджи были не прочь грохнуть родственничка, и при некотором везении у них могло получиться. Однако Беллатрикс как-то во всеуслышание развопилась, что желает самолично выпустить дражайшему кузену кишки и никому эту честь не уступит. После этого от Блэка бегали даже самые злые и рисковые: влезать в свары гадючьей семейки храбрецов не нашлось. Позже я выяснил, что в Ордене Блэка тоже не жаловали, опасались оставаться наедине и поворачиваться спиной. Дамблдор считал Блэка неподходящей компанией для своего драгоценного Поттера, а Шизоглаз до сих пор убеждён, что Блэк навёл убийц не только на Поттеров, но и на Лонгботтомов. От Сириуса Блэка горячо желали избавиться все, и было за что. Не удивлюсь, если выяснится, что воевал он в одиночку, сам за себя и не сомневался в победе, сукин сын.
– Н-да, – Помона поёжилась. – Ничего себе «собачка». Я плохо его знала. Мрачный красавчик, молчун – и всё, собственно. Но ведь Гарри он не тронул? Ни тогда, ни сейчас. В министерстве болтают, что Гарри – его настоящий сын.
– Чьим только сыном наш Гарри не побывал за эти два года! – хмыкнул Северус. – Впереди ещё пять лет веселья, и, кажется, предки конкретно этого Поттера найдутся где-нибудь на Авалоне. Как минимум.
Дамы разом усмехнулись, но у мадам Помфри усмешка получилась чуть задумчивее, чем нужно.
– Ты хочешь сказать, что Блэк в анимагической форме целый месяц водил за нос и аврорат, и Ковен? – спросила она и запахнула шаль.
– Да, – кивнул Снейп. – Флинту понравился, с-собака!
– Гарри знает, кто это?
– Не думаю.
– Почему? – спросила Помона.
– Не знаю, – с досадой сказал Северус и с силой потёр виски. – Тот самый Хэллоуин просто набит тайнами доверху! Я голову сломал в попытках восстановить события! Бред какой-то от начала до конца! И чем больше думаешь, тем противоречивей выводы!
– Север! – встревоженно окликнула его Поппи.
– Я не знаю, знает ли о Блэке Гарри, – чуть успокоившись, повторил Северус. – Но всё говорит о том, что не знает. Зато совершенно точно знает Дамблдор. Не зря на «проклятую должность» пригласили закадычного дружка Блэка. Связник идеальный, и прикрыт от министерства Статутом об Убежище. Вот вам тайна одного преподавательского контракта.
– А второго? – оживилась Поппи. – При всём моём уважении к Хагриду, представить его профессором…
– Это одна и та же тайна, – оборвала подругу Помона. – Люпин бдит в замке, а Хагрид – в лесу. «Собачку» надо кормить и прятать от дементоров. Бессовестные слизни! Я с вами стану экспертом по грязным заговорам! Стыд-то какой!
– Ты полагаешь, что Гарри будут мирить с Блэком? – мадам Помфри вздохнула и пригубила дотоле нетронутый виски.
– Не просто мирить, – мотнул головой Северус. – Втягивать, как вы сказали, в грязные заговоры. Не забывайте, Блэк – разыскиваемый преступник. Боюсь, мальчика поставят перед фактом, шантажируя жизнью несчастного узника. Невиновного или нет, вопрос. Если Гарри решит сдать преступника, Дамблдор ни при чём. Если решит не сдавать, Дамблдор снова ни при чём, но с компроматом на героя. Попутно Поттеру будут толковать о праведной мести и настраивать против друзей-слизеринцев.
– И против Министерства, которое на живого человека охотится с дементорами, – добавила Помона и вздохнула: – Нейтралитет – самое опасное состояние по нашему дурацкому времени.
– Против Министерства-то зачем? Фадж справился сам. Сглупил по-крупному, – возразил Северус. – После сегодняшнего инцидента у него больше нет образцового газетного героя. Счастье, что Гарри по-настоящему сдружился с детьми моего дома. Сегодня они защищали его как своего.
– Счастье, что Гарри простил детям твоего дома их дурость и спесь, – сухо заметила мадам Помфри, – и позволил начать знакомство заново. Замечу, что от тебя он не в восторге до сих пор. Что ты намерен делать?
– Предупредить Гарри о «собачке» и её приятелях, запереть в подземельях и выгуливать лишь под охраной, – пожал плечами Северус, старательно делая вид, что поттерово «не в восторге» ничуть его не трогает. – Я не стал говорить с ним сегодня. Гарри от дементоров ещё толком не отошёл.
– Сметвик должен обо всём этом знать! – решительно произнесла мадам Помфри. – Скажи ему, прошу!
– Завтра же, – покорно склонил голову Северус. – Ваш камин будет открыт? Вот и славно. Наведаюсь в Мунго.
***
Вообще-то, очнулся Поттер ещё в поезде, но по-настоящему пришёл в себя намного позже – в карете, на полпути к замку. На въезде, возле огромных чугунных ворот, торчала парочка дементоров – по счастью, поодаль от дороги. Гарри затрясло так, что застучали зубы, и Драко поспешно заключил его в объятия. Греть он мог не хуже каких-то там огневиков, хотя и выглядело это далеко не так эффектно. В карете быстро стало жарко как в печке, но Драко почти не потратился – тёплых потоков воздуха, идущих от земли, хватило с лихвой.
– Подъезжаем, не спались, – глухо предупредил молчавший всю дорогу Грег и помахал перед лицом раскрытой ладонью. – Поттер, ты как? Не поджарился ещё?
– Нич-чего, – передёрнулся Гарри. – Только хреново. Вы хоть предупредили бы, что дементоры – это такая жуть.
– Мы их тоже в первый раз в жизни увидели, – виновато вздохнул Винс. – Разве о таком расскажешь правильно?
– Ну да, – помолчав, ответил Гарри. – Не расскажешь.
Драко полмэнора готов был прозакладывать, что думает сейчас герой о своём непутёвом крёстном, ни словом не обмолвившемся о том, каково ему приходилось в Азкабане.
Праздничный пир начался с опозданием: дожидались, пока мадам Помфри прямо в главном холле осмотрит всех пострадавших. Ничего серьёзнее небольшого упадка сил она не диагностировала, посоветовала есть побольше шоколада, и зарёванные девчонки сразу повеселели и принялись прихорашиваться.
– О, Мерлин, мой нос! – трагичным голосом выдала дурища Браун, поглядевшись в ручное зеркальце. – Он покраснел!
– Зато сиськи не сдулись, – утешил её долбак Маклагген и тут же получил зеркальцем по лбу. Дешёвенькая оправа зеркала лишилась стеклянных «рубинов», весело заскакавших по мраморному полу, парни вокруг зафыркали, скрывая смешки, а девчонки хором запищали: «Животное!»
– Редкое! – важно выдал долбак, расправил широченные плечи и задрал подбородок. – Нунду!
– Шмунду! – рыкнул хмурый Оливер Вуд, ткнул моментально сдувшегося Маклаггена локтем под рёбра и первым зашагал в коридор, ведущий к Большому залу. За ним, смешно подпрыгивая, побежал тощий вихрастый пацан, что весь прошлый год пробыл статуей.
«Криви, – вспомнил Драко фамилию пацана. – Грязнокровка и колдограф, изучающий тёмных магов».
– Привет, Гарри! – Криви заулыбался и на бегу помахал рукой. – Привет, Драко! Как дела?
– Хорошо! – Гарри впервые за этот проклятый день улыбнулся нормально, и Драко наконец перевёл дух – ура, отпустило!
– Согрелся? Шоколад будешь? – засуетился он. – У меня оставался ещё в сумке. Растаял, наверное, но…
– Не буду, – мотнул головой Гарри. – Тошнит уже. Я бы посерьёзнее что-нибудь съел. Идём.
Весь пир Драко просидел как в тумане – его тоже отпустило и отчего-то начало клонить в сон. Он зевал во время Распределения, рассеянно прослушал обычные школьные объявления, вяло хмыкнул в ответ на прочувствованную речь директора о дементорах и заставил себя презрительно скривиться во время представления новых профессоров: какой-то растрёпанной клуши средних лет, оборванца, ехавшего с Гарри в одном купе и – о, Салазар! – лесника Хагрида.
– А этот чему будет учить? – тихо проворчал Нотт себе под нос. – Как проебаться с драконом, закопать дохлого цербера и посидеть в Азкабане из-за василиска? Поттер, я тебя убью!
– За что?! – изумился Гарри, приканчивавший четвёртый кусок мясного пирога.
– Я предметы выбрал такие же, как и ты!
– И что?
– А то, что тётка эта маглов видела только на колдографиях в «Пророке»! Мой папаня в магловских шмотках больше сечёт!
Драко вспомнил лорда Нотта в джинсах и клетчатой рубашке, ужасно нелепо смотревшихся в главном зале донжона, и хихикнул.
– Я-то при чём? – не понял Гарри. – Я эту тётку в первый раз вижу!
– Думал, герой магической Британии знает, чему надо учиться! Ну и списать даст когда-никогда. А теперь что? Мало нам было на ЗОТИ заики и пятикратного идиота, так теперь какого-то доходягу приволокли! У него шрамы, блядь, несведённые! Да не на жопе, где не видно, а на роже! Позорище! А Хагрид? Ебал я такой уход за такими, блядь, существами!
– Какими? – против воли заинтересовался Драко. – Думаешь, огнекраба приволочёт?
– Главное, чтобы не пятинога, – буркнул Винсент. – Но насчёт доходяги, Тео, ты не прав. Типчик тот ещё. Нутром чую.
– Расскажешь, – посерьёзнел Теодор.
– Присмотрюсь сначала, – пожал плечами Винс. – Пока это так… Примерно.
– Всё равно ребятам скажу. Вместе и присмотримся. Поттер, в одиночку к типу ни ногой!
– Угу, – покладисто кивнул Гарри и невпопад добавил: – Спасибо тебе! Ты меня спас. Правда.
– Контракт, Поттер! – Нотт на секунду смутился, но тут же воинственно выпрямился и принял грозный вид. – Всё как в прошлом году! Веселье, я смотрю, длится и длится! Будь паинькой, прячься за Боула! Ясно?
– Ясно, – снова кивнул Гарри. – Буду паинькой. Честно-пречестно!
Больше на пиру ничего интересного не произошло, если не считать опасливо-восхищённых перешёптываний грязнокровок за спиной Теодора – тот оказался единственным студентом в поезде, у кого не «пропала магия». Никакой Патронус Нотту нужен не был. Дементоры шарахались от огня, как… Как от огня.
«Красиво выступил, гад! – позавидовал другу Драко. – Спаситель хренов!»
Видно, из-за дурацкой сонливости что-то случилось с мозгами, потому что осенило его только в душе. От чего Нотт спас Гарри? И почему именно спас, а не просто помог? Озарение помогло проснуться: Драко торопливо домылся и постучал в стенку душевой:
– Поттер, ты там живой?
Гарри ответил блаженным мычанием, а под потолком висел плотный горячий пар – герой дорвался до кипятка.
– Поттер, ты реально когда-нибудь сваришься! – пригрозил Драко. – Вылезай немедленно! Разговор есть!
Из душа Гарри вылез, но разговаривать отказался наотрез.
– Спать! – скомандовал он. – Под двумя одеялами!
– Ты здоров? – встревожился Драко. – Снова знобит? Может, в Больничное крыло?
– Спать! – настойчиво повторил Гарри, схватил его за руку и потащил за собой. Старшие парни, толкавшиеся у умывальников, расплылись в похабных ухмылках, а Флинт, дракклов сын, ещё и непристойный жест выдал.
В спальне Поттер, не отпуская руки Драко, чмокнул опешившего Нотта в щёку, торопливо пожелал остальным ребятам доброй ночи и едва не с разбегу запрыгнул в свою кровать. Драко, еле поспевая за Гарри, стукнулся коленкой о раму кровати, упал рядом и взмахом палочки задёрнул полог.
– З-заглушки! – клацнул зубами Гарри и – о, Мерлин трижды величайший! – крепко обнял Драко и плотно прижался к нему всем телом. – Грей!
И замолчал намертво, не отвечая ни на какие расспросы. Драко, впрочем, и не настаивал: от нежданной радости он слегка поплыл и боялся пошевелиться.
Через некоторое время Гарри наконец то ли согрелся, то ли успокоился, но дрожать перестал. Он умиротворённо вздохнул, завозился, поворачиваясь, и снова прижался к Драко, но уже спиной.
– Ты в порядке? – прошептал Драко ему на ухо и аккуратно – чуть-чуть! – тронул губами плечо.
– Угу, – не открывая глаз, ответил Гарри.
– Что там было? – не удержался Драко. – Ну, с дементором?
– Чуть меня не утащил, – сонно пробормотал Гарри.
– Куда?
– На Изнанку. Спи, Драко. Я же чувствую, что ты тоже устал.
– И что?
– В смысле?
– Ты на эту свою Изнанку туда-обратно по десять раз на день шастаешь!
Гарри снова вздрогнул и крепко зажмурился.
– На свою – шастаю, – неохотно ответил он. – Но то была не моя Изнанка. Хватит разговоров. Спим!
Когда до прибытия в Хогсмид оставалось всего ничего и поезд стал понемногу замедлять ход, Драко не выдержал и снова отправился к Гарри. «На самый крайний случай, – мрачно размышлял он, – пригрожу утопиться в озере! Или нет. Лучше устрою истерику по-гриффиндорски: мол, скажи сразу и при всех, за что такие немилости. Ага, и буду уповать на Мерлина, что у Поттера хватит мозгов и выдержки не выдать что-нибудь такое же гриффиндорское в ответ».
Через пару минут невесёлых раздумий Драко пришёл к выводу, что испытывать выдержку Гарри не стоит. Кто знает, что от неё осталось после василиска, Блэка и… Ну да, и после него, Драко. Тем не менее, он всё равно пошёл мириться. Вдруг Гарри уже остыл? Винс и Грег, само собой, увязались следом.
За пару вагонов от дракклова гриффиндорского купе Драко почти передумал. Гарри упрям, как все Блэки. Не нужно на него давить – только хуже сделаешь. «Просто посмотрю, – сказал он сам себе, – всё ли у Гарри в порядке. Посмотрю, и всё. Ну, может быть, случайно прокляну Лонгботтома. Или рыжую. Кого-нибудь. Кто первый пасть разинет. Так, невзначай».
И тут поезд, и без того шедший намного медленнее обычного, остановился.
– Что. За. Хрень, – медленно процедил Винс и намертво зажал палочку в кулаке.
Коридор вагона был пуст. От каких-то дверей доносился шум голосов, от каких-то фонило мёртвой тишиной «заглушек» – наверное, старшекурсники напропалую врали о летних амурных приключениях.
– Почему стоим? – с наигранным легкомыслием поинтересовался Грег непонятно у кого, и Драко, кретин придурочный, ничуть не обеспокоился. Мало ли, вдруг машинист Хогвартс-экспресса решил наведаться к тележке со сладостями.
– А мы почему стоим? – раздражённо огрызнулся он. – Идёмте уже!
Грег с тяжёлым вздохом заступил Драко дорогу, постучал пальцем по лбу и, не торопясь, потопал первым. Палочку он тоже держал боевым хватом.
– Что за прогулочки под зонтиком? – окончательно озлился Драко. – Быстрее можно?
– Заткнись, будь добр! – не своим голосом прошипел сзади Винс, и Драко от обалдения заткнулся.
Свет в вагоне погас настолько внезапно, что Драко не успел сориентироваться, споткнулся на полушаге и вписался лбом между лопаток шедшего впереди Грега. Тот выругался, судя по грохоту, бахнулся на пол и резко дёрнул Драко за одежду, зачем-то заставляя упасть рядом. Через мгновение сверху повалился Винс, и Драко невольно крякнул: Крэбб за лето успел нажрать столько, что от него бладжеры должны были отскакивать.
– Щиты? – еле слышно поинтересовался непроглядный мрак голосом Грега.
– Да уж сообразил, – ворчливо отозвался Винс, не торопясь слезать со слегка оглушённого подопечного. – Ты как?
«Сейчас раздавишь, придурок!» – хотел было возмутиться Драко, но Грегори его опередил.
– Синячище будет на полспины, – пожаловался он. – Дракон, твою черепушку Поттер, что ли, благословил? Громамонты нежнее бодаются!
– Иди ты! – прохрипел изнемогающий под тушей Крэбба Драко. – Вы что творите?
– Угадай! – буркнул Винс. – Ладно, щиты – вот они. А пиздец-то где? Мне откровенно хреново, но вокруг тиши…
И тишина закончилась.
Завизжали и заскрипели, открываясь, двери купе, загомонили встревоженно невидимые школяры, совсем рядом раздался залп синхронной ругани одинаковыми голосами, а Грег помянул Салазара-спасителя и велел держать грёбаные гриффиндорские копыта при себе.
– Что за слизняк, блядь, тут разлёгся? – раздался недовольный голос идиота Джордана. – Ребята, пните-ка долбоёба ещё разок!
– Захлопни пасть, еблан! – рыкнул Грегори и завозился: наверное, поднимался на ноги. – А то следующий матч мы выиграем под шепелявые комментарии!
– Мечтай! – хохотнул Джордан, а его приятели-ублюдки Уизелы хором пообещали «уебать вонючего слизня».
Драко кое-как приподнялся на локте, собираясь вступить в перепалку – ох, и многое хотелось сказать рыжим сволочам и их трепливому дружку! – но Винс внезапно дёрнулся, снова вжимая Драко в пол и заорал во весь голос:
– Прячьтесь! Прячьтесь, на хуй, все! Патронус! Кто умеет – Патронус! Гриффера, блядь! Светлые, мать вашу! Патронус!
Кажется, никто, кроме Грега, не лёг – тот упал сразу же и прижался тесно-тесно, лишая Драко всякой возможности пошевелиться. Наоборот, шум в вагоне стал сильнее: все спрашивали друг у друга, что случилось и почему так темно. Спустя минуту выяснилось, что ни у кого не получается наколдовать Люмос, и до Драко наконец-таки дошло.
Дементоры! Дементоры, о которых Гарри говорил несколько часов назад! Гарри! Что с Гарри?!
Драко резко выдохнул и зашептал в надежде, что друзья хорошо его слышат:
– Какой же я дебил! Парни, мне надо туда! Срочно!
– Патронус умеешь? – шепнул в ответ Грегори. – Не умеешь, так лежи и не вякай! Винс, нам бы в купе отползти. И дверь закрыть. Они же вроде сквозь двери не ходят?
– Да вроде нет, – отозвался Винс. – Поползли! – он издал какой-то странный звук, подозрительно похожий на всхлип, и жалобно добавил: – Они рядом, ребят!
– Ни зги не видать, – пропыхтел Грег и подпихнул Драко под задницу: – Ходу, Дракон, ходу!
Ползти, чтобы прямо на пузе, они не стали. На четвереньках удирать оказалось намного удобней и быстрее. По дороге ползущий впереди Винс сбил с ног парочку отчаянно ругавшихся парней и одну пронзительно визжавшую девчонку. Девчонку Драко зачем-то прихватил с собой и тут же сам себя обругал, но поздно. Голосистая мелочь вцепилась в него руками-ногами и уткнулась сопливым носом в шею. Визжать она перестала, но взялась тоскливо причитать что-то вроде: «Мамочка-мамочка, боже мой, мамочка!»
«Ещё и грязнокровка! – не вовремя проснулся гадский Блэк. – Хорошо, что темно и никто не видит!»
Однако некоторая польза от сопливой девчонки была: от чужого страха своя собственная, неумолимо накатывавшая паника чуть-чуть отступила. Драко сумел каким-то чудом разглядеть (или почуять?) проём двери и подтолкнул Винса в нужную сторону. Грег, ползший сзади, закрыл за собой дверь. Сиденья все были заняты, и они устроились прямо на полу. Подвывавшую девчонку кто-то снял со спины почти сразу, точнее, сумел отодрать: «Тихо-тихо, маленькая, ничего не бойся! Ребята, вы как?»
– Нормально, – машинально ответил Драко и понял, что ни хрена не нормально: его колотило, а по щекам бежали слёзы. Он яростно оскалился и утёрся, но легче не стало. Наоборот, захотелось завыть в голос. Страшно было – жуть, и Драко решил, что вода из глаз лучше воплей во всю глотку. Всё равно темно, никто не увидит.
Несколько секунд ничего не происходило, и он даже успел помечтать, что Винс ошибся и проклятые твари пролетели стороной. Увы, нет. Резко похолодало, и Грег, крепко притёршийся к Драко плечом, затрясся и застучал зубами.
Свой ужас смешался с чужим, стал осязаемым, словно табачный чад в паршивом пабе, и забил-залепил рот и нос. Стало нечем дышать, и Драко испугался по-настоящему: вспомнил, что он не кто-нибудь, а самый настоящий боевой маг. Он со стоном выпрямился, долбанувшись затылком о чьи-то костлявые колени, и сумел выдать короткий горячий вихрь, согревший ледяные пальцы и прочистивший башку от бессвязных панических мыслей.
Грег тоже перестал дрожать и обхватил Драко за плечи:
– Стоп! Хватит, я в порядке уже!
В дальнем углу купе что-то слабо засеребрилось, но тут же погасло.
– Ещё! – умоляюще выдал Джордан. – Парни, ещё попробуйте!
– Не-а, – помолчав, выдали близнецы Уизелы. – Никак! Никак, сука!
– Язык! – возмутился кто-то из девчонок и облегчённо всхлипнул: – Улетели, что ли? О, Мерлин!
– Ага! – обрадованно воскликнул Винс. – Теперь далеко! Уходят! Слава Салазару!
В купе повисла недобрая тишина, а потом разом вспыхнуло не меньше десятка Люмосов. Купе оказалось забито грифферами – видно, такое уж у Драко сегодня было везение.
– Это кто у нас тут в гости напросился, а? – сладко пропел Джордан. – Не иначе, Хорёк со своими тупицами!
– Пошёл ты! – огрызнулся Грег, поднимаясь на ноги сам и помогая встать Драко.
– Ути-пути, папин мальчик плачет! – кто-то из козлов Уизелов ткнул в Драко пальцем. – А Крэбб, трусло, помощи запросил!
– Зря просил, – выплюнул Винс. – Всё равно ни хрена не можете!
– Зато вы много можете! Реветь и звать мамочку, например!
– Идём! – Драко решил убить поганую троицу попозже и без свидетелей. – Идём скорее!
Он выскочил из купе и понёсся было по коридору, но Грег дёрнул его за мантию и вновь заставил уступить себе дорогу.
– Да не психуй ты! – Винс умиротворённо утёр лоб и снова стал сама рассудительность. – Цел твой Поттер, уверен. Там есть шестой Уизел, который почти Прюэтт. Значит, башка у него навроде задницы – без единой лишней мысли. На этой тупой тыкве любой дементор хоть на миг да застрянет. К тому же у них в купе целый профессор, забыл? Отбились они, три сикля ставлю.
– Ставлю пять, что от профессора твари и улепетнули, – покивал Грег. – Понятно теперь, почему Поттер там остался. Где велено, там и сидит. Молодец. В отличие от.
– А по шее? – вяло пригрозил слегка успокоившийся Драко. – Вот появится у тебя симпатия, посмотрю я, как ты будешь сидеть где велено!
– Уел, – признался Грег со вздохом. – Ну, пошли тогда. Хотя знаешь, Дракон? Кажется, у меня для тебя неважные новости. Поттер-то того…
– Чего?
– Сидит.
Драко стиснул челюсти и молча зашагал по коридору. Думать о плохом не хотелось, а о хорошем он был не в состоянии. Сидит и сидит. Пусть сидит, лишь бы был здоров и не напуган.
Но Гарри не сидел. Бледный до зелени, он лежал на сиденье без всяких признаков жизни – прямо как тогда, когда чересчур далеко ушёл на Изнанку, напугав Драко до истерики. Вокруг бестолково суетились Грейнджер с Уизлеттой и дракклов профессор, и глазела на это дело целая толпа студентов.
***
Понятно, что на вопль Поттера сбежался народ. Не сразу, правда, а чуть погодя: когда проклятая, нагоняющая ужас тварь убралась куда подальше. Слава Основателям, у Рона намертво перехватило дыхание, а то бы он орал громче Поттера и не факт, что сумел бы замолчать без крепкой оплеухи. Штаны тоже были сухими, и это обрадовало особо: поговаривали, что при встречах с дементорами случалось всякое.
Да, эта тварь была дементором. Профессор, похожий на егеря, просветил. Будь Рон тогда в уме, он и сам сообразил бы. Блин, ведь только что всем про охрану от Блэка рассказывал!
Однако теперь идея министерства казалась не просто неудачной, а пиздец какой неудачной. Что за охрана такая, от которой подзащитные готовы бежать сломя голову? Хоть к Блэку, хоть к Мордреду, лишь бы подальше! Вот только не убежишь никуда, потому как смылась тварь молниеносно – люди так не бегают. И сама утекла, и приятелей прихватила: профессор объяснил, что дементор был в большой компании сородичей. Оттого, мол, и переполох случился общий. Массовый, как сказала бы Гермиона.
Но Гермиона ничего не говорила, потому что всхлипывала и на пару с Джиневрой трясла Поттера: «Вставай! Вставай!» Рон сунулся было с советом подождать, пока герой сам очухается («Вы его так добьёте!»), но был вежливо послан профессором. Профессор же влупил в Поттера штуки три Энервейта и забеспокоился по-настоящему: побледнел, рявкнул на девчонок (тоже как-то очень вежливо) и рухнул на колени рядом с неподвижным героем.
– Гарри! – потрясённо прошептал Невилл, и Рон поспешил обхватить друга за плечи. – Как же так… Гарри!
– Тихо! – скомандовал Рон, хотя Невилл и не думал шуметь. – Он сидел дальше всех от двери – в самом углу, у окна. Тварь его не тронула, не бойся. Просто обморок. Это же Поттер, ему не впервой народ пугать. Распределение помнишь? Полежит и отойдёт.
Профессор коротко обернулся, внимательно посмотрев на Рона, и снова занялся Поттером. Вот тогда-то и начала собираться толпа, а Невилл снова затрясся и прошептал:
– Почему он с нами сел? Надо было…
– Ну да, надо было переться в вагон со слизнями, где ни один дебил Патронуса не наколдует. Приди в себя, мы нечаянно лучшее место в поезде отхватили, – проворчал Рон и прикрикнул на толпившихся в дверях: – Чего уставились?
Кто-то из ребят огрызнулся в ответ, кто-то из девчонок пожалел «бедняжку Гарри», но расходиться никто не торопился, пока не раздался голос кретина Гойла:
– Дорогу! Да дайте дорогу, блин!
– А вот и падальщики, – подал голос мрачный хаффлпаффец со шрамом на брови. – Что, наигрались уже с куклой героя?
Рон позабыл имя этого типа, но именно он пару раз прилюдно собачился с Поттером. Тогда Рону было плевать, с кем и за что Поттер зацепился, но теперь у всех Уизли имелся неоплатный долг перед Гарри, а потому спускать такое было нельзя.
– Кто там у нас такой храбрый? – прорычал он и встал. Плечом к плечу со зло оскалившейся Джинни. Сестрёнка – родная кровь! – уже стискивала палочку, нацеленную в упор на дракклова умника.
Тут поезд наконец-таки, дёрнувшись, тронулся, и толпа покачнулась, невольно давая дорогу троице слизней во главе с Малфоем. Рон даже залюбовался поганцем: белый до синевы, со следами слёз, второпях размазанных по морде не шибко чистой лапой. И наглухо застёгнутая дорогущая мантия – мятая-перемятая, словно его всем курсом по полу валяли. Интересно, штаны у него сухие? Под мантией-то хрен разглядишь: видно, имелся свой резон и в старозаветной моде.
– Чего тебе? – неласково осведомилась Джинни. Очень неласково, но палочку почему-то убрала.
– Утихни, замарашка! – тявкнул Хорёк, и Рон потащил из кармана собственную палочку. Новенькую, классную – мало не покажется!
Затем вконец обнаглевший Хорь протянул грабки к его сестре, быстро щёлкнул по носу и – уёбок! – переставил в сторону. Вот прямо ухватил за талию, приподнял и переставил. Как горшок с мандрагорой.
Рон до того озлился, что пришёл в себя только поняв, что рука с палочкой у него больно заломлена за спину Гойлом, а Джинни смотрит умоляющим взглядом и мотает головой: мол, нет, не надо.
– Не лез бы ты, Уизел, – еле слышно пропыхтел Гойл, – в чужие амурные страдания, а то кокнут тебя, дурака. Дуплетом.
Рон, дурея от беспомощной злости, рванулся и зашипел от адовой боли в плече и локте.
– Живо отпустил! – неожиданно раздался спокойный-преспокойный голос Невилла.
– Да ладно, Пупс, ладно, – хватка исчезла. – Держи уже своё… Гм… Не мешайте, а? Чую, тут сказка о спящей красавице в самом разгаре.
И точно. Хорёк нахально хлопнулся задом на сиденье, слегка подвинув тело Поттера, и обратился к профессору, до сих пор стоявшему на коленях, с такой честной рожей, что сразу стало ясно: пиздит и не кается.
– Скоро очнётся, – мерзко растягивая слова, выдал Хорь. – Неприятно, но обычно проходит без особых последствий. Поттер у нас впечатлительный очень, да и магия у него шалила, помнится. Да, ребят?
– Ага, – толстяк Крэбб, ухнув, утёр потный лоб рукавом мантии. – Чуть что не так – хлоп! Отдохнёт и встанет, проверено. Но мы мадам Помфри обязательно скажем, честно! Всегда говорим.
Профессор одним плавным движением – да егерь это, егерь! – поднялся на ноги, отступил на полшага и внимательно уставился на Малфоя.
– Вы уверены, мистер… Э-э…
– Малфой, – склонил голову Хорёк и ухватил Поттера за руку. – К вашим услугам, сэр!
– Вот как, – задумчиво изрёк профессор, и Рон окончательно уверился, что последнюю дюжину лет тот преподавал в местах, куда совы не летают. Не признать Хоря, чья наглая рожа регулярно красовалась то в «Пророке», то в «Ведьмополитене»!
– Скажите мне… – начал профессор, но его перебил шум в коридоре.
– С дороги, блядь! – злющий хрипловатый голос не узнать было невозможно. – Съебитесь нахуй! Малфой, дебил! Где ты?!
Студенты живо шарахнулись в стороны, и было понятно отчего: у ворвавшегося в купе Нотта руки до локтей полыхали самым настоящим пламенем, а морда была перекошена так, что Рон и сам съебался бы без вопросов. Точно, съебался бы, кабы не испуганная Гермиона, забравшаяся на сиденье с ногами, не замершая посреди купе Джинни и не Невилл, отпихнувший дебила Гойла и вставший рядом. Рональд Доблестный грустно выругался и в который раз за день поднял палочку.
– Добрый день, юноша, – егерь-профессор оказался не робкого десятка. – Что у вас случилось?
– То же, что и у вас! – рыкнул Нотт и бросился ощупывать Малфоя. Руки у него погасли, и очень жаль. – Ты живой? Целый? Слава Салазару! С Поттером что? Не Поцеловали, нет? Точно нет? С-сука, узнаю, кто на поезд тварей навёл, глаза выжгу, блядь! Слушай, он опять холодный! Колдовал, да?
– Не видел, – мотнул головой Хорёк. – Скорее всего. Тут и рыжая, и безголовая – наверняка кинулся спасать.
– Что?! – возмущённо крикнула мигом отмершая Гермиона. – Это кто ещё безголовая? Ты сам такой, Малфой! А ты, Нотт, даже таблицу умножения выучить не в состоянии!
– Да нахрен она мне сдалась, – буркнул Нотт, и руки у него вновь запылали. – Подержи его, – скомандовал он Малфою. – Попробую отогреть. Поттер, очнись!
Нотт запустил горящие руки герою под свитер, но свитер отчего-то даже не затлел. Зато через пару секунд Поттер застонал и выдохнул: – Солнце! Солнышко!
– Да, это я! – самодовольно отозвался Нотт и расплылся в ухмылке: – Я уже высоко! Просыпайтесь, детки! Настал, сука, новый день! – и нетерпеливо добавил: – Вставай, Поттер! Хорош придуриваться!
– Хватит его лапать! – скривился Малфой и попытался оттолкнуть дружка от Поттера.
Не тут-то было. Поттер, не открывая глаз, вдруг потянулся навстречу Нотту, обнял его крепко-крепко и потёрся щекой о грудь:
– Не уходи! Ты такой тёплый!
– Это да, – Нотт заметно офигел, но отстраняться не стал: – Вот только помереть в расцвете лет я не готов!
Поттер прижался к нему ещё крепче и замер.
– Поттер, не губи! Отцепись, Мерлина ради!
Малфой вздохнул и встал.
– Грей! – надменно велел он Нотту. – Герой магической Британии оказал тебе честь, дубина, а ты выделываешься!
– Главное, чтобы ты мне честь не оказал и не придушил как-нибудь ночью, – фыркнул Нотт, помрачнел и добавил: – Там Флинт Пьюси отпаивает, а старосты с ног сбиваются. Куча девиц в обмороке, малышня ревмя ревёт, ещё и ты хрен знает куда делся. Пиздец денёк! Ой, прошу прощения, сэр! Я в смысле, что день как-то не задался.
– Пожалуй, – задумчиво отозвался профессор, и Рональд согласно кивнул.
***
В неверном свете восьми сильно оплывших свечей – не свечей даже, огарков! – третий сектор пятой теплицы казался настоящими джунглями. Зловеще шелестели перистые листья гремучего саговника, уныло поскрипывали ветви тюльпанового дерева, и что-то невидимое монотонно постукивало в непроглядной тьме, начинавшейся где-то в зарослях малазийской алихоции.
Восьмой огарок не только чадил и мигал, но ещё и противно трещал перемасленным фитилем, и Северус, поморщившись, его погасил.
– Со свечами совсем беда? – поинтересовался он у мадам Спраут, сосредоточенно нарезавшей шмат вареного мяса. – Нужно сказать Аргусу. Он спрашивал вчера, всего ли у нас в достатке.
– Нужно, да только я запамятовала совсем, – Помона снова взмахнула палочкой, и кусок овечьего сыра распался на толстые, истекающие сывороткой ломти. – Ничего, завтра скажу.
Северус нервно передёрнул плечами и, не удержавшись, засветил на кончике палочки Люмос. Помона молча поставила рядом высокий стакан, и палочка Северуса устроилась в импровизированном подсвечнике. Стало светлее и намного спокойнее. Люмос горит, и горит ярко – значит, дементоры далеко.
– Север, – глухо произнесла Помона и неловко потрепала его по плечу, – ты же сильный окклюмент. Не вспоминай ты лишнего, оно того не стоит.
– Не вспоминаю, – солгал Северус. – Не до того. Как ваши?
– Лучше, чем могло бы быть, – слабо улыбнулась мадам Спраут, вынула из корзины бутылку «Старого Огдена» и плюхнулась на жалобно скрипнувший табурет. – Первачки перепугались, конечно, но вроде всё обошлось. У старших тоже по мелочи. Особо нервные барышни числом в девять бестолковых голов попадали в обмороки, а четверо балбесов закатили истерику – магия у них, видите ли, пропала! Говорила я Альбусу, что ныне Хог – колыбель неженок.
– Люмос – это первое осознанное заклинание для каждого волшебника, – не согласился Северус. – Нет Люмоса – нет магии. Убийственно логично, хоть и неправда, – он кивнул на собственную палочку и вздохнул: – А ведь мне уже не пятнадцать.
– Сравнил, – буркнула Помона угрюмо, помолчала, а потом добавила с наигранной весёлостью: – В общем, прошлогодние запасы успокоительных зелий мы за сегодня извели напрочь, но в Больничное крыло, славься Хельга, никто не попал. У тебя что?
– То же самое. Первачки в слезах, шесть девиц и Поттер без чувств, а Пьюси спит под зельем Сна без сновидений.
– Да уж, менталам досталось хлеще всех.
– Поттер не ментал, оказывается, – мотнул головой Снейп. – Эмпат, самое большее. Он сам по себе впечатлительный просто. Натура такая.
– Н-да, – мадам Спраут тряхнула седыми кудрями и спросила грозно: – Где это Поппи носит? Мы уже должны кутить вовсю, изгоняя мрачные думы!
Северус невольно улыбнулся: идея мадам Спраут с внеочередным заседанием их маленького клуба пришлась как нельзя кстати. Он уже смирился было с длинной-предлинной ночью без сна, под гнётом «мрачных дум», как в спальне возникла серебристая росомаха: «Север, накрепко запри своих балбесов и бегом в пятую теплицу! У меня нервы!»
Бежать он, конечно, не побежал, но мешкать тоже не стал: бессонная ночь обрела цель и смысл. Прошлое не вернуть, и слава Мерлину, а дружеское участие – лучшее, что можно пожелать после сегодняшнего непростого дня.
– Мадам Помфри, наверное, ещё занята, – предположил он. – Вдруг у Минервы или Филиуса проблемы с детьми?
– Нет, – мотнула головой Помона. – Я узнавала, пока ты был у Дамблдора. Койки в Больничном крыле пусты, а…
Хлопнула-задребезжала низенькая стеклянная дверь, закачались плети неведомых лиан с плотными кожистыми листьями, и в теплицу вошла мадам Помфри, левитируя нарядную коробку в бумажных розах и с этикеткой «Сладкого королевства».
– Опять будем портить вкус благородного напитка кондитерскими извращениями, – скривилась мадам Спраут. – Ох уж эти сладкоежки!
– Это тоже лекарство, – сказала Поппи, опуская коробку на «пеленальный» столик. – Комплексное же применение целебных снадобий неизменно даёт превосходный результат. Север, ты только погляди – шоколадный торт! Самое верное средство от печали!
– Благодарю вас, мадам Помфри, – почтительно склонил голову Северус и снова улыбнулся. – Грешно игнорировать рекомендации компетентного колдомедика. Дозировка?
– Несомненно, выше обычной. Скажем, полфунта на приём, – мадам Помфри открыла коробку и разрезала торт. Ножом, без магии. – Повторять до исчезновения симптомов.
– Уважаемые коллеги, – мадам Спраут повела палочкой, снимая с горлышка бутылки залитую сургучом пробку, – считаю заседание клуба открытым. Поппи, положи-ка и мне кусочек. Повестка дня неизменная: как не свихнуться в этот чудесный год, начавшийся так интересно и весело.
– Задача, – усмехнулась мадам Помфри и заняла место за «пеленальным» столиком с той стороны, где не было бортика. – Тряхнуть попечителей и закупить много-много шоколада и какао?
– Кстати, идея, – Помона зажмурилась, одним махом опрокинув свою порцию виски. – Надо Альбусу сказать, а то сам не додумается. Припасённые студентами шоколадки, я так понимаю, завтра закончатся, а Хогсмид… Какой уж теперь Хогсмид!
– Ну почему же, – возразил Северус. – Решено ведь не менять заведённый порядок. Вот только хлопот на дежурствах у нас прибавится в разы.
– Можно подумать, что когда-то убавлялось, – буркнула Помона. – Хельга милостивая, это уже третий подряд испорченный праздничный пир!
Поппи задумалась, а потом кивнула:
– Точно, перелёт Уизли и Лонгботтома. За василиском как-то подзабылось, но тоже было весело. С другой стороны, набирается неплохой материал для мемуаров.
– Да кто ж издаст сплошную нецензурщину? – фыркнула Помона. – Север, что там у Альбуса? Орден Феникса снова в деле? Рассказать можешь?
Северус едва не подавился куском торта и потрясённо на неё уставился. Орден Феникса, точно! Ну что он за идиот, а? Чего только не успел себе придумать, вплоть до истерично-сопливого: «Моё прошлое меня никогда не отпустит!» – а самую простую и явную причину новых преподавательских контрактов просмотрел!
Орден Феникса снова в деле! Магистру Дамблдору надоело сражаться с опрометчиво созданным «героем магической Британии» в одиночку и без всякой надежды на победу. Ясно, что тут замешано прошлое, да только вовсе не Снейпово!
– Мадам Спраут, вы гений! – торжественно произнёс Северус и отсалютовал стаканом с огневиски.
– В гербологии – несомненно, – скромно потупилась Помона, но тут же оживлённо заёрзала на табурете. – Ага, клятвы нет! Ну что там было? Север, не томи!
– Да отстань ты от человека, неугомонная! – возмутилась Поппи. – Дай прожевать хотя бы!
– Даже запить позволю. Но быстро!
Северус в некотором обалдении помотал головой: разрозненные дотоле факты и догадки словно по взмаху волшебной палочки выстроились в ряд и явили… О, Мерлин!
– Дамы, ради вашей же безопасности, – сказал он, – вы сами должны мне поклясться. Иначе слова не вымолвлю, а на каждом заседании клуба буду молча и загадочно потягивать виски.
– Змей! – хлопнула по столешнице Помона и жалобно посмотрела на подругу: – Вот что в Слизерине за люди, а?
– Как минимум, предусмотрительные, – пробормотала Поппи с лёгкой досадой и, подумав, добавила: – В свете последних событий не могу их в этом винить. Что за клятва, Север?
– Как всегда, – пожал плечами Северус. – Молчание и возможность обсудить тайну лишь в кругу посвящённых в неё лично мной.
– Или соглашайся, или к дракклам все тайны, – мрачно обратилась Поппи к Помоне. – Мне нужен круг для обсуждения, уж прости.
– Не хотелось бы, но придётся, – так же мрачно отозвалась Помона. – Я же взорвусь от любопытства, будь оно проклято! Ты засвидетельствуешь мою клятву, а я твою. Идёт? Магию в залог не оставляем. Мало ли. Север?
– Принято, милые дамы. Кто первый?
Принесение клятв много времени не заняло, но Северус успел на радостях уплести второй кусок торта. Настроение, ещё полчаса назад бывшее без малого похоронным, с ликующим воплем устремилось вверх. Отличный виски, превосходный торт, ровно и ярко сияющий Люмос, надёжные друзья, возлюбленный в безопасном отдалении и под негласным присмотром самого лютого тролля Британии, верно истолкованная информация из надёжных источников и – самое главное! – тихий и на диво осмотрительный Гарри Поттер, в кои веки покорно внимающий чужим разумным советам: что ещё нужно для счастья задёрганному декану Слизерина?
Ну, разве только шкуры Блэка и Люпина над камином, но счастье не может быть абсолютным. Сойдут и скромные некрологи на последней странице «Пророка». Это попозже. Когда мистер Поттер, герой, символ мира, единения и прочей чепухи, поймёт, что его разыгрывают пешкой.
Северус терпеливый. Он дождётся. Во что бы то ни стало.
– Север! – хором прикрикнули дамы, и он потянулся за следующим куском «лекарства».
– Разумеется, это только догадки, – вздохнул он. – Но факты, на которых они основаны… В общем, это факты. Начну издалека. Уверен, вы тоже читали познавательный отчёт о состоянии здоровья мистера Поттера, который наш дорогой целитель Сметвик представил в министерство и директору Хогвартса.
– О-о-о, да! – закатила глаза мадам Спраут. – Не смотри на меня так, Поппи! Иногда твой бесстыжий дружок меня просто бесит! Он и впрямь считает профессоров Хогвартса идиотами? Магия стабилизирована, последствия тёмного проклятия излечены полностью, слава святому Мунго, а мой анчар мне померещился. Как и небывалое сходство мистера Поттера с физиономией мистера Блэка на розыскных листках. Враньё! От первого и до последнего слова!
– Мой бесстыжий дружок полагает, что кое-какие профессора Хогвартса – люди порядочные и не станут болтать о ребёнке, который и без того жив лишь чудом, – сухо ответила Поппи. – Остальные же могут идти Запретным лесом, ибо сама по себе профессорская должность ни ума, ни порядочности сверх уже имеющихся не добавляет.
– Это ты сейчас про Минерву?
– Вот она как раз не дура и не сволочь, но и ей знать лишнего незачем. Ради её же блага, как говорится. Дама – сталь, однако борьба долга с совестью и не таких ломала. Кому, позволь спросить, польза от правды?
– Самому Гарри? Парень должен осознать свою суть и нести ответственность за поступки!
– Погляди, как странно получается: поступков-то ещё толком и не было, а парень уже вовсю несёт ответственность! Например, за распределение на один из четырёх факультетов Хогвартса, за дружбу с однокурсниками и – о ужас! – за несомненное сходство с ближайшей роднёй! Помона, не разочаровывай меня!
Мадам Спраут сконфуженно запыхтела и опрокинула ещё одну порцию виски.
– Ладно, – сказала она, переведя дух, – твой дружок прав, а я хватила лишку. Прости, пожалуйста. И ты, Север, прости: у тебя таких страдальцев чуть не треть факультета.
– Милостью Мерлина, едва ли седьмая часть. Остальные просто надувают щёки, – пожал плечами Северус. – Справедливости ради, мадам Помфри, по-настоящему тёмные маги – господа как минимум своеобразные. Уж я-то знаю. Однако вернёмся к нашим тайнам. Итак, отчёт. Сделан специально для любителей посплетничать, как я полагаю, потому что директор Дамблдор читал его мне вслух с весьма скептическим видом. Ещё он дёргал себя за бороду и косился на портрет всеми нами горячо любимого Финеаса Найджелуса Блэка.
– И что наш разлюбимый говнюк Финеас? – оживилась Помона. – Узнал о полукровке среди потомков и с горя попросил облить себя скипидаром?
– Если бы, – с сожалением сказал Северус. – Спесивый идиот просто притворился спящим.
– Почему ты думаешь, что для сплетников? – нахмурилась мадам Помфри. – Насколько я помню, отчёт адресован министру и директору Хогвартса с предупреждением о сугубой конфиденциальности информации.
– А как ещё, по-вашему, обеспечить достоверность сплетни? Она должна идти «с самого верха», и добывать её полагается с некоторым трудом, – Северус зажмурился, с трудом отгоняя воспоминания о проклятом «подслушанном» пророчестве. Будь он тогда чуть-чуть старше и опытнее, ни за что не купился бы! – Ваш друг не только выдающийся целитель, но и неплохой интриган.
– Надеюсь, – с непонятным вздохом промолвила Поппи. – Итак, Гарри по-прежнему тёмный маг, но лишь для посвящённых?
– Именно, – кивнул Северус. – По идее, теперь недоумки должны успокоиться, а шквал пересудов – стихнуть. Толково придумано, если Поттер оставит свои фокусы. Надеюсь, всё получится, но…
– Но? – напряглась мадам Помфри.
– Но Орден Феникса снова в деле, – зло выдохнул Северус. – Героя магической Британии будут знакомить с его крёстным. Ну и заодно попортят репутацию министру.
– Знакомить?! – хором выкрикнули дамы, а мадам Спраут добавила: – Класть на министра! За дементоров я ему и рожу попорчу запросто!
Мадам же Помфри застыла неподвижно и во все глаза уставилась на Снейпа.
– Блэк – незарегистрированный анимаг, – сказал Снейп. – Огромная чёрная собака. В холке ростом с оборотня. Блэк и Поттер умели обращаться в животных. В своё время я пару раз видел их, шлявшихся по Запретному лесу, но никому не сказал. Хотел сдать всю их дракклову компашку директору. Следил за ними. Однажды слежка вышла мне очень дорого. Впрочем, вы, мадам Помфри, знаете эту историю.
– А я не знаю! – возмутилась Помона.
– И не узнаешь, – ответила Поппи. – Клятвы, милая. У меня – ещё и Гиппократова.
– Что за бред? У Минервы на курсе было целых два – два! – анимага, а она не похвасталась? Два несовершеннолетних анимага! Это ж статья на разворот в «Вестнике трансфигурации»! Не верю!
– Про этих не знала. Знала только про одного, – усмехнулась Поппи, и тут же погрустнела: – Безумно талантливые были ребята. Жаль, что вы не сошлись характерами, Север.
– Мне – ничуть, – буркнул слегка уязвлённый Снейп. – Дела прошлые, драккл с ними. Нынешним летом Гарри месяц жил в «Дырявом котле» и чуть не в первый же день подобрал на улице голодного бродячего пса.
– Правда? Того самого? Ты предупредил Гарри? Ты сказал Дамблдору? – набросились дамы с вопросами.
– Полагаю, того самого, – кивнул Снейп. ¬– Нет, не предупредил. Гарри я не видел – меня к нему не пустили.
– Декана Дома не пустили к ученику? Это как?
– Под благовидным предлогом, разумеется. В Косом же больше распинались про доброту Гарри, чем про масть и размер облагодетельствованной псины. Вчера Квинтус Флинт добрых полтора часа изливался в благодарностях мне и Гилу за участие в судьбе Марка и мимоходом упомянул «собачку». Мол, хорошая собачка – большая, чёрная, с во-от такими зубками! – и непременно прибежит вслед за хозяином, не пришибите ненароком.
– Флинт? – изумилась мадам Помфри. – Север, я ничего не понимаю!
– Кстати, о Флинте, – прищурилась мадам Спраут. – Как вы это провернули, прощелыги?
– Это не я! – поспешно открестился Северус. – Кто стал бы меня слушать? Это Гилдерой. Облачился в чешуйчатую мантию и отправился в Министерство изображать раненого монстроборца. Мадам Гризельда Марчбэнкс не продержалась и трёх минут, а Дамблдор и вовсе сбежал, приговаривая, что с такой-то тягой к знаниям Маркусу непременно надо дать второй шанс. Надо – дали. Я даже рад, но ненаходимые тайники со спиртным меня всё равно бесят.
– Какая прелесть! – развеселилась Поппи.
– Продешевили, – хмыкнула мадам Спраут. – Я хоть Большого кальмара приняла бы в студенты, лишь бы не связываться с твоим драккловым золотком.
– Флинт знает о Блэке? – мадам Помфри снова нахмурилась. – Блэк и впрямь воевал по одну сторону с Пожирателями? Север, не тяни!
– Сторона у Блэка всегда была одна – сам Блэк, – буркнул Северус с неприязнью. – А за кого он воевал, вопрос. Ковен клянётся, что бился Блэк всерьёз, без поблажек, не признавая тайных договорённостей между семьями. Розье люто его ненавидели и угробили с десяток дикарей, стараясь подловить в поле. Сами же после гибели Итана Розье в драку не лезли – боялись. Братцы Лестрейнджи были не прочь грохнуть родственничка, и при некотором везении у них могло получиться. Однако Беллатрикс как-то во всеуслышание развопилась, что желает самолично выпустить дражайшему кузену кишки и никому эту честь не уступит. После этого от Блэка бегали даже самые злые и рисковые: влезать в свары гадючьей семейки храбрецов не нашлось. Позже я выяснил, что в Ордене Блэка тоже не жаловали, опасались оставаться наедине и поворачиваться спиной. Дамблдор считал Блэка неподходящей компанией для своего драгоценного Поттера, а Шизоглаз до сих пор убеждён, что Блэк навёл убийц не только на Поттеров, но и на Лонгботтомов. От Сириуса Блэка горячо желали избавиться все, и было за что. Не удивлюсь, если выяснится, что воевал он в одиночку, сам за себя и не сомневался в победе, сукин сын.
– Н-да, – Помона поёжилась. – Ничего себе «собачка». Я плохо его знала. Мрачный красавчик, молчун – и всё, собственно. Но ведь Гарри он не тронул? Ни тогда, ни сейчас. В министерстве болтают, что Гарри – его настоящий сын.
– Чьим только сыном наш Гарри не побывал за эти два года! – хмыкнул Северус. – Впереди ещё пять лет веселья, и, кажется, предки конкретно этого Поттера найдутся где-нибудь на Авалоне. Как минимум.
Дамы разом усмехнулись, но у мадам Помфри усмешка получилась чуть задумчивее, чем нужно.
– Ты хочешь сказать, что Блэк в анимагической форме целый месяц водил за нос и аврорат, и Ковен? – спросила она и запахнула шаль.
– Да, – кивнул Снейп. – Флинту понравился, с-собака!
– Гарри знает, кто это?
– Не думаю.
– Почему? – спросила Помона.
– Не знаю, – с досадой сказал Северус и с силой потёр виски. – Тот самый Хэллоуин просто набит тайнами доверху! Я голову сломал в попытках восстановить события! Бред какой-то от начала до конца! И чем больше думаешь, тем противоречивей выводы!
– Север! – встревоженно окликнула его Поппи.
– Я не знаю, знает ли о Блэке Гарри, – чуть успокоившись, повторил Северус. – Но всё говорит о том, что не знает. Зато совершенно точно знает Дамблдор. Не зря на «проклятую должность» пригласили закадычного дружка Блэка. Связник идеальный, и прикрыт от министерства Статутом об Убежище. Вот вам тайна одного преподавательского контракта.
– А второго? – оживилась Поппи. – При всём моём уважении к Хагриду, представить его профессором…
– Это одна и та же тайна, – оборвала подругу Помона. – Люпин бдит в замке, а Хагрид – в лесу. «Собачку» надо кормить и прятать от дементоров. Бессовестные слизни! Я с вами стану экспертом по грязным заговорам! Стыд-то какой!
– Ты полагаешь, что Гарри будут мирить с Блэком? – мадам Помфри вздохнула и пригубила дотоле нетронутый виски.
– Не просто мирить, – мотнул головой Северус. – Втягивать, как вы сказали, в грязные заговоры. Не забывайте, Блэк – разыскиваемый преступник. Боюсь, мальчика поставят перед фактом, шантажируя жизнью несчастного узника. Невиновного или нет, вопрос. Если Гарри решит сдать преступника, Дамблдор ни при чём. Если решит не сдавать, Дамблдор снова ни при чём, но с компроматом на героя. Попутно Поттеру будут толковать о праведной мести и настраивать против друзей-слизеринцев.
– И против Министерства, которое на живого человека охотится с дементорами, – добавила Помона и вздохнула: – Нейтралитет – самое опасное состояние по нашему дурацкому времени.
– Против Министерства-то зачем? Фадж справился сам. Сглупил по-крупному, – возразил Северус. – После сегодняшнего инцидента у него больше нет образцового газетного героя. Счастье, что Гарри по-настоящему сдружился с детьми моего дома. Сегодня они защищали его как своего.
– Счастье, что Гарри простил детям твоего дома их дурость и спесь, – сухо заметила мадам Помфри, – и позволил начать знакомство заново. Замечу, что от тебя он не в восторге до сих пор. Что ты намерен делать?
– Предупредить Гарри о «собачке» и её приятелях, запереть в подземельях и выгуливать лишь под охраной, – пожал плечами Северус, старательно делая вид, что поттерово «не в восторге» ничуть его не трогает. – Я не стал говорить с ним сегодня. Гарри от дементоров ещё толком не отошёл.
– Сметвик должен обо всём этом знать! – решительно произнесла мадам Помфри. – Скажи ему, прошу!
– Завтра же, – покорно склонил голову Северус. – Ваш камин будет открыт? Вот и славно. Наведаюсь в Мунго.
***
Вообще-то, очнулся Поттер ещё в поезде, но по-настоящему пришёл в себя намного позже – в карете, на полпути к замку. На въезде, возле огромных чугунных ворот, торчала парочка дементоров – по счастью, поодаль от дороги. Гарри затрясло так, что застучали зубы, и Драко поспешно заключил его в объятия. Греть он мог не хуже каких-то там огневиков, хотя и выглядело это далеко не так эффектно. В карете быстро стало жарко как в печке, но Драко почти не потратился – тёплых потоков воздуха, идущих от земли, хватило с лихвой.
– Подъезжаем, не спались, – глухо предупредил молчавший всю дорогу Грег и помахал перед лицом раскрытой ладонью. – Поттер, ты как? Не поджарился ещё?
– Нич-чего, – передёрнулся Гарри. – Только хреново. Вы хоть предупредили бы, что дементоры – это такая жуть.
– Мы их тоже в первый раз в жизни увидели, – виновато вздохнул Винс. – Разве о таком расскажешь правильно?
– Ну да, – помолчав, ответил Гарри. – Не расскажешь.
Драко полмэнора готов был прозакладывать, что думает сейчас герой о своём непутёвом крёстном, ни словом не обмолвившемся о том, каково ему приходилось в Азкабане.
Праздничный пир начался с опозданием: дожидались, пока мадам Помфри прямо в главном холле осмотрит всех пострадавших. Ничего серьёзнее небольшого упадка сил она не диагностировала, посоветовала есть побольше шоколада, и зарёванные девчонки сразу повеселели и принялись прихорашиваться.
– О, Мерлин, мой нос! – трагичным голосом выдала дурища Браун, поглядевшись в ручное зеркальце. – Он покраснел!
– Зато сиськи не сдулись, – утешил её долбак Маклагген и тут же получил зеркальцем по лбу. Дешёвенькая оправа зеркала лишилась стеклянных «рубинов», весело заскакавших по мраморному полу, парни вокруг зафыркали, скрывая смешки, а девчонки хором запищали: «Животное!»
– Редкое! – важно выдал долбак, расправил широченные плечи и задрал подбородок. – Нунду!
– Шмунду! – рыкнул хмурый Оливер Вуд, ткнул моментально сдувшегося Маклаггена локтем под рёбра и первым зашагал в коридор, ведущий к Большому залу. За ним, смешно подпрыгивая, побежал тощий вихрастый пацан, что весь прошлый год пробыл статуей.
«Криви, – вспомнил Драко фамилию пацана. – Грязнокровка и колдограф, изучающий тёмных магов».
– Привет, Гарри! – Криви заулыбался и на бегу помахал рукой. – Привет, Драко! Как дела?
– Хорошо! – Гарри впервые за этот проклятый день улыбнулся нормально, и Драко наконец перевёл дух – ура, отпустило!
– Согрелся? Шоколад будешь? – засуетился он. – У меня оставался ещё в сумке. Растаял, наверное, но…
– Не буду, – мотнул головой Гарри. – Тошнит уже. Я бы посерьёзнее что-нибудь съел. Идём.
Весь пир Драко просидел как в тумане – его тоже отпустило и отчего-то начало клонить в сон. Он зевал во время Распределения, рассеянно прослушал обычные школьные объявления, вяло хмыкнул в ответ на прочувствованную речь директора о дементорах и заставил себя презрительно скривиться во время представления новых профессоров: какой-то растрёпанной клуши средних лет, оборванца, ехавшего с Гарри в одном купе и – о, Салазар! – лесника Хагрида.
– А этот чему будет учить? – тихо проворчал Нотт себе под нос. – Как проебаться с драконом, закопать дохлого цербера и посидеть в Азкабане из-за василиска? Поттер, я тебя убью!
– За что?! – изумился Гарри, приканчивавший четвёртый кусок мясного пирога.
– Я предметы выбрал такие же, как и ты!
– И что?
– А то, что тётка эта маглов видела только на колдографиях в «Пророке»! Мой папаня в магловских шмотках больше сечёт!
Драко вспомнил лорда Нотта в джинсах и клетчатой рубашке, ужасно нелепо смотревшихся в главном зале донжона, и хихикнул.
– Я-то при чём? – не понял Гарри. – Я эту тётку в первый раз вижу!
– Думал, герой магической Британии знает, чему надо учиться! Ну и списать даст когда-никогда. А теперь что? Мало нам было на ЗОТИ заики и пятикратного идиота, так теперь какого-то доходягу приволокли! У него шрамы, блядь, несведённые! Да не на жопе, где не видно, а на роже! Позорище! А Хагрид? Ебал я такой уход за такими, блядь, существами!
– Какими? – против воли заинтересовался Драко. – Думаешь, огнекраба приволочёт?
– Главное, чтобы не пятинога, – буркнул Винсент. – Но насчёт доходяги, Тео, ты не прав. Типчик тот ещё. Нутром чую.
– Расскажешь, – посерьёзнел Теодор.
– Присмотрюсь сначала, – пожал плечами Винс. – Пока это так… Примерно.
– Всё равно ребятам скажу. Вместе и присмотримся. Поттер, в одиночку к типу ни ногой!
– Угу, – покладисто кивнул Гарри и невпопад добавил: – Спасибо тебе! Ты меня спас. Правда.
– Контракт, Поттер! – Нотт на секунду смутился, но тут же воинственно выпрямился и принял грозный вид. – Всё как в прошлом году! Веселье, я смотрю, длится и длится! Будь паинькой, прячься за Боула! Ясно?
– Ясно, – снова кивнул Гарри. – Буду паинькой. Честно-пречестно!
Больше на пиру ничего интересного не произошло, если не считать опасливо-восхищённых перешёптываний грязнокровок за спиной Теодора – тот оказался единственным студентом в поезде, у кого не «пропала магия». Никакой Патронус Нотту нужен не был. Дементоры шарахались от огня, как… Как от огня.
«Красиво выступил, гад! – позавидовал другу Драко. – Спаситель хренов!»
Видно, из-за дурацкой сонливости что-то случилось с мозгами, потому что осенило его только в душе. От чего Нотт спас Гарри? И почему именно спас, а не просто помог? Озарение помогло проснуться: Драко торопливо домылся и постучал в стенку душевой:
– Поттер, ты там живой?
Гарри ответил блаженным мычанием, а под потолком висел плотный горячий пар – герой дорвался до кипятка.
– Поттер, ты реально когда-нибудь сваришься! – пригрозил Драко. – Вылезай немедленно! Разговор есть!
Из душа Гарри вылез, но разговаривать отказался наотрез.
– Спать! – скомандовал он. – Под двумя одеялами!
– Ты здоров? – встревожился Драко. – Снова знобит? Может, в Больничное крыло?
– Спать! – настойчиво повторил Гарри, схватил его за руку и потащил за собой. Старшие парни, толкавшиеся у умывальников, расплылись в похабных ухмылках, а Флинт, дракклов сын, ещё и непристойный жест выдал.
В спальне Поттер, не отпуская руки Драко, чмокнул опешившего Нотта в щёку, торопливо пожелал остальным ребятам доброй ночи и едва не с разбегу запрыгнул в свою кровать. Драко, еле поспевая за Гарри, стукнулся коленкой о раму кровати, упал рядом и взмахом палочки задёрнул полог.
– З-заглушки! – клацнул зубами Гарри и – о, Мерлин трижды величайший! – крепко обнял Драко и плотно прижался к нему всем телом. – Грей!
И замолчал намертво, не отвечая ни на какие расспросы. Драко, впрочем, и не настаивал: от нежданной радости он слегка поплыл и боялся пошевелиться.
Через некоторое время Гарри наконец то ли согрелся, то ли успокоился, но дрожать перестал. Он умиротворённо вздохнул, завозился, поворачиваясь, и снова прижался к Драко, но уже спиной.
– Ты в порядке? – прошептал Драко ему на ухо и аккуратно – чуть-чуть! – тронул губами плечо.
– Угу, – не открывая глаз, ответил Гарри.
– Что там было? – не удержался Драко. – Ну, с дементором?
– Чуть меня не утащил, – сонно пробормотал Гарри.
– Куда?
– На Изнанку. Спи, Драко. Я же чувствую, что ты тоже устал.
– И что?
– В смысле?
– Ты на эту свою Изнанку туда-обратно по десять раз на день шастаешь!
Гарри снова вздрогнул и крепко зажмурился.
– На свою – шастаю, – неохотно ответил он. – Но то была не моя Изнанка. Хватит разговоров. Спим!
~Кукулькан~, блог «Змеиное молоко»
В борьбе обретёшь ты... (часть 3)
ГЛАВА 18– Па-а! Ну, па! Да сколько можно! – Тео дёрнулся, пытаясь вывернуться из объятий лорда Нотта, но не тут-то было. Хватка у лорда была крепкой, реакция – отменной, и Теодор вместо долгожданной свободы разжился ещё одним отеческим поцелуем в темя.
Драко ухмыльнулся бы злорадно, но он и сам только что был расцелован мамой в обе щеки и отчаянно мечтал поскорее очутиться в поезде. По счастью, папа решил традиции не нарушать и стоял в образе paterа, напоказ поигрывая тростью с рукоятью в виде оскаленной змеиной головы.
– Будь умницей, – сказала мама и поочерёдно приложила кружевной платочек к абсолютно сухим глазам. – Не привлекай ни к себе, ни к Гарри ненужного внимания. Ты меня хорошо понял, Драко? Никаких походов в Тайные комнаты, охот на монстров и попыток увидеться с Сириусом, ясно?
– Да, мадам, – Драко мученически вздохнул. – Уж на сотый раз я совершенно точно запомнил все ваши советы, благодарю.
– Запомнить мало! Надо, чтобы ты им последовал, негодник! – рассердилась мама. – Квиддич, библиотека и Большой зал!
– Хогсмид ещё, – напомнил Драко.
– Не дальше «Сладкого королевства»! Магнус грозился переселить Ковен в эту дурацкую деревню, если понадобится, но лучше бы не понадобилось. Ничего не забыл?
– Мама, ты три раза перебрала мой чемодан!
– Четыре, – скучающе обронил папа. – Ты спать ушёл и не видел.
– Люций!
– И была абсолютно права, милая. В нашем положении предусмотрительность – дело не лишнее.
Мама покачала головой и вздохнула:
– Как же вас заставить беречь себя?
– Ма-а… – застонал Драко. – Мне пора! Двери в вагонах вот-вот закроют.
Мама ещё раз обняла его, ласково взъерошила чёлку и наконец-таки отпустила.
Драко торопливо подхватил вещи и едва не бегом кинулся к поезду. Впрочем, Теодор его обогнал и вскочил на подножку первым.
– Шевели задницей, Малфой, – нервно велел он, – пока нас не поймали и не поцеловали ещё куда-нибудь! Салазар-спаситель, и этот позор на глазах у всей Британии!
Драко поднажал, и через пару минут уже хлопал по плечам Винса с Грегом.
– Здорово, парни! Купе заняли?
– Спрашиваешь! Первым делом, – Винс забрал у Драко чемодан и пожал руку Теодору. – Привет, дружище! Ты к своим идёшь или с нами останешься?
Тео долго не раздумывал:
– С вами! Мои сейчас всю дорогу будут гадать, что это такое было.
– А что это было? – с любопытством спросил Грег. – Я твоего отца в первый раз в жизни увидел не в дуэльной мантии. И Забини нашего целая толпа народу провожала, а не одна только тётка, как обычно.
– Что, и сама мадам Забини? – изумился Тео и огорчённо цокнул: – А я всё прозевал, ну надо же!
– Леди Розабеллы не было, – с сожалением вздохнул Винс. – Я её тоже высматривал, если честно. А уж как папаня башкой вертел, пока маменька не пообещала ему и вовсе открутить её напрочь. Башку, в смысле, – он помолчал и добавил: – Знать не знал, что моя мама умеет так злобно шипеть.
– Любая девчонка умеет, – с авторитетным видом заявил Грег. – Особенно если ты не на неё смотришь, а на леди Розабеллу. Короче, Тео, колись! Что это такое было?
– А я ебу?! – снова занервничал Теодор. – Мы с Хорьком вообще за стенами были, когда папаня вдруг решил, что он честный обыватель! Дедову парадную мантию напялил, на перрон заявился и меня обслюнявил всего! Того и гляди лавку откроет! Меня тогда точно родимчик хватит!
– Что за непочтительные речи о родителе? – нарочито возмутился Драко. – Как откроет лавку, так будешь стоять за приказчика!
– Слышишь, Хорь, не начинай!
Драко посерьёзнел:
– Папа говорил, лорд Нотт и Робардс поскандалили из-за охраны Поттера. Думаю, это демонстрация. Посмотри, как людно. Я даже не подозревал, что столько народу старалось не светиться.
– Не то слово, – покивал Винс. – Не только Забини заявились всей толпой. Много наших, оказывается. Это же хорошо?
– Министерство должно оценить, – ухмыльнулся Грег, – прибавление среди честных обывателей. Хотя лавочники из них, конечно, те ещё. Зато теперь всё понятно. А сам Поттер-то где?
– Э-э… – Драко замялся. – Парни, тут такое дело…
Дверь взвизгнула, открываясь, и в купе заскочил Забини – как всегда нарядный, благоухающий дорогим одеколоном и сверкающий белозубой улыбкой.
– Ах, вы здесь! – воскликнул он обрадованно и полез обниматься; первым под шквал неистощимого дружелюбия попал Грег. – Как же я скучал!
– А уж мы-то! – ошарашенно отозвался Винс, которого Блейз за пару секунд успел обнять, хлопнуть по плечу, дёрнуть за короткий чубчик и шутливо чмокнуть в нос.
Такой же поцелуйчик достался и Драко, а потом Блейз отступил на шаг, окинул его оценивающим взглядом и снова кинулся обнимать:
– Mio caro, какой ты стал красавчик! Вырос! Прическа – блеск! Только нужно будет оттенить глаза. Я сделаю краску для ресниц и бровей, и мы…
– Фу, Забини, опять ты за своё! – сморщил нос Тео. – Отстань уже со своими глупостями, здесь нет девиц на выданье!
Забини воинственно выпрямился и грозно засверкал синими-пресиними глазами:
– Разве ты, Теодор Нотт, не рад видеть своего друга? Что за гадости с порога?
– Рад-рад! Очень рад! – опасливо сбавил тон Тео. – Не пойму только, зачем красить Хоря. По мне, он и некрашеный ничего так.
– Ладно, живи, – милостиво изрёк Блейз, тут же повис у Тео на шее и наградил того поцелуем в щёку. – Ты невыносим, но я как-то привязался.
– Завязывай со слюнями на сегодня, – проворчал Тео. – Я рад, но хватит. Перебор, честно.
– Мы едем или нет? – капризным голосом поинтересовался Блейз и отдёрнул занавеску на окне. – Скорее бы в Хог! Какие новости?
– Разнообразные, – откликнулся Грег. – Но больше всего меня интересует, почему Дракон на простом вопросе, где Поттер, внезапно заюлил. Малфой?
– А и верно, где же Гарри? – Блейз хлопнул ресницами и всплеснул руками. – Мы с мамой читали британские газеты. Это ужасно! Надеюсь, его охраняют? Драко?
– Эм-м… – позор, но Драко до сих пор не придумал, как лучше соврать друзьям.
После письма, отправленного по настоянию родителей, где Драко максимально логично обосновал Гарри... Короче, письмо было правдивым, а потому неудачным. Ясно, что Гарри на него не ответил. Следующие пять писем, отправленных одно за другим разными совами, тоже как в бездну канули – Гарри Поттер, чей секрет Драко опрометчиво разболтал матери, кажется, рассердился всерьёз.
Драко из последних сил держал лицо, а внутри него без устали бодались два идиота – Блэк и Малфой. Малфой впал в отчаяние и панику, а Блэк, злорадствуя, обзывался предателем и обещал, что крутой дядюшка Сириус в облике грима отгрызёт трусливому племянничку длинный язык. Возможно, что и вместе с бестолковой головой.
По счастью, заметил его состояние только папа: Люциус Малфой со свойственной ему практичностью не стал вести утешительных бесед, а попросту вручил дюжину фиалов с успокоительным зельем. Так Драко сумел дожить до первого понедельника сентября и надеялся помириться с Гарри в поезде. Увы, на перроне Гарри встретить не получилось. Значит, надо было разыскивать его по вагонам, а для этого объяснить ребятам, что происходит.
– Короче, я написал Гарри письмо, – выпалил он, кусая губы. – Мордред попутал, не иначе. Неправильное письмо, не нужно было его писать. Кажется, Гарри обиделся. Вот. Полагаю, мы в ссоре. Буду просить прощения, я реально был неправ. Ну, то есть прав, просто… Рано, в общем. Не подумал как следует.
– С ума сошёл?! – охнул Блейз. – Его маглы воспитывали! Конечно, рано! Бедный мальчик, он от твоих откровений в шоке наверняка!
– От каких откровений? – нахмурился Грег. – Что за откровения?
– А мне почему не сказал, что вы поссорились? – обиделся Нотт. – Тоже мне друг! И да, что за откровения?
Винс сочувственно вздохнул, а Блейз вскочил и негодующе взмахнул руками:
– Балбесы! Любовное письмо написал! Непонятно, что ли?
Драко мысленно утёр лоб: умница Забини всё понял правильно и сам повернул разговор в нужное русло. Неудача с «любовным» письмом объяснит и повышенный накал страстей, и кучу неизбежных недоговорённостей. Откровенно говоря, Драко и впрямь стали сниться неприличные сны, но на эту тему он не стал бы писать никаких писем – такие дела объясняют лично, в подходящей обстановке.
– Ну и что? – пожал плечами Тео. – Написал и написал, тоже мне горе. Поттер иногда просто идиот. Напиши мне Малфой что-нибудь эдакое, мы мигом бы столковались. А если бы он ещё и девчонкой уродился, так я уже стоял бы на одном колене и с розой в зубах. Ой! За что?
Блейз, от души заехавший Теодору в рёбра локтем, смерил того нехорошим взглядом:
– Столковался бы он! Да кому ты нужен?
