Свежие записи из блогов Jack of Shadows
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 6, из которой становится ясно, сколь условны в мире, где водится магия, различия между Ж и М
Неизменное +18, алкоголь, обнажёнка и магические операции по временной смене пола.
Такого оживления древние стены Пандема давно не видели: город бурлил слухами и выкипал от любопытства, оправдывая одно из своих многочисленных прозвищ – Большой Котёл. Того, кто заварил всю эту кашу, изрядно побаивались, но любили, чему немало способствовала не только щедрость Темнейшего, но и его известная склонность к экстравагантным выходкам. Продолжение под катомВозможности от души посмеяться столичный народ никогда не упускал. Сначала все потешались над бедолагой Малефицио, которого по-адски давно перекрестили в Малефа, норовя поставить ударение подальше. Новоявленный кандидат явно не был рад, что его представляют просто как Малефа бен Самаэля, поскольку бен Самаэлем мог запросто называться и сын от горничной. Но он блюл аристократическую сдержанность, всячески подчеркивая, что является достойным продолжателем дела своего отца. Лозунги составлялись с явным намерением взбесить Совет: Малеф не забыл, как Темные князья фактически предпочли спрятаться за его спину, выжидая, чем закончится новая папашина затея. «Одна Преисподняя, один народ, один князь!». Ехидные обитатели Пандема неизменно подрисовывали на плакатах заглавную букву, а некоторые, особо благожелательные, и кое-что ещё, дабы выразить уверенность в мощном потенциале первого кандидата. На митингах среди своих сторонников (увы, не столь многочисленных, как хотелось бы) Малеф держался внушительно и твёрдо, светил дорогими костюмами и харизмой, хотя многие признавали, что по длине и пламенности речей сын намного уступает отцу. Это, наряду с тем, как кандидат якобы заманивал ещё хоть кого-нибудь зарегистрироваться дорогими подарками (сплетники водились и в СВРиБ), стало темой анекдотов. Наиболее популярные сюжеты повествовали, как незадачливый претендент на престол слёзно уговаривал младших братьев принять участие в предвыборной гонке. Пикантность ситуации состояла в том, что Даджалл, по примеру старших товарищей, игнорировал весь этот балаган, запершись на военной базе. А брат-близнец Аиды, Тойфель, прозванный Дублем за максимальное сходство с официальным, красовавшимся на шеолах, обликом Темнейшего, вообще не подозревал о происходящем, поскольку большую часть времени проводил на реабилитации в одной из закрытых клиник в Бездне.
Вернувшаяся в столицу Герцогиня добавляла кампании Малефа шарма и, что было гораздо важнее, голосов в стане старой аристократии.
«Прекрасная Рахма» тоже выглядела уверенно, хотя над её программой по защите женщин слегка посмеивались, как и над необычным для человечицы ораторским искусством. Шутки про искусство, которое она постигала под чутким руководством Темнейшего, гуляли повсюду, от аристократических салонов до пивных. Князь подогревал этот ажиотаж неотлучным присутствием при особе Рахмы и довольно двусмысленными хвалебными отзывами в адрес новой звезды политического небосклона. Правда, периодически Князь забывался и с трибуны «по-отечески» разносил в пух и прах третьего кандидата. Хэм в долгу не остался. Несколько концертов едва не закончились прибытием княжеской гвардии и службы спасения, настолько велика, особенно среди юных восторженных пандемок, в мирное время довольно далёких от политики, была народная любовь к рыжему хулигану с микрофоном. Апофеозом одного концерта стали попытки фанаток прорваться на сцену под исполнение знаменитого оппозиционного хита, снабжённого издевательским посвящением начальнику избирательного штаба Прекрасной Рахмы. На другом чуть не начался стихийный митинг против вмешательства раймирской внешней разведки в адмирские дела. Всему виной – невесть кем пущенный слушок про способность Хэма пребывать сразу в нескольких местах. Его истоки объяснялись скорее привычкой рыжего повесы стремительно перемещаться из бара в паб, везде встревая то в подтанцовки, то в потасовки.
Самый скандальный митинг готовился так, как готовится 90% военных переворотов и президентских импичментов во всех мирах Веера и сопредельных Вселенных – совершенно невинно и в тесной дружеской компании.
В штабе Хэма – точнее, в доме Войны, где означенный штаб квартировал – было чисто только потому, что в большинстве миров Веера ходило поверье, что если Война кого отметит, счастливчик непременно станет великим полководцем. Поскольку как именно происходит «отмечание», в каждой из Пластин имелись свои версии, в качестве добровольной прислуги «за всё» вокруг Войны постоянно крутились новобранцы. Госпожа командир могла не беспокоиться за состояние кладовых, погреба и комнат, благо дом был невелик и располагался через дорогу от казарм. Не любивший денников Интервент, в просторечии – Веник – в полной безопасности бродил по двору и валялся на травке в саду, заменяя своей плотоядной персоной свору сторожевых собак. Конь был избалован, начищен до блеска и накормлен от пуза, хотя верхом садиться на него не решались – против кусков печенки и прочих доброхотных даяний зверь не имел ничего, а вот чрезмерную фамильярность пресекал, показательно клацая роскошными волчьими клыками и злобно закладывая уши. Коллективное обожание привело к тому, что Война, редко бывавшая дома, обычно понятия не имела, что там появилось за время ее отсутствия. В этот раз «ребятишки», как она шутливо именовала свою свиту, приволокли в гостиную не только букеты цветов и полмешка разнообразных сезонных фруктов, но и здоровенную кадку с фикусом. Фикус был косоват, кривоват и странен, но нагло зеленел и выглядел очень бодро. То, что во время заседаний штаба в кадку периодически отправляли неудавшиеся коктейли, казалось, шло дереву только на пользу. Использование кадки вместо пепельницы тоже не вредило (хотя, возможно, спасали парни, выгребавшие из кадки эти сомнительные удобрения). После того, как пьяный Хэмьен чуть не уснул, стоя в обнимку с фикусом, Война подумывала вынести кадку во двор, но потом решила не обижать «ребятишек» – они ж от чистого сердца.
– Какой гульский выкидыш придумал про вездесущесть Хэма? Дайте мне его или ее, у меня Интервент два дня парной печенки не ел, – Война поерзала на полу, вытянула мускулистые ноги, походя пнув кадку с многострадальным фикусом, и закатила глаза к потолку. – Вы иллюзиями решили побаловаться, идиоты? В городе две трети в этом смыслят лучше вас, и как минимум половина лучше меня.
– Сгони с дивана рыжую скотину да допроси, что он хотел этим сказать, – воззрилась на недовольную Войну Аида. Она плюхнула очередную торбу с бутылками на рабочий стол и рылась в бумагах, пытаясь понять, что происходило в её отсутствие.
– Тогда печенку сводного братца оставь себе, – мрачно покосилась на подругу Война. – Интервента травить не дам! Чем он думал, а? Иллюзия плоха тем, что придется отводить глаза всей толпе на площади; все хотя бы относительно старые демоны или просто сильные малолетки видят через нее, как сквозь марлю. В качественный отвод глаз столько энергии влетит, что твой папаша вытянет, мужики из Совета, я – с трудом.
– Кто запустил сплетни – в душе не ведаю, но это логично. Вы, ребятушки, себя в зеркало давно видели?
– Кто это "мы"? – скривилась Война.
– Независимый кандидат на диване в некоторых ракурсах на тебя смахивает, хотя, я так понимаю, в кои-то веки похождения моего папаши тут не при чем, – фыркнула Аида и метко швырнула бычок от сигареты в кадку. – Хэм, мать твоя с крыльями, ты там что, до Апокалипсиса дрыхнуть будешь?
Брат и соратник ухом не повёл.
– Если он тебе нужен, не ори, – хихикнула Война. – Когда спит, ни хрена не слышит, проверено. – Она легко поднялась с пола, подмигнула Аиде, дескать, смотри, и завалилась на диван, вмяв при этом Хэма физиономией в пыльную спинку.
– Курсант, вот вы спите, а там война! – фыркнула она прямо в ухо Хэму. – Эту проспите, до следующей не доживете!
Дальше с вмятого в диван и качественно обездвиженного привалившимся к нему телом Хэма начали аккуратно стаскивать сперва рубашку, а потом – гулять, так на все деньги – и штаны. К чести жертвы грубого насилия следует сказать, что очухался он еще при расстегивании ремня.
Хэм, по примеру сиятельного батюшки, окончательно оборзел и обленился, поэтому соизволил разве что занять более удобное для ведения бесед положение довольно сонной, но до крайности глумливой диванной подушки.
– Ты вот этим думал? – длиннопалая ладонь Войны скользнула под расстегнутый ремень. – Не, этим ты точно не думал, – рука осталась, где была, что не смутило никого из присутствовавших. Хэм даже поерзал на диване, чтобы всем было удобнее.
– А вот если ты повернешься... – Война буквально мурлыкала, и Хэм повелся.
Повернулся. О чем немедленно пожалел.
– Вот этой частью своего организма, дорогой... – Хэм никогда не думал, что, оказывается, когда щиплют за задницу – это не очень похоже на ухаживание, и поклялся, что, если выйдет из этой аферы живым, ни к единой даме так клеиться не станет.
-– Вот ею, аспид, ты и думал, – Война разошлась. – Теперь, пожалуйста, – обе ее руки продолжали хозяйничать в штанах у любовника, – любой из деталей своего прекрасного организма придумай, как выкручиваться.
Хэмьен последовал мудрому совету: начал незамедлительно выкручиваться, да так яростно, что чуть не спихнул с дивана вошедшую в педагогический кураж Войну, и едва удержался сам. Оказалось, что надежда и опора адской нации спала практически в обнимку с недопитым стаканом, поэтому финального крушения режима не произошло.
-– Совесть имей, женщина! У меня э-э... голова болит! – Нагло заявила жертва и одним махом опустошила заначку. Аида состроила кислую мину:
– Один брат – наркоман, второй – алкоголик, мать в психушке, папаша – Темнейший. Вот же повезло с наследственностью, выиграла в генетическую лотерею, нечего сказать! Если заснёшь опять, бестолочь, я тебе этот фикус в задницу засуну!
Фикус зашелестел листьями (сквозняк, не иначе), но на это никто не обратил внимания.
– Ой, милый, проснулся? – Война вытащила руки из хэмовых штанов и плотоядно улыбнулась. – Выспался? Давай-давай, расскажи, что тебе снилось? Княжеский трон? Ликующий Пандемониум? Не томи, колись, откуда идея про твое всеведение и вездесущесть?
-– Это не мои идеи, мне подбросили, – сделал невинное лицо Хэмьен. – Наш добрый народ хочет видеть то, что ему нравится, то есть как можно больше экземпляров меня. Не сваливай на меня галлюцинации электората!
– Ему подбросили! – Война снова полезла в хэмовы штаны, правда, теперь не в полурасстегнутую ширинку, а как при обыске, по карманам, включая монетный. – Не томи, птичка певчая, выкладывай, что еще тебе подкинули? Ангельскую пыль, священные реликвии Ватикана или пару граммов полония? Кокс можешь оставить себе, а что посерьезнее рекомендовала бы сдать папаше. Авось удрать успеешь, пока он тебя в Бездну не запихнул.
– Какую-то рыжую курву прямо на диван подбросили. Спать мешает и в карманах роется. Как есть засланка! Это она меня подставила, зуб даю! – Хэм порвал бы рубаху на груди в качестве завершающего штриха, если бы Война её не стащила. – А если серьёзно, кому мешало, что кандидат отдыхает перед ответственным мероприятием?
– Не догадываешься? – из карманов руки Войны перебрались обратно. – В данный момент очень хочется понять, на кой хрен ты всех так подставил?
Мы должны тебе обеспечить "вездесущесть", которую какая-то засланная сука пообещала, а ты неизвестно зачем подтвердил. Тебя вынесут на носилках, если ты попытаешься надурить хотя бы квартал, не говоря уж о половине мегаполиса, молод еще.
– Ну как зачем? Потому что мог, – пожал плечами Хэм. – Вездесущность у нашего электоратишки – это по моим прикидкам от силы две точки в городе. Остальное сделают адские кумушки со своими длинными языками. Потом скажут, что нас было по два, по четыре, по шесть, да ещё в каких-нибудь экзотических видах. Я бы пошутил, что мне неоткуда взять свою копию, но видал я ту копию вместе с его райскими другалями известно где. Речь на сутки я закатывать не буду, это папочкин любимый номер, петь собираюсь максимум полчасика, так что из своих любой потянет.
