Что почитать: свежие записи из разных блогов
Записи с тэгом #моряки из разных блогов
Шано, блог «Лондон и вокруг него»
* * *
Оригинал взят у в Британский плен - кузница талантов ИЛИ как мы гостя торонтовскими достопримечательностями потчевали
скрытый текст[MORE=читать дальше]
Вообще, несмотря на не самую приятную погоду, программа развлечения заокеанского друга оказалась чрезвычайно насыщенной и достаточно интересной. За прошлую неделю мы успели побывать в куче обязательных к просмотру (и не очень) мест в Торонто и вне его:
Помимо всего этого мы еще нагулялись по даунтауну, чайнатауну, покатались на TTC, заглянули на тренировку девочек-хоккеисток в ледовой арене, неудачно понаблюдали за самолетами в аэропорту Пирсона, побывали в публичной библиотеке (конечно, ради бесплатных билетов в музей, но заодно и книжек почитали), побывали на замечательном спектакле Miss Toronto Acts Back в Pandemic Theatre (еще раз большое спасибо, !), потом заели это походом на попкорновое 3D-кино, а еще посмотрели локальный этобиковский Санта Парад и даже пошоппились немного...
Теперь вернемся, собственно, к теме, вынесенной в заголок поста. Посещая арт-галлерею Онтарио, я, безусловно, был очарован картинами, скульптурами, поделками и безделушками великих мастеров эпохи ренессанса и рококко (да, я беспросветно туп в искусстве). Я с искренним интересом разглядывал творения Моне, Родена, Рубенса, но рассказать захотелось о безызвестных мастерах - французских военнопленных времен Наполеоновских войн.
В галерее была представлена коллекция моделей кораблей, созданных в период 1700-1900-х годов. Можно долго удивляться высокой детализации этих "игрушечных" корабликов и ювелирной тонкости работы, ер все это слегка меркнет при осознании того, что мастер имел в своем распоряжении дорогие инструменты, удобное рабочее место, все нужные материалы. Совсем другие чувства возникают при осознании того, что часть представленных работ - произведения многолетнего труда обычных военнопленных, вынужденных ожидать окончания военных действий в не оченб благоприятных условиях британских тюрем и лагерей 19-го века.
Первые полтора десятка лет 19–го века в военной истории Европы (и не только) известны как Наполеоновские войны — французский коротышка навел немало шороху, воевал на всех фронтах на разных континентах, строил великую Французскую державу. Стратегический талант полководца Бонапарта обсуждению не подлежит, но, как ни крути, затяжные и разбросанные по миру поля боевых действий не могли не привести к определенным человеческим потерям. Великобритания, как основной противник французов, как раз встретила рассвет (становление) своего флота, что позволило подданным коронам одержать немало побед в морских сраждениях. За этот военный период британским войскам удалось захватить в плен около 120 тысяч французских вояк. Расселить их пришлось по всевозможным замкам, крепостям, корабельным докам, специально выстроенным лагерям.
[/MORE]
Военнопленные, которым светило долгое и нудное заключение до момента окончания военных действий, быстро стали группироваться в кружки по интересам. Оказалось, что наиболее популярным интересом стало моделирование — создание миниатюрных моделей чего угодно, и в частности — военных кораблей. В сырых темницах, при свете свечей, на неудобных лавках (так себе я представляю обстановку) рождались уникальные и до мелочей выеренные модели военных кораблей тех времен.
Англичане достаточно быстро додумались, что эти работы могут принести определенный доход Короне и хоть как–то скрасить затраты на многолетнее содержание такой армии пленных. Наиболее талантливые мастера группировались в артели, им предоставлялись необходимые материалы, инструменты, чертежи и схемы кораблей для более точного моделирования, в результате чего на свет массово стали появлятьясеше более великолепные в своей детализации модели кораблей британского (в основном) и французского флотов. В ход шли переработанные кости животных, древесина, бечевка, китовые усы, мешковина. С учетом достаточно большого количества пленных, не низкой смертности, невозможности должным образом организовывать захоронения, зачастую использовались и человеческие кости. Для производства особо ценных экспонатов смотрители предоставляли мастерам слоновую кость, черепашьи панцири, золотую и серебряную краски, шелк и другие дорогие материалы. Некоторые модели даже были оснащены механически движущимися деталями — вращающимися штурвалами, килями, выдвигающимися орудиями и т.п.
Большая часть моделей предназначалась для продажи в качестве сувениров, но наиболее искусные работы дарились особо важным особам и высокопоставленным чинам. Со временем эти антикварные (уже двухсотлетние) произведения искусства осели в различных музеях, галереях, частных коллекциях.
[MORE=читать дальше]
На рассмотрение каждой модели можно потратить немало времени, так что торонтовчане, любители корабликов, запасайтесь терпением и временем, если идете в AGO. Примеры "ювелирных" работ военнопленных начала 19–го века можно посмотреть здесь или тут или в гуглопоиске по запросу prisoners of war ship models.
Для особо любопытствующих:
— обширный труд о британской жизни французских военнопленных тех времен (на буржуйском языке);
— не менее обширный, но более литературный труд о французских пленных в России.
Ну а для ленивых — ниже немножко кликабельных картинок:
>
[/MORE]
скрытый текст[MORE=читать дальше]Вообще, несмотря на не самую приятную погоду, программа развлечения заокеанского друга оказалась чрезвычайно насыщенной и достаточно интересной. За прошлую неделю мы успели побывать в куче обязательных к просмотру (и не очень) мест в Торонто и вне его: - CN Tower в дневное и вечернее время.
- Distillery District (с всенепременным посещением шоколадницы Somo).
- Royal оntario Museum с экспонируемой там выставкой, посвященной индейцам Майя,
- Не забыли про обязательное посещение Ниагарских Водопадов и близлежащего Найагара-он-зе-Лейк
- Музей Хоккейной Славы.
- Торонтовский замок Casa Loma, история жизни владельца которого, считаю, достойна экранизации.
- Исходили почти все этажи Art Gallery of оntario, правда, так и не попали на экспозицию Марка Шагала, но зато провели немало времени в зале Building Utopia, посвященному советскому революционному агитплакату 1920-1930-х годов.
- Съездили в Плохие Земли, которые были по погоде грязными, скользкими, липкими, в общем, достаточно плохими, чтобы испортить всю обувь и беспросветно испачкать машину. Не забыли заехать и в местную сидрильню.
Помимо всего этого мы еще нагулялись по даунтауну, чайнатауну, покатались на TTC, заглянули на тренировку девочек-хоккеисток в ледовой арене, неудачно понаблюдали за самолетами в аэропорту Пирсона, побывали в публичной библиотеке (конечно, ради бесплатных билетов в музей, но заодно и книжек почитали), побывали на замечательном спектакле Miss Toronto Acts Back в Pandemic Theatre (еще раз большое спасибо, !), потом заели это походом на попкорновое 3D-кино, а еще посмотрели локальный этобиковский Санта Парад и даже пошоппились немного... Теперь вернемся, собственно, к теме, вынесенной в заголок поста. Посещая арт-галлерею Онтарио, я, безусловно, был очарован картинами, скульптурами, поделками и безделушками великих мастеров эпохи ренессанса и рококко (да, я беспросветно туп в искусстве). Я с искренним интересом разглядывал творения Моне, Родена, Рубенса, но рассказать захотелось о безызвестных мастерах - французских военнопленных времен Наполеоновских войн.В галерее была представлена коллекция моделей кораблей, созданных в период 1700-1900-х годов. Можно долго удивляться высокой детализации этих "игрушечных" корабликов и ювелирной тонкости работы, ер все это слегка меркнет при осознании того, что мастер имел в своем распоряжении дорогие инструменты, удобное рабочее место, все нужные материалы. Совсем другие чувства возникают при осознании того, что часть представленных работ - произведения многолетнего труда обычных военнопленных, вынужденных ожидать окончания военных действий в не оченб благоприятных условиях британских тюрем и лагерей 19-го века.Первые полтора десятка лет 19–го века в военной истории Европы (и не только) известны как Наполеоновские войны — французский коротышка навел немало шороху, воевал на всех фронтах на разных континентах, строил великую Французскую державу. Стратегический талант полководца Бонапарта обсуждению не подлежит, но, как ни крути, затяжные и разбросанные по миру поля боевых действий не могли не привести к определенным человеческим потерям. Великобритания, как основной противник французов, как раз встретила рассвет (становление) своего флота, что позволило подданным коронам одержать немало побед в морских сраждениях. За этот военный период британским войскам удалось захватить в плен около 120 тысяч французских вояк. Расселить их пришлось по всевозможным замкам, крепостям, корабельным докам, специально выстроенным лагерям. [/MORE]
Военнопленные, которым светило долгое и нудное заключение до момента окончания военных действий, быстро стали группироваться в кружки по интересам. Оказалось, что наиболее популярным интересом стало моделирование — создание миниатюрных моделей чего угодно, и в частности — военных кораблей. В сырых темницах, при свете свечей, на неудобных лавках (так себе я представляю обстановку) рождались уникальные и до мелочей выеренные модели военных кораблей тех времен.Англичане достаточно быстро додумались, что эти работы могут принести определенный доход Короне и хоть как–то скрасить затраты на многолетнее содержание такой армии пленных. Наиболее талантливые мастера группировались в артели, им предоставлялись необходимые материалы, инструменты, чертежи и схемы кораблей для более точного моделирования, в результате чего на свет массово стали появлятьясеше более великолепные в своей детализации модели кораблей британского (в основном) и французского флотов. В ход шли переработанные кости животных, древесина, бечевка, китовые усы, мешковина. С учетом достаточно большого количества пленных, не низкой смертности, невозможности должным образом организовывать захоронения, зачастую использовались и человеческие кости. Для производства особо ценных экспонатов смотрители предоставляли мастерам слоновую кость, черепашьи панцири, золотую и серебряную краски, шелк и другие дорогие материалы. Некоторые модели даже были оснащены механически движущимися деталями — вращающимися штурвалами, килями, выдвигающимися орудиями и т.п. Большая часть моделей предназначалась для продажи в качестве сувениров, но наиболее искусные работы дарились особо важным особам и высокопоставленным чинам. Со временем эти антикварные (уже двухсотлетние) произведения искусства осели в различных музеях, галереях, частных коллекциях. [MORE=читать дальше]
На рассмотрение каждой модели можно потратить немало времени, так что торонтовчане, любители корабликов, запасайтесь терпением и временем, если идете в AGO. Примеры "ювелирных" работ военнопленных начала 19–го века можно посмотреть здесь или тут или в гуглопоиске по запросу prisoners of war ship models.Для особо любопытствующих:— обширный труд о британской жизни французских военнопленных тех времен (на буржуйском языке);
— не менее обширный, но более литературный труд о французских пленных в России.
Ну а для ленивых — ниже немножко кликабельных картинок:>
[/MORE]
Шано, блог «Лондон и вокруг него»
* * *
Оригинал взят у в Аборигены съели Кука?
[/MORE]
Автор - Алевтина_Князева. Это цитата этого сообщения
Аборигены съели Кука
Гибель Джеймса Кука.
Корабли Кука вышли из английского порта Плимут в 1776 году. Задачей экспедиции было найти Северо-Западный проход между Тихим и Атлантическим океанами на Севере Америки. Кук обошёл мыс Доброй надежды, пересек Индийский океан и посетил Новую Зеландию и Таити. Путь его лежал на Север — британский парламент обещал команде корабля, который сделает открытие — 20,000 фунтов стерлингов — целое состояние по тем временам. На рассвете 18 января 1778 года Кук увидел землю: это был остров Оаху, один из восьми островов Гавайского архипелага. Сильный встречный ветер помешал кораблям приблизиться к острову и отнес их на северо-запад к острову Кауаи. К вечерукорабли подошли к берегам острова Кауаи.
Ночью, несколько гавайцев, одного из которых звали Моапу, ловили рыбу в заливе. Внезапно, они увидели в темноте силуеты проплывавших кораблей Кука с горящими огнями. Гавайцы в ужасе побросали снасти и бросились на берег, чтобы рассказать о небычайном проишествии вождям. На следующее утро толпы любопытных гавайцев вышли в океан на своих каное, чтобы посмотреть на необыкновенное чудо. Они не осмеливались взойти на борт, но подойдя к кораблям, охотно привязывали к брошенным с бортов веревкам свиней, рыбу и сладкую картошку.
скрытый текст[MORE=читать дальше]Корабли бросили якорь в бухте Ваймеа, недалеко от места, где в океан впадала река с одноименным названием. Вдоль обеих берегов реки тянулись покрытые травой хижины. На берегу собралась большая крикливая толпа гавайцев. Одни утверждали, что паруса — это огромные морские скаты. Другие говорили, что мачты это растущие в океане деревья. Кахуна (гавайский шаман) объявил, что корабли это хейау (алтари) весьма почитаемого бога Лоно. В конце концов правящий вождь решил послать своих представителей на борт. Когда они поднялись на короабль, то чуть не сошли с ума от возбуждения: они приняли английские треуголки офицеров за треугольные головы . Одежда казалась им висячими лоскутами кожи с карманами. Одному из высоких вождей, взошедших на борт, Кук подарил кинжал. Впечатление было настолько сильным, что вождь объявил новое имя своей дочери — Кинжал.