– Ни хрена себе! – возмутился Тео. – Забини, ты допросишься! И вообще, не лезь не в своё дело! Я же молчу, когда ты за Паркинсон ухлёстываешь, а она, на минуточку, моя наречённая!
Блейз молча закрыл глаза ладонью, Винс тихо захихикал, а Грег возмущённо пробасил:
– Забини, имей совесть! Ты ещё скажи, что только вам с Поттером обломится, а прочим, не смазливым, ничего такого не видать! Не все на морду смотрят, между прочим!
– Некоторые – на мозги, например, – пробормотал Блейз, не отнимая руки от лица.
– Вот именно!
– И мне стоило бы, но поздно. Так, ладно! – Забини решительно тряхнул красиво уложенными кудрями. – Кто-то должен идти с Драко искать Поттера, а кто-то – Миллисенту.
– Милли в соседнем купе, – сказал Винс. – А что?
– У неё наверняка есть какой-нибудь вкусный-превкусный пирог. Гарри – сластёна. Без пирога у Драко ничего не получится.
– Мы с Грегом пойдём, – Винс встал. – Вдруг Уизелы или ещё кто вздумают по роже выпрашивать. Дракону не до того, а мы не прочь, верно?
– Точно, – Грегори, рисуясь, напряг внушительные бицепсы. – Идём, утешим героя. Мол, примерещилось ему письмецо, и никто ничего такого не думал и думать не будет.
Он подмигнул Драко, а тот тяжело вздохнул и первым вышел из купе.
***
В этом году сборы в Хогвартс были стремительными. Впервые на памяти Невилла бабушка не отвлекалась ни на чашечку кофе с эклером в кафе Фортескью, ни на вдумчивый выбор коробочек с цветочным чаем в кондитерской Шугарплама. Невилл ни на секунду не оставался без бабушкиного присмотра и, само собой, не смог устроить себе ежегодный маленький праздник во «Флориш и Блоттс», когда можно было вдоволь налюбоваться роскошными изданиями книг по гербологии: подержать тома в руках, прочесть что-нибудь интересное и оценить превосходные иллюстрации. Ну, и помечтать о том, что когда-нибудь здесь будет стоять его собственная книга.
Однако это маленькое огорчение не смогло его расстроить, ведь после известий о побеге предателя Сириуса Блэка из Азкабана бабушка наконец стала относиться к Невиллу как к взрослому парню и наследнику рода. Она даже на дядю Элджи наложила Силенцио, когда тот с важным видом взялся укорять Невилла в робости и рассеянности.
– Без тебя разберёмся, – сухо заявила бабушка. – Мой внук отпраздновал малое совершеннолетие, поздно уж разоряться. Зато покойный Николас, видно, счастлив в посмертии, ведь Невилл растёт его копией, хотя прежде ничего на это не указывало.
Дядя Элджи негодующе замахал руками и был тотчас же выставлен бабушкой из дома с наказом охолонуть, вынуть мозги из задницы и снова поместить их в голову.
Изумлённый Невилл молча разевал рот, но сюрпризы на этом не закончились.
– Надо бы поговорить, внук, – глухо сказала бабушка, но не повела его в свой кабинет, как обычно, а кивком указала на кресло у камина, взмахом палочки подбросила в огонь пару поленьев и велела домовику принести чаю и печенья.
– Ты ведь миндальное любишь? – внезапно спросила она у Невилла, и тот, всё ещё немой от потрясения, торопливо закивал. – Значит, миндальное. Николас, помнится, лопал его фунтами. Шоколад ещё любил. Всякий ел: и дорогой, и плохонький; хоть чистый, хоть с орехами, а хоть и ещё с чем, – бабушка вздохнула и покачала головой, следуя каким-то своим мыслям. – Полные карманы всегда лягушек этих дурацких. А ты почему сладкое перестал с кухни таскать?
Невилл густо покраснел, но постыдился врать такой бабушке и промямлил робко:
– Гермиона запретила. Я сильным хочу стать и выносливым, а для этого похудеть нужно.
Бабушка скептически склонила голову, и Невилл зачастил, волнуясь:
– Я стану сильным, вот увидишь! Отомщу за папу с мамой, а потом… Потом я хочу… Послушай, не нужно земли продавать, пожалуйста! У нас будут деньги, клянусь! Мы вылечим маму и папу!
– Не нужно так не нужно, – помолчав, ответила бабушка. – Насчёт земель тоже маглокровная подруга совет дала?
– Нет, – насупился Невилл. – Я сам. Гермиона умная, но вряд ли она управится хотя бы с акром земли.
– А ты?
– Я – да!
– Уверен?
Невилл поначалу оробел под внимательным бабушкиным взглядом, но вспомнил своего храброго друга Рона и сказал твёрдо:
– Уверен!
– Помогай нам Годрик, – снова вздохнула бабушка. – Невесту ищи сам, внук. Это не наказание, не подумай. Просто не хочу тебе своей судьбы. Нравится кто-нибудь из девочек?
Теперь Невилл не покраснел даже, а едва не сгорел заживо.
– Н-нет, – заикаясь, выдавил он. – Д-девочки п-пока… Ну-у…
– Мальчишки? – подняла брови бабушка. – И кто же? Рыжий твой? Как его?
– Нет, – помотал головой Невилл. – Рон – мой лучший друг. И Гермиона тоже, – он прижал ладони к полыхающим щекам, потом спохватился, что жест получился совсем-совсем девчачьим, изо всей силы сжал кулаки и, не давая себе задуматься о последствиях, выпалил: – Мне нравится Гарри! Гарри Поттер!
– А ты ему? – спокойно спросила бабушка.
– А-а… – опешил Невилл. – Н-не…
– Нет?
– Н-не з-знаю… К-кажется, н-нет, – понурился Невилл и приготовился к долгой нотации. Бабушка терпеть не могла Гарри, и Невилл давно догадался, почему: на лицо тот был Блэк из Блэков. Но ведь лицо – это не весь человек, верно?
Бабушка продолжала испытывающе на него смотреть, и Невилла внезапно прорвало:
– Ты неправа! Гарри, он лучше всех! Красивый, да, но красивых много, а Гарри ещё и очень добрый! Очень, бабушка! Он никогда меня не обзывал, никогда не насмехался надо мной! Вернее, обзывал нас с Роном идиотами, но ведь за дело! За Запретный лес, например. А ещё…
– За какой Запретный лес? – схватилась за сердце бабушка. – Что ты делал в Запретном лесу?!
Невилл осёкся и крепко зажмурился. Дракклы дери, да ведь они с Роном долго упрашивали декана Макгонагалл, чтобы та не посвящала родных в подробности их бесславного похода в тенета акромантулов. Упрашивали-упрашивали, и упросили-таки под обещание в следующем году стать усерднее и послушнее, чем даже Перси Уизли.
А теперь он взял и проболтался! Годрик великий, стыд-то какой!
– Отвечай! – прикрикнула бабушка. – Как вас туда занесло? Куда Дамблдор смотрел, мантикоров сын?
– Клад, – прошептал Невилл.
– Что?!
– Мы за кладом пошли, – сознался Невилл, покаянно опустив голову. – Гермиона нашла карту в библиотеке и показала нам.
– Какую ещё карту?
– Старинную. Ну, тогда нам так показалось. Только Гермиона сказала, что она подозрительная и надо всё проверить. А мы… Короче, Гермиону стоило послушать. Карта оказалась подделкой, а в лесу… Ну… Эти…
– Кто? – губы у бабушки побелели, и Невилл испугался по-настоящему.
– Побеги тентакулы, – быстро соврал он и вскочил с кресла. – Ба, ты чего? Ну тентакула и тентакула, что я, какой-то паршивой тентакулы не видел? Тебе плохо?
– Чем вы думали, идиоты?! – закричала бабушка. – Запретный лес потому и Запретный, чтобы всякие кретины не напрягали пустые головы, а сразу знали, что делать там нечего! Зачем тебе клад, горе ты моё?
– Затем, – Невилл угрюмо кивнул на окно с видом на сплошь заросший сорняками аптекарский огород. – Или клад, или в кабалу Гильдии, или с Роном в леса на промысел. Знаешь другие способы, скажи.
Бабушка устало потёрла ладонями лицо и сказала тихо:
– Ты вырос, а я и не заметила. Ладно, Поттера и тентакулу я пережила. Чем ещё обрадуешь?
Невилл с облегчением пожал плечами:
– Вроде ничем. Так ты мне разрешишь немножечко позаниматься растениями? Хочешь, я перед окнами твоей спальни разобью клумбу? Она будет цвести с ранней весны до самых морозов! Хотя, конечно, лучше начать с парников – будут овощи к столу.
– Разрешу, если не будешь отлынивать от тренировок со мной, – твёрдо заявила бабушка. – И ты будешь заниматься на совесть, Невилл Лонгботтом! В наших лесах кроме тентакулы ещё прорва всякой дряни растёт, ползает, бегает и летает! Причём половина из этой дряни не только проворнее, но и умнее, чем вы с Роном вместе взятые! Ясно тебе?
– Да, бабушка! – радостно закричал Невилл и неожиданно для самого себя кинулся обниматься: – Ба, ты у меня самая-самая!
– Ну хватит, хватит лизаться, – проворчала бабушка и потрепала его по затылку. – Боец ты или дурища какая с Хаффлпаффа? Ступай к себе, мне нужно будет потолковать с профессором Дамблдором.
С тех самых пор жизнь у Невилла стала – лучше не придумаешь. С утра до самой ночи он был занят, но ничуть этим не тяготился. Рассветы он встречал на ближних к дому грядках, торопясь вырастить из семян рассаду, которую потом планировал пересадить в маленькую теплицу, пристроенную к кухне. Тепличка эта была почти игрушечной, и в хорошие времена в ней растили лишь пряные травы к столу. Зато она сохранилась намного лучше, чем прочие. Невилл всего-то заменил пару стёкол, переставил ящики для земли уступами, чтобы больше поместилось, и засыпал питательным субстратом – особым для каждого растения.
Последнее оказалось самым трудным и заняло много времени и сил. Дедовы записи не помогли, потому что об овощах тот совсем не писал. Зато пригодились школьные эссе, и Невилл поклялся сам себе, что с первого же заработка купит самую дорогую бутыль медовухи и подарит профессору Спраут – без её уроков он не справился бы.
– Картофель я уже не успею, – объяснил он как-то бабушке, – да и нечего ему делать в парнике. А вот огурцы с помидорами и травки – запросто. Капусту ещё могу, хотя сеять её посреди лета… Нет, могу! Хорошо, семена в дедулиной кладовой сохранились почти все и нам не придётся тратиться, – Невилл взглянул на непривычно тихую и задумчивую бабушку, ойкнул и виновато спросил: – Прости, а что ты любишь из овощей?
– Мясо, – ворчливо ответила бабушка и, подумав, добавила: – Фасоль ещё.
– Легко! – обрадовался Невилл. – Фасоль – вообще без проблем! Любую! В кладовке её завались! Сортов пятьдесят!
Бабушка отчего-то переменилась в лице, но не успел Невилл испугаться, как она стала прежней и насмешливо скомандовала:
– Отряхнулся от земли и отыскал палочку! Будем делать из цивила-огородника настоящего сенокосца!
– Кого? – испугался Невилл.
– Ты называешь этих типов егерями-гербологами, – пояснила бабушка. – Только ни хрена они не гербологи, а большая их половина читать не умеет вообще. Зато и в лес отпускать не страшно. Ног только поменьше, а так чистые кентавры, прости Годрик: тентакулу сожрал и горечавкой подтёрся.
– Класс! – восхитился Невилл.
– Дерутся они тоже как кентавры, – сухо ответила бабушка, – из кустов. Им настоящего мага убить и обобрать за счастье. Увидишь такую тварь, вали насмерть не раздумывая, иначе сам в лесу останешься навечно.
– Как? – опешил Невилл.
– Как сумеешь, – пожала плечами бабушка, – но лучше Авадой. Крови не будет, и зверьё на труп не сразу сбежится. Следом ещё и от мантикоры отмахиваться – удовольствие небольшое.
– Т-так н-непростительное же… – растерянно заблеял Невилл.
– Не попадайся, и простится, – заверила его бабушка. – В лесу у министерства власти нет. Хорош болтать, в позицию!
В «позиции» Невилл стоял недолго, больше лежал: то носом в землю, то на спине, отбив дыхалку, то вообще непонятно как с ногами на голове. Билась бабушка в полную силу, не делая поблажек, и Невилл по сто раз на дню благодарил Мерлина, что к вечеру оставался жив. За каникулы он выдул пару пинт Костероста и помнил ощущения от каждой капли поганого пойла. Будь он прежним мямлей, предпочёл бы снова бегать от дяди Элджи и летать со второго этажа, но теперь у него был огород, письма друзей и дедова библиотека – бабушка отдала ключ, как только Невилл смог продержаться против неё целую минуту.
– Ничего, – скупо похвалила она Невилла, и тот чуть не подпрыгнул от радости. – Ежели твой рыжий дружок взаправду пошёл в маманину родню, то вдвоём у вас есть неплохой шанс. Только ты очень много тратишься на ковыряние в земле. Или бросай огород, или ешь по-человечески!
Невилл обрадованно закивал: в последние дни вместо привычных смутительных снов с участием зелёных глаз и синих магловских штанов на ладной заднице ему снились горы еды, сплошь жирной и неполезной.
С этого дня счастье стало абсолютным. Невилл от души «ковырялся в земле», часами просиживал в библиотеке, добросовестно выкладывался в ноль на тренировках и ел столько, сколько помещалось в брюхе. Кстати, брюхо тоже стало пропадать вместе со щеками, а примерив прошлогоднюю зимнюю мантию, Невилл понял, что в плечах он, кажется, вот-вот сравняется с Роном.
– Ура! – радостно прошептал он зеркалу, сбросил мантию и домашнюю куртку, втянул живот, напряг бицепсы и сделал суровое лицо. – Ничего, – подражая бабушке, кивнул он своему отражению. – Сойдёт, пожалуй.
Последнюю неделю перед Хогвартсом Невилл вообще пахал как проклятый, пересаживая рассаду в тепличку. Нужно было приживить все растения до единого, организовать правильный полив и натаскать старенького домовичка Тиля в нужное время раскладывать подкормку и пасынковать побеги. Домовик, впрочем, помнил ещё дедушкину науку и особо не тупил, хотя и ныл, что «добрый молодой хозяин» всё делает не так.
– Всё так, но по-своему! – огрызался Невилл. – Я пока не лендлорд, мне нужно экономить удобрения и уголь для парника! Закрой рот и подай маленькие грабли!
День для выхода в Косой назначила бабушка и заранее озвучила Невиллу маршрут с раскладкой чуть не по минутам.
– Быстро пойдём, – сказала она. – Дракклы его знают, этого Блэка. Поговаривают, будто он не убить хочет Поттера, а едва не усыновить, но мало ли что болтают тупицы из министерских. Дамблдор тоже блеял что-то о втором шансе, но я ублюдку и первого не дала бы. Запомни, внук. Если вдруг начнётся драка, немедля падай на землю и дёргай вот эту булавку. Порт-ключ домой, понял? Выбросит прямо перед дверью.
– А ты?
– А я, старуха, кому нужна? Погляжу, чем закончится, да продам историйку дуре Скитер, – подмигнула бабушка и тут же посуровела. – До Блэка как до бойца и мне далеко, а уж тебе-то и вовсе не сравняться никогда. Не вздумай своевольничать, а то выдеру так, что месяц жопу в бадьян макать будешь!
Невилл послушно склонил голову, но перед сном всё равно долго мечтал, как лихо он отобьётся от злобного Сириуса Блэка, пленит негодяя и передаст офигевшим аврорам, а Гарри в благодарность… Благодарность Гарри представилась до того явно, что пришлось сменить простынь – воспользоваться чарами попросту не осталось сил.
В Косом Невилл беспрестанно вертел головой, но не разглядывал товары, как обычно, а следил за кончиком бабушкиного зонта, которым та указывала на авроров и группы типов в неброских видавших виды мантиях дуэльного кроя.
– Смотри внимательно, – скомандовала бабушка. – Три тройки прикрывают аппарационную площадку, видишь? Ещё одна в цивильном – это Ковен, мать их! – страхует их в стороне. Гоблины – ты посмотри только! – поставили арбалетчиков. Второй ряд зубцов на фасаде видишь? Это замаскированные бойницы. Присмотрись, и увидишь. Узкий проход, и над лавками антиаппарационный купол, но бойцы – смотри! – здесь, здесь и здесь. Зачем, как думаешь?
Невилл беспомощно пожал плечами и, краснея, выслушал:
– Бестолочь! Смотря по ситуации: либо убирать купол к дракклам, либо усиливать, если кто-то вздумает ломиться. Вот ещё две тройки из Ковена. Что они делают?
«Две тройки» лениво подпирали стены лавок, зубоскалили и подмигивали симпатичным парням и девицам.
– Ничего, – угрюмо буркнул Невилл. – Ба, я…
– Перекрёсток поганый, – объяснила бабушка. – Застроен и загромождён товарами так, что из-за угла на тебя табун фестралов может выбежать, а ты их не увидишь до последнего. Эти увидят, дадут знать тем, кто дальше по улице, и на минуту-другую сумеют задержать.
– Ба, зачем это мне?
– Затем, что в лес собрался. Растяп там едят каждый день. Я знаю, что организовать такую охрану – толково они встали, сукины дети! – ты не сумеешь. Кровь не та, уж прости. Но! – бабушка подняла указательный палец и строго посмотрела на Невилла. – Ты должен предвидеть чужие действия, а значит – точно знать, что и зачем происходит здесь и сейчас. Сегодня Косой переулок вполне себе Запретный лес. Вон, Ургхарт чешет. Чем тебе не мантикора? Что он делает?
– Чешет, – вздохнул Невилл потерянно.
– Верно, – неожиданно усмехнулась бабушка. – Расставил посты и идёт к трактиру. Посмотри на походку – не по делу идёт, просто так. Ладно, заканчиваем с покупками – и сразу домой.
Невилл согласно кивнул, ещё раз посмотрел на папашу слизеринского префекта Ургхарта, постарался зашагать словно по делу, споткнулся и чуть не упал. Бабушка насмешливо фыркнула, ухватила его за капюшон мантии и сказала:
– Научишься ещё. Задатки есть. Не совсем ты огородник, слава Годрику, но поработать придётся на совесть. Идём, опаздываем. Ещё куча дел.
Накануне отъезда в школу бабушка поманила Невилла за собой, в обычно накрепко запертый парадный зал особняка, одним взмахом палочки зажгла всю сотню свечей в пыльной люстре и подвела к семейному гобелену.
– Самый яркий и мирный гобелен во всей Британии, – сказала она. – Цветочный ковёр. Никаких черепов, чудовищ, корявых миниатюр и прочей траханой готики. Красиво. Красиво и щедро. Лонгботтомы считают всех – своих и пришлых, одарённых и бесталанных, послушных и смутьянов. В этом роду нет изгнанников, и на каждого найдётся свой цветок – один-единственный, неповторимый. Правда, Николас толковал, что в природе таких цветов не встретишь. Мол, на магическом гобелене и цветы должны быть небывалые.
Невилл согласно кивнул, присмотрелся и помрачнел: цветы мамы и папы по-прежнему были блёклыми, словно присыпанными пылью.
– Мы их вытащим, – сказал он, упрямо наклонив голову. – Пока не знаю как, но вытащим!
– Дай-то Мерлин, – глухо промолвила бабушка. – Но мы здесь не за этим. Погляди-ка: ковёр цветёт пышным цветом на зависть любой оранжерее. Родичей у нас много. Но в основной линии ты остался один. И фамильного дара больше нет ни у кого.
Невилл снова посмотрел на гобелен. В густом переплетении цветущих ветвей центральный ствол и впрямь смотрелся неказисто. Зато его собственный цветок, бывший в прошлом году тугим бутоном, наконец раскрылся. Нежные лепестки густо-василькового цвета сложились в нечто, похожее на розу, и Невилл досадливо цокнул: цветочек вышел каким-то совсем уж девчачьим. Красиво, конечно, но…
– Родни много, – сказала бабушка, вздохнув, и неловко чмокнула Невилла в макушку. – Помню, всегда был полон дом гостей. Да только Николас шума не любил и сбегал постоянно. Как-то на Рождество я его из теплиц за праздничный стол гнала черенком от лопаты.
Невилл слабо улыбнулся; он сам предпочёл бы компанию растений своим шумным и деятельным родичам.
– Другой бы долго мне поминал, а Николас… Побурчал, кружку пунша выдул, под омелу меня затащил да опять в теплицы свои сбежал. Вредный был, упёртый.
– Лопата – это чересчур, бабушка, – набравшись смелости, заступился за деда Невилл.
– Да? А спальня, заставленная всякой дрянью?
– Какой дрянью?
– Я знаю? Хорошо, если она просто воняла тухлятиной, но чаще жгучим соком брызгалась или колючками стреляла. Получи ты колючкой в задницу в самый… гм… деликатный момент, сразу за лопату схватился бы, а не ждал Рождества.
Невилла мигом бросило в жар: он представил «деликатный момент» рядом с Гарри и приятные хлопоты по вытаскиванию колючки из…
Бабушка вновь взмахнула палочкой, погасила большую часть свечей в люстре и уселась на диванчик у стены. Невилл, могучим усилием воли прогнав мечтания, устроился рядом.
– Разговор будет непростой, – помолчав, выдала бабушка. – Долго думала, с чего начать, и начну-ка я, пожалуй, с конца. Пророчество – это не выдумка.
– Я знаю, – хлопнул глазами Невилл. – Мы с Роном всегда…
Бабушка невесело усмехнулась и покачала головой.
– Прости, но я до последнего была убеждена, что Дамблдор врал. Под конец войны дела были плохи у всех, даже у Пожирателей, чтоб им пусто было. Про Орден Феникса и говорить нечего – к тому моменту в Ордене из толковых бойцов живы были только мой Фрэнк, Аластор Моуди и Сириус Блэк. В другое время и в другую войну уже замирялись бы вовсю, но мир с Неназываемым был невозможен. И тут появляется это дракклово пророчество. Как по заказу.
– По к-какому з-заказу? – растерянно спросил Невилл.
– Поди знай, но тогда я Дамблдору чуть в бороду не вцепилась. Вместо того, чтобы сбрехать что-нибудь полезное, взял и устроил охоту на беременных баб! Будто и без того цивилов мало побили!
Невилл представил бабушку в ярости и поёжился.
– Не вцепилась? – опасливо поинтересовался он.
– Нет, – буркнула бабушка. – Фрэнк удержал, – она помолчала и убито добавила: – Вцепилась бы, а толку? Наутро Фрэнк сказал мне, что Алиса беременна. Переезжать в мэнор из лондонского дома он отказался наотрез. Защиту им тайнюки ставили, видите ли. Николас на него орал, а я, дура, соглашалась с сыном.
– Почему?
– Ну как же! Где Отдел тайн, а где защита каких-то огородников. От воров да конкурентов защита. Не от убийц, – бабушка прикрыла глаза, смаргивая слёзы. – Кто же знал, что даже на тайнюков нельзя положиться. В общем, мы с Николасом поругались. Крепко поругались. По-настоящему. Да так и не помирились. Всё он мне вспомнил за всю жизнь, а Орден – особенно. Мол, и сама встряла, и сына с невесткой втянула.
– Бабушка, не плачь, – взмолился Невилл. – Он же не хотел! Он испугался, наверное, просто. Рон тоже кричит на всех, когда боится.
– Не понимал, – покачала головой бабушка. – Не хотел он нас понимать. Разве можно было Фрэнку уйти со службы в такое время? Как потом самому себе в глаза смотреть? Авроры не воевали, внук. Они поддерживали порядок. Защищали людей. Не у всех есть мэноры, не у всех есть силы отбиться от негодяев. Долг – есть долг. Никак нельзя было уходить из аврората, понимаешь?
Невилл, кусая губы, кивнул.
– Орден же… У министерства к Дамблдору давненько особый интерес, ещё со времён Гриндевальда. Вечно Альбус втихаря что-то проворачивал такое, что потом всем миром расхлёбывали. Оставлять его без присмотра в смутное время никто не собирался. Вот Фрэнк с Алисой и вступили туда как бы наперекор Скримджеру. Полагаю, Моуди с Шеклболтом в Ордене тоже не без задней мысли оказались, однако доподлинно я этого не знаю, а потому держусь от хитрых жмыров подальше. Сказать по чести, в Ордене и впрямь хорошие ребята собрались, если не считать Блэка и Люпина. Но это уже неважно. Важно то, что Пророчество истинное. Ты в большой опасности, внук.
– Да, я знаю, но…
– В том-то и беда, что не знаешь, – бабушка внезапно обняла его и прижала к груди. – Ничего не знаешь. Не знаешь, что почти все цветочки с этого драного гобелена видят себя во главе рода и хозяевами твоего мэнора. Так что гостей я не привечаю, как видишь. Выставляюсь старой вздорной курицей, а моего Жалящего каждый из твоих дядьёв-кузенов хоть разок, да попробовал. Ждут, пока помру. Все ждут. Даже дурень Элджи. Ещё ты не знаешь, что лживое пророчество было мне на руку: можно было устроить твоё будущее под рукой Светлого лорда без беготни по лесам и заискивания перед Гильдией. Да и не казался ты, уж прости, наследником Николаса. Думала, пристрою тебя в министерство и женю на девушке с хорошим приданым. Будешь сыт и доволен и, даст Мерлин, порадуешь правнуками.
– Я не хочу в министерство! – запротестовал Невилл и ещё теснее прижался к бабушке, не находя сил разжать объятия. – Что я буду там делать?
– Вот уж не знаю, – вздохнула бабушка. – Теперь-то все планы насмарку. Будем строить новые. Вместе. Согласен?
Невилл счастливо закивал и украдкой смахнул дурацкие, незнамо отчего выступившие слёзы.
***
Сутолока на перроне была страшная, и Рон отчаялся было высмотреть Невилла, но вовремя заметил знаменитую шляпу его бабки. Ростом и статью «старушка» вполне тянула на аврорского штурмовика, и чучело стервятника свысока презрительно разглядывало суетившихся магов. Рон, почтительно склонив голову, дождался, пока леди Лонгботтом коротко обнимет своего внука, командным голосом велит Невиллу «писать часто и подробно» и величественно удалится в сторону площадки для аппарации.
Тогда и только тогда Рон подскочил к Невиллу, нагруженному здоровенным чемоданом и переносным террариумом.
– Здорово, друг! – хлопнул он Нева по плечу и едва не присвистнул от радостного удивления – плечо-то ого-го! Почти такое же, как у самого Рона. – Давай помогу! Мы купе уже заняли. Во-он тот вагон.
Невилл расплылся в улыбке, поставил чемодан, плюхнул поверх чемодана переноску с возмущённо квакнувшей жабой и сгрёб Рона в объятия. Хватка у заметно подросшего и сильно похудевшего приятеля оказалась тролльей; Рон даже крякнул от неожиданности.
– Здравствуй, Ронни! Я скучал! – голос у Нева тоже изменился, а вот интонации остались прежними – мягкими, почти извиняющимися. – Ужасно рад тебя видеть! Гермиона с тобой?
Рон вздохнул, снова вручил другу тяжеленный террариум – эта жаба камни жрёт, что ли? – и подхватил его чемодан.
– Со мной, но я с ней не разговариваю, – мрачно признался он. – Её кот мою Коросту чуть не задушил.
– Какой славный кот, – усмехнулся Невилл. – А на земноводных он не охотится случайно?
– Эта тварь на всё охотится, – недовольно буркнул Рон. – Думаю, эта скотина запросто выселит кентавров из Запретного леса. Эй, я не понял, ты за меня или за кота какого-то паршивого?
– Я – за шоколад! – преувеличенно серьёзно сообщил Невилл. – Если твоя крыса стащит хоть одну плитку у меня из тумбочки, я её сам придушу!
– Она тебя не слышит, – Рон похлопал себя повыше ремня: там, за пазухой, дрыхла усыплённая от греха Короста. – То ли от египетской жары у неё мозги ссохлись, то ли от Тревора твоего нахваталась, но сбегает, сволочь, чуть не каждую минуту. Я затрахался её ловить. Пришлось клянчить у Форджей их фирменную сонную настойку. Сутки отдыха они мне обещали.
– Поделишься? А то мне бабушка опять это чудовище всучила.
– Зачем?
– Сглазы отводить, – с досадой ответил Невилл. – Мол, лучше всякого изумруда.
– Точно! Намного тяжелее! А ещё изумруды скакать не умеют! – засмеялся Рон. – Идём, пора.
Они поспешили к вагону и успели буквально за полминуты до того, как двери закрылись. В тамбуре, взвизгивая и хохоча, обнималась компания девчонок из Хаффлпаффа. Гвалт стоял невероятный, не хуже, чем в «Волшебном зверинце», и Рон наконец решился.
– Слушай, друг! – свободной от чемодана рукой он притиснул Невилла к узкой дверце туалета и зашептал тому прямо в ухо: – Ты, это… Классно выглядишь, короче.
– Э-э… – растерянно моргнул Невилл, запыхтел, пытаясь вывернуться, и прижал к себе террариум обеими руками. – Рон, ты, это… Чего это ты?
– Выглядишь, говорю, классно, – Рон нечаянно опустил глаза, встретился взглядом с драккловой жабой и едва удержался, чтобы не плюнуть промеж лупатых гляделок. – Надо, чтобы и вёл себя не хуже! По-геройски, ясно? Не краснеть, там, не заикаться и прочее. Понял?
– Н-нет, – Невилл вытаращил глаза не хуже своего фамилиара. – Р-ронни… М-мы же д-друзь…
– Вот именно! Поэтому я должен тебя заранее предупредить! Подготовить, короче.
– Н-не гот-тов! – заикание никуда не делось, но голос у друга внезапно обрёл стальную твёрдость. – И не б-буду! Никогда!
– Этого я и боялся, – горько вздохнул Рон, опустил чемодан на пол, уселся на него и задумался. Через несколько секунд его осенило: – Слушай, а если мы тут постоим чуток, пока в разум не войдём? А?
– Д-да я-то в разуме, – помолчав, преувеличенно спокойно отозвался Невилл. – Но если надо, п-постоим, не вопрос.
– Ага! – обрадовался Рон, подвинулся, освобождая место на чемодане, и потянул друга за рукав; Невилл не шелохнулся. – Соберись и слушай. Как зайдём в купе, ты сразу делайся крутой и суровый как… Как бабка твоя! Мы сегодня в одном купе с Гарри едем, понял? Мне с ним поговорить надо по важному де…
Невилл охнул и выронил террариум.
Рон едва успел отдёрнуть ногу, а Тревор разразился заполошным бре-ке-кеканьем, выпрыгнул из переноски фута на три вверх и шмякнулся прямо посреди стайки хаффлпаффок. Дружный визг ударил Рону в уши, оглушая; палочка будто сама прыгнула в ладонь, и впервые в жизни Рон сумел сотворить невербальное заклинание – свою безотказную Левиосу.
Тревор повис под потолком, суматошно колотя лапами. Судя по раздувшемуся горловому мешку, он поносил обидчиков самыми страшными жабьими оскорблениями, но за девчачьим воем и визгом его было не слыхать.
«Сейчас проклянут нахрен!» – сообразил Рон, вскочил, ухватил Невилла за руку, зацепил Левиосой чемодан и ломанулся в коридор. Мордредову жабу и брошенный террариум он левитировать не стал – ему нужна была фора в пару-тройку секунд, чтобы успеть поставить хоть какой-нибудь щит. Тревор вроде как сглазы должен отводить? Вот пусть и отводит. Сам напросился.
Визг внезапно стих, и послышалось слабое «ква-а-а!»; Рон опасливо обернулся, задвинув Невилла за спину. Палочку он сжимал боевым хватом, но что толку? Против него, одинаково уперев руки в бока, стояла целая толпа злющих ведьм.
«Ну хоть палочки не достали!» – сам себя утешил Рон и сам же себе не поверил: маме, чтобы навешать подзатыльников, никогда никакая палочка не была нужна.
– Идиоты! – прошипела старшая из девчонок, пятикурсница Беатрис Хейвуд. – Вы зачем измываетесь над бедненькой лягушечкой? Вас бы так швыряли, живодёры!
Какая-то мелкая, незнакомая Рону девчонка баюкала «бедненькую лягушечку» на руках, а та – скотина! – свесила лапы и изображала пронзённую кинжалом Серую Леди.
– Никого мы не швыряли, – собрав всю свою храбрость, мотнул головой Рон. – Он сам куда-то поскакал, придурок!
– Так это мальчик! – незнамо с чего обрадовалась мелкая нянька. – Какой хорошенький! Он голодный, наверное. Не знает, что в поезде нет мух и комаров. Почему вы его не кормите?
Следующие пять минут Рон с жаром уверял девчонок, что хорошенький мальчик Тревор сыт, согрет, обласкан и ни в чём не нуждается, а полёты любит, потому что прирождённый квиддичный капитан. По паре оплеух они с Невиллом всё же огребли, но были тут же отпущены под обещание никогда-никогда больше не расстраивать прелестного фамилиара.
За дурацким происшествием Рон совсем позабыл, что хотел дать Невиллу собраться с духом и проявить себя в самом выгодном свете, так что их появление в купе прошло почти незамеченным: Поттер подозрительно разглядывал спящего егеря, который внезапно оказался профессором, рвался на поиски другого купе, а потом интересовался датой следующего полнолуния.
– Мы даже расписания ещё не знаем, а ты уже готовишься к прорицаниям? – попытался пошутить Рон. Краем глаза он покосился на Невилла и мысленно застонал: друг поплыл, на глазах превращаясь в прежнего Пупса – робкого заику с безвольно опущенными плечами и вечно встревоженным взглядом.
Поттер нервно пожал плечами и равнодушно поинтересовался у Невилла:
– Как у тебя дела? Не видел тебя в Косом.
– Хорошо, – сиплым голосом отозвался Невилл. – Г-гарри прав, нужно уйти отсюда. Ид-дёмте!
– Куда?! – взвыл Рон. – Вагон битком! Так, тихо всем! Гермиона, заткни своего упыря!
– Сам ты! – возмутилась Гермиона и тут же нежно заворковала: – Успокойся, Глотик! Посиди тихонько, моё сокровище! Приедем, и я тебя выпущу.
Рон зарычал (получилось куда скромнее, чем у гадского кота) и решительно обвешал егеря-профессора «заглушками», которым научился летом у Чарли.
– Я вижу, у всех есть новости, – решительно начал он. – Всех выслушаем, но я первый! Короче, спустился я сегодня ночью из номера в зал за крысиной микстурой… Забыл пузырёк на столе, – торопливо пояснил он в ответ на удивлённые взгляды. – Спустился, значит, а там мама с папой не спят. Я их случайно подслушал.
– Фу! – ожидаемо фыркнула Гермиона, а Джинни грозно нахмурилась.
– Все «фу» потом! – отрубил Рон. – Короче, для поимки Блэка министерство поставит в Хоге свою охрану.
– Опять? – скривился Гарри. – Достали!
– Гарри, – строго сказала Гермиона, – это всё ради твоего же блага!
– Благо там хрен отыщешь, – зло выдохнул Рон. – Прикинь, это будут дементоры!
– Кто?! – хором выкрикнули Невилл и Джинни, а Гермиона нахмурилась, явно вспоминая, где именно она могла о них читать. У Поттера лицо сделалось будто каменное; он медленно прикрыл глаза и надменно поджал губы.
– У Фаджа вашего, похоже, вместе с башкой ещё и котелок заглючил, – сказал он каменным же голосом. – Хогвартс у нас теперь Азкабан? Предлагаю прыгнуть с поезда, пока недалеко отъехали.
– Что ты такое говоришь? – возмутилась Гермиона. – Уверена, что профессор Дамблдор…
– Папа сказал, что профессор ничего не смог поделать, – перебил её Рон. – Мол, в замок их никто не пустит, а значит, школьникам ничто не угрожает. Будут по окрестностям Блэка ловить.
– Дементоры не ловят, дементоры убивают, – всё так же безжизненно произнёс Поттер. – Спасибо, Рон. Я не назову твоего имени, но предупредить своих я должен. Прости.
– Да предупредят всех, – пожал плечами Рон. – Думаю, на пиру и предупредят. Такое разве скроешь? Невилл, у тебя что? Чем тебе купе не понравилось?
Невилл решительно выпрямился и сдвинул брови. Рон украдкой показал ему большой палец: давай, друг, не робей!
– Этот человек, – Невилл указал на спящего, – был другом твоего отца, Гарри!
Гермиона и Джинни изумлённо переглянулись, Рон присвистнул и уставился на егеря.
– Знаю, – ответил Поттер и, кажется, вообще целиком окаменел. – Ремус Люпин. Если верить гравировке на портфеле. Но я знаю только имя, а что знаешь ты?
– Бабушка не считает его хорошим человеком, – Невилл всё ещё волновался, но хоть заикаться перестал. – Правда, не сказала, почему.
– В своё время его подозревали в предательстве. Наравне с Блэком, – снова кивнул Поттер. – Но он здесь. В должности профессора. Значит, директор Дамблдор ему верит. Я же буду держаться от него подальше, пока мне хоть кто-нибудь хоть что-нибудь не объяснит.
– А зачем? – удивился Рон. – Проспится, и спросишь. Вот прямо в лоб. Чего тянуть-то?
– И верно, – невесело усмехнулся Поттер. – Вперёд, Гриффиндор, да?
– Да! – согласился Рон. – Сразу всё станет ясно!
– А он не подслушивает? – подозрительно прищурилась Джинни.
– Нет! – Рон для проверки громко хлопнул в ладоши. Все, кроме Поттера, вздрогнули, а из кошачьей переноски раздалось противное «мр-ряу!»; спящий не шевельнулся. – Видишь? Он нас не слышит.
Дверь купе скрежетнула роликами, отъезжая в сторону, и на входе нарисовался мрачный Хорёк. Два здоровенных еблана Крэбб и Гойл топтались у него за спиной.
– Здравствуй, Гарри! – сказал Малфой. – Что ты здесь забыл? Идём к нам.
– Здорово, Поттер! – прогудели его приятели. – Как ты? Ничего?
– Привет, парни, – отозвался Гарри. – Пока ничего, а там посмотрим. Вы в курсе, что Хогвартс от Блэка будут охранять дементоры?
– Иди ты! – озадачился Гойл, а Крэбб просто разинул пасть от удивления. – Ни хрена себе! Откуда знаешь?
– Знаю, – хмыкнул Поттер. – Ступайте к себе, ребят. Я тут пока побуду.
– Гарри! – снова позвал его Хорёк, но Поттер отвернулся и стал смотреть в окно, будто там было что-то интересное.
Рон оживился и подмигнул Невиллу. Видно, Малфой где-то крупно облажался, и упустить такой шанс было бы глупостью. Понятно, что так просто слизни от Поттера не отстанут, но стоило напомнить, что кроме подземельных гадов на свете существуют и нормальные люди.
– Сказано тебе, вали! – как можно нахальней ухмыльнулся он. – А то разбудишь нашего нового профессора и огребёшь триста отработок ещё до пира!
Хорька перекосило. Он открыл пасть, но сказать ничего не успел, потому что был оттеснён из дверного проёма тушей Крэбба.
– Пойдём, Дракон, – забубнил Крэбб. – Видишь, рано ещё. Поттер, ты на него не сердись, ладно? Ну, написал херню, и написал. У него бывает, знаешь ведь. Воображение чересчур, вот и косячит иногда. Ничего такого он не думает, правда.
– Ничего такого? – Поттер в удивлении высоко задрал брови. – Чего «ничего такого»?
– Вообще ничего! Честно! – Крэбб прижал руку к сердцу, отпихнул Гойла и резко задвинул дверь купе.
– Что это было? – спросила Гермиона у Гарри. Тот развёл руками и задумался, а Джинни покраснела и принялась внимательно разглядывать откидной столик у окна.
– Точно! – воодушевился Рон. – А не пора ли нам открыть припасы? У нас с Джин есть пирог с мясом! Вкуснющий!
– Давайте! – согласился Поттер, выныривая из своих дум. – Мне Том тоже целую корзинку дал! Сейчас посмотрим, что там. А тележка со сладостями когда будет?
– Вот-вот должна! – сообщил Рон и зашарил по карманам, отыскивая припасённую мелочь. Теперь покраснел Невилл, и Рон мысленно дал себе пинка: надо было ещё в тамбуре ссудить того парой сиклей. Гадская жаба – все планы насмарку!
Девчонки засуетились, причём Гермиона прежде всего распечатала пакет с готовой едой для своего кошака. Воняла кошачья жратва так, что поморщился даже излишне вежливый Поттер. Джинни же быстро накрыла столик к обеду, постаравшись разложить нехитрую снедь красиво.
– Готово, мальчики, – улыбнулась она. – Невилл, бери ещё. Ты вымахал, будто тебя профессор Спраут в теплице заперла на всё лето и поливала удобрениями, как мандрагору!
– Угу, – согласился Гарри, намазывая свой кусок пирога яблочным джемом.
Рона невольно передёрнуло: помогай Годрик, сладкое мясо!
– Именно что в теплице, – тихо рассмеялся Невилл. – Только в своей собственной. Все каникулы я работал на огороде. А ещё тренировался с бабушкой!
– Офигеть! – позавидовал Рон. – Что, вот прямо настоящие тренировки? Покажешь?
– На каникулах ведь нельзя колдовать! – возмутилась Гермиона.
– Смотря где, – объяснил ей Рон. – У нас дома можно, но с оглядкой – маглы рядом живут. А у Лонгботтомов колдуй хоть сутки – целый мэнор!
– Это несправедливо!
– Есть такое дело, – спорить Рон не хотел. – Приезжай в гости, поколдуешь вволю.
Потом они вскладчину накупили сладостей (Рон исхитрился незаметно передать деньги Невиллу, пока Поттер, облизываясь, выбирал шоколадные котелки) и принялись рассказывать, кто как провёл каникулы. Больше всех мог бы рассказать Поттер, но он помалкивал и лишь мотал головой в ответ на робкие расспросы Джинни: «Ничего интересного. Лавки, магазины и кафе. Нагулялся на три года вперёд».
После обеда за окном вагона зарядил дождик: стекло покрылось каплями. Джинни задёрнула шторки и зажгла светильники над багажными полками.
Время от времени кто-нибудь заглядывал в купе поздороваться и поинтересоваться делами: то Симус с Дином, то мелкий Криви (ему Гарри обрадовался больше всех), то нахальный Забини с коробкой домашних пирожных и уверениями, что Хорёк едва не при смерти от неведомых переживаний («Не с нашим счастьем», – буркнула на это Джинни), то Ли Джордан с Форджами, то капитан Вуд с печальной новостью о первом в истории Хога второгоднике Флинте, а то и придурок Нотт с истошным воплем: «Поттер, завязывай уже дуться! Подумаешь, цаца!»
В придурка полетела магловская книжка, обёрнутая пергаментом, тюкнула того корешком в лоб и сподвигла на фальшивые стенания: «Ох, я ранен, я почти убит, целителя мне срочно!»
– Экзорциста! – рявкнул Гарри, забрал у Нотта свою книгу и закрыл дверь купе. – Блин, хоть запирайся!
– Давай! – согласилась Джинни. – Отдохнёшь немножко.
Невилл же только молча сопел и смотрел на Поттера не отрываясь.
Рон запер дверь Коллопортусом, натренированным на клетке с Коростой, и взял последний кусок пирога. Неспешный разговор возобновился, а Поттер задремал, привалившись плечом к неподвижно замершему Невиллу. Было очень уютно, даже поганый кошак угомонился и затих.
Вечером, когда за окном совсем стемнело, а Рон уже предвкушал конец пути и праздничный пир, поезд внезапно замедлил ход. Гарри вздрогнул и открыл глаза.
– Уже приехали? – спросил он сонным голосом.
– Не-ет, – озадаченно ответил Рон. Поезд ехал всё медленнее, а колёса стучали всё реже и тише. – Ещё с полчаса должны ехать.
Вдруг поезд, дёрнувшись, резко встал. С полок упали чемоданы, заорал кошак в переноске, заквакал Тревор, а сам Рон не удержался на ногах, плюхнулся на сиденье и выругался.
– Что за… – начала Гермиона, и тут погас свет.
– Откройте дверь! – негромко скомандовал Поттер, и Рон послушно выдал Алохомору.
В коридоре тоже было темно, двери купе открывались, и был слышен встревоженный гомон студентов.
– Наверное, какая-то поломка, – сказала темнота голосом Гермионы. – Ай, Невилл, это моя нога.
– Прости, – деревянным голосом отозвался Невилл. – Ронни, зажги Люмос!
– А сам?
– Зажги! – настойчиво повторил Невилл.
Рон достал палочку, взмахнул ею и снова выругался: Люмос не зажигался! Самое простое, с детства знакомое заклинание не работало! Рон торопливо вытер внезапно вспотевшие ладони о свитер и снова попытался зажечь огонёк. Хрен там!
– Что происходит? – спросил он неизвестно у кого. – Невилл?
– Ни в какую, – отозвался Невилл.
– У меня тоже, – жалобно сказала Джинни.
– Я разбужу профессора! – Гермиона ойкнула: видно, споткнулась или ударилась. – Профессор! Профессор Люпин, просыпайтесь! Проснитесь же! Мальчики, он не просыпается!
– Давай вместе попробуем, – сказал Гарри, и через пару секунд раздался незнакомый мужской голос, сонный и растерянный.
– Уже приехали? – спросил Люпин. – Почему вы не зажжете фонари?
– Не зажигаются, профессор, – доложила Гермиона. – Поезд остановился. Кажется, сломался. И почему-то нельзя наколдовать Люмос.
– Разве? Да, верно, – Люпин помолчал, а потом вдруг резко скомандовал: – Отойдите от двери!
Рон почувствовал озноб, да такой, что зубы застучали. Он плотнее прижался лопатками к сиденью и понял, что мёрзнет в тёплом свитере. И хрен на то, что мёрзнет, но он боится! Боится темноты, боится быть в вагоне, боится подать голос – всего боится! Где-то совсем рядом заплакала Джинни, и Рон яростно затряс головой, пытаясь прогнать внезапный дурацкий страх.
Вдруг купе осветилось неверным серебристым светом, и Рон заморгал: его слегка отпустило, а свет исходил из рук профессора Люпина.
– Уходи! – властно велел кому-то профессор, и серебристый свет стал ярче: – Здесь нет Блэка! Уходи!
– Мамочки! – пискнула Гермиона, и Рон понял, что самое время разбить окно и выскочить из проклятого вагона: у двери стояло нечто огромное, непонятное и страшное. «Головой» оно упиралось в потолок, а призрачная «мантия» колыхалась, будто от сильного ветра. От жуткой фигуры несло могильным холодом; она выпростала из складок непроглядного мрака «руку» – гадкую, осклизлую! – и, наверное, что-то произнесла, потому что Рон на секунду ослеп и будто по лбу получил.
Поттер вдруг закричал во весь голос, вскочил с сиденья и тут же рухнул на пол как подкошенный, прямо под ноги Рону.
Профессор метнул в фигуру сгусток серебристого сияния, и та шарахнулась назад, в коридор.
– Уходи! Прочь! Прочь! Гарри! Гарри, что с тобой?!
Драко ухмыльнулся бы злорадно, но он и сам только что был расцелован мамой в обе щеки и отчаянно мечтал поскорее очутиться в поезде. По счастью, папа решил традиции не нарушать и стоял в образе paterа, напоказ поигрывая тростью с рукоятью в виде оскаленной змеиной головы.
– Будь умницей, – сказала мама и поочерёдно приложила кружевной платочек к абсолютно сухим глазам. – Не привлекай ни к себе, ни к Гарри ненужного внимания. Ты меня хорошо понял, Драко? Никаких походов в Тайные комнаты, охот на монстров и попыток увидеться с Сириусом, ясно?
– Да, мадам, – Драко мученически вздохнул. – Уж на сотый раз я совершенно точно запомнил все ваши советы, благодарю.
– Запомнить мало! Надо, чтобы ты им последовал, негодник! – рассердилась мама. – Квиддич, библиотека и Большой зал!
– Хогсмид ещё, – напомнил Драко.
– Не дальше «Сладкого королевства»! Магнус грозился переселить Ковен в эту дурацкую деревню, если понадобится, но лучше бы не понадобилось. Ничего не забыл?
– Мама, ты три раза перебрала мой чемодан!
– Четыре, – скучающе обронил папа. – Ты спать ушёл и не видел.
– Люций!
– И была абсолютно права, милая. В нашем положении предусмотрительность – дело не лишнее.
Мама покачала головой и вздохнула:
– Как же вас заставить беречь себя?
– Ма-а… – застонал Драко. – Мне пора! Двери в вагонах вот-вот закроют.
Мама ещё раз обняла его, ласково взъерошила чёлку и наконец-таки отпустила.
Драко торопливо подхватил вещи и едва не бегом кинулся к поезду. Впрочем, Теодор его обогнал и вскочил на подножку первым.
– Шевели задницей, Малфой, – нервно велел он, – пока нас не поймали и не поцеловали ещё куда-нибудь! Салазар-спаситель, и этот позор на глазах у всей Британии!
Драко поднажал, и через пару минут уже хлопал по плечам Винса с Грегом.
– Здорово, парни! Купе заняли?
– Спрашиваешь! Первым делом, – Винс забрал у Драко чемодан и пожал руку Теодору. – Привет, дружище! Ты к своим идёшь или с нами останешься?
Тео долго не раздумывал:
– С вами! Мои сейчас всю дорогу будут гадать, что это такое было.
– А что это было? – с любопытством спросил Грег. – Я твоего отца в первый раз в жизни увидел не в дуэльной мантии. И Забини нашего целая толпа народу провожала, а не одна только тётка, как обычно.
– Что, и сама мадам Забини? – изумился Тео и огорчённо цокнул: – А я всё прозевал, ну надо же!
– Леди Розабеллы не было, – с сожалением вздохнул Винс. – Я её тоже высматривал, если честно. А уж как папаня башкой вертел, пока маменька не пообещала ему и вовсе открутить её напрочь. Башку, в смысле, – он помолчал и добавил: – Знать не знал, что моя мама умеет так злобно шипеть.
– Любая девчонка умеет, – с авторитетным видом заявил Грег. – Особенно если ты не на неё смотришь, а на леди Розабеллу. Короче, Тео, колись! Что это такое было?
– А я ебу?! – снова занервничал Теодор. – Мы с Хорьком вообще за стенами были, когда папаня вдруг решил, что он честный обыватель! Дедову парадную мантию напялил, на перрон заявился и меня обслюнявил всего! Того и гляди лавку откроет! Меня тогда точно родимчик хватит!
– Что за непочтительные речи о родителе? – нарочито возмутился Драко. – Как откроет лавку, так будешь стоять за приказчика!
– Слышишь, Хорь, не начинай!
Драко посерьёзнел:
– Папа говорил, лорд Нотт и Робардс поскандалили из-за охраны Поттера. Думаю, это демонстрация. Посмотри, как людно. Я даже не подозревал, что столько народу старалось не светиться.
– Не то слово, – покивал Винс. – Не только Забини заявились всей толпой. Много наших, оказывается. Это же хорошо?
– Министерство должно оценить, – ухмыльнулся Грег, – прибавление среди честных обывателей. Хотя лавочники из них, конечно, те ещё. Зато теперь всё понятно. А сам Поттер-то где?
– Э-э… – Драко замялся. – Парни, тут такое дело…
Дверь взвизгнула, открываясь, и в купе заскочил Забини – как всегда нарядный, благоухающий дорогим одеколоном и сверкающий белозубой улыбкой.
– Ах, вы здесь! – воскликнул он обрадованно и полез обниматься; первым под шквал неистощимого дружелюбия попал Грег. – Как же я скучал!
– А уж мы-то! – ошарашенно отозвался Винс, которого Блейз за пару секунд успел обнять, хлопнуть по плечу, дёрнуть за короткий чубчик и шутливо чмокнуть в нос.
Такой же поцелуйчик достался и Драко, а потом Блейз отступил на шаг, окинул его оценивающим взглядом и снова кинулся обнимать:
– Mio caro, какой ты стал красавчик! Вырос! Прическа – блеск! Только нужно будет оттенить глаза. Я сделаю краску для ресниц и бровей, и мы…
– Фу, Забини, опять ты за своё! – сморщил нос Тео. – Отстань уже со своими глупостями, здесь нет девиц на выданье!
Забини воинственно выпрямился и грозно засверкал синими-пресиними глазами:
– Разве ты, Теодор Нотт, не рад видеть своего друга? Что за гадости с порога?
– Рад-рад! Очень рад! – опасливо сбавил тон Тео. – Не пойму только, зачем красить Хоря. По мне, он и некрашеный ничего так.
– Ладно, живи, – милостиво изрёк Блейз, тут же повис у Тео на шее и наградил того поцелуем в щёку. – Ты невыносим, но я как-то привязался.
– Завязывай со слюнями на сегодня, – проворчал Тео. – Я рад, но хватит. Перебор, честно.
– Мы едем или нет? – капризным голосом поинтересовался Блейз и отдёрнул занавеску на окне. – Скорее бы в Хог! Какие новости?
– Разнообразные, – откликнулся Грег. – Но больше всего меня интересует, почему Дракон на простом вопросе, где Поттер, внезапно заюлил. Малфой?
– А и верно, где же Гарри? – Блейз хлопнул ресницами и всплеснул руками. – Мы с мамой читали британские газеты. Это ужасно! Надеюсь, его охраняют? Драко?
– Эм-м… – позор, но Драко до сих пор не придумал, как лучше соврать друзьям.
После письма, отправленного по настоянию родителей, где Драко максимально логично обосновал Гарри... Короче, письмо было правдивым, а потому неудачным. Ясно, что Гарри на него не ответил. Следующие пять писем, отправленных одно за другим разными совами, тоже как в бездну канули – Гарри Поттер, чей секрет Драко опрометчиво разболтал матери, кажется, рассердился всерьёз.
Драко из последних сил держал лицо, а внутри него без устали бодались два идиота – Блэк и Малфой. Малфой впал в отчаяние и панику, а Блэк, злорадствуя, обзывался предателем и обещал, что крутой дядюшка Сириус в облике грима отгрызёт трусливому племянничку длинный язык. Возможно, что и вместе с бестолковой головой.
По счастью, заметил его состояние только папа: Люциус Малфой со свойственной ему практичностью не стал вести утешительных бесед, а попросту вручил дюжину фиалов с успокоительным зельем. Так Драко сумел дожить до первого понедельника сентября и надеялся помириться с Гарри в поезде. Увы, на перроне Гарри встретить не получилось. Значит, надо было разыскивать его по вагонам, а для этого объяснить ребятам, что происходит.
– Короче, я написал Гарри письмо, – выпалил он, кусая губы. – Мордред попутал, не иначе. Неправильное письмо, не нужно было его писать. Кажется, Гарри обиделся. Вот. Полагаю, мы в ссоре. Буду просить прощения, я реально был неправ. Ну, то есть прав, просто… Рано, в общем. Не подумал как следует.
– С ума сошёл?! – охнул Блейз. – Его маглы воспитывали! Конечно, рано! Бедный мальчик, он от твоих откровений в шоке наверняка!
– От каких откровений? – нахмурился Грег. – Что за откровения?
– А мне почему не сказал, что вы поссорились? – обиделся Нотт. – Тоже мне друг! И да, что за откровения?
Винс сочувственно вздохнул, а Блейз вскочил и негодующе взмахнул руками:
– Балбесы! Любовное письмо написал! Непонятно, что ли?
Драко мысленно утёр лоб: умница Забини всё понял правильно и сам повернул разговор в нужное русло. Неудача с «любовным» письмом объяснит и повышенный накал страстей, и кучу неизбежных недоговорённостей. Откровенно говоря, Драко и впрямь стали сниться неприличные сны, но на эту тему он не стал бы писать никаких писем – такие дела объясняют лично, в подходящей обстановке.
– Ну и что? – пожал плечами Тео. – Написал и написал, тоже мне горе. Поттер иногда просто идиот. Напиши мне Малфой что-нибудь эдакое, мы мигом бы столковались. А если бы он ещё и девчонкой уродился, так я уже стоял бы на одном колене и с розой в зубах. Ой! За что?
Блейз, от души заехавший Теодору в рёбра локтем, смерил того нехорошим взглядом:
– Столковался бы он! Да кому ты нужен?
– Ни хрена себе! – возмутился Тео. – Забини, ты допросишься! И вообще, не лезь не в своё дело! Я же молчу, когда ты за Паркинсон ухлёстываешь, а она, на минуточку, моя наречённая!
Блейз молча закрыл глаза ладонью, Винс тихо захихикал, а Грег возмущённо пробасил:
– Забини, имей совесть! Ты ещё скажи, что только вам с Поттером обломится, а прочим, не смазливым, ничего такого не видать! Не все на морду смотрят, между прочим!
– Некоторые – на мозги, например, – пробормотал Блейз, не отнимая руки от лица.
– Вот именно!
– И мне стоило бы, но поздно. Так, ладно! – Забини решительно тряхнул красиво уложенными кудрями. – Кто-то должен идти с Драко искать Поттера, а кто-то – Миллисенту.
– Милли в соседнем купе, – сказал Винс. – А что?
– У неё наверняка есть какой-нибудь вкусный-превкусный пирог. Гарри – сластёна. Без пирога у Драко ничего не получится.
– Мы с Грегом пойдём, – Винс встал. – Вдруг Уизелы или ещё кто вздумают по роже выпрашивать. Дракону не до того, а мы не прочь, верно?
– Точно, – Грегори, рисуясь, напряг внушительные бицепсы. – Идём, утешим героя. Мол, примерещилось ему письмецо, и никто ничего такого не думал и думать не будет.
Он подмигнул Драко, а тот тяжело вздохнул и первым вышел из купе.
***
В этом году сборы в Хогвартс были стремительными. Впервые на памяти Невилла бабушка не отвлекалась ни на чашечку кофе с эклером в кафе Фортескью, ни на вдумчивый выбор коробочек с цветочным чаем в кондитерской Шугарплама. Невилл ни на секунду не оставался без бабушкиного присмотра и, само собой, не смог устроить себе ежегодный маленький праздник во «Флориш и Блоттс», когда можно было вдоволь налюбоваться роскошными изданиями книг по гербологии: подержать тома в руках, прочесть что-нибудь интересное и оценить превосходные иллюстрации. Ну, и помечтать о том, что когда-нибудь здесь будет стоять его собственная книга.
Однако это маленькое огорчение не смогло его расстроить, ведь после известий о побеге предателя Сириуса Блэка из Азкабана бабушка наконец стала относиться к Невиллу как к взрослому парню и наследнику рода. Она даже на дядю Элджи наложила Силенцио, когда тот с важным видом взялся укорять Невилла в робости и рассеянности.
– Без тебя разберёмся, – сухо заявила бабушка. – Мой внук отпраздновал малое совершеннолетие, поздно уж разоряться. Зато покойный Николас, видно, счастлив в посмертии, ведь Невилл растёт его копией, хотя прежде ничего на это не указывало.
Дядя Элджи негодующе замахал руками и был тотчас же выставлен бабушкой из дома с наказом охолонуть, вынуть мозги из задницы и снова поместить их в голову.
Изумлённый Невилл молча разевал рот, но сюрпризы на этом не закончились.
– Надо бы поговорить, внук, – глухо сказала бабушка, но не повела его в свой кабинет, как обычно, а кивком указала на кресло у камина, взмахом палочки подбросила в огонь пару поленьев и велела домовику принести чаю и печенья.
– Ты ведь миндальное любишь? – внезапно спросила она у Невилла, и тот, всё ещё немой от потрясения, торопливо закивал. – Значит, миндальное. Николас, помнится, лопал его фунтами. Шоколад ещё любил. Всякий ел: и дорогой, и плохонький; хоть чистый, хоть с орехами, а хоть и ещё с чем, – бабушка вздохнула и покачала головой, следуя каким-то своим мыслям. – Полные карманы всегда лягушек этих дурацких. А ты почему сладкое перестал с кухни таскать?
Невилл густо покраснел, но постыдился врать такой бабушке и промямлил робко:
– Гермиона запретила. Я сильным хочу стать и выносливым, а для этого похудеть нужно.
Бабушка скептически склонила голову, и Невилл зачастил, волнуясь:
– Я стану сильным, вот увидишь! Отомщу за папу с мамой, а потом… Потом я хочу… Послушай, не нужно земли продавать, пожалуйста! У нас будут деньги, клянусь! Мы вылечим маму и папу!
– Не нужно так не нужно, – помолчав, ответила бабушка. – Насчёт земель тоже маглокровная подруга совет дала?
– Нет, – насупился Невилл. – Я сам. Гермиона умная, но вряд ли она управится хотя бы с акром земли.
– А ты?
– Я – да!
– Уверен?
Невилл поначалу оробел под внимательным бабушкиным взглядом, но вспомнил своего храброго друга Рона и сказал твёрдо:
– Уверен!
– Помогай нам Годрик, – снова вздохнула бабушка. – Невесту ищи сам, внук. Это не наказание, не подумай. Просто не хочу тебе своей судьбы. Нравится кто-нибудь из девочек?
Теперь Невилл не покраснел даже, а едва не сгорел заживо.
– Н-нет, – заикаясь, выдавил он. – Д-девочки п-пока… Ну-у…
– Мальчишки? – подняла брови бабушка. – И кто же? Рыжий твой? Как его?
– Нет, – помотал головой Невилл. – Рон – мой лучший друг. И Гермиона тоже, – он прижал ладони к полыхающим щекам, потом спохватился, что жест получился совсем-совсем девчачьим, изо всей силы сжал кулаки и, не давая себе задуматься о последствиях, выпалил: – Мне нравится Гарри! Гарри Поттер!
– А ты ему? – спокойно спросила бабушка.
– А-а… – опешил Невилл. – Н-не…
– Нет?
– Н-не з-знаю… К-кажется, н-нет, – понурился Невилл и приготовился к долгой нотации. Бабушка терпеть не могла Гарри, и Невилл давно догадался, почему: на лицо тот был Блэк из Блэков. Но ведь лицо – это не весь человек, верно?
Бабушка продолжала испытывающе на него смотреть, и Невилла внезапно прорвало:
– Ты неправа! Гарри, он лучше всех! Красивый, да, но красивых много, а Гарри ещё и очень добрый! Очень, бабушка! Он никогда меня не обзывал, никогда не насмехался надо мной! Вернее, обзывал нас с Роном идиотами, но ведь за дело! За Запретный лес, например. А ещё…
– За какой Запретный лес? – схватилась за сердце бабушка. – Что ты делал в Запретном лесу?!
Невилл осёкся и крепко зажмурился. Дракклы дери, да ведь они с Роном долго упрашивали декана Макгонагалл, чтобы та не посвящала родных в подробности их бесславного похода в тенета акромантулов. Упрашивали-упрашивали, и упросили-таки под обещание в следующем году стать усерднее и послушнее, чем даже Перси Уизли.
А теперь он взял и проболтался! Годрик великий, стыд-то какой!
– Отвечай! – прикрикнула бабушка. – Как вас туда занесло? Куда Дамблдор смотрел, мантикоров сын?
– Клад, – прошептал Невилл.
– Что?!
– Мы за кладом пошли, – сознался Невилл, покаянно опустив голову. – Гермиона нашла карту в библиотеке и показала нам.
– Какую ещё карту?
– Старинную. Ну, тогда нам так показалось. Только Гермиона сказала, что она подозрительная и надо всё проверить. А мы… Короче, Гермиону стоило послушать. Карта оказалась подделкой, а в лесу… Ну… Эти…
– Кто? – губы у бабушки побелели, и Невилл испугался по-настоящему.
– Побеги тентакулы, – быстро соврал он и вскочил с кресла. – Ба, ты чего? Ну тентакула и тентакула, что я, какой-то паршивой тентакулы не видел? Тебе плохо?
– Чем вы думали, идиоты?! – закричала бабушка. – Запретный лес потому и Запретный, чтобы всякие кретины не напрягали пустые головы, а сразу знали, что делать там нечего! Зачем тебе клад, горе ты моё?
– Затем, – Невилл угрюмо кивнул на окно с видом на сплошь заросший сорняками аптекарский огород. – Или клад, или в кабалу Гильдии, или с Роном в леса на промысел. Знаешь другие способы, скажи.
Бабушка устало потёрла ладонями лицо и сказала тихо:
– Ты вырос, а я и не заметила. Ладно, Поттера и тентакулу я пережила. Чем ещё обрадуешь?
Невилл с облегчением пожал плечами:
– Вроде ничем. Так ты мне разрешишь немножечко позаниматься растениями? Хочешь, я перед окнами твоей спальни разобью клумбу? Она будет цвести с ранней весны до самых морозов! Хотя, конечно, лучше начать с парников – будут овощи к столу.
– Разрешу, если не будешь отлынивать от тренировок со мной, – твёрдо заявила бабушка. – И ты будешь заниматься на совесть, Невилл Лонгботтом! В наших лесах кроме тентакулы ещё прорва всякой дряни растёт, ползает, бегает и летает! Причём половина из этой дряни не только проворнее, но и умнее, чем вы с Роном вместе взятые! Ясно тебе?
– Да, бабушка! – радостно закричал Невилл и неожиданно для самого себя кинулся обниматься: – Ба, ты у меня самая-самая!
– Ну хватит, хватит лизаться, – проворчала бабушка и потрепала его по затылку. – Боец ты или дурища какая с Хаффлпаффа? Ступай к себе, мне нужно будет потолковать с профессором Дамблдором.
С тех самых пор жизнь у Невилла стала – лучше не придумаешь. С утра до самой ночи он был занят, но ничуть этим не тяготился. Рассветы он встречал на ближних к дому грядках, торопясь вырастить из семян рассаду, которую потом планировал пересадить в маленькую теплицу, пристроенную к кухне. Тепличка эта была почти игрушечной, и в хорошие времена в ней растили лишь пряные травы к столу. Зато она сохранилась намного лучше, чем прочие. Невилл всего-то заменил пару стёкол, переставил ящики для земли уступами, чтобы больше поместилось, и засыпал питательным субстратом – особым для каждого растения.
Последнее оказалось самым трудным и заняло много времени и сил. Дедовы записи не помогли, потому что об овощах тот совсем не писал. Зато пригодились школьные эссе, и Невилл поклялся сам себе, что с первого же заработка купит самую дорогую бутыль медовухи и подарит профессору Спраут – без её уроков он не справился бы.
– Картофель я уже не успею, – объяснил он как-то бабушке, – да и нечего ему делать в парнике. А вот огурцы с помидорами и травки – запросто. Капусту ещё могу, хотя сеять её посреди лета… Нет, могу! Хорошо, семена в дедулиной кладовой сохранились почти все и нам не придётся тратиться, – Невилл взглянул на непривычно тихую и задумчивую бабушку, ойкнул и виновато спросил: – Прости, а что ты любишь из овощей?
– Мясо, – ворчливо ответила бабушка и, подумав, добавила: – Фасоль ещё.
– Легко! – обрадовался Невилл. – Фасоль – вообще без проблем! Любую! В кладовке её завались! Сортов пятьдесят!
Бабушка отчего-то переменилась в лице, но не успел Невилл испугаться, как она стала прежней и насмешливо скомандовала:
– Отряхнулся от земли и отыскал палочку! Будем делать из цивила-огородника настоящего сенокосца!
– Кого? – испугался Невилл.
– Ты называешь этих типов егерями-гербологами, – пояснила бабушка. – Только ни хрена они не гербологи, а большая их половина читать не умеет вообще. Зато и в лес отпускать не страшно. Ног только поменьше, а так чистые кентавры, прости Годрик: тентакулу сожрал и горечавкой подтёрся.
– Класс! – восхитился Невилл.
– Дерутся они тоже как кентавры, – сухо ответила бабушка, – из кустов. Им настоящего мага убить и обобрать за счастье. Увидишь такую тварь, вали насмерть не раздумывая, иначе сам в лесу останешься навечно.
– Как? – опешил Невилл.
– Как сумеешь, – пожала плечами бабушка, – но лучше Авадой. Крови не будет, и зверьё на труп не сразу сбежится. Следом ещё и от мантикоры отмахиваться – удовольствие небольшое.
– Т-так н-непростительное же… – растерянно заблеял Невилл.
– Не попадайся, и простится, – заверила его бабушка. – В лесу у министерства власти нет. Хорош болтать, в позицию!
В «позиции» Невилл стоял недолго, больше лежал: то носом в землю, то на спине, отбив дыхалку, то вообще непонятно как с ногами на голове. Билась бабушка в полную силу, не делая поблажек, и Невилл по сто раз на дню благодарил Мерлина, что к вечеру оставался жив. За каникулы он выдул пару пинт Костероста и помнил ощущения от каждой капли поганого пойла. Будь он прежним мямлей, предпочёл бы снова бегать от дяди Элджи и летать со второго этажа, но теперь у него был огород, письма друзей и дедова библиотека – бабушка отдала ключ, как только Невилл смог продержаться против неё целую минуту.
– Ничего, – скупо похвалила она Невилла, и тот чуть не подпрыгнул от радости. – Ежели твой рыжий дружок взаправду пошёл в маманину родню, то вдвоём у вас есть неплохой шанс. Только ты очень много тратишься на ковыряние в земле. Или бросай огород, или ешь по-человечески!
Невилл обрадованно закивал: в последние дни вместо привычных смутительных снов с участием зелёных глаз и синих магловских штанов на ладной заднице ему снились горы еды, сплошь жирной и неполезной.
С этого дня счастье стало абсолютным. Невилл от души «ковырялся в земле», часами просиживал в библиотеке, добросовестно выкладывался в ноль на тренировках и ел столько, сколько помещалось в брюхе. Кстати, брюхо тоже стало пропадать вместе со щеками, а примерив прошлогоднюю зимнюю мантию, Невилл понял, что в плечах он, кажется, вот-вот сравняется с Роном.
– Ура! – радостно прошептал он зеркалу, сбросил мантию и домашнюю куртку, втянул живот, напряг бицепсы и сделал суровое лицо. – Ничего, – подражая бабушке, кивнул он своему отражению. – Сойдёт, пожалуй.
Последнюю неделю перед Хогвартсом Невилл вообще пахал как проклятый, пересаживая рассаду в тепличку. Нужно было приживить все растения до единого, организовать правильный полив и натаскать старенького домовичка Тиля в нужное время раскладывать подкормку и пасынковать побеги. Домовик, впрочем, помнил ещё дедушкину науку и особо не тупил, хотя и ныл, что «добрый молодой хозяин» всё делает не так.
– Всё так, но по-своему! – огрызался Невилл. – Я пока не лендлорд, мне нужно экономить удобрения и уголь для парника! Закрой рот и подай маленькие грабли!
День для выхода в Косой назначила бабушка и заранее озвучила Невиллу маршрут с раскладкой чуть не по минутам.
– Быстро пойдём, – сказала она. – Дракклы его знают, этого Блэка. Поговаривают, будто он не убить хочет Поттера, а едва не усыновить, но мало ли что болтают тупицы из министерских. Дамблдор тоже блеял что-то о втором шансе, но я ублюдку и первого не дала бы. Запомни, внук. Если вдруг начнётся драка, немедля падай на землю и дёргай вот эту булавку. Порт-ключ домой, понял? Выбросит прямо перед дверью.
– А ты?
– А я, старуха, кому нужна? Погляжу, чем закончится, да продам историйку дуре Скитер, – подмигнула бабушка и тут же посуровела. – До Блэка как до бойца и мне далеко, а уж тебе-то и вовсе не сравняться никогда. Не вздумай своевольничать, а то выдеру так, что месяц жопу в бадьян макать будешь!
Невилл послушно склонил голову, но перед сном всё равно долго мечтал, как лихо он отобьётся от злобного Сириуса Блэка, пленит негодяя и передаст офигевшим аврорам, а Гарри в благодарность… Благодарность Гарри представилась до того явно, что пришлось сменить простынь – воспользоваться чарами попросту не осталось сил.
В Косом Невилл беспрестанно вертел головой, но не разглядывал товары, как обычно, а следил за кончиком бабушкиного зонта, которым та указывала на авроров и группы типов в неброских видавших виды мантиях дуэльного кроя.
– Смотри внимательно, – скомандовала бабушка. – Три тройки прикрывают аппарационную площадку, видишь? Ещё одна в цивильном – это Ковен, мать их! – страхует их в стороне. Гоблины – ты посмотри только! – поставили арбалетчиков. Второй ряд зубцов на фасаде видишь? Это замаскированные бойницы. Присмотрись, и увидишь. Узкий проход, и над лавками антиаппарационный купол, но бойцы – смотри! – здесь, здесь и здесь. Зачем, как думаешь?