– Любой? – Война вскочила с дивана и с отвращением сплюнула в кадку с фикусом. – В толпе, на изрядную долю любопытной или враждебной, держать твой внешний вид и манеру говорить, а потом еще спеть, точно копируя тебя, не так и просто. «Любой» скорее помрет на трибуне.
Аида меланхолично закурила очередную сигариллу, наблюдая за отражением в большом зеркале на противоположной стене.
– Я извиняюсь, ребятушки, вы что, в Бездне трахались? У зеркала поиграйте в "найди десять отличий". Если найдёте, очень удивлюсь.
Заинтригованная Война спрыгнула с дивана, сдернув оттуда – все за те же многострадальные штаны – Хэмьена. Тот в последний момент сгруппировался по-кошачьи и чудом избежал сомнительной радости в виде отбитого копчика.
Решив, что спать не дадут, а дальше зеркала вряд ли потащат, Хэмьен лениво выпрямился, обхватил Войну за талию и провальсировал с нею к зеркалу. После чего столь же деловито стащил с нее потрепанную майку, хмуро буркнув: вот одно отличие мы устранили, затем столь же нагло расстегнул на любовнице шорты, державшиеся на честном слове и паре простеньких заклятий – а вот и второе накрылось Бездной, вполне нетрезвой...
Хихикающая Война не возражала, и, чтобы восстановить минимальный декорум, Аиде пришлось выразительно хмыкнуть.
– Оркестр, вы там не заигрались?
– Ну, два отличия я нашел – Хэмьен цапнул Войну за обнаженную грудь и заржал. – Можно я не буду демонстрировать третье, ты мне как-никак сестра, хоть и всего лишь единокровная.
Война игриво ткнула локтем Хэмьена куда-то в район солнечного сплетения и прищурилась. – Роста и мышечной массы у меня поменьше, морда не слишком похожа и волосы светлее. Но тут подгонять немного, тряхнуть, что ли, стариной? Я с войны в мужской шкуре не гуляла, повода не было.
– А я боялась, что по причине терминальной тупости моего братца вы упустите возможность пошутить на все деньги.
– Пошутить можно, – фыркнула Война. – Но для простоты, уж извини, придется тебе полюбоваться на нас обоих нагишом. – Раздевайся, – рявкнула она Хэму, стаскивая с себя остатки одежды. – Мне тебя надо скопировать. И одежду проще напялить потом, чем еще на ее материализацию силы гробить.
– Давай, братец, снимай штаны и думай об Империи,– улыбка Аиды сделалась совсем издевательской.
– Сиськи втянуть не забудь, – съязвил Хэм, удостоившись за хамство испепеляющего взгляда от сестры и подзатыльника от любовницы (шутливого, но, тем не менее, чувствительного – рука у Войны была не легче князевой).
Через пару мгновений язвить Хэму расхотелось – вместо проверенной собутыльницы и любовницы перед ним стоял братец из Рая. Почему-то со сложной многоцветной татуировкой от локтя до середины спины и с заколкой-кинжальчиком в скрученных на затылке волосах, но этим различия исчерпывались.
– Я даже не знаю, кто из вас лучше. Различить сможет разве что Интервент, – восхитилась Аида
– Его не обманешь, – оскалился обнаженный мужчина с татуировкой. – Веник даже не запах чует, а вот это, – обхватив себя руками, словно ему вдруг стало зябко, парень похлопал ладонью по собственному татуированному плечу. – Это не свести, папаша ваш на славу потрудился
– Много твой конь понимает, можно подумать. Вот женщины – дело другое, точно отличат. Оригинал всегда лучше, чем какие-то перевёртыши, не обижайся... дорогая, – Хэм слегка запнулся при обращении, поскольку никак не мог привыкнуть к новому облику Войны.
– Не смеши, – скривилась его новоотштампованная копия. – Можно проверить на любой из твоих баб.
– Серьёзно? А чего только на одной, боишься, всех не потянешь? – похабно заржал Хэмьен.
– Всех сразу ты сам не потянешь, – хмыкнула копия, в отличие от оригинала, ничуть не смущавшаяся. По поведению было ясно, что надевала она этот костюмчик далеко не в первый раз. Настолько сконфуженным Аида не видела Хэмьена никогда.
Война вытащила из тяжелого узла волос кинжальчик, оказавшийся не декоративным, а вполне рабочим, с волнистым, напоминающим крис, лезвием, и влегкую отмахнула около полуметра волос, оставив гриву примерно до лопаток, неотличимую от хэмовой.
– Эй, красавцы, вам бы одеться не помешало. Желательно так, чтобы роспись авторства моего папочки никто не увидел, – напомнила Аида. – Или вы решили проверять свои чары на дамах прямо у двери штаба? Могу выступить арбитром, но только после митинга. Потом хоть на скорость соревнуйтесь с книгами отзывов наперевес.
– Дело говоришь, – парень с татуировкой одним движением оказался в углу, где валялась груда нестираной одежды, бутылки, пакеты от адбургеров, и поморщился. – Родной, ты везде такой срач разводишь, что хочется напалмиком пройтись. Что тут надевать? Майку, в которой трое умерло? Грязные штаны, которые ты даже испепелить поленился? Учти, с меня станется прогуляться до трибуны нагишом и тем похоронить твою политическую карьеру окончательно.
На выручку брату пришла Аида.
– Чем тебе не угодила бытовая магия? Пара заклинаний, и всё будет чистеньким.
– Выдавай эту пару сама. И поскорее. Мне ещё и костюм с реквизитом подгонять? Бессмысленный расход энергии. Можно швыряться магией на уборку, шмотки и прикуривание от пальца, а потом внезапно обнаружить, что сил осталось – только выспаться и пожрать.
Аида пожала плечами, брезгливо извлекла из сомнительного братского кургана охапку вещей, постояла с ними в руках, сосредоточено нахмурясь, после чего швырнула на диван. Вещи резко пахли озоном. – Не благодарите.
Грязь исчезла, но менее потрепанными одеяния не стали.
– Скромность придется по душе избирателям. Было бы круто, если бы вы вдвоем еще на одну лошадь взгромоздились.
– Веника не дам, – огрызнулся на выходе один из Хэмьенов. – Не для того эта розочка расцвела, чтобы дрова таскать.
"Дрова" обиженно фыркнули, не глядя, лягнули куда-то назад и предсказуемо получили от своей копии очередной подзатыльник. Поскольку выходить из штаба вдвоем было бы неоправданным риском, Хэмьен-Война телепортировался прямо на трибуну на главной площади и в очередной раз подумал, что возиться с молодняком, может, и весело, но накладно. Оригинал отправился на свою точку в довольно мрачном расположении духа: столкновение с собственной копией с детства не предвещало ничего хорошего. Тем не менее, он смотрел в будущее с оптимизмом – сцену Хэм любил.
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 5, в которой аристократы вынуждены сами варить кофе и воровать алкоголь, а лисы — размышлять о высоких материях
Всё ещё +18, упоминания выпивки, веществ и потенциально опасных экспериментов на животных
Пробуждение не порадовало Малефа, но отнюдь не из-за похмелья. Жители Адмира в этом плане были на редкость крепкими ребятами, однако спать лицом в столешницу они не любили даже в трезвом виде. Начальник СВРиБ выпрямился в кресле и принялся разминать затёкшие конечности, преисполнясь чувством смутного отвращения. Надрался, как мальчишка, разве что сопли по физиономии не размазывал. Минута слабости в Пандеме стоит очень дорого, особенно если твой отец – не продавец жареных варанов с перекрёстка, а первое лицо в стране. Лучше было не представлять издевательских комментариев, на которые был способен Князь, осени его идея в этот момент почтить сына визитом. К счастью, в кабинете был только Малеф и его невесёлые мысли. Впрочем, счастье было кратко.
Продолжение страданий под катомПерешибая запахи застоявшегося табачного дыма и перегара, комнату окутал аромат духов, знакомых Малефу с детства . Ничего хорошего сие не предвещало: дополнения к обычной голограмме были довольно трудоёмки, посему злоупотребляла парфюмом, пейзажами и прочими спецэффектами только старая аристократия.
— Я услышала тебя, сын, и немедля прибуду, — произнес призрак герцогини ди Малефико. — Распорядись приготовить фамильный особняк, я не собираюсь останавливаться в свинарнике, который тебе угодно считать своим домом!
Малефа прошиб холодный пот. Значит, вчера он не только пошлейшим образом перебрал, но умудрился перед отключкой оставить паническое послание матери? "И почему я не круглый сирота?" — мелькнула в голове печальная мысль. На другие, увы, времени не оставалось. Если он не встретит родительницу так, чтобы маман осталась довольна, останется только надраться вторично и голографировать Темнейшему с покорной просьбой убить его на месте. Возможно, папаша даже согласится.
Через сутки сверкал не только фамильный особняк ди Малефико — жутковатое строение, которое Малеф недолюбливал за помпезность, странным образом сочетавшуюся с видом крепости, способной выдержать многомесячную осаду. С мылом драили даже прилегавшую к парадному въезду часть улицы. Парадность же появления Герцогини оказалась сомнительной. Явно желая стать на ближайшую неделю главной героиней адмирских сплетен, она прибыла одетой по моде той Пластины, где провела последние пару сотен лет, и, соответственно, в авто тамошнего производства. "Майбах Экселеро" с черноволосой красавицей неопределенного возраста за рулем, конечно, заставил не одного зеваку восхищенно присвистнуть, но особого фурора не вызвал. Экстравагантные аристократы, таскавшие со всех Пластин понравившиеся "артефакты" и пытавшиеся ввести их в моду в Адмире, бывало, выдавали фортели и покруче. Да, конечно, от силы проходящего по мирам зависело, сколько и чего он может переместить на родину, но после того, как лет сто назад Даджалл вернулся с какой-то из Пластин на танке, развлекаться сувенирами максимального размера стало популярным. Подумаешь, «Экселеро», не карьерный самосвал «Катерпиллер» же...
Малеф прекрасно понимал, что недостаток народного восхищения придётся компенсировать собственной исполнительностью и расторопностью, поэтому сделал всё, чтобы самый отъявленный перфекционист не нашёл повода придраться. Особняк напоминал картинку из рекламного проспекта, кусты и даже деревья были подстрижены по линеечке, кладовые и винный погреб ломились, а на столе в гостиной красовались вазы с фруктами и цветами. Вышколенная прислуга, спешно переманенная в рамках личного одолжения из летней резиденции Азраила, была готова выполнять любые повеления госпожи, не переспрашивая и не ошибаясь.
Тем не менее, когда Малеф, как подобает хорошему сыну, подбежал к машине, распахнул дверь со стороны водителя и, почтительно поклонившись, подал матери руку, чтобы сопроводить в дом, он чувствовал себя школьником, которому в любую минуту может нагореть за несделанное домашнее задание. Мать, деятельная и властная, во времена своей силы и славы при дворе вызывала одновременно восхищение и страх. Именно поэтому её собственное имя вскоре скрылось за титулом, и иначе как Герцогиней подругу Князя никто не называл.
Благосклонно кивнув сыну, она слегка коснулась его щеки своей, изображая родственный поцелуй.
— Рада видеть в добром здравии, — мелодично пропела герцогиня. — Твоя голограмма меня удивила. Я надеюсь получить исчерпывающие объяснения, как только мы окажемся наедине.
— Приношу извинения за этот постыдный момент слабости. Надеюсь, я не слишком обеспокоил. Весьма признателен, что вы прибыли столь скоро, временно лишив ваших внуков своего мудрого руководства. Позвольте узнать, все ли здоровы?
— Да, конечно, дети благополучны и шлют наилучшие пожелания, — кивнула Герцогиня. — Но я примчалась сюда не для того, чтобы беседовать о погоде, природе и семье — это можно было бы обсудить и через голограмму. Расскажи, что именно довело тебя до вчерашнего скотского состояния. Не вздумай увиливать — у меня остались знакомства в столице. Несмотря на то, что ты некогда предпочёл уехать с отцом, я не держу зла и готова помочь, если это окажется в моей власти. Дотронувшись до плеча сына, она чёткой скороговоркой произнесла старинную магическую формулу: "ни с тобой, ни из тебя, ни для тебя я не совершу то, чего не желал бы ты сам". Подобная клятва в давние времена считалась обязательной для того, чтобы сообщники или партнеры по любому делу могли друг другу доверять, но в настоящем считалась архаикой. Малефицио про себя вздохнул, но вернул ритуальную клятву, как того требовал обычай.
