Что почитать: свежие записи из разных блогов

Баллада о любви

 

Никто не сказал бы, что мечница Арианрод любила музыку. И что не любила – тоже. В общем, музыка не входила в круг ее интересов, хотя были песни, которые нравились. В особенности та, что доносилась из распахнутого окна чьего-то дома...

 

Когда вода всемирного потопа

Вернулась вновь в границы берегов,

Из пены уходящего потока

На берег тихо выбралась любовь

И растворилась в воздухе до срока,

А срока было сорок сороков...

 

Сам по себе певец ее не занимал, хотя хрипловатый, сильный, очень мужской голос звучал приятно.

Но песня... Арианрод казалось, что песня сложена о них. О ней и Гидеоне Рейвеноре.

Пожалуй, сейчас Арианрод уже не могла вспомнить, когда и как они познакомились. Обоих как-то нашел Грегор Эйзенхорн, зазвал в свою команду, и казалось, что они работали бок о бок всю жизнь. А на "неуставные отношения" своих аколитов инквизитор всегда смотрел сквозь пальцы, лишь бы не мешали работе.

 

И чудаки - еще такие есть -

Вдыхают полной грудью эту смесь.

И ни наград не ждут, ни наказанья,

И, думая, что дышат просто так,

Они внезапно попадают в такт

Такого же неровного дыханья...

 

Голос тревожил память, рвал душу.

Сперва ни о какой любви речи не шло. Жизнь Арианрод определялась очень немногими вещами, и одной из них был долг. Для всего остального места - и времени - оставалось совсем мало, а для любви и вовсе не хватало. Да и негоже воину привязываться к кому-либо. Его жизнь – служение, его возлюбленная – смерть. Вот и все. А то, что оба они молоды, хороши собой и их тянет друг к другу – ну что ж, если тело требует своего, то почему бы и нет? Первая их ночь вышла почти случайной: оба были немного пьяны, Гидеон настойчив и нежен, и Арианрод без сопротивления сдалась на милость победителя. Он оказался хорошим любовником: был терпелив, ласков и умел доставить удовольствие женщине. И ей казалось, что это всего лишь легкая связь без всяких обязательств и к обоюдной радости.

 

Только чувству, словно кораблю,

Долго оставаться на плаву,

Прежде чем узнать, что "Я люблю",-

То же, что дышу или живу!

 

Прошло немало времени, прежде чем Арианрод поняла: случилось то, чего она до сих пор так старательно избегала. Они все-таки привязались друг к другу. Ничего подобного, убеждала она себя, мы просто партнеры, можно сказать, братья по оружию, мы работаем на одного "хозяина" – Эйзенхорна. А остальное к делу не относится и значения не имеет. И понимала, что пытается обмануть себя. Ей было хорошо рядом с Рейвенором, и плохо – без него. Это ли называется любовью, Арианрод не знала…

...Тот трижды проклятый день она вспомнит в смертный час. Видеть растерзанным, окровавленным, почти мертвым человека, которого лишь накануне ночью ласкала и целовала, в чьих объятиях билась, как пойманная рыба... Тогда Арианрод плакала впервые в жизни. Ее слез никто не видел: до такого она все же не унизилась. Но и это оказалось не самым страшным в их жизни. Хуже всего было потом, когда Рейвенор с беспощадной окончательностью осознал, что по сути от него остался лишь мозг. Все остальное – "кресло".

- Мне не нужна твоя жалость, - зло бросил он ей тогда.

Умом Арианрод понимала: он старается оттолкнуть ее от себя, не желая, чтобы молодая и красивая женщина из соображений гордости и чести навсегда связала свою судьбу с калекой. Но сердцу было больно и обидно. Одному Императору ведомо, сколько труда, терпения и любви ей понадобилось, чтобы убедить его: их отношения давно переросли единение тел. Что нет меж ними никакой жалости, а есть лишь то слияние душ, которое приходит с годами, но не всегда и не ко всем...

 

Я поля влюбленным постелю,

Пусть поют во сне и наяву!

Я дышу - и значит, я люблю!

Я люблю - и значит, я живу! –

 

- неслось из окна.

