Что почитать: свежие записи из разных блогов
Записи с тэгом #В борьбе обретёшь ты... из разных блогов
~Кукулькан~, блог «Змеиное молоко»
В борьбе обретёшь ты... (часть 3)
ГЛАВА 23ГЛАВА 23
Курить Рон никогда не пробовал, а потому совсем не умел, в чём сразу честно признался. Но бело-синяя коробочка настоящих магловских сигарет – дорогущие, небось! – в руках у пожирательского сынка смотрелась странно: «Из рейда, что ли? Папаша натаскивает маглов обносить?»
Рон на всякий случай огляделся – вдруг засада? – и как бы равнодушно поинтересовался:
– Надеюсь, ты не на свидание меня сюда зазвал?
– Сдурел? – заметно опешил Нотт и возмущённо постучал пальцем по лбу. – Мечтай, конечно, только…
– Да иди ты! Тоже мне…
– Значит, с этим разобрались, – перебил его Нотт и кивнул на брёвнышко, притащенное кем-то в уголок между шестой теплицей и кустом орешника. – Давай туда.
Рон пожал плечами: ну, давай.
Они уселись на дракклово брёвнышко как можно дальше друг от друга, и Рон заговорил первым – решил побыстрее разобраться со странным приглашением встретиться за теплицами:
– Ты писал, важное дело. Что за дело?
– Точно не будешь? – Нотт ещё раз протянул сигареты.
– Говорю ж, не умею, – снова отказался Рон.
– Что, и братья не научили?
Рон мотнул головой. Из братьев лишь Чарли иногда раскуривал трубочку, и то больше в руках её держал.
– А хочешь? – проклятый Нотт никак не переходил к «важному делу».
Рон снова насторожился:
– С чего тогда подкаты, раз не свидание?
– Задобрить хочу, – буркнул Нотт и вдруг ухмыльнулся: – Надо же, а с этого бока вроде как и свидание! Сечёшь, Уизел!
Рон уже открыл рот, чтобы послать придурка к Мордреду, но до него внезапно дошла первая часть фразы, и он решительно вскочил на ноги:
– Если ты про Хорька и Клювокрыла, то не переводи курево! Мы профессору Дамблдору и мистеру Огдену уже рассказали, как на самом деле случилось, и декан ваш тоже там был и всё слышал. Хорёк сам нарвался! Клятву могу дать!
– Такую клятву и я могу дать, – внезапно согласился Нотт, затеплил на кончике пальца огонёк и прикурил. – Чего взвился? Не буду я про этого сраного гиппогрифа толковать, всё ж ясно.
– Сам ты! – обиделся Рон за Клювокрыла. – А Клювик хороший!
– Ничего, что летает, не может быть хорошим! – убеждённо заявил Нотт и затянулся так лихо, что Рон даже немножко позавидовал. – Порядочные маги пешком ходят или аппарируют, а в небо лезут только те, кому на добрых людей сверху нагадить за счастье!
– Чего это сразу нагадить? – обалдел Рональд. – А совы? Ну, совы – да, зато они и почту носят! А квиддич? Там гадит только ваш гадский Флинт, но он и пёхом гадит будь здоров!
– Точно, квиддич! – процедил Нотт и снова затянулся. – Мало того, что всякие кретины бошки свои тупые без дела и пользы подставляют, так ещё заставляют на это смотреть! «Чего сидишь, идём болеть за наших!»
– Высоты боишься, так и скажи! – окончательно обиделся Рон. – А то начал тут… – он вспомнил Гермиону и удачно ввернул умное слово: – Дискуссию!
Нотт вздохнул и похлопал рукой по брёвнышку:
– Точно, свидание. Уизел, я тебя долго уговаривать буду?
Рон засопел и стиснул кулаки. Не нужно было даже разворачивать эту проклятую записку. Бумажная птичка ткнула Рона в руку в конце сдвоенного урока зельеварения – самого ужасного на его памяти.
Кто именно проболтался о битве Невилла с боггартом, Рон не знал, но намеревался непременно выяснить. Трепач заслуживал хор-рошего пинка под зад, потому что слухи про Снейпа в наряде старухи Лонгботтом стоили третьему курсу Гриффиндора немало крови.
Больше всех, конечно, досталось Невиллу. Снейп издевался над беднягой все два часа – обзывался, язвил и придирался, а под конец пригрозил напоить неудавшимся зельем Тревора. Вот тогда-то дружище Невилл и расстроился по-настоящему: Тревора на занятия он не носил давным-давно, и оттого упустил верный шанс избавиться от дурного жабака.
– Бабушка мне и слова не сказала бы, – прошептал он огорчённо. – Давай на следующий урок возьмём? Не отвяжется ведь теперь. Снейп, в смысле.
– Всех возьмём. И Тревора, и Коросту, и поганого кошака – весь зверинец! – согласился замотанный и издёрганный Рон; его самого Снейп тоже достал до печёнок, а ещё заставил крошить и резать ингредиенты для Малфоя, отпущенного наконец из Больничного крыла.
Что можно было два дня делать в Больничном крыле с едва-едва оцарапанной рукой? Рон своими глазами видел «рану», потому что первым кинулся оттаскивать с опасного места балбеса Поттера. Крови, конечно, натекло, но алым фонтаном она не била, счёт на секунды не шёл, так что Хорёк мог засунуть все свои «страдания» себе же в задницу. Но нет, Малфой двое суток зазря мял больничную койку, а теперь явился на урок с забинтованной рукой на перевязи – это после лечения-то! – и корчил из себя жертву.
Мог бы не стараться, подлый притворщик. У Хагрида и без его тупых кривляний появилась куча проблем.
***
Если быть честным, то на уроке Хагрида всех спас невесть откуда взявшийся громадный чёрный пёс – страшенный с виду, он завыл так, что Рон с перепугу чуть не дал стрекача следом за визжавшими девчонками.
Однако бояться сразу стало некогда. Пришлось со всех ног нестись в противоположную сторону – туда, где разъярённый Клювокрыл вырвался из рук Хагрида, а идиот Поттер не хуже гиппогрифа выкручивался из хватки своего ебанутого дружка и всё норовил зачем-то вылезти из кустов. На старте Рон ещё успел пихнуть замершего Невилла в спину: «Хватай Гермиону! В кусты! Прячьтесь! В кусты! Не бегите! Догонит!» Невилл очнулся, цапнул растерянно хлопавшую глазами Гермиону за руку и поволок в заросли орешника.
Рон же добежал до героического придурка, сшиб его с ног, неслабо приложив о землю, и в четыре руки они с Малфоем живенько затолкали ушибленного Поттера поглубже в кусты – не шибко надёжная, но хоть какая-то защита.
К счастью, Клювокрыл решил для начала расправиться с самым сильным противником и погнался не за Симусом и Дином, дуриком ломанувшимися напрямик через поле, а за псом. Всех остальных девчонок Нотт, надо отдать ему должное, сумел остановить и загнать под защиту нависших над опушкой деревьев, но распихать по зарослям поодиночке не успел. Поэтому над группой перепуганных девиц сияли щиты Крэбба, а сам Нотт, оскалившись, держал в руках огненный шар величиной с бладжер.
Пёс, заметно прихрамывая, бежал к Запретному лесу – «Подставился? Когда?» – за ним гнался Клювокрыл, а Поттер смаргивал слёзы и твердил: «Нет-нет-нет!»
Рон сплюнул, развернулся к Хорьку и уже замахнулся, когда в их убежище вломился Хагрид. Разодранный и окровавленный рукав малфоевской мантии заставил его перемениться в лице. Хагрид выдернул Малфоя из кустов, как морковку из грядки, закинул к себе на плечо и заорал:
– В Больничное крыло! Быстро! Все остальные – бегом отсюда!
Нотт «схлопнул» шар между ладонями и хрипло скомандовал выдвигаться: «Парами! Держать строй! Винс, вперёд! Грег, справа! Забини, в строй, дурак! Пошли! Остальные, ко мне! Бегом!»
Бегом – значит, бегом. В таких делах Нотту можно было довериться: семья, как ни крути, известная. Невилл вывалился из «своих» кустов и потащил за собой Гермиону. Рон довольно кивнул, попытался взять Гарри за руку и неожиданно заработал локтем под дых:
– Нет!
– Да блядь же! – взвыл Рон и ухватил спятившего героя за шиворот: не хочет бежать, проедется на жопе. Весил Поттер всего ничего, и волочь его за собой никакого труда не составило – к Нотту они с Невиллом подбежали одновременно.
Нотт вздёрнул Поттера на ноги и рявкнул:
– Башку включил! Ушёл уже, смотри!
Рон тоже посмотрел: пёс благополучно скрылся в лесу, а Клювокрыл взмыл над деревьями и снова нырнул вниз – видно, была там какая-то прогалина. Рон мысленно пожелал псу удачи, хотя она ему уже не требовалась: без крыльев среди деревьев куда как сподручней бегать и прятаться.
Облегчённо всхлипнувший Поттер был пинком отправлен к девчонкам, Гермиона, фыркнув, пошла сама, а Нотт занял место в конце строя.
– Пупс, не усрёшься? Вставай слева! Уизел, рядом! Бегом! – громко велел он и уже на бегу добавил еле слышно для Рона: – Молись своему Годрику, рыжий! Не приведи Салазар, хоть одна цепь лопнет!
Так и побежали. Впереди нёсся неожиданно резвый Крэбб с палочкой наизготовку, следом трусила неровная цепочка девчонок с Забини и Поттером в арьергарде, а по бокам их страховали Гойл и Невилл. Рон и Нотт замыкали строй и старались не думать, что будет, если сколоченная Хагридом коновязь не выдержит бесившихся на цепях гиппогрифов.
Обошлось. До замка добежали быстро, а коновязь и цепи устояли. Хагрид сдал Малфоя явившимся на шум профессорам и помчался назад – унимать животных.
– Они же его разорвут! – всполошилась Данбар, но профессор Флитвик её успокоил – мол, лучше Хагрида со зверьём ладит только Скамандер.
Хорёк поплёлся следом за мадам Помфри – на своих двоих, притвора! Остальных пригласили в ближайший к Главному холлу кабинет и устроили короткий допрос.
– Что случилось? – строго спросила декан Макгонагалл и остановила взгляд на Гермионе: – Мисс Грейнджер, прошу вас!
Гермиона встала и выдала расклад чуть не по минутам: кто, что и когда сказал или сделал. Остальные согласно кивали. Слизней, правда, малость трясло и перекашивало, но оно и понятно: Хорёк показал себя во всей красе и был кругом виноват. Поттер внезапно окрысился на Невилла: «Ты первый начал!» – но его немедленно заткнули свои же.
– За собаку переживает, – пояснил Нотт и оскалился в неискренней улыбке.
– Почему именно за собаку? – сухо поинтересовалась Макгонагалл.
– Так это ж его пёс. Тот самый, которого он в Косом подобрал.
– Вы привезли в Хогвартс собаку, мистер Поттер? Это запрещено правилами!
– Да кто б его возил! – ответил Нотт вместо Поттера. – Сам явился.
– Что за шутки! – рассердилась декан. – Как это – сам? Бежал за поездом, хотите сказать?
– Он не совсем пёс, – Нотт вздохнул. – Это грим. Гримы умеют аппарировать, мадам. Вот он и того… Соскучился.
Поттер двинул Нотта локтем под рёбра, и Рон невольно потёр собственный синяк, заполученный точно так же.
Декан Макгонагалл побледнела и даже шаг назад сделала, а дура Браун взвизгнула и заголосила:
– Грим! Прорицания! Ронни, ты видел грима! Ты умрёшь!
– Чего это?! – справедливо возмутился Рон. – Его все видели! – он секунду подумал и нехотя добавил: – Правде, чуть все и не померли, но это просто совпадение. Грим же нас и спас. Прикольная собака, и я хочу такую!
Следующий допрос был подольше, посерьёзней, и слизеринцев на него не позвали. Оно и верно: что слизням делать в кабинете директора школы? Невилл и Рон в гостях у профессора Дамблдора уже бывали, остальные же вертели головами и восхищённо ахали над каждой диковинкой. А уж рядом с легендарным мечом Гриффиндора, которым истинный воин-гриффиндорец Реджинальд Вуд сразил чудовище Слизерина, проняло даже Гермиону.
– Он прекрасен! – прошептала она с благоговением. – Какая грозная красота!
Профессор Дамблдор начинать беседу не торопился. Он с улыбкой наблюдал за третьекурсниками и негромко пояснял назначение непонятных предметов:
– Это переносной вредноскоп, мистер Томас. Разумеется, не похож, ведь ему больше трёхсот лет. Тогда была мода на обратные пирамиды, в последнее столетие делают волчки, но главное в форме остаётся неизменным. Что, по-вашему?
– Неустойчивое основание, – подсказала Гермиона крепко озадаченному Дину. – Простите, профессор, мы кого-то ждём?
– Да, – директор Дамблдор огладил бороду. – Мы ждём мистера Огдена – главу нашего попечительского совета. Эти гиппогрифы принадлежат ему, и он очень расстроен произошедшим. Я попрошу вас подробно и, главное, правдиво ответить на его вопросы.
Студенты согласно загомонили и расселись на диванчиках и креслах. Спустя минуту пришла декан Макгонагалл, а следом за ней заявился Снейп, брезгливо сморщил носище и молча проследовал к дальнему креслу в самом тёмном углу кабинета, где под потолком висела какая-то мерзкая с виду штуковина, похожая на старую грязную тряпку.
«Какие ещё тряпки в кабинете у директора, дурень? – обругал сам себя Рон. – Наверняка тоже что-нибудь эдакое… С неустойчивым основанием».
Тут загудел камин, и из зелёного пламени вышел мистер Огден. Богатый владелец самых знаменитых винокурен Британии оказался дядькой до того простым и славным, что у Рона мигом отлегло от сердца.
– Не представляю, как такое могло получиться! – мистер Огден развёл руками; ладони у него были крепкими, мозолистыми, а на пальцах – ни единого кольца. – Уж сколько я с ними возился! Лечил, кормил, лучших берейторов нанимал! К бабам и детворе животные приучены – неловкое обращение не любят, но терпят. И Хагрид к зверушкам со всей душой! Не понимаю! Я как узнал, к Малфою сразу кинулся – подсказали, где застать. Втолковываю: обошлось ведь ерундой, а виру заплачу, сколько потребуешь, только не губи Клювокрыла! Мол, зверь же не виноват, что твой малец такой… Талантливый, короче.
– И? – декан Макгонагалл, поморщившаяся ещё на упоминании «баб», неодобрительно нахмурилась. – Удостоил ответом?
– Да куда там! – удручённо махнул рукой мистер Огден. – Прошёл, как мимо пустого места! Ребятки, хоть вы расскажите, что и как было!
Гермиона дисциплинированно подняла руку, но мистер Огден, окинув студентов внимательным взглядом, вдруг просиял и обратился к Невиллу:
– Не серчай, паренёк, ежели ошибусь, но ты ведь Николаса Лонгботтома родич, верно?
– Внук, – ответил Невилл настороженно. – Это важно?
– Внук?! – мистер Огден даже подпрыгнул в кресле и с силой хлопнул себя по коленям: – Хельга-заступница! Наследник! А ведь болтали… Ты погляди-ка, одно лицо! Не пропала кровь, не ушла! То-то дедушка ваш радуется там, за Гранью!
Невилл ничего не ответил, лишь выжидательно посмотрел на собеседника.
– Как свезло-то на надёжного очевидца! – ликующе выдал мистер Огден. – Хоть в Палату лордов теперь ступай напрямик! Вот только… Гриффиндор, да? – пробормотал он себе под нос и смущённо осведомился: – Здорова ли леди Августа, мистер Лонгботтом? Благополучна ли?
– Благодарю вас, всё прекрасно, – сухо ответил Невилл.
– Не откажите в любезности, мистер Лонгботтом…
– Меня зовут Невилл, мистер Огден. Вы хотите узнать, что произошло?
– Да, дракклы меня дери! Ох, мадам профессор, прощения прошу, но я уже извёлся весь!
Когда Невилл начал рассказ, он немного волновался: тянул слова, заикался, прятал глаза и сутулился. Зато потом разошёлся, и Рон с удовольствием наблюдал, каким ясным у него стал взгляд, речь – чёткой и уверенной, а руками махать перестал вовсе. Боец!
Сам Рон никогда так не рассказал бы, чтоб не только правду, но и красиво. Запнулся Невилл всего в одном месте, когда объяснял, зачем Поттер кинулся спасать мордредова Хорька: погрустнел и по-детски ковырнул башмаком завиток ковра.
– Гарри мечтает стать целителем, – будто извиняясь, робко сказал Невилл. – У него и выбора-то не было – раненый есть раненый.
– Мистер Поттер мог пострадать?! – мистер Огден вскочил с кресла и схватился за сердце.
– Да нет же! – Рон решил поправить положение: Поттер для будущего целителя чересчур суетился, и бедный Невилл расстроился не на пустом месте. – Рядом же Хагрид был, да и Хорёк бросил придуриваться и утащил Гарри в укрытие. Малфой, то есть. Да и я подбежал – отбились бы как-нибудь, будьте спокойны!
– А ты, паренёк, кто-то из Уизли? Из которых, прости? – подозрительно прищурился мистер Огден и сразу же Рону разонравился.
– Шестой сын мистера Артура Уизли, сэр, – отчеканил он. Надо было бы гордо выпрямиться, как это умели делать сестрёнка и умница Билл, но Рон от волнения привычно набычился и добавил угрюмее, чем собирался: – Цела там будет Палата лордов-то? Или как?
– Полагаю, уцелеет, – усмехнулся профессор Дамблдор и одобрительно кивнул Рону и Невиллу. – Это дело в моём ведении как директора Хогвартса. Даже если мистер Малфой пожалуется в министерство, вряд ли у него что-то выйдет.
– Кто знает, – помрачнел Огден. – Эти жмыры линялые не одному человеку жизнь попортили. Ладно, будь по-вашему, господин директор! Свидетельство внука самого лорда Лонгботтома у нас имеется, а потому поборемся!
***
В следующие два дня ничего не происходило, но Рон извёлся от подспудной тревоги: вокруг будто тучи собирались, грозя разразиться настоящей бурей.
Малфой отирался в Больничном крыле с неизвестной хворью, Поттер ходил словно замороженный, по сторонам не глядел и кое-как откликался только на звонкие вопли Криви: «Здравствуй, Гарри! Как дела?» Лишь тогда герой чуть теплел глазами и размыкал сжатые в нитку губы: «Спасибо, Колин! Нормально!» Поговорить к нему было не подойти: за спиной у Гарри всегда отирались ебанутые Дерреки со злющими ухмылочками на одинаковых рожах, а на редких совместных занятиях его загораживал сам Нотт. В прямом смысле загораживал – заталкивал за ближайшую к выходу из класса парту и садился рядом, нахально вытянув ноги в проход.
Джинни и Невилл тоже приуныли и провожали дракклова Поттера тоскливыми взглядами, а Гермиона в редкие минуты, свободные от зубрёжки, порывалась навестить притвору Хорька, чтобы что-то там «уточнить».
Рону очень хотелось встряхнуть их за шкирку и понятными словами объяснить, что Мордред крепко над ними подшутил: у всех, кроме самого Рона, случился самый неудачный амурный интерес из возможных. Ни Поттеру, ни Гермионе не следовало даже смотреть в сторону Хорька. Поганая тварь плохо кончит, видит Годрик! И кабы сам, так нет – наверняка кого-то утащит за собой!
Гарри же совершенно не подходил ни Джинни, ни Невиллу. Красавчик, конечно, и далеко не дурак, но рядом с ним постоянно творилась какая-то херня: как бы чего не вышло. Рон вполне был готов рискнуть собственной башкой – долг есть долг! – но терять сестрёнку и лучшего друга… Права была мама. Нахрен такое счастье!
А ещё, словно мало выпало забот, треклятый кошак Гермионы взялся за поимку бедной Коросты всерьёз. Рыжая паршивая тварюка перепробовала все способы попасть в спальню третьего курса. Он и внаглую пихал приплюснутую морду в дверь, и втихаря пытался просочиться, и в гостиной выл как упырь, пока капитан Вуд не влупил в него Ступефаем и не пригрозил утопить в озере. Хорошо, что от укоров Гермионы Вуд просто отмахнулся, а то Рону пришлось бы волей-неволей улечься рядом с кошаком и забыть о предстоящем отборе в команду.
Проблему Рон решил по-простому: в крысиный корм стал подливать смесь успокоительного и сонного зелий, чтобы Короста не искала, как всегда, спасения в бегстве, а на клетку подвесил выпрошенный у близнецов продырявленный сикль со «следилкой». Форджи похихикали, но вредничать не стали, а вдобавок подарили «оповещатель»: кусочек янтаря, если его тронуть, разражался хриплым собачьим лаем.
Рон принял подарок с благодарностью, но тут же об этом пожалел. Несчастная крыса едва не рехнулась, спросонок заслышав этот лай. Она с надрывным писком билась в запертую наглухо дверцу, потом из всей мочи пыталась протиснуться сквозь прутья, ободрала морду до крови и пребольно тяпнула Рона за палец, когда он попытался её погладить. Зверька было жаль, но подлый кошак не оставлял выбора – о прогулках по спальне Коросте нечего было и мечтать.
Зато Тревор отрывался вовсю. Невилл махнул на него рукой, и бесстыжая жаба вольно разгуливала по всей башне. Живоглот его трогать брезговал, девчонки хором сюсюкали, а парни относились как к своему – пожимали лапу, интересовались делами, по первому же кваку открывали двери и всегда оставляли в умывальной таз с тёплой водой.
Короче, к проклятому уроку зельеварения Рон уже был на взводе, а тут ещё и Хорька принесло, наглую рожу. С забинтованной рукой на перевязи через плечо, он выделывался так, будто не гиппогриф его слегка царапнул, а стая драконов гнала Запретным лесом, да не догнала. Одно утешение – каменная морда Поттера не дрогнула, и из-за спины Нотта герой даже не подумал высунуться.
Любой на месте Малфоя расстроился бы и присмирел, но не такова хорёчья порода! Он, поганец, тут же состроил глазки зардевшейся Гермионе, облаял Невилла и прицепился к Рону, а Снейп, пожирательская морда, взялся угождать своему распроклятому крестничку.
Рональд уже был готов плюнуть на диплом Хога и достать свою новенькую классную палочку, когда маленькая бумажная птичка легко ткнула его клювом в руку.
«Приходи за шестую теплицу сразу после уроков, – прочитал он, украдкой развернув послание. Почерк был приятным, навроде его собственного – как у тролля, который чудом уцепил между когтями гусиное перо. – Дело есть. Важное. Не ссы, не подстава. Нотт.»
***
– Давай, Уизел, не ломайся, – Нотт снова хлопнул по брёвнышку, приглашая сесть. – Не в гиппогрифе дело.
– А в чём?
– Садись, держи сигарету и слушай.
– Да что мне делать с той сигаретой? – проворчал Рон и всё-таки уселся. Не рядом, поодаль.
– Дело нехитрое, мигом научишься. Дым только сразу не глотай, привыкни сначала.
Рон с некоторой опаской взял уже подкуренную сигарету и попробовал затянуться. Хватанул лишку, закашлялся, а потом как-то сразу приноровился. Взатяжку курить, конечно, больше не рисковал, но и попросту держать дым во рту показалось прикольным.
– Ну? – довольно ухмыльнулся Нотт.
– Ничего, – сдержанно похвалил Рон; ему и впрямь понравилось. Не будь табак так дорог, можно было бы завести в привычку. – Откуда сигареты?
– У Теренса выпросил, – вздохнул Нотт. – Пачку всего. А ему Поттер подарил, прикинь! Говорил, поклонник какой-то прислал. Хорошие, вкусные. Дорогие, кажется, но после флинтовых самокруток вообще как конфетки. На магловедении первым делом спрошу, где у маглов куревом торгуют и сколько галлеонов нужно поменять.
– Дофига, наверное, – пожал плечами Рон. – У кого б ещё спросить, где эти галлеоны заработать.
– Это да, – Нотт помрачнел и снова затянулся; кончик почти докуренной сигареты замерцал крохотными искорками.
– У тебя невеста богатая, – поддел его Рон. – Считай, устроился.
– Был бы я у неё один, – невесело осклабился Нотт, – и без мэнора в самой дальней жопе…
– Что, совсем глушь?
– Угу. Мы, леса и в лесах всякая погань.
– Круто! – искренне позавидовал Рон. – Я б пожил! У нас-то маглы, считай, через забор.
– Я потому с тобой и решил поговорить, – кивнул Нотт. – Ты из наших. Ты поймёшь.
– Из каких это «наших»? – подобрался Рон. – Твои «наши» не мои, слизень!
– Из тех, кто за Барьером и дня не протянет. Маг ты, Уизел, и магом помрёшь. Пальцы на палочке силком разжимать придётся, чтобы не с ней хоронить. Так ведь?
– Про чистую кровь и прочее такое не надо даже, – Рон поморщился, вспомнив Огдена. – Кровь кровью, а совесть совестью.
– В целом верно, а по мелочам я поспорил бы, но недосуг. Теперь к делу, – Нотт сжёг окурок, помолчал и сказал хмуро: – Поттер – тип странный, но неплохой. Напрямую он ни в чём не виноват. Однако завертелось всё это дело из-за него. Драко – мой друг. С Лонгботтомом дружишь ты. Предлагаю заключить союз.
– Кого с кем? – не понял Рон.
– Я и ты. Будем держать наших придурков за хвосты. На мозги капать потихоньку. Мол, Поттер – магл маглом, он себя в амантах у парня и в страшных снах не видел. Обидишь, оскорбишь, отпугнёшь, держи свои грязные мыслишки при себе и всякое такое, – Нотт скривился и добавил без особой надежды: – Глядишь, мало-помалу и остынут.
– Сомневаюсь, – не стал утешать его Рон, подумал и добавил: – Темнишь, Нотт. Своему дружку ты безо всякого союза можешь капать на то, что у него вместо мозгов. Или выкладывай как есть, или я скажу спасибо за сигарету и пойду.
Нотт задумчиво хмыкнул и оглядел Рона, будто впервые его встретил.
– Ладно, – сказал он. – Начистоту. Все наши сейчас очень злы на Драко. Снейпу пришлось его в Больничном крыле запереть.
– А-а! – дошло до Рона. – Тогда рано выпустил. Через год надо было. А с рукой что?
– Шрам. Рубец в два пальца толщиной, от запястья до локтя. Показывать не хочет, сам понимаешь. Подживёт, сводить будет. Ну и пальцы пока не очень шевелятся. Повезло кретину, вполне мог без руки остаться.
– Да ладно, – не поверил Рон. – Я своими глазами видел – царапина. Длинная, но царапина.
– И я своими глазами видел. Поттер догадался замораживающие чары применить. Сказал, что вспомнил байки Сметвика про войну. Только там, мол, переломы были, но он по запаре решил, что и на всё остальное сойдёт.
– Когда успел? – удивился Рон, припоминая несчастливый урок. – Палочку точно не доставал.
– Наш герой с перепугу и без палочки колдует запросто.
– Прямо так уж и ваш.
– А чей? Вы его просрали, рыжий. Напомнить, как?
– Да вы тоже приманить не особо старались, – пробурчал Рон с досадой.
Гриффиндор «просрал героя» исключительно его, недоумка, стараниями. Тот прошлый бестолковый Рональд, который не сидел в шкафу и не слышал про родную сестру, одержимую духом Неназываемого, даже не догадывался, что герой – это не обязательно Годрик во плоти. Однако от слизней Гарри натерпелся не меньше, и молча терпеть ноттовы подколки Рон не собирался.
– Никто не старался, – согласно кивнул Нотт. – Приманил Поттера Драко, и ты, Уизел, даже не спорь.
Как ни обидно, но спорить было не о чем. Проклятый Хорёк втёрся в доверие удивительно ловко, и вытащить его у Поттера из-за пазухи, очевидно, пока не по силам никому. Одна надежда, что следующий хорёчий проступок будет такой, что лопнет терпение даже у Гарри.
– Да уж, случилось такое горе, – Рон с сожалением посмотрел на догоревшую до половины сигарету и снова сунул её в рот. – Ты не мнись, Нотт. Выкладывай, чего хотел.
– Скажи-ка мне, рыжий, почему ты Поттера побежал от гиппогрифа оттаскивать, а не зазнайку свою?
– Зазнайка – это твой дружок. А Гермиона умница. Всё же остальное не твоего ума дело.
– Значит, есть причина, – усмехнулся Нотт. – Сдружиться ты с ним, смотрю, не рвёшься, но из виду не выпускаешь. Долг, контракт или просто Дамблдор велел?
– Пошёл ты!
– А жопу тебе не подпалить?
– А рожу тебе не поправить?
– Что ты этим летом жрал? – Нотт с весёлым интересом оглядел кулак, который Рон поднёс к самому его носу. – Вот-вот здоровее Гойла станешь!
Рон невольно скривился. Еда в Египте была не то чтобы невкусной, но непривычной. И вездесущий песок на зубах. Точно, песка за лето он сожрал столько, что вздумай Нотт его поджарить, то заимел бы дело с живым кирпичом.
– Толком говори! – хмуро велел он. – Достал уже, честно.
– Взаимно, рыжий, – Нотт тоже посерьёзнел и задумчиво покатал меж пальцев крохотный огонёк. – Тогда просьба. Не трожь ты Драко, а? И друзей своих придержи по возможности. Не подливайте ему ничего, не задирайте и тому подобное.
– Чего?!
– Толком, да? Толком не могу, просто чую. Поттера сейчас вообще нельзя трогать – взбесится. Он реально за Малфоя испугался, а потом ещё, как я понял, от мадам Помфри получил за мороженую рану. Неправильно что-то сделал, вроде. Раньше просто разревелся бы, а теперь… Теперь шипит на всех и к Мордреду шлёт всякого, кто заикнётся про Малфоя-идиота, – Нотт вздохнул. – С Драко тоже не разговаривает. Дуется за испуг.
– А охраняете вы Поттера от кого? От прочих слизней? От нас с Невиллом?
– Мы сейчас охраняем Запретный лес.
– Чего?!
– От Поттера. Рвётся пса своего проведать. Тот голодный и хромает – значит, надо срочно бежать в Запретный лес. Потому просьба номер два.
– Ты не охренел?
– Я заебался и дам ему сбежать. Завтра, например. Постарайся увязаться следом, а? Вы с Пупсом от акромантулов уже удирали. Считай, готовые егеря. Только в лес, Салазара ради, не лезьте. Пройдитесь по тропе, позовите псину. Должен выйти, по идее. Я с ребятами буду неподалёку. Заорёшь, если что.
Рон, обдумывая неожиданные просьбы, поскрёб в затылке – не успел в Косом постричься, эх! – и докурил сигарету до последней крошки табака.
Нотт, гадёныш, небось, и половины не рассказал по поганому слизеринскому обыкновению. Но и сказанного было достаточно, чтобы понять: история с Клювокрылом не закончилась.
Рон и сам вчера чуть язык не обмозолил, растолковывая Гермионе, что Люциус Малфой просто так это дело не оставит и несчастному гиппогрифу хорошо бы улететь подальше, а не коротать время на привязи у домика Хагрида в ожидании новостей. Прочих зверей мистер Огден забрал к себе, а Клювика не сумел – предписание министерства.
«Какая ерунда! – мило сердилась Гермиона. – Закон – един для всех! Хагрид провёл урок безупречно, просто Драко был недостаточно осторожен!»
После таких слов становилось немного стыдно за родной мир, где из-за всяких скользких типов законы соблюдались не так усердно, как у маглов. Теперь ещё и Поттер ввязался и, кажется, будет защищать Хорька, а заодно и свою собаку, которой по закону, «единому для всех», здесь быть не должно. Но пёс хоть в лесу спрятаться догадался. Может, как-нибудь ночью и Клювокрыла в лес спровадить? Ну да, а если сожрут? В любом случае, для начала стоило посоветоваться с Хагридом, но Хагрид с горя то и дело прикладывался к бренди и к серьёзным разговорам пока готов не был.
К Поттеру же взрослые прислушивались, и как бы не вышло худа. Между Хорьком и незнакомым гиппогрифом Гарри наверняка выберет Хорька, а бедняга Хагрид в лучшем случае лишится профессорской должности. Тоже несправедливо. Дракклову Локхарту, например, урок с корнуолльскими пикси с рук сошёл, хотя пострадавших – среди приличных людей, между прочим! – случилось куда больше.
– Ладно, – согласился наконец Рон и встал с брёвнышка. – Пока не разберутся с этим делом, Хорька мы трогать не будем. Только пусть и он нас не трогает!
Нотт поднял обе руки, будто сдался.
– Поттер когда сбежит? – недовольно поинтересовался Рон. Чем-то этот план его тревожил, но ощущения были смутными, а возражения никак не складывались в слова. – Надеюсь, после обеда?
– После уроков, – подумав, сказал Нотт. – По дороге к себе потеряем, в Главном холле. Н-да, не повезло Монти. Прямо крупно не повезло, но поделом. Ладно, Уизел, бывай.
Рональд молча махнул рукой и потопал к замку.
– Ничего свиданка, мне понравилось! – раздалось сзади, и Рон, не оборачиваясь, высоко вскинул руку с оттопыренным средним пальцем.
***
«Кажется, в этом году Хэллоуин начался в сентябре», – волшебное перо нервно скрежетнуло по пергаменту, и Гарри несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул, унимая душевное смятение. Не очень-то получилось, и он решил, что проще успокоить перо, чем самого себя.
– Тихо-тихо, – прошептал он и легонько провёл пальцем по гладкому стержню. – Поставишь кляксу и заработаешь славу самого неуравновешенного во всей Британии Прытко пишущего пера. Будет неловко перед другими перьями.
Перо встопорщилось и наверняка презрительно фыркнуло бы, будь ему чем фыркать. Гарри неожиданно для себя засмеялся и тут же ойкнул, потому что уколол пятку о шип Чудовищной книги, устроившейся на ночлег в изножье кровати.
Книженция, разбуженная неосторожным пинком, недовольно клацнула шипами, встряхнулась и по-собачьи потопталась по простыне, выискивая местечко, чтобы снова улечься. Рядом с книжкой – кличку ей дать, что ли? – прислоненное к спинке кровати, стояло «Счастье полёта», и Гарри подумал, что надо бы вернуть картину на место.
Рядом глубоким сном без сновидений спал Драко; больную руку он пристроил на груди, а здоровой обнимал громадный том по истории Первого крестового похода.
«Маги и в крестовые походы ходили?» – неосторожно поинтересовался Гарри и в ответ получил получасовую лекцию о том, каким нищим и захолустным местечком была Европа во времена Основателей и как цепко ухватилось тогдашнее общество за возможность наведаться в богатые и относительно благополучные страны по Очень Важному Поводу.
«Не скажу, что ни единого мага не заботила судьба Гроба Господня в руках у нечестивцев, – вещал Драко увлечённо. – В те времена маги ещё не рассорились со Святым престолом, и многие из нас веровали искренне и страстно. Но главной добычей стали знания – в Тёмные века европейские волшебники сильно одичали, а там, на востоке, Римская империя со всеми её свитками в библиотеках ещё была жива. Ну и деньги, само собой. В ту пору все серьёзные торговые пути вели мимо Европы, и это грозило ещё большим одичанием и магам, и маглам. Люди умные это понимали, а неумные – чуяли. Живи я тогда, Поттер, первым бы нашил на сюрко красный крест и присягнул бы славному Роберту Куртгёзу».(1)
Во избежание следующей лекции Гарри не стал спрашивать ни что такое «сюрко», ни почему неведомый Роберт щеголял в шортах, ни даже при чём здесь Красный крест. Ему было достаточно того, что глаза у Драко снова стали прежними, нахальными, а из чёткой линии плеч ушла дурацкая скованность.
Виноватый Хорёк – не Хорёк, и Гарри вздохнул с искренним облегчением, когда Малфой принялся как ни в чём ни бывало задирать Недогеройское трио на уроке зельеварения. Пришлось постараться, чтобы сохранить внешнюю невозмутимость, но наедине Гарри кинулся в объятия Драко первым: «Прости-прости! Я не должен был, прости!»
«И я не должен был, – Драко бережно обнял его и потёрся щекой о щёку. – Я такой болван, прости и ты меня, пожалуйста!»
Прощать Драко было не за что. Его внезапный поступок (эскапада, как сказал бы Сириус Третий Блэк) пришёлся как нельзя кстати. Все в Хогвартсе, кто мог бы знать о Блэке-анимаге, получили ясное и недвусмысленное послание: «Я здесь. Я в разуме. Я не опасен». Польза от сорванного урока перевешивала все истинные и мнимые прегрешения Хорька, и Гарри был бы счастлив, не провинись он сам.
Вмазать замораживающими чарами собственного сочинения по открытой резаной ране было самой тупой идеей из всех тупых идей.
«Мгновенный некроз повреждённых тканей и сосудов, – хмуро объяснила мадам Помфри. – Повезло, что твой приятель крепко сколочен, а в Мунго дежурил сам Шафик! О чём ты думал, ребёнок? Перетянул бы жгутом, и всё! Большая кровопотеря – дело поправимое даже у маглов!»
О чём думал? Да о том, чтобы не спалиться!
Трус!
Идиот!
«Тупое трусло – вот ты кто, Поттер! – перо яростно зачиркало по пергаменту, а Гарри крепко зажмурился, пережидая новый приступ ненависти к самому себе. – Ах, как бы не раскрыться! Ой, как бы чего не вышло! Да про тебя уже куча людей знает, и ничего! Всё потому, что ты дурак и паникёр! Да, артериальное кровотечение – это очень неприятно, и времени действительно было в обрез, но ты, балбес, даже не проверил, сколько именно. Должен был заглянуть на Изнанку, прикинуть скорость, с которой Драко несло к ребру Куба, и на этих условиях действовать. Вполне возможно, что обычного жгута действительно хватило бы с лихвой».
Гарри тяжело вздохнул и снова посмотрел на спящего Малфоя. Было очень стыдно за себя и ужасно жаль Драко: мистеру Шафику пришлось повозиться с последствиями обморожения.
«Запомни навсегда, кретин, что главное качество целителя – хладнокровие. Вспомни мистера Сметвика: «Больному не жалость твоя нужна, а голова и руки!» Всегда думай, что делаешь. О пациенте думай, не о себе!»
Гарри снова погладил взъерошенное перо, подтащил подушку повыше и устроился полулёжа, закинув руки за голову.
«Вся буча с гиппогрифом заняла минут пятнадцать, но последствия не разгребли до сих пор. Даже не знаю, в каком порядке это всё изложить, потому что тошно. Я даже зареветь ни разу не смог – в груди будто замёрзло что-то. Не потому, что я от испуга на Изнанку забился, а по-другому. Паршивый холод, мерзкий. Неправильный. Хуже даже, чем от дементоров.
Напишу как есть – кому врать-то? Читателей у этого дневника не будет никогда.
Итак, урок у Хагрида.