Утаивать что-либо от матери было бессмысленно. Тот факт, что она находилась вдалеке от столичного вертепа сплетников, вовсе не означал блаженного неведения: — До вас наверняка доходили слухи о новом батюшкином аттракционе. Вынужден признать, что я в тупике. Но надеюсь, что вам удастся указать мне выход из лабиринта. Когда в столице творится такое, даже члены Совета пребывают в недоумении. Их удача, что отец на этот раз сосредоточил своё внимание на мне. Впрочем, не только. Известны ли вам имена моих, с позволения сказать, соперников? Я был вынужден оказаться на одной ступеньке с поющим шутом и какой-то человечицей. Если Хэмьена знает весь Пандем, то "прекрасная Рахма" – это натуральное оскорбление общественного вкуса. Вы значительно дольше знаете нашего дорогого Князя и наверняка можете предположить, во имя чего ему понадобилось изображать начальника в штабе собственной куклы. Хуже того, в штабе Хэма заправляет Война. Доверенное лицо, заклятое на лояльность, таскается за исполнителем похабных сатирических песенок. Недавно к ним прибилась папочкина любимица, наш нежный «цветок Пандема». Могли бы для комплекта туда ещё Дубля позвать, но, видимо, не смогли вытащить его из очередного притона...
Герцогиня вздохнула.
— Конечно, слухи до меня доходили, но цельной картины я выстроить пока не смогла. Несомненно одно: если в стане "противника" твоего отца, не рискуя жизнью, отирается Война или любой другой из этой четверки, значит, "противник" — липовый. Заклятие на лояльность невозможно обойти, оно проявляется татуировкой на коже, от которой единственное спасение — отрезать татуированную часть тела.
— Не хотел бы шокировать вас детальными описаниями, но поверьте, отрубить руку или ногу несложно.
— Я не договорила. Татуировка лояльности идет от локтя до середины спины, после разрубания пополам никому не выжить. Заклятие может снять тот, кто накладывал, но тогда исчезнет татуировка. Я давненько не видела Войну, но в последний раз татуировка была при ней. Что говорят твои агенты?
— Те, кто прикреплён к этой парочке, не рассказывают ничего цензурного, но про тату упоминали. На Хэме, впрочем, ничего не нарисовано...
— Тогда очевидно, что Война выполняет волю Темнейшего. Субъект вроде твоего сводного брата нуждается в постоянном контроле. Князь, как известно, в прошлом прекрасно справлялся с комическими ролями. Возможно, и у его сына в репертуаре не только амплуа площадного бунтаря с балалайкой.
— Спихнуть такого со сцены на трон — вполне в духе папочкиных шуток, над которыми громче всех смеётся он сам. К тому же от Хэма и его разнообразных подвигов народ в хроническом восторге. Ситком «1001 способ выбесить Темнейшего» весь Адмир смотрит, затаив дыхание, с того момента, как братец подрос настолько, чтобы хвататься за бутылку, гитару и девиц. Но в таком случае, кого папенька отрядил ко мне? Не может же он наблюдать за подергушками единственного таракана на беговой дорожке?
Герцогиня задумалась. Резон в рассуждениях сыночка был. Возможно, папаша наконец взялся таким странным образом натаскивать Хэма — по доходившим до нее раймирским сплетням, рыжего близнеца, Арвеля, взяли в оборот буквально с колыбели, готовя из него если и не преемника Светлейшего, то как минимум премьер-министра.
Женщина взяла из вазы яблоко и задумчиво покрутила его в воздухе, держа за хвостик. Красный бочок, желтый бочок — от вращения краски сливались, и яблоко казалось оранжевым. Интересно, приходила ли бывшему любовнику в голову мысль, что, если поменять местами двух близнецов, подмену можно будет вычислить только по манерам и вкусам, но не по внешности? Не собрался ли он таким странным образом наверстать упущенное, устроив повесе с гитарой нечто вроде обучения в полевых условиях? Если да, Малефу впору не завидовать Хэму, а прыгать до потолка, что им папаша пока что не заинтересовался настолько предметно. Поди знай, что Темнейшему взбредет в голову...
— Ты в жизни не узнаешь, что Князь за тобой наблюдает, если он не захочет спугнуть тебя раньше времени, — "осчастливила" она сына. — Мало того, что перекидывается он лучше, чем любой, кого я видела, так ещё и платит щедро. Перекупить любого из твоих подчинённых или слуг ему не составит труда.
— Когда он решил повесить на меня эти грешные выборы, я чуть сам не перекинулся от его спектакля. Другой вопрос, зачем демонстрировать, что бродячий цирк, называемый избирштабом моего братца, под его эгидой. Не все могут делать логичные выводы, располагая нужным объёмом информации, потому за него проголосуют, приняв надзор Войны за одобрение Самого. А папочка, значит, отменно развлечётся, наблюдая через дырку в кармане моего камердинера, как я сяду в лужу. Прекрасно! — Малеф досадливо пнул крутившуюся под ногами лисицу, явно рассчитывавшую на объедки со стола. Эти твари обитали при особняке издавна и в целом не доставляли хлопот. Но в этот раз прошмыгнувший мимо зверёк стал случайной мишенью для накопившегося раздражения.
— Держи себя в руках, — сухо одёрнула его мать. — Отоцион перед тобой ничем не провинился. Лучше не гонять их, когда эти зверьки забегают в дом — с Пустошей чего только не приползает и не прилетает. Скорпион в туфле или гадюка под кроватью, да и обычные тараканы тебе вряд ли помогут на выборах. Ты не задумывался, почему дом, рядом с которым в саду или парке есть колония этих тварей, стоит дороже?
— Простите, матушка, — Малеф был недоволен мелочной придирчивостью вместо трепетного сочувствия, но виду не показал. — Я полагал, что это очередная почтенная традиция, утратившая смысл ещё до моего рождения. Но тут их никто не гонит, хотя они уже весь сад перерыли.
— Не столько традиция, сколько здравый смысл, — пожала плечами Герцогиня. — Можно регулярно накладывать заклятия от ядовитых насекомых и змей, рискуя не упомянуть новый вид, притащенный из других миров невнимательным соседом или слишком изобретательным врагом. Но проще держать дома отоционов — они питаются мелочью такого рода и не страдают от яда. Особенно приятно, что магия на них не действует — ну или почти не действует. Им не нужно заклинаний, им достаточно добычи и иногда объедков со стола. Я не прикармливаю их и не приучаю к рукам, но не выгоняю, если забегают из сада. Чаще всего они суются в дом летом, когда на свет летят мошки и ночные бабочки. А этого, скорее всего, привлек запах фруктов и цветов, и дурачок понадеялся на поживу.
— Благодарю за увлекательную лекцию о природе, но у нас сейчас проблемы посерьёзнее, чем недолюбленные отоционы. — Матушкины нотации успели надоесть Малефу ещё в детстве, отчасти поэтому он так радостно уехал в столицу, когда появилась возможность.
Герцогиня напряженно застыла, прислушиваясь к чему-то.
— Возможно, сейчас часть проблем разрешится... — она склонила голову к плечу, сделавшись похожей на птицу. — Или к твоим для разнообразия добавится парочка моих.
Запыхавшийся слуга еще договаривал "посланник от Князя просит встречи с герцогиней ди Малефико", а упомянутый посланник, плечистый темноволосый демон в мундире сотника гвардии Князя, четким, почти строевым шагом вошел в гостиную и, церемонно поклонившись, застыл на пороге. Герцогиня, встав из-за стола, сделала несколько шагов навстречу посланцу и встала так, чтобы закрыть собой сына.
— Поистине, Темнейший всеведущ: о моем скромном семейном визите уже известно в Осеннем дворце! А ведь я только переступила порог своего дома и даже не успела распаковать чемоданы, — достойная дама не лгала: чемоданов она действительно не распаковывала, ибо примчалась лишь с дорожной сумкой, набитой кое-какими полезными, но совершенно нелегальными в большинстве миров амулетами. — Что вам приказано передать, офицер?
— Его Инфернальное Величество счастлив снова приветствовать вас в столице и в знак глубочайшего уважения просит принять скромный подарок, — отчеканил гвардеец, вручая Герцогине хрустальный футляр, заключавший в себе редкой красоты чёрную орхидею, маленькую, очень изысканную, с нежными махровыми лепестками. К футляру прилагались непрозрачный мешочек и записка.
— Передайте Князю мою искреннюю благодарность, — наверняка посыльный расскажет, как нежно герцогиня ди Малефико прижала подарок к лицу и поцеловала перед тем, как неторопливо развернуть записку. Это хорошо. Будем надеяться, что бывшедрагоценнейший позабыл, как выглядели придворные дрязги в том мире, где Герцогиня провела изрядную часть жизни, и не догадается, что сентиментальность в этом жесте не ночевала. Предусмотрительность требовала помимо применения магического зрения ещё банальной органолептической проверки — нелишне понюхать, не пропитан ли дар каким-нибудь заковыристым ядом. Конечно, во времена их бурного романа, плодом которого стал Малеф, страстью к практическому применению своих познаний в токсикологии Князь не отличался, но, возможно, текущее положение светил и геомагнитных линий подсказало ему, что пора начать?
Посланец смерил обстановку профессиональным оценивающим взглядом, затем коротко кивнул и удалился. Ни одного лишнего слова, машина во плоти. Сравнивать гвардейцев с живыми механизмами составляло ещё одну старую пандемскую традицию. Кое-кто считал, что Мору удалось вывести пресловутых универсальных солдат для личной охраны Темнейшего, однако это было чистой воды вымыслом.
— Что пишет любезный батюшка? — осведомился Малеф, едва киборг с эполетами скрылся за дверью.
— О тебе — ничего, — коротко ответила Герцогиня, пряча письмо в карман сшитого на заказ пиджака. Взглянув на вытянувшуюся физиономию сыночка, сжалилась: — Пара приятных, не особо значимых фраз, приглашение после выборов заходить поболтать о старых-добрых временах и сожаление, что мы практически не видимся при дворе. Последнее смахивает на изощрённое издевательство, если вспомнить, почему я покинула Пандем. Ах да, ещё этот старый негодяй, — последнее было произнесено столь нежным тоном, что могло сойти за признание в любви, — соизволил прислать мне немного кофе. Знает, чем купить вечную признательность девушки, — тут Герцогиня улыбнулась.
— Будем надеяться, что наш маэстро эпистолярного жанра просто использовал повод лишний раз восхитить нас своим всеведением. Эффектные жесты — его конёк. Очевидно, вы были правы, матушка, — Малеф был рад, что вести не разочаровали Герцогиню, но нервозность не проходила. — В любом случае нам остаётся наблюдать за обстановкой. Кандидатов по-прежнему трое, и это явно конечное число. А кофе я бы на вашем месте проверил более тщательно. Чувство юмора у батюшки чернее государственного флага, — почтительный сын не удержался от шпильки.
— Не учи отца... гхм... то есть, мать, — фыркнула герцогиня. — Как видишь, я пока не предлагаю выпить по чашечке кофе.
—Можешь поэкспериментировать на слугах, а если выживут и не свихнутся, прикажи сварить нам, — Малеф был не прочь переключить матушкину кипучую энергию на слуг. — Их прислал Азраил, так что, думаю, ребята привычные, наш министр — большой поклонник старины.
— Азраил? — заинтересовалась герцогиня ди Малефико. — Очень рада, что ты поддерживаешь отношения с давним другом семьи. Странно, что он не пожелал приветствовать меня на родине — надеюсь, он в полном здравии и не в опале?
— Здоровей меня будет, — буркнул сын, недовольный, что примчавшаяся якобы в тревоге за него мать охотнее говорит о зверушках и министре иностранных дел, но только не о выходке Темнейшего. — Насчёт опалы я бы не поручился. Мои "хвосты" видели его въезжающим в ворота особняка той самой кандидатки-человечицы, у которой безвылазно торчит папенька. Кто знает, что там творилось, и не разругались ли они вдрызг. Подслушать или подсмотреть невозможно даже с помощью магии, ясно же, кто ставил щиты. Но докладывают, что уезжал наш могущественный друг явно не со спокойной душой.
Герцогиня нехорошо прищурилась и поджала губы.
— Не ожидала, — медленно произнесла она. — Похоже, что Азраилу совершенно все равно, за кем увиваться, лишь бы вожделенная игрушка принадлежала твоему отцу.