 

Зачем столько пышных слов, усмехнулась про себя Арианрод, ведь все гораздо проще. Есть человек, который мне нужен. И которому нужна я. Все остальное – мелочи, красивые, но ненужные. Как драгоценные камни на рукояти сабли: смотрится эффектно, а держать неудобно.

Знакомое присутствие возникло в сознании. Словно теплое прикосновение ладони, любимой, знакомой до последней черточки. Она улыбнулась и свернула в переулок.

Мечница Арианрод возвращалась к тому, кто ее ждал.

На Рутубе есть канал, называется "Военная приёмка". Он посвящён современному вооружению российской (и не только) армии. И вот смтрю я ролик, посвящённый самоходным артиллерийским установкам и думаю себе: я представляю, что у военных довольно своеобразное чувство юмора.В частности, названия этих установок. "Мальва", "Дрок", "Флокс"...И совершенно дивное - "Пенициллин"...

Вот уж в самом деле - помогает сразу и от всего!

Впрочем, ладно. Продолжаю писанину.

Гранат

Лампы в зале «Зелёной мыши» горели вполсвета - посетителей ещё не было. Не считать же за посетителя эльдара-провидца, мрачно надиравшегося комморагской водкой за столиком в углу. И потому Геутваль занималась собственными делами. В руки ей попало необычное украшение - серебряный кулон в виде ворона с распростёртыми крыльями, с камнем на груди. Камень – очень тёмный, почти чёрный гранат-пироп, расколот надвое, но осколки ещё держатся в оправе. Геутваль поворачивала кулон то так, то этак, рассматривала под разными углами камень. Слабый свет не мог пробить его глубокую, насыщенную окраску, но в глубине всё ещё тлела алая искра. Держа кулон в руках, Геутваль узнала , кому он принадлежал, и почему разбит камень, и ещё много всякого…

 

- Сколько боли, - чуть слышно шептала девушка, невесомо и нежно касаясь граната кончиками пальцев, - и человек-то не всякий вынесет, не то, что камень…

 

Она легонько сжала пальцы – словно бабочку держала в кулаке, закрыла глаза, сосредоточилась, погружаясь в камень сознанием.

 

Тьма. Багровая, огненная тьма, полная боли, гнева и отчаяния. Алая искра в центре – сердце камня – истекает светом, словно кровью, и неведомо, насколько хватит этого света. Геутваль коснулась горячей тьмы и увидела, как за пальцами потянулись тонкие нити. Словно кудель, отрешённо подумала девушка. Теперь осторожно, не торопясь вытягивать, прясть эти нити, сматывать их в клубок, убирать боль…

 

Эльдар, оторвавшись от выпивки, бросил случайный взгляд на барменшу и обомлел: над руками её поднимался призрачный столб тёмного дыма, с каждой минутой становившегося всё светлее.

 

А Геутваль тем временем собирала нити багровой тьмы и отправляла их в то ничто, в котором нет ни тьмы, ни света, ни боли, ни радости. Нити липли к пальцам, впивались в кожу, вытягивали силы. Когда стало совсем плохо, где-то на краю слуха возникла едва слышная мелодия. Лёгкая, незамысловатая, она была полна улыбки и тихой радости. Мелодия смыла усталость и отчаяние, Геутваль убрала последние нити и глубоко вздохнув, вынырнула в реальность. Белая кошка Мурча сидела у неё на коленях и когтила их с негромким мурлыканьем. Камень в кулоне светился чистым красным светом и был совершенно целым – без малейших следов раскола.

Коракс, пришедший сегодня первым, по установившейся традиции устроился за стойкой.

- Здравствуй, Геутваль!

- Добрый вечер, мастер. Попробуйте, - она выставила на стойку небольшой графин зелёного стекла с золотым узором и такую же стопку, - это терновая наливка. Я делала.

Напиток был сладким, чуть вяжущим на вкус и играл мягкими алыми отсветами. От него делалось легко и спокойно на душе.

- Держите, мастер Коракс, - Геутваль положила рядом со стопкой кулон, - и не теряйте больше.

Коракс долго смотрел на кулон, не веря собственным глазам.

- Откуда он у тебя?

Геутваль покачала головой и молча улыбнулась.