Невилл беспомощно пожал плечами и, краснея, выслушал:
– Бестолочь! Смотря по ситуации: либо убирать купол к дракклам, либо усиливать, если кто-то вздумает ломиться. Вот ещё две тройки из Ковена. Что они делают?
«Две тройки» лениво подпирали стены лавок, зубоскалили и подмигивали симпатичным парням и девицам.
– Ничего, – угрюмо буркнул Невилл. – Ба, я…
– Перекрёсток поганый, – объяснила бабушка. – Застроен и загромождён товарами так, что из-за угла на тебя табун фестралов может выбежать, а ты их не увидишь до последнего. Эти увидят, дадут знать тем, кто дальше по улице, и на минуту-другую сумеют задержать.
– Ба, зачем это мне?
– Затем, что в лес собрался. Растяп там едят каждый день. Я знаю, что организовать такую охрану – толково они встали, сукины дети! – ты не сумеешь. Кровь не та, уж прости. Но! – бабушка подняла указательный палец и строго посмотрела на Невилла. – Ты должен предвидеть чужие действия, а значит – точно знать, что и зачем происходит здесь и сейчас. Сегодня Косой переулок вполне себе Запретный лес. Вон, Ургхарт чешет. Чем тебе не мантикора? Что он делает?
– Чешет, – вздохнул Невилл потерянно.
– Верно, – неожиданно усмехнулась бабушка. – Расставил посты и идёт к трактиру. Посмотри на походку – не по делу идёт, просто так. Ладно, заканчиваем с покупками – и сразу домой.
Невилл согласно кивнул, ещё раз посмотрел на папашу слизеринского префекта Ургхарта, постарался зашагать словно по делу, споткнулся и чуть не упал. Бабушка насмешливо фыркнула, ухватила его за капюшон мантии и сказала:
– Научишься ещё. Задатки есть. Не совсем ты огородник, слава Годрику, но поработать придётся на совесть. Идём, опаздываем. Ещё куча дел.
Накануне отъезда в школу бабушка поманила Невилла за собой, в обычно накрепко запертый парадный зал особняка, одним взмахом палочки зажгла всю сотню свечей в пыльной люстре и подвела к семейному гобелену.
– Самый яркий и мирный гобелен во всей Британии, – сказала она. – Цветочный ковёр. Никаких черепов, чудовищ, корявых миниатюр и прочей траханой готики. Красиво. Красиво и щедро. Лонгботтомы считают всех – своих и пришлых, одарённых и бесталанных, послушных и смутьянов. В этом роду нет изгнанников, и на каждого найдётся свой цветок – один-единственный, неповторимый. Правда, Николас толковал, что в природе таких цветов не встретишь. Мол, на магическом гобелене и цветы должны быть небывалые.
Невилл согласно кивнул, присмотрелся и помрачнел: цветы мамы и папы по-прежнему были блёклыми, словно присыпанными пылью.
– Мы их вытащим, – сказал он, упрямо наклонив голову. – Пока не знаю как, но вытащим!
– Дай-то Мерлин, – глухо промолвила бабушка. – Но мы здесь не за этим. Погляди-ка: ковёр цветёт пышным цветом на зависть любой оранжерее. Родичей у нас много. Но в основной линии ты остался один. И фамильного дара больше нет ни у кого.
Невилл снова посмотрел на гобелен. В густом переплетении цветущих ветвей центральный ствол и впрямь смотрелся неказисто. Зато его собственный цветок, бывший в прошлом году тугим бутоном, наконец раскрылся. Нежные лепестки густо-василькового цвета сложились в нечто, похожее на розу, и Невилл досадливо цокнул: цветочек вышел каким-то совсем уж девчачьим. Красиво, конечно, но…
– Родни много, – сказала бабушка, вздохнув, и неловко чмокнула Невилла в макушку. – Помню, всегда был полон дом гостей. Да только Николас шума не любил и сбегал постоянно. Как-то на Рождество я его из теплиц за праздничный стол гнала черенком от лопаты.
Невилл слабо улыбнулся; он сам предпочёл бы компанию растений своим шумным и деятельным родичам.
– Другой бы долго мне поминал, а Николас… Побурчал, кружку пунша выдул, под омелу меня затащил да опять в теплицы свои сбежал. Вредный был, упёртый.
– Лопата – это чересчур, бабушка, – набравшись смелости, заступился за деда Невилл.
– Да? А спальня, заставленная всякой дрянью?
– Какой дрянью?
– Я знаю? Хорошо, если она просто воняла тухлятиной, но чаще жгучим соком брызгалась или колючками стреляла. Получи ты колючкой в задницу в самый… гм… деликатный момент, сразу за лопату схватился бы, а не ждал Рождества.
Невилла мигом бросило в жар: он представил «деликатный момент» рядом с Гарри и приятные хлопоты по вытаскиванию колючки из…
Бабушка вновь взмахнула палочкой, погасила большую часть свечей в люстре и уселась на диванчик у стены. Невилл, могучим усилием воли прогнав мечтания, устроился рядом.
– Разговор будет непростой, – помолчав, выдала бабушка. – Долго думала, с чего начать, и начну-ка я, пожалуй, с конца. Пророчество – это не выдумка.
– Я знаю, – хлопнул глазами Невилл. – Мы с Роном всегда…
Бабушка невесело усмехнулась и покачала головой.
– Прости, но я до последнего была убеждена, что Дамблдор врал. Под конец войны дела были плохи у всех, даже у Пожирателей, чтоб им пусто было. Про Орден Феникса и говорить нечего – к тому моменту в Ордене из толковых бойцов живы были только мой Фрэнк, Аластор Моуди и Сириус Блэк. В другое время и в другую войну уже замирялись бы вовсю, но мир с Неназываемым был невозможен. И тут появляется это дракклово пророчество. Как по заказу.
– По к-какому з-заказу? – растерянно спросил Невилл.
– Поди знай, но тогда я Дамблдору чуть в бороду не вцепилась. Вместо того, чтобы сбрехать что-нибудь полезное, взял и устроил охоту на беременных баб! Будто и без того цивилов мало побили!
Невилл представил бабушку в ярости и поёжился.
– Не вцепилась? – опасливо поинтересовался он.
– Нет, – буркнула бабушка. – Фрэнк удержал, – она помолчала и убито добавила: – Вцепилась бы, а толку? Наутро Фрэнк сказал мне, что Алиса беременна. Переезжать в мэнор из лондонского дома он отказался наотрез. Защиту им тайнюки ставили, видите ли. Николас на него орал, а я, дура, соглашалась с сыном.
– Почему?
– Ну как же! Где Отдел тайн, а где защита каких-то огородников. От воров да конкурентов защита. Не от убийц, – бабушка прикрыла глаза, смаргивая слёзы. – Кто же знал, что даже на тайнюков нельзя положиться. В общем, мы с Николасом поругались. Крепко поругались. По-настоящему. Да так и не помирились. Всё он мне вспомнил за всю жизнь, а Орден – особенно. Мол, и сама встряла, и сына с невесткой втянула.
– Бабушка, не плачь, – взмолился Невилл. – Он же не хотел! Он испугался, наверное, просто. Рон тоже кричит на всех, когда боится.
– Не понимал, – покачала головой бабушка. – Не хотел он нас понимать. Разве можно было Фрэнку уйти со службы в такое время? Как потом самому себе в глаза смотреть? Авроры не воевали, внук. Они поддерживали порядок. Защищали людей. Не у всех есть мэноры, не у всех есть силы отбиться от негодяев. Долг – есть долг. Никак нельзя было уходить из аврората, понимаешь?
Невилл, кусая губы, кивнул.
– Орден же… У министерства к Дамблдору давненько особый интерес, ещё со времён Гриндевальда. Вечно Альбус втихаря что-то проворачивал такое, что потом всем миром расхлёбывали. Оставлять его без присмотра в смутное время никто не собирался. Вот Фрэнк с Алисой и вступили туда как бы наперекор Скримджеру. Полагаю, Моуди с Шеклболтом в Ордене тоже не без задней мысли оказались, однако доподлинно я этого не знаю, а потому держусь от хитрых жмыров подальше. Сказать по чести, в Ордене и впрямь хорошие ребята собрались, если не считать Блэка и Люпина. Но это уже неважно. Важно то, что Пророчество истинное. Ты в большой опасности, внук.
– Да, я знаю, но…
– В том-то и беда, что не знаешь, – бабушка внезапно обняла его и прижала к груди. – Ничего не знаешь. Не знаешь, что почти все цветочки с этого драного гобелена видят себя во главе рода и хозяевами твоего мэнора. Так что гостей я не привечаю, как видишь. Выставляюсь старой вздорной курицей, а моего Жалящего каждый из твоих дядьёв-кузенов хоть разок, да попробовал. Ждут, пока помру. Все ждут. Даже дурень Элджи. Ещё ты не знаешь, что лживое пророчество было мне на руку: можно было устроить твоё будущее под рукой Светлого лорда без беготни по лесам и заискивания перед Гильдией. Да и не казался ты, уж прости, наследником Николаса. Думала, пристрою тебя в министерство и женю на девушке с хорошим приданым. Будешь сыт и доволен и, даст Мерлин, порадуешь правнуками.
– Я не хочу в министерство! – запротестовал Невилл и ещё теснее прижался к бабушке, не находя сил разжать объятия. – Что я буду там делать?
– Вот уж не знаю, – вздохнула бабушка. – Теперь-то все планы насмарку. Будем строить новые. Вместе. Согласен?
Невилл счастливо закивал и украдкой смахнул дурацкие, незнамо отчего выступившие слёзы.
***
Сутолока на перроне была страшная, и Рон отчаялся было высмотреть Невилла, но вовремя заметил знаменитую шляпу его бабки. Ростом и статью «старушка» вполне тянула на аврорского штурмовика, и чучело стервятника свысока презрительно разглядывало суетившихся магов. Рон, почтительно склонив голову, дождался, пока леди Лонгботтом коротко обнимет своего внука, командным голосом велит Невиллу «писать часто и подробно» и величественно удалится в сторону площадки для аппарации.
Тогда и только тогда Рон подскочил к Невиллу, нагруженному здоровенным чемоданом и переносным террариумом.
– Здорово, друг! – хлопнул он Нева по плечу и едва не присвистнул от радостного удивления – плечо-то ого-го! Почти такое же, как у самого Рона. – Давай помогу! Мы купе уже заняли. Во-он тот вагон.
Невилл расплылся в улыбке, поставил чемодан, плюхнул поверх чемодана переноску с возмущённо квакнувшей жабой и сгрёб Рона в объятия. Хватка у заметно подросшего и сильно похудевшего приятеля оказалась тролльей; Рон даже крякнул от неожиданности.
– Здравствуй, Ронни! Я скучал! – голос у Нева тоже изменился, а вот интонации остались прежними – мягкими, почти извиняющимися. – Ужасно рад тебя видеть! Гермиона с тобой?
Рон вздохнул, снова вручил другу тяжеленный террариум – эта жаба камни жрёт, что ли? – и подхватил его чемодан.
– Со мной, но я с ней не разговариваю, – мрачно признался он. – Её кот мою Коросту чуть не задушил.
– Какой славный кот, – усмехнулся Невилл. – А на земноводных он не охотится случайно?
– Эта тварь на всё охотится, – недовольно буркнул Рон. – Думаю, эта скотина запросто выселит кентавров из Запретного леса. Эй, я не понял, ты за меня или за кота какого-то паршивого?
– Я – за шоколад! – преувеличенно серьёзно сообщил Невилл. – Если твоя крыса стащит хоть одну плитку у меня из тумбочки, я её сам придушу!
– Она тебя не слышит, – Рон похлопал себя повыше ремня: там, за пазухой, дрыхла усыплённая от греха Короста. – То ли от египетской жары у неё мозги ссохлись, то ли от Тревора твоего нахваталась, но сбегает, сволочь, чуть не каждую минуту. Я затрахался её ловить. Пришлось клянчить у Форджей их фирменную сонную настойку. Сутки отдыха они мне обещали.
– Поделишься? А то мне бабушка опять это чудовище всучила.
– Зачем?
– Сглазы отводить, – с досадой ответил Невилл. – Мол, лучше всякого изумруда.
– Точно! Намного тяжелее! А ещё изумруды скакать не умеют! – засмеялся Рон. – Идём, пора.
Они поспешили к вагону и успели буквально за полминуты до того, как двери закрылись. В тамбуре, взвизгивая и хохоча, обнималась компания девчонок из Хаффлпаффа. Гвалт стоял невероятный, не хуже, чем в «Волшебном зверинце», и Рон наконец решился.
– Слушай, друг! – свободной от чемодана рукой он притиснул Невилла к узкой дверце туалета и зашептал тому прямо в ухо: – Ты, это… Классно выглядишь, короче.
– Э-э… – растерянно моргнул Невилл, запыхтел, пытаясь вывернуться, и прижал к себе террариум обеими руками. – Рон, ты, это… Чего это ты?
– Выглядишь, говорю, классно, – Рон нечаянно опустил глаза, встретился взглядом с драккловой жабой и едва удержался, чтобы не плюнуть промеж лупатых гляделок. – Надо, чтобы и вёл себя не хуже! По-геройски, ясно? Не краснеть, там, не заикаться и прочее. Понял?
– Н-нет, – Невилл вытаращил глаза не хуже своего фамилиара. – Р-ронни… М-мы же д-друзь…
– Вот именно! Поэтому я должен тебя заранее предупредить! Подготовить, короче.
– Н-не гот-тов! – заикание никуда не делось, но голос у друга внезапно обрёл стальную твёрдость. – И не б-буду! Никогда!
– Этого я и боялся, – горько вздохнул Рон, опустил чемодан на пол, уселся на него и задумался. Через несколько секунд его осенило: – Слушай, а если мы тут постоим чуток, пока в разум не войдём? А?
– Д-да я-то в разуме, – помолчав, преувеличенно спокойно отозвался Невилл. – Но если надо, п-постоим, не вопрос.
– Ага! – обрадовался Рон, подвинулся, освобождая место на чемодане, и потянул друга за рукав; Невилл не шелохнулся. – Соберись и слушай. Как зайдём в купе, ты сразу делайся крутой и суровый как… Как бабка твоя! Мы сегодня в одном купе с Гарри едем, понял? Мне с ним поговорить надо по важному де…
Невилл охнул и выронил террариум.
Рон едва успел отдёрнуть ногу, а Тревор разразился заполошным бре-ке-кеканьем, выпрыгнул из переноски фута на три вверх и шмякнулся прямо посреди стайки хаффлпаффок. Дружный визг ударил Рону в уши, оглушая; палочка будто сама прыгнула в ладонь, и впервые в жизни Рон сумел сотворить невербальное заклинание – свою безотказную Левиосу.
Тревор повис под потолком, суматошно колотя лапами. Судя по раздувшемуся горловому мешку, он поносил обидчиков самыми страшными жабьими оскорблениями, но за девчачьим воем и визгом его было не слыхать.
«Сейчас проклянут нахрен!» – сообразил Рон, вскочил, ухватил Невилла за руку, зацепил Левиосой чемодан и ломанулся в коридор. Мордредову жабу и брошенный террариум он левитировать не стал – ему нужна была фора в пару-тройку секунд, чтобы успеть поставить хоть какой-нибудь щит. Тревор вроде как сглазы должен отводить? Вот пусть и отводит. Сам напросился.
Визг внезапно стих, и послышалось слабое «ква-а-а!»; Рон опасливо обернулся, задвинув Невилла за спину. Палочку он сжимал боевым хватом, но что толку? Против него, одинаково уперев руки в бока, стояла целая толпа злющих ведьм.
«Ну хоть палочки не достали!» – сам себя утешил Рон и сам же себе не поверил: маме, чтобы навешать подзатыльников, никогда никакая палочка не была нужна.
– Идиоты! – прошипела старшая из девчонок, пятикурсница Беатрис Хейвуд. – Вы зачем измываетесь над бедненькой лягушечкой? Вас бы так швыряли, живодёры!
Какая-то мелкая, незнакомая Рону девчонка баюкала «бедненькую лягушечку» на руках, а та – скотина! – свесила лапы и изображала пронзённую кинжалом Серую Леди.
– Никого мы не швыряли, – собрав всю свою храбрость, мотнул головой Рон. – Он сам куда-то поскакал, придурок!
– Так это мальчик! – незнамо с чего обрадовалась мелкая нянька. – Какой хорошенький! Он голодный, наверное. Не знает, что в поезде нет мух и комаров. Почему вы его не кормите?
Следующие пять минут Рон с жаром уверял девчонок, что хорошенький мальчик Тревор сыт, согрет, обласкан и ни в чём не нуждается, а полёты любит, потому что прирождённый квиддичный капитан. По паре оплеух они с Невиллом всё же огребли, но были тут же отпущены под обещание никогда-никогда больше не расстраивать прелестного фамилиара.
За дурацким происшествием Рон совсем позабыл, что хотел дать Невиллу собраться с духом и проявить себя в самом выгодном свете, так что их появление в купе прошло почти незамеченным: Поттер подозрительно разглядывал спящего егеря, который внезапно оказался профессором, рвался на поиски другого купе, а потом интересовался датой следующего полнолуния.
– Мы даже расписания ещё не знаем, а ты уже готовишься к прорицаниям? – попытался пошутить Рон. Краем глаза он покосился на Невилла и мысленно застонал: друг поплыл, на глазах превращаясь в прежнего Пупса – робкого заику с безвольно опущенными плечами и вечно встревоженным взглядом.
Поттер нервно пожал плечами и равнодушно поинтересовался у Невилла:
– Как у тебя дела? Не видел тебя в Косом.
– Хорошо, – сиплым голосом отозвался Невилл. – Г-гарри прав, нужно уйти отсюда. Ид-дёмте!
– Куда?! – взвыл Рон. – Вагон битком! Так, тихо всем! Гермиона, заткни своего упыря!
– Сам ты! – возмутилась Гермиона и тут же нежно заворковала: – Успокойся, Глотик! Посиди тихонько, моё сокровище! Приедем, и я тебя выпущу.
Рон зарычал (получилось куда скромнее, чем у гадского кота) и решительно обвешал егеря-профессора «заглушками», которым научился летом у Чарли.
– Я вижу, у всех есть новости, – решительно начал он. – Всех выслушаем, но я первый! Короче, спустился я сегодня ночью из номера в зал за крысиной микстурой… Забыл пузырёк на столе, – торопливо пояснил он в ответ на удивлённые взгляды. – Спустился, значит, а там мама с папой не спят. Я их случайно подслушал.
– Фу! – ожидаемо фыркнула Гермиона, а Джинни грозно нахмурилась.
– Все «фу» потом! – отрубил Рон. – Короче, для поимки Блэка министерство поставит в Хоге свою охрану.
– Опять? – скривился Гарри. – Достали!
– Гарри, – строго сказала Гермиона, – это всё ради твоего же блага!
– Благо там хрен отыщешь, – зло выдохнул Рон. – Прикинь, это будут дементоры!
– Кто?! – хором выкрикнули Невилл и Джинни, а Гермиона нахмурилась, явно вспоминая, где именно она могла о них читать. У Поттера лицо сделалось будто каменное; он медленно прикрыл глаза и надменно поджал губы.
– У Фаджа вашего, похоже, вместе с башкой ещё и котелок заглючил, – сказал он каменным же голосом. – Хогвартс у нас теперь Азкабан? Предлагаю прыгнуть с поезда, пока недалеко отъехали.
– Что ты такое говоришь? – возмутилась Гермиона. – Уверена, что профессор Дамблдор…
– Папа сказал, что профессор ничего не смог поделать, – перебил её Рон. – Мол, в замок их никто не пустит, а значит, школьникам ничто не угрожает. Будут по окрестностям Блэка ловить.
– Дементоры не ловят, дементоры убивают, – всё так же безжизненно произнёс Поттер. – Спасибо, Рон. Я не назову твоего имени, но предупредить своих я должен. Прости.
– Да предупредят всех, – пожал плечами Рон. – Думаю, на пиру и предупредят. Такое разве скроешь? Невилл, у тебя что? Чем тебе купе не понравилось?
Невилл решительно выпрямился и сдвинул брови. Рон украдкой показал ему большой палец: давай, друг, не робей!
– Этот человек, – Невилл указал на спящего, – был другом твоего отца, Гарри!
Гермиона и Джинни изумлённо переглянулись, Рон присвистнул и уставился на егеря.
– Знаю, – ответил Поттер и, кажется, вообще целиком окаменел. – Ремус Люпин. Если верить гравировке на портфеле. Но я знаю только имя, а что знаешь ты?
– Бабушка не считает его хорошим человеком, – Невилл всё ещё волновался, но хоть заикаться перестал. – Правда, не сказала, почему.
– В своё время его подозревали в предательстве. Наравне с Блэком, – снова кивнул Поттер. – Но он здесь. В должности профессора. Значит, директор Дамблдор ему верит. Я же буду держаться от него подальше, пока мне хоть кто-нибудь хоть что-нибудь не объяснит.
– А зачем? – удивился Рон. – Проспится, и спросишь. Вот прямо в лоб. Чего тянуть-то?
– И верно, – невесело усмехнулся Поттер. – Вперёд, Гриффиндор, да?
– Да! – согласился Рон. – Сразу всё станет ясно!
– А он не подслушивает? – подозрительно прищурилась Джинни.
– Нет! – Рон для проверки громко хлопнул в ладоши. Все, кроме Поттера, вздрогнули, а из кошачьей переноски раздалось противное «мр-ряу!»; спящий не шевельнулся. – Видишь? Он нас не слышит.
Дверь купе скрежетнула роликами, отъезжая в сторону, и на входе нарисовался мрачный Хорёк. Два здоровенных еблана Крэбб и Гойл топтались у него за спиной.
– Здравствуй, Гарри! – сказал Малфой. – Что ты здесь забыл? Идём к нам.
– Здорово, Поттер! – прогудели его приятели. – Как ты? Ничего?
– Привет, парни, – отозвался Гарри. – Пока ничего, а там посмотрим. Вы в курсе, что Хогвартс от Блэка будут охранять дементоры?
– Иди ты! – озадачился Гойл, а Крэбб просто разинул пасть от удивления. – Ни хрена себе! Откуда знаешь?
– Знаю, – хмыкнул Поттер. – Ступайте к себе, ребят. Я тут пока побуду.
– Гарри! – снова позвал его Хорёк, но Поттер отвернулся и стал смотреть в окно, будто там было что-то интересное.
Рон оживился и подмигнул Невиллу. Видно, Малфой где-то крупно облажался, и упустить такой шанс было бы глупостью. Понятно, что так просто слизни от Поттера не отстанут, но стоило напомнить, что кроме подземельных гадов на свете существуют и нормальные люди.
– Сказано тебе, вали! – как можно нахальней ухмыльнулся он. – А то разбудишь нашего нового профессора и огребёшь триста отработок ещё до пира!
Хорька перекосило. Он открыл пасть, но сказать ничего не успел, потому что был оттеснён из дверного проёма тушей Крэбба.
– Пойдём, Дракон, – забубнил Крэбб. – Видишь, рано ещё. Поттер, ты на него не сердись, ладно? Ну, написал херню, и написал. У него бывает, знаешь ведь. Воображение чересчур, вот и косячит иногда. Ничего такого он не думает, правда.
– Ничего такого? – Поттер в удивлении высоко задрал брови. – Чего «ничего такого»?
– Вообще ничего! Честно! – Крэбб прижал руку к сердцу, отпихнул Гойла и резко задвинул дверь купе.
– Что это было? – спросила Гермиона у Гарри. Тот развёл руками и задумался, а Джинни покраснела и принялась внимательно разглядывать откидной столик у окна.
– Точно! – воодушевился Рон. – А не пора ли нам открыть припасы? У нас с Джин есть пирог с мясом! Вкуснющий!
– Давайте! – согласился Поттер, выныривая из своих дум. – Мне Том тоже целую корзинку дал! Сейчас посмотрим, что там. А тележка со сладостями когда будет?
– Вот-вот должна! – сообщил Рон и зашарил по карманам, отыскивая припасённую мелочь. Теперь покраснел Невилл, и Рон мысленно дал себе пинка: надо было ещё в тамбуре ссудить того парой сиклей. Гадская жаба – все планы насмарку!
Девчонки засуетились, причём Гермиона прежде всего распечатала пакет с готовой едой для своего кошака. Воняла кошачья жратва так, что поморщился даже излишне вежливый Поттер. Джинни же быстро накрыла столик к обеду, постаравшись разложить нехитрую снедь красиво.
– Готово, мальчики, – улыбнулась она. – Невилл, бери ещё. Ты вымахал, будто тебя профессор Спраут в теплице заперла на всё лето и поливала удобрениями, как мандрагору!
– Угу, – согласился Гарри, намазывая свой кусок пирога яблочным джемом.
Рона невольно передёрнуло: помогай Годрик, сладкое мясо!
– Именно что в теплице, – тихо рассмеялся Невилл. – Только в своей собственной. Все каникулы я работал на огороде. А ещё тренировался с бабушкой!
– Офигеть! – позавидовал Рон. – Что, вот прямо настоящие тренировки? Покажешь?
– На каникулах ведь нельзя колдовать! – возмутилась Гермиона.
– Смотря где, – объяснил ей Рон. – У нас дома можно, но с оглядкой – маглы рядом живут. А у Лонгботтомов колдуй хоть сутки – целый мэнор!
– Это несправедливо!
– Есть такое дело, – спорить Рон не хотел. – Приезжай в гости, поколдуешь вволю.
Потом они вскладчину накупили сладостей (Рон исхитрился незаметно передать деньги Невиллу, пока Поттер, облизываясь, выбирал шоколадные котелки) и принялись рассказывать, кто как провёл каникулы. Больше всех мог бы рассказать Поттер, но он помалкивал и лишь мотал головой в ответ на робкие расспросы Джинни: «Ничего интересного. Лавки, магазины и кафе. Нагулялся на три года вперёд».
После обеда за окном вагона зарядил дождик: стекло покрылось каплями. Джинни задёрнула шторки и зажгла светильники над багажными полками.
Время от времени кто-нибудь заглядывал в купе поздороваться и поинтересоваться делами: то Симус с Дином, то мелкий Криви (ему Гарри обрадовался больше всех), то нахальный Забини с коробкой домашних пирожных и уверениями, что Хорёк едва не при смерти от неведомых переживаний («Не с нашим счастьем», – буркнула на это Джинни), то Ли Джордан с Форджами, то капитан Вуд с печальной новостью о первом в истории Хога второгоднике Флинте, а то и придурок Нотт с истошным воплем: «Поттер, завязывай уже дуться! Подумаешь, цаца!»
В придурка полетела магловская книжка, обёрнутая пергаментом, тюкнула того корешком в лоб и сподвигла на фальшивые стенания: «Ох, я ранен, я почти убит, целителя мне срочно!»
– Экзорциста! – рявкнул Гарри, забрал у Нотта свою книгу и закрыл дверь купе. – Блин, хоть запирайся!
– Давай! – согласилась Джинни. – Отдохнёшь немножко.
Невилл же только молча сопел и смотрел на Поттера не отрываясь.
Рон запер дверь Коллопортусом, натренированным на клетке с Коростой, и взял последний кусок пирога. Неспешный разговор возобновился, а Поттер задремал, привалившись плечом к неподвижно замершему Невиллу. Было очень уютно, даже поганый кошак угомонился и затих.
Вечером, когда за окном совсем стемнело, а Рон уже предвкушал конец пути и праздничный пир, поезд внезапно замедлил ход. Гарри вздрогнул и открыл глаза.
– Уже приехали? – спросил он сонным голосом.
– Не-ет, – озадаченно ответил Рон. Поезд ехал всё медленнее, а колёса стучали всё реже и тише. – Ещё с полчаса должны ехать.
Вдруг поезд, дёрнувшись, резко встал. С полок упали чемоданы, заорал кошак в переноске, заквакал Тревор, а сам Рон не удержался на ногах, плюхнулся на сиденье и выругался.
– Что за… – начала Гермиона, и тут погас свет.
– Откройте дверь! – негромко скомандовал Поттер, и Рон послушно выдал Алохомору.
В коридоре тоже было темно, двери купе открывались, и был слышен встревоженный гомон студентов.
– Наверное, какая-то поломка, – сказала темнота голосом Гермионы. – Ай, Невилл, это моя нога.
– Прости, – деревянным голосом отозвался Невилл. – Ронни, зажги Люмос!
– А сам?
– Зажги! – настойчиво повторил Невилл.
Рон достал палочку, взмахнул ею и снова выругался: Люмос не зажигался! Самое простое, с детства знакомое заклинание не работало! Рон торопливо вытер внезапно вспотевшие ладони о свитер и снова попытался зажечь огонёк. Хрен там!
– Что происходит? – спросил он неизвестно у кого. – Невилл?
– Ни в какую, – отозвался Невилл.
– У меня тоже, – жалобно сказала Джинни.
– Я разбужу профессора! – Гермиона ойкнула: видно, споткнулась или ударилась. – Профессор! Профессор Люпин, просыпайтесь! Проснитесь же! Мальчики, он не просыпается!
– Давай вместе попробуем, – сказал Гарри, и через пару секунд раздался незнакомый мужской голос, сонный и растерянный.
– Уже приехали? – спросил Люпин. – Почему вы не зажжете фонари?
– Не зажигаются, профессор, – доложила Гермиона. – Поезд остановился. Кажется, сломался. И почему-то нельзя наколдовать Люмос.
– Разве? Да, верно, – Люпин помолчал, а потом вдруг резко скомандовал: – Отойдите от двери!
Рон почувствовал озноб, да такой, что зубы застучали. Он плотнее прижался лопатками к сиденью и понял, что мёрзнет в тёплом свитере. И хрен на то, что мёрзнет, но он боится! Боится темноты, боится быть в вагоне, боится подать голос – всего боится! Где-то совсем рядом заплакала Джинни, и Рон яростно затряс головой, пытаясь прогнать внезапный дурацкий страх.
Вдруг купе осветилось неверным серебристым светом, и Рон заморгал: его слегка отпустило, а свет исходил из рук профессора Люпина.
– Уходи! – властно велел кому-то профессор, и серебристый свет стал ярче: – Здесь нет Блэка! Уходи!
– Мамочки! – пискнула Гермиона, и Рон понял, что самое время разбить окно и выскочить из проклятого вагона: у двери стояло нечто огромное, непонятное и страшное. «Головой» оно упиралось в потолок, а призрачная «мантия» колыхалась, будто от сильного ветра. От жуткой фигуры несло могильным холодом; она выпростала из складок непроглядного мрака «руку» – гадкую, осклизлую! – и, наверное, что-то произнесла, потому что Рон на секунду ослеп и будто по лбу получил.
Поттер вдруг закричал во весь голос, вскочил с сиденья и тут же рухнул на пол как подкошенный, прямо под ноги Рону.
Профессор метнул в фигуру сгусток серебристого сияния, и та шарахнулась назад, в коридор.
– Уходи! Прочь! Прочь! Гарри! Гарри, что с тобой?!
~Кукулькан~, блог «Змеиное молоко»
В борьбе обретёшь ты... (часть 3)
ГЛАВА 17Рон и Джинни нашлись вовсе не у витрины «Всё для квиддича», а в кафе мистера Фортескью в компании Гермионы Грейнджер.
Гермиона за лето подросла, но ничуть не прибавила в груди и бёдрах, а оттого казалась совсем хрупкой. Рон же не только вытянулся, но и заметно раздался в плечах. Он обещал стать здоровенным типом, у него уже сейчас кулаки были больше, чем у Форджей. Но Гарри отметил это мельком, он во все глаза разглядывал Джинни, оживлённую и похорошевшую. Кажется, в Египет Уизли съездили не зря, и Гарри принялся придумывать повод минут пять-десять подержать её за руку.
– Мороженое! Без нас!– возмутились близнецы. – Ты это видел, Гарри?
– Безобразие, – подтвердил Гарри и помахал рукой: – Привет!
Гермиона радостно вскрикнула, Джинни залилась румянцем, а Рон поспешно вскочил со стула и замер в непонятной растерянности. Надо думать, соображал, отошёл Гарри от последней ссоры или нет.
Мистер Уизли что-то коротко прошептал сыновьям, вручил по серебряной монете и сказал:
– Не хочу мешать вам стариковскими вздохами. Мальчики, я зайду в банк, а потом в аптеку. Встретимся через час у «Флориш и Блоттс». Часа же вам хватит?
– Конечно, пап, хорошо, пап, – затараторили Форджи, а Гарри, поглядев на деньги, хлопнул себя по лбу.
– Парни, я идиот, – покаянно сказал он, когда мистер Уизли отошёл. – Кошель, что причитается вам по уговору, лежит в «Дырявом котле», но я про него забыл. Вернёмся туда или тоже быстренько сбегаем в банк?
– Гарри, – близнецы разом нахмурились, пристально на него уставились и заговорили, подхватывая фразы друг за другом, – мы потерпим, если что. Ты в Косом месяц живёшь, а это дорого. Траты здесь ого-го какие! Мы уговор про испытания помним. Мы не трепачи. Отсрочим твою часть договора на потом. Вот станешь знаменитым целителем, денежки и потекут!
– Спасибо за заботу, – улыбнулся Гарри. – За гостиницу министерство платит, а покупки я только самые нужные делаю. Нормально у меня с деньгами, честное слово.
– Точно? Тогда пусть лежат, где лежали, – Фред и Джордж заулыбались и подмигнули. – Не будем же мы на глазах у родителей покупать всякие интересные штуки. Вот ка-ак наведаемся в Хогсмид!
– Ребята! – крикнула Гермиона. – Что вы там стоите, идите скорее к нам!
– Идём! – Форджи подхватили Гарри под руки. – Нормальное солнце! Вкусная вода! Мороженое! Без песка! Годрик, счастье-то какое!
– Это вы делитесь впечатлениями от путешествия? – звонко рассмеялась Гермиона. – Привет, Гарри! Как ты?
– Прекрасно, – Гарри осторожно сжал её пальцы в приветствии. – Ты тоже путешествовала?
– Да, но недалеко. Во Францию. Мама обожает бывать в Париже.
– Привет, Рон! – Гарри первым протянул руку и широко улыбнулся: – Ребят, спасибо вам за чудесные подарки!
– Я рада, что тебе понравилось! Честно сказать, я воспользовалась чужим советом.
– Чьим же?
– Секрет! – хитро улыбнулась Гермиона.
– И мой подошёл, да? – облегчённо выдохнул Рон. – Мне его тоже выбрать помогли. Целитель, что лечил Джинни. Говорил, будто мастер делал. Ты в порядке? Мы читали газеты, но раньше выбраться никак не сумели бы.
Джинни молча кивнула и покраснела ещё гуще. Гарри, так и не придумавший повод для долгого рукопожатия, просто уселся на соседний с Джинни стул и взял её за руку.
– Как у тебя дела? – спросил он участливо и накрыл тонкие пальцы другой рукой. – Выглядишь замечательно.
Близнецы обменялись заговорщицкими взглядами, Рон изумлённо засопел, а потом понятливо хмыкнул.
«Попал ты, Поттер, – с досадой подумал Гарри и снова посмотрел на Джиневру. Та краснела и кусала губы, но руки не отняла. – Ладно, всё равно пора ухаживать за какой-нибудь девчонкой, так пусть это будет тихая и скромная Джинни, а не задавака вроде Браун или Гринграсс».
– Франция – замечательная страна, – тараторила меж тем Гермиона, единственная из всей компании не обратившая внимания на «ухаживания». – Но Египет! Это же… Это колыбель цивилизации, Рон! Я тебя вот уже час расспрашиваю, а ты только и знаешь, что мычишь! «Жарища, руины!» Ты хоть понимаешь, что это за руины?
– Побольше всяких понимаю, – обиженно буркнул Рональд. – Поганые это руины! Засыпать их песком да и забыть навсегда.
– Песком?! – ахнула Грейнджер и воинственно тряхнула кудрями. – Неуч! Археологи всего мира мечтают…
– Это они просто не знают, куда соваться вздумали! – решительно перебил её Рон. – Там же некросы правили!
– Какие ещё некросы? Не выдумывай! Там правили фараоны! Сорок веков существования этой замечательной цивилизации породили…
В другое время Гарри с удовольствием послушал бы о дивной стране, где целых сорок веков некромантов не считали чудовищами, но сейчас было некогда. Он «ушёл» на Грань – чуть-чуть, на самый краешек! – и смотрел на Джинни оттуда. Светящаяся фиолетовая завеса, отделявшая живое от не-живого, окутывала силуэт Джиневры намного гуще, чем прочих людей и казалась… Сотворённой? Гарри прищурился и присмотрелся внимательнее. Да, точно. Неведомый умелец подхватил свободные «нити» завесы, соткал из них нечто вроде паутины и накинул на пациентку.
«Некромант? В Египте? – заволновался Гарри. – Он целитель? Интересно, ему можно написать? Джинни знает адрес? Букля согласится лететь в Египет?»
Грань резко качнулась, опрокидываясь в пустоту, и Гарри, чертыхнувшись, поскользнулся и шлёпнулся на задницу, мгновенно примёрзшую к матовой глади. Смена ракурса помогла понять ошибку: целитель Джиневры не выходил на Изнанку, а использовал чары, очень похожие на те, которыми папаша Флинт воевал с поддельным духом. Только Флинт брал одной лишь мощью, а лекарь-египтянин действовал с умом и изобретательностью. Сил в «паутину» было влито намного меньше, и «разорвать» её смог бы не только Гарри, но и любой тёмный чароплёт вроде того же Сметвика.
«Не придирайся! – строго велел сам себе Гарри. – Работает? Работает, и работает отлично! Ты, например, никогда не догадался бы сделать нечто подобное! А ещё это очень красиво!»
– Что с тобой? – донёсся откуда-то издалека обеспокоенный голос. – Тебе нехорошо?
Гарри мысленно треснул себя по лбу и поспешно вернулся в нормальный мир; за спиной с тихим хрустальным звоном осыпались осколки фиолетового льда. Джинни встревоженно хмурилась и заглядывала ему в глаза.
– Прости, пожалуйста, я немного задумался.
– Ты не заболел? Руки у тебя ледяные!
Гарри припомнил лучшие пассажи из речей Марка Флинта, но вслух лишь досадливо хмыкнул:
– Осень скоро. По утрам уже прохладно, но отказаться от мороженого я не силах. Тебе неприятно?
Джиневра снова зарделась, молча мотнула головой и неожиданно принялась растирать Гарри ладони. Он едва не ойкнул и, кажется, тоже покраснел. Во всяком случае, уши у него горели.
– Нам пора, – хором выдали близнецы многозначительным тоном. – Бывайте, мелкота, встретимся у витрины «Флориш».
Они сорвались с плетёных стульев, выскочили из кафе и стремительно растворились в шумной толпе магов, спешащих по своим делам. Рон и Гермиона ничего не заметили – они самозабвенно спорили. Вернее, Гермиона затеяла лекцию по древней истории, а Рон, упрямо наклонив голову, время от времени вставлял слово-другое, чтобы тут же умолкнуть под градом аргументов.
– Фараоны считались равными богам, а культ смерти доказывает лишь то, что древнеегипетское общество было достаточно развитым для того, чтобы иметь единую религию, – напирала Гермиона. – И вообще, ты видел хоть одно верование, которое не имело бы своей версии загробной жизни? Любого человека беспокоит уход из жизни, Рон! И все надеются, что это ещё не конец, понимаешь?
– Чего там надеяться, – ворчал Рон, – когда всем ведомо, что чистая душа воистину бессмертна.
– Где доказательства? Нет их! Вера иррациональна!
– Чего? – озадачился Рон. – Где ты эти словечки берёшь?
– В книгах! Которые написали умные люди!
– Это если я кучу пергаментов попорчу, так сразу у тебя за умного сойду? Договорились, Грейнджер!
– Вот! Сам сказал! Попортишь! О чём ты можешь написать? О полировке мётел?
– Да ты сама отполируй хоть одну и сразу поймёшь, что дело это непростое и в нём тоже свои хитрости имеются!
– Ну конечно! – закатила глаза Гермиона. – Куда там высшей трансфигурации!
Рональд обиженно насупился, и Гарри сумел вклиниться в перепалку:
– Ребята, это вы всё ещё о Египте? Кстати, Гермиона, ты ведь подарила мне набор для полировки мётел, и это значит…
Рон прыснул, а Гермиона сердито ткнула его кулачком в плечо:
– Ничего это не значит! Мне сказали, Гарри, что ты хотел купить собственную метлу!
– Я?! – изумился Гарри. – Ну-у… – он посмотрел на вмиг расстроившуюся Гермиону и торопливо добавил: – Была такая идея, но это лето как-то для покупок не задалось.
От вранья про внезапно возникшую любовь к полётам Гарри спасло появление миссис Уизли: она хотела забрать Джинни на примерку мантий. Джиневра, вздыхая, поплелась следом за матерью.
– Пронесло, – сказал Рон с нервным смешком. – А могли и мы поручение какое огрести!
– Учебники, – напомнил Гарри.
– Мы их первым делом купили, – скривился Рональд и кивком указал на набитую доверху школьную сумку. – «Чудовищные книги» видел? Вот бы нам свору таких же в прошлом году! Они этого василиска затравили бы как нечего делать.
Гарри вспомнил огромную тушу мерзкого чудища и горько вздохнул. Вряд ли милые смешные книжки смогли бы уцелеть, даже будь их целая тысяча.
– А теперь погляди, сколько добра накупила мисс Грейнджер, – ворчливо продолжил Рон.
– Ого! Три сумки! Зачем столько, Гермиона?
– Я записалась на все дополнительные предметы.
– На все?
– И на магловедение тоже, – сказала Гермиона и добавила: – Только спать, как ты, я на этих уроках не собираюсь.
– Годрик-спаситель, – застонал Рон. – А магловедение тебе зачем? Чего ты такого не ведаешь про маглов, а?
– Я не знаю, что о маглах думают маги. На самом деле, это очень интересно. Верно, Гарри?
Гарри пожал плечами. Он очень хотел, чтобы маги о маглах забыли навсегда. Хотя бы о тех, кто живёт в Литтл-Уингинге.
– Куда теперь? – поинтересовался Рон, с сожалением заглянув в пустую креманку.
– В зоомагазин, – ответила Гермиона. – Мама и папа заранее поздравили меня с днём рождения и подарили десять галлеонов. Хочу купить себе сову. У вас же есть совы.
– Стрелка не моя, – мотнул головой Рон. – Она семейная. Старенькая совсем.
– Буклю мне Хагрид подарил, – сказал Гарри. – Лето прошло, Драко будет рядом, так что мне и писать-то некуда. Если хочешь, я попрошу её носить твои письма.
Услышав имя Малфоя, Рональд насупился, но отчего-то смолчал, а Гермиона вздохнула:
– Спасибо, Гарри, но мне хотелось бы иметь собственного питомца. Мои родители не держат животных. Клиника требует много времени и сил, а я всегда мечтала…
– Три сумки учебников, мисс Заучка, – мрачно напомнил Рон. – Будто у тебя будут время и силы ухаживать за совой. О! Купи жабу! Они хоть в спячку впадают от бескормицы, а не сразу мрут.
– Или сбегают, – поддакнул Гарри со смешком. – Как Тревор.
– Как хотите, – обиделась Гермиона. – Я сама пойду!
– Лучший зоомагазин в Косом – это «Волшебный зверинец». Он совсем рядом, – примирительно сказал Гарри, – и я помогу донести сумки.
– Ещё чего, – отмахнулся Рон. – Надорвёшься и опять заболеешь. Я сам. А в «Зверинец» и мне надо. Что-то Коросте совсем худо в этом Египте стало. Может, там зелья какие посоветуют.
Он пошарил за пазухой и вытащил свою крысу, тощую и облезлую. Та вяло трепыхнулась и обмякла, закатив глаза.
Гермиона сочувственно ахнула, а Гарри подозрительно всмотрелся в потенциального переносчика чумы, тифа и ещё десятка-другого опасных инфекций. Что-то с этой крысой было сильно не так, но что именно, он понять не смог.
– Что с ней? – спросил Гарри и на всякий случай отодвинулся чуть дальше. Неправильная какая-то крыса. Ну, или это он неправильный и никаких животных не любит, кроме собак.
– Когда папа порт-ключ активировал, она из клетки выскочила, – со вздохом сказал Рон. – Сбеги чуть раньше, осталась бы в Египте. Сбеги чуть позже, посекло бы в фарш. Да и так приложило знатно – я думал, не очухается. Эй! – обратился он к крысе. – Кошек в Египте тебе мало было? Расщепиться решил, бестолковый? Ну что, идём?
Рональд сунул своего гадкого питомца за пазуху (Гарри невольно передёрнуло) и вынул палочку.
– Новая? – поинтересовался Гарри чуточку завистливо, вспомнив, что в школьном сундуке его поджидала вредная «сестрица».
– Ага! – расплылся в счастливой улыбке Рон. – Только сегодня купили, но слушается, будто я родился с ней в руках! Сильная! Смотри! Вингардиум Левиоса!
Сумки с учебниками послушно взмыли в воздух, а Гермиона похлопала в ладоши.
– Но вы можете лучше, мистер Уизли, – с интонациями Макгонагалл добавила она. – К тому же, неплохо бы вам усвоить заклинания уменьшения предметов и облегчения их веса.
– Да уж усвою, – буркнул Рон. – Не дурнее прочих. Сама-то, небось, выучила и то, и это, и ещё две дюжины?
– Только в теории, – с сожалением вздохнула Гермиона. – На каникулах нельзя колдовать, а то из школы исключат.
«Ага-ага! – фыркнул Гарри про себя. – Вот заведи себе правильного крёстного и хоть обколдуйся!»
«Волшебный зверинец» встретил их невыносимым гвалтом и особым запахом, которому деликатная Гермиона тут же дала название: «Как в цирке!» Клетки с волшебным зверьём громоздились вдоль стен, под потолком были устроены насесты для сов, а середину небольшого зальчика занимал искусственный прудик.
Гарри любил заходить в этот магазин, чтобы полюбоваться необычными зверушками, но гостил очень недолго – многие обитатели откровенно его боялись и забивались кто куда. Поэтому Гарри привычно остановился рядом со стеклянными террариумами для змей и поздоровался с ними, выслушав в ответ радостное: «Всегда будь сыт, Говорящий!» Дальше он пройти не рискнул, потому что кошки всех видов и цветов, как всегда, заволновались первыми и подняли тоскливый вой, заглушавший даже птичий галдёж под потолком.
В самый первый свой визит он и сам испугался, вспомнив рассказ профессора Спраут об анчаре, но стоявшая за прилавком полноватая ведьма с седой растрёпанной косой и не по возрасту озорными глазами успокоила его: «Все пушистые и пернатые опасаются змееустов, мистер Поттер. Инстинкт, что поделаешь. К вам, простите, из этой братии только грим и мог прибиться. Что же у них за мир такой неласковый, как думаете? Глянуть бы хоть одним глазком!»
Они разговорились, и с тех пор Гарри стал регулярно захаживать в гости, иногда даже с Бродягой. Кажется, Бродяге миссис Пилливикл была рада больше, но Гарри её понимал и гостеприимством не злоупотреблял: нелегко унимать паникующее зверьё после каждого визита любопытного змееуста.
Миссис Пилливикл приветливо кивнула их троице и продолжила разговор с покупателем, объясняя тому, как ухаживать за некими «сдвоенными головастиками». Гарри невольно задумался, представляя, что за лягушки получатся из этих головастиков, а потому прослушал очередное замечание Гермионы.
– Прости, – спохватился он. – Что ты сказала?
– Ты такой рассеянный, – посетовала Гермиона. – Тебе нужны занятия по концентрации внимания. Я попрошу маму, она пришлет нужную книгу. Вряд ли у магов такое издают.
– Должны, – возразил Гарри. – В пособиях по ментальной магии точно есть. Но я не рассеянный, тут просто очень шумно.
– Я спросила, как тебе вот эта? – она указала на небольшую пёструю сову с задорными «ушками».
– Красавица! – похвалил выбор Гарри, а сова кокетливо ухнула и напоказ развела крылья.
Рон же залип у террариума с рунеспуром и восхищённо рассматривал вальяжно раскинувшегося на мшистой коряге оранжево-багрово-чёрного трёхголового змея.
– Этот молоденький ещё, – пояснила миссис Пилливикл, выйдя из-за прилавка. – Видишь, все головы на месте.
– А под старость отсыхают, что ли? – хлопнул глазами Рон.
– Нет, – засмеялась миссис Пилливикл. – Успевают поссориться. Левая голова у этой змеи отвечает за принятие решений, средняя – за воображение, а правая критикует и то, и другое. Частенько случается, что левая и средняя головы в сердцах нападают на правую и съедают её.
– И что тогда?
– Тогда я кругом в убытках! Самцов рунеспура покупают за яд, а он есть только в зубах правой головы.
– А самок покупают?
– Самочки несут яйца, но рунеспуры откладывают их через рот, и это значит, что трёхголовая самка принесет мне денежек больше, чем двухголовая. Оттого я и пичкаю своих рунеспуров успокоительными зельями.
– Хорошо, – сказал Гарри, впечатлённый рассказом, – что у человека только одна голова.
– Точно, – с мрачным видом согласилась Гермиона.
– Тебе что за печаль? – поддел её Рон. – Голова у тебя хоть и одна, но целиком правая!
– А тебе и завидно! – взвилась Гермиона. – Ты-то совсем без головы, а критическое мышление лучше никакого!
Рон стиснул кулаки и набычился, сочиняя достойный ответ, но миссис Пилливикл, усмехнувшись, спросила:
– Интересуетесь зельями, молодой человек? Присматриваете нового питомца?
– Годрик упаси! – содрогнулся Рон. – Зелья, скажете тоже! Не нужен мне новый, мне бы старого подлечить. Крысу. Вы согласитесь посмотреть?
– Отчего же нет? – миссис Пилливикл вновь зашла за прилавок и надела старомодные очки. – Клади сюда, посмотрим. Ух ты, и впрямь старичок! Доставалось ему, я смотрю. Весь в шрамах, одного пальца нет.
– Мой брат его уже таким подобрал, – Рон печально вздохнул. – А вот свежее, смотрите. Кошки и дальнее перемещение. Да и с мозгами у него непорядок – жара в этом Египте такая, что я и сам чуть не свихнулся.
Миссис Пилливикл угукнула и приподняла слабо трепыхавшуюся крысу над прилавком:
– Вполне ещё живчик. Просто резкая смена климата – это огромное потрясение для животного, не умеющего аппарировать. Например, грима Гарри этим не смутить.
– Кого?! – хором спросили Рон и Гермиона, а крыса вдруг запищала и забилась в руках миссис Пилливикл.
– Собака, – вздохнул Гарри. – Бродячая была, я её подобрал. Хотел хозяина найти, но не сумел.
– Ты завел собаку? И молчал? – возмутилась Гермиона. – Где она? Познакомишь?
– Её проверяли на анимагию? – нахмурился Рон. – Вдруг не собака это?
– Проверяли. Раз триста. Не говорил, потому что не успел. Прибежит, познакомлю. Он где-то гуляет сейчас. Очень самостоятельный, – ответил Гарри на все вопросы разом. – Что?
– В Хогвартс нельзя брать собак, – жалостливо вздохнула Гермиона. – Давай Хагрида попросим, чтобы…
Гарри приготовился врать напропалую, но тут внезапно поднялся переполох.
Монотонный тоскливый мяв магазинных котов внезапно разбавил кошачий же разъярённый вопль, и на прилавок откуда-то с потолка свалилось нечто лохматое пронзительно-рыжего окраса.
– Живоглот, фу! – крикнула миссис Пилливикл, поднимая отчаянно верещавшую крысу повыше.
Живоглот – «Ну и здоровущий котяра! Или это мелкая рысь?» – заорал ещё громче и заёрзал, готовясь к прыжку.
– Короста! – крикнул Рон, схватил котяру за толстый мохнатый хвост и крепко выругался, заполучив когтями по рукам.
Крыса извернулась, тяпнула миссис Пилливикл за палец, свалилась на пол и кинулась к выходу. Рон, крякнув, ухватил кота за шкирку, отшвырнул за прилавок и рванул следом за крысой. Громко забренчал колокольчик над распахнутой пинком дверью, и донеслось удаляющееся: «Стой! Стой, Короста! Ты куда, придурок?»
Живоглот со свирепым урчанием снова запрыгнул на прилавок и собрался было в погоню, но миссис Пилливикл шлепнула его промеж лопаток:
– Стоять, паразит!
Дверь снова открылась, и в магазин проскользнул мистер Деррек с палочкой в боевом хвате.
– Цел, твоё геройство? Что происходит?
– Не знаю, – честно признался Гарри, а миссис Пилливикл снова стукнула кота.
– Ему больно! – пискнула Гермиона и умолкла под внимательным взглядом мистера Деррека.
– Малахольная барышня, которая будущий дознаватель, – вспомнил тот. – Вокруг неё всегда неприятности, твоё геройство. Держался бы ты подальше.
Гермиона выпрямилась и приготовилась ответить, но Гарри поспешно дёрнул её за руку и сделал страшные глаза.
– Всё в порядке, – сказал он. – Нет у меня никаких неприятностей, мы с Гермионой вообще ни при чём. Кот напал на крысу, вот и всё.
– Вот как, – с сомнением сказал мистер Деррек. – Я неподалёку, помни.
Он плавно отступил назад и неслышно покинул «Зверинец»; колокольчик над дверью не шелохнулся.
– Ох и тип за тобой ходит, – проворчала миссис Пилливикл, недобро глядя на дверь.
– Какой? – спросила Гермиона, а Гарри кротко вздохнул.
– Тот ещё, – ответила миссис Пилливикл. – Напугал, зараза меченая! Тебя-то он откуда знает, девонька? Дурные это знакомства, поверь старой женщине.
Гарри опять вздохнул, на сей раз жалобно.
– Он меня в Хогвартсе видел, – ответила Гермиона. – Мы не знакомы, просто он за Гарри следом ходил. От монстра охранял.
– Ну и ну. Чудище от чудища, охраняло, значит, – хмыкнула миссис Пилливикл, и Гарри вздохнул ещё жалобней. – Ладно-ладно, не вздыхай. Надеюсь, ты прав и эти хмыри взаправду раскаялись и охолонули. Дай-то Мерлин. Куда? – крикнула она вдруг на тихонько кравшегося к краю прилавка кота и тоже выхватила палочку.
Вздёрнутый за шкирку заклинанием, котяра прижал уши и оскалился; когти убирать он даже не подумал.
– Что за негодная тварь! – сердито сказала миссис Пилливикл. – Тебе, скотина, сколько раз было велено не лезть к покупателям? Продам егерям на приманку, будешь знать!
– Не надо! – взмолилась Гермиона. – Он же ничего не успел сделать! Такой красавец, вы только посмотрите!
– Я на него вот уж сколько лет смотрю! Ничего не поменялось! Дурным родился, дурным и помрёт! Пакостник!
– А какой он породы? – спросила Гермиона и невольно поморщилась: гвалт в магазине стал совсем уж невыносимым.
– Подлой! – рявкнула миссис Пилливикл и наконец-то сотворила пару «заглушек». – Смесок это. Страшный для кота, тупой для книзла. Ни то, ни сё, и никому не нужен. Да был бы ласковый, а то драчун и неслух. Точно, отдам первому же егерю, что заглянет. По весу сиклей на шесть вытянет.
– Я его покупаю! – решительно сказала Гермиона. – Десять галлеонов! И ничего он не страшный!
Гарри набрал воздуха побольше, чтобы снова вздохнуть, но миссис Пилливикл тихонько засмеялась и замотала головой:
– Не держать тебе лавку, милая. Разоришься до открытия. С парнишкой и его крысой неловко вышло, моя вина. Передай ему, пожалуйста, микстуру. Здесь написано, как принимать. Нет, за неё денег не нужно. За кота же возьму семь сиклей. На удачу.
– Спасибо! – Гермиона сгребла кота в охапку и крепко прижала к себе. – Какой ты! Гарри, правда, он классный?
– Правда, – согласился Гарри и, не удержавшись, хихикнул: – Рыжий. Боец.
Гермиона порозовела и грозно посмотрела на насмешника.
– На бульдога похож, – примирительно улыбнулся Гарри. – Морда и характер точь-в-точь. Очень красивый и умный кот. Поздравляю с приобретением.
Гермиона счастливо улыбнулась и уткнулась носом в рыжую шерсть. Котяра, к удивлению Гарри, тотчас же басовито замурлыкал.
Поскольку спускать своё сокровище с рук Гермиона ни в какую не желала, Гарри, пыхтя, выволок сумки с учебниками за дверь и попросил мистера Деррека уменьшить их.
Тот выполнил просьбу, а потом, ухмыляясь, сказал:
– Вон дружок ваш чешет. Я рядом, твоё геройство. Ори, если что.
И снова скрылся с глаз, отступив в узкий проход между домами.
Гарри и Гермиона обернулись и увидели Рона, баюкавшего в ладонях Коросту; та лежала подозрительно неподвижно.
– Вот же невезение, – грустно сказал Рон. – Он прямо по мостовой помчал. Припустил, будто не крыса, а конь. Я испугался, что сбежит, ну и крикнул: «Держите!» Зря крикнул. Бедолага от авроров три Петрификуса поймал с разных сторон. Теперь он точно сдохнет, и Перси меня со свету сживёт.
– А я котика купила! – некстати похвасталась счастливая Гермиона.
Рон взглянул на виновника крысиных несчастий, побагровел, молча развернулся и побрёл прочь, в сторону «Дырявого котла».
– Надеюсь, чёртов крысюк действительно сдохнет, – сказал Гарри.
– Что ты такое говоришь? – неискренне возмутилась Гермиона и прижала к себе кота так, что бедняга коротко взвыл.
– На похоронах и помиритесь, – добавил Гарри безжалостно. – Раньше вряд ли. Ронни у нас боевик и нападок на подопечных не любит.
– Ты преувеличиваешь. Он всё поймёт, – неуверенно промолвила Гермиона и чмокнула котяру между ушей. – Живоглот, да? Какое грозное имя! Мы же не будем больше обижать бедненькую крыску? – нежно проворковала она. – Не будем, нет?
Живоглот приоткрыл один глаз и изобразил на приплюснутой морде показное смирение. Мол, погодим пока, а там посмотрим.
– Кругом боёвка, – проворчал Гарри себе под нос, уложил в карман мантии уменьшенные сумки, ухватил Гермиону под локоток и повёл в «Дырявый котёл».
***
Если «битва нянек» и состоялась, то к приходу Гарри и Гермионы закончилась: ни лорда Нотта, ни мистера Робардса с мистером Шеклболтом в трактире не было. Семейство Уизли, за исключением обиженно нахохлившегося в дальнем углу Рона, тоже разбежалось кто куда. Бармен Том меланхолично возил тряпкой по стойке и время от времени морщился, слушая нескончаемый монолог своей новой горничной.
– …А я ей и говорю: «Вертеть подолом – дело нехитрое, милочка, да только счастья такие дела не приносят!» А она фыркнула эдак и взялась талдычить, что, мол, я старая дура и в счастье ничего не смыслю, а ещё по вдовству своему завидую всем, кто помоложе да на рожу посмазливее. Какова нахалка, а? Не стала я с ней препираться – много чести! – а поставила малый котелок с зельицем по прабабкиному рецепту. Никогда оно сбою не давало, так что с той самой поры… Ой, а вот и мистер Поттер вернулся! Доброго денёчка, мистер Поттер! А где собаченька ваша?
– Здравствуйте! – вежливо склонил голову Гарри. – Мой пёс убежал гулять. Не бойтесь, он вас не тронет.
– Если не будешь языком молоть без передыху, – уточнил Том. – Пёс егерями натаскан, лишнего шума не любит. Как отхватит от жопы кусок, ни одно прабабкино зелье не спасёт!
Горничная («Миссис Брайен, две дочки!» – вспомнил Гарри) чопорно поджала губы и смерила Тома неласковым взглядом, а потом заметила Гермиону:
– Ты чьих будешь, деточка? Не заплутала?
– Здравствуйте! – звонко ответила Гермиона. – Мне нужен номер! Есть свободные?
– Это моя подруга, – поспешил отрекомендовать её Гарри, чтобы миссис Брайен не ляпнула ничего лишнего.
– Отчего же нет? Номера есть, – бармен шевельнул рукой, призывая массивный ключ с узорной головкой. – Номер четырнадцать, мисс. Вот только плошки для кота тоже придётся поставить в номере. Ваш друг обзавёлся собакой, – Том сочувственно улыбнулся и развёл руками, – драку с которой мало кто переживёт.
– Такая большая? – удивилась Гермиона. – Хорошо, сегодня Глотик побудет в номере, а завтра... Вот я глупая! Я забыла купить переноску!
– Так собака не обычная, а магическая, что ли? – Рон встал из-за стола и подошёл к стойке; Гермиону и зашипевшего на него котяру он старательно не замечал. – Крапа подобрал? Ну ты даёшь! Гримом назвал, да? Круто!
– Никак не назвал, – пожал плечами Гарри и, вздохнув, пояснил озадаченному Рону. – Не хотел привязываться. Грим – это не кличка.
– А что?
– Ну-у… Вид, наверное. Как крап, только грим.
– Грим?! – Рон потрясённо уставился на Гарри и зачем-то достал палочку. – Поттер, ты подобрал пса-призрака?!
– Призраки столько не жрут! Обычный магический пёс, только редкого вида, – вместо Гарри ответил Том и добавил: – Боюсь, Гарри, убежит он отсюда. Гримы – охотники на зависть и хозяев не бросают. Найдёт тебя где угодно. Что делать будешь?
– Мы Хагрида попросим его приютить, – вмешалась Гермиона. – Его все звери слушаются.
Рон почесал в затылке, посмотрел на палочку, заткнул её за ремень штанов и недоверчиво пробурчал:
– Так гримы взаправду бывают? Тогда точно надо к Хагриду идти.
Том пожевал губами и неохотно вымолвил:
– Школа. А ну кто-нибудь шум поднимет, и до попечителей дойдёт? Прибьют чудище твоё, как василиска прибили. Бестолковая псина и прожорливая что дракон, а всё одно жалко – живая душа. Сумеешь ему втолковать, чтобы из лесу носа не казал?
– Постараюсь, – вздохнул Гарри. – Спасибо вам.
– Мы никому не скажем, – пообещала Гермиона. – Правда, Рон?
– Неправда, – хмуро буркнул Рональд, стараясь не встретиться с ней взглядом. – Невиллу скажем. Ещё Вуду придётся сказать, потому как с мётел много лишнего увидеть можно. А слизни твои небось и так всё знают, раз папаши ихние здесь крутятся, – он помолчал и добавил совсем уж угрюмо: – Можешь обижаться, Гарри, но профессору Дамблдору тоже надо бы рассказать, что за собака и что она делает в Хогвартсе. Особенно такая.
Гарри растерянно посмотрел на Тома.
– Директора Дамблдора надо предупредить, – согласно кивнул бармен. – Он в ответе за всё, что в Хогвартсе творится. Да он так и так узнает, а потому дешевле выйдет сразу сознаться.
Гарри помрачнел: он чуял, что пребывание Бродяги в Хоге грозило тому нешуточными проблемами. Надо бы уговорить Сириуса не рисковать и посидеть немного дома. Понятно, что свой дом крёстный не любит и обзывает «склепом», но любой склеп лучше пряток от авроров и зимовки в Запретном лесу. Правда, с уговорами придётся постараться: человека упрямей Сириуса Блэка Гарри ещё не встречал, а ведь думал, что знаком с толпой упрямцев один другого круче.
– Да, я обязательно всё расскажу профессору Дамблдору, – пробормотал Гарри задумчиво. – Думаю, он всё поймёт.
– Зато я не понимаю, – свела брови Гермиона. – Если слизеринцы знают о гриме, то от кого секреты?
– Рон же ясно сказал: «Твои слизни», – рассеянно ответил Гарри; мысленно он уже репетировал монолог о несчастной голодной собачке и раздумывал, сдержать ли мужественно слёзы или в финале речи всё-таки всплакнуть. – Слизеринцы, они разные. Не моим слизням знать ничего не нужно. Не моим гриффиндорцам тоже.
– Я вообще никому и ничего не собиралась говорить, – обиделась Гермиона. – Странные у тебя тайны.
– Какие есть, – пожал плечами Гарри; он решил, что реветь перед Дамблдором не будет – вот ещё! – Ребят, вы меня простите, но я ужасно хочу спать. Ночью отчего-то не спалось, а теперь с ног валюсь.
Он поднялся в номер, намереваясь ещё раз хорошенько всё обдумать, но и вправду уснул – как раз на мысли о том, что к Хэллоуину крёстного в Хоге быть не должно. Чёрная матовая поверхность знакомо качнулась, опрокидываясь в никуда, над головой закружился звёздный хоровод, ледяные пики привычно пронзили заиндевевшее тело, и Грань сказала хрипловатым голосом Тео Нотта: «Вот перед крёстным и поплачешь. Пусть дома сидит, туда никому хода нет. А то убьётся ещё, мститель хренов, и что нам с тобой потом делать?»
***
Вечером выяснилось, что Гарри проспал немало интересного: от повторной встречи Нотта с Робардсом до скандала, затеянного Персивалем по поводу пропавшего значка префекта школы. Значок, ясное дело, стащили близнецы и «усовершенствовали», в чём не постеснялись признаться, паршивцы. Теперь значок украшала надпись «Важная шишка», которую Перси вот уже второй час безуспешно пытался расколдовать.
– За что? – тихо вздохнул Гарри, чуя, что в этот раз усовестить бедовых братцев не получится.
– За всякое, – злорадно ухмыльнулись Форджи. – Знать не знаем, что Перси за префект, но чароплёт дохленький. Вот и пусть займётся делом, а не полировкой значка.
Гарри покачал головой, но лезть с нотациями не стал: дело семейное, и супруги Уизли тоже не торопились помогать Перси. К тому же Гарри гораздо больше интересовало, до чего договорились «няньки». По счастью, мистер Уизли не стал разводить секретов.
– Было решено, что нарушать заведённый порядок не стоит, – сказал он с мягкой улыбкой. – Кингс-Кросс, Хогвартс-экспресс и станцию в Хогсмиде возьмут под охрану, – он важно поднял указательный палец и добавил, явно повторяя чужие слова: – Меры будут предприняты беспрецедентные!
– Угу, – послушно кивнул Гарри. Экспресс так экспресс: накупит в поезде сладостей и будет демонстративно игнорировать маменькиного сынка Малфоя. Весь день.
Однако мистер Уизли понял его как-то не так, потому что нервно утёр лоб и выжидательно уставился на супругу.
– Не бойся, Гарри, – миссис Уизли не улыбалась, но выглядела абсолютно спокойной.
– Я не боюсь, – ответил Гарри. – Честно.
Форджи заулюлюкали, завопили: «Ура могучему герою!» – и наградили Гарри ободряющими хлопками по плечам. Перси недобро на них покосился и снова замахал палочкой над осквернённым значком.
– До вокзала ещё добраться надо, – внезапно раздался мрачный голос Рона. – Порт-ключ? Тогда уж лучше сразу до Хога.
– Министерство выделит нам пару автомобилей, – сказал мистер Уизли. – Всё предусмотрено.
– Ого! – восхитились близнецы. – Мистер Важная шишка будет доволен! Флажки на капоте, эскорт на мётлах!
– Мётлы посреди Лондона? – засмеялась Гермиона. – Какая ерунда! Машины значительных персон обычно сопровождают мотоциклы. Это называется кортеж.
– Наш префект не настолько важная шишка, чтобы зачаровывать мотоциклы, – заверили её Форджи. – Обойдётся и мётлами.
Перси стиснул челюсти и сделал вид, что ничего не слышит. Гарри стало его жаль, но только самую капельку – Перси Уизли временами бывал невыносимо высокомерным. Кажется, Форджи и впрямь озлились на него по делу.
– Ты это… – Рон плюхнулся на соседний стул и подвинулся поближе к Гарри. – На пару слов.
– Что случилось?
– Может, ты как в прошлом году? – зашептал Рональд и досадливо замахал руками на бессовестно прислушивавшихся к разговору близнецов. – Тихо-тихо камином? Мол, здрасте, уважаемый декан Снейп, вот и я!
– А если это будет уважаемый декан Макгонагалл?
– Да хоть Пивз верхом на миссис Норрис. Всё лучше Блэка.
– Да ты никак трусишь, Ронникин? – сладко пропел один из близнецов. Кажется, Фред.
– А то вы не слыхали, как тут собачились, – скривился Рон. – Нотт, конечно, сволочь и Пожиратель, но говорил-то дело. Мол, толпа, старики, дети, у бойцов руки связаны, а Блэку убивать кого ни попадя привычно.
– Ничего не будет, вот увидишь, – спокойно сказал Гарри. – Я здесь уже месяц, и все живы. Сегодня ты шёл рядом и не боялся, а толпа в Косом не меньше, чем на вокзале.
Рон смутился:
– Я не то чтобы боюсь… Просто непонятно: зачем тебя обязательно в поезд пихать?
– Чтобы все видели – повода для паники нет. Всё идёт своим чередом.
– Всё, да не всё. Нотт психанул и сказал, пусть кто-то попробует навесить ему сговор с Блэком. Грозился явиться на Кингс-Кросс как обычный папаша: таскать чемоданы и квохтать над чадом. Говорил, всех своих приведёт. Мол, они тоже теперь честные граждане, и аврорат должен их защищать.
– Так и есть, – пожал плечами Гарри. – Рон, всё будет в порядке. Я уверен.
Ужин получился почти семейным. Том закрыл трактир рано – «Отдохнёшь немного от публики, мистер герой!» – и позволил сдвинуть столы, чтобы получился один большой, как в Норе. Миссис Уизли и девочки хихикали и заговорщицки шептались, а Рональд, сидевший неподалёку, пламенел ушами и время от времени рукой прикрывал глаза. Гарри вспомнил «дамскую гостиную» Слизерина: девчачьи сплетни – это нечто. Мистер Уизли рассказывал забавные случаи, приключавшиеся с ним по службе, Перси согнал с лица брезгливо-надменное выражение и задумчиво смотрел на танец пламени в камине, и даже близнецы притихли и внимательно слушали отца.
Вдруг Гарри отчего-то стало грустно. Он тоже уставился на огонь и внезапно подумал, как было бы славно, очутись здесь Драко. Он словно воочию представил несносного Хорька – задранный подбородок, презрительно сощуренные глаза и, разумеется, скандал со всеми Уизли разом.
Скандала не хотелось даже в воображении, и потому пришлось представлять на месте рыжего семейства весь третий курс Слизерина. Правда, Хорь всё равно нашёл бы с кем сцепиться: с Теодором поругался бы из-за квиддича, или взялся бы поддевать Винса, или с Грегом спорил бы до хрипоты, а уж на битву Хорька с Панси и Дафной из-за очередного романчика мадам Демонессы можно было бы билеты продавать, как на фестральи бега. Но эта ругань была привычной и правильной – а как ещё развлечь неугомонного Драко без жертв и разрушений?
«Завтра, – подумал Гарри и улыбнулся собственным мыслям. – Уже завтра я всех увижу. Оказывается, я скучал по Хогвартсу, с ума сойти!»
Он ушёл спать пораньше, не дождавшись окончания посиделок, и честно поделился одеялом с Чудовищной книгой. Та пару минут ёрзала, устраиваясь у Гарри под боком, а потом затихла. Через некоторое время уснул и сам Гарри.
***
Пробуждение получилось нескучным. Где-то совсем рядом раздался грохот, и Гарри со страдальческим стоном накрыл голову подушкой. Затем он ойкнул: Книга вскочила ему на спину и грозно заскрежетала шипами.
– У тебя совесть есть? – сонно поинтересовался Гарри из-под подушки.
Книга шустро перебралась на тумбочку и издала свирепое «клац-клац». Грохот повторился: за дверью кто-то уронил – или выбросил? – что-то тяжёлое.
– Кому розог?! – гневный голос миссис Уизли заставил Гарри подскочить, а книжку – свалиться с тумбочки и шмыгнуть под кровать. – Фред! Джордж! Немедленно прекратите!
– Ну, мам, – хором заныли Форджи противными голосами. – Левитировать быстрее, чем таскать! Мы же опаздываем!
– Так левитируйте, а не швыряйте! Посмотрите на Рона, вот он аккуратно… Ронни, это мой чемодан! Оставь его в покое! Заканчивайте! Все завтракать! Где Гарри?
– Спит! – звонко доложила Гермиона. – Разбудить?
– Спасибо, я уже, – пробурчал Гарри и зевнул так, что хрустнуло где-то за ушами. Кто-то забарабанил в дверь, и он повысил голос: – Встал! Сейчас выйду!