Малеф не вполне понял, какая муха укусила матушку, но подозревал, что с расспросами лучше не лезть.
— Так что, будем экспериментировать на слугах? — нарочито бодро сказал он и потянулся к пакету.
— Оставь! — мать выхватила у него кофе с необычайным для светской дамы проворством. — Я сама проверю зёрна, и, если все в порядке, сварю нам по чашечке. Этот сорт я не доверю ни слугам, ни тебе — это единственный кофе, который употребляет Князь, и рецепты там соответствующие.
Малефицио пожал плечами, но спорить не стал, и, отговорившись работой, которой из-за выборов стало непозволительно много, отправился в Управление. Для разнообразия пешком — может, хоть прогулка выветрит тревожные мысли?
Оставшись одна, герцогиня, как и обещала, принялась за проверку подарка. Орхидея явно не таила угрозы, а вот кофе мог быть сдобрен неприятными, хоть и не смертельными, добавками, скрытыми от магического зрения. Князь любил дурацкие шутки и был гениальным алхимиком — опасное сочетание, если учесть предвыборную гонку. Магическое зрение показало, что зёрна так же чисты, как и цветок, но смутная тревога не оставляла женщину. Возможно, дело не в потенциальной опасности бывшего любовника, а в том, что её старый друг тоже оказался замешан в эту неприглядную историю? Чтобы прогнать неприятные мысли, она взялась за приготовление напитка. Привычные манипуляции и одуряющий запах, поднимавшийся сперва от размолотых в пыль зёрен, а затем — и от джезвы, успокаивали, но расслабляться не следовало. Чтобы избавиться от сомнений, Герцогиня плеснула немного сваренного кофе в первую попавшуюся плошку, приказала служанке щедро разбавить напиток свежим молоком и отнести в сад. Девица озадаченно посмотрела на новую хозяйку — на её памяти никому не приходило в голову поить лучшим кофе Веера садовых лис — но чётко выполнила поручение. Чтобы сохранить свежеприготовленный кофе горячим, Герцогиня наложила несложное заклятие и вернулась в гостиную. Выходящие в сад окна позволяли ей наблюдать за зверьками, поодиночке, осторожно выбиравшимися к непривычно, но вкусно пахнущей миске. Подождать не больше часа — твари мелкие, если в напиток что-то подмешано, подействует быстро — и станет ясно, что делать. То ли возвращаться и спокойно наслаждаться напитком, то ли посылать "законсервированный" заклятием кофе Темнейшему за шиворот. Или в штаны, куда попадёт. Сейчас Герцогиня была настолько зла, что при своей недюжинной магической силе могла надеяться пробить заклинанием даже защиту Князя. Вопрос, останется ли она в живых после такого демарша, не особо волновал — под маской сдержанной светской дамы скрывалась темпераментная фурия с редкостно богатой биографией. Прикидывая, какими именно заклинаниями и насколько точно можно попытаться прошибить щит Темнейшего, светскую сдержанность она отбросила, как сбрасывают надоевшие туфли на высоких каблуках: ди Малефико чертила пальцем на столе какие-то знаки и печати, будто ребенок, увлечённо расписывающий ковер или обои. Вскоре её отвлек шум — отоционы оживленно носились друг за другом, вякали, визжали, рылись в песке и перевернули миску, стараясь добыть из пустой посудины еще хоть капельку, — в общем, вели себя, как подобает сытым здоровым животным, получившим неожиданную дозу бодрящей субстанции. Понаблюдав за тварями ещё немного, Герцогиня заметила, что те, кто первыми прибежал к миске, потихоньку успокаиваются и с явной надеждой на добавку делают подкоп под тяжелую керамическую посудину. Не заметив ничего хоть сколько-то подозрительного, женщина улыбнулась и решительно направилась на кухню. Доверить слугам сервировать кофе она не могла: во времена её юности те, кто излишне полагался на впервые увиденную челядь, бывало, заканчивали свои дни очень неприятными способами.
В кабинете пылал камин, но тепла было немногим больше, чем в прозрачных водах Коцита. Аида зябко поёжилась, ожидая, пока воздух прогреется. О причудах температуры воздуха в этой комнате ходили легенды. Всё списывали на знаменитую рассеянность монарха: дескать, несмотря на свою антропоморфность, он забывает про ограничения, связанные с этой формой, отчего существенно страдает комфорт посетителей. На самом деле, если Темнейший что-то забывал, то единственно затем, чтоб потом «неожиданно» вспомнить, когда гости расслабились и решили, что все позади, либо когда понимал: если затянуть шуточку еще на пару секунд, посторонних придётся выносить и как-то утилизировать.
Аида оглядела внушительный отцовский стол, вечно заваленный важным государственным хламом. В здешнем хаосе не действовали общепринятые законы, помимо книг и бумаг обретались странные вещи, назначение которых не определялось с первого взгляда, а шанса на второй могло не представиться. По-имперски внушительно выглядела даже пепельница: окурки складывались в такие причудливые конструкции, что дух захватывало даже у знаменитых скульпторов-авангардистов.
Комната одновременно напоминала жилище удачливого мародёра, кунсткамеру, библиотеку, лабораторию и опиумный притон. У всех, кто попадал туда впервые, возникало стойкое ощущение, что они накурились какой-то редкостно забористой дряни. У некоторых оно оставалось на всю жизнь в качестве милого сувенира. Возможно, дело было в любимой трубке Князя, за безопасность которой для психического и прочего здоровья даже самых стойких существ не поручился бы ни один нарколог Веера. Бытовало поверье: тот, кто хотя бы пару раз затянется ею безо всяких последствий, станет новым правителем Адмира. Байку пустил гулять Темнейший, любивший наблюдать, как его «Особый сбор № 69» превращает в конфитюр мозг очередного недоузурпатора. Но любящая дочь не претендовала на престол, а в кабинет заглянула навестить здешний барный шкаф, также обладавший довольно зловещей репутацией.
В сумке позвякивала пара бутылок, добытых в партизанском рейде по дворцовым погребам, но с учётом аппетитов братца и его новой подружки куда уместней была бы пара вёдер. Требовалось нечто особенное, а что могло быть круче коллекции настоек, приготовленных батюшкой собственноручно. Брать с нижней полки Аида не стала — ей было прекрасно известно, что самые опасные и непредсказуемые составы находились именно там. Дотянувшись до прошлогодней мандрагоровки, идеально подходящей для коктейлей, она умыкнула пузатую бутылку с синей сургучной печатью на грязной этикетке. Тут из-под дивана высунулась любопытная морда довольно крупной лисы-отоциона. Что его разбудило — шаги, звон бутылок, перепад температуры или что иное — неизвестно, но зверь немедля закружил под ногами у Аиды, коротко потявкивая и распушив хвост.
— Алерт, изыди! — шикнула девушка. — Лис еще сильнее напушился и состроил умильную морду, но воззванию не внял, принялся с повизгиванием метаться по комнате, прыгать на кресла и диван и скрести стены и пол, словно желал прорыть в камне нору. Аида в недоумении наблюдала, не понимая, что взбудоражило почтенного батюшкина питомца. Алерт жил здесь, сколько Аида себя помнила, хотя срок жизни отоциона за это время должен был не единожды истечь. Если вспомнить, что некоторые отцовские метрессы отличались редкостным для своей расы долгожительством, то причуда не одну сотню лет сохранять лиса уже не казалась экстравагантной. Он, по крайней мере, исправно уничтожал всё, что могло завестись в покоях, исключая разве что помянутых метрессок. Принцип «ты жив, пока нужен Князю», по всей видимости, распространялся даже на домашних животных. Отчаявшись утихомирить Алерта, Аида выудила какую-то очень красивую и очень пыльную бутылку: пока папенька не накрыл её возле шкафа, надо успеть прибрать лучшее. На этикетке значилось: «Полироль №10, улучшает рост здорового копытного рога при условии регулярного использования». Аида удивлённо вздёрнула бровки: видимо, она многого не знала об отце…
— Интересный выбор для коктейльной вечеринки, — раздалось у неё за спиной, — я бы на твоём месте прихватил мандрагоровки или хотя бы кальвадос, если надо чем-то триумфально встретить утро.
В кресле за столом вальяжно развалился любимый родитель, а на его коленях вытянулся моментально угомонившийся Алерт. Тонкие длинные пальцы перебирали пушистую шерсть зверька, словно нащупывая невидимые струны. Аида сделала книксен и мысленно хихикнула, столь забавным показалось ей сходство между этой идиллической картиной и полотнами известных мастеров с некоторых Пластин. Правда, лицо отца было отрешённым, а глаза казались бездонными чёрными провалами, что не сочеталось с обычной благодушно-насмешливой манерой речи. Как правило, подобные диссонансы не предвещали ничего хорошего.
— Спасибо, папа. Что стряслось с Алертом? Этот мохнатый террорист сначала чуть не разгромил кабинет, а теперь тих и благостен.
— Поиграл и успокоился, — равнодушно ответил Князь. — Они все так себя ведут. — Однако глаза отца были по-прежнему черны и безжизненны, а лис, умиротворенно подставляющий для почесывания то бока, то живот, еле слышно поскуливал.
Аида снова поёжилась, хотя знала, что комната давно прогрелась. Последовав совету, вернула на полку подозрительную полироль и выудила кальвадос. Бутылки в сумке брякнули, принимая в свои ряды выдержанного ветерана дубовой бочки. Раз уж нагоняя не случилось, Аида решила ловить момент, и сгребла еще бутылку мандрагоровки: запас карман не тянет. Уходить со столь богатой добычей по-английски казалось неправильным.
— Папа, а сколько лет Алерту? — светски поинтересовалась она. — Или, когда отоцион умирает, ты просто берешь похожего и называешь Алертом?
— Это было бы слишком просто, — интонации и мимика Темнейшего окончательно рассинхронизировались. — Он не как Всадники, девочка моя. Алерт — единственный в своём роде. Когда-то, задолго до твоего рождения, я мог себе позволить долгие прогулки по Вееру. Но он был тогда другим, нестабильным, Пластины стремительно меняли облик: только что был единый континент — и вот уже осколки расползаются во все стороны, как тараканы при ярком свете. Как-то мне спешно пришлось убираться прочь. Вернулся в Адмир и обнаружил, что прибрал с собой изрядный кусок ландшафта. Часть водившегося там зверья погибла от шока и магического излучения. А лисы уцелели, расплодились и прижились. Этого щенка я вытащил из капюшона и забрал на память о прогулке. Видимо, магией его шарахнуло сильнее всех, он крупный и умнее не только своих сородичей, но и некоторых министров. А что не разговаривает, так в покоях есть всё необходимое, ему просить нечего.
Князь вышел из странной медитативной задумчивости, растянул губы в привычной кривой ухмылке и небрежно спихнул Алерта с колен. Лис обиженно фыркнул, но безропотно ушёл куда-то под кресло.
— А он может разговаривать? — Аида не поверила. На её взгляд, отцовский питомец ничем не отличался от прочих отоционов, кроме размера и отсутствия боязливости, присущей дикарям. — Алерт, Алерт, — девушка порылась в карманах и вытащила несколько вяленых виноградин. — Иди ко мне!
Лис неспешно подошел и потянулся к винограду. Аида убрала руку.
— Нет, сперва попроси, я ещё ни разу не слышала, как ты разговариваешь!
Алерт отрывисто вякнул и попытался выпросить ягоды, привстав на задние лапы. Говорить он отказывался наотрез, и виноградины пришлось отдать за так.
— Чем-то ты ему не угодила, — пожал плечами отец. — Возможно, когда в следующий раз придёшь обносить мой бар, сначала уважишь обитающего тут не один десяток тысяч лет лисопатриарха, и он соизволит тебе что-нибудь сказать. Но он настолько стар и мудр, что даже со мной иногда не разговаривает, — стало окончательно понятно, что Князь шутит, его глаза больше не казались чёрными дырами, а приобрели обычный светло-карий цвет.
— Да ну тебя, так и знала, что ты не всерьёз, — Аида надулась и подхватила сумку с бутылками. На неприметной потёртой кожаной торбе лежало заклятие, позволявшее ей растягиваться почти вдвое, но при этом вчетверо облегчавшее вес упакованного добра. В старину такие сумки обожали странствующие торговцы (бесчисленное множество похабных анекдотов было посвящено предположениям касаемо сорта идущей на их изготовление кожи). Сейчас подобные вещицы стали музейной редкостью.