Гавайцы давали, насколько могли, самые лучшие описательные имена странным вещам англичан. Матрос, который поднимал флаг, был назван Ку Цветного Флага, по имени идола одного из алтарей. Человек, куривший трубку, получил имя Лоно Огненного Вулкана. Когда они увидели шкуру быка, гавайцы воообразили, что хаоле (иностранцы) убили легендарную собаку-монстра Ку-Лун, которая пожирала людей. Команде требовались запасы воды, продовольствия и дров, и Кук приказал лейтенанту Джону Вильямсону снарядить экспедицию на берег. Когда лодка подплыла к берегу, несколько гавайцев зашло в воду, чтобы помочь лодке пристать к берегу. Когда один из них схватился за швартовый крюк шлюпки, молодой лейтенант выхватил пистолет и застрелил гавайца. Позднее днем, Кук решил сойти на берег самому. Он ходил посреди гавайцев безоружным. Гавайцы приветсвовали его как самого высокого вождя. Они падали ниц на землю при его приближении и предлагали ему в подарок пищу, циновки и капа (материал из коры деревьев).
Гавайцы возбужденно обсуждали огромное богатство иностранцев. Некоторые были не прочь прихватить железные предметы, которые они видели на палубе, но высокий шаман предостерег их не делать этого. Сам он пребывал в неуверенности, отнести иностранцев к богам или к простым смертным. В конце концов он решил устроить простую проверку: предложить чужеземцам женщин. Если англичане согласятся, то они явно не боги, а простые смертные. Англичане, естественно, провалили экзамен, но многие гавайцы еще сомневались.
Толпы доступных женщин расстроили Кука, который знал, что многие из его команды страдали венерическими заболеваниями. Он приказал всем больным оставаться на борту, но эта мера была безуспешной, так как женшин стали доставлять прямо на борт. Мало кто сомневается, что именно команда Кука занесла на Гавайи сифилис и гонорею. Расходная книга корабля «Резолюшн» содержит имена 66-ти матросов из команды в 112, которые получали лечение от венерических болезней во время плавания. Через год после визита Кука болезни распространились по всем островам и стали одной из главных причин резкого сокращения уровня рождаемости коренного населения.
Спустя две недели, отдохнув и пополнив запас продовольствия, корабли ушли на север искать северо-западный проход. После исчезновения англичане были посланы гонцы на другие острова, чтобы сообщить новость о необыкновенных белых людях. Гонцы так описывали чужеземцев: говор их был похож на щебетанье птиц, ноги были прикрыты, а изо рта, как из вулкана, выходил дым. Многие гавайцы верили, что капитан Кук это воплощение всемогушего бога Лоно.
В конце ноября 1778 Кук вернулся на Гавайи. Именно здесь, на Гавайях, цепь несчастливых событий привела к его гибели. Обычно на других островах Кука встречали как главного вождя другого племени. На Гавайях его приняли за бога Лоно. Древние легенды предсказывали, что Лоно вернется на плавучем острове. Оба визита Кука происходили в сезон праздника Лоно.
В течение семи недель Кук исследовал побережье островов, а затем стал на якорь в бухте Кеалакекуа самого большого острова Гавайи. Выбор этой бухты еще больше убедил Гавайцев в том, что Кук это воплощение бога Лоно, — по преданию, именно здесь Лоно видели в последний раз. Сотни гавайцев ринулись приветстовать возвращение Лоно. Кук записал в своем журнале: «Я никогда не видел в здешних морях такого количества людей, собравшихся в одном месте; кроме множества каное, весь берег был покрыт людьми, а сотни их плавали вокруг корабля как стаи рыб».
Гавайцы осыпали англичан всевозможными дарами, на борту постоянно находилось множество женщин. Дэвид Самвелл, судовой врач, сделал такую запись в своем дневнике: «Мы живем в величайшей роскоши, а что касается количества и выбора женщин, то среди нас едва ли найдется такой, кто не сможет состязаться с самим турецким султаном». За свои услуги женщины получали в подарок кусочки железа, ножницы, бусы и зеркала. Через некоторое время на борту появился Каланиопуу, правитель острова Гавайи. Он щедро снабдил Кука запасами еды и всевозможными подарками. Каждый день сотни гавайцев забирались на борт обоих судов. Иногда их набиралось так много, что было невозможно работать. Время от времени аборигены крали металлические предметы. На эти мелкие, хотя и досадные кражи не обращали внимания.
По мере того как суда производили ремонт и пополняли запасы продовольствия, некоторые гавайцы все больше укреплялись во мнении, что англичане были не боги, а простые смертные. Так как чужестранцы обильно загружали суда продовольствием, гавайцы предполагали, что те покинули свою страну из-за голода. Они вежливо намекали морякам, что пора и честь знать, и что они смогут посетить острова во время следующего урожая, когда снова будет много еды. Многих насторожил рассказ женщины, чаcто посещавшей корабли. Когда она лежала с матросом, ее ногти вонзились ему в спину так, что он закричал от боли. Гавайцы верили, что боги не ложатся со смертными женщинами, и тем более, не знают боли. Возможно, Кук и был богом, но уж его люди, точно, не были божественного происхождения.
4 февраля 1779 года, через четыре недели после вхождения кораблей в залив Кеалакекуа, Кук приказал поднять якорь. Гавайцы с удовлетворением наблюдали за уходом англичан. Однако в первую же ночь корабли попали в шторм и передняя мачта «Резолюшн» дала трещину. Нужно было возвращаться. Кук знал тольку одну удобную бухту неподалеку — Кеалакекуа. Он потратил семь недель для того, чтобы ее найти, и теперь у него не было выбора, как только идти назад в ту же бухту.
Когда корабли вошли в знакомую бухту, ее берега были безлюдны. Посланная на берег шлюпка вернулась с известием, что король Каланиопуу наложил табу на всю бухту. Такие табу были обычным явлением на Гавайях. Обычно после того, как землю и ее ресурсы изрядно использовали, вожди запрещали туда вход на время, чтобы дать возможность восстановиться морским и земельным ресурсам.
Англичане чувствовали нараставшую тревогу, но им было необходимо отремонтировать мачту. На следующий день залив посетил король и дружелюбно приветствовал англичан, но настроение гавайцев уже каким-то образом поменялось. Первоначальная теплота отношений понемногу растаяла. В одном случае дело чуть не дошло до стычки, когда вожди приказали гавайцам не помогать команде, сошедшей на берег за водой. Шестерым матросам, охранявшим работы на берегу, было приказано зарядить ружья пулями вместо дроби. Кук и его доверенный офицер Джеймс Кинг высадились на берег, чтобы уладить спор из-за воды между командой и островитянами. Едва они успели решить спорный вопрос, как услыхали звук мушкетного огня по направлению корабля Дискавери. От корабля в сторону берега неслось каное. Сидящие в нем гавайцы яростно гребли веслами. Очевидно, они что-то украли и пытались скрыться. Кук, Кинг и один матрос побежали наперерез по берегу через камни и песок в надежде перехватить воров, но опоздали, и потому бросились вдогонку вглубь острова. Они продолжали преследование на протяжении трех миль пока не осознали, что гавайцы, у которых они спрашивали направление, намеренно заблуждали их. Когда они, усталые и взъерошенные, вернулись на берег, то узнали, что боцман Дискавери решил сойти на берег и захватить каное воров. Как оказалось, каное принадлежало другу англичан вождю Палеа. Когда Палеа потребовал свое каное назад, возникла перепалка, во время которой вождя ударили веслом по голове. Гавайцы бросились на англичан, и те были вынуждены укрыться среди камней на берегу. К счастью, Палеа восстановил порядок, и соперники предположительно расстались как друзья.
На рассвете следующего дня англичане обнаружили, что шлюпка, привязанная к бую в дюжине ярдов от Дискавери, исчезла. Гавайцам удалось украсть ее прямо из-под носа вахтенного матроса. В шесть часов капитан Чарльз Клерк, который командовал Дискавери, отправился на Резолюшн, чтобы доложить о случившемся. Кук был вне себя от ярости. Эта шлюпка была лучшей из тех, которые были на борту. Он приказал блокировать бухту так, чтобы ни одно каное не могло из нее выйти. Кук зашел в свою каюту, взял двустволку и приказал снарядить шестивесельную шлюпку, чтобы отвезти его в деревню Каавалоа на северной оконечности бухты. Вместе с ним отправились лейтенант Филлипс и девять морских пехотинцев.
Задачей Кука было встретиться с королем Каланиопуу. Он собирался использовать план, который никогда не подводил его при подобных обстоятельствах в других частях океана: он пригласит Каланиопуу на борт и будет удерживать его там до тех пор, пока его подданные не вернут лодку.
В семь часов утра Джеймс Кук и его морские пехотинцы спрыгнули со шлюпок в воду прибоя и по черным базальтовым пластам лавы, сходившим в океан, выбрались на берег. Две шлюпки остались ждать у берега. Кук считал себя другом гавайцев, которому, равно как и гавайцам, было нечего опасаться. Дом Каланиопуу стоял примерно в тридцати ярдах от берега. Король как раз просыпался, когда Филлипс заглянул в дверь королевского дома. Вошел Кук, сел рядом со стареющим королем и заговорил о пропаже. Как оказалось, король ничего не знал о лодке, но Кук все равно решил привести свой план в исполнение и пригласил короля провести день на борту корабля. Каланиопуу с удовольствием согласился. Пока Каланиопуу и Кук разговаривали, около королевского дома собралась довольно большая толпа. Через некоторое время оба вышли из дома и направились сквозь толпу к берегу. Однако жены короля и некоторые из вождей не хотели, чтобы стареющий король шел на корабль и всячески пытались его остановить. Жены громко плакали и умоляли его не ходить. В конце концов, им удалось усадить короля на землю у самой кромки воды.
Толпа быстро росла, задние нажимали. Лейтенант Филиппс спросил разрешения у Кука поставить своих людей с мушкетами в линию у берега так, чтобы перед ними была линия огня, и никто не смог подойти сзади. Кук считал это излишним, но все же дал разрешение построить людей. В это время над заливом разнеслось эхо выстрелов. Гавайцы заметно встревожились. Кук уже понял, что привести короля на корабль не удастся. Он поднялся и один пошел к лодке. В этот момент в возбужденную толпу вбежал гавайец и прокричал, что агличане убили высокого вождя, когда тот пытался выйти из бухты на своем каное. Это было объявлением войны. Женщины и дети исчезли. Мужчины надели защитные плетеные маты, в руках их появилиь копья, кинжалы, камни и дубинки. Один из воинов приблизился к Куку и замахнулся на него кинжалом. Кук взвел курок и выстрелил. Пуля малого калибра застряла в защитной накидке воина. Тот триумфально обернулся к соплеменникам показать, что цел и невредим. Теперь даже самые робкие решили напасть на человена, которого они считали богом. По оценке одного из англичан, в то утро на берегу собралось от 22 до 32 тысяч вооруженных гавайцев.
Кук отступил к самой кромке воды. Рядом с ним находился лейтенант Филлипс. Еще один воин с кинжалом напал на Кука. Кук поспешно выстрелил, но промахнулся и убил другого рядом стоявшего гавайца. Ударом приклада Филлипс сбил с ног одного нападавшего и застрелил другого. К этому моменту пехотинцы выстроились в линию на берегу и дали залп по толпе. Экипаж в лодках также открыл огонь. Кук зашел по колено в воду и повернулся, чтобы подозвать лодки и приказать прекратить огонь. В этот момент на его голову обрушился сокрушительный удар деревянной дубинки. Когда он падал, другой воин нанес ему удар кинжалом в спину. Через час после того как он сошел на берег, Кук был мертв.
Филлипс истратил свой последний патрон и, несмотря на рану от кинжала, стоя в воде, шпагой отбивался от наседавших гавайцев. Наконец, он развернулся и поплыл к лодке. Едва его втащили в лодку, Филлипс увидел, как один раненый пехотинец исчез под водой. Он снова прыгнул в воду и помог затащить пехотинца в лодку. Позднее, Дэвид Самвелл писал в рапорте, что пехотинцы выстрелили залпом, побросали мушкеты и побежали. Четверо из девяти погибли от рук гавайцев, остальные поспешно уплыли в лодках. Матросы налегли на весла, чтобы выйти из-под града камней, которыми их осыпали гавайцы. Вот как описывал лейтенант Кинг момент смерти Кука: «Увидев, что Кук упал, гавайцы издали победоносный вопль. Тело его тут же втащили на берег, и окружавшая его толпа, жадно выхватывая кинжал друг у друга, принялась наносить ему множество ран, так как каждый хотел принять участие в его уничтожении».
