Что почитать: свежие записи из разных блогов

Если вы думаете, что я молчу, то нет - неправда, не молчу, внутри себя я ору, как говорится, просто мне нужно было закончить вязать носочки, дабы успеть передать их бабуле и поздравить ее с Новым годом и Рождеством и вообще. Так что с самого начала года я почти не читаю, ибо читать и вязать одновременно не очень удобно, разве что аудиокнижками баловаться, но таракашки в моей голове такое не любят.

В итоге у меня куча галочек в списке фильмов и сериалов (внезапный Полдарк внезапен) и всего одна книжка - крайне феминистические стихи Аманды Лавлейс The witch doesn't burn in this оne с сильным уклоном в тему ведьм-огня-инквизиции. Можно сказать, что на анкету вдохновилась.

Раскинула сегодня карты на себя любимую, а то один вопрос донимает все и житья не дает, а мне в ответ что-то в духе "ну ты дура", а я такая "да я знаю".

Знаю, но поделать ничего не могу, это как с горкой - едешь на картонке вниз, уже никак не затормозить, остается наслаждаться поездкой. Так хоть будет, что вспомнить.

Никогда не думала, что стану тем человеком, который пропустит Валькину свадьбу, не увидит ее в белом платье (которое у нее красное) и не скажет дебильный тост за столом так, чтобы всем собравшимся было за меня стыдно (знаете, да, это чувство, когда косячит кто-то другой, а ебаный стыд накрывает вас?).

С другой стороны, я и не думала, что стану человеком, который узнает о том, что у нее кто-то есть только в момент, когда они уже прожили вместе почти год. Вот и верь потом в то, что близость духа расстояниям не подвластна. Может, конечно, дело в том, что там была близость не того градуса, не знаю.

Ничего из этого не конец света, просто обидно, что я залипла как муха в меду в Петербурге, а торжественный день пройдет в Москве и назначен на среду, последнюю неделю декабря. Помочь тут мог бы только маховик времени, да вот почти все маховики разбили в Министерстве еще в Ордене Феникса, и вообще...

Иногда мне кажется, что в нас нынешних от нас прежних не осталось почти ничего. Но это, скорее всего, простуда и усталость говорят, не слушайте, они те еще болтуны.

Знаете такое чувство, когда читаешь историю и понимаешь, что ничем хорошим она не может закончиться? Когда автор изначально загнал героев в такую ситуацию, из которой они не смогут выбраться, сохранив отношения и симпатии читателей?

Словом, хорошо, когда такое намеренно. Издеваться над персонажами - святое. Хуже, когда в итоге герои все равно как-то выруливают из патового положения, пожертвовав при этом вхарактерностью и здравым смыслом.

У меня тут главная героиня влюблена в парня лучшей подруги, самой-самой лучшей, лучше некуда. И я задумалась, как такое вообще разрулить? Даже если расстанутся голубки по своей инициативе, встречаться с бывшим лучшей подруги - ну такое. Даже если подруга умрет. Потому что только в мире Роулинг жениться на девушке своего умершего близнеца - это норма.

Автор мне на болевую точку наступил, я еще в школе всей этой динамикой пресытилась.

А книжка все равно хорошая.

*вспоминает, что ведет околокнижный блог, хлопает себя по щекам, идет писать пост*

Листала тут Лабиринт в метро, и увидела по-меньшей мере пять наименований релизов перевода басурманских книжек, о которых я тут восторженно верещала. И вроде можно было бы ликовать, если бы в большинстве случаев изданием не занималось Эксмо.

Чесслово, прекрасно отношусь к этим ребятам, они - наше все в самом буквальном смысле, ибо монополисты. Но есть, черт возьми, ощущение, что переводчикам Эксмо платит за вес, потому иной раз при чтении переводных шедевров остается только плакать кровавыми слезами.

Давече перелистывала изданную у нас Milk and honey Рупи Каур и ржала как гиена. Вышла она в серии "Белая лирика. Стихи, покорившие мир" у все того же Эксмо. Собсна, в книжечке на каждом развороте есть оригинальное стихотворение и его перевод. Цепляться к огрехам можно до бесконечности, но кое-где отыскиваются такие вирши, что уже не до мелочей.