Кот выспался, наелся и носится по квартире, задрав хвост. Помнится, наша сиамская кошка Зита в Москве отличалась похожим поведением. Дед мой в этом случае говорил: "Жир почки точит". А семилетнюю меня страшно занимал вопрос - что это за жирпочки такие, где они у кошки и зачем она их точит? Ответа я, понятное дело так и не получила, и смысл этого выражения дошёл до меня гораздо позже. Ну да ладно. Продолжаю писанину.

 

Об искусстве и ...

 

Больше всего Леман Русс не любил пить в одиночестве. Для того, чтобы получить максимум удовольствия от выпивки, нужна компания. Хорошая компания. Такая, где можно запросто спросить товарища: «Ты меня уважаешь?» и получить ответ: «А то ж!».

Самой подходящей компанией Русс считал братьев – Жиллимана и Магнуса. А кто станет говорить, что один зануда, а другой сволочной колдун – получит в глаз. С ними всегда можно обсудить за бочонком доброго фенрисийского эля вопросы тактики и стратегии, достоинства Сестёр Безмолвия (и пожаловаться на них – больно гордые, не подкатишь), или перемыть косточки зазнайке Вальдору.

Но в этот раз Волчьему Королю не везло. Робаут умчался на свиданку, а Магнус, по своему обыкновению, вывалился в астрал и хрен знает, что там делал. На худой конец сошёл бы даже Дорн, не особенно любивший Волчье пойло, но и он куда-то смылся. Зато напросился в гости Фулгрим. Пить он не умел, понимал о себе слишком много, и разговаривать с ним было невозможно: он не слушал никого, кроме себя. А ещё – Лоргар… Этот припёрся по принципу «его никто не звал, он как-то сам прилип». И если Фулгрима терпеть ещё местами было можно, то это золотокожее трепло быстро доводило Русса до бешенства своими бесконечно нудными проповедями и невыносимым ханжеством. Впрочем, второй братец тоже был хорош. На сей раз Фулгрим громко хвастался рисунком, якобы с великим трудом выпрошенным у некоего известного художника (имя которого Леман слышал первый раз в жизни).

Нельзя сказать, что повелитель Космических Волков был совсем чужд искусству. Он ценил песни и саги своих скальдов, и даже сам иногда пытался сочинять короткие рунхенты. Но никому их не показывал, не без основания считая, что свойственный отцу дар творчества достался не ему, а кому-то из братьев. Сангвинию, наверно.

- Вот посмотрите, какая прелесть! – голос Фулгрима вывел его из задумчивости.

«Прелестью» оказался небольшой картон, на котором был изображён голый парень, стоящий спиной к зрителю и лицом… к окну, решил Русс. Некоторое время он рассматривал картон.

- Ну жопа, - вздохнул примарх Волков, - ну голая. Ничего особенного. Что я, голых жоп не видел? Лучше бы девку нарисовал, честное слово!

Оба братца синхронно поморщились от неприличного слова.

- Варвар, - печально сказал Фулгрим, - тебе бы только девки. Ничего не понимаешь в искусстве.

-Это не искусство, - мрачно отозвался Русс, - это жопа.

Братцы опять поморщились.

- Техника – обалдеть! – Фулгрим явно впал в восторг, - композиция просто прелесть, и фон такой гармоничный. А линии какие изящные!

- Да, - неожиданно подал голос Лоргар, -техника на высоте. Души только нет.

- А что такое «душа», - вкрадчиво поинтересовался Фулгрим, - и как ты определяешь, есть она или нет?

Блондинистого красавчика основательно развезло, и он нарывался на скандал.

- Нам, зрителям, всё равно, какие там линии, изящные или неизящные, этим художники пусть между собой меряются. А нам дайте пусть и не идеальное, но с душой, а не техничные чертежи. Это всё равно, что идеально сыгранную гамму сравнить с пусть и неидеальной, с огрехами, но музыкой.

- Ну да, ну да, - покивал Фулгрим, - душа – штука тонкая, не всякий разглядит. Однако, братец, скажу я тебе вот что. Если техника на уровне «палка, палка, огуречик» - то никакая душа картину не спасёт.