Матросы на борту Резолюшн видели схватку на берегу и выстрелили два раза из пушки по гавайцам. Спустя короткое время на берегу никого не осталось. Гавайцы также унесли с собой тела погибших. Принявшие на себя командование офицеры решили забрать находившиеся на берегу мачту и паруса Резолюшн, а также вернуть тела Кука и четырех матросов.
Не успели они принять это решение, как по берегу разнеслись звуки выстрелов из мушкетов: гавайцы напали на небольшую команду, охранявшую паруса и мачту. После того как на берег высадилоь подкрепление, было достигнуто перемирие. Паруса, мачта и инструменты были доставлены на борт Резолюшн. Лейтенант Кинг пытался убедить гавайцев вернуть тела павших. Ночью часовые услыхали осторожный звук весел около борта Резолюшн и выстрелили в темноту. Они едва не попали в двух гавайцев, которые попросили разрешения взойти на борт. В руках они несли небольшой сверток, завернутый в тапа (дубленая ткань из коры деревьев). Они торжественно развернули тапа, и при колеблющемся свете фонаря англичане с ужасом разглядели кровавое мясо, которое очевидно было срезано с тела Кука.
Англичане пришли в ужас от такого обращения с телом своего капитана, некоторые стали подозревать в гавайцах каннибалов. И все же, с останками Кука обошлись так, как поступали с телами самых высоких вождей. По традиции, гавайцы отделяли плоть от костей высоко почитаемых людей. Затем кости связывали вместе и тайно хоронили, чтобы никто не смог надругаться над ними. Если покойный был объектом большой привязанности и уважения, то кости могли хранить некоторое время у себя дома. Так как Кук пользовался очень большим уважением, части его тела были поделены между высокими вождями. Его голова досталась королю, а скальп забрал один из вождей. Ужасное обращение было, на самом деле, высочайшей почестью со стороны гавайцев.
В течение следующих нескольких дней англичане жестоко мстили. Официальный журнал экспедиции не упоминает деталей, но кажется, что команда вышла из-под контроля офицеров и погрузилась в оргию кровопролития и уничтожения. Во время одного эпизода 17 февраля неизвестное количество гавайцев было убито, а их поселение сожжено. Убийство гавайцев продолжалось несколько дней. Во время очередной такой вылазки отрезанные головы гавайцев насадили на шлюпочные бушприты. Кинг, которому пришлось заканчивать путевой журнал Кука, и который был болен в то время, позднее извинительно писал: «Если бы я лично мог присутствовать, я бы возможно нашел средства спасти эту крошечную нацию от уничтожения».
Одним из результатов кровопролития явилось то, что напуганные гавайцы решили вернуть дополнительные останки Кука англичанам. Один из вождей, одетый в церемониальный плащ из красных перьев, вернул кисти руки, череп, предплечья и кости ног капитана.
Вечером 21 февраля 1779 года останки капитана Джеймса Кука были зашиты в парусину и после погребальной молитвы, прочтенной капитаном Клерке, опущены в воду залива. Экипаж приспустил британский флаг и дал салют из десяти ружей. Многие из матросов и пехотинцев на палубах обоих кораблей открыто плакали. Гавайцы не наблюдали за церемонией с берега, так как вождь наложил на залив капу (табу). На следующее утро англичане подняли паруса и навсегда покинули острова.
Однако история на этом не закончилась — в мае 1823 года гавайский король Камехамеха II прибыл со своей женой и свитой в Великобританию, где спустя три месяца умер. Незадолго до кончины он передал медикам стрелу с железным наконечником и деревянным оперением. Ничем не примечательную стрелу, если бы уважаемый Камехамех II не сказал бы, что белая кость в середине стрелы является костью белого человека под именем Джеймс Кук.
В 1886 году стрела перебралась из Лондона в Австралию, где и хранилась до недавнего времени. Так она была и забыта всеми, если бы не президент Общества капитана Кука Клифф Тронтон, который решил проверить аутентичность этой стрелы. Многое сразу вызвало у историков сомнения: стрела была не похожа на те, которыми пользовались туземцы Гавайских островов в то время, скорее, она была привезена с места предпоследней стоянки Кука — берегов Америки.
Тогда кость просветили рентгеном, и выяснилось, что она может принадлежать как киту или дельфину, так и человеку. Теперь на очереди был ДНК тест, который должен был определить кому принадлежит эта кость. Правда, эта работа осложнялась тем, что никто из шести детей капитана не обзавелся собственным потомством, и поэтому ученым видимо придется обратиться к родственникам его родной сестры Маргарет. Совсем недавно президент общества капитана Кука Клифф Торнтон объявил, что согласно анализу ДНК стрела никакого отношения к Куку не имеет. Так и умерла эта красивая легенда.
скрытый текст[MORE=читать дальше]Корабли бросили якорь в бухте Ваймеа, недалеко от места, где в океан впадала река с одноименным названием. Вдоль обеих берегов реки тянулись покрытые травой хижины. На берегу собралась большая крикливая толпа гавайцев. Одни утверждали, что паруса — это огромные морские скаты. Другие говорили, что мачты это растущие в океане деревья. Кахуна (гавайский шаман) объявил, что корабли это хейау (алтари) весьма почитаемого бога Лоно. В конце концов правящий вождь решил послать своих представителей на борт. Когда они поднялись на короабль, то чуть не сошли с ума от возбуждения: они приняли английские треуголки офицеров за треугольные головы . Одежда казалась им висячими лоскутами кожи с карманами. Одному из высоких вождей, взошедших на борт, Кук подарил кинжал. Впечатление было настолько сильным, что вождь объявил новое имя своей дочери — Кинжал.
Гавайцы давали, насколько могли, самые лучшие описательные имена странным вещам англичан. Матрос, который поднимал флаг, был назван Ку Цветного Флага, по имени идола одного из алтарей. Человек, куривший трубку, получил имя Лоно Огненного Вулкана. Когда они увидели шкуру быка, гавайцы воообразили, что хаоле (иностранцы) убили легендарную собаку-монстра Ку-Лун, которая пожирала людей. Команде требовались запасы воды, продовольствия и дров, и Кук приказал лейтенанту Джону Вильямсону снарядить экспедицию на берег. Когда лодка подплыла к берегу, несколько гавайцев зашло в воду, чтобы помочь лодке пристать к берегу. Когда один из них схватился за швартовый крюк шлюпки, молодой лейтенант выхватил пистолет и застрелил гавайца. Позднее днем, Кук решил сойти на берег самому. Он ходил посреди гавайцев безоружным. Гавайцы приветсвовали его как самого высокого вождя. Они падали ниц на землю при его приближении и предлагали ему в подарок пищу, циновки и капа (материал из коры деревьев).
Гавайцы возбужденно обсуждали огромное богатство иностранцев. Некоторые были не прочь прихватить железные предметы, которые они видели на палубе, но высокий шаман предостерег их не делать этого. Сам он пребывал в неуверенности, отнести иностранцев к богам или к простым смертным. В конце концов он решил устроить простую проверку: предложить чужеземцам женщин. Если англичане согласятся, то они явно не боги, а простые смертные. Англичане, естественно, провалили экзамен, но многие гавайцы еще сомневались.
Толпы доступных женщин расстроили Кука, который знал, что многие из его команды страдали венерическими заболеваниями. Он приказал всем больным оставаться на борту, но эта мера была безуспешной, так как женшин стали доставлять прямо на борт. Мало кто сомневается, что именно команда Кука занесла на Гавайи сифилис и гонорею. Расходная книга корабля «Резолюшн» содержит имена 66-ти матросов из команды в 112, которые получали лечение от венерических болезней во время плавания. Через год после визита Кука болезни распространились по всем островам и стали одной из главных причин резкого сокращения уровня рождаемости коренного населения.
Спустя две недели, отдохнув и пополнив запас продовольствия, корабли ушли на север искать северо-западный проход. После исчезновения англичане были посланы гонцы на другие острова, чтобы сообщить новость о необыкновенных белых людях. Гонцы так описывали чужеземцев: говор их был похож на щебетанье птиц, ноги были прикрыты, а изо рта, как из вулкана, выходил дым. Многие гавайцы верили, что капитан Кук это воплощение всемогушего бога Лоно.
В конце ноября 1778 Кук вернулся на Гавайи. Именно здесь, на Гавайях, цепь несчастливых событий привела к его гибели. Обычно на других островах Кука встречали как главного вождя другого племени. На Гавайях его приняли за бога Лоно. Древние легенды предсказывали, что Лоно вернется на плавучем острове. Оба визита Кука происходили в сезон праздника Лоно.
В течение семи недель Кук исследовал побережье островов, а затем стал на якорь в бухте Кеалакекуа самого большого острова Гавайи. Выбор этой бухты еще больше убедил Гавайцев в том, что Кук это воплощение бога Лоно, — по преданию, именно здесь Лоно видели в последний раз. Сотни гавайцев ринулись приветстовать возвращение Лоно. Кук записал в своем журнале: «Я никогда не видел в здешних морях такого количества людей, собравшихся в одном месте; кроме множества каное, весь берег был покрыт людьми, а сотни их плавали вокруг корабля как стаи рыб».
Гавайцы осыпали англичан всевозможными дарами, на борту постоянно находилось множество женщин. Дэвид Самвелл, судовой врач, сделал такую запись в своем дневнике: «Мы живем в величайшей роскоши, а что касается количества и выбора женщин, то среди нас едва ли найдется такой, кто не сможет состязаться с самим турецким султаном». За свои услуги женщины получали в подарок кусочки железа, ножницы, бусы и зеркала. Через некоторое время на борту появился Каланиопуу, правитель острова Гавайи. Он щедро снабдил Кука запасами еды и всевозможными подарками. Каждый день сотни гавайцев забирались на борт обоих судов. Иногда их набиралось так много, что было невозможно работать. Время от времени аборигены крали металлические предметы. На эти мелкие, хотя и досадные кражи не обращали внимания.
По мере того как суда производили ремонт и пополняли запасы продовольствия, некоторые гавайцы все больше укреплялись во мнении, что англичане были не боги, а простые смертные. Так как чужестранцы обильно загружали суда продовольствием, гавайцы предполагали, что те покинули свою страну из-за голода. Они вежливо намекали морякам, что пора и честь знать, и что они смогут посетить острова во время следующего урожая, когда снова будет много еды. Многих насторожил рассказ женщины, чаcто посещавшей корабли. Когда она лежала с матросом, ее ногти вонзились ему в спину так, что он закричал от боли. Гавайцы верили, что боги не ложатся со смертными женщинами, и тем более, не знают боли. Возможно, Кук и был богом, но уж его люди, точно, не были божественного происхождения.
4 февраля 1779 года, через четыре недели после вхождения кораблей в залив Кеалакекуа, Кук приказал поднять якорь. Гавайцы с удовлетворением наблюдали за уходом англичан. Однако в первую же ночь корабли попали в шторм и передняя мачта «Резолюшн» дала трещину. Нужно было возвращаться. Кук знал тольку одну удобную бухту неподалеку — Кеалакекуа. Он потратил семь недель для того, чтобы ее найти, и теперь у него не было выбора, как только идти назад в ту же бухту.
Когда корабли вошли в знакомую бухту, ее берега были безлюдны. Посланная на берег шлюпка вернулась с известием, что король Каланиопуу наложил табу на всю бухту. Такие табу были обычным явлением на Гавайях. Обычно после того, как землю и ее ресурсы изрядно использовали, вожди запрещали туда вход на время, чтобы дать возможность восстановиться морским и земельным ресурсам.
Англичане чувствовали нараставшую тревогу, но им было необходимо отремонтировать мачту. На следующий день залив посетил король и дружелюбно приветствовал англичан, но настроение гавайцев уже каким-то образом поменялось. Первоначальная теплота отношений понемногу растаяла. В одном случае дело чуть не дошло до стычки, когда вожди приказали гавайцам не помогать команде, сошедшей на берег за водой. Шестерым матросам, охранявшим работы на берегу, было приказано зарядить ружья пулями вместо дроби. Кук и его доверенный офицер Джеймс Кинг высадились на берег, чтобы уладить спор из-за воды между командой и островитянами. Едва они успели решить спорный вопрос, как услыхали звук мушкетного огня по направлению корабля Дискавери. От корабля в сторону берега неслось каное. Сидящие в нем гавайцы яростно гребли веслами. Очевидно, они что-то украли и пытались скрыться. Кук, Кинг и один матрос побежали наперерез по берегу через камни и песок в надежде перехватить воров, но опоздали, и потому бросились вдогонку вглубь острова. Они продолжали преследование на протяжении трех миль пока не осознали, что гавайцы, у которых они спрашивали направление, намеренно заблуждали их. Когда они, усталые и взъерошенные, вернулись на берег, то узнали, что боцман Дискавери решил сойти на берег и захватить каное воров. Как оказалось, каное принадлежало другу англичан вождю Палеа. Когда Палеа потребовал свое каное назад, возникла перепалка, во время которой вождя ударили веслом по голове. Гавайцы бросились на англичан, и те были вынуждены укрыться среди камней на берегу. К счастью, Палеа восстановил порядок, и соперники предположительно расстались как друзья.