Не знаю, за каким чёртом Лонгботтома понесло кататься на гиппогрифе. Хотя нет, знаю. Хорёк потом объяснил, зар-раза! Оказывается, я интересую Лонгботтома в том самом смысле ещё с прошлого года, и об этом знают все, кроме меня самого. То есть он не перед девчонками рисовался, а передо мной. Ну отлично, блин! Не знаю, что с этим делать, и не буду делать ничего! Сам… Господи, как написать-то? Сам, короче, встрял, сам пускай и выбирается. Ничего не знаю и знать не хочу!
Но на уроке я немного занервничал. Опасный зверь, большая высота – что угодно могло случиться! Я даже собирался выловить Пупса в коридоре и по шее стукнуть, а потом его бабуле наябедничать. Мало ему путешествия на «фордике» было, летуну безмозглому? Короче, хвалить Невилла я не хотел, честно. Само собой от облегчения вырвалось, ведь все остались живы и никакого переполоха не случилось.
Ага, как же!
Потому что Малфой таки не стерпел.
Ревновал он, видите ли!
Когда он это сказал, я даже не удивился. Ясно, что ревновал. Типа, настолько ревнивого к центру сцены, ещё поискать! Я тогда подумал даже, что лучше бы чёртов Лонгботтом с дракклова гиппогрифа в озеро свалился – дешевле бы обошлось.
«В следующий раз, – сказал я, – когда захочешь покрасоваться, выбирай жертву с когтями покороче. И это… Прости меня, пожалуйста! Я так затупил с чарами этими дурацкими! Прости, никогда больше! Только то, что знаю и умею! Кля…»
Драко переменился в лице и так быстро зажал мне рот ладонью, что почти ударил. Я отшатнулся, офигевший, а он убрал руку и уткнулся лбом мне в лоб.
«Не клянись, Гарри, – прошептал он. – Твои умения, они… Ну, не всегда уместные. И потом, ты не понял. Я тебя ревновал. Я… Ты мне нравишься. Очень».
Гарри остановил перо и задумался.
Не сказать, чтобы признание было совсем-совсем неожиданным. Гарри с первого дня в Хогвартсе знал, что чистокровные бисексуальны чуть не поголовно, и за два года успел наслушаться и насмотреться всякого. К тому же они с Драко настолько часто прикрывали «влюблённостью» все свои оплошности, что…
«Не ври себе, придурок, – ровные строчки, выписанные идеальным почерком, послушно ложились на пергамент. – Ты даже сейчас не знаешь, что нужно было сказать или сделать, чтобы получилось правильно и необидно. Нет, я, конечно, промямлил что-то про хорошую девочку, которая ему ещё встретится. Ещё чего-то такого же тошно-правильного наплёл. Замяли, короче. Всё как бы осталось прежним: и задранный нос, и лекции по истории, и свары с недогероями, и восхваления себя необыкновенного, и даже ночёвки в моей кровати. Вот только с той самой минуты Драко ни разу ко мне не прикоснулся. Всегда на расстоянии. Вон, и во сне обниматься не лезет. Всё будто осталось по-прежнему, но на самом деле... Просто… Ну… Как с той дурацкой брошкой получилось: внезапно ни с того ни с сего мне перепало что-то красивое и ужасно дорогое, а я стою дурак дураком, и нечем отдариться».
Гарри покачал головой и свернул пергамент в трубочку, пачкая пальцы непросохшими чернилами.
– Дату поставь, – велел он перу. – И пометь, что сопли. Чтобы не перечитывать потом.
Он вылез из кровати, шёпотом выругал холодный каменный пол, повесил на место «Счастье полёта» и покопался в тумбочке, отыскивая чистые листы пергамента.
– Сейчас перепишем, – пообещал он перу. – Не мемуары, а позорище. Как там Бродяга учил? Настоящий тёмный маг всегда собой доволен, это остальные – дураки. Давай-ка лучше напишем, какой я молодец. Ну, попробуем хотя бы.
«Кровотечение я остановил по-мясницки, и никаких оправданий мне не найти. Зато обезболил круто. Драко остался в сознании и на ногах. Получилось это у меня, как всегда, с перепугу. Как только у Драко закатились глаза, я почувствовал его боль и дико испугался. Стоило останавливать кровь, чтобы загнать пациента в болевой шок? Все дурные мысли о маскировке под светлого мага вымело из головы, и я позвал Её.
Когда я обезболивал свою сломанную руку, я просто немного «ушёл» на Изнанку. Ну, вроде как на пороге посидел – спиной в дом, коленками на улице. Нормального человека такие посиделки убьют без вариантов, а времени хорошенько подумать уже не оставалось. Потому я просто повторил идею египтянина, который лечил Джинни: плотно-плотно «закутал» Драко нитями «завесы», а раненую руку сунул Туда. Как я и рассчитывал, болевые рецепторы отключились. Вместе со всем остальным, потому что нервная система мне ещё не снилась. Кажется, некоторое время у Драко была не вполне живая конечность. Частичный анабиоз, грубо говоря.
Ни с кем другим этот способ не сработает. Требуется непосредственный контакт со мной, а чтобы поддерживать его на расстоянии, нужна та самая нашивка с гербом Слизерина, которую я зачаровал на прошлое Рождество.
Вот и выяснилось, что за артефакт у меня получился.
Метка.
Метка, через которую мы с Изнанкой можем воздействовать на человека.
Теперь думай, твоё темнейшество, так ли ты отличаешься от Твари.
Как только всё чуть-чуть успокоится, поговорю с Драко. Он должен знать. Пусть решит, нужен ли ему такой подарок.
Хорошо, что это не татуировка. Всегда можно выбросить.»
Гарри снова остановил перо и подавил зевок. На очереди было описание ссоры с Терри Ургхартом, нелёгкого разговора со Снейпом и Сметвиком и неудачного свидания с Сириусом. Ещё стоило записать короткий разговор с портретом Габриэля Неккера, но сил уже не оставалось. Ужасно хотелось спать.
«Всё потом, – решил он, скатывая в трубочку недописанный лист пергамента. – Без режима я точно помру. Надо составить распорядок дня, и убереги господь того, кто затеет бучу поперёк расписания! Убью за восемь часов сна!»
__________________
(1) Роберт III, по прозвищу Куртгёз (Короткие штаны), (ок. 1054-1134) – герцог Нормандии, старший сын Вильгельма Завоевателя, неоднократный претендент на английский престол и один из руководителей Первого крестового похода. Своё прозвище получил из-за небольшого роста.
Курить Рон никогда не пробовал, а потому совсем не умел, в чём сразу честно признался. Но бело-синяя коробочка настоящих магловских сигарет – дорогущие, небось! – в руках у пожирательского сынка смотрелась странно: «Из рейда, что ли? Папаша натаскивает маглов обносить?»
Рон на всякий случай огляделся – вдруг засада? – и как бы равнодушно поинтересовался:
– Надеюсь, ты не на свидание меня сюда зазвал?
– Сдурел? – заметно опешил Нотт и возмущённо постучал пальцем по лбу. – Мечтай, конечно, только…
– Да иди ты! Тоже мне…
– Значит, с этим разобрались, – перебил его Нотт и кивнул на брёвнышко, притащенное кем-то в уголок между шестой теплицей и кустом орешника. – Давай туда.
Рон пожал плечами: ну, давай.
Они уселись на дракклово брёвнышко как можно дальше друг от друга, и Рон заговорил первым – решил побыстрее разобраться со странным приглашением встретиться за теплицами:
– Ты писал, важное дело. Что за дело?
– Точно не будешь? – Нотт ещё раз протянул сигареты.
– Говорю ж, не умею, – снова отказался Рон.
– Что, и братья не научили?
Рон мотнул головой. Из братьев лишь Чарли иногда раскуривал трубочку, и то больше в руках её держал.
– А хочешь? – проклятый Нотт никак не переходил к «важному делу».
Рон снова насторожился:
– С чего тогда подкаты, раз не свидание?
– Задобрить хочу, – буркнул Нотт и вдруг ухмыльнулся: – Надо же, а с этого бока вроде как и свидание! Сечёшь, Уизел!
Рон уже открыл рот, чтобы послать придурка к Мордреду, но до него внезапно дошла первая часть фразы, и он решительно вскочил на ноги:
– Если ты про Хорька и Клювокрыла, то не переводи курево! Мы профессору Дамблдору и мистеру Огдену уже рассказали, как на самом деле случилось, и декан ваш тоже там был и всё слышал. Хорёк сам нарвался! Клятву могу дать!
– Такую клятву и я могу дать, – внезапно согласился Нотт, затеплил на кончике пальца огонёк и прикурил. – Чего взвился? Не буду я про этого сраного гиппогрифа толковать, всё ж ясно.
– Сам ты! – обиделся Рон за Клювокрыла. – А Клювик хороший!
– Ничего, что летает, не может быть хорошим! – убеждённо заявил Нотт и затянулся так лихо, что Рон даже немножко позавидовал. – Порядочные маги пешком ходят или аппарируют, а в небо лезут только те, кому на добрых людей сверху нагадить за счастье!
– Чего это сразу нагадить? – обалдел Рональд. – А совы? Ну, совы – да, зато они и почту носят! А квиддич? Там гадит только ваш гадский Флинт, но он и пёхом гадит будь здоров!
– Точно, квиддич! – процедил Нотт и снова затянулся. – Мало того, что всякие кретины бошки свои тупые без дела и пользы подставляют, так ещё заставляют на это смотреть! «Чего сидишь, идём болеть за наших!»
– Высоты боишься, так и скажи! – окончательно обиделся Рон. – А то начал тут… – он вспомнил Гермиону и удачно ввернул умное слово: – Дискуссию!
Нотт вздохнул и похлопал рукой по брёвнышку:
– Точно, свидание. Уизел, я тебя долго уговаривать буду?
Рон засопел и стиснул кулаки. Не нужно было даже разворачивать эту проклятую записку. Бумажная птичка ткнула Рона в руку в конце сдвоенного урока зельеварения – самого ужасного на его памяти.
Кто именно проболтался о битве Невилла с боггартом, Рон не знал, но намеревался непременно выяснить. Трепач заслуживал хор-рошего пинка под зад, потому что слухи про Снейпа в наряде старухи Лонгботтом стоили третьему курсу Гриффиндора немало крови.
Больше всех, конечно, досталось Невиллу. Снейп издевался над беднягой все два часа – обзывался, язвил и придирался, а под конец пригрозил напоить неудавшимся зельем Тревора. Вот тогда-то дружище Невилл и расстроился по-настоящему: Тревора на занятия он не носил давным-давно, и оттого упустил верный шанс избавиться от дурного жабака.
– Бабушка мне и слова не сказала бы, – прошептал он огорчённо. – Давай на следующий урок возьмём? Не отвяжется ведь теперь. Снейп, в смысле.
– Всех возьмём. И Тревора, и Коросту, и поганого кошака – весь зверинец! – согласился замотанный и издёрганный Рон; его самого Снейп тоже достал до печёнок, а ещё заставил крошить и резать ингредиенты для Малфоя, отпущенного наконец из Больничного крыла.
Что можно было два дня делать в Больничном крыле с едва-едва оцарапанной рукой? Рон своими глазами видел «рану», потому что первым кинулся оттаскивать с опасного места балбеса Поттера. Крови, конечно, натекло, но алым фонтаном она не била, счёт на секунды не шёл, так что Хорёк мог засунуть все свои «страдания» себе же в задницу. Но нет, Малфой двое суток зазря мял больничную койку, а теперь явился на урок с забинтованной рукой на перевязи – это после лечения-то! – и корчил из себя жертву.
Мог бы не стараться, подлый притворщик. У Хагрида и без его тупых кривляний появилась куча проблем.
***
Если быть честным, то на уроке Хагрида всех спас невесть откуда взявшийся громадный чёрный пёс – страшенный с виду, он завыл так, что Рон с перепугу чуть не дал стрекача следом за визжавшими девчонками.
Однако бояться сразу стало некогда. Пришлось со всех ног нестись в противоположную сторону – туда, где разъярённый Клювокрыл вырвался из рук Хагрида, а идиот Поттер не хуже гиппогрифа выкручивался из хватки своего ебанутого дружка и всё норовил зачем-то вылезти из кустов. На старте Рон ещё успел пихнуть замершего Невилла в спину: «Хватай Гермиону! В кусты! Прячьтесь! В кусты! Не бегите! Догонит!» Невилл очнулся, цапнул растерянно хлопавшую глазами Гермиону за руку и поволок в заросли орешника.
Рон же добежал до героического придурка, сшиб его с ног, неслабо приложив о землю, и в четыре руки они с Малфоем живенько затолкали ушибленного Поттера поглубже в кусты – не шибко надёжная, но хоть какая-то защита.
К счастью, Клювокрыл решил для начала расправиться с самым сильным противником и погнался не за Симусом и Дином, дуриком ломанувшимися напрямик через поле, а за псом. Всех остальных девчонок Нотт, надо отдать ему должное, сумел остановить и загнать под защиту нависших над опушкой деревьев, но распихать по зарослям поодиночке не успел. Поэтому над группой перепуганных девиц сияли щиты Крэбба, а сам Нотт, оскалившись, держал в руках огненный шар величиной с бладжер.
Пёс, заметно прихрамывая, бежал к Запретному лесу – «Подставился? Когда?» – за ним гнался Клювокрыл, а Поттер смаргивал слёзы и твердил: «Нет-нет-нет!»
Рон сплюнул, развернулся к Хорьку и уже замахнулся, когда в их убежище вломился Хагрид. Разодранный и окровавленный рукав малфоевской мантии заставил его перемениться в лице. Хагрид выдернул Малфоя из кустов, как морковку из грядки, закинул к себе на плечо и заорал:
– В Больничное крыло! Быстро! Все остальные – бегом отсюда!
Нотт «схлопнул» шар между ладонями и хрипло скомандовал выдвигаться: «Парами! Держать строй! Винс, вперёд! Грег, справа! Забини, в строй, дурак! Пошли! Остальные, ко мне! Бегом!»
Бегом – значит, бегом. В таких делах Нотту можно было довериться: семья, как ни крути, известная. Невилл вывалился из «своих» кустов и потащил за собой Гермиону. Рон довольно кивнул, попытался взять Гарри за руку и неожиданно заработал локтем под дых:
– Нет!
– Да блядь же! – взвыл Рон и ухватил спятившего героя за шиворот: не хочет бежать, проедется на жопе. Весил Поттер всего ничего, и волочь его за собой никакого труда не составило – к Нотту они с Невиллом подбежали одновременно.
Нотт вздёрнул Поттера на ноги и рявкнул:
– Башку включил! Ушёл уже, смотри!
Рон тоже посмотрел: пёс благополучно скрылся в лесу, а Клювокрыл взмыл над деревьями и снова нырнул вниз – видно, была там какая-то прогалина. Рон мысленно пожелал псу удачи, хотя она ему уже не требовалась: без крыльев среди деревьев куда как сподручней бегать и прятаться.
Облегчённо всхлипнувший Поттер был пинком отправлен к девчонкам, Гермиона, фыркнув, пошла сама, а Нотт занял место в конце строя.
– Пупс, не усрёшься? Вставай слева! Уизел, рядом! Бегом! – громко велел он и уже на бегу добавил еле слышно для Рона: – Молись своему Годрику, рыжий! Не приведи Салазар, хоть одна цепь лопнет!
Так и побежали. Впереди нёсся неожиданно резвый Крэбб с палочкой наизготовку, следом трусила неровная цепочка девчонок с Забини и Поттером в арьергарде, а по бокам их страховали Гойл и Невилл. Рон и Нотт замыкали строй и старались не думать, что будет, если сколоченная Хагридом коновязь не выдержит бесившихся на цепях гиппогрифов.
Обошлось. До замка добежали быстро, а коновязь и цепи устояли. Хагрид сдал Малфоя явившимся на шум профессорам и помчался назад – унимать животных.
– Они же его разорвут! – всполошилась Данбар, но профессор Флитвик её успокоил – мол, лучше Хагрида со зверьём ладит только Скамандер.
Хорёк поплёлся следом за мадам Помфри – на своих двоих, притвора! Остальных пригласили в ближайший к Главному холлу кабинет и устроили короткий допрос.
– Что случилось? – строго спросила декан Макгонагалл и остановила взгляд на Гермионе: – Мисс Грейнджер, прошу вас!
Гермиона встала и выдала расклад чуть не по минутам: кто, что и когда сказал или сделал. Остальные согласно кивали. Слизней, правда, малость трясло и перекашивало, но оно и понятно: Хорёк показал себя во всей красе и был кругом виноват. Поттер внезапно окрысился на Невилла: «Ты первый начал!» – но его немедленно заткнули свои же.
– За собаку переживает, – пояснил Нотт и оскалился в неискренней улыбке.
– Почему именно за собаку? – сухо поинтересовалась Макгонагалл.
– Так это ж его пёс. Тот самый, которого он в Косом подобрал.
– Вы привезли в Хогвартс собаку, мистер Поттер? Это запрещено правилами!
– Да кто б его возил! – ответил Нотт вместо Поттера. – Сам явился.
– Что за шутки! – рассердилась декан. – Как это – сам? Бежал за поездом, хотите сказать?
– Он не совсем пёс, – Нотт вздохнул. – Это грим. Гримы умеют аппарировать, мадам. Вот он и того… Соскучился.
Поттер двинул Нотта локтем под рёбра, и Рон невольно потёр собственный синяк, заполученный точно так же.
Декан Макгонагалл побледнела и даже шаг назад сделала, а дура Браун взвизгнула и заголосила:
– Грим! Прорицания! Ронни, ты видел грима! Ты умрёшь!
– Чего это?! – справедливо возмутился Рон. – Его все видели! – он секунду подумал и нехотя добавил: – Правде, чуть все и не померли, но это просто совпадение. Грим же нас и спас. Прикольная собака, и я хочу такую!
Следующий допрос был подольше, посерьёзней, и слизеринцев на него не позвали. Оно и верно: что слизням делать в кабинете директора школы? Невилл и Рон в гостях у профессора Дамблдора уже бывали, остальные же вертели головами и восхищённо ахали над каждой диковинкой. А уж рядом с легендарным мечом Гриффиндора, которым истинный воин-гриффиндорец Реджинальд Вуд сразил чудовище Слизерина, проняло даже Гермиону.
– Он прекрасен! – прошептала она с благоговением. – Какая грозная красота!
Профессор Дамблдор начинать беседу не торопился. Он с улыбкой наблюдал за третьекурсниками и негромко пояснял назначение непонятных предметов:
– Это переносной вредноскоп, мистер Томас. Разумеется, не похож, ведь ему больше трёхсот лет. Тогда была мода на обратные пирамиды, в последнее столетие делают волчки, но главное в форме остаётся неизменным. Что, по-вашему?
– Неустойчивое основание, – подсказала Гермиона крепко озадаченному Дину. – Простите, профессор, мы кого-то ждём?
– Да, – директор Дамблдор огладил бороду. – Мы ждём мистера Огдена – главу нашего попечительского совета. Эти гиппогрифы принадлежат ему, и он очень расстроен произошедшим. Я попрошу вас подробно и, главное, правдиво ответить на его вопросы.
Студенты согласно загомонили и расселись на диванчиках и креслах. Спустя минуту пришла декан Макгонагалл, а следом за ней заявился Снейп, брезгливо сморщил носище и молча проследовал к дальнему креслу в самом тёмном углу кабинета, где под потолком висела какая-то мерзкая с виду штуковина, похожая на старую грязную тряпку.
«Какие ещё тряпки в кабинете у директора, дурень? – обругал сам себя Рон. – Наверняка тоже что-нибудь эдакое… С неустойчивым основанием».
Тут загудел камин, и из зелёного пламени вышел мистер Огден. Богатый владелец самых знаменитых винокурен Британии оказался дядькой до того простым и славным, что у Рона мигом отлегло от сердца.
– Не представляю, как такое могло получиться! – мистер Огден развёл руками; ладони у него были крепкими, мозолистыми, а на пальцах – ни единого кольца. – Уж сколько я с ними возился! Лечил, кормил, лучших берейторов нанимал! К бабам и детворе животные приучены – неловкое обращение не любят, но терпят. И Хагрид к зверушкам со всей душой! Не понимаю! Я как узнал, к Малфою сразу кинулся – подсказали, где застать. Втолковываю: обошлось ведь ерундой, а виру заплачу, сколько потребуешь, только не губи Клювокрыла! Мол, зверь же не виноват, что твой малец такой… Талантливый, короче.
– И? – декан Макгонагалл, поморщившаяся ещё на упоминании «баб», неодобрительно нахмурилась. – Удостоил ответом?
– Да куда там! – удручённо махнул рукой мистер Огден. – Прошёл, как мимо пустого места! Ребятки, хоть вы расскажите, что и как было!
Гермиона дисциплинированно подняла руку, но мистер Огден, окинув студентов внимательным взглядом, вдруг просиял и обратился к Невиллу:
– Не серчай, паренёк, ежели ошибусь, но ты ведь Николаса Лонгботтома родич, верно?
– Внук, – ответил Невилл настороженно. – Это важно?
– Внук?! – мистер Огден даже подпрыгнул в кресле и с силой хлопнул себя по коленям: – Хельга-заступница! Наследник! А ведь болтали… Ты погляди-ка, одно лицо! Не пропала кровь, не ушла! То-то дедушка ваш радуется там, за Гранью!
Невилл ничего не ответил, лишь выжидательно посмотрел на собеседника.
– Как свезло-то на надёжного очевидца! – ликующе выдал мистер Огден. – Хоть в Палату лордов теперь ступай напрямик! Вот только… Гриффиндор, да? – пробормотал он себе под нос и смущённо осведомился: – Здорова ли леди Августа, мистер Лонгботтом? Благополучна ли?
– Благодарю вас, всё прекрасно, – сухо ответил Невилл.
– Не откажите в любезности, мистер Лонгботтом…
– Меня зовут Невилл, мистер Огден. Вы хотите узнать, что произошло?
– Да, дракклы меня дери! Ох, мадам профессор, прощения прошу, но я уже извёлся весь!
Когда Невилл начал рассказ, он немного волновался: тянул слова, заикался, прятал глаза и сутулился. Зато потом разошёлся, и Рон с удовольствием наблюдал, каким ясным у него стал взгляд, речь – чёткой и уверенной, а руками махать перестал вовсе. Боец!
Сам Рон никогда так не рассказал бы, чтоб не только правду, но и красиво. Запнулся Невилл всего в одном месте, когда объяснял, зачем Поттер кинулся спасать мордредова Хорька: погрустнел и по-детски ковырнул башмаком завиток ковра.
– Гарри мечтает стать целителем, – будто извиняясь, робко сказал Невилл. – У него и выбора-то не было – раненый есть раненый.
– Мистер Поттер мог пострадать?! – мистер Огден вскочил с кресла и схватился за сердце.
– Да нет же! – Рон решил поправить положение: Поттер для будущего целителя чересчур суетился, и бедный Невилл расстроился не на пустом месте. – Рядом же Хагрид был, да и Хорёк бросил придуриваться и утащил Гарри в укрытие. Малфой, то есть. Да и я подбежал – отбились бы как-нибудь, будьте спокойны!
– А ты, паренёк, кто-то из Уизли? Из которых, прости? – подозрительно прищурился мистер Огден и сразу же Рону разонравился.
– Шестой сын мистера Артура Уизли, сэр, – отчеканил он. Надо было бы гордо выпрямиться, как это умели делать сестрёнка и умница Билл, но Рон от волнения привычно набычился и добавил угрюмее, чем собирался: – Цела там будет Палата лордов-то? Или как?
– Полагаю, уцелеет, – усмехнулся профессор Дамблдор и одобрительно кивнул Рону и Невиллу. – Это дело в моём ведении как директора Хогвартса. Даже если мистер Малфой пожалуется в министерство, вряд ли у него что-то выйдет.
– Кто знает, – помрачнел Огден. – Эти жмыры линялые не одному человеку жизнь попортили. Ладно, будь по-вашему, господин директор! Свидетельство внука самого лорда Лонгботтома у нас имеется, а потому поборемся!
***
В следующие два дня ничего не происходило, но Рон извёлся от подспудной тревоги: вокруг будто тучи собирались, грозя разразиться настоящей бурей.
Малфой отирался в Больничном крыле с неизвестной хворью, Поттер ходил словно замороженный, по сторонам не глядел и кое-как откликался только на звонкие вопли Криви: «Здравствуй, Гарри! Как дела?» Лишь тогда герой чуть теплел глазами и размыкал сжатые в нитку губы: «Спасибо, Колин! Нормально!» Поговорить к нему было не подойти: за спиной у Гарри всегда отирались ебанутые Дерреки со злющими ухмылочками на одинаковых рожах, а на редких совместных занятиях его загораживал сам Нотт. В прямом смысле загораживал – заталкивал за ближайшую к выходу из класса парту и садился рядом, нахально вытянув ноги в проход.
Джинни и Невилл тоже приуныли и провожали дракклова Поттера тоскливыми взглядами, а Гермиона в редкие минуты, свободные от зубрёжки, порывалась навестить притвору Хорька, чтобы что-то там «уточнить».
Рону очень хотелось встряхнуть их за шкирку и понятными словами объяснить, что Мордред крепко над ними подшутил: у всех, кроме самого Рона, случился самый неудачный амурный интерес из возможных. Ни Поттеру, ни Гермионе не следовало даже смотреть в сторону Хорька. Поганая тварь плохо кончит, видит Годрик! И кабы сам, так нет – наверняка кого-то утащит за собой!
Гарри же совершенно не подходил ни Джинни, ни Невиллу. Красавчик, конечно, и далеко не дурак, но рядом с ним постоянно творилась какая-то херня: как бы чего не вышло. Рон вполне был готов рискнуть собственной башкой – долг есть долг! – но терять сестрёнку и лучшего друга… Права была мама. Нахрен такое счастье!
А ещё, словно мало выпало забот, треклятый кошак Гермионы взялся за поимку бедной Коросты всерьёз. Рыжая паршивая тварюка перепробовала все способы попасть в спальню третьего курса. Он и внаглую пихал приплюснутую морду в дверь, и втихаря пытался просочиться, и в гостиной выл как упырь, пока капитан Вуд не влупил в него Ступефаем и не пригрозил утопить в озере. Хорошо, что от укоров Гермионы Вуд просто отмахнулся, а то Рону пришлось бы волей-неволей улечься рядом с кошаком и забыть о предстоящем отборе в команду.
Проблему Рон решил по-простому: в крысиный корм стал подливать смесь успокоительного и сонного зелий, чтобы Короста не искала, как всегда, спасения в бегстве, а на клетку подвесил выпрошенный у близнецов продырявленный сикль со «следилкой». Форджи похихикали, но вредничать не стали, а вдобавок подарили «оповещатель»: кусочек янтаря, если его тронуть, разражался хриплым собачьим лаем.
Рон принял подарок с благодарностью, но тут же об этом пожалел. Несчастная крыса едва не рехнулась, спросонок заслышав этот лай. Она с надрывным писком билась в запертую наглухо дверцу, потом из всей мочи пыталась протиснуться сквозь прутья, ободрала морду до крови и пребольно тяпнула Рона за палец, когда он попытался её погладить. Зверька было жаль, но подлый кошак не оставлял выбора – о прогулках по спальне Коросте нечего было и мечтать.
Зато Тревор отрывался вовсю. Невилл махнул на него рукой, и бесстыжая жаба вольно разгуливала по всей башне. Живоглот его трогать брезговал, девчонки хором сюсюкали, а парни относились как к своему – пожимали лапу, интересовались делами, по первому же кваку открывали двери и всегда оставляли в умывальной таз с тёплой водой.
Короче, к проклятому уроку зельеварения Рон уже был на взводе, а тут ещё и Хорька принесло, наглую рожу. С забинтованной рукой на перевязи через плечо, он выделывался так, будто не гиппогриф его слегка царапнул, а стая драконов гнала Запретным лесом, да не догнала. Одно утешение – каменная морда Поттера не дрогнула, и из-за спины Нотта герой даже не подумал высунуться.
Любой на месте Малфоя расстроился бы и присмирел, но не такова хорёчья порода! Он, поганец, тут же состроил глазки зардевшейся Гермионе, облаял Невилла и прицепился к Рону, а Снейп, пожирательская морда, взялся угождать своему распроклятому крестничку.
Рональд уже был готов плюнуть на диплом Хога и достать свою новенькую классную палочку, когда маленькая бумажная птичка легко ткнула его клювом в руку.
«Приходи за шестую теплицу сразу после уроков, – прочитал он, украдкой развернув послание. Почерк был приятным, навроде его собственного – как у тролля, который чудом уцепил между когтями гусиное перо. – Дело есть. Важное. Не ссы, не подстава. Нотт.»
***
– Давай, Уизел, не ломайся, – Нотт снова хлопнул по брёвнышку, приглашая сесть. – Не в гиппогрифе дело.
– А в чём?
– Садись, держи сигарету и слушай.
– Да что мне делать с той сигаретой? – проворчал Рон и всё-таки уселся. Не рядом, поодаль.
– Дело нехитрое, мигом научишься. Дым только сразу не глотай, привыкни сначала.
Рон с некоторой опаской взял уже подкуренную сигарету и попробовал затянуться. Хватанул лишку, закашлялся, а потом как-то сразу приноровился. Взатяжку курить, конечно, больше не рисковал, но и попросту держать дым во рту показалось прикольным.
– Ну? – довольно ухмыльнулся Нотт.
– Ничего, – сдержанно похвалил Рон; ему и впрямь понравилось. Не будь табак так дорог, можно было бы завести в привычку. – Откуда сигареты?
– У Теренса выпросил, – вздохнул Нотт. – Пачку всего. А ему Поттер подарил, прикинь! Говорил, поклонник какой-то прислал. Хорошие, вкусные. Дорогие, кажется, но после флинтовых самокруток вообще как конфетки. На магловедении первым делом спрошу, где у маглов куревом торгуют и сколько галлеонов нужно поменять.
– Дофига, наверное, – пожал плечами Рон. – У кого б ещё спросить, где эти галлеоны заработать.
– Это да, – Нотт помрачнел и снова затянулся; кончик почти докуренной сигареты замерцал крохотными искорками.
– У тебя невеста богатая, – поддел его Рон. – Считай, устроился.
– Был бы я у неё один, – невесело осклабился Нотт, – и без мэнора в самой дальней жопе…
– Что, совсем глушь?
– Угу. Мы, леса и в лесах всякая погань.
– Круто! – искренне позавидовал Рон. – Я б пожил! У нас-то маглы, считай, через забор.
– Я потому с тобой и решил поговорить, – кивнул Нотт. – Ты из наших. Ты поймёшь.
– Из каких это «наших»? – подобрался Рон. – Твои «наши» не мои, слизень!
– Из тех, кто за Барьером и дня не протянет. Маг ты, Уизел, и магом помрёшь. Пальцы на палочке силком разжимать придётся, чтобы не с ней хоронить. Так ведь?
– Про чистую кровь и прочее такое не надо даже, – Рон поморщился, вспомнив Огдена. – Кровь кровью, а совесть совестью.
– В целом верно, а по мелочам я поспорил бы, но недосуг. Теперь к делу, – Нотт сжёг окурок, помолчал и сказал хмуро: – Поттер – тип странный, но неплохой. Напрямую он ни в чём не виноват. Однако завертелось всё это дело из-за него. Драко – мой друг. С Лонгботтомом дружишь ты. Предлагаю заключить союз.
– Кого с кем? – не понял Рон.
– Я и ты. Будем держать наших придурков за хвосты. На мозги капать потихоньку. Мол, Поттер – магл маглом, он себя в амантах у парня и в страшных снах не видел. Обидишь, оскорбишь, отпугнёшь, держи свои грязные мыслишки при себе и всякое такое, – Нотт скривился и добавил без особой надежды: – Глядишь, мало-помалу и остынут.
– Сомневаюсь, – не стал утешать его Рон, подумал и добавил: – Темнишь, Нотт. Своему дружку ты безо всякого союза можешь капать на то, что у него вместо мозгов. Или выкладывай как есть, или я скажу спасибо за сигарету и пойду.
Нотт задумчиво хмыкнул и оглядел Рона, будто впервые его встретил.
– Ладно, – сказал он. – Начистоту. Все наши сейчас очень злы на Драко. Снейпу пришлось его в Больничном крыле запереть.
– А-а! – дошло до Рона. – Тогда рано выпустил. Через год надо было. А с рукой что?
– Шрам. Рубец в два пальца толщиной, от запястья до локтя. Показывать не хочет, сам понимаешь. Подживёт, сводить будет. Ну и пальцы пока не очень шевелятся. Повезло кретину, вполне мог без руки остаться.
– Да ладно, – не поверил Рон. – Я своими глазами видел – царапина. Длинная, но царапина.
– И я своими глазами видел. Поттер догадался замораживающие чары применить. Сказал, что вспомнил байки Сметвика про войну. Только там, мол, переломы были, но он по запаре решил, что и на всё остальное сойдёт.
– Когда успел? – удивился Рон, припоминая несчастливый урок. – Палочку точно не доставал.
– Наш герой с перепугу и без палочки колдует запросто.
– Прямо так уж и ваш.
– А чей? Вы его просрали, рыжий. Напомнить, как?
– Да вы тоже приманить не особо старались, – пробурчал Рон с досадой.
Гриффиндор «просрал героя» исключительно его, недоумка, стараниями. Тот прошлый бестолковый Рональд, который не сидел в шкафу и не слышал про родную сестру, одержимую духом Неназываемого, даже не догадывался, что герой – это не обязательно Годрик во плоти. Однако от слизней Гарри натерпелся не меньше, и молча терпеть ноттовы подколки Рон не собирался.
– Никто не старался, – согласно кивнул Нотт. – Приманил Поттера Драко, и ты, Уизел, даже не спорь.
Как ни обидно, но спорить было не о чем. Проклятый Хорёк втёрся в доверие удивительно ловко, и вытащить его у Поттера из-за пазухи, очевидно, пока не по силам никому. Одна надежда, что следующий хорёчий проступок будет такой, что лопнет терпение даже у Гарри.
– Да уж, случилось такое горе, – Рон с сожалением посмотрел на догоревшую до половины сигарету и снова сунул её в рот. – Ты не мнись, Нотт. Выкладывай, чего хотел.
– Скажи-ка мне, рыжий, почему ты Поттера побежал от гиппогрифа оттаскивать, а не зазнайку свою?
– Зазнайка – это твой дружок. А Гермиона умница. Всё же остальное не твоего ума дело.
– Значит, есть причина, – усмехнулся Нотт. – Сдружиться ты с ним, смотрю, не рвёшься, но из виду не выпускаешь. Долг, контракт или просто Дамблдор велел?
– Пошёл ты!
– А жопу тебе не подпалить?
– А рожу тебе не поправить?
– Что ты этим летом жрал? – Нотт с весёлым интересом оглядел кулак, который Рон поднёс к самому его носу. – Вот-вот здоровее Гойла станешь!
Рон невольно скривился. Еда в Египте была не то чтобы невкусной, но непривычной. И вездесущий песок на зубах. Точно, песка за лето он сожрал столько, что вздумай Нотт его поджарить, то заимел бы дело с живым кирпичом.
– Толком говори! – хмуро велел он. – Достал уже, честно.
– Взаимно, рыжий, – Нотт тоже посерьёзнел и задумчиво покатал меж пальцев крохотный огонёк. – Тогда просьба. Не трожь ты Драко, а? И друзей своих придержи по возможности. Не подливайте ему ничего, не задирайте и тому подобное.
– Чего?!
– Толком, да? Толком не могу, просто чую. Поттера сейчас вообще нельзя трогать – взбесится. Он реально за Малфоя испугался, а потом ещё, как я понял, от мадам Помфри получил за мороженую рану. Неправильно что-то сделал, вроде. Раньше просто разревелся бы, а теперь… Теперь шипит на всех и к Мордреду шлёт всякого, кто заикнётся про Малфоя-идиота, – Нотт вздохнул. – С Драко тоже не разговаривает. Дуется за испуг.
– А охраняете вы Поттера от кого? От прочих слизней? От нас с Невиллом?
– Мы сейчас охраняем Запретный лес.
– Чего?!
– От Поттера. Рвётся пса своего проведать. Тот голодный и хромает – значит, надо срочно бежать в Запретный лес. Потому просьба номер два.
– Ты не охренел?
– Я заебался и дам ему сбежать. Завтра, например. Постарайся увязаться следом, а? Вы с Пупсом от акромантулов уже удирали. Считай, готовые егеря. Только в лес, Салазара ради, не лезьте. Пройдитесь по тропе, позовите псину. Должен выйти, по идее. Я с ребятами буду неподалёку. Заорёшь, если что.
Рон, обдумывая неожиданные просьбы, поскрёб в затылке – не успел в Косом постричься, эх! – и докурил сигарету до последней крошки табака.
Нотт, гадёныш, небось, и половины не рассказал по поганому слизеринскому обыкновению. Но и сказанного было достаточно, чтобы понять: история с Клювокрылом не закончилась.
Рон и сам вчера чуть язык не обмозолил, растолковывая Гермионе, что Люциус Малфой просто так это дело не оставит и несчастному гиппогрифу хорошо бы улететь подальше, а не коротать время на привязи у домика Хагрида в ожидании новостей. Прочих зверей мистер Огден забрал к себе, а Клювика не сумел – предписание министерства.
«Какая ерунда! – мило сердилась Гермиона. – Закон – един для всех! Хагрид провёл урок безупречно, просто Драко был недостаточно осторожен!»
После таких слов становилось немного стыдно за родной мир, где из-за всяких скользких типов законы соблюдались не так усердно, как у маглов. Теперь ещё и Поттер ввязался и, кажется, будет защищать Хорька, а заодно и свою собаку, которой по закону, «единому для всех», здесь быть не должно. Но пёс хоть в лесу спрятаться догадался. Может, как-нибудь ночью и Клювокрыла в лес спровадить? Ну да, а если сожрут? В любом случае, для начала стоило посоветоваться с Хагридом, но Хагрид с горя то и дело прикладывался к бренди и к серьёзным разговорам пока готов не был.
К Поттеру же взрослые прислушивались, и как бы не вышло худа. Между Хорьком и незнакомым гиппогрифом Гарри наверняка выберет Хорька, а бедняга Хагрид в лучшем случае лишится профессорской должности. Тоже несправедливо. Дракклову Локхарту, например, урок с корнуолльскими пикси с рук сошёл, хотя пострадавших – среди приличных людей, между прочим! – случилось куда больше.
– Ладно, – согласился наконец Рон и встал с брёвнышка. – Пока не разберутся с этим делом, Хорька мы трогать не будем. Только пусть и он нас не трогает!
Нотт поднял обе руки, будто сдался.
– Поттер когда сбежит? – недовольно поинтересовался Рон. Чем-то этот план его тревожил, но ощущения были смутными, а возражения никак не складывались в слова. – Надеюсь, после обеда?
– После уроков, – подумав, сказал Нотт. – По дороге к себе потеряем, в Главном холле. Н-да, не повезло Монти. Прямо крупно не повезло, но поделом. Ладно, Уизел, бывай.
