Что почитать: свежие записи из разных блогов

А с этой стороны все выжжено,

Осталась одна зола,

Истлели письма и рукописи,

Руны на бересте...

А с этой стороны холодное небо

И воткнутая игла,

И божья коровка на зеркале

Между этим миром и тем.

 

 

Пока мы живы

Пока мы живы, можно всё исправить,

Всё осознать, раскаяться, простить.

Врагам не мстить, любимым не лукавить,

Друзей, что оттолкнули, возвратить.

 

Пока мы живы, можно оглянуться,

Увидеть путь, с которого сошли.

От страшных снов очнувшись, оттолкнуться

От пропасти, к которой подошли.

 

Пока мы живы... Многие ль сумели

Остановить любимых, что ушли?

Мы их простить при жизни не успели,

И попросить прощенья не смогли...

 

Когда они уходят в тишину,

Туда, откуда точно нет возврата,

Порой хватает нескольких минут

Понять – о, Боже, как мы виноваты!

 

И фото – чёрно-белое кино.

Усталые глаза – знакомым взглядом.

Они уже простили нас давно

За то, что слишком редко были рядом,

 

За не звонки, не встречи, не тепло.

Не лица перед нами, просто тени...

А сколько было сказано "не то",

И не о том, и фразами не теми.

 

Тугая боль, – вины последний штрих, –

Скребёт, изводит холодом по коже.

За всё, что мы не сделали для них,

Они прощают. Мы себя – не можем..

© Эдуард Асадов

— Сможешь, — возражает Вейдер. На самом деле он знает, что еще немного — и Люк сломается, что у него действительно нет сил. И когда это произойдет — можно только догадываться, что сделает Палпатин.

«Ты слышал легенду о Дарте Плэгасе Мудром?» — вкрадчивый, обманчиво ласковый голос его учителя звучит в воспоминаниях, словно тот стоит рядом. Легенды... он тогда был мальчишкой, повелся на ложное сочувствие, тайные знания и мудреные слова. Вот и Люк совершил ту же ошибку. Вейдер чувствовал через Силу все, что испытывал Люк — да это было и так ясно.

Потерять сына, когда только-только обрел его — недопустимо. Вейдер убил бы его собственными руками, лишь бы его сын не достался Палпатину, но вместо этого столько времени наблюдал за происходящим, изображая верного служаку. Впрочем, он врет себе — никогда бы он не смог поднять руку на собственного сына. Потрепать в бою — сколько угодно. Но не убить.

— Ты должен. Ты же мой сын, — говорит Вейдер. У них обоих нет иного выхода, разве что... нет. Бой — тоже не выход.

Это так. Вейдер видит, что Люку даже смотреть на него тяжело, и понимает почему — половине империи его лицо, то есть маска, закрывающая его лицо все это время, снилось в кошмарах, а другая половина посылала мысленные проклятия. Сам же он... Снова поддался эгоистичным чувствам, обрадовался, что обрел сына, и вот. Получай, называется, что хотел. Слепая волна ярости прокатилась внутри, опалив огнем, но не найдя выхода, разбилась и погасла. Ярость — не то, что необходимо сейчас. Нужно другое — помочь Люку обрести себя, пробудить его волю, чтобы у него хватило сил сражаться, напомнить ему — о нем же.

— Расскажи мне о своих друзьях. Вспоминай их.

***

Вейдер ничего не говорит, внимательно смотрит на Люка, осторожно прощупывая его сознание – не телепатический зондаж, как бывало с пленными, а всего лишь считывание образов в Силе, просто чуть глубокое, чем обычно. Перед глазами мелькают лица, разные, почти не задерживаясь, сплошной пеленой. Но некоторые – чуть дольше. Вот человек и вуки. У человека наглый вид, как у профессионального наемника. Вуки... просто вуки. Для него они все одинаковы. Девушка. А вот это интересно... От Люка полыхнуло теплом, словно их с ней что-то связывало.

- Ты прав и не прав одновременно, - холодно отвечает Вейдер, и слова падают камнем на дно бездны. – Твоя сестра. Она жива.

Пусть лучше боится. Пусть злится. Что угодно, чтобы он не сломался. Но все-таки Люк сумел задеть его за живое. Да, он мертв, увы. Энакин Скайуокер давно считается мертвым, а Вейдер – чувствует себя таким. В нем давно уже нет ненависти, только тупая злость, желание скинуть эту удавку в лице Императора. Других чувств он уже и не помнит. Да и физически он все время на грани смерти. Он, такой неуязвимый, как кажется, слишком уязвим. В силу своих телепатических способностей чувствующий слишком остро, перекрыл чувства, чтобы выжить. Быть мертвым, чтобы жить.

