Свежие записи из блогов Серпин

Будет длинный день, будет длинный век, ни осколка шальной тоски. По земле проходит весенний зверь, и шаги у него легки. Он немного волк, он слегка олень (а по правде - ни то, ни то), и короткий век, и короткий день заметает его хвостом.

Бьется яркое марево в синеве, точит когти о край окна. Забирается в логово зимний зверь и готовится к долгим снам. Он отчасти филин, местами кот (но, конечно, ни так ни сяк), ему грезится лунное высоко и полярные чудеса: белоснежный, далекий, спокойный край, где пронзительно воздух чист. Там не строят домов, там земля стара, и шаманы поют в ночи.

Слушай песни асфальта, рассказы крыш, про пути, облака, моря. Ты запомнишь, а может, и повторишь - значит, мир говорил не зря. Будет май полосат, будет март лохмат, и по шкуре апрельский ток. Кто-то сердцем бродяга, душою маг (впрочем, разве так важно - кто?).

Будут поздний закат и прозрачный свет, будут бабочки из руки... Вот проходит по улице человек, и шаги у него легки.

- Тает месяц...

- Лунный ломтик?

- Ломтик года -

Горький март.

- Горн небесный...

- Самый громкий?

- Горн для ковки

Синих лат.

- Ключ весенний...

- Ключ к воротам

Царства света?

- Нет, вода.

- Град апрельский...

- Гнев природы?

- Город тающего льда.

Наступает весна, неизбежно идет сюда, время солнца и боли, и медленной ломки льда – так в стеклянное крошево бьется весной душа, что не выжить становится главным, а не мешать. Все теплей и теплей льется мед из небесных сот, каждый желтый цветок раскрывается сотней солнц, в каждом солнце сгорает один из бумажных дней, календарь на исходе и, знаешь, иного нет. Рассказать бы кому-нибудь, как это все болит, как весна забирает последнюю часть земли, как такой наполняет жизнью, таким огнем, что уже никуда не спрячешься от нее. Утаить бы последнее, скрыть поскорее в снег, заморозить, спасти, никогда не отдать весне, сохранить эту нежность, идущую сквозь меня, от свободы весенней да от ее огня. Но теплей и теплей льется мед из небесных сот. Каждый желтый цветок раскрывается сотней солнц. В каждом солнце сгорает один из бумажных дней.

Календарь на исходе и, знаешь, иного нет.

в марте в сумерках далеко разносятся звуки,

разлетаются,

растворяются,

улетели.

я звучу, как умею, без умысла, без науки,

говорю горлом, пою глазами, руками, телом,

потому что пришло время песен,

смеется, тает

все вокруг, и звенит, и шепчет, и раздается.

разреши, я спою тебе,

милая,

золотая,

разреши, я спою, что весна, раз о ней поется.

и на крыши выходят кошки и тянут спины,

и вливаются голоса в их тягучий хор - словно льются струи

посреди руин снеговых, разрушая эти руины.

и зачем инструмент, если мир - это свет и струны?

мне играть для тебя на марте, играть на ветре,

на кривых фонарях, медно-рыжих на ультрамарине.

все весенние песни играют на всем на свете -

и на собственном сердце, с дырочкой окарины.

Между прочим, у меня есть дневник на дайри! Но там больше склад ссылок и статеечек.

http://uponreflection.diary.ru/

Колокол звонит тихо. Часы идут. Тех, кто затихнет, спрятавшись, не найдут. Утром в реке от трупов не продохнуть, белые руки мерзнут зимой во льду. Город чумной насадит себя на кол, вдоль у реки на пристани частокол.

Дряхлая башня высится под луной, доски гнилые рушатся подо мной... старые раны, кажется, не кровят. Тени смыкаются в круг за моей спиной. Те, кто закон нарушил, рядком висят: трое, спустя два месяца — пятьдесят.

Скрежет когтя по камню похож на хрип. Мыслей набор — от горького «Как я влип» до полного радости «Выжил еще разок». На город больной смердящий туман налип, кажется даже: только вдохнешь — и все. Будто ничто от гибели не спасет.

Город молчит. Сгущается темнота. Стрелы мелькают в воздухе тут и там. Ловят других, мечтая поймать меня. Смерть осторожно следует по пятам. Тихо скрипят промасленные ремни, стражи внизу уверены, что одни.

Пальцы ловки, а ноги еще идут. Тот, кто сильней, спокойно вершит свой суд. Взрывы бегут, как трещины по стеклу... куры никак не могут поймать лису. Тропинка ведет по крыше над чердаком. Память о прошлом спрятана под замком.

Каждый того достоин, что получил. Были бы руки — я отыщу ключи. Было бы время — я возвращу долги и завершу все сделки, что заключил.

Раз не ищу богатства — не обнищал. Я привязался к людям, но не вещам.

Но, пока пьедесталы рушатся и крошатся, мы латаем упорно треснувший небосвод. Корифей не оставил выжившим даже шанса. Мир шумит, содрогаясь: нового — ничего. Я легко научу тебя не сдавать позиций, без надежды на лучший путь побеждая зло. На иконах, конечно, будут другие лица, но и в этом тебе решительно повезло. Я когда-то была наивнее и добрее, но добро и наивность краской с лица стекли. И кому воспевать богов, раз знамена реют и солдаты врага уже образуют клин?

За всю жизнь я встречала стольких невероятных, чьи шаги разрушают плиты чужих могил. Потеряв и того, кого называла братом, я уже не отдам заслуженные долги. Наживая врагов достаточно для тирана, я давно перестала, веришь, искать друзей. Но теперь небосвод раскрылся огромной раной, в западне не найти лазей —-

Соловей-соловей, споешь ли весной хрустальной? Только покуда получается лишь стенать.

Кем же мы стали? Как мы давно устали? Струны звенят не хуже армейской стали.

В бронзовых прядях прячется седина.