Рональд молча махнул рукой и потопал к замку.
– Ничего свиданка, мне понравилось! – раздалось сзади, и Рон, не оборачиваясь, высоко вскинул руку с оттопыренным средним пальцем.
***
«Кажется, в этом году Хэллоуин начался в сентябре», – волшебное перо нервно скрежетнуло по пергаменту, и Гарри несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул, унимая душевное смятение. Не очень-то получилось, и он решил, что проще успокоить перо, чем самого себя.
– Тихо-тихо, – прошептал он и легонько провёл пальцем по гладкому стержню. – Поставишь кляксу и заработаешь славу самого неуравновешенного во всей Британии Прытко пишущего пера. Будет неловко перед другими перьями.
Перо встопорщилось и наверняка презрительно фыркнуло бы, будь ему чем фыркать. Гарри неожиданно для себя засмеялся и тут же ойкнул, потому что уколол пятку о шип Чудовищной книги, устроившейся на ночлег в изножье кровати.
Книженция, разбуженная неосторожным пинком, недовольно клацнула шипами, встряхнулась и по-собачьи потопталась по простыне, выискивая местечко, чтобы снова улечься. Рядом с книжкой – кличку ей дать, что ли? – прислоненное к спинке кровати, стояло «Счастье полёта», и Гарри подумал, что надо бы вернуть картину на место.
Рядом глубоким сном без сновидений спал Драко; больную руку он пристроил на груди, а здоровой обнимал громадный том по истории Первого крестового похода.
«Маги и в крестовые походы ходили?» – неосторожно поинтересовался Гарри и в ответ получил получасовую лекцию о том, каким нищим и захолустным местечком была Европа во времена Основателей и как цепко ухватилось тогдашнее общество за возможность наведаться в богатые и относительно благополучные страны по Очень Важному Поводу.
«Не скажу, что ни единого мага не заботила судьба Гроба Господня в руках у нечестивцев, – вещал Драко увлечённо. – В те времена маги ещё не рассорились со Святым престолом, и многие из нас веровали искренне и страстно. Но главной добычей стали знания – в Тёмные века европейские волшебники сильно одичали, а там, на востоке, Римская империя со всеми её свитками в библиотеках ещё была жива. Ну и деньги, само собой. В ту пору все серьёзные торговые пути вели мимо Европы, и это грозило ещё большим одичанием и магам, и маглам. Люди умные это понимали, а неумные – чуяли. Живи я тогда, Поттер, первым бы нашил на сюрко красный крест и присягнул бы славному Роберту Куртгёзу».(1)
Во избежание следующей лекции Гарри не стал спрашивать ни что такое «сюрко», ни почему неведомый Роберт щеголял в шортах, ни даже при чём здесь Красный крест. Ему было достаточно того, что глаза у Драко снова стали прежними, нахальными, а из чёткой линии плеч ушла дурацкая скованность.
Виноватый Хорёк – не Хорёк, и Гарри вздохнул с искренним облегчением, когда Малфой принялся как ни в чём ни бывало задирать Недогеройское трио на уроке зельеварения. Пришлось постараться, чтобы сохранить внешнюю невозмутимость, но наедине Гарри кинулся в объятия Драко первым: «Прости-прости! Я не должен был, прости!»
«И я не должен был, – Драко бережно обнял его и потёрся щекой о щёку. – Я такой болван, прости и ты меня, пожалуйста!»
Прощать Драко было не за что. Его внезапный поступок (эскапада, как сказал бы Сириус Третий Блэк) пришёлся как нельзя кстати. Все в Хогвартсе, кто мог бы знать о Блэке-анимаге, получили ясное и недвусмысленное послание: «Я здесь. Я в разуме. Я не опасен». Польза от сорванного урока перевешивала все истинные и мнимые прегрешения Хорька, и Гарри был бы счастлив, не провинись он сам.
Вмазать замораживающими чарами собственного сочинения по открытой резаной ране было самой тупой идеей из всех тупых идей.
«Мгновенный некроз повреждённых тканей и сосудов, – хмуро объяснила мадам Помфри. – Повезло, что твой приятель крепко сколочен, а в Мунго дежурил сам Шафик! О чём ты думал, ребёнок? Перетянул бы жгутом, и всё! Большая кровопотеря – дело поправимое даже у маглов!»
О чём думал? Да о том, чтобы не спалиться!
Трус!
Идиот!
«Тупое трусло – вот ты кто, Поттер! – перо яростно зачиркало по пергаменту, а Гарри крепко зажмурился, пережидая новый приступ ненависти к самому себе. – Ах, как бы не раскрыться! Ой, как бы чего не вышло! Да про тебя уже куча людей знает, и ничего! Всё потому, что ты дурак и паникёр! Да, артериальное кровотечение – это очень неприятно, и времени действительно было в обрез, но ты, балбес, даже не проверил, сколько именно. Должен был заглянуть на Изнанку, прикинуть скорость, с которой Драко несло к ребру Куба, и на этих условиях действовать. Вполне возможно, что обычного жгута действительно хватило бы с лихвой».
Гарри тяжело вздохнул и снова посмотрел на спящего Малфоя. Было очень стыдно за себя и ужасно жаль Драко: мистеру Шафику пришлось повозиться с последствиями обморожения.
«Запомни навсегда, кретин, что главное качество целителя – хладнокровие. Вспомни мистера Сметвика: «Больному не жалость твоя нужна, а голова и руки!» Всегда думай, что делаешь. О пациенте думай, не о себе!»
Гарри снова погладил взъерошенное перо, подтащил подушку повыше и устроился полулёжа, закинув руки за голову.
«Вся буча с гиппогрифом заняла минут пятнадцать, но последствия не разгребли до сих пор. Даже не знаю, в каком порядке это всё изложить, потому что тошно. Я даже зареветь ни разу не смог – в груди будто замёрзло что-то. Не потому, что я от испуга на Изнанку забился, а по-другому. Паршивый холод, мерзкий. Неправильный. Хуже даже, чем от дементоров.
Напишу как есть – кому врать-то? Читателей у этого дневника не будет никогда.
Итак, урок у Хагрида.
Не знаю, за каким чёртом Лонгботтома понесло кататься на гиппогрифе. Хотя нет, знаю. Хорёк потом объяснил, зар-раза! Оказывается, я интересую Лонгботтома в том самом смысле ещё с прошлого года, и об этом знают все, кроме меня самого. То есть он не перед девчонками рисовался, а передо мной. Ну отлично, блин! Не знаю, что с этим делать, и не буду делать ничего! Сам… Господи, как написать-то? Сам, короче, встрял, сам пускай и выбирается. Ничего не знаю и знать не хочу!
Но на уроке я немного занервничал. Опасный зверь, большая высота – что угодно могло случиться! Я даже собирался выловить Пупса в коридоре и по шее стукнуть, а потом его бабуле наябедничать. Мало ему путешествия на «фордике» было, летуну безмозглому? Короче, хвалить Невилла я не хотел, честно. Само собой от облегчения вырвалось, ведь все остались живы и никакого переполоха не случилось.
Ага, как же!
Потому что Малфой таки не стерпел.
Ревновал он, видите ли!
Когда он это сказал, я даже не удивился. Ясно, что ревновал. Типа, настолько ревнивого к центру сцены, ещё поискать! Я тогда подумал даже, что лучше бы чёртов Лонгботтом с дракклова гиппогрифа в озеро свалился – дешевле бы обошлось.
«В следующий раз, – сказал я, – когда захочешь покрасоваться, выбирай жертву с когтями покороче. И это… Прости меня, пожалуйста! Я так затупил с чарами этими дурацкими! Прости, никогда больше! Только то, что знаю и умею! Кля…»
Драко переменился в лице и так быстро зажал мне рот ладонью, что почти ударил. Я отшатнулся, офигевший, а он убрал руку и уткнулся лбом мне в лоб.
«Не клянись, Гарри, – прошептал он. – Твои умения, они… Ну, не всегда уместные. И потом, ты не понял. Я тебя ревновал. Я… Ты мне нравишься. Очень».
Гарри остановил перо и задумался.
Не сказать, чтобы признание было совсем-совсем неожиданным. Гарри с первого дня в Хогвартсе знал, что чистокровные бисексуальны чуть не поголовно, и за два года успел наслушаться и насмотреться всякого. К тому же они с Драко настолько часто прикрывали «влюблённостью» все свои оплошности, что…
«Не ври себе, придурок, – ровные строчки, выписанные идеальным почерком, послушно ложились на пергамент. – Ты даже сейчас не знаешь, что нужно было сказать или сделать, чтобы получилось правильно и необидно. Нет, я, конечно, промямлил что-то про хорошую девочку, которая ему ещё встретится. Ещё чего-то такого же тошно-правильного наплёл. Замяли, короче. Всё как бы осталось прежним: и задранный нос, и лекции по истории, и свары с недогероями, и восхваления себя необыкновенного, и даже ночёвки в моей кровати. Вот только с той самой минуты Драко ни разу ко мне не прикоснулся. Всегда на расстоянии. Вон, и во сне обниматься не лезет. Всё будто осталось по-прежнему, но на самом деле... Просто… Ну… Как с той дурацкой брошкой получилось: внезапно ни с того ни с сего мне перепало что-то красивое и ужасно дорогое, а я стою дурак дураком, и нечем отдариться».
Гарри покачал головой и свернул пергамент в трубочку, пачкая пальцы непросохшими чернилами.
– Дату поставь, – велел он перу. – И пометь, что сопли. Чтобы не перечитывать потом.
Он вылез из кровати, шёпотом выругал холодный каменный пол, повесил на место «Счастье полёта» и покопался в тумбочке, отыскивая чистые листы пергамента.
– Сейчас перепишем, – пообещал он перу. – Не мемуары, а позорище. Как там Бродяга учил? Настоящий тёмный маг всегда собой доволен, это остальные – дураки. Давай-ка лучше напишем, какой я молодец. Ну, попробуем хотя бы.
«Кровотечение я остановил по-мясницки, и никаких оправданий мне не найти. Зато обезболил круто. Драко остался в сознании и на ногах. Получилось это у меня, как всегда, с перепугу. Как только у Драко закатились глаза, я почувствовал его боль и дико испугался. Стоило останавливать кровь, чтобы загнать пациента в болевой шок? Все дурные мысли о маскировке под светлого мага вымело из головы, и я позвал Её.
Когда я обезболивал свою сломанную руку, я просто немного «ушёл» на Изнанку. Ну, вроде как на пороге посидел – спиной в дом, коленками на улице. Нормального человека такие посиделки убьют без вариантов, а времени хорошенько подумать уже не оставалось. Потому я просто повторил идею египтянина, который лечил Джинни: плотно-плотно «закутал» Драко нитями «завесы», а раненую руку сунул Туда. Как я и рассчитывал, болевые рецепторы отключились. Вместе со всем остальным, потому что нервная система мне ещё не снилась. Кажется, некоторое время у Драко была не вполне живая конечность. Частичный анабиоз, грубо говоря.
Ни с кем другим этот способ не сработает. Требуется непосредственный контакт со мной, а чтобы поддерживать его на расстоянии, нужна та самая нашивка с гербом Слизерина, которую я зачаровал на прошлое Рождество.
Вот и выяснилось, что за артефакт у меня получился.
Метка.
Метка, через которую мы с Изнанкой можем воздействовать на человека.
Теперь думай, твоё темнейшество, так ли ты отличаешься от Твари.
Как только всё чуть-чуть успокоится, поговорю с Драко. Он должен знать. Пусть решит, нужен ли ему такой подарок.
Хорошо, что это не татуировка. Всегда можно выбросить.»
Гарри снова остановил перо и подавил зевок. На очереди было описание ссоры с Терри Ургхартом, нелёгкого разговора со Снейпом и Сметвиком и неудачного свидания с Сириусом. Ещё стоило записать короткий разговор с портретом Габриэля Неккера, но сил уже не оставалось. Ужасно хотелось спать.
«Всё потом, – решил он, скатывая в трубочку недописанный лист пергамента. – Без режима я точно помру. Надо составить распорядок дня, и убереги господь того, кто затеет бучу поперёк расписания! Убью за восемь часов сна!»
__________________
(1) Роберт III, по прозвищу Куртгёз (Короткие штаны), (ок. 1054-1134) – герцог Нормандии, старший сын Вильгельма Завоевателя, неоднократный претендент на английский престол и один из руководителей Первого крестового похода. Своё прозвище получил из-за небольшого роста.
~Кукулькан~, блог «Змеиное молоко»
В борьбе обретёшь ты... (часть 3)
ГЛАВА 22ГЛАВА 22
Сбежать с урока не получилось.
Зануда Ургхарт, раздражённый девчачьими ссорами, увязался за Теодором, отобрал у него расписание третьего курса и выяснил, что весь курс, включая девчонок, записался на уроки ухода за магическими существами.
На мгновение Теренс завис и недоверчиво оглядел Панси, Дафну и Милли.
– Тоже из-за Поттера подались в монстроборцы?
– Сами! – Дафна, видно, решила, что терять ей уже нечего, и дерзко вскинула голову. – Потому что!
Панси дёрнула подругу за рукав и выдала умильную улыбку:
– Не слушай её, Терри. Мы ведь не в Запретный лес собрались. Интересно же посмотреть на всё, что не куры и не овцы. Ну, Терри, не сердись, пожалуйста!
– Малахольные, – помолчав, припечатал Теренс и обратился к смутившейся Миллисенте: – Будешь командовать бабской ватагой. Держитесь вместе и поблизости от Теодора. Ясно?
Милли покраснела и кивнула.
– Не слышу! – рявкнул префект, а проходившие мимо старшие девушки разом возвели глаза к потолку.
– Я – командир! – послушно отозвалась Милли. – Ближе к Нотту.
– Молодец! Книжки эти ваши траханые где?
«Траханые» книжки, оказывается, вчера успели отличиться. Вечером, пока Гарри отсыпался после приключения с дементором, штук пять чудовищных книг сбежали из дортуаров и затеяли грызню. Растащить их сумели не сразу, и префекты извели бутыль бадьяновой настойки на пострадавших миротворцев. Возмущённые старшекурсники порывались идти к Дамблдору немедленно, но были высмеяны явившимся на шум деканом.
– Так и скажете Великому светлому волшебнику, что последний оплот идей чистокровия можно затравить кусачими книжками? Что ж, не смею задерживать.
Снейп взметнул полами мантии и унёсся, а любители колдозоологии и увлекательных лекций-воспоминаний ушедшего в отставку профессора Кеттлберна поняли, как крепко встряли.
Теренс, видимо, тоже принял насмешку декана близко к сердцу, потому что наградил третьекурсников мрачным взглядом и по-снейповски скрестил руки на груди.
– Так это… – Винсент пристыженно вжал голову в плечи. – Кусаются же, сволочи! Мы их вчера покрепче ремнями перевязали и больше не трогали. Как с этим кошмаром на уроки ходить?
– Мне какое дело? – прошипел Ургхарт и зло сузил глаза. – Урок через полчаса всего! Бегом за книгами! Живо!
Делать нечего, побежали. Парни забрали сумки девчонок и неспешно потрусили по центральному коридору, чтобы «бабская ватага» не отстала. Гарри бежал предпоследним, а замыкал цепочку Хорёк, успевавший ещё и огрызаться на шуточки, сыпавшиеся со всех сторон.
Добежав до лестницы в подземелья, Тео Нотт остановился, показал непристойный жест в сторону Большого зала и буркнул угрюмо:
– Ещё я к Хагриду не бегал! Пошли нормально, времени навалом. Терри, зараза! Я сладкого взять не догадался!
– У меня в спальне домашний тортик припрятан, – новоиспечённый командир Миллисента перевела дух и добавила: – Так и быть, поделюсь.
– О прекрасная дева, благословенны будут доброта твоя и щедрость! – дурашливо заголосил Блейз и чмокнул Милли в щёчку. – Большой тортик-то?
– Всем хватит, – заверила Милли и улыбнулась. – Мальчики, понесёте моё чудовище? Я его даже связанным в руки брать боюсь!
Винс и Грег закивали, а Драко цокнул с досадой:
– Какие ещё торты? Накрылся наш пикничок!
– Пикничок? – заинтересовались девочки. – Когда?
– Никогда! Мы с урока хотели смыться потихоньку, а теперь твой Ургхарт, – Драко обвиняюще ткнул пальцем в Теодора, – обязательно об этом узнает!
– Чего это он мой? Мне одному столько счастья много! Девчонки, а слухов нет, что по нему сохнет какая-нибудь…
– Дура, – мрачно закончила фразу Дафна. – Смеёшься? Это кем надо быть, чтобы в такого гада влюбиться?
– Ничего не гад! – возмутился Теодор. – И боец отличный, только зануда малость. Его бы девчонкой какой отвлечь, чтобы чуть-чуть отдохнул от префектовых забот.
Панси и Дафна хором фыркнули, а Милли покачала головой:
– Девочку жалко. Может, мальчик какой-нибудь есть… Ну… Сирота, например?
– Пьюси! – расплылся в ехидной улыбочке Хорёк, а Миллисента сердито нахмурилась и погрозила ему пальцем.
– Терри больше по девчонкам, – помотал головой Тео. – Парня подсунуть без шансов – сразу строить начнёт.
– То-то, смотрю, Флинта застроил, – проворчал Винсент. – Теренс нормальный. Порядок любит. Я тоже люблю.
– Порядок или Ургхарта? – хохотнул Грег и заработал от друга хороший тычок локтем. – Да ладно, не дерись. Порядок, я понял.
– А вы додумались, – не унимался Винс, – сбежать с первого же урока дамблдорового дружка! Мозги за лето растеряли, что ли? Дракон, ты раньше аккуратней был в таких делах. Не видишь, что у нас в профессорах грифферов теперь дофига? Скоро на квиддичную команду хватит!
– Пятеро, – подсчитал Грег. – Директор, Маккошка, Хуч и двое новых. Флитвик из Рейвенкло, ясное дело. Синистра и Вектор тоже из умников, да? Наш декан понятно откуда. Остальные – хаффы.
– Шестеро, – возразил Винс. – Тётка по магловедению. Бойкая, говорят, тётка. Работала в министерстве. Болтали, будто у неё с самим Фаджем конфликт вышел. Что-то там ей антимагловское померещилось, и понеслась. Поттер, ты в высшем обществе пол-лета отирался. Ничего не слыхал интересного?
Гарри помотал головой:
– Можно подумать, при мне много разговаривали. Фадж точно не докладывался.
– А что так? Герой же вроде. Спаситель.
– Сплетни не слушали? Не с его новым «папой», – хмыкнул умница Драко. – Вышел наш Поттер из доверия у всех разом. Отстаньте, а? Видите же, и так сам не свой.
Он взял Гарри за руку и пошёл совсем рядом, притираясь плечом. Гарри благодарно кивнул и сжал его пальцы покрепче.
Говорить не хотелось. Вернее, хотелось, и ещё утром Гарри с удовольствием поучаствовал бы в общем разговоре. Однако после странной отключки на прорицаниях настроение снова испортилось. Его одолела тревога, и в душе поселилось ощущение, что он…
«Иду над пропастью, – мрачно процитировал Гарри про себя очередную фразочку из маминых нескончаемых сериалов. – Выражение избитое и дурацкое, но чертовски верно отражает ощущения. Я выше нашей яблони во дворе никуда не забирался. Ну, без лестниц и лифтов, в смысле. Но отчего-то точно знаю, как чувствует себя человек, заглянувший в пропасть: руки трясутся, дыхание перехватывает, живот подводит и очень-очень хочется спрятаться куда-нибудь, где сразу не найдут и откуда не скоро достанут».
Беспричинной тревогу назвать было нельзя. Причин паниковать набралось в избытке: Сириус и его самоубийственный план примирения с директором, сам директор и его клыкастый протеже Люпин, оскорблённый министр Фадж и свора дементоров с чужой Изнанкой, такой же любопытной, как наша, но и близко не такой же милой и отзывчивой. Вдобавок где-то болтался неупокоенный дух гадского Лорда и парочка ненайденных хоркруксов – та ещё проблема. Короче, причин спятить от беспокойства хватало. Но почему его накрыло посреди обычного учебного дня, когда ничего толком не случилось?
«Над пропастью? Серьёзно?» – хрипловатый смешок Нотта раздался в голове до того явственно, что Гарри вздрогнул и пристально уставился на Нотта-настоящего. Нет, тот не смеялся и вообще молчал. Отлично, теперь ещё и слуховые галлюцинации добавились. Итак, что ты хотела сказать, галлюцинация с голосом Тео?
«Когда живёшь в горах, глупо бояться высоты, – охотно ответила галлюцинация. – Помнить о ней нужно, но бояться – нет. Да, ты вырос на равнине, и ещё недавно всё здесь казалось тебе чужим. Но ты привыкаешь, верно? Человек так устроен: если не помер – значит, привык. Тут повсюду пропасти, чего их бояться?»
Гарри не удержался и потёр лоб на месте бывшего шрама. В чём-то бесшабашная галлюцинация была права, но к своим опасениям тоже стоило прислушаться: папина фраза об «ураганном сценарии» не выходила из головы.
Если принять за истину способность некромантов ломать и запутывать вероятности, то пришла пора учиться сводить в ноль своё участие в любых делах. Иначе ахнуть не успеешь, а ты уже режиссёр какого-нибудь боевика или ужастика с «ураганным сценарием».
Гарри вспомнил Сириуса с категоричным: «Молчи и не лезь!» – и снова потёр лоб. Вообще-то настоятельный совет крёстного касался общения с директором Дамблдором, но, если поразмыслить, годился на все случаи жизни. Как и просьбы Сметвика сидеть тихо, которые Гарри игнорировал два года подряд. Не специально, просто так получалось. Никак было не определить, «тихо» он сидит или не очень.
С разъяснениями Сириуса стало немного понятней. Кажется, в его, Гарри, случае, «сидеть тихо» – это умерить инициативу до жизненно необходимого минимума. В туалет, например, всё-таки ходить самому.
В молчании тоже стоило бы попрактиковаться, чтобы не провоцировать на какие-то действия ни себя, ни собеседника. На Трелони он зачем сегодня напал? Дура и дура, возьми и молча пройди мимо. Но нет, наш герой Поттер открыл рот и ни с того ни с сего заполучил потенциальный конфликт с профессором прорицаний: нужного и важного, как оказалось, предмета. Прорицания – это ведь не только чаинки в чашке, но и изучение тех самых вероятностей.
«Ты идиот? – спросил Гарри у себя и сам же себе ответил: – Надеюсь, не безнадёжный».
– Драко, – прошептал он тихонько, пока ребята с руганью вытаскивали из шкафов чешуйчатые книги. – Ты меня прикроешь на уроке? Кажется, на сегодня свар с преподавателями достаточно. И это… Вообще прикроешь? Немножко.
Малфой задумался на целых три секунды и прошептал в ответ:
– Хочешь уйти в тень? Давно пора. Прикрою, Поттер, а как же. Твоя книжка где?
– В сумке лежит. Смирно. Это проблема, да?
Драко продемонстрировал россыпь синеватых отметин на предплечье – следы залеченных бадьяном ранок – и с отчётливой завистью фыркнул:
– Ремнем потихоньку перевяжи и вели ей пошипеть и пощёлкать. Сойдёт за нормальную.
Гарри кивнул и полез в шкаф.
Не сказать, чтобы книженция осталась довольна связыванием, поэтому яростное «клац-клац» было вполне искренним. Холщовая сумка мгновенно украсилась дырочками от вздыбившихся шипов, а Драко покачал головой и продемонстрировал свою сумку для бешеного учебника – из толстой кожи с массивными застёжками.
– Я подумывал сейф для этой гадости заказать, – сказал Блейз и поправил кудри, растрепавшиеся во время возни с книжкой. – На колёсиках.
– Отчего же не заказал? – спросил Нотт и метнул огненный шарик в книжку Грега, нипочём не желавшую упаковываться. Та злобно-обиженно заклацала, но шмыгнула в сумку.
– Много чести! И потом, я чую, что над нами подшутили.
– Над нами – это над кем?
– Над теми, кто правильно реагирует на агрессию, – хмыкнул Блейз. – Я не выяснял специально, но хаффы вроде на пополнение библиотечного фонда не жаловались.
– Мне эту хрень поцеловать, что ли? – прорычал исцарапанный Грег и пнул сумку с укрощённой книжкой; Гарри едва успел прикусить язык и не заорать, чтобы не ломали классные игрушки.
– А давай! – воодушевился Тео и снова пульнул огнём – на сей раз в сторону книжки Винса. Его собственная лежала смирно, но встопорщенные шипы воинственно торчали сквозь сильно потрёпанную холстину сумки. – Хочу поглядеть на настоящий подвиг!
– Иди ты! – обиделся Грег. – Слушайте, надо бы девчонкам помочь!
– И под это дело узнать пароль в девчачьи спальни! – Тео азартно потёр полыхавшие ладошки и зубасто ухмыльнулся. – Вперёд, Гриф… Да блядь! Я это… Само просто вырвалось!
– Ренегат, – буркнул помрачневший Блейз. – Во всех смыслах.
– Кто?! Забини, да я тебя…
– Вперёд, Слизерин, но с оглядкой! – светским тоном прервал Теодора Драко, закинул сумку с чудовищной книгой на плечо и взял Гарри за руку. – С разведкой, обозом, боевым охранением и загодя подкупленными заставами по пути!
***
Само собой, бежать за Хогвартс-экспрессом он не стал.
Бродил по Косому, выжидая время, пока Гарри и семейство Арчи отбудут на вокзал; прибежал в «Дырявый котёл», от души повыл под запертой дверью одиннадцатого номера и с удовольствием послушал проклятия в свой адрес от собравшихся в зале гостей и постояльцев. Затем с грустным видом слопал здоровенный кусок сырого мяса, который толстуха-кухарка швырнула ему в сердцах: «Да заткнёшься ты когда-нибудь, мордредово отродье?!» – запил молоком, нахально выклянченным у какой-то старухи в шляпе с маргаритками, улёгся у камина и печально уставился на огонь.
– Тоскует, – единогласно постановило собравшееся в зале общество.
– А уж я-то как тоскую! – сквозь зубы поведал старикашка Том. – Пять фунтов наилучшей вырезки!
– Из жалованья вычти, – посоветовал здоровяк в лохмотьях дуэльной мантии, которого Бродяга раньше здесь не видел. Егерь, что ли, к осени из лесу выбрел да мимо дома сразу в кабак?
– Ага, – трактирщик опасливо покосился на щелястую дверцу, ведущую в кухню. – Она потом эти пять фунтов в натуре вычитать примется, а у меня лишнего-то и одного не наберётся.
– Такая могёт! – хохотнул здоровяк. – Тогда ты с неё – натурой! Делов-то!
– Охальник! Как язык только не отсох нести похабщину! – вяло возмутился Том и снова метнул косой взгляд в сторону кухни: на сей раз задумчивый.
Сириус прикинул, что времени у него навалом: поезд прибудет в Хогсмид лишь вечером. Стоило использовать это время с толком, и он снова завыл во всю глотку.
– Поди прочь! – топнул ногой трактирщик, но из-за стойки выползти не посмел. – Кыш, дурная псина!
«И тебе счастливо оставаться!» – фыркнул Сириус, напоследок выдал самую душераздирающую руладу, от которой перекосило даже егеря-оборванца, и выскочил в заднюю дверь. Дождался, пока какой-то парень (маглорождённый, судя по испуганному: «Чёрт подери, ну и зверюга!») откроет проход в Косой, побегал туда-сюда, подвывая встревоженно, пометался между лавок, заглянул во все щели между домами, обежал раза три по кругу крошечную площадь перед Гринготтсом, уселся посреди неё и снова завыл.
– Вот же горе! – сочувственно сказала проходившая мимо тётка из «Волшебного зверинца». – Всё-таки привязался! Иди сюда, лохматый! – она полезла в сумку и достала сверток, пахнувший копчёным мясом. – На-на, собачка! Идём со мной! Давай, милый, идём!
«Не в этот раз, мэм!» – Сириус встряхнулся и помчался назад, в «Дырявый котёл». Пробежал через арку, оттеснив какого-то толстячка в бархатной мантии, под ругательства трактирщика вновь повыл в зале, а потом ломанулся в парадную дверь.
– Куда, дурак?! – крикнул вслед старикашка Том. – Там маглы! Убьёшься!
«Сам дурак», – попрощался с ним Сириус и длинными скачками понёсся вдоль улицы, стараясь не обращать внимания на смрад от машин и панические вопли маглов: «Без намордника! Где хозяин? Бешеный! Позвоните кто-нибудь в полицию!»
Он добежал до какого-то кафе, обогнул его и обернулся человеком.
Магл в переднике, куривший на низеньком крыльце, икнул и выронил изо рта сигарету.
– Прости, мужик! – пробормотал Сириус и шарахнул в магла Конфундусом, а пока тот очумело мотал башкой, аппарировал на Гриммо.
Чёрная дверь распахнулась, едва он коснулся дверного молотка, и газовые светильники в прихожей зашипели, разгораясь. Сириус привалился спиной к двери и поморщился, глядя на возникшего на лестнице Кричера:
– Чего тебе?
– Негодный хозяин не помер? – деланно удивился Кричер, повернулся спиной и поплёлся по лестнице вверх. – Бедная моя хозяюшка! Её любимый дом, видишь ли, нехорош для паршивого щенка, позабывшего уют родных стен! Безмозглый юнец готов сдохнуть в канаве, лишь бы не возвращаться сюда! Хозяюшка явила великую милость, не отказав негоднику в приюте, но разве сорняк под великим древом может оценить благословенную тень?
– Может, – буркнул Сириус угрюмо и отлепился от двери, – но не хочет. В доме должна быть пространственная палатка. Помнишь, отец её доставал на чемпионаты по квиддичу?
– Палатка, – не оборачиваясь, проскрипел Кричер. – Слышите, хозяюшка? Он будет жить в палатке, а не в доме, где его всегда любили. Незаслуженно любили.
– И защитные амулеты, – добавил Сириус. – Все, какие есть. Я не нашёл в прошлый раз. Кричер, очень нужно!
– Она стучала, – не слушая Сириуса, скрипел Кричер. – Долго стучала, изрезала руки в кровь. Она плакала. И я плакал по другую сторону двери. Кем нужно быть, чтобы не пустить на порог родную кровь? Паршивец! А ведь его самого впустили, негодного мальчишку!
– Нарцисса опять ломилась, что ли? – встревожился Сириус. – Вот же упрямая баба! Кричер, старый ты пень, хоть изрыдайся весь, а помогать не смей! Рано ей сюда, понял? Целее будет эта дракклова родная кровь! Кричер!
Вредный домовик всхлипнул, щёлкнул пальцами, зажигая свечи в громадной люстре, и зашаркал куда-то в сторону библиотеки.
– Палатка и амулеты! – крикнул вслед Сириус, плюхнулся на пыльный диван и с силой потёр лицо, продумывая варианты. Как ни крути, но засветиться в собственном облике придётся. Вряд ли в доме есть серьёзные припасы, да и отвлечь авроров от Хога было бы славно.
– Вот! – задумавшийся Сириус вздрогнул от громкого хлопка, с которым проклятый домовик объявился в гостиной. – Палатка! – слежавшийся тряпичный ком шлёпнулся у ног. – Амулетов нет!
– Как нет? – изумился Сириус. – Всегда были!
– Война была, – хмуро ответил Кричер. – Кончились.
– Блин! – Сириус невольно усмехнулся, поняв, что подцепил забавное ругательство от Гарри. – Деньги хоть есть?
Кричер недовольно насупился и полез за пазуху. На грязной ладошке сиротливо покоилось три галлеона и восемь сиклей.
– Это всё?! Тоже кончились? Кричер, старый брехун, чтобы истратить маменькин счёт, нужно девять войн с Гриндевальдом или три войны с Мордредом!
– В банке, – Кричер недобро прищурился и спрятал деньги. – Там, где паршивый наследник их не спустит на дурные траты!
– Отлично! – скрипнул зубами Сириус. – Кого бы ограбить? За Нарциссу выкуп взять с её гадского муженька?
Кричер затрясся то ли от страха, то ли в негодовании, но смолчал и замер, опустив дурную ушастую башку.
Сириус вздохнул и попытался развернуть палатку. Из складок грубой ткани с противным писком посыпались докси, мгновенно разлетелись по гостиной и забились в шторы. Он ошарашенно выругался, глядя на многочисленные дыры в безнадёжно испорченной палатке.
– Так, – на мгновение пришлось прикрыть глаза, унимая желание оторвать ленивой скотине Кричеру тупую башку. – Доксицид тоже кончился? На войне, небось?
Кричер встал в позу и открыл было рот, но Сириус взял его за грудки и встряхнул так, что у дракклового домовика клацнули зубы.
– Дом моей драгоценной маменьки и твоей любимой хозяюшки всегда был местечком поганым и неуютным. Но здесь было чисто и вредителей не водилось. Твоя вина, что дом превратился в хлев!
– Кричер старенький! – захныкал струхнувший домовик. – Кричеру тяжело!
– Ясно, тяжело, – кивнул Сириус. – Старой ушлой жопе Кричеру всегда было тяжело работать честно. То ли дело таскаться следом за любимой хозяюшкой и пиздеть не затыкаясь! Про величие вещать! Уши греть повсюду и доносить на всех!
Он снова тряхнул домовика и промолвил так ласково, как только получилось:
– Отцовские покои – до блеска! Так, чтобы можно было принять самого Мерлина! Всё – спальня, уборная, ванная, кабинет – до блеска! Вход скрыть чарами и прикрыть портретом гада попротивнее на твой выбор. Ясно?
– У негод… У хозяина будет гость? – не открывая зажмуренных в страхе глаз, пролепетал домовик.
– У негодного домовика будет новый хозяин, – сказал Сириус, отпустил Кричера и снова задумался. – Не уверен, что тебе можно довериться, но больше и некому. Слушай внимательно, ты, позор своего народа! У меня есть крестник. Сын Джейми.
– Сын Предателя рода и поганой грязнокровки? – встрепенулся Кричер, и Сириус с наслаждением отвесил ему оплеуху.
– Сын моего любимого и достойнейшей женщины, отдавшей жизнь за спасение своего ребёнка. Особенного ребёнка, старый ты дурак! Гарри – некромант.
Кричер на мгновение замер, а потом выпучил крохотные для домовика глазки, засипел что-то непонятное и рухнул на узловатые колени.
– В обморок ещё свались, и я тебя точно прибью, – пообещал ему Сириус и пнул ком тряпья, когда-то бывший отличной палаткой. – Я мальчику защиту пообещал и гостеприимство, а здесь его ждут дурной лодырь-домовик, грязь, паутина и докси. Неудивительно, если он побрезгует этим, с позволения сказать, домом. Получается, я вырвался из Азкабана, чтобы опозориться перед Повелителем.
– Хозяин – крёстный Повелителя! – Кричер потрясённо на него таращился и вставать с колен не спешил: – Моя хозяюшка! Хозяюшка не дожила до своего счастья! Её первенец вернулся! По-настоящему вернулся, в разуме! В разуме и во славе!
«Слава Мерлину, что не дожила, и хрен тебе, а не «первенец»!» – подумал Сириус, но промолчал, сурово сдвинув брови.
– Что угодно молодому хозяину? – залебезил паршивец Кричер.
– Гарри в Хогвартсе. Я должен быть рядом. Скрытно, – сказал Сириус. – Для того и нужна была палатка, дурень. Твоими трудами, тупица, я буду теперь жить в акромантульей норе, если сумею выгнать акромантула.
– Кричер может аппарировать хозяина в банк! Не по-человечески, а по-нашему! Прямо перед хранилищем! Вот! – Кричер снова пошарил за пазухой и вручил ему ключ от сейфа, а потом опустил голову и шмыгнул носом: – Кричер очень виноват. Кричеру следовало слушать хозяюшку и отдать ключ сразу.
– В банк! – Сириус встал с дивана и дёрнул домовика за ухо, вынуждая подняться с колен. – Меня – сколько угодно, но вздумаешь обижать Гарри, я тебя достану даже из чертогов Мордреда! Ясно?
Кричер энергично закивал, тряся седыми ушами, ухватил его за руку и щёлкнул пальцами, аппарируя.
Скрыть поход за деньгами не удалось: перед хранилищем толклась группа гоблинов, менявших шпалы.
Завидев Сириуса, они замерли неподвижно, и морды у них зазеленели пуще весенней травки.
– Глава Благороднейшего и древнейшего семейства Блэков с частным визитом! – важно выдал чокнутый Кричер и подобострастно поклонился, указывая на дверь хранилища.
– Не сдадут? – поинтересовался Сириус у домовика, зашел в сейф и присвистнул: золота прилично убыло, если верить детским воспоминаниям. Хорошо, если осталась половина. – Война?
– Своим непременно сдадут. Людям – нет. Наверное, – ответил Кричер и погрустнел. – Война, да. Взятки в министерство. Похороны. Много похорон.
– Ладно, – он набил кошель золотом и достал палочку на случай, если у входа нарисуются стражи банка. Кто знает, до чего договорились министерство и Гринготтс за прошедшую дюжину лет.
Однако обошлось. Стражей не было, рабочие тоже исчезли, оставив раскуроченные пути, а у двери маялся перепуганный клерк с официального вида свитком. Трясясь и заикаясь, гоблин сообщил, что Гринготтс не желает встревать в людские войны. Не угодно ли будет уважаемому клиенту пользоваться отделением, расположенным в магловском Лондоне?
– Угодно! – сухо ответил Сириус и принял свиток. – Надеюсь, мой визит останется тайной для министерства.
– Мы тоже надеемся, – тоскливо поведал клерк и с намёком взглянул на Кричера: мол, хватай хозяина, презренное создание, и уматывайте оба поскорее.
Дома Сириус нашёл отцовскую мантию для выходов, поскольку соваться в то место, куда он собрался, в обычных шмотках было бы самоубийством, и распихал по карманам и кармашкам золото из кошеля.
– Сидишь здесь, драишь отцовские покои и ждёшь вестей, – на прощание велел он Кричеру. – Может быть, Гарри придёт один. Примешь его как подобает и не посмеешь перечить ни в чём!
– Один? – понурился Кричер. – Хозяин?
Сириус отмахнулся, вышел из дома и аппарировал в Лютный.
***
Лавка «Боргин и Бэркс» находилась там же, где и прежде – на первом этаже мрачного каменного домишки с замшелыми стенами. Поговаривали, что когда-то одного из Бэрксов одолело тщеславие, и он пожелал выкупить для лавки новый красивый дом в Косом. Однако тамошний бомонд встал насмерть, не желая допускать «старьёвщиков» в свои ряды, и сделка не состоялась.
С тех пор прошло лет сто, нравы стали много проще, но лавка осталась в Лютном и превратилась в эдакую пещеру дракона из магловских сказок. Плевать, что большинство книг и побрякушек в любом другом месте обошлось бы вдвое дешевле – «подвиг» был важнее. Цивилы, необычайно гордые тем, что сумели пройти в жуткий переулок и остаться в живых, на цену не смотрели и охотно расставались с золотом. Мол, только так можно раздобыть настоящие амулеты и годные книги.