- Я покажу тебе.

Вейдер подходит к лежащему на койке Люку, кладет руки ему на виски. Осторожно. Совсем осторожно, чтобы нечаянно не повредить и не сломать окончательно. Пара медленных вдохов и выдохов. Вейдер телепатически нащупывает разум Люка. Смотрит – уже более четкие образы, чем пару минут назад. Полет на крестокрыле. Улыбки друзей. Девушка... его сестра... Лея. Чувство предвкушения, надежда – словно свежий ветер в лицо. Ситх вспоминает свое прошлое – лицо девушки, искаженное плачем, но все равно красивой. Огонь. Темное небо, пронзенное тысячами искр. Лава. Боль. Ненависть. Боль. Дикая, мучительная, вытесняющая все мысли. И желание жить – даже тогда. Даже охваченный огнем. Безнадежно, но упрямо – вперед и вперед. Камешки осыпаются под металлической рукой. По чуть-чуть, толкать вперед свое тело. Жить. Ненавидеть, но жить.

Вейдер убирает руки, разрывая контакт.

- Видишь, ты прав, сын. Я умирал. Но жив. И ты будешь жить.

Уже почти ночь. Все дела закончены, его ученики давно спят. Люк думает, что тоже пора бы спать — завтра тяжелый день, наполненный тренировками и уроками. Чему-то он учит молодежь, чему-то — и они его. Например, тому, как азартно, со страстью браться за новое дело. Что значит, когда горят глаза, когда в душе огонь. Когда-то он и сам был таким... Когда тот огонь стал гаснуть? Люк не помнит. Как-то... незаметно, как будто так и надо, он превратился из восторженного юноши в мудрого степенного учителя. Вот только стал ли он по-настоящему таким мудрым, как хотел? И этого ли он хотел? Когда ты на той стороне — стороне ученика — все воспринимается совсем иначе. Все такое яркое, новое, притягательное, и вот прямо сейчас бы сорваться с места — и в полет. И что осталось? Пыль и пепел. Он только сейчас осознал, насколько другим стал, а вот его ученики... они напоминают о прошлом. И Бен тоже. Бен особенно — и потому что племянник, и потому что очень уж горяч и порывист. Он понимает мальчишку, но никак не может достучаться до него. Люк горько улыбается. Ему самому не везло с учителями... нет, не так, не сказать, чтоб совсем не везло... только теперь он оценил ценность обучения и сожалел, что его собственное оказалось таким, каким оказалось — слишком коротким и сумбурным, а кто виноват? Он сам. Но если бы не сорвался тогда спасти друзей, что бы было? Об этом не хотелось думать. Сейчас проделки мастера Йоды казались такими смешными, а ведь тогда он всерьез обиделся! Но что же делать? Он не умеет шутить так, как Йода, да и не стоит пытаться — потому что он Люк Скайуокер, а не Йода. И не старик Бен — он всегда так называл Оби-Вана, даже когда узнал его настоящее имя. Просто по привычке, потому что в этом есть что-то — юный ученик и старый учитель. Может быть.

Вот и сегодня они с Беном опять повздорили — из-за ничего, по сути. Видимо, просто юношеское «я сам» и ничего больше, вот только... Люк почувствовал в Силе не просто возмущение и эмоции племянника, а что-то незнакомое — темное, холодное. От Бена плеснуло чернотой — той чернотой, какую принимает застывшая кровь, с оттенками багрового. Всего несколько секунд. Бен ушел, думая, что доказал свою правоту, а Люк застыл на месте, узнав это чувство — так отдается в Силе Темная сторона. Потерять его? Нет, ни за что!

И теперь Люк в своей комнате перебирает вещи, чтобы занять чем-то руки и ум. Простая, аскетичная обстановка — кровать, стол, стул, сундук. На столе кружка и недочитанная книга. Люк переставляет кружку, проводит пальцами по странице, складывает книгу, убирает в сундук. Нужна помощь, но чья? Сила подскажет.