Вещи были собраны накануне. Уменьшенные барменом свёртки и пакеты легко уместились в магловский рюкзак, так что осталось лишь умыться, натянуть джинсы, футболку и – на удачу! – клетчатую рубаху Даддерса.
Гарри подумал, выудил из дедова кошеля браслет с черепами и нацепил на руку. Браслет стал маловат, чтобы носить на бицепсе, но всё ещё велик для запястья, и Гарри, чертыхнувшись, подтащил его поближе к локтю. Длинный рукав рубахи скрыл украшение, а Гарри приступил к ежеутреннему подвигу: он, шипя и ругаясь, разодрал щёткой кудри, спутавшиеся за ночь, а потом смастерил из них пучок на затылке, стараясь стянуть резинкой как можно больше прядей. Получилось так себе, но хотя бы проклятая чёлка отросла и больше не лезла в глаза.
– Прячься, – Гарри опустился на колени и расстелил на полу новенькую холщовую сумку с крепкими застёжками, купленную специально для Чудовищной книги. – Придётся тебе потерпеть до Хогвартса. Сириус велел не светить тобой перед посторонними. Сиди смирно!
Книжка вылезла из-под кровати, отряхнулась, клацнула шипами, заползла в сумку и затихла.
– Теперь ты, – обратился он к Букле и открыл дверцу клетки.
Сова, недовольно клекоча, забралась внутрь, нахохлилась и прикрыла глаза.
– Умница! – похвалил её Гарри, окинул взглядом номер, к которому успел привыкнуть, помахал рукой своему отражению в старом тусклом зеркале и вышел за дверь.
– Ты кринолин там примерял, что ли? – недовольно процедил Персиваль, вытаскивавший из соседнего номера огромный кофр. – Машины уже прибыли, поторопись!
Оторопевший Гарри проглотил своё неуместное «Доброе утро!», молча показал Перси непристойный жест и спустился по лестнице, стараясь не трясти клетку.
– Утро! Завтрак! – Том поставил перед Гарри яичницу с сосисками. – Молоко?
– Утро! – повеселел Гарри. – Горячее! С мёдом!
– Боец! – усмехнулся Том и призвал кувшинчик, обёрнутый полотенцем. – Держи!
Рон, сгорбившись над тарелкой, торопливо жевал и поприветствовал Гарри молча, взмахом руки.
– Опять вы мистеру префекту на хвост наступили? – утолив первый голод, поинтересовался Гарри. – В честь чего это он на меня с утра напустился?
– Я пролил чай на колдографию Кристалл, – закатив глаза, ответил Рон. – Теперь она прячется за рамку из-за пятна на носу. Я прощения попросил, но он всё равно взбесился. Ну я и ляпнул: на хрена тебе, мол, колдография, дрочи по памяти.
Гарри поперхнулся молоком и укоризненно посмотрел на Рональда.
– А что? Можно подумать, он стихи ей, блин, слагает, – с досадой сказал Рон. – Сегодня полюбуется вживе и выпросит ещё одну колдофотку. Поди не треснет.
– На его месте я тебе ещё и по шее дал бы, – вздохнул Гарри.
– Он и дал, – пожал плечами Рон. – Я не против, человек в своём праве. Да только ему же всё мало. Дал по шее, и успокойся. Нет, надо ещё бухтеть три дня и срываться на ком ни попадя. Чую, наживёт он беду с таким-то нравом. Как его Шляпа к нам отправила, ума не приложу. Перси у вас самое место.
– Ты и сам бухтишь по три дня, – не удержался Гарри. – Тоже никогда успокоиться не можешь вовремя. С Гермионой всё ещё не разговариваешь?
Рон посмотрел на то, как Гермиона воркует над новенькой переноской, помрачнел и снова уткнулся в тарелку. Из переноски доносился утробный вой, больше приличествующий голодной нежити, чем домашнему коту.
– Из-за паршивого крысюка, – не унимался Гарри, – поссорился с лучшей подругой. Как так?
– Кому паршивый, – угрюмо ответил Рональд, – а кому и питомец. Кому крысюк милей, кому Хорёк. Не нуди, Поттер, а? Помирюсь, дай срок.
– Ладно, – вскинул руки Гарри. – Заткнулся, не встреваю. Я молодец?
Рон недоверчиво посмотрел на него и внезапно расплылся в благодарной улыбке:
– А то! Поговорить бы нам с тобой до праздничного пира.
– Что случилось? – насторожился Гарри.
– Ничего такого, но поговорить надо. Только без твоих, ага?
Гарри подумал и решил, что игнорировать Малфоя в тесном купе и в компании с однокурсниками не получится. Придётся напроситься в компанию к недогеройскому трио.
– Идёт! – ответил он и подмигнул сидевшей напротив Джинни. Та покраснела, опустила глаза, уронила вилку и покраснела ещё гуще.
Рядом тоскливо вздохнул Рон.
***
Всю дорогу на Кингс-Кросс Гарри, не отрываясь, пялился в окно. Министерские машины, большие, с затемнёнными стёклами, были очень похожи на магловские, но в родичах явно имели кого-то вроде «Ночного рыцаря». Они с необыкновенной лёгкостью лавировали в пробках и не задерживались на светофорах. Водители, молчаливые крепкие ребята, были облачены в изумрудно-зелёную бархатную униформу. Кто другой смотрелся бы в ней похожим на лепрекона, но квадратные челюсти и обманчиво сонные глаза шофёров отбивали охоту к шуточкам даже у близнецов.
Гарри быстро занял указанное ему место и молча дивился возможностям пространственной магии: машины неслись с невозможной для Лондона скоростью. И получаса не прошло, как водители высадили их компанию на магловской стороне вокзала, сноровисто погрузили вещи в багажные тележки (Букля попыталась клюнуть кого-то из «лепреконов», но промазала и теперь старательно притворялась спящей) и сопроводили до Барьера.
– Вас ожидают, – отрывисто рявкнули они хором, по-военному вскинули пальцы к дурацким кепкам и бесследно растворились в толпе на платформе.
– Много народу, – озабоченно сказал мистер Уизли и утёр лоб большим клетчатым платком. – Давайте разделимся. Мы с Гарри первые, остальные следом попарно. Милая, присмотришь?
Миссис Уизли коротко кивнула и поправила Джинни воротничок на магловском платье. Мистер Уизли взял Гарри за руку и направил одну из тележек в колонну. Мгновение, и они очутились на платформе девять и три четверти. Алый паровоз, укутанный клубами пара, дал свисток, и Гарри заулыбался. По «Хогвартс-экспрессу», он, кажется, тоже соскучился. Теперь он не беспомощный первачок, не знающий, чего ждать от будущего, и сумеет получить удовольствие от путешествия.
«Тележка со сладостями, – с радостным предвкушением подумал Гарри, – место у окна и спокойная дрёма после обеда. А Хорёк пусть побегает, предатель». Он снова прикинул варианты «ссоры» с Малфоем и подумал, что тот догадается послать переговорщиком Забини. Блейзу Гарри отказать не сможет: милый, симпатичный и очень вежливый мальчик – как такого, не дослушав, отправить к дракклам? Кажется, игнорирование Хорька вполне может сократиться с целого дня до пяти-шести часов.
Он отошёл в сторону и наблюдал, как папаша Уизли встречает своё семейство и Гермиону, как кто-то положил ему тяжёлую руку на плечо. Гарри невольно вздрогнул, но тут же засмеялся, услышав знакомый басок:
– Здорово, мелкий! Сегодня без сундучища?
– Люк! – просиял Гарри. – Я только что вспоминал, как мы познакомились!
За сценой круглыми от удивления глазами наблюдали незнакомые Гарри люди: невысокая худенькая женщина в скромной мантии и шляпке, украшенной полосатыми пёрышками, и парочка мальчуганов, по виду погодков.
– Мам, это Гарри Поттер, – сказал Люциан. – Вот такой он, видишь? Не похож на портреты в газетках.
– Миссис Боул, – Гарри учтиво склонил голову. – Рад познакомиться.
– Здравствуйте, – скованно вымолвила женщина и посмотрела на Гарри с непонятной опаской.
– Ма, он не Блэк, – проворчал Люциан. – Просто лицо такое.
– Да я и не… – смутилась миссис Боул и затравленно оглянулась, прижав к себе детей.
– Папаня лается с Керком, во-он там, – подсказал ей Люк и поманил братьев. – Знакомься, Гарри. Парни, отцепились от материной юбки и назвали имена!
– Пол, – тихо проговорил мальчик постарше.
– Марк, – пискнул младший.
– Будем знакомы, – Гарри протянул руку и заработал два робких рукопожатия. – Вы похожи на Люциана. Он у вас классный.
Мальчишки заулыбались и немного расслабились, но всё равно стеснялись.
– Гарри, идём! – окликнул его мистер Уизли, с недоумением разглядывая миссис Боул.
– Вы раньше никогда не провожали Люциана? – сообразил Гарри.
– Муж не велел, – ответила миссис Боул. – Говорил, опасно на людях показываться всем вместе. А вчера…
– Переполох вчера был будь здоров, – перебил мать Люциан. – Лорд Нотт примчался в крепость злее смеркута и всех ошарашил. Что стряслось-то, знаешь?
– Вроде переговоры с Робардсом, – развёл руками Гарри, – но не уверен. Давай позже поговорим, а то меня ждут.
– Ты сегодня с грифферами? Малфоя связать?
Гарри подумал и помотал головой:
– Не нужно.
– Как знаешь, – засмеялся Люциан. – Иди, зовут.
До отхода поезда оставалось ещё минут двадцать, но мистер Уизли настоял, чтобы все шли в вагон.
– Ничего не рано, как раз успеете найти хорошие места, – говорил он, беспокойно оглядываясь по сторонам. – Гарри, можно тебя на минуточку?
Гарри кивнул, и мистер Уизли, торопливо сотворив несколько заглушек, сказал:
– Ты очень умный мальчик, но всё-таки… Пообещай мне, что не станешь искать встречи с Блэком!
Гарри не нашёлся с ответом и вопросительно взглянул на мистера Уизли.
– Я знаю, с тобой уже беседовали… – волнуясь, проговорил тот, помолчал, а потом решительно добавил: – Да, ты очень похож на Блэков! Но Сириус не твой отец! Кто бы что ни говорил, это неправда! Не ищи его, Гарри!
– Я знаю, кто мой отец, – ответил Гарри спокойно. – Я знаю, что Блэк мой крёстный. Это весь Слизерин знает. Меня ещё на первом курсе просветили.
– Не полагайся на это, – мистер Уизли нахмурился. – Блэк – клятвопреступник! Он привёл Того-Кого-Нельзя-Называть в дом, вверенный ему под защиту! Что мешает Блэку нарушить клятву, данную тебе? Не выходи из замка, будь осторожен. И не ищи Блэка! Пожалуйста! Встреча с ним – это смерть!
Гарри почтительно склонил голову и искренне поблагодарил мистера Уизли за заботу. Версия с Блэком-отцом была у министерства основной, и лорд Нотт, кажется, был прав в своих подозрениях об «охоте на живца», а быть живцом Гарри не нравилось. Мистер Уизли сказал правду, и его беспокойство было неподдельным – можно сказать, поступил наперекор начальству.
Миссис Уизли на прощание крепко обняла всех своих детей, а потом – Гарри и Гермиону.
– Ронни повезло с друзьями, – сказала она и взволнованно добавила: – Пишите, мои хорошие! Мы с папой живем от письма до письма! Присматривайте друг за другом! Не забывайте писать!
– Да, мам! Хорошо, мам! Обязательно, мам! – загомонили младшие Уизли вразнобой и даже Гермиона, поначалу смутившаяся от неожиданной ласки, широко улыбнулась: – Непременно, миссис Уизли!
– Предательница, – беззлобно проворчал Рон.
– Балбес! – не осталась в долгу Гермиона. – Твоя мама так за вас волнуется, а вы… Раз в неделю будешь писать письмо домой!
Рон с мученическим вздохом посмотрел в ясное небо, а потом махнул рукой в сторону поезда:
– Идём уже!
Гарри тоже не терпелось выглянуть в окно и сравнить свои нынешние впечатления от суеты на перроне с впечатлениями первого курса. Однако им пришлось пройти через весь вагон, чтобы отыскать свободное купе.
– Вроде здесь нормально, – Рон сдвинул приоткрытую дверь купе до упора и разочарованно выдохнул: – Ну, блин. И тут занято. Слушайте, это кто-кто взрослый.
– Наверное, охрана, – Гермиона привстала на цыпочки, чтобы из-за плеча Рональда заглянуть в купе, и сказала звонко: – Здравствуйте! Простите, мы вам не помешаем?
– Дрыхнет твоя охрана, – негромко буркнул Рон и посторонился, давая Гермионе пройти.
– Не моя, а Гарри, – уточнила Гермиона и добавила шёпотом: – Значит, этот охранник пока отдыхает. Никто не может стоять на посту круглосуточно. Гарри, заходи! Только тихо!
– Поттер, у тебя в охране и егеря есть? – изумился Рон.
– Э-э… – завис Гарри. – Егеря? Да вроде нет.
– Егерь – это профессиональный охотник, – наставительно произнесла Гермиона. – Охотникам нечего делать в поезде.
– Конкретно этот ничего и не делает, – заверил её Рональд и невоспитанно ткнул пальцем в крепко спавшего мужчину. – Не храпит даже.
– С чего вы взяли, что он егерь? – Гермиона аккуратно уложила уменьшенные сумки на верхнюю полку и повесила на крючок свою магловскую курточку.
Гарри заинтересованно посмотрел на мужчину и решительно помотал головой:
– Никогда не видел ни одного егеря. Слышал только, что здешние егеря… Ну-у… Не совсем в ладах с законом.
– Браконьеры? – Гермиона обернулась и тоже уставилась на мужчину.
– Вроде того.
– По половине Азкабан плачет, – Рон снял тёплый свитер и небрежно швырнул его на свободное сиденье. – Но этот давно добычи не видел. Чахлый, в рванине весь. То ли ранен был и на целителей сильно потратился, то ли огневиски любит крепче положенного, – он, нахмурившись, принюхался и мотнул головой: – Ранен. Шрамы на морде, видишь? Видно, денег не хватило свести.
– На лице, – укоризненно поправила его Гермиона. – И говори тише, а то разбудишь.
– Дракклы меня дери! – Рональд хлопнул себя по лбу. – Надо Невилла найти. Я сейчас приду.
Он выскочил в открытую дверь, но тут же вернулся, чтобы затолкать в купе Джинни и небрежным движением палочки закинуть её чемодан на багажную полку.
– Сиди тут! – велел он и обратился к Гарри: – Закрой дверь, ладно? Сейчас тебя твой Хорёк разыскивать будет, а нам надо бы поговорить.
– О чём? – насторожился Гарри.
– О важном, – тяжело вздохнул Рон. – Четверть часа без Хоря, идёт?
– Идёт, – поколебавшись, согласился Гарри.
Джинни немедленно запунцовела, а вслед отчего-то порозовели скулы и у Гермионы.
– Никак не отучу его использовать эти гадкие прозвища, – сказала она громким шёпотом и опустила глаза. – Интересно, их с Драко можно будет помирить?
Джинни мгновенно перестала смущаться, вытаращилась на Гермиону как на ненормальную и энергично взмахнула рукой:
– Чтобы ты ни задумала, ничего не выйдет! Хорёк – засранец, и точка! С ним только Гарри может ладить, потому что…
Она внезапно замолчала, снова покраснела и уставилась в пол.
– Почему? – оживилась Гермиона.
– Потому что, – тихо проворчала Джинни, не поднимая глаз.
Гарри почувствовал, что тоже краснеет, и поспешил перевести внимание девочек на спящего незнакомца.
– Спит как убитый. Шрамы у него, кстати, старые, – брякнул он и лишь затем понял, что угадал: шрамы действительно были получены очень давно. Гарри прищурился, чтобы посмотреть на «егеря» внимательнее и добавил задумчиво: – Он не болен. Это… Это что-то другое.
– Устал? – участливо прошептала Гермиона.
– Не пойму, – пробормотал Гарри и напрягся: незнакомец не ощущался как человек. – Дамы, может быть, мы найдём другое купе?
– «Дамы!» – насмешливо фыркнула Гермиона и, прежде чем Гарри успел её остановить, подошла к подозрительному типу вплотную, а затем обернулась и уставила указательный палец в потолок. – Это профессор!
– Да ладно! – ошарашенно сказала Джинни. – Наёмников берут в профессора?
– Вот, смотри! На чемодане гравировка, видишь? Написано, что профессор.
– Стащил или в кости выиграл, – пожала плечами Джинни. – На моей сумке, кстати, гравировка «Персиваль И. Уизли». Похожа?
– Не обижайся, но…
– Не похожа, – перебил Гермиону Гарри и настойчиво повторил: – Лучше найдём другое купе. Этот… Почему «наёмник», Джинни?
– Поезд, толпа, – пояснила Джинни. – Авроры в форменных мантиях, Ковен знают в лица, а на скрытую охрану наверняка наняли бойцов со стороны. Я бы так и сделала.
– А я бы даже не додумался, – признался Гарри. – Только он мне всё равно не нравится.
– Думаешь, оборотка? – подобралась Джинни и вынула палочку.
– Что? – хлопнула глазами Гермиона.
– Оборотное зелье, – пояснил Гарри и покачал головой. – Нет, не то. Просто… Не пойму почему, но…
Дверь скрипнула, съезжая в сторону, и в купе ввалился Рональд, нагруженный огромным чемоданом, а следом заскочил красный и взъерошенный Невилл, обеими руками обнимавший круглый террариум с Тревором.
– Гарри, надо поговорить! – решительно рубанул рукой Рон, обрывая начавшиеся приветствия.
– Гарри хочет в другое купе, – сказала Джинни, не выпуская палочку. – Здесь ему…
– Забито всё, – оборвал её Рон. – Егерь спит крепко и…
– Это профессор, – влезла Гермиона. – Кого ещё пустят в Хогвартс-экспресс?
– Ага, а я член Визенгамота! – с ходу завёлся Рон.
Вдруг тип всхрапнул и переменил позу. Все разом заткнулись, но «егерь» не проснулся.
– Вот, видите! – прошептала Гермиона, опомнившаяся первой, и указала на тускло блеснувший уголок старенького потёртого чемоданчика, зачем-то перевязанного верёвкой. – «Профессор Р. Дж. Люпин».
В голове у Гарри внезапно образовался сумбур из обрывков мыслей, догадок и недавних воспоминаний: «Так и дружили, каждый в борьбе…»
Сириус!
Так вот почему Дамблдор не появлялся в Косом!
Бродяга не знает, кого отправили на охоту за ним!
– Блядь! – не помня себя от страха и внезапно накатившей злости, рявкнул Гарри и тут же осёкся под ошарашенными взглядами остальных. – Гм… Это… З-забыл кое-что…
– Ты чего? – озабоченно нахмурился Рон и тоже достал палочку.
– Да так, ерунда, – резко выдохнул Гарри, унимая противную дрожь в конечностях. – Забыл и забыл, ничего страшного. Ладно, раз занято везде, поговорим здесь.
Он снова вдохнул-выдохнул, подошёл к спящему – «С-сука!» – и наклонился, якобы рассматривая гравировку поближе. На самом деле он незаметно прижался пальцами правой руки к жилистому запястью Люпина и мысленным усилием, отработанным на крёстном, отправил того в целебный беспробудный сон. Удивительно, но никакого сопротивления Гарри не почувствовал. Кажется, «профессора Р. Дж. Люпина» с поезда будут снимать домовики: сам он вряд ли проснётся раньше, чем через пару суток.
«Как раз успею придумать что-нибудь», – пообещал себе Гарри и с милой улыбкой, позаимствованной из богатой коллекции Хоря, обернулся к компании.
– Простите, никто не помнит, когда следующее полнолуние? – спросил он.
В ответ ребята дружно пожали плечами, а Рональд ещё и вздохнул, постучав пальцем по лбу.
Гермиона за лето подросла, но ничуть не прибавила в груди и бёдрах, а оттого казалась совсем хрупкой. Рон же не только вытянулся, но и заметно раздался в плечах. Он обещал стать здоровенным типом, у него уже сейчас кулаки были больше, чем у Форджей. Но Гарри отметил это мельком, он во все глаза разглядывал Джинни, оживлённую и похорошевшую. Кажется, в Египет Уизли съездили не зря, и Гарри принялся придумывать повод минут пять-десять подержать её за руку.
– Мороженое! Без нас!– возмутились близнецы. – Ты это видел, Гарри?
– Безобразие, – подтвердил Гарри и помахал рукой: – Привет!
Гермиона радостно вскрикнула, Джинни залилась румянцем, а Рон поспешно вскочил со стула и замер в непонятной растерянности. Надо думать, соображал, отошёл Гарри от последней ссоры или нет.
Мистер Уизли что-то коротко прошептал сыновьям, вручил по серебряной монете и сказал:
– Не хочу мешать вам стариковскими вздохами. Мальчики, я зайду в банк, а потом в аптеку. Встретимся через час у «Флориш и Блоттс». Часа же вам хватит?
– Конечно, пап, хорошо, пап, – затараторили Форджи, а Гарри, поглядев на деньги, хлопнул себя по лбу.
– Парни, я идиот, – покаянно сказал он, когда мистер Уизли отошёл. – Кошель, что причитается вам по уговору, лежит в «Дырявом котле», но я про него забыл. Вернёмся туда или тоже быстренько сбегаем в банк?
– Гарри, – близнецы разом нахмурились, пристально на него уставились и заговорили, подхватывая фразы друг за другом, – мы потерпим, если что. Ты в Косом месяц живёшь, а это дорого. Траты здесь ого-го какие! Мы уговор про испытания помним. Мы не трепачи. Отсрочим твою часть договора на потом. Вот станешь знаменитым целителем, денежки и потекут!
– Спасибо за заботу, – улыбнулся Гарри. – За гостиницу министерство платит, а покупки я только самые нужные делаю. Нормально у меня с деньгами, честное слово.
– Точно? Тогда пусть лежат, где лежали, – Фред и Джордж заулыбались и подмигнули. – Не будем же мы на глазах у родителей покупать всякие интересные штуки. Вот ка-ак наведаемся в Хогсмид!
– Ребята! – крикнула Гермиона. – Что вы там стоите, идите скорее к нам!
– Идём! – Форджи подхватили Гарри под руки. – Нормальное солнце! Вкусная вода! Мороженое! Без песка! Годрик, счастье-то какое!
– Это вы делитесь впечатлениями от путешествия? – звонко рассмеялась Гермиона. – Привет, Гарри! Как ты?
– Прекрасно, – Гарри осторожно сжал её пальцы в приветствии. – Ты тоже путешествовала?
– Да, но недалеко. Во Францию. Мама обожает бывать в Париже.
– Привет, Рон! – Гарри первым протянул руку и широко улыбнулся: – Ребят, спасибо вам за чудесные подарки!
– Я рада, что тебе понравилось! Честно сказать, я воспользовалась чужим советом.
– Чьим же?
– Секрет! – хитро улыбнулась Гермиона.
– И мой подошёл, да? – облегчённо выдохнул Рон. – Мне его тоже выбрать помогли. Целитель, что лечил Джинни. Говорил, будто мастер делал. Ты в порядке? Мы читали газеты, но раньше выбраться никак не сумели бы.
Джинни молча кивнула и покраснела ещё гуще. Гарри, так и не придумавший повод для долгого рукопожатия, просто уселся на соседний с Джинни стул и взял её за руку.
– Как у тебя дела? – спросил он участливо и накрыл тонкие пальцы другой рукой. – Выглядишь замечательно.
Близнецы обменялись заговорщицкими взглядами, Рон изумлённо засопел, а потом понятливо хмыкнул.
«Попал ты, Поттер, – с досадой подумал Гарри и снова посмотрел на Джиневру. Та краснела и кусала губы, но руки не отняла. – Ладно, всё равно пора ухаживать за какой-нибудь девчонкой, так пусть это будет тихая и скромная Джинни, а не задавака вроде Браун или Гринграсс».
– Франция – замечательная страна, – тараторила меж тем Гермиона, единственная из всей компании не обратившая внимания на «ухаживания». – Но Египет! Это же… Это колыбель цивилизации, Рон! Я тебя вот уже час расспрашиваю, а ты только и знаешь, что мычишь! «Жарища, руины!» Ты хоть понимаешь, что это за руины?
– Побольше всяких понимаю, – обиженно буркнул Рональд. – Поганые это руины! Засыпать их песком да и забыть навсегда.
– Песком?! – ахнула Грейнджер и воинственно тряхнула кудрями. – Неуч! Археологи всего мира мечтают…
– Это они просто не знают, куда соваться вздумали! – решительно перебил её Рон. – Там же некросы правили!
– Какие ещё некросы? Не выдумывай! Там правили фараоны! Сорок веков существования этой замечательной цивилизации породили…
В другое время Гарри с удовольствием послушал бы о дивной стране, где целых сорок веков некромантов не считали чудовищами, но сейчас было некогда. Он «ушёл» на Грань – чуть-чуть, на самый краешек! – и смотрел на Джинни оттуда. Светящаяся фиолетовая завеса, отделявшая живое от не-живого, окутывала силуэт Джиневры намного гуще, чем прочих людей и казалась… Сотворённой? Гарри прищурился и присмотрелся внимательнее. Да, точно. Неведомый умелец подхватил свободные «нити» завесы, соткал из них нечто вроде паутины и накинул на пациентку.
«Некромант? В Египте? – заволновался Гарри. – Он целитель? Интересно, ему можно написать? Джинни знает адрес? Букля согласится лететь в Египет?»
Грань резко качнулась, опрокидываясь в пустоту, и Гарри, чертыхнувшись, поскользнулся и шлёпнулся на задницу, мгновенно примёрзшую к матовой глади. Смена ракурса помогла понять ошибку: целитель Джиневры не выходил на Изнанку, а использовал чары, очень похожие на те, которыми папаша Флинт воевал с поддельным духом. Только Флинт брал одной лишь мощью, а лекарь-египтянин действовал с умом и изобретательностью. Сил в «паутину» было влито намного меньше, и «разорвать» её смог бы не только Гарри, но и любой тёмный чароплёт вроде того же Сметвика.
«Не придирайся! – строго велел сам себе Гарри. – Работает? Работает, и работает отлично! Ты, например, никогда не догадался бы сделать нечто подобное! А ещё это очень красиво!»
– Что с тобой? – донёсся откуда-то издалека обеспокоенный голос. – Тебе нехорошо?
Гарри мысленно треснул себя по лбу и поспешно вернулся в нормальный мир; за спиной с тихим хрустальным звоном осыпались осколки фиолетового льда. Джинни встревоженно хмурилась и заглядывала ему в глаза.
– Прости, пожалуйста, я немного задумался.
– Ты не заболел? Руки у тебя ледяные!
Гарри припомнил лучшие пассажи из речей Марка Флинта, но вслух лишь досадливо хмыкнул:
– Осень скоро. По утрам уже прохладно, но отказаться от мороженого я не силах. Тебе неприятно?
Джиневра снова зарделась, молча мотнула головой и неожиданно принялась растирать Гарри ладони. Он едва не ойкнул и, кажется, тоже покраснел. Во всяком случае, уши у него горели.
– Нам пора, – хором выдали близнецы многозначительным тоном. – Бывайте, мелкота, встретимся у витрины «Флориш».
Они сорвались с плетёных стульев, выскочили из кафе и стремительно растворились в шумной толпе магов, спешащих по своим делам. Рон и Гермиона ничего не заметили – они самозабвенно спорили. Вернее, Гермиона затеяла лекцию по древней истории, а Рон, упрямо наклонив голову, время от времени вставлял слово-другое, чтобы тут же умолкнуть под градом аргументов.
– Фараоны считались равными богам, а культ смерти доказывает лишь то, что древнеегипетское общество было достаточно развитым для того, чтобы иметь единую религию, – напирала Гермиона. – И вообще, ты видел хоть одно верование, которое не имело бы своей версии загробной жизни? Любого человека беспокоит уход из жизни, Рон! И все надеются, что это ещё не конец, понимаешь?
– Чего там надеяться, – ворчал Рон, – когда всем ведомо, что чистая душа воистину бессмертна.
– Где доказательства? Нет их! Вера иррациональна!
– Чего? – озадачился Рон. – Где ты эти словечки берёшь?
– В книгах! Которые написали умные люди!
– Это если я кучу пергаментов попорчу, так сразу у тебя за умного сойду? Договорились, Грейнджер!
– Вот! Сам сказал! Попортишь! О чём ты можешь написать? О полировке мётел?
– Да ты сама отполируй хоть одну и сразу поймёшь, что дело это непростое и в нём тоже свои хитрости имеются!
– Ну конечно! – закатила глаза Гермиона. – Куда там высшей трансфигурации!
Рональд обиженно насупился, и Гарри сумел вклиниться в перепалку:
– Ребята, это вы всё ещё о Египте? Кстати, Гермиона, ты ведь подарила мне набор для полировки мётел, и это значит…
Рон прыснул, а Гермиона сердито ткнула его кулачком в плечо:
– Ничего это не значит! Мне сказали, Гарри, что ты хотел купить собственную метлу!
– Я?! – изумился Гарри. – Ну-у… – он посмотрел на вмиг расстроившуюся Гермиону и торопливо добавил: – Была такая идея, но это лето как-то для покупок не задалось.
От вранья про внезапно возникшую любовь к полётам Гарри спасло появление миссис Уизли: она хотела забрать Джинни на примерку мантий. Джиневра, вздыхая, поплелась следом за матерью.
– Пронесло, – сказал Рон с нервным смешком. – А могли и мы поручение какое огрести!
– Учебники, – напомнил Гарри.
– Мы их первым делом купили, – скривился Рональд и кивком указал на набитую доверху школьную сумку. – «Чудовищные книги» видел? Вот бы нам свору таких же в прошлом году! Они этого василиска затравили бы как нечего делать.
Гарри вспомнил огромную тушу мерзкого чудища и горько вздохнул. Вряд ли милые смешные книжки смогли бы уцелеть, даже будь их целая тысяча.
– А теперь погляди, сколько добра накупила мисс Грейнджер, – ворчливо продолжил Рон.
– Ого! Три сумки! Зачем столько, Гермиона?
– Я записалась на все дополнительные предметы.
– На все?
– И на магловедение тоже, – сказала Гермиона и добавила: – Только спать, как ты, я на этих уроках не собираюсь.
– Годрик-спаситель, – застонал Рон. – А магловедение тебе зачем? Чего ты такого не ведаешь про маглов, а?
– Я не знаю, что о маглах думают маги. На самом деле, это очень интересно. Верно, Гарри?
Гарри пожал плечами. Он очень хотел, чтобы маги о маглах забыли навсегда. Хотя бы о тех, кто живёт в Литтл-Уингинге.
– Куда теперь? – поинтересовался Рон, с сожалением заглянув в пустую креманку.
– В зоомагазин, – ответила Гермиона. – Мама и папа заранее поздравили меня с днём рождения и подарили десять галлеонов. Хочу купить себе сову. У вас же есть совы.
– Стрелка не моя, – мотнул головой Рон. – Она семейная. Старенькая совсем.
– Буклю мне Хагрид подарил, – сказал Гарри. – Лето прошло, Драко будет рядом, так что мне и писать-то некуда. Если хочешь, я попрошу её носить твои письма.
Услышав имя Малфоя, Рональд насупился, но отчего-то смолчал, а Гермиона вздохнула:
– Спасибо, Гарри, но мне хотелось бы иметь собственного питомца. Мои родители не держат животных. Клиника требует много времени и сил, а я всегда мечтала…
– Три сумки учебников, мисс Заучка, – мрачно напомнил Рон. – Будто у тебя будут время и силы ухаживать за совой. О! Купи жабу! Они хоть в спячку впадают от бескормицы, а не сразу мрут.
– Или сбегают, – поддакнул Гарри со смешком. – Как Тревор.
– Как хотите, – обиделась Гермиона. – Я сама пойду!
– Лучший зоомагазин в Косом – это «Волшебный зверинец». Он совсем рядом, – примирительно сказал Гарри, – и я помогу донести сумки.
– Ещё чего, – отмахнулся Рон. – Надорвёшься и опять заболеешь. Я сам. А в «Зверинец» и мне надо. Что-то Коросте совсем худо в этом Египте стало. Может, там зелья какие посоветуют.
Он пошарил за пазухой и вытащил свою крысу, тощую и облезлую. Та вяло трепыхнулась и обмякла, закатив глаза.
Гермиона сочувственно ахнула, а Гарри подозрительно всмотрелся в потенциального переносчика чумы, тифа и ещё десятка-другого опасных инфекций. Что-то с этой крысой было сильно не так, но что именно, он понять не смог.
– Что с ней? – спросил Гарри и на всякий случай отодвинулся чуть дальше. Неправильная какая-то крыса. Ну, или это он неправильный и никаких животных не любит, кроме собак.
– Когда папа порт-ключ активировал, она из клетки выскочила, – со вздохом сказал Рон. – Сбеги чуть раньше, осталась бы в Египте. Сбеги чуть позже, посекло бы в фарш. Да и так приложило знатно – я думал, не очухается. Эй! – обратился он к крысе. – Кошек в Египте тебе мало было? Расщепиться решил, бестолковый? Ну что, идём?
Рональд сунул своего гадкого питомца за пазуху (Гарри невольно передёрнуло) и вынул палочку.
– Новая? – поинтересовался Гарри чуточку завистливо, вспомнив, что в школьном сундуке его поджидала вредная «сестрица».
– Ага! – расплылся в счастливой улыбке Рон. – Только сегодня купили, но слушается, будто я родился с ней в руках! Сильная! Смотри! Вингардиум Левиоса!
Сумки с учебниками послушно взмыли в воздух, а Гермиона похлопала в ладоши.
– Но вы можете лучше, мистер Уизли, – с интонациями Макгонагалл добавила она. – К тому же, неплохо бы вам усвоить заклинания уменьшения предметов и облегчения их веса.
– Да уж усвою, – буркнул Рон. – Не дурнее прочих. Сама-то, небось, выучила и то, и это, и ещё две дюжины?
– Только в теории, – с сожалением вздохнула Гермиона. – На каникулах нельзя колдовать, а то из школы исключат.
«Ага-ага! – фыркнул Гарри про себя. – Вот заведи себе правильного крёстного и хоть обколдуйся!»
«Волшебный зверинец» встретил их невыносимым гвалтом и особым запахом, которому деликатная Гермиона тут же дала название: «Как в цирке!» Клетки с волшебным зверьём громоздились вдоль стен, под потолком были устроены насесты для сов, а середину небольшого зальчика занимал искусственный прудик.
Гарри любил заходить в этот магазин, чтобы полюбоваться необычными зверушками, но гостил очень недолго – многие обитатели откровенно его боялись и забивались кто куда. Поэтому Гарри привычно остановился рядом со стеклянными террариумами для змей и поздоровался с ними, выслушав в ответ радостное: «Всегда будь сыт, Говорящий!» Дальше он пройти не рискнул, потому что кошки всех видов и цветов, как всегда, заволновались первыми и подняли тоскливый вой, заглушавший даже птичий галдёж под потолком.
В самый первый свой визит он и сам испугался, вспомнив рассказ профессора Спраут об анчаре, но стоявшая за прилавком полноватая ведьма с седой растрёпанной косой и не по возрасту озорными глазами успокоила его: «Все пушистые и пернатые опасаются змееустов, мистер Поттер. Инстинкт, что поделаешь. К вам, простите, из этой братии только грим и мог прибиться. Что же у них за мир такой неласковый, как думаете? Глянуть бы хоть одним глазком!»
Они разговорились, и с тех пор Гарри стал регулярно захаживать в гости, иногда даже с Бродягой. Кажется, Бродяге миссис Пилливикл была рада больше, но Гарри её понимал и гостеприимством не злоупотреблял: нелегко унимать паникующее зверьё после каждого визита любопытного змееуста.
Миссис Пилливикл приветливо кивнула их троице и продолжила разговор с покупателем, объясняя тому, как ухаживать за некими «сдвоенными головастиками». Гарри невольно задумался, представляя, что за лягушки получатся из этих головастиков, а потому прослушал очередное замечание Гермионы.
– Прости, – спохватился он. – Что ты сказала?
– Ты такой рассеянный, – посетовала Гермиона. – Тебе нужны занятия по концентрации внимания. Я попрошу маму, она пришлет нужную книгу. Вряд ли у магов такое издают.
– Должны, – возразил Гарри. – В пособиях по ментальной магии точно есть. Но я не рассеянный, тут просто очень шумно.
– Я спросила, как тебе вот эта? – она указала на небольшую пёструю сову с задорными «ушками».
– Красавица! – похвалил выбор Гарри, а сова кокетливо ухнула и напоказ развела крылья.
Рон же залип у террариума с рунеспуром и восхищённо рассматривал вальяжно раскинувшегося на мшистой коряге оранжево-багрово-чёрного трёхголового змея.
– Этот молоденький ещё, – пояснила миссис Пилливикл, выйдя из-за прилавка. – Видишь, все головы на месте.
– А под старость отсыхают, что ли? – хлопнул глазами Рон.
– Нет, – засмеялась миссис Пилливикл. – Успевают поссориться. Левая голова у этой змеи отвечает за принятие решений, средняя – за воображение, а правая критикует и то, и другое. Частенько случается, что левая и средняя головы в сердцах нападают на правую и съедают её.
– И что тогда?
– Тогда я кругом в убытках! Самцов рунеспура покупают за яд, а он есть только в зубах правой головы.
– А самок покупают?
– Самочки несут яйца, но рунеспуры откладывают их через рот, и это значит, что трёхголовая самка принесет мне денежек больше, чем двухголовая. Оттого я и пичкаю своих рунеспуров успокоительными зельями.
– Хорошо, – сказал Гарри, впечатлённый рассказом, – что у человека только одна голова.
– Точно, – с мрачным видом согласилась Гермиона.
– Тебе что за печаль? – поддел её Рон. – Голова у тебя хоть и одна, но целиком правая!
– А тебе и завидно! – взвилась Гермиона. – Ты-то совсем без головы, а критическое мышление лучше никакого!
Рон стиснул кулаки и набычился, сочиняя достойный ответ, но миссис Пилливикл, усмехнувшись, спросила:
– Интересуетесь зельями, молодой человек? Присматриваете нового питомца?
– Годрик упаси! – содрогнулся Рон. – Зелья, скажете тоже! Не нужен мне новый, мне бы старого подлечить. Крысу. Вы согласитесь посмотреть?
– Отчего же нет? – миссис Пилливикл вновь зашла за прилавок и надела старомодные очки. – Клади сюда, посмотрим. Ух ты, и впрямь старичок! Доставалось ему, я смотрю. Весь в шрамах, одного пальца нет.
– Мой брат его уже таким подобрал, – Рон печально вздохнул. – А вот свежее, смотрите. Кошки и дальнее перемещение. Да и с мозгами у него непорядок – жара в этом Египте такая, что я и сам чуть не свихнулся.
Миссис Пилливикл угукнула и приподняла слабо трепыхавшуюся крысу над прилавком:
– Вполне ещё живчик. Просто резкая смена климата – это огромное потрясение для животного, не умеющего аппарировать. Например, грима Гарри этим не смутить.
– Кого?! – хором спросили Рон и Гермиона, а крыса вдруг запищала и забилась в руках миссис Пилливикл.
– Собака, – вздохнул Гарри. – Бродячая была, я её подобрал. Хотел хозяина найти, но не сумел.
– Ты завел собаку? И молчал? – возмутилась Гермиона. – Где она? Познакомишь?
– Её проверяли на анимагию? – нахмурился Рон. – Вдруг не собака это?
– Проверяли. Раз триста. Не говорил, потому что не успел. Прибежит, познакомлю. Он где-то гуляет сейчас. Очень самостоятельный, – ответил Гарри на все вопросы разом. – Что?
– В Хогвартс нельзя брать собак, – жалостливо вздохнула Гермиона. – Давай Хагрида попросим, чтобы…
Гарри приготовился врать напропалую, но тут внезапно поднялся переполох.
Монотонный тоскливый мяв магазинных котов внезапно разбавил кошачий же разъярённый вопль, и на прилавок откуда-то с потолка свалилось нечто лохматое пронзительно-рыжего окраса.
– Живоглот, фу! – крикнула миссис Пилливикл, поднимая отчаянно верещавшую крысу повыше.
Живоглот – «Ну и здоровущий котяра! Или это мелкая рысь?» – заорал ещё громче и заёрзал, готовясь к прыжку.
– Короста! – крикнул Рон, схватил котяру за толстый мохнатый хвост и крепко выругался, заполучив когтями по рукам.
Крыса извернулась, тяпнула миссис Пилливикл за палец, свалилась на пол и кинулась к выходу. Рон, крякнув, ухватил кота за шкирку, отшвырнул за прилавок и рванул следом за крысой. Громко забренчал колокольчик над распахнутой пинком дверью, и донеслось удаляющееся: «Стой! Стой, Короста! Ты куда, придурок?»
Живоглот со свирепым урчанием снова запрыгнул на прилавок и собрался было в погоню, но миссис Пилливикл шлепнула его промеж лопаток:
– Стоять, паразит!
Дверь снова открылась, и в магазин проскользнул мистер Деррек с палочкой в боевом хвате.
– Цел, твоё геройство? Что происходит?
– Не знаю, – честно признался Гарри, а миссис Пилливикл снова стукнула кота.
– Ему больно! – пискнула Гермиона и умолкла под внимательным взглядом мистера Деррека.
– Малахольная барышня, которая будущий дознаватель, – вспомнил тот. – Вокруг неё всегда неприятности, твоё геройство. Держался бы ты подальше.
Гермиона выпрямилась и приготовилась ответить, но Гарри поспешно дёрнул её за руку и сделал страшные глаза.
– Всё в порядке, – сказал он. – Нет у меня никаких неприятностей, мы с Гермионой вообще ни при чём. Кот напал на крысу, вот и всё.
– Вот как, – с сомнением сказал мистер Деррек. – Я неподалёку, помни.
Он плавно отступил назад и неслышно покинул «Зверинец»; колокольчик над дверью не шелохнулся.
– Ох и тип за тобой ходит, – проворчала миссис Пилливикл, недобро глядя на дверь.
– Какой? – спросила Гермиона, а Гарри кротко вздохнул.
– Тот ещё, – ответила миссис Пилливикл. – Напугал, зараза меченая! Тебя-то он откуда знает, девонька? Дурные это знакомства, поверь старой женщине.
Гарри опять вздохнул, на сей раз жалобно.
– Он меня в Хогвартсе видел, – ответила Гермиона. – Мы не знакомы, просто он за Гарри следом ходил. От монстра охранял.
– Ну и ну. Чудище от чудища, охраняло, значит, – хмыкнула миссис Пилливикл, и Гарри вздохнул ещё жалобней. – Ладно-ладно, не вздыхай. Надеюсь, ты прав и эти хмыри взаправду раскаялись и охолонули. Дай-то Мерлин. Куда? – крикнула она вдруг на тихонько кравшегося к краю прилавка кота и тоже выхватила палочку.
Вздёрнутый за шкирку заклинанием, котяра прижал уши и оскалился; когти убирать он даже не подумал.
– Что за негодная тварь! – сердито сказала миссис Пилливикл. – Тебе, скотина, сколько раз было велено не лезть к покупателям? Продам егерям на приманку, будешь знать!
– Не надо! – взмолилась Гермиона. – Он же ничего не успел сделать! Такой красавец, вы только посмотрите!
– Я на него вот уж сколько лет смотрю! Ничего не поменялось! Дурным родился, дурным и помрёт! Пакостник!
– А какой он породы? – спросила Гермиона и невольно поморщилась: гвалт в магазине стал совсем уж невыносимым.
– Подлой! – рявкнула миссис Пилливикл и наконец-то сотворила пару «заглушек». – Смесок это. Страшный для кота, тупой для книзла. Ни то, ни сё, и никому не нужен. Да был бы ласковый, а то драчун и неслух. Точно, отдам первому же егерю, что заглянет. По весу сиклей на шесть вытянет.
– Я его покупаю! – решительно сказала Гермиона. – Десять галлеонов! И ничего он не страшный!
Гарри набрал воздуха побольше, чтобы снова вздохнуть, но миссис Пилливикл тихонько засмеялась и замотала головой:
– Не держать тебе лавку, милая. Разоришься до открытия. С парнишкой и его крысой неловко вышло, моя вина. Передай ему, пожалуйста, микстуру. Здесь написано, как принимать. Нет, за неё денег не нужно. За кота же возьму семь сиклей. На удачу.
– Спасибо! – Гермиона сгребла кота в охапку и крепко прижала к себе. – Какой ты! Гарри, правда, он классный?
– Правда, – согласился Гарри и, не удержавшись, хихикнул: – Рыжий. Боец.
Гермиона порозовела и грозно посмотрела на насмешника.
– На бульдога похож, – примирительно улыбнулся Гарри. – Морда и характер точь-в-точь. Очень красивый и умный кот. Поздравляю с приобретением.
Гермиона счастливо улыбнулась и уткнулась носом в рыжую шерсть. Котяра, к удивлению Гарри, тотчас же басовито замурлыкал.
Поскольку спускать своё сокровище с рук Гермиона ни в какую не желала, Гарри, пыхтя, выволок сумки с учебниками за дверь и попросил мистера Деррека уменьшить их.
Тот выполнил просьбу, а потом, ухмыляясь, сказал:
– Вон дружок ваш чешет. Я рядом, твоё геройство. Ори, если что.
И снова скрылся с глаз, отступив в узкий проход между домами.
Гарри и Гермиона обернулись и увидели Рона, баюкавшего в ладонях Коросту; та лежала подозрительно неподвижно.
– Вот же невезение, – грустно сказал Рон. – Он прямо по мостовой помчал. Припустил, будто не крыса, а конь. Я испугался, что сбежит, ну и крикнул: «Держите!» Зря крикнул. Бедолага от авроров три Петрификуса поймал с разных сторон. Теперь он точно сдохнет, и Перси меня со свету сживёт.
– А я котика купила! – некстати похвасталась счастливая Гермиона.
Рон взглянул на виновника крысиных несчастий, побагровел, молча развернулся и побрёл прочь, в сторону «Дырявого котла».
– Надеюсь, чёртов крысюк действительно сдохнет, – сказал Гарри.
– Что ты такое говоришь? – неискренне возмутилась Гермиона и прижала к себе кота так, что бедняга коротко взвыл.
– На похоронах и помиритесь, – добавил Гарри безжалостно. – Раньше вряд ли. Ронни у нас боевик и нападок на подопечных не любит.
– Ты преувеличиваешь. Он всё поймёт, – неуверенно промолвила Гермиона и чмокнула котяру между ушей. – Живоглот, да? Какое грозное имя! Мы же не будем больше обижать бедненькую крыску? – нежно проворковала она. – Не будем, нет?
Живоглот приоткрыл один глаз и изобразил на приплюснутой морде показное смирение. Мол, погодим пока, а там посмотрим.
– Кругом боёвка, – проворчал Гарри себе под нос, уложил в карман мантии уменьшенные сумки, ухватил Гермиону под локоток и повёл в «Дырявый котёл».
***
Если «битва нянек» и состоялась, то к приходу Гарри и Гермионы закончилась: ни лорда Нотта, ни мистера Робардса с мистером Шеклболтом в трактире не было. Семейство Уизли, за исключением обиженно нахохлившегося в дальнем углу Рона, тоже разбежалось кто куда. Бармен Том меланхолично возил тряпкой по стойке и время от времени морщился, слушая нескончаемый монолог своей новой горничной.
– …А я ей и говорю: «Вертеть подолом – дело нехитрое, милочка, да только счастья такие дела не приносят!» А она фыркнула эдак и взялась талдычить, что, мол, я старая дура и в счастье ничего не смыслю, а ещё по вдовству своему завидую всем, кто помоложе да на рожу посмазливее. Какова нахалка, а? Не стала я с ней препираться – много чести! – а поставила малый котелок с зельицем по прабабкиному рецепту. Никогда оно сбою не давало, так что с той самой поры… Ой, а вот и мистер Поттер вернулся! Доброго денёчка, мистер Поттер! А где собаченька ваша?
– Здравствуйте! – вежливо склонил голову Гарри. – Мой пёс убежал гулять. Не бойтесь, он вас не тронет.
– Если не будешь языком молоть без передыху, – уточнил Том. – Пёс егерями натаскан, лишнего шума не любит. Как отхватит от жопы кусок, ни одно прабабкино зелье не спасёт!
Горничная («Миссис Брайен, две дочки!» – вспомнил Гарри) чопорно поджала губы и смерила Тома неласковым взглядом, а потом заметила Гермиону:
– Ты чьих будешь, деточка? Не заплутала?
– Здравствуйте! – звонко ответила Гермиона. – Мне нужен номер! Есть свободные?
– Это моя подруга, – поспешил отрекомендовать её Гарри, чтобы миссис Брайен не ляпнула ничего лишнего.
– Отчего же нет? Номера есть, – бармен шевельнул рукой, призывая массивный ключ с узорной головкой. – Номер четырнадцать, мисс. Вот только плошки для кота тоже придётся поставить в номере. Ваш друг обзавёлся собакой, – Том сочувственно улыбнулся и развёл руками, – драку с которой мало кто переживёт.
– Такая большая? – удивилась Гермиона. – Хорошо, сегодня Глотик побудет в номере, а завтра... Вот я глупая! Я забыла купить переноску!
– Так собака не обычная, а магическая, что ли? – Рон встал из-за стола и подошёл к стойке; Гермиону и зашипевшего на него котяру он старательно не замечал. – Крапа подобрал? Ну ты даёшь! Гримом назвал, да? Круто!
– Никак не назвал, – пожал плечами Гарри и, вздохнув, пояснил озадаченному Рону. – Не хотел привязываться. Грим – это не кличка.
– А что?
– Ну-у… Вид, наверное. Как крап, только грим.
– Грим?! – Рон потрясённо уставился на Гарри и зачем-то достал палочку. – Поттер, ты подобрал пса-призрака?!
– Призраки столько не жрут! Обычный магический пёс, только редкого вида, – вместо Гарри ответил Том и добавил: – Боюсь, Гарри, убежит он отсюда. Гримы – охотники на зависть и хозяев не бросают. Найдёт тебя где угодно. Что делать будешь?
– Мы Хагрида попросим его приютить, – вмешалась Гермиона. – Его все звери слушаются.
Рон почесал в затылке, посмотрел на палочку, заткнул её за ремень штанов и недоверчиво пробурчал:
– Так гримы взаправду бывают? Тогда точно надо к Хагриду идти.
Том пожевал губами и неохотно вымолвил:
– Школа. А ну кто-нибудь шум поднимет, и до попечителей дойдёт? Прибьют чудище твоё, как василиска прибили. Бестолковая псина и прожорливая что дракон, а всё одно жалко – живая душа. Сумеешь ему втолковать, чтобы из лесу носа не казал?
– Постараюсь, – вздохнул Гарри. – Спасибо вам.
– Мы никому не скажем, – пообещала Гермиона. – Правда, Рон?
– Неправда, – хмуро буркнул Рональд, стараясь не встретиться с ней взглядом. – Невиллу скажем. Ещё Вуду придётся сказать, потому как с мётел много лишнего увидеть можно. А слизни твои небось и так всё знают, раз папаши ихние здесь крутятся, – он помолчал и добавил совсем уж угрюмо: – Можешь обижаться, Гарри, но профессору Дамблдору тоже надо бы рассказать, что за собака и что она делает в Хогвартсе. Особенно такая.
Гарри растерянно посмотрел на Тома.
– Директора Дамблдора надо предупредить, – согласно кивнул бармен. – Он в ответе за всё, что в Хогвартсе творится. Да он так и так узнает, а потому дешевле выйдет сразу сознаться.
Гарри помрачнел: он чуял, что пребывание Бродяги в Хоге грозило тому нешуточными проблемами. Надо бы уговорить Сириуса не рисковать и посидеть немного дома. Понятно, что свой дом крёстный не любит и обзывает «склепом», но любой склеп лучше пряток от авроров и зимовки в Запретном лесу. Правда, с уговорами придётся постараться: человека упрямей Сириуса Блэка Гарри ещё не встречал, а ведь думал, что знаком с толпой упрямцев один другого круче.
– Да, я обязательно всё расскажу профессору Дамблдору, – пробормотал Гарри задумчиво. – Думаю, он всё поймёт.
– Зато я не понимаю, – свела брови Гермиона. – Если слизеринцы знают о гриме, то от кого секреты?
– Рон же ясно сказал: «Твои слизни», – рассеянно ответил Гарри; мысленно он уже репетировал монолог о несчастной голодной собачке и раздумывал, сдержать ли мужественно слёзы или в финале речи всё-таки всплакнуть. – Слизеринцы, они разные. Не моим слизням знать ничего не нужно. Не моим гриффиндорцам тоже.
– Я вообще никому и ничего не собиралась говорить, – обиделась Гермиона. – Странные у тебя тайны.
– Какие есть, – пожал плечами Гарри; он решил, что реветь перед Дамблдором не будет – вот ещё! – Ребят, вы меня простите, но я ужасно хочу спать. Ночью отчего-то не спалось, а теперь с ног валюсь.
Он поднялся в номер, намереваясь ещё раз хорошенько всё обдумать, но и вправду уснул – как раз на мысли о том, что к Хэллоуину крёстного в Хоге быть не должно. Чёрная матовая поверхность знакомо качнулась, опрокидываясь в никуда, над головой закружился звёздный хоровод, ледяные пики привычно пронзили заиндевевшее тело, и Грань сказала хрипловатым голосом Тео Нотта: «Вот перед крёстным и поплачешь. Пусть дома сидит, туда никому хода нет. А то убьётся ещё, мститель хренов, и что нам с тобой потом делать?»
***
Вечером выяснилось, что Гарри проспал немало интересного: от повторной встречи Нотта с Робардсом до скандала, затеянного Персивалем по поводу пропавшего значка префекта школы. Значок, ясное дело, стащили близнецы и «усовершенствовали», в чём не постеснялись признаться, паршивцы. Теперь значок украшала надпись «Важная шишка», которую Перси вот уже второй час безуспешно пытался расколдовать.
– За что? – тихо вздохнул Гарри, чуя, что в этот раз усовестить бедовых братцев не получится.
– За всякое, – злорадно ухмыльнулись Форджи. – Знать не знаем, что Перси за префект, но чароплёт дохленький. Вот и пусть займётся делом, а не полировкой значка.
Гарри покачал головой, но лезть с нотациями не стал: дело семейное, и супруги Уизли тоже не торопились помогать Перси. К тому же Гарри гораздо больше интересовало, до чего договорились «няньки». По счастью, мистер Уизли не стал разводить секретов.
– Было решено, что нарушать заведённый порядок не стоит, – сказал он с мягкой улыбкой. – Кингс-Кросс, Хогвартс-экспресс и станцию в Хогсмиде возьмут под охрану, – он важно поднял указательный палец и добавил, явно повторяя чужие слова: – Меры будут предприняты беспрецедентные!
– Угу, – послушно кивнул Гарри. Экспресс так экспресс: накупит в поезде сладостей и будет демонстративно игнорировать маменькиного сынка Малфоя. Весь день.
Однако мистер Уизли понял его как-то не так, потому что нервно утёр лоб и выжидательно уставился на супругу.
– Не бойся, Гарри, – миссис Уизли не улыбалась, но выглядела абсолютно спокойной.
– Я не боюсь, – ответил Гарри. – Честно.
Форджи заулюлюкали, завопили: «Ура могучему герою!» – и наградили Гарри ободряющими хлопками по плечам. Перси недобро на них покосился и снова замахал палочкой над осквернённым значком.
– До вокзала ещё добраться надо, – внезапно раздался мрачный голос Рона. – Порт-ключ? Тогда уж лучше сразу до Хога.
– Министерство выделит нам пару автомобилей, – сказал мистер Уизли. – Всё предусмотрено.
– Ого! – восхитились близнецы. – Мистер Важная шишка будет доволен! Флажки на капоте, эскорт на мётлах!
– Мётлы посреди Лондона? – засмеялась Гермиона. – Какая ерунда! Машины значительных персон обычно сопровождают мотоциклы. Это называется кортеж.
– Наш префект не настолько важная шишка, чтобы зачаровывать мотоциклы, – заверили её Форджи. – Обойдётся и мётлами.
Перси стиснул челюсти и сделал вид, что ничего не слышит. Гарри стало его жаль, но только самую капельку – Перси Уизли временами бывал невыносимо высокомерным. Кажется, Форджи и впрямь озлились на него по делу.
– Ты это… – Рон плюхнулся на соседний стул и подвинулся поближе к Гарри. – На пару слов.
– Что случилось?
– Может, ты как в прошлом году? – зашептал Рональд и досадливо замахал руками на бессовестно прислушивавшихся к разговору близнецов. – Тихо-тихо камином? Мол, здрасте, уважаемый декан Снейп, вот и я!
– А если это будет уважаемый декан Макгонагалл?
– Да хоть Пивз верхом на миссис Норрис. Всё лучше Блэка.
– Да ты никак трусишь, Ронникин? – сладко пропел один из близнецов. Кажется, Фред.
– А то вы не слыхали, как тут собачились, – скривился Рон. – Нотт, конечно, сволочь и Пожиратель, но говорил-то дело. Мол, толпа, старики, дети, у бойцов руки связаны, а Блэку убивать кого ни попадя привычно.
– Ничего не будет, вот увидишь, – спокойно сказал Гарри. – Я здесь уже месяц, и все живы. Сегодня ты шёл рядом и не боялся, а толпа в Косом не меньше, чем на вокзале.
Рон смутился:
– Я не то чтобы боюсь… Просто непонятно: зачем тебя обязательно в поезд пихать?
– Чтобы все видели – повода для паники нет. Всё идёт своим чередом.
– Всё, да не всё. Нотт психанул и сказал, пусть кто-то попробует навесить ему сговор с Блэком. Грозился явиться на Кингс-Кросс как обычный папаша: таскать чемоданы и квохтать над чадом. Говорил, всех своих приведёт. Мол, они тоже теперь честные граждане, и аврорат должен их защищать.
– Так и есть, – пожал плечами Гарри. – Рон, всё будет в порядке. Я уверен.
Ужин получился почти семейным. Том закрыл трактир рано – «Отдохнёшь немного от публики, мистер герой!» – и позволил сдвинуть столы, чтобы получился один большой, как в Норе. Миссис Уизли и девочки хихикали и заговорщицки шептались, а Рональд, сидевший неподалёку, пламенел ушами и время от времени рукой прикрывал глаза. Гарри вспомнил «дамскую гостиную» Слизерина: девчачьи сплетни – это нечто. Мистер Уизли рассказывал забавные случаи, приключавшиеся с ним по службе, Перси согнал с лица брезгливо-надменное выражение и задумчиво смотрел на танец пламени в камине, и даже близнецы притихли и внимательно слушали отца.
Вдруг Гарри отчего-то стало грустно. Он тоже уставился на огонь и внезапно подумал, как было бы славно, очутись здесь Драко. Он словно воочию представил несносного Хорька – задранный подбородок, презрительно сощуренные глаза и, разумеется, скандал со всеми Уизли разом.
Скандала не хотелось даже в воображении, и потому пришлось представлять на месте рыжего семейства весь третий курс Слизерина. Правда, Хорь всё равно нашёл бы с кем сцепиться: с Теодором поругался бы из-за квиддича, или взялся бы поддевать Винса, или с Грегом спорил бы до хрипоты, а уж на битву Хорька с Панси и Дафной из-за очередного романчика мадам Демонессы можно было бы билеты продавать, как на фестральи бега. Но эта ругань была привычной и правильной – а как ещё развлечь неугомонного Драко без жертв и разрушений?
«Завтра, – подумал Гарри и улыбнулся собственным мыслям. – Уже завтра я всех увижу. Оказывается, я скучал по Хогвартсу, с ума сойти!»
Он ушёл спать пораньше, не дождавшись окончания посиделок, и честно поделился одеялом с Чудовищной книгой. Та пару минут ёрзала, устраиваясь у Гарри под боком, а потом затихла. Через некоторое время уснул и сам Гарри.
***
Пробуждение получилось нескучным. Где-то совсем рядом раздался грохот, и Гарри со страдальческим стоном накрыл голову подушкой. Затем он ойкнул: Книга вскочила ему на спину и грозно заскрежетала шипами.
– У тебя совесть есть? – сонно поинтересовался Гарри из-под подушки.
Книга шустро перебралась на тумбочку и издала свирепое «клац-клац». Грохот повторился: за дверью кто-то уронил – или выбросил? – что-то тяжёлое.
– Кому розог?! – гневный голос миссис Уизли заставил Гарри подскочить, а книжку – свалиться с тумбочки и шмыгнуть под кровать. – Фред! Джордж! Немедленно прекратите!
– Ну, мам, – хором заныли Форджи противными голосами. – Левитировать быстрее, чем таскать! Мы же опаздываем!
– Так левитируйте, а не швыряйте! Посмотрите на Рона, вот он аккуратно… Ронни, это мой чемодан! Оставь его в покое! Заканчивайте! Все завтракать! Где Гарри?
– Спит! – звонко доложила Гермиона. – Разбудить?
– Спасибо, я уже, – пробурчал Гарри и зевнул так, что хрустнуло где-то за ушами. Кто-то забарабанил в дверь, и он повысил голос: – Встал! Сейчас выйду!
Вещи были собраны накануне. Уменьшенные барменом свёртки и пакеты легко уместились в магловский рюкзак, так что осталось лишь умыться, натянуть джинсы, футболку и – на удачу! – клетчатую рубаху Даддерса.
Гарри подумал, выудил из дедова кошеля браслет с черепами и нацепил на руку. Браслет стал маловат, чтобы носить на бицепсе, но всё ещё велик для запястья, и Гарри, чертыхнувшись, подтащил его поближе к локтю. Длинный рукав рубахи скрыл украшение, а Гарри приступил к ежеутреннему подвигу: он, шипя и ругаясь, разодрал щёткой кудри, спутавшиеся за ночь, а потом смастерил из них пучок на затылке, стараясь стянуть резинкой как можно больше прядей. Получилось так себе, но хотя бы проклятая чёлка отросла и больше не лезла в глаза.
– Прячься, – Гарри опустился на колени и расстелил на полу новенькую холщовую сумку с крепкими застёжками, купленную специально для Чудовищной книги. – Придётся тебе потерпеть до Хогвартса. Сириус велел не светить тобой перед посторонними. Сиди смирно!
Книжка вылезла из-под кровати, отряхнулась, клацнула шипами, заползла в сумку и затихла.
– Теперь ты, – обратился он к Букле и открыл дверцу клетки.
Сова, недовольно клекоча, забралась внутрь, нахохлилась и прикрыла глаза.
– Умница! – похвалил её Гарри, окинул взглядом номер, к которому успел привыкнуть, помахал рукой своему отражению в старом тусклом зеркале и вышел за дверь.
– Ты кринолин там примерял, что ли? – недовольно процедил Персиваль, вытаскивавший из соседнего номера огромный кофр. – Машины уже прибыли, поторопись!
Оторопевший Гарри проглотил своё неуместное «Доброе утро!», молча показал Перси непристойный жест и спустился по лестнице, стараясь не трясти клетку.
– Утро! Завтрак! – Том поставил перед Гарри яичницу с сосисками. – Молоко?
– Утро! – повеселел Гарри. – Горячее! С мёдом!
– Боец! – усмехнулся Том и призвал кувшинчик, обёрнутый полотенцем. – Держи!
Рон, сгорбившись над тарелкой, торопливо жевал и поприветствовал Гарри молча, взмахом руки.
– Опять вы мистеру префекту на хвост наступили? – утолив первый голод, поинтересовался Гарри. – В честь чего это он на меня с утра напустился?
– Я пролил чай на колдографию Кристалл, – закатив глаза, ответил Рон. – Теперь она прячется за рамку из-за пятна на носу. Я прощения попросил, но он всё равно взбесился. Ну я и ляпнул: на хрена тебе, мол, колдография, дрочи по памяти.
Гарри поперхнулся молоком и укоризненно посмотрел на Рональда.
– А что? Можно подумать, он стихи ей, блин, слагает, – с досадой сказал Рон. – Сегодня полюбуется вживе и выпросит ещё одну колдофотку. Поди не треснет.
– На его месте я тебе ещё и по шее дал бы, – вздохнул Гарри.
– Он и дал, – пожал плечами Рон. – Я не против, человек в своём праве. Да только ему же всё мало. Дал по шее, и успокойся. Нет, надо ещё бухтеть три дня и срываться на ком ни попадя. Чую, наживёт он беду с таким-то нравом. Как его Шляпа к нам отправила, ума не приложу. Перси у вас самое место.
– Ты и сам бухтишь по три дня, – не удержался Гарри. – Тоже никогда успокоиться не можешь вовремя. С Гермионой всё ещё не разговариваешь?
Рон посмотрел на то, как Гермиона воркует над новенькой переноской, помрачнел и снова уткнулся в тарелку. Из переноски доносился утробный вой, больше приличествующий голодной нежити, чем домашнему коту.
– Из-за паршивого крысюка, – не унимался Гарри, – поссорился с лучшей подругой. Как так?
– Кому паршивый, – угрюмо ответил Рональд, – а кому и питомец. Кому крысюк милей, кому Хорёк. Не нуди, Поттер, а? Помирюсь, дай срок.
– Ладно, – вскинул руки Гарри. – Заткнулся, не встреваю. Я молодец?
Рон недоверчиво посмотрел на него и внезапно расплылся в благодарной улыбке:
– А то! Поговорить бы нам с тобой до праздничного пира.
– Что случилось? – насторожился Гарри.
– Ничего такого, но поговорить надо. Только без твоих, ага?
Гарри подумал и решил, что игнорировать Малфоя в тесном купе и в компании с однокурсниками не получится. Придётся напроситься в компанию к недогеройскому трио.
– Идёт! – ответил он и подмигнул сидевшей напротив Джинни. Та покраснела, опустила глаза, уронила вилку и покраснела ещё гуще.
Рядом тоскливо вздохнул Рон.
***
Всю дорогу на Кингс-Кросс Гарри, не отрываясь, пялился в окно. Министерские машины, большие, с затемнёнными стёклами, были очень похожи на магловские, но в родичах явно имели кого-то вроде «Ночного рыцаря». Они с необыкновенной лёгкостью лавировали в пробках и не задерживались на светофорах. Водители, молчаливые крепкие ребята, были облачены в изумрудно-зелёную бархатную униформу. Кто другой смотрелся бы в ней похожим на лепрекона, но квадратные челюсти и обманчиво сонные глаза шофёров отбивали охоту к шуточкам даже у близнецов.
Гарри быстро занял указанное ему место и молча дивился возможностям пространственной магии: машины неслись с невозможной для Лондона скоростью. И получаса не прошло, как водители высадили их компанию на магловской стороне вокзала, сноровисто погрузили вещи в багажные тележки (Букля попыталась клюнуть кого-то из «лепреконов», но промазала и теперь старательно притворялась спящей) и сопроводили до Барьера.
– Вас ожидают, – отрывисто рявкнули они хором, по-военному вскинули пальцы к дурацким кепкам и бесследно растворились в толпе на платформе.
– Много народу, – озабоченно сказал мистер Уизли и утёр лоб большим клетчатым платком. – Давайте разделимся. Мы с Гарри первые, остальные следом попарно. Милая, присмотришь?
Миссис Уизли коротко кивнула и поправила Джинни воротничок на магловском платье. Мистер Уизли взял Гарри за руку и направил одну из тележек в колонну. Мгновение, и они очутились на платформе девять и три четверти. Алый паровоз, укутанный клубами пара, дал свисток, и Гарри заулыбался. По «Хогвартс-экспрессу», он, кажется, тоже соскучился. Теперь он не беспомощный первачок, не знающий, чего ждать от будущего, и сумеет получить удовольствие от путешествия.
«Тележка со сладостями, – с радостным предвкушением подумал Гарри, – место у окна и спокойная дрёма после обеда. А Хорёк пусть побегает, предатель». Он снова прикинул варианты «ссоры» с Малфоем и подумал, что тот догадается послать переговорщиком Забини. Блейзу Гарри отказать не сможет: милый, симпатичный и очень вежливый мальчик – как такого, не дослушав, отправить к дракклам? Кажется, игнорирование Хорька вполне может сократиться с целого дня до пяти-шести часов.
Он отошёл в сторону и наблюдал, как папаша Уизли встречает своё семейство и Гермиону, как кто-то положил ему тяжёлую руку на плечо. Гарри невольно вздрогнул, но тут же засмеялся, услышав знакомый басок:
– Здорово, мелкий! Сегодня без сундучища?
– Люк! – просиял Гарри. – Я только что вспоминал, как мы познакомились!
За сценой круглыми от удивления глазами наблюдали незнакомые Гарри люди: невысокая худенькая женщина в скромной мантии и шляпке, украшенной полосатыми пёрышками, и парочка мальчуганов, по виду погодков.
– Мам, это Гарри Поттер, – сказал Люциан. – Вот такой он, видишь? Не похож на портреты в газетках.
– Миссис Боул, – Гарри учтиво склонил голову. – Рад познакомиться.
– Здравствуйте, – скованно вымолвила женщина и посмотрела на Гарри с непонятной опаской.
– Ма, он не Блэк, – проворчал Люциан. – Просто лицо такое.
– Да я и не… – смутилась миссис Боул и затравленно оглянулась, прижав к себе детей.
– Папаня лается с Керком, во-он там, – подсказал ей Люк и поманил братьев. – Знакомься, Гарри. Парни, отцепились от материной юбки и назвали имена!
– Пол, – тихо проговорил мальчик постарше.
– Марк, – пискнул младший.
– Будем знакомы, – Гарри протянул руку и заработал два робких рукопожатия. – Вы похожи на Люциана. Он у вас классный.
Мальчишки заулыбались и немного расслабились, но всё равно стеснялись.
– Гарри, идём! – окликнул его мистер Уизли, с недоумением разглядывая миссис Боул.
– Вы раньше никогда не провожали Люциана? – сообразил Гарри.
– Муж не велел, – ответила миссис Боул. – Говорил, опасно на людях показываться всем вместе. А вчера…
– Переполох вчера был будь здоров, – перебил мать Люциан. – Лорд Нотт примчался в крепость злее смеркута и всех ошарашил. Что стряслось-то, знаешь?
– Вроде переговоры с Робардсом, – развёл руками Гарри, – но не уверен. Давай позже поговорим, а то меня ждут.
– Ты сегодня с грифферами? Малфоя связать?
Гарри подумал и помотал головой:
– Не нужно.
– Как знаешь, – засмеялся Люциан. – Иди, зовут.
До отхода поезда оставалось ещё минут двадцать, но мистер Уизли настоял, чтобы все шли в вагон.
– Ничего не рано, как раз успеете найти хорошие места, – говорил он, беспокойно оглядываясь по сторонам. – Гарри, можно тебя на минуточку?
Гарри кивнул, и мистер Уизли, торопливо сотворив несколько заглушек, сказал:
– Ты очень умный мальчик, но всё-таки… Пообещай мне, что не станешь искать встречи с Блэком!
Гарри не нашёлся с ответом и вопросительно взглянул на мистера Уизли.
– Я знаю, с тобой уже беседовали… – волнуясь, проговорил тот, помолчал, а потом решительно добавил: – Да, ты очень похож на Блэков! Но Сириус не твой отец! Кто бы что ни говорил, это неправда! Не ищи его, Гарри!
– Я знаю, кто мой отец, – ответил Гарри спокойно. – Я знаю, что Блэк мой крёстный. Это весь Слизерин знает. Меня ещё на первом курсе просветили.
– Не полагайся на это, – мистер Уизли нахмурился. – Блэк – клятвопреступник! Он привёл Того-Кого-Нельзя-Называть в дом, вверенный ему под защиту! Что мешает Блэку нарушить клятву, данную тебе? Не выходи из замка, будь осторожен. И не ищи Блэка! Пожалуйста! Встреча с ним – это смерть!
Гарри почтительно склонил голову и искренне поблагодарил мистера Уизли за заботу. Версия с Блэком-отцом была у министерства основной, и лорд Нотт, кажется, был прав в своих подозрениях об «охоте на живца», а быть живцом Гарри не нравилось. Мистер Уизли сказал правду, и его беспокойство было неподдельным – можно сказать, поступил наперекор начальству.
Миссис Уизли на прощание крепко обняла всех своих детей, а потом – Гарри и Гермиону.
– Ронни повезло с друзьями, – сказала она и взволнованно добавила: – Пишите, мои хорошие! Мы с папой живем от письма до письма! Присматривайте друг за другом! Не забывайте писать!