- Да хоть бы и так! - количество выпитого сказывалось и на Лоргаре, - картина цеплять должна, нравиться. А техника, совершенство – да чушь собачья твоё совершенство!

Эта музыка будет вечной, подумал Русс. Хотите довести Фулгрима до белого каления – пройдитесь насчёт совершенства. Бзик это у него.

- Шли бы вы, ребята, к этой самой матери, - вмешался волчий Король, пока братцы не передрались, - у одного жопа в душе, у другого душа в жопе… Вот поэтому вам ни одна девчонка и не даёт, что вы начинаете разговоры разговаривать вместо того, чтобы валить её на ближайшую горизонтальную поверхность!

Это был удар ниже пояса. Более того, это был удар прямо в промежность. Если Фулгриму ещё доставалось внимание имперских красавиц, то у Лоргара с женским полом были большие проблемы. Не нравился он женщинам. Совсем не нравился.

- Ах, вот вы как, - взвился он, побледнев до того, что даже руны на коже выцвели, - а ещё братья… Всё. Ухожу. И знать вас более не желаю.

И Лоргар выскочил вон, хлопнув дверью.

- Мужики,- вздохнул Фулгрим, - вы ничего не понимаете в искусстве.

- Ага, - Русс одним глотком допил остатки эля и вышел вслед за Лоргаром, оставив Фулгрима в гордом одиночестве.

Искусство его сейчас не интересовало. Его интересовала одна послушница Сестёр Безмолвия. У девчонки были весёлые синие глаза и шикарная задница. И в прошлый раз, в ответ на его попытку поухаживать она явственно намекнула, что не против.

Ещё фанфик. Давно когда-то мне подумалось: в Вархаммере не хватает хорошего кабака. Места, где можно забыть все приключения и просто посидеть в доброй компании, с доброй выпивкой... Так вот и появилась "Зелёная мышь" Где она находится - а Тзинч её знает. Где-то в Паутине... Итак

 

Сцена в корчме

 

То ли братья задерживались, то ли он поторопился. Робаут Жиллиман сидел один за столиком в «Зелёной Мыши» и скучал. Впрочем, нечего гневить судьбу: скучать в «Зелёной Мыши» было гораздо интереснее, чем наблюдать из стазиса за своими досужими сынами, не имея даже возможности вогнать им ума в задние ворота при необходимости. Впрочем, подумал владыка Ультрамара, будем справедливыми – Марней Калгар справляется с воспитательным процессом самостоятельно.

 

Народу в кабаке было немного, драк пока никто не затевал, речей тоже не толкали, и Жиллиман принялся рассматривать барменшу. Посмотреть было на что – она оказалась симпатичной и очень странной девушкой. Широкие скулы и чуть раскосые глаза делали её похожей на чогорийку. Однако светло-серый, почти серебряный цвет глаз и рыжевато-русые волосы выбивались из образа. Одета она была в замшевые брюки и облегающий кафтанчик, вышитый бисером. Дополняло картинку (и окончательно всё запутывало) узорчатое бисерное очелье, украшавшее голову девушки. Почему-то при взгляде на неё в памяти всплывало слово «чалдонка». Жиллиман понятия не имел, где он слышал это слово и каков его смысл, но так почему-то казалось правильным. Примарх поднялся из-за стола, неторопливо прошёл через весь зал к стойке и спросил джина. Девушка поставила перед ним стакан.

 

- Пожалуйста, мастер.

 

Жиллиман хмыкнул про себя. До сих пор мастером его никто не называл.

 

- Можно спросить, как тебя зовут? – поинтересовался он.

 

- Можно. Моё имя Геутваль.

 

- Геутваль, - имя звучало, как плеск воды на камнях, - оно что-нибудь значит?

 

- Всякое имя что-нибудь да значит. В данном случае – Песня Воды.

 

- Красиво, - оценил примарх, - а что до значения имён… Я до сих пор не знаю смысла своего собственного имени. Подозреваю, это просто сочетание звуков.

 

- Возможно, стоит поискать в древних терранских языках. В лангдоке или катала, например. Поверьте, мастер, бессмысленных имён не бывает.