Сириус вспомнил, как они с Джейми и Питером в первый раз сюда попали, и грустно улыбнулся. Встреть он сейчас, взрослый, этих дурных юнцов, от души похохотал бы. От старой кирпичной арки, разделявшей Лютный и Косой, до лавки Боргина было рукой подать, и местное отребье ни за что не посмело бы пугать клиентов самых богатых барыг магической Британии. Вполне можно было идти прогулочным шагом, а не топать боевым порядком, беспрерывно озираясь в поисках опасностей. Они тогда ещё купили какую-то ерунду, чтобы не уходить с пустыми руками – оберег, что ли. Достался он, понятно, Хвосту, и Питер хвастался потом перед ахающими в восторге девчонками: «В Лютном? У самого Боргина? Годрик, какое безрассудство!»
Однако водились у скаредных жмыров вещички и посерьёзнее, за владение которыми светила отсидка в Азкабане. На витрине, разумеется, они не лежали, а приобретались после долгих-долгих переговоров через надёжных посредников. Ещё Боргин и Бэркс скупали родовые артефакты у обедневших семейств и, по слухам, имели неплохую библиотеку по запрещённым магическим искусствам.
Впрочем, ничего такого Сириусу нужно не было, но не идти же за палаткой и щитами в Косой! Аппарировал он с палочкой наизготовку. В этой части Лютного авроры ходили свободно, а ещё наверняка держали соглядатаев. Случайных же свидетелей Сириус надеялся сбить с толку отцовской мантией: небедный цивил, спрятав рожу под глухим капюшоном, чешет за амулетом для потенции.
Ему повезло. Улица была пустой, а если кто и пялился из окон, то пусть себе и дальше пялится. Колокольчик над дверью негромко звякнул, а в горах барахла, как попало наваленного на полках, что-то пискнуло и зажужжало.
– Чем могу помочь? – За прилавком торчал сам Боргин; в руке он держал походную жестяную кружку с каким-то травяным отваром. – Вас интересует что-то конкретное или вы просто желаете…
Сириус молча откинул капюшон. Барыга, позеленев хлеще давешних гоблинов, осторожно поставил кружку на стол и попятился, показывая раскрытые ладони.
– М-мист… М-милорд! Как… Ик! Как… Какая честь!
– Немалая, полагаю, – он неприятно усмехнулся и кивнул на по-прежнему жужжавшую кучу товара. – Отыщи-ка мне этот вредноскоп! Редкая, видно, калибровка.
Боргин мелко закивал, бочком выбрался из-за прилавка и, нервно оглядываясь, принялся копаться в завалах.
Сириус же взмахом руки подвинул к себе кресло для важных посетителей и уселся, нахально вытянув ноги.
– Не суетись, – благодушно посоветовал он Боргину, – а то оставишь в своём же товаре пару пальцев. Палатка ещё нужна. С большим баком для воды в ванной.
Боргин замер, а Сириус снова усмехнулся. Палатка означала отдых на природе, а слухи об охоте на Гарри Поттера резко сокращали список живописных мест.
– Если прикидываешь, оставлю ли я тебя в живых, то правильно прикидываешь, – Сириус напоказ зевнул и потянулся. – Объяснять пользу молчания?
Боргин яростно замотал головой, наконец-таки выхватил из кучи дребедени жужжащий волчок и спросил, жмурясь от собственной храбрости:
– Не угодно ли чаю? А палатка найдётся, милорд! Непременно! Что-то ещё?
– Стандартные щиты. Десятка хватит. Ах да, аптечка! Обычная, егерская. Всё, пожалуй. Чаю не хочу, спасибо.
Боргин торопливо метнулся куда-то в дальний угол лавки и через минуту приволок аккуратно свёрнутый тючок с палаткой. Затем он сгрёб все щиты с витрины и ссыпал в холщовый кошель. Неугомонившийся волчок вредноскопа упал туда же, и барыга заискивающе-выжидательно уставился на Сириуса.
– Посчитай, – милостиво кивнул Сириус и полез за золотом. – Да, чуть не забыл!
Расслабившийся было Боргин снова занервничал.
– Покажи-ка мне свою каминную решётку!
Сириус внимательно оглядел затейливое чугунное кружево, гордо расправил плечи и сказал всё ещё зелёному с лица барыге:
– Да, это мой мальчик!
Он небрежно отпихнул проклятую решётку ногой и без спроса запустил руку с банку с летучим порохом.
– Советую забыть последние полчаса. Иначе… Не я, так дражайшая кузина, понял?
Рёв зелёного пламени заглушил отчаянный вопль:
– Забуду, милорд! Магией клянусь, забуду!
Выпав из камина в гостиную дома на Гриммо, Сириус тут же повалился на пыльный ковёр и выругался в голос – нога болела, словно её громамонт оттоптал. Надежды на свежекупленную аптечку, понятно, не было.
– Кричер! Кричер, дракклы тебя дери! Тащи виски, жаровню и маменькины ножички! Будем проклятие снимать.
***
Перед аппарацией в Запретный лес Сириус крепко помолился Основателям, чтобы на памятной ему опушке не выросло или не поселилось что-нибудь, что охотно им поужинает. Основатели снизошли, и Сириус всего-то попал в силок на какую-то мелочь. Тонкая петля – на зайца, что ли? – взлетела вверх и закачалась перед глазами, а Сириус запнулся о расколотое пополам брёвнышко, приспособленное под основание силка.
– Хагрид! – взвыл он и зашипел от боли в изрезанной и обожжённой ноге. – Чтоб тебя!
Затем он оглядел опушку и со вздохом обернулся Бродягой: собака на трёх лапах подвижнее, чем хромой человек. Да, и палку под костыль потом тоже стоит выломать – грим палатку не поставит.
Но сначала – разведка.
Бродяга не торопился. Он медленно крался – ковылял, давай без кокетства! – по начавшему увядать лесу, принюхивался и прислушивался. По всему выходило, что со времён учёбы граница леса не изменилась, и зачарованная тропка профессора Флитвика всё так же змеилась меж седых елей, могучих дубов и громадных замшелых камней.
На какое-то мгновение ему показалось, будто он вернулся не в Хог, а в прошлое. Обернись, и за левым плечом неторопливо трусит поджарый рыже-серый волк, за правым величественно ступает королевский олень, а на крупе оленя сидит холёная крыса. По-человечески сидит, потешно скрестив на груди передние лапки.
Сириус не выдержал. Лёг, уткнул морду в палую хвою и тихонько заскулил. Мерлин всемогущий, дюжину лет не ревел, а тут… Дай шанс, великий, убить Питера в бою – быстро, милосердно и молча. Сердце ведь сорвёшь, объясняясь, а крестник тогда как? Отважный проныра-племянничек? Негоже оставлять мальчишек без защиты. Прости, Питер, ты снова в тени.
Сириус не понял, сколько времени пролежал носом в земле, но наконец-таки нашёл в себе силы подняться, встряхнулся и вздыбил шерсть на холке.
«Ты страшный тёмный маг! Ты псих и убийца, тебе незачем беспричинно длить твою поганую жизнь! Ты убиваешь направо и налево, никому и никогда не каешься, а враги в страхе бегут с поля боя! – сказал он себе грозно, но вместо свирепости в душу упорно лезла печаль. –Пошёл, соб-бака!»
Лес не изменился, а вот Хог – очень даже. Квиддичное поле обзавелось ещё двумя трибунами: наверное, на матчи стало модным приглашать гостей. Кольца тоже заменили на какие-то дорогущие, из воронёного железа. Стукнешься – мозгов не соберёшь. Но игроки, небось, радовались, ненормальные. Он, помнится, как-то полночи отпаивал Джейми сливочным пивом, когда болван Роули исхитрился своей тощей задницей напрочь снести центральное кольцо Гриффиндора, и матч перенесли на месяц, аннулировав счёт.
«Надо железные ставить, как на чемпионате Европы! – горячился Джейми и ерошил без того спутанные волосы. – Гнилое дерево – и всё! Нет матча!»
«То-то вся команда Ирландии на колдофотках странно лыбится! – рычал перепуганный Сириус, немедленно представивший эти волосы сплошь залитыми тёмной, густой кровью. – Это школьная игра, уймись! Развлечение, одержимый!»
Теплицы тоже разрослись вширь и в стороны, оранжерея обзавелась роскошным куполом, а клумба перед главными дверями замка пестрела яркими цветами. Видать, Шляпа наловчилась отправлять к хаффам не только тихонь, но и упёртых работяг. То-то декан Спраут развернулась во всю мощь! Есть на что полюбоваться: дорожки обрамлены декоративным кустарником, газоны засажены какой-то могучей травкой – ни единой тропки не видать! Деревья красиво пострижены, плющ вьётся лишь по шпалерам и не трогает каменных стен, а под дальней Северной башней разбит молоденький розарий. Сириус с удовольствием принюхался: аптекарский огород, не видимый за громадой Астрономической башни, благоухал так, что в носу свербело. Красиво! Душисто!
Он чуть высунулся из стриженых кустов и взглянул на жилище Хагрида. Старая деревянная хижина тоже исчезла. На её месте красовался каменный домик под черепичной крышей – небольшой, но очень симпатичный.
А вот и сам Хагрид! Вышел на крыльцо, потянулся… А потом вдруг подозрительно огляделся и не по комплекции резво помчался в сторону леса. Вслед за ним с истерическим лаем кинулся какой-то пёс, и Бродяга от удивления едва не вывалился из кустов. Пёс? Вот так новость! И как теперь прикажете незаметно шляться по окрестностям?
«Загрызу! – неуверенно пообещал себе Сириус, представив мороку с сокрытием палатки не только от чужих глаз, но и от чуткого собачьего носа. – Кстати, куда это они? Неужто проклятая шавка уже что-то учуяла?»
Он прополз под кустами и торопливо захромал к лесу, на каждом шагу нецензурно поминая Боргина и его поганую решётку.
Шавка оказалась псиной до того трусливой, что в драку лезть не понадобилось. Почуяв Бродягу, большой и грозный с виду кобель отчаянно завыл-заскулил, задрожал и бросился Хагриду в ноги. Бродяга озадаченно встряхнул головой: хоть бы тявкнул, дурачина, в ту сторону, откуда опасность!
– Ну-ну, не шуми, – Хагрид остановился и потрепал дурного кобеля по загривку. – Хороший мальчик! Тихо-тихо, вот он я! Никто тебя не тронет, я уж всё им про тебя обсказал. Что пёс ты хороший и добрый, и что пугать тебя нельзя. Пуганый уже.
Хагрид горько вздохнул и взял пса за ошейник:
– Идём, проведаем их.
«Кого это?» – Бродяга бесшумно двинулся следом, уже не стараясь держаться подветренной стороны.
Трусливая псина жалась к ногам Хагрида и делала вид, будто за спиной нет никого, кто запросто мог бы разодрать глотку её хозяину. За палатку беспокоиться не приходилось, и Сириус повеселел.
Ушли недалеко – в рощицу, начинавшуюся сразу за хагридовым огородом. Зачарованная тропа Запретного леса эту рощу не пересекала, а ныряла за мшистые валуны и уходила дальше. Оно и к лучшему, поскольку Сириус уже устал и в очередной раз разбираться с сигнальными чарами ему не хотелось. Кстати, надо бы найти проходы, оставленные для Хагрида, чтобы каждый раз не ломиться сквозь «сигналки» с риском быть обнаруженным.
В рощице тоже имелась опушка – крохотная, почти сплошь огороженная грубо сколоченными жердями. И в этом загончике бродила целая дюжина – четыре тройки! – взрослых гиппогрифов.
Бродяга растерянно опустил уши. Гиппогрифы? В Хогвартсе? Новость за новостью!
– Желаю здравствовать! – Хагрид меж тем церемонно поклонился всем разом и захлопотал: заменил воду в поилке, подсыпал в кормушку сушёного мяса, порубленного кусочками, и переворошил сено на лёжках. Во время работы он рассказывал снисходительно внимавшим гиппогрифам, как им обрадуются детишки и как весело будет на уроках.
«Я бы обрадовался!» – Бродяга, не удержавшись, завилял хвостом. Летать на гиппогрифах было здорово, не то что на мётлах. Сильный зверь под седлом, ветер в лицо, расстилающаяся ковром земля далеко внизу – восторг!
Когда Хагрид и его дурной пёс ушли, Сириус обернулся человеком и проковылял к загону. Животные слегка заволновались, но Сириус низко поклонился и замер, давая им привыкнуть к себе.
Самый смелый и любопытный из них пробился вперёд и вытянул мощную шею, разглядывая человека. Сириус неторопливо распрямился и осторожно протянул руку навстречу. Гиппогриф заинтересованно склонил голову, а потом внезапно опустился на передние колени, приглашая седока.
Польщённый Сириус улыбнулся:
– Прости, не с моей ногой. Какой ты красавец! Можно тебя погладить?
Гиппогриф снова вытянул шею, и Сириус ласково погладил сизые, как у голубя, пёрышки над клювом. Он ещё некоторое время полюбовался гиппогрифами, а потом обернулся гримом. Животные на мгновение насторожились, но тут же успокоились.
«Хватит бездельничать, – подумал Сириус. – Иди ставить палатку и мазаться бадьяном».
Он, оберегая больную лапу, шагом тащился по тропе Флитвика и принюхивался к чарам, отыскивая проход в Запретный лес, когда ощутил знакомый, но невероятный здесь холод.
«Дементоры?! Откуда дементоры?»
Он припал к земле и зарычал в бессильной злости. Такого хода от своих поимщиков он не ожидал. Да и кто, пребывая в здравом уме, догадается пустить дементоров по следу беглеца?
«Скримджер и Боунс? Фадж? Кто-то ещё, кого я не знаю? У кого в этом грёбаном министерстве сгнили мозги?»
Словно в утешение, Сириус учуял-таки проход в сигнальных чарах и решил не забивать себе голову большой политикой. Кто бы ни свихнулся там, в министерстве, этот кто-то ничего не знал о дементорах и ничего не смыслил ни в людях вообще, ни в Блэках в частности.
В обличье грима Сириус для дементоров невидим, да и в Запретный лес эти твари не сунутся. В лесу им холодно и голодно, они не пожелают далеко уходить от замка, полного ярких детских эмоций.
Неизвестный недоумок прозреет, когда огребёт дюжину-другую проклятий от разъярённых жителей Хогсмида: кому охота проснуться в филиале Азкабана и шарахаться от каждой тени в родной-то деревушке? А потом настанет пора прогонять тварей назад (обожравшихся, а оттого сильных и наглых), и выяснится, что лишь Светлый лорд Дамблдор, вооружённый Старшей палочкой, может сделать это быстро и наверняка. Вот тогда-то кретин поймёт, отчего даже такие мрази, как Гриндевальд и Волдеморт, прибегали к помощи дементоров только в самых отчаянных для себя обстоятельствах.
Сбежавший из тюрьмы Блэк – обстоятельство так себе, на «удовлетворительно». Пока этот «страшный-ужасный» Блэк нигде не засветился и никого не тронул. Зачем при таком раскладе нужны дементоры?
«Нужны, дурак, – поучительным тоном поведал сам себе Сириус. – Даже простой до тупости Нотт пытается «спекулировать на ситуации». Топорно и неумело, явно с подачи Люци Малфоя, но пытается, долбак. Пришла пора очередной драчки в верхах, и вы с Гарри – просто повод изобразить Борьбу со Злом и под шумок провернуть несколько вонючих делишек. Похоже, профессор Дамблдор снова в оппозиции, и это хорошо. Ему будет недосуг пристально к тебе присматриваться».
Бродяга в раздумье почесал задней лапой за ухом, обернулся человеком, достал палочку и осторожно шагнул в проход. Вроде тихо. Вот и славно – нужно запомнить ориентиры и, отдохнув, на пробу пару раз сюда аппарировать.
Он снова стал гримом и поковылял к давешней опушке, где грустила по добыче тоненькая петля разряженного силка. Смеркалось, и стоило поторопиться с палаткой.
***
Середину следующего дня Сириус встретил в кустах у загона с гиппогрифами. Ночка выдалась хлопотной: он устанавливал палатку и обвешивал её всеми скрывающими и защитными чарами, какие только вспомнил, таскал воду из ручейка, обустраивал нехитрый быт и готовил ужин, который съел далеко за полночь. Встать пришлось на рассвете, чтобы обежать Хогвартс по границе щитов и убедиться, что дементоров нагнали прорву. Он насчитал не меньше полутора десятков тварей, а сколько их толклось поблизости от Хогсмида, решил даже не проверять. И так ясно, что до хрена, и нечего мечтать отбиться от такой толпы в одиночку.
Зато теперь он с чистой совестью дремал под охраной дюжины чутких зверей, которые не подпустят к себе незамеченными ни человека, ни зверя, ни тварь. Где-то в полдень гиппогрифы заволновались; он насторожил уши и уловил слабо доносившийся гомон, то и дело прерываемый взвизгами и хохотом.
«Большая перемена», – вспомнил Сириус, взглянув на подбиравшееся к зениту солнце, и невольно затосковал. Поваляться бы сейчас на мягкой травке газона, положив голову на колени Джейми, чуть-чуть поддеть Луни, гордившегося значком старосты, и утешить Питера, мимо которого этот несчастный значок пролетел, как бы бедолага Пит ни старался его заслужить.
«Жалко, что ли, было дать? – с неожиданной злобой вспомнил он Дамблдора. – Доверие к оборотню – это, конечно, круто, но Питеру было нужней! Сам вещал направо и налево, что всего можно достичь усердием, и парня усерднее Петтигрю Хог не видывал, а вот поди ж ты! Не власти и не славы искал Питер, видит Мерлин, ему обычное признание было нужно! Доказательства были нужны, что всё не зря. Годрик-заступник, как же мы с ним до этого дожили?»
Он уже хотел было заскулить, но гиппогрифы вдруг оживились, заклекотали обрадованно, зазвенели удерживающими их цепями. Бродяга поднял голову и услышал звуки шагов, чересчур тяжёлых и широких для человека.
«А вот и Хагрид! Время кормёжки, да? Может, сегодня ему навязаться тайным питомцем? Нет, рискованно. Для начала нужно убедиться, что Дамблдор никому не рассказал о Блэке-анимаге», – Сириус снова вытянул противно нывшую заднюю лапу и прикрыл глаза.
– Вы это… Пошли, что ль… – сильное волнение в голосе Хагрида заставило Бродягу вскинуться. – Вы того… С пониманием, ладно? Детишки всё-таки, да и урок самый-самый первый. А? Ладно?
Хагрид нежно взъерошил рослому сизому гиппогрифу, Сириусову знакомцу, пёрышки на шее и безо всякой опаски встретился с ним взглядом. Вровень, как ни один человек не сумел бы. Гиппогриф согласно курлыкнул и подставился под ласку громадной ладони.
«Ого! – Сириус с изумлённым уважением наблюдал, как Хагрид смело заходит в загон, треплет гиппогрифов по холкам, гладит крылья, раздаёт кусочки мяса и в одиночку – Мерлин всеблагой! – ведёт табун самых непредсказуемых и своевольных созданий, словно стадо обычных коров. Ну, если бы коров водили на цепях. – Он сказал, первый урок? Кто же там храбрый такой нанялся? Ни за что не пропущу!»
И он крадучись последовал за Хагридом и его подопечными.
***
Наблюдательный пост оказался на диво удобным: с одной стороны Сириуса прикрывали густые кусты орешника, а с другой – бок огромной тыквы, важно разлёгшейся в высокой траве.
Бродяга, понятно, разлёгся рядом и полюбовался на собственного крестника, который при виде приближавшегося табуна восхищённо ахнул, а потом отчего-то спрятался за спинами любезного племянничка и мелкого Нотта. Те, впрочем, тоже удержать равнодушные рожи не смогли, а Нотт ещё и выругался не хуже собственного папаши.
«Минус пять баллов, Слизерин! – мысленно потёр ладони Сириус. – Где профессор-то? Снимай баллы, торопыга, за ругань, а ещё хорошо было бы рассказать про «позоришь славный род»! Ну, где ты там? Покажись!»
– Так, о чём это я? – Хагрид накинул цепи поводков на громадную, наскоро сколоченную из нестроганых брёвнышек коновязь, и подошёл к студентам. – А! Книжки! Все поладили с книжками? Ну вот, я же говорил! Ласку всё сущее понимает, так-то! Гладить надо было!
Все студенты, за исключением Гарри, наградили Хагрида отнюдь не ласковыми взглядами, и Сириус смешливо вывалил язык. С его места прекрасно были видны свежие ранки и царапины у них на руках. Видно, трусов тут не водилось, и война с псевдо-нежитью велась всерьёз.
Точно! Студентов было две группки: одна красовалась в зелёных галстуках, а вторая – в красных. Сдвоенный урок Гриффиндора и Слизерина – вот так чудо! Кажется, директор Дамблдор, утомлённый вечными сварами, подошёл к разрешению стародавнего конфликта с неожиданной стороны. Интересно, но рискованно. Неудивительно, что профессор, не боявшийся гиппогрифов, на урок не торопился. Да где же он?
– Теперь это… – Хагрид растерянно почесал бородищу и промямлил: – Ну, в книжках там хорошо написано, сами потом почитаете. Умеете уже, да?
– Читать? – мерзким голосом отозвался племянничек и капризно выпятил нижнюю губу. – Я – несомненно. За остальных не поручусь.
Бродяга снова заулыбался: крестник немедленно пнул паршивца коленом под зад, а мелкий Нотт с лучшей папашиной улыбочкой резко двинул Драко локтем под рёбра. Н-да, Малфоев бить бесполезно, проще сразу кончать: гадский племянник даже не шелохнулся и оттопыренную губу на место не вернул.
– Малфой! Тебе не стыдно?! – громко возмутилась какая-то девчонка из гриффиндорцев с такими знакомыми интонациями, что Сириус невольно вздрогнул и внимательно к ней присмотрелся.
Нет, внешне ничуть не похожа, хоть тоже худенькая и невысокая. Не рыжая, без веснушек и вполовину не такая женственно-миловидная, но взгляд! Девица – сталь! Из таких вырастают деканы Макгонагалл! «Когда доживают», – загрустил Сириус и опустил голову на лапы.
– Если это был вопрос, Грейнджер, – противно растягивая гласные, выдал Драко, – то ответ отрицательный, а если утверждение, то я польщён!
Девчонка в негодовании фыркнула, а огненно-рыжий парень, стоявший с ней рядом и ужасно похожий на Гидеона Прюэтта, набычился и проворчал угрюмо:
– Заткнулся бы ты, Хорёк! А то…
Племянник ответил непристойным жестом, и Сириус в нетерпении огляделся. Да где же носит дракклова профессора? Самое время слупить со Слизерина ещё десять баллов!
– Дети, тихо! – запоздало вмешался Хагрид. – Рядом шуметь нельзя! Гиппогрифы, они… Нрав такой, что нельзя им поперёк ничего говорить или делать. Слушайте внимательно! Гиппогриф – зверь гордый! А потому…
Пока Хагрид втолковывал студентам азы обращения с гиппогрифами, Сириус потрясённо осознавал, что новый профессор-храбрец – сам Хагрид и есть. Кажется, новостей в Хогвартсе куда больше, чем показалось на первый взгляд!
«Значит, Хагрид знает обо мне? – думал он, пытаясь прикинуть все возможные варианты. – Профессор, надо же! Пролезть бы в учительскую и послушать, что тут делается! Так, не мечтай даже! Опасно!»
– Гарри! – обратился меж тем Хагрид к крестнику, и Сириус насторожился. – Хочешь погладить гиппогрифа?
– Нет! – Гарри решительно замотал головой. – Что-то я не готов, профессор Хагрид, простите.
– Гер-рой! – негромко сказал какой-то темнокожий гриффиндорец и удостоился пристальных взглядов племянничка и рыжего Прюэтта.
«Сын Молли? – размышлял Сириус, разглядывая рыжего. – Ни у Гидеона, ни у Фабиана детей не было. Значит, Уизли. Но ведь всё равно Прюэтт! Покойтесь с миром, ребята, жива ваша кровь!»
– А клички у них есть? – поинтересовалась самая мелкая и невзрачная из девчонок; гриффиндорский галстук был у неё отчего-то развязан и болтался на шее, как шарф.
– Знамо дело, есть! Этот – Клювокрыл, – заулыбался Хагрид, освобождая сизого знакомца от цепи, и осторожно подвёл его ближе к студентам. – Стойте там, не подходите пока. Кто-то ещё хочет?
– Я хочу! – выкрикнул ещё один гриффиндорец, рослый увалень с добрым лицом и печальными глазами. – Гарри, смотри, это совсем просто!
Крестник выглянул из-за спины Драко и ответил со вздохом:
– Невилл, ты его когти видел? Громадные!
– Пу-упс! – насмешливо протянул мелкий Нотт. – Да ты, никак, задумал подвиг! Ну-ка, ну-ка, яви нам дух Гриффиндора!
Будь на месте парня по имени Невилл сам Сириус, придурок Нотт уже схлопотал бы по роже и вызов на дуэль. Кажется, у рыжего тоже руки чесались, но он лишь взглянул в сторону гиппогрифа и молча покачал головой: мол, не время и не место.
Невилл же упрямо стиснул челюсти и медленно сделал пару шагов навстречу гиппогрифу, затем поклонился и дождался одобрительного шёпота Хагрида:
– Молодец! Ты ему нравишься! Вставай потихоньку, только в глаза не гляди!
Невилл выпрямился и осторожно дотронулся до огромного клюва.
– Смотри, Клювик, – сказал Хагрид, – Невилл у нас хороший парень, храбрый!
Клювокрыл тоже был храбрым парнем или чересчур засиделся на земле, потому что Невилл немедля удостоился приглашения покататься. Мальчишка на секунду растерялся, но дражайший племянничек разом покончил с его колебаниями, обратившись к Нотту:
– Насчёт духа Гриффиндора ты был прав! Сейчас учуем!
Секунда, и Невилл уже сидел верхом на гиппогрифе, неловко вцепившись в густое оперение на шее зверя.
Девчонки заохали, и Хагрид встревожено пробасил:
– Того… Это… Рановато для катаний! Ты не того… Не шевелись! Сейчас помогу спуститься.
Невилл молча мотнул головой, а Клювокрыл плавно поднялся с колен и взмахнул широченными крыльями.
Теперь забеспокоились и парни, а Гарри нервно произнёс:
– Невилл, хватит! И так два подвига подряд, прекращай!
– Хорош, дружище, слезай! – присоединился к уговорам рыжий Прюэтт. – Вдруг он… Что я бабке-то твоей скажу?
– Ничего, – угрюмо выдал Нотт. – Не успеешь потому что. Эй, Лонгботтом, я пошутил!
«Лонгботтом! Годрик, это же сын Фрэнка!» – ахнул про себя Сириус и, позабыв про больную ногу, вскочил с места, перекинулся в человека и выхватил палочку. Гиппогрифы не деревянные лошадки, неумёх не катают!
– Так себе шутка, каюсь! – продолжил Нотт. – Слезай, дурень! Хрен знает, кто эту тварюку объезжал, и неизвестно, когда и что она выкинет!
– Клювик хороший! – невпопад заступился за гиппогрифа Хагрид и снова обратился к Невиллу: – Рано, рано тебе ещё! Ты ж и на метле-то… Упал тогда, руку сломал, помнишь?
Видимо, аргумент получился неудачным, потому что Невилл закаменел лицом и похлопал Клювокрыла по шее:
– Летим!
Клювокрыл, красуясь, снова взмахнул крыльями, плавно подпрыгнул, завис, удерживая свой немалый вес магией, горделиво заклекотал и неспешно взмыл в небо.
Сириус выдохнул, убрал палочку и снова обратился гримом. Похоже, объезжал «тварюку» настоящий талант. Настолько вышколенного зверя Сириус ещё не встречал. Интересно, в этом табуне все такие? И где Хагрид их раздобыл? Вообще-то, подобное удовольствие должно было обойтись попечителям школы в несколько десятков тысяч галлеонов. Не иначе, профессор Дамблдор залучил в донаторы кого-то очень щедрого.
Меж тем Клювокрыл сделал круг над квиддичным стадионом и озером и приземлился так же, как и взлетал: медленно и осторожно, словно нёс на спине собственного птенца.
Разрумянившийся Невилл с волосами, взлохмаченными ветром, под восхищённые ахи девчонок и слегка завистливые возгласы ребят слез-упал со спины гиппогрифа, поклонился и засмеялся радостно:
– У меня получилось!
– О-бал-деть! – Гарри даже в ладоши захлопал, но тут же спохватился: – Ой! Прости, я забыл, что шуметь нельзя! Круто, Невилл! Очень круто!
Клювокрыл добродушно курлыкнул и легонько толкнул Хагрида клювом в спину – мол, дай вкусненького, раз уж я хороший. Хагрид утёр рукавом взмокший лоб, скормил гиппогрифу кусочек сушеного мяса и сказал с облечением в голосе:
– Обошлось! Молодец, Невилл! Это… Десять баллов, да! Только давайте остальных просто гладить, ага? Ежели вся дюжина на крыло встанет, я помру прямо тут! На месте!
Студенты засмеялись и пошли к коновязи гладить гиппогрифов. Все, кроме крестника и любезного родича Драко. Гарри просто уселся на травку и показал большой палец Невиллу, объяснявшему симпатичной белокурой девчонке, как именно надо кланяться. Девчонка жеманно надувала губки и испуганно ойкала, но видно было, что она из тех, кто при нужде и цербера оседлает. Невилл, заметив одобрительный жест, осёкся и сильно покраснел, а Сириус мысленно присвистнул. Мистер Поттер у нас, оказывается, сердцеед!
Драко неприязненно скривился и громко сказал:
– Что-то маловато баллов за подвиг! Может, это и не подвиг вовсе?
– Уймись, – негромко посоветовал ему крестник. – Не порть человеку момент.
Но племянничка уже понесло, и Сириус снова напрягся.
– Это просто тупая порченая скотина, как и все прочие питомцы нашего уважаемого профессора!
«Минус пятьдесят баллов за гнусную издёвку в слове «уважаемый»!» – подумал Сириус и горько вздохнул. Племянник ревновал, бедняга. Ревновал дико, до потери лица. Интересно, сам Сириус так же жалко смотрелся, когда говорил гадости девице Эванс?
– Ну если уж с этим справился слюнтяй Пупс… – сказал Драко, сбросил с плеча сумку и вдруг быстро подошёл к Клювокрылу. Неправильно подошёл – лоб в лоб, будто желая напасть. После такого кланяться было бесполезно, но придурок Малфой, кажется, и не собирался.
Зверь, испуганный резким движением, встал на дыбы и лишь чудом не повалил Хагрида.
– Тихо-тихо, мой хороший! – Хагрид попытался успокоить зверя ещё одним кусочком мяса, но теперь сглупил крестник.
– Драко, нет! – завопил он во всю глотку, вскочил на ноги и побежал прямо к Клювокрылу – надо думать, выручать белобрысого кретина Малфоя.
Каким бы дрессированным умницей ни был гиппогриф, внезапный переполох отключил его несложные мозги. Он издал грозный клёкот, а потом пронзительно завизжал, опять встал на дыбы и пошёл в атаку. Хагрид, не тратя больше слов, повис на ошейнике Клювокрыла, и только поэтому дражайший родич Малфой не был разрублен на четыре части страшными кривыми когтями.
Драко упал ничком. Видно, ему достало ума притвориться мёртвым, но Клювокрыл на эту уловку не купился и снова завизжал, впустую полоснув когтями воздух, потому что Хагрид всё ещё удерживал его на месте.
Зато купился крестник. Он выкрикнул непристойное слово и, не обращая внимания на беснующееся рядом животное, принялся ощупывать «тело» Малфоя. «Тело» мигом ожило, с похвальной прытью рвануло под защиту ближайших кустов и потащило за собой отчаянно сквернословившего спасителя.
Всё произошло в один миг, никто из студентов даже понять ничего не успел. Сириус же испугался, что вот-вот взбесится весь табун и половина третьего курса навечно упокоится на этой полянке.
«Палочка! Не успею! Они стайные! Нужен враг!» – он выскочил из кустов и завыл так громко, что чуть сам не оглох.
Инстинкты гиппогрифов не подвели. Табун взвился в воздух, чтобы сверху толпой расправиться с напастью. Взлетели невысоко: Хагрид снял цепь только с Клювокрыла. Зато дети сообразили, что урок стал опасным, и бросились врассыпную.
Бродяга зарычал на парящего над полянкой Клювокрыла и помчался прочь, уводя разгневанного зверя подальше от студентов. Сзади донёсся рёв Хагрида: «В Больничное крыло! Быстро! Все остальные – бегом отсюда!»
«Говнюк, он всё-таки подставился!» – подумал Сириус и повернул к лесу. Под защитой деревьев он обернётся и постарается успокоить Клювокрыла. Бедный гиппогриф не виноват, что некоторые люди такие дураки.
Сбежать с урока не получилось.
Зануда Ургхарт, раздражённый девчачьими ссорами, увязался за Теодором, отобрал у него расписание третьего курса и выяснил, что весь курс, включая девчонок, записался на уроки ухода за магическими существами.
На мгновение Теренс завис и недоверчиво оглядел Панси, Дафну и Милли.
– Тоже из-за Поттера подались в монстроборцы?
– Сами! – Дафна, видно, решила, что терять ей уже нечего, и дерзко вскинула голову. – Потому что!
Панси дёрнула подругу за рукав и выдала умильную улыбку:
– Не слушай её, Терри. Мы ведь не в Запретный лес собрались. Интересно же посмотреть на всё, что не куры и не овцы. Ну, Терри, не сердись, пожалуйста!
– Малахольные, – помолчав, припечатал Теренс и обратился к смутившейся Миллисенте: – Будешь командовать бабской ватагой. Держитесь вместе и поблизости от Теодора. Ясно?
Милли покраснела и кивнула.
– Не слышу! – рявкнул префект, а проходившие мимо старшие девушки разом возвели глаза к потолку.
– Я – командир! – послушно отозвалась Милли. – Ближе к Нотту.
– Молодец! Книжки эти ваши траханые где?
«Траханые» книжки, оказывается, вчера успели отличиться. Вечером, пока Гарри отсыпался после приключения с дементором, штук пять чудовищных книг сбежали из дортуаров и затеяли грызню. Растащить их сумели не сразу, и префекты извели бутыль бадьяновой настойки на пострадавших миротворцев. Возмущённые старшекурсники порывались идти к Дамблдору немедленно, но были высмеяны явившимся на шум деканом.
– Так и скажете Великому светлому волшебнику, что последний оплот идей чистокровия можно затравить кусачими книжками? Что ж, не смею задерживать.
Снейп взметнул полами мантии и унёсся, а любители колдозоологии и увлекательных лекций-воспоминаний ушедшего в отставку профессора Кеттлберна поняли, как крепко встряли.
Теренс, видимо, тоже принял насмешку декана близко к сердцу, потому что наградил третьекурсников мрачным взглядом и по-снейповски скрестил руки на груди.
– Так это… – Винсент пристыженно вжал голову в плечи. – Кусаются же, сволочи! Мы их вчера покрепче ремнями перевязали и больше не трогали. Как с этим кошмаром на уроки ходить?
– Мне какое дело? – прошипел Ургхарт и зло сузил глаза. – Урок через полчаса всего! Бегом за книгами! Живо!
Делать нечего, побежали. Парни забрали сумки девчонок и неспешно потрусили по центральному коридору, чтобы «бабская ватага» не отстала. Гарри бежал предпоследним, а замыкал цепочку Хорёк, успевавший ещё и огрызаться на шуточки, сыпавшиеся со всех сторон.
Добежав до лестницы в подземелья, Тео Нотт остановился, показал непристойный жест в сторону Большого зала и буркнул угрюмо:
– Ещё я к Хагриду не бегал! Пошли нормально, времени навалом. Терри, зараза! Я сладкого взять не догадался!
– У меня в спальне домашний тортик припрятан, – новоиспечённый командир Миллисента перевела дух и добавила: – Так и быть, поделюсь.
– О прекрасная дева, благословенны будут доброта твоя и щедрость! – дурашливо заголосил Блейз и чмокнул Милли в щёчку. – Большой тортик-то?
– Всем хватит, – заверила Милли и улыбнулась. – Мальчики, понесёте моё чудовище? Я его даже связанным в руки брать боюсь!
Винс и Грег закивали, а Драко цокнул с досадой:
– Какие ещё торты? Накрылся наш пикничок!
– Пикничок? – заинтересовались девочки. – Когда?
– Никогда! Мы с урока хотели смыться потихоньку, а теперь твой Ургхарт, – Драко обвиняюще ткнул пальцем в Теодора, – обязательно об этом узнает!
– Чего это он мой? Мне одному столько счастья много! Девчонки, а слухов нет, что по нему сохнет какая-нибудь…
– Дура, – мрачно закончила фразу Дафна. – Смеёшься? Это кем надо быть, чтобы в такого гада влюбиться?
– Ничего не гад! – возмутился Теодор. – И боец отличный, только зануда малость. Его бы девчонкой какой отвлечь, чтобы чуть-чуть отдохнул от префектовых забот.
Панси и Дафна хором фыркнули, а Милли покачала головой:
– Девочку жалко. Может, мальчик какой-нибудь есть… Ну… Сирота, например?
– Пьюси! – расплылся в ехидной улыбочке Хорёк, а Миллисента сердито нахмурилась и погрозила ему пальцем.
– Терри больше по девчонкам, – помотал головой Тео. – Парня подсунуть без шансов – сразу строить начнёт.
– То-то, смотрю, Флинта застроил, – проворчал Винсент. – Теренс нормальный. Порядок любит. Я тоже люблю.
– Порядок или Ургхарта? – хохотнул Грег и заработал от друга хороший тычок локтем. – Да ладно, не дерись. Порядок, я понял.
– А вы додумались, – не унимался Винс, – сбежать с первого же урока дамблдорового дружка! Мозги за лето растеряли, что ли? Дракон, ты раньше аккуратней был в таких делах. Не видишь, что у нас в профессорах грифферов теперь дофига? Скоро на квиддичную команду хватит!
– Пятеро, – подсчитал Грег. – Директор, Маккошка, Хуч и двое новых. Флитвик из Рейвенкло, ясное дело. Синистра и Вектор тоже из умников, да? Наш декан понятно откуда. Остальные – хаффы.
– Шестеро, – возразил Винс. – Тётка по магловедению. Бойкая, говорят, тётка. Работала в министерстве. Болтали, будто у неё с самим Фаджем конфликт вышел. Что-то там ей антимагловское померещилось, и понеслась. Поттер, ты в высшем обществе пол-лета отирался. Ничего не слыхал интересного?
Гарри помотал головой:
– Можно подумать, при мне много разговаривали. Фадж точно не докладывался.
– А что так? Герой же вроде. Спаситель.
– Сплетни не слушали? Не с его новым «папой», – хмыкнул умница Драко. – Вышел наш Поттер из доверия у всех разом. Отстаньте, а? Видите же, и так сам не свой.