– Да, мам! Хорошо, мам! Обязательно, мам! – загомонили младшие Уизли вразнобой и даже Гермиона, поначалу смутившаяся от неожиданной ласки, широко улыбнулась: – Непременно, миссис Уизли!
– Предательница, – беззлобно проворчал Рон.
– Балбес! – не осталась в долгу Гермиона. – Твоя мама так за вас волнуется, а вы… Раз в неделю будешь писать письмо домой!
Рон с мученическим вздохом посмотрел в ясное небо, а потом махнул рукой в сторону поезда:
– Идём уже!
Гарри тоже не терпелось выглянуть в окно и сравнить свои нынешние впечатления от суеты на перроне с впечатлениями первого курса. Однако им пришлось пройти через весь вагон, чтобы отыскать свободное купе.
– Вроде здесь нормально, – Рон сдвинул приоткрытую дверь купе до упора и разочарованно выдохнул: – Ну, блин. И тут занято. Слушайте, это кто-кто взрослый.
– Наверное, охрана, – Гермиона привстала на цыпочки, чтобы из-за плеча Рональда заглянуть в купе, и сказала звонко: – Здравствуйте! Простите, мы вам не помешаем?
– Дрыхнет твоя охрана, – негромко буркнул Рон и посторонился, давая Гермионе пройти.
– Не моя, а Гарри, – уточнила Гермиона и добавила шёпотом: – Значит, этот охранник пока отдыхает. Никто не может стоять на посту круглосуточно. Гарри, заходи! Только тихо!
– Поттер, у тебя в охране и егеря есть? – изумился Рон.
– Э-э… – завис Гарри. – Егеря? Да вроде нет.
– Егерь – это профессиональный охотник, – наставительно произнесла Гермиона. – Охотникам нечего делать в поезде.
– Конкретно этот ничего и не делает, – заверил её Рональд и невоспитанно ткнул пальцем в крепко спавшего мужчину. – Не храпит даже.
– С чего вы взяли, что он егерь? – Гермиона аккуратно уложила уменьшенные сумки на верхнюю полку и повесила на крючок свою магловскую курточку.
Гарри заинтересованно посмотрел на мужчину и решительно помотал головой:
– Никогда не видел ни одного егеря. Слышал только, что здешние егеря… Ну-у… Не совсем в ладах с законом.
– Браконьеры? – Гермиона обернулась и тоже уставилась на мужчину.
– Вроде того.
– По половине Азкабан плачет, – Рон снял тёплый свитер и небрежно швырнул его на свободное сиденье. – Но этот давно добычи не видел. Чахлый, в рванине весь. То ли ранен был и на целителей сильно потратился, то ли огневиски любит крепче положенного, – он, нахмурившись, принюхался и мотнул головой: – Ранен. Шрамы на морде, видишь? Видно, денег не хватило свести.
– На лице, – укоризненно поправила его Гермиона. – И говори тише, а то разбудишь.
– Дракклы меня дери! – Рональд хлопнул себя по лбу. – Надо Невилла найти. Я сейчас приду.
Он выскочил в открытую дверь, но тут же вернулся, чтобы затолкать в купе Джинни и небрежным движением палочки закинуть её чемодан на багажную полку.
– Сиди тут! – велел он и обратился к Гарри: – Закрой дверь, ладно? Сейчас тебя твой Хорёк разыскивать будет, а нам надо бы поговорить.
– О чём? – насторожился Гарри.
– О важном, – тяжело вздохнул Рон. – Четверть часа без Хоря, идёт?
– Идёт, – поколебавшись, согласился Гарри.
Джинни немедленно запунцовела, а вслед отчего-то порозовели скулы и у Гермионы.
– Никак не отучу его использовать эти гадкие прозвища, – сказала она громким шёпотом и опустила глаза. – Интересно, их с Драко можно будет помирить?
Джинни мгновенно перестала смущаться, вытаращилась на Гермиону как на ненормальную и энергично взмахнула рукой:
– Чтобы ты ни задумала, ничего не выйдет! Хорёк – засранец, и точка! С ним только Гарри может ладить, потому что…
Она внезапно замолчала, снова покраснела и уставилась в пол.
– Почему? – оживилась Гермиона.
– Потому что, – тихо проворчала Джинни, не поднимая глаз.
Гарри почувствовал, что тоже краснеет, и поспешил перевести внимание девочек на спящего незнакомца.
– Спит как убитый. Шрамы у него, кстати, старые, – брякнул он и лишь затем понял, что угадал: шрамы действительно были получены очень давно. Гарри прищурился, чтобы посмотреть на «егеря» внимательнее и добавил задумчиво: – Он не болен. Это… Это что-то другое.
– Устал? – участливо прошептала Гермиона.
– Не пойму, – пробормотал Гарри и напрягся: незнакомец не ощущался как человек. – Дамы, может быть, мы найдём другое купе?
– «Дамы!» – насмешливо фыркнула Гермиона и, прежде чем Гарри успел её остановить, подошла к подозрительному типу вплотную, а затем обернулась и уставила указательный палец в потолок. – Это профессор!
– Да ладно! – ошарашенно сказала Джинни. – Наёмников берут в профессора?
– Вот, смотри! На чемодане гравировка, видишь? Написано, что профессор.
– Стащил или в кости выиграл, – пожала плечами Джинни. – На моей сумке, кстати, гравировка «Персиваль И. Уизли». Похожа?
– Не обижайся, но…
– Не похожа, – перебил Гермиону Гарри и настойчиво повторил: – Лучше найдём другое купе. Этот… Почему «наёмник», Джинни?
– Поезд, толпа, – пояснила Джинни. – Авроры в форменных мантиях, Ковен знают в лица, а на скрытую охрану наверняка наняли бойцов со стороны. Я бы так и сделала.
– А я бы даже не додумался, – признался Гарри. – Только он мне всё равно не нравится.
– Думаешь, оборотка? – подобралась Джинни и вынула палочку.
– Что? – хлопнула глазами Гермиона.
– Оборотное зелье, – пояснил Гарри и покачал головой. – Нет, не то. Просто… Не пойму почему, но…
Дверь скрипнула, съезжая в сторону, и в купе ввалился Рональд, нагруженный огромным чемоданом, а следом заскочил красный и взъерошенный Невилл, обеими руками обнимавший круглый террариум с Тревором.
– Гарри, надо поговорить! – решительно рубанул рукой Рон, обрывая начавшиеся приветствия.
– Гарри хочет в другое купе, – сказала Джинни, не выпуская палочку. – Здесь ему…
– Забито всё, – оборвал её Рон. – Егерь спит крепко и…
– Это профессор, – влезла Гермиона. – Кого ещё пустят в Хогвартс-экспресс?
– Ага, а я член Визенгамота! – с ходу завёлся Рон.
Вдруг тип всхрапнул и переменил позу. Все разом заткнулись, но «егерь» не проснулся.
– Вот, видите! – прошептала Гермиона, опомнившаяся первой, и указала на тускло блеснувший уголок старенького потёртого чемоданчика, зачем-то перевязанного верёвкой. – «Профессор Р. Дж. Люпин».
В голове у Гарри внезапно образовался сумбур из обрывков мыслей, догадок и недавних воспоминаний: «Так и дружили, каждый в борьбе…»
Сириус!
Так вот почему Дамблдор не появлялся в Косом!
Бродяга не знает, кого отправили на охоту за ним!
– Блядь! – не помня себя от страха и внезапно накатившей злости, рявкнул Гарри и тут же осёкся под ошарашенными взглядами остальных. – Гм… Это… З-забыл кое-что…
– Ты чего? – озабоченно нахмурился Рон и тоже достал палочку.
– Да так, ерунда, – резко выдохнул Гарри, унимая противную дрожь в конечностях. – Забыл и забыл, ничего страшного. Ладно, раз занято везде, поговорим здесь.
Он снова вдохнул-выдохнул, подошёл к спящему – «С-сука!» – и наклонился, якобы рассматривая гравировку поближе. На самом деле он незаметно прижался пальцами правой руки к жилистому запястью Люпина и мысленным усилием, отработанным на крёстном, отправил того в целебный беспробудный сон. Удивительно, но никакого сопротивления Гарри не почувствовал. Кажется, «профессора Р. Дж. Люпина» с поезда будут снимать домовики: сам он вряд ли проснётся раньше, чем через пару суток.
«Как раз успею придумать что-нибудь», – пообещал себе Гарри и с милой улыбкой, позаимствованной из богатой коллекции Хоря, обернулся к компании.
– Простите, никто не помнит, когда следующее полнолуние? – спросил он.
В ответ ребята дружно пожали плечами, а Рональд ещё и вздохнул, постучав пальцем по лбу.
~Кукулькан~, блог «Змеиное молоко»
В борьбе обретёшь ты... (часть 3)
ГЛАВА 16
– Думаешь, сдохла? – Фред скроил брезгливую морду и легонько потыкал исхудавшее тельце Коросты пальцем.
Крыса не шевельнулась, и Рон печально вздохнул.
– Да вроде мы её вовремя отбили, – с сомнением сказала Джинни. – Ни царапинки нет. Облезла только, бедная, совсем. От жары, наверное.
– Сердечный приступ, – важно выдал Джордж. – Перепугалась, а много ли старушке надо?
– Старушке надо, чтобы за ней ухаживали! – сердито сказал Перси, и Рон вздохнул ещё печальнее. – Кормили вовремя, не таскали по жаре за пазухой и проверяли замок на клетке!
– Да на том замке два Коллопортуса было! – неожиданно для Рона хором возмутились Форджи. – Наши два – точно! Ронни, ты заклинанием дверцу запирал?
Рон потерянно кивнул и погладил неподвижную Коросту по брюшку.
– Три! – гаркнули близнецы. – Теперь их нет!
– Ага! – насмешливо отозвался Перси. – Прямо крысиный Мордред какой-то!
– Ну, это же твой питомец был сначала, – хихикнула Джинни, и близнецы тоже засмеялись. Рону же было совсем невесело, и он снова осторожно пощупал крысиное тельце в надежде найти признаки жизни.
– Глупости! – внезапно разозлился Персиваль. – Просто делаете всё лишь бы как, и даже чары ваши косые сносит первая попавшаяся крыса! Лентяи и неучи все как один!
В комнате на несколько секунд повисла нехорошая тишина, а потом Джинни испуганно пискнула:
– Мальчики, не надо!
Рон поднял голову и нечаянно сказал нехорошее слово: Форджи стояли плечом к плечу, зажав палочки боевым хватом, и вид у братцев был такой, словно за спиной догорала их лаборатория. Перси, видно, струхнул, потому что побледнел и с силой вжался в спинку кресла.
– Прекратите немедленно! – неуверенно потребовал он.
– Неучи? Давай проверим, – тихо и страшно сказали близнецы; сейчас их невозможно было отличить друг от друга.
– Э, парни! – очнулся от ступора Рон, быстро сунул Коросту за пазуху и встал, закрывая Персиваля. – Остыньте! Фред, Джордж! Не нужно, слышите? Мать нас потом под какой-нибудь пирамидой закопает!
– Что происходит? – раздался от двери властный окрик, и Рон облегчённо выдохнул.
Билли гневно свёл брови и скрестил руки на груди, а Чарли подхватил кинувшуюся к старшим братьям Джинни и усадил её на своё широченное плечо.
– Форджи на Перси обиделись, – объяснила сестрёнка. – Правильно сделали. Перси их неучами обозвал, а у них по чарам «Превосходно»! Подумаешь, крыса сбежала! Она всё время сбегает!
– Палочки долой! – велел Билл. – С ума сошли?
Близнецы одинаково оскалились, но руки опустили.
– Джиневра, что значит «правильно сделали»? На родного брата палочку поднять – это, по-твоему, правильно? – строго спросил Билл, и Джинни тут же поникла.
– Рассказывайте!
Однако все молчали: Перси и Джинни обиженно дулись, а Форджи встали ещё ближе друг к другу и упрямо стиснули челюсти.
Рон снова вздохнул и достал Коросту из-за пазухи.
– Вот, – виновато сказал он. – Опять выбралась из клетки, а я прозевал. Я хорошо дверцу запер, честное слово! И стопкой книжек подпёр для верности. Да только она всё равно выбралась, и ка-ак прыгнет прямо в окно! А там коты, она и завизжала. Мы услышали, прибежали, разогнали их, но поздно.
В доказательство Рон показал исцарапанные руки. Здешние кошки и на кошек-то не были похожи: злющие, скуластые, поджарые зверюги с гладкой шкурой цвета песка. Билл говорил, будто древние египтяне считали их священными животными, и Рон ему верил. Негодящий вымерший народ, судя по картинкам на стенах, обожал всякую пакость: ходячую дохлятину, поднятую некросами, псоглавцев каких-то, а то и вообще навозных жуков. Понятно, что помойные твари с трёхдюймовыми когтищами тоже пришлись им ко двору.
– Ну-ка, покажи, – Чарли осторожно поставил Джинни на пол. – Крысу убить – надо постараться.
Рон отдал ему Коросту и продолжил:
– Поэтому Перси и стал меня ругать. Мол, я плохо ней следил. А как за ней уследишь? Она в этом Египте мозгами двинулась совсем. Не жрёт ничего толком, за пальцы кусает, рвётся куда-то. А Форджи заступились. Слово за слово, ну и… Надо было её тётушке Мюриэль оставить, как я говорил.
– Жив твой питомец, – весело сказал Чарли. – Сердчишко слабо, но колотится. Видок, конечно, тот ещё. Домой приедешь, покажи её кому-нибудь из «Волшебного зверинца» в Косом. Тамошние приказчики лучше любого колдозоолога в звериных болячках разбираются. Может, и посоветуют какое зелье.
– А почему она тогда не шевелится? – Джинни привстала на цыпочки, чтобы получше разглядеть ожившую крысу.
– В обмороке никто не шевелится.
– Так испугалась? Ой, бедненькая!
– Скорее всего, немного придушить успели. Ничего, оклемается. Крысы все живучие, даже не волшебные.
– Тут не только крыса двинулась, – сердито сказал Билл, – но и младшие братцы. Фред, Джордж, что на вас нашло? Вы теперь на всякое замечание – справедливое, больше чем уверен! – будете заклятьями шарашить? Перси, ты как?
– Я привык. Мне всё равно, – сухо ответил Персиваль, но красные пятна на щеках и лбу говорили, что очень даже не всё равно.
– Несправедливые у него замечания! – кажется, Джинни тоже разозлилась. – Даже если он правду говорит, всё равно несправедливые!
– Это как? – озадачился Чарли.
– Не знаю! Нет, знаю! Справедливо – это когда ты с человеком разговариваешь, а не с зеркалом!
– Джиневра… – строго сказал Билл, но Чарли приобнял его за плечи и что-то прошептал на ухо. Билли недовольно фыркнул, а потом глубоко вздохнул и добавил поспокойнее: – Поясни-ка, сестрёнка, для нас с Чарли.
Джинни тоже покраснела и опустила глаза.
– Возьмём меня. Когда Гермиона Грейнджер говорит, что я рыженькая и у меня веснушки, это не обидно. Гермиона умная, она рассказывает про пигментацию и советует гулять в теньке, потому что люди с такой кожей могут заработать солнечные ожоги. Когда Лаванда Браун говорит, что я рыжая и конопатая, это обидно. Потому что я, видите ли, страшная и замуж меня никто не позовёт. А сама при этом в зеркало поглядывает – она-то не рыжая, без веснушек, и… – сестрёнка замялась, а потом вскинула голову и притопнула ногой. – И сиськи у неё скоро выше носа будут! Только она всё равно дура – хоть с сиськами, хоть без них!
Рональд понял, что ничего не понял, но, видно, настал и его черёд краснеть и заикаться.
– А при чём тут эти… – промямлил он тихо. – Ну… Как их…
– Сиськи, – сочувственно подсказал добряк Чарли. – Понятия не имею, но это дело никогда не лишнее.
– Сестрёнка, – мягко сказал Билл. – Эту твою Браун действительно не стоит слушать. Ты у нас очень красивая.
– Кое-кто помог понять, – Джинни невесело улыбнулась, – что не вся правда – правда. Перси тоже не стоит слушать! Ведь всех только с собой сравнивает и любуется, какой он правильный! За что он хвалит? Только за то, что сам умеет. Зато ругает за всё подряд. Тоже мне, префект школы! Да те же Диггори с Хиллиардом в Озере его утопят, если по привычке умничать начнёт!
Персиваль вскочил с кресла и молча скрылся в спаленке, а Билл с Чарли быстро переглянулись и хором вздохнули.
– С ним я потом поговорю, – Билл погладил Джинни по голове. – Наедине. А с вами, паршивцы, что делать? – обратился он к Форджам. – Проверенные средства, я смотрю, не помогают.
– Ничего не делать. Сами не дураки, – хором проворчали близнецы, чуть расслабились и снова стали Фредом и Джорджем.
– Давай твою Браун в зелёный перекрасим! – азартно потирая руки, предложил Фред. – Целиком!
– Не, лучше вторую пару сисек воткнём! – прыснул Джордж. – На спине!
– Ну её к дракклам, – махнула рукой повеселевшая Джинни. – Лучше помогите Рону с клеткой. Короста реально свихнулась – сами же видели. И Ронни вот-вот свихнётся ловить её постоянно и от Перси выслушивать.
Рон благодарно кивнул и тут же ойкнул: Короста затрепыхалась у него в руках и тоненько запищала.
– Очухалась, – сказал Чарли. – У нас этот крысюк появился, когда я курсе на первом был, да? Или на втором? Уж если он мелких Фреда с Джорджем пережил, то коты ему не страшны.
– Надо же, я и забыл какой он старый, – задумчиво сказал Билл. – Разве обычные крысы живут столько?
– Да кто его знает, обычный он или нет. Не в Косом покупали с родословной. Смесок, может, какой. Перси мне в Хог писал, что в саду его нашёл, израненного. Потому и Короста – весь был в струпьях, еле живой. Персиваль его всю зиму выхаживал. Да он и тебе наверняка писал.
– Не помню, – мотнул головой Билл. – Не до того было.
– Учился много? – уважительно спросила Джинни.
– Нет, в старосту курса втрескался. В Говарда Хупера, – хитро улыбнулся Чарли, – а тот его отшил.
– Отшил?! Нашего Билла? – от изумления Рон едва не выронил слабо ворочавшуюся крысу. – А…
Он хотел спросить, как же тогда заводят себе дружков-подружек обычные парни, не похожие на умника и красавца Билли, но смутился и замолчал.
– Козёл! – с чувством выдал Билл. – Вали, мол, нищий малолетка, кому ты нужен. Ничего, я его потом тоже отшивал. Раза три точно, – он подумал и добавил: – Мама велела на прощание поговорить с вами о чём-нибудь правильном, чтобы вы потом весь год были послушными.
Рон виновато потупился. Новости с родины были такими, что стать паинькой, кажется, не получится даже после увещеваний старшего брата. Однако расстраивать Билла не хотелось, и он решил подумать об этом попозже.
Например, завтра с утра, когда семейство вернётся домой. Точнее, не домой, а в Лондон. Послезавтра отправляться в Хогвартс, а школьные принадлежности ещё не куплены – вот родители и решили остановиться в «Дырявом котле», чтобы не терять времени зря.
Египетские каникулы затянулись: целитель настоял на врачебном наблюдении за сложной пациенткой. Можно было бы оставить в Египте одну лишь Джинни под присмотром Билла, но мистер Джабир, застенчиво улыбаясь, разъяснил, что пребывание в семье – само по себе метод лечения.
– Телесное здоровье мага напрямую зависит от здоровья душевного, – говорил он со своим забавным акцентом: вроде и слова не коверкал, а всё одно слышно – чужак. – Девочка любит вас, очень ко всем привязана. Сейчас ей доставляет особую радость видеть вас всех во здравии и благополучии.
На слове «особую» родители переглянулись и сразу же согласились хоть навсегда поселиться в этом Египте, но помочь исцелить Джинни. Помня подслушанный разговор, Рон тоже не роптал, хотя вернуться в место с нормальным климатом хотелось до чесотки. Обнаружься «одержимость» Джинни в Британии, тем Уизли, которые смогли бы уцелеть, ещё лет триста нельзя было бы и носу казать из Лютного.
Перси же и близнецы, как люди в тайну не посвящённые, долго ворчали. Особенно страдал Перси: в письме из Хогвартса ему пришёл очередной значок, на сей раз префекта всей школы. На радостях мама с папой пообещали ему новую парадную мантию от Малкин и чего душа пожелает из писчих принадлежностей. «В пределах десяти галлеонов», – смущённо уточнил папа, но Персиваля всё равно едва удар не хватил от счастья.
Близнецы же маялись от дикой жары и непривычного безделья, и даже поездка на море их не утешила. «Синее», – хором заключили они, одинаково пожав плечами. «Солёное», – синхронно почёсываясь, сообщили они после короткого купания и до вечера с недовольными мордами просидели в тени. Рону же и Джинни всё понравилось, и накупались они просто до одури – потом почти сутки отсыпались.
В общем, эти каникулы могли бы стать для Рона счастливейшим временем в жизни, кабы не дурные вести из Британии и ополоумевшая Короста. Раньше эти события оставили бы его равнодушным, но после Того-Самого-Вечера-В-Шкафу...
После вечера в шкафу и ночи раздумий над письмом Поттеру Рон понял, что поторопился зачислить себя в боевики. Настоящий боец никогда не проморгал бы всю ту хрень, что творилась с его родной сестрой. Правильная боёвка имеет прирождённый нюх на неприятности, всегда настороже и не морочится причинами дурных предчувствий. Чуешь беду – значит, беда на подходе. Без вариантов. Как настоящий боец встречает беду? Прикрывает подопечных. Что делал Рональд Доблестный? Верно, ходил дурак дураком, не глядя по сторонам, и ждал, когда на него свалятся подвиги, предназначенные не ему даже, а Избранному Пророчеством.
Дождался, чего уж. В прошлом году по «подвигам» он переплюнул неуёмных Форджей, и родители подробно рассказали об этом Биллу и Чарли. Рон думал, что со стыда сгорит, и некоторое время не мог на Билла глаз поднять; плакать хотелось, как сопливой девчонке, до того было стыдно. И хотя Билл пальцем его не тронул и не отругал, а лишь укоризненно потрепал по голове: «Какой же ты ещё ребёнок, Ронникин!» – стыд был огромным. Взрослым.
Добил его Чарли, показав глубокие, несводимые шрамы от ожогов на полспины: «Подвиг – это крайний случай, Ронни. Когда по-другому никак. Не за награду. За награду – это найм, и там совсем-совсем другие расклады. Понял?»
Рон понял. Понял, что не опора он никому из тех, кого полагал нуждавшимися в защите. Он достал перо и пергамент, чтобы по примеру Гермионы записать всех, за кого мог и хотел бы подставить спину под драконий огонь, но так ничего и не записал. Да и что записывать? Десять имён и одну кличку? Любой балбес запомнит: семья, Гермиона, Невилл да Короста.
Рональд в сотый раз за это лето вспомнил злющие зелёные глаза и почти змеиное шипение: «Сведёшь в могилу… Они не заслужили… Сдохни один…» Выходит, якобы трусишка Поттер куда больше идиота Рональда знал о подвигах и героизме. Знал и пытался растолковать, но какой прок в речах для глухого?
Остаток каникул Рон так и эдак и вертел одни и те же мысли по кругу, но так ни до чего и не додумался. Решил только, что правильная защита зарождается с заботы, и начал с малого – с Коросты. Пичкал её полезным крысиным кормом, следя, чтобы ни зёрнышка из тщательно отмеренной порции не пропало зря. По часам менял воду в поилке и стирал подстилку каждый день. Перестал таскать с собой в послеполуденную жару, запирая клетку самым сильным Коллопортусом, на какой был способен, а способен он был, оказывается, ого-го! Даже Билл однажды удивлённо присвистнул и строго велел не валять дурака на занятиях.
А потом Перси сказал, что спокойный и уверенный голос хозяина благотворно действует на питомцев, и Рон взялся по вечерам читать Коросте вслух статьи из «Пророка». Надо думать, голос у него не был спокойным и уверенным – а попробуйте успокоиться, когда убийца Блэк сбежал из Азкабана, а Поттер сбежал от Блэка! – потому что крысюк после чтений лишился последнего ума и каждую свободную минуту тоже пытался сбежать.
Вот тогда-то каникулы испортились окончательно. Короста, несмотря на всю заботу, хирела телом и ехала мозгами. Ронова башка трещала от невесёлых думок о собственной бестолковости, и вдобавок Рон извёлся от беспокойства за Невилла. Рано или поздно Блэк узнает, кому на самом деле предназначено уничтожить Того-Самого, а Лонгботтома всей Британией не охраняют. Рональд надеялся только на то, что слухи дойдут до проклятого предателя и убийцы с опозданием и Невилл успеет укрыться в Хогвартсе.
И вот вам, пожалуйста, новая напасть! Оказывается, отшить могут даже Билла!
Честно сказать, с этой стороны Рон проблем не ожидал. Ему казалось, что всё сладится само собой. Малое совершеннолетие позади, Гермиона – свой парень и верный друг, и достаточно предложить ей прогуливаться по коридорам Хога не только тайком под мантией-невидимкой, но и открыто под ручку. А теперь что же получается, отшить могут кого угодно за просто так? Неужели в таких делах даже дружба побоку?
Рон подавленно вздохнул. Кажется, так и есть. Вот же горе! И что теперь делать? Ему, кроме Гермионы, никто толком и не нравился. Хотя на Браун с её сиськами разок-другой поглядеть было бы прикольно, да. Или на Патил, если на обеих разом. Интересно, они везде-везде одинаковые?
Рональд покраснел и помотал головой. Нет, Гермионе он, конечно, встречаться предложит. Вот только не факт, что та согласится. И что потом? Дружбе конец? Стоят ли того прогулки? Пожалуй, что и не стоят, но кроме прогулок есть вещи поинтереснее. Очень хочется попробовать, но кое-что даже самому лучшему другу как-то неловко предлагать.
Годрик-заступник, до чего у взрослых людей жизнь, оказывается, замороченная!
***
Последний день каникул начался ужасно рано – ещё и девяти не было! Гарри совсем не выспался, но крёстный всё равно его растормошил.
– Вставай-вставай! – твердил Сириус. – Крестник, вставай, у нас мало времени!
– Целый день, – сонно возразил Гарри и крепко вцепился в одеяло, – ночь и завтрашнее утро.
– Планы изменились. Вставай!
Вот что Гарри восхитило в крёстном сразу и навсегда, так это непрошибаемая уверенность в себе. Первобытная какая-то, подкорковая. Не как у нормальных людей «я-сам-всего-добился-и-теперь-молодец», а вера булыжника в ускорение свободного падения.
Наверняка что-то случилось. Опять. В который раз. Снова всё пойдёт наперекосяк, второпях и наудачу. Драко сказал бы «облом», Тео сказал бы «пиздец», а сам Гарри выдал бы своё коронное «ой!», умещающее все обломы мира и весь пиздец бытия. А вот Сириус Третий Блэк деловито заявил, что изменились планы. Потрясающе.
– Что? – спросил Гарри, усаживаясь, потряс головой и потёр глаза.
– Да ничего, в принципе, – пожал плечами Сириус. – Только вышло так, что смыться мне нужно именно сегодня. Точнее, сейчас.
– Почему? – испугался Гарри. – Тебя кто-то узнал?
– Нет, но может. Старикашка Том готовит номера для дорогих гостей. Скоро здесь будет всё семейство Уизли.
– Зачем?
– Сам спросишь. Гарри, не паникуй. Всё осталось по-прежнему, просто немного сместилось во времени. Вот, держи, – Сириус протянул ему бархатный мешочек с завязками. – Здесь деньги и камни. Готовых амулетов в доме не нашлось. Может, правда, я не все тайники знаю. Бронзовый напёрсток – это порт-ключ в дом. Одноразовый, сволочь, но лучше, чем ничего. На пластинках с гравировкой – лондонский адрес дома, а «Ночного рыцаря» и в Хогсмид можно вызвать.
У Гарри в голове вертелась целая тысяча вопросов, но спросонок он, разумеется, вывалил самый тупой:
– Гравировки?
– Приглашения для гостей, – крёстный дурацкому вопросу почему-то не удивился. – Дом под особыми скрывающими чарами вот уже несколько столетий, а званые вечера и прочие приёмы никуда не денешь. По принципу Фиделиуса: только отдаёшь пластинку, адрес тут же забываешь. Что такое Хогсмид, спросишь?
– Спасибо, я в курсе, – слегка обиделся Гарри.
– В пределах щитов Хогвартса аппарировать нельзя и порт-ключи не работают. Нужно выбираться в Хогсмид. Там есть всё – «Ночной рыцарь», камины и площадки для аппарации. Из Хога в Хогсмид ведут несколько подземных ходов. Свиток в кошеле – ориентиры и пароли для тех, о которых я знаю. Но на твоём месте, случись нужда спешно удирать из замка, я рванул бы поверху. Бегом. Или на метле.
– Почему?
– Вход-выход, и никаких отнорков, – ответил Сириус со вздохом. – К девицам бегать, а не от погони. Так, что ещё? Вроде бы всё. Я тебе не открылся, помнишь? Грим и грим. Не забудь сильно удивиться разоблачению, когда бы оно ни случилось.
– Сириус, я… – Гарри понял, что вот-вот заревёт, и снова потёр глаза. – Будь осторожен. Пожалуйста.
– Та же просьба, – улыбнулся Сириус, сел рядом и обнял его крепко-крепко. – Я буду неподалёку весь год. Ясно? Не хлюпай носом, страшные тёмные маги так не делают.
– А как они делают? – всхлипнул Гарри.
– О! Как правило, каменеют ликом и выказывают презрение. Дражайшая кузина Белла, впрочем, корчила рожи и зловеще хихикала, но что взять с дурочки?
– Лик у меня нифига не каменный, – засмеялся сквозь слёзы Гарри. – Тоже буду хихикать, можно?
– Валяй, – согласился крёстный, чмокнул его в макушку, тут же обернулся гримом, подскочил к двери и нетерпеливо залаял.
Из коридора донёсся невнятный шум, и Гарри только сейчас понял, что Сириус ставил «заглушки». Бродяга снова залаял и поскрёб дверь лапой.
– Тихо, оглоед, разбудишь! – донёсся голос бармена Тома. – Что за негодящая псина!
– Я уже не сплю! – крикнул Гарри и открыл дверь. Бродяга весело рыкнул, помчался вниз по лестнице и чуть не сшиб какую-то незнакомую тётку в старомодном крахмальном переднике. Тётка завизжала и замахала веником, а Гарри крикнул: «Фу!» Бродяга на секунду замер, вывалив язык в бесшабашной ухмылке, и выскочил на улицу.
– Ужас просто, кошмар какой! – квохтала тётка, суетливо оправляя передник. – Как хотите, но надо бы прибавить! Ведь едва не сожрал!
– Это грим мистера Поттера, дурища! – проворчал Том. – А твои мослы на парную свинину не потянули бы и двадцать лет назад. Доброе утро, Гарри!
– Доброе утро! – ответил Гарри и приготовился извиняться перед тёткой, но та внезапно заулыбалась и присела в самом настоящем реверансе.
– Доброго утречка, мистер Поттер, сэр, – пропела она сладким голосом. – Не гневайтесь, но пёсик у вас с виду того… Страшноват. Я миссис Брайен, сэр. Дочки мои страсть как любят в «Пророке» про вас читать. Не подпишете им портретик ваш? На память!
– Да, конечно, – смутился Гарри, поняв, что выскочил в коридор в одной лишь пижаме. – Оденусь только, хорошо?
Ещё через четверть часа Гарри подписал две своих колдографии, вырезанных из прошлогоднего «Пророка», и узнал бы много нового из жизни миссис Брайен и её дочерей, но бармен Том шикнул на болтливую тётку и погнал её наверх, убирать номера.
– Горничная нужна, – развёл он руками со вздохом. – Вы в школу, а я снова номера начну сдавать. Сегодня Уизли въедут, из министерства предупредили. Не помешают?
– Они хорошие люди, – ответил Гарри. – Я гостил у них прошлым летом.
Том довольно улыбнулся и ушёл за стойку: намывать кружки и стаканы, расставлять по полочкам бутылки и через неплотно прикрытую дверь переругиваться с кухаркой. Гарри же торопливо вгрызся в мясной пирог и постарался успокоиться.
Отчасти ему это удалось: встревоженным Сириус не выглядел, да и на Джиневру после лечения в Египте ужасно хотелось посмотреть. Главное, не смутить её лишним вниманием, а то некрасиво получится. Однако что-то всё равно не давало покоя и упорно царапало мозги. Гарри придвинул к себе кувшин с горячим молоком и принялся размышлять.
Сириус был прав – рано или поздно в Косой заявился бы кто-то из людей, лично преданных директору Дамблдору, и тогда ему пришлось бы драпать. План примирения с Дамблдором посредников не предусматривал. Во время ночных бесед они с крёстным много раз пытались прикинуть, кто мог бы знать об анимагической форме Сириуса, и каждый раз пасовали перед своеобразным мышлением Светлого лорда.
– Сам он знает, это совершенно точно, – крёстный задумчиво ерошил полуседые кудри. – Чем больше я об этом думаю, тем больше уверен. В Хоге мне казалось, что мы всех водим за нос, но мало ли что кажется самонадеянному сопляку. Кому он мог сказать? Хагриду? Моуди? Макгонагалл?
– Уизли? – предполагал Гарри, вспоминая свои прошлые каникулы.
– Нет, только не Уизли, – решительно мотал головой Сириус.
– Почему?
– Есть причина, поверь. Кстати, очень может быть, Дамблдор вообще никому и ничего не рассказал. Есть у профессора такой пунктик – покрывать тех, кто ему нравится и чьи поступки он в душе считает правильными. Один только вояж Скамандера за океан и последовавшая за этим буча чего стоили.
– Скамандер? Он, вроде, зоолог, да? Много путешествовал? – морщил лоб Гарри, припоминая, что несколько раз слышал эту фамилию и, кажется, видел на карточках от шоколадных лягушек.
– Маглёныш! – необидно дразнился крёстный. – Спроси у проныры, тот расскажет в подробностях. Малфои тоже родня Лестрейнджам и должны знать побольше прочих. История неоднозначная, и тогда же всем стало очевидно, что профессор Дамблдор – фигура, с которой нужно считаться. Правда, это я сейчас такой умный, а в юности мне было неинтересно. Наваляли Гриндевальду и наваляли, молодцы. И я навалял бы, родись пораньше.
– Ты думаешь, что нравился Дамблдору? – в изумлении таращился Гарри. – Но даже если и так, то, прости, потом разонравился. Снейпа, например, он из Азкабана вытащил. И Хагрида. Два раза.
– Сравнил! – возмущался Сириус. – Кто из нас троих жуткий тёмный маг-убийца? То-то же! Я тебе не Нюнчик с татуировочкой для пущей крутизны, набитой по протекции Малфоя. Такого типа, как я и пол-Визенгамота хрен вытащит.
– Тогда почему…
– Я жив. Мне по всем раскладам причитался Поцелуй, крестник. Не знаю, защищал ли меня Дамблдор, но не топил точно. Авроры о Бродяге не знают ничего до сих пор. Бывший Орден в Косом не показывается, хотя слухи о твоём примечательном питомце до профессора наверняка дошли. Полагаю, это и есть знаменитый второй шанс. Нельзя его упустить. Никак нельзя. Чего хмуришься?
– Кому дать второй шанс, а кого в очередной раз сделать приманкой, – сквозь зубы цедил Гарри, унимая неожиданно всколыхнувшуюся злобу. – Достал он меня подставлять! Понравься мистеру Дамблдору я, а не ты, он забрал бы меня из дома под защиту Хогвартса в тот же день, когда ты бежал. Но я ему не нравлюсь. Ему интересно, грохнешь ты меня или нет!
– В очередной раз?
– Цербер. Василиск.
– Не считается, – усмехался Сириус. – Туда ты сам полез. Тебя не гнали палкой, тебе дали выбор. Ты выбрал.
– Офигеть! Полагаешь, это я сам себе такую весёлую жизнь устроил?!
– Говоря откровенно, да.
– Мистер Блэк, я с вами не разговариваю! Ложитесь, пора вас лечить.
Сириус послушно опускал голову на подушку, прикрывал глаза и говорил извиняющимся тоном:
– Ты ведь мог поехать не в «Дырявый котёл», а сразу в Хогсмид, и оттуда в Хог. Тебе не отказали бы в убежище, клянусь. Тот, кто ищет в Хогвартсе защиту, найдёт её там. Это закон. Но ты не просил помощи ни у Дамблдора, ни у кого-то ещё. Ты предпочёл справиться сам. Понимаешь?
– Всё равно не разговариваю. Откройте глаза только, мне так проще.
– Дамблдор в очередной раз убедился в том, что ты…
– Дурак?
– Герой.
– Прости, крёстный, – тяжело вздыхал Гарри. – Ты прав, а я идиот. Я только сейчас понял, что можно было просто уехать в Хог и ничего этого не было бы. В Косом был бы порядок, и министр на меня не злился бы, а ты спокойно отдохнул бы и подлечился дома. Но я кретин и всё испортил. Верно папа говорил, что когда я куда-то встреваю, то начинается «ураганный сценарий». Приеду в школу, запрусь у Снейпа в кладовке!
– Ты человек долга, Гарри. Ты не поехал в Хогвартс, потому что не бежал от опасности, а шёл ей навстречу. Ты уводил за собой убийцу, ты посчитал должным это сделать. Поступил по-геройски. Лили и Джейми гордились бы тобой.
– Ну да. Никто и не говорил, что герой обязан быть умным. Давай-ка я займусь тем, что у меня действительно получается хорошо. Раскинь руки в стороны и дыши на счёт. Готов? Раз. Вдох. Два, три, выдох.
Этот разговор в разных вариациях они вели, считай, каждый вечер, и теперь Гарри пытался сообразить, что именно его зацепило в поспешном отбытии Сириуса. Крёстный ушёл, потому что мистер и миссис Уизли могли его узнать и тем нарушить дальнейшие планы. Могли узнать…
Не могли! Сириус не верил, что Дамблдор рассказал о его аниформе Уизли! «Была причина, поверь». Это что же, крёстный ему соврал?! Ах ты ж, чёртов Блэк! Что ты ещё придумал, гриффиндорец хренов?
Гарри поперхнулся молоком и закашлялся.
– Гарри! – всполошился бармен Том. – Что случилось? Анапнео?
– Нет, спа… Кха! Спасибо! Я задумался и… Кха! Тьфу ты! Спасибо, я уже в порядке, – Гарри откашлялся в салфетку и потёр лоб на месте заросшего шрама.
Сириус – жуткий тёмный маг, сумевший бежать из Азкабана. Он не пропадёт и сделает всё, что собирался. А собирался он, на минуточку, убить своего бывшего друга, и Гарри на самом деле нечего соваться в эту историю. Здесь «ураганный сценарий» совершенно точно будет лишним.
«Не знаю, правильно ли желать удачи в таком деле. Наверное, нет. Когда бывший друг настолько бывший, что только и осталось его убить… Это горе, вообще-то, и крёстному будет плохо. Пожелаю, чтобы он остался невредим. Будь здоров, Сириус Третий Блэк!» – Гарри тихо вздохнул и допил молоко.
Камин громко загудел, полыхнул зелёным пламенем, и Гарри приготовился к явлению семейства Уизли, но это оказался мистер Деррек.
– Ну что, твоё геройство, – подмигнул он, – последний день? Я надеюсь, хоть ты скучаешь по учёбе, потому что мои сегодня смурные с самого утра. Нормальные книжки ещё вчера собрали, а сегодня ловили и вязали эту хрень шипастую. Где проглот?
– По учёбе не скучаю, – улыбнувшись, сознался Гарри. – Зато по ребятам – очень даже. Проглот напугал горничную и убежал гулять на улицу.
– Оставишь его здесь?
– Да, я уже договорился с Томом. Миссис Пилливикл из «Волшебного зверинца» тоже пообещала присмотреть. Сказала, что не боится никаких собак.
– Ещё бы она собак боялась, когда вся семейка волшебным зверьём занимается. Один из них так даже в драконоборцы подался.
– Самый отважный?
– Угу. Эти ребята та же боёвка – чем отважней, тем… Гм. Идём мороженое трескать или дела какие имеются?
– Мистер Деррек, вы же сам боевик, – с напускной укоризной заметил Гарри.
– Есть такая беда, – со вздохом согласился Деррек.
– Да почему беда-то? Классно же! Я, если честно, завидую. Уметь постоять за себя и за других – это здорово! Будь я боевиком…
– Одно дело, когда ты сам боевик. Вроде и ничего, хотя временами обидно. И совсем другое, когда твои дети растут бойцами. Поневоле задумаешься, что за судьба их ждёт.
– Трикс и Перри опять что-то натворили?
– Не припомню дня, – с досадой сообщил Деррек, – когда они сидели тихо. Ладно Перегрин, ему хоть розог выдать можно, а с Трикси что делать? Мать она не слушает совсем. Как я её замуж выдам, такую бестолковую?
– Такую красавицу, – снова улыбнулся Гарри. – Замуж она сама себя выдаст. Мне так почему-то кажется.
– Утешил, твоё геройство! – простонал Деррек. – Уверен, что я в зятья кого-нибудь вроде Лестрейнджей хочу заполучить? Отличные ребята, спору нет, но не в семью же!
Гарри пожал плечами и счёл за благо промолчать. Об «отличных ребятах» Лестрейнджах он был наслышан от Сириуса. Тот, описывая своих родичей, иначе как «кровожадными психами» их не называл. Учитывая, что сам Сириус характер имел далеко не кроткий, «ребята» представлялись кем-то вроде василисков на двух ногах.
– Гуляем или будем страшилище твоё ждать? Так можем не дождаться. Оно иногда целыми днями где-то бегает, а я каждый раз жду вестей об обглоданных трупах.
– Он не голодный, а просто гуляет, – заступился за Бродягу Гарри. – Он живёт здесь месяц и ни разу никого не укусил.
– Флинт говорил, будто гримы умеют аппарировать, – сказал Деррек и внимательно посмотрел на Гарри. – Вдруг он в Хог за тобой рванёт?
Гарри напрягся, но постарался сохранить безмятежный вид.
– Буду рад, – ответил он. – Я привязался к нему, если честно, и почти придумал кличку. Уверен, и Хагрид будет рад.
– Этот будет, кто бы сомневался, – проворчал Деррек. – Идём?
Гарри задумался, а потом потёр лоб на месте шрама и рискнул спросить:
– Мистер Деррек, а можно я на пять минуточек сбегу на магловскую сторону?
– Зачем? – удивился тот.
– Я… Я из дома очень нехорошо ушёл. Ночью, не попрощавшись. Хочу сказать дяде, что со мной всё в порядке.
– Нужно, чтобы я с тобой аппарировал? – подобрался Деррек. – Могу от лорда огрести, если засекут. Наверняка там кто-то из авроров крутится.
«Нужно! Очень нужно!» – чуть не закричал Гарри, но справился с собой и помотал головой: – Нет, конечно. Что мне там делать? Просто найду телефон и позвоню.
– Это можно, – облегчённо выдохнул Деррек. – Неподалёку есть такая штука, я покажу. Мигом обернёмся, и нас никто не хватится.
– Кто нас должен хватиться?
– Завтра в школу, забыл? Соберутся все твои няньки и будут ругаться, как именно тебя туда доставить. Побежали, твоё геройство, времени в обрез.
Телефонная будка действительно нашлась неподалёку, в паре минут ходьбы от «Дырявого котла». Гарри, волнуясь, набрал номер и на несколько секунд онемел, услышав папин голос: «Алло!»
– Алло! – встревоженно повторил папа. – Кто говорит?
– Здравствуйте, дядя Вернон! – сказал Гарри виновато. Он не думал, что Деррек специально подслушивает, но рисковать не имел права.
– Господи, Гарри! Сынок, всё в порядке? Где ты?
– Я в безопасности, дядя. Не сердитесь на меня.
– Ты не один? Туни! Это Гарри! Туни, он не может говорить, он с кем-то из колдунов.
– Гарри! – воскликнула мама. – Сынок, мы скучаем! У тебя всё хорошо?
– Да, у меня всё хорошо. Простите за беспокойство. Я завтра еду в школу.
– Поттер! – раздался сердитый голос Даддерса. – Какого хрена, что за нюни?! Мы получаем вести через Кевина, не пались как идиот!
– Простите, – прошептал Гарри потерянно: сейчас он отдал бы всё, чтобы очутиться дома хоть на часок.
– С тобой точно хорошо? – забеспокоился Дадли. – Поттер, ты ревёшь там, что ли?
– Всё хорошо, я просто… Просто… – Гарри не посмел произнести «скучаю» и тяжело вздохнул.
– Не волнуйся за нас, – трубку снова взял папа. – Постоянный пост у дома маги сняли, но твоя защита работает до сих пор. Дожди ей, видно, не помеха. Передавай привет своему родственнику, но не полагайся на него во всём.
– Почему?
– Герой авантюрного романа, – папа неодобрительно фыркнул. – Будь осторожен, слышишь? Гарри?
– Я слышу, ¬– отозвался Гарри. – Я понимаю. Спасибо.
– Мы всегда тебя ждём, – всхлипнула мама.
– Да, я знаю, – Гарри зажмурился, набираясь храбрости повесить трубку. – Я благодарен. До свидания.
Он вышел из телефонной будки и, понурившись, зашагал к «Дырявому котлу». Деррек покачал головой и молча двинул за ним.
***
За каких-то четверть часа в трактире стало очень суетно и шумно. Семейство Уизли заселялось в отведённые им номера, а мистер Робардс и незнакомый Гарри темнокожий аврор с интересом наблюдали за светопреставлением.
Посмотреть было на что: под низким потолком парили свёртки и баулы, близнецы носились взад-вперёд по лестнице без какой-нибудь видимой цели, Перси с надменным видом волок за собой вереницу старомодных чемоданов, грузно покачивавшихся в воздухе, миссис Уизли громогласно требовала прекратить беспорядок и заняться делом, а мистер Уизли утирал вспотевший лоб платком и уговаривал супругу присесть и выпить чаю.
– Здравствуйте, Гарри, – степенно кивнул мистер Робардс, оторвавшись от занимательного зрелища. – Гуляли?
– Прогуливались, – ответил вместо Гарри мистер Деррек и плавно отступил к двери. – Я на время отлучусь, ваша милость, ежели не нужен вам прямо сейчас.
– А… Д-да, конечно, – выдавил Гарри, слегка ошарашенный «милостью».
Оба аврора разом нахмурились, а Гарри был оглушён истошным воплем на два голоса:
– Наш великий герой Гарри Поттер! Ур-ра!
Близнецы, топоча, сбежали с лестницы, вихрем пронеслись по зальчику, лишь чудом не врезавшись ни в один из столов, и заключили Гарри в крепкие объятия.
– Живой! – воскликнул один с преувеличенным восторгом. Кажется, это был Фред.
– Здоровый! – в тон ему отозвался второй. Предположительно, Джордж.
– Подрос! – не унимался первый.
– Похорошел! – умилился второй.
– Ути-пути, лапочка! – хором просюсюкали оба.
– Дураки! – засмеялся опомнившийся Гарри. – Привет, парни! Как Египет?
– Никак! – хором ответили Форджи и синхронно скривились. – В Египет больше ни ногой! Жара! Пирамиды! Песок! Тоска! – они переглянулись и посерьёзнели: – Как ты тут? В газетах пишут странное.
– Здравствуй, Гарри! – миссис Уизли тоже его обняла. – Здравствуй, милый! У тебя всё в порядке?
– Благодарю вас, всё хорошо, – улыбнулся Гарри, пожал руку мистеру Уизли и кивнул надутому как индюк Персивалю. – Как поездка?
– Познавательно, – мистер Уизли снова вытер лоб и присел за столик к аврорам. – Позволь тебе представить мистера Шеклболта. Он отвечает за поимку Блэка.
Незнакомый аврор вежливо улыбнулся и склонил бритую голову; неярко сверкнула золотая серьга в ухе.
– Рад знакомству, – Гарри по-малфоевски шаркнул ножкой и присмотрелся к аврору повнимательнее. Не отвечай тот за поимку крёстного, был бы приятным дядькой: умное лицо с печальными глазами и спокойное достоинство в манерах очень располагали к мистеру Шеклболту. Но Гарри, наоборот, насторожился: вот только умного преследователя Сириусу не хватало вдобавок ко всем его «изменившимся планам».
– Блэк покуда не пойман, – сказал мистер Шеклболт. Голос у него тоже был приятный – сильный и глубокий. Не как у обожаемого декана, конечно, но тоже очень ничего. – Однако мы прилагаем все усилия, мистер Поттер, и обязательно его схватим. Не волнуйтесь.
Гарри многое мог бы сказать, но решил благодарно улыбнуться и промолчать: Шеклболт определённо не был дураком, и выпендриваться в его присутствии не стоило.
– Зря стараетесь! – раздался от двери весёлый, чуть хрипловатый голос.
Гарри вздрогнул от неожиданности и мысленно произнёс неприличное слово. Он до сих пор не мог взять в толк, каким образом шумные и властные Нотты могут, если пожелают, становиться настолько незаметными.
– Вот и охрана ваша припожаловала, Гарри, – кисло констатировал Робардс и добавил с ехидцей: – И до полудня-то времени навалом, а они уже все в трудах!
Лорд Нотт садиться не стал. Он стоял, покачиваясь на носках, и насмешливо ухмылялся.
– Вы полагаете, мистер Нотт? – с прохладцей поинтересовался Шеклболт.
– Практически уверен.
– Сведения из первых рук?
– Откуда надо сведения. Блэк сидит дома, запершись. Надо думать, лечится и отъедается. Но ты, Кинг, можешь и дальше изображать верную службу на благо Британии.
– Я ничего не изображаю, мистер Нотт, – спокойно ответил Шеклболт. – Всё взаправду.
– Ну да, ну да, – Робардса, похоже, понесло по кочкам: Гарри физически ощущал его злость и досаду. – У вас же, ваше лордство, полный мэнор сведущих людей. Надеюсь, вы не забудете оповестить своего подопечного, когда Блэк отожрётся и выйдет убивать?
– Будешь хамить, вызову на дуэль и подпалю гузку, – так же весело пообещал Нотт.
– Господа, – чуть поморщился Шеклболт. – Напоминаю, вы оба на службе.
– Это и есть обещанная битва нянек? – рискнул влезть в свару Гарри.
Взрослые прекратили обмениваться нехорошими взглядами и уставились на него; Гарри поёжился и опустил глаза.
– Трепачи! – припечатала миссис Уизли. – Гарри, милый, тебе завтрак, может быть, в комнату подать?
– Я уже позавтракал, благодарю. Можно я в Косой пойду с ребятами? Ой, а Рон и Джинни где?
– Уже гуляют, – заулыбалась миссис Уизли. – Побросали чемоданы на кровати и побежали смотреть на какую-то необыкновенную метлу. Артур, проводи-ка детей, а я закончу здесь и догоню вас. Перси, ты идёшь?
– Помогу тебе, мама, – Перси выхватил из летающих свёртков какой-то один и замахал палочкой, отправляя его дальше по коридору. – Выйдем за покупками вместе.
– Вот и славно, – удовлетворённо кивнула миссис Уизли, подтащила к себе ещё пару баулов и пошла на второй этаж.
Гарри снова шаркнул ножкой:
– Прошу прощения за хлопоты, господа. Позвольте, я пойду.
– Деррек ждёт вас за аркой, – кивнул лорд и махнул рукой Тому: – Пива нянькам, Томас! Нормального, а не твоих обмылков, пройдоха!
Гарри выдохнул и поспешил на выход; близнецы переглянулись и припустили следом.
– Думаешь, сдохла? – Фред скроил брезгливую морду и легонько потыкал исхудавшее тельце Коросты пальцем.
Крыса не шевельнулась, и Рон печально вздохнул.
– Да вроде мы её вовремя отбили, – с сомнением сказала Джинни. – Ни царапинки нет. Облезла только, бедная, совсем. От жары, наверное.
– Сердечный приступ, – важно выдал Джордж. – Перепугалась, а много ли старушке надо?
– Старушке надо, чтобы за ней ухаживали! – сердито сказал Перси, и Рон вздохнул ещё печальнее. – Кормили вовремя, не таскали по жаре за пазухой и проверяли замок на клетке!
– Да на том замке два Коллопортуса было! – неожиданно для Рона хором возмутились Форджи. – Наши два – точно! Ронни, ты заклинанием дверцу запирал?
Рон потерянно кивнул и погладил неподвижную Коросту по брюшку.
– Три! – гаркнули близнецы. – Теперь их нет!
– Ага! – насмешливо отозвался Перси. – Прямо крысиный Мордред какой-то!
– Ну, это же твой питомец был сначала, – хихикнула Джинни, и близнецы тоже засмеялись. Рону же было совсем невесело, и он снова осторожно пощупал крысиное тельце в надежде найти признаки жизни.
– Глупости! – внезапно разозлился Персиваль. – Просто делаете всё лишь бы как, и даже чары ваши косые сносит первая попавшаяся крыса! Лентяи и неучи все как один!
В комнате на несколько секунд повисла нехорошая тишина, а потом Джинни испуганно пискнула:
– Мальчики, не надо!
Рон поднял голову и нечаянно сказал нехорошее слово: Форджи стояли плечом к плечу, зажав палочки боевым хватом, и вид у братцев был такой, словно за спиной догорала их лаборатория. Перси, видно, струхнул, потому что побледнел и с силой вжался в спинку кресла.
– Прекратите немедленно! – неуверенно потребовал он.
– Неучи? Давай проверим, – тихо и страшно сказали близнецы; сейчас их невозможно было отличить друг от друга.
– Э, парни! – очнулся от ступора Рон, быстро сунул Коросту за пазуху и встал, закрывая Персиваля. – Остыньте! Фред, Джордж! Не нужно, слышите? Мать нас потом под какой-нибудь пирамидой закопает!
– Что происходит? – раздался от двери властный окрик, и Рон облегчённо выдохнул.
Билли гневно свёл брови и скрестил руки на груди, а Чарли подхватил кинувшуюся к старшим братьям Джинни и усадил её на своё широченное плечо.
– Форджи на Перси обиделись, – объяснила сестрёнка. – Правильно сделали. Перси их неучами обозвал, а у них по чарам «Превосходно»! Подумаешь, крыса сбежала! Она всё время сбегает!
– Палочки долой! – велел Билл. – С ума сошли?
Близнецы одинаково оскалились, но руки опустили.
– Джиневра, что значит «правильно сделали»? На родного брата палочку поднять – это, по-твоему, правильно? – строго спросил Билл, и Джинни тут же поникла.
– Рассказывайте!
Однако все молчали: Перси и Джинни обиженно дулись, а Форджи встали ещё ближе друг к другу и упрямо стиснули челюсти.
Рон снова вздохнул и достал Коросту из-за пазухи.
– Вот, – виновато сказал он. – Опять выбралась из клетки, а я прозевал. Я хорошо дверцу запер, честное слово! И стопкой книжек подпёр для верности. Да только она всё равно выбралась, и ка-ак прыгнет прямо в окно! А там коты, она и завизжала. Мы услышали, прибежали, разогнали их, но поздно.
В доказательство Рон показал исцарапанные руки. Здешние кошки и на кошек-то не были похожи: злющие, скуластые, поджарые зверюги с гладкой шкурой цвета песка. Билл говорил, будто древние египтяне считали их священными животными, и Рон ему верил. Негодящий вымерший народ, судя по картинкам на стенах, обожал всякую пакость: ходячую дохлятину, поднятую некросами, псоглавцев каких-то, а то и вообще навозных жуков. Понятно, что помойные твари с трёхдюймовыми когтищами тоже пришлись им ко двору.
– Ну-ка, покажи, – Чарли осторожно поставил Джинни на пол. – Крысу убить – надо постараться.
Рон отдал ему Коросту и продолжил:
– Поэтому Перси и стал меня ругать. Мол, я плохо ней следил. А как за ней уследишь? Она в этом Египте мозгами двинулась совсем. Не жрёт ничего толком, за пальцы кусает, рвётся куда-то. А Форджи заступились. Слово за слово, ну и… Надо было её тётушке Мюриэль оставить, как я говорил.
– Жив твой питомец, – весело сказал Чарли. – Сердчишко слабо, но колотится. Видок, конечно, тот ещё. Домой приедешь, покажи её кому-нибудь из «Волшебного зверинца» в Косом. Тамошние приказчики лучше любого колдозоолога в звериных болячках разбираются. Может, и посоветуют какое зелье.
– А почему она тогда не шевелится? – Джинни привстала на цыпочки, чтобы получше разглядеть ожившую крысу.
– В обмороке никто не шевелится.
– Так испугалась? Ой, бедненькая!
– Скорее всего, немного придушить успели. Ничего, оклемается. Крысы все живучие, даже не волшебные.
– Тут не только крыса двинулась, – сердито сказал Билл, – но и младшие братцы. Фред, Джордж, что на вас нашло? Вы теперь на всякое замечание – справедливое, больше чем уверен! – будете заклятьями шарашить? Перси, ты как?
– Я привык. Мне всё равно, – сухо ответил Персиваль, но красные пятна на щеках и лбу говорили, что очень даже не всё равно.
– Несправедливые у него замечания! – кажется, Джинни тоже разозлилась. – Даже если он правду говорит, всё равно несправедливые!
– Это как? – озадачился Чарли.
– Не знаю! Нет, знаю! Справедливо – это когда ты с человеком разговариваешь, а не с зеркалом!
– Джиневра… – строго сказал Билл, но Чарли приобнял его за плечи и что-то прошептал на ухо. Билли недовольно фыркнул, а потом глубоко вздохнул и добавил поспокойнее: – Поясни-ка, сестрёнка, для нас с Чарли.
Джинни тоже покраснела и опустила глаза.
– Возьмём меня. Когда Гермиона Грейнджер говорит, что я рыженькая и у меня веснушки, это не обидно. Гермиона умная, она рассказывает про пигментацию и советует гулять в теньке, потому что люди с такой кожей могут заработать солнечные ожоги. Когда Лаванда Браун говорит, что я рыжая и конопатая, это обидно. Потому что я, видите ли, страшная и замуж меня никто не позовёт. А сама при этом в зеркало поглядывает – она-то не рыжая, без веснушек, и… – сестрёнка замялась, а потом вскинула голову и притопнула ногой. – И сиськи у неё скоро выше носа будут! Только она всё равно дура – хоть с сиськами, хоть без них!
Рональд понял, что ничего не понял, но, видно, настал и его черёд краснеть и заикаться.
– А при чём тут эти… – промямлил он тихо. – Ну… Как их…
– Сиськи, – сочувственно подсказал добряк Чарли. – Понятия не имею, но это дело никогда не лишнее.
– Сестрёнка, – мягко сказал Билл. – Эту твою Браун действительно не стоит слушать. Ты у нас очень красивая.
– Кое-кто помог понять, – Джинни невесело улыбнулась, – что не вся правда – правда. Перси тоже не стоит слушать! Ведь всех только с собой сравнивает и любуется, какой он правильный! За что он хвалит? Только за то, что сам умеет. Зато ругает за всё подряд. Тоже мне, префект школы! Да те же Диггори с Хиллиардом в Озере его утопят, если по привычке умничать начнёт!
Персиваль вскочил с кресла и молча скрылся в спаленке, а Билл с Чарли быстро переглянулись и хором вздохнули.
– С ним я потом поговорю, – Билл погладил Джинни по голове. – Наедине. А с вами, паршивцы, что делать? – обратился он к Форджам. – Проверенные средства, я смотрю, не помогают.
– Ничего не делать. Сами не дураки, – хором проворчали близнецы, чуть расслабились и снова стали Фредом и Джорджем.
– Давай твою Браун в зелёный перекрасим! – азартно потирая руки, предложил Фред. – Целиком!
– Не, лучше вторую пару сисек воткнём! – прыснул Джордж. – На спине!
– Ну её к дракклам, – махнула рукой повеселевшая Джинни. – Лучше помогите Рону с клеткой. Короста реально свихнулась – сами же видели. И Ронни вот-вот свихнётся ловить её постоянно и от Перси выслушивать.
Рон благодарно кивнул и тут же ойкнул: Короста затрепыхалась у него в руках и тоненько запищала.
– Очухалась, – сказал Чарли. – У нас этот крысюк появился, когда я курсе на первом был, да? Или на втором? Уж если он мелких Фреда с Джорджем пережил, то коты ему не страшны.
– Надо же, я и забыл какой он старый, – задумчиво сказал Билл. – Разве обычные крысы живут столько?
– Да кто его знает, обычный он или нет. Не в Косом покупали с родословной. Смесок, может, какой. Перси мне в Хог писал, что в саду его нашёл, израненного. Потому и Короста – весь был в струпьях, еле живой. Персиваль его всю зиму выхаживал. Да он и тебе наверняка писал.
– Не помню, – мотнул головой Билл. – Не до того было.
– Учился много? – уважительно спросила Джинни.
– Нет, в старосту курса втрескался. В Говарда Хупера, – хитро улыбнулся Чарли, – а тот его отшил.
– Отшил?! Нашего Билла? – от изумления Рон едва не выронил слабо ворочавшуюся крысу. – А…
Он хотел спросить, как же тогда заводят себе дружков-подружек обычные парни, не похожие на умника и красавца Билли, но смутился и замолчал.
– Козёл! – с чувством выдал Билл. – Вали, мол, нищий малолетка, кому ты нужен. Ничего, я его потом тоже отшивал. Раза три точно, – он подумал и добавил: – Мама велела на прощание поговорить с вами о чём-нибудь правильном, чтобы вы потом весь год были послушными.
Рон виновато потупился. Новости с родины были такими, что стать паинькой, кажется, не получится даже после увещеваний старшего брата. Однако расстраивать Билла не хотелось, и он решил подумать об этом попозже.
Например, завтра с утра, когда семейство вернётся домой. Точнее, не домой, а в Лондон. Послезавтра отправляться в Хогвартс, а школьные принадлежности ещё не куплены – вот родители и решили остановиться в «Дырявом котле», чтобы не терять времени зря.
Египетские каникулы затянулись: целитель настоял на врачебном наблюдении за сложной пациенткой. Можно было бы оставить в Египте одну лишь Джинни под присмотром Билла, но мистер Джабир, застенчиво улыбаясь, разъяснил, что пребывание в семье – само по себе метод лечения.
– Телесное здоровье мага напрямую зависит от здоровья душевного, – говорил он со своим забавным акцентом: вроде и слова не коверкал, а всё одно слышно – чужак. – Девочка любит вас, очень ко всем привязана. Сейчас ей доставляет особую радость видеть вас всех во здравии и благополучии.
На слове «особую» родители переглянулись и сразу же согласились хоть навсегда поселиться в этом Египте, но помочь исцелить Джинни. Помня подслушанный разговор, Рон тоже не роптал, хотя вернуться в место с нормальным климатом хотелось до чесотки. Обнаружься «одержимость» Джинни в Британии, тем Уизли, которые смогли бы уцелеть, ещё лет триста нельзя было бы и носу казать из Лютного.
Перси же и близнецы, как люди в тайну не посвящённые, долго ворчали. Особенно страдал Перси: в письме из Хогвартса ему пришёл очередной значок, на сей раз префекта всей школы. На радостях мама с папой пообещали ему новую парадную мантию от Малкин и чего душа пожелает из писчих принадлежностей. «В пределах десяти галлеонов», – смущённо уточнил папа, но Персиваля всё равно едва удар не хватил от счастья.
Близнецы же маялись от дикой жары и непривычного безделья, и даже поездка на море их не утешила. «Синее», – хором заключили они, одинаково пожав плечами. «Солёное», – синхронно почёсываясь, сообщили они после короткого купания и до вечера с недовольными мордами просидели в тени. Рону же и Джинни всё понравилось, и накупались они просто до одури – потом почти сутки отсыпались.
В общем, эти каникулы могли бы стать для Рона счастливейшим временем в жизни, кабы не дурные вести из Британии и ополоумевшая Короста. Раньше эти события оставили бы его равнодушным, но после Того-Самого-Вечера-В-Шкафу...
После вечера в шкафу и ночи раздумий над письмом Поттеру Рон понял, что поторопился зачислить себя в боевики. Настоящий боец никогда не проморгал бы всю ту хрень, что творилась с его родной сестрой. Правильная боёвка имеет прирождённый нюх на неприятности, всегда настороже и не морочится причинами дурных предчувствий. Чуешь беду – значит, беда на подходе. Без вариантов. Как настоящий боец встречает беду? Прикрывает подопечных. Что делал Рональд Доблестный? Верно, ходил дурак дураком, не глядя по сторонам, и ждал, когда на него свалятся подвиги, предназначенные не ему даже, а Избранному Пророчеством.
Дождался, чего уж. В прошлом году по «подвигам» он переплюнул неуёмных Форджей, и родители подробно рассказали об этом Биллу и Чарли. Рон думал, что со стыда сгорит, и некоторое время не мог на Билла глаз поднять; плакать хотелось, как сопливой девчонке, до того было стыдно. И хотя Билл пальцем его не тронул и не отругал, а лишь укоризненно потрепал по голове: «Какой же ты ещё ребёнок, Ронникин!» – стыд был огромным. Взрослым.
Добил его Чарли, показав глубокие, несводимые шрамы от ожогов на полспины: «Подвиг – это крайний случай, Ронни. Когда по-другому никак. Не за награду. За награду – это найм, и там совсем-совсем другие расклады. Понял?»
Рон понял. Понял, что не опора он никому из тех, кого полагал нуждавшимися в защите. Он достал перо и пергамент, чтобы по примеру Гермионы записать всех, за кого мог и хотел бы подставить спину под драконий огонь, но так ничего и не записал. Да и что записывать? Десять имён и одну кличку? Любой балбес запомнит: семья, Гермиона, Невилл да Короста.
Рональд в сотый раз за это лето вспомнил злющие зелёные глаза и почти змеиное шипение: «Сведёшь в могилу… Они не заслужили… Сдохни один…» Выходит, якобы трусишка Поттер куда больше идиота Рональда знал о подвигах и героизме. Знал и пытался растолковать, но какой прок в речах для глухого?
Остаток каникул Рон так и эдак и вертел одни и те же мысли по кругу, но так ни до чего и не додумался. Решил только, что правильная защита зарождается с заботы, и начал с малого – с Коросты. Пичкал её полезным крысиным кормом, следя, чтобы ни зёрнышка из тщательно отмеренной порции не пропало зря. По часам менял воду в поилке и стирал подстилку каждый день. Перестал таскать с собой в послеполуденную жару, запирая клетку самым сильным Коллопортусом, на какой был способен, а способен он был, оказывается, ого-го! Даже Билл однажды удивлённо присвистнул и строго велел не валять дурака на занятиях.
А потом Перси сказал, что спокойный и уверенный голос хозяина благотворно действует на питомцев, и Рон взялся по вечерам читать Коросте вслух статьи из «Пророка». Надо думать, голос у него не был спокойным и уверенным – а попробуйте успокоиться, когда убийца Блэк сбежал из Азкабана, а Поттер сбежал от Блэка! – потому что крысюк после чтений лишился последнего ума и каждую свободную минуту тоже пытался сбежать.
Вот тогда-то каникулы испортились окончательно. Короста, несмотря на всю заботу, хирела телом и ехала мозгами. Ронова башка трещала от невесёлых думок о собственной бестолковости, и вдобавок Рон извёлся от беспокойства за Невилла. Рано или поздно Блэк узнает, кому на самом деле предназначено уничтожить Того-Самого, а Лонгботтома всей Британией не охраняют. Рональд надеялся только на то, что слухи дойдут до проклятого предателя и убийцы с опозданием и Невилл успеет укрыться в Хогвартсе.
И вот вам, пожалуйста, новая напасть! Оказывается, отшить могут даже Билла!
Честно сказать, с этой стороны Рон проблем не ожидал. Ему казалось, что всё сладится само собой. Малое совершеннолетие позади, Гермиона – свой парень и верный друг, и достаточно предложить ей прогуливаться по коридорам Хога не только тайком под мантией-невидимкой, но и открыто под ручку. А теперь что же получается, отшить могут кого угодно за просто так? Неужели в таких делах даже дружба побоку?
Рон подавленно вздохнул. Кажется, так и есть. Вот же горе! И что теперь делать? Ему, кроме Гермионы, никто толком и не нравился. Хотя на Браун с её сиськами разок-другой поглядеть было бы прикольно, да. Или на Патил, если на обеих разом. Интересно, они везде-везде одинаковые?
Рональд покраснел и помотал головой. Нет, Гермионе он, конечно, встречаться предложит. Вот только не факт, что та согласится. И что потом? Дружбе конец? Стоят ли того прогулки? Пожалуй, что и не стоят, но кроме прогулок есть вещи поинтереснее. Очень хочется попробовать, но кое-что даже самому лучшему другу как-то неловко предлагать.
Годрик-заступник, до чего у взрослых людей жизнь, оказывается, замороченная!
***
Последний день каникул начался ужасно рано – ещё и девяти не было! Гарри совсем не выспался, но крёстный всё равно его растормошил.
– Вставай-вставай! – твердил Сириус. – Крестник, вставай, у нас мало времени!
– Целый день, – сонно возразил Гарри и крепко вцепился в одеяло, – ночь и завтрашнее утро.
– Планы изменились. Вставай!
Вот что Гарри восхитило в крёстном сразу и навсегда, так это непрошибаемая уверенность в себе. Первобытная какая-то, подкорковая. Не как у нормальных людей «я-сам-всего-добился-и-теперь-молодец», а вера булыжника в ускорение свободного падения.
Наверняка что-то случилось. Опять. В который раз. Снова всё пойдёт наперекосяк, второпях и наудачу. Драко сказал бы «облом», Тео сказал бы «пиздец», а сам Гарри выдал бы своё коронное «ой!», умещающее все обломы мира и весь пиздец бытия. А вот Сириус Третий Блэк деловито заявил, что изменились планы. Потрясающе.
– Что? – спросил Гарри, усаживаясь, потряс головой и потёр глаза.
– Да ничего, в принципе, – пожал плечами Сириус. – Только вышло так, что смыться мне нужно именно сегодня. Точнее, сейчас.
– Почему? – испугался Гарри. – Тебя кто-то узнал?
– Нет, но может. Старикашка Том готовит номера для дорогих гостей. Скоро здесь будет всё семейство Уизли.
– Зачем?
– Сам спросишь. Гарри, не паникуй. Всё осталось по-прежнему, просто немного сместилось во времени. Вот, держи, – Сириус протянул ему бархатный мешочек с завязками. – Здесь деньги и камни. Готовых амулетов в доме не нашлось. Может, правда, я не все тайники знаю. Бронзовый напёрсток – это порт-ключ в дом. Одноразовый, сволочь, но лучше, чем ничего. На пластинках с гравировкой – лондонский адрес дома, а «Ночного рыцаря» и в Хогсмид можно вызвать.
У Гарри в голове вертелась целая тысяча вопросов, но спросонок он, разумеется, вывалил самый тупой:
– Гравировки?
– Приглашения для гостей, – крёстный дурацкому вопросу почему-то не удивился. – Дом под особыми скрывающими чарами вот уже несколько столетий, а званые вечера и прочие приёмы никуда не денешь. По принципу Фиделиуса: только отдаёшь пластинку, адрес тут же забываешь. Что такое Хогсмид, спросишь?
– Спасибо, я в курсе, – слегка обиделся Гарри.
– В пределах щитов Хогвартса аппарировать нельзя и порт-ключи не работают. Нужно выбираться в Хогсмид. Там есть всё – «Ночной рыцарь», камины и площадки для аппарации. Из Хога в Хогсмид ведут несколько подземных ходов. Свиток в кошеле – ориентиры и пароли для тех, о которых я знаю. Но на твоём месте, случись нужда спешно удирать из замка, я рванул бы поверху. Бегом. Или на метле.
– Почему?
– Вход-выход, и никаких отнорков, – ответил Сириус со вздохом. – К девицам бегать, а не от погони. Так, что ещё? Вроде бы всё. Я тебе не открылся, помнишь? Грим и грим. Не забудь сильно удивиться разоблачению, когда бы оно ни случилось.
– Сириус, я… – Гарри понял, что вот-вот заревёт, и снова потёр глаза. – Будь осторожен. Пожалуйста.
– Та же просьба, – улыбнулся Сириус, сел рядом и обнял его крепко-крепко. – Я буду неподалёку весь год. Ясно? Не хлюпай носом, страшные тёмные маги так не делают.
– А как они делают? – всхлипнул Гарри.
– О! Как правило, каменеют ликом и выказывают презрение. Дражайшая кузина Белла, впрочем, корчила рожи и зловеще хихикала, но что взять с дурочки?