 

- Геутваль, - строго сказал Жиллиман, - я не называл тебе своего имени.

 

- Зато я слышала, как вас называют братья, мастер, - улыбнулась барменша.

 

В этот момент в зал вошёл ещё один посетитель. Был это человек… Ну по крайней мере он выглядел, как человек. Узкое, обветренное лицо. Седые волосы, завязанные в хвост. Потрёпанные джинсы с заплатками на коленях, растянутый свитер грубой вязки, тяжёлые башмаки. Гитара за плечом. Рядом, у левой ноги – здоровенный, с годовалого бычка пёс. Интересно, подумал Жиллиман, какие породы замешались в родословной этой зверюги? Ирландский волкодав и чёрный терьер – точно. И какой-нибудь демон из тех, что у Магнуса на побегушках – наверняка.

 

- О, Рафферти пришёл! – обрадовалась Геутваль, - давненько его не было, я уж думала…

 

- Что он умер? – закончил фразу Жиллиман.

 

- Щазз! – девушка засмеялась, - помрёт он, жди! Он ещё на наших похоронах простудится. Это же Рафферти! Говорят, старый хиппи однажды вылез из могилы, чтобы сыграть на свадьбе. Вот с тех пор и шляется…

 

Геутваль отнесла за столик миску варева для собаки и бутылку виски для хозяина. Рафферти налил себе полный стакан, отпил пару глотков и отставил в сторону. Неторопливо, словно исполняя ритуал, он достал из кармана джинсов кисет с табаком, газету и тщательно скрутил сверхъестественных размеров козью ногу. Закурил и с чувством глубокого удовлетворения откинулся на спинку стула. Затянувшись несколько раз, он отложил цигарку на край стоящей рядом на столе пепельницы и взял гитару.

 

Пел Рафферти что-то незамысловатое – так, для разогрева. Язык напоминал низкий готик: по крайней мере Жиллиман узнавал кое-какие слова.

 

- Хотите кофе, мастер? – неожиданно спросила Геутваль.

 

Примарх подумал несколько секунд.

 

- Нет, кофе, пожалуй, не хочу, спасибо. А вот чаю бы выпил.

 

- С пирогом?

 

- Если не трудно.

 

И перед Жиллиманом появились чашка и тарелка.

 

Чай отдавал земляникой, солнцем и детством. А пирог - да он и помнить забыл, когда в последний раз ел такое! Разве что когда матушка пекла на праздник…

 

А Рафферти меж тем пел, и было в его хриплом, прокуренном и пропитом голосе нечто.

 

- Если вы угостите его пивом, мастер, - сказала барменша, - он, возможно споёт что-нибудь вам. Такое, что только для вас и ни для кого больше.

 

- Надо попробовать, - задумчиво произнёс примарх, - налей-ка мне две кружки…

 

Он переместился за столик Рафферти.

 

- Позволишь угостить тебя, королевский бард?

 

-Не называй меня так, - хмыкнул певец, - я не бард, тем более не королевский. Я шанахи. Но от угощения не откажусь.

 

Пёс, лежащий под столом, поднял голову, мрачно посмотрел на Жиллимана и оскалился.

 

- Спокойно, Ши, - Рафферти наклонился и погладил собаку, - это свой.

 

Он выпрямился, быстро и остро глянул в глаза примарху и спросил:

 

- Что мне спеть для тебя?

 

- Не знаю. Что хочешь.

 

- что нам спеть для него, Ши? Что спеть для воина, которому тяжко между жизнью и смертью? Для примарха, чьи отвага и честь нужны миру?

 

Аккорд вспыхнул во внезапно наступившей тишине. Хриплый голос Рафферти обрёл мощь и страсть.

 

Пустыня дней, пустая жизнь, пустые сны.

 

Пустому сердцу не ответит стяг на башне.

 

Мельканье лет в моем окне,

 

Мельканье лиц в моих глазах.

 

Здесь нет тебя.

 

И лишь на миг, когда в разрывах облаков

 

Я вижу сокола, седлающего ветер,

 

Я начинаю вспоминать, как было что-то, что я знал.

 

Я начинаю вспоминать...