Он взял Гарри за руку и пошёл совсем рядом, притираясь плечом. Гарри благодарно кивнул и сжал его пальцы покрепче.
Говорить не хотелось. Вернее, хотелось, и ещё утром Гарри с удовольствием поучаствовал бы в общем разговоре. Однако после странной отключки на прорицаниях настроение снова испортилось. Его одолела тревога, и в душе поселилось ощущение, что он…
«Иду над пропастью, – мрачно процитировал Гарри про себя очередную фразочку из маминых нескончаемых сериалов. – Выражение избитое и дурацкое, но чертовски верно отражает ощущения. Я выше нашей яблони во дворе никуда не забирался. Ну, без лестниц и лифтов, в смысле. Но отчего-то точно знаю, как чувствует себя человек, заглянувший в пропасть: руки трясутся, дыхание перехватывает, живот подводит и очень-очень хочется спрятаться куда-нибудь, где сразу не найдут и откуда не скоро достанут».
Беспричинной тревогу назвать было нельзя. Причин паниковать набралось в избытке: Сириус и его самоубийственный план примирения с директором, сам директор и его клыкастый протеже Люпин, оскорблённый министр Фадж и свора дементоров с чужой Изнанкой, такой же любопытной, как наша, но и близко не такой же милой и отзывчивой. Вдобавок где-то болтался неупокоенный дух гадского Лорда и парочка ненайденных хоркруксов – та ещё проблема. Короче, причин спятить от беспокойства хватало. Но почему его накрыло посреди обычного учебного дня, когда ничего толком не случилось?
«Над пропастью? Серьёзно?» – хрипловатый смешок Нотта раздался в голове до того явственно, что Гарри вздрогнул и пристально уставился на Нотта-настоящего. Нет, тот не смеялся и вообще молчал. Отлично, теперь ещё и слуховые галлюцинации добавились. Итак, что ты хотела сказать, галлюцинация с голосом Тео?
«Когда живёшь в горах, глупо бояться высоты, – охотно ответила галлюцинация. – Помнить о ней нужно, но бояться – нет. Да, ты вырос на равнине, и ещё недавно всё здесь казалось тебе чужим. Но ты привыкаешь, верно? Человек так устроен: если не помер – значит, привык. Тут повсюду пропасти, чего их бояться?»
Гарри не удержался и потёр лоб на месте бывшего шрама. В чём-то бесшабашная галлюцинация была права, но к своим опасениям тоже стоило прислушаться: папина фраза об «ураганном сценарии» не выходила из головы.
Если принять за истину способность некромантов ломать и запутывать вероятности, то пришла пора учиться сводить в ноль своё участие в любых делах. Иначе ахнуть не успеешь, а ты уже режиссёр какого-нибудь боевика или ужастика с «ураганным сценарием».
Гарри вспомнил Сириуса с категоричным: «Молчи и не лезь!» – и снова потёр лоб. Вообще-то настоятельный совет крёстного касался общения с директором Дамблдором, но, если поразмыслить, годился на все случаи жизни. Как и просьбы Сметвика сидеть тихо, которые Гарри игнорировал два года подряд. Не специально, просто так получалось. Никак было не определить, «тихо» он сидит или не очень.
С разъяснениями Сириуса стало немного понятней. Кажется, в его, Гарри, случае, «сидеть тихо» – это умерить инициативу до жизненно необходимого минимума. В туалет, например, всё-таки ходить самому.
В молчании тоже стоило бы попрактиковаться, чтобы не провоцировать на какие-то действия ни себя, ни собеседника. На Трелони он зачем сегодня напал? Дура и дура, возьми и молча пройди мимо. Но нет, наш герой Поттер открыл рот и ни с того ни с сего заполучил потенциальный конфликт с профессором прорицаний: нужного и важного, как оказалось, предмета. Прорицания – это ведь не только чаинки в чашке, но и изучение тех самых вероятностей.
«Ты идиот? – спросил Гарри у себя и сам же себе ответил: – Надеюсь, не безнадёжный».
– Драко, – прошептал он тихонько, пока ребята с руганью вытаскивали из шкафов чешуйчатые книги. – Ты меня прикроешь на уроке? Кажется, на сегодня свар с преподавателями достаточно. И это… Вообще прикроешь? Немножко.
Малфой задумался на целых три секунды и прошептал в ответ:
– Хочешь уйти в тень? Давно пора. Прикрою, Поттер, а как же. Твоя книжка где?
– В сумке лежит. Смирно. Это проблема, да?
Драко продемонстрировал россыпь синеватых отметин на предплечье – следы залеченных бадьяном ранок – и с отчётливой завистью фыркнул:
– Ремнем потихоньку перевяжи и вели ей пошипеть и пощёлкать. Сойдёт за нормальную.
Гарри кивнул и полез в шкаф.
Не сказать, чтобы книженция осталась довольна связыванием, поэтому яростное «клац-клац» было вполне искренним. Холщовая сумка мгновенно украсилась дырочками от вздыбившихся шипов, а Драко покачал головой и продемонстрировал свою сумку для бешеного учебника – из толстой кожи с массивными застёжками.
– Я подумывал сейф для этой гадости заказать, – сказал Блейз и поправил кудри, растрепавшиеся во время возни с книжкой. – На колёсиках.
– Отчего же не заказал? – спросил Нотт и метнул огненный шарик в книжку Грега, нипочём не желавшую упаковываться. Та злобно-обиженно заклацала, но шмыгнула в сумку.
– Много чести! И потом, я чую, что над нами подшутили.
– Над нами – это над кем?
– Над теми, кто правильно реагирует на агрессию, – хмыкнул Блейз. – Я не выяснял специально, но хаффы вроде на пополнение библиотечного фонда не жаловались.
– Мне эту хрень поцеловать, что ли? – прорычал исцарапанный Грег и пнул сумку с укрощённой книжкой; Гарри едва успел прикусить язык и не заорать, чтобы не ломали классные игрушки.
– А давай! – воодушевился Тео и снова пульнул огнём – на сей раз в сторону книжки Винса. Его собственная лежала смирно, но встопорщенные шипы воинственно торчали сквозь сильно потрёпанную холстину сумки. – Хочу поглядеть на настоящий подвиг!
– Иди ты! – обиделся Грег. – Слушайте, надо бы девчонкам помочь!
– И под это дело узнать пароль в девчачьи спальни! – Тео азартно потёр полыхавшие ладошки и зубасто ухмыльнулся. – Вперёд, Гриф… Да блядь! Я это… Само просто вырвалось!
– Ренегат, – буркнул помрачневший Блейз. – Во всех смыслах.
– Кто?! Забини, да я тебя…
– Вперёд, Слизерин, но с оглядкой! – светским тоном прервал Теодора Драко, закинул сумку с чудовищной книгой на плечо и взял Гарри за руку. – С разведкой, обозом, боевым охранением и загодя подкупленными заставами по пути!
***
Само собой, бежать за Хогвартс-экспрессом он не стал.
Бродил по Косому, выжидая время, пока Гарри и семейство Арчи отбудут на вокзал; прибежал в «Дырявый котёл», от души повыл под запертой дверью одиннадцатого номера и с удовольствием послушал проклятия в свой адрес от собравшихся в зале гостей и постояльцев. Затем с грустным видом слопал здоровенный кусок сырого мяса, который толстуха-кухарка швырнула ему в сердцах: «Да заткнёшься ты когда-нибудь, мордредово отродье?!» – запил молоком, нахально выклянченным у какой-то старухи в шляпе с маргаритками, улёгся у камина и печально уставился на огонь.
– Тоскует, – единогласно постановило собравшееся в зале общество.
– А уж я-то как тоскую! – сквозь зубы поведал старикашка Том. – Пять фунтов наилучшей вырезки!
– Из жалованья вычти, – посоветовал здоровяк в лохмотьях дуэльной мантии, которого Бродяга раньше здесь не видел. Егерь, что ли, к осени из лесу выбрел да мимо дома сразу в кабак?
– Ага, – трактирщик опасливо покосился на щелястую дверцу, ведущую в кухню. – Она потом эти пять фунтов в натуре вычитать примется, а у меня лишнего-то и одного не наберётся.
– Такая могёт! – хохотнул здоровяк. – Тогда ты с неё – натурой! Делов-то!
– Охальник! Как язык только не отсох нести похабщину! – вяло возмутился Том и снова метнул косой взгляд в сторону кухни: на сей раз задумчивый.
Сириус прикинул, что времени у него навалом: поезд прибудет в Хогсмид лишь вечером. Стоило использовать это время с толком, и он снова завыл во всю глотку.
– Поди прочь! – топнул ногой трактирщик, но из-за стойки выползти не посмел. – Кыш, дурная псина!
«И тебе счастливо оставаться!» – фыркнул Сириус, напоследок выдал самую душераздирающую руладу, от которой перекосило даже егеря-оборванца, и выскочил в заднюю дверь. Дождался, пока какой-то парень (маглорождённый, судя по испуганному: «Чёрт подери, ну и зверюга!») откроет проход в Косой, побегал туда-сюда, подвывая встревоженно, пометался между лавок, заглянул во все щели между домами, обежал раза три по кругу крошечную площадь перед Гринготтсом, уселся посреди неё и снова завыл.
– Вот же горе! – сочувственно сказала проходившая мимо тётка из «Волшебного зверинца». – Всё-таки привязался! Иди сюда, лохматый! – она полезла в сумку и достала сверток, пахнувший копчёным мясом. – На-на, собачка! Идём со мной! Давай, милый, идём!
«Не в этот раз, мэм!» – Сириус встряхнулся и помчался назад, в «Дырявый котёл». Пробежал через арку, оттеснив какого-то толстячка в бархатной мантии, под ругательства трактирщика вновь повыл в зале, а потом ломанулся в парадную дверь.
– Куда, дурак?! – крикнул вслед старикашка Том. – Там маглы! Убьёшься!
«Сам дурак», – попрощался с ним Сириус и длинными скачками понёсся вдоль улицы, стараясь не обращать внимания на смрад от машин и панические вопли маглов: «Без намордника! Где хозяин? Бешеный! Позвоните кто-нибудь в полицию!»
Он добежал до какого-то кафе, обогнул его и обернулся человеком.
Магл в переднике, куривший на низеньком крыльце, икнул и выронил изо рта сигарету.
– Прости, мужик! – пробормотал Сириус и шарахнул в магла Конфундусом, а пока тот очумело мотал башкой, аппарировал на Гриммо.
Чёрная дверь распахнулась, едва он коснулся дверного молотка, и газовые светильники в прихожей зашипели, разгораясь. Сириус привалился спиной к двери и поморщился, глядя на возникшего на лестнице Кричера:
– Чего тебе?
– Негодный хозяин не помер? – деланно удивился Кричер, повернулся спиной и поплёлся по лестнице вверх. – Бедная моя хозяюшка! Её любимый дом, видишь ли, нехорош для паршивого щенка, позабывшего уют родных стен! Безмозглый юнец готов сдохнуть в канаве, лишь бы не возвращаться сюда! Хозяюшка явила великую милость, не отказав негоднику в приюте, но разве сорняк под великим древом может оценить благословенную тень?
– Может, – буркнул Сириус угрюмо и отлепился от двери, – но не хочет. В доме должна быть пространственная палатка. Помнишь, отец её доставал на чемпионаты по квиддичу?
– Палатка, – не оборачиваясь, проскрипел Кричер. – Слышите, хозяюшка? Он будет жить в палатке, а не в доме, где его всегда любили. Незаслуженно любили.
– И защитные амулеты, – добавил Сириус. – Все, какие есть. Я не нашёл в прошлый раз. Кричер, очень нужно!
– Она стучала, – не слушая Сириуса, скрипел Кричер. – Долго стучала, изрезала руки в кровь. Она плакала. И я плакал по другую сторону двери. Кем нужно быть, чтобы не пустить на порог родную кровь? Паршивец! А ведь его самого впустили, негодного мальчишку!
– Нарцисса опять ломилась, что ли? – встревожился Сириус. – Вот же упрямая баба! Кричер, старый ты пень, хоть изрыдайся весь, а помогать не смей! Рано ей сюда, понял? Целее будет эта дракклова родная кровь! Кричер!
Вредный домовик всхлипнул, щёлкнул пальцами, зажигая свечи в громадной люстре, и зашаркал куда-то в сторону библиотеки.
– Палатка и амулеты! – крикнул вслед Сириус, плюхнулся на пыльный диван и с силой потёр лицо, продумывая варианты. Как ни крути, но засветиться в собственном облике придётся. Вряд ли в доме есть серьёзные припасы, да и отвлечь авроров от Хога было бы славно.
– Вот! – задумавшийся Сириус вздрогнул от громкого хлопка, с которым проклятый домовик объявился в гостиной. – Палатка! – слежавшийся тряпичный ком шлёпнулся у ног. – Амулетов нет!
– Как нет? – изумился Сириус. – Всегда были!
– Война была, – хмуро ответил Кричер. – Кончились.
– Блин! – Сириус невольно усмехнулся, поняв, что подцепил забавное ругательство от Гарри. – Деньги хоть есть?
Кричер недовольно насупился и полез за пазуху. На грязной ладошке сиротливо покоилось три галлеона и восемь сиклей.
– Это всё?! Тоже кончились? Кричер, старый брехун, чтобы истратить маменькин счёт, нужно девять войн с Гриндевальдом или три войны с Мордредом!
– В банке, – Кричер недобро прищурился и спрятал деньги. – Там, где паршивый наследник их не спустит на дурные траты!
– Отлично! – скрипнул зубами Сириус. – Кого бы ограбить? За Нарциссу выкуп взять с её гадского муженька?
Кричер затрясся то ли от страха, то ли в негодовании, но смолчал и замер, опустив дурную ушастую башку.
Сириус вздохнул и попытался развернуть палатку. Из складок грубой ткани с противным писком посыпались докси, мгновенно разлетелись по гостиной и забились в шторы. Он ошарашенно выругался, глядя на многочисленные дыры в безнадёжно испорченной палатке.
– Так, – на мгновение пришлось прикрыть глаза, унимая желание оторвать ленивой скотине Кричеру тупую башку. – Доксицид тоже кончился? На войне, небось?
Кричер встал в позу и открыл было рот, но Сириус взял его за грудки и встряхнул так, что у дракклового домовика клацнули зубы.
– Дом моей драгоценной маменьки и твоей любимой хозяюшки всегда был местечком поганым и неуютным. Но здесь было чисто и вредителей не водилось. Твоя вина, что дом превратился в хлев!
– Кричер старенький! – захныкал струхнувший домовик. – Кричеру тяжело!
– Ясно, тяжело, – кивнул Сириус. – Старой ушлой жопе Кричеру всегда было тяжело работать честно. То ли дело таскаться следом за любимой хозяюшкой и пиздеть не затыкаясь! Про величие вещать! Уши греть повсюду и доносить на всех!
Он снова тряхнул домовика и промолвил так ласково, как только получилось:
– Отцовские покои – до блеска! Так, чтобы можно было принять самого Мерлина! Всё – спальня, уборная, ванная, кабинет – до блеска! Вход скрыть чарами и прикрыть портретом гада попротивнее на твой выбор. Ясно?
– У негод… У хозяина будет гость? – не открывая зажмуренных в страхе глаз, пролепетал домовик.
– У негодного домовика будет новый хозяин, – сказал Сириус, отпустил Кричера и снова задумался. – Не уверен, что тебе можно довериться, но больше и некому. Слушай внимательно, ты, позор своего народа! У меня есть крестник. Сын Джейми.
– Сын Предателя рода и поганой грязнокровки? – встрепенулся Кричер, и Сириус с наслаждением отвесил ему оплеуху.
– Сын моего любимого и достойнейшей женщины, отдавшей жизнь за спасение своего ребёнка. Особенного ребёнка, старый ты дурак! Гарри – некромант.
Кричер на мгновение замер, а потом выпучил крохотные для домовика глазки, засипел что-то непонятное и рухнул на узловатые колени.
– В обморок ещё свались, и я тебя точно прибью, – пообещал ему Сириус и пнул ком тряпья, когда-то бывший отличной палаткой. – Я мальчику защиту пообещал и гостеприимство, а здесь его ждут дурной лодырь-домовик, грязь, паутина и докси. Неудивительно, если он побрезгует этим, с позволения сказать, домом. Получается, я вырвался из Азкабана, чтобы опозориться перед Повелителем.
– Хозяин – крёстный Повелителя! – Кричер потрясённо на него таращился и вставать с колен не спешил: – Моя хозяюшка! Хозяюшка не дожила до своего счастья! Её первенец вернулся! По-настоящему вернулся, в разуме! В разуме и во славе!
«Слава Мерлину, что не дожила, и хрен тебе, а не «первенец»!» – подумал Сириус, но промолчал, сурово сдвинув брови.
– Что угодно молодому хозяину? – залебезил паршивец Кричер.
– Гарри в Хогвартсе. Я должен быть рядом. Скрытно, – сказал Сириус. – Для того и нужна была палатка, дурень. Твоими трудами, тупица, я буду теперь жить в акромантульей норе, если сумею выгнать акромантула.
– Кричер может аппарировать хозяина в банк! Не по-человечески, а по-нашему! Прямо перед хранилищем! Вот! – Кричер снова пошарил за пазухой и вручил ему ключ от сейфа, а потом опустил голову и шмыгнул носом: – Кричер очень виноват. Кричеру следовало слушать хозяюшку и отдать ключ сразу.
– В банк! – Сириус встал с дивана и дёрнул домовика за ухо, вынуждая подняться с колен. – Меня – сколько угодно, но вздумаешь обижать Гарри, я тебя достану даже из чертогов Мордреда! Ясно?
Кричер энергично закивал, тряся седыми ушами, ухватил его за руку и щёлкнул пальцами, аппарируя.
Скрыть поход за деньгами не удалось: перед хранилищем толклась группа гоблинов, менявших шпалы.
Завидев Сириуса, они замерли неподвижно, и морды у них зазеленели пуще весенней травки.
– Глава Благороднейшего и древнейшего семейства Блэков с частным визитом! – важно выдал чокнутый Кричер и подобострастно поклонился, указывая на дверь хранилища.
– Не сдадут? – поинтересовался Сириус у домовика, зашел в сейф и присвистнул: золота прилично убыло, если верить детским воспоминаниям. Хорошо, если осталась половина. – Война?
– Своим непременно сдадут. Людям – нет. Наверное, – ответил Кричер и погрустнел. – Война, да. Взятки в министерство. Похороны. Много похорон.
– Ладно, – он набил кошель золотом и достал палочку на случай, если у входа нарисуются стражи банка. Кто знает, до чего договорились министерство и Гринготтс за прошедшую дюжину лет.
Однако обошлось. Стражей не было, рабочие тоже исчезли, оставив раскуроченные пути, а у двери маялся перепуганный клерк с официального вида свитком. Трясясь и заикаясь, гоблин сообщил, что Гринготтс не желает встревать в людские войны. Не угодно ли будет уважаемому клиенту пользоваться отделением, расположенным в магловском Лондоне?
– Угодно! – сухо ответил Сириус и принял свиток. – Надеюсь, мой визит останется тайной для министерства.
– Мы тоже надеемся, – тоскливо поведал клерк и с намёком взглянул на Кричера: мол, хватай хозяина, презренное создание, и уматывайте оба поскорее.
Дома Сириус нашёл отцовскую мантию для выходов, поскольку соваться в то место, куда он собрался, в обычных шмотках было бы самоубийством, и распихал по карманам и кармашкам золото из кошеля.
– Сидишь здесь, драишь отцовские покои и ждёшь вестей, – на прощание велел он Кричеру. – Может быть, Гарри придёт один. Примешь его как подобает и не посмеешь перечить ни в чём!
– Один? – понурился Кричер. – Хозяин?
Сириус отмахнулся, вышел из дома и аппарировал в Лютный.
***
Лавка «Боргин и Бэркс» находилась там же, где и прежде – на первом этаже мрачного каменного домишки с замшелыми стенами. Поговаривали, что когда-то одного из Бэрксов одолело тщеславие, и он пожелал выкупить для лавки новый красивый дом в Косом. Однако тамошний бомонд встал насмерть, не желая допускать «старьёвщиков» в свои ряды, и сделка не состоялась.
С тех пор прошло лет сто, нравы стали много проще, но лавка осталась в Лютном и превратилась в эдакую пещеру дракона из магловских сказок. Плевать, что большинство книг и побрякушек в любом другом месте обошлось бы вдвое дешевле – «подвиг» был важнее. Цивилы, необычайно гордые тем, что сумели пройти в жуткий переулок и остаться в живых, на цену не смотрели и охотно расставались с золотом. Мол, только так можно раздобыть настоящие амулеты и годные книги.
Сириус вспомнил, как они с Джейми и Питером в первый раз сюда попали, и грустно улыбнулся. Встреть он сейчас, взрослый, этих дурных юнцов, от души похохотал бы. От старой кирпичной арки, разделявшей Лютный и Косой, до лавки Боргина было рукой подать, и местное отребье ни за что не посмело бы пугать клиентов самых богатых барыг магической Британии. Вполне можно было идти прогулочным шагом, а не топать боевым порядком, беспрерывно озираясь в поисках опасностей. Они тогда ещё купили какую-то ерунду, чтобы не уходить с пустыми руками – оберег, что ли. Достался он, понятно, Хвосту, и Питер хвастался потом перед ахающими в восторге девчонками: «В Лютном? У самого Боргина? Годрик, какое безрассудство!»
Однако водились у скаредных жмыров вещички и посерьёзнее, за владение которыми светила отсидка в Азкабане. На витрине, разумеется, они не лежали, а приобретались после долгих-долгих переговоров через надёжных посредников. Ещё Боргин и Бэркс скупали родовые артефакты у обедневших семейств и, по слухам, имели неплохую библиотеку по запрещённым магическим искусствам.
Впрочем, ничего такого Сириусу нужно не было, но не идти же за палаткой и щитами в Косой! Аппарировал он с палочкой наизготовку. В этой части Лютного авроры ходили свободно, а ещё наверняка держали соглядатаев. Случайных же свидетелей Сириус надеялся сбить с толку отцовской мантией: небедный цивил, спрятав рожу под глухим капюшоном, чешет за амулетом для потенции.
Ему повезло. Улица была пустой, а если кто и пялился из окон, то пусть себе и дальше пялится. Колокольчик над дверью негромко звякнул, а в горах барахла, как попало наваленного на полках, что-то пискнуло и зажужжало.
– Чем могу помочь? – За прилавком торчал сам Боргин; в руке он держал походную жестяную кружку с каким-то травяным отваром. – Вас интересует что-то конкретное или вы просто желаете…
Сириус молча откинул капюшон. Барыга, позеленев хлеще давешних гоблинов, осторожно поставил кружку на стол и попятился, показывая раскрытые ладони.
– М-мист… М-милорд! Как… Ик! Как… Какая честь!
– Немалая, полагаю, – он неприятно усмехнулся и кивнул на по-прежнему жужжавшую кучу товара. – Отыщи-ка мне этот вредноскоп! Редкая, видно, калибровка.
Боргин мелко закивал, бочком выбрался из-за прилавка и, нервно оглядываясь, принялся копаться в завалах.
Сириус же взмахом руки подвинул к себе кресло для важных посетителей и уселся, нахально вытянув ноги.
– Не суетись, – благодушно посоветовал он Боргину, – а то оставишь в своём же товаре пару пальцев. Палатка ещё нужна. С большим баком для воды в ванной.
Боргин замер, а Сириус снова усмехнулся. Палатка означала отдых на природе, а слухи об охоте на Гарри Поттера резко сокращали список живописных мест.
– Если прикидываешь, оставлю ли я тебя в живых, то правильно прикидываешь, – Сириус напоказ зевнул и потянулся. – Объяснять пользу молчания?
Боргин яростно замотал головой, наконец-таки выхватил из кучи дребедени жужжащий волчок и спросил, жмурясь от собственной храбрости:
– Не угодно ли чаю? А палатка найдётся, милорд! Непременно! Что-то ещё?
– Стандартные щиты. Десятка хватит. Ах да, аптечка! Обычная, егерская. Всё, пожалуй. Чаю не хочу, спасибо.
Боргин торопливо метнулся куда-то в дальний угол лавки и через минуту приволок аккуратно свёрнутый тючок с палаткой. Затем он сгрёб все щиты с витрины и ссыпал в холщовый кошель. Неугомонившийся волчок вредноскопа упал туда же, и барыга заискивающе-выжидательно уставился на Сириуса.
– Посчитай, – милостиво кивнул Сириус и полез за золотом. – Да, чуть не забыл!
Расслабившийся было Боргин снова занервничал.
– Покажи-ка мне свою каминную решётку!
Сириус внимательно оглядел затейливое чугунное кружево, гордо расправил плечи и сказал всё ещё зелёному с лица барыге:
– Да, это мой мальчик!
Он небрежно отпихнул проклятую решётку ногой и без спроса запустил руку с банку с летучим порохом.
– Советую забыть последние полчаса. Иначе… Не я, так дражайшая кузина, понял?
Рёв зелёного пламени заглушил отчаянный вопль:
– Забуду, милорд! Магией клянусь, забуду!
Выпав из камина в гостиную дома на Гриммо, Сириус тут же повалился на пыльный ковёр и выругался в голос – нога болела, словно её громамонт оттоптал. Надежды на свежекупленную аптечку, понятно, не было.
– Кричер! Кричер, дракклы тебя дери! Тащи виски, жаровню и маменькины ножички! Будем проклятие снимать.
***
Перед аппарацией в Запретный лес Сириус крепко помолился Основателям, чтобы на памятной ему опушке не выросло или не поселилось что-нибудь, что охотно им поужинает. Основатели снизошли, и Сириус всего-то попал в силок на какую-то мелочь. Тонкая петля – на зайца, что ли? – взлетела вверх и закачалась перед глазами, а Сириус запнулся о расколотое пополам брёвнышко, приспособленное под основание силка.
– Хагрид! – взвыл он и зашипел от боли в изрезанной и обожжённой ноге. – Чтоб тебя!
Затем он оглядел опушку и со вздохом обернулся Бродягой: собака на трёх лапах подвижнее, чем хромой человек. Да, и палку под костыль потом тоже стоит выломать – грим палатку не поставит.
Но сначала – разведка.
Бродяга не торопился. Он медленно крался – ковылял, давай без кокетства! – по начавшему увядать лесу, принюхивался и прислушивался. По всему выходило, что со времён учёбы граница леса не изменилась, и зачарованная тропка профессора Флитвика всё так же змеилась меж седых елей, могучих дубов и громадных замшелых камней.
На какое-то мгновение ему показалось, будто он вернулся не в Хог, а в прошлое. Обернись, и за левым плечом неторопливо трусит поджарый рыже-серый волк, за правым величественно ступает королевский олень, а на крупе оленя сидит холёная крыса. По-человечески сидит, потешно скрестив на груди передние лапки.
Сириус не выдержал. Лёг, уткнул морду в палую хвою и тихонько заскулил. Мерлин всемогущий, дюжину лет не ревел, а тут… Дай шанс, великий, убить Питера в бою – быстро, милосердно и молча. Сердце ведь сорвёшь, объясняясь, а крестник тогда как? Отважный проныра-племянничек? Негоже оставлять мальчишек без защиты. Прости, Питер, ты снова в тени.
Сириус не понял, сколько времени пролежал носом в земле, но наконец-таки нашёл в себе силы подняться, встряхнулся и вздыбил шерсть на холке.
«Ты страшный тёмный маг! Ты псих и убийца, тебе незачем беспричинно длить твою поганую жизнь! Ты убиваешь направо и налево, никому и никогда не каешься, а враги в страхе бегут с поля боя! – сказал он себе грозно, но вместо свирепости в душу упорно лезла печаль. –Пошёл, соб-бака!»
Лес не изменился, а вот Хог – очень даже. Квиддичное поле обзавелось ещё двумя трибунами: наверное, на матчи стало модным приглашать гостей. Кольца тоже заменили на какие-то дорогущие, из воронёного железа. Стукнешься – мозгов не соберёшь. Но игроки, небось, радовались, ненормальные. Он, помнится, как-то полночи отпаивал Джейми сливочным пивом, когда болван Роули исхитрился своей тощей задницей напрочь снести центральное кольцо Гриффиндора, и матч перенесли на месяц, аннулировав счёт.
«Надо железные ставить, как на чемпионате Европы! – горячился Джейми и ерошил без того спутанные волосы. – Гнилое дерево – и всё! Нет матча!»
«То-то вся команда Ирландии на колдофотках странно лыбится! – рычал перепуганный Сириус, немедленно представивший эти волосы сплошь залитыми тёмной, густой кровью. – Это школьная игра, уймись! Развлечение, одержимый!»
Теплицы тоже разрослись вширь и в стороны, оранжерея обзавелась роскошным куполом, а клумба перед главными дверями замка пестрела яркими цветами. Видать, Шляпа наловчилась отправлять к хаффам не только тихонь, но и упёртых работяг. То-то декан Спраут развернулась во всю мощь! Есть на что полюбоваться: дорожки обрамлены декоративным кустарником, газоны засажены какой-то могучей травкой – ни единой тропки не видать! Деревья красиво пострижены, плющ вьётся лишь по шпалерам и не трогает каменных стен, а под дальней Северной башней разбит молоденький розарий. Сириус с удовольствием принюхался: аптекарский огород, не видимый за громадой Астрономической башни, благоухал так, что в носу свербело. Красиво! Душисто!
Он чуть высунулся из стриженых кустов и взглянул на жилище Хагрида. Старая деревянная хижина тоже исчезла. На её месте красовался каменный домик под черепичной крышей – небольшой, но очень симпатичный.
А вот и сам Хагрид! Вышел на крыльцо, потянулся… А потом вдруг подозрительно огляделся и не по комплекции резво помчался в сторону леса. Вслед за ним с истерическим лаем кинулся какой-то пёс, и Бродяга от удивления едва не вывалился из кустов. Пёс? Вот так новость! И как теперь прикажете незаметно шляться по окрестностям?
«Загрызу! – неуверенно пообещал себе Сириус, представив мороку с сокрытием палатки не только от чужих глаз, но и от чуткого собачьего носа. – Кстати, куда это они? Неужто проклятая шавка уже что-то учуяла?»
Он прополз под кустами и торопливо захромал к лесу, на каждом шагу нецензурно поминая Боргина и его поганую решётку.
Шавка оказалась псиной до того трусливой, что в драку лезть не понадобилось. Почуяв Бродягу, большой и грозный с виду кобель отчаянно завыл-заскулил, задрожал и бросился Хагриду в ноги. Бродяга озадаченно встряхнул головой: хоть бы тявкнул, дурачина, в ту сторону, откуда опасность!
– Ну-ну, не шуми, – Хагрид остановился и потрепал дурного кобеля по загривку. – Хороший мальчик! Тихо-тихо, вот он я! Никто тебя не тронет, я уж всё им про тебя обсказал. Что пёс ты хороший и добрый, и что пугать тебя нельзя. Пуганый уже.
Хагрид горько вздохнул и взял пса за ошейник:
– Идём, проведаем их.
«Кого это?» – Бродяга бесшумно двинулся следом, уже не стараясь держаться подветренной стороны.
Трусливая псина жалась к ногам Хагрида и делала вид, будто за спиной нет никого, кто запросто мог бы разодрать глотку её хозяину. За палатку беспокоиться не приходилось, и Сириус повеселел.
Ушли недалеко – в рощицу, начинавшуюся сразу за хагридовым огородом. Зачарованная тропа Запретного леса эту рощу не пересекала, а ныряла за мшистые валуны и уходила дальше. Оно и к лучшему, поскольку Сириус уже устал и в очередной раз разбираться с сигнальными чарами ему не хотелось. Кстати, надо бы найти проходы, оставленные для Хагрида, чтобы каждый раз не ломиться сквозь «сигналки» с риском быть обнаруженным.
В рощице тоже имелась опушка – крохотная, почти сплошь огороженная грубо сколоченными жердями. И в этом загончике бродила целая дюжина – четыре тройки! – взрослых гиппогрифов.
Бродяга растерянно опустил уши. Гиппогрифы? В Хогвартсе? Новость за новостью!
– Желаю здравствовать! – Хагрид меж тем церемонно поклонился всем разом и захлопотал: заменил воду в поилке, подсыпал в кормушку сушёного мяса, порубленного кусочками, и переворошил сено на лёжках. Во время работы он рассказывал снисходительно внимавшим гиппогрифам, как им обрадуются детишки и как весело будет на уроках.
«Я бы обрадовался!» – Бродяга, не удержавшись, завилял хвостом. Летать на гиппогрифах было здорово, не то что на мётлах. Сильный зверь под седлом, ветер в лицо, расстилающаяся ковром земля далеко внизу – восторг!
Когда Хагрид и его дурной пёс ушли, Сириус обернулся человеком и проковылял к загону. Животные слегка заволновались, но Сириус низко поклонился и замер, давая им привыкнуть к себе.
Самый смелый и любопытный из них пробился вперёд и вытянул мощную шею, разглядывая человека. Сириус неторопливо распрямился и осторожно протянул руку навстречу. Гиппогриф заинтересованно склонил голову, а потом внезапно опустился на передние колени, приглашая седока.
Польщённый Сириус улыбнулся:
– Прости, не с моей ногой. Какой ты красавец! Можно тебя погладить?
Гиппогриф снова вытянул шею, и Сириус ласково погладил сизые, как у голубя, пёрышки над клювом. Он ещё некоторое время полюбовался гиппогрифами, а потом обернулся гримом. Животные на мгновение насторожились, но тут же успокоились.
«Хватит бездельничать, – подумал Сириус. – Иди ставить палатку и мазаться бадьяном».
Он, оберегая больную лапу, шагом тащился по тропе Флитвика и принюхивался к чарам, отыскивая проход в Запретный лес, когда ощутил знакомый, но невероятный здесь холод.
«Дементоры?! Откуда дементоры?»
Он припал к земле и зарычал в бессильной злости. Такого хода от своих поимщиков он не ожидал. Да и кто, пребывая в здравом уме, догадается пустить дементоров по следу беглеца?
«Скримджер и Боунс? Фадж? Кто-то ещё, кого я не знаю? У кого в этом грёбаном министерстве сгнили мозги?»
Словно в утешение, Сириус учуял-таки проход в сигнальных чарах и решил не забивать себе голову большой политикой. Кто бы ни свихнулся там, в министерстве, этот кто-то ничего не знал о дементорах и ничего не смыслил ни в людях вообще, ни в Блэках в частности.
В обличье грима Сириус для дементоров невидим, да и в Запретный лес эти твари не сунутся. В лесу им холодно и голодно, они не пожелают далеко уходить от замка, полного ярких детских эмоций.
Неизвестный недоумок прозреет, когда огребёт дюжину-другую проклятий от разъярённых жителей Хогсмида: кому охота проснуться в филиале Азкабана и шарахаться от каждой тени в родной-то деревушке? А потом настанет пора прогонять тварей назад (обожравшихся, а оттого сильных и наглых), и выяснится, что лишь Светлый лорд Дамблдор, вооружённый Старшей палочкой, может сделать это быстро и наверняка. Вот тогда-то кретин поймёт, отчего даже такие мрази, как Гриндевальд и Волдеморт, прибегали к помощи дементоров только в самых отчаянных для себя обстоятельствах.
Сбежавший из тюрьмы Блэк – обстоятельство так себе, на «удовлетворительно». Пока этот «страшный-ужасный» Блэк нигде не засветился и никого не тронул. Зачем при таком раскладе нужны дементоры?
«Нужны, дурак, – поучительным тоном поведал сам себе Сириус. – Даже простой до тупости Нотт пытается «спекулировать на ситуации». Топорно и неумело, явно с подачи Люци Малфоя, но пытается, долбак. Пришла пора очередной драчки в верхах, и вы с Гарри – просто повод изобразить Борьбу со Злом и под шумок провернуть несколько вонючих делишек. Похоже, профессор Дамблдор снова в оппозиции, и это хорошо. Ему будет недосуг пристально к тебе присматриваться».
Бродяга в раздумье почесал задней лапой за ухом, обернулся человеком, достал палочку и осторожно шагнул в проход. Вроде тихо. Вот и славно – нужно запомнить ориентиры и, отдохнув, на пробу пару раз сюда аппарировать.
Он снова стал гримом и поковылял к давешней опушке, где грустила по добыче тоненькая петля разряженного силка. Смеркалось, и стоило поторопиться с палаткой.
***
Середину следующего дня Сириус встретил в кустах у загона с гиппогрифами. Ночка выдалась хлопотной: он устанавливал палатку и обвешивал её всеми скрывающими и защитными чарами, какие только вспомнил, таскал воду из ручейка, обустраивал нехитрый быт и готовил ужин, который съел далеко за полночь. Встать пришлось на рассвете, чтобы обежать Хогвартс по границе щитов и убедиться, что дементоров нагнали прорву. Он насчитал не меньше полутора десятков тварей, а сколько их толклось поблизости от Хогсмида, решил даже не проверять. И так ясно, что до хрена, и нечего мечтать отбиться от такой толпы в одиночку.
Зато теперь он с чистой совестью дремал под охраной дюжины чутких зверей, которые не подпустят к себе незамеченными ни человека, ни зверя, ни тварь. Где-то в полдень гиппогрифы заволновались; он насторожил уши и уловил слабо доносившийся гомон, то и дело прерываемый взвизгами и хохотом.
«Большая перемена», – вспомнил Сириус, взглянув на подбиравшееся к зениту солнце, и невольно затосковал. Поваляться бы сейчас на мягкой травке газона, положив голову на колени Джейми, чуть-чуть поддеть Луни, гордившегося значком старосты, и утешить Питера, мимо которого этот несчастный значок пролетел, как бы бедолага Пит ни старался его заслужить.
«Жалко, что ли, было дать? – с неожиданной злобой вспомнил он Дамблдора. – Доверие к оборотню – это, конечно, круто, но Питеру было нужней! Сам вещал направо и налево, что всего можно достичь усердием, и парня усерднее Петтигрю Хог не видывал, а вот поди ж ты! Не власти и не славы искал Питер, видит Мерлин, ему обычное признание было нужно! Доказательства были нужны, что всё не зря. Годрик-заступник, как же мы с ним до этого дожили?»
Он уже хотел было заскулить, но гиппогрифы вдруг оживились, заклекотали обрадованно, зазвенели удерживающими их цепями. Бродяга поднял голову и услышал звуки шагов, чересчур тяжёлых и широких для человека.
«А вот и Хагрид! Время кормёжки, да? Может, сегодня ему навязаться тайным питомцем? Нет, рискованно. Для начала нужно убедиться, что Дамблдор никому не рассказал о Блэке-анимаге», – Сириус снова вытянул противно нывшую заднюю лапу и прикрыл глаза.
– Вы это… Пошли, что ль… – сильное волнение в голосе Хагрида заставило Бродягу вскинуться. – Вы того… С пониманием, ладно? Детишки всё-таки, да и урок самый-самый первый. А? Ладно?