Алерт, успевший расправиться с виноградом, сыто щурился. Смешной щенок-самка у Великого, смелый, но глупый. Великий всегда говорит правду, но не всегда полностью, поэтому бесхвостое племя, привыкшее всегда рыть в разные стороны и искать то, чего нет, не доверяет Ему. До последней шерстинки верят ему лишь лисы, те, чьим предкам он дал изобильную, хоть и опасную Пустошь и много прекрасных тенистых садов, где не переводятся вкусные насекомые и сочная падалица. Но так же, как Бесхвостым не дано понять Величия, Хвостатым недоступна речь. Алерт не умел разговаривать, да и понимал произносимое при нём лишь отдельными короткими созвучиями. Но слушать Великого и доносить до барханного народа Его волю лис мог без слов. Он чувствовал Великого, а барханный народ чуял Алерта. Когда Великий приказывал, лис мысленно говорил со своим народом, передавая ему волю Того, Кто Подарил Лисам Мир. Это в кабинете Великого его звали странной кличкой, а среди своих собратьев он был известен многим поколениям, как пророк Фырф.
Когда барханный народ видел или чуял что-то, достойное внимания Великого, старый лис узнавал об этом, принюхиваясь к ветру, ловя чуткими ушами любой шорох. Он передавал, что встревожило братьев, и, если Великий считал тревогу не пустой, дозорные щедро вознаграждались. Тушка кролика, упавшая из мешка мясника, доставившего провизию в особняк, множество свежих куриных потрохов и сочных мясных обрезков, вывезенных из владений Мора в пески Пустоши после очередного странного эксперимента, неожиданно расплодившиеся в парке полёвки — много, много возможностей одарить племя за верную службу. Глупые Бесхвостые, не видящие за барханами Пустоши, пытались заставить лис служить себе магией и разнообразными ухищрениями, но тщетно. Кому нужна нелепая навязчивость не умеющих Видеть и Слушать, если племя, ведомое мудрым Фырфом, испокон веков ходило под рукой Великого и грелось у ног Его?
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 4, в которой демонстрируется несомненная польза умеренного алкоголизма для улучшения политической обстановки
+18, в кадре курево, выпивка, ОБВМ персонажа и пачка сомнительных придворных сплетен.
Малефицио заперся в кабинете, плотно задернул шторы и для верности опечатал комнату комплексом надёжных, ещё от матушки выученных заклятий. Он сомневался, что эти меры предосторожности спасут от новых визитов папаши, но уповал на то, что Князь слишком занят своими дурацкими играми. Агенты, работавшие чуть ли не в три смены, доносили, что владыка Адмира в последнее время зачастил в пропахший гулями особняк, где поселилась его странная кукла-кандидатка.
Малеф извлёк из бара бутылку рома продолжение банкета под катом.и плотно набил любимую трубку: вот уже две недели он метался, как ошпаренный, но толку от этого было немного. Он всё еще не понимал, какая гадюка ужалила любезного папеньку под фалды на этот раз.
Тактику "не спеши выполнять приказ — возможно, его отменят", популярную во множестве миров, Малеф уже опробовал. Первые пару дней исполнительный сын всемогущего отца активно занимался собственными делами, пока не удостоился голограммы из Осеннего. Призрак папаши в халате и с самокруткой в зубах сварливо осведомился, почему до сих пор ни один из кандидатов на пост президента не зарегистрирован в свеженьком избирательном комитете, и, кстати, почему оный избирком вообще не создан? Пришлось спешно исправлять положение, причем — ах, ирония! — силами собственной службы. Целый флигель выделил, штат секретарш набрал — точнее, назначил, приставив к делу наименее ценных полевых агентов и наиболее исполнительных новичков. Главной проблемой комитета было то, что регистрироваться кандидатом на пост Темнейшего... тьфу ты, президента, не желал никто. По всей форме, от руки писанные, личной печатью снабженные и сопровождаемые церемониальными подарками приглашения всему Совету принять участие в предвыборной гонке, не дали ничего. Если, конечно, не считать того, что подарки все адресаты оставили себе, по каковой причине представительский фонд СВРиБ изрядно отощал. Восемь из тринадцати членов Совета не удостоили ответом. Парочка наиболее дипломатичных официально поинтересовалась здоровьем уважаемого батюшки, а старый политикан Азраил в довесок к вопросам о здравии Князя выказал еще искреннее беспокойство за судьбу его сына и пригласил Малефа, буде возникнет необходимость, без стеснения воспользоваться контактами МИДа и отдохнуть на любой из обитаемых Пластин, с которыми установлены прочные и тёплые дипотношения. Маммона витиевато отказался (магическим зрением Малеф прочел упрятанное под официальные обороты "Парень, ты сдурел? Ты во что меня втравить хочешь?"). Асмодей воспользовался случаем, чтобы предложить "прекрасному юному другу" принять участие в совместных постельных упражнениях (старый развратник предлагал подобные досуги всем и при каждом случае, так что умудрился достать до икоты даже ко всему привычных инкубов и суккубов, то есть официальных зарегистрированных проституток мужеска и женска пола).
Чтобы доказать всем, что опасности нет, и Князь идею одобрил, Малефицио зарегистрировался сам, получил удостоверение личности кандидата в президенты Адмира за № 001, и даже шлёпнул на этот грешный кусок пергамента официальную печать. Громов, молний и обвинений в госизмене не последовало. Но даже выступление Малефицио в прайм-тайм по самому популярному каналу Инферно-ТВ, сопровождаемое демонстрацией сляпанного на скорую руку документа, не помогло. Заявок не было.
Начальник СВРиБ тяжело вздохнул, вспомнив, как в прошлом тысячелетии Князь внезапно и надолго заперся в своих покоях, наотрез отказавшись выходить к народу накануне крупного военного парада. Все принесённые на подпись документы выкидывал с балкона, а одного особо рьяного парламентёра случайно зашиб метко пущенным оттуда же сапогом для верховой езды. В гардеробной куда-то пропал княжий любимый китель, но слуги так и не смогли его отыскать. Пришлось срочно выдёргивать придворного фаворита-модельера с Перешейка, чтобы пошить замену. Казалось бы, зачем устраивать подобное шоу из-за какой-то тряпки, будучи практически всемогущим?
О том, что собой представляет его родитель, Малефицио предпочитал не задумываться на трезвую голову, посему за первой бутылкой рома неизбежно последовала вторая. Фестиваль воспоминаний свидетельствовал, что сколь бы странны ни были поступки папаши, даже у самых экстравагантных имелась веская причина. Например, в истории с кителем вытащенный с Перешейка модельер оказался шпионом Раймира. И, кабы не требование "найти и притащить немедленно", без помех обстряпал бы свои дела, пользуясь царящей на Перешейке атмосферой расслабленной лени. Так вот, следовало понять, какие неочевидные цели может преследовать этот бред с выборами?
Сперва Малеф заподозрил, что папаша всё-таки окончательно в курсе его давней хрустальной мечты получить трон Адмира, чтобы передать его впоследствии собственным детям. Виды на уютный престол Империи нелюбезно портили многочисленные братцы, практически заградотрядами бродившие по коридорам дворца. Не зря помимо прочих своих километровых титулов батюшка носит ещё и звание отца народов. Тут Малефицио завистливо хмыкнул, вспомнив про распространённую у многих культур традицию, когда старший сын правителя, вступая на престол, уничтожает остальную поросль со чады и домочадцы.
Но дальнейшее показало, что смелые фантазии сыночка вряд ли могли стать основной причиной переполоха в сиятельном курятнике, даже если и были известны папаше. Темнейший явно задумал более масштабную и странную игру. Вытащил практически из-под полы халата человечицу, по слухам, якшавшуюся с гулями, и зарегистрировал её очередной кандидаткой. Чтобы придать происходящему оттенок сюрреалистической комедии, лично уселся в её избирательный комитет. Анекдоты на тему, в каких позах Князь готовит себе преемницу, начали ходить по Пандему буквально на следующий день. Хуже того, с Перешейка нагло вернулся Хэм (не иначе, решил устроить прощальный концерт перед казнью) и тоже — в избирком. Теперь рыжая беспардонная скотина спокойно разгуливала по городу, помахивая удостоверением кандидата № 003, а его избирательный штаб почему-то обосновался в доме Войны. В довесок прекрасная младшая сестричка Аида дневала и ночевала в этом вертепе. Ну, хоть третьей к себе в постель эти отморозки её не внесли, а ведь и такие слушки агенты уже передавали. Война заклята на лояльность, предаст Князя — костей не соберет в самом буквальном смысле, а за Аиду папенька кому угодно голову открутит, бывали прецеденты.
Малефицио печально встряхнул бутылку и на просвет оценил уровень янтарной резко пахнущей субстанции. Вторая бутылка рома, как говорится, казала дно, а ясности не прибавлялось. Может ли быть так, что все происходящее — некий план "Преемник", главная роль в коем отведена, вопреки здравому смыслу, не ему, а драгоценному братцу с его похабными песенками и пьяными дебошами? Ладно песенки, вереница девиц и репутация эталонного раздолбая, но у него же брат-близнец – раймирец, спасибо странным извивам семейной генетики и периодической тяге папеньки к прогулкам по чужим постелям.
Вконец запутавшийся Малеф залпом допил остатки рома и, облокотившись о столешницу, бессильно уронил голову на руки.
— Мама, мамочка дорогая, - пьяно всхлипнул он. — Во что я встрял, и что мне с этим делать, ма-а-а-ма!!!
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 3, в которой раскрываются секреты изготовления политических кандидатов из подручных материалов
+18, любые совпадения с чем бы то ни было случайны.
В катакомбах под Осенним дворцом властвовала тьма. Те, кто коротал там вечность, более не нуждались в свете или тепле, а тот, чьи тяжёлые шаги размеренно дробили вязкую и удивительно напряжённую тишину, мог обходиться без подобных излишеств. Полы длинного халата прошуршали вдоль ряда внушительных резных саркофагов и замерли возле еще не потускневшего надгробия у западной стены.Продолжение под катом— Здравствуй, дорогуша. Извини, давно не виделись, дела, дела, – по голосу читалось, что Князя привела сюда отнюдь не скорбь по безвременно ушедшей любовнице. – Пора вставать!
Визитёр игриво хлопнул по крышке саркофага и отвесил шутовской полупоклон. Внутри что-то завозилось, послышались скрежет и сдавленное шипение.
— Кудрявая, что ж ты не рада, — довольно мелодично прокомментировал возню ленивый баритон. — Я надеялся на понимание, что только благодаря моей снисходительности за фокусы с приворотным зельем ты отправилась сюда, а не в кормушки гвардейских коней. Но всякое терпение имеет свои границы, так что предупреждаю: любой кульбит — и переедешь отсюда под бок к первой местной звезде. Сложный характер у женщины, ни с кем не может ужиться, в последнее время плохо выглядит и совсем одичала…
Шипение из недр саркофага стихло, но возня не прекратилась.
— Ожидание встречи после долгой разлуки – половина удовольствия от воссоединения! – между пальцами визитёра вспыхнул и заплясал болотный зеленый огонь, осветивший площадку возле надгробия. – Очень романтично, постараемся не тревожить соседей, — в неверном свете зелёного пламени лицо говорящего выглядело лишенной возраста и особых примет маской.
Повинуясь еле заметному кивку, многотонная каменная крышка поднялась над саркофагом.
— Встань, Рахма.
Поднявшаяся на зов покойница при жизни была очень эффектной женщиной, но тление оставило от былой красоты лишь пышные светлые волосы, высокий рост и изящество сложения. Голова в странной пародии на кокетство склонилась к плечу, выдавая причину смерти одной из любимых игрушек Князя.
Рахма неловко выбралась из своей гробницы и застыла, вцепившись скрюченными пальцами в край саркофага. Судя по выражению остатков лица, только предупреждение и сомнения по поводу собственной способности быстро перемещаться помешали ей немедленно броситься на своего «благодетеля».
Князь, не слишком любивший пользоваться мимикой, был вынужден поморщиться:
— А ведь говорил же этим идиотам: хранить бережно. Прости, любимая, так получилось! Но не отчаивайся, у Мора станешь краше прежнего. Выше нос, тебя ждёт блестящая политическая карьера!
Покойница оскалилась и зашипела.
Через пару дней Рахма разглядывала своё отражение в большом зеркале без малейшего отвращения. Князь не обманул: ребята Мора постарались на славу, такой красавицей она даже при жизни не была.