 

Какое всё это отношение имеет к нему, Жиллиман не понимал. Да и неважно. Песня цепляла на дне души и вытаскивала на поверхность что-то такое, что он знал когда-то, но давно и прочно забыл. Или боялся вспомнить. То, что всегда было с ним. В нём. То, что было им.

 

Святыня дней, святая жизнь, святые сны.

 

И лев у ног моих, и поднят флаг на башне.

 

Движенье лет в моём окне,

 

Блаженный лик в моих глазах.

 

Ты есть.

 

Во всём и вся, и там, в разрывах облаков.

 

Где вечный сокол навсегда седлает ветер

 

Два сердца бьют в моей груди,

 

Два солнца в небе надо мной.

 

Внимай...

 

Шанахи умолк, и тишина в зале была громче самых бурных аплодисментов. Надо было что-то сказать, но Жиллиман не находил слов. Он почувствовал, что держит что-то в стиснутом кулаке. Разжал пальцы и увидел старинную серебряную монетку с профилем Конора.

 

–Вот, - тихо сказал примарх, - Возьми… На память. Спасибо, Рафферти.

 

- Не за что. Удачи тебе.

 

Ощутив чей-то взгляд, упёршийся между лопаток, Жиллиман оглянулся. За их столиком в углу сидел Магнус , щурил глаз и улыбался с таким видом, словно он здесь ну совсем не при делах.

Это я про себя. На Фикбуке опять творится какая-то фигня - то ли его закрывают, то ли что... Поэтому я утаскиваю оттуда свои работы в запасные логова. Сюда, например. ВОТ.

 

В этих ваших...

 

Прелести, пусть и довольно сомнительные, такого ресурса, как дайри, Леман Русс открыл для себя не сразу. Он вообще не имел привычки подолгу торчать в этих ваших интернетах, находились у примарха куда более важные и интересные дела. Однако дайри предоставлял некоторые возможности для развеивания скуки. Дневника у Русса там не было: подобные девчачьи забавы не для сурового Космического Волка. Однако можно было зайти, например, в дневничок к братцу Магнусу и из-под гостя написать ему какую-нибудь гадость в комментах. Читать его посты, посвящённые разным колдунским ритуалам и глубокой философии на мелких местах всё равно невозможно. Если вы не из Тысячи Сынов, конечно… Благо Рыжий не додумался закрыться от незарегистрированных пользователей. Знал Магнус, кто его высмеивает или не знал – это Русс решил не выяснять. Во избежание.

Опять же, кнопку «случайный дневник» тоже никто не отменял. И на данный момент они с Магнусом именно так и развлекались, шастая бессистемно и наугад по чужим дневникам. Пост в чьём-то дневнике был о поисковых запросах, и доставил братьям немало лулзов, как выражаются интернетовские ширнармассы. Кое-что было непонятно. Вот это, например: «викинги яой».

- Магнус, а что такое «яой», - поинтересовался Волк.

Магнус слегка покраснел, но объяснил.

-А, понял, - хмыкнул Русс, - не, это не для нас. Да и вообще не люблю порнухи. Она, как нарисованное яблоко: смотреть смотришь, а откусить – хрен там.

Магнус подивился такому оригинальному определению порнографии, но ничего не сказал. Тем более, нашёлся ещё один шедевр сетевого мышления: «отношение эльфов к пиву».

- Эльфы – это кто, эльдары, что ли?

- Примерно.

- Ну, тогда какое у них отношение, - засмеялся Русс, - они и слова-то такого не знают.

В этом Магнус несколько сомневался, но спорить опять же не стал. Следующий процитированный запрос он постарался промотать побыстрее. Однако не получилось – глаза у брата были воистину волчьи…

-Стоп, стоп, стоп! – Русс перехватил у него мышь и отмотал текст назад, - а вот это интересно. «Леман Русс/Магнус». Чур, я сверху!

Сказать, что Магнус покраснел – ничего не сказать. Физиономия Рыжего стала примерно одного цвета с его же гривой, а от полыхающих ясным пламенем ушей в помещении мог начаться пожар. Много чего видевший и знающий, битый жизнью и Императором повелитель Тысячи Сынов в некоторых вещах был стеснителен, как девушка. Даже хуже скромника Жиллимана… Русс гнусно захохотал.