Хагрид нежно взъерошил рослому сизому гиппогрифу, Сириусову знакомцу, пёрышки на шее и безо всякой опаски встретился с ним взглядом. Вровень, как ни один человек не сумел бы. Гиппогриф согласно курлыкнул и подставился под ласку громадной ладони.
«Ого! – Сириус с изумлённым уважением наблюдал, как Хагрид смело заходит в загон, треплет гиппогрифов по холкам, гладит крылья, раздаёт кусочки мяса и в одиночку – Мерлин всеблагой! – ведёт табун самых непредсказуемых и своевольных созданий, словно стадо обычных коров. Ну, если бы коров водили на цепях. – Он сказал, первый урок? Кто же там храбрый такой нанялся? Ни за что не пропущу!»
И он крадучись последовал за Хагридом и его подопечными.
***
Наблюдательный пост оказался на диво удобным: с одной стороны Сириуса прикрывали густые кусты орешника, а с другой – бок огромной тыквы, важно разлёгшейся в высокой траве.
Бродяга, понятно, разлёгся рядом и полюбовался на собственного крестника, который при виде приближавшегося табуна восхищённо ахнул, а потом отчего-то спрятался за спинами любезного племянничка и мелкого Нотта. Те, впрочем, тоже удержать равнодушные рожи не смогли, а Нотт ещё и выругался не хуже собственного папаши.
«Минус пять баллов, Слизерин! – мысленно потёр ладони Сириус. – Где профессор-то? Снимай баллы, торопыга, за ругань, а ещё хорошо было бы рассказать про «позоришь славный род»! Ну, где ты там? Покажись!»
– Так, о чём это я? – Хагрид накинул цепи поводков на громадную, наскоро сколоченную из нестроганых брёвнышек коновязь, и подошёл к студентам. – А! Книжки! Все поладили с книжками? Ну вот, я же говорил! Ласку всё сущее понимает, так-то! Гладить надо было!
Все студенты, за исключением Гарри, наградили Хагрида отнюдь не ласковыми взглядами, и Сириус смешливо вывалил язык. С его места прекрасно были видны свежие ранки и царапины у них на руках. Видно, трусов тут не водилось, и война с псевдо-нежитью велась всерьёз.
Точно! Студентов было две группки: одна красовалась в зелёных галстуках, а вторая – в красных. Сдвоенный урок Гриффиндора и Слизерина – вот так чудо! Кажется, директор Дамблдор, утомлённый вечными сварами, подошёл к разрешению стародавнего конфликта с неожиданной стороны. Интересно, но рискованно. Неудивительно, что профессор, не боявшийся гиппогрифов, на урок не торопился. Да где же он?
– Теперь это… – Хагрид растерянно почесал бородищу и промямлил: – Ну, в книжках там хорошо написано, сами потом почитаете. Умеете уже, да?
– Читать? – мерзким голосом отозвался племянничек и капризно выпятил нижнюю губу. – Я – несомненно. За остальных не поручусь.
Бродяга снова заулыбался: крестник немедленно пнул паршивца коленом под зад, а мелкий Нотт с лучшей папашиной улыбочкой резко двинул Драко локтем под рёбра. Н-да, Малфоев бить бесполезно, проще сразу кончать: гадский племянник даже не шелохнулся и оттопыренную губу на место не вернул.
– Малфой! Тебе не стыдно?! – громко возмутилась какая-то девчонка из гриффиндорцев с такими знакомыми интонациями, что Сириус невольно вздрогнул и внимательно к ней присмотрелся.
Нет, внешне ничуть не похожа, хоть тоже худенькая и невысокая. Не рыжая, без веснушек и вполовину не такая женственно-миловидная, но взгляд! Девица – сталь! Из таких вырастают деканы Макгонагалл! «Когда доживают», – загрустил Сириус и опустил голову на лапы.
– Если это был вопрос, Грейнджер, – противно растягивая гласные, выдал Драко, – то ответ отрицательный, а если утверждение, то я польщён!
Девчонка в негодовании фыркнула, а огненно-рыжий парень, стоявший с ней рядом и ужасно похожий на Гидеона Прюэтта, набычился и проворчал угрюмо:
– Заткнулся бы ты, Хорёк! А то…
Племянник ответил непристойным жестом, и Сириус в нетерпении огляделся. Да где же носит дракклова профессора? Самое время слупить со Слизерина ещё десять баллов!
– Дети, тихо! – запоздало вмешался Хагрид. – Рядом шуметь нельзя! Гиппогрифы, они… Нрав такой, что нельзя им поперёк ничего говорить или делать. Слушайте внимательно! Гиппогриф – зверь гордый! А потому…
Пока Хагрид втолковывал студентам азы обращения с гиппогрифами, Сириус потрясённо осознавал, что новый профессор-храбрец – сам Хагрид и есть. Кажется, новостей в Хогвартсе куда больше, чем показалось на первый взгляд!
«Значит, Хагрид знает обо мне? – думал он, пытаясь прикинуть все возможные варианты. – Профессор, надо же! Пролезть бы в учительскую и послушать, что тут делается! Так, не мечтай даже! Опасно!»
– Гарри! – обратился меж тем Хагрид к крестнику, и Сириус насторожился. – Хочешь погладить гиппогрифа?
– Нет! – Гарри решительно замотал головой. – Что-то я не готов, профессор Хагрид, простите.
– Гер-рой! – негромко сказал какой-то темнокожий гриффиндорец и удостоился пристальных взглядов племянничка и рыжего Прюэтта.
«Сын Молли? – размышлял Сириус, разглядывая рыжего. – Ни у Гидеона, ни у Фабиана детей не было. Значит, Уизли. Но ведь всё равно Прюэтт! Покойтесь с миром, ребята, жива ваша кровь!»
– А клички у них есть? – поинтересовалась самая мелкая и невзрачная из девчонок; гриффиндорский галстук был у неё отчего-то развязан и болтался на шее, как шарф.
– Знамо дело, есть! Этот – Клювокрыл, – заулыбался Хагрид, освобождая сизого знакомца от цепи, и осторожно подвёл его ближе к студентам. – Стойте там, не подходите пока. Кто-то ещё хочет?
– Я хочу! – выкрикнул ещё один гриффиндорец, рослый увалень с добрым лицом и печальными глазами. – Гарри, смотри, это совсем просто!
Крестник выглянул из-за спины Драко и ответил со вздохом:
– Невилл, ты его когти видел? Громадные!
– Пу-упс! – насмешливо протянул мелкий Нотт. – Да ты, никак, задумал подвиг! Ну-ка, ну-ка, яви нам дух Гриффиндора!
Будь на месте парня по имени Невилл сам Сириус, придурок Нотт уже схлопотал бы по роже и вызов на дуэль. Кажется, у рыжего тоже руки чесались, но он лишь взглянул в сторону гиппогрифа и молча покачал головой: мол, не время и не место.
Невилл же упрямо стиснул челюсти и медленно сделал пару шагов навстречу гиппогрифу, затем поклонился и дождался одобрительного шёпота Хагрида:
– Молодец! Ты ему нравишься! Вставай потихоньку, только в глаза не гляди!
Невилл выпрямился и осторожно дотронулся до огромного клюва.
– Смотри, Клювик, – сказал Хагрид, – Невилл у нас хороший парень, храбрый!
Клювокрыл тоже был храбрым парнем или чересчур засиделся на земле, потому что Невилл немедля удостоился приглашения покататься. Мальчишка на секунду растерялся, но дражайший племянничек разом покончил с его колебаниями, обратившись к Нотту:
– Насчёт духа Гриффиндора ты был прав! Сейчас учуем!
Секунда, и Невилл уже сидел верхом на гиппогрифе, неловко вцепившись в густое оперение на шее зверя.
Девчонки заохали, и Хагрид встревожено пробасил:
– Того… Это… Рановато для катаний! Ты не того… Не шевелись! Сейчас помогу спуститься.
Невилл молча мотнул головой, а Клювокрыл плавно поднялся с колен и взмахнул широченными крыльями.
Теперь забеспокоились и парни, а Гарри нервно произнёс:
– Невилл, хватит! И так два подвига подряд, прекращай!
– Хорош, дружище, слезай! – присоединился к уговорам рыжий Прюэтт. – Вдруг он… Что я бабке-то твоей скажу?
– Ничего, – угрюмо выдал Нотт. – Не успеешь потому что. Эй, Лонгботтом, я пошутил!
«Лонгботтом! Годрик, это же сын Фрэнка!» – ахнул про себя Сириус и, позабыв про больную ногу, вскочил с места, перекинулся в человека и выхватил палочку. Гиппогрифы не деревянные лошадки, неумёх не катают!
– Так себе шутка, каюсь! – продолжил Нотт. – Слезай, дурень! Хрен знает, кто эту тварюку объезжал, и неизвестно, когда и что она выкинет!
– Клювик хороший! – невпопад заступился за гиппогрифа Хагрид и снова обратился к Невиллу: – Рано, рано тебе ещё! Ты ж и на метле-то… Упал тогда, руку сломал, помнишь?
Видимо, аргумент получился неудачным, потому что Невилл закаменел лицом и похлопал Клювокрыла по шее:
– Летим!
Клювокрыл, красуясь, снова взмахнул крыльями, плавно подпрыгнул, завис, удерживая свой немалый вес магией, горделиво заклекотал и неспешно взмыл в небо.
Сириус выдохнул, убрал палочку и снова обратился гримом. Похоже, объезжал «тварюку» настоящий талант. Настолько вышколенного зверя Сириус ещё не встречал. Интересно, в этом табуне все такие? И где Хагрид их раздобыл? Вообще-то, подобное удовольствие должно было обойтись попечителям школы в несколько десятков тысяч галлеонов. Не иначе, профессор Дамблдор залучил в донаторы кого-то очень щедрого.
Меж тем Клювокрыл сделал круг над квиддичным стадионом и озером и приземлился так же, как и взлетал: медленно и осторожно, словно нёс на спине собственного птенца.
Разрумянившийся Невилл с волосами, взлохмаченными ветром, под восхищённые ахи девчонок и слегка завистливые возгласы ребят слез-упал со спины гиппогрифа, поклонился и засмеялся радостно:
– У меня получилось!
– О-бал-деть! – Гарри даже в ладоши захлопал, но тут же спохватился: – Ой! Прости, я забыл, что шуметь нельзя! Круто, Невилл! Очень круто!
Клювокрыл добродушно курлыкнул и легонько толкнул Хагрида клювом в спину – мол, дай вкусненького, раз уж я хороший. Хагрид утёр рукавом взмокший лоб, скормил гиппогрифу кусочек сушеного мяса и сказал с облечением в голосе:
– Обошлось! Молодец, Невилл! Это… Десять баллов, да! Только давайте остальных просто гладить, ага? Ежели вся дюжина на крыло встанет, я помру прямо тут! На месте!
Студенты засмеялись и пошли к коновязи гладить гиппогрифов. Все, кроме крестника и любезного родича Драко. Гарри просто уселся на травку и показал большой палец Невиллу, объяснявшему симпатичной белокурой девчонке, как именно надо кланяться. Девчонка жеманно надувала губки и испуганно ойкала, но видно было, что она из тех, кто при нужде и цербера оседлает. Невилл, заметив одобрительный жест, осёкся и сильно покраснел, а Сириус мысленно присвистнул. Мистер Поттер у нас, оказывается, сердцеед!
Драко неприязненно скривился и громко сказал:
– Что-то маловато баллов за подвиг! Может, это и не подвиг вовсе?
– Уймись, – негромко посоветовал ему крестник. – Не порть человеку момент.
Но племянничка уже понесло, и Сириус снова напрягся.
– Это просто тупая порченая скотина, как и все прочие питомцы нашего уважаемого профессора!
«Минус пятьдесят баллов за гнусную издёвку в слове «уважаемый»!» – подумал Сириус и горько вздохнул. Племянник ревновал, бедняга. Ревновал дико, до потери лица. Интересно, сам Сириус так же жалко смотрелся, когда говорил гадости девице Эванс?
– Ну если уж с этим справился слюнтяй Пупс… – сказал Драко, сбросил с плеча сумку и вдруг быстро подошёл к Клювокрылу. Неправильно подошёл – лоб в лоб, будто желая напасть. После такого кланяться было бесполезно, но придурок Малфой, кажется, и не собирался.
Зверь, испуганный резким движением, встал на дыбы и лишь чудом не повалил Хагрида.
– Тихо-тихо, мой хороший! – Хагрид попытался успокоить зверя ещё одним кусочком мяса, но теперь сглупил крестник.
– Драко, нет! – завопил он во всю глотку, вскочил на ноги и побежал прямо к Клювокрылу – надо думать, выручать белобрысого кретина Малфоя.
Каким бы дрессированным умницей ни был гиппогриф, внезапный переполох отключил его несложные мозги. Он издал грозный клёкот, а потом пронзительно завизжал, опять встал на дыбы и пошёл в атаку. Хагрид, не тратя больше слов, повис на ошейнике Клювокрыла, и только поэтому дражайший родич Малфой не был разрублен на четыре части страшными кривыми когтями.
Драко упал ничком. Видно, ему достало ума притвориться мёртвым, но Клювокрыл на эту уловку не купился и снова завизжал, впустую полоснув когтями воздух, потому что Хагрид всё ещё удерживал его на месте.
Зато купился крестник. Он выкрикнул непристойное слово и, не обращая внимания на беснующееся рядом животное, принялся ощупывать «тело» Малфоя. «Тело» мигом ожило, с похвальной прытью рвануло под защиту ближайших кустов и потащило за собой отчаянно сквернословившего спасителя.
Всё произошло в один миг, никто из студентов даже понять ничего не успел. Сириус же испугался, что вот-вот взбесится весь табун и половина третьего курса навечно упокоится на этой полянке.
«Палочка! Не успею! Они стайные! Нужен враг!» – он выскочил из кустов и завыл так громко, что чуть сам не оглох.
Инстинкты гиппогрифов не подвели. Табун взвился в воздух, чтобы сверху толпой расправиться с напастью. Взлетели невысоко: Хагрид снял цепь только с Клювокрыла. Зато дети сообразили, что урок стал опасным, и бросились врассыпную.
Бродяга зарычал на парящего над полянкой Клювокрыла и помчался прочь, уводя разгневанного зверя подальше от студентов. Сзади донёсся рёв Хагрида: «В Больничное крыло! Быстро! Все остальные – бегом отсюда!»
«Говнюк, он всё-таки подставился!» – подумал Сириус и повернул к лесу. Под защитой деревьев он обернётся и постарается успокоить Клювокрыла. Бедный гиппогриф не виноват, что некоторые люди такие дураки.
~Кукулькан~, блог «Змеиное молоко»
В борьбе обретёшь ты... (часть 3)
ИИИИИИИ!!!!!11111 Подарок!
Замечательный-чудесный Люпин от Птички!
ГЛАВА 21ГЛАВА 21
Как ни противно было признавать, а от подхалимства толк имелся, и немалый.
Уолден всего-то две недели протаскался следом за Амбридж, но обзавёлся целой кучей полезных знакомств и день через день удостаивался покровительственного хлопка по плечу от самого министра Фаджа: «Как там ваши чудовища, мистер Макнейр? Все ли – хе-хе! – вразумлены?»
Уолден степенно отвечал: «Не извольте беспокоиться, сэр», однако, по правде, знать не знал, как там «чудовища» и что поделывают. То ли по неопытности он выслуживался чересчур усердно, то ли занятие само по себе было хлопотным, но на работу времени не оставалось.
За эти недели «мистер Макнейр» брал в руки секиру лишь единожды, и то не по делу, а для колдографии в «Пророке». Секира получилась отлично, а Уолден – как всегда. Смурной и малость небритый, он возвышался за спиной мадам Амбридж и лохматой башкой подпирал крупные буквы заголовка: «Мы верим в торжество закона!»
– Поди не поверь, – бурчал толстячок Диггори, опасливо оглядываясь по сторонам. – С топором-то наперевес. Любой уверует.
– Секира это, – снисходительно объяснял Уолден бестолковому цивилу. – Боевой топор. Не дрова рубить, понял?
– Понял, – угрюмо отвечал Диггори. – Все всё поняли.
Уолден примирительно хмыкнул: добродушный балабол Диггори перевёлся в Департамент по тварям совсем недавно, спасаясь от разгрома, учинённого в Департаменте транспорта Скримджером и его псами. Повинны в разгроме были молодые дебилы, воображавшие, будто неправедное золотишко за «крысиные норы» в Барьере и незарегистрированные камины можно утаить от аврората. Спроси они кого-нибудь из своих, кто постарше да поумней, так узнали бы, что авроры за магическими перемещениями следят усердней, чем акромантулы за своими тенетами.
По сути, ещё со времён Гриндевальда единственным способом попасть куда-то быстро и скрытно оставались личная аппарация да самостоятельно зачарованные порт-ключи, отчего антиаппарационные купола разве только в чистом поле не ставили. Один, положим, сломаешь. Может быть, и второй, если Мерлин силой и мозгами не обидел. А на третьем за раз даже Главный тайнюк – интересно, кто он, кстати? – заработает грыжу и выбросит погоревшие в хлам амулеты. После двух-то страшных неправильных войн подряд не осталось дураков, чтобы не обвешивать купола «защитками», «следилками» и прочей дрянью. Вымерли. Подчистую.
Ну, а их место заняли наглые грязнокровые щенки, что устроились в Департамент магического транспорта и с какого-то драккла решили, будто набрели на золотую жилу. Ага, как же! Их просто пасли некоторое время, выведывая подробности и вычисляя клиентов. Честный-то человек нелегальным дерьмом не воспользуется, и в Лютном сейчас тоже царила паника среди мелкой шушеры, догадавшейся довериться министерский плесени. Понятно, что ребятишек Лютого Дика или Одноглазого Мо зачистки не коснулись: своих умельцев хватало, да таких, что куда там министерству.
Уолден даже пил когда-то с одним таким безымянным хреном, которого выгуливала по кабакам тройка дикарей. Пил на спор с сукиным сыном Яксли, ибо по своей воле связываться с четырьмя чудищами в человечьем обличье, одно из которых ещё и пьяное… Нет, подвиг удался, и полсотни золотых слегка уняли запоздалый ужас, но, протрезвев, Уолден поклялся сам себе, что больше ни за что! Во всяком случае, без УПСовой маски, мантии, десятка выданных под отчёт щитов и большой компании так же круто упакованных парней.
Но всё равно, урон «теневой экономике», как умно выразился Люци Малфой, был нанесён страшный. Мракоборцы устроили серию рейдов в самое неудачное время – когда герой-молокосос Поттер отбыл из «Дырявого котла» в Хог, и все вздохнули с облегчением. Решили, будто авроры замаялись кошмарить всех встречных-поперечных под тупым предлогом поимки Блэка – «Поймать?! Да вы его в Азкабане не удержали, ебанаты!» – и завалились по домам, отсыпаться и отжираться после беспрерывных дежурств.
Тут надо было бы понимать, что старые времена прошли и место честных и оттого предсказуемых сволочей Крауча и Шизоглаза теперь заняли хитрые подлые твари Скримджер и Боунс. Надо бы, но никто не понял, кроме такой же хитрой и подлой твари Малфоя.
Новость, которую необычайно гордый Уолден поведал Люци в надежду на… Мордред подери, да на что он только не надеялся! Даже успокоительного зелья пришлось глотнуть, чтобы хоть штаны застегнуть перед выходом. Однако новость оказалась не новостью: Хромец со своими уродами аккурат за день до начала рейдов залёг на дно, а с ними и почти все егеря, кто поопытнее. Цены в Лютном мигом взлетели до небес, мелкие барыги оказались на грани разорения, а крупные затихарились до прояснения ситуации. Все прочие, кто не содержал трактиры и бордели, терпели непомерные убытки и самыми чёрными словами крыли Поттера, Блэка и безмозглых грязнокровок из Департамента магического транспорта. Утешало только, что последние выйдут из Азкабана не скоро – ушлые мракоборцы перетолковали природную дурость подсудимых в сговор с «асоциальными элементами» Лютного.
Понятно, что грязнокровые недотёпы знать не знали, где этот Лютный вообще расположен и что за «элементы» там водятся, но Визенгамоту было класть – возможность запугать граждан и слегка сгладить впечатление от побега Блэка уж куда важнее печальной участи нескольких недоумков.
Диггори, понятно, никакого отношения к скандалу не имел. Несмотря на излишнее добродушие, дураком он не был. Вместе со своим дружком Огастом Бэзилом они даже докладную записку министру составили, требуя пересмотреть полномочия сотрудников и усилить контроль за выполнением их обязанностей. Записку министр проигнорировал, а на личном приёме отговорился какой-то ерундой. Теперь-то стало понятно, почему: за отделом уже наблюдали во все глаза, прикидывали места засад и согласовывали даты рейдов. Под подозрением были все, и по итогу Диггори и Бэзил удостоились серии допросов – мол, так вас и сяк, знали и молчали, что ли?
Спроси кто Макнейра, тот посоветовал бы слать дознавателей к Мордреду и нанятому адвокату. Хватило бы даже недорогого. Адвоката, в смысле, не Мордреда: из одних лишь тупых провокаций и ничем не подтверждённых подозрений дела не состряпать.
Уолден в своё время даже от Метки отмазался, причём безо всякого адвоката. Следов применённого на нём непростилова было как на кобеле блох. Круцио, понятно, ещё от Лорда, а Империо – от добрых товарищей по оружию как раз на такой случай. Три капли Веритасерума на загодя вшитый в потроха безоар – и готово. Запугали и принудили, ничего не помню, ничего не знаю, какая ещё маска, не было никакой маски. Правда, про безоар авроры потом допетрили: когда не подействовало спешно влитое перед судом заживляющее зелье. Битая рожа подсудимого слегка смутила Визенгамот – цивилы, блин! – так что Уолден отделался всего-то тремя месяцами Азкабана. Цена, конечно, плёвая, но повторять не хотелось. Бывший егерь и бывший же УПС-штурмовик Макнейр пораскинул мозгами и решил угробить заначку – очень неслабую, между прочим! – на переход к условно честной жизни.
Диггори же по крепости рожи и умению приспособиться к любым бзикам начальства было далеко даже до самого негодящего УПСёнка вроде мелкого истерика Крауча-младшего. Сначала испугался, потом обиделся, дурень, прямо в атриуме задвинул Скримджеру речугу про беспринципность и неумение ценить чужие таланты и свалил в другой отдел на первое же попавшееся место.
Теперь прирождённый Странник Амос Диггори занимался всякой ерундой вроде распределения бесхозных эльфов и контроля за миграциями гриндилоу, постоянно пребывал в дурном настроении и угрюмо косился на всякого мимопроходящего аврора. Будь Лорд жив, то сумел бы повернуть ситуацию себе на пользу, но Лорд убился об святого младенца Поттера, а министру и его прихлебателям было похрен, кто там и чем занимается – лишь бы ходили по струнке и помалкивали.
Уолден Лордом не был, и забавного толстячка взялся утешать просто так, от скуки.
– Умеете вы, мозговитые, на пустом месте горя себе найти, – сказал он и за шкирку отодвинул замешкавшегося Диггори с дороги тройки штурмовиков, деловито прущих по коридору. Сапогами они грохотали за шестерых и рожи скорчили суровей некуда: в сортир, небось, поспешали. – Вот он, твой закон, чешет. Не дурак пожрать, выпить и потрахаться, особенно если задарма. Не… Это… – Уолден задумался, вспоминая заковыристое словечко, которое Амбридж частенько вворачивала в свои бесконечные речи. – Не утрируй, вот! Закон – это люди. Всегда можно договориться. Ну, или в морду дать.
– Но это неправильно!
Уолдену только и осталось, что с укором поглядеть в потолок: цивил, что с него взять? Вроде и битый уже, а не поумнел ни на кнат.
– У вас, Макнейр, совершенно неверная концепция… – завёлся Диггори, и Уолден поморщился. Слово «концепция» Амбридж тоже любила, и это означало, что сейчас будет наговорено на три бочки с верхом, и кабы чего умного, а то всякой ерунды. Ещё слово «концепция» означало, что здравые возражения слушать никто не собирается, так что даже стараться не стоило.
Остановить никому не нужную болтовню можно было лишь одним способом, и Уолден, вздохнув, спросил:
– Сын твой как? Пишет?
Диггори заткнулся на полуслове и расплылся в глуповатой, но абсолютно счастливой улыбке.
– Конечно, пишет, – ответил он с гордостью. – Седрик – хороший мальчик и никогда не забывает писать родителям! Вы не представляете, Макнейр, до чего мой сын умён! В прошлую пятницу сам декан Флитвик оценил его эссе по чарам распознавания на «Превосходно» и обещал помочь переработать в статью! Мой мальчик далеко пойдёт, вот увидите! Он у меня необыкновенный!
– Сглазишь, дурень! – беззлобно рявкнул Уолден. Колдографию молодого Диггори он видел. Парень был удивительно хорош собой, и на редкость умные глаза красили его ещё больше. – Детей вообще-то на людях хвалить не положено, а уж в этом гадючнике и отругать не грех.
– За что?! – возмутился Диггори. – Да мой Седрик…
– Заткнись ты, сделай милость, а? Твоими стараниями, трепло, мальчишка, сам того не зная, обзаведётся десятком врагов ещё до выпуска!
Диггори захлопнул пасть, покраснел и наградил Уолдена подозрительным взглядом: видно, вспомнил, какими словами честили прошлое «сотрудника Макнейра» здешние болтуны.
– Пожалуй, мне пора, – промямлил он. – Спасибо вам за компанию, но мне… Мне некогда.
Уолден жестом, подсмотренным у Лорда, шевельнул кистью: вали да поживей. Дигори свалил, а Уолден уселся на скрипучий стул для посетителей в ожидании, пока Амбридж изложит беднягам, прогневавшим Мерлина, очередную «концепцию». Он приготовился торчать в коридоре до вечера, но не прошло и часа, как Амбридж выкатилась из кабинета и поманила Уолдена за собой.
– Вы не присутствовали на совещании, мистер Макнейр! – визгливо попеняла она. – Упущение с вашей стороны!
Свора её прилипал расплылась в гаденьких ухмылочках, предвкушая отлучение тупого выскочки, но Уолден в своё время был неплохим егерем и повадки всяких отвратных тварей просекал на раз.
– Я в умных речах не силён, мэм, – пророкотал он и небрежно взмахнул рукой, невербальным заклинанием распахивая перед Амбридж громадную двустворчатую дверь. – Мне сподручней совещания вести секирой.
Засуетившиеся было свитские, вздохнув с досадой, убрали палочки, а Амбридж покровительственно кивнула:
– Верно, мистер Макнейр! Каждый должен быть на своём месте! Кстати! У меня к вам есть дело! Довольно опасное. И деликатное. Весьма деликатное! Вы, конечно, можете отказаться…
– Не могу, мадам, – покачал головой Уолден. – Дело-то, чую, стоящее.
Амбридж всплеснула пухлыми руками, обрадованно захихикала и велела Уолдену следовать за ней, чтобы получить «инструкцию». Уолден помрачнел: если «инструкция» будет похожа на «концепцию», то с ужином он снова припозднится.
Очутившись в своём кабинете, Амбридж уселась в глубокое кожаное кресло, украшенное розовой вязаной шалью, устало прикрыла глаза и сказала без обычных взвизгов в конце каждой фразы, отчего её голос стал немного похож на человеческий:
– В Хогвартсе снова чрезвычайное положение. Беспрецедентное нападение дикого животного на ребёнка.
– Дикое животное? – недоверчиво спросил Уолден. – Откуда оно там взялось?
– Ну, не совсем дикое, – подумав, созналась Амбридж. – Скорее, плохо воспитанное домашнее. Но всё равно, ситуация скверная.
– На Поттера нагадила чья-то сова?
Амбридж вытаращилась на Уолдена, как на гриндилоу, подсевшего к егерям погреться у костерка, а потом фыркнула, скрывая смешок, и с показным осуждением покачала головой.
– Ай-яй-яй, мистер Макнейр! Где ваше уважение к герою магической Британии? По счастью, мистер Поттер не пострадал и вряд ли пострадает. Он под надёжной опекой величайшего волшебника современности. Мага, настолько могучего, – Амбридж насупилась и неприязненно скривила губы, – что в рамках закона ему стало тесновато.
«Ты мне, милашечка, скажи, кому там просторно! – мысленно хохотнул Уолден, изобразив на лице почтительное внимание. – Зря, что ли, всяк норовит выбиться в великие волшебники?»
– На этот раз мистер Дамблдор перешёл все границы! – Амбридж аккуратно стукнула пухлым кулачком по столешнице. – Профессорская должность – это, знаете ли, не шутка! Мистер же Дамблдор в этом году пригласил преподавать закоренелого преступника, уже дважды побывавшего в Азкабане, и какого-то безвестного бродягу! Результат налицо! Негодяй приволок на урок стаю гиппогрифов, и один из них…
– Бродяг? – уточнил Уолден, слегка потерявшийся в обилии дамблдоровых ставленников. – Или негодяев?
– Гиппогрифов! – ударил по ушам негодующий визг Амбридж. – Дракклов гиппогриф едва не убил студента!
– Ого! – Уолден присвистнул. – Выживет хоть? Или в тряпки?
– Гм… – Амбридж, слава Мерлину, чуть успокоилась и понизила голос. – Прогнозы целителей благоприятные. Но ведь надо что-то делать!
– То, что обычно, – пожал плечами Уолден. – Взять секиру да прибить дурную тварь. Я мигом управлюсь, мэм, не извольте беспокоиться. Ежели родные студента пожелают, могу потом маховые перья и когти им передать. Небольшие, но деньги.
– Нужен суд!
Уолден даже головой тряхнул, подумав, что ослышался. Суд? Над зверюгой? Да ладно!
– Прошу прощения, мэм, а суд-то зачем?
Амбридж вдруг заговорщицки улыбнулась; Уолден напрягся и почему-то вспомнил непролазные топи проклятого острова Дрир.
– Повторю, – пропищала Амбридж, – дело крайне деликатное. Видите ли, Макнейр, эта жуткая история огласки не получила. Директор Дамблдор намеревался держать происшествие в секрете. Заполучить эти сведения нам с министром удалось по чистой случайности. К сожалению, родители пострадавшего студента тоже не стали поднимать шум – неизвестно, отчего.
– Заплатили? – предположил Уолден.
– Исключено, – замотала головой Амбридж.
– Почему?
– Видите ли, этих людей трудно купить. Уолден… Вы позволите мне называть вас по имени?
– Это честь для меня, мэм.
– Уолден … – Амбридж сделала вид, что смутилась. – Простите, но до меня доходили слухи, будто вы дружны с лордом Малфоем. Это так?
Уолден озадаченно хмыкнул и почесал в затылке:
– Ну-у… Дружны – это сильно сказано. Так, встречались по делам. Нечасто. А что?
– Дело в том, что пострадавшего мальчика зовут Драко Малфой.
***
Под утро ему внезапно приснился сон.
Будто он тайно пробрался в какую-то лабораторию в поисках чего-то важного и впотьмах нечаянно, сам того не заметив, смахнул со стола какой-то фиал. Звон разлетевшегося в мелкие брызги стекла заставил его замереть неподвижно и облиться холодным потом. Ровно в полночь, когда слова «вчера», «сегодня» и «завтра» на миг потеряли всякий смысл, он застыл ни жив ни мёртв и гадал, что именно сейчас вдыхает – смерть, удачу, правду, любовь, мучения или просто какое-нибудь Бодроперцовое. Горло тотчас перехватило от ужаса неизвестности, он стремительно аппарировал прочь…
И проснулся, схватившись за чью-то руку.
– Милорд? – произнёс знакомый голос, и Люциус облегчённо выдохнул. Сон, всего лишь дурной сон.
– Успокоительное, – пробормотал он недовольно, продолжив приснившийся список зелий, и открыл глаза.
Аженор Неккер приподнялся на локте и нахмурился.
– Ерунда приснилась, – объяснил Люциус и наколдовал Темпус. Шестой час: спать бы и спать, но проклятый сон взбудоражил не хуже внезапной стычки. Он прикинул, что успокоиться и вернуть так нужное сейчас хладнокровие проверенными способами не выйдет. Куда-то бежать и что-то делать было слишком рано, алкоголь исключался по той же причине, а секс...
Потенциальный секс сонно моргал и возился на своей половине кровати, кутаясь в одеяло. К сожалению, спать обнажённым паршивец Неккер перестал, как только понял, что в качестве платы за покровительство его тело Люциуса не интересует.
Точнее, тело-то Люция интересовало, и чем дальше, тем больше, но совсем не хотелось, чтобы это драклово тело легло ничком, уткнуло нос в сгиб локтя и терпеливо дождалось, пока «его милость» кончит. «Сучёныш», – с привычной досадой постановил Люциус, закинул руки за голову и хмуро уставился в потолок гостиничного номера.
Проклятая неопределённость снова взялась его мучить, но теперь не было ни летнего леса вокруг, ни уютного гамака, ни даже виски, ибо пить не просыхая в нынешних обстоятельствах мог только самоубийца. Множество событий, большинство из которых по отдельности не тянуло не только на катастрофу, но даже на обычную проблему, упрямо сплетались между собой в прочную верёвку. Магловскую верёвку – толстую, кручёную, спрядённую из скользких нитей неведомого происхождения, на которых почти не держались чары.
Люциус однажды пробовал: дурная растрата сил. На такую верёвку бесполезно было вешать что-то незаметное и деликатное, чтобы освободиться без нарушения Статута. Только жечь. Жечь прямо на глазах ошарашенных маглов, с руганью стряхивая с рук жгучий черный расплав вместо честного пепла от нормальной верёвки. Затем бить по свидетелям самым сильным Конфундусом, на какой только способен, не заботясь о нежном содержимом магловских черепов, и улепётывать как можно быстрее и как можно дальше. Урок был обидным и болезненным, зато с тех самых пор Люций старательно держал дистанцию между собой и маглами. Что, впрочем, впоследствии не спасло его от автоматной очереди. Расстояние между ним и стрелявшим вроде было приличным, но Хромец Гилберт потом объяснил, что стреляли «практически в упор».
На мгновение забывшись, Люциус злобно оскалился, и понял, что возня рядом прекратилась. Паршивец настороженно замер и, кажется, прикидывал, как прикинуться спящим. В другое время Люций сделал бы вид, что ничего не заметил, но раздражение, клокотавшее в груди, настоятельно – «Ох, Север! Как я тебя сейчас понимаю!» – требовало выхода.
– Страшно? – вкрадчиво поинтересовался он, неимоверным душевным усилием удержавшись от гневного вопля и залпа ругательств: «Мерлин трижды величайший, я и Нарси теперь понимаю!»
Неккер нерешительно кивнул и плавно сдвинулся поближе к краю кровати.
– Ты меня до сих пор боишься? – уточнил Люций на всякий случай.
– Ваша милость не духе, – глаза у сучёныша потемнели. – В сердцах всякого можно… Простите.
Люциус глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Он решил сосредоточиться на том, что паршивец – меньшая из его проблем, и вообще необыкновенно хорош собой. Загляденье просто, а не ходячая головная боль.
– Я злюсь на плохой сон, – терпеливо повторил Люций. – Я не собираюсь тебя проклинать, бить, насиловать, калечить и отбирать учебники. Честное слово. Я даже клятву давал, помнишь? Я и пьяным до беспамятства ничего с тобой не делал! И не собирался! Объясни же, что со мной не так?
У паршивца достало совести покраснеть и смущённо опустить глаза.
– Понятно. Всё не так, – не дождавшись ответа, буркнул Люциус и снова уставился в потолок. Раздражение схлынуло как не бывало, а мозги наконец заработали и выдали весьма неутешительный вывод. Люций некоторое время осознавал свершившееся, а потом издал горестный стон.
– Милорд?
– Радуйся, – недовольно проворчал Люциус. – Пришла пора нам с тобой расстаться. Всё. На прощание я громко хлопну дверью. Это для охраны, не пугайся.
– А… – вопреки ожиданиям радоваться Неккер не спешил. Огорчаться, впрочем, тоже. Удивился, а затем что-то понял и покорно кивнул. – Осень. Я забыл, простите.
– В том числе, – Люций всё-таки не удержался и мстительно добавил: – И в постели ты… Тоска, в общем.
Теперь паршивец обиделся и слегка разозлился: сомкнул губы, сощурил глаза и раздул ноздри. Еле-еле, но Люций заметил и мысленно потёр ладони – ага, дружочек! Съел?
– До сегодняшней ночи всё было отлично, – подумав, уточнил Люциус. С одной стороны, разозлить Неккера было бы славно. Паршивец исправно бесил Люция каждую встречу и вполне заслужил маленькую месть. Но с другой стороны, обиженный малефик под боком – это очень, очень плохая идея. Как будто других неприятностей нет.
– Отлично? – растерялся паршивец.
– Ни одного дурного сна рядом с тобой, – проникновенно поведал Люций, стараясь не ухмыльнуться. – Спал как дитя! И вот, пожалуйста! Снова ночи без сна и фиалы с успокоительным зельем!
– И вот это всё, – Неккер повёл рукой, необъяснимым образом заключив в нехитром жесте свежую постель, дорогой номер, ванну, в которой полюбил плескаться, стопку учебников на прикроватной тумбочке и даже старичка-репетитора мистера Сноуоула, – только для того, чтобы выспаться?!
– Помучайся с моё от кошмаров! – возмутился Люций и добавил примирительно: – Нет, Аженор, ты сам по себе очень ценен, поверь. Ты хоть и не обучен, но очень силён. Для своей силищи ты на диво вменяемый. К тому же, я верю, что судьба не зря свела нас вместе. Постель, что бы мы с тобой под этим не подразумевали, здесь вовсе не главное.
– Судьба? – Неккер свёл брови, и Люций невольно им залюбовался: всё-таки есть что-то чарующее в юношах строгих и печальных. – Или «квадратики»?
Люций потёр виски, прогоняя незваные мыслишки, и сознался:
– Ни в какие «квадратики» ты не вписываешься вообще ни по какому раскладу. Я и так прикидывал, и эдак – пусто! Но мы зачем-то встретились, да ещё таким дурацким способом, и наши дела внезапно пошли в гору.
– Это смотря по тому, что считать горой, – здраво заметил паршивец и отодвинулся от Люция ещё на фут. – Да, я много лучше стал разбирать латынь, но зато из егеря превратился в дичь. На меня есть два тайных контракта. Вы знаете?
– Один – мой, – выдал Люций очередное признание и добавил: – А как прикажешь отслеживать исполнителей по первому? Перебиваем цену и отлавливаем потихоньку, но ты всё равно будь настороже. Не приведи Салазар, за дело возьмётся кто-нибудь принципиальный и не алчный. И потом, ты всё равно предрёк нам всем гибель через пару лет. Не поздно ли переживать?
– Мерлин, о чём я думал, отправляясь тогда на встречу с вами? – с тоской спросил Аженор у аляповатой люстры на потолке.
– Ещё спроси: «За что мне это?» – раздражённо хмыкнул Люций.
– И за что же?
– Ни за что! Просто так!