Взяв с туалетного столика расчёску, женщина начала укладывать длинные золотистые кудри в сложную высокую прическу. В подобном обрамлении ее точеное породистое лицо и огромные карие глаза всегда смотрелись выигрышнее.
— Могла бы вызвать служанок, Мор тебе выделил целую свору своих симпатяжек не для того, чтобы они изнывали от безделья, — прокомментировали откуда-то сбоку. Не требовалось отрываться от зеркала, чтобы понять, что в роскошном старинном кресле уже развалился и лыбится во весь рот «этот мерзавец».
— Ты меня еще глаза красить поучи! — огрызнулась Рахма, с трудом подавив желание запустить в Темнейшего расчёской.
— Не сомневайся, узнаешь много нового, — не смутился тот. – Но поднимал я тебя не для того, чтобы практиковаться в макияже.
— Если бы не твои шуточки, мне и краситься не нужно было бы! Тебе не понять, как ужасно стать гниющим, омерзительным куском мяса, способным привлечь разве что могильных червей!
— Нет смысла жить, если ты некрасив, да? Но обижаться тебе, в сущности, не на что — человеческий срок краток. Даже не случись между нами досадного недопонимания, над твоей могилкой давно бы рылись в песке лисы.
— Да уж лучше лисы, прожила бы как человек и умерла человеком, а не твоей игрушкой!
— Тебя никто не неволил, — в голосе оппонента скрежетнул металл. — Вопреки басням, что распускают обо мне по всем Пластинам, я не навязываю свое общество дамам и не ворую детей из колыбелек. К слову, информация, что я награждаю за верность и караю за предательство, полностью достоверна, — финальную фразу Князь счел достаточно афористичной, чтобы, едва завершив ее, исчезнуть из облюбованного кресла.
Если кого-то из соседей и огорчило, что особняк, стоявший заброшенным около сотни лет, разительно изменился за последнюю неделю, вслух никто не высказывался: задевать протеже властителя Пандема было небезопасно. Впрочем, старая-новая соседка хлопот не доставляла — драк или серенад под окнами красотки больше не водилось. Поводов для сплетен все равно хватало. Первым и главным был цветущий вид Рахмы, не постаревшей ни на день за многие десятилетия отсутствия. А ведь о короткой жизни "человечков" и их на редкость мимолетной молодости население Пандема прекрасно знало. Молодость магические ухищрения сохраняли, но на срок жизни короткоживущих серьезно повлиять не удавалось. Если демон пары сотен лет отроду считался еще юным, а в полную силу входил, бывало, и к полутысяче, то от человека, умудрившегося дожить до запредельного возраста с помощью чужой магии, оставалась лишь иссохшая оболочка. Исключением являлись очень сильные колдуны, но беда в том, что никакими особыми способностями Рахма бин Игар не обладала, и даже по низким человеческим стандартам могла считаться разве что неплохой знахаркой.
Еще одним поводом для сплетен стала охрана и обслуга особняка, сплошь набранная из самок гулей. В отличие от туповатых и неказистых самцов племени трупоедов, самки считались красотками по меркам большинства разумных рас. Любви окружающих это не добавляло: очарование и грация делали ночных хищниц-падальщиц еще опаснее.
Конечно, в гаремах наиболее одиозных обитателей Пандема встречались гулицы, поговаривали, что из гулей набрана вся прислуга Мора, а некоторые приписывали неразговорчивому экспериментатору и жену-гуля (что, конечно, было вымыслом, но официально не опровергалось). Но чтобы молодая красивая человечка свободно гуляла среди опасных и злобных тварей?
Странное дело, твари не разбегались, подкопов под окрестные дома и нападений на прохожих не совершали, а "возвратившаяся" Рахма, хоть ни с кем и не откровенничала, была неизменно любезна, что постепенно успокоило кумушек.
И всё же, оказавшись в доме, где воздух был пропитан гульскими благовониями, мускусными, тяжелыми, но великолепно маскирующими своеобразный запах ночного народа, нельзя было не нервничать. Не стал исключением и прибывший от Азраила посыльный. Один из влиятельнейших членов Совета князей презирал новомодные изобретения и никогда не упускал случая подчеркнуть древность своего происхождения. Витиеватое письмо, где министр иностранных дел Адмира просил "прекрасную Рахму" о встрече наедине, было написано от руки четким старомодным почерком с резким наклоном влево и упаковано в конверт, запечатанный натуральным красным сургучом. Согласно старым традициям, письмо сопровождалось дорогостоящим и недолговечным подарком: корзинкой свежих фруктов из трёх разных миров Веера. В древности жест свидетельствовал недюжинную магическую силу дарителя, способного быстро и без ущерба для себя перемещаться между пластинами Веера и даже доставлять оттуда скоропортящиеся нежные "артефакты". Сейчас традиции можно было соблюсти, послав слуг на городской рынок, но старый дипломат наверняка не пожалел магии и собственной персоной прогулялся по Пластинам.
Это особенно льстило тем, что по старинному этикету не обязывало получательницу. Дама могла принять, вернуть и даже выбросить подарок, согласиться или отказать во встрече, назначить крайне неудобные место и время для визита.
Рахма, разумеется, приняла дар без капризов: попросив посыльного подождать, черкнула ответную записку. Дескать, премного наслышана от нашего общего знакомого, не слишком доброго, но неизменно объективного, о славных деяниях возглавляемой вами службы, польщена интересом, что Темный князь проявил к "бедной изгнаннице, чье имя стерлось из памяти горожан", и с удовольствием приму блистательного рыцаря в своем скромном жилище хоть даже этим вечером.
Молодой, едва разменявший третью сотню лет демонёнок был счастлив, что долго ждать не пришлось — аромат гульских благовоний и пристальные взгляды красавиц в ливреях на холёную упитанную лошадь, на коей он прибыл все по той же старинной моде, парня нервировали. Отвесив поклон и приложившись к ручке "прекрасной хозяйки", вестовой сиганул в седло и был таков.
Из-за дверей малой гостиной, где теперь заседал импровизированный избирательный штаб, состоящий из единственного, но очень влиятельного помощника госпожи кандидата, доносился знакомый всему Вееру голос. Сегодня оратор не напрягался: разговаривать по телефону он мог даже во сне.
— Средства фонда частично пойдут на развитие гуманитарных наук и образования, госпожа бин Игар считает этот пункт своей предвыборной программы одним из главных, — Князь воззрился на вошедшую Рахму с непередаваемым ехидством и подмигнул ей. — Нет, переговорить с госпожой бин Игар никак невозможно, сожалею. Её время расписано на неделю вперёд, направляйте предложения в письменном виде, пожертвования в фонд принимаются во всех банковских отделениях Адмира. Да, переводы со счетов, зарегистрированных в Раймире, также возможны, размер комиссии уточняйте у агентов. Увы, переводы с Перешейка невозможны, поскольку еще одним пунктом предвыборной программы прекрасной Рахмы бин Игар является борьба с коррупцией. Мы не можем принимать пожертвования невыясненного происхождения и надеемся на ваше понимание.
Рахма прятала подаренную корзинку за спиной, но это не помогло.
— Полдник? Это очень мило, моя прелесть, — бросив трубку, вымогатель пожертвований мгновенно оказался за спиной у бывшей любовницы и выхватил из корзинки фрукт, похожий на шипастый зеленый шар. Не предложив поделиться, Князь немедленно оборвал с подарка кожуру и принялся жевать его, заливая рубашку на груди резко и свежо пахнущим соком.
— Неплохо, неплохо, — пробормотал он с набитым ртом. — Мы популярны у электората — на черном рынке это потянуло бы на свой вес золотом. Полезная штучка — слабый афродизиак, никаких побочек, но на представителей вашего вида через пару-тройку часов после приема оказывает примерно такое же действие, как сыворотка правды. На поднятых мертвецов желаемого эффекта не произведет, так что на тебя продукт переводить не стану. Спрошу сразу: кому щедрому и недальновидному ты назначила свидание?
Рахма проклинала себя, что не догадалась немедля отправить корзинку на кухню с одной из гулиц — те наверняка не польстились бы на фрукты, их организмы не принимали ничего, кроме трупного мяса.
— Это не твое дело, но мне нечего скрывать. Один из Совета темных князей пожелал выказать мне свое почтение, — неохотно ответила она.
— Предвыборная кампания набирает обороты, — облизнулся Темнейший. — Вот и конкуренты косяком пошли. Дело чести не разочаровать дорогого гостя, у старой гвардии на этом пунктик.
— Твое присутствие нежелательно, — Рахма не сдавала позиций. — Я согласилась встретиться наедине. Если за время моего отсутствия местный язык не изменился до неузнаваемости, "наедине" не означает "под присмотром бывшего любовника".
— А любовников тут и не будет, — изумлённая Рахма смотрела уже не на ехидную мужскую физиономию, а на бледное остроносенькое личико незнакомой юной демоницы. Трогательная невысокая девушка провела рукой по волосам, поправила свободного покроя платье, маскировавшее аккуратный кругленький животик, и до отвращения знакомым голосом сообщила:
— Что сказать гостю по поводу моего отсутствия — придумай сама. Свидание наедине не предусматривает изгнания из дома слуг и секретарей, поэтому не нервничай — присутствие скромной секретарши, помогающей кандидатке в президенты Адмира, твое обещание Темному князю никак не нарушает, — невинно похлопав глазами, девчонка выбежала из кабинета, на ходу звонко выкрикнув мелодичным контральто:
— Схожу пну наших кухонных бездельниц, а то до вечера не управятся же!
Рахма утомленно прикрыла глаза. Что стоило этому мерзкому позёру перекинуться столом или креслом? В конце концов, гобелен на стене — вполне почтенное украшение. Повис бы в гостиной, коль скоро ему непременно надо своими глазами увидеть вечернего гостя, но нет — задумал изрядно накалить ситуацию. Гулицы в качестве слуг и охраны у человеческой дамы — уже достаточно экстравагантно, но молодая беременная пандемка чистой старой крови, находящаяся в подобном балагане, — немыслимо и непредставимо.
Короткие сумерки незаметно сменились вечерней темнотой. В саду уже горели фонари, когда у ворот появился всадник на холёной игреневой кобыле. Обменявшись парой фраз с охраной, он въехал во двор, слегка всполошив своим явлением ночной народ.
Кобыла фыркала и злобно косилась на гулиц, седок был невозмутим. Лицо его скрывал широкий капюшон.
Легко спешившись, он потрепал кобылку по шее и повелительным жестом поднял раскрытую ладонь на уровне груди, запрещая конюхам приближаться.
— Мара прекрасно обойдется без вас, — визитер расслабил подпругу и небрежно забросил повод на луку седла. — Не суйтесь ей в зубы, и она вас не тронет. — Не тронет, — с нажимом повторил он, внимательно глядя в глаза лошади. — Поняла, девочка?
Та оскалилась, показав клыки, больше похожие на волчьи, чем на конские, и неохотно кивнула. Плотоядные лошади, частенько называемые "диомедовыми" в честь приволокшего первую парочку странных зверей с какой-то отдаленной Пластины сумасшедшего подручного Мора, обладали интеллектом примерно семилетнего ребенка. У всех лошадников, рисковавших завести себе крайне дорогого в выращивании и содержании хищного коня, разговоры с питомцем были обязательным элементом дрессуры.
Ласково шлёпнув лошадь по крупу, гость поднялся на крыльцо, где его уже ждали.
— Благодарю за внимание к моей скромной просьбе, — откинув капюшон, высокий худощавый мужчина галантно склонился над протянутой для поцелуя рукой Рахмы.
— Вы оказываете мне огромную честь своим визитом, блистательный рыцарь, — не осталась в долгу Рахма.
Азраил с интересом взирал на человечицу, которая умудрилась в одночасье заинтриговать весь Пандем. Красива, не отнять, но чтобы соваться в адмирскую политику, нужна сила. Зачем Темнейший не просто затеял эту оскорбительно примитивную чехарду вокруг трона, от участия в которой презрительно отказалась почти вся старая гвардия, но и поддерживает неизвестно из какого сундука вытащенную марионетку? Переступив порог, Темный князь поморщился: гульской парфюмерией восхищались отнюдь не за изысканность.
— Прекрасный дом, моя госпожа, и оригинальный выбор слуг, — Азраил коротко кивнул в сторону конюшен.
— Все по воле Темнейшего, — кивнула Рахма. — Без его помощи это хозяйство было бы мне не по силам. Расторопность и исполнительность прислуги вы сможете оценить лично, — улыбнулась она. — В парадной гостиной сервирован скромный ужин. Я отвыкла от мужского общества, поэтому заранее прошу простить, если прием покажется слишком скромным...