– Лик у меня нифига не каменный, – засмеялся сквозь слёзы Гарри. – Тоже буду хихикать, можно?
– Валяй, – согласился крёстный, чмокнул его в макушку, тут же обернулся гримом, подскочил к двери и нетерпеливо залаял.
Из коридора донёсся невнятный шум, и Гарри только сейчас понял, что Сириус ставил «заглушки». Бродяга снова залаял и поскрёб дверь лапой.
– Тихо, оглоед, разбудишь! – донёсся голос бармена Тома. – Что за негодящая псина!
– Я уже не сплю! – крикнул Гарри и открыл дверь. Бродяга весело рыкнул, помчался вниз по лестнице и чуть не сшиб какую-то незнакомую тётку в старомодном крахмальном переднике. Тётка завизжала и замахала веником, а Гарри крикнул: «Фу!» Бродяга на секунду замер, вывалив язык в бесшабашной ухмылке, и выскочил на улицу.
– Ужас просто, кошмар какой! – квохтала тётка, суетливо оправляя передник. – Как хотите, но надо бы прибавить! Ведь едва не сожрал!
– Это грим мистера Поттера, дурища! – проворчал Том. – А твои мослы на парную свинину не потянули бы и двадцать лет назад. Доброе утро, Гарри!
– Доброе утро! – ответил Гарри и приготовился извиняться перед тёткой, но та внезапно заулыбалась и присела в самом настоящем реверансе.
– Доброго утречка, мистер Поттер, сэр, – пропела она сладким голосом. – Не гневайтесь, но пёсик у вас с виду того… Страшноват. Я миссис Брайен, сэр. Дочки мои страсть как любят в «Пророке» про вас читать. Не подпишете им портретик ваш? На память!
– Да, конечно, – смутился Гарри, поняв, что выскочил в коридор в одной лишь пижаме. – Оденусь только, хорошо?
Ещё через четверть часа Гарри подписал две своих колдографии, вырезанных из прошлогоднего «Пророка», и узнал бы много нового из жизни миссис Брайен и её дочерей, но бармен Том шикнул на болтливую тётку и погнал её наверх, убирать номера.
– Горничная нужна, – развёл он руками со вздохом. – Вы в школу, а я снова номера начну сдавать. Сегодня Уизли въедут, из министерства предупредили. Не помешают?
– Они хорошие люди, – ответил Гарри. – Я гостил у них прошлым летом.
Том довольно улыбнулся и ушёл за стойку: намывать кружки и стаканы, расставлять по полочкам бутылки и через неплотно прикрытую дверь переругиваться с кухаркой. Гарри же торопливо вгрызся в мясной пирог и постарался успокоиться.
Отчасти ему это удалось: встревоженным Сириус не выглядел, да и на Джиневру после лечения в Египте ужасно хотелось посмотреть. Главное, не смутить её лишним вниманием, а то некрасиво получится. Однако что-то всё равно не давало покоя и упорно царапало мозги. Гарри придвинул к себе кувшин с горячим молоком и принялся размышлять.
Сириус был прав – рано или поздно в Косой заявился бы кто-то из людей, лично преданных директору Дамблдору, и тогда ему пришлось бы драпать. План примирения с Дамблдором посредников не предусматривал. Во время ночных бесед они с крёстным много раз пытались прикинуть, кто мог бы знать об анимагической форме Сириуса, и каждый раз пасовали перед своеобразным мышлением Светлого лорда.
– Сам он знает, это совершенно точно, – крёстный задумчиво ерошил полуседые кудри. – Чем больше я об этом думаю, тем больше уверен. В Хоге мне казалось, что мы всех водим за нос, но мало ли что кажется самонадеянному сопляку. Кому он мог сказать? Хагриду? Моуди? Макгонагалл?
– Уизли? – предполагал Гарри, вспоминая свои прошлые каникулы.
– Нет, только не Уизли, – решительно мотал головой Сириус.
– Почему?
– Есть причина, поверь. Кстати, очень может быть, Дамблдор вообще никому и ничего не рассказал. Есть у профессора такой пунктик – покрывать тех, кто ему нравится и чьи поступки он в душе считает правильными. Один только вояж Скамандера за океан и последовавшая за этим буча чего стоили.
– Скамандер? Он, вроде, зоолог, да? Много путешествовал? – морщил лоб Гарри, припоминая, что несколько раз слышал эту фамилию и, кажется, видел на карточках от шоколадных лягушек.
– Маглёныш! – необидно дразнился крёстный. – Спроси у проныры, тот расскажет в подробностях. Малфои тоже родня Лестрейнджам и должны знать побольше прочих. История неоднозначная, и тогда же всем стало очевидно, что профессор Дамблдор – фигура, с которой нужно считаться. Правда, это я сейчас такой умный, а в юности мне было неинтересно. Наваляли Гриндевальду и наваляли, молодцы. И я навалял бы, родись пораньше.
– Ты думаешь, что нравился Дамблдору? – в изумлении таращился Гарри. – Но даже если и так, то, прости, потом разонравился. Снейпа, например, он из Азкабана вытащил. И Хагрида. Два раза.
– Сравнил! – возмущался Сириус. – Кто из нас троих жуткий тёмный маг-убийца? То-то же! Я тебе не Нюнчик с татуировочкой для пущей крутизны, набитой по протекции Малфоя. Такого типа, как я и пол-Визенгамота хрен вытащит.
– Тогда почему…
– Я жив. Мне по всем раскладам причитался Поцелуй, крестник. Не знаю, защищал ли меня Дамблдор, но не топил точно. Авроры о Бродяге не знают ничего до сих пор. Бывший Орден в Косом не показывается, хотя слухи о твоём примечательном питомце до профессора наверняка дошли. Полагаю, это и есть знаменитый второй шанс. Нельзя его упустить. Никак нельзя. Чего хмуришься?
– Кому дать второй шанс, а кого в очередной раз сделать приманкой, – сквозь зубы цедил Гарри, унимая неожиданно всколыхнувшуюся злобу. – Достал он меня подставлять! Понравься мистеру Дамблдору я, а не ты, он забрал бы меня из дома под защиту Хогвартса в тот же день, когда ты бежал. Но я ему не нравлюсь. Ему интересно, грохнешь ты меня или нет!
– В очередной раз?
– Цербер. Василиск.
– Не считается, – усмехался Сириус. – Туда ты сам полез. Тебя не гнали палкой, тебе дали выбор. Ты выбрал.
– Офигеть! Полагаешь, это я сам себе такую весёлую жизнь устроил?!
– Говоря откровенно, да.
– Мистер Блэк, я с вами не разговариваю! Ложитесь, пора вас лечить.
Сириус послушно опускал голову на подушку, прикрывал глаза и говорил извиняющимся тоном:
– Ты ведь мог поехать не в «Дырявый котёл», а сразу в Хогсмид, и оттуда в Хог. Тебе не отказали бы в убежище, клянусь. Тот, кто ищет в Хогвартсе защиту, найдёт её там. Это закон. Но ты не просил помощи ни у Дамблдора, ни у кого-то ещё. Ты предпочёл справиться сам. Понимаешь?
– Всё равно не разговариваю. Откройте глаза только, мне так проще.
– Дамблдор в очередной раз убедился в том, что ты…
– Дурак?
– Герой.
– Прости, крёстный, – тяжело вздыхал Гарри. – Ты прав, а я идиот. Я только сейчас понял, что можно было просто уехать в Хог и ничего этого не было бы. В Косом был бы порядок, и министр на меня не злился бы, а ты спокойно отдохнул бы и подлечился дома. Но я кретин и всё испортил. Верно папа говорил, что когда я куда-то встреваю, то начинается «ураганный сценарий». Приеду в школу, запрусь у Снейпа в кладовке!
– Ты человек долга, Гарри. Ты не поехал в Хогвартс, потому что не бежал от опасности, а шёл ей навстречу. Ты уводил за собой убийцу, ты посчитал должным это сделать. Поступил по-геройски. Лили и Джейми гордились бы тобой.
– Ну да. Никто и не говорил, что герой обязан быть умным. Давай-ка я займусь тем, что у меня действительно получается хорошо. Раскинь руки в стороны и дыши на счёт. Готов? Раз. Вдох. Два, три, выдох.
Этот разговор в разных вариациях они вели, считай, каждый вечер, и теперь Гарри пытался сообразить, что именно его зацепило в поспешном отбытии Сириуса. Крёстный ушёл, потому что мистер и миссис Уизли могли его узнать и тем нарушить дальнейшие планы. Могли узнать…
Не могли! Сириус не верил, что Дамблдор рассказал о его аниформе Уизли! «Была причина, поверь». Это что же, крёстный ему соврал?! Ах ты ж, чёртов Блэк! Что ты ещё придумал, гриффиндорец хренов?
Гарри поперхнулся молоком и закашлялся.
– Гарри! – всполошился бармен Том. – Что случилось? Анапнео?
– Нет, спа… Кха! Спасибо! Я задумался и… Кха! Тьфу ты! Спасибо, я уже в порядке, – Гарри откашлялся в салфетку и потёр лоб на месте заросшего шрама.
Сириус – жуткий тёмный маг, сумевший бежать из Азкабана. Он не пропадёт и сделает всё, что собирался. А собирался он, на минуточку, убить своего бывшего друга, и Гарри на самом деле нечего соваться в эту историю. Здесь «ураганный сценарий» совершенно точно будет лишним.
«Не знаю, правильно ли желать удачи в таком деле. Наверное, нет. Когда бывший друг настолько бывший, что только и осталось его убить… Это горе, вообще-то, и крёстному будет плохо. Пожелаю, чтобы он остался невредим. Будь здоров, Сириус Третий Блэк!» – Гарри тихо вздохнул и допил молоко.
Камин громко загудел, полыхнул зелёным пламенем, и Гарри приготовился к явлению семейства Уизли, но это оказался мистер Деррек.
– Ну что, твоё геройство, – подмигнул он, – последний день? Я надеюсь, хоть ты скучаешь по учёбе, потому что мои сегодня смурные с самого утра. Нормальные книжки ещё вчера собрали, а сегодня ловили и вязали эту хрень шипастую. Где проглот?
– По учёбе не скучаю, – улыбнувшись, сознался Гарри. – Зато по ребятам – очень даже. Проглот напугал горничную и убежал гулять на улицу.
– Оставишь его здесь?
– Да, я уже договорился с Томом. Миссис Пилливикл из «Волшебного зверинца» тоже пообещала присмотреть. Сказала, что не боится никаких собак.
– Ещё бы она собак боялась, когда вся семейка волшебным зверьём занимается. Один из них так даже в драконоборцы подался.
– Самый отважный?
– Угу. Эти ребята та же боёвка – чем отважней, тем… Гм. Идём мороженое трескать или дела какие имеются?
– Мистер Деррек, вы же сам боевик, – с напускной укоризной заметил Гарри.
– Есть такая беда, – со вздохом согласился Деррек.
– Да почему беда-то? Классно же! Я, если честно, завидую. Уметь постоять за себя и за других – это здорово! Будь я боевиком…
– Одно дело, когда ты сам боевик. Вроде и ничего, хотя временами обидно. И совсем другое, когда твои дети растут бойцами. Поневоле задумаешься, что за судьба их ждёт.
– Трикс и Перри опять что-то натворили?
– Не припомню дня, – с досадой сообщил Деррек, – когда они сидели тихо. Ладно Перегрин, ему хоть розог выдать можно, а с Трикси что делать? Мать она не слушает совсем. Как я её замуж выдам, такую бестолковую?
– Такую красавицу, – снова улыбнулся Гарри. – Замуж она сама себя выдаст. Мне так почему-то кажется.
– Утешил, твоё геройство! – простонал Деррек. – Уверен, что я в зятья кого-нибудь вроде Лестрейнджей хочу заполучить? Отличные ребята, спору нет, но не в семью же!
Гарри пожал плечами и счёл за благо промолчать. Об «отличных ребятах» Лестрейнджах он был наслышан от Сириуса. Тот, описывая своих родичей, иначе как «кровожадными психами» их не называл. Учитывая, что сам Сириус характер имел далеко не кроткий, «ребята» представлялись кем-то вроде василисков на двух ногах.
– Гуляем или будем страшилище твоё ждать? Так можем не дождаться. Оно иногда целыми днями где-то бегает, а я каждый раз жду вестей об обглоданных трупах.
– Он не голодный, а просто гуляет, – заступился за Бродягу Гарри. – Он живёт здесь месяц и ни разу никого не укусил.
– Флинт говорил, будто гримы умеют аппарировать, – сказал Деррек и внимательно посмотрел на Гарри. – Вдруг он в Хог за тобой рванёт?
Гарри напрягся, но постарался сохранить безмятежный вид.
– Буду рад, – ответил он. – Я привязался к нему, если честно, и почти придумал кличку. Уверен, и Хагрид будет рад.
– Этот будет, кто бы сомневался, – проворчал Деррек. – Идём?
Гарри задумался, а потом потёр лоб на месте шрама и рискнул спросить:
– Мистер Деррек, а можно я на пять минуточек сбегу на магловскую сторону?
– Зачем? – удивился тот.
– Я… Я из дома очень нехорошо ушёл. Ночью, не попрощавшись. Хочу сказать дяде, что со мной всё в порядке.
– Нужно, чтобы я с тобой аппарировал? – подобрался Деррек. – Могу от лорда огрести, если засекут. Наверняка там кто-то из авроров крутится.
«Нужно! Очень нужно!» – чуть не закричал Гарри, но справился с собой и помотал головой: – Нет, конечно. Что мне там делать? Просто найду телефон и позвоню.
– Это можно, – облегчённо выдохнул Деррек. – Неподалёку есть такая штука, я покажу. Мигом обернёмся, и нас никто не хватится.
– Кто нас должен хватиться?
– Завтра в школу, забыл? Соберутся все твои няньки и будут ругаться, как именно тебя туда доставить. Побежали, твоё геройство, времени в обрез.
Телефонная будка действительно нашлась неподалёку, в паре минут ходьбы от «Дырявого котла». Гарри, волнуясь, набрал номер и на несколько секунд онемел, услышав папин голос: «Алло!»
– Алло! – встревоженно повторил папа. – Кто говорит?
– Здравствуйте, дядя Вернон! – сказал Гарри виновато. Он не думал, что Деррек специально подслушивает, но рисковать не имел права.
– Господи, Гарри! Сынок, всё в порядке? Где ты?
– Я в безопасности, дядя. Не сердитесь на меня.
– Ты не один? Туни! Это Гарри! Туни, он не может говорить, он с кем-то из колдунов.
– Гарри! – воскликнула мама. – Сынок, мы скучаем! У тебя всё хорошо?
– Да, у меня всё хорошо. Простите за беспокойство. Я завтра еду в школу.
– Поттер! – раздался сердитый голос Даддерса. – Какого хрена, что за нюни?! Мы получаем вести через Кевина, не пались как идиот!
– Простите, – прошептал Гарри потерянно: сейчас он отдал бы всё, чтобы очутиться дома хоть на часок.
– С тобой точно хорошо? – забеспокоился Дадли. – Поттер, ты ревёшь там, что ли?
– Всё хорошо, я просто… Просто… – Гарри не посмел произнести «скучаю» и тяжело вздохнул.
– Не волнуйся за нас, – трубку снова взял папа. – Постоянный пост у дома маги сняли, но твоя защита работает до сих пор. Дожди ей, видно, не помеха. Передавай привет своему родственнику, но не полагайся на него во всём.
– Почему?
– Герой авантюрного романа, – папа неодобрительно фыркнул. – Будь осторожен, слышишь? Гарри?
– Я слышу, ¬– отозвался Гарри. – Я понимаю. Спасибо.
– Мы всегда тебя ждём, – всхлипнула мама.
– Да, я знаю, – Гарри зажмурился, набираясь храбрости повесить трубку. – Я благодарен. До свидания.
Он вышел из телефонной будки и, понурившись, зашагал к «Дырявому котлу». Деррек покачал головой и молча двинул за ним.
***
За каких-то четверть часа в трактире стало очень суетно и шумно. Семейство Уизли заселялось в отведённые им номера, а мистер Робардс и незнакомый Гарри темнокожий аврор с интересом наблюдали за светопреставлением.
Посмотреть было на что: под низким потолком парили свёртки и баулы, близнецы носились взад-вперёд по лестнице без какой-нибудь видимой цели, Перси с надменным видом волок за собой вереницу старомодных чемоданов, грузно покачивавшихся в воздухе, миссис Уизли громогласно требовала прекратить беспорядок и заняться делом, а мистер Уизли утирал вспотевший лоб платком и уговаривал супругу присесть и выпить чаю.
– Здравствуйте, Гарри, – степенно кивнул мистер Робардс, оторвавшись от занимательного зрелища. – Гуляли?
– Прогуливались, – ответил вместо Гарри мистер Деррек и плавно отступил к двери. – Я на время отлучусь, ваша милость, ежели не нужен вам прямо сейчас.
– А… Д-да, конечно, – выдавил Гарри, слегка ошарашенный «милостью».
Оба аврора разом нахмурились, а Гарри был оглушён истошным воплем на два голоса:
– Наш великий герой Гарри Поттер! Ур-ра!
Близнецы, топоча, сбежали с лестницы, вихрем пронеслись по зальчику, лишь чудом не врезавшись ни в один из столов, и заключили Гарри в крепкие объятия.
– Живой! – воскликнул один с преувеличенным восторгом. Кажется, это был Фред.
– Здоровый! – в тон ему отозвался второй. Предположительно, Джордж.
– Подрос! – не унимался первый.
– Похорошел! – умилился второй.
– Ути-пути, лапочка! – хором просюсюкали оба.
– Дураки! – засмеялся опомнившийся Гарри. – Привет, парни! Как Египет?
– Никак! – хором ответили Форджи и синхронно скривились. – В Египет больше ни ногой! Жара! Пирамиды! Песок! Тоска! – они переглянулись и посерьёзнели: – Как ты тут? В газетах пишут странное.
– Здравствуй, Гарри! – миссис Уизли тоже его обняла. – Здравствуй, милый! У тебя всё в порядке?
– Благодарю вас, всё хорошо, – улыбнулся Гарри, пожал руку мистеру Уизли и кивнул надутому как индюк Персивалю. – Как поездка?
– Познавательно, – мистер Уизли снова вытер лоб и присел за столик к аврорам. – Позволь тебе представить мистера Шеклболта. Он отвечает за поимку Блэка.
Незнакомый аврор вежливо улыбнулся и склонил бритую голову; неярко сверкнула золотая серьга в ухе.
– Рад знакомству, – Гарри по-малфоевски шаркнул ножкой и присмотрелся к аврору повнимательнее. Не отвечай тот за поимку крёстного, был бы приятным дядькой: умное лицо с печальными глазами и спокойное достоинство в манерах очень располагали к мистеру Шеклболту. Но Гарри, наоборот, насторожился: вот только умного преследователя Сириусу не хватало вдобавок ко всем его «изменившимся планам».
– Блэк покуда не пойман, – сказал мистер Шеклболт. Голос у него тоже был приятный – сильный и глубокий. Не как у обожаемого декана, конечно, но тоже очень ничего. – Однако мы прилагаем все усилия, мистер Поттер, и обязательно его схватим. Не волнуйтесь.
Гарри многое мог бы сказать, но решил благодарно улыбнуться и промолчать: Шеклболт определённо не был дураком, и выпендриваться в его присутствии не стоило.
– Зря стараетесь! – раздался от двери весёлый, чуть хрипловатый голос.
Гарри вздрогнул от неожиданности и мысленно произнёс неприличное слово. Он до сих пор не мог взять в толк, каким образом шумные и властные Нотты могут, если пожелают, становиться настолько незаметными.
– Вот и охрана ваша припожаловала, Гарри, – кисло констатировал Робардс и добавил с ехидцей: – И до полудня-то времени навалом, а они уже все в трудах!
Лорд Нотт садиться не стал. Он стоял, покачиваясь на носках, и насмешливо ухмылялся.
– Вы полагаете, мистер Нотт? – с прохладцей поинтересовался Шеклболт.
– Практически уверен.
– Сведения из первых рук?
– Откуда надо сведения. Блэк сидит дома, запершись. Надо думать, лечится и отъедается. Но ты, Кинг, можешь и дальше изображать верную службу на благо Британии.
– Я ничего не изображаю, мистер Нотт, – спокойно ответил Шеклболт. – Всё взаправду.
– Ну да, ну да, – Робардса, похоже, понесло по кочкам: Гарри физически ощущал его злость и досаду. – У вас же, ваше лордство, полный мэнор сведущих людей. Надеюсь, вы не забудете оповестить своего подопечного, когда Блэк отожрётся и выйдет убивать?
– Будешь хамить, вызову на дуэль и подпалю гузку, – так же весело пообещал Нотт.
– Господа, – чуть поморщился Шеклболт. – Напоминаю, вы оба на службе.
– Это и есть обещанная битва нянек? – рискнул влезть в свару Гарри.
Взрослые прекратили обмениваться нехорошими взглядами и уставились на него; Гарри поёжился и опустил глаза.
– Трепачи! – припечатала миссис Уизли. – Гарри, милый, тебе завтрак, может быть, в комнату подать?
– Я уже позавтракал, благодарю. Можно я в Косой пойду с ребятами? Ой, а Рон и Джинни где?
– Уже гуляют, – заулыбалась миссис Уизли. – Побросали чемоданы на кровати и побежали смотреть на какую-то необыкновенную метлу. Артур, проводи-ка детей, а я закончу здесь и догоню вас. Перси, ты идёшь?
– Помогу тебе, мама, – Перси выхватил из летающих свёртков какой-то один и замахал палочкой, отправляя его дальше по коридору. – Выйдем за покупками вместе.
– Вот и славно, – удовлетворённо кивнула миссис Уизли, подтащила к себе ещё пару баулов и пошла на второй этаж.
Гарри снова шаркнул ножкой:
– Прошу прощения за хлопоты, господа. Позвольте, я пойду.
– Деррек ждёт вас за аркой, – кивнул лорд и махнул рукой Тому: – Пива нянькам, Томас! Нормального, а не твоих обмылков, пройдоха!
Гарри выдохнул и поспешил на выход; близнецы переглянулись и припустили следом.
~Кукулькан~, блог «Змеиное молоко»
В борьбе обретёшь ты... (часть 3)
ГЛАВА 15 ГЛАВА 15
– Вам не интересно, мистер Макнейр? Мистер Макнейр!
Голосок у старой суки Амбридж пришёлся бы впору баньши – визгливый и пронзительный, он долбился в уши так, что чесалось под черепушкой, а Уолден и без того неважно себя чувствовал.
– Мистер Макнейр!
Чего эта мымра к нему докопалась? Ох, зря он не прихватил на кретинское совещание любимую секиру – глядишь, и поубавилось бы охотников будить честного человека, малость занемогшего после вчерашнего.
– Уолли, ебанат, разлепи уже зенки! – рявкнул за спиной драконоборец Бобби-Ромашка, заработавший своё прозвище за святую веру в пользу травяных настоев, якобы исцеляющих увечья и болячки получше всяких наглых хамов из Мунго.
– Мистер Пилливикл! – тотчас возмутилась Амбридж. – Что за лексикон?
– Так вы поглядите на эту образину, мэм! Как с ним ещё разговаривать? Спорим, он ваши речи и не понял даже!
– Спорить я, пожалуй, не рискну, – помолчав, выдала Амбридж, а Уолден, не открывая глаз, сделал непристойный жест в надежде, что докучливые твари – кол-леги, блядь! – ради собственного блага допрут-таки, что беспокоить недужного колдуна – поступок не шибко умный.
– Безобразие! Как вы смеете! – завизжала Амбридж совсем уж невыносимо, и Уолден со стоном приоткрыл правый глаз.
Левый он тоже приоткрыл бы, не повстречай вчера в кабаке Квинтуса Флинта. Кулаками гадский тролль махал на зависть кузнечному молоту. Заживляющее зелье ценой в галлеон за унцию сказало: «Прости, дружище, не в этот раз!» – а дедовское зеркало, болтавшее обычно без умолку, наоборот, заткнулось намертво, едва в нём отразилась рожа Уолдена.
А с утра непременно нужно было волочься на службу: Департамент, который присматривал за тварями и чьё правильное название Уолден так и не удосужился выучить, намеревалась посетить с инспекцией помощник министра Амбридж.
Стервой мадам инспектор была знаменитой, а потому родной гадючник вот уже неделю лихорадило, как от драконьей оспы. Уолден намеревался куда-нибудь смыться на это время, но накануне вечером был изловлен в атриуме своим начальником мистером Хрен-Его-Знает-Вроде-Смит. Или не Смит? Кто этих грязнокровок разберёт: плодятся, что докси, и в морды их различать так же трудно – все, как одна, гладкие, скучные и чем-то недовольные.
Вот и этот, завидев Уолдена, перекосился и заблеял что-то про неподобающий вид и недостойное поведение, за которое мадам Амбридж непременно взгреет весь отдел. Сотруднику Макнейру под угрозой лишения премии было велено привести в порядок себя и своё рабочее место, а также явиться на утреннее совещание.
Сотрудник Макнейр задумчиво выругался, потёр недельную щетину, вспомнил, что точил секиру в обед и ни об кого затупить не успел, и камином ушёл в любимый кабак – пожрать и принять порцию зелья от всех напастей. Совещание совещанием, а заведённый распорядок нарушать не след.
В кабак же неведомо каким ветром занесло Квинтуса Флинта, и спокойная дотоле жизнь пошла наперекосяк. Сволочуга Флинт, оказывается, не забыл давней драки, испорченной ебанутым на всю ушастую башку домовиком, и снова загорелся выяснить, у кого удар с правой лучше поставлен.
– Только, чур, не колдовать! – весело ревел хорошо поддатый Флинт. – Хочу по-честному, палач ты хренов, потому как с магией понятно, чем закончится!
Оно и без магии было понятно, чем закончится, но оскорбление министерского служащего – это вам не жмыр наклал. Уолден отодвинул поднос с нетронутым ужином (всё равно блевать потом), допил виски, встал, повёл плечами для настроя и, соблюдая достоинство представителя власти, сказал спокойно и вежливо:
– Не палач, ебло ты немытое, а ликвидатор опасных существ. Считай, по твою душу, животное.
И понеслась.
Сначала дрались, потом пили мировую, потом снова дрались, но уже спина к спине, поскольку сука-кабатчик зассал и вызвал патруль, снова пили с аврорами, проставляясь за ложный вызов, а затем Уолден, стараясь не крениться на левый бок, встал из-за стола и объявил, что хватит.
– Мне на совещание с утра, – спешно залеченные губы онемели и плохо шевелились. – Премию зажмут, если не пойду.
Авроры сочувственно покивали – служивый служивого поймёт! – и тоже засобирались, припомнив, что до конца дежурства ещё часа два.
– Хорошо же сидели! – расстроенно пробасил Квинт. – Мужики, вы чего? Сдалась вам эта служба! И ладно вызов, а то совещание! На хуя тебе премия, Уолли? Ты ж знаменитым егерем был, галлеоны горстями таскал в бордели!
– Побегай с моё по лесам, – обиделся Уолден, – а потом умничай! У нас ещё ватага путёвая была, а то вляпаешься в дерьмо вроде покойного Клыка и не знаешь потом, в каком болоте сгинешь ни за кнат. На службе хорошо. Всё по часам, и уважение к тебе как к человеку, а не как к жмыру подзаборному. Деньги, может, и небольшие, но зато и жопу за них не подставляешь. Всё чинно и правильно, как Мерлин заповедал. Да и года мои такие, что призадуматься пора. Остепениться.
– Ебать! – Флинт грохнул кулачищем по столу и насупился. – А ведь был боец!
– Сплыл, – буркнул Уолден, обижаясь уже всерьёз. – Что-то ты, рожа, из Ковена не торопишься на волю. И сынка в Хог пристроил, а не в ватагу егерей. Да и в Ковене жрали не досыта, когда вас Палата турнула нахуй или когда Лорд гикнулся. Сейчас опять служить-выслуживать побежали, и никто вам слова дурного не сказал: все знают, что такое голодные семьи.
– Точно, – поддакнул Джо Сэвидж, старший тройки. – Наоборот, радуются даже. Мол, не грабить подались, а к честному делу пристроились. Прав Макнейр, а ты, Флинт, не подумав ляпнул.
– Ладно-ладно, виноват! – Флинт разлил остатки из бутылки. – Простите, ребята. Но совещание – это перебор, Уолли, согласись. Да ещё с самого утра.
– А ты, темнота, думал, премии просто так дают? Не-е, надо помучиться!
В итоге мучений выпало на четыре премии подряд.
Вместо того чтобы проверять сотрудников на рабочих местах, Амбридж велела согнать всех в один из пустующих судебных залов. Уолден, не сообразивший зайти последним и приткнуться в задних рядах, очутился прямо перед судейской трибуной и вынужден был минут пять преданно таращиться на мадам инспектора, пока та несла какую-то херню про «верность делу» и «высокие идеалы».
Потом Уолден припомнил, что ему не впервой втирают о «высоких идеалах», а Амбридж хоть и стерва, но вряд ли пройдётся Круциатусом по невосторженным слушателям, и со стоном облегчения прикрыл глаза.
Ещё через пять минут выяснилось, что Круциатус можно как-нибудь вытерпеть, а бессвязные вопли вредной визгливой бабы – нет. Уолден заёрзал на жёстком стуле с драккловой прямой спинкой, сполз чуть ниже, кое-как вытянул ноги в тесном проходе, скрестил руки на груди и снова закрыл глаза. Увы, голосок у Амбридж тише и приятней не стал, а у Уолдена затекла левая нога. Он снова завозился, нечаянно пнул кого-то, выслушал тихое пожелание окриветь навсегда, огрызнулся в ответ и понял, что вот-вот помрёт прямо здесь – в зале суда, от разрыва черепа на семь кусков.
Он расцепил руки и полез за палочкой, которую на службе надо было носить по-кретински – в казённом чехле на поясе. Безотказную «шлюшку», понятное дело, в министерство не пронести, но сейчас годилась и родная легальная – никакого безобразия Уолден учинять не собирался. Проклятый чехол застрял в складках мантии; Уолден больно стукнулся локтем, выругался и собрался уже подвесить пару «заглушек», как Амбридж заметила его возню.
Лучше бы он ещё раз с Флинтом подрался: неугомонная Амбридж снова толкнула речугу – на сей раз о субординации. Ей гадючьим шипением в спину вторил Вроде-Как-Смит, и Уолдену стоило немало сил не наградить обеих сволочей чем-нибудь вразумляющим – прыщами на всю рожу, например.
Однако он всё ещё надеялся уладить дело миром: молча вытерпел обидный разнос и психанул, лишь когда начальству стали подтявкивать драконоборцы.
Этих ребят Уолден не любил за тупость и заносчивость, а те платили ему взаимностью – неизвестно, за что. По сути, они занимались одним и тем же делом – уничтожали охреневших тварей, что жрали и калечили людей на людских же землях. Однако Уолден понимал это дело как работу, а драконоборцы отчего-то воображали себя пупами земли и обзывали коллегу Макнейра то палачом, то живодёром. Обидно, вообще-то. К тому же они всегда ходили толпой, и навалять кому-нибудь из них можно было только в сортире или на официальной дуэли. Оба способа тянули на вылет со службы, и Уолден скрипел зубами, но терпел и выжидал подходящего случая.
Да и сейчас он не стал хвататься за палочку, а просто рыкнул так, что Амбридж присела, и выложил наконец своё честное мнение о драконоборцах и их ближайших родственниках-пятиногах.
Мадам инспектор пошла розовыми пятнами, в тон своему магловскому костюмчику, драконоборцы недобро заворчали, а Вроде-Как-Смит страдальчески застонал, словно его поволокли на корм дементорам.
– Я это… Того… – пошёл вразнос Уолден, поняв, что премия накрылась. – Я жаловаться буду!
– Кому?! – изумлённо квакнула Амбридж. – Мистер Макнейр, вы здоровы?
«Да знать бы, кому! Вы все тут одна грязнокровая кодла! Разве что Сивому и пожалуешься. В канун ближайшего полнолуния», – подумал Уолден, а вслух выдал: – Министру! Мистер Фадж сам боец и кавалер ордена Мерлина! Он поймёт!
– И чем вы объясните свой неприглядный вид и неприятный запах? – невыносимо противным голосом поинтересовалась Амбридж. – Простите, но вы выглядите так, словно вам разбили лицо в пьяной драке!
«Положим, драка была трезвая. Пили мы потом», – мысленно возразил Уолден и сказал с мрачным достоинством: – У меня опасная работа, мэм. Заработай я эти раны в обычной драке, уже залечил бы. Отметины же тёмных тварей бадьяном заливать без толку.
Он даже не соврал: тварь, темнее Квинта Флинта пойди ещё найди. Переплюнуть поганца по зловредности мог, пожалуй, только редкий заморский зверь нунду.
– Вчера со службы вы уходили с целым лицом! – вякнул Вроде-Как-Смит.
– Беда времени не спрашивает, сэр, – не растерялся Уолден. – Приходит, когда ей вздумается. Меня все знают, по камину вызвали.
– Почему же вы не попросили помощи? – не отставал начальник.
– У вас, что ли? Ну коли хотите помогать, в следующий раз непременно позову.
Вроде-Как-Смит побагровел и заткнулся, а девицы из соседнего кабинета захихикали и зашептались.
– Сектор по борьбе с домашними вредителями! – тотчас одёрнула их Амбридж. – У вас будет возможность поведать о своих достижениях!
Девицы замолчали и сделали постные лица. Драконоборцы тоже заткнулись, но на их рожах отчётливо читалась готовность проверить каждое слово сотрудника Макнейра, а потом доложить о брехне начальству. Да пусть проверяют – в ту часть Лютного им, чистоплюям, ходу нет.
Поэтому Уолден как мог расправил плечи (в левый бок немедленно стрельнуло) и упрямо повторил:
– Вытащили раненого при исполнении на ваше дракклово совещание! Буду жаловаться!
– Надо же, при исполнении! – возмутился Меннерс, старший у говнюков-драконоборцев. – Небось, левую деньгу решил зашибить, а оттого и попёрся на ночь глядя без приговора, не в казённом и без маски своей упыриной!
– В маске этой ёбаной только кур на суп рубать! – теперь Уолден разозлился по-настоящему. – Не видно же ни хрена! Сколько раз просил, отмените на хуй эту срань! Точно, буду жаловаться!
– Мы рассмотрим ваше предложение, мистер Макнейр, – сказала заметно поскучневшая после угроз Амбридж, – если вы изложите его письменно и в пристойном виде. Без ругательств, мистер Макнейр! Ступайте к колдомедику. Сейчас у авроров дежурит мистер Шортер, кажется.
– Ага! – обрадовался Уолден и, насколько позволял проклятущий бок, заторопился к выходу.
Мелкого Джима Шортера он знал, а ещё лучше знал его дедулю – ныне покойный Тоби-Мухомор лечил на дому тех, чьи доходы или биография не позволяли обратиться в Мунго. Помер дед до срока, лет в девяносто. Лекарский век из-за тяжёлых трудов недолог, и народу у его могилки постояло больше, чем на похоронах у какого-нибудь министра. Его внучок Джимми уже был настоящим целителем, из академии, но к дедовым пациентам относился хорошо и частенько покрывал их мелкие грешки. Авось и уцелеет премия.
Уолден шустро ковылял по длинному коридору второго уровня, на ходу прикидывая, чем расплатиться с Шортером за подложный диагноз и куда свалить на время инспекции, когда из лифта вышел Он. Хищная тварь в ангельском обличье, распроклятая вейла, на которую Уолден яростно дрочил вот уже дюжину лет, – Люци Малфой.
– Моё почтение, ваша милость!
– Макнейр, – холодно обронил Люци со всегдашним своим выражением морды, будто все вокруг разом обделались и не торопятся сменить штаны.
– Надо же, не под конвоем. Или сам повиниться решил? – хохотнул Уолден; ему и впрямь было интересно, что Люций забыл в аврорате.
– Идиот, – последовал ожидаемый ответ.
– И всё-таки? – не сдавался Уолден.
– Не твоё дело. Что с лицом?
– Нравится? – заулыбался Уолден. – Милашечка моя, дашь раненому бойцу?
– Иди к дракклам. Новости есть?
– Все новости сейчас в Косом. Тут вроде тихо, – Уолден вздохнул и состроил жалобную рожу: – Люци, а если подумать? Хоть разочек!
– Разочек подумать? – выражение физиономии у Малфоя не изменилось, но в голосе послышалась усмешка, и Уолден едва сдержал торжествующий рык – ага, кокетничает! Пошло дело! Теперь хоть выдумывай министерские новости, чтобы назначить встречу в номере с крепкой кроватью.
– Разочек дать! – поспешил он закрепить успех. – А то и два. Тебе понравится!
– С дороги, болван, – теперь уже открыто усмехнулся Люций, и Уолден в полном восторге потёр руки: добудет он эти сраные новости, Мордред свидетель!
Люци уже скрылся за дверью кабинета Робардса, а Уолден всё стоял в коридоре дурак дураком и счастливо лыбился, даже не пытаясь унять похабные мечтания.
– Макнейр! – окликнул его ублюдок Шеклболтов, высунувший своё лупатое хлебало в коридор. – Тебе чего? Докси подрали? Так это не к нам, это в сектор домашних вредителей.
– Сам ты домашний вредитель! – Уолден опамятовался, вспомнил, по какому он тут делу, и решительно потопал к дежурному целителю.
Джимми Шортер, завидев Макнейра, присвистнул и велел выкладывать.
– Флинт, сука, – неохотно признался Уолден и добавил: – Но надо, чтобы оккамий. Или там кельпи. Напиши, а? Что попросишь?
– Сочтёмся, – ответил Шортер деловито.
Уолден поморщился: долгов он не любил.
– Подставляй рожу, – скомандовал Джимми, вынимая палочку.
– Что, и поправишь даже? – оживился Уолден: к полудню денёк, начавшийся хреновей не придумаешь, расщедрился на парочку нежданных радостей.
– Вылечу, – уточнил Джим и добавил ехидно: – Поправить тебе её и Мерлин не поправит – уж больно страхолюдная. Так, глаза закрыл, лапы убрал! Терпи – будет больно!
Пока внучок Мухомора махал палкой и бормотал заклинания, а потом строчил заключение о телесных повреждениях, полученных ликвидатором Макнейром при укрощении кельпи, Уолден пытался угадать, зачем Люцу понадобились авроры, и прикидывал, кто в министерстве может знать что-нибудь эдакое. Люци не зря интересовался новостями. Люци вообще никогда не трепался попусту. Значит, затевается что-то интересное, и нужно быть настороже.
Уолден подумал-подумал и понял, что проклятую инспекцию сам Мерлин послал. Не сбежит он никуда, а будет таскаться за Амбридж в свите прихлебателей. Выслуживаться как бы. Болтунов среди министерских больше, чем лукотрусов в Запретном лесу. День-другой, и будут для Люци новости.
Уолден поневоле представил, как будет снимать с Люца сапоги, перчатки, мантию и прочий ворох накрепко заклятой одёжки, какую носили только лорды-маги, справедливо опасавшиеся проклятий и сглазов из-за каждого угла, и снова заулыбался. Понятно, что вряд ли обломится: Люц напрямую ничего не обещал. Но помечтать-то можно?
– Чего скалишься? – тут же заинтересовался Шортер, любопытный, как все целители. Мало им, аспидам, в человечьих потрохах ковыряться, вечно ещё в душу норовят влезть.
– Да так, вспомнил.
– Флинтов кулачище, что ли? Я б такое точно не забыл. Рожа у тебя, Макнейр, каменная просто. Может, ты тоже малость тролль?
– Поговори ещё, – беззлобно пригрозил Уолден, на пробу подвигал челюстью и повернулся туда-сюда. Справился Джим на отлично: как и не было ничего.
– Что ж тебе такое пригрезилось, что при лечении не ругнулся даже ни разу? Ящик «Огдена»? – продолжил гадать Джим. – Новый топор?
– Не топор, а секира, бестолковый. Тебе оно зачем?
– Теорию проверяю. Потрахушки?
– Вот же пиявка ты, Шортер. Отстань!
– Точно, ебля! – обрадовался догадке Джим и тут же прыснул: – Не иначе, с Малфоем!
Уолден хмыкнул. О его одержимости Малфоем в Британии знал каждый встречный, и каждый же норовил поведать о том, что до Снейпа ещё ни у кого нос не дорос.
Вот и Шортер принялся умничать:
– Ты для Малфоя простой слишком. Ему кого поинтересней подавай. Про нынешнего слыхал? Какой-то дикарь, совсем уж тёмный и чуть не потомок Салазара.
– Базиля-Забулдыги он потомок, – вздохнул Уолден сокрушённо. – Скабиор, сенокосец.
– Да ладно! Этот дурачок? Который у Бэтфорда отирался?
– Он самый.
– Это ненадолго, – уверенно заключил Шортер. – Крепись, Макнейр! Может, и тебя их милость удостоит.
– Иди к Мордреду! Что я должен-то?
– Не знаю, не придумал. Потом скажу. Вали!
Уолден недовольно фыркнул и направился к выходу. Тошнить перестало, так что стоило бы пожрать. А потом идти выслуживаться.
***
«Итак, у меня появился первый настоящий пациент, и ход лечения стоило бы описывать в специальном журнале, а не в дневнике, – Гарри взглянул на спящего мёртвым сном крёстного и нахмурился. Книги и статьи о фазах сна, прочитанные прошлым летом, неожиданно пригодились, и теперь Сириус спал «по науке», а не дремал вполглаза, то и дело вскидываясь посреди ночи. – Однако я по-прежнему не понимаю, что делаю и как. Всего за четыре дня… Ночи, точнее. Короче, за четыре сеанса моего лечения Сириус заметно окреп. Аппетит у него и раньше был хороший, а кожа стала не такая сухая, и синяки под глазами уменьшились. Крёстный уверяет, что сил прибавилось, и я чувствую – это правда. Огромный недостаток моей магии: можно добиться результата, но поди догадайся, как проходил процесс. Я определённо меняю что-то в организме пациента, но механизм воздействия непонятен даже мне самому. В общем, журнал нужен – наверняка существуют какие-то закономерности. Нужно их найти».
Гарри остановил перо и крепко задумался. Он опять нарушил собственное слово: лечил живого человека, не дав клятвы Гиппократа, и применял сомнительные методики, не описанные ни в одной из книг по медицине. С другой стороны…
«Полно здесь других сторон, если честно, – волшебное перо, подхватив настроение своего хозяина, укоризненно шуршало по пергаменту. – Методы лечения – это ещё ерунда. Формально я укрываю опасного преступника, а фактически – будущего убийцу. Не сомневаюсь, что Петтигрю доживает последние дни, но почему-то мне совсем его не жаль. Ещё я обманываю собственную охрану, авроров и мистера Сметвика. И мне ничуть не стыдно. Ну, может, самую капельку. Целитель Сметвик не заслужил вранья. Я ему потом расскажу, когда всё закончится. Так будет… Слово «правильно» сюда не подходит. «Правильно» – это сдать Сириуса аврорам и надеяться на справедливость и милосердие магического правосудия. Вряд ли на время разбирательства его определят в Мунго. Скорее всего, снова засунут в Азкабан. Это если Сириус сдастся живым. Но меня такой расклад не устраивает – крёстный у меня один. Короче, Поттер, поздравляю! Ты всё-таки стал настоящим слизеринцем. Главное, чтобы у Сириуса хватило сил и здоровья на все его затеи, а на закон, врачебную этику и собственные обещания тебе почему-то плевать!»
Гарри тяжело вздохнул и снова погрузился в размышления. Записи лукавили: на самом деле, совесть грызла его нещадно, и всё чаще и чаще вспоминались предостережения Драко и целителя Сметвика.
«Пожалуй, теперь я уже не имею никакого права поучать бедовую троицу, – думал Гарри, и перо старательно записывало его невесёлые мысли. – Они всего лишь хотели взять на время философский камень да пару-тройку ночей бродили по Хогу в мантии-невидимке. По сравнению с моими нынешними подвигами, это невинные детские шалости. Однако решения я всё равно не изменю, а значит, и писать не о чем. Вернёмся к лечению Сириуса».
Перо неподвижно застыло в воздухе, а Гарри достал чистый свиток пергамента и повертел его в руках, прикидывая, как правильно оформить историю болезни.
«Имя: Сириус Орион Блэк. Третий. «Третьего» не знаю, куда воткнуть. Наверное, после «Сириуса». Римскими цифрами, по-королевски. А крутое имечко у крёстного, прямо чувствую себя придворным колдомедиком».
– Так, этого не пиши! – спохватился Гарри и досадливо чертыхнулся. – Тоже мне, волшебное перо! Не знаешь, что ли, что писать, а чего не надо?
Прытко пишущее перо возмущённо встопорщилось и посадило небольшую аккуратную кляксу.
– Ладно-ладно, не сердись! Потом перепишем правильно, – виновато прошептал Гарри и ласково погладил перо. – Момент, считай, исторический. Я волнуюсь. Ты тоже? Прости, не сообразил. Теперь, наверное, заглавными буквами нужно написать: «Анамнез». Да, вот так. Очень красиво, спасибо.
«АНАМНЕЗ: сильный тёмный маг после двенадцати лет отсидки в каменном мешке. Полумрак, холод, сырость, скудное питание и отсутствие всякой гигиены».
Гарри подставил ладошку, чтобы перо улеглось и немножко отдохнуло, а сам попытался представить заточение в Азкабане. Получалось, что условия содержания заключённых там были страшнее некуда. Натуральный концлагерь. Однако, если верить историческим свидетельствам, даже маглы могли существовать в таких условиях годами. Ничем хорошим такое житьё не заканчивалось, но и немедленной смертью не грозило.
«Полагаю, срок жизни в Азкабане напрямую зависит от общего состояния организма, а организм у Сириуса – это нечто».
Гарри припомнил свои ощущения во время «сеансов» и даже застонал тихонько: крёстный мерещился ему безумно сложным механизмом. Тысяча тысяч деталей из наилучшей стали. Было даже немного боязно вторгаться в это великолепие, но пятна ржавчины, неопрятные хлопья старой смазки и перетянутые пружинки были видны невооруженным глазом – механизм нуждался в чистке и отладке.
– Ты будто робот! – потрясённый Гарри не сумел удержать язык на привязи. – Я такое только по телевизору видел! Обалдеть!
– Гомункул, – согласно кивнул Сириус, потянулся с наслаждением, а потом недоверчиво прищурился и спросил: – Ты увидел? Так рано?! О, Мерлин! Говоришь, я похож на автоматона? Ну вот, а я так надеялся, что нет.
Гарри хотел спросить, что за «автоматон» такой, но Сириус нахмурился, обернулся гримом и бегал потом где-то весь день. Про автоматонов рассказал трактирщик Том, и Гарри хлопал глазами будто пришибленный – идея робота без электроники его заворожила.
– Маглы башковитые, – понимающе вздыхал трактирщик. – Мир у них дивный, да жаль только, что для нормальных людей негожий. Уж очень там всё хитро устроено, не по человечьим мозгам.
«Треть жизни пациент провел в тюрьме. В результате он заработал сильное истощение, которое…»
– Которое должно было свести в могилу любого, кто не носит королевское имя, – вслух проворчал Гарри. – Дюжина лет в нечеловеческих условиях, а Сириус Третий Блэк проплыл несколько миль в холодной воде, незнамо как добрался до Лондона и бегал туда-сюда без всякой медицинской помощи. Нас с тобой, – обратился он к перу, – похоронили бы без вариантов.
«…Которое не стало необратимым. В настоящее время пациент активно восстанавливается, и воздействие Изнанки заметно ускоряет процесс выздоровления».
– Вот так, – шёпотом подытожил Гарри и принялся сворачивать листы пергамента в трубочки. – Ни артрита, ни цинги, ни туберкулёза, ни язвы желудка! Хорошо быть тёмным магом с длинной родословной.
Гарри задумался, а потом внимательно посмотрел на Прытко пишущее перо, снова развернул один из листов и сказал тихо:
– Твой хозяин – идиот.
Перо согласно качнулось и застрочило с бешеной скоростью:
«Сириус рассказал мне о кровных ритуалах, которые проводила Нарцисса Малфой. Якобы именно они спасли его от верной гибели. Задание тебе, Поттер, номер один – устроить Драко допрос. Вместо истерики. Раз уж Хорёк растрепал мой секрет маменьке, пусть отработает вину, болтун».
Гарри недовольно скривился: письмо Драко расстроило его и разозлило, но за «проныру» неожиданно вступился Сириус.
– Молодец, обезвредил мою дражайшую кузину. Умный он парень, хоть и Малфой.
Гарри тогда выложил всё, что он думает об умном парне Малфое, но Сириус только посмеялся.
– Мой племянничек тебя заболтает, спорим? – сказал он. – Сам не заметишь, как помиритесь.
– Замечу, – мрачно пообещал Гарри. – Легко не отделается, трепло!
«Вот пусть теперь объясняет, что такое кровная магия и как именно колдует его мать. Да, и кто ещё у неё на попечении в Азкабане – чую, там моих поклонников немного».
Сириус его беспокойства насчёт живых и условно здоровых мстителей не разделял: «Будь хоть малейшая возможность, давно сбежали бы». Крёстный считал, что леди Малфой зря тратит силы и продлевает мучения узников, не давая им упокоиться с миром. Гарри же подозревал, что если судьба внезапно вручила ему могучего защитника, то так же внезапно могла и настоящего врага подкинуть – просто так, для равновесия. Через два месяца наступит Хэллоуин, а в Хэллоуин может случиться что угодно.
Гарри тряхнул головой, прогоняя дурные предчувствия, надписал на свитках даты, попрощался с пером и спрятал записи в дедов кошель. Потом поправил Сириусу одеяло, погладил довольно заскрежетавшую шипами книжку о чудовищах, улёгся и погасил Люмос.
Однако сна не было ни в одном глазу, и Гарри с досадой чертыхнулся. Кажется, он окончательно перепутал день с ночью, но на это были веские причины.
***
В последнюю неделю лета в Косом переулке толклось, кажется, всё население магической Британии и множество гостей из-за Барьера. Аврорат и Ковен вынуждены были обеспечить свободный проход в Косой, чтобы маги смогли сделать покупки к школе и посетить Гринготтс. По этому поводу Гарри имел серьёзный разговор с лордом Ноттом и мистером Робардсом, командовавшим аврорами.
– Мистер Поттер, может быть, всё-таки погостите в моём доме? – солнечно улыбаясь, предложил Нотт. – Не то чтобы я навязывался с гостеприимством…
– Я не рекомендовал бы, – хмуро выдал Робардс, крепкий седоватый мужик с бульдожьей челюстью. – Объяснять надо?
Гарри вздохнул и замотал головой: окончательно портить отношения с министром ему не хотелось.
– Шёл бы ты в Запретный лес со своими рекомендациями, – улыбка у Нотта не померкла, но от интонаций в голосе Гарри поёжился. – Парень жизнью рискует.
– Парень – герой, – возразил Робардс. – Ему не привыкать.
– Так и вам не привыкать пускать своих героев в расход по ерундовым поводам, – хмыкнул Нотт.
Робардс гневно сверкнул глазами и упрямо набычился:
– Он вас запугивает, Гарри. А ещё, жмыр продажный, в благодетели набиться желает. Но ситуация не такова, чтобы ударяться в панику и искать укрытия незнамо где и не пойми за какую цену.
Бродяга, развалившийся на своей лежанке у камина, зевнул во всю пасть и почесал ухо.
«Оба хороши!» – перевёл с собачьего Гарри и поспешил прекратить назревавшую ссору.
– Простите, но мне тоже кажется, что не всё так страшно, – сказал он лорду и тоже улыбнулся.
– Том, пива сюда! – крикнул трактирщику Нотт и опустился на стул рядом с Гарри. – Не хочу спорить, мистер Поттер. Нам, продажным тварям, веры нет, я понимаю. Но позвольте озвучить мои опасения. Народу будет не протолкнуться, а Блэк не дурак, чтобы заявиться в своём облике и без единого амулета. Случись стычка, мы вас вытащим во что бы то ни стало, обещаю. Но жертв среди цивилов, скорее всего, не избежать. Да и своих людей я привык беречь – у меня-то героев нет.
– Всех не прояснишь, тут и говорить не о чем, – вмешался Робардс и грузно уселся напротив. – А вот сделать из «Котла» крепость вполне в наших силах. Посидите чуть-чуть в номере, вот и всё.
– Это ваш выбор, мистер Поттер, – пожал плечами Нотт. – Подходы к вашему номеру мы перекроем наглухо, не вопрос.
Гарри посмотрел на притворявшегося спящим Бродягу, потом взглянул на Тома, яростно натиравшего полотенцем пивную кружку, и снова улыбнулся.
– Я никуда не поеду, – сказал он. – Но и в номере я запираться тоже не буду. Будь что будет.
Робардс отчётливо скрежетнул зубами, а Нотт допил пиво и встал:
– Как пожелаете, Гарри. Хорошего дня!
– Опрометчиво, – попытался урезонить Гарри Робардс. – Всё-таки Блэк…
– Мой папаша, – непочтительно перебил его Гарри. – Предположительно. Вы же не верите, что он явится меня убивать. Ведь так?
– Это всего лишь одна из версий, – не смутился Робардс. – Случиться может всякое.
– Значит, лучше перебраться в Нотт-мэнор?
– Нет, не лучше.
– Я понял, – помолчав, сказал Гарри, а Бродяга дёрнул ухом и встревоженно поднял голову. – Всё останется по-прежнему, господа. Я герой, мне не привыкать.
Робардс посмурнел ещё больше, но промолчал, а лорд Нотт, дождавшись, пока за аврором закроется дверь, снова уселся рядом.
– Что это было? – с любопытством спросил он. – Я не в упрёк, мне вправду интересно.
– Мистер Робардс уверен, что защиту на магловский дом героя поставил блудный папа Блэк, а вы совершенно точно знаете, что Блэк сидит запершись в своём особняке, – спокойно ответил Гарри. – Вы знаете, что Сириус Блэк мой крёстный по кровному обряду. Вы тоже не верите, что он будет меня убивать.
– Допустим, – осторожно сказал Нотт; он больше не улыбался.
– Защита, – сказал Гарри и вдохнул-выдохнул, уговаривая себя не заводиться. – Защита – это когда от Авады кого-то закрываешь или на Блэка выходишь грудь в грудь. А то, чем вы с Робардсом сейчас занимаетесь, я не знаю, как назвать прилично.
Нотт крякнул и закрыл лицо рукой.
– Пусть будет «спектакль», – продолжил Гарри и больно прикусил щёку изнутри, чтобы не заорать от злости. – Так вот, я не нанимался. Без меня, пожалуйста. Договорились?
– Простите, Гарри, – отнимая руку от лица, вздохнул Нотт; скулы у него горели румянцем. – Люциус Малфой назвал это «спекулировать на ситуации». Но мне очень нужна эта спекуляция, простите.
– Я понимаю. Тео – мой друг, и я только обрадуюсь, если ваше прошлое не будет ему мешать. Только давайте без вранья?
– Договорились, – лорд протянул было руку, потом отдёрнул, а потом махнул ею и протянул снова. – Никогда мне не было так стыдно. Простите, Гарри. Я не со зла.
– Ничего, – улыбнулся Гарри, отвечая на рукопожатие. – Всё разрешилось, и я не в обиде.
Бродяга протяжно вздохнул и опустил голову на лапы.
– Без вранья! – веселился Сириус полчаса спустя. – Нотта ты сделал красиво, но зачем? Пусть бы думал, что самый умный! А главное, за что? Сам-то врёшь напропалую! Вот же дети Слизерина − кто кому ловчей глаза замажет!
− Дети Гриффиндора тоже не промах! − огрызался смущённый Гарри. − Не спали тебя Хорёк…
− Уел! − радостно соглашался Сириус. − А теперь правильный служака Робардс идёт и докладывает Скримджеру, что герой всё просёк и хлопоты по охране не оценил. Крестник, почему именно сегодня ты озаботился всеобщей честностью? У тебя какой-то план появился?
Сириус заинтересованно приподнял бровь, и Гарри невпопад подумал, что крёстный по выздоровлении станет очень красивым мужчиной.
− Никакого плана, − вынужден был признаться Гарри. − Просто надоело, что все всех обманывают просто так.
− Ты полагаешь, враньё от вранья отличает цель?
Гарри надолго задумался, соображая, почему некоторые лжецы бесят его до потери самоконтроля, и понял, что Сириус отчасти прав.
− Я вру, чтобы никто не умер, − выдал он наконец итог размышлений. − И ты. А Хорёк врал-врал, а потом – бах! − сдал меня своей матери! Теперь даже не знаю, что хуже, – ложь или правда. В общем, я окончательно запутался, крёстный. Сегодня мне было неприятно Нотта слушать, а почему – не могу объяснить.
− Чутьё, − усмехнулся Сириус. − Значит, не нужно тебе сидеть взаперти. Что ж, будем гулять.
Однако гулять они стали меньше, потому что следующей же ночью Сириус случайно обнаружил способ «спрятать» Гарри от особо глазастых магов вроде Флинта и леди Малфой.
− Когда ты психуешь, сквозь тебя твоя «подруга» просвечивает, − крёстный сосредоточенно всматривался Гарри в глаза. − Я, например, несколько раз Её отчётливо видел. И проныра твой видел, а это совсем плохо.
− Почему? − испуганно пискнул Гарри, стараясь не моргать.
− Он светлый, вот почему. Будешь так светиться, раскусят мигом. Счастье, что любезная кузина прежде с подобным не сталкивалась, а архангелов потомок Флинт и Чума Причард видели тебя лишь спокойным и довольным. Говоришь, тишком вырубил Флинта в Тайной комнате под видом призрака?
− По-идиотски поступил. Вывел из строя лучшего бойца, ослабил отряд. Правда, Чернильного лорда он даже в таком состоянии сделал. А почему Чума?
− Годрик-милостивец, и это говорит тринадцатилетний пацан, − пробормотал Сириус. − Недаром вашего брата гоняли всем миром, забыв про давние свары. Теперь сюда посмотри. Нет, левее. Ага, так. Чума, потому что малефик − беги-спасайся. Но ты его можешь не бояться: надорвётся он тебя проклясть.
Гарри хотел было обидеться за «всем миром», но решил, что себе дороже: сегодня Сириус охотно отвечал даже на самые дурацкие вопросы, а это случалось редко. В основном он только и делал, что расспрашивал Гарри. Про битву у зеркала Еиналеж и охоту на василиска, например, Гарри ему уже раза три-четыре рассказал в мельчайших подробностях. И всякий раз пугался, что крёстного удар хватит.
− Почему надорвётся? − поспешил он воспользоваться словоохотливостью Сириуса. − Некроманты непроклинаемые какие-то?
− Угу. Непроклинаемые, − Сириус замер и раздул ноздри, словно принюхивался к чему-то неведомому, а потом хмыкнул: − Слово-то какое! Смешно, но точно.
Гарри припомнил Причарда, отца тихони Грэхема – невзрачного дядечку с сонными глазами, которому совершенно не шло его зловещее прозвище. На вид тот не выглядел чумой: так себе, обычная простуда.
– Не похож мистер Причард на злого-презлого колдуна, – сказал он вслух. – Грэхем тоже нормальный парень, вежливый даже, – Гарри подумал и уточнил: – Насколько может быть вежливым боевик. Меня он не задирал никогда.
– Злятся они редко, факт, – согласно качнул головой Сириус. – Эмоции им мешают. Видишь ли, малефики – это такие вредные чароплёты и ещё немного прорицатели. Они не только чуют вероятности, но и могут обеспечить для тебя наихудшую из возможных в текущих условиях.
– Вредные – это тёмные?
– Как шкура у Бродяги.
− А некроманты?
− Ты, чудо моё, классификации не поддаёшься. Ещё ты запутываешь вероятности одним своим присутствием, так что играть с тобой в кости не рискнёт даже самый сильный малефик. Везучий ты, мистер некрос.
− Почему?
− Предположительно, твоя сила вместе с везением родом из чужого мира. Грубо говоря, ты кусочек Изнанки.
− Ничего я не кусочек, − обиделся Гарри. − Я целый. Мы с Ней сами по себе.
− Слава Мерлину, − серьёзно сказал Сириус и снова всмотрелся Гарри в глаза. − Сейчас я Её не вижу, но чую запах. Насколько Она близко?
− Не знаю, − Гарри озадаченно прислушался к себе. − Где-то... Где-то рядом. За спиной.
− Прогнать можешь? Если не насовсем, то хоть на время?
− За что?! И как тебя потом лечить?
− Да уж не подохну.
− Я тоже пока не подох.
− Вопрос времени, − с неприятной деловитостью сообщил крёстный. − До первого тёмного мага с мозгами.
− Хватит меня пугать! − занервничал Гарри, и Грань тут же отозвалась, ласково прильнув вплотную. – Я устал бояться, честно.
Сириус резко отшатнулся и посмотрел на Гарри с укоризной.
– Что ты творишь? Не бывает магов с фиолетовым нимбом! Держи Её на расстоянии!
– Как?
– Откуда я знаю? Твоя подружка, сам договаривайся, – Сириус задумался, а потом неуверенно добавил: – В Тайной комнате тебя никто не почуял из-за мантии Джейми, так ведь?
Гарри пожал плечами. Никто не увидел – факт. Об остальном можно только догадываться.
– Это не выход, потому что маг-невидимка – тоже ненормально, – продолжил крёстный, снова впал в задумчивость, а потом нахмурился и велел Гарри в точности припомнить свои тогдашние ощущения. – Говоришь, мантия тебе мешала. Как, почему?
– В ногах путалась.
– Не то! Думай дальше!
– Просто неудобно, – Гарри крепко зажмурился, представляя себя под мантией. – Глазами вроде всё вижу, но как-то…
– Вот! – торжествующе выкрикнул Сириус, и Гарри вздрогнул от неожиданности. – Зачем снял?! Надень!
– Что? Я не понимаю.
– Мантию, говорю, надень, – ухмыльнулся крёстный. – Мысленно облачись в Третий дар: складки расправь, полы запахни, капюшон натяни на нос. Там, у себя в голове. Понял?
– Попробую, – с сомнением сказал Гарри.
– Зачем пробовать, когда с первого раза вышло? Это легко, как пером твоим командовать, – сказал Сириус и внезапно рявкнул: – Живо надел!
Гарри ойкнул и нырнул под воображаемую мантию-невидимку.
– Отлично! Там и сиди! – азартно потёр руки Сириус и снова принюхался. – Ничего! Пусто! Мальчик и мальчик. Молодцы мы, крестник!
– Ты молодец! – засмеялся Гарри. – Я никогда бы не додумался!
Сириус заставил его ещё несколько раз снять и надеть «мантию», похвалил и велел тренироваться.
Вдохновлённый первым успехом в контроле над своей своенравной магией, Гарри рискнул задать крёстному давно мучавший его вопрос:
– Может быть, мне палочку сменить? Пока я здесь, в Косом? Мистер Олливандер рассердится, скорее всего, но…
– Какая, кстати, палочка? – заинтересовался Сириус и покаянно вздохнул: – Вот, был бы твой крёстный порядочным светлым магом, первым бы делом спросил.
– Палочка у меня почти как у Неназываемого, – насупился Гарри, – с пером феникса. Только у меня остролист, а у него тисовая была. Мистер Олливандер сразу рассказал мне про феникса и Лорда, но я тогда вообще ничего не понимал. Вернее, она мне сразу не понравилась. Я хотел отказаться от неё, но постеснялся. Зря не вернул. Вредная она, просто ужас. Мешается всё время и тупит страшно. Я ей «Люмос», а она мне «Нокс». Одно слово – сестрица!
Вместо того чтобы посочувствовать крестнику, бессовестный Блэк запрокинул голову и счастливо заржал. Гарри переждал приступ обидного веселья молча, но руки на груди скрестил по-снейповски и, кажется, даже лицо сделал как у обожаемого декана.
– Не дуйся, – отсмеявшись, сказал Сириус. – «Сестриц», как ты выражаешься, на свете много. Самые распространённые сердцевины – волос единорога и сердечная жила дракона. Если следовать вашей с Олливандером логике, то один бесхвостый единорог делает братьями целую толпу волшебников.
– А у тебя какая палочка?
– Без понятия, – пожал плечами Сириус. – Схватил первую попавшуюся, что нашёл в доме.
– И как она у тебя работает?
– Сносно. Во-первых, это палочка кого-то из моих родичей, а мы, увы, похожи друг на друга не только лицом. Во-вторых, приноровиться можно ко всякой палочке. Если в бою отобрать чужую, то поначалу та будет тупить. Вернее, будешь тупить ты, потому что привык действовать палочкой с иными свойствами: длина, жесткость, отзывчивость к твоим командам и тому подобное. Короче, не в палочке дело, а в тебе, – Сириус подумал и добил растерянного Гарри сравнением: – Обувь. Один в один ощущения, когда влезаешь в чужие, дурно сшитые сапоги. Привыкнуть можно, но пока мозоли в нужных местах не набьёшь, будешь ковылять.
– Мои сапоги… – задумался Гарри.
– Из наилучшей кожи, мастерски сшитые – сам Волдеморт, тщеславный сукин сын, такими не побрезговал. Вот только ты, вольное дитя, привык бегать босиком. Теперь тебе любые сапоги будут жать.
– Что же делать?
– Вспомнить, что ты не дикарь, и обуться. Давай, мою попробуй.
Гарри робко протянул руку за красивой, но немного странной палочкой – привычной рукояти у той не было совсем, а древко украшал резной узор в виде незнакомых рун и дубовых ветвей.
– Постарайся не сжечь её первым же заклинанием, – предупредил Сириус, и Гарри тут же отдёрнул руку.
– Впрочем, плевать, – крёстный улыбнулся. – Другую найдём.
Гарри осторожно, кончиками пальцев, прикоснулся к резным рунам:
– Тёпленькая.
– Неплохая. Времён замирения с вейлами, судя по виду. Тогда в моду вошла «естественность». Листики, там, цветочки, сучки и прочая фигня. Моя дражайшая кузина Беллатрикс носила прапрабабкину палочку – та вообще была похожа на обычную ветку.
– Кузина или палочка? – нервно пошутил Гарри, всё ещё страшась взять чужую палочку в руки: он очень боялся оставить крёстного безоружным.
– Палочка, – сказал Сириус и скривился: – Кузина была похожа на злобную дуру в вечной истерике.
– А почему она…
– К дракклам Беллс! Палку хватай! Вот так! Первое заклинание – легонько! – «Люмос!»
Гарри, зажмурившись и позабыв от волнения о вербальной формуле, еле-еле шевельнул кистью и замер.
Сириус пару секунд молчал, а потом сказал задумчиво:
– Не сгорела и послушалась. В комнате стало светло. Для первого раза просто отлично. Открой-ка глаза, мой дорогой крестник, и полюбуйся на результат.
Гарри замотал головой и зажмурился ещё крепче.
– Тёмный маг, – наставительно произнёс Сириус, – всегда должен быть готов к творящейся вокруг него хер… гм… ерунде. Мало того, к совершеннолетию он просто обязан научиться гордиться этим и на каждом углу, не затыкаясь, превозносить свою уникальность. Так моя покойная маменька говорила, а уж она во всякой хер… Э-э… В тёмных искусствах мадам Вальбурга была признанным экспертом. Открывай же глаза, не трусь. На самом деле, это даже красиво.
Гарри опасливо приоткрыл один глаз, ойкнул и распахнул оба: комната была залита светом тысяч мерцающих огоньков – от светло-лиловых до чёрно-фиолетовых.
– Круто! – показал большой палец Сириус. – А теперь, как в школе учили: глаза открыть, жест сделать, заклинание сказать вслух и жилы при этом не рвать. Тебе свеча нужна, а не лесной пожар. В результате должен получиться небольшой огонёк цвета солнышка.
Гарри судорожно кивнул, несколько раз вдохнул-выдохнул и… Ослепительно сияющий злым белым светом огненный шар на свечу похож не был.
– Он ещё и горячий, – невозмутимо сообщил Сириус. – Мне, например, жарко. Погаси это и попробуй снова.
– А если…
– Ты самые простые вещи делаешь очень затейливо, – перебил его Сириус. – Вроде как на пути из Хога в Хогсмид заскочить в Лондон, а потом в ещё и в Париж. Понятно, что в «Три метлы» ты добираешься совершенно вымотанным, и сливочное пиво уже не в радость. Но ты решаешь, что мало и плохо старался, честно удваиваешь усилия и в следующий раз аппарируешь куда-нибудь в Румынию, а в Хогсмид не попадаешь вовсе. Понял? Не стараться нужно, а расслабиться.
– Не уверен, что получится.
– Не волнуйся. Ты спокойно зажигал Люмосы без палочки, я видел. Не знаю, как ты представляешь свою силу, но я в Хоге мысленно отщипывал крошки от огромной горячей буханки хлеба. Вку-усно! – Сириус мечтательно вздохнул и погрустнел: – Дома запрещали таскать еду с кухни, а в столовой у меня кусок в горло не лез.
– Почему?
– Пять вилок, maman и разговоры о величии древней крови.
– Ты путал вилки?!
– Не отлынивай! Итак, «Люмос».
Гарри решил последовать совету и представить что-нибудь большое и очень вкусное. Ему сразу вспомнился мамин праздничный пудинг с фиалками. Гарри сглотнул слюну и снял с воображаемой глазури крохотный засахаренный цветок. Затем сделал заученный жест и негромко произнёс заклинание. Палочка чуть дрогнула в пальцах, и на её кончике загорелся небольшой жёлтый огонёк.
Гарри облегчённо перевёл дух, а Сириус негромко засмеялся:
– Поздравляю! Видишь, это нетрудно. Работать палочкой проще, и сил требуется намного меньше. Запомнил ощущения?
Гарри кивнул.
– Теперь спрячь Изнанку и попробуй снова зажечь Люмос. Отлично! Ну вот, теперь ты добропорядочный маг – ни один вредноскоп не пискнет даже, – Сириус подумал и прибавил с досадой: – Вот же я дурак! Надо было из дома карманный вредноскоп прихватить, чтобы ты мог самостоятельно тренироваться.
– У меня есть! – обрадовался Гарри. – На день рождения подарили! Только я его в носок замотал и сунул в рюкзак поглубже, а то он свистел.
– С днём рождения я тоже дурак, – грустно сказал Сириус. – Кто подарил? Сметвик?
– Нет, Рон Уизли. Мы сильно поссорились перед каникулами, но он, видно, решил зла не держать.
– Хороший парень?
– Неплохой, но мы всё время ругаемся.
– Почему?
– Потому что Рон по натуре герой.
– Не понял, – нахмурился крёстный. – Ревнуешь, что ли?
– Ещё чего! – возмутился Гарри и печально вздохнул: – Рон – это мёртвый герой с погибшими друзьями. Вообще мозгов нет, одна удаль.
– Уизли? – удивился Сириус. – За ними такого не водилось никогда. В Прюэттов пацан удался, что ли? Тогда беда, ты прав. Взять хоть меня, – он помолчал и махнул рукой: – Ладно, доставай подарок. Откалибруем под тебя.
С тех пор крёстный каждую ночь вручал Гарри свою палочку и учил простейшим школьным заклинаниям. Тренировки Гарри нравились, потому что проходили веселее даже, чем уроки у Локхарта. Сириус дурачился, передразнивая то Макгонагалл, то Флитвика, то Хуч, а то и самого Дамблдора, а Гарри, смешливо фыркая, учился укрощать свою дурную силу и выдавать её наружу по капельке.
Так и получилось, что спать ночью времени не осталось. Час-другой Сириус тренировал Гарри, а потом Гарри лечил Сириуса. Ещё они долго разговаривали обо всём на свете, и Гарри всё сильнее и сильнее привязывался к крёстному.
Досыпал он утром и после обеда, а мистер Деррек и бармен Том качали головами и встревоженно переглядывались. Надо думать, мистера Сметвика вызвал кто-то из них, потому что целитель пришёл камином вчера под вечер, и вид у него был встревоженный. В номере Гарри показал ему фокус с «мантией-невидимкой», и Сметвик долго молчал, а потом сказал тихо: «Вот это подарок, шкет! Спасибо!»
Затем он увёл Гарри в Мунго якобы на обследование, накормил шоколадом, напоил какао и написал длиннющий отчёт о полном выздоровлении героя Поттера от воздействия тёмного проклятия. Теперь Гарри официально стал обычным полукровкой, не слишком сильным, но зато и не сквибом.