В комнате повисло нехорошее молчание, и Люциус был вынужден констатировать, что от «феномена Неккера» он излечился наполовину. На худшую половину: кошмары вернулись, а ясность ума – нет. Зачем он достаёт талантливого, но совершенно дикого мальчишку? Есть риск вляпаться в такое проклятие, которое и Конклав чароплётов не распутает.
– Уели, ваша милость, – отозвался наконец Аженор и смиренно вздохнул: – Никто, и ни за что, и ни в одном «квадратике».
– Да что ж такое? – пробормотал ошарашенный выводом Люций. – Давай начистоту. Ты меня боишься, и меня это огорчает. Не такой уж я и негодяй. До Лютого Дика, например, мне далеко. Я стараюсь выполнить свою клятву в точности, и не моя вина, что порой не угадываю твоих желаний – менталист я никакой. Скажешь вслух – исполню. Ты сыт, одет и не мёрзнешь. Ты учишься и имеешь на это время, поскольку не шляешься месяцами по лесам ради пары галлеонов. Ах да, ещё ты под охраной, чтобы оградить тебя от встреч с опасными людьми. Это проблема?
– Да! – с вызовом ответил паршивец и твёрдо посмотрел Люциусу в глаза. – Это проблема! Я давно совершеннолетний, ваша милость, и тоже давал вам клятву. Мне следует вас оберегать и защищать, но вы меня держите здесь, как… – он запнулся, явно подбирая сравнение пообиднее, и Люц поспешил его перебить.
– Малефика в поле? Настоящего тёмного малефика? Да ты рехнулся! Дешевле дорожки в саду мостить галлеонами! Опять неймётся поваляться в беспамятстве? Если хочешь поиграть в бойца и целителя, то это можно устроить без ядовитого когтя в заднице! Я в полном твоём распоряжении! Приступай!
Сучёныш густо покраснел.
– В плече, а не в заднице, – пробормотал он еле слышно и опустил глаза. – Не хочу я играть, с чего вы взяли?
– Ну вот, а я-то надеялся! – развеселился Люций. – Ладно, пора по делам. Дверью хлопать или проверим твою способность отгонять кошмары ещё разок?
– Проверим, – подумав, кивнул Аженор и вздохнул: – Когда вы спите, милорд, то ни капельки не страшный. Ну, ежели, конечно, заснули трезвым.
***
– Не, ну как ты его, а?! – Симус никак не мог успокоиться; в сотый, наверное, раз хлопнул Невилла по плечу и снова прыснул: – Шляпа! Сумка! Каблуки, Годрик всемогущий!
Дин тоже засмеялся:
– На зельеварение теперь хоть не ходи! Баллов же стрясёт кучу!
– Нехорошо обсуждать преподавателей, – наставительно произнесла Гермиона, – в подобном ключе.
– Какие ещё ключи? – отмахнулся Симус и расплылся в счастливой улыбке: – Прикиньте, народ, мчится это Снейп по коридору – нос вперёд, патлы назад, мантия парусом! Только на каблуках! Цок-цок-цок!
Теперь расхохотались все, и даже Гермиона заулыбалась смущённо. Воображаемая картинка получалась настолько забавной, что Рона наконец-таки отпустило, и смех вышел нормальным, а не истерическим.
– Дружище, – сказал он Невиллу негромко и подмигнул: – Спасибо!
Невилл слегка покраснел и молча ткнул его в бок.
– Рон тоже классно со своим пауком управился! – отсмеявшись, Финниган впал в воинственное настроение. – Лапы – раз! Тулово – р-раз! – и бах! Круто! А баньши эту паршивую как я сделал, видели? Чётко, да? Слава Мерлину, теперь-то у нас нормальные уроки ЗОТИ будут!
– Только Уизли больше к боггарту подпускать не надо! – жалобно пропищала кривляка Браун. – Где ты только такое чудище увидел, рыжий? Я чуть не умер…
– Уссалась, – мрачно буркнула тихоня-себе-на-уме Данбар. – Я – без малого, Уизел. Спасибо тебе, порадовал!
– Фе-е-й! – хором застонали Браун и Патил. – Ты же девочка, следи за языком! Даже Грейнджер, хоть и безнадёжная, а такого не ляпнула бы!
Гермиона фыркнула, задрала подбородок подозрительно знакомым манером, и Рон понял, что ненавидит Хорька ещё больше, чем даже вчера в поезде.
– Кстати, да, – кто-кто, а Данбар всегда плевать хотела на «ты же девочку». – Где, Уизел? В зверинце такую хрень не удержать. Да и в деревеньке вашей ловят мух твари попроще.
– Есть места, Данбар, – важно обронил Рон и опасливо покосился на Гермиону. За места, населённые акромантулами, им с Невиллом перед каникулами крепко от неё попало. Но из боггарта паучара и впрямь получился кошмарный. Рон на мгновение обеспамятел от ужаса, да и потом весь урок не мог поверить, что остался жив.
Пауков Рон боялся сколько себя помнил. Детские страхи исправно подновляли засранцы Форджи. Они, правда, каждый раз уверяли, что пытаются избыть испуг ещё большим испугом, но Рон им не верил – обычно бедовые братцы несработавшие фокусы по второму разу не пробовали. Заикой хоть не стал, и то счастье.
После рейда по карте-обманке в Запретный лес за «кладом» давний страх лишь укрепился. На малюсеньком-то паучке поди разбери, что такого в нём страшного и отвратительного. Зато на акромантулах Рон всё-всё разглядел в самых гнусных подробностях – и жирное мохнатое брюхо, и суставчатые лапы, и отвратное рыло с каким-то шевелящимся дерьмом вместо рта, и жуткие буркалы – все восемь. Погань как она есть! Боггарт, наверное, сам охренел, когда воплотился в эдакую срань.
А профессор Люпин всё-таки егерь. Интересно, а кличка у него какая для контрактов? Не скажет, конечно. Такой и ватагу может водить запросто. Умный, сволочь. Вернее, Рон сначала решил, что просто сволочь – матёрый акромантул, выметнувшийся из шкафа, склонять к другому мнению о преподавателе как-то не захотел. Теперь же, раз за разом прокручивая воспоминания об уроке, Рон сообразил, что егерь-профессор непрост даже для профессора, а уж для егеря и вовсе чересчур мозговитый.
Этот год вообще начался прикольно, даже если забыть про дементоров.
На самый первый урок пришлось тащиться в дальнюю Северную башню и карабкаться в класс прорицаний по верёвочной лестнице. На прорицания Гриффиндор поставили в пару с Рейвенкло, но на деле из умников к Трелони записалась лишь Падма Патил, сестрица Парвати. Именно она подняла визг и заставила парней лезть первыми, чтобы «под юбки не заглядывали». Невилл и Дин смущённо пожали плечами, а Рон и Симус обменялись досадливыми взглядами – вот ведь недоумки, могли же сами догадаться и чуть приотстать по дороге! Как раз явились бы к десерту!
На уроке Рон приготовился забиться на заднюю парту и вздремнуть хорошенько, но парт в классе не оказалось, да и дремать стало некогда. Мадам Трелони, во время обедов в Большом зале казавшаяся безобидной тетёхой, с ходу явила дурной нрав.
Для начала она заявила, что прорицания – самое трудное из всех магических искусств, для которого важны лишь врождённые способности, а личное усердие и уроки с учебниками полезны «лишь отчасти». Лучшего способа разозлить Гермиону просто не существовало: она дерзко фыркнула и демонстративно уставилась в учебник.
Затем мадам Трелони зачем-то напугала Невилла. Брякнула, мол, что старуху Лонгботтом может тяжёлая болезнь настичь или что-то вроде того. Оглушённый «новостью» Невилл, мигом растерял боевой настрой, и Рону пришлось доказывать, что разбитая чашка – это всего лишь разбитая чашка, а в битве Стальной Августы с какой-нибудь хворью можно смело ставить последний кнат на скорую и беспощадную победу Августы.
– Только много не заработаешь. На болячку-то и вовсе никто поставит, – притворно пригорюнился Рон, и Невилл наконец расправил плечи и улыбнулся.
Гермиона же утешать Невилла не стала, только буркнула сухо:
– Хочешь верить в эту ерунду, верь.
Прочие девчонки щебетали, разглядывая чаинки в чашках, Симус с Дином тоскливо переглядывались, а профессор Трелони монотонно гудела неожиданно низким и густым для своего тощего сложения голосом: «Проникните под покровы обыденного! Развейте туман над грядущим!»
Видит Мерлин, Рон хотел бы развеять этот проклятый туман и накрепко убедиться, что сам он дослужился до главы мракоборцев, Невилл выстроил самую большую в мире оранжерею и посадил там всё, что его душа пожелала, а Гермиона... Ну, этот туман хрен развеешь. Вот как ей рассказать, что пришла пора обратить внимание на парней? В смысле, на одного парня. Ничего так, парень, кстати. Получше многих. И уж точно лучше всяких высокомерных белобрысых говнюков.
Но врождённых способностей к прорицаниям у Рона отродясь не имелось, и надеяться на их внезапное обретение не стоило. Так что под покровы обыденности они с Невиллом так и не проникли, хоть и убили следующий час на гадания по чайной заварке.
– На что похоже, как думаешь?
– Крест? – неуверенно предполагал Невилл.
– Не, криво для креста, – мотал головой Рон и сверялся с учебником: – «Увидеть крест – испытать беды и несчастья». Точно, криво. Это снежинка, вот! Та-а-ак… Где тут у нас снег? Ага! «Кратковременная влюблённость».
Невилл краснел и бурчал смущённо:
– Тогда точно не снежинка. Смотри, а у тебя что-то похожее на кота. Что это значит?
– Это значит, что кое-кто купил мерзкого кошака, – напоказ вздыхал Рон, – который того и гляди сожрёт Коросту, а ей и так в жизни досталось.
– Мой замечательный кот, – металлическим голосом отвечала Гермиона, не отрывая взгляда от книги, – не станет есть старого лишайного вредителя и переносчика опасных болезней!
– Когда это твоё помоечное отродье научилось перебирать жратвой? Схарчит и не поперхнётся! Вон, посмотри в чашку! Заварка врать не станет!
– Это всё ерунда! – громко сказала Гермиона и от души шарахнула учебником прорицаний по столешнице, отчего чашки и блюдца жалобно задребезжали, а в классе воцарилась мёртвая тишина. – Чушь!
– О чём вы, мисс? – лениво осведомилась профессор Трелони, выпуская изо рта кольцо дыма; когда она успела закурить папиросу в длинном-предлинном мундштуке, Рон не заметил. – Не сошлись в интерпретации знаков? Я помогу.
Трелони, зазвенев бусами-браслетами-цепочками, встала с кресла и подошла к их столику.
– Вы все неправы, – заявила она, взглянув на раскисшие листики чая. – Это не кот. Это грим. Сочувствую вам, юноша. Грим – кладбищенское привидение. Его образ сулит смерть и только смерть. Боюсь, весны вы не увидите.
– Чего?! – обалдел Рон, а Гермиона упрямо тряхнула кудрями и нахмурилась.
– Это обычный чай! – запальчиво возразила она. – Это – чай, а теория вероятностей – раздел математики!
– Простите, милая, но ваша аура несовершенна, – изрекла профессор Трелони с фальшивым сожалением. – У вас весьма слабая восприимчивость волн, идущих из будущего. Боюсь, мой предмет лично для вас бесполезен.
Девчонки злорадно зашептались, а Гермиона внезапно успокоилась.
– Я тоже так думаю, – ответила она тихо. – Именно, что бесполезен. Благодарю.
На том урок и закончился.
О грядущей смерти Рон тут же позабыл, поскольку спуск девчонок по верёвочной лестнице вредина Падма организовать не успела. Он и раньше подозревал, что самые длинные и стройные ножки у Гермионы, но убедиться в этом воочию было приятно.
Следующим уроком была защита от тёмных искусств, и вот там Рон взаправду чуть не помер.
Егерь-профессор выглядел чуть лучше, чем вчера в поезде. Потрёпанная мантия осталась прежней, и шрамы с лица никуда не делись, но тёмные круги под глазами и болезненная бледность исчезли. Он поздоровался со студентами и велел оставить в классе учебники и писчие принадлежности.
– Возьмите лишь свои палочки. У нас будет практические занятия.
– Опять пикси? – взвизгнула Браун и прижала руку к левой сись… Кхм… Короче, изобразила, что вот-вот грянется в обморок.– Мне дурно! Я никуда не пойду!
Профессор изумлённо вскинул брови, но вежливости не растерял:
– Позволите применить к вам Энервейт, мисс Браун? Не нужно так переживать, я не дам вас в обиду.
Браун захлопала ресницами, заполыхала щеками и первая поскакала к выходу, напрочь позабыв про дурноту. Остальные, встревоженно переглядываясь, побрели следом за профессором, и только Гермиона осталась спокойной: в прошлогодней истории с пикси она единственная не растерялась и догадалась бить мелких гадёнышей замораживающим заклятием. Рон грустно вздохнул и мысленно пожелал дурному кошаку, рассорившему его с Гермионой, подцепить чуму, чесотку и три тысячи блох покусачей.
Профессор Люпин привёл их к дверям учительской, и народ напрягся всерьёз: ничего хорошего ни с кем из студентов в этом проклятом месте никогда не случалось. И точно! За одним из столов сидел Снейп и с угрюмой рожей яростно чёркал какой-то свиток. Невилл тихо ойкнул, и Рону пришлось взять друга за руку, чтобы хоть немного успокоить.
– Что происходит? – злобно выплюнул слизеринский декан, опуская приветствие и всякое вежливое обращение к коллеге.
Профессор же Люпин, напротив, повёл себя достойно:
– Добрый день, профессор Снейп! Я получил согласие директора Дамблдора на проведение здесь практических занятий по моему предмету. Прошу прощения, если мы вам помешали.
– Ничуть, – Снейп медленно поднялся с места, и бедняга Невилл стиснул ладонь Рона так, что впору было взвыть. – Эти бездари не в состоянии ничему помешать.
Люпин безмятежно улыбнулся и сделал вид, что не услышал грубости.
– Пожалуй, оставлю вас, – Снейп призвал охапку свитков, брезгливо сморщил носище и вдруг выдал ни с того ни с сего: – Предупреждаю, здесь присутствует некто Лонгботтом. Постарайтесь не поручать ему ничего сложного или важного. Он не справится. Думает за него Грейнджер, а действует – Уизли.
Невилла затрясло, а Рон наклонил голову и стиснул зубы, чтобы не обрадовать слизеринского гада словечками, которыми Олли Вуд поприветствовал за завтраком тролля-второгодника Флинта. Гермиона же, наоборот, вскинула голову, выпрямилась и даже воздуха успела набрать, но Люпин её опередил.
– Мне думается, вы ошибаетесь, профессор, – с мягкой улыбкой возразил Люпин. – Способности к зельеварению даются не всякому, но это всего лишь одна из множества магических наук. Мадам Спраут очень хвалила мистера Лонгботтома и рекомендовала мне обучать его без всяких поблажек.
Снейп скривил без того кривую рожу и под облегчённый выдох студентов выскочил из учительской. Небось, помчался портить ещё чью-то жизнь. Люпин вежливо склонил голову на грохот закрывшейся двери и снова улыбнулся.
Рон от всей души позавидовал самообладанию егеря-профессора. Круто же, ну! Вот чему нужно непременно научиться! Тявкнул, скажем, Хорёк какую-нибудь хрень, а Рон ему в ответ не «Сам такой!», а с улыбочкой: «Извольте проследовать, тварь вы белёсая, куда подальше, где ваш смрад не учуять!» В запале, правда, что-то мудрёное фиг придумаешь: в драке мозги не тем заняты. Но ведь можно загодя сочинить и накрепко выучить, верно?
Пока Рон мечтал, егерь-профессор подошёл к шкафу для преподавательских мантий и сказал:
– За лето здесь завёлся боггарт. Декан Флитвик мог бы уничтожить его одним щелчком, но любезно позволил мне воспользоваться удачной оказией.
Не отошедшие от встречи со Снейпом студенты взволнованно загомонили, а Браун снова принялась пищать и хвататься за… Интересно, если ей в Хогсмиде сласти какие купить, даст потрогать?
«Боггарт! – строго напомнил сам себе Рон. – Являет самые потаённые страхи! Мама нас всегда пугала. Мол, не лезте куда не надо, а то как выскочит! Ни разу ниоткуда не выскочил. Интересно, какой он с виду?»
Как объяснял когда-то Чарли, боггарты опасны тем, что не всякий человек знаком со своим настоящим страхом. Люди думают, что они боятся того, чего надо бояться – драконьей оспы, дуэлей, тёмной магии, полётов на дрянных мётлах, пятиногов и прочего, что сулит неминуемую смерть или непоправимые увечья. Всю жизнь думаешь, что боишься, к примеру, смеркута, а встретил боггарта и – бах! – теряешь разум от волосатой гусеницы.
Что обычная гусеница может сделать плохого? Ничего, но это ведь не гусеница, а ты сам, обезумевший от ужаса. «Самый страшный страх человеческий, – говорил Чарли, – без предупреждения столкнуться нос к носу с самим собой. Со своей изнанкой, если точнее. Себя надо знать очень хорошо и себя же перед самим собой не приукрашивать, а то мозги сожрёт первый попавшийся боггарт!»
Рону повезло – свой страх он знал. Пауки, чтоб им пусто было. И способ справиться знал: спасибо, Чарли! «Нет ног – не побежит! Не побежит – не догонит! Не догонит – не поймает!» – пробормотал он про себя придуманную братом скороговорку и хотел было наскоро просветить Гермиону, но профессор Люпин его опередил.
– Кто такой боггарт? Кто ответит? Мисс Грейнджер?
– Это привидение, которое умеет менять свой вид. Боггарт превращается в то, что человек больше всего боится, – опуская руку, бойко отбарабанила Гермиона, и Рон понял, что с просвещением опоздал.
– Отлично, – кивнул профессор, а Гермиона вновь подняла руку. – Да, мисс Грейнджер?
– Но ведь нас здесь много! В кого же боггарт будет превращаться? Это зависит от интенсивности страха конкретного человека? Или боггарта выбор случаен?
Рон в досаде едва не заехал сам себе по лбу. Точно! Чарли ведь рассказывал, как биться с боггартом в одиночку! А тут толпа! Гермиона опять первая ухватила самую суть! Вот кто был бы бойцом из бойцов, люби книжки чуть-чуть поменьше.
Профессору тоже понравились вопросы, и глаза его из неприступно-вежливых сделались нормальными, только чуточку грустными, как у Невилла.
– Верно, мисс Грейнджер. Нас много, и это хорошо. Что бы не писали в приключенческих романах, одиночка заведомо обречён на поражение. Вопрос времени и личного везения. У боггарта же никаких предпочтений не имеется, он слишком просто устроен. Необходимость выбора в буквальном смысле рвёт его на части. Я был свидетелем курьёза, когда боггарт пытался напугать двух человек одновременно. Получившееся видение было смешным, и боггарт упокоился мгновенно. Сейчас мы попробуем и то, и другое. Сначала научимся справляться один на один, а потом посмотрим, что происходит с боггартом при встрече с группой людей. Начнём?
Все закивали, и Люпин обратился к Невиллу:
– Чего вы боитесь, мистер Лонгботтом? Вопрос не праздный и никак вас не унижает. Наставник не должен отправлять в бой неподготовленного новичка. Итак?
Невилл покраснел и, уставившись в пол, пробубнил что-то неразборчивое.
– Бояться не стыдно, – подбодрил его профессор. – Стыдно стать жертвой собственных страхов.
Невилл помолчал, а потом выдавил:
– Я боюсь… Боюсь профессора Снейпа.
Рональд был готов двинуть в морду любому, кто посмеет хоть разочек хихикнуть, но никто не смеялся: до всех дошло, что собственные страхи нужно будет озвучить, а потом и встретиться с ними. На глазах у однокурсников. Рон помрачнел: вежливый профессор-егерь открылся с неожиданной стороны. Когда человек от рождения гад, ну как Снейп или, там, Малфой, это ничего. В смысле, не обидно. А бывает, что человек хороший-хороший, а потом вдруг – шар-рах! – и гад! Ну, вроде как в дерьмо тебя макнули.
– Давайте, я буду первый, – угрюмо предложил егерю-профессору Рон. – Пауков боюсь.
– Пауков? – задумался гадский профессор и решительно мотнул головой. – Нет, Снейп лучше!
Засмеялся даже сконфуженный до слёз Невилл, чего уж говорить об остальных. Рон и сам смешливо хрюкнул, изо всей мочи пытаясь удержать суровое выражение лица.
До Люпина дошло, что сморозил, и он тоже заулыбался, а потом укоризненно погрозил пальцем:
– Сейчас сами всё поймёте! Итак, мистер Лонгботтом, вы уже смеётесь над своим страхом. Молодец! Теперь слушайте внимательно! Страх и смех никогда не уживутся вместе. Вам или страшно, или смешно. Когда всё одновременно, пора бежать к мозгоправу, а не на урок ЗОТИ. Ясно? Отлично. Мистер Лонгботтом… Могу я звать вас по имени?
– И меня! – пропищала задавака Браун одновременно с робким кивком Невилла.
– Невилл, вы сумеете представить профессора Снейпа смешным?
– Нет!
– Вы только что смеялись. Можете, уверен. Итак, класс! Запомнили заклинание «Ридикулус»! «Ри-ди-ку-лус»! Теперь разучим движение палочкой, – Люпин достал свою палочку, такую же потрёпанную, как и сам. – Повторяйте за мной. Замах, дуга вниз, отмашка! Все вместе! Ридикулус! Отлично! Ещё раз! И ещё раз! Запомнили? Очень хорошо! Теперь дело за малым – нужно под взмах палочкой сказать заклинание и представить свой страх в смешном виде.
– Как?! – простонал несчастный Невилл.
– Как одевается ваша бабушка? – вопросом на вопрос ответил профессор. – Вообразите её парадный наряд и облачите в него боггарта.
Невилл, кусая губы, неуверенно подошёл к шкафу и нацелил палочку на резные дверцы. Кончик палочки подрагивал, а за дверцами что-то шуршало и скреблось.
Все затаили дыхание.
Невилл переступил на пару шагов ближе, дверцы распахнулись, и из шкафа стремительно шагнул слизеринский декан. Два Снейпа на один Хог было бы перебором даже для слизней, а уж нормальных студентов, понятно, передёрнуло всех до единого.
Невилл же – герой! – не оплошал и громко выкрикнул заклинание, исхитрившись ни разу не заикнуться. Поддельный Снейп обзавёлся прославленной шляпой с чучелом грифа, красной сумкой и старомодными ботами на каблуках-рюмках.
Парни и девчонки нервно засмеялись, Невилл оскалился в сумасшедшей ухмылке, и Рон, плюнув на приличия, взял палочку в боевой хват. Псевдо-Снейп запнулся на полушаге, окинул себя затравленным, совсем не снейповским взором, прикрылся сумкой и шмыгнул назад, в шкаф. И только после треска захлопнувшихся за боггартом дверок смех стал правильным – весёлым.
– Каблу-уки-и! – взвыл Симус восторженно и захохотал. Его хохот подхватили остальные; у Падмы Патил даже слёзы на глазах выступили. Гермиона тоже улыбалась, но будто через силу: видно, идея насмехаться над преподавателем ей не понравилась.
Рон же не на шутку озадачился. Чарли учил не так – о смехе и речи не было. Страх нужно было обезвредить. Неважно каким способом, лишь бы в этот способ верилось. «Нет ног – не побежит», – это не смешно, это здраво. Паук же в шляпе старухи Лонгботтом – ни хрена не весело, потому что все восемь проворных лап останутся при нём. Бегать не разучится, точно. Ладно, сейчас станет ясно, чьи уроки лучше. Он снова взял палочку «правильно», за рукоять, и принялся дожидаться своей очереди.
Дождался, блин, на свою голову!
После игрушечной мумии в дурацких больничных бинтах от Патил (уж после каникул в Египте Рон знал толк в правильных мумиях!), симусовой баньши, милой и очень симпатичной крыски от дуры Браун, чьей-то змеюки с погремушкой на хвосте и окровавленного обрубка руки от Томаса, Рон успокоился и приготовился «отрывать» лапы у своего паука.
Вот только из шкафа вылез не домашний паучок, а матёрый акромантул во всех тошнотворных подробностях. Профессор Люпин, кажется, сам на миг растерялся, а уж Рональд и вовсе чуть на жопу не упал от неожиданности и в панике заорал во всю знаменитую лужёную глотку Прюэттов:
– Ридикулус!
Девчонки хором завизжали, и лишь Гермиона принялась смеяться, но так, что лучше бы тоже взвизгнула. Рон даже про акромантула на секунду позабыл, заслышав этот злой и очень старательный смех:
– Ха-ха-ха!
«Вступилась! Помогает!» – понял Рон, углядев, что Гермиона без команды профессора достала палочку, и сам расплылся в счастливой улыбке. Лапы у дракклового богарта тут же отвалились сами собой, и жирное мохнатое тулово грузно плюхнулось наземь.
– Ур-ра! – радостно заорал Симус и добавил ехидно: – Но Снейп лучше! На каблуках!
Люпин укоризненно покачал головой и подошёл к слабо подёргивающейся туше акромантула. Та задрожала, превратилась в облачко и свернулась в серебристый шар, который тут же трансформировался в крысу со змеиным хвостом, а потом снова стал облачком и шустро метнулся в шкаф.
– Молодцы! Вы все прекрасно себя показали, – профессор Люпин неуловимым движением убрал палочку. – Домашнее задание: прочитать главу учебника о боггартах и написать эссе. Будет славно, если вы опишете свой личный опыт.
– А я? Я не успела применить заклинание «Ридикулус» и победить свой страх! – громко и слегка обиженно сказала Гермиона. – У меня нет личного опыта!
– Уверен, есть, – мягко улыбнулся профессор. – Каждый из нас побеждал свои страхи не раз, верно?
Гермиона медленно кивнула и крепко задумалась.
Обед прошёл весело, под тихие смешки над угрюмо-надменной рожей Снейпа, восседавшего за преподавательским столом с таким видом, будто он всему Хогвартсу одолжение делает. Профессор Люпин сидел рядом с директором и о чём-то с ним переговаривался, то и дело посматривая на Поттера и его драккловых дружков.
Поттер же и ухом не вёл: уплетал жареное мясо вприкуску с пирожными и отвлекался только на перешёптывания с Хорьком.
– Следующий урок у Хагрида? – негромко спросил Невилл, тоже посмотрел на Поттера и помрачнел. – Со Слизерином?
– Угу, – вздохнул Рон; друга стало жаль. Невилла хотелось как-то утешить, но Рон не представлял, как. Уж очень тесно сидели рядышком Поттер и Малфой, хотя места на скамье было вдоволь. – Правда, не думаю, что будет что-то круче, чем боггарт. Как думаешь?
Невилл рассеянно пожал плечами и снова печально уставился на Поттера, бедняга.
Замечательный-чудесный Люпин от Птички!
ГЛАВА 21ГЛАВА 21
Как ни противно было признавать, а от подхалимства толк имелся, и немалый.
Уолден всего-то две недели протаскался следом за Амбридж, но обзавёлся целой кучей полезных знакомств и день через день удостаивался покровительственного хлопка по плечу от самого министра Фаджа: «Как там ваши чудовища, мистер Макнейр? Все ли – хе-хе! – вразумлены?»
Уолден степенно отвечал: «Не извольте беспокоиться, сэр», однако, по правде, знать не знал, как там «чудовища» и что поделывают. То ли по неопытности он выслуживался чересчур усердно, то ли занятие само по себе было хлопотным, но на работу времени не оставалось.
За эти недели «мистер Макнейр» брал в руки секиру лишь единожды, и то не по делу, а для колдографии в «Пророке». Секира получилась отлично, а Уолден – как всегда. Смурной и малость небритый, он возвышался за спиной мадам Амбридж и лохматой башкой подпирал крупные буквы заголовка: «Мы верим в торжество закона!»
– Поди не поверь, – бурчал толстячок Диггори, опасливо оглядываясь по сторонам. – С топором-то наперевес. Любой уверует.
– Секира это, – снисходительно объяснял Уолден бестолковому цивилу. – Боевой топор. Не дрова рубить, понял?
– Понял, – угрюмо отвечал Диггори. – Все всё поняли.
Уолден примирительно хмыкнул: добродушный балабол Диггори перевёлся в Департамент по тварям совсем недавно, спасаясь от разгрома, учинённого в Департаменте транспорта Скримджером и его псами. Повинны в разгроме были молодые дебилы, воображавшие, будто неправедное золотишко за «крысиные норы» в Барьере и незарегистрированные камины можно утаить от аврората. Спроси они кого-нибудь из своих, кто постарше да поумней, так узнали бы, что авроры за магическими перемещениями следят усердней, чем акромантулы за своими тенетами.
По сути, ещё со времён Гриндевальда единственным способом попасть куда-то быстро и скрытно оставались личная аппарация да самостоятельно зачарованные порт-ключи, отчего антиаппарационные купола разве только в чистом поле не ставили. Один, положим, сломаешь. Может быть, и второй, если Мерлин силой и мозгами не обидел. А на третьем за раз даже Главный тайнюк – интересно, кто он, кстати? – заработает грыжу и выбросит погоревшие в хлам амулеты. После двух-то страшных неправильных войн подряд не осталось дураков, чтобы не обвешивать купола «защитками», «следилками» и прочей дрянью. Вымерли. Подчистую.
Ну, а их место заняли наглые грязнокровые щенки, что устроились в Департамент магического транспорта и с какого-то драккла решили, будто набрели на золотую жилу. Ага, как же! Их просто пасли некоторое время, выведывая подробности и вычисляя клиентов. Честный-то человек нелегальным дерьмом не воспользуется, и в Лютном сейчас тоже царила паника среди мелкой шушеры, догадавшейся довериться министерский плесени. Понятно, что ребятишек Лютого Дика или Одноглазого Мо зачистки не коснулись: своих умельцев хватало, да таких, что куда там министерству.
Уолден даже пил когда-то с одним таким безымянным хреном, которого выгуливала по кабакам тройка дикарей. Пил на спор с сукиным сыном Яксли, ибо по своей воле связываться с четырьмя чудищами в человечьем обличье, одно из которых ещё и пьяное… Нет, подвиг удался, и полсотни золотых слегка уняли запоздалый ужас, но, протрезвев, Уолден поклялся сам себе, что больше ни за что! Во всяком случае, без УПСовой маски, мантии, десятка выданных под отчёт щитов и большой компании так же круто упакованных парней.
Но всё равно, урон «теневой экономике», как умно выразился Люци Малфой, был нанесён страшный. Мракоборцы устроили серию рейдов в самое неудачное время – когда герой-молокосос Поттер отбыл из «Дырявого котла» в Хог, и все вздохнули с облегчением. Решили, будто авроры замаялись кошмарить всех встречных-поперечных под тупым предлогом поимки Блэка – «Поймать?! Да вы его в Азкабане не удержали, ебанаты!» – и завалились по домам, отсыпаться и отжираться после беспрерывных дежурств.
Тут надо было бы понимать, что старые времена прошли и место честных и оттого предсказуемых сволочей Крауча и Шизоглаза теперь заняли хитрые подлые твари Скримджер и Боунс. Надо бы, но никто не понял, кроме такой же хитрой и подлой твари Малфоя.
Новость, которую необычайно гордый Уолден поведал Люци в надежду на… Мордред подери, да на что он только не надеялся! Даже успокоительного зелья пришлось глотнуть, чтобы хоть штаны застегнуть перед выходом. Однако новость оказалась не новостью: Хромец со своими уродами аккурат за день до начала рейдов залёг на дно, а с ними и почти все егеря, кто поопытнее. Цены в Лютном мигом взлетели до небес, мелкие барыги оказались на грани разорения, а крупные затихарились до прояснения ситуации. Все прочие, кто не содержал трактиры и бордели, терпели непомерные убытки и самыми чёрными словами крыли Поттера, Блэка и безмозглых грязнокровок из Департамента магического транспорта. Утешало только, что последние выйдут из Азкабана не скоро – ушлые мракоборцы перетолковали природную дурость подсудимых в сговор с «асоциальными элементами» Лютного.
Понятно, что грязнокровые недотёпы знать не знали, где этот Лютный вообще расположен и что за «элементы» там водятся, но Визенгамоту было класть – возможность запугать граждан и слегка сгладить впечатление от побега Блэка уж куда важнее печальной участи нескольких недоумков.
Диггори, понятно, никакого отношения к скандалу не имел. Несмотря на излишнее добродушие, дураком он не был. Вместе со своим дружком Огастом Бэзилом они даже докладную записку министру составили, требуя пересмотреть полномочия сотрудников и усилить контроль за выполнением их обязанностей. Записку министр проигнорировал, а на личном приёме отговорился какой-то ерундой. Теперь-то стало понятно, почему: за отделом уже наблюдали во все глаза, прикидывали места засад и согласовывали даты рейдов. Под подозрением были все, и по итогу Диггори и Бэзил удостоились серии допросов – мол, так вас и сяк, знали и молчали, что ли?
Спроси кто Макнейра, тот посоветовал бы слать дознавателей к Мордреду и нанятому адвокату. Хватило бы даже недорогого. Адвоката, в смысле, не Мордреда: из одних лишь тупых провокаций и ничем не подтверждённых подозрений дела не состряпать.
Уолден в своё время даже от Метки отмазался, причём безо всякого адвоката. Следов применённого на нём непростилова было как на кобеле блох. Круцио, понятно, ещё от Лорда, а Империо – от добрых товарищей по оружию как раз на такой случай. Три капли Веритасерума на загодя вшитый в потроха безоар – и готово. Запугали и принудили, ничего не помню, ничего не знаю, какая ещё маска, не было никакой маски. Правда, про безоар авроры потом допетрили: когда не подействовало спешно влитое перед судом заживляющее зелье. Битая рожа подсудимого слегка смутила Визенгамот – цивилы, блин! – так что Уолден отделался всего-то тремя месяцами Азкабана. Цена, конечно, плёвая, но повторять не хотелось. Бывший егерь и бывший же УПС-штурмовик Макнейр пораскинул мозгами и решил угробить заначку – очень неслабую, между прочим! – на переход к условно честной жизни.
Диггори же по крепости рожи и умению приспособиться к любым бзикам начальства было далеко даже до самого негодящего УПСёнка вроде мелкого истерика Крауча-младшего. Сначала испугался, потом обиделся, дурень, прямо в атриуме задвинул Скримджеру речугу про беспринципность и неумение ценить чужие таланты и свалил в другой отдел на первое же попавшееся место.
Теперь прирождённый Странник Амос Диггори занимался всякой ерундой вроде распределения бесхозных эльфов и контроля за миграциями гриндилоу, постоянно пребывал в дурном настроении и угрюмо косился на всякого мимопроходящего аврора. Будь Лорд жив, то сумел бы повернуть ситуацию себе на пользу, но Лорд убился об святого младенца Поттера, а министру и его прихлебателям было похрен, кто там и чем занимается – лишь бы ходили по струнке и помалкивали.
Уолден Лордом не был, и забавного толстячка взялся утешать просто так, от скуки.
– Умеете вы, мозговитые, на пустом месте горя себе найти, – сказал он и за шкирку отодвинул замешкавшегося Диггори с дороги тройки штурмовиков, деловито прущих по коридору. Сапогами они грохотали за шестерых и рожи скорчили суровей некуда: в сортир, небось, поспешали. – Вот он, твой закон, чешет. Не дурак пожрать, выпить и потрахаться, особенно если задарма. Не… Это… – Уолден задумался, вспоминая заковыристое словечко, которое Амбридж частенько вворачивала в свои бесконечные речи. – Не утрируй, вот! Закон – это люди. Всегда можно договориться. Ну, или в морду дать.
– Но это неправильно!
Уолдену только и осталось, что с укором поглядеть в потолок: цивил, что с него взять? Вроде и битый уже, а не поумнел ни на кнат.
– У вас, Макнейр, совершенно неверная концепция… – завёлся Диггори, и Уолден поморщился. Слово «концепция» Амбридж тоже любила, и это означало, что сейчас будет наговорено на три бочки с верхом, и кабы чего умного, а то всякой ерунды. Ещё слово «концепция» означало, что здравые возражения слушать никто не собирается, так что даже стараться не стоило.
Остановить никому не нужную болтовню можно было лишь одним способом, и Уолден, вздохнув, спросил:
– Сын твой как? Пишет?
Диггори заткнулся на полуслове и расплылся в глуповатой, но абсолютно счастливой улыбке.
– Конечно, пишет, – ответил он с гордостью. – Седрик – хороший мальчик и никогда не забывает писать родителям! Вы не представляете, Макнейр, до чего мой сын умён! В прошлую пятницу сам декан Флитвик оценил его эссе по чарам распознавания на «Превосходно» и обещал помочь переработать в статью! Мой мальчик далеко пойдёт, вот увидите! Он у меня необыкновенный!
– Сглазишь, дурень! – беззлобно рявкнул Уолден. Колдографию молодого Диггори он видел. Парень был удивительно хорош собой, и на редкость умные глаза красили его ещё больше. – Детей вообще-то на людях хвалить не положено, а уж в этом гадючнике и отругать не грех.
– За что?! – возмутился Диггори. – Да мой Седрик…
– Заткнись ты, сделай милость, а? Твоими стараниями, трепло, мальчишка, сам того не зная, обзаведётся десятком врагов ещё до выпуска!
Диггори захлопнул пасть, покраснел и наградил Уолдена подозрительным взглядом: видно, вспомнил, какими словами честили прошлое «сотрудника Макнейра» здешние болтуны.
– Пожалуй, мне пора, – промямлил он. – Спасибо вам за компанию, но мне… Мне некогда.
Уолден жестом, подсмотренным у Лорда, шевельнул кистью: вали да поживей. Дигори свалил, а Уолден уселся на скрипучий стул для посетителей в ожидании, пока Амбридж изложит беднягам, прогневавшим Мерлина, очередную «концепцию». Он приготовился торчать в коридоре до вечера, но не прошло и часа, как Амбридж выкатилась из кабинета и поманила Уолдена за собой.
– Вы не присутствовали на совещании, мистер Макнейр! – визгливо попеняла она. – Упущение с вашей стороны!
Свора её прилипал расплылась в гаденьких ухмылочках, предвкушая отлучение тупого выскочки, но Уолден в своё время был неплохим егерем и повадки всяких отвратных тварей просекал на раз.
– Я в умных речах не силён, мэм, – пророкотал он и небрежно взмахнул рукой, невербальным заклинанием распахивая перед Амбридж громадную двустворчатую дверь. – Мне сподручней совещания вести секирой.
Засуетившиеся было свитские, вздохнув с досадой, убрали палочки, а Амбридж покровительственно кивнула:
– Верно, мистер Макнейр! Каждый должен быть на своём месте! Кстати! У меня к вам есть дело! Довольно опасное. И деликатное. Весьма деликатное! Вы, конечно, можете отказаться…
– Не могу, мадам, – покачал головой Уолден. – Дело-то, чую, стоящее.