— Благодарю, но не стоит беспокоиться. Меня несложно порадовать благородной простотой и откровенностью, столь редкой при дворе. Кстати о дворе: не присоединится ли к нам ваш покровитель и мой старый друг?
— Вы знаете, сколь велика лежащая на нем ответственность, — закатила глаза Рахма. — К сожалению, Темнейший не посвящает меня в свои планы, а я не рискую спрашивать. Буду счастлива, если он присоединится к нам, но что значит счастье женщины в сравнении с судьбами миров...
— Если от этого зависит ваше счастье, я буду уповать на то, что государственные дела сегодня позволят моему другу насладиться отдыхом в преданном ему кругу.
За ужином Азраил обратил внимание на то, что радушная хозяйка больше играет с едой на тарелке, чем ест, и почти не прикасается к вину. Тёмный князь не мог опасаться серьезной попытки отравления — человеческие яды почти не вредили демонам. Старому приятелю куда проще было бы избавиться от него в Осеннем дворце, где правила исключительно магия Темнейшего. Однако даже расстройство желудка или головная боль, если Рахма вдруг решит выслуживаться, совершенно не привлекают — и Тёмный князь оглядел антураж магическим зрением. Пища и напитки не сдобрены ничем, кроме качественных специй, зато его визави, гостиная, слуги и весь дом были, словно тонкой вуалью, прикрыты аурой Темнейшего. Похоже, на создание эффектной картинки Первый среди равных не поскупился, швырнул чуть ли не годовой для более слабого демона, не принадлежащего к Совету, резерв энергии. Там, где томно откинулась на спинку кресла светловолосая дама, магия Князя скручивалась в сложный узор, похожий на извивы артерий и вен, и тяжелой каплей пульсировала где-то в районе солнечного сплетения женщины. Футляр же, заключавший в себе энергию, способную создавать и разрушать миры, был восхитительно, безнадежно и беспросветно неживым.
Это объясняло необычную красоту и безукоризненную салонную сдержанность обитательницы особняка, но ничуть не помогало проникнуть в цель игры. Беседы с этим манекеном на территории Темнейшего будут пустой тратой времени, а вот выманить её на свою не помешало бы. Гость вздохнул и встал из-за стола:
— Простите, что вынужден лишить себя вашего общества, но мне пора. Исполнен надежды на ответный визит, — он поклонился и снова коснулся губами узкой прохладной руки.
От предложения вернуть визит в ближайшее время Рахма не отказалась. Азраил не понял, выполняет ли она указания Темнейшего, или обладает свободой воли и играет свою партию. Вряд ли на ней заклятие вроде тех, которыми мечены все четверо Всадников Апокалипсиса: считается, что узор лояльности можно наложить только на живое существо, обладающее магией или хотя бы ее зачатками, но вдруг?
Решив, что разобраться будет проще там, где нет постоянного фона магии Князя, он простился коротким кивком и направился к выходу. В дверях его едва не сбила с ног ожившая стопка бумаг — по крайней мере, тащившую весь этот хлам девицу Азраил заметил не сразу.
— Умоляю, простите мою неловкость, — девчонка попыталась изобразить книксен, получилось так себе. — Госпожа Рахма должна подписать это сегодня же, чтобы фонд получил пожертвования в срок, — трогательно вскинув брови, она улыбнулась Азраилу. — Возможно, член Совета князей не откажется пожертвовать хоть пару шеолов на специальный проект госпожи Рахмы, созданный для того, чтобы помогать оказавшимся в сложном положении женщинам вне зависимости от их расы, племени и магических способностей?
Деловитая наглость и умильная мордочка секретарши сочетались очень забавно. Только поэтому странность происходящего дошла до министра иностранных дел Адмира не сразу. Секундой позже Тёмный князь был близок к тому, чтобы застыть на месте с открытым ртом, как впервые оказавшийся на площади Звезды провинциал. На побегушках у мёртвой человечицы находилась молоденькая пандемка, у которой благородное происхождение и ветвистая родословная были буквально написаны на бледном миловидном лице. Азраил потёр переносицу, украдкой глядя на девушку магическим зрением: если от Рахмы магию можно было не прятать, то молодая демоница могла не заметить любопытства по неопытности, а могла и счесть оскорбительным.
К счастью, девчонка не заметила ни любопытства, ни того, что гость хозяйки едва устоял на ногах. Азраил с трудом сохранил показную невозмутимость, проворчал что-то благодушно-невразумительное и вызвался помочь отнести бумаги. Секретарша легко рассталась с ношей, но напомнила, что подписать их следует немедля. Министр кивнул, судорожно пытаясь понять, почему ее контральто звучит весьма знакомо. Наверняка встречал при дворе, но где, когда, и главное — что молодая аристократка может делать в компании ожившей покойницы и стаи гулиц? Он еще внимательнее оглядел незнакомку. Та не смутилась, наоборот, выпрямилась во весь рост. По всей видимости, девица была еще и беременна. Веер и все его пластины, сколько их ни на есть, что себе думает ее родня?! Такое пренебрежение к собственному потомству демонстрируют разве что обитатели Лазури, но те-то и плодятся, как черные пустынные лисы. Интересно, какой клан пора строем отправлять в Бездну подлечить головушки? — член Совета князей снова переключился на магическое зрение, намереваясь прояснить этот вопрос.
Прояснить не удалось: та же вуаль магии Темнейшего, что окружала Рахму и на ней была вполне проницаема для многотысячелетней силы Азраила, ограждала молодую пандемку каменной стеной. Ломать стену, чтобы понять, с кем девица связана узами родства, или прочитать, к какой расе принадлежит будущий ребенок, было бы преступлением: столь качественно поставленный щит мог убить, стараясь сберечь.
Логика, конечно, намекала, что, коль скоро драгоценный соратник озаботился безопасностью простой секретарши, то она ему не чужая. Блудная неожиданно объявившаяся дочка? Новая любовница, которую Темнейший прячет ото всех, и от заклятых приятелей из Совета, и от ревнивой Смерти?
Азраил даже ощутил себя помолодевшим — аромат свеженькой запутанной интриги призывно щекотал ноздри.
— Прелестная леди, вы обворожительны, — министр поклонился и поднес руку девицы к губам. — Надеюсь, мы еще не единожды увидимся.
Загадка оказалась хоть и молоденькой, но очевидно не из робких — радостно ухмыльнулась в ответ и прочирикала, что ее имя, конечно, господину из Совета вряд ли что скажет, однако она очень рада видеть столь могущественного и влиятельного политика. После реверанса, выполненного на этот раз потрясающе чётко, красотка собрала подписанные Рахмой бумаги и удалилась.
Азраил подумал пойти за ней и завязать разговор, но мысленно одёрнул себя. Незачем превращать себя в посмешище, бегая по полному гулиц особняку за девицей, годящейся ему в правнучки. Как минимум до конца кампании быть ей при госпоже кандидате, так что в данный момент выгоднее убедить Рахму, что интересуют его лишь несравненная красота и политические планы человечицы.
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 2, где не происходит ничего, что не происходило бы в любом из обитаемых миров
Строго +18, на всякий случай.
Скучавшая без дела Война, коль скоро апокалипсиса в ближайшее время не намечалось, прилагала все усилия, чтобы спровоцировать хотя бы скромный локальный конфликтик. На данном этапе ее устроил бы даже мордобой среди пленённых ее чарами местных идиотов. Но увы.
Неимоверно дорогой, пафосный и невыносимо скучный курорт, куда ее занесло за компанию с Хэмьеном, находился на Перешейке. Любые серьёзные конфликты, смертоубийство и сведение давних счетов на этой нейтральной полосе между Раймиром и Адмиром исключались: нарушители старого доброго правила "Что происходит на Перешейке, остается на Перешейке, свершившееся за его пределами никого не волнует", отправлялись прямиком в жерло любого из местных вулканов.
Продолжение под катом
Посему военные базы с обеих сторон нейтралки боеготовностью не блистали, а их ограниченный во всех смыслах слова контингент пух от скуки и почти дармовой выпивки, стараясь оправдать свое наличие в приграничье усиленным кадрежом хоть сколько-то симпатичных курортниц.
Симпатичность с точки зрения жителей Веера, обладавших зачастую весьма своеобразной и не вполне антропоморфной внешностью, была понятием крайне растяжимым — посему присвистываний вслед, предложений прогуляться и даже более смелых авансов Всаднице хватало бы с лихвой, кабы не рыжее патлатое чудовище. Что было особенно обидно, чудовище нимало не возражало бы, вздумайся ей развлечься, но бравые вояки откровенно опасались связываться с то ли подругой, то ли любовницей, то ли вовсе полусестрой одного из наследников Князя.
Война мечтательно зажмурилась и нежно улыбнулась, в подробностях представляя себе, что сделала бы своими руками с теми, кто пустил эту похабень гулять по всему Перешейку. Слух у нее был, как у чёрной пустынной лисы, а шёпот горничных этажом ниже не оставлял простора для фантазий. Дескать, оба высоченные, рыжие, мускулистые — притом девку эту со спины с мужиком перепутать, как два пальца об котёл, верно говорили на рынке. — Да и в лице схожесть есть, родная вряд ли, а кровная — кто ж Владыку нашего не знает, приплода от него — пол-Веера. — Ай, да я у них вчера прибиралась в номерах, детьми клянусь, что спали в одной постели, и явно не как кровным по совести положено. Простыни на полу, одежда мало не на люстре, а бесстыдница по всему Перешейку шляется, сверкая сиськами. Уже все и всё в подробностях рассмотрели, один вопрос остался — на жопе-то тоже тату набито, или нет? — Чему удивляешься, детки все в папашу! Князь с сёстрами не спит, конечно — только потому, что нету сестёр, а так бы...
Закончив (к сожалению, только в мечтах) заживо скармливать сплетниц скучающему сейчас в конюшне столичных казарм любимому коню, рыжему, наглому и плотоядному, как и хозяйка, Война потянулась за телефоном.
Пожаловаться на скуку и ограниченность местных жителей очень хотелось, поэтому, перебрав пол-адресной книжки, Война решительно ткнула в переплетение двух одинаковых рун. Судя по тому, что вызываемый абонент ответил на звонок мгновенно, не одна Война изнывала от безделья. Это настораживало: обычно фавориткам Князя было некогда скучать. После долгого и на изрядную часть состоявшего из междометий общения с давней коллегой, Война поняла: из этого, если не повезет, вылезет не паршивенький локальный конфликт, а натуральная Вторая Вселенская. Если, конечно, дети и соратники окажутся достойными своего сумасшедшего папаши и вождя.
Покинув гостиную шикарного номера для новобрачных (никакой свадьбы на горизонте не намечалось, но это были самые приличные комнаты в гостинице), она решительно отправилась в спальню.
— Встать, сука, трибунал проспишь! — рыжая красотка в босоножках и шортах плюхнулась на кровать и пощекотала безмятежно сопящего Хэмьена за рёбра.
Хэм, единственный из отпрысков Князя, боявшийся государственной службы сильнее, чем армии и свадьбы вместе взятых, оказался в этом всеми демиургами забытом пафосном месте исключительно потому, что умудрился в очередной раз в хлам и тряпки разругаться с драгоценным родителем. При дворе не зря шутили, что вторая чудовищная семейная черта представителей правящего дома — характер. Первой был выдающийся нос, но он не мешал жить даже князевым дочкам. Дурацкие лингвистические выверты, благодаря которым слово «нос» на адском звучало для носителей других языков крайне неприличным и весёлым образом, сделали выражение "Не суйте свой нос в чужие дела" весьма популярным и породили целый пласт анекдотов, где незадачливому ухажеру любой расы предлагалось устыдиться, сравнив свои репродуктивные богатства с носом любого из владетельного семейства.
В очередном творческом запое Хэмьена угораздило написать песенку, посвящённую обожаемому папочке, и высоким штилем обвинить того (исключительно для красного словца, пасквиль был от первого и до последнего слова выдумкой) ни много ни мало — в воровстве детей, тяжелейшем, по меркам местных Кодексов, проступке. Себя чрезмерно вдохновившийся третьей бутылкой паленой мистофелевки гений, что логично, выдал за невинную и никем не понятую жертву. На тот момент у Князя случился особенно мерзкий период экзистенциальной тоски, сильно обеднивший вполне пристойное для тирана и деспота чувство юмора и вызвавший к жизни приличествующую всякому уважающему себя диктатору паранойю. Никто не удивился, когда незадачливая рок-звезда, даже не собрав в дорогу чемоданов, исчезла из Адмира в чем была. Оставаться в столице, когда прошёл слушок, что любящий отец собственноручно натаскивает на твои несвежие носки свору егерей из Третьего, было бы идиотизмом или героизмом, а героев Князь хоронил хоть и с почестями, но еще до заката текущего дня.