Люк садится на полу, собираясь медитировать. Медленно выдыхает. Вдох. Выдох. Сила везде, вокруг. Она чувствуется как тонкие серебристые нити, опутавшие все. На его руках. На кружке. На сундуке. На стенах. Вдох. Выдох. Спящие ученики — спокойствие от одних, смятение от других. Плеснуло черно-багровым от Бена — даже во сне тому нет покоя. Но вокруг тишина, серебристые нити становятся единым полотном — чуть подрагивающим и мерцающим, невесомым. Весь мир, кажется, может уместиться на ладони и одновременно такой огромный. Словно легкое дуновение ветра откуда-то. Теплый, ласковый ветер, зовущий к себе и проходящий сквозь тело. Здесь Сила, здесь ответ. Вдох. Выдох. Обстановка вокруг меняется. Теперь это палуба корабля. Но пелена исчезает — Люк снова у себя в комнате, но не один. Он удивленно смотрит на юношу — его лицо кажется смутно знакомым, будто очень давно видел на старой голозаписи, но кто это, Люк не знает. Не может вспомнить, но понимает, что вспомнит потом.

«Используй Силу, Люк» — сказал бы старик Бен сейчас. Использовать-то используй... да еще бы уметь ей пользоваться. Все так быстро завертелось, и подумать нельзя. Бойся своих желаний, как говорили старики. Давнишнее желание удрать из дома стало реальностью, но как! До сих пор было больно вспоминать клубы дыма на месте их фермы. Пресловутая песчинка, попавшая в механизм.

Они чудом вырвались с космической станции, из лап смерти — и в прямом, и в переносном смысле, и в груди жгло, словно после долгого бега. Люк только что обрел учителя и тут же его потерял. «Дарт Вейдер убил твоего отца» — все еще звучало эхом, отзываясь внутри тоской, и каждый раз в памяти возникала черная фигура с алым мечом, и тело старика Бена оседало на пол. Эту картину замкнуло, как старый голопроектор, и никак не выключить, не избавиться. Конечно, он ничего никому не сказал — да и зачем? — но страх потерять еще кого-то, прикипеть душой и потерять не давал покоя.

Ты летишь на войну, напомнил себе Люк. Ты воюешь с Империей, которая отняла у тебя все, и ты не имеешь права бояться. Возможно, это просто инстинктивное, — успокоил он свою совесть. Вроде бы получилось. Люк улыбнулся принцессе, как ни в чем ни бывало. Какая же она все-таки красивая... Отвернулся, чтобы не выдать непрошенных мыслей.

— Подлетаем, — услышал он голос Хана.

Все завертелось со страшной скоростью, Люк еле успевал осознать, что происходит — его приветствуют и благодарят, дроидов забирают почистить и отремонтировать, все еще непонятно, чувствуется, что это не игрушки, а серьезная война. Когда Люк раньше слышал об Альянсе, мятеже и прочем — обычно произносилось шепотом, с осторожными взглядами — то как-то не осознавал, насколько все серьезно. А здесь, в ангаре, среди огромного количества космических кораблей, рядом с людьми, горящими идеей, все воспринималось совсем иначе.

...Ну вот, и этот свалил — утихшая было тоска разгорелась с новой силой — Хан получил свои деньги и распрощался. А он-то было подумал... Ну да, наивно. Будет еще контрабандист воевать за идею!

***

Видение в медитации было уж очень четким - и уходить никак не хотело, словно было частью реальности. Странной реальности, смешанной из радостного предвкушения и тоски, из чувства, что тебя тащит неизвестно куда. Обычно оно так и происходило, это да. Все как-то само, случайно, а потом оказывалось, что так и надо. Обжигающее видение. Очень уж... личное. И неправильное. Нет, это только кажется. Сила знает, зачем все это нужно. Зачем... форсбонд сквозь время? Очень необычно. Встреться они сейчас - вот прямо сейчас, как есть - нашли бы о чем поговорить.

- Ну а Скайуокеры у нас вообще! Вселенную херят, вселенную спасают, лучшая семья!)

- ...И да, по поводу вселенной - любим, умеем, практикуем.

 

 

Губы Падме такие нежные и мягкие, страсть вспыхивает внезапно и сильно, Энакин впивается ответным поцелуем — он хотел быть нежным и заботливым, но страсть, разгорающаяся внутри, торопит — скорее, скорее, иначе не успеть, иначе не почувствовать, никак... сердце стучит. Задержать это мгновение, прикосновение, взгляд, мягкость и силу — весь запутанный клубок чувств, который не выразить, не сказать иначе, кроме как действуя...

Дыхание сбивается, и приходится прервать поцелуй, разомкнуть объятья — но ненадолго, иначе... что? Кажется, что ничего не произошло — или наоборот? Голова как будто закружилась на секунду. Но они с Падме вместе, по-прежнему. Он чувствует ее рядом. Чувствует и опасность — сердце колотится уже в горле, и совсем не от любви, а от предчувствия того, что будет.

— Я тоже люблю тебя, — и ответный поцелуй.