Амбридж всплеснула пухлыми руками, обрадованно захихикала и велела Уолдену следовать за ней, чтобы получить «инструкцию». Уолден помрачнел: если «инструкция» будет похожа на «концепцию», то с ужином он снова припозднится.
Очутившись в своём кабинете, Амбридж уселась в глубокое кожаное кресло, украшенное розовой вязаной шалью, устало прикрыла глаза и сказала без обычных взвизгов в конце каждой фразы, отчего её голос стал немного похож на человеческий:
– В Хогвартсе снова чрезвычайное положение. Беспрецедентное нападение дикого животного на ребёнка.
– Дикое животное? – недоверчиво спросил Уолден. – Откуда оно там взялось?
– Ну, не совсем дикое, – подумав, созналась Амбридж. – Скорее, плохо воспитанное домашнее. Но всё равно, ситуация скверная.
– На Поттера нагадила чья-то сова?
Амбридж вытаращилась на Уолдена, как на гриндилоу, подсевшего к егерям погреться у костерка, а потом фыркнула, скрывая смешок, и с показным осуждением покачала головой.
– Ай-яй-яй, мистер Макнейр! Где ваше уважение к герою магической Британии? По счастью, мистер Поттер не пострадал и вряд ли пострадает. Он под надёжной опекой величайшего волшебника современности. Мага, настолько могучего, – Амбридж насупилась и неприязненно скривила губы, – что в рамках закона ему стало тесновато.
«Ты мне, милашечка, скажи, кому там просторно! – мысленно хохотнул Уолден, изобразив на лице почтительное внимание. – Зря, что ли, всяк норовит выбиться в великие волшебники?»
– На этот раз мистер Дамблдор перешёл все границы! – Амбридж аккуратно стукнула пухлым кулачком по столешнице. – Профессорская должность – это, знаете ли, не шутка! Мистер же Дамблдор в этом году пригласил преподавать закоренелого преступника, уже дважды побывавшего в Азкабане, и какого-то безвестного бродягу! Результат налицо! Негодяй приволок на урок стаю гиппогрифов, и один из них…
– Бродяг? – уточнил Уолден, слегка потерявшийся в обилии дамблдоровых ставленников. – Или негодяев?
– Гиппогрифов! – ударил по ушам негодующий визг Амбридж. – Дракклов гиппогриф едва не убил студента!
– Ого! – Уолден присвистнул. – Выживет хоть? Или в тряпки?
– Гм… – Амбридж, слава Мерлину, чуть успокоилась и понизила голос. – Прогнозы целителей благоприятные. Но ведь надо что-то делать!
– То, что обычно, – пожал плечами Уолден. – Взять секиру да прибить дурную тварь. Я мигом управлюсь, мэм, не извольте беспокоиться. Ежели родные студента пожелают, могу потом маховые перья и когти им передать. Небольшие, но деньги.
– Нужен суд!
Уолден даже головой тряхнул, подумав, что ослышался. Суд? Над зверюгой? Да ладно!
– Прошу прощения, мэм, а суд-то зачем?
Амбридж вдруг заговорщицки улыбнулась; Уолден напрягся и почему-то вспомнил непролазные топи проклятого острова Дрир.
– Повторю, – пропищала Амбридж, – дело крайне деликатное. Видите ли, Макнейр, эта жуткая история огласки не получила. Директор Дамблдор намеревался держать происшествие в секрете. Заполучить эти сведения нам с министром удалось по чистой случайности. К сожалению, родители пострадавшего студента тоже не стали поднимать шум – неизвестно, отчего.
– Заплатили? – предположил Уолден.
– Исключено, – замотала головой Амбридж.
– Почему?
– Видите ли, этих людей трудно купить. Уолден… Вы позволите мне называть вас по имени?
– Это честь для меня, мэм.
– Уолден … – Амбридж сделала вид, что смутилась. – Простите, но до меня доходили слухи, будто вы дружны с лордом Малфоем. Это так?
Уолден озадаченно хмыкнул и почесал в затылке:
– Ну-у… Дружны – это сильно сказано. Так, встречались по делам. Нечасто. А что?
– Дело в том, что пострадавшего мальчика зовут Драко Малфой.
***
Под утро ему внезапно приснился сон.
Будто он тайно пробрался в какую-то лабораторию в поисках чего-то важного и впотьмах нечаянно, сам того не заметив, смахнул со стола какой-то фиал. Звон разлетевшегося в мелкие брызги стекла заставил его замереть неподвижно и облиться холодным потом. Ровно в полночь, когда слова «вчера», «сегодня» и «завтра» на миг потеряли всякий смысл, он застыл ни жив ни мёртв и гадал, что именно сейчас вдыхает – смерть, удачу, правду, любовь, мучения или просто какое-нибудь Бодроперцовое. Горло тотчас перехватило от ужаса неизвестности, он стремительно аппарировал прочь…
И проснулся, схватившись за чью-то руку.
– Милорд? – произнёс знакомый голос, и Люциус облегчённо выдохнул. Сон, всего лишь дурной сон.
– Успокоительное, – пробормотал он недовольно, продолжив приснившийся список зелий, и открыл глаза.
Аженор Неккер приподнялся на локте и нахмурился.
– Ерунда приснилась, – объяснил Люциус и наколдовал Темпус. Шестой час: спать бы и спать, но проклятый сон взбудоражил не хуже внезапной стычки. Он прикинул, что успокоиться и вернуть так нужное сейчас хладнокровие проверенными способами не выйдет. Куда-то бежать и что-то делать было слишком рано, алкоголь исключался по той же причине, а секс...
Потенциальный секс сонно моргал и возился на своей половине кровати, кутаясь в одеяло. К сожалению, спать обнажённым паршивец Неккер перестал, как только понял, что в качестве платы за покровительство его тело Люциуса не интересует.
Точнее, тело-то Люция интересовало, и чем дальше, тем больше, но совсем не хотелось, чтобы это драклово тело легло ничком, уткнуло нос в сгиб локтя и терпеливо дождалось, пока «его милость» кончит. «Сучёныш», – с привычной досадой постановил Люциус, закинул руки за голову и хмуро уставился в потолок гостиничного номера.
Проклятая неопределённость снова взялась его мучить, но теперь не было ни летнего леса вокруг, ни уютного гамака, ни даже виски, ибо пить не просыхая в нынешних обстоятельствах мог только самоубийца. Множество событий, большинство из которых по отдельности не тянуло не только на катастрофу, но даже на обычную проблему, упрямо сплетались между собой в прочную верёвку. Магловскую верёвку – толстую, кручёную, спрядённую из скользких нитей неведомого происхождения, на которых почти не держались чары.
Люциус однажды пробовал: дурная растрата сил. На такую верёвку бесполезно было вешать что-то незаметное и деликатное, чтобы освободиться без нарушения Статута. Только жечь. Жечь прямо на глазах ошарашенных маглов, с руганью стряхивая с рук жгучий черный расплав вместо честного пепла от нормальной верёвки. Затем бить по свидетелям самым сильным Конфундусом, на какой только способен, не заботясь о нежном содержимом магловских черепов, и улепётывать как можно быстрее и как можно дальше. Урок был обидным и болезненным, зато с тех самых пор Люций старательно держал дистанцию между собой и маглами. Что, впрочем, впоследствии не спасло его от автоматной очереди. Расстояние между ним и стрелявшим вроде было приличным, но Хромец Гилберт потом объяснил, что стреляли «практически в упор».
На мгновение забывшись, Люциус злобно оскалился, и понял, что возня рядом прекратилась. Паршивец настороженно замер и, кажется, прикидывал, как прикинуться спящим. В другое время Люций сделал бы вид, что ничего не заметил, но раздражение, клокотавшее в груди, настоятельно – «Ох, Север! Как я тебя сейчас понимаю!» – требовало выхода.
– Страшно? – вкрадчиво поинтересовался он, неимоверным душевным усилием удержавшись от гневного вопля и залпа ругательств: «Мерлин трижды величайший, я и Нарси теперь понимаю!»
Неккер нерешительно кивнул и плавно сдвинулся поближе к краю кровати.
– Ты меня до сих пор боишься? – уточнил Люций на всякий случай.
– Ваша милость не духе, – глаза у сучёныша потемнели. – В сердцах всякого можно… Простите.
Люциус глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Он решил сосредоточиться на том, что паршивец – меньшая из его проблем, и вообще необыкновенно хорош собой. Загляденье просто, а не ходячая головная боль.
– Я злюсь на плохой сон, – терпеливо повторил Люций. – Я не собираюсь тебя проклинать, бить, насиловать, калечить и отбирать учебники. Честное слово. Я даже клятву давал, помнишь? Я и пьяным до беспамятства ничего с тобой не делал! И не собирался! Объясни же, что со мной не так?
У паршивца достало совести покраснеть и смущённо опустить глаза.
– Понятно. Всё не так, – не дождавшись ответа, буркнул Люциус и снова уставился в потолок. Раздражение схлынуло как не бывало, а мозги наконец заработали и выдали весьма неутешительный вывод. Люций некоторое время осознавал свершившееся, а потом издал горестный стон.
– Милорд?
– Радуйся, – недовольно проворчал Люциус. – Пришла пора нам с тобой расстаться. Всё. На прощание я громко хлопну дверью. Это для охраны, не пугайся.
– А… – вопреки ожиданиям радоваться Неккер не спешил. Огорчаться, впрочем, тоже. Удивился, а затем что-то понял и покорно кивнул. – Осень. Я забыл, простите.
– В том числе, – Люций всё-таки не удержался и мстительно добавил: – И в постели ты… Тоска, в общем.
Теперь паршивец обиделся и слегка разозлился: сомкнул губы, сощурил глаза и раздул ноздри. Еле-еле, но Люций заметил и мысленно потёр ладони – ага, дружочек! Съел?
– До сегодняшней ночи всё было отлично, – подумав, уточнил Люциус. С одной стороны, разозлить Неккера было бы славно. Паршивец исправно бесил Люция каждую встречу и вполне заслужил маленькую месть. Но с другой стороны, обиженный малефик под боком – это очень, очень плохая идея. Как будто других неприятностей нет.
– Отлично? – растерялся паршивец.
– Ни одного дурного сна рядом с тобой, – проникновенно поведал Люций, стараясь не ухмыльнуться. – Спал как дитя! И вот, пожалуйста! Снова ночи без сна и фиалы с успокоительным зельем!
– И вот это всё, – Неккер повёл рукой, необъяснимым образом заключив в нехитром жесте свежую постель, дорогой номер, ванну, в которой полюбил плескаться, стопку учебников на прикроватной тумбочке и даже старичка-репетитора мистера Сноуоула, – только для того, чтобы выспаться?!
– Помучайся с моё от кошмаров! – возмутился Люций и добавил примирительно: – Нет, Аженор, ты сам по себе очень ценен, поверь. Ты хоть и не обучен, но очень силён. Для своей силищи ты на диво вменяемый. К тому же, я верю, что судьба не зря свела нас вместе. Постель, что бы мы с тобой под этим не подразумевали, здесь вовсе не главное.
– Судьба? – Неккер свёл брови, и Люций невольно им залюбовался: всё-таки есть что-то чарующее в юношах строгих и печальных. – Или «квадратики»?
Люций потёр виски, прогоняя незваные мыслишки, и сознался:
– Ни в какие «квадратики» ты не вписываешься вообще ни по какому раскладу. Я и так прикидывал, и эдак – пусто! Но мы зачем-то встретились, да ещё таким дурацким способом, и наши дела внезапно пошли в гору.
– Это смотря по тому, что считать горой, – здраво заметил паршивец и отодвинулся от Люция ещё на фут. – Да, я много лучше стал разбирать латынь, но зато из егеря превратился в дичь. На меня есть два тайных контракта. Вы знаете?
– Один – мой, – выдал Люций очередное признание и добавил: – А как прикажешь отслеживать исполнителей по первому? Перебиваем цену и отлавливаем потихоньку, но ты всё равно будь настороже. Не приведи Салазар, за дело возьмётся кто-нибудь принципиальный и не алчный. И потом, ты всё равно предрёк нам всем гибель через пару лет. Не поздно ли переживать?
– Мерлин, о чём я думал, отправляясь тогда на встречу с вами? – с тоской спросил Аженор у аляповатой люстры на потолке.
– Ещё спроси: «За что мне это?» – раздражённо хмыкнул Люций.
– И за что же?
– Ни за что! Просто так!
В комнате повисло нехорошее молчание, и Люциус был вынужден констатировать, что от «феномена Неккера» он излечился наполовину. На худшую половину: кошмары вернулись, а ясность ума – нет. Зачем он достаёт талантливого, но совершенно дикого мальчишку? Есть риск вляпаться в такое проклятие, которое и Конклав чароплётов не распутает.
– Уели, ваша милость, – отозвался наконец Аженор и смиренно вздохнул: – Никто, и ни за что, и ни в одном «квадратике».
– Да что ж такое? – пробормотал ошарашенный выводом Люций. – Давай начистоту. Ты меня боишься, и меня это огорчает. Не такой уж я и негодяй. До Лютого Дика, например, мне далеко. Я стараюсь выполнить свою клятву в точности, и не моя вина, что порой не угадываю твоих желаний – менталист я никакой. Скажешь вслух – исполню. Ты сыт, одет и не мёрзнешь. Ты учишься и имеешь на это время, поскольку не шляешься месяцами по лесам ради пары галлеонов. Ах да, ещё ты под охраной, чтобы оградить тебя от встреч с опасными людьми. Это проблема?
– Да! – с вызовом ответил паршивец и твёрдо посмотрел Люциусу в глаза. – Это проблема! Я давно совершеннолетний, ваша милость, и тоже давал вам клятву. Мне следует вас оберегать и защищать, но вы меня держите здесь, как… – он запнулся, явно подбирая сравнение пообиднее, и Люц поспешил его перебить.
– Малефика в поле? Настоящего тёмного малефика? Да ты рехнулся! Дешевле дорожки в саду мостить галлеонами! Опять неймётся поваляться в беспамятстве? Если хочешь поиграть в бойца и целителя, то это можно устроить без ядовитого когтя в заднице! Я в полном твоём распоряжении! Приступай!
Сучёныш густо покраснел.
– В плече, а не в заднице, – пробормотал он еле слышно и опустил глаза. – Не хочу я играть, с чего вы взяли?
– Ну вот, а я-то надеялся! – развеселился Люций. – Ладно, пора по делам. Дверью хлопать или проверим твою способность отгонять кошмары ещё разок?
– Проверим, – подумав, кивнул Аженор и вздохнул: – Когда вы спите, милорд, то ни капельки не страшный. Ну, ежели, конечно, заснули трезвым.
***
– Не, ну как ты его, а?! – Симус никак не мог успокоиться; в сотый, наверное, раз хлопнул Невилла по плечу и снова прыснул: – Шляпа! Сумка! Каблуки, Годрик всемогущий!
Дин тоже засмеялся:
– На зельеварение теперь хоть не ходи! Баллов же стрясёт кучу!
– Нехорошо обсуждать преподавателей, – наставительно произнесла Гермиона, – в подобном ключе.
– Какие ещё ключи? – отмахнулся Симус и расплылся в счастливой улыбке: – Прикиньте, народ, мчится это Снейп по коридору – нос вперёд, патлы назад, мантия парусом! Только на каблуках! Цок-цок-цок!
Теперь расхохотались все, и даже Гермиона заулыбалась смущённо. Воображаемая картинка получалась настолько забавной, что Рона наконец-таки отпустило, и смех вышел нормальным, а не истерическим.
– Дружище, – сказал он Невиллу негромко и подмигнул: – Спасибо!
Невилл слегка покраснел и молча ткнул его в бок.
– Рон тоже классно со своим пауком управился! – отсмеявшись, Финниган впал в воинственное настроение. – Лапы – раз! Тулово – р-раз! – и бах! Круто! А баньши эту паршивую как я сделал, видели? Чётко, да? Слава Мерлину, теперь-то у нас нормальные уроки ЗОТИ будут!
– Только Уизли больше к боггарту подпускать не надо! – жалобно пропищала кривляка Браун. – Где ты только такое чудище увидел, рыжий? Я чуть не умер…
– Уссалась, – мрачно буркнула тихоня-себе-на-уме Данбар. – Я – без малого, Уизел. Спасибо тебе, порадовал!
– Фе-е-й! – хором застонали Браун и Патил. – Ты же девочка, следи за языком! Даже Грейнджер, хоть и безнадёжная, а такого не ляпнула бы!
Гермиона фыркнула, задрала подбородок подозрительно знакомым манером, и Рон понял, что ненавидит Хорька ещё больше, чем даже вчера в поезде.
– Кстати, да, – кто-кто, а Данбар всегда плевать хотела на «ты же девочку». – Где, Уизел? В зверинце такую хрень не удержать. Да и в деревеньке вашей ловят мух твари попроще.
– Есть места, Данбар, – важно обронил Рон и опасливо покосился на Гермиону. За места, населённые акромантулами, им с Невиллом перед каникулами крепко от неё попало. Но из боггарта паучара и впрямь получился кошмарный. Рон на мгновение обеспамятел от ужаса, да и потом весь урок не мог поверить, что остался жив.
Пауков Рон боялся сколько себя помнил. Детские страхи исправно подновляли засранцы Форджи. Они, правда, каждый раз уверяли, что пытаются избыть испуг ещё большим испугом, но Рон им не верил – обычно бедовые братцы несработавшие фокусы по второму разу не пробовали. Заикой хоть не стал, и то счастье.
После рейда по карте-обманке в Запретный лес за «кладом» давний страх лишь укрепился. На малюсеньком-то паучке поди разбери, что такого в нём страшного и отвратительного. Зато на акромантулах Рон всё-всё разглядел в самых гнусных подробностях – и жирное мохнатое брюхо, и суставчатые лапы, и отвратное рыло с каким-то шевелящимся дерьмом вместо рта, и жуткие буркалы – все восемь. Погань как она есть! Боггарт, наверное, сам охренел, когда воплотился в эдакую срань.
А профессор Люпин всё-таки егерь. Интересно, а кличка у него какая для контрактов? Не скажет, конечно. Такой и ватагу может водить запросто. Умный, сволочь. Вернее, Рон сначала решил, что просто сволочь – матёрый акромантул, выметнувшийся из шкафа, склонять к другому мнению о преподавателе как-то не захотел. Теперь же, раз за разом прокручивая воспоминания об уроке, Рон сообразил, что егерь-профессор непрост даже для профессора, а уж для егеря и вовсе чересчур мозговитый.
Этот год вообще начался прикольно, даже если забыть про дементоров.
На самый первый урок пришлось тащиться в дальнюю Северную башню и карабкаться в класс прорицаний по верёвочной лестнице. На прорицания Гриффиндор поставили в пару с Рейвенкло, но на деле из умников к Трелони записалась лишь Падма Патил, сестрица Парвати. Именно она подняла визг и заставила парней лезть первыми, чтобы «под юбки не заглядывали». Невилл и Дин смущённо пожали плечами, а Рон и Симус обменялись досадливыми взглядами – вот ведь недоумки, могли же сами догадаться и чуть приотстать по дороге! Как раз явились бы к десерту!
На уроке Рон приготовился забиться на заднюю парту и вздремнуть хорошенько, но парт в классе не оказалось, да и дремать стало некогда. Мадам Трелони, во время обедов в Большом зале казавшаяся безобидной тетёхой, с ходу явила дурной нрав.
Для начала она заявила, что прорицания – самое трудное из всех магических искусств, для которого важны лишь врождённые способности, а личное усердие и уроки с учебниками полезны «лишь отчасти». Лучшего способа разозлить Гермиону просто не существовало: она дерзко фыркнула и демонстративно уставилась в учебник.
Затем мадам Трелони зачем-то напугала Невилла. Брякнула, мол, что старуху Лонгботтом может тяжёлая болезнь настичь или что-то вроде того. Оглушённый «новостью» Невилл, мигом растерял боевой настрой, и Рону пришлось доказывать, что разбитая чашка – это всего лишь разбитая чашка, а в битве Стальной Августы с какой-нибудь хворью можно смело ставить последний кнат на скорую и беспощадную победу Августы.
– Только много не заработаешь. На болячку-то и вовсе никто поставит, – притворно пригорюнился Рон, и Невилл наконец расправил плечи и улыбнулся.
Гермиона же утешать Невилла не стала, только буркнула сухо:
– Хочешь верить в эту ерунду, верь.
Прочие девчонки щебетали, разглядывая чаинки в чашках, Симус с Дином тоскливо переглядывались, а профессор Трелони монотонно гудела неожиданно низким и густым для своего тощего сложения голосом: «Проникните под покровы обыденного! Развейте туман над грядущим!»
Видит Мерлин, Рон хотел бы развеять этот проклятый туман и накрепко убедиться, что сам он дослужился до главы мракоборцев, Невилл выстроил самую большую в мире оранжерею и посадил там всё, что его душа пожелала, а Гермиона... Ну, этот туман хрен развеешь. Вот как ей рассказать, что пришла пора обратить внимание на парней? В смысле, на одного парня. Ничего так, парень, кстати. Получше многих. И уж точно лучше всяких высокомерных белобрысых говнюков.
Но врождённых способностей к прорицаниям у Рона отродясь не имелось, и надеяться на их внезапное обретение не стоило. Так что под покровы обыденности они с Невиллом так и не проникли, хоть и убили следующий час на гадания по чайной заварке.
– На что похоже, как думаешь?
– Крест? – неуверенно предполагал Невилл.
– Не, криво для креста, – мотал головой Рон и сверялся с учебником: – «Увидеть крест – испытать беды и несчастья». Точно, криво. Это снежинка, вот! Та-а-ак… Где тут у нас снег? Ага! «Кратковременная влюблённость».
Невилл краснел и бурчал смущённо:
– Тогда точно не снежинка. Смотри, а у тебя что-то похожее на кота. Что это значит?
– Это значит, что кое-кто купил мерзкого кошака, – напоказ вздыхал Рон, – который того и гляди сожрёт Коросту, а ей и так в жизни досталось.
– Мой замечательный кот, – металлическим голосом отвечала Гермиона, не отрывая взгляда от книги, – не станет есть старого лишайного вредителя и переносчика опасных болезней!
– Когда это твоё помоечное отродье научилось перебирать жратвой? Схарчит и не поперхнётся! Вон, посмотри в чашку! Заварка врать не станет!
– Это всё ерунда! – громко сказала Гермиона и от души шарахнула учебником прорицаний по столешнице, отчего чашки и блюдца жалобно задребезжали, а в классе воцарилась мёртвая тишина. – Чушь!
– О чём вы, мисс? – лениво осведомилась профессор Трелони, выпуская изо рта кольцо дыма; когда она успела закурить папиросу в длинном-предлинном мундштуке, Рон не заметил. – Не сошлись в интерпретации знаков? Я помогу.
Трелони, зазвенев бусами-браслетами-цепочками, встала с кресла и подошла к их столику.
– Вы все неправы, – заявила она, взглянув на раскисшие листики чая. – Это не кот. Это грим. Сочувствую вам, юноша. Грим – кладбищенское привидение. Его образ сулит смерть и только смерть. Боюсь, весны вы не увидите.
– Чего?! – обалдел Рон, а Гермиона упрямо тряхнула кудрями и нахмурилась.
– Это обычный чай! – запальчиво возразила она. – Это – чай, а теория вероятностей – раздел математики!
– Простите, милая, но ваша аура несовершенна, – изрекла профессор Трелони с фальшивым сожалением. – У вас весьма слабая восприимчивость волн, идущих из будущего. Боюсь, мой предмет лично для вас бесполезен.
Девчонки злорадно зашептались, а Гермиона внезапно успокоилась.
– Я тоже так думаю, – ответила она тихо. – Именно, что бесполезен. Благодарю.
На том урок и закончился.
О грядущей смерти Рон тут же позабыл, поскольку спуск девчонок по верёвочной лестнице вредина Падма организовать не успела. Он и раньше подозревал, что самые длинные и стройные ножки у Гермионы, но убедиться в этом воочию было приятно.
Следующим уроком была защита от тёмных искусств, и вот там Рон взаправду чуть не помер.
Егерь-профессор выглядел чуть лучше, чем вчера в поезде. Потрёпанная мантия осталась прежней, и шрамы с лица никуда не делись, но тёмные круги под глазами и болезненная бледность исчезли. Он поздоровался со студентами и велел оставить в классе учебники и писчие принадлежности.
– Возьмите лишь свои палочки. У нас будет практические занятия.
– Опять пикси? – взвизгнула Браун и прижала руку к левой сись… Кхм… Короче, изобразила, что вот-вот грянется в обморок.– Мне дурно! Я никуда не пойду!
Профессор изумлённо вскинул брови, но вежливости не растерял:
– Позволите применить к вам Энервейт, мисс Браун? Не нужно так переживать, я не дам вас в обиду.
Браун захлопала ресницами, заполыхала щеками и первая поскакала к выходу, напрочь позабыв про дурноту. Остальные, встревоженно переглядываясь, побрели следом за профессором, и только Гермиона осталась спокойной: в прошлогодней истории с пикси она единственная не растерялась и догадалась бить мелких гадёнышей замораживающим заклятием. Рон грустно вздохнул и мысленно пожелал дурному кошаку, рассорившему его с Гермионой, подцепить чуму, чесотку и три тысячи блох покусачей.
Профессор Люпин привёл их к дверям учительской, и народ напрягся всерьёз: ничего хорошего ни с кем из студентов в этом проклятом месте никогда не случалось. И точно! За одним из столов сидел Снейп и с угрюмой рожей яростно чёркал какой-то свиток. Невилл тихо ойкнул, и Рону пришлось взять друга за руку, чтобы хоть немного успокоить.
– Что происходит? – злобно выплюнул слизеринский декан, опуская приветствие и всякое вежливое обращение к коллеге.
Профессор же Люпин, напротив, повёл себя достойно:
– Добрый день, профессор Снейп! Я получил согласие директора Дамблдора на проведение здесь практических занятий по моему предмету. Прошу прощения, если мы вам помешали.
– Ничуть, – Снейп медленно поднялся с места, и бедняга Невилл стиснул ладонь Рона так, что впору было взвыть. – Эти бездари не в состоянии ничему помешать.
Люпин безмятежно улыбнулся и сделал вид, что не услышал грубости.
– Пожалуй, оставлю вас, – Снейп призвал охапку свитков, брезгливо сморщил носище и вдруг выдал ни с того ни с сего: – Предупреждаю, здесь присутствует некто Лонгботтом. Постарайтесь не поручать ему ничего сложного или важного. Он не справится. Думает за него Грейнджер, а действует – Уизли.
Невилла затрясло, а Рон наклонил голову и стиснул зубы, чтобы не обрадовать слизеринского гада словечками, которыми Олли Вуд поприветствовал за завтраком тролля-второгодника Флинта. Гермиона же, наоборот, вскинула голову, выпрямилась и даже воздуха успела набрать, но Люпин её опередил.
– Мне думается, вы ошибаетесь, профессор, – с мягкой улыбкой возразил Люпин. – Способности к зельеварению даются не всякому, но это всего лишь одна из множества магических наук. Мадам Спраут очень хвалила мистера Лонгботтома и рекомендовала мне обучать его без всяких поблажек.
Снейп скривил без того кривую рожу и под облегчённый выдох студентов выскочил из учительской. Небось, помчался портить ещё чью-то жизнь. Люпин вежливо склонил голову на грохот закрывшейся двери и снова улыбнулся.
Рон от всей души позавидовал самообладанию егеря-профессора. Круто же, ну! Вот чему нужно непременно научиться! Тявкнул, скажем, Хорёк какую-нибудь хрень, а Рон ему в ответ не «Сам такой!», а с улыбочкой: «Извольте проследовать, тварь вы белёсая, куда подальше, где ваш смрад не учуять!» В запале, правда, что-то мудрёное фиг придумаешь: в драке мозги не тем заняты. Но ведь можно загодя сочинить и накрепко выучить, верно?
Пока Рон мечтал, егерь-профессор подошёл к шкафу для преподавательских мантий и сказал:
– За лето здесь завёлся боггарт. Декан Флитвик мог бы уничтожить его одним щелчком, но любезно позволил мне воспользоваться удачной оказией.
Не отошедшие от встречи со Снейпом студенты взволнованно загомонили, а Браун снова принялась пищать и хвататься за… Интересно, если ей в Хогсмиде сласти какие купить, даст потрогать?
«Боггарт! – строго напомнил сам себе Рон. – Являет самые потаённые страхи! Мама нас всегда пугала. Мол, не лезте куда не надо, а то как выскочит! Ни разу ниоткуда не выскочил. Интересно, какой он с виду?»
Как объяснял когда-то Чарли, боггарты опасны тем, что не всякий человек знаком со своим настоящим страхом. Люди думают, что они боятся того, чего надо бояться – драконьей оспы, дуэлей, тёмной магии, полётов на дрянных мётлах, пятиногов и прочего, что сулит неминуемую смерть или непоправимые увечья. Всю жизнь думаешь, что боишься, к примеру, смеркута, а встретил боггарта и – бах! – теряешь разум от волосатой гусеницы.
Что обычная гусеница может сделать плохого? Ничего, но это ведь не гусеница, а ты сам, обезумевший от ужаса. «Самый страшный страх человеческий, – говорил Чарли, – без предупреждения столкнуться нос к носу с самим собой. Со своей изнанкой, если точнее. Себя надо знать очень хорошо и себя же перед самим собой не приукрашивать, а то мозги сожрёт первый попавшийся боггарт!»
Рону повезло – свой страх он знал. Пауки, чтоб им пусто было. И способ справиться знал: спасибо, Чарли! «Нет ног – не побежит! Не побежит – не догонит! Не догонит – не поймает!» – пробормотал он про себя придуманную братом скороговорку и хотел было наскоро просветить Гермиону, но профессор Люпин его опередил.
– Кто такой боггарт? Кто ответит? Мисс Грейнджер?
– Это привидение, которое умеет менять свой вид. Боггарт превращается в то, что человек больше всего боится, – опуская руку, бойко отбарабанила Гермиона, и Рон понял, что с просвещением опоздал.
– Отлично, – кивнул профессор, а Гермиона вновь подняла руку. – Да, мисс Грейнджер?
– Но ведь нас здесь много! В кого же боггарт будет превращаться? Это зависит от интенсивности страха конкретного человека? Или боггарта выбор случаен?
Рон в досаде едва не заехал сам себе по лбу. Точно! Чарли ведь рассказывал, как биться с боггартом в одиночку! А тут толпа! Гермиона опять первая ухватила самую суть! Вот кто был бы бойцом из бойцов, люби книжки чуть-чуть поменьше.
Профессору тоже понравились вопросы, и глаза его из неприступно-вежливых сделались нормальными, только чуточку грустными, как у Невилла.
– Верно, мисс Грейнджер. Нас много, и это хорошо. Что бы не писали в приключенческих романах, одиночка заведомо обречён на поражение. Вопрос времени и личного везения. У боггарта же никаких предпочтений не имеется, он слишком просто устроен. Необходимость выбора в буквальном смысле рвёт его на части. Я был свидетелем курьёза, когда боггарт пытался напугать двух человек одновременно. Получившееся видение было смешным, и боггарт упокоился мгновенно. Сейчас мы попробуем и то, и другое. Сначала научимся справляться один на один, а потом посмотрим, что происходит с боггартом при встрече с группой людей. Начнём?
Все закивали, и Люпин обратился к Невиллу:
– Чего вы боитесь, мистер Лонгботтом? Вопрос не праздный и никак вас не унижает. Наставник не должен отправлять в бой неподготовленного новичка. Итак?
Невилл покраснел и, уставившись в пол, пробубнил что-то неразборчивое.
– Бояться не стыдно, – подбодрил его профессор. – Стыдно стать жертвой собственных страхов.
Невилл помолчал, а потом выдавил:
– Я боюсь… Боюсь профессора Снейпа.
Рональд был готов двинуть в морду любому, кто посмеет хоть разочек хихикнуть, но никто не смеялся: до всех дошло, что собственные страхи нужно будет озвучить, а потом и встретиться с ними. На глазах у однокурсников. Рон помрачнел: вежливый профессор-егерь открылся с неожиданной стороны. Когда человек от рождения гад, ну как Снейп или, там, Малфой, это ничего. В смысле, не обидно. А бывает, что человек хороший-хороший, а потом вдруг – шар-рах! – и гад! Ну, вроде как в дерьмо тебя макнули.
– Давайте, я буду первый, – угрюмо предложил егерю-профессору Рон. – Пауков боюсь.
– Пауков? – задумался гадский профессор и решительно мотнул головой. – Нет, Снейп лучше!
Засмеялся даже сконфуженный до слёз Невилл, чего уж говорить об остальных. Рон и сам смешливо хрюкнул, изо всей мочи пытаясь удержать суровое выражение лица.
До Люпина дошло, что сморозил, и он тоже заулыбался, а потом укоризненно погрозил пальцем:
– Сейчас сами всё поймёте! Итак, мистер Лонгботтом, вы уже смеётесь над своим страхом. Молодец! Теперь слушайте внимательно! Страх и смех никогда не уживутся вместе. Вам или страшно, или смешно. Когда всё одновременно, пора бежать к мозгоправу, а не на урок ЗОТИ. Ясно? Отлично. Мистер Лонгботтом… Могу я звать вас по имени?
– И меня! – пропищала задавака Браун одновременно с робким кивком Невилла.
– Невилл, вы сумеете представить профессора Снейпа смешным?
– Нет!
– Вы только что смеялись. Можете, уверен. Итак, класс! Запомнили заклинание «Ридикулус»! «Ри-ди-ку-лус»! Теперь разучим движение палочкой, – Люпин достал свою палочку, такую же потрёпанную, как и сам. – Повторяйте за мной. Замах, дуга вниз, отмашка! Все вместе! Ридикулус! Отлично! Ещё раз! И ещё раз! Запомнили? Очень хорошо! Теперь дело за малым – нужно под взмах палочкой сказать заклинание и представить свой страх в смешном виде.
– Как?! – простонал несчастный Невилл.
– Как одевается ваша бабушка? – вопросом на вопрос ответил профессор. – Вообразите её парадный наряд и облачите в него боггарта.
Невилл, кусая губы, неуверенно подошёл к шкафу и нацелил палочку на резные дверцы. Кончик палочки подрагивал, а за дверцами что-то шуршало и скреблось.
Все затаили дыхание.
Невилл переступил на пару шагов ближе, дверцы распахнулись, и из шкафа стремительно шагнул слизеринский декан. Два Снейпа на один Хог было бы перебором даже для слизней, а уж нормальных студентов, понятно, передёрнуло всех до единого.
Невилл же – герой! – не оплошал и громко выкрикнул заклинание, исхитрившись ни разу не заикнуться. Поддельный Снейп обзавёлся прославленной шляпой с чучелом грифа, красной сумкой и старомодными ботами на каблуках-рюмках.
Парни и девчонки нервно засмеялись, Невилл оскалился в сумасшедшей ухмылке, и Рон, плюнув на приличия, взял палочку в боевой хват. Псевдо-Снейп запнулся на полушаге, окинул себя затравленным, совсем не снейповским взором, прикрылся сумкой и шмыгнул назад, в шкаф. И только после треска захлопнувшихся за боггартом дверок смех стал правильным – весёлым.
– Каблу-уки-и! – взвыл Симус восторженно и захохотал. Его хохот подхватили остальные; у Падмы Патил даже слёзы на глазах выступили. Гермиона тоже улыбалась, но будто через силу: видно, идея насмехаться над преподавателем ей не понравилась.
Рон же не на шутку озадачился. Чарли учил не так – о смехе и речи не было. Страх нужно было обезвредить. Неважно каким способом, лишь бы в этот способ верилось. «Нет ног – не побежит», – это не смешно, это здраво. Паук же в шляпе старухи Лонгботтом – ни хрена не весело, потому что все восемь проворных лап останутся при нём. Бегать не разучится, точно. Ладно, сейчас станет ясно, чьи уроки лучше. Он снова взял палочку «правильно», за рукоять, и принялся дожидаться своей очереди.
Дождался, блин, на свою голову!
После игрушечной мумии в дурацких больничных бинтах от Патил (уж после каникул в Египте Рон знал толк в правильных мумиях!), симусовой баньши, милой и очень симпатичной крыски от дуры Браун, чьей-то змеюки с погремушкой на хвосте и окровавленного обрубка руки от Томаса, Рон успокоился и приготовился «отрывать» лапы у своего паука.
Вот только из шкафа вылез не домашний паучок, а матёрый акромантул во всех тошнотворных подробностях. Профессор Люпин, кажется, сам на миг растерялся, а уж Рональд и вовсе чуть на жопу не упал от неожиданности и в панике заорал во всю знаменитую лужёную глотку Прюэттов:
– Ридикулус!
Девчонки хором завизжали, и лишь Гермиона принялась смеяться, но так, что лучше бы тоже взвизгнула. Рон даже про акромантула на секунду позабыл, заслышав этот злой и очень старательный смех:
– Ха-ха-ха!
«Вступилась! Помогает!» – понял Рон, углядев, что Гермиона без команды профессора достала палочку, и сам расплылся в счастливой улыбке. Лапы у дракклового богарта тут же отвалились сами собой, и жирное мохнатое тулово грузно плюхнулось наземь.
– Ур-ра! – радостно заорал Симус и добавил ехидно: – Но Снейп лучше! На каблуках!
Люпин укоризненно покачал головой и подошёл к слабо подёргивающейся туше акромантула. Та задрожала, превратилась в облачко и свернулась в серебристый шар, который тут же трансформировался в крысу со змеиным хвостом, а потом снова стал облачком и шустро метнулся в шкаф.
– Молодцы! Вы все прекрасно себя показали, – профессор Люпин неуловимым движением убрал палочку. – Домашнее задание: прочитать главу учебника о боггартах и написать эссе. Будет славно, если вы опишете свой личный опыт.
– А я? Я не успела применить заклинание «Ридикулус» и победить свой страх! – громко и слегка обиженно сказала Гермиона. – У меня нет личного опыта!
– Уверен, есть, – мягко улыбнулся профессор. – Каждый из нас побеждал свои страхи не раз, верно?
Гермиона медленно кивнула и крепко задумалась.
Обед прошёл весело, под тихие смешки над угрюмо-надменной рожей Снейпа, восседавшего за преподавательским столом с таким видом, будто он всему Хогвартсу одолжение делает. Профессор Люпин сидел рядом с директором и о чём-то с ним переговаривался, то и дело посматривая на Поттера и его драккловых дружков.
Поттер же и ухом не вёл: уплетал жареное мясо вприкуску с пирожными и отвлекался только на перешёптывания с Хорьком.
– Следующий урок у Хагрида? – негромко спросил Невилл, тоже посмотрел на Поттера и помрачнел. – Со Слизерином?
– Угу, – вздохнул Рон; друга стало жаль. Невилла хотелось как-то утешить, но Рон не представлял, как. Уж очень тесно сидели рядышком Поттер и Малфой, хотя места на скамье было вдоволь. – Правда, не думаю, что будет что-то круче, чем боггарт. Как думаешь?
Невилл рассеянно пожал плечами и снова печально уставился на Поттера, бедняга.