- Ага, напугался, интеллигент!

- А вот за интеллигента кто-то сейчас в лоб словит! – Рыжий постарался соскочить со скользкой темы.

-Ы… А кто ж ты, если не интеллигент?

- Пролетарий умственного труда, - буркнул Рыжий. Русс иногда был совершенно невыносим.

Ответом ему был всё тот же гнусный хохот.

Судьба сжалилась над Магнусом, внезапно и подло выбив вай-фай и оставив их без связи.

-Ладно, - решил Русс, - раз так, пошли выпьем, что ли. Где там Робаут шляется?

Написано было давным- давно.

Если скис кураж, хоть тресни,

Всё не так выходит, если

Чушь такая вместо песни,

Что не выдержит и Ворд –

Думаешь, презрев цензуру:

Кой немолодую дуру

Чёрт понёс в литературу?

Попадись мне этот чёрт…

Ну зачем, скажите сами,

Мне - солидной, взрослой даме,

Это баловство стихами,

Эта глупая игра?

Так вот сочинишь балладу –

А читатели в награду

Скажут: «Аффтар, выпей йаду!»

И пошлют на… хутора.

Так-то так. Да в сердце слово -

Пусть банально и не ново –

Как тавро коня лихого,

Выжженное божеством.

Путь неверный, недалёкий,

Тёмный, горький, одинокий,

Путь меж Одином и Локи,

Мудростью и шутовством.

написано сие было черт-те когда - несколько лет назад, по заявке на Фикбуке - "Ваш город в виде человека". Предполагалось, что участники напишут стихотворение, но мне захотелось вот так. Называется это дело" Genius loci" - в переводе с латыни - Дух места.

 

Он молод – что такое 272 года по меркам истории. Он широкоплеч и крепок, у него лицо степняка – загорелое, обветреное, с широкими скулами и спокойными глазами. Он одет для работы в поле – в синие галифе с голубыми лампасами, потрёпанный серый пиджак и кирзовые сапоги, перемазанные местной красной глиной. Если надо, он легко сменит эту одежду на строгий костюм или военную форму, но сейчас не до нарядов - июль кончается, самая страда…

Он приходил в эти края не однажды. Добывал медь в Каргалинском руднике, кочевал с сарматскими племенами... А потом обосновался на правом, матёром берегу Яика, чтобы охранять караваны на торговых путях в Азии от грабителей-кочевников.

У него и душа степнячья, широкая, превыше всего ценящая справедливость и волю. Он помнит, как ходил на крепость Рассыпную в войске государя Петра Фёдоровича – Емельяна Ивановича Пугачёва. И как мчался под красным флагом в бой против атамана Дутова. И на стене Рейхстага есть его роспись. А что заштукатурили, так то не важно: его имя не смыть, не стереть, оно через все слои краски проявится.

С западного края России к нему приходили те, кого война выгнала из родных мест. Он никому не отказывал в крове и помощи, делился последним, выхаживая полуживых от голода детей своего старшего брата – Ленинграда…

Отвоевав, он прятал винтовку – мало ли что – и снова брался за работу: растил хлеб, добывал газ, строил дома, запускал ракеты в космос с космодрома в Ясном. Хлеб – предмет его особой гордости, недаром на лацкане пиджака скромно светятся две красные с золотом орденские планки. За что? Он легко коснётся их пальцами, смущённо усмехнётся и ответит:

- За хлеб. Два Ордена Ленина. Первый в пятьдесят шестом, когда целину распахали, а второй – в шестьдесят восьмом. Миллион тонн зерна вырастить – тоже дело. В наших краях хлебушек нелегко даётся…

 

Такой вот он, город в сердце Великой Степи. Работяга, купец, воин.

Оренбург.

 

Вот так.