Хэм и сам понимал, что единственным разумным поступком с момента покупки ящика этой грешной мистофелевки было то, что на Перешеек он удрал не в одиночестве. Война, одна из четвёрки наиболее доверенных лиц Князя, именуемых Всадниками апокалипсиса, почему-то решила стать временной любовницей Хэма. За какие достоинства она его прибрала к рукам, и сколько это продлится, местечковый гений понятия не имел, но здраво рассудил, что проблемы следует решать по мере поступления. Тем более, что из всех его проблем Война была наименьшей — с ней было весело, законный брак, дети и прочие дамские аксессуары её совершенно не интересовали. Соответствовать постельным стандартам привычной к гвардейским казармам подружки при его молодости, здоровье и выносливости было не слишком сложно, скорее, приятно.
Лениво и безуспешно ловя гуляющие по рёбрам ладони, Хэм вынул фамильный профиль из кучи подушек и беззлобно пробормотал:
— Отставить панику в обозе, каких-то пару часов — и я весь твой.
Но когда Войну останавливала дипломатия, тем более такая бездарная?
— Подъём, подъём... — подруга не унималась, стащила простыню и расшвыряла подушки.
— Какого хрена? — несчастная жертва Войны из природной вредности глаз не открывала. — Был тебе ночью подъём, и не единожды... Ты ж меня инвалидом сделаешь, а я и так с детства морально контуженный.
— Будет тебе не только морально, — женщина вытянулась на разорённой кровати и принялась старательно превращать и без того спутанную шевелюру Хэмьена в импровизированные дреды, стараясь дёргать посильнее, чтобы не заснул снова. — Будет тебе и физически. Хочешь до старости сидеть на Перешейке, сиди, не жалко. Но когда через пару сотен лет сам от скуки побежишь в вулкан прыгать, вспомни, как тебя старательно будили! Авось в завещании меня пропишешь. Мелочь, а приятно.
— Из-под какого котла дровишки, м-м? И что должно мне помочь вылезти из этой дыры? Ты затрахала всех наличных егерей до смерти или нашла, собрала и перестирала мои носки, чтобы до них никто не добрался? — меланхолично поинтересовался мерзавец, игнорируя куаферские усилия Войны. Не обращать внимания на почти центнер первосортных мышц, навалившихся на грудь с невинной яростью голодной пустынной лисы-отоциона, было непросто, но Хэм слишком вымотался, чтобы до завтрака устраивать гладиаторские бои.
— Помнишь, твой папаша как-то вбросил в одном из миров идею дурацкой политической игры?
— Было дело, выстрелило отменно. Такого количества хаоса оптом, со скидкой тот мир давно не получал. Ты пришла проверить, как у меня с новейшей историей миров Веера?
— Слушок пошел, что у нас ту же пульку пишут, но ты в раскладе не значишься.
Хэм понял, что чувствует скорпион, которого вдруг передумали жрать, потому что Война оставила его в покое и села на кровати, скрестив ноги. От неожиданности он тоже сел. Почесал голову, застряв в спутанных патлах пальцами, и витиевато выругался. Фундамент семиэтажной конструкции состоял из краткого описания состояния ментального здоровья патриарха, первые этажи констатировали возможность возрастных изменений даже у Темнейшего, далее возвышались пожелания самых странных и патологических досугов всему совету Темных князей, а крыша со шпилем, башенками и горгульями состояла из верноподданнического пожелания совместной радостной прокреации всем помянутым.
— Свежие новости из столицы — лучший будильник, — расхохоталась ничуть не смущённая Война. — Похожие словесные кренделя я слышала пару-тройку сотен лет назад, когда твой папаша с Азраилом вдрызг переругались из-за мамаши ди Малефико. В общем, последние сплетни из Осеннего дворца дали мне идейку, как тебе вернуться в столицу и не шарахаться от каждого куста. Не надейся, валяясь в кровати, ты ничего не узнаешь: мы с тобой, к сожалению, тут не единственные, кто способен слышать, о чем шепчутся этажом выше или ниже. Так что вставай, завтракать на пленэре будем.
Спрыгнув с кровати, Война покрутилась перед зеркалом, занимавшим почти всю стену, и сочла, что босоножки и минималистичного вида шорты — вполне приличное одеяние. Одумавшись, дополнила наряд одной из валявшихся на кресле маек Хэмьена, причем заправив подол с одной стороны, другую оставила свисать сбоку хвостом.
Хэму ничего не оставалось, как последовать за неугомонной подругой. Тем более, что война, как говорится, войной, но обед, то есть, завтрак, обед, ужин и ряд импровизированных перекусов он предпочитал не пропускать. Завтрак, желательно, в постель, но Война же...
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 1, где происходит то, чему совершенно не следовало бы случаться
Строго +18, встречается нецензурная лексика.
Вместо эпиграфа:
Распахивать дверь в Тайную Канцелярию с ноги, без стука и вопроса, нельзя ли, давненько никто не решался. И когда тяжеленная дубовая дура грохнула в стену так, что с потолка отвалился кусок лепнины, происходящее показалось начальнику Службы внутренней разведки и безопасности Адмира дурным сном.
Тем более что на пороге (нет, каковских он будет, это в каком Круге уже не то, что не закусывают, но даже и перерывов между первой и второй не делают?!) появился незнакомый демонёнок. Ничем не примечательный – хотя умыться и причесаться визитеру бы не помешало, да и драные штаны могли быть почище.
Продолжение под катом– Нехреново вы тут устроились, – с восхищением оглядывая кабинет, протянул мальчишка. – Слуги народа адского и пламени блядского... или наоборот. Неважно. Я тоже хочу млеть, как стейк на сковородке, и ни за что не отвечать.
Будь начальник СВРиБ Малефицио ди Малефико субъектом более нервным, он бы уже обрушил на внезапного визитёра с десяток разнообразных кар за неуставные речи и неподобающий вид. Но сей достойный слуга народа жил на свете не первую сотню лет, поэтому просто негромко и вежливо сказал куда-то в пространство:
– Охрана!
Вместо того, чтобы спешно убраться, откуда пришел, хам в рваных штанах и с вороньим гнездом на голове, казалось, еще больше развеселился.
– И не жалко тебе их? – с тоской в голосе произнес он.
– Судя по тому, что тебя не уложили мордой в пол, у них есть основания себя жалеть. Кто ты такой и где охрана? – на второй части предложения Малефицио повысил голос. – Некомпетентные сотрудники будут уволены.
– Вижу, не жалко, – стервец продолжал валять дурака. – Дай волю, ты всех разгонишь, хоть посмертно... – он старательно скривил подвижную физиономию низшего демона в подобии скорбной гримасы, утёр грязной рукой воображаемую слезу и покосился на Малефицио, словно ища в том признаки раскаяния или подозрений в адрес неведомо как и куда расточившейся охраны.
Не заметив оных, нахал не смутился, но подпустил надрыва в юношеский тенорок. – Меня, небось, тоже уволишь? Без пенсии и выходного пособия?!
Начальник СВРиБ потряс головой и протер глаза: интонации казались смутно знакомыми. Правда, тембр голоса, внешность и все прочее никак не соответствовали, однако ж охрана куда-то подевалась. И дверь, весившая около полутонны, впечаталась в стену уж больно легко и непринужденно.
Неприятное чувство, посетившее его вместе с нахальным, но безобидным с виду гостем, усилилось. Из юношески ясных глаз на него смотрело что-то очень большое, опасное и крайне нестабильное. Вместо того чтобы, как внезапно захотелось, разбить окно столом и прыгнуть вниз, он вскочил и поклонился:
– Приветствую, Вашес-с-ство. Могли бы не трудиться, по-родственному голограмму прислать.
– Голограмма – это скучно, – скривил еще более трагическую морду маль... ох, нет, уже не мальчишка, а неопределенного возраста мужчина. По-прежнему в драных штанах, но уже не в рубашке, а в парадном кителе адмирала несуществующего флота. Вместо кокарды на псевдоадмиральской фуражке красовался то ли изрядных размеров драгоценный камень, то ли банальная стекляшка. С Князем никогда нельзя было знать заранее, а выяснять почему-то не тянуло. – К тому же голограмма не способна передать глубины отеческого беспокойства, которое я испытываю, – неожиданно высокопарно продолжил он. – Твое здоровье, Малеф, беспокоит меня чуть меньше, чем мое собственное. А уж как мое-то в последнее время сдает – я и рассказать боюсь.
Лицо помянутого Малефа тем временем становилось все более схожим с каменными истуканами, стерегущими древние гробницы. Несмотря на высочайший уровень ментальной дисциплины, он в экстренном режиме перебрал варианты мучительной казни, которую мог предварять таким пассажем сиятельный отец нации. Что характерно, вопроса «за что?» в голове так и не мелькнуло, кошка прекрасно знала, на какой именно шматок сала она нацеливалась последние полсотни лет. Во рту появился мерзкий привкус провала, но Малефицио старался не обращать на него внимания.
– Не уверен, что верно вас понял, Вашес-с-ство.
– Да что тут непонятного? – развел руками тот и вздохнул настолько искренне, что подвоха сынок не заподозрил бы, даже если бы носил имя Полиграф. – Устал я, понимаешь? Тысячи, сотни тысяч лет – и все одно и то же, сплошь интриги... – тут Князь чуть не вышел из образа, слишком пристально уставившись на кровиночку, но вовремя спохватился и изобразил во взоре томность. Хотел было симулировать нервный тик – гулять так гулять! – но передумал. Кем-кем, а идиотом Малефицио не был, и мог что-нибудь заподозрить раньше времени.
Малефицио осознал, что казнь за измену престолу может быть отложена на неопределённый срок, но что для этого надо сделать, пока не понял. Посему решил на всякий случай изобразить базовые верноподданические чувства, слегка подыграв государю.
– Простите, не вполне понятно, как Вашес-с-ство могли бы устать. Ведь вы, как всем известно, уникальны, неутомимы и совершенно очевидно бессмертны.
– В том-то и дело! – буркнул Князь. Заговорить о бессмертии старшенький, по его прикидкам, должен был на пару реплик раньше. Неспроста он такой показательно тупой да верноподданный... – Люцифер вон тоже бессмертный, пару геологических эпох в Бездне Приапом торчит. А я тут с вами, идиотами, в том же стиле – ни развлечься, ни по Пластинам пошататься, всем тут задницы, считай, подтираю. Хватит! Без меня жить учитесь!
Первую радостную мысль Малефициано не успел сбить на взлёте, поэтому следом незамедлительно подтянулась вторая. Насчет стола, окна и надёжных острых скал внизу. Медитировать вместо того, чтобы реагировать, не стоило. Можно было угодить в помянутую папенькой Бездну к Люциферу под бок, исключительно из любви Темнейшего к нечётным числам и асимметрии. Малеф склонился перед отцом почтительно, но не слишком: картинного подобострастия Князь не выносил.
– Какая роль в вашем плане отводится мне?
– А это не мой план, – ехидно сообщил Князь. – Теперь это твой план. Ты обязан придумать, как назначить мне максимально достойного преемника, попутно убедив население Адмира, что преемник, кем бы он ни оказался – их свободный и радостный выбор. Хоть котел дырявый на трон водрузить – а чтобы любили и почитали, как собственного законно выбранного владыку. Задача ясна?
– Вас понял, – Малефицио не дрогнул голосом, хотя и чуял, что ничем хорошим затея не кончится. Отец нации опять задумал развлечься, почему-то в первую очередь именно за его счёт. Иного повода столь явно и издевательски предлагать концепцию, которую блистательно обкатали в рамках проекта «Человечество», быть не могло. Впрочем, незачем пытаться предотвращать бардак, которым ты уже назначен руководить. – Приступаю.
– Приступай, приступай, – по всей видимости, владыка Ада остался доволен – иначе с чего бы ему медленно исчезать, изображая на прощание Чеширского кота. Тревожила лишь последней растворившаяся в эфире улыбка: человеческая, но очень, очень зубастая.