На рассвете следующего дня англичане обнаружили, что шлюпка, привязанная к бую в дюжине ярдов от Дискавери, исчезла. Гавайцам удалось украсть ее прямо из-под носа вахтенного матроса. В шесть часов капитан Чарльз Клерк, который командовал Дискавери, отправился на Резолюшн, чтобы доложить о случившемся. Кук был вне себя от ярости. Эта шлюпка была лучшей из тех, которые были на борту. Он приказал блокировать бухту так, чтобы ни одно каное не могло из нее выйти. Кук зашел в свою каюту, взял двустволку и приказал снарядить шестивесельную шлюпку, чтобы отвезти его в деревню Каавалоа на северной оконечности бухты. Вместе с ним отправились лейтенант Филлипс и девять морских пехотинцев.
Задачей Кука было встретиться с королем Каланиопуу. Он собирался использовать план, который никогда не подводил его при подобных обстоятельствах в других частях океана: он пригласит Каланиопуу на борт и будет удерживать его там до тех пор, пока его подданные не вернут лодку.
В семь часов утра Джеймс Кук и его морские пехотинцы спрыгнули со шлюпок в воду прибоя и по черным базальтовым пластам лавы, сходившим в океан, выбрались на берег. Две шлюпки остались ждать у берега. Кук считал себя другом гавайцев, которому, равно как и гавайцам, было нечего опасаться. Дом Каланиопуу стоял примерно в тридцати ярдах от берега. Король как раз просыпался, когда Филлипс заглянул в дверь королевского дома. Вошел Кук, сел рядом со стареющим королем и заговорил о пропаже. Как оказалось, король ничего не знал о лодке, но Кук все равно решил привести свой план в исполнение и пригласил короля провести день на борту корабля. Каланиопуу с удовольствием согласился. Пока Каланиопуу и Кук разговаривали, около королевского дома собралась довольно большая толпа. Через некоторое время оба вышли из дома и направились сквозь толпу к берегу. Однако жены короля и некоторые из вождей не хотели, чтобы стареющий король шел на корабль и всячески пытались его остановить. Жены громко плакали и умоляли его не ходить. В конце концов, им удалось усадить короля на землю у самой кромки воды.
Толпа быстро росла, задние нажимали. Лейтенант Филиппс спросил разрешения у Кука поставить своих людей с мушкетами в линию у берега так, чтобы перед ними была линия огня, и никто не смог подойти сзади. Кук считал это излишним, но все же дал разрешение построить людей. В это время над заливом разнеслось эхо выстрелов. Гавайцы заметно встревожились. Кук уже понял, что привести короля на корабль не удастся. Он поднялся и один пошел к лодке. В этот момент в возбужденную толпу вбежал гавайец и прокричал, что агличане убили высокого вождя, когда тот пытался выйти из бухты на своем каное. Это было объявлением войны. Женщины и дети исчезли. Мужчины надели защитные плетеные маты, в руках их появилиь копья, кинжалы, камни и дубинки. Один из воинов приблизился к Куку и замахнулся на него кинжалом. Кук взвел курок и выстрелил. Пуля малого калибра застряла в защитной накидке воина. Тот триумфально обернулся к соплеменникам показать, что цел и невредим. Теперь даже самые робкие решили напасть на человена, которого они считали богом. По оценке одного из англичан, в то утро на берегу собралось от 22 до 32 тысяч вооруженных гавайцев.
Кук отступил к самой кромке воды. Рядом с ним находился лейтенант Филлипс. Еще один воин с кинжалом напал на Кука. Кук поспешно выстрелил, но промахнулся и убил другого рядом стоявшего гавайца. Ударом приклада Филлипс сбил с ног одного нападавшего и застрелил другого. К этому моменту пехотинцы выстроились в линию на берегу и дали залп по толпе. Экипаж в лодках также открыл огонь. Кук зашел по колено в воду и повернулся, чтобы подозвать лодки и приказать прекратить огонь. В этот момент на его голову обрушился сокрушительный удар деревянной дубинки. Когда он падал, другой воин нанес ему удар кинжалом в спину. Через час после того как он сошел на берег, Кук был мертв.
Филлипс истратил свой последний патрон и, несмотря на рану от кинжала, стоя в воде, шпагой отбивался от наседавших гавайцев. Наконец, он развернулся и поплыл к лодке. Едва его втащили в лодку, Филлипс увидел, как один раненый пехотинец исчез под водой. Он снова прыгнул в воду и помог затащить пехотинца в лодку. Позднее, Дэвид Самвелл писал в рапорте, что пехотинцы выстрелили залпом, побросали мушкеты и побежали. Четверо из девяти погибли от рук гавайцев, остальные поспешно уплыли в лодках. Матросы налегли на весла, чтобы выйти из-под града камней, которыми их осыпали гавайцы. Вот как описывал лейтенант Кинг момент смерти Кука: «Увидев, что Кук упал, гавайцы издали победоносный вопль. Тело его тут же втащили на берег, и окружавшая его толпа, жадно выхватывая кинжал друг у друга, принялась наносить ему множество ран, так как каждый хотел принять участие в его уничтожении».
Матросы на борту Резолюшн видели схватку на берегу и выстрелили два раза из пушки по гавайцам. Спустя короткое время на берегу никого не осталось. Гавайцы также унесли с собой тела погибших. Принявшие на себя командование офицеры решили забрать находившиеся на берегу мачту и паруса Резолюшн, а также вернуть тела Кука и четырех матросов.
Не успели они принять это решение, как по берегу разнеслись звуки выстрелов из мушкетов: гавайцы напали на небольшую команду, охранявшую паруса и мачту. После того как на берег высадилоь подкрепление, было достигнуто перемирие. Паруса, мачта и инструменты были доставлены на борт Резолюшн. Лейтенант Кинг пытался убедить гавайцев вернуть тела павших. Ночью часовые услыхали осторожный звук весел около борта Резолюшн и выстрелили в темноту. Они едва не попали в двух гавайцев, которые попросили разрешения взойти на борт. В руках они несли небольшой сверток, завернутый в тапа (дубленая ткань из коры деревьев). Они торжественно развернули тапа, и при колеблющемся свете фонаря англичане с ужасом разглядели кровавое мясо, которое очевидно было срезано с тела Кука.
Англичане пришли в ужас от такого обращения с телом своего капитана, некоторые стали подозревать в гавайцах каннибалов. И все же, с останками Кука обошлись так, как поступали с телами самых высоких вождей. По традиции, гавайцы отделяли плоть от костей высоко почитаемых людей. Затем кости связывали вместе и тайно хоронили, чтобы никто не смог надругаться над ними. Если покойный был объектом большой привязанности и уважения, то кости могли хранить некоторое время у себя дома. Так как Кук пользовался очень большим уважением, части его тела были поделены между высокими вождями. Его голова досталась королю, а скальп забрал один из вождей. Ужасное обращение было, на самом деле, высочайшей почестью со стороны гавайцев.
В течение следующих нескольких дней англичане жестоко мстили. Официальный журнал экспедиции не упоминает деталей, но кажется, что команда вышла из-под контроля офицеров и погрузилась в оргию кровопролития и уничтожения. Во время одного эпизода 17 февраля неизвестное количество гавайцев было убито, а их поселение сожжено. Убийство гавайцев продолжалось несколько дней. Во время очередной такой вылазки отрезанные головы гавайцев насадили на шлюпочные бушприты. Кинг, которому пришлось заканчивать путевой журнал Кука, и который был болен в то время, позднее извинительно писал: «Если бы я лично мог присутствовать, я бы возможно нашел средства спасти эту крошечную нацию от уничтожения».
Одним из результатов кровопролития явилось то, что напуганные гавайцы решили вернуть дополнительные останки Кука англичанам. Один из вождей, одетый в церемониальный плащ из красных перьев, вернул кисти руки, череп, предплечья и кости ног капитана.
Вечером 21 февраля 1779 года останки капитана Джеймса Кука были зашиты в парусину и после погребальной молитвы, прочтенной капитаном Клерке, опущены в воду залива. Экипаж приспустил британский флаг и дал салют из десяти ружей. Многие из матросов и пехотинцев на палубах обоих кораблей открыто плакали. Гавайцы не наблюдали за церемонией с берега, так как вождь наложил на залив капу (табу). На следующее утро англичане подняли паруса и навсегда покинули острова.
Однако история на этом не закончилась — в мае 1823 года гавайский король Камехамеха II прибыл со своей женой и свитой в Великобританию, где спустя три месяца умер. Незадолго до кончины он передал медикам стрелу с железным наконечником и деревянным оперением. Ничем не примечательную стрелу, если бы уважаемый Камехамех II не сказал бы, что белая кость в середине стрелы является костью белого человека под именем Джеймс Кук.
В 1886 году стрела перебралась из Лондона в Австралию, где и хранилась до недавнего времени. Так она была и забыта всеми, если бы не президент Общества капитана Кука Клифф Тронтон, который решил проверить аутентичность этой стрелы. Многое сразу вызвало у историков сомнения: стрела была не похожа на те, которыми пользовались туземцы Гавайских островов в то время, скорее, она была привезена с места предпоследней стоянки Кука — берегов Америки.
Тогда кость просветили рентгеном, и выяснилось, что она может принадлежать как киту или дельфину, так и человеку. Теперь на очереди был ДНК тест, который должен был определить кому принадлежит эта кость. Правда, эта работа осложнялась тем, что никто из шести детей капитана не обзавелся собственным потомством, и поэтому ученым видимо придется обратиться к родственникам его родной сестры Маргарет. Совсем недавно президент общества капитана Кука Клифф Торнтон объявил, что согласно анализу ДНК стрела никакого отношения к Куку не имеет. Так и умерла эта красивая легенда.
Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru
[/MORE]
Шано, блог «Лондон и вокруг него»
* * *
Оригинал взят у в post
Морские песни шанти
(sea shanties)
Слово "шанти" происходит, видимо, от французского "chanter" - петь.
В оригинале шанти пелись с сильным ударением на слове или слоге во время того, как моряки исполняли свою работу. Для определенных операций на море сформировались шанти определенного ритма, например - для поднятия якоря (что делалось путем хождения вокруг якорного ворота - кабестана), травления или выбирания канатов и т.д. Большая часть песен предполагала солиста-запевалу и ответ хором. Запевала пел куплет, а остальные подхватывали припев. Слова припева обычно совпадали с рывком или толчком. Шанти служили для отвлечения внимания и для синхронизации работы. Также в них моряки могли выразить свое мнение по тому или иному поводу в той форме, которая не повлечет наказания со стороны начальства.
Золотой век шанти – время парусных кораблей.
Заслушать песенку: (от Шано: эта вставка не перенеслась, но на странице, откуда тест взят, она работает. И в комментариях к этому посту можно найти ссылки на другие исполнения)
Виды шанти:
скрытый текст[MORE=читать дальше]
Кэпстэн шанти: кабестан (capstan) - похожий на гриб предмет с отверстиями в верхней части. Моряки вставляли брусья в отверстия и вращали кабестан, шагая вокруг него, чтобы поднять якорь. Такие шанти обычно имеют ровный четкий ритм и повествовательный текст, потому что поднятие якоря могло длиться очень долго(иногда несколько часов). Ударения на слова совпадали с шагами по палубе. Отсюда пошла поговорка:"stamp and go chanties", то есть «ритмично идти и петь шанти».
Халлиард шанти: такие шанти пелись на поднятие или спуск парусов. Паруса, висящие на деревянных поперечных перекладинах (реях) назывались yard. Состоящие из дерева и ткани, паруса могли весить от 1000 до 2500 фунтов. Чтобы корабль мог выйти в море, кому-то из экипажа необходимо было взобраться по такелажу наверх и освободить паруса. На палубе команда держала веревку, называющуюся фал (halyard, от haul + yard, поднимать + парус).Во время куплета команда отдыхала, и тянула во время припева. В зависимости от веса паруса команда могла делать от одного (при тяжелой работе) до трех (при более легкой) рывков на припев.
Шанти короткого рывка: Очень трудные задания подразумевали, что команда должна делать меньше рывков. Такие шанти пелись при исполнении таких заданий, как подборка парусов или установка топа мачты.
Брашпильные и помповые шанти: брашпиль тоже применяется для подъема якоря. Моряки должны были качать рукоятки брашпиля вниз и вверх, заставляя тем самым барабан брашпиля вращаться и наматывать якорную цепь. Помпы применялись в самой нижней части корабля - трюме, чтобы откачивать оттуда воду. Деревянные корабли текли, но воду можно было успеть откачать. Существовало несколько типов помп, благодаря чему существуют шанти различного ритма.