«Завтра – последний день каникул, – подумал Гарри и заставил себя закрыть глаза. – Надо пройти по Косому и попрощаться со знакомыми. К мадам Малкин и к мистеру Фортескью нужно заглянуть обязательно. Послезавтра я поеду в Хогвартс – навстречу очередному Хэллоуину. Без Бродяги. Грим останется на попечении бармена. Потом он, конечно, сбежит и… Господи, только бы с Сириусом ничего не случилось! Только бы мы все остались живы!»
Он поворочался ещё немного, «снял» надоевшую маскировку и наконец-то очутился на Грани, в сияющем великолепии звёздного хоровода.
– Вам не интересно, мистер Макнейр? Мистер Макнейр!
Голосок у старой суки Амбридж пришёлся бы впору баньши – визгливый и пронзительный, он долбился в уши так, что чесалось под черепушкой, а Уолден и без того неважно себя чувствовал.
– Мистер Макнейр!
Чего эта мымра к нему докопалась? Ох, зря он не прихватил на кретинское совещание любимую секиру – глядишь, и поубавилось бы охотников будить честного человека, малость занемогшего после вчерашнего.
– Уолли, ебанат, разлепи уже зенки! – рявкнул за спиной драконоборец Бобби-Ромашка, заработавший своё прозвище за святую веру в пользу травяных настоев, якобы исцеляющих увечья и болячки получше всяких наглых хамов из Мунго.
– Мистер Пилливикл! – тотчас возмутилась Амбридж. – Что за лексикон?
– Так вы поглядите на эту образину, мэм! Как с ним ещё разговаривать? Спорим, он ваши речи и не понял даже!
– Спорить я, пожалуй, не рискну, – помолчав, выдала Амбридж, а Уолден, не открывая глаз, сделал непристойный жест в надежде, что докучливые твари – кол-леги, блядь! – ради собственного блага допрут-таки, что беспокоить недужного колдуна – поступок не шибко умный.
– Безобразие! Как вы смеете! – завизжала Амбридж совсем уж невыносимо, и Уолден со стоном приоткрыл правый глаз.
Левый он тоже приоткрыл бы, не повстречай вчера в кабаке Квинтуса Флинта. Кулаками гадский тролль махал на зависть кузнечному молоту. Заживляющее зелье ценой в галлеон за унцию сказало: «Прости, дружище, не в этот раз!» – а дедовское зеркало, болтавшее обычно без умолку, наоборот, заткнулось намертво, едва в нём отразилась рожа Уолдена.
А с утра непременно нужно было волочься на службу: Департамент, который присматривал за тварями и чьё правильное название Уолден так и не удосужился выучить, намеревалась посетить с инспекцией помощник министра Амбридж.
Стервой мадам инспектор была знаменитой, а потому родной гадючник вот уже неделю лихорадило, как от драконьей оспы. Уолден намеревался куда-нибудь смыться на это время, но накануне вечером был изловлен в атриуме своим начальником мистером Хрен-Его-Знает-Вроде-Смит. Или не Смит? Кто этих грязнокровок разберёт: плодятся, что докси, и в морды их различать так же трудно – все, как одна, гладкие, скучные и чем-то недовольные.
Вот и этот, завидев Уолдена, перекосился и заблеял что-то про неподобающий вид и недостойное поведение, за которое мадам Амбридж непременно взгреет весь отдел. Сотруднику Макнейру под угрозой лишения премии было велено привести в порядок себя и своё рабочее место, а также явиться на утреннее совещание.
Сотрудник Макнейр задумчиво выругался, потёр недельную щетину, вспомнил, что точил секиру в обед и ни об кого затупить не успел, и камином ушёл в любимый кабак – пожрать и принять порцию зелья от всех напастей. Совещание совещанием, а заведённый распорядок нарушать не след.
В кабак же неведомо каким ветром занесло Квинтуса Флинта, и спокойная дотоле жизнь пошла наперекосяк. Сволочуга Флинт, оказывается, не забыл давней драки, испорченной ебанутым на всю ушастую башку домовиком, и снова загорелся выяснить, у кого удар с правой лучше поставлен.
– Только, чур, не колдовать! – весело ревел хорошо поддатый Флинт. – Хочу по-честному, палач ты хренов, потому как с магией понятно, чем закончится!
Оно и без магии было понятно, чем закончится, но оскорбление министерского служащего – это вам не жмыр наклал. Уолден отодвинул поднос с нетронутым ужином (всё равно блевать потом), допил виски, встал, повёл плечами для настроя и, соблюдая достоинство представителя власти, сказал спокойно и вежливо:
– Не палач, ебло ты немытое, а ликвидатор опасных существ. Считай, по твою душу, животное.
И понеслась.
Сначала дрались, потом пили мировую, потом снова дрались, но уже спина к спине, поскольку сука-кабатчик зассал и вызвал патруль, снова пили с аврорами, проставляясь за ложный вызов, а затем Уолден, стараясь не крениться на левый бок, встал из-за стола и объявил, что хватит.
– Мне на совещание с утра, – спешно залеченные губы онемели и плохо шевелились. – Премию зажмут, если не пойду.
Авроры сочувственно покивали – служивый служивого поймёт! – и тоже засобирались, припомнив, что до конца дежурства ещё часа два.
– Хорошо же сидели! – расстроенно пробасил Квинт. – Мужики, вы чего? Сдалась вам эта служба! И ладно вызов, а то совещание! На хуя тебе премия, Уолли? Ты ж знаменитым егерем был, галлеоны горстями таскал в бордели!
– Побегай с моё по лесам, – обиделся Уолден, – а потом умничай! У нас ещё ватага путёвая была, а то вляпаешься в дерьмо вроде покойного Клыка и не знаешь потом, в каком болоте сгинешь ни за кнат. На службе хорошо. Всё по часам, и уважение к тебе как к человеку, а не как к жмыру подзаборному. Деньги, может, и небольшие, но зато и жопу за них не подставляешь. Всё чинно и правильно, как Мерлин заповедал. Да и года мои такие, что призадуматься пора. Остепениться.
– Ебать! – Флинт грохнул кулачищем по столу и насупился. – А ведь был боец!
– Сплыл, – буркнул Уолден, обижаясь уже всерьёз. – Что-то ты, рожа, из Ковена не торопишься на волю. И сынка в Хог пристроил, а не в ватагу егерей. Да и в Ковене жрали не досыта, когда вас Палата турнула нахуй или когда Лорд гикнулся. Сейчас опять служить-выслуживать побежали, и никто вам слова дурного не сказал: все знают, что такое голодные семьи.
– Точно, – поддакнул Джо Сэвидж, старший тройки. – Наоборот, радуются даже. Мол, не грабить подались, а к честному делу пристроились. Прав Макнейр, а ты, Флинт, не подумав ляпнул.
– Ладно-ладно, виноват! – Флинт разлил остатки из бутылки. – Простите, ребята. Но совещание – это перебор, Уолли, согласись. Да ещё с самого утра.
– А ты, темнота, думал, премии просто так дают? Не-е, надо помучиться!
В итоге мучений выпало на четыре премии подряд.
Вместо того чтобы проверять сотрудников на рабочих местах, Амбридж велела согнать всех в один из пустующих судебных залов. Уолден, не сообразивший зайти последним и приткнуться в задних рядах, очутился прямо перед судейской трибуной и вынужден был минут пять преданно таращиться на мадам инспектора, пока та несла какую-то херню про «верность делу» и «высокие идеалы».
Потом Уолден припомнил, что ему не впервой втирают о «высоких идеалах», а Амбридж хоть и стерва, но вряд ли пройдётся Круциатусом по невосторженным слушателям, и со стоном облегчения прикрыл глаза.
Ещё через пять минут выяснилось, что Круциатус можно как-нибудь вытерпеть, а бессвязные вопли вредной визгливой бабы – нет. Уолден заёрзал на жёстком стуле с драккловой прямой спинкой, сполз чуть ниже, кое-как вытянул ноги в тесном проходе, скрестил руки на груди и снова закрыл глаза. Увы, голосок у Амбридж тише и приятней не стал, а у Уолдена затекла левая нога. Он снова завозился, нечаянно пнул кого-то, выслушал тихое пожелание окриветь навсегда, огрызнулся в ответ и понял, что вот-вот помрёт прямо здесь – в зале суда, от разрыва черепа на семь кусков.
Он расцепил руки и полез за палочкой, которую на службе надо было носить по-кретински – в казённом чехле на поясе. Безотказную «шлюшку», понятное дело, в министерство не пронести, но сейчас годилась и родная легальная – никакого безобразия Уолден учинять не собирался. Проклятый чехол застрял в складках мантии; Уолден больно стукнулся локтем, выругался и собрался уже подвесить пару «заглушек», как Амбридж заметила его возню.
Лучше бы он ещё раз с Флинтом подрался: неугомонная Амбридж снова толкнула речугу – на сей раз о субординации. Ей гадючьим шипением в спину вторил Вроде-Как-Смит, и Уолдену стоило немало сил не наградить обеих сволочей чем-нибудь вразумляющим – прыщами на всю рожу, например.
Однако он всё ещё надеялся уладить дело миром: молча вытерпел обидный разнос и психанул, лишь когда начальству стали подтявкивать драконоборцы.
Этих ребят Уолден не любил за тупость и заносчивость, а те платили ему взаимностью – неизвестно, за что. По сути, они занимались одним и тем же делом – уничтожали охреневших тварей, что жрали и калечили людей на людских же землях. Однако Уолден понимал это дело как работу, а драконоборцы отчего-то воображали себя пупами земли и обзывали коллегу Макнейра то палачом, то живодёром. Обидно, вообще-то. К тому же они всегда ходили толпой, и навалять кому-нибудь из них можно было только в сортире или на официальной дуэли. Оба способа тянули на вылет со службы, и Уолден скрипел зубами, но терпел и выжидал подходящего случая.
Да и сейчас он не стал хвататься за палочку, а просто рыкнул так, что Амбридж присела, и выложил наконец своё честное мнение о драконоборцах и их ближайших родственниках-пятиногах.
Мадам инспектор пошла розовыми пятнами, в тон своему магловскому костюмчику, драконоборцы недобро заворчали, а Вроде-Как-Смит страдальчески застонал, словно его поволокли на корм дементорам.
– Я это… Того… – пошёл вразнос Уолден, поняв, что премия накрылась. – Я жаловаться буду!
– Кому?! – изумлённо квакнула Амбридж. – Мистер Макнейр, вы здоровы?
«Да знать бы, кому! Вы все тут одна грязнокровая кодла! Разве что Сивому и пожалуешься. В канун ближайшего полнолуния», – подумал Уолден, а вслух выдал: – Министру! Мистер Фадж сам боец и кавалер ордена Мерлина! Он поймёт!
– И чем вы объясните свой неприглядный вид и неприятный запах? – невыносимо противным голосом поинтересовалась Амбридж. – Простите, но вы выглядите так, словно вам разбили лицо в пьяной драке!
«Положим, драка была трезвая. Пили мы потом», – мысленно возразил Уолден и сказал с мрачным достоинством: – У меня опасная работа, мэм. Заработай я эти раны в обычной драке, уже залечил бы. Отметины же тёмных тварей бадьяном заливать без толку.
Он даже не соврал: тварь, темнее Квинта Флинта пойди ещё найди. Переплюнуть поганца по зловредности мог, пожалуй, только редкий заморский зверь нунду.
– Вчера со службы вы уходили с целым лицом! – вякнул Вроде-Как-Смит.
– Беда времени не спрашивает, сэр, – не растерялся Уолден. – Приходит, когда ей вздумается. Меня все знают, по камину вызвали.
– Почему же вы не попросили помощи? – не отставал начальник.
– У вас, что ли? Ну коли хотите помогать, в следующий раз непременно позову.
Вроде-Как-Смит побагровел и заткнулся, а девицы из соседнего кабинета захихикали и зашептались.
– Сектор по борьбе с домашними вредителями! – тотчас одёрнула их Амбридж. – У вас будет возможность поведать о своих достижениях!
Девицы замолчали и сделали постные лица. Драконоборцы тоже заткнулись, но на их рожах отчётливо читалась готовность проверить каждое слово сотрудника Макнейра, а потом доложить о брехне начальству. Да пусть проверяют – в ту часть Лютного им, чистоплюям, ходу нет.
Поэтому Уолден как мог расправил плечи (в левый бок немедленно стрельнуло) и упрямо повторил:
– Вытащили раненого при исполнении на ваше дракклово совещание! Буду жаловаться!
– Надо же, при исполнении! – возмутился Меннерс, старший у говнюков-драконоборцев. – Небось, левую деньгу решил зашибить, а оттого и попёрся на ночь глядя без приговора, не в казённом и без маски своей упыриной!
– В маске этой ёбаной только кур на суп рубать! – теперь Уолден разозлился по-настоящему. – Не видно же ни хрена! Сколько раз просил, отмените на хуй эту срань! Точно, буду жаловаться!
– Мы рассмотрим ваше предложение, мистер Макнейр, – сказала заметно поскучневшая после угроз Амбридж, – если вы изложите его письменно и в пристойном виде. Без ругательств, мистер Макнейр! Ступайте к колдомедику. Сейчас у авроров дежурит мистер Шортер, кажется.
– Ага! – обрадовался Уолден и, насколько позволял проклятущий бок, заторопился к выходу.
Мелкого Джима Шортера он знал, а ещё лучше знал его дедулю – ныне покойный Тоби-Мухомор лечил на дому тех, чьи доходы или биография не позволяли обратиться в Мунго. Помер дед до срока, лет в девяносто. Лекарский век из-за тяжёлых трудов недолог, и народу у его могилки постояло больше, чем на похоронах у какого-нибудь министра. Его внучок Джимми уже был настоящим целителем, из академии, но к дедовым пациентам относился хорошо и частенько покрывал их мелкие грешки. Авось и уцелеет премия.
Уолден шустро ковылял по длинному коридору второго уровня, на ходу прикидывая, чем расплатиться с Шортером за подложный диагноз и куда свалить на время инспекции, когда из лифта вышел Он. Хищная тварь в ангельском обличье, распроклятая вейла, на которую Уолден яростно дрочил вот уже дюжину лет, – Люци Малфой.
– Моё почтение, ваша милость!
– Макнейр, – холодно обронил Люци со всегдашним своим выражением морды, будто все вокруг разом обделались и не торопятся сменить штаны.
– Надо же, не под конвоем. Или сам повиниться решил? – хохотнул Уолден; ему и впрямь было интересно, что Люций забыл в аврорате.
– Идиот, – последовал ожидаемый ответ.
– И всё-таки? – не сдавался Уолден.
– Не твоё дело. Что с лицом?
– Нравится? – заулыбался Уолден. – Милашечка моя, дашь раненому бойцу?
– Иди к дракклам. Новости есть?
– Все новости сейчас в Косом. Тут вроде тихо, – Уолден вздохнул и состроил жалобную рожу: – Люци, а если подумать? Хоть разочек!
– Разочек подумать? – выражение физиономии у Малфоя не изменилось, но в голосе послышалась усмешка, и Уолден едва сдержал торжествующий рык – ага, кокетничает! Пошло дело! Теперь хоть выдумывай министерские новости, чтобы назначить встречу в номере с крепкой кроватью.
– Разочек дать! – поспешил он закрепить успех. – А то и два. Тебе понравится!
– С дороги, болван, – теперь уже открыто усмехнулся Люций, и Уолден в полном восторге потёр руки: добудет он эти сраные новости, Мордред свидетель!
Люци уже скрылся за дверью кабинета Робардса, а Уолден всё стоял в коридоре дурак дураком и счастливо лыбился, даже не пытаясь унять похабные мечтания.
– Макнейр! – окликнул его ублюдок Шеклболтов, высунувший своё лупатое хлебало в коридор. – Тебе чего? Докси подрали? Так это не к нам, это в сектор домашних вредителей.
– Сам ты домашний вредитель! – Уолден опамятовался, вспомнил, по какому он тут делу, и решительно потопал к дежурному целителю.
Джимми Шортер, завидев Макнейра, присвистнул и велел выкладывать.
– Флинт, сука, – неохотно признался Уолден и добавил: – Но надо, чтобы оккамий. Или там кельпи. Напиши, а? Что попросишь?
– Сочтёмся, – ответил Шортер деловито.
Уолден поморщился: долгов он не любил.
– Подставляй рожу, – скомандовал Джимми, вынимая палочку.
– Что, и поправишь даже? – оживился Уолден: к полудню денёк, начавшийся хреновей не придумаешь, расщедрился на парочку нежданных радостей.
– Вылечу, – уточнил Джим и добавил ехидно: – Поправить тебе её и Мерлин не поправит – уж больно страхолюдная. Так, глаза закрыл, лапы убрал! Терпи – будет больно!
Пока внучок Мухомора махал палкой и бормотал заклинания, а потом строчил заключение о телесных повреждениях, полученных ликвидатором Макнейром при укрощении кельпи, Уолден пытался угадать, зачем Люцу понадобились авроры, и прикидывал, кто в министерстве может знать что-нибудь эдакое. Люци не зря интересовался новостями. Люци вообще никогда не трепался попусту. Значит, затевается что-то интересное, и нужно быть настороже.
Уолден подумал-подумал и понял, что проклятую инспекцию сам Мерлин послал. Не сбежит он никуда, а будет таскаться за Амбридж в свите прихлебателей. Выслуживаться как бы. Болтунов среди министерских больше, чем лукотрусов в Запретном лесу. День-другой, и будут для Люци новости.
Уолден поневоле представил, как будет снимать с Люца сапоги, перчатки, мантию и прочий ворох накрепко заклятой одёжки, какую носили только лорды-маги, справедливо опасавшиеся проклятий и сглазов из-за каждого угла, и снова заулыбался. Понятно, что вряд ли обломится: Люц напрямую ничего не обещал. Но помечтать-то можно?
– Чего скалишься? – тут же заинтересовался Шортер, любопытный, как все целители. Мало им, аспидам, в человечьих потрохах ковыряться, вечно ещё в душу норовят влезть.
– Да так, вспомнил.
– Флинтов кулачище, что ли? Я б такое точно не забыл. Рожа у тебя, Макнейр, каменная просто. Может, ты тоже малость тролль?
– Поговори ещё, – беззлобно пригрозил Уолден, на пробу подвигал челюстью и повернулся туда-сюда. Справился Джим на отлично: как и не было ничего.
– Что ж тебе такое пригрезилось, что при лечении не ругнулся даже ни разу? Ящик «Огдена»? – продолжил гадать Джим. – Новый топор?
– Не топор, а секира, бестолковый. Тебе оно зачем?
– Теорию проверяю. Потрахушки?
– Вот же пиявка ты, Шортер. Отстань!
– Точно, ебля! – обрадовался догадке Джим и тут же прыснул: – Не иначе, с Малфоем!
Уолден хмыкнул. О его одержимости Малфоем в Британии знал каждый встречный, и каждый же норовил поведать о том, что до Снейпа ещё ни у кого нос не дорос.
Вот и Шортер принялся умничать:
– Ты для Малфоя простой слишком. Ему кого поинтересней подавай. Про нынешнего слыхал? Какой-то дикарь, совсем уж тёмный и чуть не потомок Салазара.
– Базиля-Забулдыги он потомок, – вздохнул Уолден сокрушённо. – Скабиор, сенокосец.
– Да ладно! Этот дурачок? Который у Бэтфорда отирался?
– Он самый.
– Это ненадолго, – уверенно заключил Шортер. – Крепись, Макнейр! Может, и тебя их милость удостоит.
– Иди к Мордреду! Что я должен-то?
– Не знаю, не придумал. Потом скажу. Вали!
Уолден недовольно фыркнул и направился к выходу. Тошнить перестало, так что стоило бы пожрать. А потом идти выслуживаться.
***
«Итак, у меня появился первый настоящий пациент, и ход лечения стоило бы описывать в специальном журнале, а не в дневнике, – Гарри взглянул на спящего мёртвым сном крёстного и нахмурился. Книги и статьи о фазах сна, прочитанные прошлым летом, неожиданно пригодились, и теперь Сириус спал «по науке», а не дремал вполглаза, то и дело вскидываясь посреди ночи. – Однако я по-прежнему не понимаю, что делаю и как. Всего за четыре дня… Ночи, точнее. Короче, за четыре сеанса моего лечения Сириус заметно окреп. Аппетит у него и раньше был хороший, а кожа стала не такая сухая, и синяки под глазами уменьшились. Крёстный уверяет, что сил прибавилось, и я чувствую – это правда. Огромный недостаток моей магии: можно добиться результата, но поди догадайся, как проходил процесс. Я определённо меняю что-то в организме пациента, но механизм воздействия непонятен даже мне самому. В общем, журнал нужен – наверняка существуют какие-то закономерности. Нужно их найти».
Гарри остановил перо и крепко задумался. Он опять нарушил собственное слово: лечил живого человека, не дав клятвы Гиппократа, и применял сомнительные методики, не описанные ни в одной из книг по медицине. С другой стороны…
«Полно здесь других сторон, если честно, – волшебное перо, подхватив настроение своего хозяина, укоризненно шуршало по пергаменту. – Методы лечения – это ещё ерунда. Формально я укрываю опасного преступника, а фактически – будущего убийцу. Не сомневаюсь, что Петтигрю доживает последние дни, но почему-то мне совсем его не жаль. Ещё я обманываю собственную охрану, авроров и мистера Сметвика. И мне ничуть не стыдно. Ну, может, самую капельку. Целитель Сметвик не заслужил вранья. Я ему потом расскажу, когда всё закончится. Так будет… Слово «правильно» сюда не подходит. «Правильно» – это сдать Сириуса аврорам и надеяться на справедливость и милосердие магического правосудия. Вряд ли на время разбирательства его определят в Мунго. Скорее всего, снова засунут в Азкабан. Это если Сириус сдастся живым. Но меня такой расклад не устраивает – крёстный у меня один. Короче, Поттер, поздравляю! Ты всё-таки стал настоящим слизеринцем. Главное, чтобы у Сириуса хватило сил и здоровья на все его затеи, а на закон, врачебную этику и собственные обещания тебе почему-то плевать!»
Гарри тяжело вздохнул и снова погрузился в размышления. Записи лукавили: на самом деле, совесть грызла его нещадно, и всё чаще и чаще вспоминались предостережения Драко и целителя Сметвика.
«Пожалуй, теперь я уже не имею никакого права поучать бедовую троицу, – думал Гарри, и перо старательно записывало его невесёлые мысли. – Они всего лишь хотели взять на время философский камень да пару-тройку ночей бродили по Хогу в мантии-невидимке. По сравнению с моими нынешними подвигами, это невинные детские шалости. Однако решения я всё равно не изменю, а значит, и писать не о чем. Вернёмся к лечению Сириуса».
Перо неподвижно застыло в воздухе, а Гарри достал чистый свиток пергамента и повертел его в руках, прикидывая, как правильно оформить историю болезни.
«Имя: Сириус Орион Блэк. Третий. «Третьего» не знаю, куда воткнуть. Наверное, после «Сириуса». Римскими цифрами, по-королевски. А крутое имечко у крёстного, прямо чувствую себя придворным колдомедиком».
– Так, этого не пиши! – спохватился Гарри и досадливо чертыхнулся. – Тоже мне, волшебное перо! Не знаешь, что ли, что писать, а чего не надо?
Прытко пишущее перо возмущённо встопорщилось и посадило небольшую аккуратную кляксу.
– Ладно-ладно, не сердись! Потом перепишем правильно, – виновато прошептал Гарри и ласково погладил перо. – Момент, считай, исторический. Я волнуюсь. Ты тоже? Прости, не сообразил. Теперь, наверное, заглавными буквами нужно написать: «Анамнез». Да, вот так. Очень красиво, спасибо.
«АНАМНЕЗ: сильный тёмный маг после двенадцати лет отсидки в каменном мешке. Полумрак, холод, сырость, скудное питание и отсутствие всякой гигиены».
Гарри подставил ладошку, чтобы перо улеглось и немножко отдохнуло, а сам попытался представить заточение в Азкабане. Получалось, что условия содержания заключённых там были страшнее некуда. Натуральный концлагерь. Однако, если верить историческим свидетельствам, даже маглы могли существовать в таких условиях годами. Ничем хорошим такое житьё не заканчивалось, но и немедленной смертью не грозило.
«Полагаю, срок жизни в Азкабане напрямую зависит от общего состояния организма, а организм у Сириуса – это нечто».
Гарри припомнил свои ощущения во время «сеансов» и даже застонал тихонько: крёстный мерещился ему безумно сложным механизмом. Тысяча тысяч деталей из наилучшей стали. Было даже немного боязно вторгаться в это великолепие, но пятна ржавчины, неопрятные хлопья старой смазки и перетянутые пружинки были видны невооруженным глазом – механизм нуждался в чистке и отладке.
– Ты будто робот! – потрясённый Гарри не сумел удержать язык на привязи. – Я такое только по телевизору видел! Обалдеть!
– Гомункул, – согласно кивнул Сириус, потянулся с наслаждением, а потом недоверчиво прищурился и спросил: – Ты увидел? Так рано?! О, Мерлин! Говоришь, я похож на автоматона? Ну вот, а я так надеялся, что нет.
Гарри хотел спросить, что за «автоматон» такой, но Сириус нахмурился, обернулся гримом и бегал потом где-то весь день. Про автоматонов рассказал трактирщик Том, и Гарри хлопал глазами будто пришибленный – идея робота без электроники его заворожила.
– Маглы башковитые, – понимающе вздыхал трактирщик. – Мир у них дивный, да жаль только, что для нормальных людей негожий. Уж очень там всё хитро устроено, не по человечьим мозгам.
«Треть жизни пациент провел в тюрьме. В результате он заработал сильное истощение, которое…»
– Которое должно было свести в могилу любого, кто не носит королевское имя, – вслух проворчал Гарри. – Дюжина лет в нечеловеческих условиях, а Сириус Третий Блэк проплыл несколько миль в холодной воде, незнамо как добрался до Лондона и бегал туда-сюда без всякой медицинской помощи. Нас с тобой, – обратился он к перу, – похоронили бы без вариантов.
«…Которое не стало необратимым. В настоящее время пациент активно восстанавливается, и воздействие Изнанки заметно ускоряет процесс выздоровления».
– Вот так, – шёпотом подытожил Гарри и принялся сворачивать листы пергамента в трубочки. – Ни артрита, ни цинги, ни туберкулёза, ни язвы желудка! Хорошо быть тёмным магом с длинной родословной.
Гарри задумался, а потом внимательно посмотрел на Прытко пишущее перо, снова развернул один из листов и сказал тихо:
– Твой хозяин – идиот.
Перо согласно качнулось и застрочило с бешеной скоростью:
«Сириус рассказал мне о кровных ритуалах, которые проводила Нарцисса Малфой. Якобы именно они спасли его от верной гибели. Задание тебе, Поттер, номер один – устроить Драко допрос. Вместо истерики. Раз уж Хорёк растрепал мой секрет маменьке, пусть отработает вину, болтун».
Гарри недовольно скривился: письмо Драко расстроило его и разозлило, но за «проныру» неожиданно вступился Сириус.
– Молодец, обезвредил мою дражайшую кузину. Умный он парень, хоть и Малфой.
Гарри тогда выложил всё, что он думает об умном парне Малфое, но Сириус только посмеялся.
– Мой племянничек тебя заболтает, спорим? – сказал он. – Сам не заметишь, как помиритесь.
– Замечу, – мрачно пообещал Гарри. – Легко не отделается, трепло!
«Вот пусть теперь объясняет, что такое кровная магия и как именно колдует его мать. Да, и кто ещё у неё на попечении в Азкабане – чую, там моих поклонников немного».
Сириус его беспокойства насчёт живых и условно здоровых мстителей не разделял: «Будь хоть малейшая возможность, давно сбежали бы». Крёстный считал, что леди Малфой зря тратит силы и продлевает мучения узников, не давая им упокоиться с миром. Гарри же подозревал, что если судьба внезапно вручила ему могучего защитника, то так же внезапно могла и настоящего врага подкинуть – просто так, для равновесия. Через два месяца наступит Хэллоуин, а в Хэллоуин может случиться что угодно.
Гарри тряхнул головой, прогоняя дурные предчувствия, надписал на свитках даты, попрощался с пером и спрятал записи в дедов кошель. Потом поправил Сириусу одеяло, погладил довольно заскрежетавшую шипами книжку о чудовищах, улёгся и погасил Люмос.
Однако сна не было ни в одном глазу, и Гарри с досадой чертыхнулся. Кажется, он окончательно перепутал день с ночью, но на это были веские причины.
***
В последнюю неделю лета в Косом переулке толклось, кажется, всё население магической Британии и множество гостей из-за Барьера. Аврорат и Ковен вынуждены были обеспечить свободный проход в Косой, чтобы маги смогли сделать покупки к школе и посетить Гринготтс. По этому поводу Гарри имел серьёзный разговор с лордом Ноттом и мистером Робардсом, командовавшим аврорами.
– Мистер Поттер, может быть, всё-таки погостите в моём доме? – солнечно улыбаясь, предложил Нотт. – Не то чтобы я навязывался с гостеприимством…
– Я не рекомендовал бы, – хмуро выдал Робардс, крепкий седоватый мужик с бульдожьей челюстью. – Объяснять надо?
Гарри вздохнул и замотал головой: окончательно портить отношения с министром ему не хотелось.
– Шёл бы ты в Запретный лес со своими рекомендациями, – улыбка у Нотта не померкла, но от интонаций в голосе Гарри поёжился. – Парень жизнью рискует.
– Парень – герой, – возразил Робардс. – Ему не привыкать.
– Так и вам не привыкать пускать своих героев в расход по ерундовым поводам, – хмыкнул Нотт.
Робардс гневно сверкнул глазами и упрямо набычился:
– Он вас запугивает, Гарри. А ещё, жмыр продажный, в благодетели набиться желает. Но ситуация не такова, чтобы ударяться в панику и искать укрытия незнамо где и не пойми за какую цену.
Бродяга, развалившийся на своей лежанке у камина, зевнул во всю пасть и почесал ухо.
«Оба хороши!» – перевёл с собачьего Гарри и поспешил прекратить назревавшую ссору.
– Простите, но мне тоже кажется, что не всё так страшно, – сказал он лорду и тоже улыбнулся.
– Том, пива сюда! – крикнул трактирщику Нотт и опустился на стул рядом с Гарри. – Не хочу спорить, мистер Поттер. Нам, продажным тварям, веры нет, я понимаю. Но позвольте озвучить мои опасения. Народу будет не протолкнуться, а Блэк не дурак, чтобы заявиться в своём облике и без единого амулета. Случись стычка, мы вас вытащим во что бы то ни стало, обещаю. Но жертв среди цивилов, скорее всего, не избежать. Да и своих людей я привык беречь – у меня-то героев нет.
– Всех не прояснишь, тут и говорить не о чем, – вмешался Робардс и грузно уселся напротив. – А вот сделать из «Котла» крепость вполне в наших силах. Посидите чуть-чуть в номере, вот и всё.
– Это ваш выбор, мистер Поттер, – пожал плечами Нотт. – Подходы к вашему номеру мы перекроем наглухо, не вопрос.
Гарри посмотрел на притворявшегося спящим Бродягу, потом взглянул на Тома, яростно натиравшего полотенцем пивную кружку, и снова улыбнулся.
– Я никуда не поеду, – сказал он. – Но и в номере я запираться тоже не буду. Будь что будет.
Робардс отчётливо скрежетнул зубами, а Нотт допил пиво и встал:
– Как пожелаете, Гарри. Хорошего дня!
– Опрометчиво, – попытался урезонить Гарри Робардс. – Всё-таки Блэк…
– Мой папаша, – непочтительно перебил его Гарри. – Предположительно. Вы же не верите, что он явится меня убивать. Ведь так?
– Это всего лишь одна из версий, – не смутился Робардс. – Случиться может всякое.
– Значит, лучше перебраться в Нотт-мэнор?
– Нет, не лучше.
– Я понял, – помолчав, сказал Гарри, а Бродяга дёрнул ухом и встревоженно поднял голову. – Всё останется по-прежнему, господа. Я герой, мне не привыкать.
Робардс посмурнел ещё больше, но промолчал, а лорд Нотт, дождавшись, пока за аврором закроется дверь, снова уселся рядом.
– Что это было? – с любопытством спросил он. – Я не в упрёк, мне вправду интересно.
– Мистер Робардс уверен, что защиту на магловский дом героя поставил блудный папа Блэк, а вы совершенно точно знаете, что Блэк сидит запершись в своём особняке, – спокойно ответил Гарри. – Вы знаете, что Сириус Блэк мой крёстный по кровному обряду. Вы тоже не верите, что он будет меня убивать.
– Допустим, – осторожно сказал Нотт; он больше не улыбался.
– Защита, – сказал Гарри и вдохнул-выдохнул, уговаривая себя не заводиться. – Защита – это когда от Авады кого-то закрываешь или на Блэка выходишь грудь в грудь. А то, чем вы с Робардсом сейчас занимаетесь, я не знаю, как назвать прилично.
Нотт крякнул и закрыл лицо рукой.
– Пусть будет «спектакль», – продолжил Гарри и больно прикусил щёку изнутри, чтобы не заорать от злости. – Так вот, я не нанимался. Без меня, пожалуйста. Договорились?
– Простите, Гарри, – отнимая руку от лица, вздохнул Нотт; скулы у него горели румянцем. – Люциус Малфой назвал это «спекулировать на ситуации». Но мне очень нужна эта спекуляция, простите.
– Я понимаю. Тео – мой друг, и я только обрадуюсь, если ваше прошлое не будет ему мешать. Только давайте без вранья?
– Договорились, – лорд протянул было руку, потом отдёрнул, а потом махнул ею и протянул снова. – Никогда мне не было так стыдно. Простите, Гарри. Я не со зла.
– Ничего, – улыбнулся Гарри, отвечая на рукопожатие. – Всё разрешилось, и я не в обиде.
Бродяга протяжно вздохнул и опустил голову на лапы.
– Без вранья! – веселился Сириус полчаса спустя. – Нотта ты сделал красиво, но зачем? Пусть бы думал, что самый умный! А главное, за что? Сам-то врёшь напропалую! Вот же дети Слизерина − кто кому ловчей глаза замажет!
− Дети Гриффиндора тоже не промах! − огрызался смущённый Гарри. − Не спали тебя Хорёк…
− Уел! − радостно соглашался Сириус. − А теперь правильный служака Робардс идёт и докладывает Скримджеру, что герой всё просёк и хлопоты по охране не оценил. Крестник, почему именно сегодня ты озаботился всеобщей честностью? У тебя какой-то план появился?
Сириус заинтересованно приподнял бровь, и Гарри невпопад подумал, что крёстный по выздоровлении станет очень красивым мужчиной.
− Никакого плана, − вынужден был признаться Гарри. − Просто надоело, что все всех обманывают просто так.
− Ты полагаешь, враньё от вранья отличает цель?
Гарри надолго задумался, соображая, почему некоторые лжецы бесят его до потери самоконтроля, и понял, что Сириус отчасти прав.
− Я вру, чтобы никто не умер, − выдал он наконец итог размышлений. − И ты. А Хорёк врал-врал, а потом – бах! − сдал меня своей матери! Теперь даже не знаю, что хуже, – ложь или правда. В общем, я окончательно запутался, крёстный. Сегодня мне было неприятно Нотта слушать, а почему – не могу объяснить.
− Чутьё, − усмехнулся Сириус. − Значит, не нужно тебе сидеть взаперти. Что ж, будем гулять.
Однако гулять они стали меньше, потому что следующей же ночью Сириус случайно обнаружил способ «спрятать» Гарри от особо глазастых магов вроде Флинта и леди Малфой.
− Когда ты психуешь, сквозь тебя твоя «подруга» просвечивает, − крёстный сосредоточенно всматривался Гарри в глаза. − Я, например, несколько раз Её отчётливо видел. И проныра твой видел, а это совсем плохо.
− Почему? − испуганно пискнул Гарри, стараясь не моргать.
− Он светлый, вот почему. Будешь так светиться, раскусят мигом. Счастье, что любезная кузина прежде с подобным не сталкивалась, а архангелов потомок Флинт и Чума Причард видели тебя лишь спокойным и довольным. Говоришь, тишком вырубил Флинта в Тайной комнате под видом призрака?
− По-идиотски поступил. Вывел из строя лучшего бойца, ослабил отряд. Правда, Чернильного лорда он даже в таком состоянии сделал. А почему Чума?
− Годрик-милостивец, и это говорит тринадцатилетний пацан, − пробормотал Сириус. − Недаром вашего брата гоняли всем миром, забыв про давние свары. Теперь сюда посмотри. Нет, левее. Ага, так. Чума, потому что малефик − беги-спасайся. Но ты его можешь не бояться: надорвётся он тебя проклясть.
Гарри хотел было обидеться за «всем миром», но решил, что себе дороже: сегодня Сириус охотно отвечал даже на самые дурацкие вопросы, а это случалось редко. В основном он только и делал, что расспрашивал Гарри. Про битву у зеркала Еиналеж и охоту на василиска, например, Гарри ему уже раза три-четыре рассказал в мельчайших подробностях. И всякий раз пугался, что крёстного удар хватит.
− Почему надорвётся? − поспешил он воспользоваться словоохотливостью Сириуса. − Некроманты непроклинаемые какие-то?
− Угу. Непроклинаемые, − Сириус замер и раздул ноздри, словно принюхивался к чему-то неведомому, а потом хмыкнул: − Слово-то какое! Смешно, но точно.
Гарри припомнил Причарда, отца тихони Грэхема – невзрачного дядечку с сонными глазами, которому совершенно не шло его зловещее прозвище. На вид тот не выглядел чумой: так себе, обычная простуда.
– Не похож мистер Причард на злого-презлого колдуна, – сказал он вслух. – Грэхем тоже нормальный парень, вежливый даже, – Гарри подумал и уточнил: – Насколько может быть вежливым боевик. Меня он не задирал никогда.
– Злятся они редко, факт, – согласно качнул головой Сириус. – Эмоции им мешают. Видишь ли, малефики – это такие вредные чароплёты и ещё немного прорицатели. Они не только чуют вероятности, но и могут обеспечить для тебя наихудшую из возможных в текущих условиях.
– Вредные – это тёмные?
– Как шкура у Бродяги.
− А некроманты?
− Ты, чудо моё, классификации не поддаёшься. Ещё ты запутываешь вероятности одним своим присутствием, так что играть с тобой в кости не рискнёт даже самый сильный малефик. Везучий ты, мистер некрос.
− Почему?
− Предположительно, твоя сила вместе с везением родом из чужого мира. Грубо говоря, ты кусочек Изнанки.
− Ничего я не кусочек, − обиделся Гарри. − Я целый. Мы с Ней сами по себе.
− Слава Мерлину, − серьёзно сказал Сириус и снова всмотрелся Гарри в глаза. − Сейчас я Её не вижу, но чую запах. Насколько Она близко?
− Не знаю, − Гарри озадаченно прислушался к себе. − Где-то... Где-то рядом. За спиной.
− Прогнать можешь? Если не насовсем, то хоть на время?
− За что?! И как тебя потом лечить?
− Да уж не подохну.
− Я тоже пока не подох.
− Вопрос времени, − с неприятной деловитостью сообщил крёстный. − До первого тёмного мага с мозгами.
− Хватит меня пугать! − занервничал Гарри, и Грань тут же отозвалась, ласково прильнув вплотную. – Я устал бояться, честно.
Сириус резко отшатнулся и посмотрел на Гарри с укоризной.
– Что ты творишь? Не бывает магов с фиолетовым нимбом! Держи Её на расстоянии!
– Как?
– Откуда я знаю? Твоя подружка, сам договаривайся, – Сириус задумался, а потом неуверенно добавил: – В Тайной комнате тебя никто не почуял из-за мантии Джейми, так ведь?
Гарри пожал плечами. Никто не увидел – факт. Об остальном можно только догадываться.
– Это не выход, потому что маг-невидимка – тоже ненормально, – продолжил крёстный, снова впал в задумчивость, а потом нахмурился и велел Гарри в точности припомнить свои тогдашние ощущения. – Говоришь, мантия тебе мешала. Как, почему?
– В ногах путалась.
– Не то! Думай дальше!
– Просто неудобно, – Гарри крепко зажмурился, представляя себя под мантией. – Глазами вроде всё вижу, но как-то…
– Вот! – торжествующе выкрикнул Сириус, и Гарри вздрогнул от неожиданности. – Зачем снял?! Надень!
– Что? Я не понимаю.
– Мантию, говорю, надень, – ухмыльнулся крёстный. – Мысленно облачись в Третий дар: складки расправь, полы запахни, капюшон натяни на нос. Там, у себя в голове. Понял?
– Попробую, – с сомнением сказал Гарри.
– Зачем пробовать, когда с первого раза вышло? Это легко, как пером твоим командовать, – сказал Сириус и внезапно рявкнул: – Живо надел!
Гарри ойкнул и нырнул под воображаемую мантию-невидимку.
– Отлично! Там и сиди! – азартно потёр руки Сириус и снова принюхался. – Ничего! Пусто! Мальчик и мальчик. Молодцы мы, крестник!
– Ты молодец! – засмеялся Гарри. – Я никогда бы не додумался!
Сириус заставил его ещё несколько раз снять и надеть «мантию», похвалил и велел тренироваться.
Вдохновлённый первым успехом в контроле над своей своенравной магией, Гарри рискнул задать крёстному давно мучавший его вопрос:
– Может быть, мне палочку сменить? Пока я здесь, в Косом? Мистер Олливандер рассердится, скорее всего, но…
– Какая, кстати, палочка? – заинтересовался Сириус и покаянно вздохнул: – Вот, был бы твой крёстный порядочным светлым магом, первым бы делом спросил.
– Палочка у меня почти как у Неназываемого, – насупился Гарри, – с пером феникса. Только у меня остролист, а у него тисовая была. Мистер Олливандер сразу рассказал мне про феникса и Лорда, но я тогда вообще ничего не понимал. Вернее, она мне сразу не понравилась. Я хотел отказаться от неё, но постеснялся. Зря не вернул. Вредная она, просто ужас. Мешается всё время и тупит страшно. Я ей «Люмос», а она мне «Нокс». Одно слово – сестрица!
Вместо того чтобы посочувствовать крестнику, бессовестный Блэк запрокинул голову и счастливо заржал. Гарри переждал приступ обидного веселья молча, но руки на груди скрестил по-снейповски и, кажется, даже лицо сделал как у обожаемого декана.
– Не дуйся, – отсмеявшись, сказал Сириус. – «Сестриц», как ты выражаешься, на свете много. Самые распространённые сердцевины – волос единорога и сердечная жила дракона. Если следовать вашей с Олливандером логике, то один бесхвостый единорог делает братьями целую толпу волшебников.
– А у тебя какая палочка?
– Без понятия, – пожал плечами Сириус. – Схватил первую попавшуюся, что нашёл в доме.
– И как она у тебя работает?
– Сносно. Во-первых, это палочка кого-то из моих родичей, а мы, увы, похожи друг на друга не только лицом. Во-вторых, приноровиться можно ко всякой палочке. Если в бою отобрать чужую, то поначалу та будет тупить. Вернее, будешь тупить ты, потому что привык действовать палочкой с иными свойствами: длина, жесткость, отзывчивость к твоим командам и тому подобное. Короче, не в палочке дело, а в тебе, – Сириус подумал и добил растерянного Гарри сравнением: – Обувь. Один в один ощущения, когда влезаешь в чужие, дурно сшитые сапоги. Привыкнуть можно, но пока мозоли в нужных местах не набьёшь, будешь ковылять.
– Мои сапоги… – задумался Гарри.
– Из наилучшей кожи, мастерски сшитые – сам Волдеморт, тщеславный сукин сын, такими не побрезговал. Вот только ты, вольное дитя, привык бегать босиком. Теперь тебе любые сапоги будут жать.
– Что же делать?
– Вспомнить, что ты не дикарь, и обуться. Давай, мою попробуй.
Гарри робко протянул руку за красивой, но немного странной палочкой – привычной рукояти у той не было совсем, а древко украшал резной узор в виде незнакомых рун и дубовых ветвей.
– Постарайся не сжечь её первым же заклинанием, – предупредил Сириус, и Гарри тут же отдёрнул руку.
– Впрочем, плевать, – крёстный улыбнулся. – Другую найдём.
Гарри осторожно, кончиками пальцев, прикоснулся к резным рунам:
– Тёпленькая.
– Неплохая. Времён замирения с вейлами, судя по виду. Тогда в моду вошла «естественность». Листики, там, цветочки, сучки и прочая фигня. Моя дражайшая кузина Беллатрикс носила прапрабабкину палочку – та вообще была похожа на обычную ветку.
– Кузина или палочка? – нервно пошутил Гарри, всё ещё страшась взять чужую палочку в руки: он очень боялся оставить крёстного безоружным.
– Палочка, – сказал Сириус и скривился: – Кузина была похожа на злобную дуру в вечной истерике.
– А почему она…
– К дракклам Беллс! Палку хватай! Вот так! Первое заклинание – легонько! – «Люмос!»
Гарри, зажмурившись и позабыв от волнения о вербальной формуле, еле-еле шевельнул кистью и замер.
Сириус пару секунд молчал, а потом сказал задумчиво:
– Не сгорела и послушалась. В комнате стало светло. Для первого раза просто отлично. Открой-ка глаза, мой дорогой крестник, и полюбуйся на результат.
Гарри замотал головой и зажмурился ещё крепче.
– Тёмный маг, – наставительно произнёс Сириус, – всегда должен быть готов к творящейся вокруг него хер… гм… ерунде. Мало того, к совершеннолетию он просто обязан научиться гордиться этим и на каждом углу, не затыкаясь, превозносить свою уникальность. Так моя покойная маменька говорила, а уж она во всякой хер… Э-э… В тёмных искусствах мадам Вальбурга была признанным экспертом. Открывай же глаза, не трусь. На самом деле, это даже красиво.
Гарри опасливо приоткрыл один глаз, ойкнул и распахнул оба: комната была залита светом тысяч мерцающих огоньков – от светло-лиловых до чёрно-фиолетовых.
– Круто! – показал большой палец Сириус. – А теперь, как в школе учили: глаза открыть, жест сделать, заклинание сказать вслух и жилы при этом не рвать. Тебе свеча нужна, а не лесной пожар. В результате должен получиться небольшой огонёк цвета солнышка.
Гарри судорожно кивнул, несколько раз вдохнул-выдохнул и… Ослепительно сияющий злым белым светом огненный шар на свечу похож не был.
– Он ещё и горячий, – невозмутимо сообщил Сириус. – Мне, например, жарко. Погаси это и попробуй снова.
– А если…
– Ты самые простые вещи делаешь очень затейливо, – перебил его Сириус. – Вроде как на пути из Хога в Хогсмид заскочить в Лондон, а потом в ещё и в Париж. Понятно, что в «Три метлы» ты добираешься совершенно вымотанным, и сливочное пиво уже не в радость. Но ты решаешь, что мало и плохо старался, честно удваиваешь усилия и в следующий раз аппарируешь куда-нибудь в Румынию, а в Хогсмид не попадаешь вовсе. Понял? Не стараться нужно, а расслабиться.
– Не уверен, что получится.
– Не волнуйся. Ты спокойно зажигал Люмосы без палочки, я видел. Не знаю, как ты представляешь свою силу, но я в Хоге мысленно отщипывал крошки от огромной горячей буханки хлеба. Вку-усно! – Сириус мечтательно вздохнул и погрустнел: – Дома запрещали таскать еду с кухни, а в столовой у меня кусок в горло не лез.
– Почему?
– Пять вилок, maman и разговоры о величии древней крови.
– Ты путал вилки?!
– Не отлынивай! Итак, «Люмос».
Гарри решил последовать совету и представить что-нибудь большое и очень вкусное. Ему сразу вспомнился мамин праздничный пудинг с фиалками. Гарри сглотнул слюну и снял с воображаемой глазури крохотный засахаренный цветок. Затем сделал заученный жест и негромко произнёс заклинание. Палочка чуть дрогнула в пальцах, и на её кончике загорелся небольшой жёлтый огонёк.
Гарри облегчённо перевёл дух, а Сириус негромко засмеялся:
– Поздравляю! Видишь, это нетрудно. Работать палочкой проще, и сил требуется намного меньше. Запомнил ощущения?
Гарри кивнул.
– Теперь спрячь Изнанку и попробуй снова зажечь Люмос. Отлично! Ну вот, теперь ты добропорядочный маг – ни один вредноскоп не пискнет даже, – Сириус подумал и прибавил с досадой: – Вот же я дурак! Надо было из дома карманный вредноскоп прихватить, чтобы ты мог самостоятельно тренироваться.
– У меня есть! – обрадовался Гарри. – На день рождения подарили! Только я его в носок замотал и сунул в рюкзак поглубже, а то он свистел.
– С днём рождения я тоже дурак, – грустно сказал Сириус. – Кто подарил? Сметвик?
– Нет, Рон Уизли. Мы сильно поссорились перед каникулами, но он, видно, решил зла не держать.
– Хороший парень?
– Неплохой, но мы всё время ругаемся.
– Почему?
– Потому что Рон по натуре герой.
– Не понял, – нахмурился крёстный. – Ревнуешь, что ли?
– Ещё чего! – возмутился Гарри и печально вздохнул: – Рон – это мёртвый герой с погибшими друзьями. Вообще мозгов нет, одна удаль.
– Уизли? – удивился Сириус. – За ними такого не водилось никогда. В Прюэттов пацан удался, что ли? Тогда беда, ты прав. Взять хоть меня, – он помолчал и махнул рукой: – Ладно, доставай подарок. Откалибруем под тебя.
С тех пор крёстный каждую ночь вручал Гарри свою палочку и учил простейшим школьным заклинаниям. Тренировки Гарри нравились, потому что проходили веселее даже, чем уроки у Локхарта. Сириус дурачился, передразнивая то Макгонагалл, то Флитвика, то Хуч, а то и самого Дамблдора, а Гарри, смешливо фыркая, учился укрощать свою дурную силу и выдавать её наружу по капельке.
Так и получилось, что спать ночью времени не осталось. Час-другой Сириус тренировал Гарри, а потом Гарри лечил Сириуса. Ещё они долго разговаривали обо всём на свете, и Гарри всё сильнее и сильнее привязывался к крёстному.
Досыпал он утром и после обеда, а мистер Деррек и бармен Том качали головами и встревоженно переглядывались. Надо думать, мистера Сметвика вызвал кто-то из них, потому что целитель пришёл камином вчера под вечер, и вид у него был встревоженный. В номере Гарри показал ему фокус с «мантией-невидимкой», и Сметвик долго молчал, а потом сказал тихо: «Вот это подарок, шкет! Спасибо!»
Затем он увёл Гарри в Мунго якобы на обследование, накормил шоколадом, напоил какао и написал длиннющий отчёт о полном выздоровлении героя Поттера от воздействия тёмного проклятия. Теперь Гарри официально стал обычным полукровкой, не слишком сильным, но зато и не сквибом.
«Завтра – последний день каникул, – подумал Гарри и заставил себя закрыть глаза. – Надо пройти по Косому и попрощаться со знакомыми. К мадам Малкин и к мистеру Фортескью нужно заглянуть обязательно. Послезавтра я поеду в Хогвартс – навстречу очередному Хэллоуину. Без Бродяги. Грим останется на попечении бармена. Потом он, конечно, сбежит и… Господи, только бы с Сириусом ничего не случилось! Только бы мы все остались живы!»
Он поворочался ещё немного, «снял» надоевшую маскировку и наконец-то очутился на Грани, в сияющем великолепии звёздного хоровода.
71 комментарий 112
~Кукулькан~, блог «Змеиное молоко»
В борьбе обретёшь ты... (часть 3)
ГЛАВА 14ГЛАВА 14
Лаял грим совсем не по-собачьи – Гарри не взялся бы описать резкие рычащие звуки, но ни от одной собаки он такой жути не слышал. Внезапно разбуженный этим лаем, он подскочил в кровати и растерянно заморгал.
Оказывается, в дверь номера стучали, и Бродяга, разбудив своего растяпу-крестника, плюхнулся на задницу и ухмыльнулся, вывалив язык.
– Гарри! – в голосе бармена Тома явно слышалась тревога. – Гарри, всё в порядке?
– Мистер Поттер! – мистер Деррек, кажется, уже готов был вынести дверь, и Гарри, чертыхнувшись, выпутался из одеяла, подошёл к двери и повернул ключ.
– Доброе утро!
– Добрый вечер! – поприветствовал его мистер Деррек, внимательно оглядел номер и убрал палочку. – Я уж думал, тебя твой оглоед сожрал. Всю ночь не спал, что ли?
«Оглоед» недобро ощерился, показав страшные клыки, и Гарри успокаивающе погладил его по голове.
– Не мог уснуть почему-то.
– Да уж, денёк был тот ещё, – покивал мистер Деррек и тоскливо вздохнул: – И вечерок не лучше.
– Не обломилось нигде, так помалкивай, охальник! – сердито прикрикнул бармен. – Взяли моду при ребёнке языками чесать! Гарри, ты ужинать вниз пойдёшь или сюда принести?
– Ужинать? Что, и вправду уже вечер? – Гарри прикрыл невольный зевок рукой и подумал, что не прочь вернуться в кровать – разговор с Блэком затянулся до самого рассвета.
– Смеркается, – подтвердил мистер Деррек, – а ты до сих пор голодный, и скотина твоя не выгуляна. Не нагадила ещё в углу?
– Нет, – покраснел Гарри. – Он воспитанный.
– Много ты знаешь о воспитании, твоё геройство, – развеселился мистер Деррек. – Бывает, как припечёт…
– Молчи, бесстыжий! – сердито перебил его Том. – Можно подумать, ты больно много знаешь о воспитании! Псина поумнее тебя будет, как я посмотрю!
Бродяга внезапно дёрнулся из-под руки Гарри и громко лязгнул зубищами. Мистер Деррек отскочил, выхватывая палочку, и крепко выругался, а с кровати донеслось воинственное «клац-клац»: чудовищная книжка встопорщила шипы и стала похожа на рассерженного краба.
– Фу! – крикнул Гарри. – Сидеть!
Бродяга чинно уселся, обернул лапы хвостом и сделал невинную морду – точь-в-точь дрессированный полицейский пёс. Книжка тоже угомонилась и шустро заползла под подушку.
– Молодец, твоё геройство! – похвалил Гарри мистер Деррек; палочку он убирать не стал, просто опустил правую руку. – Готовый командир – я сам чуть не сел.
– Одевайся, Гарри, – проворчал Том, – и ступай ужинать. А этих негодников я запер бы в номере. Кто выживет, того и счастье.
– Все выживут, – не сумел промолчать Гарри. – Мне нетрудно чуть-чуть потерпеть.
Блэк виновато ткнулся носом ему в ладонь, а Деррек смущённо крякнул и воткнул палочку в чехол на предплечье.
– Здесь чуть-чуть, там чуть-чуть, – не унимался Том, – ещё чуть-чуть, а потом – хлоп! – терпелка и кончилась. Поди объясни потом, что ты терпел до последнего. Сам же виноват и останешься. Проще сразу дать окорот, чтобы впредь остерегались. Уж мистер Сметвик быстро порядок навёл бы.
– Простите, – пробормотал Гарри, чувствуя, как стремительно портится настроение. – Я сейчас спущусь.
Мистер Деррек встревоженно его окликнул, но Гарри сделал вид, что не расслышал, и закрыл дверь. Бродяга вздохнул и лизнул ему руку.
– Не превращайся пока, – попросил его Гарри. – Я не из-за тебя расстроился, честно. Просто представил… Точно, надо как-то понять, что два хороших человека могут друг друга ненавидеть, и не удивляться этому. Тогда терпелка не кончится. Наверное. Только… Крёстный, а давай ты тоже пока немножко потерпишь? Я знаю, ты рассказывал, что Пожиратели творили в войну, но война закончилась, а у мистера Деррека есть дети. Они хорошие, ты сам видел. Какими они станут, оставшись без отца, я не знаю. Потерпишь?
Бродяга всё-таки перекинулся в человека, и Гарри снова удивился, как быстро и незаметно у него это получается.
– Я терплю, – сказал он тихо. – Упырь жив, хоть руки так и чешутся. Не волнуйся. Я не сделаю ничего, что могло бы тебе навредить. Ты мне веришь? Хорошо. Но кабатчик прав. Держи всех на расстоянии и приближай лишь тех, в ком уверен.
– Как я могу быть уверен?
– Учись чувствовать. Разум тёмным магам не особо и нужен – благословение и проклятие одновременно.
– Ладно, – с сомнением протянул Гарри, – я попытаюсь. Хотя и странно всё это.
В трактире было довольно людно, и бармен Том поспешил за стойку, а мистер Деррек ввязался в перебранку с каким-то дородным дядькой в бархатной, не по погоде тёплой мантии. Герой Поттер жил в «Дырявом котле» достаточно долго, чтобы обитатели Косого уверились в безобидности и самого героя, и его окружения. Почтенные отцы семейств завели привычку беседовать с Ноттом или Флинтом о делах в «диких» землях или о поставках товаров в Нотт-мэнор, а «душегуба» Деррека взялись попрекать во всех злодействах, совершённых Пожирателями в войну.
Когда такое случилось в первый раз, Гарри не на шутку испугался. Какой-то дед с белыми от бешенства глазами внезапно вскочил из-за стола и заорал на «сучьего Упыря», обвиняя в смерти сына. Посетители бара замерли, а Гарри даже глаза зажмурил, но сразу же открыл, потому что мистер Деррек спросил спокойно:
– Сын аврором, что ли, был?
Дед только выругался грязно, и бармен Том, не опуская палочки, ответил за него:
– Торговал он. Порешили их с соседом за товар. Кто – не скажу, может, и ваши.
– Не наши, – жёстко усмехнулся Деррек. – От наших вам, баранам, только случайно могло прилететь. Вы же сами барахло нам мешками таскали. Откупались.
Посетители недобро заворчали, а мистер Деррек солнечно улыбнулся, показав ямочки на щеках:
– А могли не откупаться, трусы, могли отряд сколотить не хуже нашего – все маги, все с палочками, все при деньгах. Да ты и сейчас на меня налетел не ночью из засады, а в людном месте: знаешь, старый хрен, что жив останешься. Заступятся, посочувствуют, виски задаром нальют, да ещё и храбрецом прослывёшь. На дуэль тебя вызвать, а?
– Да ладно тебе, Упырь, – опять вмешался Том. – Поди не лорд, чтобы из-за каждого неловкого слова в позу вставать. Выслушал и пивом запил.
– Наливай тогда, чего балаболишь попусту?
– Разоритель! Точно, Пожиратель и есть!
Мистер Деррек нарочито небрежно развалился на стуле, повернувшись к онемевшему деду спиной, подмигнул перепуганному Гарри и шумно отхлебнул из кружки с пивом.
– Ладно, бараны, – громко сказал он чуть погодя, – можете ещё поблеять, я нынче добрый.
С тех пор и повелось: подвыпившие торговцы выкладывали «хорошему душегубу» все свои обиды, а тот огрызался, через слово обзывая их трусами. Обид было много – разорённые дома, ограбленные лавки, выросшие цены, обнаглевшие гоблины и ещё тысяча больших и малых бед, какие случаются во время войн, но о погибших родичах больше никто и никогда не заговаривал. Понимали, что не то время и не то место. Да и «душегуб» не тот – каким бы ни был гадом, а с Неназываемым ему не равняться.
Вот и теперь дядька в бархатной мантии зло бурчал что-то о «житья не стало честному человеку», а Деррек глумливо ухмылялся и предлагал честным людям избавиться от лишнего сала и заняться боевыми тренировками «для пущей честности». Гарри же на это только грустно хмыкнул: с его успехами в ЗОТИ стать честным человеком ему не грозило.
Бродяга сунулся к своей миске и презрительно фыркнул на полфунта обглоданных костей. Затем он нахально задрал заднюю лапу на барную стойку и был немедленно выгнан Томом на задний двор. Этот фокус был отработан гримом давным-давно, и Гарри знал, что дежурная тройка авроров с руганью откроет «проклятому кобелю» вход в Косой переулок, лишь бы тот не вздумал справлять нужду в тесном дворике. В Косом к шляющемуся туда-сюда гриму тоже привыкли и даже подкармливали вкусненьким, не забывая, правда, обозвать «страхолюдищем» и попенять его новому хозяину на излишнюю жалость.
В общем, ужинать пришлось в одиночестве, чему Гарри был ужасно рад. Голова плыла от недосыпа и обилия информации, и ему требовалось некоторое время для того, чтобы немного прийти в себя. Поэтому он бездумно ковырялся в тарелке, рассеянно ловил обрывки разговоров и, плюнув на манеры, подпёр щёку рукой.
Так он просидел с полчаса или около того и, наверное, всё-таки задремал, потому что очнулся от оклика мистера Деррека:
– О чём печаль, боец? Мясо уже изморозью взялось, погляди.
Гарри вскинулся в панике, страшась и впрямь увидеть куски льда вместо жаркого, но Деррек пошутил – мясо было просто остывшим, со схватившимся жирком в подливе.
Гарри облегчённо выдохнул и смущённо улыбнулся:
– Спать хочется больше, чем есть. Сейчас дождусь, пока пёс мой явится, и в номер пойду.
– То есть рифмоплёта гнать к дракклам? – с надеждой в голосе поинтересовался мистер Деррек. – А то вон торчит у стойки. Благоговеет, придурок.
Гарри торопливо обернулся и едва сдержал ликующую улыбку.
– Нет, что вы! – старательно притворяясь равнодушным, сказал он. – Это будет невежливо. Конечно, я поговорю с ним.
– Твой геройство, – занервничал мистер Деррек, – ты только намекни, что тебе стишки о самом себе слушать нравится. Мы с парнями скинемся и наймём поэта потолковее, чем это чучело. Как тебе идея?
– Он же старается, – с укоризной сказал Гарри и всё-таки не выдержал, засмеялся.
Мистер Деррек недовольно поморщился и махнул рукой, подзывая «рифмоплёта» поближе, а завсегдатаи бара заметно оживились, предвкушая бесплатное представление.
– Мистер Поттер! Ко мне вновь пришло вдохновение! – радостно вскричал молодой светловолосый парень, размахивая свитком пергамента. – Я написал новую поэму в вашу честь! Сейчас я её исполню, – он начал было разворачивать свиток, но тут же скрутил его плотнее: – Эти слова навечно отпечатались в моей памяти! Слова о вашем великом подвиге, мистер Поттер!
– Здравствуйте, очень рад вас видеть, – вежливо склонил голову Гарри. – Благодарю вас, но вовсе не стоило так утруждаться, мистер Чепмен.
– Это не труд, это счастье! – восторженно-дебильным голосом выдал Кевин, и Гарри снова едва удержал серьёзное выражение лица. – Счастье воспевать великий подвиг героя Поттера во имя равенства, гуманизма и прогресса!
– Чего?! Твоё геройство, что он несёт?
Гарри припомнил, что в прошлый раз объяснял Дерреку значение слова «гуманизм». Долго объяснял и, кажется, безуспешно. Значит, теперь пришла пора «прогресса», и настроения это не прибавило.
– Можно, я потом вам расскажу? – взмолился Гарри.
– Не сквернословит хоть?
– Нет, что вы.
– Жалко, а то б я его…
– Не имеете права! – тут же оскорбился Кевин. – Я тоже маг! С дипломом! А у вас есть диплом?
– Менять мозги на обрывок пергамента? Мерлин упаси!
– В вашем случае и менять-то нечего!
– Поговори мне, хрен с дипломом! Тебе его тоже авансом выдали!
– Господа, прошу вас, – поспешил урезонить спорщиков Гарри; за стойкой хихикал бармен Том, да и остальные посетители, судя по физиономиям, изо всех сил пытались сдержать смешки.
– Прошу прощения, мистер Поттер, – заулыбался Кевин. – Верно, незачем растрачивать пыл моей души на ссору с неучем. Ода, – он патетически вскинул руку со свитком вверх, – посвящённая бесславной кончине гнусного тёмного мага, чьё имя наказано забвением, и его кровожадных приспешников от рук отважного героя…
– Слышишь, ты, учёный, отдай стишата, получи автограф и вали, – попытался отделаться малой кровью мистер Деррек. – А? Заметь, добром прошу, так-растак тебя через забор.
– Декламация, – наставительно произнёс Кевин, – одна из наиважнейших частей поэтического процесса! Написать стихотворение и не прочитать его поклонникам – это святотатство! Поэзия молчания не терпит!
– Значит, вали читать это дерьмо поклонникам, а тут таких нет!
– Не бреши, Упырь! – ухмыляясь, пробасил могучего сложения торговец, державший магазин садового инструмента. Гарри из любопытства как-то зашёл туда и понял, что маги-садоводы – отчаянные люди, ежеминутно рискующие жизнью. Иначе было не объяснить изобилие кошмарного вида крючьев, пил и прочего инвентаря, назначение которого Гарри распознать не смог.
– Мы все в душе поэты. Просим вас, мистер Чепмен, просим! – поддержала силача пухленькая тётушка, хозяйка лавки с мелким скобяным товаром, посмотрела на побагровевшего мистера Деррека и добавила с ехидцей: – Ежели не в тягость, про кровожадных приспешников поподробнее, будьте любезны.
– Ода! – не стал чиниться Кевин, посмотрел на свою воздетую вверх руку, подумал и приложил вторую к сердцу. – Малефик подлый и бесчестный решил младенца извести…
Гарри совершенно не разбирался в стихосложении, но даже он был вынужден признать, что Кевину есть над чем поработать, прежде чем устраивать декламации. Ритма не было, рифмы хромали, и их откровенно не хватало, потому Кевин иногда переходил на прозу – неуклюжую и выспреннюю.
Зато по информативности ода мистера Чепмена могла дать фору любой из статеек «Пророка», и гости «Дырявого котла» слушали её с неподдельным интересом, время от времени вставляя: «Точно, так и было. Слышь, Упырь, а ты всё-таки упырь».
Гарри же снова украдкой зевнул и в очередной раз удивился уму и нахальству Кевина Чепмена.
***
Авроры и Нотт-старший со своим отрядом взяли Косой переулок под контроль слишком быстро, и Гарри не успел встретиться с Кевином – тот исчез и не показывался. Гарри ничуть не удивился. Не с биографией мистера Чепмена лезть на глаза полиции и «неравнодушных граждан». Поэтому первое письмо домой он отправил проверенным маршрутом – от мадам Малкин.
Кстати, добрая женщина была ужасно напугана вестями о побеге Блэка, придумывала один фантастический план обороны за другим, пока Гарри не прошёл с ней по Косому и не убедил в надёжности охраны. Мадам Малкин немного успокоилась, но всё-таки вызвала по камину мистера Сметвика и с умилённой улыбкой выслушала всё, что пожелал ей сообщить вымотанный тяжёлым дежурством целитель. «Курица не курица, – рассудительно сказала она после того, как колдовское зелёное пламя погасло, – а убедиться должна. Как я в глаза Петунии и Вернону буду смотреть, если с тобой что-нибудь случится? Становись-ка на эту скамеечку и вытяни руки в сторону – буду мерки снимать».
Ответное письмо от родителей доставила Букля, причём умная и осторожная сова дождалась вечера и постучала в окно номера, а не влетела днём в общий зал. Послание было длинным и подробным – папа рассказывал о провальном визите министра Фаджа, мама наказывала беречь себя, а Дадли переборол-таки отвращение к чистописанию и изложил историю осады родного дома чуть ли не поминутно.
Кровно-бескровная защита сработала без осечек: после позорной ретирады Фаджа она проигнорировала почтальона, посыльного из зеленной лавки, мамину приятельницу миссис Булман, а потом внезапно долбанула какого-то подозрительного деда в дурацкой шляпе, смахивающей на цилиндр, и – сюрприз! – старуху Фигг. Последняя заверещала на всю улицу, когда дед в цилиндре прилёг под живой изгородью, принялась над ним квохтать, а потом, видно, задела листву, получила разряд фиолетовой молнии и рухнула рядом. По настоянию мамы папа набрал три девятки (1), но вызванные им парамедики засунули в машину одну лишь миссис Фигг – едва пришедший в себя дед с нестариковской резвостью дополз на карачках до середины улочки и исчез.
Скандальную пропажу деда заметили не только Дурсли, но уже к вечеру о странном происшествии никто из соседей не помнил, из чего Гарри заключил, что пост охраны не снят, министерские обливиаторы своё дело знают, а сумасшедшая кошатница Фигг – тот самый маг-наблюдатель, которого в своё время не смог вычислить папа.
Больше защита никак себя не проявляла: то ли «разрядилась», то ли волшебники опасались к ней приближаться. Последнее устроило бы Гарри намного больше, и Даддерс намекнул, что тоже не прочь это проверить. Сто процентов, беды старухи Фигг ещё не закончились, или Гарри плохо знал своего брата.
Кевина Чепмена защита не тронула. Хитрец Кевин созвонился с Даддерсом, вызвал папу на разговор и напросился в гости. Следующим же вечером к домику номер четыре по Тисовой улице подкатила дорогая машина, и лощёный молодой человек в светлом летнем костюме на глазах у соседей и дежурных авроров хлопал по плечу «дружище Дурсля» и раскланивался с «очаровательной миссис Дурсль».
Даддерс с тётей Мардж были готовы ко всему, вплоть до тайных похорон гостя на заднем дворе, но Кевин прошёл через защиту, будто её и не было. Да что защита, ему даже Злыдень повилял обрубком хвоста и дал потрепать себя по загривку.
«Толковый мужик, – писал Даддерс, – не то что эти ваши кретины. Выдал нам всю информацию, разложил её по полочкам и объяснил, почему за Барьером ты в большей безопасности. Ещё он сказал папе, что будет держаться в стороне от толпы защитников – мол, козырь в рукаве и всё такое. Офигеть, но отцу было нечего добавить к его плану! Так что жди мистера аптекаря в гости и не облажайся – сделай вид, будто в первый раз его видишь».
Судя по «мистеру аптекарю», о наркоторговце Бубонтюбере родители не узнали. Оно и к лучшему, меньше вопросов без ответов.
Гарри принялся ждать, но всё равно оказался не готов к явлению мистера Чепмена. Он-то вообразил, что Кевин озаботится какими-то хитрыми чарами или ещё чем-то страшно-магическим: обмануть Ковен и аврорат – дело нелёгкое.
Но Кевин просто явился в Косой переулок в своём натуральном облике и восторженно заорал, размахивая руками:
– Боже мой, да это же Мальчик-Который-Выжил! Мистер Гарри Поттер! Ура герою! Мистер Поттер, автограф! Прошу вас!
Само собой, к Гарри его не подпустили, а Нотт-старший только плечами пожал:
– Ты этого типа знаешь? Вот и я не знаю. Проверим, а потом поглядим.
Через день Нотту доложили, что маглокровка Кевин Чепмен держит аптеку в небогатой части магического Лондона, и не прогорел лишь потому, что магловские родичи время от времени подкидывают деньжат.
– Балбес, хоть и в Рейвенкло учился, – хмуро объяснял мистер Ургхарт. – Зельевар так себе, торговец вообще никакой. К нему толком и не ходит никто, потому как сидит за прилавком и книжки читает, а то закрывается посреди дня и неделями может не открывать. Малахольный он – стишки сочиняет, а не рецепты. Жены нет, друзей-приятелей нет, мозги вроде должны быть – всё-таки Рейвенкло! – но, видно, не туда повёрнуты. В целом безобидный, соседи ничего такого за ним не замечали.
– Смотри сам, – обратился Нотт к Гарри. – Такие чудики могут быть надоедливыми.
– Что мне, автограф дать жалко? – отозвался Гарри и следующей ночью уже читал письмо от самого Кевина, вручённое на глазах у охраны под видом стихов в честь победы Гарри над Неназываемым.
В послании Кевин извещал, что в Лютном Блэка не видели, а Гарри может располагать временем и возможностями мистера Чепмена как своими собственными. Гарри попробовал представить возможности мистера Чепмена и сдался: кто знает, на что способен человек, которого считали умным Люциус Малфой и Вернон Дурсль?
***
Пока Гарри размышлял, Кевин закончил декламацию и торжественно вручил ему очередной свиток. Гарри поблагодарил, расписался на собственной позапрошлогодней фотографии и виновато улыбнулся мистеру Дерреку.
– Простите, – сказал он тихо, когда Кевин, расточая улыбки, вышел из «Дырявого котла». – Он же ничего такого не сделал, не сердитесь.
– Я не сержусь, мне малость боязно, – так же тихо ответил Деррек. – Люди всё ещё злы на нас, но мстить Пожирателям им не с руки – мы будем огрызаться и в одиночку к Мордреду не уйдём. Я, во всяком случае, без компании подыхать не собираюсь. Но мы – народ конченый, не жалко. А дети?