Ну, типа перевод выражения "at the end of the day" как "к концу дня" и "brings sun to it's knees" как "приносить к коленям cолнце" - цветочки. Меня лично покорил шедевр альтернативной анатомии.

Оригинал:

"you have spеnt enough nights

with his manhood curled inside your legs

to forget what loneliness feels like".

Перевод:

"ты провела достаточно ночей

с обвитыми у пениса ногами,

чтобы забыть, что значит одиночество".

Обвитые у пениса ноги - это как вообще?

Вот и живите теперь с этим.

Он говорит, что запросто отправился бы ради меня на край света, на самую кромку, за которой не то звездная бездна, не то раззявленная беззубая пасть вечности, не то и вовсе ничего нет. Пошел бы под парусом на закат, без компаса, привязал бы себя к рулевому колесу, чтобы не поддаться песням сирен, питался бы одними сушеными яблоками, солнечным светом да своей памятью, твердил бы днем и ночью лишь имя мое, и ничем бы в пути себя не запятнал.

Говорит: "поверь мне", говорит: "ну что же ты", говорит, что слово его крепче сна зимнего города, погребенного под снегом, вернее, чем то, что однажды все равно наступит весна.

Он говорит, что дошел бы до края света без сомнений и страха.

Вот только у света, как известно, нет края, потому он остается дома и продолжает меня терзать.

(все равно не оправдывается тем, как мы точно о ней когда-нибудь написали)

Осенью у всех ноют застарелые гештальты. К зиме, если повезет, отболит. Если не повезет, все равно отболит – куда оно денется-то – можно особенно не переживать.

Я и хотела бы писать только о хорошем, а хорошего много – да все хорошо. Закаты, например, у нас совершенно теперь сумасшедшие, а дожди повышенной уютности, если слушать их, высунув нос из-под одеяла. Я бы и хотела только об этом и твердить, только о самом добром, но про то, что режет, пока получается искреннее. Трещу и трещу, мне не замолчать – страшно. Как-то раз подумалось, что я своей писаниной понемногу латаю дыры в окружающей действительности, а главным образом - в собственном существовании, и с тех пор я свято в это верю, так что приходится лопотать.

Вроде и кажется, например, что молчу – уж точно не размыкаю губ – но внутри во мне все вопиет, заходится визгом; со мной так не бывало ни в тринадцать, ни в пятнадцать лет, и даже в семнадцать миновала чаша сия, потому теперь в три сотни раз больнее.

А он стоит тенью рядом и смотрит на бесноватые эти фейерверки, и ему кажется – красиво. И ему кажется – «я буду любить ее всегда». Он говорит мне это – кривится, но говорит – и ему кажется, что он не обманывает ни меня, ни себя.

А мне кажется, что этому его "всегда" осталось навскидку дней девять, дальше - тризна.

Перемена погоды в Питере погрузила меня в анабиоз - хожу, считаю плечами и локтями стены, полноценно бодрствую от силы часов семь за день. Это при том, что нет - я не в отпуске, исправно топаю на службу и даже что-то там полезное время от времени делаю. Будем считать, это просто энергосберегающий режим. Вот настанет сентябрь, и я очнусь (но это не точно). Так что, если вдруг кажется, что я пропала с радаров - не кажется. Зато перечитала "Мы на острове Сальткрока".

Выхожу сегодня из метро, а там бабушки с цветами. Астры, гладиолусы и прочая садовая радость. А у одной - васильки. Васильки, представляете? Как раз недавно жаловалась Heavy Rain, что прохлопала васильковую пору - и вот тебе.

Все лето хотела купить себе букетик и вот, сегодня, в последний день лета купила наконец-таки.

Стори оф май лайф.

Когда что-то просишь - у вселенной, например - всегда бывает большой соблазн ляпнуть нечто в духе "за тобой должок", а на самом деле, конечно, все совсем иначе. Правильно говорить "с меня причитается, ты уж будь другом, подари мне это чудо авансом, дорогое мироздание, а за мной не заржавеет".

Надо попробовать, вдруг таким образом у нас лучше получится наладить диалог.