Церемониальные шанти или баковые песни: подобные песни пелись, когда команда отдыхала (что случалось нечасто). В них обычно рассказывалось об известных битвах, любви или тоске по дому. Церемониальные шанти пелись во время праздников, таких, например, как отдание долга кораблю при пересечении экватора.
Ниже приводится очень красивый очерк о шанти английского поэта и моряка Джона Мэйзфилда. Поскольку я не являюсь специалистом и знатоком терминологии парусного флота 19го века, некоторые слова в тексте оставлены без перевода. Если среди читателей найдутся таковые - их знания и дополнения с радостью принимаются).
Песни моря. Джон Мэйзфилд. 1906
Морские песни, которые в ходу на торговых кораблях, бывают двух видов. Первый – это рабочие песни или шанти, которые поются для облегчения выполнения определенных заданий. Также есть морские баллады или моряцкие народные песни, которые поются в море во время второй полувахты, в порту ночью, после ужина. На суше, где нет таких условий, ничего похожего на эти песни не существует. В море, где в них всегда есть необходимость, морские песни бывают всех национальностей, но думается, что наиболее часто они встречаются на американских, а реже всего на французских кораблях. Самую красивую шанти, которую я когда либо слышал, пела норвежская команда. Также я слышал две весьма красивых греческих шанти, и, говорят, что у русских есть, по крайней мере, одна, такая же красивая, как и наши. Но в этой статье я ограничусь теми, что поются на борту торговых кораблей этих (Британских) островов.
Слово шанти применяется к таким песням и куплетам, под которые моряк работает в разных случаях, во время тяжелой нагрузки или торжественных мероприятий. Существует несколько видов шанти для отдельных видов морских работ. Существуют якорные или кэпстэн шанти, которые поют, когда руки толкают брус кабестана, выбирая якорь или при верповке, или при подъеме тяжелых парусов. Существуют халлиард (фаловые) – шанти, которые поются при подъеме топселя или брам-стеньги с помощью механизма или силы рук. Есть парусные, галсовые и булинь-шанти, которые поют, когда поднимают паруса на корме (sheets are being hauled aft), или лавируют (tacks boarded), или булинь натягивается (bowlines tautened). Существуют помповые шанти, которые сейчас, к счастью, редко доводится слышать, потому что металлические корабли не текут. Есть бегущий куплет, который поётся в тех редких случаях, когда команда бежит вдоль по палубе с канатом в руках at which they are hauling. И, наконец, существует фоксл грэйс (Fo'c's'le Grace - молитва носового кубрика) или Благодарение Головы Пирса (Pier Head Thanksgiving), которое поют над солониной за обедом.
Из этих пяти разновидностей чаще всего можно услышать якорные, халлиард и парусные шанти, состоящие из соло партии, которую поёт запевала, и припева, который поют остальные члены вахты. Пятый вид - бегущий куплет, поётся всеми сразу, но, несомненно, что раньше он также делился на сольную и хоровую части. Последняя разновидность (Fo'c's'le Grace) поется «первосвященником кубрика» - каким-нибудь старым моряком, которому не по душе корабельная еда. Все остальные присоединяются в конце, провозглашая «Аминь». При пении помповых шанти используются слова из халлиард шанти, и также присутствует разделение на соло и хор.
Якорные или кэпстэн шанти – наиболее красивый вид шанти из всех что есть. Обычно песня начинается с одной строчки, которую поёт солист или шантимэн, и продолжается коротким припевом. Команда, крутящая кабестан, подхватывает припев до того, как солист прекратил петь свою строку. Прежде, чем кончится припев, солист начинает свою строчку. Так как каждая сольная строка повторяется,по крайней мере, дважды, то присутствует место для импровизации. Когда сольная часть пропета, то снова вступает команда с припевом,более длинным и динамичным, в конце которого опять вступает солист. Таким образом, получается, что в песне есть сольная строчка, потом короткий припев, повторение соло и более длинный припев. Солист - неизменно человек, авторитетный в команде. Начальник вахты, если он музыкален и имеет хороший голос, может иногда начать шанти, но все-таки чаще шантимэн – это один из опытных моряков, сильный человек, лидер полубака. Если молодой или слабый моряк осмелится запеть песню, то часто остальные отказываются её подхватить, пока авторитетный голос не заставит юнца замолчать.
Моряки редко работают за кабестаном, разве что если входят в порт или уходят из порта, или если случается работа большей, чем обычно, сложности. В море, после плохой погоды, когда ярко светит солнце, быстро бегут облака и набегающее зеленое море сверкает, вдруг оказывается, что топсель вдруг стал слишком для моряков тяжел. Паруса висят на реях, полощутся и хлопают, снасти колышутся и стукают, зеленое море вздымается и бежит, as the watch tallies оn to the halliards. Палуба мокра и скользка, а водяная пыль, словно белый огонь, всё летит над поручнями. Лебедки отпущены (the turns are cast off) и руки начинают раскачиваться на канате.
«Ну, толкай его, ребята!»- кричит начальник вахты или боцман,
«Оу, Джю», «Ну, подымем-ка!», - однако парус не сдвигается с места, - наверное, лед намерз в блоках, или люди слишком устали. Фалы заводятся на палубный кабестан и вставляются брусья. Один из моряков хватает конец фала и готовится выбирать слабину.
«Поднимаем!»,- кричит начальник.
«Поднимаем. Поднимаем и стопорим».
Команда с усердием тянет. Маленькие железные собачки, специальные стопоры, которые не дают кабестану вращаться назад, начинают щелкать и грохотать, проходя зубцы шестерни. Канат скрипит и стонет от напряжения, парус на рее начинает медленно ползти вверх по мачте.
«Ну-ка начните песню кто-нибудь», - говорит начальник, «тянете, как немые».
Тогда кто-то из тянущих заводит кэпстэн шанти, а остальные подхватывают. Работа идет веселее, парус взлетает к верхушке мачты за несколько минут,и вахта уже жалеет, что брусья вынуты из кабестана.
Есть много кэпстэн шанти, и многие из них очень красивы. Текст их обычно бессмысленный или хуже. С точки зрения литературного достоинства кому–то они могут вовсе не понравиться. Но мелодия их часто очень красива. Одна из самых лучших и популярных кэпстэн шанти называется «Севастополь». Слова ее, по сравнению с другими, еще ничего. Мелодия задорна и энергична. Поётся она немного быстрее, чем большинство кэпстэн шанти.
Еще одна красивая кэпстэн шанти - "The Maid of Amsterdam". Текст, который поет запевала, вряд ли стоит цитировать. Мелодия этой шанти очень хороша, но мне говорили, что она явно более позднего происхождения, чем слова.
Никакие другие шанти не поются с таким воодушевлением и охотой, как те, под которые команда выбирает якорь, уходя из порта домой. Когда люки все задраены и закрыты просмоленной парусиной, когда паруса туги и полощется поднятый флаг пароходства, вымпел, как алый поток реет за кормой… - тогда моряки поют лучше всего. Во многих портах принято отдавать песней салют кораблю, который уходит домой.Каждый корабль, стоящий в порту, посылает одного или двух человек, которые помогают уходящему кораблю сняться с якоря и поставить паруса. Когда якорь занимает свое место, каждый корабль по очереди салютует снявшемуся с якоря чем-то вроде морского прощания и пожелания God-speed, хорошей (Божественной) скорости. Уходящий корабль отвечает одиночным салютом каждому салютующему. Очень хорошо в такой момент стоять у кабестана, впереди бака и быть одним из поющих. Звук салюта летит над водой. Вид стольких корабельных команд, стоящих вдоль ограждения, кричащих и машущих шапками бодрит и радует. Если в такое время one is aloft, loosing the casting sails,можно заметить странную вещь. Все басовые голоса, кажется, собрались за одним брусом кабестана, и остальные голоса тоже группируются так же; эффект от этого, когда моряки идут вокруг кабестана, очень интересный. Помню один барк, уходивший домой из одного из западных портов. Я был на борту, что-то делал, не помню что, прямо под передними парусами, и эффект этих отдельных голосов, отчетливо раздававшихся рядом и уплывавших, сменяющихся и угасающих странно завораживал. Завораживал их размеренный ритм, и завораживала мелодия. Как будто смотришь на прекрасный танец, в котором танцоры поют во время своего медленного движения.Песня, которую пели моряки, была старой известной печальной шанти "Rio Grande". Певшаяся солнечным утром, под холмами под звук прибоя и салютующих моряков, эта грустная баллада, казалось, приобретала величественность высокой поэзии. Ее вспоминали, как исключительно прекрасное произведение, приобщиться к которому – большая честь и удача.
Халлиард шанти, как и кэпстэн шанти, все имеют повторяющуюся соло часть, за которой идет припев. В кэпстэн шанти второй припев обычно длиннее, чем первый. В халлиард шанти оба припева одинаковой длины. Эти шанти можно услышать гораздо чаще, чем какие-либо другие, потому что работа, для которой они подходят, случается весьма часто. Есть пословица, в которой говорится, что "одна песня может заменить десятерых человек". Странно, как это песня может давать такой впечатляющий результат, но никто из тех, кто когда-нибудь был в море, не может отрицать, что она вдохновляет и помогает делать такую работу, которая, казалось бы, за пределами человеческих сил. День за днем, в холоде Мыса Горн, на мокрой палубе, посреди вздымающегося к мрачному небу моря уставшие люди собираются у фалов, чтобы поднять паруса после шторма. Натягиваются заледеневшие веревки, паруса хлопают наверху, и под стук рей и полоскание парусов начинается монотонное пение. Команда тяжело подается назад, но рею как будто заело и бейфут не идет вверх ни на дюйм. Потом какой-то старик, в сверкающей от воды робе, жуя табак, начинает выкрикивать свою бессмыслицу:
"A long, long time, and a long time ago."
Скорее всего, что его первый выкрик никто не подхватит, и он его повторит. Потом команда включится с припевом. …Как будто новая жизнь вливается в них. Каждый вкладывает новую силу в свой рывок. Большая желтая рея с парусом на ней ползет, стукаясь, вверх по мачте. Воистину, в каждого моряка как будто проник дух песни.
И т.д.
Моряки делают рывок на те слова припева, что выделены курсивом.
Примерно 10 лет назад это был самый популярный вид шанти, но мода меняется и, скорее всего, они уже уступили место другим. В моряцком репертуаре много шанти, которые услышишь не часто. Люди устают от старых слов и музыки и работают под них уже с неохотой. Хорошо известная "Whisky, Johnny," от частого употребления всем надоела. Старые песни уходят, а на их место приходят новые, или так тоже может быть, старые песни снова приобретают популярность. Я знал голландского моряка, который проводил свое свободное время, сочиняя шанти. Одна, наполовину законченная, была предметом его особой гордости. С тех пор, как я его знал, он, может быть, ее довел до ума и это может быть всем теперь известная "From Callao to Rio, by the west." Это не в полном смысле шанти, но очень интересная мелодия. Вот она:
"Whisky, Johnny," – одна из самых известных шанти и заслуживает упоминания в этой статье. Впервые я услышал ее в Бристольском Канале, недалеко от Булл Пойнта, неподалеку мигал маяк Shutter Light. Я брёл по шкафуту, ужасно мучаясь от морской болезни, неся приказ напарнику. Он с другими ставил передний топсель, и один очень пьяный моряк солировал.
В песне поется о достоинствах виски и его воздействии на поющего и его родственников. Затем в песне рассказывается про рыбака, трех живых лобстеров и леди, но слова вряд ли стоит здесь приводить, есть еще другие причины, по которым их не стоит печатать. Еще одна отличная халлиард шанти, популярная среди моряков - "Blow, Bullies, Blow." Хороший шантимен, когда поет эту песню, часто ухитряется сострить в адрес офицеров корабля, языком настолько прямым, насколько возможно. Если того или кого-то из команды не любят, то куплет поется с большим удовольствием so that it may reach aft, amid the jeers of the singers.
Все вышеупомянутые шанти поются в быстром темпе, так что работа может быть сделана быстро. Существует, однако, одна меланхоличная песня, которая никогда не поется в торжественные моменты, темп которой медленный. Я слышал ее один раз у Мыса Горн, мрачным утром,когда промокшая вахта поднимала грот-марсель. Уже неделю дул сильный ветер, но,
в конце концов, он прекратился, и мы ставили паруса. По морю шли тяжелые волны. Было так холодно, что в воде, попадавшей на палубу, была ледяная каша. Это был типичный день у Мыса Горн, угрюмый и мрачный. Вот в этих условиях я впервые и услышал эту песню. Мне всегда казалось, что она хорошо передает, в своей меланхолической, нервной мелодии серое море, с его мрачными птицами, ветром в снастях и уставшими моряками, тянущими фал.