Поэтому здесь будет немножко воспоминаний (как и должно старой склеротичной бабке, которая времена своей молодости помнит значительно лучше, чем вчерашний день)) )

Был некогда такой литературный портал - "Сочинитель". По-моему я уже не раз его поминала. Задуман портал был как место, где можно выложить свои твАрения, выслушать критику оных, почитать книги умных людей про то, как писать и обсудить, надо ли оно нам, похулиганить литературно и нелитературно, потрепаться о цветах и пряниках, и вообще весело и с пользой провести время. Ну и поучиться, да. Для того, чтобы разобраться наконец в стихотворных размерах, кто-то выложил не длинные пояснения, а короткие стихи, написанные каждый в том размере, о котором идёт речь. И всё сразу становилось понятно: ритм поймал, а дальше несложно. Или затевались всякие игры: задать размер для стихотворения, дать несколько совершенно несвязанных между собой по смыслу слов - и изволь написать с ними стихотворение или миниатюру. А то и просто впадали мы в ересь и развлекались с нехемульской силой. Самым шикарным развлечением на мой взгляд была поэма про Кота. По сюжету ГГ, "земную жизнь пройдя до половины... заблудился в сумрачном лесу", где повстречал говорящего кота. И страницы две или три мы гнали терцинами Божественной Комедии ахинею, где Кот пафосно рассуждал о судьбах русской литературы и её скорой гибели под напором бездуховного Запада, а ГГ никак не мог понять, при какой стенке здесь он. А, да, ещё был роман. Писали мы его большой компанией, так и не дописали, зато поняли, как НЕ НАДО писать. Придумать, обсудить сюжет и железно его держаться мы не удосужились - неслись без дороги, как Император на душу положит - ну и...

Я это к чему? К тому, что читать советы, как надо или не надо, не грех. Грех не подумать, нужно ли оно конкретно тебе. Поэтому я очень люблю такие советы от Олдей. Они говорят: вот мы делаем так, так и ещё вот этак. Получается хорошо. Попробуйте, может, и вам подойдёт. А нет - ну, значит, нет, не расстраивайтесь. Своё вы так или иначе всё равно найдёте.

Ну и в порядке гнусного самопиара: миниатюру надо было начать со слов "если я должен знать..."

 

- Если я должен знать, что случилось на той космической станции – как её, «Вавилон», что ли? Да, вроде так… Это таки не значит, что я должен всем и каждому про это рассказывать. Что значит «в газетах писали»? Или вы не знаете, что у нас пишут в газетах? Но лично вам могу рассказать. Совершенно бесплатно, всего-навсего за стаканчик текилы. Чем-то вы мне нравитесь, молодой человек. Вы напоминаете мне Изю Кашперовского. Вы не знаете Изю Кашперовского? Я тоже. Но бог с ним, с Изей, слушайте сюда. Дело было так…

Жил-был на космической станции «Вавилон» робот. Звали его D2PO. Сами понимаете, у роботов человеческих имён не бывает. Больше всего этот робот любил читать. Всё свободное время он копался в сети, разыскивал разные редкости и читал, читал, читал… Однажды наш грамотей D2PO набрёл на книжку под названием «Алмазная сутра».Уж не знаю, что в ней такого было алмазного, но на робота она подействовала так здорово, что он свихнулся. Что? Газ? Бог с вами, молодой человек, как бы это робот мог надышаться газом – он же не дышит. Прочитал он, значит, эту Сутру – и понеслось. Сперва стал разыскивать в сети всё, что касалось учения Будды – махаяны там всякие, хинаяны и прочее не скажу что. Потом, конечно, медитировать начал, рассуждать о небытии явлений, форм, и так далее, и тому подобное…

Кончилось это дело тем, что он удрал со станции, поселился где-то в Гималаях, в пещере без удобств – и достиг таки просветления. Что тут началось – вы не поверите. Шухер был на всю Систему. Далай-лама сперва его шарлатаном объявил. Потом навестил его в этой пещере – и вернувшись, никому ни словечка не сказал. Однако и шарлатаном больше не обзывает. А возле той пещеры теперь монастырь стоит, паломники туда - вайлом круглый год. Однако лично робота-Просветлённого больше никто не видел. Тамошние монахи утверждают, что этот робот до такой степени просветлился, что мог бы и в Нирвану ихнюю уйти, но не уходит. Пока мол, все организмы и механизмы не будут спасены – не уйдёт. Обет такой дал. Вот. А вы говорите – роботы. Ну, что, ещё по стаканчику?