Их вывозят на арену на колеснице, толпа, жаждающая зрелищ, взрывается ревом и аплодисментами. Энакин невольно щурится от яркого солнца, полоснувшего по глазам — после темноты пещеры солнце кажется совсем уж нестерпимо ярким, и Энакин скорее чувствует, что его подводят к столбу, приковывают руки. Слышит недовольный голос Оби-Вана рядом — конечно, «спаситель» сам угодил в ловушку, лишний повод поддеть! Энакин вздыхает, оборачивается, ищет взглядом Падме...

Они наконец-то сказали самые важные слова в своей жизни — вот так, в момент опасности, когда неизвестно, что будет дальше, и только воле Силы это ведомо, каждую секунду рискуя умереть — а когда он не рисковал! — слова слетели с губ сами, как будто так и надо, легко, как дыхание... Это и есть настоящая жизнь. Когда все так стремительно, когда нет возможности перевести дыхание, когда тело действует само, без подсказки разума — и действует верно. Он дергает цепь, еще раз, еще — все еще опьяненный внезапным признанием, и сердце стучит «спасти Падме — спасти Падме — спасти Падме». Не думает. Эмоции сплавлены в стремление выжить и снова услышать заветные слова. Еще один рывок, подкрепленный Силой — и цепь рвется.

Чувство неправильности, искаженности захватывает Энакина. Цепь... Эта цепь порвалась, но другие? Он глубоко вдыхает, прислушиваясь к Силе, но чувствует только цепи, сковавшие душу. Цепи условностей, цепи обстоятельств, временности... Он дерется с диким животным, выпущенным на арену, хлещет того цепью, и едва успел заметить, как рядом мелькнуло что-то белое, и отзвук боли в Силе полоснул по нервам.

И снова его останавливают, напоминают о долге... Плеснуло ненавистью, но Энакин не стал ничего говорить — схватка полностью захватила его...

Он помнил ее другой — более озорной, более безрассудной. Не такой. Вейдер ждал многого — могущества Темной стороны Силы, поединков, и получил все это сполна. Но когда мальчишка, чей меч он только что разбил одним ударом и уже замахнулся для следующего, который оборвал бы жизнь падавана, крикнул «Асока!», это было словно глоток воздуха прошлого. На одно совсем короткое мгновение Вейдеру показалось, что не было прошедших лет, что они с Асокой на очередной миссии и сейчас будут сражаться спина к спине, как обычно. Он опустил меч.

Это мгновение было слишком коротким, но вызвало гнев — неужели в нем еще не умер тот, кого все считали героем, кого она помнила? Вейдер столько раз сам себе повторял «Энакин Скайуокер мертв», что поверил в это. Повторил это и вслух — для нее или для себя? Не имело значения. Важна была только его цель — ситхский голокрон, все остальное так... помехи на пути.

Темная сторона Силы. Она привлекает только неопытных юнцов, каким он и был когда-то. Однако чем больше ты познаешь ее могущество, тем больше она изменяет тебя, выжигает изнутри, и однажды ты понимаешь, что ты — мертв, хоть бы и жив, дышишь и можешь чувствовать боль. Но внутри — мертв. Так что эти слова даже не были ложью, если подумать.

Вейдер был зол, и злость жгла его изнутри, но последний, решающий удар — как было легко направить меч чуть иначе в тот момент, когда Асока оглянулась назад! Но это же Асока, это его Шпилька. Уже не его... Уже.

Храм начинает рушиться, пол под ними идет трещинами и проваливается. Скорее благодаря Силе Вейдер знает — корабль только что стартовал. В тот самый момент, как их с Асокой накрыла каменная глыба. Они бы погибли, если бы не провалились в потайной туннель, но падавшие сверху обломки и их количество отрезали все шансы на спасение.

...Ударная волна взрыва прокатилась и затихла. Можно было заняться оценкой повреждений. Системы жизнеобеспечения были повреждены на семьдесят процентов, судя по данным, передающимся на визоры маски — хоть удар и пришелся по лицевой пластине, данные на визоры поступали исправно. Шлем был поврежден — если Вейдер его снимет, у него будет десять минут, если нет - времени немного больше, необходимого, чтобы выбраться из переделки, найти корабль и долететь до медпункта, который принял бы пациента с такими проблемами. Задача сложная, но выполнимая. Правая рука слушалась плохо — не исключено, что камнем повредило протез, но главное не это. Главное — дыхание и количество кислорода. Девушке было намного хуже хотя бы потому, что она была не защищена, и непременно погибла бы, если бы непроизвольным толчком Силы Вейдер не отвел от нее падающий камень.