Парусные, галсовые и булинь шанти вероятно, можно услышать гораздо реже, чем два вышеупомянутых вида. Обычно это небыстрые песни, не отличающиеся большой красотой. Самая известная песня этого типа - очень старая. Ее можно было услышать на кораблях в Дувре еще во время царствования Генриха VIIIго. И она может быть еще несколькими веками старше.
Еще одна замечательная песня этого вида такова, она поется на мелодию немного плоскую, но возможно такую же древнюю.
Бегущий куплет услышишь не так уж и часто, потому что на парусные корабли набирается такой экипаж, что трудно ожидать, что работы на нем будут делаться быстро. Этот куплет поется иногда, когда корабль в хорошую погоду меняет галс. Команда собирается на главной палубе, и бегин-брасы поют его, в то время как рея раскачивается под выкрики "Crossjack yard," и "Main topsail haul." Реи летят вверх и с грохотом заходят на место в lee shrouds. Команда бежит с брасом и поет на бегу:
Есть и еще куплеты в этой песне, но работа обычно выполняется так быстро, что для них не хватает времени.
Есть еще одна разновидность бегущего куплета, которую поют, когда быстро тянут, например, когда вытягивают перлинь. Она не такая бодрящая по сравнению с "What shall we do?", но так же весела и жива.
A handy ship and a handy crew,
Handy, my boys, so handy;
A handy skipper and second mate too,
Oh handy, my boys, away, Oh.
Остальное, если есть желание, может быть досочинено поющим, потому что даже самый неграмотный может придумать рифму к слову handy. Вторая и четвертая строчки остаются неизменными на протяжении всей песни. Я никогда не слышал помповых шанти, хотя провел от недели до 10 дней моей жизни, от 170 до 240 часов, откачивая воду из текущего деревянного корабля. Мне говорили, что обыкновенная помповая шанти – это халлиард шанти "Leave her, Johnny, leave her," одна из самых отличных шанти вообще:
Благословение Головы Пирса в наши дни почти не услышишь, может быть потому, что на наши корабли набирают в основном скандинавов. Его можно услышать на борту американских кораблей, но редко, потому что американцы питаются на борту лучше, чем англичане,и соответственно, имеют меньше причин жаловаться на еду. Я слышал, как один английский моряк повторял следующую версию, кланяясь над тарелкой с солониной.
Песни, поющиеся на моряцких концертах или sing-songs, потеряли большую часть своей своеобразности. Старые морские песни, именно морские, по большей части уступили место экзотической механической музыке из мюзик-холлов. Старые песни еще можно услышать, но они вымирают, потому что моряки растеряли свою индивидуальность. Английские моряки ходят в основном на паровых судах, на короткие расстояния. Они уже не отрезаны от своих соотечественников на многие месяцы. Их искусство все больше и больше становится таким же, как и на суше. Теперь уже мало различий между их складом ума и складом ума обыкновенного среднестатистического сухопутного жителя.
Музыка – это одно из развлечений моряков в море. На второй полувахте, в солнечных широтах, после ужина, когда уже сделаны все работы по палубе, моряки устраивают концерт. Иногда они собираются на баке, но чаще всего они рассаживаются перед носовыми снастями, на переднем люке, чтобы «спеть свои песни тоски по дому». Их репертуар ограничен, но они никогда не устают, от того, что знают. Они предпочитают песни с припевом, такие, чтобы все могли поучаствовать. Если в песне припева нет, то, как правило, повторяется сольная часть. Они начинают петь в вечерней тишине, и матросы, берущие рифы тоже начинают свой концерт, и внештатники в рубке тоже что-то поют,и может быть даже помощник капитана выйдет из своей душной каюты, сядет на люк и начнет бренчать на банджо под звездами. Я ходил на корабле, где помощник капитана обладал слухом и хорошо пел. Он играл на концертине каждый вечер и пел патриотические песни высоким приятным голосом. Одна из его песен имела припев:
Under the good old flag,
Under the good old flag,
While fighting for England, he met his death
Under the good old flag.
Моряки бросали свои концерты и сходились как можно ближе к корме, к запасному дереву на шкафуте, туда, где они могли его услышать.Боцман и его помощники приходили из кормовой рубки, и матросы бросали палубу, где занимались приготовлением еды; в конце концов,вся корабельная команда сходилась слушать поющего. Иной раз это напоминало Орфея и зверей.
Из песен, что я слышал на этих концертах, очень немногие были красивы. Иногда пелась "Spanish Ladies" - старинная флотская баллада, и эта старая песня определенно была лучшей из всех, что я слышал. Есть несколько версий этой баллады. Те, что мне известны,более-менее близки к версии, которую приводит Капитан Марьятт в романе «Бедный Джек».
Когда я был в Вестпорте, в экипаже одного из кораблей, стоящих на якоре, образовалась группа, они играли по ночам, на полубаке. У них был барабан, сделанный из пустого бочонка для муки, с парусиной натянутой с обеих сторон. Также у них были несколько треугольников, сделанных из инструментов для сращивания канатов. Несколько человек играли на мисках или кружках. У некоторых были варганы или аккордеоны. У одного была скрипка. Также у них был обычный мелодеон, который они купили в складчину за свои гроши. Ночь за ночью, когда в темноте рев тихоокеанского прибоя делался более осязаемым, экипаж собирался под звездами играть музыку. Одной из их наиболее популярных произведений была сентиментальная песенка, на грустный мотив. В ней не было припева, в полном смысле этого слова, но экипаж повторял каждую строфу за запевалой. Общий эффект был неожиданно красивым; когда команда пела, музыка летела, звеня, над заливом под аккомпанемент прибоя и плеск воды, и обычные слова становились возвышенными, а незатейливая мелодия прекрасной.
Oh, I am a poor girl,
Misfortune I know;
I оnce went a courting
A poor sailor boy.
I courted him early,
By night and by day,
But now, alas, he's transported
And sent far away
Тут торжественно вступала группа с музыкой, и баллада летела над морем, пугая морских котиков и пингвинов. Предпоследняя строчка всегда исполнялась с большим чувством. Была еще одна песня, которую они любили петь. Я слышал ее в разных частях света, и в целом, я думаю, что она доставляла больше удовольствия, чем какая-либо другая. В ней было много куплетов, так как, я подозреваю, каждый, кто ее любил, добавлял свой. Она иногда поется как шанти, особенно на борту кораблей, что идут домой. Я могу привести здесь только небольшой ее фрагмент, потому что, может быть, что многие из тех, кто прочитает ее, отнесутся к ней без особого чувства.
Некоторые из песен, что я привел, теперь кажутся глупыми. Это не те песни,что стоит печатать. Это песни, которые должны петься в определенных условиях, и там, где таких условий нет, они кажутся не к месту. В море, когда их поют во время тихой полувахты или когда тянут канат, это самые прекрасные в мире песни. Их нельзя оторвать от той жизни, никто не может выбросить ни слова из них, не вспомнив о временах, которые ушли или о товарищах, которые давно умерли, и о старых прекрасных кораблях, когда-то таких величественных, которые теперь не более чем старое железо.
переведено по http://www.stormy.ca/marine/shanties_masefield.html
скачать альбом шанти в исполнении The Yarmouth Shantymen можно здесь http://ifolder.ru/5927157
[/MORE]
Статья в вики, кроме того: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%BE%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5_%D0%BF%D0%B5%D1%81%D0%BD%D0%B8_%D1%88%D0%B0%D0%BD%D1%82%D0%B8
(sea shanties)
Слово "шанти" происходит, видимо, от французского "chanter" - петь.
В оригинале шанти пелись с сильным ударением на слове или слоге во время того, как моряки исполняли свою работу. Для определенных операций на море сформировались шанти определенного ритма, например - для поднятия якоря (что делалось путем хождения вокруг якорного ворота - кабестана), травления или выбирания канатов и т.д. Большая часть песен предполагала солиста-запевалу и ответ хором. Запевала пел куплет, а остальные подхватывали припев. Слова припева обычно совпадали с рывком или толчком. Шанти служили для отвлечения внимания и для синхронизации работы. Также в них моряки могли выразить свое мнение по тому или иному поводу в той форме, которая не повлечет наказания со стороны начальства.
Золотой век шанти – время парусных кораблей.
Виды шанти:
скрытый текст[MORE=читать дальше]
Кэпстэн шанти: кабестан (capstan) - похожий на гриб предмет с отверстиями в верхней части. Моряки вставляли брусья в отверстия и вращали кабестан, шагая вокруг него, чтобы поднять якорь. Такие шанти обычно имеют ровный четкий ритм и повествовательный текст, потому что поднятие якоря могло длиться очень долго(иногда несколько часов). Ударения на слова совпадали с шагами по палубе. Отсюда пошла поговорка:"stamp and go chanties", то есть «ритмично идти и петь шанти». Халлиард шанти: такие шанти пелись на поднятие или спуск парусов. Паруса, висящие на деревянных поперечных перекладинах (реях) назывались yard. Состоящие из дерева и ткани, паруса могли весить от 1000 до 2500 фунтов. Чтобы корабль мог выйти в море, кому-то из экипажа необходимо было взобраться по такелажу наверх и освободить паруса. На палубе команда держала веревку, называющуюся фал (halyard, от haul + yard, поднимать + парус).Во время куплета команда отдыхала, и тянула во время припева. В зависимости от веса паруса команда могла делать от одного (при тяжелой работе) до трех (при более легкой) рывков на припев. Шанти короткого рывка: Очень трудные задания подразумевали, что команда должна делать меньше рывков. Такие шанти пелись при исполнении таких заданий, как подборка парусов или установка топа мачты.
Брашпильные и помповые шанти: брашпиль тоже применяется для подъема якоря. Моряки должны были качать рукоятки брашпиля вниз и вверх, заставляя тем самым барабан брашпиля вращаться и наматывать якорную цепь. Помпы применялись в самой нижней части корабля - трюме, чтобы откачивать оттуда воду. Деревянные корабли текли, но воду можно было успеть откачать. Существовало несколько типов помп, благодаря чему существуют шанти различного ритма.
Церемониальные шанти или баковые песни: подобные песни пелись, когда команда отдыхала (что случалось нечасто). В них обычно рассказывалось об известных битвах, любви или тоске по дому. Церемониальные шанти пелись во время праздников, таких, например, как отдание долга кораблю при пересечении экватора.
Ниже приводится очень красивый очерк о шанти английского поэта и моряка Джона Мэйзфилда. Поскольку я не являюсь специалистом и знатоком терминологии парусного флота 19го века, некоторые слова в тексте оставлены без перевода. Если среди читателей найдутся таковые - их знания и дополнения с радостью принимаются).
Морские песни, которые в ходу на торговых кораблях, бывают двух видов. Первый – это рабочие песни или шанти, которые поются для облегчения выполнения определенных заданий. Также есть морские баллады или моряцкие народные песни, которые поются в море во время второй полувахты, в порту ночью, после ужина. На суше, где нет таких условий, ничего похожего на эти песни не существует. В море, где в них всегда есть необходимость, морские песни бывают всех национальностей, но думается, что наиболее часто они встречаются на американских, а реже всего на французских кораблях. Самую красивую шанти, которую я когда либо слышал, пела норвежская команда. Также я слышал две весьма красивых греческих шанти, и, говорят, что у русских есть, по крайней мере, одна, такая же красивая, как и наши. Но в этой статье я ограничусь теми, что поются на борту торговых кораблей этих (Британских) островов.Слово шанти применяется к таким песням и куплетам, под которые моряк работает в разных случаях, во время тяжелой нагрузки или торжественных мероприятий. Существует несколько видов шанти для отдельных видов морских работ. Существуют якорные или кэпстэн шанти, которые поют, когда руки толкают брус кабестана, выбирая якорь или при верповке, или при подъеме тяжелых парусов. Существуют халлиард (фаловые) – шанти, которые поются при подъеме топселя или брам-стеньги с помощью механизма или силы рук. Есть парусные, галсовые и булинь-шанти, которые поют, когда поднимают паруса на корме (sheets are being hauled aft), или лавируют (tacks boarded), или булинь натягивается (bowlines tautened). Существуют помповые шанти, которые сейчас, к счастью, редко доводится слышать, потому что металлические корабли не текут. Есть бегущий куплет, который поётся в тех редких случаях, когда команда бежит вдоль по палубе с канатом в руках at which they are hauling. И, наконец, существует фоксл грэйс (Fo'c's'le Grace - молитва носового кубрика) или Благодарение Головы Пирса (Pier Head Thanksgiving), которое поют над солониной за обедом.