– А дети тех, кого вы за компанию с собой прихватите? – угрюмо спросил Гарри. – Мистер Деррек, пока вас не убивают, надо терпеть. В конце концов, пара злых стишков не в рифму – наказание вполне посильное. Люди спускают пар и делают это в трактире, а не в засаде у вашего дома.
– Так-то оно так, твоё геройство, – натянуто улыбнулся мистер Деррек. – Вот только наказывают нас лишь за то, что проиграли. Мы ведь и для лавочников старались, не только для себя. Если ты думаешь, что эти бараны не стали бы гнобить грязнокровок, то крупно ошибаешься. Они над стишками про тупых маглов точно так же ржут.
– Тогда хорошо, что проиграли, – отрубил Гарри. – Я ведь тоже, считай, грязнокровка. Простите, но давайте закроем эту тему. Война закончилась, – он помолчал и с неожиданной даже для самого себя злостью добавил: – А если у кого-то не закончилась, так я помогу!
Деррек вскинул руки: «Сдаюсь!» – и снова отхлебнул пива.
Вскоре заявился Бродяга, весело рыкнул на Тома и с довольным видом повалился на свою лежанку.
– Чего лыбишься, будто на сучку вскочил? – с этими словами бармен бросил в сторону Бродяги кусочек мяса. – И костями брезгуешь, паразит. Отожрался, что ли?
Блэк, лязгнув зубами, поймал и мгновенно проглотил подачку. Затем он повозился, устраиваясь на лежанке, и душераздирающе зевнул.
– Кажется, – сказал Гарри и стиснул свиток пергамента ещё крепче, – я всё-таки не выспался. Ничего, если мы не пойдём вечером гулять?
– Я не против, – пожал плечами мистер Деррек. – Попрошу сменить да отправлюсь домой.
– Передавайте привет Трикси и Перегрину, – улыбнулся Гарри.
– Спасибо, твоё геройство, передам. Да и сами скоро увидитесь – через пять дней в Хог. Думал, с кем собаку оставить?
***
Позарез нужен был план.
План защиты единственного за несколько столетий некроманта с чистой, не перелицованной на-Изнанку душой.
Один лишь Мерлин ведает, как Гарри сумел уберечься: старые, ныне запретные книги в один голос твердили – чем раньше случается личная встреча с Госпожой, тем меньше человеческого остается в её избраннике. Крестник же сумел не стать чудовищем – невиданное дело. В другое время Сириус непременно попытался бы выяснить причины, но сейчас на это попросту не оставалось времени.
В сочинении планов у Сириуса опыта не было: не потому, что идиот, а за ненадобностью. Так получалось, что всю жизнь он приходил на готовое. Всегда находились люди умнее или отважнее, лучше знающие жизнь и куда больше заинтересованные в переменах, чем он, великолепный Блэк из Блэков. Не было нужды кроить и перекраивать вероятности – Сириус либо следовал чужим планам, либо сопротивлялся им изо всей фамильной дури без оглядки на последствия.
Долгий ночной разговор утомил Гарри, и сон поборол крестника прямо посреди фразы: «Я знаю, Дамблдор мне не враг, но…»
Сириус же заснуть не смог. Обернувшись Бродягой, он метался туда-сюда по комнате, вспоминая рассказ Гарри и пытаясь справиться с желанием схватить крестника в объятия, аппарировать на Гриммо и просидеть там, запершись, лет тридцать, а то и все пятьдесят.
«Трус! – пытался урезонить сам себя Сириус. – Прижился в тюрьме, страдалец? Ещё хочешь?»
Когда эмоции улеглись, он попытался обдумать эту идею хладнокровно, и убедился, что ничего здравого в ней нет. Не тот у Гарри характер, чтобы прятаться от людей. Да, крестник мечтает о защищённом месте, где можно успокоиться и отдохнуть: пару раз он обмолвился о какой-то башне в Запретном лесу – откуда там башня, кстати? – и сознался, что отчаянно скучает по своему магловскому домику. Однако по натуре Гарри не затворник, и заточение на Гриммо может лишить его рассудка. То, что не сделала Изнанка, сделает добрый крёстный. Нет, бегство никуда не годится.
С другой стороны, убежища надёжнее, чем особняк Блэков, в Британии не найти. Жить там невыносимо, но в отчаянной ситуации выбирать не приходится – не Азкабан, и ладно. Кстати, защиту особняка стоит укрепить, не то любезная кузина её всё-таки взломает. К встрече же с Нарциссой Сириус был не готов – не сейчас, когда он слаб, истощён, не владеет ситуацией и не имеет союзников.
«Даже так? Союзники? – насмешливо поинтересовался некстати проснувшийся внутренний голос. – Мистер Мне-Никто-Не-Нужен задумался о союзах?»
«А, очнулся, – нелюбезно поприветствовал его Сириус. – Думал, ты без Азкабана сдохнешь».
«Я в тебе живу, а не в Азкабане, – резонно возразил голос. – Так что там с союзниками?»
С союзниками было плохо. Союзники у Сириуса были только бывшие или мёртвые.
Бродяга задумчиво почесал ухо и показал зубы книжке, выглянувшей из-под одеяла. Та в ответ злобно заскрежетала шипами, но нарываться не стала – придвинулась к спящему Гарри поближе и затихла неподвижно.
Итак, союзники. Как ни горько сознавать, но без них не обойтись. Сириус не сможет отправиться с Гарри в Хогвартс – аниформой не вышел. Кто же знал, что самая правильная из них – это жаба? На жабу даже Шизоглаз внимания не обратил бы, а террариум можно и на занятия носить.
Сириус сердито потряс головой, отгоняя дурацкие и несвоевременные мысли. Для дела хватит обличья грима, а в Хоге рядом с Гарри всегда будет хитрый и ловкий Малфой.
Затем он улёгся, положил голову на лапы и принялся размышлять. На это нелёгкое дело ушли остаток ночи и целый день. К вечеру, когда Гарри проснулся, Сириус успел обдумать основные вехи грядущего плана.
Пока Гарри ужинал, Сириус выскочил в Косой размять ноги и в очередной раз обежать-проверить посты охраны. Надо отдать Скримджеру должное: нынешние авроры были обучены и экипированы куда лучше, чем тринадцать лет назад. Молодняк грамотно распределён среди бойцов постарше, штурмовые тройки увешаны недурными амулетами на все случаи жизни, и аптечки у ребят укомплектованы на зависть. К тому же все бойцы, даже самые зелёные, были вооружены отличной работы ножами и открыто носили чехлы с запасными палочками.
На минутку Сириус задумался, кто обучает курсантов ножевому бою (да он и сам не отказался бы позаниматься с толковым учителем), а затем заметил тройку дебилов из Ковена, отиравшуюся неподалёку от патруля авроров, и немедленно на них нарычал.
– Ты, тварюка, догавкаешься когда-нибудь, – угрюмо пообещал ему занудный козёл Ургхарт.
– Герой наш расстроится, – убирая палочку, с сожалением сказал незнакомый Сириусу парень.
– Герой добрый. Он и трёхногую тварь кормить будет, не выгонит, – проворчал гадёныш Боул и задумчиво добавил: – Подозрительно предвзятая тварь – только на нас скалится. Этот подарочек герою не Хагрид, случаем, подбросил?
– Во-от, даже зверь неразумный чует, какие вы сволочи, – наставительно пробасил аврор Керк, добродушный здоровяк лет на пять старше Сириуса. В своё время Керк был одним из немногих, кто мог выписать страшному тёмному магу Сириусу Блэку подзатыльник за провинность или залепить профилактический щелбан. Голова потом гудела полдня, но Сириус не обижался – «гостинцы» выдавались вовремя и по делу.
– Ага, а когда на тебя пырился, чуть не ссался от радости, – огрызнулся Боул. – Наверное, почуял, какая ты сука!
– Прости его, Годрик, – проникновенно выдал Керк, уставившись в небо, – за хулу клеветническую на детей твоих кротких и незлобивых. А коли не простишь, то сразу после дежурства дай знак, что избран я орудием твоим праведным. Ибо брешет тёмное отродье так, что удержаться от кары ни один святой не сумеет!
Сириус решил не дожидаться конца представления и для конспирации облаял старушонку с холёным книзлом на поводке. Книзл в панике сиганул футов на пять вверх, заорал дурным голосом и, не жалея когтей, рванул по булыжной мостовой; поводок волочился следом. Старушка завизжала-заголосила: «Пуфик, детка! Котёночек мой! Уберите палочки, ироды, не троньте детку! У него нервы!» – и авроры наперегонки с Пожирателями кинулись ловить ополоумевшего книзла и утешать гневную даму. Довольный проделкой Сириус помечтал, как дурной жмыр когтищами разнесёт Ургхартову рожу в лоскуты, и потрусил назад, в «Дырявый котёл».
Явился он вовремя. Полоумный маглокровка, повадившийся читать крестнику корявые стишки собственного сочинения, только-только отчалил, и Сириусу не пришлось слушать его восторженные завывания. Гарри же отчего-то был в неважном настроении, но старательно улыбался бармену и Упырю.
– У меня есть план, – без предисловий объявил Сириус, как только они с Гарри поднялись в номер. «Заглушки» он, подумав, наложил не на всю комнату, а лишь на полог кровати: старикашка-бармен вполне мог попытаться погреть уши у двери, и чары тишины учуял бы влёт. Незачем было дразнить любопытство ушлого деда.
– План? – невесело хмыкнул Гарри. – Вот так сразу?
– Да. Только он тебе не понравится, уж прости.
Крестник нахмурился и до того стал похож на Регулуса, что Сириусу понадобилась пара секунд, чтобы справиться с собой.
– Не понравится, – повторил он и вздохнул. – Я и сам не в восторге, но надо.
Он помолчал, собираясь с мыслями, а потом заговорил нарочито спокойно и размеренно:
– Я вовсе не зря навязался тебе, не представившись. Мне нужно было выяснить, как сильно на тебя повлияла Изнанка. Ну и… Предупредить, в общем. Не факт, что ты стал бы меня слушать, но долг есть долг. Понимаешь?
– И что потом?
– Да не было никакого «потом», – грустно улыбнулся Сириус. – Я ничего о тебе не знал, а к прорицаниям у меня талантов нет. Я ведь так и не рассказал, с чего я вообще надумал бежать.
– Если рассказы про Азкабан не враньё, то причины были.
– Не враньё, но дело не в этом. Я-то думал, что всё устроилось. Я был уверен, что Дамблдор знает, кто ты. Я думал, что он решил спрятать тебя у маглов именно поэтому.
Крестник немного подумал и нахмурился ещё сильнее.
– Дрессированный некрос? Не на цепи и без камня в потрохах? И ты был не против?
– Дрессированный лучше, чем на цепи, и намного лучше, чем мёртвый, – в комнате ощутимо похолодало, но Сириус идти на попятный не собирался. – В тот день выбора у меня не было. Меня упекли бы в любом случае, это понятно. А начни я сопротивляться, то и пришибли бы. Я был готов умереть, но только при условии, что о тебе позаботятся. Хорошо позаботятся! Поэтому, отправляясь за Питером, я был уверен, что ничего не теряю. Ошибался. За мою ошибку заплатили двенадцать маглов. И ты.
Сириус замолчал, давая Гарри обдумать сказанное.
– Упекли бы? – спросил крестник угрюмо. – С чего ты взял? Скримджер, он нормальный. Логичный, будто и не маг. Сказал бы ему правду про Петтигрю, а потом забрал меня.
– Такое дело, крестник. Тогда Скримджер был на третьих ролях, а мы с Ремусом – под подозрением в предательстве и у Ордена, и у авроров.
– Для подозрений были основания?
– А как же! Лунатик – оборотень, а я – Блэк. Гарри, это даже для меня основания. Никто лучше тёмных магов и нелюдей не знает, как лихо завёрнуты у их собратьев мозги и как дивно расставлены приоритеты. Недоверие к нашему брату не на пустом месте выросло. В моём случае подозрения оправдались полностью. Я действительно виноват в гибели Джейми и Лили. Прозевал всё на свете и собственноручно определил им в хранители Фиделиуса двуличную мразь.
– Разве ты мог что-то сделать? Ведь Петтигрю был вашим другом, вы ему верили.
– Мог пораскинуть мозгами и понять, что если предатель не я, то им может быть кто угодно. Мог сообразить, что из-за Пророчества дом под Фиделиусом попытаются вычислить и взломать силой. Умельцев у Лорда хватало. Мог вспомнить, сколько секунд Джейми стоял против меня на тренировках. Мог напроситься к вам в гости до конца войны. Твоя мать предлагала не раз и не два. Мог послать Орден с их «важными» и непременно одиночными заданиями. Понимал же, что провоцируют и проверяют. Короче, я мог быть в доме, когда явился Волдеморт, – Сириус, не удержавшись, выругался, а крестник погрустнел, но зато расслабился.
– Хорошо, что тебя не было в доме, – сказал он тихо. – Ты живой.
– Ребёнок, ты всерьёз полагаешь, что этот драный Лорд был непобедим?! – изумился Сириус. – Да он заявился один только потому, что точно знал – в доме нет бойцов! Почему он своих заклеймил, как думаешь? Неподчинения боялся. Бунта. Гнида и трус!
– Согласен, – кивнул Гарри. – Итак, что должен был сделать Дамблдор?
– Спрятать тебя от магов. Воспитать нормальным человеком без этой чепухи о всемогуществе магии смерти. Держать подальше от политических дрязг, где ты был бы разменной монетой.
– Так и вышло. Только этим я обязан не ему, а маме и папе.
Сириус скрипнул зубами. Папой и мамой крестник должен был называть Джейми и Лили, а не какого-то толстого магла и его жену, повёрнутую на домоводстве. И виноват в этом лишь он один, беспутный Блэк. Может быть, права была мадам Вальбурга, не давая своему отпрыску ни капли воли? Что, если и сейчас он совершает очередную ужасную ошибку?
– План такой, – сказал Сириус, с ужасом чувствуя, что уверенности в его голосе ни на кнат. – Мне надо завоевать доверие Дамблдора.
– Зачем? – подозрительно прищурился Гарри.
– Затем, что он по-прежнему Верховный чародей и директор Хога. Затем, что он сильный маг и влиятельный политик, а ты его злишь. Чем дальше, тем больше. Я не рассказывал, но незадолго до Рождества меня навестил логичный мистер Скримджер. Часа три выворачивал мне мозги на редкость нелогичными вопросами, и первый час я не понимал, куда он клонит. Потом сообразил – у меня интересовались тобой. Исподволь, издалека. Тот Руфус, которого я помнил, всегда говорил, что думал и в выражениях не стеснялся. Этот… Этот извивался так, что смотреть было больно, и врал напропалую. Я тогда сначала решил, что это какой-то министерский прыщ под обороткой.
– А… – растерялся Гарри. – Зачем я какому-то прыщу?
– Через час его облик не изменился, хотя тип ничего не ел, не пил и никуда не отлучался. Ни одна оборотка столько не продержится. Значит, это был Скримджер. Развлечений в тюрьме немного, и я потом двое суток препирался сам с собой, соображая, что это было такое. Дементоры слетелись, до того я увлёкся, – Сириус замялся и смущённо пояснил: – Гнусные они. Страшные. Даже если не хочешь от них прятаться… Само получается, бессознательно. Как бы в оцепенение впадаешь, лишь бы мимо пролетели, сволочи.
– Что они делают? – тихо спросил Гарри.
– Души жрут, – буркнул Сириус, не желавший даже вспоминать о мерзких тварях. – Не знаю как, не спрашивай. Хорошие люди умирают быстрее. Весёлые, добрые, чуткие. Я, сам понимаешь, хорошим никогда не был. Но и мне было гадко и страшно до смерти.
– Ужас, – поёжился Гарри и сочувственно погладил его по руке. – Но ты жив, и это главное.
– Пока жив, и это не главное, – отмахнулся Сириус. – Слушай дальше. Через несколько дней меня снова поволокли в допросную. На сей раз посетителей было двое. Вместе со Скримджером заявилась мадам Боунс. Я сразу предупредил, что рта не открою, пока они не посидят смирно больше получаса. А потом началось.
– Тебя… – побледнел крестник. – Били?!
– Мерлин с тобой, – успокоил его Сириус. – Им правда нужна была, а не предсмертное проклятие. Спрашивали о тебе, уже не таясь. Что за ритуалы я творил над несчастным младенцем, и как теперь младенца лечить. Стыдили, к остаткам совести взывали и – самое главное! – приволокли пару отчетов Дамблдора и мадам Помфри о твоём здоровье. Из отчётов я и понял, что мой крёстный сын остался без присмотра на целую дюжину лет и до сих пор жив лишь чудом.
– Как ты это понял?
– Во-первых, по распределению в Слизерин. Воспитывай тебя Дамблдор, этого не случилось бы. Во-вторых, по регулярным ночёвкам в Больничном крыле. Силищи у тебя невпроворот.
– Поэтому у меня ничего не получается толком? Тебе показалось.
– Щиты над твоим магловским домом мне не привиделись. Министру, аврорам и тайнюкам они тоже не померещились. Силы навалом. Фактически, сейчас её больше, чем тебя самого. Это опасно, Гарри. С твоей магией нужно учиться управляться, иначе она тебя сожрёт.
– С учителями у меня очень плохо, – замявшись, признался крестник.
– Что-то смогу показать я, – неуверенно предложил Сириус; он не знал, пригодится ли крестнику его собственный опыт. – Аналогов светлых заклинаний мы насочиняли много. Бытовых, в основном, но в Хоге другие и не нужны.
– Точно, ты же тёмный маг! Здорово! – оживился Гарри. – Когда начнём?
– Сначала разберёмся с моим оправданием в глазах Дамблдора.
– Одного только Дамблдора? – снова поскучнел Гарри. – А смысл?
– Смысл в том, что за Блэка в бегах он должен ухватиться обеими руками. У меня есть деньги, убежище, знания и ты. Но объявиться открыто я не могу – нужен покровитель и заступник до тех пор, пока моя невиновность не будет доказана. Профессор Дамблдор подходит идеально.
– Может, начнём с доказательств невиновности? Я расскажу всем…
– Нет! Ты не должен знать, что я был рядом с тобой! Ты понимаешь, что сейчас укрываешь опаснейшего преступника?
– Блин.
– Это не всё.
– Пошёл я нору копать в Запретном лесу, – сообщил крестник с таким видом, как будто под кроватью у него и впрямь лежала лопата.
– Погоди, ты вроде про башню толковал, – решил поддержать шутку Сириус.
– Башню ещё построить надо. Начну с норы.
– Домом Блэков не обойдёшься? – почуяв правильный момент, осторожно предложил Сириус. – Там и библиотека есть.
– Тебя же выгнали!
– Когда вернулся, впустили. Думаю теперь, зачем.
– Просто так? – пожал плечами крестник. – Потому что вернулся?
Сириус внимательно посмотрел на крестника и улыбнулся:
– Даст Годрик, Изнанка обломает об тебя зубы, а потомки прозовут «Миротворцем».
– Не знаю, есть ли у Неё зубы, но потомки обзовут меня «Плаксой», соберут отряд боевиков и грохнут, а горелые развалины моей лечебницы в Лютном засыплют солью, – мрачно пообещал Гарри. – Во всяком случае, все малфоевские байки про некросов заканчивались примерно так.
– Не помирай заранее, – фыркнул Сириус. – Никто не знает, когда и как ушёл за грань Рыцарь смерти. Вполне может быть, что в канун трёхсотлетия, – он подумал и уточнил: – После ночки с молоденькой столетней любовницей. Всегда равняйся на лучших в своём деле.
– Например?
– Какой ещё пример? Это тебе решать. Знай только, что я всегда приму твой выбор.
– Вот как стану вторым Архангелом! – с вызовом сказал Гарри.
– Умнейший малый и отличный боец, – спокойно парировал Сириус.
– Он из своего лучшего друга лича сделал! – возмутился крестник.
– Наверняка не прогадал, – одобрительно кивнул Сириус. – Когда будешь поднимать меня, будь добр, позаботься о толковых зубах и когтях.
– Это неправильно!
– Не скажи. Я гримом оборачиваюсь, и каждый раз жалею, что когти у собак – одно название.
– Крёстный! Я не шучу! – обиженно воскликнул Гарри. – А вдруг это будет неправильный выбор?
– Как будто выбор бывает правильным.
Крестник гневно сузил глаза, и Сириус поторопился объяснить свою мысль:
– Кто-то да останется недоволен. Но это буду не я.
– Почему?
– Не умею я такие вещи объяснять.
– Какие?
– Очевидные, – Сириусу надоело препираться; они ещё и четверти проблем не обсудили. – Не нуди, ребёнок. Я тоже выбрал.
– Дамблдора?
Сириус горько вздохнул. Кажется, Гарри здорово себе польстил сравнением с Архангелом. Уж Лудо Флинт никогда не заморачивался такой ерундой, как неудобные союзники или неэтичные поступки.
– Дамблдор – это следствие выбора, а выбрал я тебя.
– Всё равно не понимаю.
– Ты не защищён с той стороны, – объяснил Сириус. – Между министерством и тобой стоят Сметвик и его должники, а должников у доброго целителя много. От Пожирателей тебя прикрывают Ковен втёмную и Малфой сознательно. Если же Ковен вдруг взбрыкнёт, то сразу выяснится, что их любимые детки увязли с концами. А вот между тобой и Дамблдором никого нет. Теперь буду я.
Гарри сердито засопел и принялся укутываться в одеяло.
– Не хочу я никем прикрываться! – сказал он, и глаза у него подозрительно повлажнели. – Это случайно получилось.
– У тебя, может, и случайно, а Сметвик и Малфой последствия прикинули, не сомневайся. План слушать будешь? Или мне его втихую провернуть, по методу Сметвика?
– Ладно, рассказывай свой план. А то я что-то давно не ревел.
– Расклад такой. Где-то бродит Петтигрю, и я даже знаю, где, но тебе не скажу.
– Почему? – встревожился крестник.
– Чтобы в случае чего ты не огрёб соучастие. Ещё где-то бродит Ремус. Мой второй облик он знает лучше собственного, а дальше мы можем лишь догадываться. Он жив – значит, не вышел из доверия у Дамблдора.
– Сразу объясняй, – попросил задумчиво нахмурившийся крестник. – Я ничего в твоих раскладах не смыслю.
– Оборотни – твари, и никто не стал бы затевать суд. Авада и яма с падалью для фестралов. Значит, Ремус Люпин по-прежнему числится человеком. Слушай, а хорошо, что я сознался перед аврорами! Тогда ни о чём не думал, умереть только хотел, но ведь правильно сделал.
– Да?
– Расследования не вели, суда не было. Тебя отдали родным, Лунатик уцелел, – Сириус довольно улыбнулся и подмигнул хмурому крестнику. – Я не знаю, рассказал ли Ремус Дамблдору о моём облике. Кажется, нет. Опять-таки, можно только догадываться, отчего он молчит и о чём думает.
– Он опасен?
– Оборотень? Без сомнения. К тому же мы с Джейми прятали тебя от Ремуса – оборотни чуют тёмную магию и дуреют от неё. Как коты от кошачьей мяты.
– Как же вы дружили?
– Вот так и дружили. Каждый в борьбе со своей натурой. Но человек он хороший, куда лучше меня.
– Понятно, – проворчал Гарри. – Опасайся, крестник, Ремуса Люпина – хорошего человека и плохого оборотня.
– Постараюсь вернуть нашу дружбу, – подумав, признался Сириус. – Мне её не хватает. Мы дурака тогда сваляли, надо было ему всё рассказать.
– Какой-то очень странный друг.
– На проныру своего посмотри.
– Квиты. Дальше?
– Дальше Снейп. Декан Слизерина, твою мать. Не думал, что Сопливус так высоко заберётся. Этим он обязан Дамблдору, без всяких сомнений. Про грима он тоже может знать. Стоит исходить из того, что знает и Дамблдор.
– Тогда почему…
– Щиты над твоим домом, которые поставил «настоящий папа героя». Теперь только Сметвик и Нотт хотят убить меня без разговоров. Остальные не прочь поговорить. Понял?
– Понял, и мне это не нравится. Опасно очень.
– Дамблдор не станет меня убивать. Выслушает, поверит и постарается прикрыть.
– Допустим. Как ты доберёшься до Дамблдора?
– Оставишь меня здесь, порадуешь кабатчика. Я с недельку потоскую и рвану за тобой в Хог.
Никто не удивится, гримы умны и привязчивы.
– А где ты будешь жить?
– Да уж не в слизеринских подземельях. Лес рядом, и Хагрид будет рад приютить и подкормить бедного пёсика.
– Встречаться мы будем, а вот поговорить, боюсь, не выйдет. Терри Ургхарт вряд ли меня без присмотра оставит.
– Зачем нам разговаривать? Записок в условленном месте будет достаточно. Запомни: когда всё откроется, ты знать не знал, что за собачка к тебе прибилась! Пообещай!
Крестник грустно кивнул, а потом решительным жестом указал Сириусу на кровать.
– Спать будешь здесь. Превращаешься ты быстро, не застукают.
– Зачем? Я ведь объяснял…
– Лечить тебя буду. Давно не колдовал, и Она соскучилась.
– А ты умеешь? – опасливо поинтересовался Сириус.
– Заодно прикину, какие тебе зубы и когти выдать, – буркнул Гарри, вылез из одеяла и задёрнул шторы на окне.
Сириус хмыкнул, а затем послушно вытянулся на постели и принялся втолковывать запаниковавшему внутреннему голосу, что один мелкий некрос вряд ли переплюнет толпу дементоров.
Крестник сел рядом, взял его за руку и улыбнулся:
– Красиво?
Комнатушка в трактире внезапно осветилась светом тысяч неизвестно откуда взявшихся фиолетовых огоньков – маленьких, будто светлячки. Они замерцали, закружились в беззвучном танце, складываясь в причудливые узоры, и заворожённый зрелищем Сириус сам не заметил, как уснул.
___________________________
(1) 999 – телефон экстренной помощи в Великобритании.
Лаял грим совсем не по-собачьи – Гарри не взялся бы описать резкие рычащие звуки, но ни от одной собаки он такой жути не слышал. Внезапно разбуженный этим лаем, он подскочил в кровати и растерянно заморгал.
Оказывается, в дверь номера стучали, и Бродяга, разбудив своего растяпу-крестника, плюхнулся на задницу и ухмыльнулся, вывалив язык.
– Гарри! – в голосе бармена Тома явно слышалась тревога. – Гарри, всё в порядке?
– Мистер Поттер! – мистер Деррек, кажется, уже готов был вынести дверь, и Гарри, чертыхнувшись, выпутался из одеяла, подошёл к двери и повернул ключ.
– Доброе утро!
– Добрый вечер! – поприветствовал его мистер Деррек, внимательно оглядел номер и убрал палочку. – Я уж думал, тебя твой оглоед сожрал. Всю ночь не спал, что ли?
«Оглоед» недобро ощерился, показав страшные клыки, и Гарри успокаивающе погладил его по голове.
– Не мог уснуть почему-то.
– Да уж, денёк был тот ещё, – покивал мистер Деррек и тоскливо вздохнул: – И вечерок не лучше.
– Не обломилось нигде, так помалкивай, охальник! – сердито прикрикнул бармен. – Взяли моду при ребёнке языками чесать! Гарри, ты ужинать вниз пойдёшь или сюда принести?
– Ужинать? Что, и вправду уже вечер? – Гарри прикрыл невольный зевок рукой и подумал, что не прочь вернуться в кровать – разговор с Блэком затянулся до самого рассвета.
– Смеркается, – подтвердил мистер Деррек, – а ты до сих пор голодный, и скотина твоя не выгуляна. Не нагадила ещё в углу?
– Нет, – покраснел Гарри. – Он воспитанный.
– Много ты знаешь о воспитании, твоё геройство, – развеселился мистер Деррек. – Бывает, как припечёт…
– Молчи, бесстыжий! – сердито перебил его Том. – Можно подумать, ты больно много знаешь о воспитании! Псина поумнее тебя будет, как я посмотрю!
Бродяга внезапно дёрнулся из-под руки Гарри и громко лязгнул зубищами. Мистер Деррек отскочил, выхватывая палочку, и крепко выругался, а с кровати донеслось воинственное «клац-клац»: чудовищная книжка встопорщила шипы и стала похожа на рассерженного краба.
– Фу! – крикнул Гарри. – Сидеть!
Бродяга чинно уселся, обернул лапы хвостом и сделал невинную морду – точь-в-точь дрессированный полицейский пёс. Книжка тоже угомонилась и шустро заползла под подушку.
– Молодец, твоё геройство! – похвалил Гарри мистер Деррек; палочку он убирать не стал, просто опустил правую руку. – Готовый командир – я сам чуть не сел.
– Одевайся, Гарри, – проворчал Том, – и ступай ужинать. А этих негодников я запер бы в номере. Кто выживет, того и счастье.
– Все выживут, – не сумел промолчать Гарри. – Мне нетрудно чуть-чуть потерпеть.
Блэк виновато ткнулся носом ему в ладонь, а Деррек смущённо крякнул и воткнул палочку в чехол на предплечье.
– Здесь чуть-чуть, там чуть-чуть, – не унимался Том, – ещё чуть-чуть, а потом – хлоп! – терпелка и кончилась. Поди объясни потом, что ты терпел до последнего. Сам же виноват и останешься. Проще сразу дать окорот, чтобы впредь остерегались. Уж мистер Сметвик быстро порядок навёл бы.
– Простите, – пробормотал Гарри, чувствуя, как стремительно портится настроение. – Я сейчас спущусь.
Мистер Деррек встревоженно его окликнул, но Гарри сделал вид, что не расслышал, и закрыл дверь. Бродяга вздохнул и лизнул ему руку.
– Не превращайся пока, – попросил его Гарри. – Я не из-за тебя расстроился, честно. Просто представил… Точно, надо как-то понять, что два хороших человека могут друг друга ненавидеть, и не удивляться этому. Тогда терпелка не кончится. Наверное. Только… Крёстный, а давай ты тоже пока немножко потерпишь? Я знаю, ты рассказывал, что Пожиратели творили в войну, но война закончилась, а у мистера Деррека есть дети. Они хорошие, ты сам видел. Какими они станут, оставшись без отца, я не знаю. Потерпишь?
Бродяга всё-таки перекинулся в человека, и Гарри снова удивился, как быстро и незаметно у него это получается.
– Я терплю, – сказал он тихо. – Упырь жив, хоть руки так и чешутся. Не волнуйся. Я не сделаю ничего, что могло бы тебе навредить. Ты мне веришь? Хорошо. Но кабатчик прав. Держи всех на расстоянии и приближай лишь тех, в ком уверен.
– Как я могу быть уверен?
– Учись чувствовать. Разум тёмным магам не особо и нужен – благословение и проклятие одновременно.
– Ладно, – с сомнением протянул Гарри, – я попытаюсь. Хотя и странно всё это.
В трактире было довольно людно, и бармен Том поспешил за стойку, а мистер Деррек ввязался в перебранку с каким-то дородным дядькой в бархатной, не по погоде тёплой мантии. Герой Поттер жил в «Дырявом котле» достаточно долго, чтобы обитатели Косого уверились в безобидности и самого героя, и его окружения. Почтенные отцы семейств завели привычку беседовать с Ноттом или Флинтом о делах в «диких» землях или о поставках товаров в Нотт-мэнор, а «душегуба» Деррека взялись попрекать во всех злодействах, совершённых Пожирателями в войну.
Когда такое случилось в первый раз, Гарри не на шутку испугался. Какой-то дед с белыми от бешенства глазами внезапно вскочил из-за стола и заорал на «сучьего Упыря», обвиняя в смерти сына. Посетители бара замерли, а Гарри даже глаза зажмурил, но сразу же открыл, потому что мистер Деррек спросил спокойно:
– Сын аврором, что ли, был?
Дед только выругался грязно, и бармен Том, не опуская палочки, ответил за него:
– Торговал он. Порешили их с соседом за товар. Кто – не скажу, может, и ваши.
– Не наши, – жёстко усмехнулся Деррек. – От наших вам, баранам, только случайно могло прилететь. Вы же сами барахло нам мешками таскали. Откупались.
Посетители недобро заворчали, а мистер Деррек солнечно улыбнулся, показав ямочки на щеках:
– А могли не откупаться, трусы, могли отряд сколотить не хуже нашего – все маги, все с палочками, все при деньгах. Да ты и сейчас на меня налетел не ночью из засады, а в людном месте: знаешь, старый хрен, что жив останешься. Заступятся, посочувствуют, виски задаром нальют, да ещё и храбрецом прослывёшь. На дуэль тебя вызвать, а?
– Да ладно тебе, Упырь, – опять вмешался Том. – Поди не лорд, чтобы из-за каждого неловкого слова в позу вставать. Выслушал и пивом запил.
– Наливай тогда, чего балаболишь попусту?
– Разоритель! Точно, Пожиратель и есть!
Мистер Деррек нарочито небрежно развалился на стуле, повернувшись к онемевшему деду спиной, подмигнул перепуганному Гарри и шумно отхлебнул из кружки с пивом.
– Ладно, бараны, – громко сказал он чуть погодя, – можете ещё поблеять, я нынче добрый.
С тех пор и повелось: подвыпившие торговцы выкладывали «хорошему душегубу» все свои обиды, а тот огрызался, через слово обзывая их трусами. Обид было много – разорённые дома, ограбленные лавки, выросшие цены, обнаглевшие гоблины и ещё тысяча больших и малых бед, какие случаются во время войн, но о погибших родичах больше никто и никогда не заговаривал. Понимали, что не то время и не то место. Да и «душегуб» не тот – каким бы ни был гадом, а с Неназываемым ему не равняться.
Вот и теперь дядька в бархатной мантии зло бурчал что-то о «житья не стало честному человеку», а Деррек глумливо ухмылялся и предлагал честным людям избавиться от лишнего сала и заняться боевыми тренировками «для пущей честности». Гарри же на это только грустно хмыкнул: с его успехами в ЗОТИ стать честным человеком ему не грозило.
Бродяга сунулся к своей миске и презрительно фыркнул на полфунта обглоданных костей. Затем он нахально задрал заднюю лапу на барную стойку и был немедленно выгнан Томом на задний двор. Этот фокус был отработан гримом давным-давно, и Гарри знал, что дежурная тройка авроров с руганью откроет «проклятому кобелю» вход в Косой переулок, лишь бы тот не вздумал справлять нужду в тесном дворике. В Косом к шляющемуся туда-сюда гриму тоже привыкли и даже подкармливали вкусненьким, не забывая, правда, обозвать «страхолюдищем» и попенять его новому хозяину на излишнюю жалость.
В общем, ужинать пришлось в одиночестве, чему Гарри был ужасно рад. Голова плыла от недосыпа и обилия информации, и ему требовалось некоторое время для того, чтобы немного прийти в себя. Поэтому он бездумно ковырялся в тарелке, рассеянно ловил обрывки разговоров и, плюнув на манеры, подпёр щёку рукой.
Так он просидел с полчаса или около того и, наверное, всё-таки задремал, потому что очнулся от оклика мистера Деррека:
– О чём печаль, боец? Мясо уже изморозью взялось, погляди.
Гарри вскинулся в панике, страшась и впрямь увидеть куски льда вместо жаркого, но Деррек пошутил – мясо было просто остывшим, со схватившимся жирком в подливе.
Гарри облегчённо выдохнул и смущённо улыбнулся:
– Спать хочется больше, чем есть. Сейчас дождусь, пока пёс мой явится, и в номер пойду.
– То есть рифмоплёта гнать к дракклам? – с надеждой в голосе поинтересовался мистер Деррек. – А то вон торчит у стойки. Благоговеет, придурок.
Гарри торопливо обернулся и едва сдержал ликующую улыбку.
– Нет, что вы! – старательно притворяясь равнодушным, сказал он. – Это будет невежливо. Конечно, я поговорю с ним.
– Твой геройство, – занервничал мистер Деррек, – ты только намекни, что тебе стишки о самом себе слушать нравится. Мы с парнями скинемся и наймём поэта потолковее, чем это чучело. Как тебе идея?
– Он же старается, – с укоризной сказал Гарри и всё-таки не выдержал, засмеялся.
Мистер Деррек недовольно поморщился и махнул рукой, подзывая «рифмоплёта» поближе, а завсегдатаи бара заметно оживились, предвкушая бесплатное представление.
– Мистер Поттер! Ко мне вновь пришло вдохновение! – радостно вскричал молодой светловолосый парень, размахивая свитком пергамента. – Я написал новую поэму в вашу честь! Сейчас я её исполню, – он начал было разворачивать свиток, но тут же скрутил его плотнее: – Эти слова навечно отпечатались в моей памяти! Слова о вашем великом подвиге, мистер Поттер!
– Здравствуйте, очень рад вас видеть, – вежливо склонил голову Гарри. – Благодарю вас, но вовсе не стоило так утруждаться, мистер Чепмен.
– Это не труд, это счастье! – восторженно-дебильным голосом выдал Кевин, и Гарри снова едва удержал серьёзное выражение лица. – Счастье воспевать великий подвиг героя Поттера во имя равенства, гуманизма и прогресса!
– Чего?! Твоё геройство, что он несёт?
Гарри припомнил, что в прошлый раз объяснял Дерреку значение слова «гуманизм». Долго объяснял и, кажется, безуспешно. Значит, теперь пришла пора «прогресса», и настроения это не прибавило.
– Можно, я потом вам расскажу? – взмолился Гарри.
– Не сквернословит хоть?
– Нет, что вы.
– Жалко, а то б я его…
– Не имеете права! – тут же оскорбился Кевин. – Я тоже маг! С дипломом! А у вас есть диплом?
– Менять мозги на обрывок пергамента? Мерлин упаси!
– В вашем случае и менять-то нечего!
– Поговори мне, хрен с дипломом! Тебе его тоже авансом выдали!
– Господа, прошу вас, – поспешил урезонить спорщиков Гарри; за стойкой хихикал бармен Том, да и остальные посетители, судя по физиономиям, изо всех сил пытались сдержать смешки.
– Прошу прощения, мистер Поттер, – заулыбался Кевин. – Верно, незачем растрачивать пыл моей души на ссору с неучем. Ода, – он патетически вскинул руку со свитком вверх, – посвящённая бесславной кончине гнусного тёмного мага, чьё имя наказано забвением, и его кровожадных приспешников от рук отважного героя…
– Слышишь, ты, учёный, отдай стишата, получи автограф и вали, – попытался отделаться малой кровью мистер Деррек. – А? Заметь, добром прошу, так-растак тебя через забор.
– Декламация, – наставительно произнёс Кевин, – одна из наиважнейших частей поэтического процесса! Написать стихотворение и не прочитать его поклонникам – это святотатство! Поэзия молчания не терпит!
– Значит, вали читать это дерьмо поклонникам, а тут таких нет!
– Не бреши, Упырь! – ухмыляясь, пробасил могучего сложения торговец, державший магазин садового инструмента. Гарри из любопытства как-то зашёл туда и понял, что маги-садоводы – отчаянные люди, ежеминутно рискующие жизнью. Иначе было не объяснить изобилие кошмарного вида крючьев, пил и прочего инвентаря, назначение которого Гарри распознать не смог.
– Мы все в душе поэты. Просим вас, мистер Чепмен, просим! – поддержала силача пухленькая тётушка, хозяйка лавки с мелким скобяным товаром, посмотрела на побагровевшего мистера Деррека и добавила с ехидцей: – Ежели не в тягость, про кровожадных приспешников поподробнее, будьте любезны.
– Ода! – не стал чиниться Кевин, посмотрел на свою воздетую вверх руку, подумал и приложил вторую к сердцу. – Малефик подлый и бесчестный решил младенца извести…
Гарри совершенно не разбирался в стихосложении, но даже он был вынужден признать, что Кевину есть над чем поработать, прежде чем устраивать декламации. Ритма не было, рифмы хромали, и их откровенно не хватало, потому Кевин иногда переходил на прозу – неуклюжую и выспреннюю.
Зато по информативности ода мистера Чепмена могла дать фору любой из статеек «Пророка», и гости «Дырявого котла» слушали её с неподдельным интересом, время от времени вставляя: «Точно, так и было. Слышь, Упырь, а ты всё-таки упырь».
Гарри же снова украдкой зевнул и в очередной раз удивился уму и нахальству Кевина Чепмена.
***
Авроры и Нотт-старший со своим отрядом взяли Косой переулок под контроль слишком быстро, и Гарри не успел встретиться с Кевином – тот исчез и не показывался. Гарри ничуть не удивился. Не с биографией мистера Чепмена лезть на глаза полиции и «неравнодушных граждан». Поэтому первое письмо домой он отправил проверенным маршрутом – от мадам Малкин.
Кстати, добрая женщина была ужасно напугана вестями о побеге Блэка, придумывала один фантастический план обороны за другим, пока Гарри не прошёл с ней по Косому и не убедил в надёжности охраны. Мадам Малкин немного успокоилась, но всё-таки вызвала по камину мистера Сметвика и с умилённой улыбкой выслушала всё, что пожелал ей сообщить вымотанный тяжёлым дежурством целитель. «Курица не курица, – рассудительно сказала она после того, как колдовское зелёное пламя погасло, – а убедиться должна. Как я в глаза Петунии и Вернону буду смотреть, если с тобой что-нибудь случится? Становись-ка на эту скамеечку и вытяни руки в сторону – буду мерки снимать».
Ответное письмо от родителей доставила Букля, причём умная и осторожная сова дождалась вечера и постучала в окно номера, а не влетела днём в общий зал. Послание было длинным и подробным – папа рассказывал о провальном визите министра Фаджа, мама наказывала беречь себя, а Дадли переборол-таки отвращение к чистописанию и изложил историю осады родного дома чуть ли не поминутно.
Кровно-бескровная защита сработала без осечек: после позорной ретирады Фаджа она проигнорировала почтальона, посыльного из зеленной лавки, мамину приятельницу миссис Булман, а потом внезапно долбанула какого-то подозрительного деда в дурацкой шляпе, смахивающей на цилиндр, и – сюрприз! – старуху Фигг. Последняя заверещала на всю улицу, когда дед в цилиндре прилёг под живой изгородью, принялась над ним квохтать, а потом, видно, задела листву, получила разряд фиолетовой молнии и рухнула рядом. По настоянию мамы папа набрал три девятки (1), но вызванные им парамедики засунули в машину одну лишь миссис Фигг – едва пришедший в себя дед с нестариковской резвостью дополз на карачках до середины улочки и исчез.
Скандальную пропажу деда заметили не только Дурсли, но уже к вечеру о странном происшествии никто из соседей не помнил, из чего Гарри заключил, что пост охраны не снят, министерские обливиаторы своё дело знают, а сумасшедшая кошатница Фигг – тот самый маг-наблюдатель, которого в своё время не смог вычислить папа.
Больше защита никак себя не проявляла: то ли «разрядилась», то ли волшебники опасались к ней приближаться. Последнее устроило бы Гарри намного больше, и Даддерс намекнул, что тоже не прочь это проверить. Сто процентов, беды старухи Фигг ещё не закончились, или Гарри плохо знал своего брата.
Кевина Чепмена защита не тронула. Хитрец Кевин созвонился с Даддерсом, вызвал папу на разговор и напросился в гости. Следующим же вечером к домику номер четыре по Тисовой улице подкатила дорогая машина, и лощёный молодой человек в светлом летнем костюме на глазах у соседей и дежурных авроров хлопал по плечу «дружище Дурсля» и раскланивался с «очаровательной миссис Дурсль».
Даддерс с тётей Мардж были готовы ко всему, вплоть до тайных похорон гостя на заднем дворе, но Кевин прошёл через защиту, будто её и не было. Да что защита, ему даже Злыдень повилял обрубком хвоста и дал потрепать себя по загривку.
«Толковый мужик, – писал Даддерс, – не то что эти ваши кретины. Выдал нам всю информацию, разложил её по полочкам и объяснил, почему за Барьером ты в большей безопасности. Ещё он сказал папе, что будет держаться в стороне от толпы защитников – мол, козырь в рукаве и всё такое. Офигеть, но отцу было нечего добавить к его плану! Так что жди мистера аптекаря в гости и не облажайся – сделай вид, будто в первый раз его видишь».
Судя по «мистеру аптекарю», о наркоторговце Бубонтюбере родители не узнали. Оно и к лучшему, меньше вопросов без ответов.
Гарри принялся ждать, но всё равно оказался не готов к явлению мистера Чепмена. Он-то вообразил, что Кевин озаботится какими-то хитрыми чарами или ещё чем-то страшно-магическим: обмануть Ковен и аврорат – дело нелёгкое.
Но Кевин просто явился в Косой переулок в своём натуральном облике и восторженно заорал, размахивая руками:
– Боже мой, да это же Мальчик-Который-Выжил! Мистер Гарри Поттер! Ура герою! Мистер Поттер, автограф! Прошу вас!
Само собой, к Гарри его не подпустили, а Нотт-старший только плечами пожал:
– Ты этого типа знаешь? Вот и я не знаю. Проверим, а потом поглядим.
Через день Нотту доложили, что маглокровка Кевин Чепмен держит аптеку в небогатой части магического Лондона, и не прогорел лишь потому, что магловские родичи время от времени подкидывают деньжат.
– Балбес, хоть и в Рейвенкло учился, – хмуро объяснял мистер Ургхарт. – Зельевар так себе, торговец вообще никакой. К нему толком и не ходит никто, потому как сидит за прилавком и книжки читает, а то закрывается посреди дня и неделями может не открывать. Малахольный он – стишки сочиняет, а не рецепты. Жены нет, друзей-приятелей нет, мозги вроде должны быть – всё-таки Рейвенкло! – но, видно, не туда повёрнуты. В целом безобидный, соседи ничего такого за ним не замечали.
– Смотри сам, – обратился Нотт к Гарри. – Такие чудики могут быть надоедливыми.
– Что мне, автограф дать жалко? – отозвался Гарри и следующей ночью уже читал письмо от самого Кевина, вручённое на глазах у охраны под видом стихов в честь победы Гарри над Неназываемым.
В послании Кевин извещал, что в Лютном Блэка не видели, а Гарри может располагать временем и возможностями мистера Чепмена как своими собственными. Гарри попробовал представить возможности мистера Чепмена и сдался: кто знает, на что способен человек, которого считали умным Люциус Малфой и Вернон Дурсль?
***
Пока Гарри размышлял, Кевин закончил декламацию и торжественно вручил ему очередной свиток. Гарри поблагодарил, расписался на собственной позапрошлогодней фотографии и виновато улыбнулся мистеру Дерреку.
– Простите, – сказал он тихо, когда Кевин, расточая улыбки, вышел из «Дырявого котла». – Он же ничего такого не сделал, не сердитесь.
– Я не сержусь, мне малость боязно, – так же тихо ответил Деррек. – Люди всё ещё злы на нас, но мстить Пожирателям им не с руки – мы будем огрызаться и в одиночку к Мордреду не уйдём. Я, во всяком случае, без компании подыхать не собираюсь. Но мы – народ конченый, не жалко. А дети?
– А дети тех, кого вы за компанию с собой прихватите? – угрюмо спросил Гарри. – Мистер Деррек, пока вас не убивают, надо терпеть. В конце концов, пара злых стишков не в рифму – наказание вполне посильное. Люди спускают пар и делают это в трактире, а не в засаде у вашего дома.
– Так-то оно так, твоё геройство, – натянуто улыбнулся мистер Деррек. – Вот только наказывают нас лишь за то, что проиграли. Мы ведь и для лавочников старались, не только для себя. Если ты думаешь, что эти бараны не стали бы гнобить грязнокровок, то крупно ошибаешься. Они над стишками про тупых маглов точно так же ржут.
– Тогда хорошо, что проиграли, – отрубил Гарри. – Я ведь тоже, считай, грязнокровка. Простите, но давайте закроем эту тему. Война закончилась, – он помолчал и с неожиданной даже для самого себя злостью добавил: – А если у кого-то не закончилась, так я помогу!
Деррек вскинул руки: «Сдаюсь!» – и снова отхлебнул пива.
Вскоре заявился Бродяга, весело рыкнул на Тома и с довольным видом повалился на свою лежанку.
– Чего лыбишься, будто на сучку вскочил? – с этими словами бармен бросил в сторону Бродяги кусочек мяса. – И костями брезгуешь, паразит. Отожрался, что ли?
Блэк, лязгнув зубами, поймал и мгновенно проглотил подачку. Затем он повозился, устраиваясь на лежанке, и душераздирающе зевнул.
– Кажется, – сказал Гарри и стиснул свиток пергамента ещё крепче, – я всё-таки не выспался. Ничего, если мы не пойдём вечером гулять?
– Я не против, – пожал плечами мистер Деррек. – Попрошу сменить да отправлюсь домой.
– Передавайте привет Трикси и Перегрину, – улыбнулся Гарри.
– Спасибо, твоё геройство, передам. Да и сами скоро увидитесь – через пять дней в Хог. Думал, с кем собаку оставить?
***
Позарез нужен был план.
План защиты единственного за несколько столетий некроманта с чистой, не перелицованной на-Изнанку душой.
Один лишь Мерлин ведает, как Гарри сумел уберечься: старые, ныне запретные книги в один голос твердили – чем раньше случается личная встреча с Госпожой, тем меньше человеческого остается в её избраннике. Крестник же сумел не стать чудовищем – невиданное дело. В другое время Сириус непременно попытался бы выяснить причины, но сейчас на это попросту не оставалось времени.
В сочинении планов у Сириуса опыта не было: не потому, что идиот, а за ненадобностью. Так получалось, что всю жизнь он приходил на готовое. Всегда находились люди умнее или отважнее, лучше знающие жизнь и куда больше заинтересованные в переменах, чем он, великолепный Блэк из Блэков. Не было нужды кроить и перекраивать вероятности – Сириус либо следовал чужим планам, либо сопротивлялся им изо всей фамильной дури без оглядки на последствия.
Долгий ночной разговор утомил Гарри, и сон поборол крестника прямо посреди фразы: «Я знаю, Дамблдор мне не враг, но…»
Сириус же заснуть не смог. Обернувшись Бродягой, он метался туда-сюда по комнате, вспоминая рассказ Гарри и пытаясь справиться с желанием схватить крестника в объятия, аппарировать на Гриммо и просидеть там, запершись, лет тридцать, а то и все пятьдесят.
«Трус! – пытался урезонить сам себя Сириус. – Прижился в тюрьме, страдалец? Ещё хочешь?»
Когда эмоции улеглись, он попытался обдумать эту идею хладнокровно, и убедился, что ничего здравого в ней нет. Не тот у Гарри характер, чтобы прятаться от людей. Да, крестник мечтает о защищённом месте, где можно успокоиться и отдохнуть: пару раз он обмолвился о какой-то башне в Запретном лесу – откуда там башня, кстати? – и сознался, что отчаянно скучает по своему магловскому домику. Однако по натуре Гарри не затворник, и заточение на Гриммо может лишить его рассудка. То, что не сделала Изнанка, сделает добрый крёстный. Нет, бегство никуда не годится.
С другой стороны, убежища надёжнее, чем особняк Блэков, в Британии не найти. Жить там невыносимо, но в отчаянной ситуации выбирать не приходится – не Азкабан, и ладно. Кстати, защиту особняка стоит укрепить, не то любезная кузина её всё-таки взломает. К встрече же с Нарциссой Сириус был не готов – не сейчас, когда он слаб, истощён, не владеет ситуацией и не имеет союзников.
«Даже так? Союзники? – насмешливо поинтересовался некстати проснувшийся внутренний голос. – Мистер Мне-Никто-Не-Нужен задумался о союзах?»
«А, очнулся, – нелюбезно поприветствовал его Сириус. – Думал, ты без Азкабана сдохнешь».
«Я в тебе живу, а не в Азкабане, – резонно возразил голос. – Так что там с союзниками?»
С союзниками было плохо. Союзники у Сириуса были только бывшие или мёртвые.
Бродяга задумчиво почесал ухо и показал зубы книжке, выглянувшей из-под одеяла. Та в ответ злобно заскрежетала шипами, но нарываться не стала – придвинулась к спящему Гарри поближе и затихла неподвижно.
Итак, союзники. Как ни горько сознавать, но без них не обойтись. Сириус не сможет отправиться с Гарри в Хогвартс – аниформой не вышел. Кто же знал, что самая правильная из них – это жаба? На жабу даже Шизоглаз внимания не обратил бы, а террариум можно и на занятия носить.
Сириус сердито потряс головой, отгоняя дурацкие и несвоевременные мысли. Для дела хватит обличья грима, а в Хоге рядом с Гарри всегда будет хитрый и ловкий Малфой.
Затем он улёгся, положил голову на лапы и принялся размышлять. На это нелёгкое дело ушли остаток ночи и целый день. К вечеру, когда Гарри проснулся, Сириус успел обдумать основные вехи грядущего плана.
Пока Гарри ужинал, Сириус выскочил в Косой размять ноги и в очередной раз обежать-проверить посты охраны. Надо отдать Скримджеру должное: нынешние авроры были обучены и экипированы куда лучше, чем тринадцать лет назад. Молодняк грамотно распределён среди бойцов постарше, штурмовые тройки увешаны недурными амулетами на все случаи жизни, и аптечки у ребят укомплектованы на зависть. К тому же все бойцы, даже самые зелёные, были вооружены отличной работы ножами и открыто носили чехлы с запасными палочками.
На минутку Сириус задумался, кто обучает курсантов ножевому бою (да он и сам не отказался бы позаниматься с толковым учителем), а затем заметил тройку дебилов из Ковена, отиравшуюся неподалёку от патруля авроров, и немедленно на них нарычал.
– Ты, тварюка, догавкаешься когда-нибудь, – угрюмо пообещал ему занудный козёл Ургхарт.
– Герой наш расстроится, – убирая палочку, с сожалением сказал незнакомый Сириусу парень.
– Герой добрый. Он и трёхногую тварь кормить будет, не выгонит, – проворчал гадёныш Боул и задумчиво добавил: – Подозрительно предвзятая тварь – только на нас скалится. Этот подарочек герою не Хагрид, случаем, подбросил?
– Во-от, даже зверь неразумный чует, какие вы сволочи, – наставительно пробасил аврор Керк, добродушный здоровяк лет на пять старше Сириуса. В своё время Керк был одним из немногих, кто мог выписать страшному тёмному магу Сириусу Блэку подзатыльник за провинность или залепить профилактический щелбан. Голова потом гудела полдня, но Сириус не обижался – «гостинцы» выдавались вовремя и по делу.
– Ага, а когда на тебя пырился, чуть не ссался от радости, – огрызнулся Боул. – Наверное, почуял, какая ты сука!
– Прости его, Годрик, – проникновенно выдал Керк, уставившись в небо, – за хулу клеветническую на детей твоих кротких и незлобивых. А коли не простишь, то сразу после дежурства дай знак, что избран я орудием твоим праведным. Ибо брешет тёмное отродье так, что удержаться от кары ни один святой не сумеет!
Сириус решил не дожидаться конца представления и для конспирации облаял старушонку с холёным книзлом на поводке. Книзл в панике сиганул футов на пять вверх, заорал дурным голосом и, не жалея когтей, рванул по булыжной мостовой; поводок волочился следом. Старушка завизжала-заголосила: «Пуфик, детка! Котёночек мой! Уберите палочки, ироды, не троньте детку! У него нервы!» – и авроры наперегонки с Пожирателями кинулись ловить ополоумевшего книзла и утешать гневную даму. Довольный проделкой Сириус помечтал, как дурной жмыр когтищами разнесёт Ургхартову рожу в лоскуты, и потрусил назад, в «Дырявый котёл».
Явился он вовремя. Полоумный маглокровка, повадившийся читать крестнику корявые стишки собственного сочинения, только-только отчалил, и Сириусу не пришлось слушать его восторженные завывания. Гарри же отчего-то был в неважном настроении, но старательно улыбался бармену и Упырю.
– У меня есть план, – без предисловий объявил Сириус, как только они с Гарри поднялись в номер. «Заглушки» он, подумав, наложил не на всю комнату, а лишь на полог кровати: старикашка-бармен вполне мог попытаться погреть уши у двери, и чары тишины учуял бы влёт. Незачем было дразнить любопытство ушлого деда.
– План? – невесело хмыкнул Гарри. – Вот так сразу?
– Да. Только он тебе не понравится, уж прости.
Крестник нахмурился и до того стал похож на Регулуса, что Сириусу понадобилась пара секунд, чтобы справиться с собой.
– Не понравится, – повторил он и вздохнул. – Я и сам не в восторге, но надо.
Он помолчал, собираясь с мыслями, а потом заговорил нарочито спокойно и размеренно:
– Я вовсе не зря навязался тебе, не представившись. Мне нужно было выяснить, как сильно на тебя повлияла Изнанка. Ну и… Предупредить, в общем. Не факт, что ты стал бы меня слушать, но долг есть долг. Понимаешь?
– И что потом?
– Да не было никакого «потом», – грустно улыбнулся Сириус. – Я ничего о тебе не знал, а к прорицаниям у меня талантов нет. Я ведь так и не рассказал, с чего я вообще надумал бежать.
– Если рассказы про Азкабан не враньё, то причины были.
– Не враньё, но дело не в этом. Я-то думал, что всё устроилось. Я был уверен, что Дамблдор знает, кто ты. Я думал, что он решил спрятать тебя у маглов именно поэтому.
Крестник немного подумал и нахмурился ещё сильнее.
– Дрессированный некрос? Не на цепи и без камня в потрохах? И ты был не против?
– Дрессированный лучше, чем на цепи, и намного лучше, чем мёртвый, – в комнате ощутимо похолодало, но Сириус идти на попятный не собирался. – В тот день выбора у меня не было. Меня упекли бы в любом случае, это понятно. А начни я сопротивляться, то и пришибли бы. Я был готов умереть, но только при условии, что о тебе позаботятся. Хорошо позаботятся! Поэтому, отправляясь за Питером, я был уверен, что ничего не теряю. Ошибался. За мою ошибку заплатили двенадцать маглов. И ты.
Сириус замолчал, давая Гарри обдумать сказанное.
– Упекли бы? – спросил крестник угрюмо. – С чего ты взял? Скримджер, он нормальный. Логичный, будто и не маг. Сказал бы ему правду про Петтигрю, а потом забрал меня.
– Такое дело, крестник. Тогда Скримджер был на третьих ролях, а мы с Ремусом – под подозрением в предательстве и у Ордена, и у авроров.
– Для подозрений были основания?
– А как же! Лунатик – оборотень, а я – Блэк. Гарри, это даже для меня основания. Никто лучше тёмных магов и нелюдей не знает, как лихо завёрнуты у их собратьев мозги и как дивно расставлены приоритеты. Недоверие к нашему брату не на пустом месте выросло. В моём случае подозрения оправдались полностью. Я действительно виноват в гибели Джейми и Лили. Прозевал всё на свете и собственноручно определил им в хранители Фиделиуса двуличную мразь.
– Разве ты мог что-то сделать? Ведь Петтигрю был вашим другом, вы ему верили.
– Мог пораскинуть мозгами и понять, что если предатель не я, то им может быть кто угодно. Мог сообразить, что из-за Пророчества дом под Фиделиусом попытаются вычислить и взломать силой. Умельцев у Лорда хватало. Мог вспомнить, сколько секунд Джейми стоял против меня на тренировках. Мог напроситься к вам в гости до конца войны. Твоя мать предлагала не раз и не два. Мог послать Орден с их «важными» и непременно одиночными заданиями. Понимал же, что провоцируют и проверяют. Короче, я мог быть в доме, когда явился Волдеморт, – Сириус, не удержавшись, выругался, а крестник погрустнел, но зато расслабился.
– Хорошо, что тебя не было в доме, – сказал он тихо. – Ты живой.
– Ребёнок, ты всерьёз полагаешь, что этот драный Лорд был непобедим?! – изумился Сириус. – Да он заявился один только потому, что точно знал – в доме нет бойцов! Почему он своих заклеймил, как думаешь? Неподчинения боялся. Бунта. Гнида и трус!
– Согласен, – кивнул Гарри. – Итак, что должен был сделать Дамблдор?
– Спрятать тебя от магов. Воспитать нормальным человеком без этой чепухи о всемогуществе магии смерти. Держать подальше от политических дрязг, где ты был бы разменной монетой.
– Так и вышло. Только этим я обязан не ему, а маме и папе.
Сириус скрипнул зубами. Папой и мамой крестник должен был называть Джейми и Лили, а не какого-то толстого магла и его жену, повёрнутую на домоводстве. И виноват в этом лишь он один, беспутный Блэк. Может быть, права была мадам Вальбурга, не давая своему отпрыску ни капли воли? Что, если и сейчас он совершает очередную ужасную ошибку?
– План такой, – сказал Сириус, с ужасом чувствуя, что уверенности в его голосе ни на кнат. – Мне надо завоевать доверие Дамблдора.
– Зачем? – подозрительно прищурился Гарри.
– Затем, что он по-прежнему Верховный чародей и директор Хога. Затем, что он сильный маг и влиятельный политик, а ты его злишь. Чем дальше, тем больше. Я не рассказывал, но незадолго до Рождества меня навестил логичный мистер Скримджер. Часа три выворачивал мне мозги на редкость нелогичными вопросами, и первый час я не понимал, куда он клонит. Потом сообразил – у меня интересовались тобой. Исподволь, издалека. Тот Руфус, которого я помнил, всегда говорил, что думал и в выражениях не стеснялся. Этот… Этот извивался так, что смотреть было больно, и врал напропалую. Я тогда сначала решил, что это какой-то министерский прыщ под обороткой.
– А… – растерялся Гарри. – Зачем я какому-то прыщу?
– Через час его облик не изменился, хотя тип ничего не ел, не пил и никуда не отлучался. Ни одна оборотка столько не продержится. Значит, это был Скримджер. Развлечений в тюрьме немного, и я потом двое суток препирался сам с собой, соображая, что это было такое. Дементоры слетелись, до того я увлёкся, – Сириус замялся и смущённо пояснил: – Гнусные они. Страшные. Даже если не хочешь от них прятаться… Само получается, бессознательно. Как бы в оцепенение впадаешь, лишь бы мимо пролетели, сволочи.
– Что они делают? – тихо спросил Гарри.
– Души жрут, – буркнул Сириус, не желавший даже вспоминать о мерзких тварях. – Не знаю как, не спрашивай. Хорошие люди умирают быстрее. Весёлые, добрые, чуткие. Я, сам понимаешь, хорошим никогда не был. Но и мне было гадко и страшно до смерти.
– Ужас, – поёжился Гарри и сочувственно погладил его по руке. – Но ты жив, и это главное.
– Пока жив, и это не главное, – отмахнулся Сириус. – Слушай дальше. Через несколько дней меня снова поволокли в допросную. На сей раз посетителей было двое. Вместе со Скримджером заявилась мадам Боунс. Я сразу предупредил, что рта не открою, пока они не посидят смирно больше получаса. А потом началось.
– Тебя… – побледнел крестник. – Били?!
– Мерлин с тобой, – успокоил его Сириус. – Им правда нужна была, а не предсмертное проклятие. Спрашивали о тебе, уже не таясь. Что за ритуалы я творил над несчастным младенцем, и как теперь младенца лечить. Стыдили, к остаткам совести взывали и – самое главное! – приволокли пару отчетов Дамблдора и мадам Помфри о твоём здоровье. Из отчётов я и понял, что мой крёстный сын остался без присмотра на целую дюжину лет и до сих пор жив лишь чудом.
– Как ты это понял?
– Во-первых, по распределению в Слизерин. Воспитывай тебя Дамблдор, этого не случилось бы. Во-вторых, по регулярным ночёвкам в Больничном крыле. Силищи у тебя невпроворот.
– Поэтому у меня ничего не получается толком? Тебе показалось.
– Щиты над твоим магловским домом мне не привиделись. Министру, аврорам и тайнюкам они тоже не померещились. Силы навалом. Фактически, сейчас её больше, чем тебя самого. Это опасно, Гарри. С твоей магией нужно учиться управляться, иначе она тебя сожрёт.
– С учителями у меня очень плохо, – замявшись, признался крестник.
– Что-то смогу показать я, – неуверенно предложил Сириус; он не знал, пригодится ли крестнику его собственный опыт. – Аналогов светлых заклинаний мы насочиняли много. Бытовых, в основном, но в Хоге другие и не нужны.
– Точно, ты же тёмный маг! Здорово! – оживился Гарри. – Когда начнём?
– Сначала разберёмся с моим оправданием в глазах Дамблдора.
– Одного только Дамблдора? – снова поскучнел Гарри. – А смысл?
– Смысл в том, что за Блэка в бегах он должен ухватиться обеими руками. У меня есть деньги, убежище, знания и ты. Но объявиться открыто я не могу – нужен покровитель и заступник до тех пор, пока моя невиновность не будет доказана. Профессор Дамблдор подходит идеально.
– Может, начнём с доказательств невиновности? Я расскажу всем…
– Нет! Ты не должен знать, что я был рядом с тобой! Ты понимаешь, что сейчас укрываешь опаснейшего преступника?
– Блин.
– Это не всё.
– Пошёл я нору копать в Запретном лесу, – сообщил крестник с таким видом, как будто под кроватью у него и впрямь лежала лопата.
– Погоди, ты вроде про башню толковал, – решил поддержать шутку Сириус.
– Башню ещё построить надо. Начну с норы.
– Домом Блэков не обойдёшься? – почуяв правильный момент, осторожно предложил Сириус. – Там и библиотека есть.
– Тебя же выгнали!
– Когда вернулся, впустили. Думаю теперь, зачем.
– Просто так? – пожал плечами крестник. – Потому что вернулся?
Сириус внимательно посмотрел на крестника и улыбнулся:
– Даст Годрик, Изнанка обломает об тебя зубы, а потомки прозовут «Миротворцем».
– Не знаю, есть ли у Неё зубы, но потомки обзовут меня «Плаксой», соберут отряд боевиков и грохнут, а горелые развалины моей лечебницы в Лютном засыплют солью, – мрачно пообещал Гарри. – Во всяком случае, все малфоевские байки про некросов заканчивались примерно так.
– Не помирай заранее, – фыркнул Сириус. – Никто не знает, когда и как ушёл за грань Рыцарь смерти. Вполне может быть, что в канун трёхсотлетия, – он подумал и уточнил: – После ночки с молоденькой столетней любовницей. Всегда равняйся на лучших в своём деле.
– Например?
– Какой ещё пример? Это тебе решать. Знай только, что я всегда приму твой выбор.
– Вот как стану вторым Архангелом! – с вызовом сказал Гарри.
– Умнейший малый и отличный боец, – спокойно парировал Сириус.
– Он из своего лучшего друга лича сделал! – возмутился крестник.
– Наверняка не прогадал, – одобрительно кивнул Сириус. – Когда будешь поднимать меня, будь добр, позаботься о толковых зубах и когтях.
– Это неправильно!
– Не скажи. Я гримом оборачиваюсь, и каждый раз жалею, что когти у собак – одно название.
– Крёстный! Я не шучу! – обиженно воскликнул Гарри. – А вдруг это будет неправильный выбор?
– Как будто выбор бывает правильным.
Крестник гневно сузил глаза, и Сириус поторопился объяснить свою мысль:
– Кто-то да останется недоволен. Но это буду не я.
– Почему?
– Не умею я такие вещи объяснять.
– Какие?
– Очевидные, – Сириусу надоело препираться; они ещё и четверти проблем не обсудили. – Не нуди, ребёнок. Я тоже выбрал.
– Дамблдора?
Сириус горько вздохнул. Кажется, Гарри здорово себе польстил сравнением с Архангелом. Уж Лудо Флинт никогда не заморачивался такой ерундой, как неудобные союзники или неэтичные поступки.
– Дамблдор – это следствие выбора, а выбрал я тебя.
– Всё равно не понимаю.
– Ты не защищён с той стороны, – объяснил Сириус. – Между министерством и тобой стоят Сметвик и его должники, а должников у доброго целителя много. От Пожирателей тебя прикрывают Ковен втёмную и Малфой сознательно. Если же Ковен вдруг взбрыкнёт, то сразу выяснится, что их любимые детки увязли с концами. А вот между тобой и Дамблдором никого нет. Теперь буду я.
Гарри сердито засопел и принялся укутываться в одеяло.
– Не хочу я никем прикрываться! – сказал он, и глаза у него подозрительно повлажнели. – Это случайно получилось.
– У тебя, может, и случайно, а Сметвик и Малфой последствия прикинули, не сомневайся. План слушать будешь? Или мне его втихую провернуть, по методу Сметвика?
– Ладно, рассказывай свой план. А то я что-то давно не ревел.
– Расклад такой. Где-то бродит Петтигрю, и я даже знаю, где, но тебе не скажу.
– Почему? – встревожился крестник.
– Чтобы в случае чего ты не огрёб соучастие. Ещё где-то бродит Ремус. Мой второй облик он знает лучше собственного, а дальше мы можем лишь догадываться. Он жив – значит, не вышел из доверия у Дамблдора.
– Сразу объясняй, – попросил задумчиво нахмурившийся крестник. – Я ничего в твоих раскладах не смыслю.
– Оборотни – твари, и никто не стал бы затевать суд. Авада и яма с падалью для фестралов. Значит, Ремус Люпин по-прежнему числится человеком. Слушай, а хорошо, что я сознался перед аврорами! Тогда ни о чём не думал, умереть только хотел, но ведь правильно сделал.
– Да?
– Расследования не вели, суда не было. Тебя отдали родным, Лунатик уцелел, – Сириус довольно улыбнулся и подмигнул хмурому крестнику. – Я не знаю, рассказал ли Ремус Дамблдору о моём облике. Кажется, нет. Опять-таки, можно только догадываться, отчего он молчит и о чём думает.
– Он опасен?
– Оборотень? Без сомнения. К тому же мы с Джейми прятали тебя от Ремуса – оборотни чуют тёмную магию и дуреют от неё. Как коты от кошачьей мяты.
– Как же вы дружили?
– Вот так и дружили. Каждый в борьбе со своей натурой. Но человек он хороший, куда лучше меня.
– Понятно, – проворчал Гарри. – Опасайся, крестник, Ремуса Люпина – хорошего человека и плохого оборотня.
– Постараюсь вернуть нашу дружбу, – подумав, признался Сириус. – Мне её не хватает. Мы дурака тогда сваляли, надо было ему всё рассказать.
– Какой-то очень странный друг.
– На проныру своего посмотри.
– Квиты. Дальше?
– Дальше Снейп. Декан Слизерина, твою мать. Не думал, что Сопливус так высоко заберётся. Этим он обязан Дамблдору, без всяких сомнений. Про грима он тоже может знать. Стоит исходить из того, что знает и Дамблдор.
– Тогда почему…
– Щиты над твоим домом, которые поставил «настоящий папа героя». Теперь только Сметвик и Нотт хотят убить меня без разговоров. Остальные не прочь поговорить. Понял?
– Понял, и мне это не нравится. Опасно очень.
– Дамблдор не станет меня убивать. Выслушает, поверит и постарается прикрыть.
– Допустим. Как ты доберёшься до Дамблдора?
– Оставишь меня здесь, порадуешь кабатчика. Я с недельку потоскую и рвану за тобой в Хог.
Никто не удивится, гримы умны и привязчивы.
– А где ты будешь жить?
– Да уж не в слизеринских подземельях. Лес рядом, и Хагрид будет рад приютить и подкормить бедного пёсика.
– Встречаться мы будем, а вот поговорить, боюсь, не выйдет. Терри Ургхарт вряд ли меня без присмотра оставит.
– Зачем нам разговаривать? Записок в условленном месте будет достаточно. Запомни: когда всё откроется, ты знать не знал, что за собачка к тебе прибилась! Пообещай!
Крестник грустно кивнул, а потом решительным жестом указал Сириусу на кровать.
– Спать будешь здесь. Превращаешься ты быстро, не застукают.
– Зачем? Я ведь объяснял…
– Лечить тебя буду. Давно не колдовал, и Она соскучилась.
– А ты умеешь? – опасливо поинтересовался Сириус.
– Заодно прикину, какие тебе зубы и когти выдать, – буркнул Гарри, вылез из одеяла и задёрнул шторы на окне.
Сириус хмыкнул, а затем послушно вытянулся на постели и принялся втолковывать запаниковавшему внутреннему голосу, что один мелкий некрос вряд ли переплюнет толпу дементоров.
Крестник сел рядом, взял его за руку и улыбнулся:
– Красиво?
Комнатушка в трактире внезапно осветилась светом тысяч неизвестно откуда взявшихся фиолетовых огоньков – маленьких, будто светлячки. Они замерцали, закружились в беззвучном танце, складываясь в причудливые узоры, и заворожённый зрелищем Сириус сам не заметил, как уснул.
___________________________
(1) 999 – телефон экстренной помощи в Великобритании.
Комментарии 44