Из этих пяти разновидностей чаще всего можно услышать якорные, халлиард и парусные шанти, состоящие из соло партии, которую поёт запевала, и припева, который поют остальные члены вахты. Пятый вид - бегущий куплет, поётся всеми сразу, но, несомненно, что раньше он также делился на сольную и хоровую части. Последняя разновидность (Fo'c's'le Grace) поется «первосвященником кубрика» - каким-нибудь старым моряком, которому не по душе корабельная еда. Все остальные присоединяются в конце, провозглашая «Аминь». При пении помповых шанти используются слова из халлиард шанти, и также присутствует разделение на соло и хор.
Якорные или кэпстэн шанти – наиболее красивый вид шанти из всех что есть. Обычно песня начинается с одной строчки, которую поёт солист или шантимэн, и продолжается коротким припевом. Команда, крутящая кабестан, подхватывает припев до того, как солист прекратил петь свою строку. Прежде, чем кончится припев, солист начинает свою строчку. Так как каждая сольная строка повторяется,по крайней мере, дважды, то присутствует место для импровизации. Когда сольная часть пропета, то снова вступает команда с припевом,более длинным и динамичным, в конце которого опять вступает солист. Таким образом, получается, что в песне есть сольная строчка, потом короткий припев, повторение соло и более длинный припев. Солист - неизменно человек, авторитетный в команде. Начальник вахты, если он музыкален и имеет хороший голос, может иногда начать шанти, но все-таки чаще шантимэн – это один из опытных моряков, сильный человек, лидер полубака. Если молодой или слабый моряк осмелится запеть песню, то часто остальные отказываются её подхватить, пока авторитетный голос не заставит юнца замолчать.
Моряки редко работают за кабестаном, разве что если входят в порт или уходят из порта, или если случается работа большей, чем обычно, сложности. В море, после плохой погоды, когда ярко светит солнце, быстро бегут облака и набегающее зеленое море сверкает, вдруг оказывается, что топсель вдруг стал слишком для моряков тяжел. Паруса висят на реях, полощутся и хлопают, снасти колышутся и стукают, зеленое море вздымается и бежит, as the watch tallies оn to the halliards. Палуба мокра и скользка, а водяная пыль, словно белый огонь, всё летит над поручнями. Лебедки отпущены (the turns are cast off) и руки начинают раскачиваться на канате.«Ну, толкай его, ребята!»- кричит начальник вахты или боцман,
«Оу, Джю», «Ну, подымем-ка!», - однако парус не сдвигается с места, - наверное, лед намерз в блоках, или люди слишком устали. Фалы заводятся на палубный кабестан и вставляются брусья. Один из моряков хватает конец фала и готовится выбирать слабину.
«Поднимаем!»,- кричит начальник.
«Поднимаем. Поднимаем и стопорим».
Команда с усердием тянет. Маленькие железные собачки, специальные стопоры, которые не дают кабестану вращаться назад, начинают щелкать и грохотать, проходя зубцы шестерни. Канат скрипит и стонет от напряжения, парус на рее начинает медленно ползти вверх по мачте.
«Ну-ка начните песню кто-нибудь», - говорит начальник, «тянете, как немые».
Тогда кто-то из тянущих заводит кэпстэн шанти, а остальные подхватывают. Работа идет веселее, парус взлетает к верхушке мачты за несколько минут,и вахта уже жалеет, что брусья вынуты из кабестана.
Есть много кэпстэн шанти, и многие из них очень красивы. Текст их обычно бессмысленный или хуже. С точки зрения литературного достоинства кому–то они могут вовсе не понравиться. Но мелодия их часто очень красива. Одна из самых лучших и популярных кэпстэн шанти называется «Севастополь». Слова ее, по сравнению с другими, еще ничего. Мелодия задорна и энергична. Поётся она немного быстрее, чем большинство кэпстэн шанти.
Шантимэн: The Crimee war is over now.
Моряки: Sebastopol is taken.
Шантимэн: The Crimee war is over now.
Моряки: Sebastopol is taken.
So sing, Cheer, boys, cheer,
Sebastopol is taken:
And sing, Cheer, boys, cheer
Old England gained the day.
Шантимэн: The Rooshans they was put to fly
Моряки: Sebastopol is taken.
Шантимэн: The Rooshans they was put to fly.
Моряки: Sebastopol is taken.
Еще одна красивая кэпстэн шанти - "The Maid of Amsterdam". Текст, который поет запевала, вряд ли стоит цитировать. Мелодия этой шанти очень хороша, но мне говорили, что она явно более позднего происхождения, чем слова.
Шантимэн: In Amsterdam there dwelt a maid.
Моряки: Mark well what I do say.
Шантимэн: In Amsterdam there dwelt a maid,
In Amsterdam there dwelt a maid.
Моряки: And I'll go no more a-roving
With you, fair maid.
A-roving, a-roving,
Since roving's been my ru-i-n,
I'll go no more a-roving
With you, fair maid.
Никакие другие шанти не поются с таким воодушевлением и охотой, как те, под которые команда выбирает якорь, уходя из порта домой. Когда люки все задраены и закрыты просмоленной парусиной, когда паруса туги и полощется поднятый флаг пароходства, вымпел, как алый поток реет за кормой… - тогда моряки поют лучше всего. Во многих портах принято отдавать песней салют кораблю, который уходит домой.Каждый корабль, стоящий в порту, посылает одного или двух человек, которые помогают уходящему кораблю сняться с якоря и поставить паруса. Когда якорь занимает свое место, каждый корабль по очереди салютует снявшемуся с якоря чем-то вроде морского прощания и пожелания God-speed, хорошей (Божественной) скорости. Уходящий корабль отвечает одиночным салютом каждому салютующему. Очень хорошо в такой момент стоять у кабестана, впереди бака и быть одним из поющих. Звук салюта летит над водой. Вид стольких корабельных команд, стоящих вдоль ограждения, кричащих и машущих шапками бодрит и радует. Если в такое время one is aloft, loosing the casting sails,можно заметить странную вещь. Все басовые голоса, кажется, собрались за одним брусом кабестана, и остальные голоса тоже группируются так же; эффект от этого, когда моряки идут вокруг кабестана, очень интересный. Помню один барк, уходивший домой из одного из западных портов. Я был на борту, что-то делал, не помню что, прямо под передними парусами, и эффект этих отдельных голосов, отчетливо раздававшихся рядом и уплывавших, сменяющихся и угасающих странно завораживал. Завораживал их размеренный ритм, и завораживала мелодия. Как будто смотришь на прекрасный танец, в котором танцоры поют во время своего медленного движения.Песня, которую пели моряки, была старой известной печальной шанти "Rio Grande". Певшаяся солнечным утром, под холмами под звук прибоя и салютующих моряков, эта грустная баллада, казалось, приобретала величественность высокой поэзии. Ее вспоминали, как исключительно прекрасное произведение, приобщиться к которому – большая честь и удача.
Шантимэн: Where are you going, my pretty maid?
Моряки: Oh, away to Rio.
Шантимэн: Where are you going, my pretty maid?
Моряки: Oh, we're bound to the Rio Grande
Припев: Oh, away to Rio,
Oh away to Rio;
Oh fare you well, my bonny young girl,
For we're bound to the Rio Grande
Шантимэн: Have you a sweetheart, my pretty maid?
Моряки: Oh, away to Rio.
Шантимэн: Have you a sweetheart, my pretty maid?
Моряки: Oh, we're bound to the Rio Grande Oh, away to Rio, etc.
Халлиард шанти, как и кэпстэн шанти, все имеют повторяющуюся соло часть, за которой идет припев. В кэпстэн шанти второй припев обычно длиннее, чем первый. В халлиард шанти оба припева одинаковой длины. Эти шанти можно услышать гораздо чаще, чем какие-либо другие, потому что работа, для которой они подходят, случается весьма часто. Есть пословица, в которой говорится, что "одна песня может заменить десятерых человек". Странно, как это песня может давать такой впечатляющий результат, но никто из тех, кто когда-нибудь был в море, не может отрицать, что она вдохновляет и помогает делать такую работу, которая, казалось бы, за пределами человеческих сил. День за днем, в холоде Мыса Горн, на мокрой палубе, посреди вздымающегося к мрачному небу моря уставшие люди собираются у фалов, чтобы поднять паруса после шторма. Натягиваются заледеневшие веревки, паруса хлопают наверху, и под стук рей и полоскание парусов начинается монотонное пение. Команда тяжело подается назад, но рею как будто заело и бейфут не идет вверх ни на дюйм. Потом какой-то старик, в сверкающей от воды робе, жуя табак, начинает выкрикивать свою бессмыслицу:"A long, long time, and a long time ago."
Скорее всего, что его первый выкрик никто не подхватит, и он его повторит. Потом команда включится с припевом. …Как будто новая жизнь вливается в них. Каждый вкладывает новую силу в свой рывок. Большая желтая рея с парусом на ней ползет, стукаясь, вверх по мачте. Воистину, в каждого моряка как будто проник дух песни.
Шантимэн A long, long time, and a long time ago.
Моряки To me way hay Oh-hi-o.
Шантимэн: A long, long time, and a long time ago.
Моряки: A long time ago.
Шантимэн: A smart Yankee packet lay out in the bay.
Моряки: To me way hay Oh-hi-o.
Шантимэн: A smart Yankee packet lay out in the bay.
Моряки: A long time ago.
Шантимэн: A-waiting for a fair wind to get under way.
Моряки: To me way hay Oh-hi-o.
Шантимэн: A-waiting for a fair wind to get under way.
Моряки: A long time ago.
Шантимэн: With all her poor sailors all sick and all sore.
Моряки: To me way hay Oh-hi-o.
Шантимэн: With all her poor sailors all sick and all sore.
Моряки: A long time ago.
Шантимэн: For they'd drunk all their whisky, and could get no more.
И т.д.
Моряки делают рывок на те слова припева, что выделены курсивом.
Примерно 10 лет назад это был самый популярный вид шанти, но мода меняется и, скорее всего, они уже уступили место другим. В моряцком репертуаре много шанти, которые услышишь не часто. Люди устают от старых слов и музыки и работают под них уже с неохотой. Хорошо известная "Whisky, Johnny," от частого употребления всем надоела. Старые песни уходят, а на их место приходят новые, или так тоже может быть, старые песни снова приобретают популярность. Я знал голландского моряка, который проводил свое свободное время, сочиняя шанти. Одна, наполовину законченная, была предметом его особой гордости. С тех пор, как я его знал, он, может быть, ее довел до ума и это может быть всем теперь известная "From Callao to Rio, by the west." Это не в полном смысле шанти, но очень интересная мелодия. Вот она:
Шантимэн: Oho, why don't you blow?
Припев A, ha, come roll him over.
Шантимэн: Oho, why don't you blow?
Припев A, ha, come roll him over.
"Whisky, Johnny," – одна из самых известных шанти и заслуживает упоминания в этой статье. Впервые я услышал ее в Бристольском Канале, недалеко от Булл Пойнта, неподалеку мигал маяк Shutter Light. Я брёл по шкафуту, ужасно мучаясь от морской болезни, неся приказ напарнику. Он с другими ставил передний топсель, и один очень пьяный моряк солировал.
Шантимэн: Oh, whisky is the life of man!
Моряки: Whisky! Johnny!
Шантимэн: Oh, whisky is the life of man!
Моряки: Whisky for my Johnny.
Шантимэн: I drink it out of an old tin can.
Моряки: Whisky ! Johnny !
Шантимэн: I drink it out of an old tin can.
Моряки: Whisky for my Johnny.
В песне поется о достоинствах виски и его воздействии на поющего и его родственников. Затем в песне рассказывается про рыбака, трех живых лобстеров и леди, но слова вряд ли стоит здесь приводить, есть еще другие причины, по которым их не стоит печатать. Еще одна отличная халлиард шанти, популярная среди моряков - "Blow, Bullies, Blow." Хороший шантимен, когда поет эту песню, часто ухитряется сострить в адрес офицеров корабля, языком настолько прямым, насколько возможно. Если того или кого-то из команды не любят, то куплет поется с большим удовольствием so that it may reach aft, amid the jeers of the singers.
Шантимэн: There's a Black Ball barque a-coming down the river.
Моряки: Blow, bullies, blow.
Шантимэн: There's a Black Ball barque a-coming down the river.
Моряки: Blow, my bully boys, blow.
Шантимэн: And who do you think is captain of her?
Припев как и раньше
Шантимэн: Why, little .... the ....
Моряки: Blow, my bully boys, blow.
Все вышеупомянутые шанти поются в быстром темпе, так что работа может быть сделана быстро. Существует, однако, одна меланхоличная песня, которая никогда не поется в торжественные моменты, темп которой медленный. Я слышал ее один раз у Мыса Горн, мрачным утром,когда промокшая вахта поднимала грот-марсель. Уже неделю дул сильный ветер, но,
в конце концов, он прекратился, и мы ставили паруса. По морю шли тяжелые волны. Было так холодно, что в воде, попадавшей на палубу, была ледяная каша. Это был типичный день у Мыса Горн, угрюмый и мрачный. Вот в этих условиях я впервые и услышал эту песню. Мне всегда казалось, что она хорошо передает, в своей меланхолической, нервной мелодии серое море, с его мрачными птицами, ветром в снастях и уставшими моряками, тянущими фал.
Шантимэн: They call me Hanging Johnny.
Моряки: Away-i-oh.
Шантимэн: They call me Hanging Johnny.
Моряки: So hang, boys, hang.
Шантимэн: First I hung my mother.
Моряки: Away-i-oh.
Шантимэн: First I hung my mother.
Моряки: So hang, boys, hang.
Парусные, галсовые и булинь шанти вероятно, можно услышать гораздо реже, чем два вышеупомянутых вида. Обычно это небыстрые песни, не отличающиеся большой красотой. Самая известная песня этого типа - очень старая. Ее можно было услышать на кораблях в Дувре еще во время царствования Генриха VIIIго. И она может быть еще несколькими веками старше.
Шантимэн: Haul оn the bowline, early in the morning.
Моряки: Haul оn the bowline, the bowline haul.
Шантимэн: Haul оn the bowline, the kettle is a-boiling.
Моряки: Haul оn the bowline, the bowline haul.
Шантимэн: Haul оn the bowline, the fore and main-top bowline.
Моряки: Haul оn the bowline, the bowline haul
Еще одна замечательная песня этого вида такова, она поется на мелодию немного плоскую, но возможно такую же древнюю.
Шантимэн: Louis was the King of France afore the Revolu-ti-on,
Моряки: Away, haul away, boys, haul away together.
Шантимэн: But Louis got his head cut off which spoiled his consti-tu-tion.
Моряки: Away, haul away, boys, haul away, Oh
Бегущий куплет услышишь не так уж и часто, потому что на парусные корабли набирается такой экипаж, что трудно ожидать, что работы на нем будут делаться быстро. Этот куплет поется иногда, когда корабль в хорошую погоду меняет галс. Команда собирается на главной палубе, и бегин-брасы поют его, в то время как рея раскачивается под выкрики "Crossjack yard," и "Main topsail haul." Реи летят вверх и с грохотом заходят на место в lee shrouds. Команда бежит с брасом и поет на бегу:
What shall we do with a drunken sailor?
What shall we do with a drunken sailor?
What shall we do with a drunken sailor?
Early in the morning.
Way, hay, there she rises,
Way, hay, there she rises,
Oh, boy, there she rises,
Early in the morning.
Chuck him in the long boat till he gets sober,
Chuck him in the long boat till he gets sober,
Chuck him in the long boat till he gets sober,
Early in the morning.
Way, hay, there she rises,
Way, hay, there she rises,
Way, hay, there she rises,
Early in the morning.
Есть и еще куплеты в этой песне, но работа обычно выполняется так быстро, что для них не хватает времени.
Есть еще одна разновидность бегущего куплета, которую поют, когда быстро тянут, например, когда вытягивают перлинь. Она не такая бодрящая по сравнению с "What shall we do?", но так же весела и жива.
A handy ship and a handy crew,
Handy, my boys, so handy;
A handy skipper and second mate too,
Oh handy, my boys, away, Oh.
Остальное, если есть желание, может быть досочинено поющим, потому что даже самый неграмотный может придумать рифму к слову handy. Вторая и четвертая строчки остаются неизменными на протяжении всей песни. Я никогда не слышал помповых шанти, хотя провел от недели до 10 дней моей жизни, от 170 до 240 часов, откачивая воду из текущего деревянного корабля. Мне говорили, что обыкновенная помповая шанти – это халлиард шанти "Leave her, Johnny, leave her," одна из самых отличных шанти вообще:
Шантимэн: I thought I heard the skipper say,
Моряки: Leave her, Johnny, leave her.
Шантимэн: You may go ashore and touch your pay.
Моряки: It's time for us to leave her.
Шантимэн: We'll go ashore and touch our chink,
Моряки: Leave her, Johnny, leave her.
Шантимэн: Before we go we'll have a drink.
Моряки: It's time for us to leave her.
Благословение Головы Пирса в наши дни почти не услышишь, может быть потому, что на наши корабли набирают в основном скандинавов. Его можно услышать на борту американских кораблей, но редко, потому что американцы питаются на борту лучше, чем англичане,и соответственно, имеют меньше причин жаловаться на еду. Я слышал, как один английский моряк повторял следующую версию, кланяясь над тарелкой с солониной.
Первый моряк (противным голосом – соло)
Оld horse! Old horse! What brought you here?
Припев (стонуще) Oho! Oho! Oho!
Соло: To make poor sailors curse and swear?
Припев Oho! Oho! Oho!
Первый моряк (речитативом): I was a Government contractor's hack
Припев Oho! Oho! Oho!
Соло: From Botany Bay to Hackmatack
Припев Oho! Oho! Oho!
Соло: And when through want and sore abuse
Припев Oho! Oho! Oho!
Соло: I died! I died! I died!
Припев Oho! Oho! Oho!
Соло: They cut me up for sailor's use.
Припев Oho! Oho! Oho!
Песни, поющиеся на моряцких концертах или sing-songs, потеряли большую часть своей своеобразности. Старые морские песни, именно морские, по большей части уступили место экзотической механической музыке из мюзик-холлов. Старые песни еще можно услышать, но они вымирают, потому что моряки растеряли свою индивидуальность. Английские моряки ходят в основном на паровых судах, на короткие расстояния. Они уже не отрезаны от своих соотечественников на многие месяцы. Их искусство все больше и больше становится таким же, как и на суше. Теперь уже мало различий между их складом ума и складом ума обыкновенного среднестатистического сухопутного жителя.
Музыка – это одно из развлечений моряков в море. На второй полувахте, в солнечных широтах, после ужина, когда уже сделаны все работы по палубе, моряки устраивают концерт. Иногда они собираются на баке, но чаще всего они рассаживаются перед носовыми снастями, на переднем люке, чтобы «спеть свои песни тоски по дому». Их репертуар ограничен, но они никогда не устают, от того, что знают. Они предпочитают песни с припевом, такие, чтобы все могли поучаствовать. Если в песне припева нет, то, как правило, повторяется сольная часть. Они начинают петь в вечерней тишине, и матросы, берущие рифы тоже начинают свой концерт, и внештатники в рубке тоже что-то поют,и может быть даже помощник капитана выйдет из своей душной каюты, сядет на люк и начнет бренчать на банджо под звездами. Я ходил на корабле, где помощник капитана обладал слухом и хорошо пел. Он играл на концертине каждый вечер и пел патриотические песни высоким приятным голосом. Одна из его песен имела припев:
Under the good old flag,
Under the good old flag,
While fighting for England, he met his death
Under the good old flag.
Моряки бросали свои концерты и сходились как можно ближе к корме, к запасному дереву на шкафуте, туда, где они могли его услышать.Боцман и его помощники приходили из кормовой рубки, и матросы бросали палубу, где занимались приготовлением еды; в конце концов,вся корабельная команда сходилась слушать поющего. Иной раз это напоминало Орфея и зверей.Из песен, что я слышал на этих концертах, очень немногие были красивы. Иногда пелась "Spanish Ladies" - старинная флотская баллада, и эта старая песня определенно была лучшей из всех, что я слышал. Есть несколько версий этой баллады. Те, что мне известны,более-менее близки к версии, которую приводит Капитан Марьятт в романе «Бедный Джек».
Farewell and adieu to you fine Spanish Ladies
Farewell and adieu to you Ladies of Spain
For we've received orders to sail for Old England
And perhaps we shall nevermore see you again.
Припев: We'll rant and we'll roar like true British Sailors,
We'll range and we'll roam over all the salt seas,
Until we strike soundings in the Channel of Old England
From Ushant to Scilly 'tis thirty-five leagues.
We hove our ship to when the wind was sou'west, boys,
We hove our ship to for to strike soundings clear,
Then we filled our main-tops'l and bore right away, boys,
And right up the channel our course we did steer.
Припев: We'll rant and we'll roar, etc.
The first land we make it is known as the Deadman,
Next Ram Head near Plymouth, Start, Portland and Wight;
We sailèd past Beachy, past Fairley and Dungeness,
And then bore away for the South Foreland Light
Припев: We'll rant and we'll roar, etc.
Когда я был в Вестпорте, в экипаже одного из кораблей, стоящих на якоре, образовалась группа, они играли по ночам, на полубаке. У них был барабан, сделанный из пустого бочонка для муки, с парусиной натянутой с обеих сторон. Также у них были несколько треугольников, сделанных из инструментов для сращивания канатов. Несколько человек играли на мисках или кружках. У некоторых были варганы или аккордеоны. У одного была скрипка. Также у них был обычный мелодеон, который они купили в складчину за свои гроши. Ночь за ночью, когда в темноте рев тихоокеанского прибоя делался более осязаемым, экипаж собирался под звездами играть музыку. Одной из их наиболее популярных произведений была сентиментальная песенка, на грустный мотив. В ней не было припева, в полном смысле этого слова, но экипаж повторял каждую строфу за запевалой. Общий эффект был неожиданно красивым; когда команда пела, музыка летела, звеня, над заливом под аккомпанемент прибоя и плеск воды, и обычные слова становились возвышенными, а незатейливая мелодия прекрасной. Oh, I am a poor girl,
Misfortune I know;
I оnce went a courting
A poor sailor boy.
I courted him early,
By night and by day,
But now, alas, he's transported
And sent far away
Тут торжественно вступала группа с музыкой, и баллада летела над морем, пугая морских котиков и пингвинов. Предпоследняя строчка всегда исполнялась с большим чувством. Была еще одна песня, которую они любили петь. Я слышал ее в разных частях света, и в целом, я думаю, что она доставляла больше удовольствия, чем какая-либо другая. В ней было много куплетов, так как, я подозреваю, каждый, кто ее любил, добавлял свой. Она иногда поется как шанти, особенно на борту кораблей, что идут домой. Я могу привести здесь только небольшой ее фрагмент, потому что, может быть, что многие из тех, кто прочитает ее, отнесутся к ней без особого чувства.
Fare you well, Australian Maidens and the happy hours you sped,
But we never shall forget you, nor the loving words you said.
And the girls we leave behind us, they'll be faithful, they'll be true,
As we steer our barque for England out across the waters blue.
Rolling home,
Rolling home,
Rolling home across the sea;
Rolling home to merry England,
Rolling home, dear land, to thee.
Некоторые из песен, что я привел, теперь кажутся глупыми. Это не те песни,что стоит печатать. Это песни, которые должны петься в определенных условиях, и там, где таких условий нет, они кажутся не к месту. В море, когда их поют во время тихой полувахты или когда тянут канат, это самые прекрасные в мире песни. Их нельзя оторвать от той жизни, никто не может выбросить ни слова из них, не вспомнив о временах, которые ушли или о товарищах, которые давно умерли, и о старых прекрасных кораблях, когда-то таких величественных, которые теперь не более чем старое железо.
переведено по http://www.stormy.ca/marine/shanties_masefield.html
скачать альбом шанти в исполнении The Yarmouth Shantymen можно здесь http://ifolder.ru/5927157
[/MORE]
Статья в вики, кроме того: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%BE%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5_%D0%BF%D0%B5%D1%81%D0%BD%D0%B8_%D1%88%D0%B0%D0%BD%D1%82%D0%B8
Шано, блог «Лондон и вокруг него»
* * *
Оригинал взят у в Стеклянные скалки
[/MORE]
Уходя в плавание, английские моряки дарили женам и подругам стеклянные скалки. Этими скалками, из разноцветного стекла и с сентиментальными надписями, не раскатывали тесто, их хранили в качестве талисмана. Треснувшая скалка сообщала о кораблекрушении и грядущих бедствиях. По большей части, склянки были полыми, с пробкой на одном конце. В них можно было хранить чай или ром, но суеверные морячки наполняли их солью, уберегавшей от сглаза. В других стеклянных контейнерах прятали высушенную «рубашку», т.е. водную оболочку плода. Согласно поверьям, он уберегала моряка от смерти на воде.
Образцы скалок 19го века
скрытый текст[MORE=читать дальше]
Вполне вероятно, что у бутылок из разноцветного стекла была еще одна функция: как и так называемые "ведьмины шары" или "ведьмины бутылки," наполненные цветными нитками, они предотвращали сглаз. Когда ведьма собиралась как следует сглазить дом, то отвлекалась на переплетение узоров и забывала, зачем пришла.
Высушенная "рубашка."
via
Образцы скалок 19го века
скрытый текст[MORE=читать дальше]
Вполне вероятно, что у бутылок из разноцветного стекла была еще одна функция: как и так называемые "ведьмины шары" или "ведьмины бутылки," наполненные цветными нитками, они предотвращали сглаз. Когда ведьма собиралась как следует сглазить дом, то отвлекалась на переплетение узоров и забывала, зачем пришла.
Высушенная "рубашка."
via
[/MORE]